Лекарство от модернизма.
Беседа с архимандритом Рафаилом (Карелиным)
Интервью у архимандрита Рафаила (Карелина) взял священник Георгий Максимов
— Отец Рафаил, в своих работах Вы много внимания уделяете соблазну модернизма. Что собой представляет это явление, и каковы его духовные корни?
— Модернизм означает «новое», «современное» явление. Он может проявляться в искусстве, литературе и в религии. Нас интересует проблема модернизма в современной церковной жизни. Он знаменует собой разрыв с традиционными ценностями, понятиями и нормами, вызванный обмирщвлением человеческого сознания и изменением нравственных ориентиров. В историческом аспекте модернизм является продолжением и
новым этапом обновленчества — антицерковного авангардистского учения, возникшего на волне революции в первой половине прошлого столетия. Тогда обновленчество представляло собой преимущественно экклесиологическую ересь, стремящуюся извратить и разрушить канонические основы, иерархическую систему и богослужебный устав и сразу же проявило себя как мятеж и раскол Церкви. Поэтому границы между обновленчеством и православным традиционализмом были довольно ясно очерчены.
Теперь модернизм действует более осторожно, планомерно и последовательно, без крикливых лозунгов и эксцессов, но диапазон его борьбы стал значительно шире. Если обновленчество постреволюционного периода мало затрагивало догматические вопросы, то современный модернизм делает глубокий подкоп под православную догматику, и, что самое опасное, выступая против Православия, старается говорить от имени православия, утверждая, что его единственная цель — очистить от позднейших наслоений традиционное вероучение. Реформаторство модернистов может начаться как с искажения формы, при якобы сохраняющемся содержании, так и с искажения содержания при временном сохранении формы. В первом случае модернисты утверждают, что форма имеет несущественное значение, что здесь допустим плюрализм, что изменение или упрощение форм может делать содержание более доступным для верующих. Однако богослужебные ритуалы — это символический язык Церкви и разрушение традиционных церковных форм не только обедняет, но искажает само содержание. Во втором случае изменяется содержание, а форма временно сохраняется, чтобы скрыть подлог и перемену в вероисповедании. Пример первого — литургический и канонический произвол обновленцев; пример второго — унианальное соединение православия с инославием, где меняется содержание веры, но искусственно задерживается изменение формы для маскировки, чтобы перемена не была бы явной. Однако в итоге деградирует и содержание и форма. Необходимо помнить, что содержание и форма в православии тесно связаны друг с другом. Содержание нашло свое воплощение в определенных формах, форма является константой и хранительницей содержания.
— В чем ошибочность такого подхода к вере?
— Новые оземленные отношения к духовному миру и приниженная шкала ценностей вызывают у модернистов стремление приблизить догматику, теологию и ритуалы христианской религии к душевному уровню современного общества. Они не учитывают того, что религия (имеется в виду Православие) это не произведение человеческого таланта и даже гения, а Божественное откровение, данное людям, поэтому не может быть дополнено и не нуждается в изменении. Откровение остается тождественным себе самому, оно не прогрессирует, не эволюционирует, не уменьшается, не увеличивается; оно раскрывается и сообщается людям через Дух Святой, действующий в Церкви. Догматическое раскрытие Божественного Откровения произошло на Вселенских Соборах, которые представляют собой полноту церковного познания и рецептированы всей Церковью. Догматика, литургика, обряды и каноника Церкви восходит к первоначальному Откровению. Это Откровение нашло для себя целесообразные глубокие формы, в которых Божественное слово воплотилось в человеческом слове, а невидимое получило вещественный, видимый и осязаемый символ; эти формы, неразрывные от Предания, сами стали частью Предания, и бережно хранятся церковной традицией и уставом.
— По сути, получается, модернизм покушается на саму суть христианства?
— Именно так. Христианство — светоч, который стоит над миром; он не дает нашему полуязыческому миру полностью погрузиться в нравственную и духовную тьму. Модернисты хотят совершить подлог — приспособить христианство к человеческим страстям, ложным понятиям, плоским представлениям секуляризированного рассудка и представить суррогат христианства как некий прогресс, как очищенное от заблуждений, возрожденное ими христианство. Они говорят, что христианство надо сделать понятным для всех, и для этого подогнать его под мерки человеческого рассудка так, чтобы одной мысленной силой постигнуть непостижимое. Но христианство — это жизнь в других измерениях. В христианство надо включиться, вжиться, подчинить ему свой ум через веру, а чувства через очищенное от страстей сердце. Модернисты предлагают реформу христианства, удобную для падшего человека, обещая ему Царство небесное без подвига, труда, без борьбы со страстями, на одном основании, что Бог любит человека и поэтому спасет его. В этом заключается для людей со слабой волей и притупленными религиозными интуициями притягательная сила модернизма.
Модернизм представляет собой грандиозную утопию. Ему верит тот, кто не хочет расстаться со своими страстями, кто не хочет реально видеть возможности и границы человеческого ума, кто воспитан в духе гуманизма и считает, что по праву рождения человек является сыном Божиим, кто отравлен ядом либерализма и Православие кажется ему не духовным и нравственным возрождением личности, а системой запретов.
Модернизм это подчинение культа — культуре, духа — душе, откровения — человеческому произволу. Скажем более дерзновенно: это предпочтение земли небу, а человека — Богу.
— Отец Рафаил, можно ли указать какие-либо конкретные особенности, характерные для модернизма и «выдающие» его, так сказать, отличительные признаки?
— Можно указать целый ряд таких особенностей. Причем необязательно, чтобы в статье или лекции какого-нибудь модерниста были представлены все эти пункты. Но достаточно даже одного, чтобы понять, что мы имеем дело с реформаторством. Не обязательно изменять все числа в сложной формуле: достаточно изменить одно число — и вся формула уже не работает; достаточно одной глубокой раны на теле человека, чтобы он истекал кровью. Поэтому перечисленные ошибки у модернистов могут содержаться в любой композиции, или даже ограничиться одной.
1. Модернисты отрицают передачу греха Адама к его потомкам.
2. Отрицают искупление или извращают его смысл.
3. Скептически относятся к чудесам, описанным в Библии и житиях святых.
4. Отрицают пресуществление Святых Даров, совершаемое на Литургии.
5. Враждебно относятся к слову «мистика», сознательно путая православную мистику с ложным мистицизмом.
6. Стремятся к языковой реформе — замене древнего богослужебного языка на современный, менее отвечающий динамике молитвы.
7. Рассматривают любовь Божию в отрыве от справедливости Божией, тем самым обращая Божественную любовь в оправдание нравственной вседозволенности.
8. Извращают понятие Церкви, а именно, догмат: «верую во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь». Они утверждают, что в других конфессиях или даже при отсутствии религиозной веры можно спастись. Игнорируют действие Духа Святого, пребывающего в Церкви, отрицают святость Церкви, как и чистоту ее учения. Соборное сознание Церкви они заменяют собственными догадками и измышлениями.
9. Стараются рационализировать как богословие, так и богослужение, вообще холодно относятся к богослужению, считая его второстепенным делом для спасения.
10. Нигилистически относятся к Священному Преданию, традиции и преемственности.
11. По мнению модернистов, классическое, ортодоксальное богословие — это не более как «мертвечина и скучище».
12. Чтобы скрыть свою антиправославную направленность, модернисты в одном месте утверждают то, что отрицают в другом, отрицают то, что доказывали сами раньше. При этом если модернист будет обличен в еретической мысли, то сошлется на другое место в своих высказываниях и скажет, что его взгляды следует рассматривать не в отдельности, а в целом. Но что значит это целое — не понятно. К такому приему модернисты прибегают для того, чтобы создать путаницу в сознании православных.
13. Многие модернисты стараются реабилитировать учение
Оригена и чуть ли не представить его жертвой заблуждения со стороны апологетов Православия — Отцов Вселенских Соборов. Для модернистов
Ориген — неканонизированный святой.
14. Они учат о всеспасении, уже заранее предрешенном Богом, то есть, неизбежном. При этом они не только повторяют и варьируют апокатастасис
Оригена, но в некоторых случаях идут намного дальше. Если для
Оригена грешник должен пройти очищающие страдания на земле, то некоторые модернисты считают, что достаточно грешнику пожелать спасения, и он уже будет спасен.
15. Модернисты преуменьшают значение как ангельских, так и демонических сил в истории мира и нравственной жизни каждого человека. Демонические искушения они склонны списывать под эмоциональные аффекты и психические расстройства.
16. Модернисты стараются дискредитировать церковные авторитеты и вероисповедальные книги.
17. Они лавируют между эволюционистским и креационистским учениями о создании мира и человека и выступают с компромиссными гипотезами.
18. В своих критических наскоках на православное учение модернисты употребляют подлог: свои предположения выдают за факты, шаткие обоснования за твердые доказательства.
19. Путем монтажа цитат и манипуляции фрагментами, выдернутыми из патристических сочинений, они приписывают святым Отцам те мнения, которые устраивают их, не считаясь ни с церковной экзегетикой, ни с правилами герменевтики.
20. Модернисты, высказывая свои мысли, стараются не раскрывать их до конца, чтобы не выдавать свою антиправославную сущность. Поэтому у модернистов чувствуется отрывочность и незаконченность концептуальных взглядов.
21. Модернисты дефицит веры маскируют под широтой взглядов. Они спекулируют словами «наука»», «просвещение» и «прогресс».
22. Модернизм не только потакает человеческим страстям и мирским вкусам, но иногда доходит до циничного отношения к святыне. Они говорят о метафизических вопросах с шутками и ухмылками, которые разрушают чувство благоговения к предметам веры. Божество — это огонь, к которому нельзя приблизиться без покаяния и благоговения. Некоторые теологи ведут себя так, будто хотят позаимствовать славу муллы Насреддина.