Сразу скажу, что тема рассчитана на обмен мнениями с теми, кто имеет какое-либо отношение к церковно-славянскому языку: преподает, переводит, читает в храме. Для того, чтобы просто поговорить, создавайте, пожалуйста, другие темы. (И к модераторам тоже большая просьба).
Итак. Я полагаю, что сегодняшняя ситуация с церковно-славянским языком мало отличается от того, что было в 19 веке: мы не усваиваем его с пеленок, а изучаем, пользуемся словарями (и это довольно существенный момент - появление словаря). В предыдущие века было не так. Читать учились по Псалтири (и она, конечно, была одной из любимых книг на Руси), да и сам язык был другим.
Собственно церковно-славянский язык не представляет собой застывшее явление, он меняется с течением времени. Появляются также и новые переводы. Приведу два примера
1) дониконовский (сохранившийся и поныне у старообрядцев) текст Христос воскресе:
"Христос воскресе из мертвых, смертью на смерть наступи и гробным живот дарова."
Насколько непривычно он звучит для современного уха!
2) Или, например, Евангелие от Иоанна в 12 веке начиналось так: "Искони бе Слово." (это Мстиславово Евангелие, Ин.1.1).
Для чего делались переводы и книжные справы различного рода, наверное, общеизвестно. Ну да скажем еще раз. Перевод молитв должен быть, с одной стороны, точным, а с другой, понятным. Между этими двумя задачами всегда есть определенный зазор: плата за точность - сложность для понимания (взять хотя бы двукоренные слова: "благоуветливый", "благоутишное", "горькородный").
И, кроме того, по мере того, как язык меняется, в нем возникают новые слова, более богатый словарный запас позволяет решить переводческие задачи по новому.
И тут нас подстерегает первый подвох:
Кто-то (кто сделал это первым, мне неизвестно) решил объявить церковнославянский язык священным, намекая, видимо, на то, что внешние формы являются неприкосновенными, и стоит что-то изменить, хоть одну букву, и это будет уже не молитва. Действительно, существует целый ряд более или менее удачных современных переводов, у всех них есть определенные недостатки. Но дело в другом. Сама попытка "заморозить" язык, лишить его способности к развитию очень настораживает (все живое ведь меняется?). Причем, речь идет, как мы с вами понимаем, не о языке преподобного Сергия или, тем более, языке времен Кирилла и Мефодия (приведенные примеры достаточно красноречивы), а об очень позднем изводе, о языке 17-18 века.
Т.е. здесь есть как минимум два тревожных момента: некорректное употребление слова священный - священными можно называть языки Писания, древнегреческий и древнееврейский. И второе, напрочь игнорируется фактор времени, т.е. тех изменений, которые происходят (и должны происходить) в языке на протяжении его жизни.
Думается, было бы излишне говорить здесь о совсем уж маргинальных попытках отрицать необходимость понимания молитв, Священного Писания и богослужения в целом - хотя иногда встречается и такое.
Можно по-разному относиться к переводу богослужения, но наверное, все мы можем согласиться с тем, что у нас должны быть хорошие учебные переводы - чтобы наши дети понимали свою веру, чтобы они могли не "получать общее впечатление" о словах молитвы, а постигать суть тех богодухновенных речений, которые хранит Церковь.
Итак. Я полагаю, что сегодняшняя ситуация с церковно-славянским языком мало отличается от того, что было в 19 веке: мы не усваиваем его с пеленок, а изучаем, пользуемся словарями (и это довольно существенный момент - появление словаря). В предыдущие века было не так. Читать учились по Псалтири (и она, конечно, была одной из любимых книг на Руси), да и сам язык был другим.
Собственно церковно-славянский язык не представляет собой застывшее явление, он меняется с течением времени. Появляются также и новые переводы. Приведу два примера
1) дониконовский (сохранившийся и поныне у старообрядцев) текст Христос воскресе:
"Христос воскресе из мертвых, смертью на смерть наступи и гробным живот дарова."
Насколько непривычно он звучит для современного уха!
2) Или, например, Евангелие от Иоанна в 12 веке начиналось так: "Искони бе Слово." (это Мстиславово Евангелие, Ин.1.1).
Для чего делались переводы и книжные справы различного рода, наверное, общеизвестно. Ну да скажем еще раз. Перевод молитв должен быть, с одной стороны, точным, а с другой, понятным. Между этими двумя задачами всегда есть определенный зазор: плата за точность - сложность для понимания (взять хотя бы двукоренные слова: "благоуветливый", "благоутишное", "горькородный").
И, кроме того, по мере того, как язык меняется, в нем возникают новые слова, более богатый словарный запас позволяет решить переводческие задачи по новому.
И тут нас подстерегает первый подвох:
Кто-то (кто сделал это первым, мне неизвестно) решил объявить церковнославянский язык священным, намекая, видимо, на то, что внешние формы являются неприкосновенными, и стоит что-то изменить, хоть одну букву, и это будет уже не молитва. Действительно, существует целый ряд более или менее удачных современных переводов, у всех них есть определенные недостатки. Но дело в другом. Сама попытка "заморозить" язык, лишить его способности к развитию очень настораживает (все живое ведь меняется?). Причем, речь идет, как мы с вами понимаем, не о языке преподобного Сергия или, тем более, языке времен Кирилла и Мефодия (приведенные примеры достаточно красноречивы), а об очень позднем изводе, о языке 17-18 века.
Т.е. здесь есть как минимум два тревожных момента: некорректное употребление слова священный - священными можно называть языки Писания, древнегреческий и древнееврейский. И второе, напрочь игнорируется фактор времени, т.е. тех изменений, которые происходят (и должны происходить) в языке на протяжении его жизни.
Думается, было бы излишне говорить здесь о совсем уж маргинальных попытках отрицать необходимость понимания молитв, Священного Писания и богослужения в целом - хотя иногда встречается и такое.
Можно по-разному относиться к переводу богослужения, но наверное, все мы можем согласиться с тем, что у нас должны быть хорошие учебные переводы - чтобы наши дети понимали свою веру, чтобы они могли не "получать общее впечатление" о словах молитвы, а постигать суть тех богодухновенных речений, которые хранит Церковь.