Сборник проповеднических образцов. Проповеди святоотеческие и церковно-отечественные

1) Вчерашний день, бывший сатанинским праздником, вы сделали праздником духовным, приняв слова наши с великою благосклонностью, и большую часть дня проведши здесь, упившись упоением, исполненным трезвости. Так вот и сегодня вооружим язык против пьянства и низложим нетрезвую и распутную жизнь: обличим провождающих ее, не для того, чтобы их стыдить, но чтобы избавить от стыда; не для того, чтобы их обесчестить, но чтобы исправить; не для того, чтобы выставить их на показ, но чтобы отвести от гнусного празднования и вырвать из рук диавола, потому что, кто проводит дни в пьянстве, веселье и объядении, тот подпал жестокой власти диавола. И о, если бы произошла какая-нибудь польза от наших слов!

2) Впрочем, если они, и после увещания останутся в том же состоянии, мы и тогда не перестанем предлагать им совет, ибо и ключи текут, хотя бы никто не черпал из них, и родники источают воду, хотя бы никто не брал ее, и реки бегут, хотя бы никто не пил из них: так и проповедник, хотя бы никто не внимал ему, должен исполнить все, что от него зависит. Ибо нам, принявшим служение Слова, положен человеколюбивым Богом закон – никогда не оставлять своего долга и не молчать, слушают ли нас, или убегают. Когда Иеремия за то, что изрекал иудеям много угроз и предсказывал будущие бедствия, был от слушателей поносим и осмеиваем целый день, то, по слабости человеческой не могши сносить насмешек и поругания, он решился было оставить такое пророчество. И послушай, как сам он показывает это сими словами: бых в посмех весь день. Рекох: не возглаголю, ниже вспомяну имене Господня. И бысть в сердцы моем, яко огнь горищ, палящ в костех моих, и расслабех отвсюду, и не могу носити (Иер.20:7,9). Смысл слов такой: «я решился оставить пророчество, потому что иудеи не слушали: но лишь только я решился на это, сила Духа, как огонь, запала в мою душу и опалила все внутренности, измождая и снедая кости мои, так что я не мог вынести этого пожара». Если же он подвергся такому наказанию за то, что, будучи каждодневно осмеиваем, поносим и поругаем, решился замолчать, то мы какого снисхождения были бы достойны, если бы, не потерпевши еще ничего такого, из-за небрежности некоторых впали в малодушие и перестали предлагать им наставление, и особенно когда столько есть внимающих?

3) Впрочем, я говорю это не для своего утешения и ободрения, ибо я убедил душу мою, чтобы, доколе буду дышать и Богу угодно будет соблюсти нас в настоящей жизни, исполнять сие служение и делать повеленное, будет ли кто внимать, или нет. Но как есть такие, которые расслабляют руки у народа, и сами не принося никакой пользы нашей жизни, охлаждают и в других ревность, насмехаясь, издеваясь и говоря: оставь советовать, перестань увещевать; не хотят слушать тебя, не имей никакого общения с ними, так как есть некоторые, говорящие это, то, желая исторгнуть из души народа сию злобную и бесчеловечную мысль и дьявольский навет, поговорю об этом подолее. Знаю, что и вчера произносили слова сии многие, которые, увидев, что некоторые провели день в корчемнице, с насмешкою и издеваясь говорили: ведь совершенно убедились, совсем никто не пошел в корчемницу, все истрезвились! – Что говоришь, человек? Разве мы обещали уловить всех в один день? Если убедилось только десять, если только пять, если даже один, не достаточно ли и сего для нашего утешения? Скажу и еще более. Пусть никто не убедился нашими словами, хотя невозможно, чтобы бесплодно было слово, посеваемое в столь многие слухи; но пусть это будет так, однако ж, и в сем случае слово небесполезно нам. Ибо, если они и вошли в корчемницу, то вошли уже не с таким бесстыдством; да и за столами часто вспоминали о наших словах, укоризне, обличении, и вспомнив устыдились, покраснели мысленно; они сделали обычное не с такою уже наглостью. А почувствовать вполне стыд, сознать вполне свои дела, это – начало спасения и прекрасной перемены. Сверх сего, произошла от этого и другая не меньшая польза. Какая же? Та, что трезвых мы сделали степеннее, и словами своими убедили в том, что лучше всех рассуждают те, кои не увлекаются толпою. Я не восстановил болящих? зато здоровых сделал более благонадежными. Слово не отвело некоторых от порока? зато живущих добродетельно сделало внимательнейшими. Присовокуплю к этому и нечто третье. Не убедил я сегодня? но завтра, может быть, успею убедить. Но и завтра не успею? так, может быть, послезавтра, или еще в последующий затем день. Кто сегодня слушал и отверг (слово), тот, может быть, завтра послушает и примет, а кто сегодня и завтра показал пренебрежение, тот спустя много дней, может быть, окажет внимание к словам моим. Ведь и рыбак нередко, целый день закидывав сеть понапрасну, и к вечеру намереваясь уже уйти, уловляет во весь день избегавшую от него рыбу, и с нею уходит. А если бы мы, из-за всегдашних неудач, вздумали быть в праздности и отстать от всех дел, то расстроилась бы у нас вся жизнь, и погибло бы все, не только духовное, но и житейское. И земледелец если бы из-за случавшейся один и два, и много раз непогоды, решился бросить земледелие, – мы все скоро погибли бы от голода. И кормчий если бы из-за случающейся один, два и много раз бури оставил море, – бездна была бы для нас не переплываемою, и от этого жизнь опять была бы для нас бесполезною. Да и в отношении к каждому искусству если будешь также превратно судить и располагаться, все совершенно погибнет, и земля сделается необитаемою. Итак, зная сие, все, хотя один, два и много раз не достигают конца дел, коими занимаются, однако ж, опять принимаются за них с одинаковым усердием.

4) Все это зная, и мы, возлюбленные, прошу, не станем говорить так: какая нам нужда в столь многих словах? никакой нет пользы от этих слов. И земледелец, хотя бы один, два и много раз засеявши одну и ту же ниву, не получал плода, однако ж, опять начинает ее возделывать, и часто в один год вознаграждает убыток всего (прежнего) времени. И купец, претерпев многие кораблекрушения, не отстает от пристани; но и стаскивает судно, и подряжает матросов и, занявши денег, принимается за те же дела, хотя будущее ему также неизвестно. Да и всякий, чем бы кто ни занимался, обыкновенно поступает так же, как земледелец и купец. Между тем, они показывают такое усердие к житейскому, хотя конец неизвестен им; а мы, если, говоря слово, не будем выслушаны, тотчас перестанем? Какое же будем иметь извинение, какое оправдание? – Притом же, в случае неудачи, никто не вознаградит им потери: напр., если море потопит корабль, никто не поправит бедности потерпевшего крушение; если наводнение затопит ниву и заглушит семена, земледелец должен уйти домой с пустыми руками. Но с нами, которые говорим и увещеваем, не так; напротив, если ты и повергнешь семена, а слушатель не примет и не принесет плода послушания, тебе, однако ж, уготована Богом награда за совет и ты получишь такое же воздаяние и тогда, как он не послушает, какое получил бы, если бы послушал; потому что ты исполнил весь свой долг. Наш долг не убедить слушателей, но только посоветовать; наше дело предложить увещание, а убедиться от них зависит. И как, если они сделают много добрых дел без наших увещаний, им одним дастся награда, а нам не будет никакой выгоды, потому что мы не предложили совета, так, и если не послушают наших увещаний, все наказание постигнет их, а нам не будет никакого осуждения, напротив, еще великая дастся награда от Бога, потому что мы все свое исполняли. Нам повелевается только класть серебро на столы, – сказать и предложить совет. Скажи же и сделай увещание брату. Но он не слушал? За то тебе уготована награда, только бы ты всегда делал это, только бы не отставал, доколе не убедишь, доколе не воодушевишь его. Концом совета да будет послушание принимающего увещание. Диавол непрестанно противодействует нашему спасению, сам не получая от этого усердия никакой пользы, напротив, еще терпя величайший вред; и однако ж он одержим таким неистовством, что нередко отваживается даже на невозможные дела, и нападает не только на тех, которых надеется наверное сразить и низвергнуть, но и на тех, которые, вероятно, победят козни его… Какое же будет извинение нам, возлюбленные, и какое прощение, если, тогда как злой демон употребляет такое неистовство против нас, мы не покажем и малой части подобного усердия о спасении наших братьев, имея притом Бога споборником?

5) Итак, когда увидишь брата жестоким и непокорным, и невнимательным к тебе, скажи сам себе: «Авось, со временем не успеем ли убедить!» –Так и Павел повелел делать: рабу Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем, с кротостию наказующу противныя: еда како даст им Бог покаяние в разум истины (2Тим.2:24,25). Не видишь ли как отцы, нередко уже отчаявшись в своих сыновьях, садятся при них, плачут, горюют, целуют их, делают все, что зависит от них, до последнего издыхания? Это и ты делай с братом. Они плачем и слезами не могут ни прогнать болезнь, ни отклонить угрожающую смерть, а ты нередко можешь, с терпением и настойчивостью, привлечь и восставить, слезами и плачем, душу отчаянную. Ты советовал, и не убедил? плачь, и трогай его часто; стенай горько, чтобы он, устыдившись твоей попечительности, обратился к спасению. Что успею сделать я один? я не могу один быть каждодневно со всеми вами; мне недостает сил одному беседовать с таким множеством. Если же вы захотите принять участие во взаимном спасении друг друга и взять на себя каждый по одному из согрешивших братьев, то у нас быстро пойдет вперед дело назидания. И что говорить о тех, которые приходят в себя после долгого увещания? Не должно отвергать и оставлять в небрежении и тех, которые страждут неисцельною болезнью, хотя бы мы предвидели ясно, что они, и после многого о них попечения и наставления, не принесут никакого плода. Если слово сие кажется вам странным, мы докажем верность его тем, что сделал и сказал Христос. Мы, люди, не знаем будущего и потому не можем решительно сказать о слушателях, убедятся ли они, или не убедятся нашими словами, но Христос, ясно зная и то и другое, не переставал до конца исправлять того (т. е. Иуду), кто имел оказаться непослушным Ему.

6) А это делал Он, научая нас, чтобы мы, если бы и знали наперед, что братие не убедятся, исполняли, однако ж все, что от нас зависит, так как нам за совет уготована награда…

Из беседы о милостыне

С ходатайством праведным, полезным и приличным вам предстал я сегодня пред вами: уполномочили на него меня не другой кто, а живущие в нашем городе бедные, не словами, не голосами, или мнением общественного совета, но жалким и самым горестным видом своим. Проходя через площадь и по улицам, и поспешая в ваше собрание, и видя много лежащих среди дороги людей, из которых одни без рук, другие без глаз, иные покрыты струпьями и ранами, и выставляли на вид те особенно члены, которые нужно было бы закрывать по причине находящегося на них гноя, – я почел крайне бесчеловечным – не сказать о них любви вашей, особенно когда, сверх сказанного²⁸, побуждает нас к этому и самое время. Правда, и во всякое время необходимо говорить о милостыне, потому что мы сами имеем великую нужду в милости Создавшего нас Господа; но особенно (это необходимо) в настоящее время, когда такая большая стужа. Летом бедные получают великое облегчение от самого времени года: тогда они безопасно могут ходить и нагие, потому что солнечные лучи служат им вместо одежды; могут сидеть просто на мостовой и спокойно проводить ночи под открытым небом; не имеют такой нужды ни в обуви, ни в вине, ни в большом количестве пищи, но довольствуются водою из источников, насыщаются одни самыми дешевыми овощами, другие небольшим количеством сухих семян, так как самое время года предлагает им готовую трапезу. А не менее этого есть тогда для них и другое облегчение – удобство заниматься работами: в их-то особенно содействии нуждаются и строящие дома, и возделывающие землю, и плавающие по морям. Ибо что для богатых – поля, дома и другие источники доходов, то для бедных – их собственное тело, и весь доход их от собственных рук, а больше ниоткуда. Таким образом, летом они получают некоторое облегчение, но в зимнее время против них со всех сторон великая война и двойная осада, потому что внутри голод съедает их утробы, извне стужа сжимает и делает окоченелым тело их. Поэтому (зимою) они нуждаются и в большем количестве пищи, и в крепчайшей одежде, и кровле, и постели, и обуви и во многом другом; а что всего хуже, не имеют возможности заниматься и работами, потому что не позволяет время года.

Итак, когда у них и наибольшая нужда в необходимом а, сверх того, нет и работы, потому что никто их, несчастных, не нанимает и не приглашает в услужение: вот мы, взамен нанимающих, употребим в дело руки милосердых, взявши в сотрудники себе в этом деле Павла, истинного покровителя и попечителя бедных. Действительно, он так печется о них, как никто другой. Разделившись с ап. Петром касательно учеников, он не разделился в попечении о бедных, но сказав: десницы даша мне и Варнаве общения, да мы во языки, они же во обрезание, присовокупил: точию нищих да помним, еже и потщахся сие истое сотворити (Гал.2:9,10). И точно, во всех своих Посланиях он заводит о них речь, так что не найдешь ни одного, в котором бы не было подобного увещания. Знал он, хорошо знал, как важно это дело, поэтому и присовокупляет наставление о бедных ко всем другим увещаниям и убеждениям своим, как бы полагая на здании прекрасную кровлю. Так сделал он и здесь: побеседовав о воскресении и исправив все прочее, он обратил наконец речь к милостыне и сказал: о милостыни же, яже ко святым, яко же устроих церквам Галатийским, тако и вы сотворяйте: по единый от суббот кийждо вас и пр. (1Кор.16:1,2). Смотри на мудрость апостола, как благовременно он коснулся этого предмета. Наперед напомнил о будущем суде и страшном оном судилище, о славе, которою облекутся праведные, и о вечной жизни, а потом уже предлагает слово и о бедных, дабы слушатель, одушевившись приятными надеждами и сделавшись благорасположеннее, принял это наставление с большим усердием, когда в нем будет жив страх суда и душа станет услаждаться ожиданием будущих блат. Ибо кто в состоянии любомудрствовать о воскресении и весь перенесся в будущую жизнь, тот почтет за ничто все настоящее, – и богатство, и обилие, и золото, и серебро, и драгоценные одежды, и удовольствия, и роскошный стол, и все прочее подобное этому; а кто считает все это за ничто, тот весьма легко примет на себя попечение о бедных. Поэтому и Павел хорошо (сделал, что), приготовив наперед ум Коринфян рассуждением о воскресении, предложил потом и увещание. И не сказал: о милостыни же, яже к бедным, или к нищим, но – яже ко святым, научая этим слушателей почитать и бедных, когда они благочестивы, и презирать богатых, когда они небрегут о добродетели. Так он и царя назвал нечестивым и беззаконным, когда тот был врагом Божиим, и бедных – святыми, когда они скромны и честны. Ибо Нерона называет тайною беззакония, говоря: тайна бо уже деется беззакония (2Фес.2:7), а бедных, не имеющих и насущного хлеба, но питающихся подаянием, назвал святыми. А вместе с этим он и Коринфянам тайно внушал не высокомудрствовать и не гордиться получением такого повеления, как будто бы они подавали (милостыню) людям низким и презренным, но твердо знать и уверять себя, что, удостаиваясь иметь общение в скорбях бедных, они получают величайшую почесть.

Размышляя об этом, и мы, если понадобится – или самим нам подать, или послужить другим в распоряжении их подаянием, не поленимся (делать это) и не будем унывать, как будто чрез это у нас убавляется имущество. Земледелец, когда бросает семена в землю и на это издерживает все свое достояние, не печалится, не скорбит, и эту трату считает не потерею, но выгодою и прибылью, хотя надежда его и не несомненна. Не странно ли же, что ты, который сеешь не с такою, но с гораздо более верною надеждою, и можешь вручить серебро самому Христу, – уклоняешься, медлишь и ссылаешься на бедность? Разве Бог не мог повелеть земле, чтобы она произрастила чистое золото? Кто сказал: да произрастит земля былие травное (Быт.1:11), и тотчас представил это былие во всей красе; Тот мог повелеть, чтобы и источники, и реки текли везде золотом. Но Он не восхотел этого, а оставил многих жить в бедности, – и для их, и для твоей пользы. Бедность более способствует добродетели, нежели богатство; и за кем есть грехи, те могут находить не малое утешение в пособии нуждающимся. Сам Бог так печется об этом, что, когда Он пришел и облекся плотью и жил с людьми, то не отрекся и не почел за стыд – самому заботиться о бедных. Он столько умножал хлебы, одним повелением творил все, что хотел, мог в одну минуту представить тысячи сокровищ, и, однако, не сделал этого, но повелел ученикам Своим иметь ящик, носить, что туда опускали, и из этих денег помогать бедным. Ибо когда Он прикровенно говорил Иуде о предательстве, ученики, не понимая, о чем шла речь, подумали, что Он велел Иуде подать что-нибудь бедным, потому что этот, сказано, ковчежец имеяше, и вметаемая ношаше (Ин.12:6). Бог много печется об оказании милосердая не только с Его стороны нам, но и с нашей стороны подобным нам; Он и в Ветхом и Новом Завете дает множество законов об этом, повелевая быть милосердым всячески – и словами, и деньгами, и делами. Моисей весьма часто говорит об этом в своих узаконениях; пророки от лица Божия вопиют: милости хощу, а не жертвы (Ос.6:6), и апостолы все, согласно с ними, и делают, и говорят. Не будем же нерадеть об этом деле; потому что чрез него мы приносим величайшую пользу не бедным, а себе; больше получаем, нежели даем.

Говорю об этом не без причины, но потому, что многие часто входят в строгие исследования о нуждающихся, расспрашивают об их отечестве, образа жизни, нравах, занятиях и о здоровье телесном, делают им упреки и требуют от них множество объяснений касательно их здоровья. От того-то многие (из бедных) представляются изувеченными по телу, чтобы видом этого несчастия преклонить нашу жестокость и бесчеловечие. Летом попрекать их за это хотя и жестоко, но не так еще; но зимою и вовремя стужи быть столь безжалостным и бесчеловечным судиею и не оказывать им никакого снисхождения за то, что ничего не делают, не есть ли верх жестокости? Для чего же, скажешь, Павел давал Фессалоникийцам такой закон: аще кто не хощет делати, ниже да яст (2Фес.3:10)? Для того, чтобы и ты, услышав это, обращал слова Павла не к бедному только, но и к себе самому. Ибо заповеди Павла относятся не к бедным только, но и к нам. Скажу нечто такое и неприятное; знаю, что рассердитесь, но, несмотря на это, скажу, потому что и говорю не для того, чтобы оскорбить вас, но, чтобы исправить. Мы попрекаем бедных праздностью, которая часто заслуживает и извинения, а сами часто делаем такие дела, которые хуже всякой праздности. Но я, скажешь иной, владею отцовским наследством. Неужели же, скажи мне, бедный должен погибнуть за то, что он беден и от бедных (родителей), и не имел богатых предков? Но поэтому-то особенно он и заслуживает милосердая и сострадания со стороны богатых. Ты проводя часто целый день в театре, или в собраниях и в разговорах бесполезных, или даже вредных, не думаешь, что делаешь худо и ничем не занимаешься, а этого несчастного и жалкого бедняка, который целый день проводит в прошении (милостыни), в слезах и в тысяче бед, осуждаешь и влечешь в судилище, и требуешь от него отчета? Где же тут, скажи мне, человеческая совестливость? Итак, когда будем говорить: что же скажем Павлу? говори так не бедным только, но и себе самому. А с другой стороны, читай не только его угрозу, но и снисхождение, ибо (апостол) сказав: аще кто не хощет делати, ниже да яст, присовокупил: вы же, братие, не стужайте доброе творяще (2Фес.3:13).

Но какой у них благовидный предлог? Это, говорят, беглецы, пришельцы, негодяи; покинув свою родину, они стекаются в наш город. Так, на это ли ты, скажи мне, досадуешь и обрываешь венок нашего города, что все считают его общею пристанью, и чужой город предпочитают своему родному? Но надлежало бы радоваться и восхищаться тем, что все прибегают к вашим рукам, как на общий рынок, и считают этот город общею матерью. Не помрачайте же славы и не умаляйте чести, которою он пользуется издревле, от времен отеческих. Ибо некогда, как угрожал голод всей земле, жители сего города (Антиохии. Деян.11:27–30) отправили с Варнавою и Савлом не мало денег жителям Иерусалима… Какое же может иметь оправдание или извинение, если наши предки питали на свой счет живших вдали от них, и сами ходили к ним, а мы отгоняем и тех, кои из других мест прибегают к нам, и делаем о них строгие разыскания, зная притом, что сами мы виновны во множестве грехов? Если бы Бог стал так же строго исследовать наши дела, как мы – бедных, мы не получили бы никакого прощения, никакой милости. Имже бо судом судите, говорит Писание, судят вам (Мф.7:2). Будь же человеколюбив и снисходителен к брату твоему, прости ему прегрешения, сколь ни много их, и будь милосерд, дабы и сам ты удостоился того же. Для чего сам себе причиняешь беспокойства? Для чего делаешь разыскания? Если бы Бог повелел разведывать образ жизни (бедных), требовать от них объяснений и тщательно исследовать нравы их, тогда многие не стали ли бы роптать? не сказали ли бы: что это такое? Бог предписал нам дело трудное; мы не можем исследовать образ жизни других и знать, какие такой-то сделал грехи? Не сказали ли бы многие много и еще такого? А теперь, когда Он освободил нас от всякого такого разыскания и обещал полную награду (за подаяние милостыни), будут ли получающие ее злые, или добрые люди, мы сами на себя навлекаем беспокойства.

Посему, прошу вас, оставив эту неуместную пытливость, подавайте (милостыню) всем нуждающимся и делайте это с великою щедростью, чтобы и нам самим удостоиться в тот день (будущего суда) великой милости и снисхождения от Бога. Аминь.

Слово против зрелищ

1) Можно ли это стерпеть? Можно ли снести? С вами самими я хочу судиться против вас же. Так и Бог поступил с евреями; обращаясь к ним против них же самих, Он говорил: людие Мои, что сотворих вам, или чим оскорбих вас, или чим стужих вам? Отвещайте Ми (Мих.6:3); и еще: кое обретоша отцы ваши во Мне погрешение (Иер.2:5)? Ему хочу и я подражать, и опять скажу вам: можно ли это стерпеть, можно ли снести? После столь долгих собеседований, после такого учения, некоторые, оставив нас, побежали смотреть на состязающихся коней и впали в такое неистовство, что наполнили весь город непристойным шумом и криком, возбуждающим смех, или лучше, плач. Посему я, сидя дома и слыша поднявшийся вопль, страдал больше застигнутых бурею. Как они в то время, когда волны ударяют в стены корабля, трепещут, подвергаясь крайней опасности, так и меня тяжко поражали те крики, и я потуплял взоры в землю и смущался, когда сидевшие на верхних местах вели себя так непристойно, а находившиеся, внизу среди площади, рукоплескали возницам и кричали больше тех. Что же скажем мы, или чем оправдаемся, если кто-нибудь посторонний, случившись здесь, станет осуждать и говорить: это ли город апостолов, это ли город, имевший такого учителя, это ли народ христолюбивый, общество не чувственное, духовное? Даже и самого дня вы не постыдились, в который совершились знамения спасения рода нашего, но в пятницу, когда Господь твой растят за вселенную, когда принесена такая жертва, и отверст рай, и разбойник возведен в древнее отечество, и клятва разрешена, и грех уничтожен, и долговременная вражда прекратилась, и примирение Бога с людьми совершилось, и все изменилось, – в тот день, когда следовало поститься, славословить и возносить благодарственные молитвы за благодеяния для вселенной к Совершившему их, – тогда ты, оставив церковь, и жертву духовную, и собрание братии, и забыв важность поста, отдался в плен диаволу и повлекся на то зрелище. Можно ли это стерпеть, можно ли снести? Я не перестану постоянно повторять это и тем облегчать свою скорбь, чтобы не заглушить ее молчанием, но поставить на вид и обнаружить пред вашими глазами. Как же после этого мы будем в состоянии преклонить Бога на милость? Как можем примирить Его с нами разгневанного? За три дня пред сим лился проливной дождь, увлекая все, исторгая, так сказать, из самых уст пищу земледельцев, ниспровергая зрелые колосья и истребляя все прочее избытком влаги; у нас были молитвы и моления, и весь наш город, подобно потоку, стекался к местам апостольским, и мы умоляли наших защитников – святого Петра и блаженного Андрея, двоицу апостолов, Павла и Тимофея. После того, когда гнев Божий прекратился, мы переплыв море и преодолев его волны, прибегли к верховным, Петру, основанию веры, и Павлу, избранному сосуду, совершая духовное торжество и возвещая их подвиги, трофеи и победы над бесами. И ты, не удерживаясь страхом бывшего и не научившись величием деяний апостольских, так скоро по прошествии одного дня, неистовствуешь и кричишь, не обращая внимания на то, что душа твоя пленена и увлекается страстями? Если тебе хотелось видеть бег бессловесных, то почему ты не обуздал бессловесные свои страсти, гнев и похоть, не наложил на них благого и легкого ярма любомудрия, не поставил над нами правого ума и не поспешил к почести вышнего звания, устремляясь не от преступления к преступлению, а от земли на небо? Такого рода бег вместе с удовольствием, доставляет и великую пользу. А ты, оставив свои дела идти безрассудно и как случится, сидел, следя за победою других, истратив такой день напрасно, тщетно и даже во вред.

2) Или ты не знаешь, что, как мы, вверив деньги своим слугам, требуем у них отчета в каждом оболе, так и Бог потребует от нас отчета в днях нашей жизни, как мы употребили каждый день? Что же мы скажем? Чем будем оправдываться, когда потребуют у нас отчета о том дне? Для тебя воссияло солнце, луна осветила ночь, заблистал разнообразный сонм звезд; для тебя подули ветры, потекли реки; для тебя произросли семена, поднялись растения, течение природы удерживает свой порядок, является день и приходит ночь; все это сделано для тебя; а ты, между тем как твари служат тебе, исполняешь волю диавола. Получив от Бога такой дом, т. е. этот мир, ты не отдаешь Ему своего долга? И недостаточно тебе было одного дня, но и на другой день, когда следовало бы немного отдохнуть от прежнего нечестия, ты опять пошел на зрелище, из дыма бросившись в пламя, низвергнув себя в другую, ужаснейшую пропасть. Старцы посрамили свои седины, юноши подвергли опасности свою юность, отцы привели туда своих детей, ввергая их, в самом начале невинного возраста, в пропасть нечестия, так что не погрешил бы тот, кто назвал бы их не отцами, а детоубийцами, нечестием погубляющими души рожденных ими. Какое же, скажешь, здесь нечестие? Но потому я и скорблю, что ты, находясь в болезни, не чувствуешь, что ты болен, и не ищешь врача. Ты исполнен прелюбодеяния, и спрашиваешь какое нечестие? Или ты не слышал слов Христовых: иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф.5:28)? А что, если скажешь, буду смотреть не ко еже вожделети? Но как ты можешь убедить меня в этом? Кто не воздерживается от того, чтобы смотреть, но прилагает к этому такое усердие, тот, как может после созерцания остаться чистым? Разве тело твое – камень? Разве оно – железо? Ты облечен плотию человеческою, которая скорее соломы воспламеняется от похоти. И что я говорю о зрелище? Часто и на площади, встретившись с женщиною, мы смущаемся; а ты, сидя вверху, где столько побуждений к нескромности, видя блудную женщину, выходящую с обнаженною головою, с великим бесстыдством, одетую в золотые одежды; делающую нежные и обольстительные телодвижения, поющую блудные песни и развратные стихотворения, произносящую срамные слова и совершающую такие непристойности, какие ты, зритель представляя в уме своем, потупляешь взоры, как смеешь говорит, что ты не испытываешь ничего человеческого? Разве тело твое – камень? Разве оно – железо? Я не удержусь повторить опять тоже. Разве ты любомудреннее тех великих и доблестных мужей, которые пали от одного такого взгляда? Не слышал ли ты, что говорит Соломон? Или ходити кто будет на углиях огненных, ног же не сожжет ли? Ввяжет ли кто огнь в недра, риз же не сожжет ли? Тако вшедый к жене мужатей (Притч.6:27–29). Ибо, хотя бы ты и не имел совокупления с блудницею, но имел с нею связь пожеланием и сделал грех волею. И не только в то время, но и тогда, когда окончится зрелище, когда она уже уйдет, в душе твоей остается ее образ, слова, одежды, взгляды, походка, стройность, ловкость, прелюбодейные члены, и ты уходишь, получив множество ран. Не отсюда ли беспорядки в доме? Не отсюда ли погибель целомудрия? Не отсюда ли расторжение браков? Не отсюда ли брани и ссоры. Не отсюда ли бессмысленные неприятности? Ибо, когда ты, занятый и плененный ею, приходишь домой, то и жена кажется тебе не так приятною, и дети – несносными, и слуги – обременительными, и дом отвратительным, и обыкновенные заботы к устроению надлежащих дел кажутся беспокойными, и всякий приходящий – обременительным и несносным.

3) Причина этого в том, что ты возвращаешься домой не один, но приводишь с собою блудницу, входящую не явно и открыто, – что было бы сноснее, ибо жена тотчас выгнала бы ее, – но сидящую в твоей душе и в сознании, и воспламеняющую внутри тебя вавилонский, и даже гораздо сильнейший пламень: – ибо пищей этого пламени служит не хворост, нефть и смола, но вышесказанное; – и все у тебя приходит в беспорядок. Как больные горячкою, не имея никакой причины обвинять прислуживающих им дурному влиянию болезни, бывают недовольны всеми, отталкивают пищу, оскорбляют врачей, гневаются на домашних и обижают служащих; так точно и одержимые этою тяжкою болезнью, беспокоятся и негодуют, постоянно представляя себе ту блудницу. О, тяжкие дела! Волк, лев и прочие звери, быв ранены стрелою, убегают от охотника, а человек, одаренный разумом, получив рану, стремится к той, которая ранила его, чтобы получить еще жесточайшую рану, и находит удовольствие в этой ране; это прискорбнее всего и производит неизлечимую болезнь. Ибо кто не ненавидит своей раны и не хочет избавиться от ней, тот, как станет искать врача? Потому я и скорблю, и терзаюсь, что вы приходите оттуда, получив такую заразу и за малое удовольствие навлекаете на себя непрестанное мучение. Подлинно, еще прежде геенны и тамошнего мучения, вы уже и здесь подвергаете себя крайнему наказанию. Не крайнее ли, скажи мне, мучение – питать такую похоть, постоянно воспламеняться и везде носить с собою огонь непотребной любви и угрызение совести? Как ты приступишь к порогу этого святилища? Как прикоснешься к небесной Трапезе? Как будешь слушать беседу о целомудрии, весь покрытый такими язвами и ранами, имея душу, порабощенную страсти? И нужно ли говорить о другом? И из того, что происходит теперь у нас, можно видеть душевную скорбь. Вот и теперь, я вижу, как некоторые при этих словах ударяют себя в лицо, и изъявляю вам великую благодарность за то, что вы – такие сострадательные люди. Я думаю, что многие, может быть, не согрешив сами ни в чем, делают это из сожаления о ранах братии. Потому я и скорблю, и терзаюсь, что диавол заражает такое стадо. Но, если вы захотите, то мы тотчас заградим ему вход. Как и каким образом? Если больных мы увидим здоровыми; если, распростерши сети учения, отправимся искать уловленных зверем и исхитим их из самой пасти льва. Не говори мне: отделившихся от стада немного. Если бы их было только десять, и то не малая потеря, и если бы – пять, если бы – два, если бы – один. Так и тот пастырь, оставившей девяносто девять овец, отправился за одною и не возвратился дотоле, пока не привел ее и возвращением заблудшей пополнил оскудевавшее без нее сторичное число (Мф.18:12). Не говори, что он только один, но подумай, что это – душа, для которой сотворено все видимое, для которой существуют законы, наказания, мучения, бесчисленные чудеса и многообразные дела Божии, для которой Бог не пощадил и Своего Единородного. Подумай, какая цена заплачена и за одного, и не пренебрегай его спасением, но поди, веди опять его к нам и убеждай, чтобы он не впадал в то же самое, чтобы нам иметь достаточное оправдание. Если же он не примет ни наших советов, ни наших увещаний, то я, наконец, употреблю власть, юже даде нам Бог, не на разорение, а в создание (2Кор.10:8).

4) Посему я предупреждаю и объявляю громким голосом: если кто после этого увещания и наставления пойдет на нечестивые и гибельные зрелища, того я не впущу внутрь этой ограды, не сделаю причастником Таинств, не позволю ему прикоснуться к священной Трапезе; но как пастыри отделяют шелудивых овец от здоровых, чтобы болезнь не распространилась и на прочих, так точно поступлю и я. Ибо, если в древности прокаженный должен был оставаться вне стана и, хотя бы это был царь, он выводился туда с диадемою, то тем более мы изгоним прокаженного душой из этого священного стана. Вначале я употреблял увещание и совет, а теперь, после такого увещания и наставления, необходимо, наконец, прибегнуть и к отсечению. Вот уже прошел год с тех пор, как я прибыл в ваш город²⁹, и не переставал часто и постоянно предлагать вам такое увещание, но так как некоторые остаются в этой заразе, то теперь уже мы сделаем отсечение. Ибо, хотя я не имею железа, но имею слово, острейшее железа; хотя я не ношу огня, но есть у меня учение, пламеннейшее огня и могущее жечь сильнее. Не презирай же нашего приговора. Хотя мы не важны и весьма смиренны, однако, по благодати Божией, мы получили достоинство, по которому можем делать это. Итак, да будут отлучены такие люди, чтобы здоровые у нас сделались более здоровыми, а больные восстановили себя от тяжкого недуга. Если вы вострепетали, услышав этот приговор, – ибо я вижу всех воздыхающими и сокрушенными, – то пусть они переменятся, и приговор будет отменен. Ибо мы получили власть как вязать, так и разрешать и опять приводить в (церковь). Мы хотим не отлучать наших братьев, но отклонить позор от Церкви. Иначе и язычники станут издеваться над нами, и иудеи станут насмехаться, если мы будем так равнодушно смотреть на наши собственные грехи. А в противном случае и они станут весьма одобрять нас и удивляться Церкви, получив уважение к нашим законам. Итак, пусть не входит в церковь никто из предающихся этому прелюбодеянию, но пусть будет он отвержен и вами и станет общим врагом. Аще кто, говорит апостол, не послушает словесе нашего посланием, сего назнаменуйте, и не примешайтеся ему (2Фес.3:14). Сделайте вот что: не разговаривайте с ним, не принимайте его в дом, не разделяйте с ним трапезы, не имейте с ним общения ни при входе, ни при выходе, ни на торжище; таким образом мы легко возвратим его. Как тех зверей, которых не легко поймать, охотники загоняют в сеть, преследуя не с одной стороны, но со всех сторон; так и тех, которые уподобились свирепым зверям, будем преследовать общими силами, мы с одной, а вы с другой стороны, и тогда скоро уловим их в сети спасения. А дабы это сделалось, разделяйте и вы с нами негодование против них, или лучше, скорбите за законы Божии, и мало-помалу обращайте столь тяжко болящих и согрешающих братьев, чтобы они постоянно были с вами. Не малое постигнет вас осуждение, если вы будете пренебрегать такою погибелью, но подвергнетесь величайшему наказанию. Ибо, если и в домах человеческих, когда кто-нибудь из слуг уличен в краже серебра или золота, наказывается не один только похититель, но и знавшие о том и не открывшие, то тем более в Церкви. Бог скажет тебе так: видя, как из Моего дома украден не серебряный или золотой сосуд, но похищено целомудрие, как тот, кто причащался Пречестного Тела и участвовал в такой Жертве, отправился в дьявольское место и впал в такое преступление почему ты молчал, почему терпел, почему не объявил священнику? И тогда ты подвергнешься немалому наказанию. Посему и я, хотя с прискорбием, не пожалею наложить и тягчайшее наказание. Ибо, гораздо лучше нам, испытав скорбь здесь, избавиться от будущего осуждения, нежели тому, кому мы стали бы льстить словами, быть наказанным тогда вместе с вами. Подлинно, не благонадежно и не безопасно для нас – покрывать это молчанием. Из вас каждый даст отчет за себя самого, а я должен отвечать за спасение всех. Посему я не перестану делать и говорить все, – хотя бы нужно было опечалить вас, хотя бы показаться тяжелым, хотя бы несносным, – чтобы мне можно было предстать пред тем страшным престолом, не имея скверны или порока или нечто от таковых (Еф.5:27). Да будет же молитвами святых, чтобы уже развратившиеся скоро обратились, а оставшиеся неповрежденными еще более преуспевали в чистоте и целомудрии, дабы и вы достигали спасения, и мы радовались, и Бог прославлялся ныне и присно и в бесконечные веки веков. Аминь.

Из 1-й беседы к Антиохийскому народу по случаю низвержения царских статуй³⁰

1) Что мне сказать и о чем говорить? Теперь время слез, а не слов, – рыданий, а не речей, – молитвы, а не проповеди. Так тяжко преступление, так неизлечима рана, так велика язва: она выше всякого врачевства и требует горней помощи! Так и Иов, лишась всего, сидел на гноище, и услышав об этом, друзья пришли и у видев его издали, разорвали одежды, посыпали себя пеплом и сильно восстенали. Это же и теперь надлежало бы сделать всем окрестным городам, – прийти к нашему городу и с полным участием оплакать случившееся. Тогда Иов сидел на гноище; ныне наш город сидит в великой сети. Тогда диавол напал на стада и на скот, и на все достояние праведника, теперь он излил свое неистовство на целый город. Впрочем, и тогда и теперь попустил это Бог: тогда для того, чтобы тяжкими искушениями более прославить праведника; теперь для того, чтобы этим чрезмерным бедствием сделать нас более смиренными. Дайте мне оплакать настоящее. Семь дней молчал я, как друзья Иова: дайте мне теперь открыть уста и оплакать это общее бедствие. Кто пожелал зла нам, возлюбленные? Кто позавидовал нам? Откуда такая перемена? Ничего не было славнее нашего города, теперь ничего не стало жальче его. Народ, столь тихий и кроткий и, подобно ручному и смирному коню, всегда покорный рукам правителей, теперь вдруг рассвирепел так, что сделал такие дерзости, о которых и говорить неприлично. Плачу и рыдаю теперь не о великости угрожающего наказания, а о крайнем безрассудстве сделанного. Если царь и не оскорбится, и не разгневается, не накажет нас и не предаст мучениям, то, скажи мне, как мы перенесем стыд от наших дел? От плача прерывается мое поучение; едва могу открыть уста, двигать языком и произносить слова: тяжкая печаль, как узда, удерживает мой язык и останавливает слова. Ничего не было прежде счастливее нашего города, теперь ничего нет горестнее его. Жители его, как пчелы, жужжащие около улья, каждый день толпились на площади, и все доселе почитали нас счастливыми за такое многолюдство. Но вот теперь этот улей опустел; потому что как пчел дым, так и нас разогнал страх. И, что сказал пророк, оплакивая Иерусалим, тоже и нам прилично теперь сказать: город наш стал, яко теревинф, омметнувший листвия, и яко вертоград, не имый воды (Ис.1:30). Неорошаемый сад представляет деревья без листьев и плодов, таков стал теперь и наш город: как оставила его помощь Всевышнего, он опустел и лишился почти всех жителей. Нет ничего любезнее отечества, но теперь нет ничего горестнее. Все бегут из родного города как из сети, оставляют его как пропасть, выскакивают как из огня. Как от дома, объятого пламенем, с великою поспешностью бегут не только живущие в нем, но и все соседи, стараясь спасти хоть нагое тело так и теперь, когда гнев царя, подобно огню, угрожает упасть сверху, каждый спешит удалиться и спасти хоть нагое тело, прежде чем этот огонь, идя своим путем, не дойдет и до него. Наше бедствие стало загадкой: без врагов бегство, без сражения переселение, без пленения плен! Не видели мы огня варварского, не видали и лица врагов, а терпим тоже, что пленные. Все знают теперь о нашем бедствии, потому что, принимая к себе наших беглецов, слышат от них о поражении нашего города.

2) Но я не стыжусь этого и не краснею. Пусть знают все о злополучии нашего города; для того, чтобы, сострадая матери, вознесли общий от всей земли голос к Богу и единодушно умолили Царя Небесного о спасении общей всем им матери и питательницы. Недавно наш город подвергся землетрясению, а теперь сотрясаются самые души жителей; тогда колебались основания домов, теперь содрогается у каждого самое основание сердца. Все мы каждый день видим смерть пред глазами, живем в непрестанном страхе, и терпим наказание Каина, страдая более, нежели заключенные в темнице, и выдерживая осаду необыкновенную и новую, ужаснее которой и вообразить нельзя. Выдерживающие осаду от врагов бывают заключены только внутри городских стен, а для нас и площадь сделалась недоступною, и каждый заключен в стенах своего дома. И как для осажденных не безопасно выйти за городскую стену, по причине окружающих ее врагов, так для многих из жителей нашего города не безопасно выйти из дома и явиться на площади, потому что везде ловят виновных и невинных, хватают среди площади и влекут в суд без всякого разбора. Поэтому господа, вместе с слугами своими, сидят в домах своих, как связанные. Кто схвачен? Кто посажен в темницу? Кто сегодня наказан? Как и каким образом? Вот о чем только и выведывают, и спрашивают они у всякого, у кого только можно узнать безопасно. Они влачат жизнь, которая жальче всякой смерти: принуждены каждый день оплакивать чужие бедствия, трепещут за собственную безопасность, и ничем не лучше мертвых, потому что сами давно умерли от страха. А если бы кто, свободный от этого страха и беспокойства, и захотел выйти на площадь, то печальный вид ее тотчас прогнал бы его домой: он увидел бы, что там, где за нисколько дней пред сим людей было более, нежели волн в реке, бродит один, много два человека, и то с поникшим лицом и в глубоком унынии. Теперь все то многолюдство исчезло. Неприятен вид леса, в котором вырублено множество деревьев, – или головы, во многих местах лишенной волос; так и наш город, когда меньше стало в нем людей и только немногие появляются там и здесь, сделался скучным и на всех, кто ни посмотрит на него, наводит густое облако скорби. И не только город, самый воздух и даже светлый круг солнца, кажется, теперь помрачился скорбью и сделался темнее, не потому, чтобы изменилось свойство стихий, но потому, что наши глаза, помраченные облаком печали, не могут ясно и с прежнею легкостью принимать свет солнечных лучей. Теперь сбылось, что некогда оплакивал пророк: зайдет для них солнце в полудне и померкнет в день (Ам.8:9). А это сказал он не потому, чтобы в самом деле скрылось солнце и померк день, но потому, что скорбящие, по причине мрака печали, не могут видеть света даже в полдень. Это и случилось теперь: куда бы кто ни посмотрел, на землю ли, на стены ли, на столпы ли города, или на своих ближних, везде он, кажется, видит ночь и глубокий мрак. Так все исполнено печали! Везде страшное молчание и пустота; исчез приятный тот шум многолюдства; город так безмолвен, как будто все жители скрылись под землею, все стали похожи на камни; уста, связанные бедствием, как оковами, хранят такую глубокую тишину, как будто напали враги и вдруг истребили всех огнем и мечем. Прилично теперь сказать: призовите плачевниц, и да приидут, и к женам мудрым послите, и да вещают (Иер.9:17). Пусть очи ваши источат воду, и ресницы ваши прольют слезы. Плачьте холмы и рыдайте горы. Призовем всю тварь сострадать нашим бедствиям. Город столь великий, глава восточных городов, находится в опасности быть изглаженным с лица вселенной; имевший много чад, теперь вдруг сделался бесчадным, и некому помочь, потому что оскорблен тот, кому нет на земле равного; он – царь, верх и глава всех живущих на земле. И потому прибегнем к Царю Небесному, Его призовем на помощь: если не получим милости свыше, то нам не остается никакого утешения в бедствии.

3) Я хотел было окончить здесь слово, потому что души, скорбящие не любят продолжительных речей. Как черная туча, став на пути солнечных лучей, обращает назад весь блеск их, так и облако печали, когда станет перед нашею душой, не дает свободного прохода слову, но подавляет его и с великим насилием удерживает внутри. И это бывает не только с проповедниками, но и с слушателями, потому что печаль как не позволяет слову свободно изливаться из души говорящего, так не дает ему упадать, со свойственною ему силою, на сердца слушателей. Поэтому и иудеи, удрученные брением и плинфоделанием (Исх.1:14), не могли слушать Моисея, когда он часто и много говорил им об их избавлении (Исх.6:9), потому что печаль преграждала слову путь к их душе и закрывала у них слух. Потому и я хотел окончить здесь слово, но подумал, что облако не всегда только пресекает путь солнечным лучам, но часто и само подвергается обратному действию, потому что солнце, постоянно усиливающеюся теплотой своею разрежая облако, часто расторгает его в самой средине, и тогда, вдруг просиявши, предстает во всем свете пред наши взоры. Это же и я надеюсь сделать сегодня; надеюсь, что слово, постоянно беседуя с вашими душами и долго пребывая в них, расторгнет облако печали и осветит ваши мысли обычным наставлением. Предайте же мне ваши души, приклоните на некоторое время ваш слух, отбросьте печаль, возвратимся к прежнему обычаю: и как привыкли мы всегда быть здесь с благодушием, так и теперь сделаем, возложив все на Бога. Это послужит нам и к прекращению бедствия, потому что когда Он увидит, что мы со вниманием слушаем Его слово и в самое бедственное время не оставляем любомудрия, то скоро подаст нам помощь и сделает благую перемену и тишину в настоящей буре. Христианин должен и тем отличаться от неверных, чтобы все переносить благодушно, и окрыляясь надеждою будущего, воспарять на высоту, недосягаемую для человеческих бедствий. На скале стоит верный, и потому не доступен ударам волн. Пусть воздымаются волны искушений, – они не достигнут до его ног, он стоит выше всякого такого навета. Не упадем же духом, возлюбленные! Не столько мы заботимся о своем спасении, сколько сотворивший нас Бог; не столько мы печемся, чтобы не потерпеть какого-либо бедствия, сколько Тот, Кто даровал нам душу, и затем еще дает такое множество блат. Окрылим себя такою надеждою и будем с обычною ревностью слушать, что имеет быть сказано. Недавно предлагал я вашей любви пространную беседу и видел, что все следовали за мною и никто не воротился с половины дороги. Благодарю вас за такое усердие; в нем получил я награду за труды. Но тогда же просил я у вас еще и другой награды; вы, думаю, знаете это и помните. Какой же награды? – Наказать и вразумить богохульников, находящихся в нашем городе, обуздать оскорбляющих Бога и бесчинствующих. Не думаю, чтобы я сказал тогда это от себя; но сам Бог, предвидящий будущее, вложил в мою душу такие слова. И если бы мы наказали тех, которые так дерзко поступили, теперь не случилось бы того, что случилось. Если уже надобно было подвергаться опасности, то не лучше ли было бы потерпеть что-нибудь, вразумляя и обуздывая этих людей (что принесло бы нам и венец мученичества), – нежели теперь бояться, трепетать и ожидать смерти из-за их бесчинства? Вот преступление сделано не многими, а вина пала на всех. Вот все мы из-за них теперь в страхе, и за оказанную ими дерзость сами терпим наказания! Но если бы мы предварительно изгнали их из города, или вразумили, и исцелили больной член, то не подверглись бы настоящему страху. Знаю, что жители нашего города издавна отличаются благородным нравом, и что некоторые только пришельцы и бродяги, нечестивцы и злодеи, отчаявшееся в своем спасении, решились на такую дерзость. Поэтому я непрестанно взывал к вам и настаивал: «Укротим неистовство богохульников, образумим их, позаботимся об их спасении, хотя бы это стоило нам жизни; великую награду принесет нам такой подвиг; не допустим, чтобы нанесено было оскорбление общему Владыке; городу приключится великое несчастье, если мы оставим это без внимания».

4) Так я предсказывал, так и случилось теперь, и мы за эту беспечность терпим наказание. Ты не обратил внимания на то, что оскорбляешь Бога, – и вот Он попустил, чтобы нанесено было оскорбление царю, и чтобы всем нам угрожала крайняя опасность, и таким образом в настоящем страхе мы получали наказание за это нерадение. Напрасно ли и без причины ли я предсказывал и постоянно тревожил вашу любовь? И однако ж успеха не было; по крайней мере теперь пусть будет иначе: умудрившись настоящим бедствием, обуздаем бесчинную наглость этих людей, заградим им уста, заключим, как смертоносные источники, и обратим в противную сторону; тогда прекратятся бедствия, постигшие город. Церковь не зрелище, чтобы в ней слушать нам для одного удовольствия; из нее выходить должно с назиданием, с каким-нибудь важным приобретением: вот как должно выходить отсюда! Напрасно и попусту приходим сюда, если, получив только на время наставление, выйдем без всякой от него пользы. Что мне за выгода в этих рукоплесканиях? Что – в похвалах и восклицаниях? Для меня будет похвалой то, если вы своими делами оправдаете все мои слова. Тогда я счастлив и блажен, когда вы со всем усердием будете не принимать, но исполнять все, что от меня услышите. Пусть каждый исправляет своего ближнего; потому что сказано: созидайте кийждо друг друга (1Фес.5:11). Если же мы не станем делать этого, то преступление каждого будет наносить общий и тяжкий вред всему городу. Вот и теперь, хотя мы и не принимали участия в преступлении дерзких людей, однако ж, не менее их поражены страхом и трепещем, чтобы всех нас не постиг гнев царя. И нам нельзя сказать в извинение: я не был при этом, не знал, не участвовал. За это-то самое, говорит, ты и должен быть наказан и осужден по всей строгости, что ты не был при том, не воспрепятствовал, не удержал бесчинных, не подверг себя опасности за честь царя. Ты не участвовал в дерзости виновных? – Хвалю это и одобряю; но ты не воспрепятствовал тому, что случилось, а это достойно осуждения. Такие же слова мы услышим и от Бога, если будем молчать в то время, когда против Него раздаются хулы и поношения. Закопавший талант (Мф.25:25–30) осужден не за то, что он сделал какое-нибудь преступление, потому что он возвратил весь залог в целости, а за то, что не увеличил его, не научил других, что не отдал серебра купцам, т. е. не наставил, не посоветовал, не удержал, не исправил своих ближних, – бесчинных грешников: вот за что он без всякой пощады предан тяжкому наказанию! Но если не прежде, то, по крайней мере, теперь вы позаботитесь, – я твердо уверен, – о таком исправлении и не допустите, чтобы Бог подвергался оскорблению. Если бы к этому никто и не убеждал, то уже случившееся достаточно может убедить самых бесчувственных позаботиться о своем спасении.

Похвала св. апостолу Павлу

Кто даст мне ныне прикоснуться к Павлову телу, прильнуть ко гробу и увидать прах сего тела, которое восполнило на себе недостаток скорбей Христовых, носило язвы Христовы, повсюду посияло проповедь! Прах тела, в котором Павел обтек вселенную! Прах тела, чрез которое вещал Христос, чрез которое говорил он пред царями и не стыдился; чрез которое познали мы Павла и самого Владыку его! – Я желал бы видеть прах этих уст, чрез которые Христос изглаголал великие и неизреченные тайны, даже большие тех, какие возвестил сам; потому что чрез учеников как совершил, так и изглаголал Он более, нежели, сам! Чего не совершили благие уста Павловы? Изгоняли бесов, отпускали грехи, заграждали уста мучителям, связывали язык философам, привели вселенную к Богу, убедили варваров быть любомудрыми, преобразовали все на земле, и по собственному изволению применили вид самого неба; потому что Павел, по данной власти, вязал и разрешал там, кого хотел. – Я желал бы видеть прах не только уст, но и сердца Павлова, которое можно, не погрешая, назвать сердцем тысячи благ, началом и стихией нашей жизни! В этом сердце был источник, текущие и напояющие не лицо земли, но человеческие души; из него ночь и день истекали не простые реки, но источники слез. Оно жило новою, а не этою – нашею жизнью. Живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:20), говорит Павел. Итак, сердце его было Христовым сердцем, скрижалью Духа Святого, книгою благодати. Я желал бы видеть прах рук, бывших в узах, – рук, чрез возложение которых Павел подавал Духа и которыми написал он сии письмена: видите, колицеми книгами писах вам моею рукою (Гал.16:11); и еще – целование моею рукою Павлею (1Кор.16:21). Я желал бы видеть прах очей, которые не напрасно потеряли зрение, и прозрели во спасение вселенной, еще в теле удостоились видеть Христа; которые видели земное и не видели, созерцали незримое, не знали сна, бодрствовали среди ночей, не терпели того, что делают завистники. Я желал бы видеть прах сих ног, обтекших вселенную и не утруждавшихся, – ног, которые были забиты в колоду, когда поколебались темницы, которые обошли обитаемую и необитаемую землю, и многократно по ней путешествовали (Деян.16:24,26). Но для чего говорить порознь? Я желал бы видеть гроб, в котором положены оружия правды, оружие света, члены ныне живые, но мертвые, как находился Павел в живых; члены, в которых жил Христос, члены распятые миру, члены Христовы во Христа облеченные, храм Духа, члены носящие на себе язвы Христовы. Я желал бы видеть сего духовного льва! Как лев дышащий пламенем на стада лисиц, нападал он на скопища бесов и философов, и подобно быстрой молнии врывался в дьявольские полчища. И диавол не мог стоять против него прямо и открыто, но так боялся и трепетал, что как скоро примечал его тень, слышал его голос, бежал далеко. – И смотри, как Павел поощряет и укрепляет подчиненных своих; то говорит Ефесеям: несть наша брань противу крови и плоти, но к началом и ко властем (Еф.6:12), и потом указывает на награду в небесном, говоря, что подвизаемся не из земного, но из неба и небесного; то говорит другим: не весте ли, яко аггелов судити имамы, а не точию житейских (1Кор.6:3).

Размыслив о всем этом, будем мужественны. И Павел, был человек, и он имел одинаковое с нами естество, и все прочее было у него общее с нами. Но поелику явил он великую любовь ко Христу, то взошел превыше небес, и стал с Ангелами. Потому ежели и мы захотим хотя несколько вознестись и возжечь в себе этот огонь, то возможем подражать святому апостолу. А если бы это было невозможно, то не восклицал бы Павел: подобни мне бывайте, яко же аз Христу (1Кор.4:16). Итак, не дивиться ему только будем, не изумляться только пред ним, но и подражать ему, дабы по отшествии отсюда удостоиться нам узреть его, и участвовать в неизреченной славе, которую дай Бог получить всем нам по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и вместе Святому Духу слава, держава, честь, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Похвальное слово всем святым мученикам³¹

1) Еще не прошло семи дней после того, как мы совершали священное торжество Пятидесятницы, и вот опять собрал нас лик мучеников, или лучше, ополчение и воинство мучеников, ничем не уступающее ополчению Ангелов, которое видел праотец Иаков (Быт.32:2), но подобное ему и равное. Ибо мученики и Ангелы различаются только названиями, а на самом деле сходны между собою: Ангелы обитают на небе, и мученики также, первые непричастны старости и бессмертны, и мученики будут иметь тоже. Но те получили бестелесное естество? Что же? И мученики, хотя облечены телом, но бессмертным или лучше, еще прежде бессмертия смерть за Христа украсила тела их больше бессмертия. Не так светло небо, украшаемое сонмом звезд, как светлы тела мучеников, украшаемые множеством ран. Так, умерши, они сделали величайшее приобретение, и еще прежде бессмертия, получили награды, быв увенчаны смертию. Умалил ecu его малым чим от ангел, славою и честию венчал ecu его, говорит Давид о естестве человеческом вообще (Пс.8:6); но и это малое Христос пришедши восполнил, поправ смертию смерть. Впрочем, не это я доказываю, но то, что самый недостаток состоящий в смертности, сделался для них приобретением, – ибо, если бы они не были смертными, то не сделались бы мучениками, – так что если бы не было смерти, то не было бы и венца; если бы не было кончины, то не было бы мученичества; если бы не было смерти, то Павел не мог бы сказать: по вся дни умираю, тако ми ваша похвала, юже имам о Христе Иисусе, (1Кор.15:31); если бы не было смерти и тления, то он также не мог бы сказать: радуюся во страданиях моих о вас, яко исполняю лишение скорбей Христовых во плоти моей (Кол.1:24). Итак, не будем скорбеть, что мы стали смертными, но будем благодарить, что смертью открыто нам поприще мученичества; чрез тленность мы получили возможность достигать наград; от этого мы получаем повод к подвигам. Видишь ли премудрость Божию, как Он величайшее из зол, верх нашего бедствия, введенный диаволом, т. е. смерть, обратил нам в честь и славу, возводя чрез нее подвижников к наградам мученичества?

2) Итак, не будем страшиться, слыша, что такой-то потерпел мученичество, но будем страшиться, слыша, что такой-то оказался слабым и пал тогда, как предстояли ему такие награды. Если же хочешь слышать и о наградах будущих, то знай, что никакое слово не может изобразить их: ибо око не виде, говорит апостол, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1Кор.2:9); а никто из людей не возлюбил Его так, как мученики. Впрочем, потому, что величие уготованных благ превышает и слово и ум наш, мы не будем молчать о них, но, сколько возможно нам сказать и вам выслушать, постараемся, хотя не ясно, изобразить вам блаженство, которое ожидает там мучеников; ибо ясно познают его только те, которые наслаждаются им на самом опыте. Здешние жестокие и невыносимые страдания мученики терпят в краткое течение времени, а по отшествии отсюда они восходят на Небеса, причем Ангелы предшествуют им и Архангелы сопровождают их, ибо не стыдятся сослужителей своих и готовы все делать для них, как и те решились потерпеть все для Христа, своего Господа. По восшествии на небо, сретают их все святые Силы. – Прибыв туда и поклонившись Седящему на престоле, мученики удостаиваются от Господа гораздо большего благоволения, нежели от сослужителей (Небесных); ибо Он принимает их не как рабов, – хотя и это величайшая честь, с которою ничто не может сравниться, – но как друзей Своих: вы, говорит Он, друзи Мои есте (Ин.15:14); и весьма справедливо, потому что сам Он сказал еще: больши сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13). Так как они показали величайшую любовь, то Он с любовью и принимает их, и наслаждаются они тамошнею славою, соединяются с ликами (ангельскими), участвуют в таинственных песнопениях. Ибо если они, еще находясь в теле, чрез участие в таинствах, принадлежали к тамошнему лику, воспевая Трисвятую песнь вместе с Херувимами, как известно вам, посвященным в тайны; то тем больше по соединению с теми, с которыми прежде составляли один лик, они с великим дерзновением участвуют в тамошнем славословии. Не страшились ли вы мученичества прежде? А теперь не желаете ли мученичества? Теперь не сожалеете ли, что ныне уже не время мучений? Но и мы можем подвизаться, как во время мученичества. Мученики презирали жизнь; ты презирай удовольствия. Они ввергали тела свои в огонь, ты ввергай теперь имущество свое в руки бедных. Они попирали ногами горячие уголья, ты погашай пламень похоти. Трудно это, но и полезно. Смотри не на прискорбное настоящее, а на приятное будущее, не на бедствия присущие, а на блага уповаемые, не на страдания, а на награды, не на труды, а на венцы, не на подвиги, а на воздаяния, не на скорби, а на утешение, не на горящий огонь, а на Царство предстоящее, не на окружающих палачей, а на увенчивающего Христа.

3) Самый лучший способ и удобнейший путь к добродетели – взирать не на труды только, но и на награды после трудов, впрочем и не на них только самих по себе. Так, когда ты намереваешься подать милостыню, то обращай внимание не на издержки денежные, а на приобретение правды: расточи, говорится в Писании, даде убогим: правда его пребывает во век века (Пс.111:9); не смотри на оскудение богатства, но взирай на умножение сокровища. Когда постишься, то думай не об изнурении от поста, но о легкости, происходящей от этого изнурения. Когда бодрствуешь в молитве, то помышляй не об усталости, причиняемой бодрствованием, а о дерзновении, доставляемом молитвою. Так поступают и воины: они взирают не на раны, а на награды, не на поражения, а на победы, не на падающих мертвыми, а на увенчиваемых героев. Так и кормчие представляют себе прежде волн пристани, прежде кораблекрушений – торговые выгоды, прежде бедствий на море – благополучие после мореплавания. Так поступай и ты: представь, сколь великое дело – среди глубокой ночи, тогда как спят все люди, звери и скоты, когда господствует глубочайшая тишина, тебе одному бодрствовать и дерзновенно беседовать с общим всех Владыкою. Приятен сон? Но нет ничего приятнее молитвы. Беседуя с Богом наедине, когда никто не беспокоит тебя и не отвлекает тебя от молитвы, ты можешь во многом иметь успех; самое время будет способствовать тебе к получению того, чего желаешь. Но ты лежишь, простершись на мягком ложе, и не располагаешься встать? Представь нынешних мучеников, которые лежали на железной решетке, где не постель была подослана, но подложены горячие уголья. Здесь я хочу окончить речь, чтобы вы ушли с живым и свежим воспоминанием об этой решетке и памятовали о ней ночью и днем; ибо, хотя бы стесняли нас тысячи уз, мы в состоянии будем легко свергнуть все и восстать для молитвы, если мы будем постоянно представлять себе эту решетку. Впрочем, не только эту решетку, но и прочие страдания мучеников начертаем на широте нашего сердца. Как желающие украсить свои дома расписывают их со всех сторон разноцветною живописью, так и мы на стенах души нашей изобразим казни мучеников. Та живопись бесполезна, а эта живопись приносит пользу; для этой живописи не нужно ни богатства, ни издержек, ни какого-нибудь искусства, но вместо всего достаточно приложить усердие и иметь ум мужественный и бодрственный, чтобы посредством его, как посредством искусной руки, изобразить их мучения. Итак, изобразим в душе нашей мучеников, иных лежащими на сковородах, иных вверженными в кипящие котлы, других брошенными в море, иных терзаемыми крюком, иных разрываемыми на колесе, иных разбиваемыми об утес, иных борющимися с дикими зверями, иных низвергаемыми в пропасть, иных так, как каждому из них случилось окончить жизнь, дабы, сделав разнообразием такой живописи храм души нашей светлым, приготовить в ней приличное жилище для Царя Небесного. Ибо, если Он увидит такие начертания в душе, то придет с Отцом и сотворит в нас обитель Себе с Духом Святым; и будет наша душа царским домом, и никакой непристойный помысел не войдет в нее, потому что воспоминание о мучениках, как бы разноцветная живопись, постоянно будет находиться в нас и производить великий блеск, и Царь всего, Бог будет непрестанно обитать в нас. Таким образом, приняв Христа здесь, мы по отшествии отсюда можем быть принятыми в вечные обители, чего да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым слава Отцу, вместе со Святым и животворящим Духом, во веки веков. Аминь.

Прощальная беседа³²

Сильные волны, жестокая буря! Но я не боюсь потопления, ибо стою на камне. Пусть свирепствует море: оно не может сокрушить камня! Пусть подымаются волны: они не могут поглотить корабля Иисусова! Скажите, чего бояться мне? Ужели смерти? Мне еже жити Христос, а еже умрети, приобретение (Флп.1:21). Ужели ссылки? Господня земля и исполнение ея (Пс.23:1). Ужели описи имения? Ничто же внесохом в мир сей, яве, яко ниже изнести что можем (1Тим.6:7). Я презираю устрашения мира сего, и посмеваюсь над его благами. Я не боюсь нищеты, не желаю богатства; не боюсь смерти и не желаю жизни, разве только для вашего успеха. Я для того говорю о настоящих моих обстоятельствах, и для того вопрошаю вас, возлюбленные, чтоб вас успокоить. Никто не может разделить нас! Что Бог совокупил, того человек разделить не может. Если о муже и жене сказано: еже Бог сочета, человек да не разлучает (Мф.19:6), ежели брака нельзя расторгнуть, то кольми паче нельзя разрушить Церковь Божию. Ничего нет сильнее Церкви! Сколь многие тираны покушались разрушить Церковь! Сколько употребили они сковород? сколько печей? сколько зубов звериных? сколько острых мечей? Но нимало не успели. Где враги оные? Никто не говорит о них: все они забыты. Где Церковь? Она сияет светлее солнца. Если христиане остались непобедимы и тогда, когда их было не много, то можно ли победить их ныне, когда вся вселенная исполнена благочестием? Не тревожьтесь настоящим событием. Окажите мне в одном любовь вашу, в непоколебимой вере. Я имею залог Господа, и не полагаюсь на мои силы. Я имею Его Писание. Оно мне опора, оно мне крепость, оно мне спокойная пристань. Пусть вся земля придет в смятение! У меня есть письмецо; его читаю я: слова в нем для меня стена и ограда. Какие слова: Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20). Христос со мною, кого мне бояться? Пусть поднимаются на меня волны, пусть море, пусть неистовство сильных! Сие для меня слабее паутины. И если бы не вы останавливали меня своею любовью, то я ныне же удалился бы отсюда. Я всегда молюсь: да будет воля Твоя, Господи! Не как хочет тот или другой, но как Ты хочешь. Вот моя крепость, вот мой камень неподвижный, вот моя трость неколеблемая. Если Богу угодно то, да будет! Если Ему угодно оставить меня здесь, благодарю Его. Я буду благодарить Его, где Он ни захочет меня поставить.

Ни от чего не приходите в смущение. Старайтесь быть в молитве. Это сделал диавол, чтобы погасить в вас расположение к молитве. Но он не успел нимало. Я вижу вас более ревностными и усердными. Завтра я выйду с вами для молитвы. Где я, там и вы, а где вы, там и я. Мы одно тело. А тело от головы, как и голова от тела, не отделяется. Мы разделяемся местом, но любовью соединены; даже смерть не может разлучить нас. Хотя умрет мое тело, но душа будет жива и станет воспоминать о сем народе. Вы мне овцы, как могу я забыть вас? Вы мне родные мои, вы моя жизнь, вы моя слава. Если вы преуспеваете, это слава мне, и жизнь моя, как богатство, лежит в сокровищнице вашей. Я готов тысячекратно положить за вас душу свою и не стою никакой благодарности, потому что исполняю долг. Добрый пастырь душу свою полагает за овцы своя (Ин.10:11). Пусть тысячекратно меня удавят, тысячекратно отсекут мне голову! Смерть сия поведет меня к бессмертию. Все претерпеваю я за любовь мою к вам, ибо я все предпринимаю, чтоб вам доставить безопасность, чтоб никто чужой не вошел в стадо мое, и оно сохранилось непорочным. Сей подвиг мой доставит мне венец. И чего я не потерплю для вас? Вы мне сограждане, вы мне отцы, вы мне братие, вы дети мои, вы члены мои, вы тело мое, вы свет мой, и лучше света! Вы всегда доставляли мне то, чего желал я. Вы презирали временное, отказывались от земного, возвышались к небу, отрешались от уз телесных и старались о блаженном исполнении учения Господа. Впрочем, может быть, Бог попускает мне терпеть злоумышляемое на меня для того, чтоб испытать меня несчастиями, потому что победа, конечно, от трудов зависит, и венец уготовляется за подвиги. Ибо и Божественный Павел сказал: течение скончах, веру соблюдох: прочее соблюдается мне венец правды (2Тим.4:7). Вечный Господь всех да удостоит и вас венца сего! Аминь.

Св. Ефрем Сирин

Слово на второе пришествие Господа нашего Иисуса Христа33

Христолюбивые братие мои, послушайте о втором и страшном пришествии Владыки нашего Иисуса Христа. Вспомнил я об этом часе и вострепетал от великого страха, помышляя, что тогда откроется. Кто опишет это? Какой язык выразит? Какой слух вместит в себе слышимое? Тогда Царь царствующих, восстав с престола славы Своей, сойдет посетить всех обитателей вселенной, сделать с ними расчет и, как следует Судии, достойным воздать добрую награду, а также подвергнуть казням заслуживших наказание. Когда помышляю о сем, страхом объемлются члены мои, и весь изнемогаю; глаза мои источают слезы, голос исчезает, уста смыкаются, язык цепенеет и помыслы научаются молчанию. О, какая настоит мне нужда говорить вашей ради пользы! И страх нудит меня молчать.

Таких великих и страшных чудес не было от начала твари и не будет во все роды. Нередко ныне бывает, если сильнее обыкновенного блеснет молния, то всякого человека приводит она в ужас, и все преклоняемся к земле. Как же тогда перенесем, как скоро услышим глас трубы с неба, превосходящий всякий гром, взывающий и побуждающий от века уснувших праведных и неправедных? Тогда в аду кости человеческие, слыша глас трубы, со тщанием побегут, ища своих составов; тогда увидим, как всякое человеческое дыхание в мгновение ока восстанет с места своего и все от четырех концов земли будут собраны на суд. Ибо повелит великий Царь, имеющий власть всякия плоти, и тотчас с трепетом и тщанием дадут земля своих мертвецов, а море – своих. Что растерзали звери, что раздробили рыбы, что расхитили птицы, все это явится во мгновение ока. Ни в одном волосе не окажется недостатка. Как снесем это, братие, когда увидим огненную реку, текущую с яростью, подобно свирепому морю, поедающую горы и дебри, пожигающую всю землю и дела яже на ней? Тогда, возлюбленные, от огня сего реки оскудеют, источники исчезнут, звезды спадут, солнце померкнет, луна мимо идет, небо, по написанному, свиется аки свиток (Ис.34:4). Тогда посланные Ангелы потекут, собирая избранный от четырех ветр, как сказал Господь, от конец небес до конец их (Мф.24:31); тогда увидим, по обетованию Его, небо ново и землю нову (Ис.65:17). Как стерпим тогда, христолюбцы, когда увидим, уготованный страшный престол и явившееся знамение Креста, на котором Христос волею за нас пригвоздился? Тогда, все увидят на высоте явившийся страшный и Святой скипетр великого Царя, каждый, наконец, уразумеет и вспомнит слово предрекшего Господа, что явится знамение Сына человеческаго на небеси (Мф.24:30), и для всех сделается известным, что вслед за сим явится Царь. В час сей, братие мои, каждый подумает, как сретить ему страшного Царя и станет поверять все дела свои; потом увидит, что дела его и добрые и худые, стоят пред ним. Тогда все милостивые и искренно покаявшиеся возрадуются, увидев предпосланные ими молитвы, сострадательные увидят, что нищие и убогие, которым здесь оказывали они милость, умоляют за них и возвещают благодеяния их пред Ангелами и человеками. Другие также увидят слезы и труды покаянные, и они предстанут радостными, светлыми, славными, ждуще блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (Тит.2:13). И почему не сказать мне коротко о важнейшем? Когда услышим сей великий глас и страшный вопль, который с высот небесных скажет: «се жених грядет (Мф.25:6), се приближается Судия, се является Царь, се открывается Судия судей, се Бог всяческих грядет судить живых и мертвых», – тогда, христолюбцы, от вопля сего содрогнутся основания и утроба земли от пределов и до пределов ее, и море, и все бездны; тогда на всякого человека, братие, придут теснота и страх и исступление от вопля и звука трубы, от страха и чаяния того, что грядет на вселенную; ибо, по написанному, силы небесныя подвигнутся (Мф.24:29). Тогда потекут Ангелы, соберутся лики Архангелов, Херувимы и Серафимы, и все многоочитые с крепостью и силою воскликнут: Свят, свят, свят Господь Саваоф, Сый Иже бе и грядый Вседержитель (Откр.4:8). Тогда всякая тварь на небе и на земле, и под землею с трепетом и крепостью возопиет: благословен грядый Царь во имя Господне. (Мф.21:9). Тогда раздерутся небеса и откроется Царь царствующих, пречистый и славный Бог наш, подобно страшной молнии, с силою многою и несравнимою славою, как проповедал и Иоанн Богослов, говоря: се грядет со облаки небесными и узрит Его всяко око, и иже Его прободоша, и плачь сотворят о Нем вся колена земная (Откр.1:7).

Какая душа захочет тогда показать в себе столько сил, чтобы стерпеть сие? Ибо небо и земля предадутся бегству, как говорит опять Богослов: видех престол велик бел, и Седящаго на нем, Его же от лица бежа небо и земля, и место не обретеся им (Откр.20:11). Видел ли ты когда подобный страх? Видел ли подобные необычайные и страшные дела? Небо и земля побегут; – кто же после сего в состоянии будет устоять? Куда убежим мы, грешные, когда увидим престолы поставленные и сидящего Владыку всех веков, когда увидим бесчисленные воинства, со страхом стоящих окрест престола? Тогда исполнится пророчество Даниилово. Зрях, сказано, дондеже престоли поставишася, и Ветхий денми седе, и одежда Его бела аки снег, и власы главы Его аки волна чиста, и престол Его пламень огненный, колеса Его огнь палящ. Река огненная течаше, исходящи пред Ним: тысяща тысящ служаху Ему и тьмы тем предстояху Ему: судище седе, и книги отверзошася (Дан.7:9,10). Велик будет страх и трепет и исступление в час тот, братие, когда соберет он нелицеприятное судилище и отверзутся страшные сии книги, где написаны наши и дела, и слова, и все, что сказали и сделали мы в сей жизни, и что думали скрыть от Бога, по написанному, испытующего сердца и утробы (Откр.2:23); потому что власи главы вашея вси изочтени суть (Лк.12:7), т. е. изочтены рассуждения и помышления, в которых дадим мы отчет Судии.

О, сколько слез нужно нам ради этого часа! А мы пребываем в нерадении. О, сколько будем плакать и стенать о себе, когда увидим те великие дары, какие примут от Царя славы добре подвизавшиеся! Тогда увидим своими очами неизреченное Небесное Царство, а с другой стороны увидим также открывающиеся страшные мучения, по средине же всякое колено и всякое дыхание человеческое от прародителя Адама до рожденного после всех, и все с трепетом преклоняют колена и поклоняются на лице свое, как написано: живу Аз, глаголет Господь, яко Мне поклонится всяко колено (Рим.14:11). Тогда, христолюбцы, все человечество будет поставлено среди царства и осуждения, жизни и смерти, среди безопасности и нужды; все будут в ожидании страшного судного часа, и никто никому не в силах будет помочь. Тогда потребуется от каждого исповедание веры, обязательство крещения, вера чистая от всякой ереси, печать несокрушенная и хитон неоскверненный, по написанному: ecu же окрест Его принесут дары (Пс.75:12) страшному Царю; потому что у всех вписавшихся в гражданство в Св. Церкви потребуется отчет по силе каждого: сильнии сильне истязани будут, по написанному (Прем.6:6); и ему же дано много, много взыщется от него (Лк.12:48), и в нюже меру мерит каждый, возмерится ему (Мк.4:24) …

Пастыри, т. е. епископы, будут вопрошены и о собственном их житии, и о пастве их: у каждого потребуют словесных овец, которых принял он от Пастыреначальника Христа. Если же по нерадению епископа погибнет овца, то кровь ее взыщется от рук его. Подобным образом и пресвитеры дадут ответ за церковь свою, a вместе и диаконы и всякий верующий дадут ответ за дом свой, за жену, за детей, за рабов и рабынь: воспитывал ли он их в наказании и учении Господни, как заповедал апостол (Еф.6:4). Тогда вопрошены будут цари и князи, богатые и бедные, великие и малые о всех делах, какие сделали. Ибо написано, что вcu предстанем судищу Христову (Рим.14:10), да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага или зла (2Кор.5:10); и в другом месте написано: несть иже измет от руку Моею (Втор.32:39).

Тогда, христолюбцы, после того, как исследованы и объявлены будут дела всех пред Ангелами и человеками, и все враги положены под ноги Его (1Кор.15:25), упразднится всяка власть и сила (1Кор.15:24) и поклонится всяко колено Богови (Рим.14:11), по написанному; тогда отлучит их друг от друга, как пастырь отлучает овец от козлищ. У кого есть добрые дела и добрые плоды, те отделятся от бесплодных грешных… Тогда идут сии в муку вечную: праведницы же в живот вечный (Мф.2:46) …

У кого есть слезы и сокрушение, плачьте со мною. А я, благословенные мои братие, вспомнил о сем бедственном разлучении, и не могу перенести сего, потому что в страшный оный час бедственною разлукою разлучены будут все друг с другом, и каждый пойдет в переселение, из которого нет возврата… Тогда грешные будут, наконец, изгнаны из судилища и отведены немилостивыми ангелами, принимая от них толчки, побои, скрежеща зубами, все чаще и чаще обращаясь, чтобы увидеть праведников и ту радость, от какой отлучены. И увидят они неизглаголанный свет, увидят красоты райские, увидят в той стране знакомых, увидят великие дары, какие приемлют от Царя славы подвизавшиеся в добре; потом постепенно отдаляясь от всех праведников, и друзей, и знакомых, сокроются, наконец, и от самого Бога потеряв уже возможность зреть радость и истинный оный свет. Наконец, приблизятся к описанным мучениям, и там будут рассеяны и расточены. Тогда-то увидят, что совершенно они оставлены, что всякая надежда для них погибла, и никто не может помочь им, или ходатайствовать за них, потому что праведен суд Божий; тогда-то, наконец, в горьких слезах, рыдая, скажут: «О, сколько времени погубили мы в нерадении! о, как были мы обмануты! о, как насмехались, слушая Писание! Там Бог говорил чрез Писание, и мы не внимали; здесь вопием, и отвращает Он лице Свое от нас. Что пользы доставили нам концы мира? Где отец, родивший нас? Где матерь, произведшая нас на свет? Где братья? Где дети? Где друзья? Где богатство? Где имение? Где людская молва? Где пиры? Где многолюдные и бесплодные гульбища? Где цари и владетели? Как никто из всех их не может спасти нас, и сами себе не в состоянии мы помочь? Но совершенно оставлены мы и Богом, и святыми. Что будем делать? Нет уже времени для покаяния, не сильно уже ходатайство, нет уже пользы от слез, не видно уже нищих и убогих, продающих елей, потому что торжище кончилось» … О сем страшном дне и часе предрекали святые пророки и апостолы; о сем дне и часе Божественное Писание, от концов и до концов вселенной, в церквах и на всяком месте, вопиет и всем свидетельствует и всех умоляет, говоря: смотрите, бдите, внимайте, трезвитесь, молитесь, милосердствуйте, будьте готовы, яко не весте дне, ни часа, в оньже Сын человеческий придет (Мф.25:13) … И что говорю о пророках и апостолах? Сам Владыка наш и Господь засвидетельствовал о дне оном, говоря: внемлите Себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет на вы внезапу день той: яко сеть бо приидет на вся живущия на лицы всея земли (Лк.21:34,35). Бдите убо, яко, в оньже час не мните, Сын человеческий приидет (Мф.24:42,44), и – подвизайтеся внити сквозь тесная врата (Лк.13:24), вводящие в жизнь…

Сей день содержа в уме, святые мученики не жалели тела своего, но претерпевали все роды мучений, увеселяясь надеждою получить венцы, иные в пустынях и на горах подвизались, и ныне подвизаются в посте и девстве…

Сие-то страшное судилище и Сего неподкупного Судию имея в уме, блаженный Давид каждую ночь омочал ложе слезами, и умолял Бога, говоря: Господи, не вниди в суд с рабом Твоим (Пс.142:2), да неугодно будет Тебе, Человеколюбец, вести со мною прю. Не имея никакого оправдания, по тому самому умилостивляю благость Твою, не вниди в суд рабом Твоим: ибо если восхочешь сие сделать, то не оправдится пред Тобою всяк живый (Пс.142:2). Смотрите, братие, как блаженный Давид страшится оного дня и часа, молится и готовится к ответу. Посему приступите и вы, христолюбивые братие, пока не настал оный день, пока торжище не кончилось, пока видимо не пришел Бог, и не застал нас неготовыми; предварим лице Его исповеданием, покаянием, молитвами, постом, слезами, странноприимством; предварим, пока не пришел Он видимо и не нашел нас неготовыми. Не престанем приносить покаяние, неотступно умолять и готовиться во сретение Господу все вкупе, мужи и жены, богатые и бедные, рабы и свободные, старцы и юноши.

Смотрите, да никто не говорит: «Много нагрешил я, нет мне прощения». Кто говорит это, тот не знает, что Бог есть Бог кающихся, пришел на землю ради злостраждущих и сказал: радость бывает о едином грешнице кающемся (Лк.15:10), и еще: не приидох призвати праведных, но грешныя в покаяние (Лк.5:32) …

Но смотрите, никто да не дерзнет сказать: «Я не согрешил». Кто говорит это, тот слеп, смежил очи, сам себя обманывает и не знает, как обкрадывает его сатана и в словах, и в делах, то чрез слух, то чрез глаза, то чрез осязание, то чрез помыслы. Ибо кто похвалится, что у него невинно сердце и все чувства чисты? Никто не безгрешен, никто не чист от скверны, никто из человеков не свободен совершенно от вины, кроме Того единого, Кто нас ради обнищал, богат сый. Безгрешен Он один – вземлющий грех мира, желающий спастись всем человекам, не хотящий смерти грешников.., всех призывающий к покаянию и не отвращающийся ни от кого из кающихся. К Нему прибегнем и мы, потому что все грешные, прибегавшие к Нему, улучали спасение.

Посему и мы, братие мои, не будем отчаиваться в своем спасении. Согрешили мы? Покаемся. Тысячекратно согрешили? Тысячекратно принесем покаяние. Бог радуется о всяком добром деле, преимущественно же о душе кающейся: ибо весь преклоняется к ней приемлет ее собственными руками и призывает, говоря: приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28) в горнем граде, где все святые Мои упокоеваются в великой радости… Приидите ко Мне вcu обремененнии, отрясите и свержите с себя бремя грехов, ибо, прибегая ко Мне, никто не оставался обремененным, но бросал худой навык, отучался от того искусства, какое ко вреду занял у диавола, научась у Меня искусству доброму. Волхвы, пришедши ко Мне, бросали волхвование и научились боговедению; мытари оставляли мытницы и составляли из себя церкви; гонители переставали гнать и желали быть гонимыми; блудницы возненавидели блудодеяние и возлюбили целомудрие; разбойник оставил убийства, отучился от разбойнического промысла, воспринял чистую веру и стал жителем рая. Посему придите ко Мне и вы, ибо грядущаго ко Мне не изжену вон (Ин.6:37).

Слышали вы, возлюбленные, благие обетования и сладчайший глас Спасителя душ наших? Кто видел столь нежно любящего Отца? Кто видел такого доброго врача? Посему придите, поклонимся и припадем Ему, исповедуя грехи свои. Слава человеколюбию Его, слава долготерпению Его, слава благости Его, слава снисхождению Его, слава щедротам Его, слава царству Его, слава, честь и поклонение имени Его во веки. Аминь. Еще скажу, и не престану говорить: не поленимся, не убоимся, мы грешные, не престанем взывать день и ночь со слезами; ибо Он милостив и нелжив и несомненно сотворит отмщение за вопиющих к Нему день и ночь. Он Бог кающихся, Отец, Сын и Святой Дух. Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Слово на слова: «Вся суетство и крушение духа» (Еккл.1:14)³⁴

Пророк взывает и говорит: человек суете уподобися; яко сень преходит и исчезает жизнь его на земле (Пс.143:4). Сынове человечестии доколе любите суету, и ищите лжи (Пс.4:3)? Быстро течение мира сего; заботы его, богатство, стяжания проходят, как пар. Проходит бо образ мира сего, как дает знать апостол (1Кор.7:31). Время за временем спешит и протекает, род за родом уходит и исчезает. И годы, и месяцы, и дни взывают: преходит мир. Кто вступает в мир, тот уже на пути оставить его, и кто еще в матерней утробе, тот приближается уже ко гробу, чтобы вселиться там… Один приходит поселиться в мире, другой идет уже вон. Один собирает и копит богатство, другой оставляет его и отходит из жизни. Смотри, как богатство переселяется из дома в дом и бедность также ходит из одного жилища в другое.

Суета суетствий, всяческая суета, как написано (Еккл.1:2). Мир подобен колесу, с которого свиваются времена и годы. И бедствия его то же, что пар, и блага его – ничто; бедствия его – не настоящие бедствия, и блага его – не настоящие блага. Счастье мгновенно превращается в скорбь. Едва пришла и настала радость, – и ее уже нет, а на месте ее – скорби. Кто сегодня веселится, тот на утро плачет и сетует. Полон радости жених на брачном пиру и восхищается юностью супруги своей; вдруг постигает смерть, разлучает их друг с другом, и последовавшая скорбь – больше предшествовавшей радости. Иной блистает одеждами, украшен великолепно, но убранство его проходит как сон, и гроб покрывает его паутинами. Иной строит высокий чертог, величаво ходит по обширным сеням; вдруг приходит конец его жизни, лежит он распростертый на ложе, связан по рукам и ногам, сомкнулись уста, не могут вымолвить слова; мраком покрылись очи. Вон несут его из дома, не дают и дня провести в великолепных палатах; как можно скорее относят во гроб, где и будет его обитель. Вся жизнь его была суета и крушение духа. Как сон пролетели дни его, и не стало его больше. Иной стоит на высокой степени могущества, полной высокомерия, теснит и гнетет других, наполняет дом свой неправедным богатством; наступает же конец жизни его, и падает он во прах. Все богатство его – суета и крушение духа.

Ночи подобен мир, и все события его – сонная греза; но душа погрязает в них и вводится в обман призраками. Как сновидение обманывает ночью, так мир обманывает своими обещаниями. Как сон обольщает душу призраками и видениями, так мир обольщает своими удовольствиями и благами. Обманчив бывает ночной сон; он обогащает тебя найденными сокровищами, делает властелином, дает тебе высокие чины, облекает в пышные одежды, надмевает гордостью и в мечтательных призраках представляет, как приходят и честят тебя люди. Но миновалась ночь, сон рассеялся и исчез, ты опять бодрствуешь, – все сии видения, какие представлялись тебе во сне, стали – чистая ложь. Так и мир обманывает своими благами и богатствами: они проходят, как ночное сновидение и обращаются в ничто…

Не будем же забывать, что мир преходит; не будем обольщаться его удовольствиями; не станем любить его обманчивость, потому что мир преходит, как ночное сновидение.

Дни текут и улетают; часы бегут и не останавливаются; в стремительном течении времени мир приближается к концу своему. Ни один день не дозволяет другому идти с ним вместе; ни один час не ждет другого, чтобы лететь заодно. Как воду невозможно удержать и остановить перстами, так не остается неподвижною и жизнь рожденного от жены. Взвешена и измерена жизнь всякая вступающего в мир; нет ему ни средств, ни возможности переступить за назначенный предел. Бог положил меру жизни человека, и эту определенную меру дни делят на части. Каждый день, незаметно для тебя, берет свою часть из жизни твоей; каждый час со своею частицей неудержимо бежит путем своим. Каждый день предает погребению свою часть, каждый час кладет во гроб свою долю, и в быстром полете времени они уходят, исчезают, обращаются в ничто.

Пядень твоя – мера жизни твоей, и не простирается она дальше; персты твои указывают на пяти степеней этой меры. Малым перстом начинается пядень твоя и оканчивается перстом большим. Так младенчество – начало твоей жизни, а конец ее – старость. Малым перстом – первым возрастом младенчества начинается жизнь твоя; потом идет она до второго перста – неразумного детства; после чего человек стоит на средине – в горделивой и надменной юности; за этим следует четвертый возраст – совершенного мужа; потом мера начинает умаляться, и как не достает еще одной степени, то приходит старость, это большой перст – конец жизни. Вот мера твоя, если определено тебе совершить ее вполне; часто же бывает, что придет смерть и не даст дожить до конца, потому что Творец по воле Своей сокращает пядень твоей жизни, чтобы зло пресеклось и не продолжалось вместе с твоею жизнью.

Смотри же, за какой теперь держишься перст, на какой стоишь степени; ибо не знаешь, на каком персте внезапно постигнет тебя конец. День Господень якоже тать (1Фес.5:2) и поемлет тебя незаметно. Проводи жизнь свою в мире, запасайся добрым напутием, чтобы соединиться ей с Богом, и тебе, на конце ее, снова обрести ее там, если будешь жить здесь добродетельно. А если живешь нечестиво, то жизнь твоя проходит, она уже потеряна; станешь искать ее и не найдешь. Если вода вылита на землю, тебе невозможно ее пить; но если она налита в сосуд, то сбережется тебе для питья. Не проводи жизнь твою в гневе и ненависти, не трать ее на хищения, обиды, иначе не найдешь ее. Непотребством и татьбой не уподобляй жизнь свою гнилой воде, иначе поглотит ее земля и глаз не увидит ее больше. Не в зависти и коварстве, не в гневе и вражде, словом – не в пороке каком проводи жизнь свою, иначе она потеряна, и ты – действительно мертвец, потому что утратил жизнь свою.

Ничто не любезно так для человека, как жизнь; за нее, если бы можно было, отдал бы он целый мир. Итак, гонись во след за добрым, чтобы жизнь твоя, хотя и течет она как вода, собралась опять в Боге. К Богу направляй малый поток жизни своей, чтобы, когда иссякнет здесь, сделалась там морем жизни. Не велик у тебя ручей жизни в этом преходящем мире; направь ее к Богу, чтобы сделалась бездною жизни. День за днем струится и утекает жизнь твоя: излей ее в Бога, чтобы обрести ее для себя в том мире.

Да не обращает в ничто жизнь твою гнев, да не губит ее грех; иначе ты – всецело мертв, потому что совершенно лишен жизни. Если гнев вселится в душу твою, то им уже уничтожен день твоей жизни; по крайней мере, не дозволяй гневу переходить на другой день, чтобы не погубил он целой жизни твоей. Довлеет дневи злоба его (Мф.6:34), как говорит Спаситель наш. Довольно гневу, если погубит и один день твоей жизни; не давай ему переночевать в душе твоей; да не зайдет солнце прежде, нежели удалится от тебя гнев. Не добрый странник поселился у тебя: гони, понуждай его выйти, не давай ему места. С протекшим днем пусть пройдет и гнев и не остается в душе твоей; как без замедления протекает каждый час, так да не медлит в тебе и гнев. Не давай гневу почить в душе твоей; если переночует он, гораздо труднее будет удалить его… За необдуманное слово, которое сказать подустил сатана, широко растворяешь ты двери гневу, чтобы вошел и поселился он в душе твоей; за презренную корысть ближний заводит с тобою тяжбу, а ты призываешь к себе вражду, чтобы пришла и расположилась в недре твоем. Когда ярость, как бешеный пес, в тебе лает и изрыгает свою слюну, – ты, вместо камня, брось в нее миром и запрети гневу лаять. Гони его ясностью чела своего, кажись веселым, а не досадующим, и воспрепятствуешь гневу погубить вдруг две души.

Ты, Боже, Который и высоты, и дольние глубины умиротворил Кровью, истекшею из ребер Твоих, пошли гневным мир Твой! Ты, Который восстановил мир между горними и дольними, любовью усмири разъединившихся, и мир Твой посей между ними. Ты, Господи, мир наш, как писал ученик Твой (Еф.2:14); Твой мир да будет стражем душ, умоляющих Тебя. Мир Мой даю вам, мир оставляю вам, сказал Господь наш апостолам Своим (Ин.14:27), и вознесся к Отцу Своему. Когда с великой славой придет Он паки, и ужасом объята будет тварь; когда труба возгласит в высоте и разорятся основания вселенной; когда распадутся сомкнутые каменные пещеры, отверзутся все гробы и во мгновение ока все умершие восстанут нетленными; когда совокупится прах человеческий и ни одна пылинка не останется не явившеюся; когда горние и дольние предстанут с великим трепетом; тогда в сретение нам да изыдет мир Твой, Господи, да сретит нас умиротворение Твое. Тебе хвала, а нам щедроты Твои, Многомилостивый и Всещедрый!

Св. Григорий, епископ Нисский

Слово на Святую Пасху (о Воскресении)³⁵

Ныне восстал из мертвых Христос, Бог бессмертный. Человеколюбивый Спаситель наш добровольно восприял бесчестное для Себя, дабы спасти гибнущего человека, – снизошел в нашу жизнь и восхотел умереть по человечеству, поелику провидел и славное воскресение. Итак, сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь (Пс.117:24), выражая свое веселие богоприличными размышлениями. Сей день – причина того, что все тела, которые по рождении уничтожили тление, будут отданы землею неповрежденными и воскреснут во мгновение ока (1Кор.15:52). Нельзя и представить, сколько измерений времени потребно было бы для того, чтобы составить обратившиеся в землю кости и привести их в естественную связь, – каким образом каждая душа узнает свое собственное тело и снова быстро вселится в него, откуда опять явится воспоминание о прежней жизни у ожившего существа, разрушившегося за столько веков? Это и подобное, приходя на мысль людям, поражает разум необычайным удивлением и вместе возбуждает недоверие к чуду (ибо когда ум не находит разрешения недоумениям, то, по слабости своей, он в конце концов склоняется к неверию). Но так как мы коснулись такого предмета, о котором непрестанно говорят, и так как сей предмет сроден настоящему празднику, то попытаемся вполне убедить сомневающихся в ясных вещах.

Предположив создать человека, Зиждитель всяческих привел его в бытие, как существо, честью превосходящее всех, и назначил его царем твари поднебесной. Ужели Бог совершил это напрасно – только для того, чтобы человек, появившись на свет, впоследствии совершенно исчез? Думать так о Боге было бы крайне безрассудно (потому что в сем случае Господь действовал бы подобно детям, которые с большим тщанием строят себе домики, но вскоре потом сами же разрушают, так как в действиях своих не руководствуются никакою разумною целью). Между тем учение веры говорит нам, что первый человек был сотворен бессмертным, но что впоследствии, преступив заповедь, он лишен бессмертия в наказание за грехи; однако, Беспредельный в благости, преклонившись по милосердно к делу рук Своих, премудрым промыслом направил все к тому, чтобы восстановить падшего человека в прежнее состояние. Это и истинно, и достойно понятая о Боге, потому что в сем случае Господу приписывается вместе с благостью и сила (высказывать же безучастие и жестокость к подначальным и подвластным несвойственно даже людям добрым). Если же это так, и если Зиждителю рода нашего весьма прилично воссоздать поврежденное творение, то, очевидно, неверующие восстают против воскресения будущего не по чему-либо другому, как по тому, что признают невозможным для Бога воскресить разрушившееся. Но, воистину, только безумным свойственно собственную немощь переносить на всемогущее величие и думать, будто для Бога есть что-либо невозможное и неудобоисполнимое. Как рассеянный прах соединился, и земля стала плотию, каким образом первая жена из малой части ребра образовалась в целое живое существо, – все это для нас, ничтожных существ, удивительно, а между тем непреложно. После сего можно ли признать здравомыслящими тех, кои, допуская, что из одного ребра соделался человек, не верят, что он же самый может быть воссоздан из всецелого вещества человеческого. Мысль человеческая не в состоянии постигнуть действенную силу Божию, поелику в противном случае не был бы совершеннее нас Тот, Кто совершеннее. Благомыслящие и разумные должны верить тому, что говорит Бог, а не испытывать способы и причины Его действий, как превышавшие человеческий ум. Иначе можно будет вопросить любопытствующего: скажи, каким искусством Господь создал все видимое? Если ты откроешь это, то законно можешь недоумевать и негодовать, почему, зная причину рождения, не знаешь способа преобразования чрез возрождение; если же для тебя познание сего недоступно, то не досадуй на то, что, не зная причины устроения, ты не понимаешь и способа исправления поврежденного. Один и тот же – Художник и первого создания и второго преобразования: Он знает, как собственное дело, подвергшееся разрушению, привести в прежнее состояние; если нужна мудрость, у Него – источник мудрости; если потребна сила, Он не нуждается в помощнике. Провидя души неверующих, Бог самым делом подтвердил воскресение мертвых, одушевив многая тела скончавшихся (так, например, четверодневный Лазарь вышел из гроба, единородный сын вдовы от одра погребального был возвращен матери живым) и рабам Своим апостолам даровал силу воскрешать мертвых. Итак, если спросишь меня, как будет воскресение умерших от века, тотчас услышишь обратный вопрос: «Как был воскрешен четверодневный Лазарь?» (Здравомыслящий человек, конечно, по удостоверению одного примера не будет сомневаться и во многих). Признавая Бога Творцом, ты не можешь сказать, что для Него что-нибудь невозможно, – и не можешь думать, что мудрость Непостижимого постижима твоею мыслью.

Если семя человеческое, в начале безвидное, бесформенное, велением Божиим, принимает известное очертание и возрастает в плотное тело, то нисколько не странно, напротив, совершенно естественно, чтобы вещество, находящееся в гробах и некогда имевшее вид, возобновилось в прежней форме, и прах снова сделался человеком. Рассмотрим пример пшеницы, которым святой апостол поучает безумных, говоря: безумне, ты еже сееши, не тело будущее сееши, но голо зерно, аще случится, пшеницы или иного от прочих (семян): Бог же дает ему тело, якоже восхощет (1Кор.15:36–38). Вникнем внимательно в произрастание пшеницы, дабы, елико возможно, уразуметь учение о воскресении. Посеянное в землю пшеничное зерно, сгнивши и, так сказать, умерши, превращается в некое млековидное вещество, которое, несколько оплотнев, делается остроконечным белым волоконцем: выросши настолько, чтобы проникнуть землю, оно из белого мало-помалу делается зеленым, – затем, ставши травою и дав достаточно отпрысков, распространяет внизу разветвленный корень, приготовляя подпору для будущей тяжести. И как на корабле мачты со всех сторон прикрепляются множеством канатов, дабы они стояли твердо, так вервевидные разветвления корня служат скреплениями и подпорами колосьев. После того как пшеница вытянется в стебель, Бог укрепляет ствол его коленцами и узлами, делая его чрез то способным к сдерживанию тяжести колоса; в самом колосе сперва уготовляются в стройном порядке гнездышки для каждого из зародившихся зерен, – потом выходят длинные концы колючие (между прочим, для того, чтобы защитить зерна от хищности птиц). Вот сколько чудес заключено в одном сгнившем зерне! Павши на землю одно, в каком числе зерен оно воскресает?! человек же с воскресением не получает ничего большего: снова принимает то, что имел, – и посему наше будущее обновление представляется более удобопонятным, чем в земледелии произрастание пшеницы. От зерна пшеничного перейди к размышлению о деревьях. Зима для них не то же ли, что для нас смерть? В эту пору ежегодно плоды отпадают, листья осыпаются, а деревья стоят обнаженными и лишенными всякой красоты. Но приходит весна, и деревья покрываются цветом и листьями, и представляют столь красивое и приятное зрелище, что заставляют самих людей переселяться под их тень и покидать свои чертоги.

Перестанем же не верить изменениям и обновлениям: ибо жизнь растений, животных и самих людей даже научает нас, что рождающееся и подверженное тлению беспрерывно изменяется и преобразуется. Некоторые, правда, упорно отвергают воскресение на том основании, будто тела наши по смерти совершенно уничтожаются. Но дело обстоит далеко не так: тела наши только разрушаются на составные части свои, остающиеся в воде, воздухе, огне, земле. Если же главные стихии остаются и неизменно хранят вверенные им частицы, то некогда Сотворившему из ничего всю вселенную ужели трудно будет воссоздать из уцелевших начал природу нашу?..

По чрезмерной любви к удовольствиям не станем пренебрегать человеколюбивым обетованием Божиим. Противники раскрываемой нами мысли, воистину, обнаруживают в себе друзей зла и врагов добродетели. Так как учение о воскресении соединено с мыслью о суде, на котором мы воспримем достойное воздаяние за дела жизни; то, сознавая, что постыдные дела их достойны великого наказания, сии люди, по ненависти к суду, отвергают и самое воскресение. Так, злые рабы, растратившие имущество домовладыки, представляют себе и погибель господина и вымышляют пустые предположения, сообразно тому, чего сами желают. Но так рассуждать не станет ни один здравомыслящий, потому что какая будет польза от правды, от истины, от благости и вообще от всего доброго, если нет воскресения? Если смерть есть предел жизни, то оставь обвинения, порицания и предоставь невозбранно свободу человекоубийце, прелюбодею; если нет воскресения, пусть человек преступает клятву, ибо смерть ожидает и того, кто соблюдает клятвы, – пусть иной постоянно лжет, потому что нет никакого плода от истины, пусть никто не милует бедных, так как милосердие остается без награды. Если нет воскресения, то – вымысел все то, что написано о богаче и Лазаре (и что предвозвещает будущее состояние наше, – вымысел, – ужасная пропасть, нестерпимый пламень, горящий язык, жажда воды, перст бедного (Лк.16:20–27). Богодухновенный Иезекииль видел обширное поле, полное костей человеческих, проречь на который было повелено ему, – и оные кости обрастали плотью, и то, что было разъединено и беспорядочно расторгнуто, совокупилось одно с другим в стройном порядке (Иез.37:1–12). Сим не с достаточною ли ясностью доказывается нам оживление сей плоти? Самые наименования – «воскресение, оживление, преобразование» и подобные переносят мысль слышащего оное к телу тленному, ибо душа наша бессмертна; будучи же бессмертною, она имеет общником своих дел смертное тело, почему во время мздовоздаяния праведного душа снова вселится в своего сотрудника, дабы с ним восприять общие наказания или награды. И подлинно, если при всяком деле душа и тело соединяются друг с другом, если в достижении совершенства тело труждается вместе с душой и в прегрешениях не отстает от нее, то несправедливо и неразумно влечь на судилище одно – невещественную душу. По слову Священного Писания, осужденные будут подвержены огню, мраку, червю. Все это – наказания для вещественных тел, души же самой никогда не коснется огонь, и мрак не может быть для нее тяжел, и червь не мог бы ничего сделать ей.

Итак, последовательный ход рассуждений всесторонне побуждает нас признать воскресение мертвых, которое совершит Бог в надлежащее время, делом утвердив Свои обетования. Да веруем же Рекшему: грядет час, в оньже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия…, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин.5:28,29). Господь не только обещает, но ежедневно подтверждает, что Он – всемогущ; как в начале при творении Бог не утомился, не изнемог от сего, так и при пересоздании Он ни у кого не потребует совета, мудрости. Посмотрим на настоящее, и мы поверим тому, что будет. Всякое действие Божие возбуждает в нас изумление. Так, невыразимо чудо, когда мы видим, что черты уже не существующих отцов и прадедов точно переходят на наружность потомков, и дети носят на себе отпечаток предков, как бы воскрешая умерших, а части и особенности многих лиц вместе отображаются в одном теле (нос отца, голос матери, глаз деда, походка дяди), – и один человек представляется как бы каким растением, принявшим прививки от многих деревьев и приносящим при сборе многоразличные виды плодов. Посему крайне неразумно допускать, что отличительные признаки уже истлевших тел в ежедневно рождающихся в настоящее время людях воскресают, а вместе с тем отвергать, что особенные (собственные) свойства каждого в самых тех лицах, которые некогда приобрели их, не возобновятся и не оживут, – и не признавать верным словом обетование Того, Кто составил это видимое нами, украсил, как восхотел. Но мы веруем воскресению, воссылая славу Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Св. Амвросий Медиоланский

Слово о том, как должно сретать день Рождества Христова

Вам известно, сколь велика радость, и сколь многочисленно бывает собрание народа в тот день, когда празднуют рождение царя земного. Как вожди и начальники, так и все воины, облекшись в шелковые одежды, препоясавшись дорогими, златом сияющими, поясами, спешат тогда в блистательнейшем великолепии предстать пред лицом царя своего. Ибо они знают, что радость царя увеличится, когда он увидит особенную красоту их убранства, и что он тем большему предастся веселию, чем больше они покажут усердия во время торжества его (царь, как человек, не зрит на сердце, и судит о расположении к себе по одной внешности: и потому, кто более любит царя, тот и одевается тогда в светлейшие одежды). Сверх сего, поелику они знают, что царь в день рождения своего бывает щедр, – и раздает весьма много милостей или вельможам своим, или тем, кои в доме его почитаются людьми низкими и презренными, то предварительно стараются наполнить сокровищницы его различным богатством, дабы он, желая раздавать милости, мог раздавать их щедро, так чтобы скорее истощилось в нем желание к раздаянию милостей, нежели оскудело его богатство. Все это они делают с усердием, потому что и сами надеются получить за то великую награду.

Братие! если сыны века сего, ради временной чести, встречают с таким приготовлением день рождения земного царя своего, то как должны мы сретать день рождения вечного Царя нашего Иисуса Христа, который за наше к Нему усердие наградит нас не временною, но вечною славою, и сподобит нас чести не земного начальства, переходящего к преемнику, но Небесного Царства, которое не имеет преемника? Каково же будет нам воздаяние, о сем говорит пророк: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (Ис.64:4; 1Кор.2:9).

Какими же одеждами мы должны украсить себя? Я говорю: себя, т. е. души наши: поелику Царь наш Христос не требует великолепия одежд, но приверженности души; не смотрит на украшение тела, но зрит на сердце служащих Ему, не дивится блеску тленного пояса, коим препоясуются чресла, но восхищается непреодолимым целомудрием, которое связует стыдом вожделения. Итак, потщимся явиться пред Ним искусными в вере, облеченными милосердием, благоустроенными в образе нашей жизни: кто искреннее любит Христа, пусть светлее украсит себя соблюдением Его заповедей, дабы Он видел, что мы истинно в Него веруем, являясь в таком великолепии во время торжества Его и тем больше бы радовался, чем более зрел бы в нас чистоты духовной. Уцеломудрим же заранее сердца наши, очистим совесть, освятим дух, и в чистоте и непорочности станем сретать пришествие всесвятого Господа, дабы день рождения Того, Кто родился от Пречистой Девы, празднуем был непорочными Его рабами. Кто ж является в оный день нечистым и оскверненным, тот не чтит Рождества Христова, – тот хотя телом и присутствует при торжестве Господнем, но духом своим далек от Спасителя. Ибо нечистый не может иметь общения со святым, скупой с милосердым, растленный с девственным, и если он – недостойный вступает в такое общение, то тем большее причиняет оскорбление, потому что не знает самого себя. Желая казаться усердным, он на самом деле является дерзким, как тот, упоминаемый в Евангелии, человек, который, будучи зван на брачный пир, осмелился войти в собрание святых, не одевшись в брачную одежду, и между тем, как иной сиял тут правдою, другой блистал верою, третий светил целомудрием, он один, имея нечистую совесть, при сиянии всех, возбуждал только отвращение ужасным своим трепетом. И чем более блистала святость возлежавших тут праведников, тем очевиднее была скверна грешника, который, может быть, не произвел бы такого отвращения, если бы не явился в сонме святых. Потому слуги царевы, связав ему руки и ноги, ввергли его во тьму кромешную, не только за то, что он был грешник, но и за то, что, будучи грешником, присвоил себе награду, определенную святости (Мф.22:11–13).

Итак, сретая день Рождества Господа нашего, очистим себя, братие, от всякой скверны грехов, наполним сокровищницы Его различными дарами, дабы в тот святой день было чем утешить странников, облегчить скорби вдовиц и одеть нищих. Ибо хорошо ли будет, если в одном и том же доме, между рабами одного господина иной будет веселиться, нося шелковые одежды, а другой унывать, ходя в рубище, тот пресыщаться пищей, а сей терпеть голод и холод? и какое будет действие нашей молитвы, когда мы просим избавить нас от лукавого, а сами не хотим быть милостивы к своим братьям? Будем подражать Господу нашему. Если Ему угодно было сделать бедных, вместе с нами, участниками небесной благодати, то почему же им не участвовать с нами же в земном богатстве? братья по таинствам не должны быть чуждыми друг другу по имуществу: мы вернее приобретаем чрез то ходатаев за себя пред Господом, когда своим иждивением питаем тех, кои приносят благодарение Богу. Бедный, благословляя Господа, оказывает пользу тому, при содействии коего благословляется Господь. Ибо как Писание говорит: горе человеку тому, чрез которого имя Господа хулится; мир человеку тому, чрез которого благословляется имя Господа Спасателя нашего. Заслуга благотворителя такова, что он в доме своем оказывает милость один, а в церкви устами многих умоляет Господа, и чего сам бы не осмелился иногда просить у Бога, то, по ходатайству многих, получает неожиданно. Прославляя таковое вспомоществование наше, блаженный апостол говорит: дабы за дарованное нам по ходатайству многих многие возблагодарили за нас (2Кор.1:11); и в другом месте: да будет приношение благоприятно и освящено Духом Святым (Рим.15:16)! Аминь.

Блаженный Августин, епископ Иппонский

Слово о явлении Иисуса Христа двум ученикам Еммауским

Для разумеющих важное поучение в нынешнем чтении евангельском. Вот является Господь; Его видят, и не знают. Учитель шествует с учениками по пути, и сам Он есть путь; но они не шли по пути, Господь нашел их уклонившимися от пути. Ибо когда был с ними до страдания, все предсказал им о страдании, о смерти и о тридневном воскресении своем; все предсказал, но смерть Его была для них забвением. Когда узрели Его висящим на древе, так возмутились, что забыли Его учение, не ожидали воскресения, не понимали обетования. Мы, говорят, надеяхомся, яко сей есть хотя избавити израиля (Лк.24:21). Вы надеялись, ученики! теперь, значит, не надеетесь? Вот Христос живет, а надежда в вас мертва. Истинно Христос живет. Но живущий обретает сердца учеников мертвыми. Очам их Он и явился, и не явился, был видим и скрывался. Ибо как не был видим, когда они слышали Его вопрошающего, и на вопросы ответствовали? когда шел Он с ними, как спутник, и вместе был вождем их? Видели убо Его, но не познавали. Очи ею, сказано, держастеся, да Его не познаста (Лк.24:16). Не удерживались очи, да не видят, но держастеся, да не познают.

Где же, братие, угодно было Господу быть познанным? В преломлении хлеба. Благо нам! ломим и мы хлеб, и познаем Господа. Там, а не в другом месте, восхотел Он быть познанным – для нас; ибо знал, что мы не будем видеть Его во плоти, но будем вкушать Его плоть. Итак, всякого верного, кто не тщетно именуется христианином, кто ходит в церковь не по-пустому, кто внимает слову Божию со страхом и упованием, да утешит преломление хлеба. Отсутствие Господа не есть отсутствие: имей веру, и с тобою Тот, Кого не видишь. – Они, когда потеряли веру, потеряли и надежду. Шли мертвые с живым, шли мертвые с самою жизнью. С ними шла жизнь, но в сердцах их не была обновлена жизнь. Хочешь ли же ты иметь жизнь? Поступи так, как поступили они, да познаешь Господа. Ученики приняли Его для угощения. Господь казался идущим в дальний путь, а они удержали Его, сказав Ему, когда дошли до своего места: облязи с нами, яко к вечеру есть, и преклонился есть день. Удержи и ты странника, если хочешь познать Спасителя. Что отнято неверием, возвращено гостеприимством. Господь убо явил Себя в преломлении хлеба. Научитесь же, где искать Господа, научитесь, где быть с Ним, где познать Его, когда ядите. Разумеющие знают нечто лучшее в нынешнем чтении, нежели неразумеющие.

Господь после того, как был познан, сокрылся. Отошел от них телом Тот, Кого они содержали верою. Так удалился Он телом и от всей Церкви и вошел на небо, да созидается вера. Ибо, если ты знаешь только то, что видишь, то, где вера? А если веруешь и тому, чего не видишь, то увидев возрадуешься. Да созидается вера, ибо возвратится видение. Придет то, чего не видим, придет, братие, придет: но смотри, каким тебя найдет. Придет то, о чем говорит: где оно, когда, как существует? когда будет, когда придет? Будь уверен, – придет, и придет, хотя бы ты не хотел того. Горе тем, кои не веровали, – тогда будет великий страх; но велика радость для тех, кои веровали. Возрадуются верные, постыдятся неверные. Верные скажут: благодарим Тебя, Господи; истинно то, что мы слышали, истинно, чему верили, на что надеялись и что зрим теперь. Но неверные скажут: где то, почему мы не верили? Где то, почему, что читали нам, почитали мы неправдою? Да восхвалятся убо те, кои не видят и веруют: ибо когда увидят, возрадуются. Для нашего спасения восприял Господь плоть, во плоти приял и смерть. Воскресши же в третий день, более не умирает: прияв паки существо плоти, первый показал нам пример нетленного воскресения. Потом, восшедши в той же плоти ко Отцу, сидит одесную Бога, имея общение властию в суде Отца, и мы чаем пришествия Его на суд живым и мертвым. Да веруем убо и о себе, что примем от самой персти ту же плоть, те же кости, тоже, и навсегда, устройство членов. Все воскреснем, но не все возрадуемся. Яко грядет час, говорит Господь, в оньже вcu сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин.5:28,29).

Св. Григорий Двоеслов

Из беседы в 3-ю неделю по Пятидесятнице

Из свидетельства Священного Писания мы знаем, что есть Ангелы, Архангелы, Силы, Власти, Начальства, Господства, Престолы, Херувимы и Серафимы. О бытии Архангелов свидетельствует почти каждая страница Священного Писания. А о Херувимах и Серафимах часто говорят, как известно, книги пророков. Четыре названия чинов исчисляет апостол Павел в послании к Ефесеям, говоря: превыше всякаго начальства и власти и силы и господства (Еф.1:21). Он же опять, пиша к Колоссянам, говорит: аще престолы, аще господствия, аще начала, аще власти (1Кол.1:16). О Господствах, Начальствах и Властях он написал уже (в послании) к Ефесеям, но, намереваясь говорить о том же в послании к Колоссянам, он в первом месте поставил Престолы, о которых ничего еще не сказал Ефесеям. И так, если к оным четырем (чинам), о которых сказал (в послании) к Ефесеям, то есть, к Началам, Властям, Силам и Господствам, присовокупить Престолы, то будет пять чинов, которые изображаются отдельно. А если к сим присовокупить Ангелов, Архангелов, Херувимов и Серафимов, то, очевидно, найдется девять чинов ангельских.

Но для чего было бы нам и исчислять оные лики непадших Ангелов, если не изъяснить и служений их? Ангелами, на греческом языке, называются вестники, а Архангелами – самые высшие вестники. Но надобно знать, что слово Ангел есть имя должности, а не природы. Ибо святые оные духи Небесного отечества, хотя всегда суть духи, но никак не могут всегда называться Ангелами, потому что они тогда только Ангелы, когда чрез них что-нибудь возвещается, почему и говорится у псалмопевца: творяй ангелы своя духи (Пс.103:4), как бы так было сказано: «Который тех, коих всегда имеет духами, делает, когда хочет, и ангелами». Те, которые возвещают самое малое, называются Ангелами, а те, которые возвещают самое великое, – Архангелами. Посему к Деве Марии посылается не Ангел, но Гавриил Архангел; так как на сие служение стоило прийти самому высшему Ангелу, потому что возвещаемо было самое высшее из всего. Называются также они и особыми именами для того, чтоб самыми именами означить их действия. Ибо в святом оном граде, где граждане, от созерцания всемогущего Бога, имеют совершенно полное ведение, собственные имена не потому получаются, что будто без имен нельзя там узнавать лиц, но потому, что когда кто-либо из них приходит к нам для какого-нибудь служения, то от служения у нас и получает себе имя. Так Михаил значит: кто как Бог; Гавриил – сила Божия; а Рафаил – врачевание Божие. Потому всякий раз, когда совершается что-нибудь, показывающее чрезвычайную силу, говорится, что посылается Михаил, чтобы чрез самое действие и имя дать уразуметь, что никто не может делать того, что может делать Бог. Потому и об оном древнем враге, который по гордости восхотел сделаться подобным Богу, говоря: на небо ввиду, выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе завета (testamenti), в странах севера взыду выше облак, буду подобен Вышнему (Ис.14:13,14), говорится, что когда он, при кончине мира, пред низвержением в последнюю муку, оставлен будет в своей силе (Откр.9:3,10–11; 16:6с), то будет сражаться с Архангелом Михаилом, как говорится у Иоанна: бысть брань с Михаилом Архангелом (Откр.12:7), чтобы тот, который, по гордости, восхотел быть подобным Богу, будучи низвержен Михаилом, познал, что чрез гордость никто не достигает уподобления Богу. Также и к Марии был послан Гавриил, называемый силою Божьею, потому что он приходил возвестить о Том, Который благоволил явиться уничиженным для побеждения воздушных властей, и о Котором у псалмопевца говорится: возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть Царь славы? Господь крепок и силен, Господь силен в брани (Пс.23:7,8); и далее Господь сил Той есть Царь славы (Пс.23:10). И так, надобно было, чтобы Тот, Который, будучи Господом Сил и сильным в брани, пришел на брань против воздушных властей, возвещен был через силу Божию. Рафаил значит, как мы сказали, врачевание Божие, потому что он, коснувшись очей Товии, как бы по обычаю врачевания, стер мрак слепоты его. Следовательно, тому, который посылается для врачевания, прилично было и назваться врачеванием Божьим.

Но коснувшись изъяснения ангельских имен, объясним кратко названия и самых их должностей. Силами называются те духи, чрез которых чаще совершаются знамения и чудеса. Властями называются те, которые большую пред прочими в своем чине получили власть на то, чтобы подчинять своему начальству противные силы, дабы сии, будучи обуздываемы их властно, не могли искушать человеков столько, сколько сами хотят. Начальствами называются те, которые начальствуют и над самыми добрыми духами из Ангелов, и, имея у себя в подчинении других, распоряжаются ими, когда надобно что-либо сделать, и начальствуют над ними при исполнении Божественных служений. Господствами называются те, которые далеко превосходят властью и самые начальства. Ибо начальствовать (собственно) значит быть (только) первым между другими, а господствовать значит и владеть своими подчиненными. Следовательно, Господствами называются те чины Ангелов, которые отличаются чрезвычайною властно, поелику прочие подчинены им для повиновения. Престолами названы те чины, на которых всегда восседает всемогущий Бог для произведения суда. Ибо поелику престолами на латинском языке называются седалища, то Престолами Божьими названы те (из духов), кои столь великою исполнены благодатию божества, что Господь восседает на них и совершает на них суды свои. Почему у псалмопевца и говорится: сел ecu на престоле судяй правду (Пс.9:5). Херувим означает полноту ведения, и высшие оные чины названы Херувимами потому, что они тем совершеннейшее имеют ведение, чем ближе созерцают светлость Божию, так что по мере близости созерцания Творца своего, они, соответственно своему достоинству, знают все, сколько то возможно для твари. Серафимами называются те чины святых духов, которые, по особенной близости к Творцу своему, горят к Нему несравненною любовью. Ибо Серафимы означают горящих, или воспламеняющих; поелику, же они так соединены с Богом, что между ними и Богом никаких нет других духов, то они горят тем более, чем ближе видят Его. Их любовь, подлинно, есть пламень, потому что они, чем яснее созерцают светлость божества Его, тем сильнее воспламеняются и любовью к Нему…

Но что нам пользы касаться сего о духах ангельских, если не будем стараться пользоваться сим с надлежащею разборчивостью и для собственного нашего преуспеяния? Ибо поелику горнее оное гражданство состоит из Ангелов и человеков, и мы верим, что в оное столько входит рода человеческого, сколько осталось там избранных Ангелов, как написано; постави пределы языков по числу ангел Божиих (Втор.32:8); то мы и должны извлечь что-нибудь из оных особенностей горних граждан в пользу нашей деятельности, и воспламенить в себе благую ревность к преуспеянию в добродетелях. Ибо поелику мы верим, что столь много войдет туда людей, сколь много там осталось Ангелов; то надобно, чтоб и сами люди, которые возвращаются в Небесное Отечество, возвращаясь туда, подражали которому-нибудь из чинов оного, потому что деяния людей явно соответствуют степеням всех чинов, и люди, по сходству деятельности, должны быть причислены к их жребию. Ибо очень много есть таких, которые приемлют немногое, однако ж, не престают сие немногое благочестно возвещать братьям: следовательно, таковые идут в число Ангелов. Некоторые, будучи преисполнены дарами Божественной щедрости, и сами могут принимать и другим возвещать самые высокие из небесных тайн: куда же их причислить, как не к числу Архангелов? Другие творят чудеса и производят знамения: где же им приличнее быть, как не в чине и числе горних Сил? Некоторые изгоняют злых духов из обладаемых ими тел, прогоняя их силою молитвы и данной им власти: где же они должны получить соответственный заслуге своей жребий, как не в числе небесных Властей? Некоторые произвольными добродетелями превосходят заслуги людей самых избранных, и так как они лучше и добрых, то начальствуют и над избранными братьями: где же они получат свой жребий, как не в числе Начальств? Некоторые так господствуют над самими собою, над всеми своими слабостями и над всеми пожелания, что за чистоту (свою), по всей справедливости, называются у людей богами; почему и говорится к Моисею: се дах тя бога Фараону (Исх.7:1): куда же они идут, как не в число Господств? Некоторые, между тем как с неусыпным тщанием господствуют над собою и с заботливым вниманием за собою наблюдают, непрестанно прилепляясь к страху Божию, в числе прочих даров добродетели получают и тот дар, чтобы быть судиями других; по истине, когда чьи умы заняты Божественным созерцанием, тогда Бог, восседая на них, как на престоле своем, испытует дела других и мудро управляет всем с сего седалища: что же сии умы, как не Престолы своего Создателя? или куда причислить их, как не к числу Престолов? Когда ими управляется Святая Церковь, то ими часто судятся и самые избранные в некоторых своих слабостях. Некоторые такою исполнены любовью к Богу и ближнему, что, по справедливости, могут быть названы Херувимами: ибо, поелику Херувим, как мы выше сказали, означает полноту ведения, а из слов Павла научаемся, что исполнение закона любы есть (Рим.13:10); то все те, которые более прочих исполнены любви к Богу и ближнему, получают соответствующий заслугам своим жребий в числе Херувимов. Наконец, есть такие, которые, быв распалены огнем горнего созерцания, горят желанием только зреть своего Создателя, ничего не желают в сем мире, питаются одною любовью к вечному, отвергают все земное, возносятся умом превыше всего временного, любят и горят и успокаиваются в самом своем горении, любя горят, а горя любят, и других, кого только касаются словом, тотчас воспламеняют любовью к Богу: чем же назвать их, как не Серафимами, которых объятое огнем сердце и светит и воспламеняет; поелику они и просвещают очи ума для созерцания горнего и возбуждают в них слезы для очищения ржавчины пороков? и где им, так воспламененным любовью к своему Создателю, получить достойный заслуги своей жребий, как не в числе Серафимов?

Но, тогда как я говорю сие, возлюбленнейшие братие, вы войдите внутрь себя самих, и рассмотрите тайные свои дела и помышления. Посмотрите, содеваете ли вы что-нибудь доброе внутри самих себя. Посмотрите, находите ли вы жребий звания своего в числе тех чинов, которых мы кратко коснулись. Горе той душе, которая не признает в себе ни одного из благ, нами исчисленных! Но еще большее угрожает ей горе, если она и знает, что не имеете сих благ, и однако ж не стенает. И так, братие мои, о всяком таковом должно сильно стенать, потому что он не стенает. И так, будем помышлять о дарах, полученных избранными, и возлюбим всею силою столь блаженный жребий. Кто не сознает в себе дарований благодати, тот пусть стенает. А кто сознает в себе многие, тот пусть не завидует другим в больших. поелику и горние оные чины блаженных духов сотворены так, что одни поставлены выше других.

Св. Андрей, архиепископ Критский³⁶

Слово на Рождество Пресвятой Богородицы

Нынешний праздник есть для нас начало праздников. Служа пределом закону и преобразованиям, он вместе служит дверью к благодати и истине. Возвещая славу девства, настоящий богоблагодатный день предлагает всей твари общую радость. «Дерзайте, – говорит он, – се праздник рождества девы, и с ним обновление человеческого рода. Дева рождается и готовится быть Матерью Царя всех – Бога. Дева становится посредницею между величием Божества и ничтожеством плоти.

Да веселится же ныне вся тварь, да торжествует вся природа. Да возрадуется небо свыше, и облацы да кропят правду (Ис.45:8), да искапают горы сладость (Ам.9:13), да отрыгнут холми веселие, яко помилова Бог люди своя (Ис.49:13), и воздвиже рог спасения нам в дому Давида, отрока своего (Лк.1:69) – пренепорочную и непричастную мужу Деву, из которой родился Христос, чаяние и спасение языков. Да ликует ныне всякая благодарная душа и воззовет всю тварь на свое обновление и воссоздание. Ныне Создателю всего устроился созданный храм, и творение уготовляется в новое Божественное жилище Творцу. Ныне изгнанная из страны блаженства природа наша восприемлет начало обожения и перст стремится вознестись к высочайшей славе. Ныне Адам приносит от нас и за нас начатки Богу – Марию, в которой новый Адам бессеменно делается хлебом для восстановления человеческого рода. Ныне отверзается великое недро девства и церковь, по образу брачной, украшается чистым бисером истинной непорочности. Ныне сыны человеческие приемлют первобытный дар образа и подобия Божия: благолепие красоты, помраченное безобразием греха, возвращается человеку чрез союз природы человеческой с рожденною Матерью красною добротою (Пс.44:3), – и человек приемлет прежний богосозданный и богоподобный вид. Ныне неплодная, сверх ожидания, становится Матерью и родив Родившую без мужа, освящает естественное рождение. Ныне, по пророчеству, отрасль Давидова произросла из прозябшего жезла Ааронова, дабы возрастить нам жезл силы Христа. Ныне от Иуды и Давида происходит Дева-Отроковица, изображая собою царское и священническое достоинство Того, Кто принял на Себя священство Аарона по чину Мельхиседекову (Евр.7:15). Ныне благодать возвысила в достоинстве таинственный ефод Божественного священства, соделав оный из ткани царственного семени. Кратко сказать, ныне начинается восстановление природы нашей, и обветшавший мир, принимая Богоприличное образование, получает начало второго божественного творения.

Человек первоначально создан был совершенным: но природа его утратила прирожденное ей достоинство, лишившись благодати чрез грех преслушания. За это мы и были изгнаны из страны жизни и вместо райских наслаждений получили жизнь временную, как родовое наследие, а с нею смерть и растление рода нашего. Все возлюбили землю и стали предпочитать ее Небу, так что не оставалось никакой надежды на спасение, кроме высшей помощи. Ни естественный, ни писанный закон, ни пламенные вещания пророков не сильны были уврачевать болезнь. Никто не знал, как исправить природу человеческую, и посредством чего удобнее было бы возвести ее к первому совершенству, доколе Творец не благоволил как бы снова создать стройный и прекрасный мир, уничтожить издревле вторгшуюся силу греха, породившего смерть, и даровать нам дивную, свободную и совершенно бесстрастную жизнь, чрез воссоздание наше в крещении божественного рождения. Но как сообщилось бы нам это великое и преславное благо, столь сообразное с законами Божественными, если бы Бог не явился нам во плоти, не подвергся законам природы и не благоволил вселиться и пожить с нами ведомым Ему образом? А как все это могло бы прийти в исполнение, если бы прежде не послужила таинству чистая и непорочная Дева, которая вместила бы во утробе своей Невместимого, по закону, превышающему все законы естества? И могла ли послужить для сего таинства какая-либо другая Дева, кроме той единой, которая прежде всех родов избрана была Творцом природы? Эта Дева есть Богородица-Мария, Богопрославленная, из утробы коей изшел с плотию Пребожественный, и которую Сам Он устроил чудным для Себя храмом. Она зачала бессеменно и родила неистленно, потому что Сын ее был Бог, хотя и родился плотски, без смешения и болезней. Эта Матерь, поистине, не познала болезней рождения, свойственных рождающим и дивно питала млеком Сына, рожденного без мужа. Дева, родив бессеменно зачатого, пребыла непорочною Девою. Посему непреложно эта Дева именуется Богородицею: девство Ее чтится и рождение ублажается. Бог, соединяясь с человеками и являясь во плоти, дарует Матери Деве собственную Свою славу. Женское естество вдруг освобождается от первой клятвы, и как первое ввело грех, так первое же начинает спасение.

Кто же эта Дева и от каких родителей произошла? Скажем об этом кратко, воспомянув, по возможности, то, что повествуется о ней. Мария, слава всех, родилась от племени Давидова, а от семени Иоакима: Она происходила от Евы, а была чадом Анны. Иоаким был муж благочестивый, воспитанный в законе Божием; живя целомудренно и ходя пред Богом, он, впрочем, состарился бездетным. Равно и Анна была жена боголюбивая, жившая с мужем своим во всякой чистоте, но она оставалась бесплодною. Признавая первым и единственным долгом своим чтить заповеди Господни, Анна, однако же, ежедневно уязвлялась жалом бесчадства, печалилась и скорбела, нося поношение бесчадства. Так Иоаким и Анна сетовали о том, что не имели преемника рода своего, тем не менее искра надежды еще не погасала в них совершенно: оба они воссылали молитву к Богу о даровании им чада для продолжения семени их, – оба подражая услышанной некогда молитве Анны (1Цар.1:10), не отходили от храма, усердно прося Бога, дабы Он даровал плод бесчадным. И не оставляли они своих усилий, пока не получили желаемого. Действительно, Податель даров не презрел дара упования. Неумедляющая сила скоро предстала на помощь к изливавшим умиленные и горькие слезы пред Богом и состарившуюся чету соделала способною к произращению плода. Таким образом, от неплодных и иссохших родителей, как бы от орошенных дерев, произрос для нас преславный плод – Пренепорочная Дева. Узы неплодства разрешились: молитва сверх ожидания оказалась плодоносною, бесчадная родила чадо; бездетная соделалась счастливейшею матерью. поелику же произрастившая из утробы своей клас нетления произошла от неплодной матери, то родители в первом цвете Ее возраста привели Ее во храм и посвятили Богу. Совершавший тогда чреду служения священник, узрев лик дев, предшествовавших и последовавших Деве, возрадовался и возвеселился, видя, как бы действительное исполнение Божественных обетований. Он посвятил сию Деву Богу, как честный дар, как некую благоприятнейшую жертву, и, как великую сокровищницу спасения, укрыл Ее в самых внутренних частях храма. Здесь Отроковица ходила в оправданиях Господних, как в брачных чертогах, питаясь небесною пищей до времени обручения, которое было предопределено прежде всех веков Тем, Кто, по неизреченному милосердию, родился из Нее, и Тем, Кто прежде времени и пространства божественно родил Его, и вместе соестественным сопрестольным и спокланяемым Духом Его; а это и есть едино Божество нераздельное и неизменное и ни в чем не различное, кроме личных свойств. Итак, родившееся от Девы научило нас веровать во Святую Троицу: безначальное Слово – Сын устроил в Деве Свое воплощение, родивший Отец благоволил Сие воплощение от Отроковицы, Дух Святой осенил и освятил утробу непостижимо заченшей.

Люди Божии, собрание священное! Почтим память богоотцов, возвеличим силу таинства. Каждый из нас, по данной ему благодати, да принесет достойный дар настоящему торжеству. Родители – благочадие, неплодные – неплодство греха. Если кто из вас отец, пусть подражает отцу Пресвятой Девы. Мать, питающая чад своих, пусть радуется вместе с Анною, воспитавшею чадо, дарованное ей по молитве. Лишенная благословенного плода, пусть приходить с верою к отрасли прозябшей от Анны, и ветвь неплодия оплодотворится. Дева, непорочно живущая, пусть будет матерью слова, украшая словом благолепие души. Вкупе богат и убог, юноши и девы, старцы с юношами (Пс.48:3; 148:12), да торжествуем в честь Отроковицы Матери Христа Бога. Поспешим за текущими девами, внидем во Святая святых. Там зреет благоуханнейший цвет, там Бог уготовал чертог для Отроковицы. Посему-то девы – ближние Ее ликовствуют, предустрояя будущее: посему-то дщери Сионовы идут за Нею, как за царицею. Храм отверз священные врата, дабы восприять всецарственную славу; Святое святых открылось, дабы заключить в свои недоступные недра Пресвятую Матерь Всесвятого. Там уготована для Девы пища чудная; небесные яства предлагает Ей Тот, Кто сам вскоре имел питаться млеком Ее. Питателем Отроковицы был Дух Святой до того времени, когда потомок Давида – Иосиф обручил себе Дщерь Давидову, и Она восприяла глас Гавриила вместо семени, после чего быв непричастна браку, явилась имущею во чреве и родила Сына, не потеряв девства, поелику Родившийся от Нее сохранил и по рождении невредимыми знамения девства. Он есть Христос Иисус, истинный Бог. Ему слава честь и поклонение со Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Св. Иоанн Дамаскин

Слово на преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа³⁷

Приди, благочестивое собрание, составим ныне празднество; приди, восторжествуем ныне с вышними Силами. Придите и, послушные зову пророка Давида, воспоем Богу нашему, воспоем Цареви нашему, воспоем: яко Царь всея земли Бог, воспоем разумно (Пс.46:7). Нынешний день на Фаворе очами человеческими было видено невиданное: видено было тело земное, сияющее Божественным светом, – тело смертное, источающее славу Божества. Ныне слухом человеческим слышано было неслыханное: поелику Тот, Кто являет Себя человеком, объявляется от Небесного Отца Сыном Божиим, единородным, возлюбленным, единосущным. Ныне Творец и Господь всего из снисхождения к рабам облекшийся во образ раба и ставший по естеству и по образу человеком, – ныне именно являет в сем образе красоту Свою. Придите же поревнуем и мы послушанию апостолов, последуем с готовностью на голос Христов, исповедаем непостыдно Сына Бога живого, взойдем на гору добродетелей – и мы узрим славу и услышим неизреченные тайны: ибо воистину блаженны очи, которые видят, и уши, которые слышат то, что многие пророки и цари желали видеть и слышать, но не получили желаемого (Мф.13:16,17). Итак, придите и мы, объяснив по возможности слова Божественного Писания, предложим вечерю вам, добрым гостям, приправленную благодатью Того, Кто косноязычным даровал легко и ясно говорящий язык.

В Кесарии Филипповой Христос Господь, созвав первый собор апостолов Своих, вопрошал их, говоря: кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческаго, – вопрошал потому, что светом знания хотел рассеять неведение человеческое, как мрак, лежащий на духовных очах. Ученики отвечали, что одни признают Его за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Дабы уничтожить такое мнение о Себе и даровать неведущим истинное исповедание, что делает Тот, в деснице Которого все возможно? Как человек, Он предлагает вопрос, а как Бог, Он тайно умудряет (апостолов), говоря: вы же кого Мя глаголете быти? На это Петр, возжигаемый пламенною ревностью и наставляемый Духом Святым, ответствовал: Ты ecu Христос Сын Бога живаго. Итак, кто Сам назвал Себя Сыном Человеческим, Того Петр, или лучше глаголющий в Петре провозгласил Сыном Божиим: и Он подлинно – Бог и человек: Он сын не Петра, не Павла, не Иосифа, не другого какого отца, но Сын человеческий, ибо Тот не имел на земле отца, у Кого не было матери на небесах. Блажен ты, Симоне вар Иона, изрек Петру Безгрешный, поелику Сам Отец Мой Небесный открыл тебе это богословие (ибо никто не знает Сына кроме Отца, родившего Его, и Им – Сыном только знаемого, и Духа Святого, Который испытует и глубины Божия). Это и есть та твердая и непоколебимая вера, на которой, как на камне, основана Церковь, против нее хотя и восстанут и вооружатся врата адовы, уста еретиков, но никогда не преодолеют, не поколеблят ее: стрелы младенец язвы их и были и будут, изнемогут языки их и против них будут (Пс.63:8).

После сего, желая самым делом подтвердить слова Свои, Христос Господь сказал: суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дондеже видят Сына человеческаго, грядуща во царствии своем (Мф.16:28). Почему же некоторые, а не все призваны к этому пребожественному видению Сына человеческого, грядущего во Царствии Своем? Разве не все ученики и апостолы? Все ученики, но не все предатели, – все христолюбивы, но один сребролюбив; это – Иуда Искариотский, который один и был недостоин видеть Божество, по реченному: да возьмется нечестивый, дане видит славы Господни (Ис.26:10). Но поелику Иуда, завистливый и злобный, воспламенился бы еще большей яростью, если бы он один из всех был отвержен (а между тем необходимо было, чтобы все, имеющие быть впоследствии очевидцами страданий, были зрителями славы); то Господь берет только верховных из апостолов свидетелями Своей славы и Своего света (и, именно, числом трех для того, чтобы указать на священное таинство Троицы, и потому, что при двух или трех свидетелях станет всяк глагол). Таким образом, Господь предателю закрывает путь к оправданию своего предательства, а ученикам открывает Свое Божество. Почему же Спаситель взял Петра, Иакова и Иоанна? Он взял Петра, дабы показать, что Петрово свидетельство подтверждается свидетельством Отца, и дабы уверить Петра в том, что Отец Небесный открыл ему это свидетельство. Он взял Иакова, как имевшего прежде всех апостолов умереть за Христа, испить чашу Его и креститься за Него крещением; наконец взял Иоанна, как девственника и чистейший орган богословия, дабы, узрев вечную славу Сына Божия, он возгремел сии слова: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин.1:1).

Итак, взяв с Собою на гору Фавор тех, которые отличались самыми высокими добродетелями, Господь преобразися пред ними (Мф.17:2). Хотя святое тело (Христово) с самой первой минуты ипостасного соединения совершенно обогатилось славою невидимого Божества, так что одна и та же слава и Слова и плоти, однако же эта слава, быв сокрыта в видимом теле, не могла быть видена теми, которые связаны узами плоти и, конечно, не могут вмещать того, чего не видят и Ангелы. Посему, когда Христос преображается, то Он становится не тем, чем не был, но отверзая очи Своих учеников и из слепых делая их зрячими, является им тем самым, чем был. И вот значение слов: преобразися пред нами. Оставаясь Сам по себе тем же, чем был прежде, Господь теперь является ученикам Своим еще чем-то другим, сверх того, чем они видели Его прежде. И просветися лице Его, т. е. Того, Кто Своею властью осветил солнце и сотворил свет древнейший солнца, – Того, Кто есть истинный и невещественный свет, сияние славы, естественный образ ипостаси Бога Отца (Евр.1:3). Просветися лице Его, яко солнце не потому, чтобы оно было не светлее солнца, но потому, что столько могли вместить зрители (ибо не тотчас ли они были бы сожжены, если бы Он явил всю славу Свою). Просветися лице Его яко солнце: ибо что солнце между предметами чувственными, то Бог между существами разумными. Ризы же Его быша белы яко свет. Как иное дело – солнце (оно есть источник света и не может быть ясно зримо) и иное – разливающиеся от него по земле свет (на него Премудрость Божия даровала нам возможность взирать): так и лице Господа сияет яснее, как солнце, а одежды Его становятся белыми, как свет, сияя сообщенным им светом Божественным.

Затем, дабы указать Владыку Ветхого и Нового Завета, дабы заградить уста еретиков и утвердить веру в воскресение мертвых, во славе предстают пред Господом, как рабы, Моисей и Илия и являются сорабам своим с Ним глаголюща (Мф.17:3). Нужно было, чтобы апостолы узрели славу и дерзновение служителей Божиих, хотя и подобных им рабов, как для того, чтобы они удивились человеколюбивому снисхождению Господа, так особенно для того, чтобы сами возгорели ревностью и укрепились на подвиги (потому что, кто узнал плоды трудов, тот легко решается на подвиги). Моисей тогда говорил приблизительно так: «Слыши, духовный Израилю, чего не мог слышать Израиль чувственный: Господь Бог твой Господь един есть, хотя и в трех лицах познаваемый, одно существо Божества – и свидетельствующего Отца, и свидетельствуемого Сына, и осеняющего Духа. Вот Тот, Кому Отец ныне дает свидетельство: вот живот человеков, который неразумные люди увидят висящим на древе и не поверят животу своему» (Втор.28:66). Тут в свою очередь Илия сказал: «Вот Тот, Которого я узрел некогда бестелесным во гласе хлада тонка (3Цар.19:12), т. е. в Духе, потому что Бога, каков Он – по естеству, никто же виде нигде же (Ин.1:18), и если кто видел, то видел это в Духе. Вот – измена десницы Вышняго (Пс.76:11); вот то, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1Кор.2:9). Тако в будущем веке всегда с Господем будем, зря Христа блистающим светом Божества» (1Фес.4:17).

Бывший зритель сего Божественного Откровения и объятый Духом Петр сказал Господу: добро нам зде быти (Мф.17:4). Прекрасно и блистательно видимое солнце, драгоценна и сладостна настоящая жизнь: во сколько же раз вожделеннее и приятнее тот самосущий свет, которым все освещается! во сколько раз драгоценнее и сладостнее та самосущая жизнь, которою все мы живем и движемся, и существуем (Деян.17:28)! Как же не добро не разлучаться с добром! Впрочем, поелику добро должно было распространиться на всех, т. е. верующих, а это долженствовало совершиться чрез крестную смерть: то не добро было оставаться на Фаворе Тому, кто и воплотился для того, чтобы Своею кровью искупить Свое создание… Между тем облак светел осени апостолов, и они были объяты еще большим страхом, зря Иисуса Спасителя с Моисеем и Илиею сущих в облаке (Мф.17:5). Облако осенило не темное, а светлое: поелику на Фаворе открывается таинство, от века и от родов сокрытое, и является слава непрестающая, вечная. И глас бысть из облака, глаголя: сей есть Сын Мой возлюбленный, т. е. сей, смиренно обращающейся между вами, человек, лице которого ныне просияло, сей есть Сын Мой, довременно и вечно происшедший от Меня родившего, из Меня и во Мне и со Мною всегда сый, а не после получивший бытие. О нем же благоволих, потому что по благоволению Отца воплотился Единородный Сын Его, благоволение Отца в Единородном Сыне соделало спасение всему миру, благоволение Отца в единородном Сыне соединило всяческая. Того послушайте: ибо приемлющий Его, приемлет Меня, Который послал Его, и не чтущий единородного и возлюбленного Сына Моего не чтит Меня, Отца, пославшего Его. Того послушайте: ибо Он имеет глаголы живота вечного.

Отослав Моисея и Илию каждого в свое место, Христос Иисус один предстает очам апостолов, и таким образом они сходят с горы, не говоря никому ничего из виденного и слышанного, ибо так заповедал Господь. Для чего же, для какой цели? Так как апостолы были еще несовершенны, еще не имели полного причастия Святого Духа, то Господь сделал это для того, чтобы не исполнить печалью сердец их, и чтобы злоба зависти не привела предателя в ярость.

Здесь, вместе с окончанием предмета для слова, и мы окончим речь свою. Вы же навсегда сохраните в памяти своей сказанное. Пусть всегда для вас звучит Отеческий глас: сей есть не раб, не посланник, не Ангел, но Сын Мой возлюбленный, Того послушайте. Итак, внемлем Его заповедям: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем своим (Мф.12:30). Не убий и даже не гневайся на брата твоего всуе. Примирись с братом твоим прежде, и тогда пришед принеси дар твой. Не прелюбы сотвориши, и даже не занимайся с излишним любопытством чужою красотою. Не отнимай у другого его собственности, но еще дай просящему у тебя и не убегай хотящего занять у тебя (Мф.5:21,22,24,27,28,33,34,37,42). Любите враги ваша, благословите клянущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы; не судите, да не судими будете. Оставляйте, и будет оставлено вам, да будете сынове Отца вашего совершенны и милосерды, яко солнце свое сияет на злые и благия и дождит на праведные и неправедные (Мф.5:44,45,48). Станем хранить всяким хранением эти Божественные заповеди, дабы и мы могли насладиться Божественною красотою Господа Бога. – Ныне елико возможно для отягченных земною скинией тела, а после – яснее и чище, когда праведники воссияют, как солнце, и, освободившись от нужд телесных, подобно Ангелам, будут с Господом бессмертны, в великое и славное откровение с небес Самого Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Св. Феодор, игумен Студийский

Слово на поклонение Честному и Животворящему Кресту среди св. Четыредесятницы³⁸

Настоящий день есть день радости и веселия; поелику ныне предлагается нам знамение радости – святейшее древо, О, драгоценнейший дар! Это не – древо познания добра и зла, подобное эдемскому; нет, сие древо самым делом благолепное и прекрасное; ибо древо это дарует нам жизнь, а не смерть, – просвещает нас, а не омрачает, – вводит нас в Едем, а не изгоняет из него. Древо это, на которое восшел Христос (как царь – на свою колесницу), посрамило диавола, имевшего державу смерти, и освободило род человеческий от тяжкого рабства. Это древо есть то, на котором Иисус Христос, как искуснейший ратоборец, во время сражения уязвленный в руки, в ноги, в ребра, исцелил язвы грешных людей, т. е. нашу природу, нещадно пораженную всегубительнейшим змием. Это – то древо, на котором излилась Владычная кровь, ею же низлагаются демоны и просвещается мир…

Кто не притечет сюда, чтобы насладиться сим вожделенным зрелищем? Сами Ангелы радостно сретают торжество это, апостолы, сонм пророков, лик мучеников, весь собор праведников сорадуются нам: ибо возможно ли, чтобы все они не исполнялись радостию при виде сего победного знамения, которым они сами, подражая Иисусу Христу, победили вражеские силы? Даже, самые неразумные существа, осияваясь небесною славою, ощущают внутри себя некоторую радость, потому что от крестных страданий Иисуса Христа во всем произошло изменение ко благу…

По сей то причине Давид (весьма благоприлично для нынешнего празднества) восклицает: возносите Господа Бога нашего, и покланяйтеся подножию ногу Его, яко свято есть (Пс.98:5); и премудрый Соломон также взывает: благословенно древо, имже бывает правда (Прем.14:7). Посему то и церковь ныне является имеющим посреди себя древо жизни раем, в котором уже нет обольстителя демона, но в котором, напротив, пребывает Ангел Господа всемогущего, открывающие нам доступ к произросшему Древу Креста. Ныне воздается поклонение Святому Кресту и возвещается воскресение Христово; ныне чествуется Древо, даровавшее нам жизнь, и весь мир возбуждается к славословию; ныне совершается празднество в память трехсоставного креста, и все четыре страны мира призываются в радости проводить празднственный день сей. Коль красны ноги благовествующих мир, благовествующих благая (Рим.10:15)! Блаженны те очи, кои созерцают сие торжество всеобщего мира, – те уста, кои лобзают сие драгоценнейшее знамение. Сугубая благодать предложена всем: указан приснотекущий источник, из которого проистекает освящение, и никому не возбранен вход к сему обильному источнику. Человека чистого он делает еще чище, а оскверненного мерзостью пороков соделывает чистым, беспечного и рассеянного он подчиняет игу своего учения, жестоковыйного и свирепого укрощает и вообще всякого, кто только приходит к нему с твердым намерением исправить свою жизнь, он не отревает от себя, но подает таковому божественные силы, потребные к животу и благочестию (ибо крест милует мудрых и скромных, а от людей, имеющих противоположные свойства, он отвращается).

Созерцаемое нами животворящее Древо Крестное подает врачевство очам того, кто был обольщен в раю воззрением на убийственное древо. Прикасаясь к сему Древу устами и предлагая оное очам своим, мы тем самым освобождаемся от вкушения и осязания смертоносного древа. О, великий дар, столь торжественно предлагаемый ныне! О, неизреченное блаженство!.. Некогда умерщвленные древом, мы ныне чрез древо же получаем жизнь, – прежде обольщенные древом, мы ныне древом же прогоняем древнего змия. Поистине, дивное и преславное изменение! Вместо смерти нам даруется жизнь, вместо тления – нетление, вместо бесчестия – слава. И потому не без причины святой апостол взывал: мне да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа, им же мне мир распяся, и аз миру (Гал.6:14). От Креста просияет высочайшая премудрость, которая посрамляет гордую мирскую мудрость и являет ее буйством. Бесчисленные благодеяния, доставленный нам крестом, подавили семена злобы и нечестия. Даже один вид и изображение сего древа еще с самого начала мира были уже предвестниками и предтечами великих событий.

Всякий, кто желает знать это, тотчас может увидеть. Ной вместе с своими сыновьями и их женами и со всякого рода животными не избег ли по воле Божией всеобщего потопа посредством малого древа (Прем.10:4)? А что обозначал жезл Иосифов, на верх которого поклонился патриарх Иаков (Евр.11:21; Быт.47:31), как не образ того животворящего древа, которому ныне воздается поклонение. Не был ли образом креста и жезл Моисеев, который претворил воду в кровь и поглотил мнимых змей, – одним ударом разделил море, другим снова соединил воды моря и таким образом в одно и то же время и потопил врагов, и сохранил избранный народ? Тем же точно, т. е. образом креста, был и жезл Ааронов, в один день процветший и тем доказавший законность священства (Чис.17:8). Но нам пришлось бы слишком распространиться, если бы мы захотели здесь совокупить все предзнаменования креста. Его прообразовал и Авраам, когда возложил своего сына на костер дров (Быт.22:13). Его прообразовал и Иаков, когда, положив руки одна на другую, преподал благословение Иосифу (Быт.48:14). Сверх того, сам Моисей в своем лице явил образ креста, когда поднятием рук обращал амаликитян в бегство (Исх.17:11). Также смотри, и на Елисея, который бросил кусок дерева в воду и сим деревом из глубины извлек железо (4Цар.2:8). Но не только в Ветхом Завете, а и в законе благодати образы креста неоднократно обнаруживали свою дивную силу в одержании побед над врагами в отгнании бесов, в исцелении болезней и во многих других бесчисленных случаях.

Видишь ли, возлюбленный, какая сила заключается в самых знамениях креста? Но если такова сила в образе, то какова же сила должна быть в самом первообразе, т. е. в Иисусе распятом? (Ибо очевидно, что чем превосходнее первообразы, тем величественнее бывает и все то, что относится к изображению сих первообразов). Но если кто-либо спросит: «Кто же в древние времена носил в себе образ Иисуса Христа? Мне хотелось бы знать это», – то я отвечаю: «Те самые, которые изображали крест». В самом деле, как поднятие рук Моисеем предзнаменовало крест; так и сам Моисей в лице своем представлял образ Иисуса Христа (который обратил в бегство невидимого Амалика), что можно подтвердить и другими примерами, в которых представляется тот же самый образ креста. «Но там, – возразит кто-либо, – образ одушевленный; зачем же ты говоришь о неодушевленном?» Говорю об этом потому, что хотя видимое нами крестное знамение, в котором, посредством которого совершается нечто чудесное, не имеет в себе духа и жизни, но так как оно есть образ, представляющий лице Самого Иисуса Христа, подобно тому, как образ креста был представлен в оном прообразовании, то он обыкновенно производит дела дивные, как носящие на себе вид и знамение Первообраза, а потому и удостаивается одного и того же имени и поклонения со своим первообразным, что очевидно само собою. Хотя это кажется несколько удаленным от нашего предмета, тем не менее оно способствует к обличению и посрамлению ереси иконоборческой, которая вооружается на тайну промышления и домостроительства Христова (ибо, кто уничижает образ, тот уничижает и самый первообраз, так как сии предметы между собою имеют тесное отношение, – как это известно людям здравомыслящим).

Приступим же ныне ко Кресту с радостным славословием. Крест есть богатство, драгоценнейшее всякого другого богатства. Крест есть безопаснейшее прибежище для христиан. Крест есть легчайшее бремя, возлагаемое на рамена учеников Христовых. Крест есть сладчайшее утешение для душ скорбящих. Крест есть примиритель и посредник между небом и землею. Крестом умерщвлена смерть, и Адаму возвращена жизнь. Крестом мы облекаемся во Христа и совлекаемся ветхого человека. Крестом мы прогоняем наших врагов и укрощаем смятения. Носящий на раменах своих крест делается подражателем Иисусу Христу и получает славу со Христом. Изображающий на себе крест прогоняет страх и возвращает мир. Охраняемый крестом не бывает добычею врагов, но остается невредимым… Кресте Христов – прекрасная похвала христиан, честная проповедь апостолов, царский венец мучеников, драгоценное украшение пророков, блистательнейшее озарение всего мира! Кресте Христов! (обращаюсь к тебе, как бы к живому существу) защити тех, кои прославляют тебя пламенным сердцем. Сохрани тех, кои с верою приемлют и лобызают тебя. Управи рабов твоих в мире и твердой вере. Сподоби всех достигнуть радостного и светлого дня Воскресения, охраняя нас во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава со Отцом и Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Часть вторая. Образцы русской проповеди

Симеон Полоцкий

Слово о Писании Божественном³⁹

Испытайте писаний, яко вы мните в них имети живот вечный. (Словеса суть Христа Бога нашего, к иудеям глаголанная, от божественнаго же евангелиста Иоанна, во главе 5, в зачале 17, положенная).

Писание Священное, за премножество пользы, различными может имены наречено быть, слушателие православные. Есть оно послание Божие к людем, послание, приносящее свет жизни, учащее добронравию, устрояющее врачевство душевное, прописующее правило жития добраго, содевающее умножение правды, светильник сущее веры. Божественный Василий, велие всея Церкви светило, учитель вселенныя, Писание Священное мирохранилищу, преобильно устроенному, уподобляет, тоя вины ради, яко им же образом во мирохранилище богатом, на всякия болезни плотские преугодныя врачевства обретаются, тако в Писании Божественном, на все смертоносные вреды душевныя, врачбы духовныя обретаемы суть. Амвросий богомудрый в толковании притчи евангельския, яже о винограде, чрез столп, в винограде утвержденный, разумеет Священное Писание, в Церкви Богом данное; ибо якоже из столпа на вся страны страж смотрит и видит: тако приседящие Божественному Писанию могут зрети и настоящия жизни тление, и будущия вечность: тако жизнь блаженную, якоже плачевную, могут видети и Божия и человеческая, не токмо же явная, но и утаенная. Кто убо смыслен сый не потщится на той столп возступити, аще и со многих трудов положением, но с величайшею пользою и веселием? Убо испытайте писаний.

Григорий святый, папа римский, уподобляет е зерцалу, глаголя сице: Писание Священное очесем ума есть некое зерцало предложенное, да лице наше внутреннее видимо будет: тамо бо познавается скаредство наше и красота наша.

Златоустый святый дает имя Писанию сокровища духовнаго, внегда к слушателям пресладких бесед своих глаголати ему сице: днесь вам, возлюбленнейшии, духовное сокровище отверсти хощу, еже аще и между многими делится, обаче никогда же истощавается. Вся бо обогащает, не точно кроме всякаго умаления си, но и со умножением неким (на Быт. на гл. 3 Бес. 16). О сокровища неоцененнаго! О богатства небеснаго! кто, сия слыша о нем, ленив обрящется и не потщится искати его? кто, жажду имея душевную, не восхощет сею утолити струей? Убо испытайте писаний.

Ту струю виде некогда Иезекииль пророк (гл.47), зело во велику реку возрастшу, яко не мощи ему прейти ея, за глубину непроходимую. Сказатели же Писаний Божественных, чрез реку ту Писания глубину, или слова Божия пучину разумеют. Аще же есть в Писаниях глубина, то есть и бедство потопления, неискусным плавания духовнаго, ей тако: мнози бо в той глубине потонуша, иже не в лодии Церкве, ни кормилом ее правими быти хотяще, о себе суемудрствующе, запустишася на ту глубину, и ветры ересей извратившеся, кораблекрушение душевное пострадаша, и от глубины Писаний во глубину адскую низвержени быша. Такови суть вси ересеначальницы, Арий, Несторий, Савеллий, Македоний, и прочие им точнии. Тоя глубины и нынешним суемудрцем, во глубину Писания продерзиво врывающимся, и по своему умышлению толкующым я, блюстися подобает, да не подобная овым постраждут. Бесчинно и погибельно есть, егда кто неискусен плавания ввергается в пучину бисерий искати: подобно есть тому, аще невеглас реется во глубину Писаний тайные бисеры премудрости взимати. Довольно есть людям, благочестие хранити любящым, мало же учения снискавшым, на брезе реки тоя стояще, жажду си тою животворною утоляти водою: и тако бо блаженства оного не лишатся, еже Дух Святый чрез пророка обеща, в законы Господнем имеющим воли своя, и в законе Его поучающымся день и нощь. Будет кождо сицевый, яко древо, сажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет, и вся елика аще творит, успеет. Но оле несытства славы мира сего! оле безстудного дерзновения! яко и слепцы вождествовати устремляются и о шарех, их же не видят, рассуждение деют. Горькими слезами блаженный Иероним оплакивает свое время, за таковых людей безчинных безстудство: его же и нам подражати должно есть, занеже и ныне таковии обретаются, иже первее учителие Писания Священнаго именуются, нежели ученицы нарицахуся. И тому научают, ему же никогда же изучишася сами; что не бывает и во мирских учених, в нихже никто же первее учитель бывает, нежели ученик. Само учение Писания Священнаго есть сицево, еже вси себе приписуют, и егда уши человеческие глаголы сладкими помастят, что-либо рекут, то мнят закон Божии быти и небрегут ведети, что о том пророцы, что апостоли разумеша, но по уму си приводят сведетельства. Аки бы не быти тому великому погрешению и скаредному образу учения: развращают разумения и по воли си влекут писание, еже им противится. Доселе словеса учителя помяненнаго. Яже вы, братие и чада, слышавше, молю именем Господа нашего Иисуса Христа, разсудите по истине, не тако ли у нас ныне деется? разглагольствуют ныне о богословии мужие, разглагольствуют и отроцы, беседуют в лесах дивии человецы, препираются и на торжищех скотопродателие, да не реку в корчемницах пиании. Напоследок и буия женища словопрение деют безумное, мужем своим и церкви пререкающе. Не помнят окаянныя увещания, от учителя язык в послании, еже к Тимофею, написаннаго (1Тим.2:11,12): жена в безмолвии да учится со всяким покорением: жене же учити не повелеваю.

Учитися комуждо достоит, и монаху и мирскому. Чтение Божественных Писаний всякому полезно, и мужу и жене: ибо якоже вси уязвление от стрел демонских страждем: тако вси пластырей здравотворных из мирницы Писания Божественнаго долженствуем искати. Но учити тому есть прилично, емуже дадеся ключ разумения и власть учения. Толковати тому есть праведно и достойно, иже первее сам ученик быти научися, таже на седалище учительское возведеся. Ниже да глаголет ми кто, удобно быти все Священное Писание ко уразумению: ибо Петр святый апостол неудобство в Павловых обретает писаниях и нам о нем изъявляет, глаголя сице: возлюбленный наш брат Павел, по данной ему премудрости, написа вам якоже во всех своих посланиих, глаголя в них о сих: в нихже суть неудобь разумная некая, яже ненаучени и неутверждени развращают, якоже и прочая писания, ко своей им погибели (2Пет.3:15,16).

Зрите чада возлюбленная, смотрите, братие, яко не учат, но развращают неискуснии: темже не подобает многаго суеглаголания их слушати, но бегати таковых годствует.

Неглиже вопросити мя хощете, от кого неудобных разума научитися имате? О сем не аз вы поучаю, но дивный, он пророк, Моисей боговидец, глаголя: вопроси отца твоего, и возвестит тебе, старцы твоя – и рекут тебе (Втор.32), еже есть: вопроси архиерея, иерея, учителя, имже дадеся ключ отверзения Писания дверей, пачеже отверзения дверей Царствия Небеснаго; ибо святый Иоанн Златоустый глаголет: Царствие есть блаженство небесное, дверь же его есть Писание, еюже вшествуется в не; дверницы же суть священницы, имже вверено слово учения и толкования писаний. Ключ паки есть слово ведения писаний, имже отверзается человеком дверь истины. Отверзение же есть толкование истинное. К таковым убо дверником приходите, тыя о отверзение тех дверей небесных просите, а не овех, иже заключают токмо, а не отверзают, яко не взяша ключа разумения писаний.

Но и вы, о продерзивии суеучителие, славы мира сего ловителие, а не Божия славы искателие, доколе противитеся истине? доколе подражаете Кореа, Дафана и Авирона, в пререкании их ходяще (Чис.16)? Помяните, яко сии, противу ставше Моисею, живи землею поглотишаго, вы же не Моисею, но самому Христу Богу противитеся, егда архиереи и иереи, к ним же самым во апостолех рече Господь: шедше научите вся языки (Мф 28), уничижаете власть учения, им данную, себе похищающе. Взыщите славы Богу, а не себе от человек, изберите зде буи мними быти, да мудри явитеся пред Господем, и с мудрыми девами впущени будете в чертог Его небесный, иначе бо, якоже девам юродивым, тако вам двери затворены будут чертога Христова. Вы же, благочестивии людие, избранное стадо Христово, бегайте таковых развратников общества, яко змиина, да не како прельстят вы от пути истины в погибель, якоже древле змий лукавый Еву, сладкими убо, но смертоносными словесы своими. Приклоняйте же ушеса наша на глаголы истинных ваших пастырей, тех гласа слушайте, от них испытайте писаний, и обрящете в них сокровище жизни вечныя, бисер Царствия Небеснаго. По них ходите, и внидите на ту приснозлачную паству, идеже насыщени будете во веки, явлением славы Божия. О нейже пророк глаголет: насыщуся внегда, явитмися слава твоя (Пс.17); и упиетеся от обилия дому Божия, о немже прорече Давид: упиются от тука дому Твоего, и потоком сладости Твоея напоиши я, яко у тебе есть источник живота, и во свете твоем узрим свет (Пс.35). егоже зрети и от источника живота присно пити да сподобит вы сам Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый в Троице единый. Аминь.

Св. Димитрий, митрополит Ростовский

Речь при вступлении на паству (в г. Ростове)

Бога вся на пользу строившаго изволением, пресветлейшаго же Монарха Благовернаго Великаго Государя нашего Царя, и Великаго Князя Петра Алексеевича всея великия и малыя и белыя России Самодержца повелением, и всего освященнаго собора соизволением и благословением мое недостоинство зде на престол пречестнейшия митрополии Ростовския и Ярославския пришед, о возлюбленнии словеснаго Христова стада овцы! мир вам глаголю, мир пречестнейшему сему Пречистыя Матере Божия храму, мир богоспасаемому граду Ростову, мир благоспасаемому граду Ярославлю, мир богоспасаемому граду Угличу, и всем богоспасаемым епархии сея церквам и градовом мир и благословение, мир жительству и сожитию вашему: мир домовом вашим, мир сердцам вашим, якоже и апостол глаголет: И мир Божий да водворяется в сердцах ваших, в оньже и звани бысте (Кол.3:15).

Да не смущается сердце ваше о моем к вам пришествии: дверьми бо внидох, а не прилазяй инуды: не исках, но поискан есмь, и не ведах вас, ниже вы мене ведасте, судбы же Господня бездна многа, тыя послаша мя к вам, аз же приидох, не да послужити ми, но да послужу вам, по словеси Господню: хотяй быти в вас первый, да будет всем слуга (Мф.20:26).

Приидох к вам с любовью: рекл бых яко, приидох якоже отец к чадом, но паче реку: приидох, якоже брат к братии, якоже друг к любезным другом. Ибо и Христос Господь не стыдится нас братиею нарицати. Вы, друзи мои, глаголет, не к тому вас нарицаю, раби, но друзи (Ин.15:14): а еже честнее и удивительнее, яко и отцами себе нарицает любимыя своя, глаголя: Сей ми есть и отец и мати, иже творит волю Отца Моего Небеснаго (Мф.12:49,50). Убо и ваша любовь есте ми и отцы, и братие и друзи.

Аще же и отцем мя воззовете, то аз апостольски к вам отвещаю: Чадца моя, имиже болезную, дóндеже вообразится в вас Христос (Гал.4:19).

Приидох путем тем, имже прииде иногда из Киева семо, и иже во святых отец наш Исаия, здешний Ростовский чудотворец: той на сие место принесе благословение от благодати свыше излиянной на новый Афон, или паче рещи, на новый Иерусалим, на Киевопечерския горы. Того убо святаго Исаии следы, и аз грешный из Киева пришел глаголю: Да будет на месте сем благословение Божие, Богородично, преподобных отец наших Антония и Феодосия, и прочих чудотворцев печерских, в нетлении почивающих, всю же вселенную чудесы озаряющих.

Радуюся духом пришед в сий град, в сий дом, егоже здешнии чудотворцы стопами святых своих ног освятиша, молитвами оградиша, богоугодным житием украсиша, подвигами и трудами возвеличиша, и премногою святынею прославища.

Радуюся духом видя таковое избранное, изрядное словесных овец Христовых стадо, еже пасет сам пастырей начальник Христос, еже соблюдает Пречистая и Преблагословенная Дева Мария, Мати Христа Бога нашего, еже назирают древнейшии пастыри архиереи Божии и великии светильники, Леонтий, Исаия, Игнатий, Иаков и прочии, иже в здешней сей епархии угодники Божии престолу Божию предстоящии, о нас же выну ко Господу молящиися.

Радуюся духом видя таковый виноград, егоже насади десница Вышняго, егоже напои благодать Духа Святаго, егоже возрастали труды прежде бывших архиереев, егоже посещает сам Христос со Пречистою своею Богоматерию, и источает веселия духовнаго вино.

Молю же и молити долженствую пастырей начальника, владыку Христа, да соблюдет сие свое стадо цело и невредимо от волков видимых и невидимых, да не едина овца от сея Христовы, и Богородичной ограды пойдет в заблуждение и погибель, да ни едина овца похищена будет адским зверем, да ни едина овца претворится в козлище, но паче из козлищ да претворится во овцы, и вси с благословенными овцами деснаго стояния да сподобятся во время пришествия Господня.

А понеже Архиерей великий небеса прошедый, мене аще и недостойного поставил есть вам пастыря, и уверил ми спасение ваше, еже со страхом и трепетом, яко ответ воздати о вас имущь, приемлю аз убо мою должность, яже к вам, знати и хранити имам: вы же свою должность, яже ко мне, знати и хранити имате.

Должен есмь помощию Божиею по наставлению апостольскому немощи немощных носити, и не себе угождати, но комуждо вас в благое к созиданию, ибо и Христос не себе угоди. (Рим.15:1). Должен есть вразумляти бесчинныя, утешати малодушныя, заступати немощныя, долготерпелив быти ко всем. Должен есть добрыя любити, злые же с малованием наказывати, о всех пользе пещися, всем спасения тщательно искати, о всех молитися.

Должни же и вы, о возлюбленнии! по Христе Господе мене аще и грешнаго пастыря своего знати, любовь же нелицемерную, почитание нелестное, и повиновение подобающее являти, и со усердием творити.

Аще повел есть Бог, да буду вам отец: вы убо будите ми приснии чада. Аще изволил есть Христос, да буду в вас первенствуяй: вы убо будите кротцыи и смиреннии под управлением первенствующаго.

Аще поставил мя есть Дух Святый вам пастыря: вы убо будите ми истинныи овцы, овцы слушающии, а не преслушающии гласа пастыря своего.

Аще учителя вам Бот поставил есть мя: то приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас.

Аще наставника вам даде мя: то повинуйтеся наставнику вашему, и покоряйтеся: мне бо вверено есть доброе о душах ваших попечение, аки слово воздати хотящу, да с радостию сие творю, а не воздыхающи.

Егда узрю вы добрую имущих совесть во всем, начну радоватися, егда же узрю злую имущих совесть во всем, начну воздыхати. Егда увижду вы истинный, быти Христовы овцы на десно грядущыя, буду радоватися: егда же увижду вы к козлищной части уклоняющихся, буду воздыхати. Егда обрящу в вас по Бозе сущую любовь, смирение, повиновение, по премногу возрадуюся: аще же обрящу нелюбовь, презорство, непокорение, много воздыхати имам. О добронравном и богоугодном вашем житии возрадуюся, о развращенных же воздохну: вы же пецытеся, да с радостию пасу вас, а не воздыхающи. Аще бо убедите мя воздыхати о вас, не полезно вам будет сие.

Бог же преблагий, хотяй всем человеком спастися и в разум истинный приити, той да наставит вы на путь свой, во еже творити волю его благую и совершенную, и во всем ему угождати, да не посрамлены и непостыжденны предстанете страшному того суду. Да возрадуюся же и аз недостойный пастырь, и реку ко Владыце Христу: Се аз и дети, яже дал ми еси. Ныне же потщимся вси купно уклоняющеся от зла, творити благостыню, да угодны очесам Господним явимся.

Благодать же Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любы моя со всеми вами, аминь.

Слово в Неделю св. жен мироносиц⁴⁰

Иисуса ищете Назарянина распятаго, воста, несть зде (Мк.16:6)!

Святым мироносницам, во гробе Христа ищущим, сказует Ангел, яко несть его в мертвых, воста, нет зде, слышатели возлюбленнии! Не ищите, глаголет, во гробе источившаго рабы, животодавца между мертвыми не испытуйте, не взыскуйте нетленного во Тли, не даде бо Бог Отец Сыну своему видети истления. Воста, несть зде.

Несть зде: где же есть? Кто нам скажет? Любопытствовал в прошедшую неделю св. Фома, желая точно увидать и увериться в воскресении Христовом, и говорил: аще не вижу, аще не осяжу не иму веры (Ин.20:25)! В нынешнюю же неделю аз грешный любопитствовати хощу, и искати, и уведати: где ныне Христос обретается? На коем месте? Между коими лицами и чинами?

Речет кто богословски: всюду есть Христос, яко Бог везде сый и вся исполняяй. Аще и везде есть Христос, Бог наш всемогущею и всесодержательною силой своею, обаче благоволением и благодатию своей не везде обитает, инде есть, а инде не бывал, а инде быв, отъиде, глаголя: се оставляется дом ваш пусть. Воста, несть зде. Где же бы подлинно уведати место обитания Его?

Сказует псаломник Господь во храме святем Своем (Пс.10:3). Но правду Божию говоря, иногда в рукотворенных храмах и не изволяет обитать Господь, когда неблагоговейные и неимущие страха Божия люди дом Его святый разбойническим делают вертепом, как Сам говорит: дом Мой, дом молитвы, вы же сотвористе его вертеп разбойником (Мф.21:13). Соберутся люди в храм будто на молитву, а между собою молвят и празднословят о постороннем, – или о купле, или о бранях, или о пиршествах, – осуждают других, мечтают о жене, о детях, о деньгах; а ин стоя дремлет, а ин скверная и злая помышляет. И те люди храм молитвы не храмом, а вертепом некиим делают. И можно тогда сказать, что нет тамо Христа. Воста, несть зде!

Было то время, когда Господь наш сотворил бич от вервий, – и изгна вся продающая и купующая в церкви (Ин.2:15). Но, о Господи, уже прошло то время Твое, когда Ты изгонял безчинников от святаго Твоего храма: ныне наше окаянное время настало; уже мы Тебя изгоняем, а храм Твой претворяем в вертеп разбойников!

Несть зде; где же есть? Вышний не в рукотворенных живет храмех, говорит св. Стефан (Деян.7:48). А где тот нерукотворенный храм Вышняго? Каждый человек одушевленный, просвещенный Святым Крещением, есть храм Божий, по свидетельству апостола: храм Божий есте вы (1Кор.3:7)! Итак, во всяком христианском человеке можно бы искати Христа обитающаго, и сказать есть зде! Но и сие сомнительно есть, не известно, не подлинно есть. Многие крещением и правоверием просвещены; но мало таких, в коих бы Христос, яко в истом Своем обитал храме. И вор крещен, и разбойник, и прелюбодей, и каждый злодей правоверием просвещен но Христа в них не спрашивай. – Несть зде! разве давно некогда был, когда младенческие дни вор имел; и как пришел в возраста, и начал воровати, – абие отыде от него Христос: воста, несть зде!

Иной взором и добродетелен видится, но тайная его Бог весть: ибо говорит негде апостол: бываемая от них отай срамно есть и глаголати (Еф.5:12). Не скоро и здесь Христос обрящется: несть зде! Иной показывается богомолом, иной подвижником, иной постником, нищелюбивым, иной иное что доброе делающим; но, если все то делает он из тщеславия, из того чтобы показаться пред людьми, – и тамо не ищи Христа: несть зде!

Где же есть? Поищем Тебя, Господи. Поищем Тебя напр. в чине духовном. В нем-то бы и быть Христу, как в Своих истых служителях, образ Христов носящих. Но и здесь не всегда Христа найдем; ибо и из духовных иной своих си ищет, себе добра желает, а не людям пользы; себя пасет, а не стадо Христово. Посмотря, во-первых, на высочайший чин духовный, спросил бы я кого (чтобы сказал правду), с каким намерением и желанием пришел ты в высокость сего пречестнейшаго сана духовнаго, – для одной ли славы и чести Божией, или и своея ради славы и чести? Для приобретения ли душ человеческих во спасение, или своего ради приобретения, – чтоб был богат? Овцы ли Христовы пасти, или себя довольно питати? Поистине, не один нашелся бы, который пришел в тот сан не столько для славы и чести Божией, сколько для своего прославления, не столько для пользы людей, сколько для своей корысти. Простите мне, о превысочайшия власти духовные, что я так говорю! Не о всех говорю, а только о некоторых, в числе коих, может быть, и я нахожусь. Знаю лица превысочайшаго чина духовнаго, которые суть ангелы во плоти; обаче между теми ангелами может обрестися и человек, немощам подлежащий. Ангелам убо беспорочным блюдется честь и венец от начальника пастырей; а приопорокованным ангелам (как и мне грешному), подпадшим немощи человеческой, говорится от Господа, иному сие: имам нечто на тя мало (Откр.2:14); иному сие: вем твоя дела: имя имати, яко жив, а мертв ecu (Откр.3:1); иному же сие: ни студен ecu, ни тепл; изблевати тя имам от уст моих (Откр.3:15,16).

Посмотрим, во-вторых, в низший чин духовный – на мирских иереев и диаконов, ища в них Христа. Спросить бы и их каждого особо: что привело тебя в чин священный, – то ли, чтоб спасти себя и других? Нет, – но чтоб прокормить жену и детей и домашних. И то правда, что служащие алтарю от алтаря должны питаться; однако, если кто для одного только пропитания, а не больше для славы Божией и спасения душ принимал на себя св. сан, в таковом трудно сыскать Христа. Иной, взяв ключ разумения, сам не входит и входящим возбраняет; а иной, вовсе не взявши ключа разумения весьма неделен в звати своем пребывает, не только овец своих не приводит ко спасению, но и сам не разумевает пути спасения. Не скоро в таких людях сыскать Христа, вocma, несть зде!

Где же есть? Пошли бы мы в монастыри искать Христа: но и в тех ныне многие попортились; токмо клопот да ропот, печаль да воздыхание. Воста, несть зде!

Разве не нашелся ли бы Христос в людях великих, в боярах и судиях, на правде посажденных. Пошли бы мы к ним искать Христа, но – там недоступно; скажут: не пора, иным временем придешь. А ныне что и ходить к ним; ибо говорит Писание: изыде беззаконие от судей и старец. В таких людях едва ли когда и бывал Христос, понеже от нынешних времен злых и они сделались злы, и правда в них скудна, и милосердия ни мало. А где нет правды ни милосердия, там и Христа не ищи: несть зде!

Поищем ли Христа в простом народе? Но где более воровства, если не в простом народе? Тамо татьбы, тамо убийства, тамо молвы и мятежи. Если же и есть в народе какие-нибудь богобоязливые и добрые человеки; то и они в нынешнее время за своими делами и утеснением, и Бога забыли, и от молитвы отстали.

Где же обрести Христа? поистине Бог весть. Разве сетовать с Магдалиною, глаголющею: взяша Господа моего, и не вем где положиша Его (Ин.20:13). Грехи наши взяли от нас Господа нашего – и не знаем где искать Его.

О вы страждущие в крайних бедах! К вам обращаю слово мое; в вас ныне Христос, как в Своих членах, если только вы с благодарностию переносите свои несчастия. Вы – новые мученики последних сих времен. Вам соплетаются венцы небесные; только не изнемогайте в терпении, но взирайте на страдания Господа своего, и на Его святую волю полагайтесь, говоря: буди воля Твоя, Господи! А Господь с любовию обитает посреди вас, хотя и невидимо. Есть зде!

Любит Господь плачущих, а вы всегда в слезах. Итак, в вас Он живет. Есть зде!

Любит Господь алчущих и жаждущих, а у вас мало, что есть и пить; у иного и на половину недостает хлеба. Итак, в вас Он обитает. Есть зде!

Любит Господь страждущих безвинно; а в вас и не исчислить того страдания: иных до крови бьют, иных на правежах мучат; и уже в ином едва душа держится в теле. В вас убо Господь вселяется, смотря на ваше злострадание и за то готовя вам вечную отраду.

О новые страдальцы! Молю вас и увещаваю, не изнемогайте в терпении, но благодарите Христа своего; а Он в вас есть, и будет, и пребудет. Аминь.

Восшествие Богоматери на небо

Из слова в день Успения Пресв. Богородицы

О дивное чудо! Источник жизни в гробе полагается и лествица к небеси гроб бывает (Стихир, на Усп.).

Дивная Мать дивнаго Бога, дивна от начала и до конца Своего: дивна в зачатии Своем, дивна в житии Своем, дивна в преставлении Своем; Она вся – одно дивное чудо.

Дивна в зачатии: быв зачата, по Ангельскому благовестию, от неплодных родителей, чистых и святых, рождена чисто и свято. Дивна в житии: Она была девствующею Матерью и матерствующею Девою; родила. Бога и не повредила Своего девства. Дивна в преставлении: Она Своим гробом не в землю нисходит, но восходит в небо, и лествица к небеси гроб бывает. И мертвец дивен, и гроб дивен. Мертвец живет по смерти: в рождестве Дева и по смерти жива; а гроб досягает до неба, как та лествица Иаковлева, утвержденная на земле, которой верх достигал небес: лествица к небеси гроб.

Твердо станем умом своим при дивном бессмертном гробе Божией Матери, как при лествице, возводящей к небу, и присмотримся внутренними очами, какие ступени этой лествицы – потому что лествица без ступеней не бывает; какие это ступени, по которым Божия Матерь взошла на небо в час Своего преставления?

О дивное чудо! Источник жизни в гробе полагается и лествица к небеси гроб бывает.

Здесь гроб разумеется вместо самой смерти. Смерть названа гробом, также, как и лествицею.

Смерть – лествица. Как лествица имеет две стороны; так и смерть, оканчивающая временную жизнь и начинающая жизнь вечную, имеет две стороны: жизнь оканчиваемую и жизнь начинаемую. И как между сторонами лествицы устрояются и утверждаются ступени для восхождения: так и во время смерти, между жизнью оканчиваемою и жизнью начинаемою, собираются все добрые дела праведнаго мужа, совершенные в жизни временной, которыми душа, как степенями, восходит к небу, и таким образом смерть или гроб делается лествицею к восхождению: лествица к небеси гроб.

Матерь Божия скончавается преблаженнейшею кончиною, умирает бессмертною смертию. С одной стороны – конец временной жизни, с другой – начало жизни вечной, а посреди, как степени, устроенные к восхождению пресвятейшей души Ея – все Ея добродетели, которые кто может исчислить? Кто может исчислить и высказать то, как, какими и сколь многими добрыми делами Пресвятая Дева угодила Богу, Творцу Своему, от юности Своей до блаженнейшей кончины? Оставляя все прочее неудобоисчислимое, я обращаю внимание только на три важнейшие предмета, и представляю их как бы ступенями лествицы и, чтобы яснее показать их, предлагаю вопрос.

Спрашиваю: кто преставился? Знаю, что всякий, по усердию к преставившейся, даст ответ в похвальных выражениях. – Один скажет: Божия Матерь преставилась к Сыну Своему и Богу; другой скажет: одушевленное небо взято в небеса или: солнце, в котором Вышний положил Свое селение, взошло с земли на небо. Всякий, по усердии своему, скажет что-нибудь похвальное. А я, обращаясь к Самому дивному бессмертному Мертвецу, положенному в гробе только на три дня, спрашиваю: кто Ты, лежащий здесь? Слышу отвечающий смиренный глас: се раба Господня (Лк.1:38). Теперь пусть всякий знает, кто преставился: раба Господня преставилась; раба Господня! Здесь вспоминаю древнее изречение: работать Богу – царствовать; то есть, работать Богу– тоже, что царствовать. Кто истинный раб Божий, тот наследник Небеснаго Царства, соцарствующий Христу. Если же пречистая Дева раба Господня: то Царица воистину всей видимой и невидимой твари.

Но прилежно взирая умом своим на Господа и рабу Господню, как созерцаю Господа моего в Трех Лицах. Единаго Отца и Сына и Святаго Духа, так и в рабе Его, а Царице нашей, в одном лице Ея вижу три особые проявления, выразившия работу Божию: Она была Дщерию Бога Отца, в которой говорит: слыши, дщи, и виждь (Пс.44:11), Материю Бога Сына и как бы Невестою Богу Духу Святому; Она поработала Троице Святой верно и истинно в трех особых видах.

Духу Святому – девственною чистотою; Богу Сыну – смирением: яко призре на смирение рабы Своея (Лк.1:48); Богу Отцу – любовию.

В начале, от юности Своей, Она взошла к Богу Духу Святому девственною чистотою, сделавшись живою Церковию и одушевленным храмом Его; потому что нигде Дух Святой так обычно не вселяется, как в девствующих: девство – по свидетельству Святых отцев – сродно Ангелам, угодно Богу. А Пречистая Матерь Божия – по свидетельству святаго Амвросия – была Дева не только телом, соблюдши цвет чистоты Своей нетленным; Дева была и духом, никогда не помыслив о браке. Когда она проживала в церкви Святая Святых, и пришла в возраст брачный, и архиереи и священники повелевали, чтобы по законному обычаю, оставив церковное обитание, подобно прочим девицам сверстницам, вышла замуж, – Она ответствовала им: «Я отдана родителями от пелен одному Богу, а потому и обещала соблюсти Свое девство во веки; для Меня невозможно быть сопряженной с смертным человеком, и ничто не может Меня принудить к браку – Деву Бессмертнаго Бога». Архиереи, услышав это, удивились новости вещи; потому что никогда не было девы, обещавшей Богу свое девство во веки: такою в мире Она явилась первая.

Может кто-нибудь удивится, что по преступлении Адама Слово Божие нескоро пришло на землю для воплощения и спасения падшего рода человеческого, – даже до половины шестой тысячи лет. Но на земле ни одной не находилось такой девы, которая была бы чиста не только телом, но и духом. Она одна – первая и последняя – обрелась такою; почему, ради сугубой чистоты Своей, т. е. телесной и душевной, и удостоилась быть Церковию и храмом Святаго Духа.

А как тогда девственною чистотою Своею Она взошла к Богу Духу Святому, приблизилась и соединилась с Ним в един дух, по сказанному: прилепляяйся Господеви един дух есть с Господем (1Кор.6:17): так и в пречестном успении Своем Она тою же ступенью взошла к небеси, на небеса и превыше небес.

Она взошла к Богу Сыну ступенью смиренья: потому что смирением сделалась достойною быть Матерью Его. Тою же ступенью смирения Она взошла и на небо, и превзошла честию и достоинством все лики Святых.

Смирение служит доброю ступенью как к земным высоким – мирским и духовным – почестям, так и к небесным; потому что Господь говорил: смиряяй себе вознесется (Лк.18:14). – Некогда между апостолами произошел разговор и спор: кто из них достойнее в апостольском лике, и кто первый на небе? Предложили и Самому Господу вопрос, говоря: «кто более в Царстве Небесном?» Господь же, призвав малое отроча, поставил его посредине, и сказал; аще не обратитеся и будете яко дети, не внидите в царство небесное (Мф.18:3). Но Господи! что это за учение, чтобы Твоим ученикам из мужей совершенных обратиться в детство? Господи! скажи нам образ этого обращения к отрочеству. Господь говорит: иже смирится, яко отроча сие, той есть болий в царствии небесном (Мф.18:4). Вот образ отрочествования, хотя бы и в старых летах: быть смиренным, кротким, незлобивым, как и отроки. Хорошо и апостол сказал: не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте (1Кор.14:20). Кто младенец по нездобию и смирению, для входа тому отверзается небесная дверь, тот входит в Царство Небесное и бывает в нем велик.

Ученики Христовы имели нужду в обращении к смиренному отрочеству, потому что они начали несколько горделиво возноситься в уме своем: одни прося сесть одесную и ошуюю Христа в Царствий Его, а другие помышляют, кто из них больший, – ищут начальства. Но Пречистая Дева не нуждалась в таком обращении: Она была постоянно смиренна от младенчества Своего, хотя и возрастала телом, но духом смирения умалялась, и всегда, как отроча, младенчествовала незлобием и смирением. Она возрастала с годами телом, возрастала высоким разумом, а богомысленным умом досягала неба; возрастала и великим достоинством. Она знала достоверно, что не другая дева, а именно Она родит Сына Божия, как ей было открыто о том от Самого Бога Отца, во время полунощной молитвы во Святыя Святых облистал Ее Божественный свет, и Она услышала от Бога Отца голос, говорящий: «Ты родишь Сына Моего». В какую честь, в какое достоинство Она возрасла! И в таком великом возрасте помышляет ли о каком начальстве, о седении на каком престоле и власти? Нисколько; но младенчествует отроческим смирением, говоря: се раба Господня! то есть, как бы не только соцарствовать, но даже предстоять Ему, не только недостойна в утробе или на руках Своих носить Его, но даже воззреть на пресвятое лице Его, на которое и Серафимы с трепетом взирают. Да буду Я одною из служащих Ему рабынь: се раба Господня. Какая глубина смирения Ея, глубина неудобозримая и Ангельскими очами! Такою высокою ступенью глубокого смирения Она взошла на превысочайшую честь Богородичного нетленнаго материнства, потому что с теми смиренными словами Ея: се раба Господня, в пречистой девственной утробе Ея Слово плоть бысть и вселися в ны (Ин.1:14).

Смирение служит основанием всему, а прочие добродетели суть как бы построения на основании. И особенно Пречистая Дева в Своей жизни смирением приблизилась к Богу, Который говорит: на кого призрю, токмо на кроткаго и смиреннаго (Ис.66:2). Тем же смирением в преставлении Своем Она взошла на небо и славно возведена на престол Небесного Царства: смирение царствует в Пречистой Деве там, откуда низвержена гордыня.

Она взошла к Богу Отцу третьею, высшею всех ступенью – любовно; потому что – по слову апостола – выше всех любы (1Кор.13:13), посредством которой Она сделалась Дщерию Отца Небеснаго. Как Пречистая Дева возлюбила Бога, – этого не может никакой язык исповедать, никакой ум постигнуть. Любовь есть тайна – одна из неведомых сердечных тайн, известная только Самому Богу, испытующему сердца и утробы. Мы можем частию уразумевать любовь из некоторых внешних дел, случаев и обстоятельств, как наприм.: остался Отрок Иисус в Иерусалиме и найдя Его Пречистая Дева сказала: боляще искахома Тебе (Лк.2:43,48), то есть сердцем боляще. Здесь можем сказать, что Пречистая Дева возлюбила Бога от всего серца. Стоит она при кресте, смотрит на вольное страдание Сына Своего, и слова Симеона сбываются над Ней: Тебе же оружие душу Твою пройдет (Лк.2:35). Здесь можем сказать, что Пречистая Дева возлюбила Бога всею душою. По вознесении Господнем на небо, осталась на земле Пречистая Дева в первенствующей Церкви и непрестанно помышляла о Сыне Своем и Боге, и имела всегдашнее желание перейти к Нему от здешняго мира. Здесь могли бы мы сказать, что Она возлюбила Бога всем помышлением, но ни мало не постигнем и не выразим достойно, как Она поистине любила Его всем сердцем, всею душою и всем помышлением.

По человечески могли бы сказать, что Пречистая Дева так возлюбила Бога, как и из нас любит кто-нибудь родителей своих, или единоплотнаго в супружестве друга своего, или единственнаго сына своего; но у людей сердечная любовь разделяется на части: особо кто любит родителя, особо друга, особо сына. А в Пречистой Деве любовь не могла разделяться на части. Тот, Кого она любила, был Ей и Отцом, и единочадным Сыном, и нетленным Женихом. Вся Ея всецелая любовь была в едином Боге, почему Она и наречена как Невестою Духа Святаго и Матерью. Бога Сына, так и Дщерию Бога Отца; Дщерию же не в том смысле, как все верные Богу чада: даст им область чады Божиими быти, верующим во имя Его (Ин.1:12); и опять: Аз прииму вы, и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2Кор.6:17,18); но в смысле несравненно высшем, честнейшем, ближайшем, Пречистая Дева есть Дщерь Бога Отца. – Пречистая Дева возлюбила Бога любовию теплейшею – более всех бывших, настоящих и потом имевших быть святых. Посему и Бог возлюбил Ее более всех, присвоил и приблизил, вверил Ей носить и родить девственною утробою совершеннаго Бога в совершенном человечестве.

И как тогда на такую высокую близость к Богу Отцу Пречистая Дева взошла ступенью любви: так и теперь, в пречестном Своем успении тою же ступенью взошла на небо.

Так этими тремя ступенями (прохожу молчанием прочия бесчисленныя) Матерь Божия ныне восходит в горняя – девственною чистотою, смирением и любовию. Мы же такому Ея восхождению, таким ступеням удивляясь, с ужасом говорим: о дивное чудо! лествица к небеси гроб бывает.

Феофан Прокопович, архиепископ Новгородский

Слово в Неделю о Лазаре и богаче⁴¹

Отче Аврааме, помилуй мя, и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой: яко стражду во пламени сем (Лк.16:24).

Святые отцы и великие учители Святой Церкви говорят, что об аде должно рассуждать точно так же, как и о небе, только противоположным образом. Почему, когда Ориген начал было вводить ту ересь, что некогда имеет быть конец аду, по причине неизмеримого, как говорил он, милосердия Божия, то сильнее всего был опровергнут следующим ответом: Царствию Небесному нет конца, следовательно также и мукам адским.

Посему как св. апостол, вкусив оных райских утех, говорит о них ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1Кор.2:9); так, без сомнения, говорить должно и об адском мучении. По сей причине, я должен бы оставить намерение, описывать ад, ибо для столь великой вещи не станет ни времени, ни слов. Но поелику самая предвечная Премудрость, Спаситель наш, некоторыми местами Своего Евангелия ведет нас к размышлению об аде, зная, что сие нам полезно к спасению; то я поступлю подобно тем людям, которые, приезжая к нам из отдаленных каких-нибудь заморских стран, и желая представить очам нашим свойства той земли, привозят по нескольку каких-нибудь ее плодов.

Итак, не углубляясь в подробности ныне чтенного Евангелия, я кратко изображу три рода мук адских, от которых можно будет заимствовать понятие и о многих других.

Первая мука есть та, на которую вопиет сам осужденный богач. Отче Аврааме, помилуй мя и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой: яко стражду во пламени сем. Ах, нужно ли здесь много говорить? Есть ли человек, для которого бы надобно было изъяснять, какую боль причиняет огонь, не говорю, огонь адский, но наш, простой? Все, что только заимствует имя от огня, мы считаем вреднейшею вещью. Как тягостна горячка? какие неукротимые звери суть естественные наши страсти, огню подобные! каких ужасов не производит гнев! чего не делает плотская любовь! Что же сказать о самом огне? Огнем наказываются величайшие грехи богохульников, святотатцев, еретиков. Огонь с давних времен обыкновенно считается мучительнейшею пыткой. Сам Бог всемогущий, когда хочет показать Себя весьма разгневанным, употребляет огонь. Огнем сжег Он Содом; огнем поразил войска скифов под Константинополем. Он святого Илию, за чистую ревность его сердца и в показание справедливого и великого гнева его на грешников, посадил на огненной колеснице. И в самом деле, если обратим внимание на самое свойство огня, то увидим, что он есть вещь самая сильная. Другие стихии или не скоро, или не совсем портят вещи; а огонь, к чему не коснется, все в ничто превращает. Равным образом, другие орудия мучений требуют, чтобы им даваемо было направление; а огонь сам собою проникает и съедает тело. Но зачем тратить время на сие? Невиданной ли какой вещи искать нам должно доказательств? Она и без сего совершенно понятна тому, кто хорошо знает, какую боль, какое жестокое мучение причиняет огонь. Что ж! уже ли мы описали огонь адский, описавши наш простой? «Ах, какое несходное сравнение, говорит, – святой Златоустый. Ежели сей огонь и сие пламя причиняет жесточайшие болезни, то на языке человеческом нет слов к выражению оного огня». Святой Макарий, размышляя об огне адском, без строгого поста весь иссох. Один святой инок, рассуждая об огне адском, непрестанно плакал. Размышление об адском огне произвело столь многих пустынников, мучеников. Тот снискал некоторое совершенное понятие об адском огне, кто твердил, что наш огонь столько же сходен с адским, сколько написанный на картине сходен с нашим. Довольно для него и того одобрения, что он приготовлен не для грубого вещества, но для существ невещественных, для злых духов. Идите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф.25:41). Но когда огонь бывает еще разжигаем! – Несчастный нынешний богач просит у святого Авраама хотя несколько охлады, и то на язык только, который вероятно наиболее палим был. Что ж ему в ответ? Чадо, помяни, яко восприял ecu благая твоя в животе твоем (Лк.16:25). Иной сказал бы, что сии слова доставили осужденному несколько утешения.

Другая мука есть как бы другой огонь, и ежели не сильнее первого, то без сомнения и не умереннее. Легче богачу было, если бы св. Авраам поразил его громом, нежели дал ему такой ответ, – «Ты припоминаешь мне, святой Авраам, прошедшую мою роскошь. Ах! я принужден воспоминать, с какого высокого места ниспал я так глубоко! Не довольно того, что я повержен в такое место; надобно знать еще и то, каким образом выпустил я из рук счастье. Ах, тяжко иметь сие воспоминание! оно-то есть червь неумирающий. Хорошо воспоминать твоему Лазарю, что он после столь кратковременных бедствий достигнул столь великого блаженства, а мне тяжко и помыслить, что я столь ничтожною, непостоянною и скорогибнущею сладостью грехов заслужил толико горькое и вечное состояние. Хорошо воспоминать Лазарю о той бедности, когда он нуждался и в малой крохе хлеба, но после которой вошел в столь богатое отечество, а мне что за утешение приводить на мысль те ежедневные пиры, за которые теперь не получаю и капли воды для охлаждения палимого языка!» – Сие говорится не для какого-нибудь украшения речи, но как будто бы мы сами слышали из уст осужденного богача. «В наказание свое он сохраняет свое познание и свою память», – говорит святой Григорий (Беседа 40 на Луку). Неоспоримо то, что как сладостно помнить о прошедших угнетениях и горестях, так по окончании счастья мучительно воспоминать о прежде бывшем благоденствии. Народ израильский, находясь в плену Вавилонском, на что жаловался? Не на оковы, не на рабские работы: на реках Вавилонских тамо седохом и плакахом, внегда помянут нам Сиона (Пс.136:1). О как ужасна должна быть память для осужденных! Тяжко воспоминать о чистых и даже священных утехах, какие были в Иерусалиме; каково же воспоминать о проклятых греховных утехах, раздраживших Бога! Болезненно простое воспоминание об обрядах и песнях праздников Сионских; каковых же должна быть мучением оскверненная грехом совесть, которая непрестанно представлять будет пред очи наши, как некие страшилища, те срамные тайны, те места, времена и лица, в которых и с которыми мы имели постыдное сношение! Осужденные будут проклинать день, в который на свет родились, в который грешили. Св. Макарий Египетский, слыша о тяжести мук адских воскликнул: «Горе дню тому, в который человек преступил заповеди Божии!» Но все это было бы несколько легче, если бы третья мука, как некая печать, не запечатлевала упомянутой второй.

Третья мука, третье жесточайшее мучение есть что-то такое, чего наименовать, чему дать приличного названия невозможно. Но что же это? И над всеми сими (говорит далее Авраам) между нами и вами пропасть великая утвердися, яко да хотящии преити отсуду к вам, не возмогут, ни иже оттуду к нам преходят (Лк.16:26). Св. Иоанн Златоустый и св. Амвросий под сею великою пропастью разумеют неизменное определение Божие, самую вечность мук адских. Ежели это так, в чем нельзя сомневаться, то можно ли изобрести большее сего мучение? От времени зависит, и мягкое делать твердым, и сладкое горьким. Если бы кому приказано было на самой мягкой постели, при всех вообразимых удовольствиях, лежать целый год, он отрекся бы от сего счастья, и просил бы беднейшего состояния. Но если бы велено было лежать сто лет, не на постели, а на жаровне? Предоставляю каждому подумать о сем. Тяжко будет – и кто не знает сего? – тяжко будет гореть в огне, и не сгорать! Тяжко мучиться совестью о прошедших грехах, и не замучиться совершенно; помнить о грехах, и не забыть их! О, истинно справедливо сказал некто: «Нет блага, кроме вечного; нет зла, кроме вечного». Тиверий Кесарь осудил одного преступника на заключение по смерть, который, просидевши тридцать лет, и соскучивши самою жизнью, просил у Кесаря помилования, но Кесарь велел отвечать ему: я гневаюсь еще. О, вечные суды Божии. Потекут веки подобно часам, где и один час покажется целым веком; а над темницею адскою слышен будет голос правосудного Бога: Я гневаюсь еще. Протекут миллионы миллионов веков; а слух несчастных узников будет поражаться словами: Я гневаюсь еще. Потеряются в счете веков быстрейшие ангельские умы; осужденные забудут, было ли когда начало их мук, но от правосудия Божия не услышат ничего иного, кроме: Я гневаюсь еще; Я гневаюсь еще! Ах ради Бога! доколе же продолжится сей гнев? Дотоле, пока Бог будет Богом.

«Возможно ли? (так может быть многие теперь мечтают в уме своем) возможно ли? а неизмеримое неисчерпаемое милосердие Божие? как это, как?» Богохульный язык, еретические уста, разве вы не знаете, что за сие самое мнение Св. Церковь предала Оригена проклятию? Было время милосердия, настало время правосудия. Как милосердие может называться вечным: Господи! милость Твоя во век (Пс.137:8), так вечно должно быть и правосудие: правда Его пребывает в век века (Пс.111:3). Было вечное милосердие за временное покаяние отпущать вечное осуждение. – «Однако же, когда возопиет о помиловании оное неисчислимое множество осужденных, то невозможно, чтобы не смягчилось сердце Божие». Нимало. Вопли осужденных будут отвратительные хулы на святых, на Ангелов, на Матерь Божию, на Самого Бога. «Но при всем том, предвечный Отец имеет отеческое сердце: достанет ли Ему твердости смотреть на столь великую гибель Своей твари?» – Достало Ему твердости смотреть на поругание, на раны, на позорную крестную смерть Сына Своего; достанет Ему твердости смотреть и на мучения врагов Своих. Еще будет радоваться и посмеваться погибели грешников: понеже звах, и не послушасте: убо и Аз вашей погибели посмеюся, порадуюся же, егда приидет вам пагуба (Притч.1:24,26). Что же далее? Грешник узрит и прогневается, зубы своими поскрежещет и растает: желание грешника погибнет (Пс.111:10). От чего сам Бог да избавит нас Божественною Своею помощью, и да соделает участниками со святым Лазарем неизреченных утех небесных, где бы мы, почивая на лоне святых Авраама, Исаака, Иакова, наслаждались вечною радостью. О сем Тебе, бесконечная Любовь, Боже, в Троице Святой единой, приносим недостойную молитву нашу, Тебе кланялся, Тебя хваля и благословляя сердцем и устами. Аминь.

Слово на погребение Петра Великого (1725 г.)

Что се есть? до чего мы дожили, о россияне? что видим? что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се, не сонное ли нам привидение? ох, как истинная печаль! ох, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию, и воздвигший в толикую силу и славу, или паче рождший и воспитавший, прямой сый отечества своего отец, которому, по его достоинству, добрые российские сыновья бессмертным быть желали, по летам же и составу крепости многолетно еще жить имущего все надеялись: противно и желанию, и чаянию скончал жизнь, и о лютой нам язвы! тогда жизнь скончал, когда по трудах, беспокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертях, жить нечто начинал. Довольно же видим, коль прогневили мы Тебе, о Боже наш! и коль раздражили долготерпение Твое! О недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерие! Не видя сего слеп есть; видя же и не исповедуя в жестокосердии своем окаменен есть. Но что нам умножати жалости и сердоболия, которые утоляти, елика возможно, подобает? Как же то возможно? понеже есть ли великие его таланты, действия и дела воспомянем, еще вящий утратою толикого добра нашего уязвимся и возрыдаем. Сей воистину толь печальной утраты разве бы летаргом некиим, смертообразным сном забыть нам возможно. Кого бо мы, и какового, и коликого лишилися?

Се оный твой, Россия, Сампсон, каковой дабы в тебе мог явитися, никто в мире не надеялся, а о явльшемся весь мир удивился. Застал он в тебе силу слабую, и сделал, по имени своему, каменную, адамантову; застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое, и ввел отечеству полезное, врагом страшное, всюду громкое и славное. Когда отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых земель дополнил, и новых провинций приобретением умножил. Когда же востающыя на нас разрушал, купно и зломыслящих нам сломил и сокрушил духи, и, заградив уста зависти, славная проповедати о себе всему миру повелел.

Се твой первый, о Россие, Иафет, неслыханное в тебе от века дело совершивший, строение и плавание корабельное: новый в свете флот, но и старым не уступающий, как над чаяние, так выше удивления всея вселенныя, и отверзе тебе путь во вся концы земли, и простре силу и славу твою до последних океана, до предел пользы твоея, до предел правдою полагаемых; власть же твоея державы, прежде и на земли зыблющуюся, ныне и на мори крепкую и постоянную сотворил.

Се Моисей твой, о Россие! не суть ли законы его, яко крепкая забрала правды, и яко не решимыя оковы злодеяния? не суть ли уставы его ясныя, свет стезям твоим, высокоправительствующий сигклит, и под ним главныя и частныя правительства, от него учрежденныя? не светила ли суть тебе к поисканию пользы, и ко отражению вреда, к безопасию миролюбных и ко обличению свирепых? Воистину оставил нам сумнение о себе, в чем он лучший и паче достохвальный: или яко от добрых и простосердечных любим и лобызаем; или яко от нераскаянных льстецов и злодеев ненавидим был.

Се твой, Россие, Соломон, приемший от Господа смысл и мудрость многу зело. И не довольно ли о сем свидетельствуют многообразная философская искусства, и его действием показанная, и многим подданным влиянная, и заведенная различная, прежде нам и неслыханная учения, хитрости и мастерства; еще же и чины, и степени, и порядки гражданския, и честныя образы житейскаго обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила: но и внешний вид и наличие краснопретворенное, яко уже отечество наше, и от внутрь и от вне, несравненно от прежних лет лучшее, и весьма иное видим и удивляемся.

Се же твой, о и церкве российская! и Давид и Константин; его дело – правительство синодальное, его попечение пишемая и глаголемая наставления. О коликая произносило сердце сие воздыхания о невежестве пути спасеннаго! коликия ревности на суеверия, и лестническия притворы, и раскол гнездящийся в нас безумный, враждебный и пагубный! коликое же в нем и желание было, и искание вящшаго в чине пастырском искусства, прямейшаго в народе богомудрия, изряднейшаго во всем исправления.

Но, о многоименитаго мужа! кратким ли словом объимем бесчисленныя его славы, а простирати речи не допускает настоящая печаль и жалость, слезить токмо и стенать понуждающая. Негли со временем нечто притупится терн сей, сердца наша бодущий, и тогда пространнее о делах и добродетелях его побеседуем. Хотя и никогда довольно, и по достоинству его возглаголати не можем; а и ныне кратко воспоминающе, и аки бы токмо воскрылий риз его касающеся, видим, слышателие, видим, беднии мы и несчастливии, кто нас оставил и кого мы лишилися.

Не весьма же, о россияне, изнемогаим от печали и жалости, не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его делами означилося, при нас есть. Какову он Россию свою сделал, такова и будет: сделал добрым любимую, любима и будет; сделал врагом страшную, страшная и будет; сделал на весь мир славную, славная и быть не престанет. Оставил нам духовная, гражданская и воинская исправления. Убо оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам.

Наипаче же в своем в вечная отшествии не оставил нас сирых. Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его наследие видим, прямаго по нем помощника в жизни его, и подобонравнаго владетеля по смерти его, тебе, милостивейшая и самодержавнейшая государыня наша, великая героиня и монархиня, и матерь всероссийская. Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быти подобной Петру Великому. Владетельское благоразумие, и матернее благоутробие твое, и природою тебе от Бога данное кому неизвестно? Как нам не надеятися, что сделанная от него утвердишь, не доделанная сотворишь, и все в добром состоянии удержишь?

Вы же, благороднейшее сословие всякого чина и сана, сынове российстии, верностию и повиновением утешайте государыню и матерь вашу. Утешайте и самих себе, несумненным познаванием Петрова духа в монархине вашей, видяще, яко не весь Петр отшел от нас. Прочее припадем вси Господеви нашему, тако посетившему нас, да яко Бог щедрот и Отец всякия утехи, ея величеству, самодержавнейшей государыне нашей, и ея дражайшей крови: дщерям, внукам, племянницам, и всей высокой фамилии, отрет сия неутолимые слезы, и усладит сердечную горесть благостынным Своим призрением, и всех нас милостивне да утешит.

Но, о Россие! видя, кто и каковый тебе оставил, виждь и какову оставил тебе. Аминь.

Гедеон Криновский

Слово в Неделю блудного сына

Раздели има имение, и не по мнозех днех собрав все мний Сын отъиде на страну далеку, и ту расточи, имение свое, живый блудно. (Лк.15. Ныне чтенное Евангелие).

Я намерен сегодня говорить с вами о недостойном расточении имения Божия: в которых расточителях многие, может быть, и из нас самих найдутся. Следовательно нельзя, чтоб всем приятна была сия материя: иной бы (может быть), в век не хотел слышать о ней. Но, как бы то ни было, я не без причины вступаю в сие рассуждение: евангельская ныне чтенная, показывая такому худому расточению пример на некотором блудном сыне, дает нам вину осмотреться: не имеемся ли и мы подобны ему в том.

Во-первых, убо надлежит нам вспамятовать, слышатели, каковыми и коликими нас Бог и Отец наш отходящих на страну мира сего наделил благами. Я представляю о тех дарах, которые Он, иные с самым бытием, а иные потом даровал нам. А разделяются они на дары вышеестественные, дары естественные и, так называемые, дары благополучия. Положим, говорю, мы все сие пред очи наши, и рассудим, так ли мы сии дары употребляем, как должно, а притом не забудем, и что Отец наш, хотя не во всех нас все дары влил, но однако ж, и никого такого не сделал, которому бы ничего не дал; но иному, как объявляет притча евангельская о талантах, дал пять талант, иному два, иному един – комуждо по силе его; и для того никто жаловаться в сем на Бога, никто ж и думать, аки бы не в чем было ему отвечать пред Богом не может. Но чтоб понятнее мог я с вами о сей важной материи побеседовать, то оставляю я прочие дары напоследок, а прежде начну говорить о дарах благополучия, то есть о чинах достоинствах, множестве богатства и прочие.

Без сомнения Бог, как все прочие, так и сии дары, раздал нам не напрасно. Но весь мир сей подобен есть великому некоторому дому; в нем находится Бог, как хозяин; различные власти, как бы управители дома; пастыри и учители, как бы пестуны, приставляемы к детям, богатый же как казначеи или приказчики, определенные к надсмотрению имения хозяйского; словом все видимое нами в мире сем распоряжение, все то разделение в нас даров Божиих единственно клонится к общему добру нашему, а притом и к прославлению Его Самого, как хозяина. Сие весьма ясно доказывает Сам Бог в Писании, где например к Саулу, возведенному вновь еще тогда на царство израилево, говорит чрез Самуила так: помазал вот тебе Господь на царство людем своим, иже во израили, и ты царствовать будешь, памятуй в людех Господа твоего (1Цар.10); что ж твое должно быть дело? да спасеши подданных твоих от руки враг их окрест. Вот для чего тебе Бог на такое достоинство избрал: польза их сопряжена со славою господина их, единственным должна быть концом твоего царствования! Да не тоежь ли внушает и Сирах, обще всем властям говоря: старейшину ли тя поставиша? Смотри ж, пекися ими ты, над которыми поставлен; пекись на дая себе ни малого покоя, покамест не удовольствуешь их в потребных им, но когда уже все надлежащее до тебе исправишь, тогда возлязи (Сир.32). Ведали сие и язычники натуральным светом разума просвещаемые, ведали, говорю, что начальник ничто иное, как всех ему подчиненных слуга. Те ему все, а он один им всем служить должен в их потребностях, не щадя притом никаких трудов. И того ради достохвальный оный император римский Веспасиан, как ему уже при смерти находящемуся советовали доктора, чтоб он ради облегчения своего от болезни хотя на малое время перестал слушать прошения своих людей, ответствовал: «Как? разве не знаете, что императору стоя и умереть надобно!» Глас достопамятный, и могу сказать, глас блаженный! Не знал сей царь Христа, но таки сказали сии слова, как бы долго учился в школе Сего учителя, которого точное есть учение сие: аще кто хощет в вас старей быти, да будет всем раб (Мк.10). Посмотрим же и что о приемших дар епископства или священничества говорит Писание? Инде называет их стражами дому своего, инде светом мира, инде солью земли, инде ангелами и министрами своими. Что ж, разве суетные и бесплодные сии имена? Никак мы видим отсюда ясно, сколь епископы и священники должны полезны быть народу. Когда они стражи дому Божия, то должны бдеть непрестанно и стрещи его от подкопов еретических; когда свет миру, должны светить ему, житием и учением своим; когда соль, должны словом Божиим и сохранять души человеческие от повреждения и растления, которое причиняют грехи; когда Ангелы и министры Божии, должны тщательно и небоязненно возвещать людям волю Божию, настоя при том крепко, чтоб честь и интерес пославшего их всегда наблюдаем мог быть цело. Чесо ради и Павел святой, увещевая своего Тимофея, пишет: засвидетельствую пред Богом и Господем нашим Иисусом Христом, хотящим судити живым и мертвым в явлении Его и царствии Его: проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением: на сие бо зван ecu (2Тим.4); смотри ж, я не однократно повторяю тебе; не неради ты о таком даровании, живущем в тебе еже дано бысть тебе пророчеством с возложением руку священничества: но в сих поучайся всегда, в сих преуспевай: сия бо творя и сам спасешися и послушающие тебе (1Тим.4). А что он здесь одному Тимофею пишет, то и всеми священникам и епископам на другом месте говорит: внимайте вы себе и всему стаду нашему, в нем же поставил нас Дух Святый пасти церковь Божию, стяжанною собственною Его кровию (Деян.20): памятуйте, какие вам овцы поручены и какой великой ответ вам дать следует, ежели потеряете нерадением вашим хотя одну из них! и есть сие увещание Павлово во всем согласно с оными словами Господними, у Иезекииля пророка сказанными к некоторыми ленивым пастырям. Слушайте вы, пастыри, се вы млеко ядите, и волною овец моих одеваетеся, и тучное заколаете, а самих овец моих не пасете (Иез.34): когда они изнемогают, не поднимаете их; когда болят, не врачуете: когда сокрушаются, не обязываете; когда заблуждают, не стараетесь обращать их; когда погибают, не изыскиваете, и крепкое в них оскорбляете трудом и наказываете властию и наруганием. Что ж, на сие ли я вас поставил? Еда пасутся сами пастухи? не овцы ли пасут пастухи, а вы еще разгоняете их. Разсыпашася овцы мои. Вот же, когда так, Я на вас! се Аз на пастухи, и взыщу овцы моих от руку пастушеской! Так говорит Господь у оного пророка: и кто ж здесь не видит на какой конец и епископства или священничества дар дается человеку? Но ежели от Писания изыскивать начали бы ны свидетельства и о казначейской должности, то есть богатых людей: то во истину и они б показались нам не инаковы, как овцы, носящие на себе волну, не да себе только согревают ею, но и да человека одеют. Все их добро должно быть на услугу ближнего, как то именно негде говорит апостол: богатым рече, в нынешнем веце завещай не высоко мудрствовать, ни уповать на погибающее богатство, но на Бога жива: делать притом благое, и чего особливо Бог от них требует, быть подательным и общительным ко своим ближним: сокровиществующе себе основание добро, да приимут жизнь вечную (1Тим.6). Заключим убо словом, что как чести и достоинства разные, так и богатство, и все прочие подобные сим дарования Божии один конец у себя имеют всеобщую пользу, которая непосредственно ведет за собой славу самого толь щедрого дарователя; и заключив, осмотримся сколь много мы, будучи в наших чинах, в наших достоинствах и в нашем изобилии, воспользовали Церковь Божию или общество? Ах! чуть ли не исполняется на нас то, что уподобительне о приставнике домовном в Евангелии сказано: Аще рече злой раб твой речет в сердце своем, коснит господин мой приити (Мф.24), и вместо, чтоб давать имел пищу клевретам своим во время свое, начнет бити их, ясти же и пити со пияницами: чуть ли сие, аще самым делом не становится в нас? Я бы охотно умолчал, слышатели, о сем: я бы и сам рад прикрыть такой стыд наш: но бедные просители никакого удовольствия от властей своих не получающее; но нищие помилования ни малейшего от изобилующих во всем не видящие; но народ во тьме невежества заблуждающий и должного просвещения ко спасению от своих пастырей не находящий не может умолчать того. Те говорят: что нам прибыли в властях наших, когда они слез наших не отирают, воздыханий не слушают, прошений не приемлют? Воля Твоя, Господи, называть их в Писаний богами, но нам они по большой части кажутся как идолы, очи, имеющие и не видящие; уши – и не слышащие; руки и ничего ими добра не делающие. Другие вопиют: увы нам, Господи! Кому ты поверил имение Твое, кому поручил снабдевать нашу бедность? Нет в них не только милости, но и человечества, воззри на сотрясаемый от лютого мраза уды наши; воззри на иссушенные гладом и жаждою кости наши; воззри на терзаемую на правежах плоть нашу; и есть ли, чтоб кто искупил; есть ли, чтоб кто снабдил; есть ли, чтоб кто пожалел нас? Третьи, болезненно воздыхая, жестоко против своих приставников душевных протестуют, что ни какова почти попечения о душах их не имеют ни учат их, ни посещают, ни в благополучии утверждают; но оставляют их блудить по расколам и ересям, и быть расхищаемым от душетленных волков, как и не приставники они были душ их. И едва ли не праведно они так на нас жалуются? Было то время, когда у древних оных израильских священников пропадала книга Закона Божия, так что не знали, где и сыскать ее: а после нечаянно нашли, что она завалилась под сокровищами: было то, говорю, время, что сокровище лежало у священников на верху, а Закон Божий под ним загребен с общим всем забвением: но едва ли и у нынешних не тот же манер хранится: не знаю, есть ли в них половина, которые бы не выше свой интерес поставляли нежели Христов; нежели слово Его, нежели спасение народа. Что ж это значит, не расточаем ли в таком случае мы имение Отца нашего Небесного всуе, и не живо ли изобразуется в таком нашем нерадении и своевольстве блудный сын оный?

Обратим же очи наши и на другие, то есть естественные и вышеестественные дары, которыми Богу украсить, обогатить и возвеличить род наш угодно стало. Дал нам Бог красоту, дал здравие, дал крепость, дал разум, дал память, а все то также не для чего больше, как только для большего умножения славы Его и для созидания ближнего нашего. И сие-то напоминает нам апостол в ныне же чтенном Послании, когда говорит: прославите Бога и в телесах ваших и в душах ваших (1Кор.16). Но как же мы и сих даров Божиих употребляем? Жалостно! Разум наш в бесполезных по большой части изобретениях и в хитрых приготовлениях брату нашему погибельных сетей утоплен, память злопомнением отягощена, здравие и крепость пьянству, блудодейству, праздности и сластолюбию посвящены, красота также на тот же жертвенник положена. Говорит негде приточник: усерязь злат в ноздрех свинии, тако и жене злоумней лепота (Притч.11). Праведно; не лучше как свинья имеющееся в ноздрях своих золотое кольцо окаляет безопасно в блате, нерадя нимало о драгости его, так, и нимало не сумневаемся мы красоту нашу на уловление слабых сердец употреблять, и тем самым делать ее удицею диавола и всяких мерзостей вместилищем; не взирая на то, что красота особливый есть дар Божий, в котором и язычник Платон великое нечто и божественное находил.

Умолчать уже мне надобно и вышеестественных даров, как то, о благодати Божией, вере, отпущении грехов или оправдании, данном нам во Христе? Ибо я не знаю, могу ли удержаться от слез, как представлю себе, какова ныне в нас вера стала, или как бесстрашно раздираем мы данную нам в крещении ризу благодати Божией, и оправдания кровию Сына Божия всему миру принесенного! Такое-то от тебя, человек! такое-то от тебя, недостойная тварь, Господу твоему благодарение! Сим-то ты платишь за те язвы, за те поругания, которые Он тебе ради претерпел! О крайнего и неизреченного долготерпения Твоего, Владыко наш! Удивительного, как Ты толикое твари благодати неблагодарствие терпишь: как сносишь, когда видишь, что все Твои пребогатые дарования, или недостойным образом расточаются, или с крайним презорством отвергаются. Но ведаем мы, Владыко наш, что Ты делаешь это, ожидая, не очувствуемся ли мы, и не возвратимся ли к Тебе от погибельных наших путей с тем покаянием, с которым и помянутый в нынешнем Евангелии блудный сын возвратился ко отцу своему. Но худо бы мы, однако ж сделали, когда бы еще доле Твое долготерпение таким образом раздражать хотели. Надобно нам, между прочим, не забывать и того, что сказано о злом оном приставнике: приидет, рече, господин раба того в день, в оньже он не чает, и в час, в оньже не вест, и протешет его полма, и часть его с неверными положит!

И того ради в заключении сей моей беседы говорю: войди всяк в себя, и осмотрись совестью своею; еда подлинно все те знаки, которые выше показаны, сына блудного на себе ты носишь: и ежели так – то беги, покамест еще время имеешь, беги и возопи: «Отче, согреших на небо и пред тобою»; да вперед уже не смей нимало раздражать Его своевольством твоим, и поступай в дому Его, как мудрый и верный строитель. Берегись, чтоб не спросил иногда тебя Бог на суде твоем, как Каина, где есть брать твой, которого я тебе в надзирание поручил или б не сказал, даждь ответ о приставлении домовнем (Лк.16); а ты ничего во оправдание твое принесть не возымеешь. А что всего больше, не истязал бы еще от тебя той крови, которою Он на кресте за тебя излиял, буде ли ты презрел и поплевал ее. Памятуй, что все свои как выше естественные, так и естественные, и все прочие дарования Бог взыщет с нас: да взыщет еще с прибытком, и колико больше дано кому, больше взыщет от него (Лк.12). Смотри ж, и паки я говорю, берегись отселе, чтоб ты при таком истязании не услышал оного грозного изречения на тебя: неключимаго раба вверзите во тму кромешную (Мф.25)! Но живи, но употребляй всех даров Божиих, данных тебе так, чтоб пришел к тебе при кончине живота твоего от велелепной славы сей всеблаженный глас: благий рабе и верный, вниди в радость Господа твоего. Аминь.

Слово о случившемся 1755 году в Европе и Африке ужасном трясении

Днесь аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших (Пс.94).

Получаемый со дня на день нами ныне иностранные ведомости возбудили во мне охоту некоторые сочинить теперь на них нравоучительные примечания, слышатели благочестивые! Ведомости сии ничего почти доброго не возвещают. Бог знает, бывали ли когда неприятнейшие паче нынешних на земли случаи! В толь краткое время толь многие зло пострадали государства! Там видим разверзающуюся и страшный с шумом пламень из недр своих испущающую землю; там море необычно разливающееся и поглощающее народа множество; там прекрасные грады в страшные превращены пустыни; там превысокие горы в глубокие рвы и долины сотворшиеся; там многие тысячи человек живых погребенных; там полумертвых без пищи, без покрова ужасно воплящих! И что ж сие, слышатели? Какова вы рассуждения о таких ведомостях? Не хочете ли все то приписать натуре. Не думаете ли, что селитреные и другие некие сухие, легко загораемые частицы в потаенных земных каналах собравшихся и с некоторыми водяными частицами стираяся, горячесть, а потом и пламя произведши, и тем тончайший, в убегающих от очей наших земных трубках находящийся воздух в возмущение приведши, потрясли так землю и воду? Пусть так будет; я сему не противлюсь: не надобно и естественных совсем опровергать сил, или их испытателей порочить. Но для чего ж, вопрошаю, не прежде, но в сие самое время, не в иных, но в сих самых частях земли произвела такое действие натура? Не скажет ли кто, что все то сделалось случаем? Случаем один город уцелел, другой развалился; случаем те люди спаслись, другие погибли; случаем Португалия, Испания, Франция и многие немецкие и другие различные земли подпали сему злу. А мы, например, россияне ни труса земли, ни восхождения необычного воды не чувствовали? Но где ж будем девать оное слово Христово, что ни влас главы нашей без воли Отца Небесного не погибает (Мф.10; Лк.12), ежели случаем столько душ пропало? Нет, слышатели! не естество, оно естества Творец, творяй в нас добро и зиждяй зло, по Писанию (Ис.45), главною всем сим неприятным событиям есть причиною. Он естество содержит в своем послушании, и полагает, какие хочет, ему пределы, Он и сделал ныне, чтоб оно, оставя прежний свой порядок на сие время, новый и ужасный вид на себе приняло; Он, говорю, то есть который призирает на землю, и творит ю трястися, по псаломнику (Пс.103), и которого море и ветры послушают, по Евангелию (Мф.8), привел в такое смущение обе сии стихии. А понеже Бог и естество ничего напрасно не делают, как то и сами языческие признали философы, то уже следует нам помышлять, что непременно помянутые печальные руки Божией действия некоторую у себя имеют причину. И в сем-то состоять будут сегодняшние краткие мои примечания. Впрочем, я не намерен пущаться в глубину сию без рассуждения. Я не смею испытывать совершенно, что единому Богу известно; но только хочу сказать, что все сие сделано ради того, чтоб устрашить нас грешных и отвести от беззаконий наших, которые так сильно укоренились и, размножились в нас, что кажется, все прешедшие веки в том уступить настоящим должны. Чего ради и в заглавии сей моей беседы заблагорассудилось мне положить оные Давидовы слова: днесь аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших! Ежели бо толь громкой и грозной глас Божий, глас, говорю, сокрушающий камение и стрясающий горы, нечувствителен сердцам нашим сделается; то уже, конечно, не можно будет нас почитать за человеков, но разве за некоторую самых нечувственных вещей нечувственнейшую тварь.

Но надобно мне наперед вас уверить, что грехи наши подали причину, чтоб такие зла навел Бог на землю. А чем же бы я вас уверил? Уверяю, живым и действительным словом Божиим, то есть Священным Писанием. Посмотрите вы, в книге Второзакония, в главе 30, что там Бог говорит чрез Моисея ко Израилю? Аще, говорит, послушаешь ты заповедей Господа Бога твоего, поживеши и умножишися, и благословит тя Господь; аще ли же не послушаете, возвещаю вам, яко погибелию погибнете. И в книге Левитской: в главе 28, говорит: аще не послушаете Мене, положу вам небо аки железно, и землю яко медяну, и во ничто будет вся крепость ваша. Что ж и Давид? Многи, говорит, раны грешному. Да и действительно испытайте и вижьте, что навело страшный оный при Нои потоп на вселенную: не грехи ли человеческие? Что Содому и Гоморре попалило: не грехи ли? За что Дафана и Авирона земля пожерла: не за грехи ли? За что Иерусалим невозвращаемому разорению подпал? Также не за грехи ли? И сие я говорю о причине зол всяких вообще. Слышите ж и что особливо о землетрясении сказал Златоуст святой? Как однажды приключившееся во времена его землетрясение уже престало вскоре, он после того имел к народу прекрасную беседу о причине зла сего, и в ней между прочим сказал так: другие все ради землетрясения страхом объяты были, я ради вины землетрясения. Они боялись, чтоб град не пал и не погиб; а я что Бог на нас гневался, содрогал. Вина бо землетрясения есть Божий гнев, гнева же Божия вина суть грехи наши. Вот что Златоуст говорит! и требуем ли еще мы яснейшего предложенной истине свидетельства?

Но не подумал бы уже кто, послушал сего, что те люди, которые погибли совсем или некоторый хотя вред претерпели при помянутых нынешних страшных обстоятельствах, одни грешные были, а мы праведные, что сохранились целы от зла? Нет! Нельзя того заключать отсюда. Нельзя сказать, чтоб тот пророк, которого Бог льву на растерзание отдал за одно то, что против приказа Его совратился с пути своего откушать хлеба у другого пророка (3Цар.13), или Оза, которой за не подобающее прикосновение к кивоту Божию пал пред всеми внезапу мертв (2Цар.6), грешнейшие были паче тех, которые повседневно преступают заповеди Божии и касаются дерзновенно языком своим завсегда, не только вещей каких божественных, но и самой чести Божией! Однако ж, не умирают того же самого времени, ниже львы, исходя из пустыни, растерзывают их. Таким образом не можно утвердить, и чтоб несчастливые оные люди достойнейшие паче нас были такова наказания Божия. Но думать нам надобно, что, может быть для того здесь нас Бог не наказывает, понеже блюдет на вечное мучение, по силе оных слов Петровых. Весть Господь нечестивыя на день судный мучимы блюсти (2Пет.2), или что может быть, уже под нами подводятся те подкопы, которые подорвали бедных тех жизнь или благополучие? Может быть, уже и на нас простерта страшная рука Божия, которую на себе почувствовали прочие края; но ждет еще, не устрашимся ли мы их примером, и не пробудит ли от сна нашего стуком, которой потряс толь великую часть вселенный.

Внемлем, что сказал Христос иудеям, когда они пришли к Нему и рассказывали о галилеянах (которых побивши Пилат за некоторое бунтовство, смесил кровь с жертвами их), как о достойных такой казни грешниках. Не думайте, сказал, будто сии галилеаны паче всех грешнейшие были, что так пострадали; но знайте, что ежель и вы, смотря на них, не покаетесь вcu такожде погибнете (Лк.13). Там же приводит он и другой еще им пример. Как вы рассуждаете, говорит, и о тех осмнадесяти человеках, которых падением своим умертвил столп силоамский? Не мните ли, яко тии должнейшия бяху паче всех живущих во Иерусалиме? ни, глаголю вам: но аще не покаетеся ecu такожде погибнете. Которое место толкуя негде, святой Златоуст говорит так: показывает вот здесь нам Христос явственно, что оный осмнадесят человек уставлены были от Бога прочим в пример и устрашение? Наказывается бо (придает) всяк за свои собственные беззакония, но бывает то самое иным спасения виною; то есть, чтоб от наказания другого безумный премудрейшим сделался. Понеже бо Бог не всех здесь наказывает, но дает время на покаяние; однако ж, не всех и до будущей казни блюдет, чтоб многие промысла Его не отметали. И коль же мы счастливы, приметьте отсюда, слышатели, что Бог в показание праведного Своего суда избрал сосуды иные, а не нас; нам еще оставил время, чтоб могли их примером пользоваться. Не мог ли бо Он нас на то употребить, чтоб тех устрашил? как теперь с ними поступил, чтоб мы в страх пришли – сами рассудите!

Но убо смотри ж ты всяк, кто б ты таков ни был, помилованный в сем случай грешник! Не неради о таком богатстве благости и долготерпения Божия, показанном на тебе! Когда тебе Бог столь прилежно зовет к покаянию, не ожесточай день от дня сердца твоего, да не соберешь себе гнев в день гнева, подобный сбывшемуся на несчастливых оных, или и того еще ужаснейший. Вить то всякому, чаю, нимало не сумнительно, что мы все равные у Бога дети; равно Бог печется о всех, как о едином, говорит Августин. Ежели убо Бог погибших оных людей не пощадил, конечно и наши беззакония жесточайшею некою казнью наказать во гневе своем не преминет (Лк.21). Убойся убо, и паки я говорю; убойся, человек, праведного суда Божия! убойся тех казней, которые на других видишь, да не и на тебе тежде искусишь!

Буде ли ж мало кому сего ко устрашению нечувственной души его, то может еще и иное на сии ведомости сделаться примечание, которое лишь только хочу я воспомянуть, страшусь сердцем, ужасаюсь мыслью, трепещу всеми удами. А что оно такое? А вот то, что сии трусы и пагубы, о которых теперь нам речь, еще суть явственным знамением скорого на землю пришествий Христова. Тако бо сказал Христос во Евангелии о своем пришествий, когда спрашивали Его ученики, какое пред тем знамение будет. Будут, рече, тогда трусы велики по местам, и глады, и пагубы; будут знамения в солнце и луне, и звездах, и на земли туга языком от нечаяннаго шума морскаго и возмущения. Я разумею, что некоторые теперь стали помышлять в сердцах своих. Они хотят мне против сего примечания сказать, что и прежде сего трясение земли и разлития вод морских бывали, однако ж Христос еще и до днесь не пришел. Но бывали, правда, трясения и возмущения морские, да не таковые. Смотрите теперь, сколько сел, сколько городов, сколько и целых островов или совсем погибло, или крайне повредилось в толь кратком времени! Довольно ли того, что сами те, которые, может быть о последнем разорении мира сего никогда не думали, принуждены теперь признавать, будто вся натура пришла в беспорядок, а следовательно, грозит падением и совершенным своим разрушением? Впрочем, не может никто за тем усумневаться о истине евангельского предвозвещения, что например третий уже месяц тому, как помянутые начались в Европе и Африке трясения, а Христова еще пришествия нет. Понеже и сам Христос не называет их такими знаками, за которыми непосредственно следует кончина века. Вся рече, Вя еще суть начало болезням, а не у кончина. Но только говорит, что не укоснит уже после сего суд Его. От смоковицы рече, научитеся притчи, егда уже ветвие ея будет зелено и израстит листие: знак есть, что близь есть жатва; тако и вы егда сии трусы и пагубы видите, ведите, яко близь есть при дверех день Мой (Мф.24). Памятуем мы сие, слышатели, и поступаем, как требуют такие от нас примечания! Ежели кого не устрашает первое, да устрашить второе! ежели не второе – первое! А более ничего вам я теперь не скажу: только еще повторю, ради памяти, оные пророческие слова: днесь аще глас Господа, зовущего вас на покаяние, услышите, о люди, не ожесточите сердец ваших! И тем кончу днешную мою беседу. Аминь.

Св. Тихон Задонский

Слово о сырной седмице

О сырной седмице, которую простые люди называют масленицею, любви вашей умыслил я предложить краткое слово, хотя то и ненужное бы дело быть казалось предлагать. Ибо Святая Церковь, что то она есть, и как должно оную провождать, в песнях своих, во всю тую седмицу поемых, ясно всем показует. Но понеже многие, или не внимая песням тем, или слепою и застарелою привычкою влекомые, не так как Христианская должность требует, в препровождении оные оказуют себе, того ради, словом сим яснейше о нем вознамерился представить. Понуждает меня к тому должность моя, которая в таковых случаях не велит мне молчать: но настоять благовременне и безвременне. Знаю и тое, что слово мое сие многим не понравится. Ибо хочу тем бесчинное масленицы празднование опровергать и искоренять. Праздновать бо масленицу обычай хотя злой; обаче застарелый и с любовью содержимый. Но притом объявляю, что хотя неприятно предложение: однако ж уповаю, что полезно. Лекари говорят, что горькая пища неприятна, до стомаху здорова.

Известно, знаете, слышатели! сами вы, и, бесспорно, признаете, что масленицы почти все ожидают так, как какого знатного праздника. Почему к празднованию ее заранее приготовляются: а как приблизится, варят пива, меды, купуют вино. В самое ее празднование, люди обоего пола убираются в платье лучшее, жены сверх того украшают, или паче сказать, портят лица своя различными красками на прельщение юных сердец, и уже из естественной доброты делают притворную личину. Приготовляют и всякое, какое кто может, богатое кушанье: пироги, конфекты, и всякие закуски, которыми украшают столы: тако приготовившиеся, друг друга в гости зовут, друг друга посещают. Чего тут примечать? сделалась компания, последует испразднение бутылок, стаканы и бокалы никогда не иссыхают: бывает здесь поздравление; здравствуй братец, или сестрица, с масленицею; от сего поздравления следует бесчувствие. А далее, чем еще веселее сему праздничку делают? не держится зло между стенами, не скрывается в домах, выходит на публику, является по улицам, по стогнам, по дорогам, и бывает зло сугубейшее зло соблазнами. Тогда непрестанное на конях рыстание: тогда едини за другими, аки привязаны следуют, протягивается долгий обоз, аки веревка соблазнов. К сим забавам придаются и другие не меньшие: тут возносятся кличи, песни, а инде кулачные бои производятся, инде драки, брани, сквернословия слышатся. И так кажется, что и самый воздух, соблазнами человеческими преисполнен, шумит. А что в ночи, что в тайных и сокровенных местах делается: о том и не говорю. Ибо бываемая отай от них, срамно есть и глаголати.

Вот как масленица празднуется, слышатели! стыд лицо мое покрывает, когда я празднование сие на средину привожу, а притом и тое думаю, что тако празднующий суть христиане, отрожденнии водою и Духом, чающие воскресения мертвых и жизни будущего века. Болезнь и жалость сердце сокрушает, что сим празднованием Вера Святая и благочестивая порочится. Страх и трепет содрогает члены мои, когда пред умные глаза мои представляю праведный и страшный Божий Суд. Я уповаю, что и вы, слышатели! тоежде на себе чувствуете; но как еще увидите, что то есть масленица или седмица сырная, то уповаю, что праздник сей и омерзеет вам. О дал бы то преблагой Бог! А что она есть? Матерь наша Святая Церковь припевает нам аки младенцам своим в песнях своих, на той седмице певаемых. Ибо инде она так нам матерски поет: «Отверзошася божественного покаяния преддверия приступим усердно очистивше телеса, брашен и страстей отложение творяше, яко послушницы Христа, и пр.». А на ином месте тако: «Светлая предпразднества воздержания, светлая предпутия поста днесь». На другом месте: «Се время покаяния, предпразднственный сей постов вход». И паки: «Постов входы и преддверия вси да не оскверним зле невоздержанием и пьянством». Вот же и слышим мы из песней Святой Церкви, и знаем, что то есть масленица? а именно: есть начало или преддверие Святого Великого поста. Понеже уже и брашен некоторых как то мяс употреблять и браки венчать запретила. В среду и пяток литургии быть не дозволила ради поста, и пищи и пития воздержнее касаться, чтобы по малу к подвигу постному привыкать повелела; и для того христианам, к истинным сынам Церкви должно в тую седмицу далеко воздержнее во всем поступать, нежели в предшедшие дни, хотя то и всегда воздержание похвально.

Что ж убо? так ли делается, слышали ли вы, да и сами знаете, не для чего о том более повторять. Слушают ли христиане сладких и любезных Матери своея Церкви песней! ах жалко! ах стыд нам! сыны родих, простирает она Божий и жалобный глас, сыны родих и вознесох, тиижде отвергошася мене. Сыны родих купелию пакибытия, напоих млеком Божия Слова, воспитах таинствы веры, одеях одеждою нетления, утвердих надеждою вечного живота. Слыши небо и внуши земле! Сыны родих и вознесох, тиижде отвергошася Мене. А как отвергошася сыны сии матери своея, слышите: она приказывает в те дни более благоговеть, а тии более бесчинствуют; она приказывает воздерживаться, а тии более страстям предаются; она определяет пост, а тии более объедаются, и пьянствуют; она приказываешь очищать телеса и души, а тии более оскверняют; она приказываешь страсти отлагать, а тии более прилагают. Она предлагает покаяние, а тии более свирепеют; она велит сетовать за содеянные грехи, а тии более прибавляют; она повелевает плакать, а тии более утешаются; она велит умилостивлять Бога, а тии более прогневляют. Ах справедливая жалоба! жаления и плача достойный глас! Сыны родих и вознесох, тиижде отвергошася Мене. Слыши небо и внуши земле! Сыны Матери своея отвергошася, христиане Церкви Христовой не слушают, христиане отвергшиися сатаны и всех дел его, паки к делам его обращаются. Жалостное дело, слышатели, да и страшное! понеже кто Церкви не слушает, тот, по словеси Христову, как язычник и мытарь. И паки повторяю: «Кто Церкви не слушает тот не есть сын Церкви; кто не сын Церкви, тому Христос не пастырь; кому Христос не пастырь, тот не есть Христова овца; кто не Христова овца, тот напрасно ожидает вечной жизни». Понеже Христос пастырь овцам только Своим обещает живот вечный: овцы, рече, гласа Моего слушают, и Аз знаю их, и по мне грядут, и Аз живот вечный дам им (Ин.10:27,28). Вот, слышатели! к чему приводит бесчинное масленицы празднование! да и самое масленицы вышереченным образом празднование, есть дело языческое. Был у язычников ложный бог изобретатель всякого пьяного пития, по-гречески называемый Вакхос, или Дионисий, по-римски – Ливер, по-египетски – Озирис. Сему скверному божку язычники учредили особливые в году праздники, которые и доныне по их наименованию называются баханалия: они сии праздники во всяких бесчиниях, играх, пьянствах и скверностях провождали. Смотрите, не так ли и христиане масленицу провождают, да и прочие празднуют праздники. Не для чего в полудни света показывать, сами видите. А я еще тоежде подтверждаю, что кто масленицу в вышереченных бесчиниях провождает, тот явным преслушником Церкве бывает, и аки бы упорно против ее стоит, и показывает себе недостойно и имени христианского. Знаете вы, слышатели! какими масленица или сырная седмица ограждена днями? какое ее начало, и какой конец? Начинается она в первый день после недели мясопустной, в которую Церковь Святая воспоминание творит страшного Суда Христова, чтобы тем в страх и чувство нас привести. Тогда Евангелие святое проповедует, что придет Сын человеческий во славе Своей, и все святые Ангелы с ним, придет Тот Судия страшный, Который сердца и утробы испытует: от Которого гнева и ярости вся тварь вострепещет, небо потрясется, солнце во тьму преложится, и луна не даст света своего, звезды небесные спадут, горы растают, и самый ад поколеблется: тогда рекут горам: падите на ны, и холмы покрыйте ны от лица Сидящего на престоле, и от гнева Агнча. Тогда возвещается, что пред сим страшным Судиею соберутся вси язы́цы, и разлучатся друг от друга, яко же пастырь разлучает овцы от козлищ. Тогда представляется, что овцы, то есть праведники, одесную страшного Того Судии, а козлищи, то есть грешники, ошую поставятся. Тогда слышится к сущим одесную вожделенный Судии праведного глас: приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира. Тогда аки гром возгремит и всех в трепет приведет страшное прогневанного Судии изречение к сущим ошую Его: отъидите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его. Вот что представляет нам день тот, который седмицу сырную предваряет! Ах как страшный предходит день! Можно, кажется, очувствоваться всякому, и осторожнее в следующих поступать днях, кто хотя мало попечения о душе своей имеет, и верует, что будет страшный тот день.

А чем кончится сырная седмица? знаете вы сами, что неделя сыропустная заключает, в которой воспоминает нам Церковь Святая падение, изгнание из рая праотца нашего Адама, а с ним и нас самих. Так мы поэтому в тот день оплакиваем крайнее наше несчастье; оплакиваем мы тогда тот час и день, в который род наш начал быть преступником заповеди Божия, и Бога преблагого прогневлять. Оплакиваем тот день, в который Божиим правосудием проклятию преданы мы, на смерть осудились, предались тлению, изгнались от рая, лишились краснейшей оной доброты, удалились от Богозданного селения, посланы в юдоль сию плачиную, в поте лица нашего искати хлеб себе. С крайним нашим жалением воспоминаем тое время, в которое мы подпадали всяким несчастиям, бедам, болезням, немощам, печали, воздыханию. Плачем еще поминая тот час, в который образ Божий, неизреченную оную доброту потеряли мы, и приложились скотом несмысленным и уподобились им, в который наконец смерть начала над нами царствовать. Ах, как плачевное воспоминанье! как жалостная память! как печальным днем оканчивается масленица! всех бед и зол начало в тот день воспоминаем мы. Видите вы, слышатели! какими днями ограждается масленица: един нам предлагает плач, а другие страх, един начало грехопадения, а другие муку вечную за грех представляет, един воспоминает, что грехом прогневали мы Бога, а другие предсказывает, что прогневанный Бог за оный грех будет судить, и воздаст комуждо по делом его.

Се видите, слышатели! что то есть сырная седмица, и какие ее обстоятельства? и как неприлично христианству делают, кои в пьянстве и прочих бесчиниях провождают тую; почему, чтобы по христианской должности провождать оную, должно так в ней поступать, как требуют вышереченные обстоятельства, и святая приказывает Церковь, а именно: отложить все вкрадшиеся непрестанные забавы, о каковых выше несколько сказано и злой обычай, памятуя Страшный Суд Христов, и воспоминая праотеческое падение, и за то всех бед последование, отменить. Надобно отстать, паки повторяю, надобно отстать заранее от того, что при исходе души от тела будет совесть нашу терзать и мучить. Ежели ныне от злых обычаев отстанем, то самовольно их оставим, а как не оставим их теперь, то при смерти уже они нас самих и не хотящих оставят, когда их уже не возможем исполнять. Но тогда уже вооружится совесть, которая будет обличать, мучить, что не слушали полезного увещания, тогда истязание Страшного Суда Божия, тогда скорбь, печаль, болезнь, тоска, воздыхание, отчаяние вечного живота, тогда трепет и ужас геенны, тогда раскаяние истинное, но поздное.

Внимай сему, грешниче, и паки говорю, внимай, да не тебе сия постигнут. Пожалей себе: ибо Бог о тебе печется, когда сии и сим подобные случаи посылает тебе. Впрочем, кто по застарелому обычаю не похочет исправиться, то пусть он знает, да и пред вами, слышатели, засвидетельствую, что по должности своей, как мог, объявил и объявляю, худо и грешно в вышереченных непорядках, хотя и все дни, однако ж, наипаче сырную седмицу, яко преддверие поста святого провождать и прочие в таких же бесчиниях праздники праздновать. А притом заключаю словом великого вселенного учителя апостола Христова Павла, что всем явитися нам подобает пред судилищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла. Ведуще убо страх Господень, человеки, увещаваем (2Кор.5:10,11). Аминь.

Слово о хищении⁴²

Не укради. 8-я заповедь Божия.

Взойдите, слышатели, мыслью вашею ныне купно со мною, как бы на превысокую гору, и оттуда, то на пространнейшии небеса, то на обширную землю, возводя глаза ваши, посмотрите на весь сей видимый мир, во един союз от Зиждителя соединенный. Усмотрите ли вы в соединении его какое нестроение; увидите ли, чтоб одно светило бранствовало на другое; не иначе ли приметить можете, что солнце просвещает луну, луна обращает свет свой на землю, звезда звезде помогает к просвещению, день дневи отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум бытия и промышления Божественного. А сие между созданными тварями от самого Бога утвержденное соединение и союз, не ясно ли доказывают и свидетельствуют, что одна вещь мира сего создана, есть ради пользы другой вещи, а сия другая для третей, а третья для четвертой, например: солнце поставлено на высоте на тот конец, дабы освещало и согревало всю поднебесную, и ни единая тварь не преступает того предела, который им, вся премудростию сотворивый Бог, непоколебимо положил. Един разумом одаренный и законом просвещенный человек не повинуется Божиему Закону, дерзновенно преступает Творца своего заповедь. Бог человека создал по образу и по подобию своему на тот конец, дабы он, как разумная тварь, исполнял волю Его и был верховным украшением Создателевых дел: человек напротив того грехами и беззакониями своими самовольно делает себя безобразным, и бывает нарушителем Божественного Закона. Бог человеку велит, дабы друг другу не только не вредил, но еще благодетельствовал, друг друга тяготы носил, ближнего своего как самого себя любил: человек, напротив того все разума своего силы употребляет на изобретение коварства, каким бы образом ближнего своего обмануть, повредить, обидеть мог. О горе! сколько грех сей пред Богом великое есть зло, столько между человеки умножился он на лице земли. Сколько хищение и воровство вредительно, столько развращенные человеческие сердца обладаемы бывают. О лютых времен! о развращения людей! иные отнимают у ближнего своего собственное его добро разбоем, другие воровством, третьи обманом, четвертые лестью, пятые коварством, другие другим беззаконным образом. Дабы убо такового развращенного рода людей от пути сего беззаконного отвратить, и на путь истинного покаяния направить, намерен я по должности моей в следующем слове вам предложить, сколь великий грех есть пред Богом хищение, и коликие суть грехи сего рода. Послушайте, три суть главнейшие хищения роды, а именно: явное, тайное и лестное.

Явное хищение есть то, когда кто чужую вещь насильно отнимает, как то делают: 1-е. Разбойники, кои насильно другого грабят. 2-е. Властелины, которые у своих подчиненных, а сильные у немощных отнимают нагло имение, дом, рабов, землю и прочее, или принуждают их продать себе то, что они продать не хотят, или продать малою ценою, или принуждают работников к большим трудам сверх договора и награждения или насильно кабалят и порабощают свободных людей, или самовольно употребляют чужие вещи, например, платье и другие какие орудия, или на чужой земле пашут, или за работу и службу удерживают мзду и награждение. 3-е. Сему хищению подвержены суть те несовестные продавцы, которые в крайней другого нужде, например, во время глада хлеб не продают, разве за несносную цену, или домогаются за то некоторой вещи, например, дома, или земли или коня. 4-е. Сюда надлежат и те, кои видя другого нужду, взаем не дают денег, или хлеба, или чего другого, разве требуя неправедной лихвы и росту.

Другого рода хищение есть тайное воровство, когда кто чужую вещь похищает без воли и без ведома господина той вещи: такие воры суть те, которые окрадывают дома, лавки, житницы, дворы скотские, рыбные ловли, сады, леса, сенокосы и прочие; великие и несносные воры, которые казну государственную крадут: ибо они все общество обиждают. Такожде, которые сокровище церковное или монастырское похищают, и сие воровство называется святотатством. Тайно похищают и те, которые какую-нибудь потерянную вещь нашедши не объявляют и у себя удерживают, или заблудшую скотину, или беглого чужого раба укрыв присвояют; бесчеловечнейшие же суть те воры, которые с пожара что-нибудь крадут, и тем бедного и разоряемого разоряют.

Третьего рода есть лестное хищение, когда кто чужую какую-либо вещь себе присвояет обманом, такое хищение многоразличными бывает образы, а именно: 1-е. Когда кто продает какую вещь большею ценою, нежели чего та стоит, или обманывает мерою и весом, или худой товар продает за добрый, например: мешает в хлеб мякину, в вино воду, или монету ложную дает за добрую, хрустал за алмаз, куницу за соболя; или кто больше против надлежащего берет пошлины. 2-е. К числу таковых хищников надлежат судии, которые на мзде судят, и потому праведно ли, или не праведно судят, крадут. И приказные люди, которые челобитчиков долго волочат, аки бы другими делами важнейшими заняты, а чрез то домогаются поклонов. 3-е. Хищники почитаемы быть должны те, которые будучи наняты за довольное награждение не верно и нерадиво работают, и время проводят в праздности. 4-е. К сему числу принадлежат противные нищие, которые или будучи здоровы, притворяют себе немощь, или имея довольствие притворяют нищету. Наконец надлежат к числу таковых хищников картежники, которые ухищренным искусством достают ближнего добро; а то ради того, что всяк, кто чужую вещь себе присвояет неправедно, каким бы то образом ни было, тот похищает оную, и грешит против сей заповеди Божией: не укради. Спроси всякого картежника, ради чего он начинает играть? не для того ли, чтобы чужим добром покорыстоваться, чтоб ближнего добро присвоить: а когда так, то и занято сердце его страстью хищения, и последовательно, хотя и не выиграет, однако грешит против десятой заповеди Божией, которая ничего не велит ближнего своего желать: не пожелай; а когда выиграет, то и самою вещью похищает. И так, выиграет ли картежник, или проиграет, все грешит. Ежели выиграет, похищает чужое добро, ежели проиграет, грешит желанием чужого добра. К тому ж, сколько картежники проигравшиеся делают другим обиды, исчислить почти не можно. Они никому несносны, и никакого добра, кроме зла обществу сделать не могут. Картежник проигравшийся делает обиду, во-первых, домашним своим, жене, детям, отнимая от них надлежащее удовольствие, и им наследие должное. Ежели будет судья и приказный, устремляется на мздоимство, преступает присягу, делается изменником Богу и монарху своему. А от того возносятся плачевные вопли к Судящему праведно, от того последуют всякие нестроения в обществе. Насильствующие торжествуют, насилуемые унывают и плачут. А ежели будет купец, на обманы и неправды стремится. И так, картежник ненавидим есть Богу, понеже заповеди Его разрушает. Ненавидим своим домашним, понеже отъемлет у них надлежащее удовольствие; ненавидим и всему обществу, до которого он своею обидою касается. Теперь же сколь пагубная есть роду человеческому сия политичная и мучительная страсть, сами вы, слышатели! рассуждайте: а я между тем вам предложу, сколь великой есть грех пред Богом всякое хищение, каким бы то ни было образом. Всякое хищение есть обида ближнему нашему. И потому, когда ты каким-либо образом похищаешь ближнего твоего добро, помысли, кого ты обижаешь тогда? обижаешь ты того, который единого есть с тобою тела, и которого, как самого тебя, любить Бог тебе повелел; обижаешь ты того, который создан по образу и по подобию Божиему, и раб и слуга есть Царя Небесного; обижаешь ты того, которого сам Бог возлюбил, омыл, очистил, освятил, искупил честною и дражайшею кровью, яко агнца непорочна и пречиста Христа. А сие дело, чтоб обижать брата своего, за которого Сын Божий кровь Свою пролил за малой грех почитаешь; судите сами. Не противно ли земному монарху, когда кто портрет или образ его ногами попирает, бесчестит? не вступится ли царь, когда кто любезного слугу его обижает? не будет ли мстить сердобольный отец, когда кто сына его обнажает и разграбляет? но всяк ближний твой, о христианине! имеет образ в душе своей Бога невидимого, есть он слуга и раб Царя превечного, есть любезный сын Отца Небесного: так избежишь ли ты гнева Божия, когда образ его, слугу и раба его, и его сына обижать будешь? объявляет нам Ипостасная Премудрость Сын Божий, что на суде, на страшном оном суде стоящий ошуюю, осуждены будут и отосланы за то в геенну на вечное мучение, что нищим, странным, бедным, в лице Христовом, ради Христа милости в жизни своей не делали, больного и узника не посетили, нагого не одели, странного в дом не ввели, жаждущего не напоили, алчущего не накормили. (Мф.25:41–46). Что ж, ежели праведным Судом Божиим осуждены будут во тьму кромешную, во огнь неугасающий, все те, которые ближнему своему от своего имения не уделяют: то какой уже страшный суд в день оный постигнет тех беззаконников, которые и собственное ближнего своего добро похищают, грабят, отнимают и разоряют? сами вы, слышатели, рассуждайте!

Страждет неутешно евангельский богач в пламени гееннском, и вечно страдать будет за то, что нищего Лазаря, который лежал пред враты его гладный, и желал насытиться от крупиц, падающих от трапезы его, он не кормил, не помилосердовал, не сжалился над ним. Каков же уже плач и вопль в будущем веце ожидает тех, которые сами граблением, хищениями, обманом, коварствами и неправдами своими немалое число ближних своих до такового приводит жалостного состояния, в каком представляет нам Евангелие святое Лазаря нищего. Я горести мучения оного не только словом изобразить, но и умом понять никак не могу; едино знаю, каким образом в сей жизни человеку избежать ее, а именно, чрез истинное и неложное покаяние, т. е. когда грешный человек истинно обращается к Богу, умиляется душой, и сокрушается сердцем, сожалеет и плачется о бывших своих согрешениях, а притом и все то, что похитил каким-либо образом у ближнего своего, паки ему возвращает и награждает. Всякому убо каким-нибудь способом похищающему, совет здравый предлагаю, престать от того зла. Ибо, чем более богатства собирает неправдою и хищением, тем более собирает себе гнева Божия и последующие вечные казни; а в пример взять Закхея мытаря евангельского, он зле собранное добро расточил четверицею, кого чем обидел, возвратил. Потому и услышал от Христа: днесь спасение дому сему бысть (Лк.19:9). Вот тебе средство и способ, хищниче, которым единым от грозящего вечного несчастия избавлен быть можешь! но ежели прелестный сей мир, или плоть ласкательствующая не допускает тебя до сего, так возьми меч непоколебимого намерения, и рассеки истинным покаянием нерушимый сей узел грехов твоих. Отдай всем все, у кого ты неправедно, что ни присвоил. Лучше есть убогу и нищему в Царствие Небесное внити, нежели богату страдати в пламени гееннском; да и богатым никто от мира сего не исходит, но все равно, как наги входим в мир сей, так наги и отходим: тогда надобно будет и не хотя попрощаться всякому с вотчинами, которые каким-нибудь неправедным способом себе присвоил, надобно оставить те отягощенные сундуки, которые от слез братии своей наполнил, надобно вынесену быть из тех чертогов, которые от крови убогих сооружил; надобно совлещись тех виссонов, которые из неправды сшил; надобно лишиться тех вин, которых со слезами вопиющих на небо наслаждался, надобно удалиться от той музыки, которую с воплем рыдающих бедных приятно слышал; а едина только срачица, ради прикрытия наготы, един гроб, едины три аршина земли нужны будут. О сем всегда помышляй, думай, пекись и старайся. А когда теперь о том не попечешься и не ускоришь, то будет время, когда и пожалеешь, и сокрушишься, и восплачешь, да без пользы, то есть, когда время покаянию прейдет; а притом за твердое и никогда ненарушимое правило имей, чтоб чужой вещи неправедно, ни явным, ни тайным, ни лестным и никаким образом не присваивать. Обязует к сему тебе и естественный и написанный евангельский Закон: чего не хощешь себе, того и ближнему не твори, и чего хощешь себе, и ближнему твори. Аминь.

Слово об испытании себя самого

Себе искушайте, аще есте в вере, себе искушайте (2Кор.13:5).

Слава Богу! Все мы называемся христиане, все мы исповедуем единого Триипостасного Бога, Бога живого и бессмертного, все мы крестились во имя святой и единосущной Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, все веруем в распятого и из мертвых воскресшего Иисуса Христа Сына Божия, и знамение того показуя, знаменуем себе крестом, все входим, в Церковь Святую и молимся, и призываем, поем и славословим святое имя Божие, все слушаем святое Божие Слово, все причащаемся Святых и Животворящих Таин Христовых, все мы позваны к вечной жизни, и Небесному Царствию, и глаголем в Символе святом: Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Слава Богу о всем том и прочем! Воистинну преславны и великолепны суть таинства христианства, слышатели: велико и преславно есть быть христианином. Но осмотримся и искусим себя, истинно ли есмы христиане, по увещанию апостольскому: себе искушайте, аще есте в вере и проч. Без веры бо христианин быть не может. Показываем знаки христианства, как выше сказано, но имеем ли внутрь себе истинное христианство. Все бо внешнее без внутреннего ничто, и знаки внешние без самой истины суть ложь и лицемерие. Хвалимся все верою: но творим ли дело сообразно вере, якоже апостол глаголет всякому: Покажи ми веру твою от дел твоих (Иак.2:18). Называемся христиане от Христа, но распяли ли плоть со страстями и похотями, как подобает Христианам, верующим в распятого Христа, якоже апостол глаголет: Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал.5:24). И чувствуем ли внутрь себе духовное радостное елея помазание? (1Ин.2:47). Веруем Евангелию, но достойно ли живем Евангелия? Исповедуем и призываем Бога истинного, но угождаем ли Ему верою и чистою совестью, чего Он от нас требует? Слушаем святое Божие Слово, но внимаем ли тому, и исправляем ли себя по правилу того? Причащаемся Святых и Животворящих Таин Тела и Крови Христовы, но обновляемся ли мы от Святого Причастия, и успеваем ли в духовного нового человека? Сие и прочее рассмотрим и осмотримся, как живем, как обращаемся, как мыслим, как говорим, как делаем, каковым сердцем пред Богом вся видящим обращаемся, и каковым друг с другом обходимся, и тако рассмотревше исправим себе, да не только именем, но и истиною будем христиане. Сделались мы благодатию Божьею христианами; потщимся истинное христианство внутрь себе иметь. Крестились мы во единого Триипостасного Бога и получили дар святости и оправдания: потщимся сохранить до конца небесное тое сокровище. Веруем в распятого Иисуса Христа: потщимся верою и последовать Ему, и вземше всяк крест свой за Ним идти. Исповедуем и призываем Небесного Бога: потщимся и угождать небесными нравами. Слушаем Божие Слово: потщимся и жить так, как оно научает нас. Чаем воскресения мертвых и жизни будущего века, потщимся и обращаться в мире сем достойно воскресения мертвых и жизни будущего века, и отвратившись от суеты мира сего, к единым вечным благам стремиться. Приступаем к святой и небесной трапезе Таин Христовых: потщимся дабы Хлеб сей небесный и животворящий обращался в живот, освящение, просвещение, обновление, радость и утешение душевное. Тако веру нашу от дел наших покажем, тако не только именем, но и самою вещью будем христиане. Боже ущедри ны, и благослови ны, просвети лице твое на ны, и помилуй ны. Познати на земли путь твой, во всех языцех спасение твое (Пс.66:2,3). Аминь.

Статьи из сочинения «Сокровище духовное, от мира собираемое»⁴³

Лоза и розги

Что лоза и розги между собою суть: то Христос и христиане суть между собою. Розги с лозою суть соединены: тако христиане со Христом суть духовно соединены. Розги от лозы сок приемлют, и плод творят: тако христиане от Христа силу живительную добронравия и добродетелей приемлют, и плоды добрых дел рождают. На розгах хотя и видится плод, лозе приписуется: тако хотя христиане и приносят плод добродетелей, однако ж Христу Сыну Божию приписуются они. Розги сами в себе без лозы не могут плода творить: тако христиане без Христа ничего не могут творить. Розги отребляются и очищаются от делателя, чтобы лучший и больший плод приносили: тако христиане от Небесного Отца наказуются, да множайший и приятнейший плод добродетелей принесут. Розги, чем более плодами обременяются, тем более к земле приклоняются и низпущаются: тако христиане, чем более добрых дел творят, тем более смиряются. Розги плод творят ради делателя: тако христиане добрые дела творят по слову Небесного Отца, от Которого всякое добро происходит. Розга, не творящая плода, отсекается от лозы: тако христианин, который не творит плода добра, отторгается от Христа. Розга, отсеченная от лозы, иссыхает: тако христианин, отторженный от Христа, всю духовную свою живность погубляет и духовно иссыхает. Розга, иссохшая ни к чему иному не угодна, как к сожжению: тако христианин, отторгнувшийся от Христа и иссохший, вечному предается огню (Ин.15:4–6). – Отсюда видишь, христианине: 1) Коль тесный союз и общение истинных христиан со Христом! Сей есть лоза: тии же суть розги. 2) Коль великое и высокое достоинство есть! Что бы преславнее, как со Христом Царем Небесным иметь общение? Преславно с царем земным, или князем иметь общение; но несравненно славнее со Христом, Царем царствующих. 3) Коль великое их блаженство! Аще бо Христос с христианами: кто против их? Весь свет и весь ад ничего не могут против Христианина: ибо Христос его крепость и сила. 4) Без Христа быть добродетельны и добрые дела творить не может так, как розги плодотворить без лозы не могут. 5) Отсюда последует, что первее должно во Христе насадиться, и тако плоды добрых дел творити; надобно первее сделаться добрым, и тогда добро творити. Злое бо древо не может плода добра творити (Мф.7:16–18). Коль бедное состояние тех христиан, которые беззаконным житием от Христа отторгнулись! Ибо суть яко розги иссохшие. 7) Всякому, кто хочет спастись, должно чистым сердцем обратится ко Господу, и покаянием и слезами омыти себе, и тако Христу, истинной лозе прицепиться. Ибо кроме Христа и вне Христа несть спасения. Христос есть живот и свет: надобно убо тому быть в смерти и во тьме, кто от живота и света отлучился. Рассуждай сие, христианине, и покаянием и слезами омывай грехи твоя, да паки животу – Христу соединишися!

Свеща горящая⁴⁴

Человече! что свеща горящая пред тобою, тое пред тобою житие твое. Чем свеща более горит, тем более умаляется: тако ты, чем более живешь, тем более сокращается житие твое. Догорает свеща, и погасает: тако оканчивает человек житие свое, и умирает. Как погаснет свеща, то кажется, как бы ее не было: тако, когда умрет человек и погребется, как бы и не был. Видишь, человече, что есть человек, и что есть житие его. Поминай убо, что тако и житие твое погаснет, как видишь погасшую свещу; и заранее готовься к кончине своей, да блаженно скончаешься. Скажи ми, Господи, кончину мою, и число дней моих, кое есть… Се пяди положил ecu дни моя и состав мой, яко ничтоже пред Тобою (Пс.38:5–7).

Малое деревцо⁴⁵

Видим, что малое деревцо ко всякой стороне удобно приклоняется, куда ни приклоняется: ибо куда приклонится, туда и растет. Тако имеется юное и малое отроча: чего научается, того и навыкает; и чего навыкает, то и в прочее время творить будет. Научится ли добра в юности своей: добр и чрез все житие будет. Научится ли зла: якоже в юности, тако и во всем житии будет; и из малого отрока может быть диавол и Ангел. Какое воспитание и наставление будет иметь, таков и будет: от воспитания бо, как от семени плоды, все прочее жития время завесит. Сего ради увещевает Божие Слово родителей, да воспитывают чад своих в наказании и учении Господни (Еф.6:4). Многие учат детей своих светской политики; иные научают иностранных языков, по-французски, по-немецки, по-итальянски говорить, и на то не мало суммы ижидают, иные тщатся обучать купечества, и других художеств: но по-христиански жить детей едва кто научает. А без сего всякая наука ничто же есть, и всякая мудрость буйство есть. Что бо пользуется христианину по-итальянски, по-французски, по-немецки говорить, но безбожно жить? Что пользует в купечестве и художествах искусным быть, но страха Божия не иметь? Таковые художники и мудрецы злейшими бывают паче неискусных простаков. Юное сердце, яко ко злу склонное, на всякое зло стремится, когда страхом Божиим и уздою наказания не воздерживается; а паче таковые, которые науками и художествами ум свой острят, но воли не исправляют, на вся злая искусны бывают, как и самые примеры тое показуют. Сего ради, христианине, первое тщание да будет твое о том, чтобы детей своих научить по-христиански жить. Все бо учение и наставление твое без того ничтоже есть. Бог не взыщет от Тебе, учил ли ты детей своих светской политике и иностранных языков; но взыщет, учил ли ты по-христиански жить, наставлял ли их благочестию. Горе юным детям, у которых злые отцы? Чего они от них могут научиться, кроме зла? Како бо злой может научить добра? хотя бывает, что злой отец наказует детей своих за своевольство, но соблазнами своими научает того. Юные бо люди более научаются от дел, нежели от слов и наказания: откуда бывает, что отцы злые, а дети злейшие бывают. И тако бедный человек научившийся зла и привыкши, нечестием, как хлебом насыщается и от зла во зло и от беззакония в беззаконие падает, и стремится в погибель, якоже камень, с верху горы пущенный вниз. И хотя бывает, что некоторые от таковых узнают свою беду и погибель, и содрогаются и ужасаются каяться; но привычкою, яко веревкой влекомы, на нечестие обращаются. Сие зло от злого воспитания происходит. Горе убо юным детям: но сугубое горе отцам: не токмо не научают детей добра, но соблазнами своими подают повод ко всякому злу! Таковые отцы не телеса, но души христианские убивают, за которых умер Христос; и лишают их не временного, но вечного живота. Узнают они страшную свою сию беду тамо, где все явлено будет, и всякому пред глаза представятся дела их. Сего ради отцы, в которых искра благочестия есть, всячески стараться должны, чтобы детей своих научить жить по-христиански, и в юные сердца их вливать млеко благочестия. Да о нем возрастут во спасение (1Пет.2:2). Полезно учить наукам и художествам: но учить жить по-христиански нужно; ибо всякая наука и художество без христианского жития ничтоже есть. Внимайте сему, родители, чтобы тем детям, которых вы на свет родили, не быть убийцами. Истинный отец не тот, который родил, но тот, который воспитал и научил. Родивший подал только жить; а добре воспитавший дал добре жить. Блажен родитель, который и к временной жизни родил и к вечной жизни отродил детей своих! Окаянен родитель, который к временной жизни родил детей, но к вечной жизни двери им заключал, то небрежением доброго воспитания, то соблазнами своими! Лучше человеку не родиться, нежели родиться, и в вечной погибели быть.

Завтра прииду⁴⁶

Слышим слово сие от людей: завтра прииду. Слово сие говорит человек, когда его другой к ceбе зовет; тогда он, или делом каким занят, или иную какую нужду имея и от дома своего отлучиться не могучи, зовущему его отвечает тако: завтра прииду. Христианине! Христос нас зовет к Себе, и зовет всегда и непрестанно: приидите ко Мне вcu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28). Зде Христос Господь призывает на покаяние и чрез покаяние всех грешников к Себе. Но многие Христиане отлагают тое покаяние, и как бы отказывают Христу, и, хотя не устами, но сердцем говорит: завтра прииду. У всех таковая мысль есть, и слово сие, завтра прииду, в сердце имеется, которые день от дня обращение и покаяние истинное отлагают. Все таковые говорят в сердце своем: завтра прииду. Говорит блудник, прелюбодей и нечистоты любитель: завтра прииду. Говорит пьяница и сластолюбец: завтра прииду. Говорит в гордости, пышности и в суете мира сего живущий: завтра прииду. Говорит сребролюбец, вор и хищник: завтра прииду. Говорит всяк грешник, который в грехах живет и не исправляется: завтра прииду. А многие до болезни, многие до кончины своей покаяние свое отлагают. О бедный грешник! почто утренний день обещаешь себе, который не в твоей, но в Божьей власти есть? Что, когда завтрашнего дня не дождешься? Что, когда Царский указ к тебе придет тотчас, и позовет тебя тем Царь Небесный Господь не к покаянию уже, но к ответу и суду? Какой страх, трепет, ужас и отчаяние будет колебать тогда душу твою! Смерть невидимою дорогою за всяким ходит, и восхищает человека, когда не чает, и где не чает, и как не чает. Что, когда она и к тебе в таких мыслях придет, и без голоса возгласит тебе: иди, человече; Господь Вседержитель зовет тебе? Что? будешь ли говорить тогда: завтра прииду? Нет! хотя и не хочешь, но пойдешь, с какою надеждою? не знаю! – Грешная душа! Бог обещал нам благодать Свою и милость; но утреннего дня не обещал. А Дух Святой глаголет: Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших (Пс.94:7,8; Евр.3:7,8; 4:7). Проповедники Христовы то и знают, что покаяние проповедуют и грешникам возглашают: покайтеся, и придите ко Христу. Но грешная душа отвещает в сердце своем: завтра прииду? Слепой грешник! рассуди и осмотрись, кому ты тако отказываешь в сердце своем: завтра прииду. Зовет тебя Бог и Господь твой, Создатель твой, Царь царствующих и Господь господствующих; зовет щедрый и милостивый, долготерпеливый Господь; зовет любезно; зовет Иисус Искупитель твой, который пострадал и умер за спасение твое; зовет, да не впадеши в вечную погибель и смерть; зовет в вечное Свое царство и блаженство. Он жалеет о тебе яко милосерд, да не погибнеши. Но ты Ему отвещаеши мыслью и нераскаянным нравом и неисправным сердцем: завтра прииду!.. Бесстыдно царю земному, паче же низшему властелину, отказывать и говорить: завтра прииду; весьма тяжко и бесстыдно, но и страшно. Ибо будет время, когда восхотят грешники прийти к Нему; но затворены будут двери. Тогда услышат: не вем вас; вы Мене не знали, и Я вас не знаю; вы Мене не слушали, и Я вас не слушаю (Лк.3:25–27; Мф.25:10–12). Понеже звах, и не послушасте и простирах словеса, и не внимасте, но отметасте Моя советы, и Моим обличениям не внимасте, убо и Аз вашей погибели посмеюся порадуюся же, егда приидет вам пагуба (Притч.1:24–26). Сего ради глаголет: днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших. Не медли убо, грешник, обратитесь ко Господу, да не вместо милости Божией, суд Божий на себе дознаешь. Ко Христу приходим не ногами, но сердцем, не пременением места, но пременением воли и нравов в лучшее. Кто внутрь себя, изменится, и, от злого обычая отставши, покаянием себе очищает и всякого бережется греха, и воле Христовой угождает, тот ко Христу идет, и уже не говорит, завтра прииду, но с пророком глаголет: готово сердце мое, Боже, готово сердце мое (Пс.107:2). Се иду! Возстав иду ко Отцу моему, и реку Ему: Отче, согреших на небо и пред Тобою: и уже несмь достоин нарещися сын Твой: сотвори мя яко единаго от наемник Твоих (Лк.15:18). О коль любезно смотрит на таковую душу возвратившуюся и идущую к Себе Иисус Христос! Ах, сын Мой изгибший ко Мне возвращается цел (Лк.15:54)! Милуя, помилую его, и щедря ущедрю его (Иер.31:20). Радуйтеся Ангели, яко обретеся погибшая драхма. Сын Мой, отлучившийся от Мене, ко Мне возвратился здрав. Любезное Мое создание, человек по образу Моему и по подобию сотворенный, но погибший, цел обретеся. Бедный грешник! восстанем мы тако, и поскорее поспешим к благоутробному Отцу нашему. Он ждет нас, и пришедших распростертыми руками обымет. Нигде и ни в чем покоя мы не сыщем, кроме Его. Он един упокоевает нас: приидите ко Мне вси труждающиися и обременении, и Аз упокою вы. Полно уже на чужой стране медлить; полно злому господину работать; полно грехами, яко рожцами негодными, питаться! Воставше, пойдем ко Отцу нашему; и будет питать нас трапезою, каковая Сынам Его представляется. Отче! согреших на небо и пред Тобою; и уже несмь достоит нарещися сын Твой: сотвори убо мя, яко единаго от наемник Твоих!

Георгий Конисский

Слово в день сошествия Св. Духа

Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины, Его же мир не может прияти. (Ин.14:16,17).

Сколь сладко и любезно для учеников Спасителя нашего утешительное обещание Его о ниспослании Духа Пресвятого на них, столь напротив горько и ужасно оное Слово для мира сего, т. е. для неверующих во Христа, или верующих токмо устами, а сердцем отвергающихся Его; ибо Он тут же к обещанию Своему присовокупляет: Его же мир не можешь прияти! (Ин.14:17).

Исследуем же, слушатели, почему мир не может прияти Духа Святого.

Или Спаситель не молится о мире; как он Сам изрек в молитве к Отцу Своему: не о всем мире молю, но о тех, ихже дал ecu Мне, яко Твои суть (Ин.17:9)? Или молится и о мире, но Отец не послушает Его молитвы? Ах! ни того, ни другого не можем сказать. Молится Спаситель и о мире, как в продолжении той же молитвы Его читаем: не о сих молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя (Ин.17:20); молится Он говорю и о мире всем, но под тем условием, когда мир весь уверует в Него. Так, за весь мир Он пострадал, и грехи всего мира на Себя принял. Страдания Его и крестная смерть были та бесценная жертва, то моление самое горячайшее за весь мир. И Отец Небесный не мог не услышать молитвы сея, по оному Павлову сказанию: Иже во днех плоти своея моления же и молитвы к могущему спасти Его от смерти, с воплем крепким и со слезами принес, и услышан бысть от благоговеинства: и совершився, бысть всем послушающим Его виновен спасения вечнаго (Евр.5:7,9). Паки убо говорю: за весь мир Спаситель молится, и Бог Отец сию молитву Его благодушнейше приемлет, но, повторяю, под тем условием, когда весь мир уверует в Него, когда все поступают Его и повинуются заповедям Его святым. Но как предвидел Спаситель, что условие сие, со стороны мира, останется тщетным; для того и присовокупил, яко мир сего Духа истины не можем прияти.

Если мы и далее захотим исследовать, по какой точно причине мир не может Духа истины прияти, дерзновенно скажу: потому что мир духа лжи принял, и не хочет его от себя отринуть, и дать в себе место Духу истины.

Посмотрим, слушатели, на самих себя. Много у нас всяких грехов и беззаконий, кои возбраняют пришествие Духа пресвятого; а лжи и обмана, можно сказать, как воды, и ложь так стала обыкновенна, что лгать и за грехи уже не считаем. Посему-то и хочу я, для пользы душ ваших, указать вам нечистый оный источник, откуда ложь происходит, также сколь тяжкий грех она есть, и какое наказание заслуживает от Бога, как в настоящем, так и в будущем веке.

Сам Спаситель наш, говоря иудеям, лгавшим на Него, и чудеса Его божественною силою творимые, Вельзевулу причитавшим, указует источник лжи в сих словах: он т. е. диавол, человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет, яко ложь есть и отец лжи (Ин.8:44). Как бы так изъяснил: у диавола нет истины: он едину лжу глаголет, и глаголет от себя; он ни от кого тому не научился, но сам учит лжи; и так во всей точности он ложь есть и отец лжи. И потребно ли яснейшего и вернейшего указания, откуда ложь имеет начало; кто учить нас, когда лжем и чьи сыны есмы, когда друг друга обманываем?

Да не думаем, слушатели, чтобы дьявол учил нас лгать посредством лживых только людей. Он сам, находясь при устах наших, действует ими, как хочет. Пример и доказательство сему находим в истории ветхозаветной. Диавол, хвалясь пред Богом в искусстве своем, что он может прельстить Ахаава, беззаконного царя Израильского, дабы, он вышел на брань против Сириан, и был убиен от них – вопрошен от Бога, каким образом обманет он его? говорит; изыду, и буду дух лжив во устех всех пророк Ахаавовых (3Цар.22:22). Он не говорит: научу их, буду внушать им как лгать, или подам им совет в том, но говорит совсем иначе: сяду во устах их, и сам стану обращать языком их, как мне захочется. Слушая сие, кто не содрогнется, кто не поспешит оградить уста свои святым Крестом, да не сядет в них лукавый? – Но как он не входит во уста истины, ибо ложь – престол его; а уста праведные – терние для него, а язык непорочен меч ему острый: посему да не страшимся нападений его, когда говорим истину.

Однако, да не думаем, будто грех сей сам по себе легок или извинителен, поелику у нас сделался слишком обыкновенным. Тяжесть или легкость греха происходит наипаче от обстоятельств, знания или неведения в грешащем человеке, нужды или самоволия, случайного приключения или нарочного умысла. Спаситель ясно изображает сие различие говоря: раб, ведевый волю господина своего, и не сотворив по воли его, биен будет много; неведевый же, сотворив достойная ранам, биен будет мало (Лк.12:47,48). Что самое и многие примеры нам объясняют. Апостол Петр, согрешив по страху, паки лику апостольскому причтен: но Иуда, согрешив по корысти, шед удавится. Апостол Павел, согрешив по неведению, помилован, и учителем вселенной соделался: но он же говорит, что согрешающим волею, и по приятии разума истины, ктому о гресех не обретается жертва, страшное же некое чаяние суда и огня ревность, поясти хотящаго сопротивныя (Евр.10:26,27).

Скажите же сами, слушатели, большая часть нашей лжи не бывает ли без нужды и страха, но поведению и с умыслом? Какая, например, нужда продавцу божиться, будто товар стоит ему самому такой-то цены, которой и половины он не дал; а конечно в полной воле его, продать оный и без божбы, за такую цену, какую сам назначил? Можно ли извинять неведением стряпчих, или самих тяжущихся на суде, кои неправость свою укрывая, целые стопы бумаги ябедами и хитросплетениями наполняют? Можно ли предполагать в болярах какое-либо принуждение, когда они ищущим у них милости, или служащим в повелениях их золотые горы обещают, но в самом деле и не думают оказать им милость, или за услуги пожаловать награждение? Какая нужда заставляет приставников и рабов неверность свою, хищения, леность прикрывать лживыми извинениями, с непрестанною клятвою и призыванием суда Божия на главу свою? Какая нужда пришедшему на исповедь, и желающему открыть втайне пред Богом Сердцеведцем и служителем Его грехи свои, какая нужда, говорю, и при таких священных обстоятельствах, твердить, подобно евангельскому фарисею: я никого не обидел, я отец своих крестьян, друг своих подчиненных; несмь якоже прочии человецы (Лк.18:11), – между тем как вопли и сетования обиженных от него во уши Господа доходят? Итак, ложь легкий ли грех есть и малое ли зло язык лживый? Послушайте, о христиане, не меня, по св. апостола Иакова, брата Господня, который сказует: язык мал уд есть, но велми хвалится; се мал огнь, но коль велики вещи сожигает: и язык огнь, лепота (т. е. личина) неправды водворяется во удех наших, скверня все тело, и паля коло, т. е. целый круг рождения нашего или жития и сам наконец опаляяся от геенны (Иак.3:5,6).

Тяжесть греха сего еще яснее укажется, когда рассмотрим, что грех лжи не менее гнусен, как и другая тяжкие беззакония и потому также строго наказывается и в нынешней и в будущей жизни. Псаломник восклицает к Богу: погубиша вся глаголющия лжу; мужа кровей и льстива гнушается Господь (Пс.5:7). Сладок человеку хлеб лжи, говорит Соломон, но потом исполнятся уста его камения (Притч.20:17). Сирах же глаголет: порок зол человеку лжа: уне, т. е. лучший есть тать, нежели присно лжай, оба же пагубу наследят (Сир.20:24). Авессалом, обманом искавший царства на древе повисе между небом и землею (2Цар.18:9); и Ахитофел, подававший ему коварные советы против Давида, самоубийством живот свой окончил (2Цар.17:23). Анания и жена его Сапфира, от собственного имения своего часть утаивши (казалось бы, грех не велик), в течение трех часов, одна за другим падши пред ногами апостольскими, погибли (Деян.5:5,10). Сам Антрихрист человек беззакония, сын погибели, противник и превзносяйся паче всякаго глаголемаго бога, приидет, как открывает апостол, во всякой силе и в знамениих и чудесех ложных, и во всякой льсти неправды в погибающих, коего наконец Господь Иисус убиет Духом уст Своих, и упразднит явлением пришествия Своего (2Фес.2:3,4,8–10). Лжецы и обманщики часто говорят в ослеплении: сотворихом завет со адом, и с смертию сложение (союз): буря носима аще мимоидет, не преидет на нас: положихом лжу надежду нашу, и лжею покрыемся (Ис.28:15). Но так Господь сокрушает замыслы их: Уповавшии вотще на лжу! не минет вас буря, и не отъимет от вас завета смертнаго (т. е. потребит завет или союз ваш со смертью), и надежда ваша яже ко аду не пребудет: буря идущая аще найдет будете ей в попрание (Ис.28:17,18). И се в настоящей еще жизни.

Но и в будущей жизни такой же лютый жребий уготован лживым, как и другим отверженным беззаконникам. Слышите, Сам Спаситель, сидящий на престоле, Тайновидцу Своему Иоанну глаголет: Неверным и скверным, и убийцам, и блуд и чары творящим, идоложерцем и всем лживым (вот, видите, лживых на одних, так сказать, весах полагает с неверными и другими беззаконниками, и присуждает им одно и тоже наказание), часть им в езере горящем огнем и жупелом (Откр.21:8).

Если убо ложь и обман, по учению Христову, происходит от диавола, и он-то, овладев устами и сердцами человеков, лжу в них сплетает, а потому и лжецы его сынове суть, яко отца лжи; если ложь самым тяжким беззакониям не уступает, поелику большею частью без нужды, но с намерением, самоохотно и обдуманно производится; если наконец как в настоящей временной жизни, так и в вечности наказывается равно, как и тяжкие беззакония: то дерзнем ли еще играть с сим адским огнем, с языком, говорю, лживым, палящим, по учению апостола, все коло рождения нашего, и опаляющимся от геенны (Иак.3:6). Не паче ли возопием, в сокрушении сердца с Давидом: положи, Господи, хранение устом моим, и дверь ограждения о устах моих. Не уклони сердце мое в словеса лукавствия (Пс.140:3,4). – За одно слово лживое, как я выше упомянул, Анания и Сапфира внезапно судом Божьим убиены были. А наши лжи и обманы разве могут быть простительнее, и не подлежат тому же суду Божию? Ах! весьма обманываемся, слушатели, если так думаем; ибо, равно как и они, Духу Божию лжем, Который обличает нас в совести нашей. Не равно токмо, как они, т. е. не внезапно погибаем; ибо долготерпение Божие ждет покаяния нашего. Мните ли, глаголет Спаситель, яко Галилеяне, оные, их же кровь Пилат смеси с жертвами их, грешнейшими паче всех Галилеян бяху, яко тако пострадаша; ни, глаголю вам: но аще не покаетеся, вси такожде погибнете (Лк.13:1–13). И так терпит еще благоутробие Божие и нам, но ожидает и нашего покаяния, и исправления. Отложите убо лжу, да глаголем истинно кииждо ко искреннему своему (Еф.4:25). Изженем от сердца нашего и от уст наших духа лжи, и вселим Духа истины, да не будем к тому чада диавола, но чада Божии, и наследницы града оного светлого – святого Иерусалима Небесного, в него же не имать внити всякое скверно и творяй мерзость и лжу (Откр.21:27). Аминь.

Речь на прибытие в Мстиславль Императрицы Екатерины II

Пресветлейшая Императрица!

Оставим астрономам доказывать, что земля вкруг солнца обращается: наше солнце вкруг нас ходит, и ходит для того, да мы в благополучии почиваем. Исходиши, милосердая Монархиня, яко жених от чертога своего; радуешься, яко исполин тещи путь. От края моря Балтийского до края Евксинского шествие Твое, да тако ни един из подданных Твоих укрыется благодетельныя теплоты Твоея!

Хотя же мы и покоимся Твоим беспокойствием, и не негорькими хождениями Твоими сидим сладко, всяк под виноградом своим и под смоковницею своею яко же Израиль во дни Соломона: однако, солнечнику цвету подобясь, туда и очи, и сердца наши обращаем, аможе течение Твое.

Тецы убо, о солнце наше! спешно; тецы исполинными стопами во всех Твоих благонамерениях: к западу только жизни Твоея не спеши. В сем бо случае, яко же Иисус Навин, и руки и сердца наши простирая к Небу, вопием: стой, солнце, и не движись, дóндеже вся, великим Твоим намерениям противная, торжественно победиши.

Платон, митрополит Московский

Речь на коронование императора Александра I

Итак, сподобил нас Бог узреть Царя своего венчана и превознесена! Что же теперь возглаголем мы, что сотворим, о Российстии сынове? Возблагодарим ли Вышнему Царю царей за таковое о любезном Государе нашем и о нас благоволение? И мы благодарим всеусерднейше. Возслем ли к Нему моления, да доброте сей подаст силу? И мы молим Его всею верою нашею. Принесем ли что-либо в дар Господу. И Он благих наших не требует; а и сей самый венец, и скипетр, и державу, и Россию, и всех нас сердца и утробы приносим Ему и вручаем Ему. Приветствовать ли Ваше Императорское Величество с сим облечением славы? И мы приветствуем всеподданейше. Изъявлять ли Вашему Величеству свое усердие и верность? И мы то свидетельствуем пред лицом неба и земли, пред лицом сего алтаря и пред лицом Бога и Ангелов Его. Пожелать ли Вашему Императорскому Величеству счастливого и долголетнего царствования? О, забвена буди десница наша, аще не всегда будем оную воздевать к небесам в жару молений наших! Молиться ли, да Бог сам управляет Тобою, просвещая мысль и удобряя сердце? О, прильпни язык наш к гортани нашей, аще на что другое он будет обращен, а не на таковые токмо моления! Пасть ли нам пред престолом величества Божия, да, находя в Монархе своем чадолюбивого отца, будем мы к нему привержены любовью, яко чада? И мы падаем и громко пред Ним вопием: Премудрый Художник! мы пред Тобою брение; сотвори из брения сего сосуды не в бесчестие, но сосуды в честь. Таковым образом многоразличные обращая в сердцах чувствия, усматриваем нечто, особого внимания и озабочивания достойное.

Вселюбезнейший Государь! Сей венец на главе Твоей есть слава наша, но Твой подвиг. Сей скипетр есть наш покой, но Твое бдение. Сия держава есть наша безопасность, но Твое попечение. Сия порфира есть наше ограждение, но Твое ополчение. Вся сия утварь царская есть нам утешение, но Тебе бремя.

Бремя поистине и подвиг! Предстанет бо лицу твоему пространнейшая в свете империя, каковую едва ли когда видела вселенная, и будет от мудрости Твое ожидать во всех своих членах и во всем теле совершенного согласия и благоустройства. Узриши сходящие с небес весы правосудия со гласом от Судия неба и земли: да судиши суд правый, и весы Его да не уклониши ни на шуее ни на десное. Узриши в лице благого Бога сходящее к тебе милосердие, требующее, да милостив будеши ко вручаемым Тебе народам. Достигнут бо престола Твоего вдовицы и сироты, и бедные, утесняемые во зло употребленною властью, и лицеприятием и мздоимством лишаемые прав своих, и вопить не престанут, да защитиши их, да отреши им слезы, да устроиши их везде проповедовать твою промыслительную державу. Предстанет и самое человечество в первородной своей и ногой простоте, без всякого отличия порождений и происхождений: взирай, возопием, общий Отец! на права человечества: мы равно все чада Твои. Никто не может быть пред Тобою извергом, разве утеснитель человечества и подымающий себя выше пределов его. Наконец благочестию Твоему предстанет и Церковь, сия мать, возродившая нас духом, облеченная в одежду, обагренную кровью Единородного Сына Божия. Сия августейшая дщерь неба, хотя довольно находит для себя защиты в единой главе своей, Господе нашем Иисусе Христе, яко огражденная силою Креста Его, но и к тебе, Благочестивейший Государь, яко к первородному сыну своему, прострет она свои руки, и, ими объяв твою любезнейшую выю, умолять не престанет: да сохраниши залог веры цел и невредим, да сохраниши не для себя токмо, но паче да явиши собою пример благочестия и тем да заградиши нечестивые уста вольнодумства и да укротиши злой дух суеверия и неверия.

Но с Ангелами Божьими не усумнятся предстать и духи злобы. Отважатся окрест престола твоего пресмыкатися и ласкательство, и клевета, и пронырство, со всем своим злым порождением и дерзнуть подумать, что аки бы под видом раболепности можно им возобладать твоею прозорливостью. Откроет безобразную главу свою мздоимство и лицеприятие, стремясь превратить весы правосудия. Появится бесстыдно и роскошь, со всеми видами нечистоты, к нарушению святости супружеств и к пожертвованию всего единой плоти и крови в праздности и суете.

При таковом злых полчищ окружении обымут Тя истина и правда, и мудрость, и благочестие, и будут, охраняя державу Твою, вкупе с Тобою желать и молить да воскреснет в Тебе Бог, и расточатся врази Твои!

Се подвиг твой, Державнейший Государь! се брань, требующая, да препояшеши меч Твой по бедре Твоем, о герой! и наляцы, и успевай, и царствуй, и наставит Тя дивно десница Вышнего!

Дивно, глаголем: ибо от всего того предохранить себя, все то превозмочь, все управить в мире и благоустройстве, требует сил более, нежели человеческих. Почему, судя о Тебе, хотя превознесенном паче всех человек, но яко о человеке, и должны бы мы свои радости и восторги торжественные в своих пределах удержать.

Удержать, – но что же означает сие, днесь на Тобою совершившееся действие? Состоит ли оно в одной наружности? Составляет ли только один простой обряд? Ах, нет! О Давиде, егда избран он был Богом в царя Израилю и святым елеем помазан, слово Божие гласит: и ношашеся Дух Господен над Давидом от того дне и потом. Сие Духа Господне ношение в день сей осенило и освятило главу Твою. Не тщетны желания всея России; не тщетны моления всея Церкви. Призирает Господь на молитву смиренных и не уничтожит моления их.

Да и самое души Твоея расположение привлекает таковое призрение Господне; ибо точно можем мы о Тебе, Государь! тоже сказать, что сказано о помазаннике Давиде: и Давид красен, добр очами, и благ взором Господеви. Что само по себе не толико б было важно, ежели б оно не было точным знамением Твоея красоты душевныя, доброты мыслей и благости сердечныя.

Итак, великодушнейший Государь, сим укрепися и ободрися. С такою помощью небесною, с таковым дарованным Тебе духом Владычным, подвиг Твой будет удобен, бдение Твое будет сладостно, попечение Твое будет успешно, бремя легко, и ополчение Твое победительно и торжественно.

Но се! и еще подает Тебе Бог Своего о державе Твоей промышления печать видимую. Вложил Он сердце Вашему Императорскому Величеству, да и Любезнейшую Свою Супругу, Ея Императорское Величество, сотворити участну Своея чести и славы венчания и помазания. Сие сходственно с уставом Предвечного. Когда священный супружества союз совокупил Вас воедино, и когда уставлено Богом быти жене помощницею своему мужу, то и честь их должна быть нераздельна. Благоразумие же и добродетели Ея Величества оправдают благую всех нас о Ней надежду; конечно, оправдит она слово Господне, дабы быть верною Вашему Величеству в ношении общественного бремени, помощницею.

Видя таким образом отовсюду огражденна и укрепленна Тебя, Великий Государь, и радуемся, и торжествуем, и приветствуем, и благодарим Господа, и вопием: Благословен Господь, яко посети и сотвори избавление людем Своим и вознесе рог Христа Своего.

Но прежде всех и паче всех да возрадуется душа твоя, Благочестивейшая Государыня Императрица Мария Феодоровна, о благословенном плоде чрева Твоего! О, коль сладостен, коль питателен для нас есть сей плод Твой! Святая Твоя кровь течет по жилам Его, и все, что в ней есть животворное и добротворное, сообщено и Ему. Давно апостол провозгласил: аще корень свят, то и ветви. Корень ветви оживляет, а ветви корень украшают. Не есть ли сие в сердце Твоем, Благочестивейшая Государыня, живоносным источником полный радости? Ежели какая была и есть в душе Твоей скорбь: не доволен ли источник сей оную усладить? Ежели какие бурные тучи помрачили мысль Твою: сие воссиявшее от Тебя светило не довольно ли разогнать весь мрак сей? Итак, видя днесь, яко матерь Соломонова, сына своего венчанна и превознесенна, возрадуйся и возвеселися и возблагодари Господу, столь милостиво Тя посетившему. А мы все вкупе, со всею Россией, последуя Тебе, яко ликоначальнице Мариаме, ударяя в тимпаны и кимвалы наших сердец, пред священнейшим лицом Боговенчанного Монарха нашего взыграем и воспоем, и услышано будет до последних земли: с нами Бог! разумейте язы́цы и покоряйтеся! могущии покоряйтеся! Аще бо паки возможете, и паки побеждени будете, яко с нами Бог!

Слово в день рождения ея Императорскаго Величества, благочестивейшия Государыни, Екатерины Алексеевны Самодержицы Всероссийския⁴⁷

Церковь празднует днесь Избавителя своего, яко перворожденного из мертвых, славное и живоносное воскресение. Велие во истину духовное торжество и знаменитый праздник в Церкви Божией: но торжество сие еще с большим сиянием в очах наших блистаете, когда мы, вернии российстии сынове, в сей же день празднуем и всерадостное рождение августейшия самодержицы всея России. Церковь и общество, вера и закон гражданский, гражданин и христианин как в сем, так и во всяком другом к благополучию каждого и обще всех относящемся случае, суть совершенно согласны. Почему мы таковое церкви и общества, закона Божия и закона гражданского, гражданина и христианина согласие и можем взять за основание нынешнего рассуждения нашего, тем приличнее, что человек не на другой какой конец рождается, как быть добрым гражданином и прямым благопочитателем, и что монархиня наша в своей священнейшей особе соединяет славу государства своего и святость веры, и во всех своих делах одно другим утверждает.

Церковь и общество столь между собою суть соединены, что одно от другого разделяется не существом, но отношением. Общество гражданское есть собрание людей едиными законами и единым образом правления соединенное, но тоже самое общество, поелику соединено и хранением единого образа богопочтения, и едиными и теми же связано священными обрядами, есть церковь. Гражданин есть член того общества, но тот же самый гражданин поелику есть верным держимого обществом евангельского богопочтения хранителем, есть и именуется христианин. Одно без другого быть не может: не может быть общество, не утвержденное на основании богопочтения: не может быть гражданин, чтоб не был вместе верным хранителем дражайшего залога благочестия: не могут общественные дела иметь своей силы и действия, не будучи подкрепляемы тем законом, который обязывает совести, и подвергает во всех делах отчет дать не человеку токмо, но и Богу испытующему сердца и утробы. Что, дабы более объяснилось в мыслях наших; взойдем мы в сие рассуждение, сколько возможно, обстоятельнее.

Какая была причина, побудительная людям, собраться в общества, почтенные слушатели? Человека, есть ли вообразить вне общества всякого, представится он нам один, сам себе оставленный, ни от кого в нуждах своих помощи не ожидающий, а напротив опасности от всего всегда подверженный. Сие состояние недостаточно есть и бедственно. Люди в людях необходимую имеют нужду: ибо всякий человек нужды имеет неограниченные; но всяк притом имеет силы и дарования ограниченные. И потому одни другим помощью и недостатки свои отвратить, и опасности противных предварить больше удобны. Итак одна всех польза произвела во всех одно намерение, чтоб соединиться в общества, дабы взаимное вспомоществование дополняло недостатки каждого. Сие есть основание обществ. А как общества таким образом составились, то тотчас богопочтение или вера и открыла силу свою. В состоянии естественном больше б служила она руководством к вечному счастью; но в союзе общества вера, руководствующая каждого к небесам, сделалась уже полезнейшим и нужным средством к доставлению благополучия обществам и земным.

Понеже в союзе общества потребно, чтоб все члены сего тела почитали себя одолженными друг другу помогать: надобно, чтоб одни к другим были искренны, надобно, чтоб ложь не служила покрывалом к закрытию вредных намерений, чтоб хранимы были правила совершенной справедливости: надобно, чтоб в случае выбора собственной пользы и общественной, общественная собственной предпочитаема была, и общему благу всяк бы предан с искренностью и ревностью.

Но дабы сие исполняемо было не по наружности токмо, но и во глубине совести: то может ли действительнее какое быть средство, кроме веры? Ибо здесь потребно обязательство совести, обитающее во внутренних згибах человеческого сердца; потребно обязательство от того, от которого совесть законопреступная нигде не могла б укрыться, и не мнила б избегнуть наказания, хотя б в сокровеннейших местах совершала свое преступление, не мнила бы избегнуть наказания никогда, ни в жизни сей, ни в будущей. О сколь действительно обязательство сие и в самых развращенных душах, хотя мы действий таковых, за невозможностью проникнуть нам во внутреннейшие сокровенности, иногда в них и не примечаем, однако тем не меньше оно всегда действует. Живо бо слово Божие и действенно, и острейшее паче всякаго меча обоюду остра и проходящее даже до разделения души же и духа, членов, же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным (Евр.4:12). Сие то слово говорит: чти отца твоего и матерь твою: не убий, не укради, не прелюбодействуй не лжесвидетельствуй, не токмо не похищай, но. не пожелай ничего (Исх.20:12–15,17), что принадлежит не тебе, а ближнему твоему. Оно учит: воздадите всем должная: ему же убо урок – урок, и емуже дань – дань, и емуже страх – страх, а ему же честь – честь (Рим.13:7). Вера предписывает, дабы не искал яже своя, но яже ближняго кийждо (1Кор.10:14); но притом, чтобы мы в потребном случае полагали жизни свои за братию свою. Сии-то златые узы, которыми общество всякое связуется: сии-то суть божественные жилы, по коим течет священная кровь, хранящая в себе жизнь и благосостояние общества.

Знаю, что и законы гражданств, запрещающие всякое злодеяние и обиду и определяющие, по мере всякого преступления, наказание, содействуют и нужны к сохранению обществ в надлежащем порядке: не гражданские законы по тому обязывают человека в совести, что они утверждены на священном оснований Закона Божия, что законодатель есть провозгласитель своим подданным тех небесных законов, которые верховный Судия света хранить всякому для своего и других благополучия повелевает. В рассуждении чего: противляяйся власти, Божию повелению противляется (Рим.13:2).

Когда же совесть человеческая остается связанною силою Закона Божия: то из сего выходить судиям земным новая божественная помощь. По преступлении для изыскания истины сколько надлежит трудиться судии! по наружности одной определить не безопасно, дабы иногда или злодеянию не восторжествовать, или неповинности не бедствовать. Но внутренность закрыта: развязание сего узла есть нежно. Что ж в сем случае потребно? Надобно, чтоб совесть была умягчена воззрением на нее ока всевидящего; надобно, чтоб она уверила себя, яко скрытие преступления пред судиею земным служит ко умножению казни пред Судиею небесным.

Каин был первым преступником, убив неповинно родного брата своего Авеля. Был сей случай в законе естественном, когда еще не токмо гражданских законов, но ни обществ, ни людей не было. Следовательно убийца за свое преступление ни от кого наказания бояться не мог, а потому по злодеянии своем спокойным бы должен остаться, яко сбыв с рук своих нелюбимую им персону. Но остался ли он спокойным? Никаковым образом. Каин мучится духом и трепещет телом. Всяк говорит он, обретаяй мя, убиет мя (Быт.4:14). Что ты говоришь, несчастливый преступник? Ты ведаешь, что никого еще на свете не токмо судей, но ни людей нет, кроме родителя твоего, да и тот более сострадатель твоего несчастия, а не мститель твоего злодеяния. Так кого боишься ты? совести сие было действие, которая представляла ему всевидящего Бога мстителем; глас то был Божий, который во внутренности сердечной гремел ему ужасным образом: Каин! где Авель брат твой (Быт.4:9)? Сей глас всюду за ним следовал, допрашивал его, мучил и осуждал.

В подобном случае есть и всякий законопреступник. Пусть бы мог избегнуть он суда человеческого, но не мнит избегнуть суда Божия. Пусть бы мог скрыться от истязания законов гражданских; но не может скрыться от истязания совести, законом веры связанный. Сей суд Его везде постизает, мучит и склоняет не скрываться пред судом человеческим, дабы чрез то избегнуть суда вечного.

И хотя, может быть, не есть во всяком совесть столь не поврежденна, чтоб была она преступнику мучением несноснейшим, однако нельзя думать, чтоб сия искра божественная со всем могла быть в ком погашена. А если б даже до сего несчастие человеческое могло простираться, то сие-то самое и будет доказательством, сколь нужно есть, дабы сила веры во всякой душе от младых ногтей была углублена и вкоренена. Ибо если б в ком совесть действовать престала, или бы человек на ее удары сделался нечувствительным: то сие-то и есть ясный знак, что страх Божий изгнан из души его; следовательно, сколь полезным для общества членом таковой почитаться должен, удобно видеть можно.

Но сего не довольно, чтоб преступления были наказываемы: надобно, чтоб они были предваряемы. Ибо и наказание самое не столь относится ко отмщению содеянного злодеяния, сколько к предупреждению будущего.

Но сие-то действие и есть вере единой особливо свойственно. Она, вселяясь в человека с младенчества, и с его возрастом вкупе возрастая, научает, что божеству угодно, и что ему же противно; что клонится к благополучию человеческому, и что к несчастию его; что привлекает Божие благословение, и что Его гнев; что вводит в рай, и что опровергает в вечную муку. Сии понятая тем действительнее в человеческой душе, что она представляет Бога всевидящим всемогущим и праведным. Представляет Его и отцем благоутробнейшим, и судиею нелицеприемным. Страшно есть прогневить такового судию: но страшнее оскорбить такового благоутробнейшего Отца. Нет места, где б око Его всевидящее не взирало; нет места, где бы метящая рука Его не постигла. Нет времени, когда б Он праведнику благодетельствовать престал; нет времени, когда б над нечестивым мщение Его возъимело конец. Нет состояния, возраста, пола и лица, в рассуждении коих не был бы Он правосуден, воздающий каждому по мере заслуг его.

Таковыми понятиями будучи просвещен, и равно будучи ободрен и связан всякий гражданин, нельзя, чтоб не вострепетала мысль и рука его, когда б покушалась на каковое либо зло; нельзя, чтоб таковое учение в обществах не предваряло бесчисленных преступлений. Без сей узды, развращение человеческое, превзошед всю меру, опровергло бы общества и грады, и землю преложило бы в ужаснейшую пустыню. И на сем, думаю, основании просвещенные люди рассуждают, что обществу состоять из одних безбожных есть дело невозможное.

Сему нашему рассуждению никакового не делает предосуждения, если б кто представил разные злоупотребления с вреднейшими следствиями, каковые случались в течение веры. Никогда таковых злоупотреблений святейшая вера, оная дщерь Небесного Отца не была причиною, но развратность человеческая, которая обыкновенно наилучшие в свете вещи на зло употреблять дерзает. Подлинно, под видом святой веры, страшные злодейства были производимы. Но сие-то паче и должно всякого в вере утвердить, чтоб не наружным токмо ее блистать видом, но внутренне углубить ее в сердце, и существенными плодами ее, каковы суть: мир, благость, милосердие, кротость, сердце чисто, таковыми плодами обогащать сокровище души своея. Ибо злоупотребление в вере обыкновенно происходит от лицемеров, которые, по апостолу, образ имеют благочестия, но силы Его отверглися (2Тим.3:5): а по Христову словеси, будучи они гробы повапленные, токмо извне блистающие благочестия златом; удивительно ли, есть ли внутри полны суть костей мертвых и всякия нечистоты (Мф.29:27)? И потому таковые от лицемеров святейшие вещи во зло обращения, не токмо в истинных богопочитателях нимало не могут уменьшать к вере почтения и усердия: но паче чрез сие возбуждаются они к нелицемерному ее хранению, дабы чрез то предварить страшнейшее таковых злоупотреблений искушение, и тем утвердить благо собственное и общее.

По исчислении таковым образом всех тех действий, какие вера, или богопочтение в союзе общественном производит, видим, какое есть общества и церкви, закона Божия и гражданского, гражданина и христианина согласие и сопряженность. Люди, соединяясь одними законами и одним образом правления, составляют едино тело общественное: но когда они же соглашены и в важнейшем пункте богопочтения, то составляют вместе и тело таинственное: едино тело и един дух. Так каковой надобно быть такового общества силе и твердости, когда оно сими священными нервами связано и скреплено: едино тело и един дух: едино основание и один конец.

Внимай сему рассуждению ты, гражданин вкупе и христианин! Буди хранитель верный уставленных законов; буди хранитель благоговейный сокровища веры. Управляй дела твои правилом уставов общественных; управляй движения сердца твоего правилом закона Божия; соединяй всегда неразлучно сии два великие залога, в них состоит благополучие твое временное и вечное. Сей есть конец, для которого благой Промысл в свет сей тебя производит. Сим царским шествуя путем, достигнеши наименования в жизни сей доброго гражданина и истинного богопочитателя, а в будущей сына Вышняго.

Всему тому яснейшим примером есть преславная Россия, любезное отечество наше. Утверждено оно законами гражданскими, утверждено и богопочтением: хранит законы, от самодержцев своих мудро уставленные; хранит и дражайший веры залог. Управляет дела свои законами общественными; управляет и совесть человеческую законом Божиим. Ободряет себя награждением от своих властей; ободряет себя награждением и от Бога. Боится за преступление наказания, уставленного законами; но паче боится преступать закон, боясь мучения совестного. Празднует праздники благополучия общего; празднует праздник и радости совестные. Празднует ныне день Воскресения Христова, поелику гражданин вкупе есть и христианин: празднует, и день рождения монархини своея, поелику христианин есть вкупе и гражданин. О сколь любезно сие согласие! О сколь драгоценен есть сей союз! воздавать вкупе кесарева кесаревы и Божия Богови (Мф.22:21)! Приносить жертву и Вышнему – благоговение сердечное, и помазаннице Его верность не лицемерную; одним путем шествовать и к временному благополучию и вечному; а чрез то соединять тело с душою и с землею небо: быть вкупе гражданином земным и небесным. Аминь.

Анастасий Братановский, архиепископ Астраханский

Слово на погребение И. И. Бецкого.

И так муж, исполненный долготою дней, скончался вмале! Рука приближенных закрыла хладными веждями померкший на веки взор его. Бездыханное тело его предается благочестно гробу. Признательность начертает на камни имя его. Чувствительное сердце оросит слезою гробницу его… И сим ли свершилось воздаяние тем подвигам его прехвальным, известным престолу, отечеству, свету? Потомство сплетет ему венец хвалы? Но глава, увядшая под смертным серпом, носить его уже не может. Бытописания возвестят дела его? Но сему не внемлет более слух, прилегший к сердцу земли, которого и глас грома не потрясает. Воздвигнут в честь его медь или мрамор? Но под тяжестью сего изнемогают кости, кои природа тихим манием преклонила в мир уснуть и почить.

Боже великий! для сего ли всемогущая благость Твоя призывает человека во страну сию отцов и матерей, дабы только родиться и умереть? Что же будет он пред злаком, гибнущим от зноя на поле сельном, или пред мравием, издыхающим под ногою путника скоротечного? Богоподобная добродетель! для сего ли любители твои жертвуют, из ревности к Тебе, всем сердцем и душой, всею крепостью сил и самою жизнью, дабы, собрав всеобщий хвалы дань, оставить ее у отверстия гроба? Но и сего стяжения не имеют те, кои любви своей к Тебе имели свидетелем одну совесть и Бога.

Свет есть для добродетели подвиг, но не в нем ее награда. Мы память ее украшаем тленными венцами, ибо не можем украсить ее нетленными. Так! самая смерть добродетельных есть доказательством бессмертия и того блаженства, которое подвигам благочестивым предоставлено во странах небесных, в царстве вечности!

Добродетель, с которой стороны ни воззрим на лице ее, везде чиста, прекрасна божественна. Обращено ли оно к Богу? На нем изображено исполнение всех тех отношений, каковыми разумная тварь обязана к своему Создателю. Обращено ли оно к человеку? На нем сияют сии сердечные мысли: се ближний мой! я люблю его, яко самого себя. Обращена ли она на грудь свою? На нем зрится напечатленно внимание к собственным и достоинством и обязанностям своим: аз есмь Церковь Бога живого, прославлю Бога и в душе, и в талесе своем. Добродетель и во свете просвещения тем сиятельнее она блистательна и среди мрака заблуждений. Зерцало ее есть солнце или, паче, Бог; да будет истина и правда ее яко полудне, яко совершенства Бога. Она величественна в порфире; она и в рубищах любезна. Преславна под шлемом и щитом; знаменита и на ниве при рале. Достохвальна во храме у священного алтаря; благословенна и в доме, во граде и веси.

Украшен ли добродетелью ум? Тогда размышления его невинны, познания спасительны, предприятия кротки, намерения безвредны, советы благие. Тогда мысль возносится к Виновнику Бытия, дабы повергнуться пред Ним с благоговением. Рассматривает дела Божии, дабы прославить премудрость Его. Познает совершенства Господа своего, дабы иметь их основанием и законом жизни. Любитель мудрости уже есть нечто больше, нежели человек, который иногда пред очами высокомерия является презреннее праха; но, когда при мудрости сияет душа его красотою добродетели, не есть ли он, яко Ангел Божий? Воодушевлено ли добродетелью сердце? Тогда желания его непорочны, надежды небесные, любовь к Богу чистейшая, человеколюбие без лицеприятия, искренность без лести, благотворения без величавости. Тогда сердце кротко, яко агнец, мирно, яко утренняя заря. Его страсти не раздирают, не влекут в плен, рабство чувственные прелести. Не нам, не нам токмо таковое сердце любезно. Оно обращает на себя взор Сердцеведца. Небесная некая радость и неизобразимое удовольствие суть или знамением присутствующего уже в нем Божества, или вестниками приближения Его по обещанию: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам, глаголет Спаситель.

Сопутствует ли добродетель по степеням счастья, на которое возводит промысл Вышнего? Тогда власть и могущество для прибегающих под кров их суть яко матерние крылья для птенцов не восперенных. Тогда богатство и изобилие проливаются рекою, коею благотворными струями утоляет бедность жажду свою. Тогда слава есть торжественный пример или мужества, коего трепещет не меньше высокомерный враг, как и лукавый порок; или великодушия, столь же терпеливо переносящего удары напастей, как и беззлобно прощающая обиды; или ревности к вере и закону; или верности к отечеству и любви к государю. Сии опыты добродетели не суть плод воображения и мечты.

Воскресите, воскресите в памяти вашей тех мужей, кои были красотою и утешением человеческого рода. Всевышний хранил их яко зеницу ока и для добродетелей их усугублял благословения Свои в людях. Он, взирая на них, преклонялся долготерпением и к тем, кои достойны были Его праведного поражения. Вообразите и ныне в течении сея нашей жизни, в нашем отечестве, к российской Церкви, во граде сем и в сем, без сомнения, храме находящихся, кои красотою души и сердца своего, красотою деяний своих пленяют сердца и души наши. Мы с радостью жертвуем им удивлением, любовью, благодарностью, прославлением, ибо принесть другой жертвы не можем. Так ужели мысль, воспаряющая чрез пределы мира ко престолу Предвечного, созерцающая совершенства Его и на земле для служения Ему сооружающая духовный алтарь, мысль, обтекающая во едино мгновение и небо и землю, прошедшие веки и грядущие, и даже в вечности не находящая быстрому полету своему пределов, смешается со прахом? Ужели тот дух мудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, дух страха Господня, погаснет, подобно смертному факелу? Ужели то сердце, украшенное благостью и правдою, истиною и святостью, кротостью и человеколюбием, доброжелательством и благотворением, пожерто будет тлением! Те желания святые, те надежды небесные исчезнут как дым, как мечта? Для сего ли Премудрость Божия возвышает человека до такой степени совершенств в естественном и нравственном свете, дабы тем стремительнее повергнуть его в бездну ничтожества? Для сего ли хвалимся носити образ предвечного Создателя нашего, дабы соделаться тем вожделеннейшею добычею все чувственное поглощающей смерти? Где же те обещания евангельские; веруяй в Мя не погибнет, но имать живот вечный (Ин.6:47)? Где та отрада, которую добродетель вливает в сердце среди горести и несчастия? Где та совесть, внушающая любить честность не по страху человеческому, ни для похвал внешних? где вера? где закон? где праведный Бог? Что чувствовал тогда порфироносный пророк, когда, рассматривая суетность гибнущих удовольствий, сказал: аз правдою явлюся лицу Твоему, Боже! насыщуся, внегда явитимися славе Твоей (Пс.16:15)? Какою надеждою столь живо, столь несомнительно был воодушевлен божественный апостол, когда произнес: дерзаем и благоволим паче отъити от тела и внити ко Господу (2Кор.5:8)? Откуда та радость, с которою страдальцы святые последнее искупали дыхание, вещая: Боже! в руце Твои предаю дух мой (Деян.7:59)? И мы, благочестивые христиане! мы не речем ли с апостолом Павлом: Аще в животе сем не точию уповающи есмы во Христа, окаяннейши всех человеков есмы (1Кор.15:19)?

По понятию, какое имели ненаказанные еще во дни Соломона, что с телом, обратившимся в пепел, и дух разлиется, яко мягкий воздух (Прем.2:3), по сему немилосердному и вместе богохульному понятию, что была бы жизнь наша, как не время проклинать день рождения своего и оплакивать будущее свое исчезновение? О таковой кончине праведника не воздохнут ли небеса, где душа его полагала отечество свое? Не восстенает ли вечность, которым блаженством уже преднаслаждалось сердце его? По сему понятию, Бог несть Бог живых и мертвых.

Упоенный прелестями нечестия и разврата порок! Он-то пленнику своему льстит конечным бытия разрушением. По его внушениям вечность – мечта, ибо все удовольствия его остаются по сию сторону гроба, восхищая иногда временное достояние добродетели, мнить быти честность и правоту ее суетными, и тщетными все подвиги ее. Делам, совершаемым из любви Бога и Его закона, остаться без воздаяния есть то же, что душе богоподобной обратиться в ничто. Если бы праведнику за подвиги его, кои он сеет иногда при толиких озлоблениях, орошает нередко толь многими слезами предоставлено было собирать здесь на земле воздаяний жатву, то возмогли бы кто лишить его принадлежащего ему права? злым зло, благо добрым: истина сия вечна. Где же она воздействует во всей силе, когда жизнь сия есть брань, где победа нередко остается на противной стороне? Суд Бога несть яко же суд человека. Аз, глаголет Господь, Аз воздам комуждо по делом его (Иер.17:19). Есть Бог, Бог праведный. Воздаяние добродетели в руце Его. Оно столь же велико, столь благ мздовоздатель Господь. Так муж, исполненный небесных надежд, совершив подвиги благие, возлегает с веселием на смертный одр! Святая вера рассыпает весь тот страх, от которого не может не содрогаться сердце, воображающее, кто есть Бог и какая к Нему обязанность человека. Он оставляет память о себе в имени и делах: в имени, написанном в книге вечного живота; в делах, увенчанных небесною славою. Если память его можно по достоинству почтить на земле, то подражанием жизни его, взирая на кончину его. Добродетель не преселяется во страну вечности, не напечатлев красными стопами на месте бытия своего любезнейших следов.

Так!.. И где почившего ныне сего знаменитого мужа, предлежащего в сей гробнице, в сем храме, пред очами нашими, где душа его не ознаменовала доброты своей? Священная память времен отца отечества, Петра Великого, есть началом бытия его, яко человека, и жизни его яко сына отечества; тридесять пятый год царствования премудрой Екатерины II, матери нашей, есть пределом девятидесятилетнего течения дней его. Сии едины, толь великие, толь высокознаменитые во вселенной эпохи уже делают период жизни его достопримечательным. Но при благородном сердце, при нежном чувствовании честного и похвального, при свете любомудрия божественного и человеческого, при мудром правлении толь великих скипетров, стяжал он и по личным достоинствам право на общее от всех уважение к особе своей. Кто сидящего на престоле человеколюбия исполнил ревностно волю призреть на несчастных сирот, повергаемых на распутии? – Он. Кто во храме художеств, воздвигнутом мудростью, пекущеюся о просвещении подчиненных, поспешествовал усердно намерениям ее, соблюл свято ее уставы? – Он. Кого великая монархиня, при излиянии щедрот своих на новое учреждение и распространение воспитания благородного юношества обоего пола, удостоила быть правителем? – Его. Кому высочайше благоволила поверить смотрение над сооружением бессмертного памятника Петру Первому, Екатерина Вторая? – Ему. Нева, гордясь красотою брегов, свидетельствует о тщании его к исполнению велений монарших. Его любовь к человечеству не щадила иждивений, не болящим токмо подавая помощь, но самой природе, мучащейся рождением во свет бессильного младенца. Сколько воспитанников запечатлели в сердце своем его благодеяния! Великая государыня благоволила, наконец, при многих знаках отличностей, украсить его собственным его изображением: так он был подобен себе в намерениях, в советах, в благоразумии, в некорыстолюбии, в верности, в любви к отечеству и законам.

Боже праведный! Боже Спасителю! у Тебя мерило наших дел. К Тебе, яко Создателю своему, восходит дух, когда мертвенное жилище его разрушается. Тебе любезна добродетель, ибо Ты свят: упокой душу раба Твоего, болярина Иоанна, идеже праведные водворяются.

Михаил, митрополит Новгородский и С.-Петербургский

Беседа о том, что есть воскресение мертвых

Се тайну вам глаголю: вси бо не успнем, вси же изменимся. Вскоре, во мгновении ока в последней трубе; вострубит бо, и мертвии возстанут нетлени, и мы изменимся. (1Кор.15:51,52).

Как ежегодно по окончании жестокой зимы, и при наступлении приятной весны, – ежегодно при возвращении и приближении солнца к нашей поверхности земного шара всегда великая бывает перемена; именно, силою сего приближавшегося к земле великого светила вся низшая природа воскресает, все земные вещи, и растения, и некоторые животные, как бы полумертвые, а иногда и мертвые оживают, и к действованию новые силы получают, и при сих новых силах новое растение, новое цветение и новое плодотворение произносят: таким точно образом, сказали мы прежде, и по прошествии жестокой зимы последних Антихристовых скорбей, и при вторичном пришествии Господа нашего Иисуса Христа, истинного Богочеловека в мир сей, при возвращении великого духовного Светила, Солнца правды в полном сиянии и свете, в неизреченном великолепии и славе, – при возвращении, говорю, сего Светила к нашему земному кругу, все разумных тварей низшие части, вей человеческие мертвые тела сокровенною силою Его, оживут, воскреснут, восстанут, новый вид, новую жизнь и новые действия получать.

Но что такое есть воскресение мертвых, в чем оно состоять будет, сие мы при благосклонном вашем внимании рассмотрим в настоящей беседе.

Что такое есть воскресение мертвых, в чем будет состоять существенность его, на сие мы не можем дать лучшего рассуждения, и иметь яснейшего свидетельства, и достовернейшего доказательства, кроме примера воскресения Самого же Спасителя нашего Иисуса Христа. Он воскресением Своим доказал, что и наше воскресение возможно и без сомнения будет; Он учением Своим изъявил, когда оно будет; Его же Самого пример может научить нас, что оно такое будет.

И так, чтобы нам узнать, в чем будет состоять наше воскресение, рассмотрим, в чем состояло славное Воскресение Христово.

В чем же оно состояло?

Воскресение Христово в том состояло, что Он, яко Совершенный Человек, будучи предан от Иуды, мучен и распят от иудеев, умерши на кресте, снят со древа, и положен во гроб, – что Он после Своей смерти бывши по Божеству со Отцом на небеси, человеческою душою во аде, а мертвым телом во гробе, явил Свою Божественную Силу, – что Он паки изшедши душою из ада, изведши с Собою бывших во аде и с верою ожидавших Его, соединил душу Свою с телом Своим, по трех днях оживил оное, восставил, воскресил силою Божества Своего, – Он воскресив плоть Свою и соединив с Божеством, паки явил Себя истинным Богочеловеком.

Восставил же Он из гроба плоть Свою уже не такою, какова она была прежде, но гораздо благороднейшею, и величественнейшею, восставил совсем в отменном виде. Плоть Его прежде, так как и прочих человеков была подвержена земной чувственности, и земным склонностям; хотя Он и не последовал чувственности, но владел оною; после же смерти, и после воскресения чувственность сия отпала, и земные склонности существовать в ней престали и уничтожились. Плоть Его прежде была видима, осязаема, груба; в воскресении же учинилась невидимою, тончайшею, из земной и плотской телом небесным, духовным; кратко, такою, что могла и видима, и осязаема быть от учеников, и невидима, и неосязаема, грубыми телами неодержима, всюду проходна; она имела вид плоти и костей. когда Фома осязал, имела вид и духа, когда пришел Господь ко ученикам дверем затворенным (Ин.20:27,19). Плоть Его прежде была тленна, немощна душевна, страданиям и смерти подвержена: в воскресении же восстала нетленною, сильною, бессмертною, славною, духовною (1Кор.16:42,43,44), прославленною, в Божественный Свет облеченною, словом, такою, которая совершенно способна была вознестись с Божеством Сына на небеса, вступить в ангельские бесплотным духам приличные места, и сесть одесную Самого Небесного Отца.

Вот в чем состояло воскресение Господа нашего Иисуса Христа! А когда Его воскресение в сих состояло действиях, то весьма правильное можно сделать из того заключение, что и наше воскресение будет состоять в подобной перемене, и в подобных действиях. И именно.

Когда паки воссияет Солнце Правды на горизонте сего видимого мира; когда паки придет Господь наш Иисус Христос на землю, сделать последнее в рассуждении человеческого состояния решение, придет или наградить, или наказать каждого по делам своим, придет и повелит святым Ангелам трубным гласом воззвать мертвых: тогда, так как при начале мира, по произнесении устами Божьими вседействующего слова сего, да будет, да будет свет, и все вещи, и все и бысть (Быт.1:3), все вещи явились, все из небытия в бытие произошли и существование получили, – тогда, говорю, после ангельского трубного гласа силою всемогущего Бога все от начала мира умерших человеков тела, земле преданный, сгнившие, на стихии свои разделившиеся, в огонь, в воду, в воздух и в землю преобратившиеся, тела в воде потонувшие, и в огне сгоревшие, все мертвые тела малые и великие, мужеские и женские паки составятся из тех частей, которые прежде имели и на который разделились; отдадут бо стихии взятые от них части, и огонь, и море, и смерть и ад отдадут мертвецы своя, все сухие кости получат жилы, облекутся плотию, оживотворятся духом, соединятся паки с душами своими, с которыми разлучились при смерти, соединятся и восстанут пред престолом нелицеприемного Судии, воскреснут, и суд приимут от написанных в книгах по делом своим (Откр.20:13).

Воскреснут мертвые, восстанут умерших тела; но восстанут не в таком виде, в каком они находятся ныне от падения. Ныне они грубы, тверды, тяжестны, тленны, немощны, смертны, видимы, земны; но восстанут в общее всех воскресение совсем в другом виде, в виде отменном от сего. Они вместо грубых будут утонченными, вместо твердых прозрачными и всюду проходными, вместо тяжелых легкими, скоро парящими, так что в единое мгновение ока они от всех стран вселенный, яко же орлы, соберутся пред престол Божий. Они вместо тленных будут нетленными, вместо немощных сильными, вместо смертных бессмертными, вместо видимых телесным очам невидимыми, вместо земных и плотских точно небесными и духовными.

Однако ж при всей таковой перемене своей они будут не привидениями какими, или зраком, и не духами; но будут истинными телами, виды тех же человеков имеющими; а только будут они истинными телами духовными. Ибо апостол Павел, свидетельствуя о воскресении мертвых, говорит: сеется теперь тело в тление, востанет в нетлении, сеется в немощи, востанет в силе, сеется не в честь, востанет в славе, сеется тело душевное, плотское, востанет тело духовное. Есть бо тело душевное, и есть тело духовное (1Кор.15:42,43,44).

В сем-то будет состоять воскресение наше! В сей перемене будет состоять, что тела наши из мертвых воскреснут, оживут, восстанут из гробов, изыдут из земли; – в сей перемене будет состоять, что они из грубых, земных, тленных, смертных, плотских учинятся тончайшими, как бы совершенно небесными, нетленными, бессмертными, духовными; – в сей перемене будет состоять наше из мертвых воскресение.

И в сей перемене будут участвовать не только мертвые, от начала мира и до того времени умершие люди, но и самые живые, те, которые живыми останутся в сей последний час, те, которых в живых постигнет страшный день Господень. Ибо живые, имеющие дожить и дождаться второго славного пришествия Христова, уже не умрут в то время; смерти бо наружной не будет к тому. Но понеже невозможно им будет и с грубою плотию своею вступить в духовное Царство; то для сего вместо наружной смерти воспоследует в наружном человеке их сия всеобщего воскресения перемена. То есть: когда живые так же, как и мертвые, услышат трубный ангельский глас, услышат громогласную последнего часа весть, тогда как мертвые яко от сна восстанут, и увидят себя совсем в другом виде, во образе духовных существ; так и живые яко бы от малого сна воспрянув, увидят себя совершенно в другом образе, в другом положении и в других чувствованиях. Понеже живые, хотя в то время уже и не умрут, однако ж, изменятся: вcu таковые не yспнут, вcu же изменятся, все совершенно переменятся (1Кор.15:51).

Сие грубое тело, яко толстая одежда, тогда как бы спадет, и плоть сделается утонченною, чувственность вся отойдет, плотские похоти уничтожатся, страстные склонности действовать престанут; и тако живые без смерти увидят на себе смерть, не умерши узрят себя и по наружной части своей, по самому телу новыми человеками, духовными тварями. Ибо тела, отложив плотские склонности, скинув с себя чувственность и тление, облекутся в нетление, оставив мертвенность, восприимут бессмертие; и так же, как и мертвых телеса, учинятся духовными, всюду проходными, и способными к вечному пребыванию в духовном Царстве.

В каком удивлении и изумлении будут находиться тогда человеки, увидев себя в новом виде, в новом положении, и в новом состоянии! Каким страхом объяты они тогда будут, ожидая себе последнего Господня решения, ожидая определительного от Господа повеления, во что еще облещися, куда идти, и где пребывать, – ожидая, говорю, во что Господь повелит еще облещися сему новому телу, во свет, или во тьму, в честь, или в бесчестие, в славу или в поношение, – ожидая, куда Господь повелит идти, в превыспренняя небеса, или в преисподняя места, в рай, или во ад, в Царство Божие, или во область сатаны, – ожидая, где Господь повелит пребывать, горе, или долу, одесную Себя, или ошуюю, пред престолом Своим в вечном благе, или у человекоубийцы и мучителя диавола в бесконечном зле!

Поистине великим страхом объяты будут тако изменившиеся человеки, ожидая сего последнего от Господа определения. Ибо все верующие человеки и ныне из слова Божия знают, что иные воскреснут в воскрешение живота, а другие в воскрешение суда (Ин.5:29), иные в жизнь вечную, другие же во укоризну, и в стыдение вечное (Дан.12:2), иные просветятся, аки светлость тверди, как звезды или якоже самое солнце на веки (Мф.13:45), а другие помрачатся, как самая густая, черная тьма. А тогда еще гораздо яснее познают, живее почувствуют, и сильнее уверятся, что последствие за воскресением их точно двоякое будет, одно славное, другое бесчестное, одно во свет, другое во тьму, одно в вечный живот, другое в бесконечную смерть.

Все восставшие и обновившиеся человеки объяты будут великим страхом, без всякого сомнения ожидая, что Господь Бог Праведный Судия, сказав последнее, всем общее определение, то есть, праведным: приидите ко мне благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от создания мира; грешным же: отъидите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф.25:34, 41), – сказав, говорю, сие тотчас силою всемогущества Своего первых действительно во свет облечет, других во тьму преобратит, первым Свой образ сообщит, другим вид сатаны даст, первых с Собою в Царство Божие введет, и пользоваться вечным блаженством благословит, других связав узами мрака, ввержет во ад, и в оном вечно мучиться назначит.

А наипаче страшно будет ожидать от Господа такового определения тем, которым совесть внутренний судия не будет подавать ни малейшего оправдания пред Богом, и по сему не будет сообщать упования на получение первого, но станет только угрожать последним. Таковые прежде еще Христова изречения тьмой покроются, и начнут адски мучиться. Как же скоро изречет Господь определение Свое, тотчас уже совершенно в густейший мрак облекшися, идут сии в муку вечную; праведницы же, одеявшися во свет, идут в живот вечный (Мф.25:46). Аминь.

Беседа о вечернем, утреннем и обеденном Богослужении

Главная причина, что ты пришел в освященный храм Господень, есть молитва, или служба Божия. Ты пришел на службу Божию. Но прежде нежели ты начнешь слушать службу Божию, вспомни, что церковная служба есть различная, как по именам своим, так и по самому содержанию своему.

Служба Божия различна по именам. Ибо разными называется именами, как то: вечернею, повечерием, полунощницею, утренею, часами – первым, третьим, шестым и девятым, и обеднею. А почему служба Божия таковые имеет названия? Не по чему другому, как по времени. Всякое название службы сея зависит от времени, когда она совершается. Вечерня потому так называется, что пред вечером отправляется: повечерие, потому, что после вечерни поется; полунощница потому, что ревностные поклонники Божии и в полночь молятся, читая положенные псалмы, в воспоминание весьма раннего Христова приведения на суд; утреня потому, что к утру совершается; часы потому, что сии псалмы точно у древних христиан в оные часы певаемы бывали, в живое изображение разных действий страдания Христова, кои происходили именно в час первый, третий, шестой и девятый; обедня же потому, что пред чувственным обедом совершается, или паче потому, что она сама собою представляет верующим сладчайший духовный обед, самый приятнейший пир. Обедня по-гречески называется литургией, то есть, служением, преимущественно пред прочими службами достойная оного названья.

Служба Божия различна и по самому содержанию своему. Ибо иная церковная служба есть не другое что, как единое молитвенное приуготовление к служению, к самому священнодействию: а другая уже заключает в себе действительное служение, самое священнодействие. Вечерние и утренние моления суть приуготовления, располагающие верующую душу к созерцанию священнодействия и ко участвованию в оном: а литургия – обедня, преимущественно Божественною службою названное действие, есть самое священнодействие, которое утешить, усладить, и насытить может всякую жаждущую душу.

A сие вспамятование различных видов службы Божьей чему тебя научить должно? Разные времена службы Божьей например: вечер, полночь, утро, дневные часы, время пред обедом, показывают тебе то, что ты по слабостям своим и по великим нуждам своим необходимую имеешь надобность весьма часто молиться Богу, весьма часто прибегать ко Господу своему – прибегать к Нему, хотя не стопы во храм или в другое какое-нибудь отдаленное место направляя; Вездесущий и не требует сего всегда; но по крайней мере свободный дух свой всюду к Нему обращая и везде чрез молитву беседуя с Ним; – необходимую имеешь надобность прибегать к Нему и по вечеру, и пред ужином, и в полночь, и по утру и в дневные часы, и пред обедом, или лучше, всегда простирая к Нему сердечные моления свои, яко к вездесущему, и всякое прошение, и моление, хотя бы оно в едином умственном воображении или в душевном желании без всякого уважения гласа, и шума слов состояло, слышать могущему – всегда имеешь надобность внутренне молиться Ему: что святой апостол Павел в точности выражая, всем верующим говорит: Братие, непрестанно молитеся (1Фес.5:17).

И тем паче должно и мне, и тебе, и всякому верующему более и более заниматься молитвою, что она бывает не только орудием к привлечению сильной помощи Божьей на все дела наши как наружные, законные, так и внутренние, благие; но и служит приуготовлением к насыщению бессмертные души нетленным хлебом, благодатною пищей, как пречистым Телом и дражайшею Кровью Христовою, так и сладчайшею любовью Его, животворящим благоволением Его; часто с благоговением совершаемая молитва, повсечасно из глубины сердечной в воздыхательных глаголах исходными прошения, расширяют душу человеческую и делают ее способною воспринять в себя, во внутренний храм свой Господа Бога своего, со всем Царством Его, с миром Его, с радостью Его, с светом Его, что по истине есть сладчайшая и приятнейшая трапеза.

Молись убо, христианине, и вечером, и утром, и в полночь, и в полдень, – молись не только тогда, когда в священном храме при службе Божией предстоишь, когда слушаешь или вечерню, или утреню, или обедню; но и тогда, когда находишься в доме, или на пути, когда что-нибудь делаешь нужное и для чувственной жизни; – молись не только тогда, когда услышишь колокольный звук; но и тогда, когда совесть твоя позвонит в сердце твое и произведет мысль о вездесущем Боге; непрестанно молись Ему, хотя не крестясь, хотя не поклоняясь, хотя и Господи помилуй словами, не глаголя, но по крайней мере размышляя о благости Господа своего, воображая славу света и велелепие чистоты Его, представляя напротив нечистоту и мерзости свои, тяжко воздыхая о богопротивных грехах своих желанием своим, прося Его как о очищении их, так и о прославлении существа своего.

Тако, христианине, всегда молись, да действительно приуготовишься к восприятию того неоцененного дара, который есть Сам Бог, насыщающей, услаждающий и блаженными творящий бессмертные верующих души. Аминь.

Амвросий, архиепископ Тверской

Слово на случай присяги избранных по Тульской губернии судей⁴⁸

Болий в вас, да будет вам слуга (Мф.23:11).

И почто ж восходить на высоту чести в чине общества, и не желать быть у всех в уважении, – говорит самолюбие? И почто ж превозноситься над другими, и не обонять фимиам почтения, воскуряемый пред вознесенными земли, говорит честолюбие? И почто ж искать места, на котором рассыпаются дары счастья, и не наслаждаться ими, – говорит любостяжание? И почто ж быть вождем народа, и не пользоваться от народа? – Судьей, и остаться только с одною бедною правдою? – Большим других, и не требовать, чтобы тысяча услужливых рук и сердец раболепных готовы были угождать воли моей, – говорит самоугодие?

Но так говорят страсти, л. б! Послушаем, что глаголет Тот, Который пришел, не да послужат Ему, но послужити и дати душу Свою избавление за многих (Мф.20:28). Болий в вас, да будет вам слуга, вещает Владыка мира Христос!

Когда мудрая десница Промысла возносит избранных от людей своих, венчает их славою и честью; препоясует властью, и отличает именами правителей, вождей народа, повелителей, пастырей, яко отличиями благознаменитыми, то не для того ли, да, облекшись правдою, яко бронею, препоясавшись истиною, яко мечем, покрывшись страхом Господним, яко шлемом, облекутся они во уготование благотворить людям, и благоугодны будут пред Богом и человеки? – Как! неужели сии светила водружены на тверди нравственного мира, да не разливают они света и теплоты окрест себя, и да все приближающиеся к ним, не ощутят благотворных лучей их? Сии и светильницы возжены на свещнице, да не светят никому? Сии грады поставлены верху горы, да не будут они прибежищем утомленному путнику жизни, покровом обуреваему напастей бурею, оградою гонимому зверями дивиими, страстями хищными, алчностью ненасытимою, корыстолюбием всепожирающим, неправдою неистощимою во изворотах лукавых?

Или добродетель должна обитать точно в смиренных хижинах, а не в чертогах; укрываться под рубищами, а не под сиянием отличий знаменитых; быть печатью низких состояний, а не высоких? Неужели вознесенные пред братией своею, и призванные приять честь или доверием общим, или властно предержащею, должны жить уже точно для самих себя? Нет, П. М! вы призваны на почтенное дело служения общего не для того, да послужат вам, но послужити, вам даны от лица общества преимущества власти, отличия, уважения, да кийждо в круге своем разливает толико благ, коль велика важность служения, вам вверенного, коль велики достоинства ваши, коль велики преимущества. Сие размышление да предшествует вам в поприще служения, в которое вступаете ныне.

Быть в обществе отличным пред другими или местом возвышенным, или чином знаменитым, или уважением особенным значит быть полезным обществу. Наружные отличия суть, или по крайней мере, быть долженствуют знамением внутренних достоинств, добродетели, заслуги. Я вижу меч при бедре твоем? Вижу – и мню, что ты, или яко воин, поражаешь им полчища противных, восстающих низложить мир, покой и благо страны твоея, да бежат от лица ея враги ея; или яко судия, разгоняешь им сонмы лукавых, кои под кроткою личиною брата и гражданина, яко звери хищные под одеждою агнца, устремляются на расхищение сограждан твоих, рассекаешь им сети коварства, которые поставляет ухищренная корысть простоте неопытной, и сокрушаешь всякий союз неправды. Я вижу сияющие отличия на груди твоей? И вижу в них или сияние добродетелей твоих, или блеск талантов полезных, или лучи заслуг знаменитых. Я зрю повелительный жезл в деснице твоей? И уразумеваю, что пасешь ты люди Божия в преподобии и правде, смиряешь вознесенный порок, ограждаешь притесненную добродетель. Я зрю тебя посажденна при ноге закона во святилище правосудия? И верую, что ты судишь людям в правду, изъемлешь обидимого из десницы сильного, избавляешь сирого от руки грешничи, спасаешь добродушную простоту от сетей корысти алчные, творишь суд царев – творишь суд Божий.

На сем залоге вверяет нам или общество, или власть предержащая, и силу, и могущество, и честь, и отличия и поставляет нас превыше других.

Так светило мира сияет, яко исполин, на тверди небесной среди звезд малосветлых да разливает животворные лучи свои от края небес до края его! Так возносятся высокие кедры над быльем сельным, да закрывают оное от зноя палящего и бурь ревущих! Так горы Божии возвышают чело свое над смиренными долинами, да осеняют их главами своими от палящего солнца, и напояют пустыни, жаждущие водами, на главах и в недрах их собираемыми!

Желание отличаться пред другими, есть желание всеобщее. Червь сей грызет сердца и на престоле, и в хижине. Кто не хочет быть почтен, уважен? Но чтоб оправдать стремление сие пред Богом и человеки, надлежит исполнить обязанности, к коим призывает нас промысл Божий, польза сочеловеков, братий наших, власть предержащая.

В свете больше занимаются наружностью, теми знаменитыми отличиями, кои ослепляют очи; теми блестящими украшениями, кои привлекают взоры; теми очаровательными величаниями, кои поражают воображение; мечтами величия, нежели исполнением долга, чести и добродетели.

Что слышим мы? Чтоб поддержать свое место, чтоб соделать значительным свой чин, чтоб греметь своим именем, чтоб быть чиноначальником по сердцу света, надлежит иметь, говорят, пышный стол, избранными яствами уставленный, надлежит иметь великолепную колесницу, надлежит быть украшену отличиями, привлекающими взоры народные, надлежит окружать себя ласкателями раболепными, кои бы непрестанно воскуряли кадило самоугодию, надлежит обиловать сребром и златом, надлежит богатеть, роскошествовать, веселиться! – А добродетель? О! вооруженному мечем власти не нужен утлый посох добродетели. А попечение о благе сущих под рукою нашею? О! когда ими заниматься там, где все призывает к удовольствию, к забавам, к рассеянности! Довольно исполнить и обязанности света, быть во всех собраниях, председать за всеми столами, не опускать ни одной игры, сделать всем знаемым посещение! А дела служения общественного? О! их можно утверждать именем власти, и – не читавши! А творить суд и милость? Можно, когда сие входит в расчет власти, выгод жизни или уважения света!

Но обиженные вопиют о правосудии? Пусть вопиют они; вопли их можно заглушить силою власти! Но совесть, яко страж недремлющий на страже своей, будет угрызать душу твою? О! совесть есть страшилище простодушных, а не приставник делам нашим! Но Бог, пред очами которого вся нага и откровенна (Евр.4:13)? Бог, к которому не приселится лукавнующий, и пред которым не пребудет беззаконнующий (Пс.5:5,6)? О! не взыщет (Пс.9:25)! Он милосерд!

Согласимся, братие, что все сие так будет, пусть пути нечестиваго спеются и вкупе оскверняются во всяко время (Пс.9:26). и успехи венчают неправду; пусть все течет по течению воли его, и исполняется по желанию его сердца: пусть Господь коснит суд Свой, люди полагают перст на уста; однако ж, собственная честь его не страдает ли? Что ежели возлежит он на лоне беспечности, упоенный чашею утех, и спит сном крепким; а корабль правления его влается в волнах и неправд, и беспорядков, и неустройств, и треволнений бури житейские?

Учителю, или нерадиши яко погибаем (Мк.4:38), вопияли ученики Иисусовы, когда корабль, несший их по водам Гадаринским, погружался среди сна Его; когда волны морские, яко горы, готовы были низринуться на них; когда глубина водная разверзалась поглотить их!

Не сей ли же упрек могут рещи начальнику беспечному или неправедному сущие под рукою его? Наставниче! или нерадиши, яко погибаем? – Ты утопаешь в утехах, мы утопаем в слезах; ты пресыщаешься, мы гибнем гладом; ветр рассеяния восхищает тебя от предмета к предмету, от забав к забавам, от суеты к суете, – и сей ветр рассеяния твоего есть для нас буря зельная, потопляющая нас в волнах бед и страданий! У тебя то столы, то собрания, то веселия, то праздность; а нам столы твои стоят последних крупиц наших; а веселия твои наполняют чашу жизни нашей и плачем и стенанием! Ты празден, а приставники, поставленные тобою, или тобою управляемые непраздны; они бдят, неусыпно бдят, еже восхитить нищего, обогатиться на счет беспомощного, умножить сокровища свои корыстью неправедною! Востани! вскую спиши (Пс.43:24)? Пробудись от сна твоего, стань на страже твоей, сотвори суд и милость, покрой щитом правды обидимого, разреши узы невинности страждущего. Востани! вскую спиши? Десница предержащая поставила тебя стражем покоя нашего, и мы мнели, что ты не даси очима своима сна и веждома дремания, да мы в мире уснем и почием; власть и могущество, которое видим в руках твоих, есть покров твердый, под которым мы должны наслаждаться покоем, яко под кровом отеческим; сияние славы твоея есть тот благотворный свет, который должен согревать нас, яко луч солнца. Востани! вскую спиши? Но ах! мы вопием и – ты спиши. Вопли страдания не расторгают глубокий сон, в объятиях коего покоишься ты; очи твои закрыты, и – ты не видишь слез болезни, льющихся окрест тебя, и – неправда творится на суде, и – притесняется невинность и – приемлятся лица грешников, и – алчная корысть собирает корысти неправедные! Ах, доколе продолжится сон сей? Мы полагали в тебе Ангела Хранителя круга, вверенного промышлению твоему; мы полагали, что ты будешь око слепым, нога хромым, Отец немощным (Иов.29:15,16); вразумиши бесчинныя, утешиши малодушныя, заступиши немощныя (Фес.5:14), будеши всем вся (Кор.9:22). – Взирая на знамения владычества, тебя окружающие, на отличия, на тебе сияющие, на доверие царево, на уважение собратий твоих, мы верили, что ты вестник мира – ангел, весь день ополчающийся окрест людей Божиих, посланник от престола, имеющий изглаголать нам суд и правду, пастырь по сердцу Божию – по сердцу Цареву: и что ж должны мы реши ныне? То, что некогда Аарон о тельце златом: и ввергох злато во огнь и излияся телец (Исх.32:24).

Наша любовь текла во сретение тебе, наша готовность разделять с тобою дело служения общего была пред очами твоими, наша раболепность не коснила, наши фимиамы готовы были куриться во знамение благодарности пред тобою, наши уста разверсты были, дабы вещати хвалы и твоему служению, и твоей добродетели, и твоей ревности во благо общее; одного точно ожидали мы от тебя, да будеши Божий слуга всем во благое: и что же видим?.. Ах с прискорбием должны реши, якоже и Аарон: ввергохом злато во огнь и излияся телец.

Правительство мудрое возводило тебя по степеням заслуг от чести к чести, от славы к славе, от отличия к отличию, от воздаяний к воздаяниям. Оно мнило, что ты будешь приставник к дому царствия его ревностный, пастырь, пасущий стадо вверенное тебе, неусыпный, хранитель правды непорочный, блюститель закона неустрашимый, судия бескорыстный; оно мнило, что все сущие в пределах деятельности твоей, десницею скиптроносною тебе начертанных, будут ублажать жребий свой, яко дети восседящие окрест трапезы отеческой: и что ж испытываем мы? Ах, должны сознаться с Аароном, что все надежды сии повержены, яко злато в пещь, и излияся телец.

Общее собрание сограждан – собратов твоих единодушно метнуло жребий свой; и жребий паде на тебя, да будешь ты пред лицом их, яко светило, озаряющее светом закона темные и стропотные пути жизни, да покажешь путь правый слепотствующему, отреши рукою сострадания слезу притесненного, смириши гордыню порока, вознесеши смиренную добродетель, рассудиши между правдою и лжею, между немощным и сильным. Речеши? и речеши устами закона! Повелиши? и повелиши гласом отчим, а не гласом властелина гордого! Положиши дела ищущих туда на весы? и весы преклонятся на страну правды и злато в очах твоих будет, яко перо, пред тяготою истины! Сего ожидает от тебя сословие собратов твоих, обувшее нозе твои во уготование благотворити людям, а препоясавшее тебя мечом правосудия. Ах ежели все надежды сии исчезнут, яко мечта; ах! ежели уготованный судити людям в правду сам обрящется на стране неправды; ах! ежели свет будет тьма, и светильник, поставленный светити на пути добродетели, будет точию освещать стези неправды: не рекут ли тогда о нем, якоже и Аарон о тельце своем: повергохом злато во огнь и излияся телец?

Неправда, стоящая на месте высоком мнит в заблуждении своем укрыть себя от стрел порицания справедливого и не дремлющего ока суждения общего, или защитой власти своею, которая возложит молчание на уста людей, или под великолепным блеском наружности очаровательной, или под именами и титлами пышными, кои украшают великих, или под сенью роскоши и забав, кои в очах простоты недальновидной представляют его человеком, умеющим жить в свете, с другом сограждан его. Но как не верен расчет сей! Закрывай себя как угодно тебе; но не закроешь ничем тех пятен, кои омрачают картину жизни твоей. Украшай цветами добродетели терние пороков твоих; терние навсегда пребудет терние, и порок пороком. Нарицай гордость твою благородным честолюбием, лихоимство благодарностью судимых тобою, роскошь услаждением жизни, праздность отдохновением позволенным. Сим не ослепишь очи света. Сколь сердце человеческое непреклонно к злу, однако ж есть истина, которая против воли исторгает у него презрение к тем, кои или не радят о делах служения своего, или употребляют оные во зло. Восседают за столом пышным, на корысти неправедной уготованном; хвалят яствы избранные, но гнушаются в душе домовладыки неправедного. Ищут в суде у блюстителей закона корыстных защиты блеском злата; но клянут руку, приемлющую злато. Богатый порок искупает себе оправдание мздою: но смеется мздоимству, продающему совесть.

Нет! Нет! никогда еще от сердца благоговейного не было приносимо кадило пороку: одна точию добродетель имеет на него неотъемлемое право! Никогда не был воздвигаем жертвенник неправде от любви удивленной, от души признательной; одной только истине воскуряются фимиамы сердец! – Человек! будь доброделен, и тогда точно будешь почтен: се глас всех веков, всех стран, всех народов! Хощеши ли не боятися власти, мнения общего, гласа народного, благое твори, и будеши имети похвалу (Рим.13:3). Се глас самого Бога! – Вождь народа! веди люди, вверенные тебе, во храм блаженства, не уклоняясь ни на десно ни на шуее с пути правды, закона, совести, чести; и благословения тобою правимых пребудут присно на главе твоей. Судия! суди суд правый, оправдай смиренна и нища, изми нища и убога из руки грешничи (Пс.81:3,4)! Да будет корысть твоя правда, воздаяние совесть мерило дел твоих закон; тогда любовь непритворная, благоговение нелестное благословят входы и исходы твои на чреде служения твоего! Гражданин мирный! исходи на делания твои выну, як пред Богом, умыв руце в неповинности, и обязав сердце твое союзом любви братния; тогда будеши почтен и без отличий наружных! Почести на недостойном суть зрелищные украшения: только достойный украсить может и самые почести; и высокий сан для мужа неразумного есть то высокое место, на которое поставляется он, яко истукан, облеченный в утварь для того только, дабы свет узрел его, и рек: се! человек, иже очи имать, и не видит; уши имать, и не слышит, уста имать, и не речет ни суда, ни правды! Ах! не сама ли истина должна рещи таковому вождю народа: брате! добро тебе будет отъити на село твое? Там неизвестность покроет завесою забвения и имя, и недостатки твои; здесь, стоя превыше других, соделаешься притчею во языце твоем…

Нет, П. М! Исходя пред лицом Бога, пред лицом Отечества, пред лицом сословия, избравшего вас понести бремя служения вашего, вы не попустите, да подобный упрек падет на главу вашу, и призванные братнею вашею прияти честь, не снидите с бесчестием с поприща чести! Мы обозреваем вас; и – се! зрим среди вас мужей, обративших к себе во времена бурные, постигшие нас, и сердца и души не сословия точно нашего, но и всех, и бескорыстием примерным, и ревностью к правде неукоризненною, и любовью к собратии своей пламенною. Мы видели в них, в предшествовавшем сему поприщу, защиту притесненному, бич на неправду, грозу ужасную корыстолюбию; како не уверуем, что и они, и все избранные ныне, едиными усты и единым сердцем возвестите суд и милость прибегающим к суду и защите вашей? Како не уверуем, что будете вы слуги Божии всем во благое; и воздадите яже Косарева Кесаревы, яже Божия Богови (Мф.22:21), и яже ближних ваших – ближним вашим?

Так, вам предлежат подвиги многотрудные; вам предстоят искушения обольстительные! Там хитрая корысть вытавит пред вами сокровища свои, дабы ослепить очи ваши, еже не видети правды, здесь покровительство сильных будет преклонять вас на страну неправды. Там лукавая ябеда сплетет вам ухищренные узлы лжи и обмана, кои только неутомимою бодростью и беспристрастием нелицеприятным рассещи возможете; здесь лесть воскурит пред вами жертвы свои, да омрачит души ваши ядовитыми парами самоугодия и померкнет пред вами луч истины. Там родство, дружба, приязнь будут преклонять весы правды в деснице вашей в пользу свою; здесь разверзет на вас ядовитые уста злословие, да поне грызениями своими совратит вас с пути правого. Но бодрствуйте, стойте, сражайтеся, побеждайте! поприще ваше есть для вас, вы ратное поле. Надлежит или победить, и прославиться, или быть побеждену, и снити с него, покрывшись бесславием. – И вы победите, если подвигом добрым подвизатися будете, веру, верность, закон сохраните. Да будет для сего присно долг ваш пред очами вашими, честь сопутница дел ваших, страх Господень наставник ваш, истина препоясание, совесть руковождь, Бог мздовоздаятель; и – тогда победите, и прославитесь у Бога и человек! Аминь.

Филарет, митрополит Московский

Слово в неделю 3-ю по Пятидесятнице

Против роскоши в одежде и убранстве

И о одежди что печетеся. Смотрите крин сельных, како растут: не труждаются, ни прядут. Глаголю же вам, яко ни Соломон во всей славе своей облечеся, яко едине от сих (Мф.6:28,29).

Можно предугадывать, что говорено будет против излишних попечений об одежде и убранстве; и может, при сей догадке, некоторые уже помышляют, что сей предмет слишком мал для того, чтоб занять внимание христианского собрания, в час, назначенный для спасительного учения. Но излишества и в малых вещах не суть малости. Излишество в пище и питии в самом начала своем есть источник немощей и болезней; а в своем продолжении может превратиться в медленное самоубийство. Так и вред суетных попечений об одежде простирается от тела до души: это уже не малость! Есть люди, у которых сии попечения составляют не малую долю ежедневных упражнений, и похищают великую часть времени, которое, все без остатка, нужно для приобретения вечности: это никак не малость! Кому несмотря на сие, поучение об одежде и уборах кажется малостью, тот пусть помыслит, мог ли величайший под солнцем Учитель учить малостям? Не слушайте, если не угодно, малых людей, рассуждающих о малостях, но вы не должны оставить без внимания того, чему Небесный Учитель нас поучает.

О одежди что печетеся? Смотрите крин сельных, како растут: не труждаются, ни прядут. Глаголю же вам, яко ни Соломон во всей славе своей облечеся, яко един от сих.

Что такое одежда? В порядка естественном – средство для защищения человческого тела от разрушительного действия стихий: в порядке нравственном – защита стыдливости; в порядке гражданском – искусственное прикрытие членов тела, приспособленное к отправлению того или другого звания общественного, и вместе отличительный знак званий и степеней, в них постановленных. Хотя из сих понятий тотчас можно усмотреть, что попечениями об одежде должны управлять необходимость, скромность, постоянство: впрочем, не остановимся на сих понятиях, которые более показывают правильное употребление одежды человеками и обществами, нежели ее происхождение и первоначальное назначение от Творца человеков и обществ человеческих. С сего священного места можно и должно видеть далее, нежели обыкновенно видит мир и его стихийная мудрость.

Возведите мысли ваши к первым дням вселенной, в которое человеческий род заключался в одной чете, только вышедшей из рук Создателя в совершенной чистоте и святости, – вы не найдете там никакого следа одежды. Беста, говорит книга Бытия, оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася (Быт.2:25). Можно даже сказать без противоречия свидетельству Слова Божия, что они не были и наги, потому что не имели и не ощущали того недостатка, который мы называем наготой: подобно как тот не есть еще гладен, кто не принимает пищи, но и не чувствует в ней нужды. Но вкусили прельщенные лукавым змием от запрещенного плода, – и разумеша, яко нази беша (Быт.3:7). Вот начало наготы! Яд греха, принятый в душу и сердце, быстро разлился по всему существу их; страсти возбудились и произвели беспорядочные движения в теле; и похоть ли, которая заченши рождает грех (Иак.1:15), сама тотчас родилась от первого греха, или несчастные родоначальники устыдились будущего племени, которое носили в чреслах своих и которого сделались теперь убийцами, – только они прежде всего поспешили закрыть сии чресла. И сшиста листвие смоковное, и сотвориста себе препоясания (Быт.3:7). Вот происхождение одежды!

Итак, что есть одежда наша? – Она есть произведение беззакония; она есть обязание греховной раны, и при том пустое, без целебного елея; она есть слабое средство для кратковременного сохранения осужденного тела от действия стихий, совершающих его казнь; она есть прикрытие нравственного безобразия, соделавшегося естественным; она есть защита от стыда телесной наготы, изобретенная обнаженным в совести человеком; она есть видимый знак человека – преступника; она есть всеобщий и всегдашний траур, наложенный раскаянием, по смерти первобытной непорочности; она есть знамя победы, которое наш враг выставил наружу, овладев нашею внутренностью. Что же делают те, которые с такою заботливостью наперерыв стараются блистать красотою и великолепием одежд? – Едва ли что-нибудь более, как только возобновляют и украшают торжество древнего врага человеческого рода. Что значит сия гордость, с которою имеющий на себе дорогую одежду едва удостоивает взора покрытую вретищем или полураздетую нищету, – сия ненасытимость, с какою некоторую со дня на день умножают, – сие непостоянство, с которым так часто переменяют уборы? Не есть ли сие нечто подобное тому, как если бы больной, вздумал тщеславиться множеством своих струпов и красотою обязаний: Или, если бы раб, принужденный носить оковы, желал иметь их в великом числе и выработанные с разнообразным искусством?

Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе необходимейшего. И створи Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны и облече их (Быт.3:21). Но чрез сие самое вновь осуждается безрассудная заботливость об украшении тела. Если вещество, по наставлению самого Бога, употребленное для составления одеяния, было кожа: то для чего некоторые или несчастными, или презренными представляют себе тех, которые носят простой лен и грубую волну? Для чего нам не приятно, если не на нас прядет шелковый червь, не для нас земля рождает злато, и море перла? К чему столь детские прихоти? Чего вам лучше и благолепнее той одежды, которую для вас готовит сам Бог? Ибо можно сказать, что Он и для каждого из нас как для Адама и его жены, творит потребные ризы. В какой стране мира Он предопределяет нам произойти на свет в той же и производит все, что по качеству сея страны, потребно для тела нашего; и для снискания того, что необходимо потребно, всегда довольно средств влагает в руки наши Его премудрый Промысл. Для чего же еще мы нередко желаем, чтобы одежда наша превышала не только требование необходимости, но и приличие нашего состояния? Для чего иногда мы не довольны своими украшениями потому только, что оные не похищены у отдаленнейших братии наших? Посмотрите – так Премудрость Божия постыждает не только суетные попечения о излишнем, но и о потребном излишние – посмотрите на полевые цветы, как они растут: не прядут и не трудятся; а вы, маловеры, мучите себя по произволу изыскиваемыми заботами о вашем одеянии, как будто Провидение меньше занимается вами, нежели быльем, ныне цветущим, а завтра увядающим, и будто Оно забыло близ вас произвести для вас потребное!

И какой же предмет столь нетерпеливых забот? – Нужная ткань, драгоценные камни, чистое золото – пусть приложат к сему исчислению, что еще угодно – как все сие мало и недостойно озаботит того, кто хотя мало размышляет! Не знаю, что может давать золоту на весах разумного человека такую же тяжесть, как и на всех торжника, если это не есть тяжесть бед, которыми обременяет оно род человеческий. То, что называют лучшею водою в камнях, не суть ли слезы несчастных жертв, которые вживе, глубже мертвых, погребаются во мрачном чреве, гор, для извлечения оттуда сих драгоценных безделиц? Лучшие произведения искусных рук могут ли составить чью-нибудь славу, кроме своего художника? И далеко ли простирается сия слава? Художник мира положил предел для тщеславия смертного искусства в самых обыкновенных делах природы. Посмотрите еще раз на полевые цветы: Соломон, во всей славе своей, не облачался так, как последний из них, говорит Истина.

Если вы, смотря на полевые цветы, не обретаете в себе мудрости пчел, дабы собрать с оных тонкий, духовный мед; если зрелище природы не приносит вам наставления, которое бы обратилось в вас в силу и жизнь: изберите себе другое, высшее зрелище; возвысьте дух ваш, и воззрите не на образ и тень истины, на самое лице ее, на красоту не созданную, на цвет совершенства, – воззрите, члены тела Христова, на Главу свою, – и всмотритесь пристально, пристанут ли ей любимые вами украшения. Какая несообразность! Глава во яслях, на соломе, а члены хотят почивать на своих седалищах и утопать в одрах своих! Глава в уничижении, в нищете, а члены только и помышляют о богатстве и великолепии! Глава орошается кровавым потом; а члены умащаются и обливаются благовониями! Со Главы падают слезы, а члены жемчуг осеняет! Глава в тернии, а члены в розах! Глава багреет от истекшей крови, и смертною объемлется бледностью; а члены лукавым искусством дополняют у себя недостаток естественной живости, и думая сами себе дать красоту, в которой природа им отказала, превращают живой образ человеческий в изображение художественное! Глава то в наготе, то в одежде поругания; а члены любят покоиться под серебряным виссоном, под златым руном, или, вместо наготы Распятого, с презрением стыда и скромности, вымышляют себе одежду, которая бы не столько покрывала, как обнажала! Но – да не возглаголют уста моя дел человеческих (Пс.16:4)! Должно опасаться, чтобы не почтено было неблагопристойностью обличение обычаев, которым, однако ж, последовать неблагопристойностью не почитается.

Что ж? – спросят, вероятно, люди, более желающие избавиться от обличения, нежели исправить обличаемое, – неужели все должны отвергнуть, всякое благолепие и облечься в рубища? – Нет, совопросники, мудрые, еже творите злая, благо же творити не познавшие (Иер.4:22)! Никто сего не требует. Божественный Учитель наш обличает, а потому и нас обязывает обличать, только попечения об одежде и особенно излишние суетные, пристрастные. О одежди что печетеся? Впрочем известно, что и сам Он (без сомнения, дабы не лишить утешения и награды людей, служивших Его телесным потребностям) носил драгоценный не швенный хитон, который пожалели раздрать разделявшие ризы Его. Есть род и степень благолепия, и даже великолепия в одеянии, который назначает не пристрастие, но благоприличие, не суетность, но состояние, не тщеславие, но долг и обязанность. Но попечение без конца, пышность без меры, расточение без цели, ежедневные перемены уборов потому только, что есть люди, которые, имеют низость заниматься изобретениями сего рода, и что слишком много таких, которые имеют рабскую низость подражать сим детским изобретениям – невероятная безрассудность! Безрассудность тем более странная и нелепая, что, без сомнения, многие, виновные в ней признают ее, и однако ж, не престают вновь делаться виновными в ней! И пусть бы оставалась она безрассудностью: бедственно то, что ею порождаются и питаются беззакония. Спросите, например, некоторых пришедших в сие священное место не прежде начала, но уже в продолжение общественных молитв и священнодействия, спросите и сами себя, вы, с которыми сие случилось: как похищено сие время у Бога и у души? – Окажется, что у некоторых оно посвящено было телу, из которого творили тогда кумир. Не видите ли, как явно мнимые малости ваши обращаются в оскорбление Великого Бога? – Или, посмотрите, как иногда на торжище без внимания проходят мимо нищего, просящего мелкой монеты на хлеб насущный, и тысячи отдают за ненужное украшение. Кто дерзнет сказать, что тут не нарушена любовь к ближнему? Кто же не видит из сих не многих примеров, как легко извиняемая миром суетность может сделать человека повинным пред обеими скрижалями Закона Божия?

Христиане! Как наследники и будущие возобновители рая, не обленяйтесь исторгать из сердец ваших и малое былие нечистых страстей, дабы не умножились плевелы, и не возросло терние, и не было подавлено семя Божественное. Лучше лишиться тысячи украшений тела, нежели представить Всевидцу малейшее пятно в душе и совести. Ах! Хотя бы под рубищем, только бы сохранить то царственное облачение, о котором писано: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал.3:27). Аминь.

Слово в день коронования Государя Императора Александра Павловича

О неприкосновенности Помазанных

Не прикасайтеся помазанным Моим (Пс.104:16).

Среди торжества о Помазаннике Божием, при воспоминании помазания Его, ко времени слово о помазанных Божиих.

И какое слово! Пророк, между судьбами Божиими по всей земли, отличая особенную судьбу помазанных, не довольствуется собственным указанием на то очевидное действие сея судьбы, что Бог не оставил человека обидети их (Пс.104:14). Он отверзает небо и дает услышать оттоле Творческое слово, созидающее их безопасность: не прикасайтеся помазанным Моим.

Под именем помазанных в сем изречений первоначально разумеются некоторые начальники избранного Богом племени. Но поелику тоже имя помазанных тем же словом Божиим, усвоено предержащим властям, от Бога поставленным: то мы не погрешим теперь, если, возведя ум свой на небо, представим себе, что Царь царей и Господь господей, с высочайшего Престола Своего, указует на всех помазанных от Него властителей, и заповедует всем подвластным: не прикасайтеся помазанным Моим!

Неудивительно, что громовым гласом нужно было возвещать сию заповедь народам языческим, глухим для кроткого слова Божия. Кто бы подумал, что для христианских народов нужно будет вновь написать ее кровью христианских народов? Но она написана кровью и огнем на жесткой скрижали Европы, и в просвещенном веке есть мудрецы, которые доныне еще не умеют прочитать сих грозных и вместе спасительных письмен!

Благочестивые Россияне, кто, как вы ныне, творит молитвы, моления, прошения, благодарения за Помазанного Царя и за всех, иже во власти суть (1Тим.2:1,2): тот если делает сие искренно и усердно, являет делом, что на сердце его написан закон благоговения и любви к помазанным Божиим. Посему можно быть уверену, что здесь нет никого, для кого бы нужна была заповедь о неприкосновенности помазанных Божиих проповедовать, как новую заповедь. Но как во время заразы желающие предохранить себя, умножают очистительный огнь и курение: так во времена, когда зараженный дух века распространяет мнения тлетворные, не бесполезно и нам размышлением воздувать хранящуюся у нас искру истины, дабы чистыми и неповрежденными сохранить чувствования сердечные.

Если бы слово Божие не провозглашало неприкосновенности помазанных Божиих: тем не менее надлежало бы обществу человеческому законом постановить и освятить неприкосновенность власти государственной. Правительство, не огражденное свято почитаемою от всего народа неприкосновенностью, не может действовать ни всею полнотой силы, ни всею свободою ревности, потребной для устроения и охранения общественного блага и безопасности. Как может оно развить всю свою силу в самом благодетельном ее направлении, когда его сила непрестанно находится в ненадежной борьбе с другими силами, пресекающими ее действие в столь многоразличных направлениях, сколько есть мнений, предубеждений и страстей, более или менее господствующих в обществе? Как может оно предаться всей своей ревности, когда оно по необходимости должно делить свое внимание между попечением о благосостоянии общества и между заботою о собственной своей безопасности? Но если так не твердо правительство, нетвердо также и государство. Такое государство подобно городу, построенному на огнедышащей горе: что значат его твердыни, когда под ними кроется сила, которая может каждую минуту все превратить в развалины? Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующих, надеждою своеволия побуждаются домогаться своеволия; власть, которая не уверена в своей неприкосновенности, заботою о своей безопасности побуждается домогаться преобладания: в таком положении государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения, и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной.

Но не простираясь далее в сих гражданских соображениях, обратим внимание к слову Божию, которому внимать мы призваны, и которое немногими чертами, или звуками, открывает великий свет.

Не прикасайтеся помазанным Моим. Краткая заповедь, но премудро соединяющая в себе с требованием повиновения глубокое изъяснение сего требования и убеждение к послушанию! Не прикасайтеся властям предержащим, глаголет Вседержитель, ибо оне суть Мои; не прикасайтеся, ибо оне суть помазанные от Меня.

Итак, одно из глубоких оснований неприкосновенности предержащих властей есть то, что оне суть Божии. Несть бо власти, как говорит апостол, аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть (Рим.13:1).

При сей мысли, опять удивляюсь и сетую, воспоминая, как некоторые, вопреки столь ясному учению первых, истинных, богодухновенных учителей христианских, что власть от Бога, среди христианства вздумали учить, что власть от народа. Спросил бы я сих людей, которые сами себя провозглашали мудрецами за то, что по обдуманному плану были совершенными невеждами в христианстве, и учили сему невежеству других; – спросил бы я их: где же видели вы народ, который бы сперва не имел над собою власти, и потом сотворил ее для себя? В каких местах? В какие времена? Не думаю, чтобы вы решились указать на скопища беглецов или разбойников как на первоначальный и совершеннейший образец общества человеческого. Можете ли вы, хотя в другом роде вещей, показать нам образ того, как, по вашему понятию, происходит власть в обществе? Если, например, уподобим общество зданию, а власть сравним с основанием, которым все поддерживается, или со сводом, который все покрывает: здание ли полагает свои основания, или возносит над собою свод? Не художник ли устрояет все сие? Или, если представим себе общество в виде членовного тела; и власть, как орудие управления и охранения, как возбудительную силу общественной жизни и деятельности, и назовем главою или сердцем: глава и сердце рукам ли и ногам обязаны своим происхождением и достоинством? Не основательнее ли признать общее и высшее начало образования для всего состава членов? – Но поспешим опять, по совету апостола, уклониться от прекословий лжеименнаго разума (1Тим.6:20) и внимать учению (1Тим.4:16). Изыскателю беспристрастному не трудно уразуметь, каким образом власть, по учению христианскому, происходит от Бога. Откуда сие множество людей, соединенных языком и обычаями, которое называют народом? Очевидно, что сие множество народилось от некоего меньшого племени, а сие произошло от семейства. Итак, в семействе, собственно так называемом, лежат семена всего, что потом раскрылось и возросло в великом семействе, которое называют государством. Следовательно, там должно искать начатков и первого образа власти и подчинения, видимых ныне в обществе. Отец, который естественно имеет власть дать жизнь сыну, и образовать его способности, есть первый властитель: сын, который ни способностей своих образовать, ни самой жизни сохранить не может без повиновения родителям и воспитателям, есть природно подвластный. Но как власть отца не сотворена самим Отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека: то и открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следственно и всякой последующей между человеками власти есть в Боге. Из Него, во-первых, как изъясняется апостол, всяко отечество на небесех и на земли именуется (Еф.3:15); потом, когда сыны сынов разрождаются в народ, и из семейства возрастает государство, необъятное для естественной власти отеческой, Бог дает сей власти новый искусственный образ и новое имя, и таким образом Его премудростью царие царствуют (Притч.8:15); и далее, сколько бы ни продолжались народы, как бы ни изменялись государства, всегда посредством вседействующего Промысла владеет Вышний царством человеческим (Дан.4:22). поелику во времена неведения, как человеки забыли Творца своего, так и общества человеческие не познавали верховного своего Владыки: то Бог, вместе с другими тайнами Своими, и тайну происхождения предержащих властей, даже чувственным образом представил пред очи мира в избранном для сего народе еврейском. В Аврааме чудесно вновь сотворил Он качество отца, и постепенно произвел от него племя, народ и царство. Сам руководствовал патриархов сего племени; Сам воздвигал вождей и судей сему народу; Сам царствовал (1Цар.8:7) над сим царством; Сам воцарил над ним царей, и долго являл над ними чудесные знамения Своей верховной власти.

Если таким образом всякая предержащая власть открыто, или сокровенно, исходит от Бога, и Ему принадлежит: то как дерзнуть прикасаться к ней? Если мы требуем, чтобы наше произведение неприкосновенно было для других, и наша собственность ненарушима: кто может ненаказанно нарушить устроение и собственность Вседержителя?

Другое священное основание неприкосновенности придержащих властей есть то, что они суть помазанные от Бога.

Имя помазанных слово Божие нередко дает царям, по отношению к священному и торжественному помазанию, которое они приемлют, по Божественному установлению при вступлении на царство. Как бы мы ни рассуждали о сем действии, значит ли оно посвящение помазуемого Богу, или его освящение от Бога, созерцаем ли мы в сем действии таинство, приносящее помазуемому Божественный Дух и силу духовную, или только видим действие торжественное, пред очами народа полагающее на царя несокрушимую печать Вышнего избрания – если только имя помазанника Божия не есть слово без значения, то оно представляет лице, запечатленное Богом, священное, превознесенное, достойное благоговения, и потому неприкосновенное.

Но достойно особенного примечания, что слово Божие именует помазанными и таких земных владык, которые никогда не были освящены видимым помазанием. Так Исаия, возвещая волю Божию о царе Персидском, говорит: сице глаголет Господь помазанному Своему Киру (Ис.45:1); тогда как сей царь языческий еще и не родился, и родясь, не познает Бога Израилева, в чем и обличается от Него предварительно: укрепих тя, и не познал ecu Мене (Ис.45:5). Каким же образом сей самый Кир, в тоже время, наречен помазанным Божиим? Сам Бог изъясняет сие, когда предрекает о нем чрез того же пророка: Аз возставих его; сей созиждет град Мой, и пленение людей Моих возвратит (Ис.45:13). Приникни здесь, христианин, в глубокую тайну предержащей власти! Кир есть царь языческий; Кир не знает истинного Бога; однако Кир есть помазанник истинного Бога. Почему? Потому что Бог, сотворивый грядущая (Ис.45:11), назначат его для исполнения судьбы Своей о восстановлении избранного народа израильского; сею Божественною мыслью, так сказать, помазал дух его еще прежде, нежели произвел его на свет: и Кир, хотя не знает, кем и для чего помазан, движимый сокровенным помазанием, в царстве языческом совершает дело Царствия Божия. Как могущественно помазание Божие! Как величествен помазанник Божии! Если только не изглаждает он в себе помазания Божия упорным противлением помазавшему его Богу; то он есть живое орудие Божие; сила Божия исходит чрез него во вселенную, и движет большую или меньшую часть рода человеческого, к великой цели всеобщего совершения. Если таков может быть даже не ведущий Бога: не много ли паче священно величие тех помазанников, которые познали Помазавшего их, и дар помазания не только прияли для других, но и для себя объявили верою и благочестием, как Давид, Иосия, Константин Великий, помазанные для того, чтобы с собою воцарять благочестие, и – не усумнимся присовокупить – как Александр Благословенный, помазанный разрушить мятежное могущество нечестия в сии последние времена?

О таковых сугубо священных помазанниках, если бы грозная заповедь не возвещала, благоговейная любовь сама собою чувствует, что касаяйся их, яко касаяйся в зеницу ока Господня (Зах.2:8).

Храните же внимательно зеницу ока Господня, не прикасайтеся помазанным Его. Заповедь Господня не говорит: не восставайте против предержащих властей. Ибо подвластные и сами могут понимать, что, разрушая власть, разрушают весь состав общества, и следственно разрушают сами себя. Заповедь говорит: не прикасайтеся даже так, как прикасаются к чему-либо без усилия, без намерения, по легкомыслию, по неосторожности: ибо случается нередко, что в сем неприметно погрешают. Когда власть налагает на подвластных некое бремя, хотя и легкое, и необходимое: как легко возбуждается ропот. Когда подвластные видят дело власти, несогласное с их образом понятия: как стремительно исторгаются из уст их слова осуждения! Как часто необученная послушанию мысль подчиненного, нечистым прикосновением, касается самых намерений власти, и полагает на них собственную свою нечистоту! Клеврет мой! Кто дал тебе власть над твоими владыками? Кто поставил тебя судиею твоих судей? Христианская душа! ты призвана повиноватися за совесть (Рим.13:5): елико можно, не прикасайся власти, ниже словом ропота, ниже мыслию осуждения; и веруй, что якоже возвеличися душа помазанных во очию Твоею, тако возвеличишься ты пред Господем, и покрыет тя, и измет тя от всякия печали (1Цар.26:24). Аминь.

Слово в день воскресный и святителя Алексия

О бессмертии души и о воскресении мертвых

Тече ко гробу, и приник виде ризы едины лежащя (Лк.24:12).

Евангелие, повествуя о воскресении Господа Иисуса, излагает между прочим сии обстоятельства, что камень от гроба Его был отвален Ангелом, которого сошествие для сего с неба сопровождаемо было землетрясением; что жены мироносицы нашли сей гроб открытым; что Петр, и после него Иоанн, посмотрев во гроб, увидали лежащие ризы Господа, то есть, плащаницу, которою при погребении обвито было тело Его, сударь, или плат, который был на главе Его, и, вероятно, препоясание, которое было на Нем во время Его распятия. Петр же востав тече ко гробу, и приник виде ризы едины лежащя.

Что значит, что евангельское повествование так занимается ризами Господа, которые уже не нужны Воскресшему? Что значит, что и Воскресший оставил и сохранил ризы Свои во гробе, чтобы их видели? – Сие значит то, что и ризы Господа долженствовали быть в числе свидетелей Его Воскресения. Если скажут иудеи, что тело Господа украдено учениками; если бы самые ученики подумали, как на время думала Магдалина, что тело Господа перенесено кем-то: ризы Его вопиют против клеветников, и вразумляют погрешающих. Время ли похищающему тело развивать с него плащаницу и сударь, и опять свивать их, и укладывать порознь в порядке? Какая нужда переносящему тело погребенное, обнажать оное, когда напротив обнаженное одеть надлежало, как для удобнейшего перенесения, так и сообразно с мнением иудеев о прикосновения к мертвым? Таким образом и безжизненные ризы Господа проповедовали Его воскресение.

И мы, собравшиеся здесь ныне, притекли ко гробу Христова служителя и подражателя. И сей гроб открыт в следствии потрясения, которое трудно вообразить сбывшимся без содействия руки ангельской: ибо деревянный храм, под которым несколько десятилетий скрыт был гроб сей, внезапно пал во время священнослужения, но сим падением никто не поражен, а только подан случай к открытию гроба сего. И что видим мы в открытом гробе сем? – Не погрешим, если скажем, что видим ризы лежащя, не ризы тела, но самое тело видим, как ризы только, как облачение бессмертного духа, которое он оставил здесь, восходя в жизнь небесную; видим ризы лежащие благочинно, не поверженные и не раздранные, то есть, видим тело, не подверженное тлению и разрушению, но невредимо и мирно почивающее.

Что же значит, что подражатель Христу в жизни, подражает Ему и по смерти в том, что и гроб свой открытый, и нетленную ризу плоти своей видимую нам представляет? – Как безмолвные ризы Господа возвещали Его воскресение: так безмолвные нетленные останки сего подражателя Христова, не как неизвестное возвещают, но как в суете настоящей жизни нередко забываемое, приводят нам на память будущее наше воскресение.

О бессмертии души человеческой, и о будущем воскресении самого тела человеческого, если бы надлежало говорить к незнающим: то, для составления понятая о бессмертии, можно было бы обратить внимание на самое существо и естество того, что в человеке живет, и что умирает. То, что видим умирающим, есть видимое, грубое тело: а то, что живет в человеке есть невидимая, тонкая сила, которую обыкновенно называют душой. Тело само изъясняет свою смертность; поелику очевидно на части делится, и разрушается: душа не только не показывает в себе никаких признаков делимости, разрушимости, но являет совершенно противоположное тому свойство в способности рассуждения, которая разделенные понятия о вещах представляет в нераздельном и неслиянном единстве, никак не совместном со свойствами делимого вещества. Тело еще в продолжение жизни умирает, и конечно несколько раз, по частям, ежедневно отделяя от себя часть своего вещества мертвую; между тем душа, во все продолжение жизни, чувствует в себе одно постоянное бытие. Тело участвует в жизни, как бы поневоле будучи приводимо в движение силою души и всегда более или менее тяготя ее своею леностью: душа и в то время, когда деятельность тела воспящается сном или болезнью, продолжает свою, независимую от тела, жизнь и деятельность.

Свидетелями бессмертия души человеческой можно бы поставить лучшую, и наибольшую часть рода человеческого, и целые народы, от наиболее просвещенных, до наименее образованных, так что в сем случае самые заблуждения могут, некоторым образом, свидетельствовать об истине. Сколь ни чувственны понятая о будущей жизни у последователей Магомета; сколь ни грубы сказания об оной у язычников; сколь ни поразительна власть духа тьмы и злобы над некоторыми из сих, у которых почитается за добродетель живому отдать себя на сожжете для умершего; но и в сем превращении скотских и зверских свойств над человеческими, еще, как искра в груди пепла, не совсем угасла истина, – та истина, что после настоящей есть для человека жизнь будущая. Если древние, или новые, саддукеи силятся отвергать сию истину: то потому только, что она препятствует им быть саддукеями, то есть, беспечно наслаждаться чувственными удовольствиями; поелику мысль о бессмертии требует и смертной жизни, сообразной с будущею бессмертною. Можно бы, для удостоверения о будущей жизни человека, заставить говорить даже, бессловесную и безжизненную природу. Ибо в целом мире нельзя найти никакого примера, никакого признака, никакого доказательства уничтожения какой бы то ни было ничтожной вещи; нет прошедшего, которое бы не приготовляло к будущему; нет конца, который бы не вел к началу; всякая особенная жизнь, когда сходит в свойственный ей гроб, оставляет в нем только прежнюю, обветшавшую одежду телесности, а сама восходит в великую, невидимую область жизни, дабы паки явиться в новой, иногда лучшей и совершеннейшей одежде. Солнце заходит, чтобы взойти опять, звезды утром умирают для земного зрителя, а вечером воскресают; времена оканчиваются и начинаются; умирающие звуки воскресают в отголосках; реки погребаются в море, и воскресают в источниках; целый мир земных прозябаний умирает осенью, а весною оживает; умирает в земле семя, воскресает трава или дерево; умирает пресмыкающийся червь, воскресает крылатая бабочка; жизнь птицы погребается в бездушном яйце, и опять из него воскресает… Если твари низших степеней разрушаются для воссоздания, умирают для новой жизни: человек ли, венец земли, и зеркало неба, падет во гроб для того только, чтобы рассыпаться в прах, безнадежнее червя, хуже зерна горчицы?

Можно бы еще от внешних вещей обратить человека во глубину сердца его, и там дать услышать ему предвестие о жизни по смерти. Все живущее на земли, кроме человека, по внушению природы, печется только о настоящей жизни; кроме того случая, когда действует предчувствие жизни будущей как например, в черве, который устрояет себе шелковый и паутинный гроб, в надежде воскреснуть бабочкою: от чего происходит, что человек, даже тогда, как забывает о собственной будущей жизни, многое делает для, так называемого, бессмертия в потомстве? Сие стремление человеческого сердца не есть ли отрасль от корня бессмертия – отрасль неправильная, но обнаруживающая силу корня? – Также, всякое сердце человеческое признает, а чем оно благороднее, тем сильнее любит добро и правду, несмотря на то, что, в настоящей жизни, добро и правда очень часто страждут от зла и неправды, откуда же происходит сие глубокое в естестве человеческом признание достоинства добра и правды, или совесть, если не от глубочайшего сокровенного ощущения царства добра и правды, которое граничит с настоящею жизнью посредством гроба?

Но, может быть, погрешаю я и в том, что мимоходом говорю сию пред христианами, для которых будущее воскресение не требует никаких исследований и удостоверений, как дело верного, засвидетельствованного и признанного опыта. Аще бо веруем, говорит апостол Павел, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершия во Иисусе приведет с Ним (1Фес.4:14), Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть (1Кор.15:20). Если кто, имея сей опыт воскресения, вздумает сам себя затруднять сомнением, как может оно совершиться, когда образ разрушения многих умерших тел, по-видимому, не оставляет места для мысли о их возобновлении тот же апостол уполномочивает, меня не только разрешить сие затруднение рассуждением, основанным на естестве известных вещей, но при том изъявить негодование за сомнение, которое и веру оскорбляет, и разуму, его изобретшему, чести не приносит. Безумне, ты еже сееши, не оживет, аще не умрет: и еже сееши, не тело будущее сееши, но голо зерно, аще случится, пшеницы, или иного от прочих: Бог же дает ему тело, якоже восхощет и коемуждо семени свое тело (1Кор.15:36–39).

Думаю, что не изъяснять, или доказывать нужно нам бессмертие, воскресение и жизнь будущего века; но напоминать о сих важных предметах, которые, как можно примечать, многих, в продолжении многого времени, меньше занимают, нежели самые мелочи.

Апостолы называют себя свидетелями воскресения (Деян.2:32) Христова, хотя должность их была свидетельствовать не о воскресении только, но и о всем учении Его. Так важною почитают они истину воскресения. И подлинно, как скоро утверждена сия истина, то сим самым утверждена истина всего, что творил и чему поучал Господь наш. Но как важна истина воскресения Христова для веры: так истина воскресения нашего важна для жизни. Как скоро утверждена сия истина: то сим самым непоколебимо утверждены все правила жизни святой и Богоугодной.

Да ямы и пием, утре бо умрем (1Кор.15:32). – Сие правило, которое апостол, от лица, не знающих, или не хотящих знать воскресения мертвых произнес в поругание, им, которое очень годилось бы для нравственной философии бессловесных, если бы они имели преимущество философствовать, в самом деле составило бы и у людей всю мудрость, всю нравственность, все законы, если бы удалить от них мысль о будущей жизни. Тогда, не прогневайся, ближний и брат, если и ты сделаешься пищей людей, которые любят ясти и пити; ибо если не стоит труда благоучреждать собственную жизнь, потому что утре умрем, то также не стоит труда щадить и жизнь другого, которую завтра без остатка поглотит могила. Так забвение о будущей жизни ведет к забвению всех добродетелей и обязанностей, и превращает человека в скота или зверя.

О человек, непременно бессмертный, хотя бы о том не думал, хотя бы и не хотел того! Берегись забывать твое бессмертие, чтобы забвение о бессмертии не сделалось смертоносною отравою и для смертной жизни твоей, и чтоб забываемое тобою бессмертие не убило тебя на веки, если оно тебе, не ожидающему его, и не готовому, внезапно явится.

Не говори отчаянно: утре умрем, чтобы тем необузданнее устремляться за наслаждениями смертной жизни: говори с надеждою и страхом: утре умрем на земли, и родимся или на небесах, или во аде; и так надобно поспешать, чтобы положить, надобно подвизаться, чтобы питать и укреплять в себе начало к небесному, а не к адскому, рождению.

Что есть начало к небесному рождению? Слово, и Дух, и сила воскресшего Христа, Который есть и наше воскресение и жизнь. Принимай сие Божественное семя вечной жизни верою; полагай оное в сердце любовью; углубляй смирением; согревай молитвою и богомыслием; питай или напаяй слезами умиления; укрепляй подвигами добродетели.

Чтоб истребить в себе плевельные семена жизни адской, и жить наконец чистою и полною жизнью Воскресшего: умирай всему, кроме Его жизни, то есть, не действуй ни в каком качестве, Ему противном; не живи миру и плоти, страстям и похотям; не прилагай сердца к богатству; не возносись гордостью житейскою. С Павлом вменяй вся уметы быти, да Христа приобрящешь, то есть, яже верою Иисус Христовою, сущую от Бога правду, или праведность, в веру еже разумети Его и силу воскресения Его, и сообщение страстей Его, сообразуяся смерти Его, дабы достигнуть в воскресение мертвых (Флп.3:8–11). Если так поживешь и умрешь, оставив во гробе обветшавшие ризы земные, получишь на небесах, новые, убеленные в крови Агнца, и в день брака Его облечешься в виссон чист и светел: виссон бо оправдания святых есть (Откр.19:8). Аминь.

Беседа на сырной неделе против невоздержания

Внемлите же себя, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк.21:34).

Приближающееся время поста призывает нас к воздержанию: и Святая Церковь сии приготовительные к оному дни расположила как степени, дабы по малу отъемля тучность пищи, и увеличивая труд молитвенный, возвести нас к совершенству поста и к протяженным подвигам покаяния и молитвы. Но в сие преддверие Святого поста, которое мы проходим, безрассудный обычай как много вносит противного воздержанию и трезвости телесной и духовной! Мне кажется, сие должно возбуждать в нас жалость и ревность, подобную ревности Дома Божия, по которой Господь наш бичом из вервий изгнал из преддверия храма продающих и покупающих, превращающих его в дом купли и в вертеп разбойников. О, если бы Он помог и нам малым бичом, сплетенным из словес истины и целомудрия, если не совсем изгнать, то хотя нисколько укротить невоздержание, особенно неистовствующее при входе во святилище поста, и кроме сего нередко угнетающее тела, опустошающее души, истощающее стяжения, расхищающее добродетели, поглощающее способности!

Внемлите себе, глаголет Господь, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством. Не излишним ли теперь покажется некоторым сие предостережение, и не обидным ли предлагаемое оным подозрение в таких грубых пороках? – Не желаем никого подозревать, ни обижать, но напоминаем вам, люди, по собственному мнению, довольно умеренные и трезвые, что сказанное предостережение первоначально дал Господь избранным ученикам Своим. Наставление, которое Петру, Иакову, Иоанну, Андрею, не обидно было слышать, не может быть для кого-нибудь из нас ни оскорбительным, ни излишним.

То ли одно есть объедение, когда тело не вмещает пищи? То ли одно пьянство, когда ум потоплен в вине, и отягченной головы не может носить тело? Если, в чем не трудно удостовериться, настоящее назначение пищи и пития есть поддержание и возобновление телесного состава, который неприметным образом непрестанно снедает тление; а вкус пище и приятность питию даны, как средства для сей цели: то каждый кусок пищи, сверх утоления глада, снедаемый для вкуса, есть доля объедения; каждый глоток пития, после угашения жажды и после ободрения сил, употребляемый для приятности, принадлежит к чаше пьянства.

Что же суть наши столы, на которых трудно перечесть различные роды пищи, трудно угадать их состав, трудно упомнить названия различных родов пития? Не хитросплетенные ли сети, которые мы расставляем друг другу, чтобы уловить в объедение, хотя иногда тонкое, и в пьянство, хотя, по-видимому, трезвое? И не приметишь, как перейдешь от ядения к объедению, как простое употребление пития превратится в пьянство. Надобно прилежно смотреть за собою. Внемлите себе.

Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек для того, чтобы наполнить малое и несмысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрево, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад?

Восклонись, несчастный поклонник чрева, и, если ты не можешь вдруг выше себя вознести твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на самом тебе закон против раболепства чреву? Не видишь ли, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь; что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающей истину, разум мыслящий о вероятностях, что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево, не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницания, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, в порабощении, в презрении? Если, напротив, ты стараешься более и более угождать чреву в том, чего оно слепо требует, для него желаешь, для него вымышляешь: то берегись, чтобы оно не сделалось у тебя сильнее и выше головы, и своею безобразною тяжестью не стало стеснять и подавлять благороднейших действий ума и сердца. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством.

Под именем сердца Господь разумеет вообще внутренность человека, что можно видеть из Его собственного другого изречения, в котором Он сии слова соединяет, изъясняя одно другим: извнутрь бо, глаголет, от сердца человека помышления злая исходят. Итак, под именем сердца, как внутренности вообще, в изречении Господнем разуметь должно духовные силы человека с их действиями и совершенствами, в особенности разум, силу хотеть и способность познавать. Смотрите, на что наконец может обрушиться подавляющая тяжесть пресыщенного чрева. Внемлите себе, да не когда отягчают сердце ваша.

Мы не примечаем, – скажут, может быть, – чтобы люди менее других воздержные в пище и питии, менее потому пользовались способностью разума и силою воли. Не спорю, что некоторые из них даже лучше других пользуются способностью разума, чтобы понимать и изобретать тонкости удовольствий для чувств и воображения, и сильнее других влекутся к оным желаниям. Дух таких людей носится как пар над теплыми яствами, или немного выше. Но когда надобно вознести мысль и сердце горе, выше сих видимых небес, которые хотя и тонки, но суть телесны и потому еще ниже области свойственной духу чистому; когда надобно устремить желание к Богу; тогда оказывается, что пресыщением отягченное чрево, как гиря висит под крылами духа, и тянет его к земле, так что при всех усилиях, он более бьется о землю, нежели возлетает к небу. Животные многопищные и тучные не могут бегать так скоро, как малопищный елень: подобно сему чревоугодник не может быть так деятелен и благопоспешен в подвигах, как воздержный.

Вы знаете, что человек пал: но как? Не отягченное ли запрещенным плодом чрево низринуло его из блаженного рая на несчастную землю? Отягчай оное более, и оно низвлечет тебя с земли в глубину ада. Подлинно, что ниспровергнуло Содому столь ужасным образом? – Гордость, ответствует Пророк, в сытости хлеба, и в изобилии вина; и сластолюбствоваша та, и дщери ея: сие бяше ей и дщерем ея (Иез.16:49).

Подобным, но еще более ужасным, бедствием угрожает Господь чревоугодникам. Найдет говорит, на вы внезапу день той. Какой день? – День, которого только малый образ, только предвещание показано было в грозный день Содома, – день, который угрожает не одному, или нескольким роскошным и сладострастным городам, но целой вселенной, который заставит издыхать человеков от страха и чаяния грядущих на вселенную, в который приидет Господь во тьмах святых Ангел Своих, сотворити суд о всех делах нечестия их, имиже нечествоваша (Иуд.14:15). Господь неоднократно внушает нам, что сей страшный день особенно нечаянно постигнет тех, которые преданы невоздержанию, роскоши, попечениям о выгодностях и приятностях жизни. Якоже бо, говорит, беху во дни прежде потопа, ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, до негоже дне вниде Ное в ковчег; и не уведеша, дóндеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына человеческаго (Мф.24:38,39). И еще говорит: якоже бысть во дни Лотовы: ядяху, пияху, куповаху, продаяху, саждаху, здаху; в оньже день изыде Лот от Содомлян, одожди камык горящь и огнь с небесе, и погуди вся: по томуже дудет и в день, в оньже Сын человеческий явится (Лк.17:28,30).

Поистине, людям, которых гортань отверзается не для того, чтобы воспевать славу Божию, или изрекать пред Богом желания сердца, но для того, чтобы подобно гробу, поглощать и обращать в тление все, что лучшего живет и растет на земле; которые проводят половину жизни в труде обременять свое чрево, а другую в труде влачить сие бремя, у которых вино волнует кровь и отуманивает голову: где им помышлять о делах небесных, прозирать в сокровенные судьбы Божии, вникать в словеса Пророческие, примечать знамения времен, стоять на страже в ожидании грядущего Царствия Божия, которое совсем не по них, поелику оно не есть брашно и питие?

Но вот что еще особенно страшно: сия преобладающая роскошь, сие не помнящее Бога и себя невоздержание, не только могут быть внезапно постигнуты судом и поражены правосудием Божиим, но и составляют, по словам Господним, одно из предваряющих обстоятельств, и как бы преддверие его страшного суда. Отягчат сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапу день. Что же должны мы подумать, когда видим, что и богатый и бедный, дома, в корчемнице, рано и поздно, наперерыв работают чреву, что чрево поглощает обширные стяжания и наследия; что люди, которые с трудом приобретают насущный хлеб, необильные плоды своего труда и пота истощают на излишества и невоздержание, грубое или утонченное, на прихоти не требуемые и не знаемые природою; что провозглашение праздника, даже предварение о посте, сии, по намерению Церкви, орудия к возвышению благоговения, превращаются в орудия к усилению роскоши, подобно священным сосудам, употребленным для украшения Вавилонского пиршества? – О как опасно, да не найдет на ны внезапу день той!

Попечемся, братие, как бы нам ясти и пити во славу Божию, а не во вред себе и в оскорбление Подателю Благ Богу. Уступите гладу и жажде, но не вооружайтесь против воздержания и поста. Пусть хлеб насущный укрепляет сердце человека; пусть вино в меру возвеселит сердце печального, или ободрит немощного; ядите, – скажем, если угодно, и сие с Неемиею и Ездрою, – ядите тучная и пейте сладкая, но в знамение того, яко свят есть день Господеви нашему (Неем.8:10), а не безвременно и без меры, по образу тех, ихже бог – чрево. Во всякое же время внемлите слову Господню и внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапу день суда, но да будут сердца наши светильниками мудрых дев, полными елея благодати, горящими любовью, светлыми верою, да будут готовы сретить Судию, яко жениха, и праздновать с Ним в небесном чертоге Его во веки? Аминь.

Из слова о молитве за усопших

Есть в христианстве люди, которые сами себя лишают утешения молиться за усопших. Какие это люди? – Без сомнения те, которые, приметным или неприметным для себя образом, больше любят умствовать, нежели веровать. Почему не приемлют они молитв за усопших? – Не видно другой тому причины, кроме той, что не понятно, как действие молитвы простираться может так далеко, – даже из одного мира в другой, из видимого в невидимый.

Человека, рассуждающего таким образом спросил бы я: понятно ли обыкновенному разуму действие молитвы человека живущего, – за другого живущего, – особенно если молитва приносится за отсутствующего, или же и за присутствующего, но приносится для испрошения чего-либо нравственного и духовного, как-то: прощения грехов, исправления от пороков, укрощения страстей, просвещения, утверждения в добродетелях? Две души, каждая со своим собственным умом, волею, склонностями, свободою, не суть ли одна для другой два отдельные мира, – отдельные тем более, что преграждены телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую?

Если возьмутся изъяснить, как отдельность существа и свободы не мешает действовать молитве за живых: сим самым изъяснится, как та же отдельность не мешает молитве за усопших. Если скажут, что действие молитвы за живых возможно, хотя неизъяснимо разумом; то я скажу: не отвергайте же и действия молитвы за усопших потому только, что оно неизъяснимо, или таковым кажется.

А по моему мнению, в предметах веры безопаснее меньше умствовать, а более верить, и утверждаться не на мудровании собственном, а на Слове Божием. Слово же Божие говорит: о чесом помолимся, яко-же подобает, не вемы (Рим.8:26). Следственно по разуму, без благодати, не знаем, можно ли молиться за кого-нибудь. Но сам Дух, – продолжает апостольское слово, – ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными, в молитве каждого, по его состоянию особенной; и тот же Дух, для общего руководства в молитвах, наипаче общественных, явственно изрекает, о чесом подобает молиться. Например: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки (1Тим.2:1). Еще, аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти: Есть грех к смерти; не о том, глаголю, да молится. (1Ин.5:16). И еще: молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Много бо может молитва праведнаго поспешествуема (Иак.5:16). Послушаем еще, как святой апостол Павел и молится за других, и требует молитвы других. Молимся всегда о вас, пишет он к Солунянам, да вы сподобит званию Бог наш и исполнит всяко благоволение благости, и дело веры в силе, яко да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас и вы в Нем, по благодати Бога нашего и Господа Иисуса Христа (2Фес.1:11,12). А далее в том же послании: прочее, молитеся о нас, да слово Господне течет и славится, якоже и в вас (2Фес.3:1). И в другом послании: всякою молитвою и молением молящеся во всяко время Духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих, с дерзновением сказати тайну благовествования, о немже посольствую во узах (Еф.6:18,19).

Не собирая более свидетельств Священного Писания о молитве вообще, как о деле известном, приложим к особенному предмету настоящего размышления те свидетельства, которые доселе приведены.

Если мы не знаем, о чем молиться, а для вразумления нашего незнания дано нам Священное Писание, могущее умудрити во спасение, даже до того, что совершен будет Божий человек на всякое дело благое, уготован (2Тим.3:15,17): то от премудрости благости Духа Божия, изглаголавшего сие Писание, надлежит ожидать, что оно не только удовлетворительно наставит нас о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы не угодна Богу. Чаяние сие оправдывается самим делом. Теперь же видели мы, как Священное Писание, заповедуя и молитву за вся человеки, от молитвы, Богу неугодной и человекам не полезной, предохраняет верующего запрещением: есть грех к смерти·, не о том, глаголю, да молится. Из сего следует, что если о молении за усопших и нет в Священном Писании особенной, определительной заповеди, а выводится оное только из понятий и заповедей о молитве, более общих; но если притом нет против сего моления в Священном Писании никакого запрещения, как и действительно нет: то самое сие незапрещение, самое молчание Священного Писания есть уже доказательство того, что моление за усопших Богу не противно, и человекам небесполезно.

Охотник до сомнений спросит: не излишне ли молиться о тех, которые умерли с верою и упованием? Ответствую: не излишне ли, по-видимому, молиться о святых? Однако святой Павел велит молиться о всех святых. Не излишне ли молиться об апостолах, которые суть распространители благодати на всех прочих, и первые из святых в Церкви: положи Бог в Церкви первее апостолов (1Кор.12:28)? Однако апостол Павел требует, чтобы молились о нем и не апостолы, и притом тогда, как он уже приближался к венцу за подвиги апостольства. Есть молитва в пользу самого Евангелия: да слово Господне течет и славится, хотя Евангелие само есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим.1:16): – можно ли бояться излишества в молитве за верующих?

Или, спросят, – не тщетна ли молитва за умерших во грехе? Ответствую: тщетна – за умерших во грехе смертном, смертью духовною, и в сем состоянии постигнутых смертью телесною, – за тех, которые внутренне отпали от духовного тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностью решительным и конечным противлением благодати Божией. Где просвещенному и беспристрастному оку явны признаки сей горькой смерти; там нет места утешению молитвы: есть грех к смерти; не о том, глаголю, да молится. – Но что может сделать молитва о брате, согрешающем грех не к смерти? Может дать ему живот. Неужели и умершему телесно? – Святой Иоанн, которого словами теперь мы руководствуемся, не говорит: да; но не говорит и – нет. Он не запрещает молиться об умершем, тогда как запрещает молиться о грешнике отчаянном и безнадежном.

Всепроницательная Премудрость Божия, в Божественном Писании, не провозглашает довольно громко заповеди молиться за усопших, может быть для того, чтобы в надежде на сие пособие, не обленились живущие, ранее телесной смерти со страхом свое спасение соделовать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв: не то ли сие значит, что еще позволяет бросать, хотя не всегда решительно надежную, но иногда, и может быть часто, благопомощную вервь, отторгшимся от брега жизни временной, но не достигшим вечного пристанища душам, которые между смертью телесною и последним всемирным судом Христовым, зыблются над бездною, то возвышаясь благодатью, то низводясь останками поврежденной природы, то восторгаясь Божественным желанием, то запутываясь в грубой, еще не совсем совлеченной, одежде земных помышлений?

И вот, может быть, почему моление за усопших издревле существовало и существует в Церкви, не как торжественно возвещенный, существенный член веры и строгая заповедь; но как благочестивое предание и обычай, всегда поддерживаемый свободным послушанием веры, и частными духовными опытами. Приведем на сие некоторые свидетельства.

Благодать даяния, пишет сын Сирахов, пред всяким живым да будет, и над мертвецем не возбрани благодати. Что значит здесь благодать даяния? Если это дар алтарю, то слова: над мертвецем не возбрани благодати, очевидно значит: принеси жертву по усопшем, или, что тоже, молись за усопшего. Если же кто хочет признать более вероятным, что благодать даяния значит благотворение бедному; то слова: над мертвецем не возбрани благодати, будут значить: подай милостыню в память усопшего. Ту ли, другую ли мысль имел сын Сирахов: они обе предполагают одно, им общее основание, – то, что живущий может и должен делать добрые и душеполезные дела ради усопшего.

В истории Маккавеев находим именно жертву и молитву за усопших. Иуда принес оную за воинов, умерших во грехе взятия военной добычи от даров идольских, которыми благочестивый не должен был осквернять рук своих (2Мак.12:39–46).

С тех пор, как образовалось общественное богослужение христианское, моление за усопших вошло в оное, как часть, постоянно к составу оного принадлежащая. Свидетельствуют о сем все древние чиноположения Божественной литургии, начиная от литургии Святого Иакова, брата Господня.

Посему нет никакого сомнения, что моление за усопших есть предание апостольское.

Аще и грешен отъиде – говорит святой Златоуст, – елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но да отсюду будет им некая утеха (на 1 посл. к Кор. бесед. 41). И далее говорит: не ленимся убо отшедшим помогающе, и приносяще о них молитвы. Ибо общее лежит вселенныя очищение. И возможно есть отвсюду прощение им собрати яко то от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых.

«Не должно отрицать, – говорит блаженный Августин, – что души усопших от благочестия ближних живущих получают отраду, когда за оных приносится жертва Ходатая, или творима бывает милостыня в церкви; но сие полезно только тем, которые в жизни заслужили то, чтобы им сие после было полезно (О вер. над. и люб. гл. 110).

Святой Григорий Двоеслов представляет примечательный опыт действия молитвы и жертвоприношений за усопшего, обета нестяжания, случившийся в его монастыре. Один брат за нарушение обета нестяжания, в страх другим, лишен был по смерти церковного погребения и молитвы в продолжение тридцати дней, а потом из сострадания к его душе тридцать дней приносима была бескровная жертва с молитвою за него. В последний из сих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему и сказал: доселе, худо было мне, а теперь уже я благополучен; ибо сегодня получил приобщение (Бесед. кн. 4, гл. 55).

Но остережемся, чтоб после некраткого священнослужения, не продлить слова до утомления. Для внимательных довольно сказанного, чтобы каждый подтвердил себе следующие, не незнакомые, но нередко забываемые правила.

Первое: молись за усопших с верою и надеждою милосердия Божия.

Второе: не живи сам небрежно, а старайся чистою верою и неотлагательным исправлением от грехов упрочить себе надежду, что и за себя по твоей кончине молитвы принесут душе твоей отраду и помогут ей в достижении вечного покоя и блаженства в Боге, присно блаженном и препрославленном во веки. Аминь.

Слово в день Пасхи 1845 года

Христос воскресе!

Уже провели мы нисколько торжественных я знаменательных часов величайшего из праздников. Приходит на мысль спросить: довольно ли поняты нами самые первые минуты сего торжества? – Возвратимся от сего светлого дня к прошедшей, сперва темной, а потом не менее дня светлой ночи, и размыслим о том, что происходило.

В полночь поспешила собрать нас Церковь для начатия торжества. Почему так? – Потому, что желательно было, сколько можно, сблизить начинательное время празднования с временем празднуемого, то есть воскресения Христова. Время сие не совершенно нам открыто. Когда мироносицы, при восхождении солнца, пришли ко гробу Господню, он уже был открыт и Ангелы возвещали воскресение Христово, уже совершившееся. Гораздо ранее потряслась около гроба Господня земля, Ангел отвалил от гроба камень и светом своего явления привел в ужас и тем удалил стражей, чтобы открыть мироносицам и апостолам свободный доступ ко гробу. Еще ранее совершилось воскресение, поелику оно совершилось еще при запечатанном гробе, как свидетельствует хранительница Христовых Таин Святая Церковь; но только не прежде полуночи, поелику оно, по предречению Господню, долженствовало быть тридневное и потому войти хотя в первые после полуночные часы дня после субботнего. В сих-то часах сокрытую, беспримерно высокую и чудесную минуту воскресения желали мы уловить началом нашего торжества, чтобы праздник, по возможности, составлял едино с празднуемым событием, так как и празднующие призываются быть едино с Творцом праздника.

Непосредственно пред вступлением в торжество Христова воскресения мы воспели песнь тридневного погребения Христова. Для чего сие? – Во-первых, и здесь порядок воспоминаний следовал порядку воспоминаемых событий, поелику воскресение Христово явилось из состояния тридневного погребения Христова. Во-вторых, пред самою радостью возбужденная благочестивая печаль должна была приготовить к более правильному и ясному сознанию и живому ощущению следующей за нею Божественной радости.

К торжеству приступили мы песнью, в которой исповедали, что воскресение Христово Ангелы поют на небесах, потом и себе просили благодати славить оное чистым сердцем; и сия песнь вначале возглашена в затворенном алтаре, когда церковь еще молчала. Что значить сей чин? – И здесь видно последование событию. Ангелы узнали и прославили воскресение Христово прежде человеков, ибо человеки узнали оное вначале от Ангелов. Небо не отверзлось видимо для земли, когда Христос отверз оное невидимо силою Креста Своего и вместе с воскресением Своим ввел в оное патриархов, пророков и святых ветхозаветных при славословии Ангелов. Верою, а не видением знаем мы сей торжественный крестный ход Церкви Небесной: и чтобы наше знание о нем было не слишком темно и образовательное подражание оному в церкви земной не слишком мертво, для сего имеем нужду просить от Христа Бога благодати и чистого сердца, потому что чистые сердцем Бога узрят (Мф.5:8).

Испросив от самого воскресшего Христа помощь, чтобы достойно славить Его, мы начали славить Его весьма необыкновенным чином. Оставив алтарь и храм, мы остановились в ночи на западе пред затворенными вратами храма и там возгласили первое славословие Пресвятой Троице и Христу воскресшему. Кадило и крест отверзли нам врата храма, и тогда из тьмы внешней вошли мы в его внутренний свет и неудержимо предались восторгам праздника. Здесь видны такие необычайности, что их надлежало бы признать несообразностями, если бы не предположить в них сокровенного и глубокого знаменования. Какое же это знаменование? То самое, которое мы отчасти уже указали. В видимых действиях церкви земной по возможности начертан образ невидимого торжества Церкви Небесной.

Это есть древний и высокий закон церковного богослужения, чтобы в нем представлялись образы небесного. Так, святой апостол Павел о ветхозаветных священниках пишет, что они образу и стени служат небесных (Евр.8:5). Христианская Церковь ближе к небесному, нежели ветхозаветная. Ветхозаветная представляла большею частно образы нисхождения небесного на землю, – воплощения Сына Божия; христианская, после сошествия Его на землю, наипаче должна представлять то, как он, по выражению пророка, восшел на высоту, пленил плен (Пс.67:19), или, яснее сказать, пленников и рабов ада уловил и извел в свободу и блаженство, приял даяния в человецех, то есть благодатные дары Духа Святого.

Воскресение и восхождение Христово началось не от гроба только, но и от ада, ибо по крестной смерти Своей Он был, как исповедует Церковь, во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог. Даже до ада нисшел Он и тамо сущую тму разрушил. До сего хотя патриархи, пророки и праведники Ветхого Завета не были погружены в глубокой тьме, в которой погрязают неверующие и нечестивые; однако и не выходили из сени смертной и не наслаждались полным светом. Они имели семя света, то есть веру во Христа грядущего; но только Его действительное к ним пришествие и прикосновение Божественного света Его могло засветить их светильники светом истинной небесной жизни. Их души, как мудрые девы, были близ дверей небесного чертога; но только ключ Давидов мог отпереть сии двери; только Жених Небесный, Который из сих дверей вышел, мог войти в них обратно и ввести за Собою сынов брачных. Итак, Спаситель мира, после того, как в видимом мире распялся и умер, в мире невидимом даже до ада нисшел, и души верных озарил, и от сени смертной извел их, и двери рая и неба им отверз, и паки в видимом мире свет воскресения показал.

Не примечаете ли теперь, каким образом сие невидимое Церковь соединила с сим видимым и одно в другом изобразила? Как бы вместе с обитателями невидимого мира на западе, во мраке ночи, как бы в сени смертной, стояли мы пред затворенными вратами храма, как бы пред затворенными вратами рая. Через сие Церковь хотела сказать нам: так было до воскресения Христова и так было бы вечно без воскресения Христова. Потом славословие Пресвятой Троицы и Христа воскресшего, крест и кадило нам отворили врата храма, как бы врата рая и неба. Чрез сии знамения Церковь сказала нам: так благодать Пресвятой Троицы и имя, и сила Христа воскресшего, вера и молитва отверзают врата рая и неба. Горящие свечи в руках наших не только знаменовали свет воскресения, но в тоже время напоминали нам о мудрых девах и возбуждали к готовности, со светом веры, с елеем мира любви и милосердия, сретить второе славное пришествие Небесного Жениха в полуночи времен и найти для себя отверстыми Его царские двери.

Вот некоторый черты нынешнего церковного тайноводства! Будем внимательны, братие, да будем и верны таинственному руководству Матери-Церкви.

Торжествуя Христу, для нас воскресшему, да взираем в то же время умиленным сердцем на Христа, за нас распятого, страдавшего, умершего и погребенного, чтобы радость не забылась и не сделалась несмысленною. Только тот имеет полную и неотъемлемую радость воскресения Христова, кто со Христом и сам воскрес внутренне и имеет надежду воскреснуть торжественно; а сию надежду имеет только тот, кто приемлет участье в кресте, страданиях и смерти Христовой, как учит апостол: аще сообразни быхом подобию смерти Его, то и воскресения будем (Рим.6:5). С Ним страждем, да и с Ним прославимся (Рим.8:17). Праздничная радость, которая забывает Крест и смерть Христову, призывающие нас к распинанию плоти со страстями и похотями, находится в опасности – начатое духом скончать плотью и празднующих воскресение Христа превратить в распинающих Его вторично.

Вслед за Ангелами вступили мы в торжество Христова воскресения; с патриархами, пророками и праведниками образно в нем соединились; как в рай и в небо, введены в церковь для празднования. Подумайте же, каково посему должно быть празднование наше. Оно должно быть близко к ангельскому; должно быть достойно общения с небесною Церковью патриархов, пророков и прочих святых; должно быть достойно рая и неба. Не думайте, что сие требование слишком велико и неисполнимо для нашей немощи. Кто празднует чистым сердцем, тот празднует с Ангелами. Кто празднует с любовью к Богу и воскресшему Христу и в дух братолюбия к ближним, тот празднует в общении с небесною Церковью; поелику небо есть не иное что, как царство любви Божественной; и если, как уверяет тайновидец, пребываяй в любви в Бозе пребывает (1Ин.4:16), то пребывает он, конечно, не ниже рая и неба. Но если не очень трудно возвыситься, чтобы праздновать в общении с Ангелами и Церковью небесною; то, к прискорбью, очень нетрудно и отпасть, и удалиться от их общения. Кто радость духовную погружает и погребает в веселии плотском, тот уже не с бесплотными Ангелами празднует. Кто занимается земным так, что забывает небесное, тот не близок уже к Церкви небесной. Кто не старается охранить свое празднование от дел греховных, тот не в общении со святыми празднует. Кто не хранит и не питает своего внутреннего света и небрежением попускает ему гаснуть, тому немного надежды увидать отверстые царские двери небесного чертога, хотя и видишь на земле отверстые царские двери святилища.

Христе Спасе, славимый на небеси Ангелами и блаженными духами святых человеков! И нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити! Аминь.

Слово в Великий пяток

Чего теперь ожидаете вы, слушатели, от служителей слова? Нет более слова.

Слово, собезначальное Отцу и Духу, рожденное для нашего спасения, начало всякого слова живаго и действеннаго, умолкло, скончалось погребено и запечатано. Дабы вразумительнее и убедительнее сказать человекам пути живота (Пс.15:11), Слово сие преклонило небеса, и облеклось плотию; но человеки не восхотели внимать Слову, растерзали плоть Его; и се взят от земли живот Его (Ис.53:8). Кто же теперь даст нам Слово жизни и спасения?

Поспешим исповедать тайну Слова, которая долженствует обезоружить гонителей Его, и которая возвращает Его душам, готовым принять оное. Слово Божие не связуется смертью. Как устное слово человеческое не совсем умирает в ту минуту, когда престает звук его, но паче восприемлет тогда новую силу и, прошед чрез чувство, вселяется в умах и сердцах слышавших, так Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотию, в то же время исполняет всяческая (Еф.4:10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой и умершие проповедуют воскресение Распятого и самое камение вопиет о Нем. И померче солнце, и завеса церковная раздрася, и земля потрясеся, и камение распадеся, и многа телеса усопших святых восташа (Лк.23:45; Мф.27:51,52).

Христиане! Воплощенное Слово умолкает токмо для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам; скрывается для того, чтобы внутреннее вселиться в нас (Ин.1:14); умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны церковью беседовать с умершим Иисусом, слышите живое слово (Евр.4:12) умершего; слышите данное от Него вам завещание! Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой царство (Лк.22:29).

Но дабы неблаговременные мечтания о величии сего наследия не уклонили взоров наших от преднаписанного пред нами в сии великие дни распятого Иисуса, приметим тщательнее, христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме Древа Креста, на котором Он пострадал и умер, и сей токмо крест, в подражательных образах, преподали всем желающим участвовать в наследии царствия. Что сие значит? – То, что как Христу подобаше пострадати, дабы потом внити в славу (Лк.24:26), которую имел Он у Отца, так христианину многими скорбьми подобает внити в царствие (Деян.14:22), которое завещал ему Христос; что как Крест Христов есть дверь царствия для всех, так крест христиан есть ключ царствия для каждого сына царствия. Вот сокращение великого слова крестнаго (1Кор.1:18), толь необъятного уму, толь удобоприятного вере, толь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко гробу Слова Животворящего.

Прежде нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес Крест Свой, сей крест принадлежал человекам. В начале своем он был соделан из древа познания добра и зла. Первый человек думал испытать только плод его; но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа, со всеми ветвями его и отраслями, обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы, словом все разрушительные силы, как бы исторгшись из рокового древа ополчились на него, и низринулся бы сын гнева на веки во ад, если бы милосердие, по предвечному совету, не простерло к нему руки Своей и не удержало его в падении. Сын Божий принес на Себе бремя, подавляющее человека; усвоил Себе крест его и представил ему токмо придержаться сего креста, без сомнения, не для того, чтобы он вспомоществовал Всемогущему в ношении бремени, но дабы сам и с малым оставшимся ему крестом собственным носим был силою креста великого, подобно как ладья влечется движением корабля. Тако крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лествицею к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, чрез орошение Божественною кровью, перерождается в древо жизни. Сын Божий приемлет естество наше и страдальными совершает в Себе начальника спасения нашего: искушается по всяческим и вспомоществует искушаемым; шествует со крестом и ведет в славу Своих последователей (Евр.2:10,18; 4:15).

Кто измерит всемирный сей крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто взвесит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из каплей море, составляется? – Не от Иерусалима, токмо до Голгофы несен крест сей с помощью Симона Киринейского. Несен он и от Гефсимании до Иерусалима и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса была единый крест: и никто не прикасался к бремени Его, разве для отягчения оного: Един истоптал точило ярости Божией и от язык не бе мужа с Ним (Ис.63:3).

Божественное соединяется с человечеством, вечное с современным, всесовершенное с ограниченным, несозданное со своим созданием, самосущее с ничтожным; какой необозримый и непостижимый крест из сего уже слагается!

Богочеловек, Которого нисшествие на землю прославляют небеса, является здесь в уничиженнейшем возрасте человечества, в малейшем граде малейшего из царств земных; нет для Него ни дома, ни колыбели; кроме убогих родителей, едва несколько пастырей занимаются Его рождением.

Исчисляют Безначальному восемь дней нового бытия и порабощают Его кровавому закону обрезания.

Господь храма приносится во храм поставити Его пред Господем и пришедый искупить мир искупляется двумя птенцами (Лк.2:22,24).

Тогда, как Он еще немотствует, уже изощряется на Него в устах Симеона оружие слова крестного и проходит сердце Его Матери (Лк.2:34,35).

Некоторые иноплеменники приходят возвеличить Его именем царя иудейского; но сия малая слава воздвигает на Него злобу иудейского царя, соделывает Его невинною виною кровопролития и принуждает удалиться от народа Божия в страну идолослужителей.

Всеобъемлющая Премудрость Божия не иначе, как с возвратом преспевает премудростию у Бога и человеков. Источник и податель благодати приемлет благодать (Лк.2:52). Тридесять лет Владыка небес и Царь славы сокрывается от неба и земли в глубоком повиновении двум смертным, которых удостоил нарещи Своими родителями.

Чего потом не претерпел Иисус от дня вступления Своего в торжественное служение спасению рода человеческого!

Святой Божий, грядущие освятить человеков, вместе с ищущими очищения грешниками, преклоняется под руку человека, и приемлет, крещение: воистину крещение, слушатели, то есть погружение, не столько в водах, сколько в обилии креста!

Испытующий сердца и утробы Сам поставляется в искушении. Хлеб небесный предается земной алчбе. Тот, пред которым должно преклониться всякое колено небесных земных и преисподних, допускает князя преисподних требовать от Себя поклонения (Мф.4:9).

Ходатай Бога и человеков открывает Себя человекам; но Его или не узнают, или не хотят узнавать. Его учение почитают богохульным (Мф.9:3), Его дела беззаконными (Ин.9:16), Его чудеса Веельзевуловыми (Мф.12:24). Если Он чудотворит и благотворит в субботу, Его называют нарушителем субботы. Если обращает заблудших и приемлет кающихся, Его нарицают другом грешников (Мф.11:19). Там ищут уловить Его словом (Мф.22:15); здесь ведут Его на верх горы, дабы низринуть (Лк.4:29); инде внемлют на Него камение (Ин.8:59); нигде не дают Ему главы подклонити (Мф.8:20). Он воскрешает умершего; – завистники совещаются умертвить Его Самого (Ин.11:43,44,46,53). Народ во вратах Иерусалима приветствует Его царем; – все земные власти восстают, дабы осудить Его, как преступника. В избранном сонме Своих другов Он видит неблагодарного предателя и первое орудие смерти Своей; лучшие из них служат Ему соблазном, помышляя человеческое в то время, когда Он идет на дело Божие (Мф.16:23).

Почиешь ли ты, Божественный Крестоносец, хотя на едино мгновение от ига, непрестанно возрастающего на раменах Твоих? Почиешь ли если не для обновления Твоих сил к новым подвигам, по крайней мере из снисхождения к немощи Твоих последователей? – Так приближаясь к Голгофе, Ты почиешь на Фаворе. Гряди на сию гору славы; да просветится лице Твое светом небесным; да убелятся ризы Твои; да приидут закон и пророки признать в Тебе свое исполнение; да услышится глас благоволения Отчего! – Но не примечаете ли вы, слушатели, как крест последует за Иисусом на самый Фавор, и слово крестное не разлучается от слова прославления? О чем тамо среди толикой славы беседует со Иисусом Моисей и Илия? – Они беседуют о Его Кресте и смерти. Глаголаста же исход Его (Лк.9:31).

Долго носил Иисус Крест Свой, как бы не чувствуя его тяжести, наконец, предан был ему, аки льву, да сокрушить кости Его (Ис.38:13). Внидем за Ним с Петром и сынами Заведеовыми в вертоград Гефсиманский, и проникнем бдящим оком во мрак последней нощи Его на земли. Уже Он не сокрывает, креста, сокрушившего души Его: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф.26:38). И молитвенное беседование с единосущным Отцом не освобождает Его, а удерживает, под тяжестью страдания: Отче мой, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26, 39). Носящий всяческая глаголом силы своея имеет теперь нужду в укреплении от Ангела (Лк.22:43).

Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною Бесстрастного. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец, заколенный от сложения мира (Откр.13:8), убегать Своего жертвенника? Тот Его же Отец святи и посла в мир (Ин.10:36), Тот Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслью о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение, и облаженствовать нас. Крещением имам креститися, говорит Он, и како удержуся, дóндеже скончаются (Лк.12:50)? Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбью; если мы видим Его быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении, то Он грехи наши носит, и о нас болезнует (Ис.53:3,4); чаша, которую подает Ему Отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами соделанных и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если бы Он един не восприял, удержал, иссушил ее. Она растворена, во-первых, преслушанием Адама, потом растлением перваго мира (Быт.6:12; 2Пет.2:5), гордостью и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностью Египта, изменами Иерусалима, избившаго пророки и камением побившаго посланныя к нему (Мф.23:37), злостью синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов, и наконец (поелику Искупитель понес на Себе и будущие грехи мира) соблазнами в самом христианстве: разделениями единого стада Единого Пастыря; дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся сокрыть от своей совести, под ухищренным наименованием слабостей: – легкомыслие и законопреступные утехи юности, закоснение старости, забвение промысла в счастье, ропот в несчастиях, тщеславие в боготворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные нападения после восстания, беспечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века; надменного мечтою просвещения: – все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в едину чашу скорби и страдания: весь ад устремился на сию небесную душу, и дивно ли, что она была прискорбна даже до смерти?

Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провожать еще Великого Страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутреннего креста до внешнего. Но совершаемый ныне Церковью тайнодействия уже преднаписали вам сей путь и сей последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него; и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения внутренние и внешние, тягчайшие и поноснейшие, и претерпеть вместо награды за соделанные благодаяния; страдать Всесвятому от пребеззаконных, Творцу от тварей; страдать за недостойных, неблагодарных, за самых виновников страдания; страдать для славы Божией, и быть оставлену Богом: – какая неизмеримая бездна страданий!

Боже наш! Боже наш! векую оставил ecu Возлюбленного Твоего? – Ей, Господи! Ты оставил Его вмале, дабы на веки не оставить нас, Тебя оставивших. Отныне Он воцаряется; облекается в лепоту, препоясуется силою, и утверждает вселенную, да не подвижится (Пс.92:1). Вознесенный от земли крестом, Он простирает его на землю, и вся привлекает к Себе на небо (Ин.12:32).

Но, сколь не велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа Он не иначе может влещи нас во след Себе (Песн.1:3), как чрез водружение креста Своего в нас, и сопряжение с Его Крестом креста нашего. Иже хощет по Мне ити, глаголет Он, да возмет крест свой, и последует Мне (Лк.9:23). Ибо, хотя заветною Своею Кровью и Крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира, и отверз нам вход во Святая Святых, но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, яко жертву, предать себя в руки сего великого, по чину Мелхиседекову, священника; поелику клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то для усвоения себе очищения и искупления, правды и благословения Христова мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего то те, которые истинно постигли заключенную в слове крестном силу Божию, столь часто и примером и словом поучают нас сораспинатися Христу распинаться миру, распинать плоть со страстьми и похотьми, не жить себе самим, исполнять лишение скорбей Христовых во плоти нашей (Рим.6:6; Гал.6:14; 5:24; Рим.14:7; Кол.1:24).

Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные крестом Христовым: якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше (2Кор.1:5). Грешник, который от усильного ношения креста своего приходит наконец к распятию себя на нем, с совершенною покорностью подвергаясь всем действиям очистительного правосудия пред лицом распятого Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: днесь со Мною будеши в раи. Страдание в присутствии Христа, и по образу Его есть преддверие рая.

Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимого Царства Христова, так крест таинственный – печать и отличие истинных и избранных рабов невидимого Царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий, сколько пасущий и утешающий (Пс.2:9; 22:4), очистительный огнь веры, спутник надежды, укоритель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов царствия. Где воспитаны все великие Ангелы, водители и хранители Церкви, – Иосифы, Моисеи, Даниилы, Павлы? – В училище креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала, и приносила плод во святыню? – Тогда как вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом, и напаяема кровью мучеников. Кто суть те, которые окружают славный престол Агнца, – вопросили Иоанна в видении? Сии облеченнии в ризы белыя, кто суть, и суть и откуда приидоша? и когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные крестом: сии суть иже приидоша от скорби великия (Откр.7:13,14).

Кто же суть те, которые желают испразднить крест Христов (1Кор.1:17), и мнят уразуметь силу воскресения Его без сообщения страстей Его (Флп.3, 10)? Если един Христос есть и живот, и путь (Ин.14:6) к животу, то как могут они достигнуть живота Христова, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные сии члены быть в союзе тела, которое счинивает себе увенчанная тернием Глава (Еф.4:15,16)? Можно ли членам быть в покое и беспечности, когда глава в труде, и в язве, и во озлоблении; забываться в шумных радостях, когда она объята болезнями смертными; упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда она жаждет и вкушает оцет; превозноситься, когда она приклоняется; не хотеть ниже минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда она за чуждые страждет и умирает! жить миру и плоти, когда предает дух свой Богу?

О, человек, влекомый благодатью Господа твоего на небо, но погрязающий плотью в мире? Виждь образ твой в человеке, погружающемся в водах, и противоборствующем потоплению: она непрестанно возобновляет в членах своих образ креста, и таким образом превозмогает враждебные волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестись от земли; она простирается в крест, и взлетает. Ищи и ты в кресте средства изникнуть от мира, и вознестись к Богу. Слово крестное спасаемым сила Божия есть. Аминь.

Беседа в день Вознесения Господня и обретения мощей святителя Алексия⁴⁹

Никто из живущих в теле не видал воскресения Христова в то тайное мгновение ночи или глубокого утра, когда оное совершилось. Так было, может быть, по самому свойству сего действия, в котором и видимое Христово тело, преобразуясь в духовное и прославленное, выступало за пределы мира видимого. Но притом, так устроено было, вероятно, и потому, что еще не созрела вера для сего высокого созерцания: ибо явление небесное и Божественное для приготовленного к нему верою, чистотой, боголюбием, смирением есть свет, просвещающий и животворящий, а для неприготовленного и неочищенного есть молния поражающая. Так устроено было, вероятно, и для того, чтобы дать место возвышенному подвигу веры и высшему за него воздаянию, по суду Христову: блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29).

Напротив того, вознесение Господне многие собственными очами видели, когда оно совершалось. Так было, конечно, потому, что теперь уже созрела вера многих для сего Божественного созерцания. Так было конечно и для того, чтобы и немощным в вере, каким в день воскресения Христова виден был Фома, дать подкрепление очевидным удостоверением.

Святой евангелист Лука свидетельствует, что Господа воскресшего, – кажется, и возносящегося – видели не одни одиннадцать апостолов, но и другие, иже бяху с ними (Лк.24:33,50).

Если сам Господь благоизволил, чтобы так доступно было Его божественное зрелище: подвигнем и мы нашу мысль в след очевидцам оного, дабы, по возможности, ближе и яснее видеть то, на что небеса смотрели с таким же удивлением, как и земля. Путем да будет вам евангельское повествование, и путеводителем святой евангелист Лука.

Он пишет: извед их вон до Вифании. То-есть, в четыредесятый из дней, в продолжение которых воскресший Господь являлся апостолам, и глаголал яже о царствии Божии. Он явился им в Иерусалиме: потом, предшествуя им, вел их по улицам города, и вышел из него вратами, через которые лежал путь к горе Елеонской.

Возвратимся к евангелисту, и последуем за ним далее. Извед же их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их.

Воскресший Господь являлся ученикам Своим не только в Иерусалиме, но и на пути в Эммаус, и в Галилее на горе, и на берегу озера Тивериадского: почему же наконец Он явился им не прямо на месте, которое избрал для Своего вознесения, но в Иерусалиме и вывел их из него вон? Нет сомнения, как всякое действие Божественной мудрости Его, так и сие исполнено глубокого знаменования. Это значит, что благодать отступает от ветхого Иерусалима, который обетованного ему Христа, во своя пришедшаго не принял (Ин.1:11), излиянную для спасения мира Кровь Его сам на себе принял к своему осуждению, своим неверием и христоубийством сам себе приготовил оставление и разрушение. И как пришедший не погубить души человеков, но спасти из среды погибающих, начал уже избирать Себе спасаемых, взял из ветхого града лучшие камни, и художеством небесного архитектора – словом истины и спасения, очистил и приготовил их для нового здания; то, дабы показать, что Он не ветхому, отжившему служит, не к ветхой ризе новый плат приставляет, не в ветхие мехи вино новое вливает, а устрояет новую ризу спасения, новые сосуды благодати, новый живой град Небесного Царствия на земли, Он несет избранные Им живые камни из ветхого града на свободное, чистое, высокое место, дабы здесь благословить новосозидаемую Церковь Свою, подобно как некогда благословил Свое новое райское творение. Извед их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их. Воздвиг руце на небо, и простер их на благословляемых, в знамение, что преподает, благословение небесное и пренебесное и так обширное, как далеко досязают Его руце, в которых вси концы земли (Пс.94:4). Какими словами благословил? –Сего не написал святой Лука: но веруем, что то был поток Божественной благодати, жизни и силы, который не только исполнил предстоявшие сосуды, но простерся и простирается и на всю Церковь Христову, до последнего истинного христианина пред вторым пришествием Христовым. Более, нежели вероятно, что к сему благословению принадлежат преданные святым Матфеем слова Христовы: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20).

И бысть егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо. Приметьте, что евангелист не говорит егда благослови, когда окончил благословение, но егда благословляше, когда еще продолжал благословлять. Какой чудный образ действия! Господь благословляет, и еще не оканчивает благословения, а продолжает благословлять, и между тем возносится на небо. Что это значить? То, что Он не хочет прекратить Своего благословения; но продолжает без конца благословлять Свою Церковь и всех верующих в Него. Помыслим, братие, что, аще веруем, и ныне, и над нами простерты руце Его, и взор Его, и благословение Его. Какая радость для любящих Его! Какой стыд и страх для тех, которые в суете мирской забывают Его!

Предел, от которого начинается вознесение Господа есть гора Елеонская. Почему она избрана для сего, а не иное место? – Можно думать, потому, что и прежде она была у Него избранным местом, которое освятил Он многократным Своим пребыванием и молением, особенно же потому, что здесь начались Его спасительные для нас страдания, равною смерти скорбью душевною, и многотрудною молитвою, простертою до произлияния кровавого пота. Обратив место начавшихся страданий в место совершившегося прославления, Он чрез сие ознаменовал то, что Его страдания и прославление составляют один стройный состав спасительного для нас домостроительства Божия, одну златую цепь, выработанную в горниле премудрости Божией, для возвлечения на небо падшего из рая человечества.

Христианин! Если судьба приведет и тебя, в ночи темных и смутных обстоятельств, на место скорби и туги: старайся усмотреть здесь некий след пути Христова. Если Он безвинный, за наши вины, соизволил перенести скорбь и тугу смертную: ты ли не покоришься понести без сравнения меньшую скорбь, без сомнения за некие вины твои пред Богом, хотя, может быть, и безвинно пред человеками? Последуя, хотя издалеча, Христу, молись молитвою крепкою и в волю Божию преданною, и надейся, что не вдали от твоей скорби явится твое спасение, если только удержишься на пути Христовом, – на пути непорочности и преданного Богу терпения. Претерпевый до конца той спасен будет (Мк.13:13).

А где предел, до которого простирается вознесение Господа? Если возможен для слова человеческого некоторый на сие ответ, то его можно найти в сем изречение апостола: сшедый Той есть и восшедый превыше всех небес, да исполнит всяческая (Еф.4:10). Присоединим к сему слово евангелиста, что вознесшийся Господь седе одесную Бога (Мк.16:19); причем слышащий не должен представлять в уме ничего телесного и чувственного. Ты слышишь иногда, что человек говорит о другом человеке: он моя правая рука, и не думаешь, чтобы человек сделался рукою, а разумеешь сие так, что он близок к другому, подобно как его собственная рука, и по воле его превосходно действует, подобно как правая рука превосходно действует в сравнении с левою. Кольми паче не должен ты прилагать телесных понятий к бестелесному, и ограничивать местом невместимого и вездесущего. Слыша, что Христос седит одесную Бога Отца, помышляй что Он имеет единую со Отцом вседержительную власть, единую с Ним славу, единое царственное промышление о всем мире, и особенно о Церкви спасаемых. Вообще, не устремляй дерзновенно полета испытующей мысли в сию безмерную высоту: там свет неприступный (1Тим.6:16). Если пред сотворенным светом видимого солнца изнемогает твое око: как не изнеможет неочищенное от брения око ума твоего пред светом вечного солнца духов, пред Которым и высшие из Ангелов закрывают лица? И апостольские взоры недалеко могли следовать за возносившимся Господом: облак подъял Его, и скрыл от них. И как они в сие время поклонишася Ему, так и ты, после скромного взора веры на небо, пади, сын праха, смиренно в прах, и неизреченное величие почти безмолвным благоговением.

Неожиданным показаться может засвидетельствованное евангелистом действие вознесения Господня на апостолов: возвратишася в Иерусалим с радостию великою. Можно бы подумать, что они будут очень опечалены разлучением с своим Божественным Учителем и Спасителем; но они очень радуются. Почему это? Радуются потому, что теперь совершенна вера их, и отверзет ум их к разумению Таин Христовых; они веруют и знают, что Христос, как воскресением Своим сокрушил двери ада, и открыл верующим исход из него, так вознесением Своим отверзает двери неба, и открывает верующим вход в него. Радуются потому, что совершенна их любовь: сладостно для них то, что возлюбленный Спаситель восходит на небо в блаженство и славу, хотя сами они остаются на земле для подвигов и страданий. Радуются потому, что совершенна их надежда; они чают и предчувствуют, что вознесшийся Господь, по обещанию Своему, вскоре послет им иного утешителя, Святого Духа; и что наконец, по предвестию ангельскому, сей Иисус вознесыйся на небо такожде приидет (Деян.1:11); и приидет для того, чтобы исполнить Свое другое обещание: паки прииду и поиму вы к Себе (Ин.14:3).

О, блаженные прежде небесного блаженства. Но если, братие, вожделенно и нам подобное блаженство; да ведаем, что в нем не отказано и нам. Послушайте, что говорит апостол Петр вообще о верующих во Христа и любящих Его: Егоже не видевше любите, и на Негоже ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною (1Пет.1:8). Итак, храните живую веру во Христа, возгревайте в себе к Нему любовь, утверждайтесь в надежде на Него: и вы, по мере верности в сем подвиге, еще на земле будете радоваться радостию неизглаголанною и прославленною.

Наконец, не оставим без внимания, но примем к нашему наставлению и к подражанию то, каким образом апостолы сохраняли и питали благодатное чувство, дарованное им в вознесении Господнем. Они бяху выну в церкви, хваляще и благословяще Бога. Наследники Неба! Для чего так много скитаются по земле наши помыслы и желания? Да собираем их в преддверие неба; да будем выну в церкви, неразлучным соединением с нею в вере, прилежным общением в ее молитвах и таинствах, деятельным послушанием ее уставам и учению жизни. Сей есть и наш путь к небу, и нет иного.

Настави нас, Господи, на путь Твой и да ходим выну во истине Твоей (Пс.85:11), предводящу нас молитвами своими бессмертному пастырю нашему святителю Алексию. Аминь.

Слово в неделю 29-ю по Пятидесятнице

Единя же от них, видев, яко исцеле, возвратися, со гласом велиим славя Бога (Лк.17:15).

Слова сии принадлежат евангельскому повествованию об одном из человеколюбивых деяний Христа Спасителя – об исцелении десяти прокаженных. Мы часто слышим сие повествование на молебных пениях: ныне также представляется оно нашему благоговейному вниманию, а следственно и назидательному размышлению.

Христос Спаситель даровал здравие десяти больным проказою. Проказа была болезнь тяжкая, часто заразительная, нечистая. По закону Моисееву, прикоснувшейся к больному проказою признаваем был нечистым, и подвергался обрядам очищения. Может быть, сей закон постановлен был, как средство против заразы; а может быть, он указывал и на происхождение проказы от нравственной нечистоты. В самом деле, мы видим в священных повествованиях, что Мариам за мятеж против Моисея, Гиезий за корыстный обман от имени пророка, Озия за святотатственное вторжение в священническую должность мгновенно поражены были проказою, прокаженные были люди отверженные от общества и сопребывания других людей, почему евангельские десять прокаженных и встретили Господа не в доме, не в селении, но пред вступлением Его в селения: входящу Иисусови в некую весь, и не смея приблизиться, сташа издалеча. Вот каким людям не отказал Он в благотворении!

Взирай на сие, христианин, и учись у твоего Божественного Наставника не отвращаться от бедного или бедствующего потому, что его бедность или бедствие бывают иногда очень не благообразны, и не стесняйся, если отверзающий может быть сам виною своего бедствия.

Требует размышления и образ исцеления дарованного десяти прокаженным. Когда они воплем: Иисусе наставниче, помилуй ны, очевидно просили себе исцеления: Он не отказал им в оном, но и не обещал им оного, а только сказал: шедше покажитеся священникам. Что ж это значило? – Это было примечание к Моисееву закону, который повелевал прокаженному являться к священнику, для определения действительности болезни и действительного выздоровления, и принесения за выздоровевшего от проказы, жертвы очистительной и благодарственной. Итак, Христос Спаситель, отсылая прокаженных к священникам и в церковь, чрез сие хотел, во-первых, уклониться от славы человеческой, потому что исцеление в сем случае должно было последовать не при многолюдстве в виду целого селения, но в уединении на пути, во-вторых, побудить их к исполнению обязанностей церковных и богослужебных, в третьих, возвести умы и сердца их к Богу, дабы в Нем видели источник всякого блага и благодеяния, и Ему за все воздавали славу.

Внимай сему, христианин, и поучайся у Твоего Божественного Наставника, в благотворении любить сокровенность, а не гласность, искать, не своей, а Божией славы. Когда дело твоего человеколюбия и щедрости умягчает пред тобою сердце облагодетельствованного: пользуйся сим случаем сделать ему еще большее благодеяние, – возбудить или усилить в нем чувствования веры и благочестия, возвысить его к благодарению, любви и прославлению верховного благодетеля Бога.

В числе десяти прокаженных удостоен был чудесного исцеления самарянин. Сим наименованием означались люди, отпадшие от православия ветхозаветной церкви, совершавшие Богослужение не в благословенном Иерусалимском, а в ином не благословенном храме, отвергавшие большую часть пророческих писаний, хвалившиеся, как будто священною древностью, колодезем, из которого пил патриарх Иаков и скоты его. Господь обличает их в незнании истинной веры: вы кланяетесь, его же не весте. Но и чуждого церкви не отчуждил Глава церкви от благодеяния телесного: и последствия показывают, что благодеяние не утеряно. Самарянин, конечно, не остался самарянином, когда, по исцелении, к Обличителю самарян «возвратился, со гласом велиим славя Бога, и паде ниц при ногу Его, хвалу Ему воздая» (Лк.17:15,16).

Познай из сего, христианин, что область человеколюбивой благотворительности простирается не только до пределов церкви, но и далее. Учись у Апостола делать доброе «ко всем, паче же присным в вере» (Гал.6:10): учись у Христа и не присных в вере привлекать к ней благотворением. Самое привлекательное выражение правой веры есть добродетель. Доброжелательное сердце убедительнее проповедует истину заблуждающему, нежели любопретельный ум. Из числа десяти прокаженных, получивших исцеление, оказалось девять неблагодарных. Всеведущий Целитель видел неблагодарность прежде, нежели совершил исцеление; однако не удержался благотворения, и по совершении не раскаивался. Кротко изъявил Он удивление не о том, что не благодарят видимого благодетеля, но о том, что не дают славы Богу. «Како не обретошася возвращшеся дати славу Богу» (Лк.17:18)?

Неблагодарность есть нечувствие души не естественное. В природе, не только человека, но и бессловесных, насаждено расположение к благодарности. Лев, которого преподобный Герасим избавил от болезненного страдания, вынув у него из лапы занозу, ощутил к своему благодетелю такую привязанность, что служил ему во всю остальную жизнь его, и по его смерти, от печали по нем, умер на его могиле. – Но что ж? Если другой поступает не по природе: неужели посему, ты сын благодати, решишься поступать не по благодати? Неужели удержишь руку твою от благотворения потому, что испытал или предвидишь неблагодарность. Вспомни Твоего Спасителя, Который хотя видел пред Собою девять неблагодарных, против одного благодарного, не удержался от благотворения всем. Не унижай достоинства благотворения желанием благодарности, как платы; не уменьшай радости благотворения мыслью о неблагодарности, которая не причиняет ущерба благотворению.

«Доброе творяще, да не стужаем си: во время бо свое пожнем, не ослабеюще» (Гал.6:9). Аминь.

Речь Благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу, пред вступлением Его Величества в Успенский собор для священного коронования и миропомазания, говоренная августа 22-гo дня, 1826 года

Благочестивейший Государь!

Наконец ожидание России совершается. Уже Ты пред вратами Святилища, в котором от веков хранится для Тебя Твое наследственное освящение.

Нетерпеливость верноподданнических желаний дерзнула бы вопрошать: почто Ты умедлил? если бы не знали мы, что как настоящее торжественное пришествие Твое нам радость, так и предшествовавшее умедление Твое было нам благодеяние. Не спешил Ты явить нам Твою славу, потому что спешил, утвердить нашу безопасность. Ты грядешь наконец яко Царь, не только наследованная Тобою, но и Тобою сохраненного царства.

Не возмущают ли при сем духа Твоего прискорбные напоминания? – Да не будет! И кроткий Давид имел Иоава и Семея (3Цар.2:5–8): не дивно, что имел их и Александр Благословенный. В царствование Давида прозябли сии плевелы; а преемнику его досталось очищать от них землю Израилеву: что ж, если и преемнику Александра пал сей жребий Соломона? – Трудное начало царствования, тем скорее показывает народу, что даровал ему Бог в Соломоне.

Ничто, ничто да не препятствует священной радости Твоей и нашей! Царь возвеселится о Господе. Синове Сиони возрадуются о Царе своем. Да начнет все множество хвалити Бога: благословен грядый Царь во имя Господне! Всеобщая радость, воспламеняя сердце, да устроит из них одно кадило пред Богом, чтобы совознести фимиам Твоего сердца, да снидет благодатное осенение Царя царствующих на Тебя и Твое царство.

Вниди, Богоизбраннный и Богом унаследованный Государь Император! знамениями Величества облеки свойства истинного Величества. Помазание от Святаго, да запечатлеет все сие освящением внутренним и очевидным, долгоденственным и вечным.

Иннокентий, архиепископ Херсонский

Слово в день Рождества Христова

Когда на земле происходит что-либо новое и чрезвычайное, то обыкновенно все спрашивают, что оно значит, что надобно при сем делать и чего ожидать? Сошествие на землю Сына Божия, явление во плоти Бога есть, братие, такое чрезвычайное событие, боле коего ни прежде не было, ни после не будет, в сравнении с коим все прочие события почти ничего не значат. – Что же оно само значит? Для чего Сын Божий низшел на землю? Что принес с Собою? Как нам Его сретить, и что должно при сем делать?

На все сии – несказанной важности – вопросы премудро отвечает Церковь в одном из своих песнопений.

Странное Рождество видевше, устранимся мира, ум на небеса приложше; сего бо ради высокий Бог на землю сниде, да нас к высоте привлечет (Акаф. Богом. Конд. 8).

Итак, цель нисшествия на землю Бога – есть привлечь всех сущих долу на небо: цель самая высокая! Обязанность тех, кои, влекомые, захотят в самом деле взойти на высоту – есть устраниться мира и всех сует его: обязанность необходимая! Средство выполнить сию обязанность и достигнуть цели, есть по указанию Церкви, преложение ума и мыслей на небо; средство и близкое для каждого, и верное, и самое легкое!

Передадим, братие, сии истины не столько уму, для коего они более или менее известны, а сердцу нашему, которое так часто забывает их.

Сего ради высокий Бог на земле явися, да нас к высоте привлечет. Точно сего ради! Иначе что Его Самого могло привлечь с Неба на землю? Если бы Он искал славы, то пошел бы к Ангелам; а у нас что найдет, кроме яслей и креста? Только наша бедность привлекла Его. – И кого она не тронет? – Есть ли зло, которое во всех видах не свирепствовало бы над бедным родом человеческим? – Что не вредит нам? Земля питается нашею плотью, воды текут нередко нашею кровью, воздух дышит нашим тлением. Существа высшие прервали союз с нами и сокрылись; существа низшие или враждуют против нас, или стенают под одним с нами игом суеты. Песчинка, лежащая вскрай моря, долговечнее царств; мимо летящее облако постояннее судьбы многих счастливцев. Самый свет нашей мудрости немного разнится от света блуждающих огней, кои не столько освещают путь, сколько падением своим приводят в ужас путников. Самая красота добродетели нашей подобна румянцу на лице мертвого.

А помочь злу? А исправить повреждение? – Для сего нет на земли ни в ком и нигде средства. Видели мудрецов: они или плакали, или смеялись над бедствиями человечества, а бедствия остались. Встречали законодателей: они ставили преграды против потока зла; преграды одна за другою пали, а ужасный поток растет и ширится. Радовались появлению друзей человечества: они освещали всеобщий мрак некоторыми лучами отрады, но, по кратком мерцании тьма воцарялась снова. Все было испытано, и все осталось тщетным! – Воззрех и не бе помогающаго, призвах, и никто же заступи (Ис.63:5), – так мог сказать о себе весь род человеческий.

Не было помогающего на земле, но был на Небе! Ни ходатай, ни Ангел, но Сам Бог и Господь явился во плоти, да нас к высоте привлечет. Кто создал нас, Тот Самый пришел и воссоздать нас. И поелику пришел Тот, Кто превыше всех, то и цель пришествия выше всего. Для нас довольно было быть восстановленными в первое достояние, но для Него мало! – Восстановив, Он хочет потом нас возвести на высоту, – к такому совершенству, коего мы прежде не имели. И как возвести? Не призывая токмо, как находящихся в отдалении, не руководя только, как заблудших, но привлекая силою, как упорных, кои, без сильного побуждения, сами не захотят идти и на небо.

Много требовалось для этого влечения, и много сделано! – Чем не влечет нас Избавитель наш! Влечет всех силою совести, влечет заповедями и угрозами закона, влечет обетованиями Евангелия, влечет примером Своим и избранных Своих, влечет служением Церкви, и ее таинствами, влечет Телом и Кровью Своею, влечет невидимою благодатью Духа. Христианин, можно сказать, весь в узах любви Божией, от колыбели до гроба. Не мало и сделано уже посредством сего влечения. Сколько уже душ на высоте! Какой добродетели человеческой нет уже на небе! Есть там многочисленные сонмы пророков и учителей, мучеников и подвижников, воздержников и девственников. Все чисты, все светлы, все блаженны; – и все, таковы потому, что Господь славы и блаженства был на земле, повлек их за Собою на Небо и даровал им способность соделаться подобными Ему. Но среди нашей бедности и смертности мы не видим и не можем видеть теперь всех великих и благотворных следствий явления во плоти Сына Божия. Это во всей полноте познается тогда, когда наступит конец мира и всем благодатным распоряжениям Божиим, – когда придет время откровения чад Божиих, час мздовоздаяния и славы. Тогда-то, братие, узрим, из какой бездны мы извлечены, на какую высоту возведены, от чего спасены и чего мы удостоены.

Но мы ли, братие, точно ли мы извлечены из бездны и представлены на высоту? Спасение мира может ли принадлежать нам? Ибо оно принадлежат токмо тем, кои, чувствуя влечение свыше, предаются ему всецело и навсегда, – влекомые устраняются, как можно более мира и его сует, постоянно пекутся об очищении себя от всякой скверны плоти и духа. Это – необходимое условие спасения, явленного в Сыне Божием; без сего Сам Господь не может и не возможет спасти нас. Развращенное, нераскаянное сердце есть такая тяжесть, которой и всемогущество Его не может поднять на высоту. Будем ли жаловаться на сие? Сетовать о том, что нам невозможно взять с собою на небо земли, внести в рай и наших идолов? Но это было бы сетование о невозможном. Таким образом из самого неба сделался бы ад. Если бы чудом милосердия грешник неочищенный и преставлен был в рай, то не нашел бы там ничего райского. Новость предметов и места изумила бы его на время; но сердце и чувственность вскоре потребовали бы сродной себе пиши; а ее нет там и быть не может. Глад и жажда, отсюда происшедшие, составили бы адское мучение среди самого рая.

Ужасная для грешных, но отрадная для праведных, истина сия дает себя чувствовать с силою уже и здесь – на земле. И здесь что для благочестивого составляет наслаждение, например: молитва, пост, хождение в храм, посещение темниц и проч., то в человеке чувственном производит тягость и скуку. И наоборот, в чем грешник находит отраду для бедной души своей, то для человека добродетельного составляет нередко предмет отвращения. Но таковая противоположность вкуса и наслаждений еще с большею силою должна открыться за гробом. Там каждый сам из себя уже образует или рай, – если имел в себе семена рая на земле, или ад, – если дал место в себе пламени адскому, еще будучи в теле. Посему-то, братие, все священные писатели, все пророки и апостолы ничего так часто и так сильно не внушают людям, как стараться об очищении своего духа и тела. Без сего снисшествие на землю Сына Божия и все средства благодатные не принесут пользы; без сего самые блага небесные не доставили бы отрады бедной душе грешника, подобно как слепой или глухой наследник нисколько не получает удовольствия от того, что в наследстве ему доставшемся, есть прекрасные места, и виды природы, или доброгласные орудия мусикийские.

Странное убо Рождество Спасителя нашего видевше, устранимся, братие, мира: будем жить в нем так, как жил Господь наш, как жили все святые Божии человеки, – не увлекаясь соблазнами его, не совращаясь примерами, его, не прилагая сердца к благам его, возносясь мыслью над всем дольным и временным, или, по выражению Церкви, ум на небеса преложше.

Такое приложение ума и мыслей на небо есть самое первое, весьма удобное и надежное средство приложиться некогда туда и всем существом своим. – С чего начинается обыкновенно наше развращение? С худых мыслей. С мыслей должно начаться и наше исправление. Непрестанные мысли о земном и плотском губят нас; частое размышление о небесном и духовном может спасти нас. Что легче мысли? – Между тем, часто повторяемая, мысль много значит. Как телесное зрение наше принимает даже цвет тех предметов, на кои мы долго смотрим: так бывает и с очами сердца. Начни чаще мыслить о Боге и Его совершенствах, о душе и ее предназначении, о вечности, о совести, о безобразии греха и красотах добродетели: из благих мыслей скоро появятся благие желания; эти желания, по крайней мере некоторые, перейдут в действия; из повторяемых действий образуется навык к добру; а там, – от действия благодати Божией, явится и сердце новое и новая жизнь.

Что же касается до самого образа действительного восхождения на высоту, то он указан нам самым снисхождением к нам Сына Божия: что Его низвело, то нас возведет. Его низвела на землю преданность воле Отца: се иду, вещал Он Отцу, сотворити волю твою Боже (Евр.10:7). Для нас сия преданность есть первая и прямая стезя на небо. – Он низшел к нам по великой любви Своей к бедному роду человеческому; мы взойдем к Нему по любви нашей к Нему и земным братьям нашим. Дела милосердая всего более приближают нас ко Всемилосердому. – Он явился на земле облеченный всеми видами смирения. Если и мы облечемся в сию одежду, будем почитать себя окаянными грешниками и полагать надежду на одну милость Божию; то сим смирением и мы – стяжем высокая. Что Его низвело, то нас возведет! Будем только всегда верно следовать по стопам Его, и мы непременно придем на небо, к Нему, нашему Спасителю и Господу. Аминь.

Слово на Новый год

Сие глаголю, братие, яко время сокращено есть прочее… преходит бо образ мира сего (1Кор.7:29–31).

Печальная обязанность проповедника! В то время, как вы со всех сторон окружены благожеланиями и приветствиями; когда и сердце, и слух ваш ничего не желали бы видеть и слышать, кроме одного приятного; – в то самое время мы, последуя примеру апостола, должны сказать вам другое, должны напомнить, что время жизни нашей сократилось; что все мы ближе подошли к тому грозному пределу, от коего нет возврата, за коим или вечная награда, или потеря бесконечная. Сие глаголю, братие, яко время сокращено есть прочее!..

Впрочем, если подумать хорошо, то чем бы сей вести быть печальною для христианина? – Печалится ли любимый, находящиеся в дальней стороне, сын, когда ему напоминают о возврате в дом отеческий? – Сетует ли узник, когда узнает, что время заключения его сократилось? Досадует ли больной, когда видит, что час его выздоровления приближается? – Что же, братие, все мы здесь на сей земле, как не пришельцы в земле чуждой, как не узники плоти и крови, коим предлежит изыти на свободу духа, как не тяжело – больные, коих ожидает выздоровление? Значит, если возвещаемая нами весть о сокращении времени и жизни прискорбна для кого-либо, то для тех, кои забыли о своем отечестве, не помнят своих уз, пристрастились к своей болезни.

Что причиною такого превращения вещей? – Мир с его благами, земная жизнь с ее чувственными радостями, плоть и кровь с их прелестями… Так, образ мира жизни, плотских удовольствий – прелестен для тех, коих очи ослеплены самолюбием и суетою; но подойдите к сему образу поближе, рассмотрите его повнимательнее: что увидите? – Это истукан Навуходоносора, у коего глава златая, грудь, руки и перси серебряный, чрево и стегна медяны, голени железны, а ноги – скудельны! Является, по выражению пророка, камень без рук, приходит какой-либо внезапный противный случай, – и истукан падает; злато, сребро, медь и железо – стираются в прах. Видех, говорит псалмопевец, нечестиваго превозносящася, и высящася яко кедры Ливанския. – И мимо идох, и се не бе; взысках его, и не обретеся место его (Пс.36:35). Вот история сынов счастья! И как часто повторяется она! – Соломон не поверил было некогда бренности и пустоте благ земных, и думал, вопреки всеобщему опыту, найти в них покой душе своей. К чему он не обращался за сим? – Обращался к богатству и стяжаниям; строил дома, насаждал вертограды, отправлял на край света торговые флоты. Корабли привозили без счета злато и серебро, но ни разу не могли привезти Соломону спокойствия. Обращался к чувственным удовольствиям; забывал среди них и величие царя и достоинство человека; но не мог забыть своей совести. Плоть дремала на роскошном ложе, а сердце бдело и болело; вокруг него все цвело весельем и радостью, а в нем была суета и крушение духа. Обращался наконец к мудрости; ум Соломона обнимал все от кедра до иссопа, от бега светил небесных до незаметного следа змеи на камне. Что же принесла Соломону и мудрость земная? – Тоже, что и прочие блага. Уразумех аз, говорит он, яко и сие то есть, мудрость, есть суета и крушение духа; и приложивый разум, приложит болезнь (Еккл.1:17). После сего, не в праве ли мы, братие весь обольщающий нас мир сравнить с оною храминою Сарданапаловою, в коей внезапно явившаяся рука написала на стене оные страшные слова: Мани, фекел, фарес (Дан.5:25)? Там нужен был пророк, чтобы изъяснить написанное; а здесь указание так ясно, что его может видеть и понимать малое дитя. В самом деле, как ни измеряйте величие и блага мира, найдете, что они кратки и скоро преходящии: мани! Как ни взвешивайте их, они всегда окажутся легки и пусты: фекел! И как ни помножайте их, всегда выйдет в конце, что они рассеяться должны и перейти из рук ваших к другим: фарес! Другими словами: все, что в мире, есть суета сует, и всяческая суета.

Сынове человечестии, восклицал некогда пророк, имея в виду сию бренность благ земных, сынове человечестии, доколе убо любите суету и ищите лжи! (Пс.4:3). Суета крушит дух, томит сердце ваше; а вы любите ее! Ложь и так отовсюду окружает, преследует вас; а вы ищите ее! Сынове человечестии доколе любите суету и ищите лжи!

Если бы впрочем мир, и не был так бренен с его наслаждениями, и своим непрестающим коловращением не препровождал нас к исканию единого на потребу: то собственная наша жизнь своею бренностью должна удержать нас от пристрастия к земному, и заставить воздыхать о вечном. Пророк не напрасно сравнивал жизнь человеческую с паутиною: дние лет наших, яко паучина! – Посмотрите на работу паука! Сколько труда, терпения, узоров, соображений! Но приходит дуновение ветра, и работа лежит вместе с художником долу. Не так ли разрушаются и планы многих честолюбцев, и замыслы многих любостяжателей? – Даже, если продлить жизнь нашу до последних пределов ее; то далеко ли море, в которое неминуемо должен впасть сей проток? – Моисей сделал некогда, по повелению Божию, перепись народа, изведенного им из Египта; и вот нашлось около шести сот тысяч, одних способных носить оружие. По прошествии тридесяти восьми лет ему велено было повторить перепись: что же оказалось? все вошедшие в состав прежней переписи уже умерли; остались один Иисус Навин и Халев; сам Моисей, производивший перепись, скончался в том же году, не достигнув земли обетованной. Перенесемся, братие, и мы своею мыслью на четыредесят лет в будущее: сколько, вы думаете, останется тогда в живых из всех нас теперь здесь присутствующих? останется ли хотя столько, чтобы могли совершить священнодействие о поминовения нас, тогда уже покоящихся в недрах земли.

Сие убо глаголю, братие! Для чего глаголю? – Да требующие мира, яко не требующие будут: – чтобы те, кои благословенны здесь дарами счастья, не забывали, что все это дано на время, с условием, с отчетом; и потому, пользуясь благами мира, старались бы о снискании благ высших вечных. Для чего глаголю? Да плачущиеся яко же не плачущиеся будут; дабы те, коим суждено здесь идти по жестокому и тернистому пути, не унывали под тяжестью искушений, памятуя, что и печали здешние, так же как и радости, не только на время, но и на пользу нам, и, перенося их в терпении устремляли чаще взоры туда, где нет ни печали, ни воздыхания. Для чего, наконец, глаголю? дабы все мы провождали жизнь так, как прилично странникам и пришельцам, взыскующим горнего града, емуже художник и содетель Бог (Евр.11:10). Аминь.

Слово на день Сретения Господня

Что совершилось ныне над Господом и Спасителем нашим во храме Иерусалимском, подобное тому совершено было, братие мои, некогда и над каждым из нас. И мы, подобно Ему были принесены во храм, поставлены пред Господом; воцерковлены и посвящены Ему на вечное служение. Все это сделано над нами в таком возрасте, когда у нас, яко младенцев, не было еще понятия о самих себе и потому мы не знали, что с нами происходит. Но Св. Церковь не могла ни сама заниматься, ни занимать нас обрядами праздными; совершенное над нами имело важный смысл: вместе с принесением нас во храм и воцерковлением, мы прияли многие права и обетования равно как вместе с тем возлегли на нас важные и священные обязанности. Не исполняя последних, мы лишимся первых, и не только лишимся, но и будем судимы, яко напрасно являвшиеся пред лицо Божие и вотще приявшие благодать Духа. Посему, с пришествием в возраст, нам должно, как можно чаще, возобновлять в памяти нашей то, что совершено над нами Церковью в младенчестве; вникать в дух и силу совершенного, дабы, сообразуясь с ним в своем поведении и правах, действительно соделаться тем, чем быть обещали, и приять то, что нам за сие предоставлено. Настоящий день, яко день принесения во храм Господа нашего, по образу, коего совершено было и принесение нас во храм, есть потому самый приличный для подобных воспоминаний и размышлений. Итак, перенесемся, братие мои, мыслью к нашему младенчеству, и посмотрим, что происходило с нами в четыредесятый день Бытия нашего.

Что это за жена, которая с младенцем у груди трепещущею стопою подходить к прагу церковному, видимо спешит для какого-то святого дела в церковь, но, подошед к дверям церковным, останавливается, и как бы воспященная какою силою невидимою, не смеет идти далее?

Что это за жена и кто этот младенец? Это твоя мать, возлюбленный слушатель! А ее младенец – ты сам. Настал четыредесятый день по твоем рождении, – и вот, по закону Св. Церкви, мать несет тебя во храм для воцерковления. Зачем же медлит она у прага церковного, и не входит во храм? – Кто остановил ее? – Этот же самый закон церкви, воспрещающий жене родившей, до четыредесяти дней по рождении, входить в дом Божий. Для чего это запрещение? Да разумеем, что все мы зачинаемся во грехах и рождаемся в беззакониях и через то самое становимся недостойными того, чтоб явиться лицу Божию, яко неприступному для грешников святостью своею.

Но не будем смущаться: нас не долго заставят стоять вне храма; потому что, благодаря любви Божественной, у всех нас есть Заступник и Ходатай всемощный. Покрытые Его заслугами, очищенные Его благодатью, украшенные Его именем, мы, несмотря на прирожденную порчу и несовершенство наше, будем приняты в дом Божий, представлены самому лицу Цареву, приобщены даже к лику друзей и присных Ему. .

В самом деле, является служитель алтаря, приемлет на свои руки, подобно Симеону, младенца, то есть нас с тобою возлюбленный слушатель, подъемлет его пред вратами церкви горе, образует из него на воздухе крест, и восклицает: воцерковляется раб Божий, во имя Отца и Сына и Св. Духа! Когда вслед за сем двери храма, как бы уступив крестному знамению, разверзаются, священнослужитель входит с младенцем, вещая от лица его словами св. Давида: вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему!

Дошед до средины храма, он останавливается, паки подъемлет младенца горе и, образуя им крест, возглашает: воцерковляется раб Божий, во имя Отца и Сына и Св. Духа и затем присовокупляет посреде церкви воспою Тя!

Приходит потом к царским вратам алтаря, снова подъемлет отроча во образ креста, и в третий раз вещает: воцерковляется раб Божий во имя Отца и Сына и Св. Духа.

Таким образом, рожденное уже посвящено Богу, уже введено в дом Царев. Сим могло бы окончиться священнодействие. Но христианину, яко сонаследнику Христа, предоставлены большие права; ему яко царскому священию, дано входить во внутренннейшия завесы (Евр.10:19); – и вот священнослужитель, по тому же уставу Церкви, несет младенца – сквозь южные двери – в самое святилище, обходит с ним вокруг престола, и, исходя из алтаря противоположным путем, то есть, дверьми северными, полагает его на земле пред вратами царскими, откуда мать уже сама должна восприять его, как бы от лица Господня.

Что может быть знаменательнее и вместе трогательнее сих священнодействий! Это троекратное образование креста из младенца, это внесение его во святилище и обхождение с ним вокруг престола, это положение его на земле пред вратами царскими и приятие его отсюда самою матерью: сколько здесь уроков и для приносимого, и для приносящей, и для детей и для самых родителей.

Крест! – Им видимо означается, что если мы имеем теперь доступ и в земной храм, и в небесный Эдем, то страданиями за нас на кресте Сына Божия, коими отверст для всех нас рай, заключенный для всех же преступлением нашего прародителя и собственными грехами. А между тем сим же крестом на всю жизнь дается знать рожденному, что он, яко христианин, должен быть крестоносец, что его доля на земле не служение миру, а борьба с ним, не угождение чувствам, а распинание плоти с ее страстями и похотями.

Внесение младенца во святилище не матерью или лицом, а иереем, показывает, что силы природы достаточны только для дарования ему одной жизни естественной, но не довлеют для введения его в жизнь духовную и благодатную; а обхождением вокруг престола – видимо указуется на высокое предназначение христианина откровенным лицом созерцать Славу Божию, быть причастником еще на земле тайн жизни вечной, уготовлять себя в блаженное сожитие с Архангелами и Ангелами, окружающими престол Божий, – в место селения самой славы Божией. В частности, обхождением вокруг престола, напоминающим собою чин посвящения и бракосочетания, младенец как бы посвящается во иереи Богу, а душа его уневещается Духу Святому. Наконец, положение младенца на землю пред дверями царскими дает разуметь, что несмотря на множество прав духовных, ему теперь усвоенных, он, яко христианин, должен всю жизнь пребывать во смирении духа и сердца, вменять себя, яко ничто же пред Господом; взирать на себя, яко на жертву, которая единожды и навсегда посвящена Господу, да отныне не к тому себе живет и не к тому себе умирает, но умершему и воскресшему для него Спасителю.

А мать, подъемлющая от царских врат плод чрева своего, должна памятовать, что отселе он ей паки поручается самим Господом, да болезнует о нем прочее духом, как прежде болела телом, дондеже вообразится в нем Христос.

Как, наконец, выразительно само название сего священнодействия! – Воцерковляется раб Божий! То есть, вводится в Церковь, вставляется, как часть, в свое великое и святое целое и вместе с тем сам делается церковью, живым храмом Бога живого. Мать принесла его как плод природы, приемлет назад как дар благодати.

Помни же принесенный и взятый, чем ты принесен, и каковым взят! Помни, где ты был, кому и для чего представлен! Помни, какое знамение отверзло тебе врата дома Божия! Помни престол, вокруг коего тебя носили, и который тебе предназначен, и землю, на коей был положен, и в которую пойдешь! Помни, что ты опять и также чуждыми руками будешь принесен некогда в церковь с крестом в руках! О, если бы тогда мог усвоить себе слова праведного Симеона: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром. Яко видеста очи мои спасение Твое! Но они усвоятся тебе, и ты почиешь с миром до дня всеобщего воскресения, если в продолжение своей жизни не будешь забывать своего воцерковления. Аминь.

Слово на День Святой Троицы

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сими великими и святыми словами пастыри Церкви начинают обыкновенно все свои собеседования с нами, братие мои. Но в другие дни сии святые слова служат только святым заглавием слов и бесед церковных; а в нынешний день они могут составить самый предмет для поучения. Ибо ныне празднуем мы в честь и славу Пресвятой, Единосущной, Живоначальной и Нераздельной Троицы: о чем же приличнее потому и беседовать ныне как не о тех Лицах, в честь Коих совершается празднество? Трудно, правда, смотреть на солнце; еще труднее взирать на Пресвятую и примирную Троицу: там теряется зрение; здесь слепнет ум!

Так ослепли: Арий, Македоний, Савелий, Несторий!

Так слепнут и ныне те, кои собственными очами дерзают прямо взирать на пресветлый лик Существа творческого. Но мы поступим не таким образом; а, подражая примеру богомудрых и вселенских учителей, вооружим свое слабое зрение трубою, которая, приближая духовное солнце, в тоже время умеряет для нас блеск лучей его. Труба сия есть слово Божие, изглаголанное пророками и апостолами, Средство сие для нашей цели самое благонадежное; ибо в слове Божием говорит о Себе, или Сам Отец, или Сам Сын, или Сам Дух Святой. Им ли не знать Себя верно, или не уметь сказать о Себе, как должно?

Что же открывает нам о Боге слово Божие. Открывает, что Бог есть един по всей силе сего слова, что, однако же Сей Единый, по существу Своему, Бог состоит из трех Лиц. Ибо Тот же Самый, Который на Синае явился Единым и вещал чрез Моисея: Слыши, Израилю, Господь Бог твой, Господь Един есть! (Втор.6:24) – Тот же Самый на Иордане открылся в трех видах, и потом чрез евангелиста Своего провозгласила трие суть свидетельствующие на небеси: Отец, Слово и Святой Дух, и Сии три едино суть! (1Ин.5:7). И Сам Сын Божий, Который исповедал Того, Его же никтоже виде нигдеже (Ин.1:8), посылая апостолов для обращения всего мира из тьмы к свету, повелел им крестить все народы во имя Отца и Сына и Святого Духа. После сего для нас отнюдь не какое-либо неразнственное дело – исповедовать Бога Единого, или Триединого: нет, признавать, почитать и проповедовать Пресвятую Троицу, – это наша непреложная обязанность, потому что это основание нашей веры, предмет нашей любви и залог нашего упования. Се есть живот вечный! Ибо кто искупит, нас кровью Своею, если не Бог – Сын? Кто освятит нас благодатью Своею если не Бог – Дух Святой?

Посему, в едином Боге мы исповедуем трех – Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого. Бог Отец именуется так потому, что Он, будучи источным началом всего Божества, предвечно родил Сына и предвечно же произвел из Себя Пресвятого Духа. Бог Сын именуется так потому, что Он рожден от вечности Отцом из собственного Его Существа, а во времени Он же, яко человек, благоволил родиться от Пресвятой Девы Марии. Бог Дух Святой именуется так потому, что Он предвечно издхновен Отцом и Сам одушевляет все сущее, особенно духи и души разумные. Чем отличаются между Собою Лица Божества, явствует уже из самого названия их. Бог Отец, по учению Св. Писания, служит началом Сына и Духа, Сам Сый безначален; и безвиновен; Бог Сын рождается, но не рождает и не производит Духа; Бог Дух Святой исходит от Отца, но не рождается, и Сам паки не рождает и не производит. Отчество, сыновство и происхождение, се три отличительные свойства Лиц Божественных! Отличаясь таким образом друг от друга, Сии три Лица составляют единого и тогожде Бога: Отец есть Бог, Сын есть Бог и Дух Святой есть Бог: но не три Бога, а едино Божество, едино по силе, едино по воле, едино по могуществу, едино по славе и державе.

Так, последуя слову Божию, учит о Боге Святая Церковь, учит, не предполагая, чтобы сим сказано было о Боге все возможное, и чтобы сказанное вполне и совершенно выражало образ бытия Божественного. Нет, Церковь, несмотря на ее достоинство, яко невесты Христовой, далека от сего самодерзновения. Она именует учение о Святой Троице таинством, то есть, таким предметом веры, который превышает наш ум; а что превышает ум, то не может быть изглаголано: изглаголанное уже не таинство.

Что есть самого общепонятного в рассматриваемом нами таинстве веры, так это благодеяния, коими каждое Лицо Пресвятой Троицы ознаменовало Себя в отношении к человекам. С сей стороны нет ничего неясного, никакого недоумения. Бог Отец есть величайший Благодетель наш, поелику Он воззвал нас из небытия, почтил образом Своим, не оставил и падших и послал Единородного Сына Своего искупить и Пресвятого Духа освятить нас. Бог Сын есть величайший Благодетель наш; поелику, во время злополучного преступления нами заповеди Эдемской, Он принял на Себя всю ответственность за наш грех и всю тяжесть нашего падения, и для восстановления нас в первобытное совершенство, облекся потом естеством нашим, жил посреди нас, умер за нас и воскрес для нас. Бог Дух Святой есть величайший Благодетель наш; поелику, несмотря на бесприкладную святость Свою, Он не возгнушался нас грешных и нечистых, осеняет благодатью Своею Церковь и все, что в ней, отраждает, укрепляет и врачует нас, мертвых грехами, в таинствах, просвещает нас чрез вдохновенных Им пророков и апостолов, благоволит даже обитать таинственно в каждой душе верующей, для приуготовления ее в вечное жилище всей Пресвятой Троице. Кратко сказать, все учение слова Божия о действиях Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого состоят из повествования о Их благодеяниях, в разных видах, грешному роду человеческому.

И против сего-то, самого возвышенного, утешительного и всепросвещаюшего учения близорукий разум человеческий не раз восставал со своими жалкими недоумениями и возражениями! А он же, кичливый и дерзновенный, хотел бы, чтобы пред ним была открыта вся полнота Божества…

Вот, приподнят токмо край завесы – указанием в единстве Триипостасии; и бедный разум не может снести сияния! Что же было бы, если бы Триединое явилось ему во всей полноте таинственных всесовершенств Своих? Но если для разума тяжело поднимать очи горе и зреть свет несозданный в самом его исходище; то пусть бедный и слабый осмотрится хотя кругом себя. Ибо не напрасно замечено и сказано еще одним мудрым язычником, что во всем мире сияет и светит Троица. В самом деле, обратим ли внимание на самые большие, или на самые малые силы природы, в каждой из них увидишь тройственность: самые оттенки их тройственны. Так все вещи заключены первее всего во времени и пространстве; но время тройственно; прошедшее, настоящее и будущее. Пространство также тройственно; длина, широта и высота, или, что тоже, глубина. Чем далее, держится весь мир?

Силою средобежною, средостремительною и вращательною. Из чего состоит каждый день? Из утра, полдня и вечера. Из чего слагается каждая ночь? Из сумрака, полночи и рассвета. Что видим в каждой вещи? Фигуру, цвета и тяжесть. Всем этим и многим другим вся видимая природа выражает тройственность той силы, которая, извлекла ее из ничтожества; но кроме сего каждое из трех Лиц Божества, можно сказать, положило на всех вещах некий отпечаток Своего личного бытия. Ибо существенное отличие Божественных Лиц, как мы сказали, есть Отчество, Сыновство и Духоисхождение. Теперь смотрите, какое из окружающих нас существ не имеет способности рождать и рождаться? Какое не смотря на свою грубость, не имеет даже своего духа? Везде рождение, везде и дух, яко следы и знамения Триипостас сного.

Но если Божественная Троица сияет во всем мире; то в человеке, созданном по образу Божию, Она отражается еще с большею полнотой. Тут везде и во всем тройственность, начиная с видимого состава нашей природы. Наше тело со способностью рождать, наша душа со способностью чувствовать и страдать, наш дух со способностью вдыхать высшее, Божественное и одушевлять низшее, чувственное, – что это как не земная, ограниченная, но подобно небесной, единосущная и нераздельная троица, в коей трие едино суть? Возьмем ли тело человека, здесь видимая трехчастность состава: костей, плоти и соков. Возьмем ли душу, тоже трехчастность – чувство, понятия и желания. Возьмем ли дух, опять три: ум, воля и свобода. Каждая из способностей так же тройственна в действии: ум приемлет от предмета впечатление, судит и заключает; свобода видит, избирает и определяет; воля побуждается к вожделению, стремится, достигает.

Среди такой тройственности во всем сотворенном, чувственном и духовном, идти против тройственности в несозданном, не значит ли смежить глаза и не видеть света среди полудня? Такова участь тех, кои, отвергнув руководство слова Божия, предаются водительству своего бедного разума.

Приходя от заблужденья к заблужденью, они доходят нередко до того, что начинают сомневаться в собственном бытии.

Пожалев о таком неразумии и пожелав молитвенно заблуждающим просвещения свыше, обратимся, братие мои, к предмету нашего собеседования, вознесемся мыслью над всем сотворенным, приблизимся к престолу Триипостасного, яко получившие на то дерзновение заслугами Божественного Искупителя нашего, падем в благоговении пред величием неисповедимых совершенств и во свидетельство нашей любви и благодарности за бесчисленные благодеяния к нам Пресвятой Троицы, принесем Ей в дар все существо наше. Богу Отцу принесем наше тело, да будет оно орудием к исполнению пресвятой воли Его; Богу Сыну принесем нашу душу, да воодушевляется она силою креста Его; Богу Духу Святому принесем наш дух, да пламенея от росоносного дыхания Его, парит он горе над всем дольным. Благо тому, кто еще в сей жизни начал, как воспевает в научение наше Св. Церковь, светлеться Тройческим единством священнотайне! Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятой Богородицы

«Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление« (троп. празд.).

Так многократно, вчера и ныне, воспевала Св. Церковь. Не знаю, обратил ли кто из вас особенное внимание на сии слова; а мне кажутся они стоящими всего внимания для всех нас и не один только нынешний день, а на всю жизнь. Днесь спасения нашего главизна, восклицаем мы: следственно спасения и твоего и моего, слушатель; следовательно, мы с тобою спасены, примирены с Богом и совестью, очищены, оправданы; следовательно, и для нас соблюдается венец правды, его же уготова Бог всем любящим Его (2Тим.4:8)! Видите, о чем идет дело? Не о малом чем-либо, а о всем.

После этого как не спросить: точно ли так в самом деле? Действительно ли все мы, здесь теперь присутствующие, находимся в числе спасенных? – Ах, спасение явлено для всех, но сам Спаситель еще заметил, что немного спасающихся; оно на самом деле может принадлежать всем, но мы с тобою, слушатель, можем не участвовать в оном. Когда для всех других начало спасения, для нас, может быть, начало, или продолжение, или даже конец осуждения.

Надобно по тому самому, весьма надобно узнать, чьего спасения ныне начало, и принадлежим ли мы к числу спасенных?

Спасение, братие, не есть что-либо состоящее в одних словах и понятиях или каких-либо частных действиях и вещах, о коих довольно только знать или на кои достаточно только согласиться. Нет, спасение, как показывает самое название его, состоит в освобождении от бедствий и зол. Мы говорим: больной спасен, когда опасность смерти прошла, и силы начали поправляться. Говорим: взятый в плен спасен, когда он получил свободу и возвращен из рук неприятельских. Говорим: путник спасен, когда разбойники, на него напавшие, прогнаны, и он в море продолжает свое путешествие. Если спросишь у каждого из таковых людей: спасен ли ты? Каждый немедля, что он спасен, укажет, когда, как и от чего спасен. Таково, говорю, бывает спасение и от временных бедствий, – видимо, ощутительно, незабвенно!

Тем паче таково должно быть спасение от бедствий вечных, тех бедствий, от коих никто не может спасти нас, кроме Самого Бога, и для уничтожения коих снизшел ныне на землю сам Сын Божий. Получивший такое спасение непременно должен знать, что получил; даже начавший получать не может не знать, что он начал получать. Спасенный таким образом должен чувствовать в себе великую и важную перемену наилучше, должен чувствовать, если не полное освобождение, то более и более возрастающее облегчение от всех бедствий, и зол, кои угнетают всех неспасенных.

Если вы, братие, вникали в свое состояние, то вам должно быть известно, какие это бедствия. Это, во-первых, помрачение нашего ума, который, по падении лишившись озарения свыше, попал в такую тьму, то яже на земле обретает с трудом, а что на небе или за гробом, того сам по себе, как должно, познать никак не может. (Прем.9:16).

В такой тьме живут язычники, кои потому поклоняются камню и древам; живут и те из христиан, кои, отвергнув свет слова Божия, предаются водительству своего бедного рассудка. Второе бедствие наше есть развращение нашей воли, по падении естественно наклонной ко злу. Отторгшись от воли Божией, она носится ныне по безднам творения, не зная, где остановится; хотела бы все подчинить себе, и взамен того сама подчиняется всему; идет вопреки порядка природы, и потому действует на погибель себе и другим.

Под тяжестью сего бедствия стенают все грешники, представляющие из себя жалких рабов страстей и чувств. Третье всеобщее бедствие человечества есть испорченность нашего сердца и чувства, которое, уклонившись от источника всех благ – Бога и прилепившись к тленным благам чувственным, вместе с ними кружится и крушится, прельщается и никогда не насыщается, томится скукою среди самих наслаждений. Это бедствие особенно видно на счастливцах мира, кои, стоя среди океана удовольствий земных, непрестанно жаждут лучшего. Последнее бедствие, от коего страдают все, есть крайняя бренность естества нашего и его зависимость от внешней природы; рождаясь в болезнях, влача жизнь среди недугов и лишений, мы потом обращаемся в землю, подобно последнему насекомому.

Как ни слабо это описание бедствий наших, но и по нем весьма удобно можно знать каждому, в каком он состоянии в числе спасающихся или погибающих. И, во-первых, смотри, спасен ли твой ум? Имеешь ли ты ясное познание о Боге и Спасителе, о благодати Св. Духа, без коей невозможно спасение, о своих обязанностях и своем предназначении, о средствах достигнуть жизни вечной и избавиться соблазнов мира? – Спасена ли твоя воля? Освобождена ли от наклонности ко злу, преобладания над нею чувств и страстей? Заключена ли в Законе Господни, как в естественном для нее хранилище? Облечена ли тою силою, чтоб в случае нужды могла стать за чистоту совести против всего обольщающего и ужасного? Спасено ли твое сердце? Знает ли радость о Духе Святе; освободилось ли от того крушения, коим страдают самые великие счастливцы мира! Есть ли в нем предчувствие того, чего око не видело, ухо не слыхало и что на сердце плотскому человеку не приходило и прийти не может.

Спасено ли все существо твое? Подавлено ли в нем семя тли естественной? Насаждено ли семя жизни благодатной? Заметно ли ослабление и совлечение человека ветхого, возрождение, укрепление и преобладание человека нового? Кто ощущает в себе отсутствие сих зол, угнетающих все человечество, тот, и только тот один, по справедливости, может сказать, что он спасен. А таковой, без сомнения, знает и то, что сего спасения начало ныне. Ибо, если бы не явился ныне Свет мира, Целитель душ и сердец, Податель мира и жизни, то мы все оставались бы с прежним крушением духа и ненасытимостью сердца, с прежнею бренностью и тлением.

Итак, еще раз, братие, вопрошу вас: спасены ли вы?

Признак и доказательство одно: свобода от зол и бедствий. Итак, чувствуете ли эту драгоценную свободу? Если не чувствуете, то спасение не ваше, Христос еще не ваш, вы еще не христиане! – Ибо, что же это за спасение, когда вы окружены теми же бедствиями, так же слепы в делах веры, так же связаны грехами, так же злобны, не мирны, унылы, бренны, тленны? Что это за начало спасения, когда в вас нет не только конца, даже продолжения? А если так, то, что значит, братие, ваше христианство? Из чего состоит оно? Что дает вам? Что обещает?

Разве нашли вы другого Христа, который не спасает верующих в Него?

Тяжело, братие, слышать подобные вопросы в такой радостный день. Но что же делать нам? Разве говорить, что вы спасены, когда мы видим, что вы погибаете? Разве петь и услаждать слух ваш, когда вы спите над бездною? Нет, мы должны вопиять к вам, чтобы пробудить вас, заставить удалиться от бездны и начать дело своего спасения. Мало сего: мы молим и непрестанно должны молить Господа, чтобы он сам гремел над вами всемощным гласом своим и побуждал вас, чтобы не щадил, если то нужно, ни гнева своего, ни стрел. Ибо лучше, стократ лучше, чтобы каждый из нас пострадал, если то нужно, здесь временно, нежели отойти неисправленным туда, где надобно мучиться вечно.

И если, когда нам, братие, нужно говорить с вами таким языком, то в нынешний день, ибо сей день есть самый способный к тому, чтобы начать, кто не начинал дело своего спасения. Не напрасно Церковь возглашает: днесь спасения, нашего главизна!

Решись отныне оставить грех, освободиться от уз господствующей в тебе страсти, начать жизнь для Бога, веровать всем сердцем в Искупителя, ходить и действовать как учат Евангелие и Церковь, и нынешний день соделается для тебя истинным началом твоего спасения. Всякий раз, когда он будет возвращаться, ты будешь от полноты сердца восклицать: днесь истинно днесь спасения моего главизна! После сего и для меня, и для тебя будет сей день днем благовещения, для меня потому, что я возвестил, а для тебя потому, что ты принял благую весть о спасении! О, куда не пронесется весть сия! Ей будут радоваться Ангелы, о ней возрадуется Сам Отец Небесный! Аминь.

Слово на день Казанской иконы Пресвятой Богородицы

За три седмицы пред сим мы совершали празднество в честь Покрова Пресвятой Богородицы: событие весьма радостное само по себе, но нам – россиянам, в некотором отношении, как бы чуждое, ибо оно последовало в Греции, за целое тысячелетие до нашего времени. Празднуя в честь Покрова Взбранной Воеводы над Византией, весьма естественно было подумать: а к нам Пресвятая Дева так же ли милостива, как к единоверным византийцам. Можно ли в истории отечества нашего указать какой-либо случай, подобный Покрову Пресвятой Богородицы над Царьградом? – Настоящий день, братие, служит ответом на это, и ответом самым радостным. Ибо мы празднуем ныне по такому случаю, который самым явственным образом показывает, что Покров Матери Божией простерт и над нашим отечеством. Во славу Пресвятой Девы и для умножения духовной радости о сем, позвольте, братие, изложить пред вами событие сие, хотя в главных его чертах.

За два столетия пред сим, отечество наше было постигнуто одним из величайших несчастий: на престоле российском пресекся род царей Рюрикова дома. Что легче, по-видимому, как из многих миллионов избрать одного на царство? – Но опыт показал, что нет ничего труднее; как избрать царя из подданных. Престол не долго оставался праздным; но кто ни восходил, не мог сидеть на нем. Тщетно Годунов напрягал все силы ума и искусства, истощал все средства любви и страха: ничто не могло заменить недостатка права наследственного. Запятнанный подозрением в истреблении последней отрасли царского дома, он вскоре пал, можно сказать, пред одним именем святого отрока, им закланного, которое противопоставил ему самозванец. Что сие чудовище не могло заменить кого-либо на престоле – нечего и говорить. Иное дело было с низложителем его – Шуйским. Все, казалось, призывало его на престол: и знаменитость рода, и многочисленность связей, и давние подвиги, и недавний опыт мужества и любви к отечеству; но не призванный небом, столько же раз изменявший истине, как и свидетельствовавший за истину, – и он взошел на престол только для того, чтобы с высоты его сойти в плен и могилу. Наконец, настают времена полного междуцарствия, те времена, коих образец – в аде; ибо там вечное междуцарство. Но для наших соседей-недругов это был самый благоприятный случай к торжеству над нами. Область за областью отторгается от России на юге и севере: Польша хочет нам дать своего, Швеция своего – царя. Мы сами, изнуренные безначалием и междоусобием, начинаем думать, что и для прекращения домашней крамолы и соперничества, и для отклонения внешних браней, нет другого лучшего средства, как возвести на престол России одного из потомков Ягеллоновых. Уже в московских храмах возглашается имя Владислава… уже пол-России за ним…

«Но иноземной ли, насильственно поставленной главе быть в мире с русским сердцем?.. Разноверцу ли воссесть на престоле Св. Владимира, украшаться бармами Мономаха?» Так мыслили те, в коих еще не подавлен был дух русский смутами отечественными и кознями иноземными. «Станем за Святую Русь, за дом Пресвятой Богородицы, за чудотворцев Алексия, Фотия и Филиппа; продадим жен и детей, но освободим отечество!» – воскликнул истинный сын отечества на берегах Волги; – и глас его, как глас Архангела воскресителя, пробуждает умы и сердца помертвевшие. Инок Палицын, гражданин Минин, боярин Пожарский, – как бы самим небом избранные представители всех сословий, – восстают на брань против врагов, собирают ополчение, и грядут освободить из рук врагов сердце отечества – Москву. Рать священная, коей подобной не было ни прежде, ни после; но как многого недостает ей! Она должна взять твердыни, защищаемые врагом и многочисленным, и упорным, который твердо знает, что с победою над нею, за ним останется все царство Русское, с потерею сражения должно кончиться его владычество над ним самым плачевным образом; а между тем у сей рати недостает средств к своему содержанию, недостает самого оружия, и, что всего важнее, недостает единодушия и в воинах, и вождях. Вот истощены уже последние средства к содержанию, кои доставляла св. обитель Сергиевская; вот значительная часть рати, волнуемая кознями самолюбцев, уже оставила стан отечественный, и готова за врагов. Дух мужества, воспламенявший, воинов православных, упадает. Самое время помогает врагам; наступают осенние непогоды, столь благоприятные для осажденных, и столь пагубные для осаждающих. Еще один неудачный приступ, один междоусобный спор, – и первая вьюга зимняя развеет последние остатки рати священной. «Прости свобода отечества! прости Кремль священный!» – так, вероятно, мыслил и говорил не один сын отечества: «мы сделали все для освобождения вас; но верно Богу не угодно принять жертвы нашей и благословить оружие наше победою».

Между тем, сия чистая жертва давно уже была принята в воню благоухания. И как ей было не быть принятой, когда она, как увидим после, вознесена была к престолу благодати Самою, Преблагодатною Девою? – Провидение медлило благословить победою оружие православного воинства, чтобы успехи брани не были приписаны собственному мужеству. Посему, когда все надежды земные пали, когда оставался один шаг до отчаяния – помощь небесная обнаружилась во всей непререкаемой очевидности. Каким образом? – Внемлите и возблагоговейте пред небесною Заступницею!

Среди осажденной столицы, между вратами, в тяжком плену и еще тягчайшем недуге, томился один из маститых первосвятителей, который, прибыв с Востока, нашел в Москве себе второе отечество. Близкий к небу, по своему сану, он еще ближе был к нему по своим добродетелям; посему и удостоился быть посредником между небом и землею. Среди полночной тишины, вдруг келья его наполняется светом необыкновенными, и он зрит пред собою св. Серия Радонежского. «Арсений, – рек Преподобный болящему, – ваши и наши молитвы услышаны; предстательством Богоматери суд Божий об отечестве преложен на милость; заутра Москва будет в руках осаждающих, и Россия спасена». Как бы в подтверждение пророчества, болящему старцу вдруг возвращается здравие и крепость сил. Радостная весть о сем, переходя из уст в уста, немедленно проникает за стены града – к воинству православному, и воспламеняет его непреодолимыми мужеством. Дерзая об имени Взбранной Воеводы, христолюбивое воинство не видит более пред собою никаких непреодолимых преград; враги, несмотря на свое ожесточение, не могут более стоять на твердынях. – Кремль в руках россиян. Благоговея пред небесною помощью, благодарное воинство, в следующий день воскресный совершает торжественное молебное вшествие в возвращенную столицу; навстречу ему исходит тот самый святитель, который удостоился приять весть о помощи свыше. Изнесенная им чудотворная икона Богоматери казалась для всех зрящих на нее не мертвою иконою, а живыми Ликом Взбранной Воеводы, о имени которой одержана победа. Падая на землю и проливая слезы, всякий стремился освятить себя прикосновением к чудотворному лику. И чтобы память о столь чудесном явлении Покрова Пресвятой Девы над отечеством не ослабела от времени, положено единодушно творить ежегодно торжественное воспоминание его в настоящие день.

Судите сами после сего, как важен день сей для отечества! Это день чудесного освобождения России от рабства иноземного и крамол внутренних, день пакибытия земли русской. Если бы престольный град остался в руках врагов; то, по всей вероятности, осталась бы в руках их и вся Россия; но Москва осталась бы в плену, если бы не приспело на помощь заступление Пресвятой Девы: ибо земные средства были истощены все. Посему день настоящий есть истинный день Покрова Пресвятой Богородицы над нашим отечеством. После сего нельзя не спросить: что обратило на предков наших Матерний взор небесной Покровительницы и приблизило к ним Ее дивную помощь? – Обратили, конечно, более всего молитвы угодников Божиих, каковы: св. Серий, Алексий, Петр, Фотий, Киприян и прочие чудотворцы российские, кои во время бедствий их земного отечества не преставали молить о его спасении Господа и подвигли на ходатайство о нем самую Матерь Его. Но израильский народ имел некогда не менее за себя ходатаев пред Богом в лице своих почивших праотцов и пророков, однако же был предан в руки врагов, и наконец совсем отвергнут. И Господь Сам предварительно объявил чрез пророка: аще станут Моисей и Самуил пред лицем Моим, несть душа Моя к людям сим (Иер.15:1). Значит и молитвы святых за земножителей не всегда бывают услышаны. Почему же услышаны были молитвы святых за Россию? Потому, что когда святые молились за Израиля, сам Израиль не молился Богу отцов, а покланялся богам иным; а наши предки не знали богов иных, а как в счастье, так и в несчастия, обращались за помощью к единому и тому же Богу отцов своих, к Его Пречистой Матери и святым угодникам. Но к Богоматери, заметим еще, обращались и враги наши тогдашние, владевшие Москвой и желавшие завладеть Россией, ибо они были и суть христиане: почему Она вняла молитвам не их, а россиян, и оказала отечеству нашему такую дивную помощь? – Потому, во-первых, что вероисповедание тогдашних врагов наших хотя и христианское, не совершенно чистое, страдающее от смешения догматов небесных с преданиями человеческими; потому, во-вторых, что враги наши делами ниспровергали то, во что веровали устами, ибо не щадили не только мирных хижин, но и самых храмов Божиих, дерзновенно ругаясь святыне; потому, наконец, что незаконно силились овладеть Россией, и идя против нашего царя, не оказывали должного повиновения и своему монарху, чем впоследствии унизили и погубили свое отечество. Не без слабости и недостатков были, конечно, предки наши, за что и подвергались великим бедствиям и дошли было до последней крайности; но и среди самых жестоких бедствий, в самой крайности обстоятельств, они умели сохранить веру в Царя Небесного и верность царям земным: свидетель сего их беспримерное усердие, с коим они все охотно отдавали за дом Пресвятой Девы, за престольный град и отечество. И вот Матерь Божия, видя их покаяние, смирение, усердие к святыне и самоотвержение, преклонилась к милосердию, а преклонившись Сама, преклонила и Сына Своего на помощь нам. Се тайна Ея спасительного Покрова над Россией.

Чему поучает нас сия тайна? – Тому, во-первых, чтобы никогда не терять веры ко спасению отечества, каким бы искушениям и бедствиям судьбам Всевышнего ни угодно было подвергнуть его. Премудрость Божия любит народы ей угодные, равно как и людей, ей любезных, искушать бедствиями, дабы тем более очистить, укрепить и возвысить их. Народ российский, как показывает история его, есть один из таковых народов. Сколько раз приближался он, по-видимому, к концу своего существования, и всегда воскресал со славою! И всегда при сем воскресении, являлись со своим заступлением, как Ангелы Божии, святые чудотворцы российские; являлась – Сама Матерь Божия. После сего можно ли терять когда-либо надежду на спасение отечества?

Поучает, во-вторых, настоящий день всех нас силе усердных молитв пред Богом, а особенно молитв святых за нас. Не напрасно св. Сергий сказал Арсению: «Ваши и наши молитвы услышаны». Это значит, что без молитв земных не были бы услышаны и молитвы небесные; равно как без небесных не были бы, конечно, приняты молитвы земные. Посему во всех трудных обстоятельствах отечества нашего, или наших собственных, молитва должна быть первым и последним средством ко спасению: молясь сами, мы должны воздвигать на молитву угодников Божиих, памятуя, что много может молитва праведнаго (Иак.5:15). Тем паче должны мы прибегать под кров Преблагословенной Девы, Которая всегда была и пребудет утешительницею всех, притекающих с верою к Ее заступлению и творящих по сей вере.

Я говорю: творящих по вере. Ибо еще повторю: к Матери Божией возносили молитвы и тогдашние враги наши, но не приемля от Нее помощи; потому, что не поступали сообразно своей вере, а предавались всякой нечистоте и оскорбляли святыню. Посему, кто желает удостоиться благодатного покрова Ея, должен вознести к Ней, вместе с молитвою, если не добрые дела свои, то по крайней мере, живую веру, смирение и покаяние. Это последний урок для всех нас от настоящего празднества нашего. Аминь.

Слово в день Введения во храм Пресвятой Богородицы

Ангели вхождение Пречистыя зряще удивишася (Велич. 9 пес.).

А нам что должно делать, воспоминая вхождение Пречистой? Дивиться вместе с Ангелами? Мало. Пресвятая Дева избрана из среды нас и принадлежит более нам, нежели Ангелам; а потому нам должно не удивляться только Ей, но и подражать; – не вхождением во храм Иерусалимский, который не существует более, и если бы существовал, то, принадлежа Ветхому Завету, – был бы нужен для иудеев, а не для нас, – а частым и благоговейным посещением храмов христианских, из коих самый последний вмещает в себе более храма Иерусалимского.

В самом деле, братие, если для Той, которая из детства была сама храмом Духа Святого, и за чистоту души и тела удостоилась быть избранною в селение Бога Слова; если для Ней, для Ея усовершенствования нужно было долговременное пребывание в храме: то для нас, коим из детства прилежит помышление на злое (Быт.8:21), кои окружены толикими опасностями, подлежим таким слабостям, для нас посещение храмов Божиих должно быть одним из главных средств к нашему освящению.

Ибо, что есть храм?

Есть, во-первых, богоучрежденное вселенское училище благочестия. – Мудрость земная не составляет необходимости для каждого; для многих она составила бы даже бремя подавляющее. Но есть предметы, о коих необходимо иметь ясное и твердое познание всем и каждому. Это Бог, Творец и Промыслитель наш, и наши отношения к Нему в совести и деяниях наших; это Искупитель, Господь Иисус с Его крестною смертью за грехи мира, и наша обязанность веровать в Него и исполнять Его заповеди; это благодать Духа Святого, нас освящающая, и тот способ, коим мы должны стяжавать ее, хранить и употреблять; это наконец, ожидание будущего века, где должно дать отчет в делах и восприять по делам. Кто же возвестит сии важные истины во услышание и тех, кои совершенно удалены от всякого вида науки? Где училище для всех и каждого?

В церкви. Здесь отверсты двери каждого; не нужно предварительных испытаний; приходи, слушай и поучайся! Находясь в этом училище, не узнаешь, как далеко отстоит земля от солнца, и как отводить удары грома, но узнаешь, как далеко находится падший человек от Бога, как спасаться от ударов правосудия небесного; не научишься углубляться в сердце гор и в недра морей для извлечения драгоценностей, но научишься углубляться в собственное сердце для обретения там злата чистой любви к Богу и перлов святых молитв; не будешь в состоянии говорить разными языками, но отучишься от языка лжи и коварства, совершенно поймешь язык совести, сделаешься способным беседовать с Богом. И сколько уже вышло из сего училища – Церкви Божией самых отличных учеников благочестия, кои, не будучи знакомы ни с каким мирским просвещением, жизнью своею и добродетелями, а некоторые и чудесами доказали, что им дано было ведать самые тайны царствия Божия (Мф.13:11), что они знали все (1Ин.2:20), нужное для спасения!

Что есть храм?

Есть богоучрежденная врачебница духовная. Всякий, по собственному опыту, знает, что душа наша, подобно телу, подлежит различным недугам, – и что недуги сии, хотя для многих кажутся маловажными, крайне опасны, ибо, неисцеленные, они причиняют вечную смерть души. Для исцеления души от яда греховного никто не мог изобрести средства, кроме самого Бога. И оно изобретено благостью Божьею, и, как необходимое для всех, преподается безмездно всем.

Где и как? – В храмах. Тут всегда течет источник здравия душевного – всеоживляющая Кровь Богочеловека и благодать Духа Святого: как бы велики ни были грехи твои, от каких бы язв ни страдала совесть, пия от сего источника верою и любовно, ты соделаешься здравым в душе. Нет недостатка в церкви и в особенных врачествах против особенных болезней. Невоздержному предписывается пост, бдение, молитва; страждущему гордостью возвещается, откуда мы взяты и во что обращаемся, как все унижены грехом и лишены первобытного благородства; болящему завистью напоминается, что все льстящие взору отличия людей существуют на время, что со смертью останется одно отличие – доброго от злого; погрязающему в сладострастии указуется вечность, суд и гнев Божий на предающихся в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:28). Можешь пренебрегать средствами, указуемыми церковью для уврачевания недугов душевных, но не можешь сказать, чтобы они были недействительны, в противном случае обличат тебя во лжи сонмы праведников, кои, употребляя их, восстановили свое душевное здравие, и из людей мертвых грехами соделались живыми храмами Божьими.

Что есть храм?

Есть богоучрежденное всемирное судилище духовное. Человеку, за коим есть какое-либо важное дело, который подпал суду и гневу цареву, весьма нужно знать, что ожидает его в будущем, какой постигнет его приговор. Но мы все имеем самое важное дело с небом; у нас всех происходит давняя несчастная пря с Творцом нашим. Рано или поздно должен быть конец сей вражде эдемской. В чем же будет он состоять и какой приговор произнесут над нами? Что именно будет с тобою, – с ним или со мною? – Где узнать о сем?

В церкви. Тут суд уже написан (Пс.149:9): слава всем преподобным, горе и погибель всем неподобным! Хочешь яснее знать определение верховного Судии? Прослушай со вниманием, когда читается Евангелие о Страшном Суде. В нем означены подробно и те добродетели, за кои будет награда, и те пороки, за кои пойдут в геенну. Вернее не услышишь от самого Судии. Что теперь Он говорит – в слове своем, то и тогда скажет. Имеешь требуемые добродетели? – Будешь стоять на правой стороне. Не имеешь? Пойдешь, кто бы ты ни был, в ад. Небо и земля прейдут, а из слов Евангелия ни одна черта не прейдет (Мф.24:35).

Что есть храм?

Есть место постоянного свидания с существами высшими. Мир духовный закрыт от нас непроницаемою завесою, но там все для нас драгоценное; там Господь и Спаситель наш; там апостолы, мученики, пастыри и учители Церкви и все святые; там наши предки, большая часть наших знаемых, сродников и друзей. Ужели на земле нет места, где бы можно было верно и постоянно сообщаться с ними?

Есть – в храмах! Молитвы, здесь непрестанно возносимые, сближают между собою два мира – видимый и невидимый; наши сердца посредством их возносятся горе, дух небожителей низводится долу, нам дается способность предузнавать будущее наше состояние, а для них становится удобнее воспоминать прошедшее и видеть наши нужды. Посему-то в жизнеописаниях святых людей мы находим, что нигде столько не последовало откровения, не было столько видений для них, как в храмах, среди богослужения. И если богомудрые составители литургии написали, что Царь славы, приносимый в жертву на Святой трапезе дориносится ангельскими чинами, что мы сами тайно образуем в это время Херувимов; то написали, без сомнения, не на основании воображения, а по свидетельству духовных опытов. Впрочем, и для самого чувственного человека не приподнимается ли видимо завеса духовного мира каждый раз в таинстве Евхаристии? Что это, как не знак и дар из другого мира? Как не залог бессмертия? Как не завет жизни вечной, в коем видимо соединяются живые и мертвые?

Наконец, храм есть место лицезрения Божия и поклонения твари Творцу; место, по тому самому священное и самое приятное для духа благочестивого.

В самом деле, братие, ужели одни нужды будут двигать и управлять нами и в делах богослужений? Ужели для человека нет другого возвышеннейшего побуждения к тому, чтобы как можно чаще являться пред Лице своего Творца, напр., чтобы насладиться Его присутствием и лицезрением? Но место постоянного присутствия и лицезрения Божия в храмах; в храмы посему и должен он являться для засвидетельствования пред Творцом своей любви и покорности. Правда, что истинные поклонники всюду поклоняются Господу духом и истиною (Ин.4:24). Но неоспоримо и то, что в некоторых местах для них же Господь являет особенное свое присутствие. Храм есть первое из таковых мест; это постоянное, видимое место селения славы Его: тут Его слово и таинства; тут Его престол и жертвенник, на коем приносится Тело и Кровь единородного Сына Его. Посему-то даже те люди, кои сами были живыми храмами Божьими, не преставали входить в храмы, входили в них часто с особенным благоговением и радостно, и минуты, проведенные у престола Божия, почитали лучшими в жизни.

После такого понятая о храмах и такого действий их на ум и сердце человека, вы, братие, не удивитесь, если я скажу, что тот и не христианин, кто, имея возможность часто посещать храмы Божии, не посещает их.

Только пребывание во храмах, для того, чтобы быть благотворным, требует от входящего во храм некоторых благих качеств, без коих он не приносит ожидаемой пользы, даже может обращаться во вред. Какие это качества? – Внемлите!

Храм есть училище благочестия: итак, будь внимателен к слышимому; здесь говорит не человек, а сам Бог, желающий твоего спасения. Паче же всего старайся исполнить познанное на деле. Исполненное, и малое, принесет сторичный плод; не исполненное и великое, не только не оправдает, а и осудит. Некогда потребуют строгого отчета в преподанной науке. И здесь ленивые ученики много теряют: какой стыд будет там!

Храм есть врачебница: итак, смело требуй врачества. Никогда не отчаивайся в исцелении. Для нашего Врача нет неизлечимых больных. Только не оставляй употреблять средств, тебе предписываемых. Не слушай своего ума, когда он будет говорит тебе, что то или другое средство, по-видимому, бесполезно. Спаситель наш знает более всех нас и наши болезни и нас самих. Не слушай плоти, когда она будет влечь тебя к чему-либо запрещенному, хотя бы оно казалось невинным. И телесные врачи лишают нас многого, лишают даже гораздо большего. Без воздержания духовные врачества также остаются без действия, как и телесные. Что пользы, напр., если здесь причастишься трапезы Господней, а, по выходе за праг дома Божия, сядешь за трапезу бесовскую (1Кор.10:21)?

Храм есть судилище духовное: итак, мирись с небесным Соперником, доколе находишься на пути (Мф.5:25) – сея жизни. Толкай в двери милосердая, пока не настал час суда и наказания. Не пренебрегай властью Церкви, она от Бога. Разрешенное здесь, будет прощено и там; связанное здесь, будет в узах и там. Принимай милость подаваемую, не удивляясь много избытку в даянии: много дается каждому потому, что для нас всех много приобретено, за нас всех крайне много заплачено. Только смотри, не злоупотребляй прощением. Любовь Искупителя к тебе да будет Хранителем от новых беззаконий. Иначе все погубишь, и с тебя взыщется за самые малости, тобою злоупотребленные.

Храм есть место свидания с существами неземными: итак, вы, кои лишились близких вашему сердцу, вместо бесплодных сетований и слез, спешите чаще к подножию алтарей Господних. Тут пред лицом Бога любви, у коего нет мертвых, ваш дух найдет себе успокоение; вы сами приблизитесь в духе к пределам мира горнего, предощутите силу грядущего века; – а при сем предощущении настоящая жизнь престанет для вас быть так драгоценною, и вы не будете безутешно сетовать о временной разлуке с любезными вам, а примете решимость идти по следам их с верою и любовью туда же, где и они.

Храм есть место присутствия и лицезрения Божия. Итак, стой во храме, пред Богом хотя так, как бы ты стоял пред царем земным. Оставляй за прогом дома Божия всякое житейское попечение. Довлеет миру злоба его (Мф.6:34): зачем ее вносить и сюда? Там пререкание днем и нощию (Пс.54:10): пусть будет хотя здесь мир и тишина. Шесть дней отдаются земле и плоти: пусть хотя седьмой всецело посвятится Господу. Стой во храме, как бы стоял на небе; ибо, стоя во храме, ты действительно стоишь на небе, пред Богом! Аминь.

Слово во вторник 1-й недели Великого поста

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не кажется ли кому-либо, братие мои, что Св. Церковь, в продолжении настоящих дней, слишком часто и многократно оглашает слух наш сим воззванием умилительным? Если бы кому пришла подобная мысль, тот пусть примет труд вместе с нами обозреть, хотя мало, всю человеческую жизнь нашу от ее начала до конца. Может быть, что кажется теперь слишком многократным в храме, то самое не будет после того казаться излишним и дома и не только во время поста и покаяния, но и в другие дни, среди самых празднеств, будет само собою приходить на мысль и по временам исторгаться из самых уст.

Для сего взойдем, во-первых, к самому началу бытия нашего на земле. Что там? – мрак и нечистота, похоть и страсти. В беззакониях зачать есмь и во гресех роди мя мати моя, вопиет за всех нас св. Давид. Зачатый в беззаконии, я и сам потому беззаконен; рожденный во грехе, я и сам потому грешник. И не сие ли самое означали болезни моего рождения? За что страдали и рождающая и рождаемое, если не было вины нечистоты? Ни это ли самое выражал и вопль мой при появлении на свет? Что вопияло тогда во мне? Не разум, не память, не воображение – вопияла вся природа моя. Чем смущалась она и от чего страдала? От внутреннего прирожденного расстройства, нечистоты и виновности. Первый вопль мой обращен был не к земле, а к небу, – к Тебе, Жизнедавец, Который образовал меня в утробе матерней, и Который един мог воссоздать меня и вне утробы матерней.

Представляя все сие теперь в моем уме, вникая мыслью в образ моего явления на свет, я и теперь поникаю лицом долу, стыжусь нечистоты моего происхождения, боюсь наследия, мною принесенного, и вопию: помилуй мя, Боже, помилуй мя! Будь милосерд к бедному созданию, которое явилось на свете со всеми нечистотами отцов и праотцов, которое вместо наследия принесло с собою ужасную преклонность ко злу, коему предстояла и предстоять борьба со множеством скорбей, соблазнов и искушений! Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Во след за первым рождением от плоти и крови, последовало другое, высшее и лучшее рождение от Духа. Не смотря на мою нечистоту и бесчувственность, меня, тотчас по рождении, приняла в объятия свои Св. Церковь; омыла скверну природы моей в купели крещения; освятила благодатью Духа; запечатлела знамением креста; облекла в белую одежду невинности. Из чада гнева я стал чадом Благодати. Но где теперь сие царское облачение? Где дары, на меня излиянные? Увы, и я, подобно невесте Соломона, должен сказать: положиша мя стража в виноградех, и винограда моего не сохраних (Пес.1:5)! Не сохранил я благодати крещения, не пребыл верным Тому, Кому сочетался! Осквернил белую одежду невинности! Потерял благодать и Духа! – Одно взял мир; другое похитили страсти; то пропало от нерадения и беспечности; весь я подобен человеку, впадшему в разбойники: от ног до головы нет во мне целости. К кому обратиться за помощью, кроме Тебя, всеблагий Творец и всемогущий Промыслитель мой? Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Заблудих, яко овча погибшее, взыщи раба Твоего (Пс.118:176), изведи из темницы душу мою исповедатися имени Твоему (Пс.141:8)! Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей! За летами моего неразумного младенчества, о коих самый первый мудрец не может не сказать ко Господу с Давидом: скотен бых у тебе (Пс.72:22), наступили лета отрочества и юности. Время наидрагоценное, в которое человеку, при раскрытии в нем разума и воли, можно сказать, самому дается быть в некотором смысле творцом духовного бытия своего. В это время и я, подобно прародителям моим, находился в раю невинности, и предо мною было древо жизни с обетованием и древо смерти с заповедью. Мог я не простирать руки к плоду запрещенному; властен был я остаться на пути правды и непорочности. Все удерживало меня; и благодать крещения, и голос совести, и родители, и воспитатели; но, увы, ничто не удержало! И мне змий искуситель представился достовернее моего Творца и Благодетеля; и для меня древо смерти показалось добрым в снедь, угодным очима еже видети, и красно еже разумети; и я, – стократ неразумнее прародителей моих, ибо имел их опыт пред собою – и я, несчастный, вкусил дерзостно горькие снеди и потерял рай.

Ах, братие мои, кто не пожелал бы, чтобы возвратились дни его юности, драгоценные те дни, когда от нас зависело вступить на путь Господень, или уклониться на распутия греха и суеты мирской. Но сии дни не возвратятся; и каждому из нас, воспоминая их, остается точию восклицать из глубины души: помилуй мя, Боже, помилуй мя! Грех юности и неведения моего не помяни! Помяни же мя ради благости (Пс.24:7), единой благости Твоей.

Наступило время мужества и лет зрелых: мы взошли в различные связи семейства, дружества, знакомства, вступили на путь служения общественного, облеклись различными обязанностями; многие из нас засвидетельствовали клятвою, что они будут верными истине, непреклонными хранителями правды для себя и для других. Чего бы надлежало ожидать от нас после сего? Надлежало бы ожидать твердого и неуклонного исполнения своих обязанностей, мужественной борьбы с пороком во всех его видах, благоразумного употребления даров счастья, кому они посланы, и великодушного перенесения ударов несчастия, кого они постигли, что мы всегда будем готовы на всякое дело благое, удалены от всякой лжи и неправды, будем воздержны и строги к самим себе, великодушны и милосердны к ближним нашим, кротки, искренни и любвеобильны ко всем и каждому, непамятозлобивы к самим врагам.

Но, братие мои, скажите сами, многие ли могут похвалиться сими качествами? Кто, бросив самый поверхностный взор на свои обязанности, не скажет: ах, я не исполнял и не исполняю их, как должно! При святом алтаре – я не предстою с тою чистотой и благоговением, кои подобает служителям Бога Вышнего; в суде – я не храню правды и истины с тем самоотвержением, коего требует участь подсудимых собратий моих; во святилище наук – я дорожу не столько истиною, сколько суетною славою моего имени и готов нередко защищать ложь, для меня приятную; в купле и продаже я своекорыстен, на господстве жесток – и своенравен, в низкой доле лукав и строптив. Сколько времени погибло и гибнет у меня напрасно! Сколько данных от Бога талантов погублено и теряется всуе! Многократно я решался на доброе, и доселе творю худое. Вижу, что иду не тем путем, а иду непрестанно. И когда окончится во мне эта злополучная борьба совести с страстями? Где конец моему душевному плену и рабству? Творец всемогущий, к Тебе молитва моя! Помилуй бедное создание Твое! Дай силы расторгнуть узы греховных навыков и страстей! Отврати очи мои, во еже не видети суеты! Коснись грехолюбивого сердца, да престанет биться для праха и тления! Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Спаси меня от меня самого!

Придут, наступят и лета старчества: тело мое ослабеет, чувства одно за другим будут закрываться; и льстящий теперь мир сам начнет убегать от меня к Богу и вечности? Употребится ли мною хотя сей жалкий остаток жизни на дела благая? Не разделят же и его между собою те же похоти и те же страсти? Ах, сколько старцев, кои с летами видимо юнеют в злобе и любви к миру! Сколько стоящих у дверей гроба и смотрящих вспять! Не буду ли подобен им, и я? Не пройдут ли мои последние годы и дни в суете и ослеплении, как проходят у многих? Господь милосердый, не попусти мне впасть в сие ужасное ослепление! Пощади от сего адского нечувствия! Помилуй мя, Боже, помилуй мя! Вслед за немощами, придет наконец последняя болезнь; ляжем на одре, с коего не встанем более: врач отступится, священник приблизится, сродники и присные окружат одр наш и будут ожидать нашей кончины. В сей грозный час, среди последнего томления тела и духа, среди всеконченного смешения мыслей и чувств, какой глас желали бы вы, братие мои, чтобы исшел из уст ваших? – Мне бы не хотелось для себя другого, кроме: помилуй мя, Боже, помилуй мя! Помилуй грешника, коего жизнь исчезла в суете и грехах! Яви последний знак милосердия и даруй, да изыду из темницы плоти моей с чувством покаявшегося на кресте разбойника!

Ударит наконец час общего всемирного пробуждения от сна смертного: надобно будет вставать из утробы земной, облечься в тело новое и неразрушимое, и вместе с делами своими явиться на Суд Страшный для услышания приговора над собою на всю вечность. Тогда, среди Неба и ада, между Ангелами и духами отверженными, что будешь чувствовать ты, бедная душа моя! Не возопиешь ли в последний раз: помилуй мя, Боже, помилуй мя! Да, братие мои, на страшном всемирном Суде Божьем, не прежде, конец сей покаянной молитвы: она прекратится тогда, как пред лицом вселенной навсегда решится судьба каждого из нас. После сего уже не будет ей места. В раю, у праведных останется одна радость и одно вечное славословие имени Божия. Во аде, для грешников один вопль отчаяния и скрежет зубов.

Какая из сих участь ожидает нас? Един Господь весть. Но, если пребудем таковыми, каковы есмы; если умрем во грехах наших, то явно, где часть и с кем жребий наш. Воззовем же к Господу Богу из глубины души все и каждый: помилуй нас! Даждь всем нам прежде конца покаяние! Аминь.

Слово на утрени в пяток первой недели Великого поста

После дней пощения и молений, настал и день покаяния; время уже явиться на суд духовный для исповедания своих грехов. В суды мирские являются, чтобы оправдывать себя; в судилище духовное приходят с тем, чтобы обвинить себя. Там наибольшею свободою пользуется тот, кто наиболее успел доказать свою невинность; здесь наибольшее помилование тому, кто наиболее признает свою греховность. – Что значить сие? Или на небе любят менее правду, нежели на земле? – Нет на суде небесном не может устоять самый Ангел; пред очами Господа, по выражению пророка, нечисто само солнце. Если убо мы, слабые и долупреклонные, можем стоять на сем суде и не падать; если мы, оскверненные и нечистые, можем являться пред сей взор и не исчезать: то потому, что с нами поступают не по строгости правды и закона, а по одному чистому милосердию. Почему не поступают по строгости правды? – Потому, что по сей правде уже поступлено; потому, что закон уже удовлетворен за нас во всей его силе; потому, что все долги наши уже оплачены сполна; потому, наконец, что самая казнь, коей все мы подлежали за возмущение против Царя Небесного, уже перенесена за нас. Вы знаете, братие, кто оказал нам сию многообразную, бесценную и беспримерную услугу? – Спаситель и Господь наш, Иисус Христос. Вам известно и то, как преложен Им для нас гнев небесный на милость? – Это сделано Его страданиями и крестною смертью за нас. После сего, братие, приступая к судилищу исповеди, вы первее всего поспешите облечь себя живою верою в заслуги нашего Искупителя. Без сего таинство исповеди будет не в отпущение, а в обличение грехов. Как осмелиться исповедать грехи в слух небесного Судии, если око веры не будет зреть во страну Его, Ходатая и Споручника? Как и служитель алтаря дерзнет изречь вам мир, если не будет на вас знака мира – всепримиряющей Крови Агнца? Нерастворенные верою слова исповеди, и с вашей и с его стороны, не взойдут на небо, а рассеются в воздухе и падут на землю. Без веры ни вас не услышит Господь, ни вы не услышите Господа.

Одушевившись таким образом верою, вы постараетесь, братие, освободиться, посредством исповеди, от всей тяжести грехов как можно полнее, совершеннее и невозвратнее. Зачем скрывать бедность духовную? – Тут кто более откроет свою нищету, тот более и приимет. К чему таить язвы совести? Здесь кто полнее обнаружит их, тот вернейшее получит врачество. И от кого таиться? Судия и Спаситель наш – всеведущ; Он давно знает не только все дела, но и все помышления наши; не только все прошедшее, но и все наше будущее. Посему для Него вовсе не нужна исповедь наша. Но она необходима для нас, – для того, чтобы мы имели побуждение глубже вникнуть в свое состояние, тверже узнать самих себя, свою жизнь и свои недуги; чтобы имели случай сильнее возненавидеть грех, видя, как тяжело открывать его; чтобы путем устного исповедания как бы извергли всю скверну беззаконий из внутренности души и сердца. Нежелание открыть грех есть уже сильный признак, что ты не разлюбил грех и не хочешь расстаться с ним. Когда бы ты увидел у себя за пазухой змею, то стал ли бы прятать ее? Не тотчас ли бы употребил все силы, чтобы бросить ее от себя как можно далее, хотя бы это было пред лицом целого света? – В случае невозможности сделать это самому, не стал ли бы кричать и звать всех на помощь? – Но грех для души то же, что змея для тела. Посему, кто дознал ядовитость его, тот готов исповедать его пред лицом неба и земли, только бы скорее освободиться от него. Так и поступали древние исповедники: они каялись не пред одним духовником, а пред целою Церковью; исповедовались не один раз, а в продолжение целых месяцев и даже годов.

И кто мы, служители алтаря, чтобы стыдиться нас? Не подобные ли вам грешники? Стыдитесь Ангелов Хранителей ваших, а не нас. Мы сами готовы исповедать пред вами свои грехи; и молим вас молиться не за себя только, но и за нас, да возможем непостыдно предстательствовать за вас у престола Благодати.

Принесши исповедание в грехах своих, вы примите, братие, прощение во имя Господа Иисуса. Это совершается, по-видимому, так просто, так легко, так скоро, что плотской человек наш даже от избытка сей милости может взять повод к бесстрастию и ненаказанности, может возомнить, что грех есть нечто неважное, когда, в нем стоит только признаться, чтобы получить прощение. Для прогнания от себя сей опасной мысли, вы вспомните, что для произведения сей простоты исповеди нужно было самой премудрости Божией измыслить план спасения людей, величайший по объему, нескончаемый по продолжению, непостижимый по началу и основанию: – что для произведения сей легкости в примирении грешника с Богом нужно было подвинуть небо и землю, время и вечность, – что для произведения сей скорости, прощения, нужно было сосредоточить все мучения ада над очистительною Жертвою, принесенною за грехи мира на Голгофе, После сего повод к соблазну и ненаказанности греховной уничтожится сам собою. Как бы ни был прост и безукрашен св. налой, пред коим будет совершена исповедь, вы станете пред ним, как Израиль стоял пред Синаем; как бы ни было мало Евангелие и Крест, от коих изречено будет вам помилование, вы отойдете от них, как апостолы отходили с Голгофы.

Да, братие, если вы намерены принести покаяние истинное (а неистинное для чего и приносить?), – то покаяние, которое совершается в краткое время, но действует на всю вечность; если, говорю, намерены примириться с Богом не на одних словах, а на самом деле: то вы отойдете из судилища покаяния не с рассеянною мыслью о том, кто и как вас исповедовал, – не с одним холодным признанием, что вами исполнен долг церкви и совести, – не с одною поверхностною решимостью быть с сих пор лучше и избегать грубых пороков. Нет, вы возвратитесь из дома Божия как возвратились бы из дома царева тяжкие государственные преступники, кои, явившись туда для услышания приговора на смерть, вдруг услышали помилование и забвение их преступлений; – возвратитесь с глубочайшим чувством благодарности ко Спасителю душ наших, – с твердою решимостью посвятить Ему и Его закону всю остальную жизнь, с вечным, нераскаянным отвращением от всех прежних грехов, с скорым, неудержимым стремлением вознаградить и изгладить все, что возможно.

Да сбудутся сии советы и благожелания над всеми вами! Да даст вам сам Господь дух умиления и сокрушения о грехах наших!

О сем молим и не престанем молить Его всемогущую благодать за вас. Аминь.

Слово в Неделю православия

Если бы кто из непочитающих св. иконы принял труд быть свидетелем настоящего нашего богослужения и, видеть, что совершается ныне в храмах наших в честь св. икон: то, вероятно, не усомнился бы признать, что нельзя оказать им почтения более того, какое оказывается нами. Ибо, мы не только воспеваем ныне в честь св. икон множество песней хвалебных; не только износим их с торжеством на среду храма и совершаем пред ними благоговейное поклонение; но и возглашаем, наконец, грозную анафему против тех, кои дерзают, по неразумию, сравнивать св. иконы с истуканами языческими.

Но, братие мои, среди нашего торжества в честь св. икон, мне слышится некая жалоба на нас от сих же св. икон. Возносится она, правда, не из храмов, а из домов, и при том не всех: но жалоба св. икон, откуда бы она ни происходила стоит быть выслушанною, особенно в день настоящий.

В чем состоит она? – В том отвечают св. иконы, что из некоторых христианских домов мы уже вовсе изгнаны; а в некоторых хотя и остаемся до времени, но приведены в такое стесненное положение, что почти лучше нам не быть в них, дабы избавить и себя от уничижения, и владельца дома от тяжести, которую мы составляем для него.

Хотя жалоба от св. икон могла бы быть принятою и уваженною без особенного предварительного расследования: но, чтобы явить совершенное беспристрастие, пойдем в сии дома – пойдем, напр., в этот. Но, тут, кажется, должно быть противное: ибо домовладыка любит изображения; ими увешаны все стены даже мнимые победы над нами Галлов нашли себе там, и не малое, место. Ужели не найдется его тут хотя для одной св. иконы? Увы, смотрю на все стороны и не нахожу ни единой! Что бы значило это? Не переменил ли хозяин дома своей веры? нет, он по-прежнему пишется православным христианином. Так, может быть, у него недостаток в иконах… Но, кто приобрел десять Наполеонов, тот мог приобрести одного Спасителя или Матерь Его…. Навожу справку: оказывается, что многими иконами снабдило хозяина дома еще благочестие предков его. Куда же они девались? Проданы или сокрыты. – От чего и для чего? Потому, что недавно последовало строгое запрещение иметь, тем паче показывать в доме, св. иконы. От кого? От новой повелительницы – моды…. Ей, всевластной, не угодно видеть в домах иконы; и их нет!

Горе сему дому – моды! Не долго цвести и стоять ему твердо с ее преиспрещенным ликом!..

Пойдем в другой двор, напр., вот в этот. – Есть ли в сем доме св. иконы? – Есть и не мало. Укажите же, где они? – Вонь там. Но их не видно. – Подойдите ближе, присмотритесь и увидите. Точно, это икона: но что значит такая ее малость? Скудость способов хозяина дома? Всего менее; его дом похож на чертоги владельческие. Недостаток места в помещении? Но его, явно, стало бы не на одну икону.

Тайна в другом: хотят иметь иконы, – чтобы не показаться вовсе отставшими от святого обычая предков, – но иметь в таком виде, чтобы это, как говорят, не бросалось в глаза. Но, что же худого, если св. икона будет заметна? О, вы не знаете, это значило бы подвергнуться крайней опасности. От кого? От той же всевластной повелительницы – моды. Малую, неприметную икону, она еще может стерпеть и покрыть своим великодушием, но большой, заметной, уважаемой – этого преступления она не простит никогда. Имеющего такую икону тотчас без суда и справок, почтут и провозгласят человеком худого тона, не знающим вкуса, не умеющим жить на свете. – Что же после сего долго думать? Прочь прежние, большие, видимые иконы! Наделаем малых, невидимых! Мы люди образованные!..

Судите после сего сами, братие мои, есть ли причина подозревать, что и у нас не без некоего гонения на св. иконы. Не трудно видеть – и где источник его, и кого должно назвать у нас врагом св. икон. Это не человек какой-либо, как бывало прежде во времена иконоборства, а одно пустое и праздное имя, праздное, но ужасное по своему действие на тех, кои не имеют и столько, не говорим усердия к вере и Св. Церкви, а простой и обыкновенной твердости духа, чтобы не убояться стать против моды!..

Что нам делать?

Поелику ныне день суда церковного, то, призвав на помощь здравый смысл, не усомнимся произнести хотя краткое суждение касательно сего предмета, – не с тем, чтобы осуждать и упрекать кого-либо, а чтобы предоставить случай некоторым, не до конца ослепленным модою, возвратиться из добровольного, и по тому самому еще более постыдного, плена ее.

Скажи нам, всевластная повелительница – мода, что сделали тебе св. иконы, что ты так враждуешь против них? Отнимали у тебя в жилищах православных христиан место, предназначенное тобою для чего-либо, тебе нужного? Но место, которое занималось иконами, при всей изобретательности твоей, доселе остается пусто, и ты ничем не можешь занять его с приличием. Значит, ты враждуешь против св. икон напрасно. – Или, может быть, присутствие на своем месте св. икон отняло бы часть совершенства у твоих украшений комнатных, придуманных по последнему вкусу? Но что препятствует сей же самый вкус приложить благоговейно к размещению и украшению св. икон? Тогда они, кроме назидания, послужили бы еще к полноте благолепия, о коем столько у тебя заботы. Или, может быть, ты, домовладыка, опасаешься, что какой-либо иноверец из икон в доме твоем заключит, что ты почитаешь св. иконы, и принадлежишь к Церкви Православной? А кто же из иноверцев и без того не знает о сем? Для избежания сей опасности (если она уже существует для тебя), надобно было оставить не иконы, а самую веру и Церковь. Или, наконец, не боишься ли, чтобы кто-либо среди увеселений, бывающих в чертогах твоих, не остановил своего взора на св. иконе, и не опустил потом очей долу? А разве не бывает сего и от других причин? Как бы ни умножала ты трубы и тимпаны, не можешь удалить сих причин от души человеческой. Потерпи же на ряду с другими и благое впечатление от св. икон, кои, может быть, твоего же сына или дочь в подобном случае оградят невидимо от падения душевного.

Как вам, братие, а мне, сколько я ни думаю, кажется, что причин к удалению и даже к умалению св. икон в домах наших нет; с другой стороны, сколько побуждений к восстановлению их в прежнем надлежащем виде! Ибо скажи нам еще, мода, давно ли ты появилась на свет и захватила в свои нечистые руки скипетр домашнего самодержавия? Вся твоя жизнь исчисляется немногими десятками лет; а св. иконы существуют у нас от начала христианства. Как же ты, малолетнее и малограмотное дитя, не усрамишься священных седин тысячелетнего старца? И не ты ли притворяешь в себе любовь к древности и всякой, тем паче отечественной, роешься с примерным терпением под землею, дабы достать, как сокровище, то, что за несколько веков брошено было, может быть на землю, как негодное к употреблению? Не следовало ли бы тебе уже по одному этому хранить благоговейно св. иконы, пред коими молились, и в часы счастья, и в годину искушений, отцы и праотцы наши? Далее, мода – скажи нам, кого, когда спасла ты и от какой избавила опасности? Где царство, тобою утвержденное? Где дом, от тебя процветший? Многие, напротив, погибли и, вероятно, еще множайшие погибнут от твоих прихотей. Посмотри же, что сделали св. иконы? Икона Суда Страшного обратила великого князя Владимира, и с ним всю Россию, от идолов к Богу истинному; икона Спасителя доставила Андрею Боголюбскому победу над болгарами; икона Знамения Богоматери защищала беззащитный Новгород; икона Богоматери Владимирская обратила вспять Тамерлана с его воинством; икона Богоматери Казанская избавила царствующий град, Москву от плена литовского и спасла Россию. Видишь ли, мода, что сделали св. иконы? В них история, в них спасение нашего отечества. Укажи же нам, что ты сделала? А мы тотчас можем указать тебе на дома, прежде цветущие, а теперь, по милости твоей, покрытые стыдом и бедностью; – на семейства, прежде мирные и благословенные, а теперь, от рабства тебе, дошедшие до того, что сын восстает на отца, брат не может видеть сестры.

Но что спорить с бездушным словом и убеждать ветер? – Обратимся к владыке дома.

Итак, ты, возлюбленный, стыдишься показать, в твоем доме св. икону: а матерь твоя не стыдилась, когда, рождая тебя, для облегчения мук смертных, взирала на св. икону и поручала тебя ей в охранение на всю жизнь. Ты стыдишься теперь показать в своем доме св. икону: а в ту самую минуту, когда все оставляло тебя и ты казался погибающим, не ты ли становился пред нею на колена, со слезами просил Бога о помощи, и давал обеты вести себя по-христиански? Стыдишься показать в своем доме св. икону: а не она ли, эта икона, теперь заброшенная во мрак, станет у главы твоей на страже, когда ты будешь лежать во гробе – мертв и бездыханен?

Но продолжим прения – дело ясно! справка верна; свидетели с обеих сторон выслушаны; возражения рассмотрены: остается произнести суд. Куда клонится ваше мнение? На сторону моды или св. икон? Избирайте, что хотите. Не могущий выйти из плена моды, пусть лобызает ее узы: а мы начнем сейчас же покланяться с благоговением св. иконам и лобызать с любовью изображения Спасителя нашего и Его Пречистой Матери. Аминь.

Слово в Великий Пяток

Паки Голгофа и крести Паки гроб и плащаница! Итак, есть еще иудеи и книжники, убиением невинных мнящиеся службу приносить Богу. (Ин.16:2); есть еще Иуды, лобызающие устами и предающие руками; есть еще Ироды и Пилаты, ругающиеся истине и омывающие руки в крови праведников! Но, братие, есть ли между нами еще верные и мужественные Иоанны, для принятия Божественного всыновления со креста? Есть ли благоразумные сотники, достойные стоять на страже у гроба Сына Божия? Есть ли Иосифы и Никодимы, дерзающие внити к Пилату и просить тела Иисусова? Есть ли Саломии и Магдалины, для принятия первой вести о воскресении? Господь, по свидетельству псалмопевца, приниче некогда с небесе на сыны человеческия видети, аще есть разумеваяй или взыскаяй Бога, и не узрел ни единого: ecu уклонишася. неключими быша: несть творяй благостыню, несть до единаго (Пс.13:2,3). Теперь, братие, чтобы ближе видеть, Господь приникает не с неба, не с престола славы, а со креста, из гроба; приникает видети уже не на сыны человеческие, а на сыны благодати Своея: аще есть разумеваяй силу смерти Его, сраспинаяйся Ему в духе. Что же, Господи, зришь Ты теперь между нами? Более ли, лучше ли прежнего? – Видишь многократные поклонения, слышишь многочисленные величания, но и на Голгофе Ты видел покивания главою, и в претории Пилата Ты слышал: радуйся, Царю иудейский! Видишь на очах некоторых слезы; слышишь из уст некоторых воздыхания, но и с Голгофы многие возвращались биюще в перси своя (Лк.23:48); и, не смотря на сие, Твои перси оставались на кресте для уязвления их копьем.

Нет братие, не то потребно для Господа и Спасителя нашего; не для поклонения и величаний, даже самых усердных, не для вздохов и слез, даже самых горьких, благоволил Он являться нам висящим на кресте и лежащим во гробе. У гроба сего должно быть, большему: здесь суд миру (Ин.12:31), суд нашим мыслям, нравам и деяниям. Здесь, в настоящее время, должен происходить расчет Домовладыки с рабами Спасителя, с душами, искупленными Его кровью. Приидите, вещает Он нам чрез пророка, приидите, и истяжимся (Ис.1:18).

«Смотрите, что Я сделал для вас! – У Меня была ваша глава, и она в терновом венце, у Меня были ваши руки и ноги, и они прободены; у Меня было ваше сердце, и оно отверзто для вас копьем; у Меня была ваша плоть и кровь, и Я отдал ее за всех, и доселе питаю ими вас в причащении. Един дух Мой Я предал со креста не вам, – ибо в сии минуты вы не умели бы сохранить его, – а Отцу; но по вознесении Моем на небо, Я ниспослал вам и Духа Святого от Отца. Вот что Я сделал для вас: Я весь ваш! Явите, что вы сделали для Меня, или паче для себя; ибо все Мое для вас: приидите и истяжимся!»

Можем ли, братие, уклониться от сего призвания? Итак, служитель алтаря, стань у гроба сего, и дай отчет. Чтобы раздрать завесу церковную, закрывавшую от тебя Святое Святых, и соделать тебе свободным доступ к престолу благодати, Спаситель твой взошел на крест. Как пользуешься ты драгоценным правом и как предстоишь у престола благодати? Низводишь ли благословение на себя и предстоящих? Возвещаешь ли им пути живота? Предходишь ли примером благой жизни? – Если ты право правишь слово истины и спасения; если для тебя нет большей радости, как видеть или слышать, что духовные чада твои ходят по истине (3Ин.1:4) Христовой; если в случае нужды, ты, по примеру великого Пастыреначальника, готов душу свою положить за овцы своя: то благо тебе; ты иерей по чину Иисусову, приступай к сему гробу с дерзновением, лобызай сии язвы, и вдыхай из них новый дух мужества и любви на новые подвиги. По окончании чреды служения на земли, ты внидешь в нерукотворенную скинию на небеси, идеже Предтеча о нас вниде Иисус (Евр.6:20). Но если руки твои подъемляются горе, а сердце постоянно вращается долу; если фимиам восходит к небу, а мысли всегда блуждают по земле; если, предстоя трапезе Господней и преломляя хлеб жизни для других, ты сам гладен духом, и вместо манны, ищешь мяс египетских: то удались от сего гроба; здесь земля святая, твое место не здесь, а во дворе Каиафы.

Властелин судьбы ближних, коему дано право вязать и решить, стань у гроба сего и дай отчет. И ты не имеешь власти никоея же, аще ни бы ти дано свыше (Ин.19:11); и ты творишь суд Божий. Памятуешь ли сие и со страхом ли Божиим держишь весы правды? Чтобы ты не страшился за истину потерять, в случае нужды, имя друга Кесарева, приязнь сильных земли, – Голгофский Страдалец приобрел для тебя имя друга Божия; чтобы ты всегда умел отличать невинность от преступления, слабость от злонамеренности, – Он, в помощь мерцанию твоей совести, придал светильник слова Своего; пользуешься ли ты сим средством во благо ближних, и твердо ли идешь путем закона и долга? Если ты не зришь на лица, побораешь по истине, как бы она ни была презрена другими; если твой лифостротон не омыт ни кровью, ни слезами неправедно осужденных: то приступи к будущему Судии своему и Господу, лобызай язвы Его и вдыхай из них новую силу к побеждению лжи и лукавства, к сражению с искушениями и соблазнами, к священнодействию правды. Там – на всемирном суде, и ты станешь одесную, примешь милость и будешь увенчан венцом правды. Но если ты, имея власть пустить невинного и зная невинность его, тем не менее готов предать его в руки врагов, чтобы не оскорбить их гордости; если, вместо суда и защиты невинности, ты глумишься над ее несчастиями и заставляешь ее влачиться из одного судилища в другое: если твоя правда состоит только в омовения рук пред народом: то удались от гроба сего, твое место не здесь, а в претории Пилата!

Наперсник мудрости, ты, который всю жизнь проводишь в изыскании истины, в познании тайн природы, стань у гроба сего и дай отчет. Чтобы тебе не блуждать напрасно по лабиринту человеческих заблуждений, и не исчезать в суетных помышлениях о начале и конце вещей и человека, – для сего Сам Единородный Сын Божий, сый в лоне Отчи (Ин.1:18), прииде в мир и дал есть нам свет и разум, да познаем Бога истиннаго и да будем во истиннем Сыне Его Иисусе Христе (1Ин.5:20). В пользу ли тебе сие снисхождение и руководство? Уверился ли, что ее нет ни на земле, ни на небе, как токмо в Том, Кто есть истина и Источник всякой истины по самому существу Своему, в Единородном Сыне и Слове Божием? Уверившись в сем, памятуешь ли, что есть истина во Иисусе (Еф.4:21); что она состоит не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении духа и силы (1Кор.2:4); не в высокоумных мечтаниях, а в том, чтобы отложить ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных, и облещися в новаго человека, созданнаго по Богу в правде и в преподобии истины (Еф.4:22–24)? Если ты право правишь слово истины, не скрывая ее в неправде (Рим.1:18) ни своего, ни общественного мнения; если на служение истине взираешь, как на служение Самому Богу; если слава Божия и благо ближних, а не самолюбие и корысть, движут и руководят тебя в твоих изысканиях: то приступай с дерзновением к сему гробу величайшего Свидетеля и Творца истины; – лобызай язвы, понесенные за истину, и почерпай мужество на новые подвиги для истины. Любя ее здесь, ты примешь за нее и от нее все на небе; будешь представлен туда, где одна истина, один свет, одна радость. Но если святая истина в занятиях твоих служит токмо средством к достижению других земных целей; если ты с равным усердием готов защищать ложь, для тебя выгодную; если плодом твоих изысканий были одни сомнения, превращение умов, возмущение совести, если ты готов издеваться над истиною, потому что она, как Иисус пред Иродом, кажется тебе странною: то удались от сего гроба: святое буйство (1Кор.1:23) креста не по тебе; твое место не здесь, а во дворе Ирода!

Нужно ли глашать всех по имени? Каждый, кто носит имя христианина, стань у гроба сего, и дай отчет. Ты крестился в смерть Христову; ты облекся в белую одежду заслуг Христовых: ты приял обручение Святого Духа; сочетался на веки Христу, отрекшись мира, диавола и всего служения его. Как исполняешь все сие? Где невинность и дух? Где вера и верность? Яви теперь, у гроба сего, что ты ученик или предатель, друг или наветник? Если ты всю жизнь проводишь так, как бы не вступал ни в какое обязательство со своим Спасителем; если действуешь во всех случаях, как бы для тебя не было ни суда, ни вечности: то зачем являешься теперь здесь? Для чего возмущаешь смертный покой Божественного Страдальца? Кое причастие сему кресту и твоему велиару? Кое общение сему гробу и твоей мамоне? – У тебя есть другие божества: иди, поклоняйся им; у тебя есть другие язвы: иди, лобызай их.

Так, братие, у гроба Христова место токмо невинности или покаянию. Души верные Господу, Иосифы, Никодимы, Соломии, Магдалины – явитесь! Се ваше место, се ваш час! Божественному Страдальцу нужна плащаница: облеките Его вашими святыми помыслами; – Ему нужна смирна: представьте ваши молитвы. Ангелы Божии, явитесь, и смените нас, недостойных стрещи великую стражбу!

Но братие, земные ангелы, подобно небесным, всегда на Божественной страже; они всегда носят на себе язвы своего Господа (Гал.6:17). Самый живот их всегда сокровен со Христом в Боге (Кол.3:3). Что речем о самих себе? Как согласим нашу нечистоту с неприступностью сего священного места? Дерзнем ли, приблизиться к гробу Жизнодавца? – Но лобызание нечистыми устами не будет ли новою язвою для пречистого Тела? Дерзнем ли, гонимые неправдами нашими, оставить лежащего во гробе Господа? Но к кому идем (Ин.6:68)? Несть иного имене под небесем, о нем же подобает спастися (Деян.4:12), кроме имени Его всеосвящающего. Что же сотворим, братие? – Сотворим то, что сделал Петр, отвергшийся Господа. Изшедши из сего храма, удалившись от сего гроба, в каком-либо святом уединении, омоем горькими слезами прежние неправды наши, и дадим обет не отвергаться впредь Господа и Святого закона Его. После такового покаяния, Господь не отвергнет и нас; и, если не предаст нам, как покаявшемуся апостолу, ключей, то не заключит, по крайней мере, от нас дверей царствия. Аминь.

Слово в Великий Пяток

Когда дети соберутся ко гробу отца, или подданные ко гробу владыки, то после слез и сетования, первым делом их бывает узнать последнюю волю умершего. В прошедшие дни, братие и мы сетовали, воздыхали и молились, воспоминая страдания и смерть Господа нашего. Время теперь, окружая гроб Его, узнать и Его последнюю волю о нас. Быть не может, чтобы Он отошел от нас к Отцу, не оставив нам какого-либо завещания. Но се, и книга Завета на персях Его! Дерзнем, братие, дерзнем разогнуть сию священную книгу, да увидим и услышим, что речет о нас Господь (Пс.84:9).

О, братие, Он речет мир на люди Своя (там же Пс.84:9).

«Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не яко же мир дает, Аз даю вам (Ин.14:27) и якоже завеща Мне Отец мой и Аз завещаваю вам царство» (Лк.22:29).

Боже мой, к нам ли это завещание? Господи, нам ли сидеть на том престоле, на коем возводишь Ты? Но Твое Царство, Твоя и воля! Без Тебя мы все ничто, с Тобою каждый из нас – все! Не напрасно возшел Ты на крест: после сего чуда, нет чудес, все естественно. Тебе угодно, чтобы, где Ты, там был и слуга Твой (Ин.12:26). Не слугам пререкать сей святой воле. Готовы, Господи, готовы разделять с тобою славу Царствия Твоего. Но рцы нам, что нужно для принятая сего Царства? Ты Сам не вдруг возшел на престол. Быть не может, чтобы нам дано было взойти на него вдруг.

«Иже хотет по Мне umu, да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк.8:34). Иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин» (Мф.10:38).

Не легкий скипетр для царства, но скипетр! Не златой терновый венец, но венец! Кто говорит из гроба, Тот может требовать жизни. Кто положил за нас душу Свою (Ин.10:15–17), Тот не подает нам вместо хлеба камней (Мф.7:9). Готовы, Господи, принять из рук Твоих и крест. Но что делать нам, когда мы изнеможем под сим крестом? Ты сам вопиял о помощи, когда был оставлен на кресте Отцом. Куда обратиться нам, когда изнеможем под крестом на пути к Царству, Тобою завещанному?

«Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога, и в Мя веруйте« (Ин.14:1). «Без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5). Но аще пребудете во Мне, и глаголи Мои в вас пребудут, его же аще хощете, просите, и будет вам (Ин.15:7). «Аминь, аминь, глаголю вам: веруяй в Мя, дела яже Аз творю и той сотворит: яко Аз ко Отцу Моему гряду» (Ин.14:12). «Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, дает вам. Доселе не просисте ничесоже во имя Мое; просите и приимете. И еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю: да прославится Отец в Сыне» (Ин.16:23,24; 14:13). «Сия глаголах вам, да во Мне мир имате. В мире скорбни будете; но дерзайте, яко Аз победих мир (Ин.16:33).

После таких обетований, братие, нет места опасению и сомнениями. Завет верен: скреплен кровью, засвидетельствован небом и землею, принят и утвержден Отцом! А после такого завета нет места и разглагольствованию. – И к заветам человеческим не прибавляют своих слов, дерзнем ли прибавить к Завету Божию? Слышал, каждый имеющий уши слышать, слышал последнюю волю Господа своего: хочешь Царства, прими крест; изнеможешь под крестом, обратись к Отцу; промедлит услышать Отец, предстанет в помощь Сын. Будь только верен до смерти (Откр.2:10), и кто бы ты ни был, будешь сидеть на престоле (Откр.3:21), тебе завещанном. Небо и земля прейдут, а слово Сего Умершего не прейдет (Мф.24:35), не прейдет.

Остается вручить кому-либо для хранения бесценное завещание. Но кто может стать споручником между землей и Небом? Един Ты, Ходатай Бога и человеков (1Тим.2:5). От Тебя мы приняли завет сей, Тебе же дерзнем вручить его и под сохранение. Ты завещал, Ты и исполни! – Аминь!

Слово в Великий Пяток

Одному благочестивому пустыннику надлежало сказать что-либо братии, ожидавшей от него наставления. Проникнутый глубоким чувством бедности человеческой, старец препод. (Макарий Великий), вместо всякого наставления, воскликнул: «Братие, станем плакать», и все пали на землю и пролили слезы.

Знаю, братие, что и вы ожидаете теперь слова назидания, но уста мои невольно заключаются, при виде Господа, почивающего во гробе. Кто осмелится разглагольствовать, когда Он безмолвствует?.. И что можно сказать вам о Боге и Его правде, о человеке и его неправде, чего стократ сильнее не говорили бы сии язвы? Кого не тронут они, тот тронется ли от слабого слова человеческого? – На Голгофе не было проповеди: там только рыдали и били в перси своя (Лк.23:48). И у сего гроба место не разглагольствию, а покаянию и слезам.

Братие! Господь и Спаситель наш во гробе: начнем же молиться и плакать. Аминь.

Слово об Ангеле Хранителе⁵⁰

На празднествах обыкновенно предлагается посетителям какое-либо утешение от празднующих. На празднестве в честь бесплотных Сил должно быть и утешение не плотяному, а духовному. Что же предложим мы ныне любви нашей от лица святой обители сей в день ее годового празднества?

С нашей стороны, мы готовы были бы предложить вам целую духовную трапезу, полное учение о духах бесплотных и их благодатном союзе с человеками, но краткость времени не позволяет ни нам преподать, ни вам принять сего учения вполне. Посему ограничимся, вместо многих, единым брашном от духовной трапезы; но за то возьмем такое, которого было бы совершенно достаточно для утоления духовного глада и для подкрепления духовных сил. Таково учение Православной Церкви нашей об Ангеле Хранителе, учение простое и вместе глубокое, столько же утешительное, как и назидательное. А чтобы сие брашно было удобнее для употребления всех и каждого, для сего раздробим, его, посредством вопросов и ответов, на малые участки.

Кто называется Ангелом Хранителем?

Ангелом Хранителем называется такой Ангел, который даруется от Бога человеку, при его вступлении в царство благодати – при крещении, дабы хранить его в продолжение всей жизни и руководить к Небесному Отечеству.

Откуда известно, что у каждого христианина есть Ангел Хранитель?

Это несомненно известно, во-первых, из многих свидетельств о сем слова Божия. Еще Святой Давид воспевал о человеке, любящем Бога и закон Его: Ангелом своим заповесть о тебе сохранити тя, во всех путех твоих; на руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою (Пс.90:10,11). Сам Спаситель пред учениками и народом свидетельствовал, что Ангелы детей выну видят лице Отца небеснаго (Мф.18:10). Наконец, апостол Павел говорит, что Ангелы все суть служебные духи, посылаемые в служение хотящим наследовати спасение (Евр.1:14).

Во-вторых, присутствие при человеке Ангела Хранителя неоспоримо утверждается многими примерами и опытами. Так, еще в самой глубокой древности слышим, как патриарх Иаков благословляет детей своих о имени Ангела, который сопровождал и хранил его самого на всех путях его жизни (Быт 48:16). В древней же священной истории потом видим, как праведный Товит сопровождается Ангелом Хранителем на пути, избавляется им от бедствий, и наконец слышит от него, что он издавна был хранителем его и свидетелем всех его поступков (Тов.12:12–15).

Что касается до Церкви новозаветной, то она от начала своего до наших времен, представляет столько примеров действий Ангелов Хранителей над людьми, ими хранимыми что их надлежало бы пересказывать не час, а целый день.

Можно ли собственным опытом убедиться в том, что у каждого из нас есть Ангел Хранитель?

Не только можно, но и должно. Можно, ибо охранение нас Ангелом Хранителем, как действие постоянное, могущественное и разнообразное, потому самому не может не быть весьма ощутительным для всякого внимательного. Должно: ибо неощущение ангельского охранения над собою всегда предполагает в нас невнимание к нему и слабость нашего духовного союза с Ангелом Хранителем.

Отчего же большая часть людей не ощущает на себе действий своего Ангела Хранителя?

Оттого, что большая часть из нас не обращает никакого внимания на своего Ангела Хранителя; не мало даже таких, кои вовсе не знают, что у них есть Ангел Хранитель. – Иные знают понаслышке, что у человека есть Ангел Хранитель, и желали бы видеть над собою опыт ангельского охранения, но более из любопытства, нежели для пользы душевной, – не стараясь нисколько соделать себя того достойными; прилично ли Ангелу Хранителю удовлетворять желанию таких людей?

Кто виновен в том, что мало знают своего Ангела Хранителя, и еще менее стараются быть в союзе с ним?

Виною сего наше невнимание к делу своего спасения, и происходящее отсюда невнимание к учению слова Божия и Святой Церкви об Ангеле Хранителе и нашем отношении к нему. Святая Церковь делает со своей стороны все, чтоб не дать нам остаться в неведении о столь важном для нас лице, каков Ангел Хранитель. Каждый первый день недели посвящается ею на прославление и молитвенное призывание Ангелов вообще, и Ангела Хранителя в частности. Кроме сего у ней есть не малое число трогательных молитв к Ангелу Хранителю – для нашего домашнего употребления.

Какой надежнейший способ ко вступлению в живое общение с Ангелом Хранителем?

Внимание к себе, своей жизни, совести и своему вечному предназначению; частое молитвенное обращение мысли и сердца к Ангелу Хранителю; искреннее желание слышать его глас и следовать его внушениям; удаление себя от всего греховного и нечистого и жизнь ангелоподобная: – вот, по свидетельству святых отцов, самые верные средства ко вступлению в живой союз с Ангелом Хранителем!

Что служит в человеке предметом хранения для Ангела Хранителя?

Весь человек: дух, душа и тело, – ум, воля и совесть; а вместе с сим и его внешнее состояние, и притом во всех случаях жизни. Посему от Ангела Хранителя можно надеяться всякой помощи, прибегать к нему с молением во всякой нужде и обстоянии. Но преимущественно Ангел Хранитель бодрствует над сохранением нашей души и совести. Ибо, хотя бы все было потеряно, даже здравие и самая жизнь; но если цела душа и совесть, то человек – цел; и Ангел Хранитель радуется о сохраненном. Напротив, хотя бы весь мир был нами приобретен; но, если погублены совесть и душа, то мы все потеряли, и Ангел Хранитель плачет о нас, как о погибших.

Можно ли в надежде на Ангела Хранителя предаваться опасностям?

Никак. Дух тьмы предлагал некогда Спасителю вергнуться с крова церковного, в надежде, яко писано есть: Ангелом своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих; но Сын Божий отвечал: не искусиши Господа Бога твоего (Мф.4:6,7). Тем паче должен отвечать себе таким образом христианин, если бы пришла ему искусительная мысль отважиться, без достаточной причины, на что-либо опасное и превышающее его силы, в надежде на помощь Ангела Хранителя.

На одно мы твердо и всегда можем и должны решаться, по надежде на помощь нашего Ангела Хранителя, или, что тоже, на помощь Божию; это – сражение с нашею природою греховною; тут победа всегда возможна, ибо всегда необходима.

Каким образом обнаруживается над человеком действие Ангела Хранителя?

Обнаруживается, – и чудесно, – в тех случаях, где естественные средства недостаточны, а нужда в помощи величайшей, как например, когда три святых отрока ввержены были в пещь огненную в Вавилоне. Но, во всех прочих обыкновенных случаях Ангел Хранитель действует обыкновенным ему свойственным образом. Но должно помнить, что ангельское и обыкновенное выше многого человеческого не обыкновенного. поелику знание и силы Ангелов, далеко превышают всю мудрость и все могущество человеческое; то Ангел Хранитель без чудес может сделать для хранимого им человека весьма много такого, чего он сам не мог бы для себя никогда сделать; например, может невидимо отклонять от человека опасности, или благовременно предостерегать его от них; может вразумлять ум тайными озарениями мыслей, может вдыхать в сердце благие желания, – одушевлять, когда нужно, мужеством, утешать в скорбях, и проч.

Что должно каждому из нас делать в отношении к своему Ангелу Хранителю?

Первее всего постоянно памятовать, что у каждого из нас есть Ангел Хранитель; ибо многие, к сожалению, о сем вовсе и не думают.

Во-вторых, должно стараться приходить как можно более в постоянное и живое общение с Ангелом Хранителем, пользуясь для сего всеми, выше указанными средствами.

В-третьих, достигнув живого союза с Ангелом Хранителем, должно поддерживать сей блаженный союз чистотой совести и жизни; а в случае грехопадения, надобно восстановлять его скорым и искренним покаянием.

Можно ли потерять Ангела Хранителя?

Хотя Ангел Хранитель дается человеку на всю жизнь и никогда не оставляет его совершенно до самой его смерти; но коль скоро человек, повторяя одни и те же грехи, предается совершенно страстям и, нипадая от одного порока в другой, доходит наконец до ожесточения во грехе и нераскаянности, то Ангел Хранитель, хотя не оставляет вовсе такого грешника, но побуждаемый несовместностью чистого естества своего со грехом удаляется от него, так что грешник лишается ангельского покрова.

Что бывает, когда удаляется от человека его Ангел Хранитель?

Тогда открывается ближайший допуск к человеку ангела тьмы, ибо, при нем нет Ангела Хранителя: при нем враг губитель; а где сей враг, там тьма за тьмой, нечистота за нечистотой, нераскаянность за нераскаянностью доколе смерть не полагает конца грехам человека.

Может ли грешник возвратить себе своего Ангела Хранителя?

Самый великий грешник может сделать сие и примириться со своим Ангелом Хранителем, посредством искреннего раскаяния во грехах и оставления их навсегда. В таком случае, по слову Писания, велика радость бывает не только для Ангела Хранителя на земли, но и для всех прочих Ангелов на небеси.

Какие молитвы и приношения со стороны нашей особенно приятны для Ангела Хранителя?

Те, в коих испрашивается у него помощь на совершение благих дел, на подвиги самоотвержения, смирения и любви христианской на побеждение соблазнов, на искоренение в себе худых навыков и страстей. Такими прошениями мы открываем Ангелу Хранителю все удобство низводить своими молитвами на нас благодать Божию, для чего он особенно и дарован каждому из нас.

Увидит ли когда-либо каждый из нас своего Ангела Хранителя?

Увидит в час своей смерти. Ибо Ангел Хранитель остается единым спутником души, по разлучении с телом, исходящей из сего мира. – Здесь-то узнает каждая душа, кто хранил ее. Но это свидание с Ангелом Хранителем не одинаково для всех. Для душ добрых оно – источник взаимной радости и благодарения, а для душ злых и нераскаянных – источник стыда, печали и вечных угрызений совести.

Такова, братие, сущность учения Православной Церкви об Ангеле Хранителе! Может ли быть что-либо отраднее и вместе назидательнее сего учения? – Возшлем убо благодарение Господу и Спасителю нашему, который столько возлюбил нас, что приставил к нам, как к малолетним детям, таких великих и святых пестунов. Будем признательны и к святым Ангелам за то, что они, по любви своей к нам, не презирают нашей нечистоты и немощей, и восприемлют каждого из нас на свои руки. А благодаря Господа, Ангелов и пренебесных слуг Его, потщимся обратить во благо для себя их благотворное служение нашему спасению, дабы, когда придет время самим нам оставить мир сей и вступить в сонм бесплотных духов, свидание каждого из нас со своим Ангелом Хранителем было не на укоризну и стыдение, а на вечное утешение и радость. Аминь.

Слово о весне первое

В то время, как мы в наших малых и рукотворных храмах совершаем различны богослужения и переходим от празднества к празднеству, великий и нерукотворный храм природы также не остается без перемен: и в нем одна чреда служения сменяется другою; совершаются различные торжества во славу единого и тогожде Господа и Владыки всяческих.

Так, смотря на теперешнее весеннее убранство природы, на всюду развивающуюся зелень, на везде рассыпающиеся цветы, и сравнивая все это с прежнею наготой и мертвостью, кто не скажет, что теперь спавшая зимним сном природа как бы воспрянула от сна, и подражая Св. Церкви, начала праздновать день воскресения!

Пройти сие празднество без внимания значило бы показать преступное равнодушие с самому Учредителю его, который, очевидно, есть не человек какой-либо, а сам всемогущий Творец природы. Ибо если и простой художник не выставит напрасно картины пред взоры всех; кольми паче Премудрость Божия не может обращать все лице земли, как это происходит теперь, в живую, великую и разнообразную картину, не имея в виду преподать чрез сие урока тем, пред взоры коих она выставляется.

Не будем же невнимательны к намерениям премудрости Божьей, и поспешим изыти мыслью в пространный храм природы для принятия поучения от того великолепного зрелища, которое в нем теперь совершается.

Много поучительных мыслей и чувств возбуждается в душе среди весны; но все они могут быть сокращены в три главные урока. И во-первых, весна приводит собою на память сотворение мира, наше первобытное состояние и наше падение; во-вторых, весна служит, поучительным изображением нашего духовного обновления от греховной смерти, и показывает, что нам должно для сего делать и чего избегать; в третьих, весна предизображает собою будущее обновление всех вещей в конце мира и наше воскресение из мертвых. Рассмотрим все сие подробнее.

Мы не были и не могли быть свидетелями того чудесного действия всемогущества Божия, коим весь видимый мир, со всем разнообразием существ, его населяющих, со всеми совершенствами и красотами их, изведен из небытия и утвержден в настоящем чине своем. Но зрелище происхождения вещей, по самому существу своему, есть наиспособнейшее к тому, чтобы возбуждать в нас чувство благоговения, любви и преданности к Творцу и Владыки всяческих. И вот ремудрость Божия изобрела средство заменить его для нас другим, подобным зрелищем. Каждую весну мы видим довольно явственно образ первобытного происхождения вещей, который, не имея первобытной огромности, коей, впрочем, наше слабое око не могло бы, вероятно, и перенести, заменяет ее многократным повторением своим. Припомните, как Моисей описывает сотворение мира: первым действием всемогущества, после произведения веществ из ничего, было повеление: да будет свет! С подобного же начинается и появление каждой весны: та же всемогущая сила велит свету солнечному, слабо сиявшему зимою, устремиться на лице земли, и все начинает принимать другой вид; день растет, воздух становится теплым, вид всех вещей просветляется и веселеет, и все в природе готовится как бы к некоему празднеству.

Новым всемогущим действием был глас: да соберется вода, яже под небесем в собрание едино, и да явится суша! Подобное бывает и теперь. В продолжение зимы воды, в виде снега, покрывают все лице земли, так что в сем случае повторяется первобытное пребывание ее под водою, но с приближением весны снова приемлет силу древнее веление – собраться воде в собрание едино: и снег от действия лучей солнечных превращается в воду; везде являются ручьи и протоки; стекаются из разных противоположных стран вместе, и неудержимо несутся вниз, доколе не соберутся в собрание едино – в океан. Земля омовенная, увлаженная, выходит из-под снежного покрова с новыми силами, как бы вновь сотворенная для человека. Но она безобразна и нага; ей нужно одеяние и украшение, чтобы явиться пред своим Владыкою? – Все это не замедлит явиться по силе первобытного повеления: да прорастит земля былие травное! – Каждую весну, по сошествию вод весенних, как бы неким чудом поднимается из недр земных целое, несметное царство растений. Подлинно царство! Какая жизнь, какая роскошь, какое изящество в самом последнем злаке.– Где за неделю вы видели одну голую, мертвую массу земли, там теперь под каждым кустом, на каждом холме, в каждой юдоли готов для вас разноцветный, свежий ковер, на коем, по местам, как живые яхонты и топазы, разбросаны прекрасные цветы. Подлинно, сам Соломон не облачался так во славе своей, как одеты и украшены многие из цветов полевых. И сколько их? Возьмите все ваши числа, и всех их не станет для счета. Так могущественно слово: да прорастит земля! Тысячи лет прошли, и еще пройдут, может быть, тысячи, а земля не престает и не престанет выполнять его во всей силе. Во время весны являются каждый раз, некоторым образом, самые останки райского древа жизни, рассеянные по несметному числу целебных трав и цветов, кои в это время источают для человека струи здравия телесного.

За произведением царства растительного, последовало, в начала миробытия, сотворение царства существ живущих: воде повелено наполниться рыбами, воздуху птицами. Повторение сего чудесного действия можно видеть каждую весну. Это главное, для многих животных единственное, время происхождения на свет. Загляните в эти бездны вод при солнечном сиянии с высоты; вы изумитесь, какое множество там новых, живых тварей. Когда произошли они? – ныне, вчера или за нисколько дней! А вот и без солнца, среди тьмы ночной, клубится вода, кто-то как будто бьет по ее поверхности и производит звук, оглашающий окрестность. Кто это? Тяжелый осетр, или игривый окунь. Сими звуками и обитатели вод как будто дают знать, что их бездна не пуста, что там есть живущие твари, и что глагол Божий к рыбам: наполните воды, доселе не возвращается тощ.

Воздух в исполнении повеления Божия не отстает от воды. Сколько новых пернатых приемлет он с каждою весною на свои рамена! Посмотрите, как матери и отцы учат летать птенцов своих! Как вся семья, даже чужие, помогают и криком, и крылами своими их слабому и неопытному полету! Но многие страны, по суровости климата, скудны своими обитателями воздуха. В пополнение сего недостатка, – пред началом каждой весны, ведомые недоведомою силою, несутся в сии страны многочисленные сонмы пернатых, чтобы занять места праздные; перелетают неизмеримые пространства, моря и горы, но всегда поспевают во время и в таком количестве, какое нужно, чтобы праздничный пир природы не остался без гостей. Наконец и те пернатые, кои проводят с нами зиму, с наступлением весны получают как бы новую природу; являются в большем количестве и с новыми силами; быв дотоле молчаливыми и уединенными, становятся громогласными, и стараются обратить на себя внимание. Смотря на все сие, как не вспомнишь всемогущего повеления Творца: и птицы да умножатся на земле!

Сверху обратите взоры долу, под стопы ваши; тут также, каждую весну, новое явление: целые поколения пресмыкающихся, коих зимою нигде не было видно. Многие из них отвратительны; некоторый даже ядовиты: что делать? такими сделал их для нас грех А между тем не думайте, чтобы появление их было делом какого-либо случая. Нет, они также явились не по своему произволу, а по гласу Всемогущего. То же слово рекло: да изведет земля душу живу и вся гады по роду их. (Быт.1:24,25); и вот она изводит их, и сколько бы вы ни старались переводить их, будет изводить до конца бытия своего.

На человека, яко более уклонившегося от природы, времена года действуют менее, однако же действуют, особенно весна. Волею или неволею, и он приближается в это время к природе, вступает в живое общение со всеми тварями, сбрасывает с себя множество нужд житейских.

В самом деле, посмотрите на человека зимой: его как бы нет на лице земли; он прячется в домах, и когда появляется на свет, то трудно узнать в нем владыку земли; так он окутан с ног до головы зверями и смертями. Это не царь природы, а некое как бы страшилище всего живущего. Проходит весна, и человек изменяется. Он уже не в самодельной темнице, заключенный в четырех стенах, а на свободе, под ясным небом, на чистом воздухе. В поле, в лесу, на водах – везде, человек как будто вновь сотворенный, или умноженный. И земля, можно сказать, снова поступает в его владычество: с наступлением весны поля начинают бороздиться под его плугом, реки и моря пениться под его веслом, воздух рассекаться его парусами; самые облака расступаются, чтобы дать место его воздухолетательным шарам. Сколько нужно вдруг падает со всего живущего при наступлении весны! – Если бы она продолжалась всегда, то очевидно, мы не имели бы нужды ни в огромных жилищах, ни во множестве одежд, ни в разных средствах, кои теперь по необходимости употребляем, для защиты себя от хлада и бурь зимних. Для травоядных животных время весны самый роскошный пир – везде сочная и благоуханная пища. Не так ли было в состоянии невинности? Вместе с избытком всюду изящество и убранство; весна не щадит богатых одежд ни для кого; многие из животных в это именно время получают из рук природы, как обновы к празднику, новую одежду по виду своему; и никакой изобретательный вкус не превзойдет тех узоров, коими испещрены весною поля и луга. Не так ли было в состоянии невинности? Все живущее, даже неразумное, видимо чувствует преимущество весеннего времени, и выражает довольство и радость свою чем может, особенно пением. Прислушивались ли вы когда-либо к этому пению? – В нем звучит глубокое чувство жизни, довольства и какого-то священного восторга. Это радость существа, воскресшего из мертвых, которое после того, как все было утрачено, вдруг получило в избытке все, что для него нужно. Какая неутомимость поющих! Какое разнообразие в поемом! Самая полночь оглашается сладкими звуками. Истинное всенощное бдение природы! В сем случае неразумный мир приближается к миру ангельскому, где чистые духи, окружая Престол Божий, день и нощь гласят славу Вседержителя.

Кто, взирая на сии красоты весенней природы, на радость и полное довольство тварей и слушая хоры пернатых, оглашающих собою каждую рощу и поле, не готов бывает от души и сердца повторить то, что изречено было Творцом по окончании творения: яко се вся додра зело! Всякий, и может быть не раз, изъявлял желание, чтобы весна продолжалась, как можно долее. Но она кратковременна, короче всех времен года, как бы в знак того, что и наше пребывание в раю не было продолжительно.

Для чего же всемогущество Божие каждый год представляет нам во время весны такое подобие сотворения мира и нашего первобытного состояния? Не для того ли, чтобы, видя пред собою повторение творческих действий всемогущей силы Божией, мы научились благоговеть пред Тем, который, когда посылает Дух Свой, то все созидается, а когда отвращает лице Свое, то все мятется и готово обратиться в ничтожество? Преобразуя весною все лице земли, и, можно сказать, весь мир, нас окружающий, облекая его в немногие дни красотою и великолепием, Премудрость Божия, кажется, говорит всем нам: смотрите, что Я могу сделать для вас, если вы будете того достойны! – Смотрите, чего вы лишились чрез грех, и чего можете достигнуть, освободившись от его всеразрушающего владычества!

Да, братие мои, как ни прекрасна весна, но и среди ее являются, очевидно, следы наших великих, древних потерь. Напоминая собою наше первобытное состояние невинности и блаженства, она, в то же время, ощутительно дает знать, что все прекрасное вокруг нас есть только один остаток прежних совершенств, что мы со всеми тварями и со всею природою находимся в состоянии лишения и падения. Ибо присмотритесь внимательнее к образу весны, и вы под новою одеждою и убранством природы увидите древнюю наготу, болезнь и бренность; прислушайтесь к величественному хору тварей радующихся, и вы приметите, как нарушается он глубокими стонами тварей страждущих. Вот обширный цветущий вертоград; в нем все так прекрасно, но зачем эти засохшие древа, безобразящие собою все, что зеленеет и цветет вокруг их? Этого в раю не было. Видите ли далее, как на этом зеленом бархатном ковре льется кровь агнца, терзаемого тигром? Этого в раю не было. Взгляните и на самого владыку земли, как он неестественно согбен над плугом! Среди празднества природы, когда все вокруг его поет и радуется, взор его тускл, лице уныло; крупный пот падает с чела его; а на трапезе, после таких трудов, ожидает его кусок черствого хлеба. Этого в раю не было. А что это под сими цветами, кои украшают собою так роскошно этот недавний холм? Тут могила юноши, который был единственною отрадою престарелой матери и только за месяц пред сим опущен в землю. Этого в раю не было. Тем паче не было этих бесчинных кликов, коими буйное невоздержание нередко оглашает весенний воздух, и силится заглушить чистый и святой хор тварей, славословящих Создателя.

Таким образом нынешняя весна, радуя собою взоры и сердца подобием первобытного совершенства, в то же время многими явлениями своими дает знать, что совершенство сие нами потеряно, что мы со всею природою, нас окружающею, находимся в состоянии неестественном, и что, следовательно, нам должно прилежно помыслить о том, как выйти из сего несчастного положения, и возвратить себе и природе ту райскую весну, которая бы, раз начавшись, никогда не оканчивалась.

Довольно на первый раз и сего урока от настоящей весны! Аминь.

Я. К. Амфитеатров

Беседа о том, что Церковь есть матерь наша по долгу хранения и промышления⁵¹

Сущность утренних и вечерних молитв

Намереваясь говорить о том, что Церковь есть матерь наша по долгу хранения и промышления о нас, я нахожусь, братие возлюбленные, в большом затруднении. Моему размышлению представляется так много предметов, что я не изберу на чем остановиться. В самом деле, на какое событие – важное или очень обыкновенное – в жизни христианина ни обращу внимание, везде сретаю Церковь с ее святыми попечениями, с ее промыслительными действиями во благо и спасение наше; везде вижу ее благочестивые обряды, которыми она встречает человека при его вступлений в свет особенно при вступлении в мир христианский; сопутствует ему в продолжение целой жизни; провождает в могилу, и самую могилу соделывает жертвенником, на котором из рода в род творится молитвенная память о земном существовании христианина. Не заботясь о строгом порядка бесед моих, (вам какая нужда в нем)? я обращусь ныне к тем попечениям церкви, кои она оказывает утром и вечером в каждый день нашей жизни, и постараюсь изъяснить сущность утренних и вечерних молитв.

1. Молитвы утренние. «Вы все еще спите и почиваете», –говорил Спаситель ученикам своим, около полуночи совершая кровавый подвиг в саду Гефсиманском. Троекратно подходил Он к ним, троекратно находил их спящими, и как бы жалея нарушить покой друзей своих, один повергался на землю с пламенною молитвою к Отцу Небесному (Мф.26:39–44). По истине, братие возлюбленные, сии слова и сии действия Господа нашего мы вполне можем отнести к Св. Матери нашей Церкви. Взирая на нас, как на детей, беспечно покоящихся в колыбелях своих, она, около всякой полуночи, тихо старается пробуждать нас гласом Искупителя: что спите? воставше молитеся, да не внидете в напасть. Но если мы спим и не хотим подняться от ложа нашего: то она со своими служителями и с немногими бодрствующими сынами, – обыкновенно с дряхлыми старцами, – удаляется в храмы свои, как Господь удалялся в сад Гефсиманский, и там совершает полунощныя молитвы о нас. Мы еще спим и почиваем. а она уже повторяет покаянные и поучительные псалмы Давидовы. Мы спим, а она, как бы с сожалением говоря о нас: вы все еще спите и почиваете, – уже многократно испрашивает нам, в молитве Господней хлеба насущного у Отца Небесного.

Не довольствуясь одними общими молитвами за нас приносимыми в храмах, и ведая, что мы не все поспешим туда, Церковь предлагает каждому из нас, как мать младенцу, особую готовую пищу домашнюю, – предлагает утренния молитвы, назначенные ею для домашнего употребления нашего. Она желает, чтобы первым нашим словом по пробуждении было призывание имени Всесвятой живоначальной Троицы, Отца и Сына и Святого Духа; чтобы первым нашим действием было троекратное ограждание себя знамением Честного и Животворящего Креста Господня. Она старается, тотчас по восстании нашего от сна, придать нам чистоту ангельскую, поставить нас в лике Сил Небесных, и заставляет воспевать ангельскую песнь: свят, свят, свят! Но как все мы далеки от чистоты и святыни ангелов Божиих, – мы, которые отходим ко сну грешными, а пробуждаемся от сна иногда еще грешнее, нежели какими уснули, то Церковь сперва заповедует нам благодарить Создателя нашего, что Он не погубит нас со беззакониями нашими, но по Своему обычному человеколюбию и долготерпению воздвиг от одра и сна; потом каждую молитву Свою наполняет очистительными воплями покаяния, просвещения и освящения нашего. (Мол.1 и 5, 2, 6, 3, 4). Уныние, забвение, неразумие, нерадение почти всегда бывает причиною неисправной жизни нашей. Церковь обращает нас к Богоматери, да она святыми своими и всесильными мольбами отженет сии и все другие пороки (мол. последн.). В каждую минуту жизни нам необходим небесный страж и помощник: Церковь заставляет нас вопиять к Ангелу Хранителю окаянной души нашей, да не оставит нас, ниже отступит за невоздержание наше…. (мол. Анг. Хран.).

Многократно мы отходили ко сну; многократно и вставали от сна такими же, как вчера и третьего дня; восстали ныне, может быть – встанем и завтра, но кто знает, лучше ли будем сегодня и завтра, чем были вчера? Станем ли совершать дела света, или еще глубже погрузимся во тьму греховную? Ах, братие, сколько раз обещались мы исправить окаянную жизнь нашу, и всегда лгали себе и Богу нашему! Где наши дела, которые могли бы спасти нас? «Боже мой, не взыщеши дел отнюдь оправдающих мя?» – Что же остается нам ко спасению? Благодать, вера. Посему-то Церковь в начале утренних молитв обязывает нас произносить молитвенно Символ веры, а в конце их дает нам самую сильную молитву к Искупителю нашему, которою старается не только умилостивить Господа, но как бы и убедить Его к тому всем делом искупления – спасать нас, ссылаясь не на наши непостоянные, а на Его непреложные обетования, не на наши дела, а на Его бесконечную благодать и милосердие. «Ты многомилостивый, – заставляет Церковь каждого из нас вопиять ко Господу Иисусу, – многие ради любве сшел и воплотился еси, яко да спасеши всех. Теперь еще и еще спаси мя по благодати, молю Тя». – Какой грешник сам от себя дерзнул бы сказать Богу – Судии: «если от дел спасешь меня, это не благодать и не дар; это долг паче?» – Церковь влагает в уста наши сие дерзновение. Кто отважился бы одну простую веру свою представить вместо всех дел благих, и ею смиренно защищаться пред правосудием? Церковь дает нам сию великую защиту. Ей многий в щедротах и неизреченный в милости! Ты сам сказал: веруяй в Мя, жив будет, и не узрит смерти во веки. И так если вера в Тебя спасет отчаянных грешников, то вот я верую; спаси меня, ибо Ты мой Бог и Создатель. Пусть вера моя вместо дел вменится мне: ибо дел, оправдывающих меня, Ты не найдешь у меня. Но та вера мол да удовлетворит тебя за все, та да отвещает, та да оправдит мя, та да покажет мя причастника славы Твоея вечные. Пусть не хвалится сатана, что он отторгнет меня от Твоей руки и ограды. Не взирай на мою испорченную волю; но хочу ли я, или не хочу, спаси меня: ибо Ты Бог мой от чрева матере моея (мол. 8). – Таким-то образом Св. Матерь наша не только молит Господа о нас, но и защищает нас пред Ним; не только сама защищает, но и нам окаянным дает некоторое неотъемлемое право за защиту себя.

2. Молитвы на сон грядущим. Еще усерднее и чадолюбивее попечения Церкви о нас в то время, когда мы и после дневных трудов, и после дневных грехов, намереваемся отойти к нощному сну; отсюда еще трогательнее и пламеннее церковные молитвы на сон грядущим. Я сказал: после дневных грехов. Так, братие возлюбленные, Слово Божие учит нас, что нет ни одного человека, который бы чист был пред Богом, – хотя бы этот человек жил только один день на земле. Да и совесть наша свидетельствует, что мы каждый день согрешаем, то как человеки, то и не как человеки, а иногда и горее скотов. «Есть у нас ежедневные грехи вольные и невольные, ведомые и неведомые. Есть грехи от юности, и по юности, грехи от науки злой, от наглства, от уныния. Мы должны бы со страхом и благоговением произносить имя Божие, но мы ежедневно всуе призываем сие святое и страшное имя, либо хулим оное в помышлении своем. Мы должны бы каждую минуту любить своих ближних, как братий – обходиться со всеми, как с детьми Отца Небесного; но что же мы делаем, как не ежедневно укоряем других, клевещем, гневаемся, судим, уязвляемся сердцем при виде чужой доброты? К нам приходил несчастный за утешением, а мы еще больше опечалили его. Приходил нищий за помощью, мы презрели его. Безгодно спали, неумеренно употребляли пищу и питие, предавались безумному смеху; иногда становились на молитву, но ум наш двигался о лукавствии мира; иногда вовсе нерадели о молитве, и произносили одни слова не подобные; может быть, целый день провели в насмешках над погрешением брата нашего, а забыли, что свои грехи у нас – бесчисленные» (мол. 3). – Не такова ли точно история повседневной жизни нашей? С окончанием каждого дня оканчивается отдельная часть бытия нашего, и каждый вечер к тайной книге сердца нашего прибавляется особая мрачная страница. Мы не любим, иногда не умеем читать сих плачевных страниц: но они написаны в совестях наших; их зрит правосудие небесное, зрит Св. Церковь, – и при кончине каждого дня старается закрыть оные от всевидящего ока Божия. Потому-то она каждый вечер предлагает нам самые трогательный молитвы, к Богу Отцу, к Богу Сыну, к Богу Духу Святому, – молитвы очистительные и покаянные; потому-то заставляет взывать к Спасителю и Судии нашему, чтобы Он каждому дню нашей жизни даровал конец благий, и чтобы не означая имени и дел наших в книге судной, написал нас в книге животной (мол.7 ст. 9).

Нощной сон, дарованный Господом в успокоение немощи нашей, в ослабление трудов многотрудный плоти, и воссияние нового дня для нас Церковь почитает одним из великих чудес славных и ужасных, их же несть числа (Утрен. мол. 6). Но еще большее чудо она видит в том, что великодаровитый и человеколюбивый Господь приводит нас наконец того или другого мимошедшего дня нашей жизни, тогда как мы ленивы на угождение бессмертному Царю и ничего доброго не делаем. Дабы мы познали, как велико сие ежедневное чудо милосердия Божия, Церковь дает нам необыкновенно трогательную, благодарную и вместе очистительную молитву, сама как бы не находя слов довлеющих к изъявлению нашей благодарности. «Что Ти принесу? или что Ти воздам, великодаровитый бессмертный Царю, щедре и человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение, и ничто же благо сотворша, привел еси на конец мимошедшаго дне сего, обращение и спасение души моея строя» (мол. 4)? – «Мирен сон и безмятежен даруй ми, Ангела Твоего Хранителя посли, покрывающа и соблюдающа мя от всякого зла. Яко Ты еси хранитель душам и телесем нашим» (мол. 5). – Умилительное зрелище представляет мать, которая с нужною заботливостью готовит покойное и чистое ложе своему младенцу; закрывает его от света, от беспокойных насекомых и шума людского; и когда дитя уже спит, она все еще бодрствует у колыбели его, молитвенным словом и сердцем желая ему сна тихого и отрадного. Но когда соображаю значение вечерних молитв; когда стараюсь проникнуть в смысл их, нахожу, что самые нежные заботы земных матерей о своих детях далеко не равняются с попечениями Церкви о нас грешных; самые лучшие ее желания о мирном сне детей все еще не так хороши, не так святы и возвышенны, как желания Церкви при нашем сне вечернем. Как трогателен образ спящего христианина, начертанный в вечерних молитвах Церкви! Христианин почивает на ложе, а в нем почивает сладчайший Иисус, добрый Пастырь своих овец. Его телесные очи покрыты сонною мглою, но его дух озаряется немерцающим светом Духа Святого. Его ум, во время бодрствования – может статься – забывавший о Евангелии, во сне осиявается таинственным лучом разумения евангельского. Его душа знаменуется любовью ко Кресту Искупителя, сердце чистотой слова Господня, тело освобождается от страстей бесстрастною страстию Пострадавшего за нас, мысль хранится Божественным смирением Агнца Божия (мол. 2). Сон его не только безмятежен, но и священ, – ибо у него отнят лукавый помысел видимого сего жития (мол. 4), удалено всякое мечтание и темные сласти, укрощено стремление страстей, всей душе и телу дарована благодатная ослаба (мол. 6). Над ним простерт покров Пресвятой Девы и молитвы угодников Божиих (мол. 8). У его ложа нощного бодрствует Ангел Хранитель, блюдущий его от нападения темных сил и от всякия иные неподобные вещи (мол. 4, 5, 7, 10). Не есть ли это образ того сна, коим могут почивать только благодатные сыны Божии на лоне Отца Небесного.

Но грешнику ли почивать блаженным покоем праведников? Для кого скорее и внезапнее одр может сделаться гробом, сон смертью, как не для грешника? Кому ужаснее последний суд Божий, как не тому, кто злое творя не престает? Церковь знает всю опасность нечаянной кончины, праведно могущей постигнуть нас, в нечаянии лежащих; посему-то, приводя к одру, он заставляет каждого из нас с недоумением вопрошать Господа: «неужели мне одр сей гроб будет? Или еще: «окаянную мою душу просветиши днем?»–Заставляет нас в ложе и сне предусматривать истинный гроб и смерть: «вот гроб мой предо мною, и смерть предстоит мне». – Сама как бы трепещет суда Божия за нас, и нас заставляет признаться: «суда Твоего, Господи, боюся и муки бесконечные ужасаюсь». – Прежде суда Божия заставляет нас осуждать самих себя: «знаю, о мой Боже, что я недостоин Твоего человеколюбия, а достоин всякого осуждения и муки». – Но и здесь, братие возлюбленные, – в этом неложном откровении предсмертных и предсудных чувств наших, в этом правильном самосуждении нашем, Церковь отнюдь не хочет оставить нас в нечаянии, чем ближе опасность, чем яснее наша уверенность в своем недостоинстве: тем более она старается возбудить надежды в нас, заставляя каждого произносить спокойно и со всею преданностью: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый». – Тем более дает нам христианского дерзновения, влагая в уста наши сильные слова св. Дамаскина: «Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя. Аще бо праведника спасеши, ничто же велие; и аще чистого помилуеши, ничто же дивно: достойни бо суть милости Твоея. Но на мне грешном удиви милость Твою: о сем яви человеколюбие Твое, да не одолеет моя злоба Твоей неизглаголанней благости и милосердию». – Поставляя нас пред ложем, на которое возлечь желаем, Церковь заповедует ограждать оное крестным знамением, как щитом необоримым; желает духу нашему сообщить блаженное веселие при мысли о животворящей силе креста Господня; и когда наши вежди готовы сомкнуться, она говорит нам последнее слово материнское; «перекрестися, и с молитвою засни, помышляя день судный».

Мати, Сион речет человек и человек родися в нем; и той основа и Вышний. Яко всех веселящихся жилище в тебе (Пс.86:5,7), – с умилением воспевали древние израильтяне, взирая на свой возлюбленный Сион. Не тем ли с большим умилением мы, любезные братие, должны взывать: о мать наша Святая Церковь, новый Сион Господа нашего Иисуса Христа, по истине всех веселящихся жилище в тебе!.. Из ее материнских недр мы родились; на ее материнских руках воспитываемся; под ее матерним кровом и хранением мы встаем, и засыпаем, действуем и покоимся. Она везде с нами и всюду за нас. Аминь.

Филарет, архиепископ Черниговский

О втором прошении молитвы Господней

Да приидет царствие Твое (Мф.6:9).

Второе прошение в молитве, преданной Господом: да приидет царствие Твое. Бог царствует в мире с самого создания мира. Он сохраняет мир и направляет его к целям, назначенным для него. Без Его ведения, без Его воли здесь ничто не движется, ничто не происходит. Господь на небеси уготова престол свой и царство Его всеми обладает, поет священный певец (Пс.102:19). Но это царство давно началось и непрерывно продолжается. Следовательно, это не то царство, о котором просимы да приидет. Есть еще Царство Божие – царство благодатной свободы, из которого должно раскрыться царство славы. О нем-то Господь заповедует молиться: да приидет. Благости небесной угодно было создать нас разумными и свободными. По силе свободы мы можем быть и любезными детьми Божьими, к счастью нашему, и быть непокорными Богу нашему, к нашему несчастью. Бог желает нам одного счастья. О как необходимо для людей вселение благодати небесной в сердцах их? Что человек без благодати? Жилище греха, расслабленный, расстроенный организм, где все части действуют неправильно и повреждены; только благодать небесная в состоянии исправить все. Ее мощью возвращается духу человеческому и здравие, и целость, и лучший порядок бытия. Ее мощью является в душе Царство Божие или, как описывает это апостол, правда и мир, радость о Дусе Святе (Рим.14:17). Так как Бог – Отец всех людей, то не за себя только, но за всех мы молимся: да приидет царствие Божие. И как много между детьми Отца Небесного таких, к которым еще не пришло царство благодати! Язычники не знают истинного Бога и кланяются разным мнимым богам, иудеи отказались от Христа Господа и остаются с нечестием против Бога отцов своих. Магометане чтут лжепророка и грубую плотскую жизнь. Сын Божий приблизил к нам Царство Небесное, основал Церковь Святую и освящающую. Но во всех ли христианских сердцах царствует Христос? Царствует ли Он в еретиках и раскольниках? Нет. Царствует ли Христос во всех православных христианах? Увы! Нет. Если многие и очень многие служат страстям, то в них царствует грех (Рим.6:12), а не Христос. Если многие хлопочут о том только, чтобы устроить как можно более удобною, как можно более веселою жизнь земную, то нам сказано, что путь неумеренных желаний земного – не путь к Царству Небесному, а путь к аду (Мф.7:15). Будем молить Бога, да приидет царствие Его и к неверующим, и к верующим. Молиться за неверных и заблудших подает нам пример Св. Церковь, которая молится «о соединении всех». Царство благодати приходит, когда ум, дотоле омраченный страстями, озаряется светом небесным, познанием учения евангельского, и, воля со всею твердостью стремится жить по закону Христову. Это Царство Божие приходит неприметным образом и основываясь в душе, раскрывается духовно, незримо. Не приидет царствие с усмотрением. Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:20,21), – сказал Господь. Оно не вдруг и не скоро водворяется в человеке: грех, царствующие в испорченной природе нашей, долго не уступает своего места для благодати. Потому надобны усилия, необходимы подвиги для того, чтобы водворялось в нас Царство Божие (Лк. 16, 16). Тесен путь и узки врата, которыми надобно входить в Царство Божие (Мф.7:14). Потому до гроба прежде всего надобно искать Царствия Божия и правды Божией (Мф.6:33). До гроба надобно повторять молитву: да приидет царствие Отца Небесного. Так, братие, со словами: да приидет царствие Отца Небесного, должны мы соединять желания и мольбы, да озарит свет благодати умы неверующие и заблуждающие, да раскроется в душах верующих жизнь благодатная, да сподобимся участия в наследии вечной славы. Аминь.

Слово в день Богоявления Господня

Бог вездеприсущ. Он Дух и все наполняет Собою. В этом согласны и вера, и разум. Что же такое значит, что вера так часто говорит нам о Богоявлениях? Что такое значит, что Церковь Христианская назвала нынешний день преимущественно днем Богоявления?

Бог вездеприсущ. Тем не менее Он может являть особенную свою силу в известном месте, для известных людей. Он есть Дух; дышет, идеже хощет, и так, как хочет, дышит: то в громах и молниях – в грозном могуществе силы; то в громком веянии ветра – в силе благости Своей. На Небе престол Его град Его – Иерусалим Небесный; на небе обители многие многих слуг, – говорит нам откровение. Это значит, что нам указывается на то положение, в котором яснее, нежели нам, земным зрителям, является Бог и творит блаженными святых слуг Своих; это значит, что Дух, ревнитель святыни, наполняя все Собою, особенно близок к духам чистым. И на земле открывается Он с особенною Своею благостью для благих и с грозным величием для грешников; на земле Он являет крепость Свою великую и дивную там, где может по премудрому и благому хотению Своему. Бог наш есть Бог самосущий, всевластный, – Он не покорен неизбежной неподвижности или неподвижной необходимости. И дух сотворенный, властвуя над соединенным с ним телом, обнаруживает особенное свое присутствие, то в том, то в другом члене, повелевает то тою, то другою частью вверенного ему состава телесного. Тем более Дух всевластный и высше-свободный может выполнять мысль Свою там, где восхощет и как восхощет.

Бог есть Дух; но Он действует в мире видимом, вещественном. Дух сотворенный тонок, невещественен, а действует в теле грубом, многосложном. Явление Бога Духа в образах вещественных так же доступны для разумения, как несомненны действия того же Духа на мир вещественный. То и другое явление есть явление силы Божией в вещественном.

Бог – Дух вездеприсущей. Но потому-то дух ограниченный и обнимает Его не иначе, как в явлениях, не иначе, как в образах ограниченных. Как необъятного обнимает тварь? Только по частям, только в той мере, в какой Он сам благоволит открывать Себя, познает Его человек.

Бог благ. Он являл Свою волю благую в постигаемых знаках во все времена; история времен тому доказательство. Человек грешник! Когда Господь не являл тебе особенную любовь Свою в образах видимых? Ты пал в первый раз, – Бог искал и нашел тебя. Ты не преставал и после того отдалять себя от Него преступлениями повседневными, – но любовь вечная преследовала тебя на всех твоих стезях, удерживала от путей заблуждения, возвращала к пути спасительному. Как многочастно, как многообразно показывал Бог тебе силу благости Своей: то в слове спасительном, то в образах таинственных! Что значит история народа Божия, как не история Богоявлений, как не внятная для души и слуха беседа Божия с человеком грешником? Тот только, для кого непонятен голос истории верной, тот только может представить себе непонятною мысль о Богоявлениях.

Когда человек мог сказать, что не имеет он нужды в беседе с Богом, в явлениях Божества благого? Даже и тогда, когда он не был еще грешником, даже и тогда он жаждал откровения высшего, как создание немощное, как ограниченное существо. Тем более тогда, как он стал грешником, благословлять должен благость Божию, являющуюся ему в знаках видимых. До чего бы дошли люди в грехопадениях своих, если бы Премудрый и Всеблагий не просвещал омраченных грехом очей их и не подкреплял слабой для добра воли Своими явлениями?

Христианин! Никогда Бог не являл Себя на земле в таком обильном свете, в таких высоких образах, как он явился тебе во Христе. Христианство есть полное откровение Божества, – столько полное, сколько может оно быть полным на земле; оно есть самое духовное, самое чистое откровение Божества, сколько может быть духовным откровение, назначаемое для сынов земли. Было время, когда Бог беседовал с людьми, как детьми. Во Христе Он открыл то, что надлежало открыть для мужей. Для людей-детей Он являлся и являл истину Свою в осязаемо-чувственных образах, открывал истины первоначальные на языке понятном для воображения и чувства. Как обилен и как чист Божий свет, пролитый на тебя, христианин! Представь себе, что ты живешь язычником; представь все, что ты мог думать, что ты мог делать, оставаясь с языческими мыслями, с языческою душой! Ты ужаснуться должен тех грубых суеверий, тех отвратительных пороков, которые бы обременяли тебя, как язычника. Оставаясь иудеем, ты вдыхал бы под немощными и слабыми стихиями мира, под обрядами вещественными. Высокая, духовная истина явилась для тебя в Иисусе в своем духовном виде. Как высока участь твоя, устроенная во Христе! К несчастью, порча растлила умы и сердца наши, – и мы слишком мало чувствуем достоинство Богоявления христианского. Чем заняты мысли, чем заняты сердца большей части из нас? Истина ли Христова, самая высокая, самая чистая, истина Божия наполняет собою души? О, нет! У людей часто изливаются сердца в веселии и радости, в восторгах самых сладких, но только не свет Христов услаждает их. Земным, часто ничтожным, часто вредным заняты их мысли и сердца: любят тьму паче света. То, что дано знать человеку для жизни земной, дознают со всею ревностно; а то, что открыто для жизни вечной, признают за ненужное или за излишнее.

Заботы о земле подавили деятельность христианина, того самого христианина, который должен жить преимущественно для одного неба которого Отец Небесный столько благоволил и благоволит искать для Себя одного, может исполнить Собою одним, в котором может открыть славу Свою.

Тайна, самая высокая тайна открыта для христианина при крещении Христа Иисуса. По единогласному свидетельству святых евангелистов, крестився, Иисус взыде абие от воды, и се отверзошася Ему небеса, и виде Духа Божия сходяща, яко голубя, и грядуща на Него. И се глас с небесе глаголя: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих. Отец Небесный свидетельствует о Себе гласом с неба, что Он есть Отец возлюбленного Сына. Благоговей, христианин, и поклоняйся Богу Отцу! Сын погружается в воде крещения, и глас с неба наименовывает Его Сыном Отца Небесного. Креститель Сына свидетельствует, что до того времени не знал он Сына, но в крещении познал, что Он есть Сын Божий; что Он есть Тот, который, родившись после него, предшествовал ему, так как был прежде него, так как есть первый из всех, – вечный. Благоговей, христианин, и покланяйся крещающемуся Богу Сыну! Дух Святой – не дух человеческий, не дух сотворенный, а Дух самого Божества, Дух со славою и силою Божества. Но Он является отдельный и от Отца, и от Сына, в телесном виде. Благоговей, Христианин, и поклоняйся Богу Духу Святому! Так свято поет церковь: «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, поклонение Троице явилось нам».

Если представим себе, что тайна Св. Троицы не была открыта с такою ясностью и определенностью самим патриархам, самим пророкам, всем ветхо-заветным праведникам; если представим, что она в полном свете в первый раз открыта только при крещении Христа Иисуса: то каким глубоким благоговением должны наполниться сердца наши к сей тайне! Это самая глубокая, самая внутренняя тайна существа Божия, которой человек сам по себе никогда дознать не мог и не может. Потому-то, верно, именует Церковь день сей днем Богоявления: ибо непостижимый Бог явился ныне людям.

Христиане братья! понимаем ли, чувствуем ли мы богатство благости Божией, озаряющей нас столь чудным светом своим? Мысль о Троичном Божестве составляет отличительную принадлежность откровения христианского; но составляет ли она для наших мыслей мысль необходимую? Или так много у нас мыслей в душе, что и столь высокая мысль едва ли когда находит в нас себе место? Многие ли размышляют, кто для нас сей Сын, крещающийся в Иордане? Кто для нас Дух Святой, сошедший на крестившегося Иисуса? Вступая в истинную веру, мы крестились во имя Отца и Сына, и Духа Святого; это значит, что, по вере Церкви и Слова Божии, без веры в Св. Троицу нельзя быть истинной христианской вере, нельзя и считаться истинно верующим в Бога, – но так ли мы думаем теперь о тайне сей?

Возлюбленный брат! ужели нет у нас с тобой и столько любви к правде, чтобы вспомнить об имени, которое я и ты носим на себе, – об имени христианина, и об обязанности, возложенной на нас сим именем при крещении нашем?

Отче, Сыне и Душе Святой! просвети нас светом Твоим, омрачаемыми нерадением о своем спасении и о Твоих тайнах. Аминь.

Евсевий, архиепископ Могилевский

Из беседы об усекновении главы Иоанна Предтечи на ев. Марка 6:17–205

Ирод послав, ят Иоанна и связа его в темнице, – взял Иоанна, посадил его в темницу. Кто этот Ирод? Сын того Ирода, при котором родился Христос Спаситель в Вифлееме, и который покушался убить обетованного Царя иудейского Христа Спасителя, но вместо Его избил множество младенцев Вифлеемских. От нечестивого отца был нечестивый и сын. Этот Ирод назывался Антипою. У Ирода, отца его, еще было два брата Филипп и Архелай, между которыми, по смерти Ирода, отца их, разделено было его царство.

За что Ирод посадил Иоанна в темницу? Евангелист отвечает: Иродиады ради, жены брата своего, яко оженися ею, т. е. Ирод посадил Иоанна в темницу за Иродиаду, жену своего брата Филиппа, потому что женился на ней. Как это случилось? Случай этот Евангелист раскрывает далее, говоря: глаголаше бо Иоанн Иродови: не достоит тебе имети жену Филиппа брата твоего (Мк.6:18). Иоанн как проповедник истины, как пророк и ангел, посланный пред лицом Господа, да уготовит путь Ему, не боялся возвещать истину, обличал неправду и в самом царе. Иоанн говорил Ироду: не достоит тебе имети жену Филиппа, брата твоего. Об Ироде далее замечено, что он бояшеся Иоанна, ведый его мужа праведна и свята, и соблюдаше его (Мк.6:20). Отселе видно, что Иоанн не в этом одном случае обличал Ирода, но и при других случаях говорил царю правду, и царь слушал пророка с удовольствием, как передает евангелист Марк: и послушав его, многа творяше, и в сладость его слушаше. Но не мог Ирод так слушать обличение своей постыдной страсти, которой он сделался слепым и низким рабом. Ирод за это обличение не только посадил Иоанна в темницу, но и хотел убить его еще до того случая, по которому действительно ему усекнута глава. Ев. Матфей говорит: и хотящ его убити, убояся народа, зане яко пророка его имеяху (Мф.14:5). Когда пророк Божий стал обличать нечестивого Ирода в его пороке, противном Божеским и человеческим законам: Ирод не уважил ни звания пророка, ни святости истины, но как низкий раб греха, преследует Иоанна за своего идола, и ввергает проповедника истины в темницу. Еще он не убил Иоанна, но это не по уважению ни к пророку, ни к истине; он хотел убить, но только боялся народа, который почитал Иоанна за пророка; боялся, чтобы народ не восстал на защиту чтимого им пророка.

Иродиада же гневашеся на него, и хотяше его убити: и не можаше (Мк.6:19). И нечестивая, незаконная жена сочувствовала нечестивому мужу, злобилась, искала смерти пророка и не находила случая к тому. Грех был общий, и обличение пророка относилось к обоим равно; потому оба муж и жена, за одно искали мщения обличителю порока. Но нечестивая Иродиада помышляла о погублении Пророка Божия и в то время когда Ирод может быть, забывал о нем, или невольно удерживался от мести Пророку, вспоминая о нем, как о муже праведном и святом, которого прежде слушал он и в некоторых случаях поступал по словам его. Далее приводится текст (Мк.6:21,22,23). И приключшуся дню… и до полцарствия моего.

Смотрите, как порок ослепляет человека! Как делает человека легкомысленным и безумным! Видите, Ирод не стыдится показывать себя рабом страсти! От нечестивого корня нечестивая и отрасль, с матерним молоком напитанная нечестием, дочь Иродиады плясала и угодила Ироду и гостям его, – и что же делает царь? что говорит нечестивой плясавице? «Проси у меня, чего хочешь, и дам тебе». И поклялся ей: «чего бы ты ни просила, дам тебе, даже до полцарствия моего». Не безумие ли это? За что же хочет дать даже до полцарствия? За пляску! Как Исав некогда продал первенство в снедь, так Ирод готов отдать до полцарствия своего за пляску! Смотрите, до чего доводит страсть! Как унижает она человека! Как помрачает его смысл и здравое чувство! – Пляска не была в употреблении у иудеев на пиршествах, а вошла в дома вельмож иудейских из обычаев языческих. Впрочем, некоторые и языческие законодатели запрещали пляски на пиршествах, почитая их противными благоприличию и показывающими человека крайне испорченного; они почитали пляски училищем страстей.

Она же (дщерь Иродиады) изшедши рече матери своей: чесо прошу? Она же рече: главы Иоанна Крестителя (Мк.6:25). Как Ирод безумно обещался и поклялся: так Иродиада дает безумный совет своей дочери. Было обещано до полцарства, и Иродиада предпочитает полцарству главу проповедника истины, обличителя их беззакония. Вот пример, как страсть гибельно порабощает себе человека и делается его идолом. Грешник, предаваясь греху, становится рабом греха, пленником своей страсти. Кто хочет быть свободным, тот должен не предаваться страстям, а покориться духу Христову и следовать истине, внимая слову Божию, которое есть совершеннейшая истина, и сия истина, по слову Христа Спасителя, свободит нас (Ин.8:32), т. е. соделает нас истинно свободными, не порабощенными порокам и страстям, а свободно служащими Богу и стремящимися к истинному счастью и блаженству небесному.

И вшедши (дщерь Ирадиады) абие со тщанием к царю, просяше, глаголющи: хощу, да ми даси абие на блюде главу Иоанна Крестителя (Мк.6:25). Эта дщерь была от брата Иродова Филиппа. Как нечестивая мать скоро дала злой совет, воспользовавшись удобным временем, когда царь, с гостями, предавшись чувственным удовольствиям, был в опьянении легкомыслия; так и дочь ее, достойная матери, является бесчувственною, скорою на зло. Видно, голос совести в ней был уже заглушен рассеянностью. Видно, она уже привыкла равнодушно смотреть на смерть человека. Иначе как бы так дерзко могла просить у царя смерти праведника: хощу, да ми даси на блюде главу Иоанна Крестителя?

Мк.6:26. И прискорбен… Царь прискорбен был – опечалился! Где тут царское величие и царская мудрость? Отчего опечалился царь? Не должен ли был царь презреть безумное желание плясавицы, если бы сам не сочувствовал злому желанию? Ужели он не понимал, почему дочь Иродиады просит главу Иоанна Крестителя: Достойно было бы царя, если бы он, услышав безумное желание легкомысленной плясавицы, с негодованием объявил ей пред всеми своими гостями, что он никак не мог включать в предмет клятвы что-либо противное правде и совести, что-либо противное законам Божеским и человеческим, и что настоящее требование противно его царскому достоинству и долгу. Нет, он, как слепой раб страстей, честь почел за бесчестие, великодушие за слабость. Явно, печаль царя не показывала в нем любви к добродетели; а как он уже хотел убить Иоанна, только боялся народа (Мф.14:5), почему и Сам Спаситель называл его лисицею, т. е. лицемером, то с вероятностью можно думать, что эта печаль была лицемерная или невольное смущение помраченной совести, а в самом деле он рад был случаю исполнить свое собственное желание – положить невозвратное молчание на уста грозного обличителя; потому так поспешно и решился совершить великое злодеяние.

И абие послав царь спекулатора, повеле принести главу его (Мк.6:27). Он же шед усекну его в темнице, и принесе главу его на блюде, и даде ю девице; и девица даде ю матери своей (Мк.6:28). Так Предтеча окончил поприще своего служения! Так умолк глас вопиющего в пустыне! Так не стало проповедника покаяния; не стало друга жениха – Христа; не стало того, о котором Сам Бог Сын свидетельствовал: не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя! (Мф.11:11).

И слышав ученицы его, придоша и взяша труп его, и положиша его во гробе (Мк.6:29). Ученики Предтечи Христова исполняют последний долг к своему учителю; берут тело его и со скорбью и благоговением скрывают его во гробе.

Протоиерей Р. Путятин

Поучение 30-ое в день Пасхи

Сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь.

Нынешний день есть день особенного веселия, особенной радости; нет у нас праздника веселее и радостнее настоящего. И с каким желанием все ожидают его, с каким приятным беспокойством приготовляются к нему, с каким удовольствием друг друга приветствуют с наступлением его. При слове – Христос Воскресе – мы и сами как бы воскресаем, душа оживает, сердце восхищается. Да, сей праздник для того и установлен, чтобы мы радовались и веселились.

Ужели же ныне всем, даже и нераскаянным грешникам, надобно радоваться? О чем, кажется такому грешнику ныне радоваться? Христос воскрес, но в душе нераскаянного он не воскрес; Христос разрушил царство тьмы, но нераскаянный все в неволи у диавола; Христос сокрушил вереи ада, но нераскаянный все не избегнет огня геенского; Христос смерть попрал, но нераскаянный все не минует вечной смерти; Христос приблизил к нам Ангелов, но от нераскаянного все они бегут, как от смердящего трупа.

Увы, бедный, нераскаянный грешник! У всех ныне праздник; только у тебя нет. Все ныне веселятся, торжествуют, люди и Ангелы ликуют вместе, только тебе нечего торжествовать, и не с кем веселиться. Как не украшай себя со вне, как ни убирай, своего тела: видно, не бывать у тебя ныне радости; ибо у тебя душа не убрана, замарана грехами, не омыта слезами сокрушения, не очищена в бане покаяния. Какой ты ни готовь себе стол: видно быть тебе ныне голодным; ибо у тебя голодна душа, ты не питал ее ни словом Божиим, ни Телом и Кровью Христовою. Куда ты ни пойди, везде тебе не радость: ибо тут встретишь нищего, которому ты отказал; там увидишь вдову, которую ты презрел; на всяком шагу тебе будет попадаться или оклеветанный, или… Но что я в такой праздник тревожу душу грешника? Ах, он, бедный, и без того не имеет никогда покоя. Нет, успокойся, грешник!.. Ты беден добрыми делами; но Бог богат милостями к тебе. Успокойся! Дверь покаяния для тебя еще не затворена, а чрез эту дверь ты войдешь в полную радость нынешнего дня. Восплачь же, воздохни к Богу из глубины души о своих грехах. Иные плачут от радости, а ты от своих слез возрадуешься. Весело проливать слезы раскаяния; сладко плакать о грехах. Восплачь же, вздохни для праздника: и у тебя будет настоящий праздник воскресения, в тебе воскреснет Христос: ты освободишься от рабства дьявола, ты не умрешь смертью вечною, о тебе возрадуются на небе Ангелы Божии. Да, Ангелы Божии на небе возрадуются, когда увидят их слезы раскаяния, когда услышат твои вздохи о грехах. Так, никто из нас не должен ныне унывать: двери веселия всем отверсты: входите без сомнения, реки радости для всех текут, черпайте без опасения. Оживимся настоящим торжеством, обнимем друг друга, ненавидящим нас простим все для Воскресшего, и будем устами и сердцем воспевать: Христос Воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав. Аминь.

Поучение в праздник трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого

Итак, в честь и память великих святителей и вселенских учителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого мы, слушатели благочестивые, составили праздник. Остается теперь предложить слово поучения; но как я осмелюсь учить чему-либо в день таких учителей и святителей? И к чему мое слово при воспоминании Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого? Одни имена их поучительнее тысячи моих слов; одно напоминание о них убедительнее всякого моего красноречия. В самом деле, если бы мы не знали других бесчисленных доказательств, подтверждающих нашу веру, то довольно было бы нам знать в подтверждение ее, что сию веру хранили упоминаемые нами учители и святители. Наша вера – православная, наша вера– спасительная; ибо так веровали, так спаслись Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Ум успокаивается, сердце радуется, вся душа торжествует при этой мысли; я молюсь, как молились Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст; я верю, как они веровали, я призываю Бога, как они призывали; я приношу Ему жертву, как они приносили.

Да, слушатели благочестивые, и при них в храмах Божиих богослужение было, как теперь у нас: это же было пение, это же чтение, так же горели свечи при служении, так же курился фимиам, так же, в том же чине, в том же порядке была предлагаема Трапеза Господня. О, призрите на нас с высоты своей, святые три святители! Мы по всему ваши, у нас все по вашему, ни на одну йоту, ни на одну черту мы не отступили от вас! Твоими молитвами мы молимся, святой Василие; по твоему примеру мы поклоняемся Пресвятой Троице, святой Григорие; твоим служением мы служим, святой Иоанне.

Итак, слушатели благочестивые, вместо слова о спасительной вере, возблагодарим Господа, что Он сподобил нас так веровать и спасаться, как веровали и спасались Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст.

Вы же апостолов единонравнии и вселенные учители, помолитесь о нас, чтобы нам и после смерти можно было с вами и по вашему славословить Бога; чтобы нам хотя издали можно было послушать, как вы на небе славословите прославленную вами на земле Святую, Единосущную, Животворящую и Нераздельную Троицу: Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Поучение на слова: Величит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем (Лк.1:46,47)

Чудная песнь, восхитительная песнь, божественная песнь! Так и радуется сердце, когда поют ее. Видно, от большой радости она воспета. Да, действительно от большой радости. Ведь эта песнь Пресвятой Девы Богородицы: это Она так радовалась о Бозе Спасителе, когда Он призрел на смирение Ея; это Она так величала Господа, вскоре после того, как приняла благовестие от Ангела. Величит душа моя Господа, и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем.

Но, слушатели, эта песнь Богородицы воспета была Ею здесь, долу, на земле. Как же чудны, как восхитительны должны быть Ее песни там, горе, на небе, где Она зрит Своего Господа лицом к лицу… О, послушал бы тех горних, небесных Ее песней! Послушал бы, как Она там вместе с Ангелами воспевает Господа и вместе со святыми радуется о Боге Спасителе! Послушал бы, как теперь там, подражая Ей, как Ликоначальнице, тысячи тысяч и тьмы тем голосов, раздаваясь в бесчисленных местах и разливаясь подобно мирским волнам по беспредельному пространству, сливаются, наконец, в один радостный голос и составляют одну хвалебную песнь!.. О, какой чудный, восхитительный хор услышали бы мы!.. А придет время услышать; и, о, когда бы поскорее наступило это вожделенное время! Некоторые из нас, может быть, и сами присоединятся там к лику поющих; и, о, если бы всех нас сподобил сего Господь молитвами Пресвятой Девы Богородицы!

Да придет это вожделенное время. И почему не желать нам ускорения его!

Не желать? Не желать неба? – Но разве мы не для неба сотворены? Разве не для неба мы здесь живем? Разве не на небо мы должны каждую минуту готовиться? Разве не для неба мы должны день и ночь трудиться? Разве не на небо мы должны устремлять и ум, и сердце! Горняя мудрствуйте, пишет апостол Павел. Не желать неба? Да разве это естественно? Как же из темницы не желать на волю? Как же из мрака не проситься на свет? Как же в земле чуждой не плакать по стране родной? – Увы мне, яко пришельствие мое продолжися, взывал, и конечно не один раз, царь – пророк. Не желать неба! Но ужели это возможно, как думаешь о том, что там на небе? – Ах, ведь там наш сладчайший Иисус, прекраснейший из всех сынов человеческих, там наша Владычица Пресвятая Дева Богородица, честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим! А сами Серафимы и Херувимы, а Архангелы и Ангелы, а пророки, апостолы, святители, преподобные, мученики, о, ведь они все там, в Царствии Отца Небесного! Не желать неба? – Да чего же лучшего мы можем и желать себе? Разве желание неба не самое святое желание? Чем больше мы будем желать неба, тем меньше будем привязываться к земле (а нам и вовсе бы к ней не надобно привязываться): чем чаще будем вздыхать о жилище святых, тем реже будем ходить в собрание грешников (а нам и никогда бы не надобно туда ходить); чем сильнее будем плакать о сладостях райских, тем противнее нам будут удовольствия земные. О, Царица Небесная! Обрати все желание наше к небесному; возвыси всю нашу душу к горнему; истреби в нас всякую плотскую страсть; умертви всякую нашу привязанность к земле. Что нам в этой земле? Она чужая нам сторона. Небо – наше родное отечество. О, там так хорошо, так светло, так отрадно, там такие чудные красоты, там такое восхитительное пение!

Будем, слушатели благочестивые, будем больше желать неба, будем сильнее вздыхать о красотах вышнего Иерусалима, о песнях горнего Сиона.

Так, желание неба есть самое святое желание. Желай от всей души туда, только с терпением ожидай исполнения сего желания; радуйся если бы скоро тебе нужно было оставить сей мир: только будь готов с радостью оставаться и здесь, если угодно святой воле Божией; желай скорее ко Христу, только желай со Христом и о Христе; желай чаще песней небесных, только не переставай на земле петь Господеви.

И еще обращаемся к тебе, Пресвятая Дева Богородице; мы и никогда не перестанем к Тебе обращаться! Отверзи нам вход в Царствие Небесное, чтобы мы, спасенные Тобою, и там могли петь Твою чудную песнь: «Величит душа моя Господа и возрадовася дух мой о Боге Спасе моем». Аминь.

Поучение пред причастием

Св. пророк Моисей однажды на горе увидел купину, которая горела и не сгорала; он хотел подойти к ней поближе, чтобы рассмотреть столь чудное явление, но вдруг услышал голос, из купины к нему говоривший: Моисее, Моисее! не приближайся семо, иззуй прежде сапоги от ног твоих (Исх.3:5).

Слушатели благочестивые! Купина, виденная Моисеем, подлинно было явление чудное и страшное, ибо горела и не сгорала, ибо из купины говорил сам Бог. Не столь же ли чудна и страшна Святая Чаша, которой вы предстоите, и к которой приступаете? Здесь, в этой Святой Чаше под видом хлеба преподается вам истинное Тело Господа нашего Иисуса Христа, а под видом вина истинная Кровь Его. Здесь, с этой Святой Чаше, огнь божественный, чудный, страшный огнь, достойных очищающий, а недостойных попаляющий и сожигающий. И потому, от лица Бога, некогда говорившего из купины и теперь таинственно здесь присутствующего, говорю всякому, приближающемуся к Святой Чаше: не приближайся семо, иззуй прежде сапоги от ног твоих, развяжи прежде все греховные узы, связующие твою душу. Время еще не ушло. Благоразумный разбойник, и на кресте вися, успел приготовить себя в рай. Не удерживай в душе твоей болезненных вздохов: этими вздохами душа освобождается от грехов. Не стыдись твоих сердечных слез: это бальзам на раны греховный. Забудь все земное, тебя окружающее: на тебя теперь смотрит Иисус Христос, на тебя теперь смотрит твой Ангел Хранитель, на тебя теперь смотрит все воинство Небесное. Ты теперь как бы на страшном суде; теперь решается твоя участь на целую вечность; ты причастишься или в жизнь вечную, или в осуждение вечное. Итак, скажи в душе своей; я грешник, первый в мире грешник, но я вперед уже не хочу быть таковым; я хочу исправиться, хочу бросить худые дела, оставить порочные намерения; только сподоби меня, Господи, теперь достойно причаститься пречистых Твоих Таин. Верую Господи, – только помози моему неверию, – верую, яко Ты воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти; еще верую, – и еще молю Тебя, помози моему неверию, – еще верую, яко сиe есть самое пречистое Тело Tвoe, и сия есть самая честная Кровь Твоя. Не даю Тебе лобзания Иудина, нет, я уже не променяю Тебя ни на какие удовольствия, не продам Тебя ни за какую цену; только помилуй меня, и сподоби неосужденно причаститься пречистых Твоих Таин.

С такою верою, с таким намерением приступавший к сей Святой Чаше разрешается от греховных уз, связующих его душу, и потому причастится пречистых Таин не в суд или осуждение, но в отпущение грехов и жизнь вечную. Дай, Господи, так причаститься всем нам. Аминь.

Поучение в день Покрова Пресвятой Богородицы

Известно вам, слушатели, как некогда израильтяне странствовали по Аравийской пустыне; и пустыня та была непроходима, и солнце жгло там пламенно, и потому Бог дал им облачный столп, который, носясь в воздухе, показывал путь, куда идти и вместе укрывал от солнечного зноя. Бог любил тогда Свой народ и ввел его в землю обетованную; и потому дал ему такого чудного руководителя и защитника.

Слушатели христиане! И нас Бог любит не меньше израильтян. И мы имеем подобный облачный столп, Пречистую Преблагословенную Деву Марию. Она, наша руководительница и заступница в жизни, в сем месте мрака и юдоли плача. Она нам, столп огненный, наставляющий во тьме и покров миру, ширший облака. Она молния, души просвещающая, и гром, врагов устрашающий. Она райских дверей отверзение, и от всех бед избавление. Она невидимых врагов мучение и обуреваемых пристанище. Она человеков исправление и бесов ниспадение. Словом, Матерь Божия и от зноя несчастия нас укрывает и в землю обетованную, на небо, нас вводит, и вечное спасение нам доставляет, и от временных скорбей нас избавляет.

Так некогда видели Ее на воздухе с омофором в руках молящуюся за весь мир. Это было во Влахерне, и именно в нынешний день. Христиане тогда, как и мы теперь стояли в церкви и молились. Между ними были святой Андрей, Христа ради юродивый, и Епифаний, ученик его. Вдруг под сводами храма является Божия Матерь, окруженная Ангелами и святыми мужами. Видя это, и как бы, не доверяя своим глазам святой Андрей обращается к Епифанию и спрашивает его: «Видишь ли, брате, Ходатайницу мира?» «Вижу, святой отче, –отвечает Епифаний, – вижу и ужасаюсь». После этого видения церковь положила праздновать Покров Пресвятой Богородицы.

Слушатели благочестивые! Мы не видим Божией Матери; мы и не достойны Ее видеть: Она является святым, а мы – грешники. Но Ея образ перед нами. Итак, к нему ныне прилежно притецем, грешные и смиренные, и припадем, в покаянии зовуще из глубины души: «О, Всепетая Мати! Ты некогда в нынешний день покрыла омофором христиан, стоявших в церкви; покрой и нас кровом крыл Твоих; защити от видимых и невидимых врагов, избави от временных и вечных зол. Мы, и не видя Тебя, будем светло праздновать Покров Твой Святой». Аминь.

Поучение в Неделю мытаря и фарисея

Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.

С нынешней недели, Недели мытаря и фарисея, Святая Церковь начинает петь: покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче! Это значит, что скоро наступит Великий пост, и следовательно, скоро нам надобно будет исповедоваться во грехах. Обратим внимание на эти слова песни.

Покаяния отверзи ми двери. Разве двери эти туги, и разве самим нам не отворить их себе? Действительно туги они иногда для нас бывают, и самим нам, без помощи Божьей, никак не отворить их. Что это значит? – То есть, нам иногда очень трудно бывает покаяться во грехах; самим не вспомнить о грехах, как должно, самим не заплакать слезами грехоомывательными; нам думается, будто и не грешники мы, будто и не оскорбили мы Бога нашими грехами; нам иногда очень тяжело бывает сходить на исповедь к духовнику, нужным идти не считаем, без этой исповеди бываем покойны, как больные в беспамятстве. Отчего же это? Отчего трудно каяться? Отчего тяжело ходить на исповедь? Отчего туги двери покаяния? – От того же, между прочим, от чего всякие двери могут делаться туги: долго не отворяй дверей каких-нибудь, долго не ходи в них: они и окрепнут, туги сделаются, и не скоро после отворишь их. Так бывает и с дверьми покаяния: долго не кайся во грехах, долго не ходи на исповедь: и тяжело будет идти, и трудно будет покаяться. Да, если в тот час или день, как согрешишь ты, о грехе своем не подумаешь, не поскорбишь, не поплачешь если неделю, месяц, два, три месяца не вспомнишь о нем; то ты уже не можешь после так скорбеть о нем, как бы раньше поскорбел, тебе уже трудно будет тогда так заплакать, как плачут кающиеся грешники. Если нынешний пост не пойдешь на исповедь; год, два, три не пойдешь, то тебе после не легко будет собраться идти; а как лет пять или больше не побываешь: то тебе уж очень тяжело будет идти; ты без страха вспомнить не можешь о том, что тебе надобно идти: дверь покаяния будет тебе казаться неприступною.

Все хорошо делать в свое время; иначе и легкое сделается трудным, и возможное – невозможным. И болезнь, если она застареет, мудрено вылечить; и пятно на платье, если в скорости его не смоешь, не легко после его отмоешь; и поле, если всякий год не станешь его полоть, не скоро очистишь от трав негодных.

Итак, помните слушатели, что двери покаяния очень туги для нас сделаются, то есть, нам очень трудно будет покаяться во грехах и очень тяжело будет идти на исповедь, если мы долго не будем каяться, если долго не станем ходить на исповедь. И потому каждый день раскаивайтесь во грехах своих; тотчас, как только согрешите, плачьте пред Богом о грехах своих, и давайте обещание исповедаться в них в свое время пред духовником; чаще ходите на исповедь, по крайней мере, непременно хотя однажды в год. Не давайте застареваться в себе душевным болезням, поскорей омывайте свои греховные скверны, долго не медлите очищать свою душу от порочных терний. А мы все откладываем покаяние наше, все говорим: после покаемся. Все после да после, да когда же после? Ах не пришлось бы раскаиваться после смерти! Иначе, когда же? Пред смертью? – Нет, бойтесь этого успокоения; слишком ненадежно и большею частью бесполезно бывает покаяние пред смертью. Умирающий от голода до того наконец ослабевает в силах, что уже не может принять пищи, которая в свое время могла бы спасти его от смерти. Так и умирающие во грехах перед смертью до того ослабевает в духе, что не может, не посмеет воспользоваться покаянием этим спасительным от грехов лекарством.

Нет поскорее, как можно поскорее, покаяния отверзи нам двери Жизнодавче! Поскорее, тотчас же как согрешим, помоги нам каяться, плакать, скорбеть и сокрушаться о грехах; поскорее в наступающий же пост, помоги нам исповедаться перед духовником, получить от Тебя через него прощение и разрешение от грехов наших. Аминь.

Поучение в неделю девятнадцатую по Пятидесятнице

Любите враги ваша (Лк.6:36).

Вот какую заповедь дает нам, слушатели, небесный наш Учитель, Иисус Христос: велит нам любить врагов наших: любите враги ваша. Ближний твой сделал тебе зло: а ты, несмотря на то, люби его, за зло плати ему добром. Почему же это Иисус Христос дал нам такую, по-видимому, строгую и трудную заповедь? Потому и дал, слушатели, что она для нас очень необходима: необходима и для настоящей жизни, необходима и для будущей.

И в самом деле, что было бы на земле, если бы Бог не велел любить врагов, если бы позволил платить злом за зло? Тогда ссорам и смятениям не было бы конца; тогда на земле жили бы, как в аде. Зла злом остановить и пресечь невозможно; оно может быть остановлено и пересечено только добром.

Да, слушатели, добром всего скорее можно усмирить злого человека: доброе дело, которое мы делаем ему, как огнь, жжет его, жжет дотоле, доколе он не перестанет делать зла. И потому, когда вас кто обидит или оскорбить: то старайтесь поскорее сделать ему какое-нибудь добро, и он перестанет на вас злиться. Если же добром не преклоните, то старайтесь преклонить его к себе другим, молитвою. Молитва о враге, это – фимиам, самый приятный Богу и самый невыносимый для нашего врага; только разве каменный не тронется, не смягчится, когда мы будем молиться за него Богу. Если же при всех усилиях вашей любви, вы не преклоните к себе своего недоброжелателя: то оставьте его: Бог с ним! Нечего бояться тех врагов, которым мы делает добро. Эти враги не сделают нам вреда, ибо зло, которое они нам делают, или хотят сделать, Бог обратит нам во благо. Опасны для нас те только враги, которых мы сами не любим; зло от них нам действительно есть зло, ибо мы тогда и сами делаем зло. Таким образом, делая добро друг другу, и молясь друг за друга, мы истребим, или по крайней мере, уменьшим на земле зло.

Но если любовь ко врагам необходима для настоящей жизни, то тем более необходима она для жизни будущей.

Настоящая жизнь дана нам для того, чтобы мы приготовили себя к жизни будущей. Но в чем, вы думаете, преимущественно должно состоять это приготовление? Именно в том, чтобы мы здесь приучались любить друг друга, любить всех, даже врагов. Жизнь на земле есть училище любви. Тому невозможно быть в раю, кто здесь не приучился любить всех. Вы скажете: есть такие люди, которых любить невозможно. Если есть у тебя такие люди, которых тебе невозможно любить; то будь уверен, что тебе и в раю быть невозможно. Враги твои там не будут, если они злы; да и ты не будешь, если злишься на них. Ведь не свойство людей, с которыми мы живем, делает нас блаженными, или несчастными по смерти, а то свойство, которое мы в себе образуем, живя с людьми. Иисус Христос, Который для того сходил с неба на землю, чтобы приготовить людей к вечному блаженству, учил нас жить в любви не с некоторыми только, а со всеми; это еще не любовь, когда мы любим тех, которые нам нравятся, или нас любят. Аще любите любящия вы, кая вам благодать есть? говорит Спаситель; ибо и грешники любящия их любят. Обаче любите враги ваша, и благотворите, и взаим дайте, ничесоже чающе и будет мзда ваша многа, и будете сынове вышняго (Лк.6:32,25).

Итак, слушатели, будем любить друг друга, будем любить всех, даже врагов и недоброжелателей наших; но любят ли они нас, или нет, – нам об этом нечего много беспокоиться; будем о том только заботиться, чтобы нам их любить. Не иметь врагов нельзя; нельзя, чтобы нас все любили; но нам любить всех очень можно. Аминь.

Поучение о скорбях

Многими скорбьми подобает нам внити в царствие Божие (Деян.14:22).

Не скорби слишком, не доходи в скорби до уныния. Тяжело тебе? К Богу поскорее; Богу Отцу твоему, скажи, тяжело мне, Господи! Бог для того и попускает нам скорби, чтобы при них мы скорее к Нему обращались, чтобы скорее о Нем вспоминали. Звоном колокола церковь созывает христиан на молитву, а скорбью нашею сердечною Бог заставляет нас к Нему обратиться.

«Мне слишком тяжело, горькая моя жизнь, – говоришь ты, – я не могу и к Богу обратиться, перекреститься не могу сказать Богу, что мне тяжело, не могу, не хочется». Но ты хоть это скажи Богу: «Мне слишком тяжело, Господи, я не могу и к Тебе обратиться, перекреститься не могу, сказать Тебе, что мне тяжело, не могу не хочется». Скажи так, и именно этими словами или подобными какими-нибудь, выражающими скорбь души твоей, только непременно скажи: и увидишь, как это хорошо, спасительно для тебя; не успеешь договорить слов своих, как тебе легче будет. Скорбными словами нашими, особенно когда мы к Богу их обращаем скорбь наша всегда облегчается. Что Богу выскажешь от души, то не будет больше тяготить душу (Пс.31:5). Бог – Слово всегда благодатью Своею отзывается в сердце нашем на сердечные наши к Нему слова.

«Но, ах, зачем же мне все скорбеть и скорбеть, так часто и так много скорбеть? Успокоюсь я теперь, как к Богу обращусь; но после ведь и опять будет то же, и опять буду скорбеть так же». Что делать! Прогоняй от себя теперешнюю твою скорбь, а о будущей не беспокойся: будущею скорбью займешься, когда придет она, если только придет. Да теперь, когда тяжело тебе, обратись к Богу; и, если успокоишься, будь этим доволен. А после, когда опять скорбеть будешь: ты опять за то же, опять к Богу. Весело тебе, легко на душе? – Будь весел и благодари Бога. Тяжело стало, скорбит душа твоя? – К Богу поскорее.

«И так мне надобно всю жизнь?» – Да, и так всю жизнь. И так живя, ты наконец приучишься к Богу всегда обращаться, в Боге всегда находить успокоение, и таким образом многими скорбями внидешь в Царствие Божие, где уже не будешь больше скорбеть, а все будешь радоваться о Боге, вечно, непрерывно радоваться. Да вот зачем тебе надобно по временам скорбеть, чтобы со временем внити в Царствие Божие, где живут и радуются только те, которые в этой жизни многими скорбями приучаются в Боге находить радость и успокоение себе.

«Ах, скорби мои не о грехах, а от грехов, грешные скорби мои; скорблю о неудачах, о нуждах, о потерях земных; скорблю о суетном, мирском, житейском; скорблю даже иногда от неудовлетворения пустых низких желаний».

И это ничего. От чего бы скорбь твоя ни происходила, все хорошее, спасительно для тебя, если только ты при скорби своей к Богу обращаешься, печаль свою греховную Спасителю открываешь, чтобы Он Своею благодатью истребил ее в тебе. Ведь не скорбь, собственно, спасает человека, а она на путь спасения его наводит. Гораздо было бы хуже для тебя; если бы ты никаких скорбей не испытывал в жизни: тогда ты легко мог бы забыть Бога, и таким образом сойти с пути, ведущего в Царствие Божие. От того-то и трудно богатым войти в Царствие Небесное: печалей у них больших не бывает, в довольстве всегда они живут: к Богу прибегнуть нет им случая, так все у них идет хорошо. Нет, не сетовать безутешно, а Бога благодарить ты должен, что Он хоть какие-нибудь попускает испытывать скорби, при которых ты о Нем воспоминаешь: это значит, что Он тебя не забыл, не оставил Своею благодатью, и ведет тебя в Царствие Свое Небесное. Рассказал некто из отцов другому, что, бывши в Александрии он пришел однажды в церковь помолиться, и увидел там женщину богобоязненную. Она была в черном, печальном одеянии, и, молясь пред иконою Спасителя, все плакала и со слезами повторяла: «Оставил мя еси, Господи помилуй мя, милостивый!» Что это она так плачет? – подумал я. Вдова она, и видно, от кого-нибудь обиду терпит. Поговорю с нею, и успокою ее. Дождавшись конца ее молитвы, я подозвал к себе слугу ее, который был при ней и сказал ему: скажи госпоже своей, что мне нужно с нею поговорить. Когда она подошла, я, оставшись с нею наедине, сказал ей: «Видно, обижает тебя кто-нибудь, что ты так плачешь?» – «Ах, нет, отвечала она, – и опять заплакала, – нет, отче, не знаешь ты моего горя. Среди людей я живу, и ни от кого не терплю оскорбления никакого. И вот о том-то я и плачу, что поелику живу в забвении о Боге, то и Бог забыл посещать меня, и три уже года, как я не знаю никакой скорби. И ни я сама не была больна, ни сын мой, и ни курицы у меня из дома не пропадало. Думая поэтому, что Бог за грехи мои оставил меня, не посылая мне никаких скорбей, я плачу перед Ним, чтобы Он помиловал меня по милости Своей».

Выслушав от нее это, я удивился богобоязненной и крепкой ее душе, и, молясь за нее Богу, доселе дивлюсь ее крепости (Пролог апр. 5-го числа).

Вот как люди богобоязненные рассуждают, когда долго не бывает у них скорбей: им тогда думается, что Бог забыл их; скорби они считают за особенное к себе внимание от Бога, за особенную Его к себе милость.

Итак, не скорби слишком, не доходи в скорби до уныния, а благодушествуй и радуйся, что у тебя есть о чем скорбеть: Бог, значит, не оставил тебя, любит тебя, особенно, если часто приходится тебе скорбеть, – любит и многими скорбями ведет тебя в Царствие Свое Небесное. А когда тебе сделается слишком тяжело, от чего бы то ни было: то ты к Богу поскорее, Богу, Отцу твоему, скажи: мне слишком тяжело, Господи! Аминь.

Поучение при выборах в церковные старосты

Аще же кто своего дому не умеет правити, како о церкви Божией прилежати возможет (1Тим.3:5)?

Как отцы семейства, как домохозяева, о чем мы должны заботиться? Каждый из нас должен заботиться о своем собственном доме, должен заботиться, чтобы в нем все было в порядке, чтобы везде была чистота.

От чистоты, от порядка в доме не только зависит благоустройство домашнее, спокойствие и здоровье домашних, но, некоторым образом, и нравственность; по крайней мере, нравственная жизнь домашних более или менее отражается в доме, в котором они живут.

У честного и добропорядочного человека и в доме чистота и порядок; а у порочного и беспорядочного человека и в доме нечистота, беспорядки, куда ни посмотри.

Так, как отцы семейства, домохозяева – мы должны заботиться всякий о собственном своем доме; как христиане, о чем мы, слушатели, должны заботиться? О своей церкви приходской, т. е. о той, в которую ходите молиться Богу. Что собственный свой дом для каждого из нас, то приходская церковь Божия для всех прихожан.

Церковь Божия есть общий у прихожан дом; и потому прихожане все о ней должны так же заботиться, как каждый в особенности заботится о своем собственном доме.

Худой тот хозяин, который не радеет о своем доме; еще хуже тот христианин, который не принимает участия в своей приходской церкви. Не принимать участия в устроении и украшении церкви Божией – значит не принимать участия в славе Божией и в собственном спасении. Церковь есть здание, построенное нам во славу Божию. Следовательно, тот не помнит Бога, кто не заботится о церкви Божией. Для чего устрояется церковь Божия? Для того, чтобы прихожане в нее преимущественно приходили, в ней заботились о своем спасении.

Следовательно, тот забывает спасение души своей, кто не заботится о благолепии церкви, к которой он принадлежит. Да, тот видно вовсе забыл свою душу, кто ничего не делает для своей церкви.

Так, мы, слушатели, все должны преимущественно заботиться о своей приходской церкви, т. е. о той, в которую приходим молиться; грех прихожанам не заботиться о своей приходской церкви.

Но нельзя всем прихожанам принимать постоянное участие в устроении и украшении церкви: у иного для этого не станет времени и сил, а у иного – ума и опытности. И вот, вы ныне собрались избрать из среды одного такого, который бы взял на себя вашу обязанность – пещись всегда, постоянно, о церкви Божией. Таким образом, так называемый церковный староста есть поверенный ваш, представитель вашей заботливости о церкви Божией; исполнитель вашей обязанности в отношении церкви; вместо того, чтобы всем постоянно и всегда заботиться о церкви, вы поручаете это одному ему.

Итак, слушатели-христиане, на свою приходскую церковь смотрите, как на ваш собственный дом: ваша приходская церковь есть от вас Богу жертва, от вас дом во славу Божию и во спасение души; а на церковного старосту смотрите, как на вашего поверенного, как на представителя вашей заботливости о церкви Божией, как на исполнителя вашей обязанности в отношении к церкви Божией… Вам грех, вам бесчестие, когда вы избираете старосту, который или не умеет или не может заботиться о церкви Божией; напротив, вам благословение от Бога, когда избираете такого, который и любит благолепие храма Божия и умеет благолепно украшать его; вам во спасение души послужит, когда избранный вами от души будет служить церкви Божией.

Господь Бог, благословляющий любящих благолепие церкви, да благословит вас избрать достойного. Аминь.

Иоанн, епископ Смоленский

Беседа в день равноапостольного великого князя Владимира⁵²

Утешительно для меня, братие мои, видеть вас собранными в храме Божием, к которому и я по крайней мере – на это лето – принадлежу, как ваш соприхожанин; с душевною радостью участвую в вашем храмовом празднике памяти Святого князя Владимира, и дорого ценю ваше усердное желание почтить этот праздник архиерейским священнослужением; спокойно отдыхаю духом и телом среди трудов моего многотрудного служения, в приволье окружающей вас зеленеющей природы, около вашего селения, в котором вижу тишину, мир, добрый порядок жизни.

Теперь, братие мои, если вы ожидаете от меня поучения, то откуда я могу взять лучшее поучение, как не из жизни того же Святого Князя, которого память мы ныне празднуем? Знаете ли вы, или слышали ли что-нибудь из жития его? Жаль, если не слышали. Жизнь его, сама по себе весьма поучительная, должна быть хорошо известна и памятна всякому русскому человеку, потому что он сделал великое, во веки незабвенное благодеяние всей Руси, просветив ее верою Христовою.

Владимир был великим князем Руси в самое древнее время, когда она еще не была святою, т. е. христианскою, православною. Русские люди жили тогда в язычестве, яснее сказать, – Бога истинного не знали, а поклонялись идолам, истуканам: каменным, деревянным и всяким другим. Так и великий Князь Владимир вместе со всем своим народом русским был язычник, поклонялся идолам, даже оказывал им особенное усердие, умножал их на земле русской, украшал золотом и серебром и приносил им всякие жертвы, даже готов был приносить в жертву и самих людей. Не страшно ли это! И жил он также по-язычески, предавался самым грубым страстям, любил плотские наслаждения, любил веселья и роскошно пировал со своими боярами и дружиною. Но от природы он был умный князь и имел душу добрую и не долго он проводил жизнь в таких страстях и наслаждениях. Умом своим он скоро понял, что ему и его народу недостает света, что все они ходят в какой-то тьме и не видят истины, и не понимают добра. Сердце его почувствовало, что во всех плотских удовольствиях одна пустота и одно зло, что в душе нужно что-нибудь лучше, чтобы можно было делать настоящее добро и себе и другим, и в этом только добре находить утешение и честь и славу, а не в буйстве страстей. И вот пришел Великий князь в раздумье; ум его стал раздумывать, как бы выйти ему с народом из тьмы, которая их окружала; душа стала тосковать и просить себе лучшей пищи, словом сказать, умом и сердцем князь понял, что нет у него света и добра от того, что он и все русские люди еще не знают истинного Бога, что идолы – нелепость, что все язычество – одно заблуждение и зло. И в самом деле, братие мои, какой же свет, какое утешение, какое добро может быть там, где люди не знают истинного Бога? Ведь душа наша создана по образу и по подобию Божию: поэтому она может быть светла, т. е. может познавать истину, быть разумна в своих мыслях и делах, когда знает Бога, она может быть довольна и счастлива только тогда, когда, исполняя закон Божий и святую волю Его, предаваясь всеми чувствами своими Его Промыслу, доходит до такого совершенства в самой себе, что можно сказать, Бог живет в ней и изливает в нее Свою благодать и Свой мир. А все наши человеческие расчеты на честь, на славу, на счастье никогда не бывают верны и неизменны, и все наши плотские или вообще мирские наслаждения, как бы широки и роскошны ни были, под конец ничего не оставляют в душе, кром пустоты, тоски и душевной, и телесной порчи.

И так, благословен Бог, остановивший в то время бурный поток жизни князя Владимира и пославший луч Своего света в его разум и сердце, чтоб направить его на путь истины.

Сознавши таким образом крайнюю нужду для себя и для всего русского народа уведать истинного Бога, князь Владимир стал думать крепкую думу, как ему познать истинного Бога, и где, и как найти правую веру? Разные народы имеют разные веры, которая же вера лучше? Да, братие мои, вопрос этот очень важный и очень трудный; тут для князя Владимира дело шло о его душе и душах всех его подданных, о их жизни временной и вечной; как найти и принять истинную веру значило им спасти свои души, так принять какое-нибудь учение лжеверное значило погубить свои души на веки. Тогда прослышали разные народы, что русский князь хочет переменить свою веру и стали посылать к нему своих людей, чтобы похвалить ему свою веру и постараться склонить его к ней. Так пришли к нему евреи, магометане, те, что чтут лживого пророка, латины, которые хотя и христиане, но ложно толкуют учение Евангелия, и греки. Но не полюбилась Владимиру вера не жидовская, ни магометова, ни латинская. Только когда ученые греки изложили ему свое вероучение и особенно когда показали ему картину страшного суда Христова, то Владимир принял это к сердцу и подумал: не это ли и есть истинная вера? Тогда он созвал на совет старейших бояр и стал рассуждать с ними о том, что занимало его душу. Бояре сознавали, что тогдашняя их вера была действительно нехороша и не полезна, и что следует ее переменить, но, говорили они, всякий народ свою веру хвалит, и слушать всех нечего, а лучше послать нам от себя нарочитых людей в чужие страны, чтобы видеть каждую веру на месте, где она живет, чтобы судить как там люди молятся Богу и как живут по своей вере. И вот отправил Великий князь избранных людей к разным народам, чтобы испытать веру их. Вот, братие, и здесь есть урок; напр., хотя вы и исповедуете христианскую православную веру, но и к вам могут приходить разные учители с разными учениями, и станут говорить один то, другой другое о вере и спасении души. Не слушайте всех и каждого; а испытывайте, как говорит Св. Писание «аще от Бога суть«, т. е. действительно ли Божеское учение они вам передают, и действительно ли по Божескому слову толкуют его, и если бы случилось, что они стали бы вам говорить что-нибудь не согласное со словом Божиим, с учением нашей православной веры, выдавать себя за учителей лучше других, лучше ваших законных пастырей и учителей, то не слушайте их и объявляйте им решительно, что вы не будете следовать их учению.

И так, пошли люди Владимировы по разным странам и видели разные веры, и не пришлась им по душе ни одна вера. А когда наконец пришли в Царьград, где было тогда православное греческое государство, когда увидели тамошние храмы Божии, тамошний клир церковный и христиан православных, особенно когда вошли к Богослужению в соборную церковь Св. Софии премудрости Божией и увидели невиданное ими дотоле величие: благолепие храма, благоустроенный чин святого богослужения, увидели, как молятся православные христиане, то все это так изумило и поразило их, что им показалось как будто они не на земле уже, а на небе. И поспешили они возвратиться на свою родину и высказать князю все, что видели и чувствовали в разных странах, и не находили слов, чтобы выразить все, что они чувствовали в храме Св. Софии христианского Царьграда. Тогда и великий князь Владимир вместе с боярами решил, что больше искать нечего, ясно, что вера истинная живет у православных греков и что к ним следует обратиться за святым учением веры. Остановлюсь я тут, братие мои, чтобы извлечь для вас нечто нужное и полезное. Вот видите, как в деле веры, в деле Божием много значит и внешний вид, исповедание веры. Вот видите, как благолепие святого храма, как самый чин богослужения благоустроенный, могли расположить наших праотцов к истинной вере Христовой, и как много значит и это в деле спасения наших душ. Не посетуйте, если, говоря это, я укажу вам на этот храм, в котором мы теперь собраны. Не видите ли вы, как еще мало он благоустроен, как еще много требует он обновления и посильного с вашей стороны благоукрашения. Не хорошо, братие мои, оставлять его надолго в таком виде. Хороший хозяин думает о своем доме, как бы его получше устроить и найти к тому лучшие средства. Простительно ли небрежение о доме Божием? И не много нужно средств, чтобы привести этот малый храм в настоящий соответственный дому Божию вид; если же не достает у вас к тому нужных сил и средств, то пусть будет с начала усердие и ревность к дому Божию, и затем мало-помалу найдутся с помощью Божьею и нужные средства.

Так-то Великий князь Владимир решился принять и принял от греков христианскую православную веру, и крестился он сам со всем своим семейством, и за ним, по его слову и примеру, и весь народ русский. Крестились все разом в Киеве, в реке Днепре. «Небо и земля ликовали», – говорит наш первый летописец преподобный Нестор. Да и как не ликовать, братие? Тут целый народ переходил из тьмы к свету, от жизни худой к жизни доброй, и все русские люди делались чадами Божьими.

Приняв Св. Крещение, великий князь Владимир стал уничтожать прежних идолов, все им празднования и всякое со стороны народа служение им. Народ, правда, немного поскорбел о сокрушении идолов, которым изстари поклонялся и был привязан своими исконными обычаями, однако ж, слушая своего мудрого князя и видя его собственный добрый пример, не сомневался, что это делается к лучшему. Так, братие мои, как не сильно бывают люди и целые народы привязаны к своей стране, к обычаям отцов и дедов, однако ж, не все же старое бывает хорошо. В старых понятиях, нравах и обычаях бывало всегда не мало худого, что требует исправления и улучшения. И это не грех делать и особенно, если это не касается слишком важных и существенных сторон в нашей жизни, как напр., в вере; здесь всякое отступление от древле-отеческого предания, от вековых установлений может быть допущено только с величайшею осторожностью и притом сделано не одним кем-нибудь, а общим голосом православных верных людей.

На местах прежних истуканов и капищ, в которых они находились, Святой князь начал строить церкви и монастыри, и как христианская вера из Киева, столичного города княжеского, быстро распространилась по всем городам Руси, то и там повсюду строились христианские церкви и учреждались иноческие обители. Вместе с сим Св. Владимир, как принял от греков, так, и на своей Руси распространял все церковные правила, уставы и порядки; и священные книги взяты были от христиан болгарских, которые жили на реке Дунае и, приняв христианскую веру, прежде нас успели перевести на свое наречие эти книги, а это наречие было близко к нашему, и таким образом наши новокрещенные предки стали молиться и служить Богу на своем родном языке. Словом сказать, вся христианская вера в целом своем составе, как была у православных греков в Царьграде, так перешла и к нам во всей чистоте и совершенстве, и сохранилась так во все последующие времена неизменною. И мы ныне точно также исповедуем Бога Иисуса Христа, также молимся Ему, также совершаем службы Божии, те же священные книги имеем и читаем, тоже учение и правило жизни проповедуем, как все это было при св. князе Владимире. И так, вы не верьте, братие мои, таким лжеучителям, которые стали бы внушать вам, что у нас ныне вера не та, какая была в старину, что та вера испорчена, и у нас ныне какая-то вера новая, которой праотцы наши не знали. Повторяю вам, что у нас вера одна и та же, ни в чем не переменная, как была во все древние времена и на Руси, и прежде Руси, на христианском Востоке.

Вместе с церквами князь Владимир, начал при церквах заводить и училища для детей, в них ставил учителями священников, которые преподавали детям закон Божий и грамоту русскую. Так, он первый на Руси понял, что ученье свет, а неученье тьма, и тогда это было очень важно, так как новокрещенным людям нужно же было разуметь, в чем состоит и чему учит их новая вера; важно же это, братие мои, и всегда важно это и для вас, как и для всех; вы сами можете видеть по собственным опытам вашей жизни, что такое человек грамотный и неграмотный, кто больше разумеет и кто более тверд в истине, и кто более способен объяснить и другому, что нужно и полезно, грамотный или неграмотный. Я и не считаю нужным более распространяться об этом предмете, а только выскажу вам при этом случае, что я очень сожалею о том, что у вас в приходе нет школы, что и прежде употребленные некоторые усилия завести школу оказались напрасными. Я убеждаю вас исправить этот недостаток, и пусть в этом деле ваш священник будет вашим руководителем и помощником.

Наконец, князь Владимир, полный душевной радости и благодатного утешения в том, что Бог помог ему устроить такое спасительное дело – как крещение целого русского народа, стал сам, лично совсем иным человеком, не таким, как был прежде в язычестве: обуздал свои чувственные страсти, бросил прежние пороки, стал кроток, милостив, благотворителен и только помышлял о том, как бы новою, лучшею жизнью и добрым управлением народа угодить Богу истинному, Которого познал в новой вере. И он угодил Богу и сам удостоился быть причисленным к лику святых с именем равноапостольного, по тому уважению, что, как апостолы Христовы просветили разные народы светом учения Христова, так и князь Владимир просветил свой народ.

Такова была, братие моя, жизнь этого истинно великого, святого князя. Я только вкратце рассказал вам ее, и тут вы видите, сколько в его жизни замечательного и поучительного для всех нас вообще и во многих отношениях для вас.

Помните всегда этот великий пример веры и жизни, который постоянно напоминает вам ваш приходский храм, и в особенности праздник нынешнего дня. Молитесь святому князю усердно, да своими молитвами пред престолом Божиим и заступлением он постоянно изливает на вас свет истины и благодатную помощь на всякое дело благое. И я усердно его молю о том же, и в особенности ныне во имя его призываю благословение Божие на вас, на ваши семейства, на ваши дома и поля, и да дарует Бог плоды добрые теперешним вашим работам. Аминь.

Поучение в день явления иконы Смоленской Божией Матери – Одигитрии

Нынешний праздник наш принадлежит к числу местно-народных. Здесь не церковная только святыня, а и народная, здесь не церковь только празднует, а и народ. Какое поучительное зрелище представляет православной России почитание народной святыни, усердие к ней народа, его молитвы пред нею!

Пройдите по всем концам России: в редком городе и селении не найдете вы исторической или чудотворной святыни, особенно чтимой местным населением и признаваемой непосредственным его покровом и прибежищем. Вы увидите, как в дни празднования этой святыни поднимается все население местное и окрестное и даже отдаленное, и толпами, как волнами, приливает к ней; как сельские жители несут свои последние трудовые гроши или скудные домашние изделия своих рук, чтобы положить их к подножию святыни. Какая сила так привязывает народ к его святыне? Какое чувство и стремление движет тут духом народным?

Тот ошибется, кто припишет это только силе предания, обычая, духу старинного воспитания; еще более ошибется тот, кто все это отнесет к одному народному суеверно. Мало ли в народе преданий, обычаев, своеобразных правил воспитания? Да нет в них той, душу успокаивающей, силы, какая здесь открывается. Скажите вы, люди образованные и несуеверные, что заставляет вас с вопросами вашей души и жизни обращаться помимо чистой, прямой веры в Бога к искусственным средствам, чтобы вызвать какие-то таинственные откровения, или мнимочудесные силы? Скажите также и то, что вы тогда чувствуете? Или за вас я скажу: вы тогда находитесь в положении человека в темноте, в незнакомой стороне, сбившегося в дороге; он бросается на тусклый огонь, который мелькает ему вдали, не разбирая, что это, может быть, огни болотные или огонь в притоне разбойников; и не чувствуете вы тогда ничего, кроме смущения, страха, замешательства в мыслях и душевного томления; затем не остается в вас ничего, кроме нравственного расслабления духа. Вот оно истое суеверие и никаких других действий в человеке оно производить не может. А посмотрите на душу простую, необразованную, когда она спешит к своей родной святыне и пред ней изливает свои чувства и желания; вы увидите тут ясность мысли, спокойстве преданного Богу сердца, твердость убеждений, безбоязненное упование. И выходит из-под сени святыни душа, ободренная в мыслях, освеженная в силах. Нет, это не суеверие. Это глубокая сила духа, сила нравственная, столько же религиозная, сколько и народная, народная не потому только, что принадлежит массе народа, но и потому, что основана на народной совести, на убеждениях народного духа.

Или – будем считаться силами. Укажите мне силу, которая бы без особенных побуждений, без начальственных распоряжений, без всякого насилия, одним мановением могла двинуть народные массы к самым важным и тяжким подвигам, неодолимой борьбе со всякою противною силою, к самым великим пожертвованиям, даже до жертвы всем своим достоянием и самою жизнью. Укажите силу, которая, одним словом, могла бы вызвать голос народа, во всю мощь его потрясающего грома и несокрушимого действия. У других народов такими силами ныне служат идеи прогресса, цивилизации, свободы; там под этими знаменами народные массы движутся, волнуются, борются между собою, рвутся вперед. Покажите эти знамена нашему народу; он посмотрит и спросит: есть ли на них знамение креста или другой святыни? Нет? Значит, скажет он, они не христианские. А вот мы воззовем к народу во имя родной веры и святыни: и тогда нет силы, которая одолела бы наш народ, нет жертвы, которой он не принес бы этим заветным сокровищам и силам своей души и жизни. Правда, потрясает его и имя отечества: да в отечестве то что? Прежде всего народная вера; вера и отечество для него одно и тоже. Что говорил русский народ в древние времена, когда своим всенародным голосом вершил свои отечественные, исторические дела? Что говорил, например древний Новгород, когда поднимался на врагов, или Москва, когда спасала отечество? Постоим за святую Софию, говорил Новгород, разумея свой Софийский собор; постоим за дом Пречистой Богоматери, говорила Москва, имея в виду святыню Кремля.

Люди, далеко стоящие от народного быта, обыкновенно думают, что в религии народа, в его усердии к святыням мало мысли, мало сознании и внутренней жизни, что его религия есть не более, как обряд, внешность. Внешность, обряд! Да, когда в храме Божием, в часы важнейших священнодействий, пред великою святыней, видим людей, у которых на лицах не просвечивается никакой мысли, не выражается никакого чувства, которые по-видимому не дают себе даже труда подумать, куда и затем пришли, то конечно нельзя не заключить, что у этих людей религия не простирается и не имеет значения далее обряда. Но какие это люди, из каких рядов народа? Кажется, более всего не из простых. Да не об этих людях, не об этом народе у нас теперь речь. Вот в тех неразвитых толпах, которые особенно в некоторые дни, во множестве стекаются в наш город, вникните вы, в побуждения, заставлявшая их оставлять свои дома, хозяйства и семейства и с черствым куском хлеба, под зноем или дождем идти сюда; вступите с ними в серьезные беседы, вслушайтесь в их вздохи, жалобы и мольбы: сколько живого сознания; сколько серьезной мысли о жизни, внутренней, душевной жизни, найдете у них! Здесь смиренный, недоверчивый к себе разум, повергает перед Богом, тяготеющей душу его вопрос жизни и темная мысль ищет света; здесь растерзанное скорбями сердце просит отрады; здесь совесть, смущенная грехом, молит о благодатном прощении и мире, здесь душа, незнающая в мире другой опоры для себя кроме Бога, в чаянии помощи Его, дает Ему свои простодушные обеты; здесь рабочая рука, сама себе вырабатывающая дневной кусок хлеба, поднимается к небу, призывая благословение Божие на свои тяжелые труды; словом, тут является и сказывается жизнь, сама жизнь, как она есть, во всей, ничем не прикрытой действительности, жизнь не лживая, не искусственная, не праздная, со всеми ее нуждами и задачами, со всем добром и злом, со всеми радостями и печалями.

Благодарение Богу, что еще горит на Руси этот священный огонь, освещающий и согревающий душу народа; что еще не угашен он ветром вольнодумства, волнующего ум нашего времени, не подавлен искусственным усложнением современной жизни. Сколько, при помощи этого огня, можно сделать истинного добра народу в его просвещении, нравственности, в быту общественном; но за то, как и беречь его надобно обществу и правительству, как осторожно обращаться с ним, чтобы или не дать ему ложного направления, под видом усиления, или, подбрасывая в душу народа всякий хлам новых идей и стремлений, не разжечь этого огня до бурного пламени: и тогда его сила, из мирной и успокаивающей народ, сделается страшно разрушительною для всего противного вере народной.

Из речи при первом служении

Великое дело любовь и единение духа между пастырем и паствою; эта сила, сила нравственная, которая много может сделать и в духовной и в общественной жизни нашей, и в делах веры и в нравах народных, и в пользе Церкви и в благе гражданском. Ничто ни может одолеть этой силы, когда твердая в своих основаниях, положенных для нее Христовым Евангелием, чистая в своем духе, она идет верным путем и действует правильными средствами к цели духовного развития народа. Что такое епископ – пастырь Церкви в истинном смысле слова? Не учитель только в предметах веры и благочестия, не совершитель только торжественного богослужения и рукоположитель священства, не судия только главный дел совести и дел церковных, наконец не начальник только духовного сословия. Пастырь епископ есть высший руководитель народа на всем пути духовной жизни, блюститель общественной нравственности, хранитель и защитник высших духовных потребностей и пользы народа, предстатель за его душу и совесть и благо вечное пред Богом и человеками, на небе и земле; это наконец представитель Церкви православно-кафолической в данном месте, ее законов, ее прав, ее сил, ее целей. Что такое и паства? Не определенный только округ населения, подчиненного в церковном отношении местному пастырю, не собрание только молящихся людей в церкви, не просто – стадо овец, безмолвно слушающих своего пастыря, когда он научает, и также молча принимающих от него благословение, когда того сами захотят, вообще же безгласных в делах веры и Церкви и только в случаях особенной надобности относящихся к нему со своими просьбами. Нет! и паства должна быть союз, – союз, нераздельное множество душ, духовно-управляемых по одной нравственно-религиозной идее, которую они не в отдельности только, каждая сама про себя, но и в целостном соединении своем должны сознать, осуществить и проявить соответственным ей направлением своей частной и общей жизни; паства – это живое Тело Церкви, это также деятель в Церкви, которого нравственная сила должна воздействовать не к одному внешнему благоустроению Церкви, но и ко внутреннему утверждению религиозных начал и стремлений в целом народе; это почва, в которой должны внедриться и оплодотвориться жизнь и сила Церкви в ее истинном духе и деятельных, спасительных для человечества стремлениях; паства – это наконец крепость, которая должна быть оплотом для самой религии и Церкви против разнообразных враждебных ей сил и влияний в мире. Судите же, при таком значении пастыря и паствы какова должна быть мощь, составленная из этих двух сил в их тесном, неразрывном между собою союзе! Так это мощь, повторяю, несокрушимая, даже страшная: кому? Всякому врагу и всякому вражескому устремлению против народной веры и Церкви, против духовных интересов народе, против его общественной нравственности и убеждений его совести, особенно же в настоящее время, когда так много опасностей с разных сторон угрожает вере и Церкви, наш союз должен быть крепок более, чем когда-либо.

Архимандрит Антонин (Капустин)

Слово в Неделю всех святых⁵³

Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, и поучахся. (Пс.79:6).

Кто путешествовал и, особенно – далеко, тот знает, как отрадны и вожделенны те минуты, в которые он опять видит себя дома. С какою любовью, с каким утешением воспоминает он путь свой! Чего не перемыслит, чему не поучится при этом, как бы вторичном, странствовании! В настоящий день мы представляем собою, братие, именно таких путешественников. Сегодня оканчивается в Церкви ряд таких называемых подвижных или переходящих праздников ее или время Триоди, т. е. время, в которое при церковных богослужениях употребляется книга трипесничных канонов. Это время, начавшееся за три недели перед Великим Постом, и оканчивающееся настоящим днем, своими восемнадцатью седмицами объемлет самые торжественные дни богослужения Православной Церкви, и разделяется всерадостным днем Воскресения Христова на две половины, называемые обыкновенно Четыредесятницею и Пятидесятницею. По благодати и милости Божией, мы сподобились пройти как ту, так и другую половину триодного пути, и теперь возвращаемся ко времени обычного церковного песнопения. Остается и нам, подобно путешественникам, окончившим свое далекое странствование на досуге, теперь заняться, в утешение и назидание себе, обзором совершенного нами пути. За руководство возьмем себе при этом слова присного учителя нашего, богодухновенного псалмопевца ветхозаветного, подобно нам совершавшего мысленное путешествие по временам, до него минувшим. Помыслих дни первыя и лета вечная помянух, и поучахся, говорит он, сделаем и мы то же.

1. Помыслим прежде всего дни первыя, – первые из дней нашего годичного, во след Церкви, странствования. При этом, в самом начале, воскресают в памяти вашей, виденные нами тогда образы двух, столько непохожих друг на друга, лиц – восхваляющего себя праведника, и окаявающего себя грешника. Мы видели, как они входили в церковь помолитися, как и где стояли в храме Божием, что, и как говорили при этом… Мы подивились, когда узнали, что сверх чаяния, грешник вышел из церкви оправданным паче праведника. У нас замечены имена их. То были фарисей и мытарь!.. Затем мы встретились с одним недобрым сыном одного доброго отца, который, преждевременно пожелав пожить на воле, оставил дом отеческий и край родной, и на стороне далекой расточил безумно все полученное им в наследство имение: после чего обнищал до того, что должен был наняться пасти свиней, которых корму, несчастный, завидовал… Утешились мы, когда узнали, что невыносимый голод заставил его вспомнить о родном доме, и возвратил в объятия отца. В памятных заметках сердца нашего неопытному юноше придано не лестное имя блуднаго сына. Весьма памятна нам и раскрытая потом пред нами Церковью, картина страшного суда Божия, ожидающего всех, живущих на земле, поразительная и достоплачевная и невыразимо тяжкая, послужившая, однако же, у нас, как бы только для прикрытая безумного веселия, вызываемого самородным праздником, неведомым Христовой Церкви… От зрелища последних судеб человеческих, мы перешли потом к созерцанию – первых, – видели праотца нашего Адама сидящим прямо Рая в пустыне, и вместе с праматерью человеков оплакивающим утраченное ими блаженство… Нося в сердце сей печальный образ, мы сами вступили потом в пустыню великого Поста. Медленное, тяжелое, утомительно-однообразное странствование наше по ней продолжалось 40 дней. Изредка встречались нам на пути строгие образы великих подвижников и ревнителей благочестии Григория Афонского, Иоанна Синайского, Марии Палестинской. Раз мы усладились видением великого церковного торжества времен давно минувших, и раз созерцали красоту Древа Крестного. Вот и все, что мы встретили на, подлежавшем поприще покаяния. За то, среди скучного для плоти однообразия, дух наш бодренно упражнял свои, ослабевшие прежде в разнообразной суете житейских дел силы, и, окрыляясь молитвою и постом, все более и более стремился навстречу великой седмице страданий Христовых… Благовестное событие воскрешения мертвеца четверодневного, завершившее собою душеполезную Четыредесятницу, заставило нас оглянуться назад, и пожалеть, что так скоро наступил исход ее. Это могло значить, что мы свыклись уже с постом, и нашли его постом приятным, как называет его одна священная песнь… Последняя седмица держала дух наш в непрерывном благоговейном внимании к умилительному ходу церковного богослужения, день ото дня мы все ближе и ближе видели перед собою, в воспоминательном совершении, таинство искупления нашего. Наконец узрели и то, чего нельзя позабыть, увидевши раз, – клятвенный Крест, с распятым на нем Сыном Божиим, бывшим по нас клятвой (Гал.3:13). Многоречивый день безмолвствующей Субботы благословенной ежеминутно колебал сердце наше между скорбью преходящего и радостью наступающего. Незабвенная ночь всепразднственная превратила все существо наше в зрение, в слух, в мысль, в чувство. Светоносное сретение Воскресшего, и несравненная песнь Воскресения, в первый раз огласившая слух наш, не служат ли драгоценнейшими воспоминаниями из всего нашего странствования? И вся та Светлая седмица не есть ли для памяти нашей один лучезарный, пленительный образ восторгающей, неувядающей, благоухающей красоты? – Весело и радостно шли мы потом, как бы спустившись с высокой горы, по ровному и цветистому лугу Пятидесятницы. Имя Пасхи каждый день доносило до души нашей сладчайшее и отраднейшее сознание близости к нам Господа нашего Иисуса Христа, пока Церковь не показала нам Его возносящимся от нас на небо. Сердцу стало прискорбно, но дух радовался за возвышение естества человеческого превыше всякой видимости. Затем путь наш как бы остановился на время. Виденного нами было слишком достаточно к тому, чтобы заставить нас, подобно апостолам, стоять мысленно и смотреть на небо, или пребывать с апостолами на Сионе, и как бы ожидать чего-то… Наконец небо послало нам чудный ответ свой. И все, что только есть в душе нашей самого живого, теплого, юного, цветущего, мы вызвали из нее, и сочетали с прекраснейшим из праздников христианских. Вся истекшая Седмица была как бы живым отголоском Светлой седмицы пасхальной. Даже сия последняя, в пути нашем, неделя Троицкая, казалась нам привлекательнее и полнее тех, еще слишком живых, веселых и шумных дней, коими началась Пятидесятница. Вчера совершено было Церковью отдание последнего подвижнаго праздника церковного круга, а сегодня оканчивается и самый круг подвижных праздников церкви.

2. Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, говорит путеводитель наш. Не доискиваясь бесцельно связи, какая может быть между днями первыми и летами вечными, верные избранному нами руководству, начнем поминать лета вечная. Что такое изображает собою таинственное путешествие наше по церковному кругу? Это, братие, краткое изображение всей судьбы рода человеческого, падшего и восстановленного, это краткий наглядный очерк Божественного смотрения о спасении нашем. Так издавна смотрела на Триодное время Св. Церковь, установившая оное. Так должны смотреть и мы. Пройдем же снова в ее духе, уже перемысленные нами, дни. – История судеб падшего человечества предварена другою, неясно дошедшею до нас, но несомненною историей падшего духа; так что в начале бытия земного являются уже два грешника: диавол и человек, – грешник гордый, самообольщенный, нераскаянный и грешник сокрушенный и смиренный. Это своего рода фарисей и мытарь. Один в безмерном самомнении и помыслить не может о покаянии, другой, от страха и гнетущего сознания своего недостоинства, не смеет очей возвести к Богу. Последний привлекает за то на себя милость Божию, а первый осуждается на вечную погибель. – Затем грешный род наш распадается на две, численно неравные и неравноправные, но равнородные и равнобытные половины: народ избранный и язычников, на людей любимых, и людей только терпимых. Первая половина была в завете с Богом, и служила Ему по мере сил. Последняя отдалилась от Бога, и жила самозаконно, ходя по своих похотех (2Пет.3:3), и служа богам иным (Втор.7:4,16)⁵⁴. Пришло, однако же время, что и последняя возвратилась к Богу, и вступила, наравне с первою, в общие обеим Новый Завет с Ним. Все это в подробности раскрывается в поучительной и трогательной притче о блудном сыне. – Следующее затем воспоминание страшного суда Божия представляет нам самое действие осуждения или помилования грешников, смотря по их заслугам в том или другом смысле; причем дьяволу и, его волю творящему, языческому миру уготовляется мука вечная, а кающимся мытарям и раскаивающимся сынам блудным даруется живот вечный. – Сии три изображения составляют вступление в историю человека, и суть как бы план или чертеж всех, следовавших за его грехопадением, событий. Затем начинается сама история, столько известная всем и каждому. Человек преступает прямую, и определенно выраженную волю Божию, в полном ведении последствий своего тяжкого греха, и вслед затем упадает с высоты своего богоподобного совершенства в уровень животных бессловесных; но уже в самом падении своем получает залог восстания, ибо падает с раскаянием. Изгнанный из Рая, он сидит прямо его, и, свою наготу рыдая, плачет, и мы с умилением слушаем его трогательную молитву: помилуй мя падшаго. Помилование ему обещано. Но он и все потомство его должны приготовить себя к грядущей милости Божией долговременными страданиями. Человечеству предстоит великая Четыредесятница подвига. Пять тысяч лет, как пять недель Поста, должны были пройти для рода Адамова в покаянном сетовании, самоукорении и самоисправлении, в прискорбных воспоминаниях прошедшего и радостных ожиданиях будущего. В течении шестой тысячи должно было окончиться ожидание, и начаться сретение ожидаемого. Тайна, леты вечными умолчанная, открылась (Рим.14:24) наконец Бог явися во плоти (1Тим.3:16). Люди видят Христа, чудятся славным делам Его, слушают⁵⁵ божественное учение Его – до того самого времени, как Грядый во имя Господне, торжественно с царскими почестями вступил на последнее пребывание свое в Иерусалим, кроме которого невозможно было нигде погибнути Пророку (Лк.13:33). Наступила и великая Седмица едина, долженствовавшая утвердить завет Новый (Дан.9:27), и потребить Помазанника (Дан.9:26). Для живейшего и полнейшего воспоминания каждого из последних дней жизни Иисуса Христа, Церковь определила по целому также дню; и составилась, таким образом, дополнительная в Четыредесятнице, седмица страстей Христовых. – Завет утвержден. Жертвы и возлияния прекратились. В отреченном святилище началась мерзость запустения. Старейшина грядущий (Дан.9:27) умер и воскрес, умертвив смертию смерть, и даровав новою жизнью обновление жизни (Рим.6:4) человеческому роду. С Четыредесятницею оканчивается для нас воспоминание ветхозаветного периода лет вечных. С нашею Пасхою минула сень гаданий, и началась действительность. Сорок дней Воскресший пребывал на земле, являясь, по временам, верующим. Ровно столько же дней и Церковь посвящает памяти сего, столь дорогого для нее промежутка времени, – сего неложного свидетельства непреложности ее глубочайших и сладчайших чаяний, связанных с лицом Господа Иисуса. В соответствие как бы того, что последнее сорокадневное пребывание Богочеловека с нами не ознаменовалось особенно памятными событиями (исключая явления Его апостолам в восьмой день по восстании), и Св. Церковь неизменно одинаково продолжает празднственно воспоминать одно Его приснорадостное воскресение, пользуясь всяким случаем учить нас, как нам вкушать от сего нового древа жизни. – Ея «новая неделя» есть первый внушительный урок наш о нашем сораспятии Христу и совосстанию со Христом, о нашем обновлении во внутреннем человеце (Еф.3:16) с истлением внпшняго (2Кор.4:16), ветхаго (Еф.4:22; Кол.3:9). Проводя сию цель, она в живых примерах учит нас то вере, то любви, то надежде, то молитве Христианской, на каждую седмицу задавая особенный урок хождения во обновлении жизни. – Наконец, совершается вознесение Сына Божия, идеже бе прежде (Ин.6:62), и седение одесную Отца (Пс.109:1; Мк.16:19; Деян.56), завершившее собою велию благочестия тайну (Тим.3:1). – Еще тогда, как Победитель смерти пребывал на земле, являясь по временам ученикам своим, Его Лице, без сомнения, было предметом размышлений и сорассуждений между веровавшими. По вознесении же Его на небо, открылось место уже не одним вопросам богомыслия, но и всяким толкам суемудрия, на долго возмущавшим мир церковный под памятным именем ересей. Чтобы не дать и одной минуты, так сказать, верующим в Божество Иисуса Христа увлечься учением ложным, Церковь из последующего периода лет вечных изъемлет благоприятствующее ее намерениям событие – созвание Первого Вселенского Собора, изложившего исповедание христианской веры обязательное для всего православного мира, и его памяти посвящает⁵⁶, следующую за праздником Вознесения, неделю. – Обстоятельства, подобные вызвавшим Первый Собор Вселенский, оправдали вполне Слова Господа: уне есть вам, да Аз иду. Аще бо не иду Аз. утешитель не приидет к вам. Аще же иду, послю Его к вам. Егда же приидет он, Дух истины, наставит вы на всяку истину (Ин.16:4,13). И Утешитель точно пришел через десять дней по вознесении Господнем. Первым, драгоценнейшим плодом восшествия Сына Божия на небо было, таким образом, сошествие животворящего и освящающего Духа Его на землю – безмерной важности событие, утвердившее на веки веков Св. Церковь Христову, с тех пор начавшую приходить от силы в силу, и скоро распространившуюся до последних пределов земли. – Другой плод вознесения Иисуса Христа, и вместе сошествия Св. Духа, есть возращение членов Царства Божия в меру возраста исполнения Христова (Еф.4:13). И сие, пока последнее, дело смотрения Божия о нас чествуется в настоящий, последний день Пятидесятницы, день памяти всех Святых Божиих: пророков, апостолов, мучеников, иерархов, преподобных и всех от века благоугодивших Богу и составляющих на Небе другую, и лучшую часть Церкви Христовой, Церковь торжествующую. – В плане Божественного смотрения, на сколько он известен нам из слова Божия, неисполненным остается теперь только одно второе пришествие Сына Божия на землю для всеобщего суда над родом человеческим. Когда будет сей последний день, не известно. Люди постоянно должны ожидать его, и на сие памятование Суда Божия назначается Церковью все последующее время, до тех пор, пока мы снова не воззовемся к благоговейному воспоминанию всей совокупности лет вечных.

3) Помыслих дни первыя и лета вечная помянух, и поучахся. Так заканчивает слово руководительный стих псалма. Обратим в поучения себе и мы то, что помыслили и о чем помянули. Если год естественный своею последовательностью четырех времен изображает круг естественной жизни человека, и заставляет любителя мудрости многому поучиться у его, простых, по-видимому, явлений: то год церковный, без сомнения, христианину можно взять за указателя своей духовной жизни, за образец христолюбивого поведения. Его первая часть, которую мы только что прошли с Божьею помощью, есть преимущественно время научения нашего истинам веры и жизни христианской, это – всеобщая и всенародная огласительная школа церкви, в которой учитель – чин богослужения, а ученики – все, принимающие в нем участие. В сей богоустроенной школе и в настоящие год каждый мог достаточно обучить себя ко благочестию (1Тим.4:7), каждый мог получить самонужнейшие для него сведения о своей судьбе настоящей, прошедшей и будущей. Вторая часть церковного года, в которую мы вступаем с сего дня, есть по преимуществу время обращения полученных нами познаний в жизнь. Все, что мы видели и слышали в течении оных первых дней, должно составить предмет нашего заботливого пересмотра, усвоения и обращения в урок себя в сии последние дни.

Макарий, митрополит Московский

Слово о блаженной вечности

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя, прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе (Пс.136:5,6).

Еще слово из той трогательной песни, в которой выражали скорбь свою об отечестве сыны Израиля в плену Вавилонском, – слова, показывающие, до какой степени они любили свой родный Иерусалим и как желали памятовать о нем непрестанно. И благодетельно было для Израильтян это памятование: оно-то ободряло дух их посреди бедствий и скорбей тягостного плена; оно-то возбуждало их хранить веру отцов и благочестие посреди идолопоклонства и нечестия Вавилонского, и тем заслужить милость Божию и возвращение в отечество. О если бы, братие-христиане, и мы так же пламенно любили нашу Горнюю Отчизну, так же непрестанно памятовали о Небесном Иерусалиме в продолжение всего нашего греховного плена на земле!.. Нет сомнения, что и для нас в высшей степени было бы благотворно это памятование.

Многоскорбна наша земная жизнь. С воплем и слезами мы являемся в мир, как бы предчувствуя, что ожидает нас здесь. Неприязненные действия окружающей нас природы, бесчисленное множество болезней, всякого рода нужды и утраты, несбывшиеся надежды, неудавшиеся предприятия, взаимная зависть, ненависть, вопиющие клеветы, притеснения, гонения, – и можно ли исчислить все виды зол, какие терпим мы от колыбели до гроба? А с другой стороны, когда обратимся к самим себе и заглянем поглубже в собственную душу: что – там? Мы увидим в ней силы, приметим потребности, удовлетворения которым напрасно ищем в настоящей жизни. Ум наш жаждет истины, старается познать, что такое все эти вещи, составляющие мир, что такое мы сами, откуда все, как и для чего и, часто после многолетних трудов и всевозможных усилий приходим только к горькому убеждению, что истина для нас почти недоступна. Сердце наше жаждет счастья и блаженства, и мы стремительно бросаемся на те радости, какие представляет нам мир. Но увы, скоро следует разочарование: удовольствия мира увлекают нас только на миг и затем производит в нас еще большую пустоту и томление, и часто вливают в душу греховный яд, лишают ее последнего спокойствия, и бедное сердце остается обманутым. Что ж делать нам под гнетом земных бедствий и при неудовлетворимости всех высших потребностей нашего духа? Где искать для себя ободрения и подкрепления? Ищите и вы всегда найдете их в размышлении о Горнем Отечестве. Помните постоянно, что земля для нас ныне есть страна чужая, место изгнания, что мы здесь в нравственном плену, в продолжении которого неизбежны для пленников всякого рода страдания, и внешние, и внутренние. Помните, что есть другой мир, где мы будем жить вечно, где не будет ни бедствий, ни скорбей, и где найдем мы полное удовлетворение для всех наших высоких потребностей. Там ум наш узрит истину лицом к лицу, а сердце будет упиваться из самого источника неиссякаемого блаженства. Освещайте всегда вашу мрачную земную жизнь светлою мыслью о Небесном Иерусалиме, и жизнь эта сделается для вас менее тяжкою, менее горестною.

Трудно, иногда крайне трудно для нас соблюдать св. веру и заповеди Божии. Мы любим добро по самой своей природе и желали бы творить его; но, зачатые и рожденные во грехах, чувствуем в себе недостаток нравственных сил. Зла мы не любим и не желаем по природе, между тем неудержимо влечемся к нему прирожденною нам порчею. А в то время вокруг себя мы встречаем почти на каждом шагу всякого рода искушения и соблазны. Сколько нужно борьбы с собою, сколько самоотвержения, чтобы при помощи Божией, оставаться нам верными голосу совести и Евангелия! И однако ж, были люди, которые оставались им верными, которые достигли даже высших степеней христианского совершенства. Мы удивляемся св. апостолам, которые, покинув дома и все, что имели, пошли вслед за Христом и, не взирая ни на какие бедствия, им предсказанные, обтекли весь мир с евангельскою проповедью перенесли бесчисленные лишения, труды, гонения, муки, и запечатлели свою проповедь собственною кровью. Изумляемся св. мученикам всякого возраста и пола, которых ни отнятие имущества, ни обольщения со стороны мучителей ни пытки и самые бесчеловечные истязания, ни все виды страстей не могли отклонить от веры Христовой. Мы благоговеем пред высокими подвижниками христианства, удалявшимися в глубокие пустыни и проводившими там целые десятки лет в непрестанном посте, молитве, самоумерщвлении. Чем же водились и воодушевлялись все эти люди, завещавшие нам образцы приверженности к св. вере и благочестию? Они водились мыслью о Горнем Отечестве, одушевлялись любовью к нему. Они твердо помнили, что мы не имамы зде пребывающаго града, и потому искали грядущаго (Евр.13:14). Они желали освободиться из тяжкого нравственного плена, в каком мы томимся здесь, – и не щадили никаких жертв, никаких трудов, чтобы только возвратиться на родину, достигнуть небесного Иерусалима. В этой-то сладостной мысли и памятовании о Горнем Отечестве, в этой-то любви к нему, должны искать и мы для себя возбуждения и подкрепления посреди всех подвигов веры и благочестия, каких требует от нас Евангелие.

Повторим же, братие мои, ту страшную и вместе священную клятву любви к отечеству, которую произнесли некогда сыны Израиля в плену Вавилонском, стремясь мыслями в свой престольный град – Иерусалим. Да речет каждый из нас во глубине души своей, обращаясь мысленно к Горнему Иерусалиму: аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя, прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе. Аминь.

Протоиерей А. Белоцветов

Поучение о Церкви в день памяти апостолов Петра и Павла

«Блажен ecu, Симоне, вар (т. е. сын) Иона. И Аз тебе глаголю, яко ты ecu Петр, и на сем камени созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей». (Мф.16:18).

Однажды Иисус спрашивает учеников Своих, за кого люди почитают Меня, Сына человеческаго? Они отвечают: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за пророка Иеремию, – вообще за кого-либо из древних пророков. Тогда Иисус говорит им: а вы за кого Меня почитаете? – Что думали другие апостолы, неизвестно; но Симон ту же минуту отвечал за всех: Ты Христос, Сын Бога живаго. Тогда-то Иисус и сказал ему сии знаменательные слова: блажен мы, Симон, сын Ионин! и Я говорю тебе: ты Петр (что значит камень, скала), и на сем камени созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей. Иначе: «ты, Симон, первый признал и назвал Меня, Сына человеческого, Сыном Божиим. Не могу не одобрить твоей веры, и вот за то и ты отселе будешь называться не Симон, а Петр (т. е. камень), ибо 1) такова твоя вера, – тверда, как камень и 2) это самое твое исповедание, что я Сын Бога живого, должно будет впоследствии лечь и ляжет основным камнем для всей, имеющей образоваться из Моих последователей, церкви, или – что тоже для всего общества верующих в Меня. И Церковь примет эту веру, и вера сия распространится по всей земле, и чтобы против верующих в Меня ни предпринимали враги Мои, верьте – не сокрушить им Церкви Моей; – даже если бы весь ад выступил на борьбу с ней, не одолеть и ему Церкви Моей». И вот Симон, сын Ионин, с тех пор стал называться Петром, т. е. камнем, и как Господь предсказал, так и сбылось. Вслед за Петром и прочие апостолы признали Иисуса Христа за Сына Божия, и сию веру в Него, как в Сына Божия, пронесли они по всей вселенной, и общество учеников Христовых, сперва едва заметное, точно зерно горчичное, мало-помалу разрослось в Церковь всемирную, охватило всю вселенную. Отсюда названия Христовой церкви: – Вселенская, Соборная (или Кафолическая – слова однозначащие) и Апостольская, так как она наздана или утверждена, на основании апостол, сущу краеугольну самому Иисусу Христу (Еф.2:20). Называется еще она Единою – в знаке того, что вне ее, вне сего богоучрежденного и богохранимого общества, верного преданию апостольскому и потому единого, святого и истинного, спасения вечного нет и быть не может никому, как и нет его ни в одной из тех общин, которые хотя и зовутся христианскими, но не имеют или пастырства законного, или полного числа таинств и т. п.

Да, братие мои! Вне Святой, Соборной и Апостольской Церкви нет спасения. Помните это. И истинная церковь, далее, только одна во всей вселенной. Держитесь поэтому Церкви. Кому церковь не мать, тому и Бог не Отец, говорит один из отцов Церкви. Отделяющиеся от Церкви, в роде наших раскольников, «хотя бы предали себя смерти за исповедание имени Христова, грех их не омоется и самою кровью» (Догм. Бог. пр. Макария т. III, в учении о церкви). Что и понятно. Быть членом Церкви Христовой тоже значит, что быть членом тела Христова (Еф.4 гл.). А отними руку или ногу от тела, сохранят ли они в себе жизнь? Даже перерви только в них кровообращение, перевязав, например, натуго руку или ногу, – они и тогда не должны ли будут омертветь? Так вот разумейте и о себе. Вы члены Тела Христова и живы о Господе, питаемые Его Телом и пречистою Кровью. Прервите это общение: смерть вечная для вас неминуема тогда, по реченному: аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его, живота не имате в себе (Ин.6:53), и: аще кто церковь преслушает, т. е. презрит чин церковный, тот все равно, что язычник и мытарь (Мф.18:17). Возьмем, если угодно, и другое сравнение. Вот мы находимся теперь в храме Божьем, который тоже зовется церковью. Теперь, если из стены сего храма выпадет камень или два и более: эти камни имеют ли какое значение? Простой кирпич. А в общем сия масса кирпича есть храм Божий, церковь. Так-то вот и каждый из нас – в единении с церковным обществом, взявшим начало от апостолов, свят и сам, а отделились от церкви и – ты тот же язычник, мертвый член. А потому и должны мы, братие, всеми силами духа льнуть к Св. Церкви.

И прочна же братие, Церковь, – создание Христово, – так прочна, что ее и вратам ада не одолеть: крепко она спаяна, кровью Христовою спаяна, и есть едино с Ним. Значит, кто восстает на Церковь, тот не с ней, а со Христом борется! – Никто поэтому не удаляйся церкви, скажу словами св. Златоуста. «Ничтоже бо Церкве крепчайши: упование твое церковь и спасение твое церковь». «Паче небес укоринилася есть Церковь. Удобнее есть солнцу у гаснути, неже церкви (не только погибнуть, а и без вести, в безвестности, быти». Аминь.

О значении женщины⁵⁷

Сегодня у нас двойной праздник: день памяти св. равноапостольной Марии Магдалины, и день тезоименитства Благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны. Праздник многопоучительный. Особенно много говорит он мыслящему человеку о великом и многоплодном значении женщины в семейной и общественной жизни, на что у нас, особенно в среде простого народа, совершенно неправильный взгляд.

Да, как у нас смотрят большею частью на женщину? Ее почти и за человека не считает простой народ. Почему, нередко случается, рассвирепел пьяный муж, и вот на ком показать власть? на жене! Не удалось что-нибудь в работе: рвет и мечет муж, и опять жена виновата. И в дело и не в дело, и в сердцах, и в шутку, не постоянно ли сыплются у вас, братие, на жен если не побои, то ругательства? И по вашему понятию только и дела женщине, что готовить семье пищу да одевать ее.

Ошибаетесь, други мои! Слова нет: по уму мужчина обстоятельнее женщины, и труда ему с заботой, тоже, пожалуй, больше, чем женщине. Но вот в чем дело: что было бы с мужской половиной, если бы женщина не согревала семьи своей лаской и своей теплой любовью и участием? Не видай дети частых слез, коленопреклонений и молитвенных воздыханий матери своей, бабушки, сестры, перед Господом: кто поручится, что сердца их не зачерствели бы тогда совсем с молодых еще лет? От кого, скажите, как не от доброй матери, и вообще женщины, заимствуются дети своими чистыми и святыми радостями? от кого, например, они научаются встречать праздники Господни с таким неземным восторгом, который кому из нас и доселе, до старости не памятен? О! счастливы дети, родившиеся в доброй и богобоязненной семье и возросшие под рукой доброй христианки-матери. И тысячекратно несчастны те, кому Господь не судил этой доли. Вообще семья без женщины – это улей без матки, тело без души. Дети в такой семье сироты, жалкие и самые несчастные из сирот. А когда так, значение женщины в семье своей важнее даже, чем мужчины. Что и естественно. Мужчина преимущественно кормит семью, а женщина воспитывает семью, дает ей то или иное, доброе или худое направление. По крайней мере то несомненно, что святые: Златоуст, Василий Великий, Григорий Богослов, Августин и другие светила Церкви не кому были обязаны своим благочестным настроением, как женщинам: Златоуст своей матери вдове св. Анфусе, Василий Великий сестре своей Макрине, Григорий Богослов матери своей Нонне, Августин тоже матери своей Монике. А когда так, то, как же скажите, не грех ли мужчине топтать в грязь свое подружие? Ей, не превозноситься вам, братие, пред женским полом надо, а о том надо прилагать старание, чтобы жены ваши были добрыми матерями своих детей. И своих дочерей надо вам воспитывать именно в этом вот духе. Да. Великое то зло и страшная язва – женщины пустые, беспечные, злые, не привычные к молитве, тем паче бездомные и распутные. Каковы они сами, таковы, естественно, будут и их дети. Особенно надо опасаться этого в наши дни, ибо ныне, страшно подумать, как не по-христиански воспитывают многие детей своих! Ночи напролет прогуливают дочери ваши и мало кто обращает на то внимание.

Но пусть мужья наказывали бы своих жен за рассеянность. Нет бьют жен редко за рассеянность, а больше так, ни за что, чтобы только власть показать. «Моя жена; что хочу, то и творю над ней!» Самое дикое понятие о своих правах и преимуществах! Други мои! Жена вовсе не раба мужу, а подруга, помощница ему, по назначению Господню. Следовательно, не так ли, как с равной подругой, и надо с ней обходиться мужу? Жена создана Богом и нарочито из ребра мужнина: значит не жену, а себя мы порочим, унижая женщину, и на себя самих, на свою плоть и кровь восстаем в подобных случаях. Далее: жена твоя – мать твоим родным детям; побоями ты унижаешь ее в глазах. Она дана тебе самим Богом и ты пред лицом всей Церкви обещался любить ее по гроб; она участница такая же, как и ты, в дарах Св. Духа; она, как и ты, член Св. Церкви и сонаследница тебе в Небесном Царствии. А ты ее, сонаследницу Христову, бьешь и тиранишь?

«Но она стоит?» – А ты не стоишь, чтобы Господь карал тебя ежечасно за твои беззакония? Ты забыл, сколько раз окрадывал свою семью, пропивая семейное достояние? Ты забыл про грехи неверности своей жене? – «Но она сварлива?» А ты ласков был с нею всегда и старался лаской исправить ее? – «Она глупа?» –А ты умен, что думаешь побоями вложить ей ума? – Но довольно!

Помните, братие мои, одно: пред Богом несть мужеский пол, ни женский (Гл.3:28), – все равны; выше же других тот, кто более благоугождает Ему. Аминь.

Поучение в неделю 31-ю по Пятидесятнице

Условия спасения с нашей стороны

Верно слово и всякаго приятия достойно, яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз, слышим мы ныне исповедь св. апостола Павла (1Тим.1:15). Как известно, о том же говорил и Иисус Христос: не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:13). Утешительные для грешника вещания! А праведнику что же? Ужели ему и доли нет в спасающей благодати? Нет, если он считает себя таковым и выдает за праведника. Подобному самосвяту на что Христос и что Христу с ним делать? Совсем иное дело – человек грешник, сознающий себя таковым. Он нищ, он окаянен и пред Богом, и пред собой самим. Кто примирит его с Отцом Небесным? Ему нужен примиритель, он ищет, домогается ходатая, и – Христос Иисус готов ему на помощь. Правда, и всякому грешнику готов Он помочь; но – «сотворить нас Бог мог и без нас, – как замечает один из учителей Церкви, – а спасти нас без нас и Бог не может». – Почему? Потому что как спасти того, кто сам не хочет себе спасения? Попробуйте спасти утопающего против его воли: вы ловите его, а он от вас прочь и дальше старается увернуться; вы бросаете ему веревку, а он от нее отворачивается. Так вот и в деле спасения: как разъясните мне нужду и пользу покаяния и благочестия, когда я до того свыкся с греховною жизнью, что милей ее и вообразить ничего не могу, и когда для меня нет ни радостей, ни забот иных – помимо радостей земных и забот житейских; когда я до того глух нравственно, что слова Евангелия для меня не производят ни малейшего действия, и до того слеп душевными очами, что – люди мрут у меня на глазах то и дело, а я и не думаю о часе смертном, да и что за душа, чем и как живет она во мне и занята, я не умею дать себе отчета, да и не задаюсь такими вопросами; когда я до того нравственно расслаблен, что не мог даже и для великого праздника принудить себя к тому, чтобы поговеть пред обидней, и во время обедни веду себя неблагоговейно, хотя и знаю, что за Литургией даже и самые Херувимы предстоят со страхом и трепетом престолу Божию? Как вы спасете меня, когда я не знаю и знать не хочу никаких руководителей и советодателей, – а если и решусь когда заняться своей душей, ее лечением, то опять хочу вести лечение это непременно по своему, и все то кое-как, да нехотя с сердцем, с неудовольствием и ропотом на духовные лекарства и их раздаятелей: что тут да зачем пост? зачем служба такая продолжительная? зачем все эти чтения, проповеди и т. д.? – Как спасете меня, когда я грешен видимо, а не хочу в том даже пред собой сознаться; когда я легкомыслен, как дитя, своенравен, как дикое животное, зол и неистов, как лютый зверь, плотоугодлив и сластолюбив, льстив и лукав, и в то же время занят собою и себе равного не нахожу? – Как хотите, а таковых несть царствие Божие. Христос хоть и пришел грешников спасти, но не таких, а подобных апостолу Павлу, который был великим апостолам, сосудом избранным, и однако о себе пишет: от них же, т. е. из числа грешников, первый есмь аз. Первым грешником признает себя и это не на словах лишь, а по внутреннему глубокому убежденно в своей нравственной несостоятельности. А то, бывает: на словах иной и признает еще себя первым грешником, но на деле преисполнен гордости и самомнения. «Но я, скажешь, и по совести говоря, вовсе не хуже людей и во всяком случай не из числа первых в мире грешников?» – Судя по-человечески, может быть, и так действительно. Но пред Богом – кто похвалится чисто имети сердце? А нечисто сердце, – ты мерзок перед Богом, – и для Царства Небесного негоден. «Но я старался благоуждать Богу: исполнял все уставы церкви и т. п.?» Прекрасно. Но в итоге то, что же у тебя вышло? Благоугождать Богу старался, а очистить сердца, так и не очистил от скверн греховных. Цель твоя значит не достигнута. – Скажи: отчего ты не позаботился об очищении сердца? Думал – и содеянного достаточно? Напрасно так думал. Напрасно не хотел проверить своих дум словом Божиим. Оно сказало бы тебе, что только чистии сердце узрят Бога, что сердце есть исходище живота. Не догадался? Верим, и потому-то неленостно напоминаем вам своими поучениями о долге христианском и – как его исполнить, живя в миру. И если напоминания наши не всегда достигают цели, не наша вина; насильно и Бог не влечет никого ко спасению, и Его слово не на всех одинаково и действует. От вас, други мои, от вас все дело зависит – внимать или не внимать нашим поучениям, следовать или не следовать нашим советам, благоугождать или нет Богу, – спасти или погубить свои души. Что же до спасающей благодати, то она присно при нас. «Се стою при дверех и толку», глаголет Господь, «аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему» (Откр.3:20). Аминь.

Поучение в Великий Пяток

Правда и милость Господня

«Боже Мой, Боже Мой, почто ты Меня оставил?»

Вслушайтесь, возлюбленные, в сей вопль Спасителя нашего, вслушайтесь не слухом внешнего уха, а слухом сердца вашего: что вещает он? Не правда ли, какая бездна скорби слышится в вопле сем? «Боже Мой, Боже Мой! почто ты меня оставил? Пусть люди Мне изменили: но Ты, Отец мой, за что так прогневался на Меня? Ты за что отвратил от Меня любящий и светлый взор Твой? О, Отец Мой, почто Ты оставил Меня?» – И – ужасное явление! с неба ни гласа, ни послушания. Ужасное состояние! Чувствовать, видеть Себя совершенно оставленным от Бога! И это единственному, единородному Сыну Божию?! О, вдумайтесь в сие, други мои, вдумайтесь всеми силами ума вашего и, хотя из этого, уразумейте: кто и что есть Бог наш. Бог наш любы есть: Он, как видите, и единственного Сына не пожалел предать за нас на смерть. Но в то же время и как Он строг в правде! Хотя и Сын, но – взялся и – неси наказание за род человеческий, неси до конца, – Ты на эти минуты уже как бы и не Сын Мне. И вот действительно Сын вопиет в изнеможении: «Боже Мой, Боже Мой! почто Ты Меня оставил?» Отец как бы и не слышит сыновнего вопля. «Без Моей помощи должен Ты вынести все сии мучения, да тако загладится грех людской неправды перед нами». Такова правда в Боге! И благо нам, братие, что Бог не только правосуден, а и благ, любвеобилен, и правда в Нем милостью растворяется. Иначе, что сталось бы с нами? Тем не менее, возлюбленные, если Бог не пощадил за грехи наши Сына своего единородного: то нас какая же участь должна постигнуть, если мы, коснея во грехе, окажемся недостойными сего великого дара страданий Христовых, если мы не успеем заблаговременно войти со Христом в приискреннее общение? О, разразится тогда над нами во всей силе и грозе гром и ужас страшного правосудия Божия. Самая кровь Христова, пролитая за спасение наше, и та тогда не поможет нам и даже будет, нет сомнения, вопиять пред правосудием Божиим об отмщении нам. Геенна вечная, огнь неугасающий и червь неумирающий (Мк.9:32), – вот наш удел тогда.

Христиане братие! Зрите ли, куда ведемся мы своею беспечностью о вечном спасении? Зрите ли, чувствуете ли, как опасно полагаться нам все на милость и милость Божию? Други мои! Господь милостив – это, бесспорно, и вот вам доказательство: Он даже Сына своего единородного не пощадил для нашего спасения. Но Он правосуден, на что здесь, же доказательство, ибо милость сия к нам стоила ужасной смерти Сыну Божию. На время Отец Небесный даже как бы отвергся и Его. Нас ли пощадит Он, если мы не заслужим пощады, и покровительства от Сына Его и, если не позаботимся укрыться под сень креста Христова с грехами своими? Аминь.

Протоиерей В. Нордов

Поучение о христианском подвижничестве

Господи благослови!

Во время земной жизни Иисуса Христа однажды кто-то сделал Ему вопрос: аще мало есть спасающихся? Господь, в ответ на этот вопрос, сказал народу: подвизайтеся внити сквозе тесная врата (Лк.13:23,24). И в другой раз говорил Он слушавшим Его проповедь: внидите узкими враты (Мф.7:13). Вот, братие, как спасаться учит нас Господь! Указует нам врата на небо узкие и тесные, путь ко спасению трудный, прискорбный. Он заповедует нам жизнь строгую подвижническую. Подвизайтеся, говорит. При этом мирские христиане, может быть, подумают, «да ко всем ли христианам относится такая заповедь? Не прямее ли она имеет в виду живущих в монастырях, монахов, пустынников, которые отреклись от мира, и действительно посвятили себя на подвиги для своего спасения? Нет братие. Господь говорил вообще слушавшему Его народу, а не монахам; монахов тогда еще и не было. И что за разделение? Разве два Царства Небесных, одно для монахов, а другое для мирских христиан? Един Бог, одно и Царство Его, один и путь в Царство Небесное. Монахи сугубо посвятили себя Богу, вдвойне дали обет служить Христу, и потому определили себя на высшие подвиги, каковы, преимущественно, совершенное послушание, совершенное целомудрие, совершенная нестяжательность; за то и степень блаженства и славы получат превосходнейший. А и мирские христиане разве не посвятили себя Богу? Разве не отреклись сатаны и всех дел его? Разве не сочетались, со Христом, и не обещались служить Ему? А если так: не должны ли и мы быть участниками в христианских подвигать? Если принадлежим Христу, можем ли отрекаться того, что заповедал Христос? Что говорит апостол? Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал.5:24). Что говорит и сам Христос? Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк.8:34). Значит, если мы сочетались Христу, то и должны быть подобны Ему, должны идти за Ним, по следам Его. А каким путем Он шел? Узким, тесным, страдальческим, крестным. Пострадав за нас, Он и нам оставил образ, да последуем стопам Его (1Пет.2:21). Вот поэтому и все святые шли путем подвигов и скорбей, и апостолы, и пророки, и мученики, и святители, и пустынники, и юродивые. Видали вы картину, на которой изображен Христос, несущий на раменах Своих крест, а Его окружает множество других подобных Ему крестоносцев? Так спасающиеся входят в живот вечный, путем терпения и подвигов, последуя Христу. И кому отверсты были в рай широкие, пространные врата? Кто вошел в Царство Небесное без подвигов и скорбей? Никто. Не даром заметил апостол многими скорбьми подобает нам внити в царствие Божие (Деян.14:22). И как иначе? Неужели пресытившись благами и страстями житейскими пойдем на небо? Нет. Спаситель говорит: внидите узкими враты, яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу, а узкия врата и тесный путь вводяй в живот (Мф.7:13,14). Путь на небо узкий и тесный; поэтому мы и должны оставить широту плоти и страстей здесь, и идти туда утонченными, легкими, чистыми. Ведь там жилище духов бесплотных, чистейших Ангелов. Не должны ли и мы, сколько возможно, быть подобными им? Так, братие. Заповедь Господня достигать спасения, идти в Царство Небесное тесным путем есть заповедь общая. И мы, следовательно, если будем в нынешний век жить, как подобает христианам, если будем общники христианских подвигов веры и благочестия, наследуем вместе с преподобными подвижниками, и Царство Небесное. Конечно, мы не получим той степени славы и блаженства, какой сподобятся отрекшиеся от мира подвижники, часть наша кому в шестьдесят, кому в тридесят крат; но все же будем блаженны, и общники всех небесных наслаждений и радостей.

Не сочтете, думаю, братие, лишним выслушать и некоторое объяснение того, что за узкий путь, что за тесные врата, которыми христианин должен идти ко спасению, и что за широкий путь и пространные врата, которых он должен избегать, как погибельных. Узкий путь и тесные врата, которыми христианин должен достигать своего спасения, есть христианское подвижничество. Это борьба с плотью, страстями и внешним миром. Это, так сказать, съуживание, стеснение себя. Известно, чего требуют вера христианская и закон христианский. Требуют того, что противно естественным нашим наклонностям. Христианам заповедуется труд, бдение, молитва, пост, покаяние, чистота душевная и телесная, вся жизнь добродетельная и святая. Разве это легко для нашей греховной природы? Не нужно ли со стороны нашей непрестанное усилие и противоборство, чтобы одержать над собой победу, и остаться верным своему христианскому долгу? И вот тот из нас и вступит на узкий путь, пойдет в тесные врата, тот и будет подвижник, кто станет вооружаться против своих наклонностей и мирских соблазнов, чтобы сохранить веру, и исполнить закон Христов. Наступило, например, время молитвы, – не хочется молиться: принудь себя, – вот и подвиг твой. Надо идти в церковь, – тяжело, удерживает, отвлекает то и другое: вооружись, оставь все, и иди, – вот и подвиг. Долго поют, тяжело кажется, стоять: выдержи себя до конца службы, – вот и подвиг. Скучен пост, неприятна простая пища: потерпи, – вот и подвиг. Тяжело говение, мрачны дни покаяния: перенеси, – вот и подвиг. Слышишь кощунство, пересуды, смехословие, празднословие: уклонись, или по крайней мере замолчи, – вот и подвиг. Вынуждают тебя на гнев, на прекословие, на ссору: уступи, удержи волнение смятенного сердца, – вот и подвиг. Имеешь врагов, и можешь отмстить им: остановись, – мало этого, еще прости их, и сделай, если можешь, им добро, – вот и чрезвычайный подвиг. Открывается тебе случай и возможность к неправедному и нечестному приобретению: уклонись от такого приобретения, – вот и подвиг. Похотливая плоть требует непозволенных удовольствий, излишних нарядов: откажи ей, – вот и подвиг. Вызывает тебя мир на веселости, на игру, и знаешь, что там не избежать тебе соблазна и греха: останься в своем доме, в своей семье, и при своих занятиях, – вот и подвиг. Вот, братие, какие и сколько еще других бесчисленных подвигов предлежит христианину почти каждую минуту, на каждом шагу жизни! А ведь это такие подвиги, которые составляют сущность христианства, и от которых, следовательно, отказываться не должен никто из христиан, если хочет считать себя в числе истинных, а не мнимых христиан. Не одни пустынники и монахи, а все христиане, хотя конечно не в равной степени, должны быть подвижниками, идти ко спасению узким путем, в тесные врата. Всем сказано: царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф.11:12) т. е. Царство Небесное достигается усилием и трудом. И Спаситель говорит: всяк, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик (Лк.14:33). Что это за имение? Имение это, можно сказать, наше греховное наследство, наши страсти, любовь и привязанность к миру. Так вот, каков должен быть всякий христианин!

Уже, после этого, можно и не говорить, что такое широкий, путь, и что пространные врата. Из сказанного, по противоположности, очевидно, что это жизнь свободная, спокойная, без труда, без подвигов, во всем по желанию своих страстей, в удовольствиях и всегдашних мирских увеселениях. Сколь пагубна таковая жизнь, довольно, если нужно, указать в этом случае на одного евангельского богача. Он не знал никаких подвигов и скорбей, не стеснял себя ни в чем, жил роскошно, светло, весело; да какова участь его за гробом? По этому примеру должны судить о себе все, которые идут широким путем и пространными вратами к земным удовольствиям и наслаждениям.

Чувствую, братие, что слово мое тяжело для слуха вашего. Знаю и вы хорошо знаете, что жизнь с подвигами для нашей немощной и преклонной на грех природы прискорбна: но что же делать? Такова святая воля Божия; такова наша природа, что она требует очищения и исправления; таков мир, что в союзе с ним нельзя прожить без греха; таково Царство Небесное, что в него могут войти только чистые и непорочные. За что же и получить такое неизобразимо великое и несказанно-вожделенное блаженство небесное, если не показать никаких христианских подвигов, не засвидетельствовать свою веру, и не исполнить воли Божией? Когда награждают без заслуг? Кто венчается без победы? Между тем забудем ли то, что христианская жизнь имеет свои чистейшие наслаждения, благочестивые подвиги, поселяют в душе мир, святую радость, любовь и дерзновение к Богу, надежду на Его милосердие, уверенность в будущем вечном благополучии? Какое внешнее мирское счастье можно сравнить с этим внутренним духовным миром и спокойствием человека? А благодатная помощь Божия? Разве она замедлит посетить тех, которые будут работать Господеви со страхом (Пс.2:11)? Нет. Бог им прибежище и поможет им Господь и избавить их, и измет их от грешник, и спасет их, яко уповаша на Него (Пс.36:39,40).

Боже наш, слава Тебе!

Слово о трудолюбии

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Аще кто не хощет делати, ниже да яст (2Фес.3:10). Так святой апостол Павел заповедует христианам пребывать в трудах и упражняться каждому в делах своего звания. Конечно, для ленивых и пользующихся готовым достоянием, эта заповедь покажется строга и неприятна, но она истинна, естественна и спасительна. Представьте, братие, для чего сотворен человек? Ужели для того, чтобы ему быть праздным? Для чего даны ему способности и силы? Ужели для того, чтобы они лежали в нем без всякого действия? Для чего питается он пищей? Ужели для того, чтобы только есть и насыщаться? Вспомните, что заповедал Бог первому человеку, когда он был еще в непорочном и блаженном состоянии! Для чего он ввел его в рай? Делати его и хранити (Быт.2:15). А что было при изгнании человека из рая сладости? Какое определение возвестил Бог падшему праотцу? Сказал: в поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт.3:18). Вот, братие, к чему определил нас Бог. Трудами приобретать себе хлеб и все необходимое для нашего содержания. Теперь сами видите, как согласна заповедь апостольская с волею и определением Божиим.

Итак, добрый христианин, кто бы он ни был, вельможа или простолюдин, господин или раб, купец или земледелец, все должны трудиться, по мере способностей и сил, всегда упражняться в делах своего звания и всяких других занятиях, не пренебрегая никаким, только бы оно было полезное и честное. Не довольно ли было для апостола Павла евангельской проповеди, которую он пронес во все концы вселенной и в которой неутомимо подвизался, как ревностнейший апостол Христов? Однако он еще постоянно пребывал и в телесных трудах, и тем приобретал для себя содержание. Не туне, говорит, хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе, нощь и день делающе (2Фес.3:8). Какой же христианин может пренебрегать трудами, когда в них подвизались великие и святые мужи, и к трудолюбию призвал всех Сам Творец и Господь? Кто не полюбит труд, когда узнает еще, сколь полезно человеку трудолюбие, и сколь благополучны трудолюбивые, как напротив того пагубна праздность, и до каких бед доводит нерадение и леность?

Труд укрепляет наши силы, сохраняет наше здоровье и жизнь. Труд удаляет нас от рассеяния, отгоняет от нас худые помыслы, предохраняет нас от беззаконий и грехов. Труд доставляет благосостояние семействам нашим, вносить в дома наши довольство и обилие, водворяет среди нас счастье и благополучие. Слушайте, в каких увлекательных чертах псалмопевец изображает домашнее состояние трудолюбивого. Труды, говорит, руке твоих снеси, блажен ecu, и добро тебе будет. Жена твоя яко лоза плодовита в странах дому твоего; сынове твои яко новосаждения масличная окрест трапезы твоея. Се тако благословится человек (Пс.127:2,3,4,5)? И только ли земное благополучие дается в награду за трудолюбие? Не обещает ли Господь за добрые труды блаженство в вечности? Что сделал господин с рабами, которые, получив от него – один пять талантов, другой два, трудились, и приобрели вновь по столько же талантов? Сказал тому и другому: рабе благий и верный, о мале был ecu верен, над многими тя поставлю; вниди в радость Господа твоего (Мф.22:14–24). Так воздает в будущей жизни Господь Бог всем тем, которые настоящую жизнь провождают в трудах, и таланты свои, способности ума и силы телесные употребляют на добрые дела и полезные занятия.

Совсем другое, братие, леность и праздность. Сколько полезен и благоплоден для человека труд, столько вредна и пагубна леность и праздность. Древний священный наставник так возбуждает ленивого и увещевает его к трудолюбию: доколе, о лениве, лежиши (Притч.6:9)? Смотри, как трудится муравей, как беспокоится пчела, приготовляя себе пищу на целый год! Что же ты сидишь без дела? Для чего теряешь время? Для чего тратишь свои способности и силы? К чему поведет тебя праздность? Мнозей злобе научила праздность (Сир.33:28), говорит другой подобный наставник. В самом деле праздность есть мать пороков. Кто возжигает в нас страсти, порождает всякие желания и прихоти? Праздность. Кто измыслил разного рода увеселения и забавы? Праздность. Кто установил разорительные игры и зрелища? Праздность. Кто сделал многих невоздержными, развратными, пьяницами? Праздность. Откуда по большей части и бедность и нищета, как не от праздности и лености? Трудолюбивый не всегда может быть богатым, но никогда нищим и бедным. Аще не ленив будеши, говорит премудрый, приидет яко источник жатва твоя, скудость же аки злой течец отбежит (Притч.6:11). Напротив того, ленивый и праздный непременно наследуют нищету и убожество. Найдет тебе, говорит тот же премудрый о ленивом, аки зол путник убожество, скудость же аки благий течец (Притч.6:11). Действительно, кому всегда угрожают долги и разорение, как не ленивому? У кого домашнее нестроение и нищета, как не у ленивого? У кого жены и дети часто без пищи и одеяния, как не у ленивого? Такое бедствие готовят человеку леность и праздность здесь: что же там – в вечности? Не забудьте того раба, который получил от своего господина один талант, и вместо того, чтобы трудиться и приобретать другой талант, он закопал его в землю. Что же сделал господин? Он назвал этого раба лукавым, и ленивым и неключимым, и повелел ввергнуть его во тьму кромешнюю: ту будет плачь и скрежет зубов (Мф.25:26,30).

Бегайте, братие, нерадения и лености! Удаляйтесь праздности и тунеядства! Будете трудолюбивы и тщательны, и упражняйтесь в делах, каких требует звание и состояние каждого. Только всегда просите благословения Божия на ваши труды, и всякое дело начинайте с молитвою. Тогда будет светлость Господа Бога нашего на вас, Господь дело рук ваших исправит (Пс.89:17). Аминь.

Поучение о почитании родителей

Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли.

Сими словами начинается вторая скрижаль Закона Божия, которая заключает в себе заповеди Божии относительно к ближним нашим. А кто эти ближние наши? Все человеки, с которыми мы живем, обращаемся, встречаемся, кто бы они ни были, без различия звания, состояния, веры, образа жизни, отношений их к нам, – все, все, как одна великая семья происшедшая от одних прародителей. Однако ж не все ближние наши одинаково к нам близки. Ближе всех к нам родители наши, от которых мы произошли, и с которыми посему теснее всех соединила нас природа. Вот поэтому первые из ближних наших суть наши родители. Поэтому и обязанности наши к родителям предписывает нам первая заповедь второй скрижали Божественного закона: Чти отца своего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли.

Чти отца твоего и матерь твою. Все последующие заповеди предписывают не причинять ближнему зла; почему

же здесь не говорится об этом, даже не заповедуется любить родителей, а чтить их? Это очень просто, братие. Какой бы изверг стал делать зло своим родителям? Можно ли и не любить родителей? Эту любовь вложила в нас сама природа, с этою любовью мы рождаемся. Другое – чтить родителей. Это уже долг, который по причине всегдашнего нашего обращения с родителями, может иногда забываться. Вот поэтому закон и напоминает, и предписывает нам чтить своих родителей. В чем же состоит эта священная обязанность наша к родителям? Да. Мы всегда должны питать в душе своей чувство уважения и почтения к родителям. Родители суть благословенные орудия Творца; чрез них мы получили от Бога жизнь и бытие. Следовательно, почитать родителей значит почитать Самого Творца. Вот как велики для нас родители наши, и как велико должно быть от нас почтение к ним! Поэтому и обращаться с ними всегда и во всяком случае мы должны не только с учтивостью, но и с почтением, как с особами священными для нас. Делом и словом чти отца твоего и матерь, да найдет ти благословение от них (Сир.3:8), научает премудрый сын Сирахов. Поэтому и воля их должна быть для нас священна! мы должны оказывать им всегда и во всем сыновнее повиновение, и всякое приказание их, разумеется, не противное вере и закону, исполнять со всем усердием и верностью. Чада, послушайте родителей своих во всем: сие бо угодно есть Господеви (Кол.3:20), увещевает апостол. Родители наши не только дали нам бытие, но и питают нас, и наставляют нас на все доброе и полезное, и пекутся о нашем настоящем и будущем благополучий. Это истинные и первые благодетели наши. Вот поэтому священный для нас долг всегда быть благодарным к родителям, и благодарность свою свидетельствовать им усердными сыновними услугами. Если случится, что они будут иметь нужду в пропитании, питать их со всею любовью и доброжелательством. Если постигнет их какая болезнь или старость, служить им, облегчать недуги их и доставлять им всякое спокойствие. Чадо, поучает премудрый сын Сирахов, заступи в старости отца твоего (Сир.3:12). А по смерти? Погребать их с сыновним усердием и возможною почестью, и, буде они завещали что-либо, не противное закону Божию и гражданскому, исполнять со всею верностью и точностью. Венец обязанностей наших к родителям нашим есть молитва за них. Как христиане, мы всегда, за каждою и домашнею и церковною молитвою, должны молиться за своих родителей; при жизни их, о здравии и спасении их, а по смерти, о упокоении душ их. Вот, братие, сколь обширна обязанность наша к родителям нашим, которую Господь возлагает на нас пятою заповедаю закона Своего.

Казалось бы, довольно было сказать: чти отца твоего и матерь твою. Можно ли не слушать Бога повелевающего? Не священна ли сама по себе обязанность почитать родителей? Но Господь Бог благоволил еще присовокупить к ней и обетование: да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли. Видно, и в очах Божиих особенно важна обязанность почитания родителей, когда к исполнению оной Господь побуждает детей обещанием им благополучной и долгоденственной жизни. И конечно так, от почитания родителей зависит благоденствие целого дома и семейства (в этом каждый согласится), а от благоденствия домов и семейств зависит благоденствие и целого государства; ибо государство есть не что иное, как одно большое семейство народа, у которого отец есть царь. Да благо ти будет, говорит Господь, и да долголетен будеши на земли. Общее благополучие есть уже благополучие каждого; но Господь обещает особо каждому почтительному сыну благополучие и долгоденствие. И это дарует детям именно через родителей. Ведь вы знаете, братие, священный обычай, по которому родители благословляют детей, разве благословение родительское имеет малое значение? Повторим слова премудрого сына Сирахова: чти отца твоего и матерь, да найдет ти благословение от них. Значит, благословение родительское есть источник благополучия для детей, и великий дар от Бога. Именно так. Благонравные дети, почитающие своих родителей и повинующиеся им, в благословении родительском получают залог домашнего благоденствия, спокойствия, довольства и умножения потомства. Благословение отчее утверждает дома чад (Сир.3:9), говорит тот же наставник. Им дается и жизнь, преимущественно долголетняя. Так, братие, чрез благословение родительское почивает благословение Божие на тех детях, которые чтут своих родителей, и бывает для них виною не только временного благополучия, но и вечного блаженства за пределами сей жизни. А что, если дети не чтут своих родителей и не повинуются им, да еще и причиняют им словом или делом досаждения, огорчения, обиды? Таковым детям слово Божие угрожает проклятием и смертью, конечно не одною временною, но и вечною. Проклят Господем раздражаяй матерь свою (Сир.3:16). Иже злословит отца своего или матерь свою, смертию да умрет (Исх.21:16). Страшные прещения! Да слышат дети, и да блюдут со всею верностью заповедь Божию о почитании родителей.

А и нас, родители, слово Божие на сей раз не оставляет без должных уроков. Отцы, говорит оно устами апостола Павла, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в наказании и учении Господни (Еф.6:4). Да. И мы должны обращаться с детьми своими, как отцы, держать их в справедливой строгости и страхе, но и не поступать с суровостью и жестокостью, должны учить их благоверию и благонравию, насаждать в них любовь к благочестию и добродетели, и сами представлять себя примером честной, степенной и добродетельной жизни, чтобы, в противном случае, и нам не быть виновными в худых поступках детей, и не подпасть за то гневу и осуждения от Бога. Аминь.

Беседа о начале и Божественном установлении Литургии, в воспоминание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа⁵⁸

Господь Иисус Христос, Единородный и Соприсносущный Сын Превечного Бога Отца, для спасения рода человеческого, родился на земли, пострадал, умер, воскрес и вознесся на небо в Царство Бога Отца Своего. Сей сладчайший Искупитель наш если бы и не оставил Своим верующим заповеди воспоминать Его, по разлучении Его с ними, верующие должны, непременно должны чтить Его благоговейным и благодарным приснопамятствованием о Нем. Но Спаситель наш Господь, от преизбытка Своей божественной любви, сверх неизреченных и бесчисленных благодеяний, благоволил еще при конце Своей земной жизни оставить верующим завещание воспоминания Его, как свидетельство неразлучного Своего пребывания с ними. Отходя к Единосущному Отцу Своему, на последней с Учениками Своими вечери, Он изрек на радость и утешение им и всему христианскому роду, следующую, любви божественной исполненную, заповедь: сие творите в Мое воспоминание (Лк.22:19).

Никто не может думать, чтобы таковое воспоминание о Господе совершать должны были одни ученики Господни, божественные апостолы. Ибо Господь не сказал апостолам: вы, именно, или вы одни творите. Правда, апостолы одни были тогда на вечери со Христом; но Спаситель всегда почти смотрел на лик учеников Своих, как на целый собор верующих. Посему-то св. апостол Павел священную обязанность воспоминания о Христе уже распространяет и на Тимофея, который не был на вечери, – поминай, говорит, Господа Иисуса Христа (2Тим.2:8), и на Коринфян, которым пишет об установлении Тайной вечери: Аз приях от Господа, еже и предах вам, и пр. (1Кор.11:33).

В чем же должно состоять воспоминание Спасителя нашего? В одном ли представлении ума и памяти? Нет. Спаситель не желает, чтобы в святом деле воспоминания Его участвовал один ум, одна память человека, а весь человек одушевляемый верою духа и любовью сердца. Посему не сказал только: воспоминайте о Мне, а: сие творите в Мое воспоминание. Что же творите? то, что сотворил сам Господь. Спаситель наш Иисус Христос, взяв на вечери хлеб преломил и подал ученикам, говоря: приимите, ядите, сие есть тело Мое. Также и чашу с вином преподав им, сказал: пийте от нея вси, сия есть кровь Моя (Мф.26:26–28). И так Господь заповедал воспоминать Себя повторением Его святой вечери и чрез сие повторение духовным созерцанием страдания и смерти Его, и вкушением пречистого Тела и Крови Его.

Какое знаменательное воспоминание! Какое утешительное завещание! Господь наш Иисус Христос заповедал нам воспоминать беспредельную любовь Его к человеческому роду, вольное страдание и смерть Его за нас, божественную жертву, принесенную Им на Голгофе в очищение грехов человеческих. Господь наш Иисус Христос, разлучаясь видимо с верующими, завещал им все, что есть драгоценного, отдал им Самого Себя. Как душу Свою Он положил за спасение мира, так и пречистое Тело и пресвятую Кровь Свою отдал верующим в знаменательное воспоминание смерти Его и в залог вечной жизни для самих верующих. Ядите, сказал, тело Мое и пийте кровь Мою, в Мое воспоминание (Лк.22:19). Ядите Тело Мое и пийте Кровь Мою. Плоть моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво (Ин.6:55). Ядите Тело Мое и пийте Кровь Мою. ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный (Ин.6:54). Ядите Тело Мое и пийте Кровь Мою. Как бы так сказал Спаситель: «Я принял от вас человеческую плоть и кровь, дабы Мне никогда не забывать вас Своим милосердием: примите ж и вы от Меня божественное Тело и Кровь, чтобы вам всегда воспоминать о Мне вашею верою и любовью».

Было ли в мире завещание, подобное сему божественному, когда Завещающий и Сам благоволил неразлучно быть с теми, которым вверил завещание? Как усладительно должно быть для человека такое воспоминание, в котором участвуют все способности, все чувства человеческие, когда воспоминавший не только видит перед собою Воспоминаемого, но и таинственно соединяется с Ним? Ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин.6:56), сказал Господь.

Св. Церковь достойно вняла сему божественному завещанию Искупителя своего. Верующие с полным усердием и любовью приняли от Господа Иисуса это драгоценное даяние. Они тотчас по вознесении Спасителя начали воспоминать незабвенную вечерю Его, стали совершать по Божественному завещанию Его святую Евхаристию и причащаться пречистого Тела и честные Крови Его (Деян.20:7; Ин.6:51; 1Кор.10:16)?

Но чтобы, при совершении Евхаристии, сообщить верующим полное и всецелое воспоминание Искупителя и пред очами веры раскрыть все новозаветное домостроительство спасения человеческого, Св. Христианская Церковь, с первых дней своих, к совершению таинства Причащения присовокупила многие другие священный действия, изображающие и напоминающие все важнейшие события жизни Спасителя, посредством которых совершилось великое дело искупления человеческого. На это указывает уже несколько следующее место книги Деяний апостольских: Бяху терпяще, т. е. верующие, во учении Апостол, и в общении и в преломлении хлеба и молитвах (Деян.2:46).

Таким образом, из совокупного совершения общественных молитв, поучений, св. Евхаристии и других священных действий, образовалось первое и важнейшее христианское богослужение, которое Св. Церковь слышала еще из уст св. апостола Иакова, первого епископа Иерусалимского, и впоследствии времени, в полном составе, объемлющем все главные события в тайне искупления, приняла единожды навсегда из священных рук великих иерархов вселенских Василия Великого и Иоанна Златоустого. Сие христианское богослужение называется Литургиею. Ближе к обыкновенному понятию, оно называется обеднею, потому что святая вечеря для верующих как для сынов света и дне (1Фес.5:5), есть уже в точном смысле обед, как некто из евангельских слушателей сказал Христу: блажен, иже снесть обед в царствии Божии (Лк.14:15).

И так, божественная литургия заключает в себе полное, живое и торжественное воспоминание Спасителя нашего Иисуса Христа, которое Св. Церковь совершает на точном оснований Его Божественной заповеди: сие творите в Мое воспоминание. Посему-то начиная совершать проскомидию, священнодействующий произносит слова, выражающие заповедь Христову: в воспоминание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Блаженны мы, призванные в Церковь Христову и освященные Божественною кровью Спасителя нашего Бога! Блаженны мы, что Господь Иисус Христос завещал нам спасительное воспоминание Его, и для сего установил таинство Причащения пречистого Тела и Крови Его! Блаженны мы, что Св. Церковь, по божественному завещанию, доныне совершает сие воспоминание Господа и предлагает нам великое таинство на священной Литургии! Блаженны те из нас, которые любят разделять с Церковью сие таинственное воспоминание! Блаженны те из нас, которые ищут своего оправдания и освящения в Божественных Дарах и с христианскою ревностно спешат на сию бессмертную и животворящую Трапезу…

Поучение о двух входах на литургии

Два, как известно, братие, бывают на литургии входа, или, по просторечии, выхода из алтаря в церковь и из церкви обратно в алтарь. Первый со св. Евангелием, второй со св. дарами. Тот и другой вход, по изъяснению отцов и учителей церковных, имеют свое значение. Первый воспоминает пришествие Сына Божия Иисуса Христа в мир и Его Божественную проповедь, возвестившую грешникам покаяние и веру во Евангелие (Мф.1:15). Второй изображает Его шествие на вольную страсть и принесение Себя, как Агнца Божия, на крестное заколение за грехи мира, и в животворящую и спасительную снедь верным (Херув. песн. вел. субб.).

«Это мы знаем, – скажете, конечно, братие, – знаем, что на литургии бывают два входа, знаем и то, какое тот и другой вход имеют значение»; так не можем ли мы извлечь отсюда какого-либо для себя полезного наставления? Можем, – и вот оно. На каждый вход отверзаются святые или царские двери. Этим показывается, что нам, христианам, отверзты двери милосердия Божия; каждый раз, как отверзаются на вход святые двери, мы видим святой алтарь, это таинственное небо: это означает то, что к нам близко Царство Небесное и нам открыта будущая слава небесная, как и сказал Господь: приближися царство небесное (Мф.4:17); узрите небо отверзто (Иоан.1:51).

Шествующие со Св. Евангелием и со Св. Дарами идут святыми дверьми в алтарь; из этого научаемся, что и мы, христиане, можем идти отверзтыми нам дверьми милосердая Божия в горний чертог, в место селения славы небесной. Как идти? Теми самыми путями, которые изображаются двумя входами в св. алтарь. Два входа в святой алтарь: два пути и в Царство Небесное первый путь – покаяние; второй – причащение Христовых Таин.

Вход со Св. Евангелием возвещает нам покаяние и веру: значит, мы должны приносить покаяние с верою в Господа и Спасителя нашего во оставление грехов и для получения Царства Небесного. Вход со Св. Дарами представляет страдание Иисуса Христа, принесение этого Агнца Божия в жертву за грехи мира: значит мы должны причащаться этой божественной жертве в освящение наших душ и телес и для получения жизни вечной.

Вот, братие, чему научают нас два входа в святой алтарь, видимые нами на Божественной литургии. Научают нас, что два пути для нас в Царство Божие, и двумя таинственными действиями можем мы очищать свои грехи и входить в живот вечный, именно покаянием и причащением Святых Христовых Таин. Без двух этих входов литургийная служба не бывает: и без покаяния и причащения Св. Таин не может быть христианское служение Богу. Ни который вход на литургии не может быть оставлен; иначе литургия будет не совершена: и ни одно из таинств не может быть нами оставлено (наприм. причащение, как иногда делают некоторые), иначе наше спасение будет не совершено.

В обоих, непременно в обоих таинствах, – в покаянии и причащении, должны мы искать своего спасения, двумя этими святыми божественными путями шествовать к Богу, в Царство Небесное. Для кающихся с верою и причащающихся с любовью Тела и Крови Спасителя нашего Бога вход в Царство Небесное отверзт, для не кающихся и чуждающихся св. Христовых Таин – затворен. Сам Господь говорит: покайтесь (Мф.4:17), обратитеся ко Мне и спасетеся (Пс.45:22). Ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный (Ин.6:54). Аще же не покаетеся, ecu погибните (Лк.13:5); и аще не снесте плоти Сына Человеческаго, ни nиете крови Его, живота не имате в Себе, (Ин.6:53).

Теперь, братие, наступил святой пост в честь Матери Божией. А в посты преимущественно у нас и обычно и каяться, и причащаться Св. Христовых Таин. Хорошо, следовательно, сделаем, если и ныне поищем в сих спасительных таинствах своего оправдания, очищения и освящения, и придем этими святыми путями ко гробу Приснодевы Матери для прославления блаженного и досточудного Ея успения. Аминь.

Димитрий, архиепископ Херсонский

Беседа в 27 неделю по Пятидесятнице

Облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским (Еф.6:11).

В апостольском чтении настоящего дня предлагается нам, братие, учение о духовной брани, которую обязан вести всякий, подвизающийся о спасении, и о духовном всеоружии, которым побеждаются враги нашего спасения. Вся настоящая жизнь наша есть постоянная, непрестающая брань и подвиг. Такова жизнь наша телесная, такова и духовная. Что имеем мы готового в телесной нашей жизни? Ничего. Нагими, слабыми и беспомощными рождаемся мы из утробы матерней; нагими и отходим в утробу общей матери нашей – земли. Все – и пищу, и питие, и одежду, и жилища – нужно приобретать себе трудом и потом, все нужно завоевывать у окружающей нас природы усилием и терпением; за все существование свое нужно сражаться непрестанно – то с землею, проклятою в делах рук человеческих, осужденною приносить нам терние и волчцы, то с враждебными нам стихиями, которые отовсюду грозят нам смертью, то с дикими животными, который восстают на человека открытою войною. Так и для духовной жизни нашей все – и духовную пищу и питие, которыми бы питалась, укреплялась и возрастала душа наша в жизнь вечную, и духовную одежду оправдания, и вечное жилище на небесах – нужно приобретать трудом, усилием и подвигом; за всякую добродетель, которую хотим насадить и возрастить в душе своей, нужно сражаться. С кем сражаться? С собственною, падшею и преданною власти греха и страстей, природою, в которой, по слову апостола, не живет доброе, но живет ин закон, противувоюющ закону ума нашего и пленяющ нас законом греховным, которая влечет нас к тому, что противно заповедям Божиим. Сражаться с собственным сердцем, из которого, по слову Самого Господа, исходят помышления зла – убийства, любодеяния, татьба, лжесвидетельства, хулы. Сражаться с духом мира, который по слову апостола весь во зле лежит; с духом века сего, который движется и увлекает всех похотию плоти, похотию очес и гордостью житейскою. Сражаться, наконец, с тем исконным врагом нашим, который победив нас в Эдеме, держал в тяжком плену заблуждения и неверия, греха и страстей, вечной смерти и погибели, который и по избавлении нас от темной власти его Господои Иисусом Христом ходит, яко лев рыкаяй, иский кого поглотити, стережет нас ежеминутно и при первой оплошности нашей старается увлечь на путь беззакония и погибели.

Очевидно, брань эта не плотская – видимая, а духовная – невидимая, ибо и враги наши действуют на душу нашу невидимо. Посему-то и говорит апостол: несть наша брань к плоти и крови, но к началам и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, духовом злобы (Еф.6:12). Они-то возжигают и возбуждают на нас и собственные наши страсти; они, как миродержители, управляют и духом века и направляют его к тому, чтоб обезоружить нас, отнять у нас духовные сокровища веры и благодати Божией, сделать нас преступниками заповедей Божиих. Посему и оружие для сей брани нам нужно нетленное, а духовное, не самодельное – человеческое (собственные наши силы и средства бессильны и слабы против козней дьявольских), но оружия Божие, которые подает нам благодать Всесвятого Духа и который одни сильны Богом на разорение твердем, помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий и пленяюще всяк разум в послушание Христово (2Кор.10:4,5). Сего ради приимите, говорит апостол, вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати (Еф.6:13). Какие это оружия?

Станите убо препоясани чресла ваша истиною. Вещественный пояс, стягивая платье наше на чреслах, делает нас свободными во всех движениях, придает нам ловкость и силу. Такова в духовном отношении истина, т. е. истина Слова Божия и откровения Христова, истина заповедей Божиих и обетований евангельских. По-видимому, истина Божия ограничивает, стесняет наш разум, не позволяя ему скитаться по бесчисленным распутьям лжемудрований человеческих, влающеся всяким ветром учения во лжи человечестей, в коварстве козней льщения (Еф.4:14), не попуская того, что нравится своеволию и буйству разума, чем прельщается преимущественно склонная к самообольщению юность. Но на деле пред умственным взором верующего открыта вся глубина тайн Божиих, вся высота любви Божией к миру, вся широта присносущной всемогущей силы Божией, действующей вся во всех, вся долгота вечности и вечной жизни в Боге. Какой беспредельный крут познания, исследования, углубления, размышления, благоговения и восторга! Посмотрите ж на неверующего. Весь крут его разумной деятельности ограничивается одними чувствами: кроме мертвого вещества в природе и слепого случая в жизни человека и человечества, он не видит ничего. Самослучайно рождены есмы, и потом будем яко же не бывше: вот весь итог его познаний о мире и о самом себе! Весь мир духовный закрыт от него; все действия присносущной силы Божией в мире недоступны его разумению; все явлены благодати Божией в Церкви Христовой и в душах верующих непостижимы для него; все дивные пути Промысла Божия в жизни человека и в истории человечества сокрыты от его слепотствующего разума; вся вечность и вся слава Небесного Царствия Божия закрыты от него непроницаемым мраком. Он точно, как впотьмах; может двигаться только ощупью, может знать только то, что попадает под его осязание. Пойдут яко слепи, зане в Господа согрешиша, говорит о сих людях пророк Божий.

Точно так же и истина заповедей Божиих, по-видимому, стесняет и связывает нашу волю, не позволяя разливаться ей в похотях прелестных. Но на деле кто свободнее человека, стоящего твердо на камне заповедей Христовых? Кто может заставить его сделать что-либо, что не сообразно с его достоинством Сына Божия и наследника Царствия Христова? Какая сила может отвлечь его от пред избранного им пути? Какое земное величие, слава, могущество, сокровища, счастье, может прельстить и соблазнить его – изменить своему долгу, отречься от своего убеждения? Кто ны разлучит от любве Божия? говорит апостол. Известихся бо яко ни смерть, ни живот, ни настоящая, ни грядущая, ни глубина, ни высота, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божией, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим.8:35,38,39). Вот истинная свобода духа, которую дарует нам один только Сын Божий. Посмотрите же на грешника! Несмотря на то, что он, по-видимому, позволяет себе все, не стесняясь ничем; несмотря на эту широту злого произволения, он истинный узник и раб, – раб похотей и страстей своих, которым он не может отказать ни в чем, раб обычаев света, от которых не смеет уклониться ни на шаг, раб диавола, которого волю исполняет во всем. И он чувствует иногда всю тяжесть этого рабства, и он вздыхает иногда, если не совершенно еще ожесточилось его сердце, о блаженной свободе духа, и ему приходит иногда желание обратиться к покаянию. Но усыпленная, по-видимому, страсть восстает на него со всею силою, но диавол старается опутать его еще новыми узами; и бедный пленник греха, после мгновенного пробуждения, впадает в новый глубочайший сон греховный. Такова хитрость диавола; давая полный произвол на все злое, он отнимает всякую свободу на все доброе, доколе не погасит последнюю искру благодати Божией в душе грешника. Станите убо препоясани чресла ваши истиною. Предайте себя вполне руководству истины Божией, не позволяя себе никакой лжи ни в мыслях, ни в словах своих; свяжите себя крепко исполнением заповедей Господних, никогда не позволяя сердцу своему склоняться на шуее. Тогда только вы будете истинно свободны к деланию добра, сражаться со злом и побеждать его.

Но воину Христову необходима и броня духовная, которая защищала бы его от ударов противника. Этою бронею служит ему, по учению апостола, правда: и оболкшеся в броню правды. Правда Божия есть, братие мои, оправдание наше во Христе Иисусе. Узы, которыми дьявол держал в плену весь род человеческий, есть грех прародителей, и потом собственные грехи каждого человека. Но Господь Иисус Христос, претерпев всю казнь за грехи человеков, очищает нас от всякого греха св. крещением и вменяет нам Свою праведность и непорочность. Потому диавол уже не имеет власти над душою христианина, а может только издалека наносить ему удары многоразличными соблазнами. Доколе мы храним в себе эту одежду оправдания, которою облеклись в Св. Крещении, дотоле она защищает нас как броня, и все удары противника не вредят нам. Но если изменим раз своим обетам, допустим уязвить свое сердце греховною сластью, диавол снова получает доступ к нашему сердцу, снова овладевает нашею душою, и влечет нас от одного беззакония к другому, от одного падения ко многим грехопадениям. Тогда нам остается одно действительное средство избавиться от его власти – покаяние, которое опять возвращает нам утраченную благодать оправдания. И чем скорее прибегнем к покаянию, тем легче одолеть нам своего противника, тем скорее погасим в себе начинающуюся страсть. Напротив, чем долее скрываем в себе грех, тем более усиливается язва греховная, тем неисцельнее становится болезнь души нашей, тем сильнее укореняется и возрастает страсть, тем большую власть приобретает над нами диавол. Посему-то убеждает нас слово Божие: не медли обратитися ко Господу и не отлагай день от дне. Посему-то св. подвижники научают нас исповедовать немедленно не только греховные действия, но и греховные помыслы. Всякий исповеданный грех отъемлется от души нашей, покрывается Божиим милосердием; объявленное нам от лица Божия прощение и помилование возвращает нам благодать оправдания. Ангел Хранитель наш опять становится на страже души нашей, и диавол уже не смеет приблизиться к нам; мы снова становимся под покровом правды Божией, которая охраняет нас от стрел вражьих, доколе сами будем соблюдать правду и в словах и в делах своих, доколе будем праведны во всех путях жизни нашей.

Но чтобы твердо идти по пути праведности, нужно, братие, чтобы ноги наши защищены были от колючих терний, которыми усеян этот путь. Посему-то апостол и повелевает Христову воину обуть нози свои во уготование благовествования мира. Этим означается миролюбивое расположение духа, кротость и незлобие. Не столько великие скорби, и бедствия ставят нам преграды на пути добродетели и ввергают нас в пропасть греховную, – они, напротив чаще приближают нас к Богу и охраняют от греха, по оному слову апостола: зане пострадавый плотию преста от греха. Но мелкие неприятности, огорчения, досады чаще всего возбуждают в нас всю нашу раздражительность и приводят к самым безрассудным действиям, погашают любовь, расторгают узы родства и дружбы, возбуждают гнев, злобу, ненависть, зависть, мстительность и злопамятство. Ими-то и пользуется диавол, чтобы возмутить мир души нашей, чтобы возбудить в ней все злые страсти, чтоб ввергнуть нас в тяжкий грех человеконенавидения, чтоб умертвить нас смертью духовною, чтоб удалить благодать Божию от души нашей. Так малые насекомые, бессильные и ничтожные сами по себе, во множестве истомляют, истощают и причиняют нередко смерть человеку. Что такое человек раздражительный, который возмущается всякою неприятностью, выходит из себя при всяком оскорблении, не может стерпеть ни малого огорчения, мучится даже от одних подозрений? Это жертва непрестанного мучения, – несчастный пленник диавола. Потому-то и говорит апостол: мир имейте и святыню со всеми, их же кроме, никто же узрит Бога. Потому-то и заповедует нам Господь – не противитися злу: но аще кто ударить тя в ланиту, обрати ему и другую (Мф.5:18,19). С ненавидящими мира бех мирен, говорит о себе пророк Божий. Вот высокий образец того, как должно иметь духовные ноги свои всегда обутыми в уготование благовествования мира. Надобно, чтобы ближние наши всегда слышали от нас слово мира и любви, слово благости и снисхождения, слово долготерпения и прощения.

Над всеми же восприимите щит веры, говорит далее апостольское слово, в нем же возможете вся стрелы лукаваго разженныя угасити. Эти разожженные стрелы лукавого суть многоразличные, суемудрые и своевольные толки о предметах веры и жизни христианской. Один толкует на свой лад святое слово Господне и развращает умы, не утвержденные в вере; другой своевольно перетолковывает святую Заповедь Божию и увлекает сердца неопытных в бездну порока. Иной старается ослабить строгость церковных постановлений в угождение страстям своим и, не довольствуясь собственною погибелью, влечет в нее и других. Не этими ли ядовитыми стрелами диавол отвлекает от единства веры и от общения церковного миллионы христиан? Не от них ли распространяется язва разврата и своеволия в самых недрах Церкви Христовой? Не ими ли он разжигает плотские похоти и страсти? Ныне успокоишь совесть свою разными лжеумствованиями в преступлении одной заповеди, завтра явится самый благовидный предлог преступить и другую. Ныне встретилось одно препятствие принести искреннее покаяние во грехе, завтра встретится другое, еще большее; а там лукавый помысел подскажет: «Еще успеешь и покаешься»; а там забудется и самое намерение покаяния и исправления. Против этих стрел вражьих одна защита – вера, крепкая, непоколебимая вера в то, что ни едина йота или черта закона Божия не прейдет, дондеже вся будут; что разоривый едину заповедей сих малых и научивый тако человека не будет в царствии Божием: что Св. Церковь Христова есть тот благодатный ковчег, в котором одном можно спастись от потопления; что неверный в малом и во многом неверен будет; что ни один грех, не омытый покаянием, не останется без наказания в вечности; что самый тяжкий грех есть извращение слова Господня, хула на Духа Святого, открывшего нам всю волю Божию.

В бранях человеческих, чтобы защитить голову от ударов противника, надевают крепкий шлем: дает св. апостол и духовному воину духовный шлем: и шлем спасения восприимите. Упование спасения нашего во Христе Иисусе есть такой крепкий, непроницаемый для оружия вражья покров, которым охраняется самое главное в жизни христианской – непрестанное стремление к очищению себя от грехов, к освящению себя благодатью Духа Божия, к возрастанию в силе и крепости духовной, к восхождению выше по степеням добродетелей христианских. Чтоб отвлечь нас от сего, чтоб погасить в нас св. ревность о спасении, чтоб отнять самую надежду спасения, дьявол сначала обессиливает нас леностью и расслаблением духовным! Потом, когда пробуждается чувство раскаяния, он ввергает в уныние и отчаяние. Или же, когда мы делаем что-либо доброе, возбуждает самомнение, превозношение и осуждение ближнего. Сего-то смертоносного оружия вражья более всего страшились самые великие подвижники. Когда мы грешим, то дьявол старается успокоить и заглушить нашу совесть то возможностью покаяния в будущем, то надеждою на милосердие Божие; и это такая сеть вражья, которою наиболее уловляет он бедных грешников. Внушать грешнику нераскаянность, как нераскаян он сам, было бы дерзко и нагло, и вот сей нераскаянный дух непрестанно говорит ему: еще много есть времени, успеешь покаяться, получить прощение от милосердия Божия, которое приемлет и прощает самых тяжких беззаконников. А между тем, отлагая со дня на день покаяние, грешник соделывает его для себя все более трудным и менее возможным. Не так ли именно многие, собираясь ежедневно исправить жизнь свою, продолжают грешить до смерти? Если же, наконец, грешник пробуждается, приходит в чувство раскаяния и умиления, тогда то диавол воздвигает в душе его бурю отчаяния, тогда-то старается внушить ему, что правосудие Божие не может принять его позднего покаяния. Блажен, кто сохранит на главе своей духовный шлем упования спасения! Под защитою его он крепкою верою емлется за Крест Господа Иисуса Христа, подъятый за грехи наши, и не отпадает от надежды на всеочищающую Кровь Сына Божия!

Наконец, во всякой брани нужно не только защищать себя, но и поражать противника своим оружием. Посему апостол подает и духовному воину меч духовный, иже есть глагол Божий. Как действовать сим мечом, показал Сам Господь Иисус Христос в брани Своей с искусителем. Диавол говорит взалкавшему после сорокадневного поста Иисусу: аще Сын ecu Божий, рцы, да камение сие хлебы будут, т. е. как бы так говорил: какая необходимость томить себя голодом, когда так легко утолить его?

Но Господь отвечал искусителю: писано есть: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе Божием. Диавол показал ему все царствия мира в часе временне, сказав: вся сия дам ти, аще пад поклонишися ми. Но Господь отвечал: иди за мною сатана, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися и Ему единому послужиши. Диавол, желая поразить тем же оружием, предложил Ему, стоя на крыле церковном: верзися низу, писано бо есть: ангелом своим заповесть о Тебе сохранити Тя, и на руках возмут Тя, да не когда преткнеши о камень ногу Твою. Но Господь отразил и это лжетолкование слов пророческих мечом слова Божия: паки писано есть, сказал Он искусителю: не искусиши Господа Бога твоего (Мф.4:3–10). Суеверные фарисеи и неверующие саддукеи предлагают вопрос за вопросом Иисусу, искушая Его. Но Он отвечал им словом Божиим и посрамил их невежеством! Так надобно, братие, и нам отражать все искушения и соблазны мечом слова Божия. Так надобно отвечать всякому вопрошающему нас о словеси упования. Для сего-то и советует пророк Божий поучаться в законе Господни день и нощь. Кто, умея читать, не читает слова Божия, не изучает Св. Евангелия и писаний апостольских – этого драгоценнейшего Завета Искупителя нашего, тот сам отдает себя в плен диаволу, как обезоруженный воин, сам делает себя беззащитным от всякого нападения вражды, сам лишает себя благодатного источника утешения, вразумления, наставления, ободрения.

Прочее же, братие моя, возмогайте во Господе и в державе крепости Его; облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским. Аминь.

Беседа в Неделю о блудном сыне

Встав, иду к отцу моему, и реку ему. Отче, согреших… (Лк.15:18–20).

Итак, сознание опасности греховного состояния своего, чувство своей духовной бедности и беспомощности, предчувствие угрожающей грешнику вечной погибели – вот начало истинного покаяния! Это болезненное, тяжелое, подавляющее душу чувство своего бедственного состояния возбуждает в грешнике, как в блудном сыне, святую решимость оставить все и идти с раскаянием и молитвою к Отцу своему. Этого именно и желает Господь Иисус Христос, пришедший взыскать и спасти погибшего; к этому и призывает нас благодать Божия; этого и ожидает от нас милосердие и долготерпение Отца Небесного.

Встав, иду к отцу моему, говорит пришедший в себя несчастный юноша, настигнутый нищетой и бедствиями вне дома отеческого: что может еще привязывать меня к этой чуждой стране, где все меня оставили, где испытал я столько бедствий, где купленные дорогой ценой удовольствия так жестоко обманули меня? Чего могу я ожидать здесь, кроме крайнего посрамления и бесчестия, кроме ужасной смерти от голода? Знаю, что я недостоин уже назваться сыном столько любившего меня и столь жестоко оскорбленного мною отца, что преступления мои лишили меня права на всякое участие в благах отеческого дома, что безрассудство мое погубило все, чем одарила меня туне любовь отца моего, – и нечего мне ожидать от него, кроме гнева и заслуженного наказания. Но от руки отеческой легко и утешительно и самое наказание; но любовь отца не попустит погибнуть лютою смертью и преступному сыну, но в дому отеческом быть и рабом, и наемником будет для меня величайшим счастьем. Встав, иду ко отцу моему, и реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой, сотвори мя, яко единаго от наемник твоих.

Таковы, братие мои, чувства истинно кающегося грешника. Он чувствует всю безысходную тяжесть, всю безнадежность своего греховного состояния; он почитает себя недостойным помилования, но достойным всякого осуждения и муки; он оживляется одною надеждою на милосердие Отца Небесного. «Что приобрел я, – спрашивает он самого себя, – что приобрел я, предавшись суетной греховной жизни, и чего ожидать мне в будущем?» Где те радости, которых искал я в мире? Улетели они и оставили мне скорбь и болезнь душевную. Где блаженство, которого так много обещали мне удовольствия плотские? Увы! Это была мечта, которая рассеялась как сновидение, и оставила за собою изнеможение тела, томление духа, сокрушение сердца, угрызения совести. Где это счастье, за которым гонялся, которого искал я повсюду и которое так обольстительно манило все далее и далее? Ах, это был пустой призрак, который не насытил жажды души моей, не наполнил сердца моего так, чтобы не оставалось желать ничего более, не принес духу моему вожделенного спокойствия и блаженства, не усладил совести моей тем животворным утешением, которым услаждает невинность и добродетель! Что обмануло раз, обманет и в другой, будет обманывать и всегда. Что оказалось пустым и ничтожным в прошедшем, тем же самым окажется и в будущем. А дни мои приходят и исчезают; время жизни сокращается, и смерть уже при дверях. Что ж, если она постигнет меня таким, каким я был доселе? Как явлюсь я пред лицом Господа и Владыки живота моего? С чем предстану я пред Спасителем и Судиею моим? Где те сокровища, которыми обогатила меня любовь Отца Небесного? Я расточил их в угождении страстям моим. Где невинность, с которою вышел я из купели крещения и которую стяжал мне Христос Господь Своею кровью? Я продал ее за греховные наслаждения. Где завет благодати, который запечатлен кровью Сына Божия, с его обетованиями жизни вечной? Я попрал его грехами моими, я отрекся обетований живота вечного и наследовал осуждение вечной смерти. Где сыновнее дерзновение, с которым чада Божии приступают к престолу Отца Небесного, призывают Его всесвятое имя в молитве своей и приемлют от Него благодать возблагодать? Увы, я не смею и вспомянуть о страшном и поклоняемом имени Божием, не смею возвести взора своего на небо, чтоб не встретить в нем свидетеля беззаконий моих и обличителя грехов моих. Все дары Божии погублены, все, благодатные и естественные дарования истрачены: разум осуетился в нечистых помышлениях, превратился в неискусен ум творити неподобная; сердце растлилось преступными пожеланиями и сделалось игралищем страстей, совесть убита и подавлена сознанием множества грехов моих и бежит, как преступный раб, от лица Божия; все силы душевные и телесные сделались орудиями неправды и беззакония, нечистоты и скверны. Слячен есмь узами многими и несмь ми ослабления. Яко одержиша мя злая, имже несть числа; постигоша мя беззакония моя, и не возмогох зрети; умножишася паче влас главы моея, и сердце мое остави мя. Никто и ничто не спасет меня от лютой смерти грешника; никто не защитит меня от праведного суда Божия; никто не избавит меня от геенны и огня вечного; никто не исхитит меня от темной власти диавола, которому предался я добровольно своим согласием на злое. О, если бы быть хотя наемником и рабом в дому Отца Небесного! О, если бы не быть навсегда изгнану и извержену из Царства Божия во тьму кромешную! О, если бы Отец Небесный принял меня опять под благодатный покров любви и милосердия Своего! Иду убо к отцу моему.

Иду и реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою! Жестоко оскорбил я Твою благость и милосердие. преогорчил Твою любовь и благоутробие, преступил Твои спасительные заповеди, попрал священные обеты мои, данные мною при св. крещении пред св. Твоим жертвенником, пред Ангелами и человеками, поругал кровь Завета Твоего, которою освятился, которою искуплен от смерти вечной, – обесчестил благодать пресвятого Духа Твоего, коим знаменался в день избавления моего. Сам, несчастный, приготовил достойную казнь себе, сам воздвиг на себя праведный гнев Твой, и нет мне извинения ни в чем, нет ни малейшего оправдания злому произволению моему. Все побуждало меня хранить Твои святые заповеди, все удерживало меня на пути закона Твоего, все требовало от меня любви и благодарности к Тебе. Ты Сам, всеблагой, непрестанно призывал к Себе во святом Слове Твоем – то гласом любви и милосердия, то прещением гнева и суда Своего; но я не послушал отеческого гласа Твоего, презрел и ни во что вменил обетования и угрозы Твои. Ангел Хранитель мой не преставал внушать мне желание всего доброго и отвращение ко всему злому и беззаконному; но я отверг его внушения, не послушал совета ангельского и приклонил слух мой к совету лукавого. Собственная совесть моя удерживала меня чувством стыда и целомудрия, страхом бесчестия и наказания от преступных стремлений и дел; но я заглушил в себе голос совести, подавил чувство стыдливости – и ринулся на путь греха и погибели. Все небо и земля, все твари, который слушают повеления Твои, исполняют св. волю Твою, повинуются и мне недостойному по заповеди Твоей, – внушали мне покорность Тебе, послушание святой воле Твоей, благодарение благости и милосердою Твоему; но я сделался бессмысленнее бессловесных, бесчувственнее всякой твари, – один во всем мире стал преступником закона Твоего, непокорным высочайшей власти Твоей. Отче, согреших на небо и пред Тобою!

И уже несмь достоин нарещися сын Твой. Ты отличил меня между всеми земными тварями Твоим божественным образом, поставил меня властителем земли, обладателем всех тварей Твоих; но я попрал в себе божественный образ Твой преступлением воли Твоей, уничижил достоинство богоподобной души моей, покорив ее плотским похотям, и сделался рабом страстей. Ты по бесконечной любви Своей, не пощадил Единородного Сына Своего для спасения моего, предал Его на крестную смерть, да искупит меня от смерти вечной; но я грехами своими попрал святейшую кровь Его, излиянную за грехи мои, и самовольно подверг себя вновь осуждению и проклятию. Ты, во имя Единородного Сына Своего, дал мне право именоваться и быть сыном Твоим, сотворил причастником божественного Тела и Крови Христа Твоего и обетовал мне наследие живота вечного; но я презрел и ни во что вменил дар божественного сыноположения, обесчестил Тело и Кровь Сына Твоего, сотворив уды Христовы удами блудничными, я сделал себя чуждым наследия жизни вечной. Ты оградил меня печатью дара Духа Святого, освятил и душу, и тело мое в храм живущего во мне Духа Твоего; но я растлил и тело, и душу мою грехами и, вместо храма Божия сделался вместилищем тли и всякой нечистоты. Как дерзну я именовать Тебя всесвятого Отцом моим? Как осмелюсь назвать себя, раба греха и страстей, сыном Твоим? Несмь, несмь достоин нарещися сын Твой.

Но, Творче мой и Владыко живота моего, верую, что милосердию Твоему нет предела, что Твоя бесконечная любовь не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему; что Единородный Сын Твой приходил на землю взыскати и спасти погибшего, призвать не праведников, но грешников на покаяние; что всесвятая кровь Его, излиянная за грехи мира, очищает нас от всякого греха; что благодать всесвятого Духа Твоего преизбыточествует там, где умножается грех; что не праведникам, но грешникам положил Ты покаяние во спасение.

Не отринь от лица Твоего и мене окаянного; отверзи, двери милосердая Твоего и мне грешному; взыщи благоутробием Твоим и мене заблудшего; омой пречистою кровью Единородного Сына Твоего скверну и моей окаянной души; освяти благодатью всесвятого Духа Твоего и мое нечистое и оскверненное сердце; оживотвори силою Твоею и меня, мертвого прегрешениями и погибшего в беззакониях! Недостоин я высочайшей почести истинных сынов Твоих – праведников совершенных; сопричти меня ко грешникам кающимся, не отринь от лика мытарей и грешников, помилованных Тобою, дай хотя приметаться у прага Царства Твоего: сотвори мя яко единаго от наемник Твоих.

Благо нам, братие мои, если в душе нашей пробудились эти чувствования кающегося грешника: они послужат твердым началом покаяния. Но и доброе начало само по себе не имеет цены, если не будет приведено в совершение; и наилучшие чувствования останутся бесполезными, если не последует за ними твердая решимость исполнить их на деле. Раскаявшийся блудный сын не стал откладывать своего намерения, не стал выжидать какого-либо удобнейшего времени. Ничто не остановило его решимости возвратится к отцу и востав иду к отцу своему. Последуем ему и мы в этом подвиге истинного покаяния. Не будем откладывать того, что необходимо сделать во всякое время и что удобнее всего сделать теперь. Двери милосердия Божия отверсты, и Отец Небесный давно ожидает возвращения нашего. Господь Иисус Христос давно уготовал таинственную вечерю, чтоб напитать нашу алчущую и жаждущую душу. В дому Отца Небесного все готово: идем к Отцу нашему и речем ему: Отче, согреших на небо и пред Тобою, и уже несмь достоин нарещися сын Твой: сотвори мя яко единаго от наемник Твоих.

Слово в день нового года

Безмолвно текут дни за днями обычною чредою, безмолвно один год сменяется другим; но в этом безмолвном, по-видимому, преемстве времен богодухновенный певец израилев уразумел некий глагол, постиг некоторый разум: день дни, говорит он, отрыгает глагол и нощь нощи возвещает разум (Пс.18:3).

Пророк не сказывает нам, передает ли год году какой-либо глагол, возвещает ли какой разум; но без сомнения не безмолвен год, когда проповедует день, и нощь поучает разуму, – торжество Новолетия, освященное Св. Церковью, не может не быть поучительно.

Проповедь времен, по замечанию псалмопевца, так общепонятна, что нет языка и наречия, на котором не слышался бы глас их, – казалось бы, не нужно изъяснять ее; с другой стороны, – так обширна и разнообразна, что каждый, по своему состоянию и нужде, может находить в ней особое для себя наставление. Впрочем, при всей удобопонятности своей, по разным причинам она часто бывает вовсе не услышана; при всей обширности своей она может быть сокращена в немногие истины, кои всем равно поучительны и важны. Итак, о чем проповедует нам преемство времен и лет? чему поучает нас новый год?

Мы вступаем благополучно в новое лето. Итак, милосердый Господь еще благоволит оказывать милость Свою над нами. И сколько новых благодеяний прияли мы в мимошедшее лето от щедрой руки Его. Он хранил жизнь нашу среди окружающего нас тления и смерти, среди многих опасностей, кои на каждом шагу готовы были прервать ее. Он даровал нам все потребное для нашей жизни. Если нивы наши покрыты были не столь богато жатвою, как прежде, то и в сем видим только руку милосердого Отца, отъемлющего временное, дабы возбудить духовную алчбу к вечному и в лишении одних даровать средство к упражнению любви и милосердию других. Так и в мимошедшее лето Господь не несвидетельствована Себе остави, благотворя, с небесе нам дожди дая, и времена плодоносна, исполняя пищей и веселием сердца наша (Деян.14:17). Итак, обращая взор свой в начале нового лета к собственной участи, каждый воскликнет с благодарением: благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его (Пс.102:2). Иные – братие наши по вере – искупают золотом или кровью возможность свободно поклоняться Богу истинному; а мы, под сенью мира и тишины, имеем полную свободу исповедовать и прославлять имя Христово, – преимущество, о котором молились и воздыхали древние мученики. Прострем взор свой за пределы Церкви Православной: там одни обуреваются волнами сомнения и суемудрия; другие, совсем оставляя источник воды живы, искапывают себе кладенцы сокрушены, которые не утоляют, а только раздражают духовную жажду. Но сыны Церкви Православной в матернем лоне ее напояются чистым учением Христовым, питаются словом Божиим, освящаются и очищаются св. таинствами. Так, в начале нового лета, обращая взор свой на судьбу православной веры и Церкви, видимо хранимой под сенью крова небесного, не можем не сказать с благодарением: не сотвори тако Господь всякому языку и судьбы свои не яви им; благослови, душе наша, Господа, и не забывай всех воздаяний Его! От себя обратим взор свой окрест себя: сколько новых благодеяний Божиих видело над собою и любезное отечество наше! Сколько другие народы измышляют средства, чтобы упрочить счастье страны своей. Но счастье как неуловимый призрак, ускользаете из рук. Но Россия, но любезное отечество наше счастливо и без теорий благоденствия. Это оттого, что тайна благоденствия народного не в советах человеческих, а в советах Промысла Божия, благодеющего России; оттого, что ей даровал Бог око, которое не воздремлет, ниже уснет на царственной страже, – главу, которая не попустит пострадать чем-либо и всему политическому телу. Так, истинный сын России – в начале нового лета – взирая на судьбу любезного отечества, еще раз скажет от полноты сердца: не сотвори тако Господь всякому языку; благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его!

Но среди радостных воспоминаний прошедшего, среди лестных надежд в будущем не ощущается ли в сердце и некоторое грустное чувство, которого не могут заглушить ни взаимные благожелания, ни шумные радости, с коими с намерением окружают себя в настоящий день? Это неясное чувство есть отголосок той же всемирной проповеди, которую изрекает нам преемство лет. Ибо что вещает нам новый год?

Сие глаголет, яко время жизни нашей прекращено есть прочее (1Кор.7:29); еще бо мало елико-елико, грядый приидет и не укоснит (Евр.10:37)! Вот жизнь наша, и без того краткая, еще сократилась целыми годом; еще на шаг мы ближе к гробу, который и без того недалек от нас. Многие из тех, которые вместе с нами встречали прошедший год, разделяли с нами свои надежды и ожидания, наступающий год встречают уже в вечности; многие и из нас в течении наступающего года переселятся туда же. И это не подвержено сомнению; ибо всем нам единою лежит yмpemu, потом же суд (Евр.9:27); всеми нам подобает явишися пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2Кор.5:10). И на сей-то суд, без всякого сомнения, явятся некоторые и из нас во грядущее лето. И на сем-то суде от нас потребуют отчета в употреблении не только годов, но и минут нашей жизни. Кто же с дерзновением явится на суде Христовом? Тот, кто часто сам над собою производит строгий суд: аще бо быхом Себе разсуждали, говорит апостол: не быхом осуждени были (1Кор.11:3). Когда же лучше произвести этот суд над собою, как не на пределе двух годов – прошедшего и будущего? Итак, каждый спроси самого себя: как и в чем проводил время прошедшего года и всей прошедшей жизни? Посвящал ли оное полезным упражнениям, или большая часть его утрачена ни на что? Как употреблял духовные и телесные дары, которые во все прошедшее время ниспосылала тебе щедрая рука Божия – для спасения души или для угождения плоти? Как исполнял обязанности, возлагаемые на нас Св. Церковью и обществом гражданскими? Употреблял ли их в орудие к чести и славе Божией, ко благу ближним и собственному спасению, или в орудие к удовлетворению страстей своих? Мужественно ли стоял в исполнении своего долга против всех угроз неправды, или преклонялся пред обольщениями хитрой лести и коварства? Такое самоиспытание может служить самым лучшим приготовлением ко вступлению в новый год. Еще бо мало елико-елико, грядый приидет и не укоснит. Скажете; «Все эти мысли не новы?» Они точно не новы; не раз, может быть, в жизни посещали они нашу душу; не раз, может быть, в жизни мы сами давали себе обеты – сделаться лучшими. Но – увы! что с нашими обетами? О нас можно сказать древнее пророческое слово: пройде жатва; мимоиде лето, и мы несмы спасены (Иер.8:20). Пройдет несколько времени – и лучшие желания наши улетают, как легкий луч вечерней зари; мы опять остаемся во мраке, опять возвращаемся к прежнему образу жизни. Отчего же это? Отчего воля наша так не тверда в своих добрых намерениях? Причин на это может быть много, но главною останется одна: мы так привязаны к земной стране пришельствия нашего, что не легко разлучаемся с нею даже в мыслях; мысль о вечности, о небесном отечестве нашем так редко посещает нашу душу, что она не может свыкнуться с нею. Но послушаем еще, что вещает нам новый год.

Сие глаголет: преходит образ мира сего (1Кор.7:31)! Так, чем представляется нам весь протекший год? Менее, нежели одним мгновением! Чем представляется все, в чем провели мы протекшее время? Каким-то неясным сном, от которого осталось у нас одно грустное воспоминание! Что принесли нам все удовольствия, к коим с такою жадностью устремлялось наше сердце? Одну скуку и недовольство собою! С новым годом мы ожидаем новой пищи для наших чувств; но разве после каждого года не будет оставаться та же пустота в сердце? Мы надеемся заменить исчезнувшие удовольствия новыми; но преходящий образ мира прейдет некогда вовсе, настанет новое небо и новая земля, на которой не останется ничего, что обольщает нас теперь. Что-ж будет тогда с нами? Разве земные привычки, от которых боимся отстать теперь, не будут тогда терзать нашего духа жесточе всех мук? Так с чем нужно расстаться когда-либо, с тем лучше расстаться скорее; иначе привязанность наша возрастет, и разрыв будет уже крайне болезнен; нужно заблаговременно приучать мысль свою отвыкать от того, что рано или поздно должно будет оставить навсегда, – возноситься туда, где должны будем провести не несколько лет, а целую вечность. Посему-то да будут, по слову апостола, плачущиися якоже не плачущии и радующиися, якоже не радующеся: и купующии, яко не содержаще: и требующии мира сего, яко не требующе: преходит бо образ мира сего (1Кор.7:30,31).

Вот сокращение и смысл великой всемирной проповеди, которую изрекает в слух всех и каждого преемство времен и лет нашей жизни! Проповедуя нам о неисповедимой благости и милосердии к нам Творца, оно воззывает нас к благодарности и прославлению Его имени; напоминая нам об умалении дней нашей жизни, о смерти и о суде Божьем, научает со страхом время жития нашего жительствовать, – проводить время благоразумно и с расчетом; показуя нам преходящие образ мира, воззывает ум наш к презрению земного и временного, к размышлению о небе и вечности.

Братие-христиане! Вот пред нами новое лето жизни: эта новый глас Отца Небесного, призывающего нас к Себе; это новый дар благодати Божией, которым можем и должны воспользоваться к своему спасению. И кто уверит нас, что сей глас не есть последний глас любви, за которым последует строгий приговор правосудия; что сей дар не есть последний, злоупотребление которым привлечет праведную казнь? Сколько, может быть, раз смертная коса носилась уже над нашею главою и только рука милосердия небесного отклоняла ее от посечения нашей выи! Сколько, может быть, раз секира гнева и правосудия лежала уже при самом корне Бытия нашего, и только неисповедимая любовь Отца Небесного щадит нас и еще на едино лето!

Опасно презирать отеческий глас Божий, страшно злоупотреблять дарами благодати! Не рцы, говорит премудрый: согреших, и что ми бысть; Господь бо есть долготерпелив. Не рцы: щедрота Его многа есть, множество грехов моих очистит: милость бо и гнев у Него, и на грешницех почиет ярость Его. Не медли обратитися ко Господу, и не отлагай день от дне: внезапу бо изыдет гнев Господень, и во время мести погибнеши (Сир.5:4,6,9).

Сам Господь, даровавший нам новое лето жизни, да утвердит нас в покаянии и добродетели, благочестии и страхе Божием и сподобит нас с ликом избранных Своих торжествовать на небе то великое новолетие мира, после которого лета уже не будут. Аминь.

Из слова в среду Св. Пасхи

Что были мы до воскресения Христова? Рабы неключимые, осужденные во тьму кромешную, – должники неоплатные, не могущие воздать правосудия Владыки ни одного малейшего кодранта, невольники, проданные под грех, – сыны противления, ходившие по духу мира сего, по князю власти воздушныя, живые мертвецы, тлеющие в похотях прелестных, неспособные творить ничего, кроме мертвых дел. А чем стали мы, совоскреснувши со Христом в купели св. крещения? Царским священием, языком святым, людьми обновления. Рабство греху переменилось в свободу чад Божиих, неоплатный долг наш уплачен, неразрешимые узы, содержавшие нас в плену диавола, расторгнуты, совесть очищена во еже служити нам Богу живу и истину. Что стала земля, на которой воскрес Христос? Это уже не страна проклятия, в которой изгнан человек преслушания ради. С того времени, как Христос омыл клятву ее Своею кровью, быв по нас клятвою, она есть благословенная нива, на которой растет и спеет пшеница Христова – избранные Его, доколе соберутся они в житницу небесную. Это уже не безотрадная темница, в которой рыдания и горе, труд и болезнь. Это, напротив, училище, в котором воспитываются сущие о Христе Иисусе в жизнь вечную. Это уже не отверженное место ссылки, заключающее в себе рабов и невольников, но предместье небесного града, в котором сыны и наследники царства трудятся и подвизаются в уповании наследия вечного Царства Божия, уготованнаго им от сложения мира. Самые страдания, которым подвергаются на земле сыны Царствия Небесного, освятились страданиями Богочеловека и вместо вестников гнева Божия сделались для нас залогом славы вечной: еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние тяготу вечные славы соделовает нам, не смотрящим нам видимых, но не видимых; недостойны бо страсти нынешняго века к хотящей славе явитися в нас. Из самых терний, которые произращает на земле грех, сплетается венец славы для любящих Господа, после того как глава Начальника спасения нашего уязвилась венцом от терния. Самая чаша злостраданий, столь горькая для плоти и крови, становится чашею спасения, когда алчущие и жаждущие правды разделяют ее со своим Спасителем. Самый крест, на котором должен быть распят ветхий человек наш со страстями и похотями, соделывается путем новым и живым для хотящих наследовать спасение – с того времени, когда очистил их Крестом Своим Предавший на кресте дух Свой в руки Бога Отца.

Что теперь гроб наш? Это уже не безотрадное место истления, в котором Богом созданная красота наша становится смрадом и пищей червей. Это, напротив, вечернее ложе, на котором будет покоиться претружденное жизненною борьбой тело наше до радостного утра воскресения, до того часа, когда взойдет над нами незаходимое Солнце правды. Это Божия нива, на которой сеется тленное, чтобы восстать в нетлении; сеется не в честь, чтобы восстать в славе сеется тело душевное, да восстанет тело духовное. Так возлег в гроб Свой Подвигоположник наш, уснул плотию и восстал из него рано заутра, да будет для нас образом того воскресения, егда сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут, и изыдут сотворившии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин.5:28,29).

Что, наконец, для нас страна загробного Бытия нашего? До воскресения Христова это была для нас область неведомая, – море, бесследно поглощающее все, что носится по волнам времени, бездна, в которой терялись и мысль, и воображение человека, в которую не осмеливались проникать самые смелые, самые пытливые умы премудрых и разумных мира сего. Ныне, когда воскрес Христос и вошел в славу Свою, она есть царство славы для избранных Его. Во вратах ее мы отложим земное наше тело, как обветшавшую одежду, и, восприяв тело небесное, просветимся яко солнце в царствии Отца нашего, во светлостех святых Его. Завеса, скрывающая от нас невидимое Божество, отымется, и мы узрим Его не якоже ныне зерцалом в гадании, но лицом к лицу, ибо подобни Ему будем и узрим Его, якоже есть. Собор святых Ангелов, доселе являвшихся человечеству вестниками гнева Божия, с любовью и радостью примет нас в светлое, мирное и блаженное общество свое и упокоит нас, как странников, в небесных обителях твоих. Агнец, закланный от сложения мира, предстанет нам не под кровом таинств, не в образах и начертаниях, но явится во всем сиянии славы Своей, и во всем свете Своего божественного величия. Мы будем торжествовать на брачной вечери Его ту вечную Пасху, которой настоящая Пасха наша есть только образ и предначертание, и, преобразуясь от славы в славу, обрящем в Нем и жизнь, и бессмертие, и радость, и блаженство, и торжество нескончаемое, и субботу вечную.

Слово в день св. великомученицы Варвары

Дивен Бог во святых Своих, говорит св. пророк псалмопевец.

И действительно: нет силы и знамения, нет чуда всемогущества и любви, которых не явил бы Господь ради святых Своих. Но не менее дивна, братие мои, и любовь святых к Богу. Каких подвигов не совершила она! Каких искушений не победила! Каких истязаний и мучений не претерпела ради Господа!

Одно из этих дивных явлений ничем непобедимой любви к Богу, и вместе всепобеждающей силы Божией, являющейся в немощах человеческих, прославляет ныне Св. Церковь в лице святой великомученицы Варвары.

У нас нередко жалуются на недостаток и несовершенство проповедников церковных, на скудость истинно духоносных учителей и руководителей ко спасению. Но какого проповедника слышала св. Варвара? У какого учителя научилась Она любить Господа – Творца и Вседержителя вселенной, еще и не познавши Его совершенно? Юная дева, родившаяся и воспитанная в темной среде языческой, заключенная в уединенной светлице на высоком столпе, окруженная язычниками, поклонявшимися истуканам, которых называли они богами, – видела только небо и землю, – небо, украшенное светилами дня и ночи, – землю, испещренную многоразличными растениями, населенную разнообразными живыми существами. И это небо, всегда поведающее славу Божию, возвело светлый ум ее к познанию Единого Бога – Творца неба и земли; эта красота земная преисполнила сердце ее чувством благодарения и любви к всеблагому и всещедрому Создателю, одевающему траву сельную и питающему птиц небесных. Боги, которым поклоняется отец мой, сами – дело рук человеческих, – так рассуждала в своем уединении мудрая дева; – могли ли они сотворить столь дивную красоту; такой великолепный и необъятный мир, которого зрением услаждается мое око? Один должен быть такой Бог, который все это сотворил, все содержит; все устрояет, все оживляет и о всем промышляет. И прилагалось ей желание к желанию, чтобы увидать истее Единого Истинного Бога; и, еще не ведая Его, она уже возлюбила Его всем сердцем своим, возлюбила так, что мужественно отвергала все утехи мира, чтобы обрести одно высочайшее утешение, которое состоит в познании Единого Истинного Бога и егоже послал Он – Иисуса Христа; отвергла богатства и украшения, которыми думал утешить ее бессмысленный язычник отец, чтобы стяжать единый бесценный бисер – Христа; отвергла земных женихов, которых предлагал ей отец, чтобы уневестить себя единому Жениху Небесному.

Такое мудрование юной девы достойно было того, чтобы благодать Божия послала ей искомое. И вот, по тайному распоряжению Промысла Божия, она сближается случайно с девами христианскими, от которых получает первые понятия об Истинном Боге – Творце и Вседержителе мира и Господе Иисусе Христе, Единородном Сыне Божием, Искупителе человеков. Но это не удовлетворило, а только усилило ее желание найти такого человека, который научил бы ее совершенно вере и жизни христианской. Предъизбравший ее в невесту себе, Господь исполнить ее святое желание. Является пресвитер христианский под видом мимоходящего купца, открывает ей таинства веры Христовой, научает ее поклоняться Богу Истинному духом и истиною, наставляет правилам христианской жизни, просвещает Св. Крещением, причащает животворящего Тела и Крови Христовой и предоставляет ее опять водительству одной благодати Божией без видимого наставника и руководителя.

Но этого было довольно для мудрой девы. Отрекшись диавола и всего служения его и всея гордыни его, она уже не хотела возвращаться вспять, чем бы ни обольщал ее и чем бы ни угрожал ей исконный враг человеков. Сочетавшись Христу, она решилась принадлежать Ему Единому, чего бы ни стоило ей это духовно-таинственное обручение Небесному Жениху. И диавол не умедлил излить всю исконную злобу свою на посрамившую его юную деву; а Небесный Жених ее Господь Иисус Христос не умедлил явить в ней всю силу благодати своей в конечное посрамление диавола. Таким образом, открылась борьба – дивная, неслыханная – веры и любви к Богу с неверием и нечестием, брань слабой девы к началом и ко властем и к миродержателем тьмы века сего, духовом злобы поднебесным. На стороне диавола – вся видимая сила, и все невидимое – бессилие. На стороне великомученицы – вся кажущаяся немощь естества и вся благодатная сила любви к Богу, той крепкой аки смерть любви, которой не могут поколебать ни смерть ни живот, ни настоящая, ни грядущая, ни высота ни глубина, ни ина тварь кая.

Первым орудием дьявола является отец, которого сердце преложил он от чрезмерной, почти безумной, любви к дочери на столь же безумную к ней ненависть и злобу. Он грозит ей смертью, преследует ее с оружием, влачит ее за власы по острым камням, заключает в темную и малую комнату и морит голодом, чтобы отвратить ее от Христа и обратить к своим бездушным идолам. Но, как ни ужасна была ярость и злоба его, он скоро увидел себя немощным пред адамантовым терпением, пред мудростью и силою слова юной девы. Все угрозы его оказались для св. мученицы слабее тех мнимых страшилищ, которых пугаются дети, и над которыми посмеваются взрослые, все убеждения и ласкательства его разбивались, как о скалу, о твердость веры ее во Христа Сына Бога живого, о непоколебимость упования вечной жизни с Господом. Чувствуя себя побежденным от юной дщери своей, жестокосердый отец идет к игемону, просить его употребить все роды истязаний и мучений, чтобы обратить дочь его к почитанию идолов и отвратить от Христа, отрекается даже самого имени отца, доколе дочь его пребудет христианкой. И вот св. дева является пред судом игемона, облеченного всею властью, окруженного всеми родами мучительных орудий. Ласки и убеждения, почести и удовольствия предлагает игемон, чтобы обольстить юную, неопытную деву. Исповеданием Единого Истинного Бога и поруганием бездушных идолов ответствует ему св. мученица. Озлобившийся мучитель повелевает обнажить ее и бить ее сухими жилами дотоле, пока земля не обагрилась ее кровно, пока не обнажились самые кости ее. В молчании терпит святая это бесчеловечное биение. Вся душа ее вознеслась верою и упованием в небо, все сердце ее излилось в тайной молитве к Отцу Небесному, – и сила веры и любви ее к Господу превозмогла и победила силу жестокого мучения. Зверство мучителей не остановилось на этом: мелко-изрубленным конским волосом натирают они избитое, израненное тело ее для произведения жесточайшей боли; полумертвую и полуживую влекут ее, и бросают в темницу.

Что, вы думаете, будет делать в темнице едва живая страдалица? Будет кричать и стенать, плакать и рыдать, призывать смерть и молиться об избавлении от мук? Нет, она совершает здесь всенощное бдение, прославляя Бога во псалмах и пениях и песнях духовных. Она точно молится, но не об избавлении от мук, а об укреплении себя на большие мучения. Тело ее горит от палящих ран, а сердце пламенеет еще сильнейшим огнем любви Божественной; уста смыкаются кровью, а дух ее, как пламень, возносится горе к Богу крепкому, живому. Блаженна темница, вмещавшая в себе такое сокровище, которого не бе достоин весь мир!

Если какое место на земле, то эта темница достойна была того, чтобы посетил ее Сам Царь славы; –и Он действительно не умедлил посетить ее. В час полуночи неизреченный свет облистал мрачную темницу; Сам Господь Иисус Христос явился Своей возлюбленной невесте. Своими пресладкими устами рек ей: дерзай, невесто Моя, и не бойся: Аз есмь с тобою храняй тя и смотряй на подвиг твой, и воздаяние вечное уготовляяй тебе в чертозе Моем небесном. Своими пречистыми руками прикоснулся к язвам ее и исцелил их. И мог ли оставить юную подвижницу без подкрепления на чрезвычайный подвиг ее Тот, Кто Сам в вертограде Гефсиманском благоволил быть укрепляем от Ангела на Свой крестный подвиг? Могла ли Его Божественная любовь оставаться хладною, когда верная раба Его за любовь свою к Нему жертвовала своею жизнью?

После такого пренебесного утешения, можете представить, братие мои, с какою радостью шла святая дева на новые мучения и на самую смерть. Ее – обнаженную – водили с поруганием по стогнам города, – самая утонченная жестокость со стороны мучителей, и самая невыносимая пытка для целомудренной девы; но Ангел Божий невидимо покрывал ее от бесстудных очей развратных язычников. Ее повесили потом на древе и строгали по ребрам железными когтями, опаляли огнем обнаженный ребра ее, отрезали сосцы ее и били молотом по главе. Все претерпела св. великомученица с мужеством и твердостью духа, с радостью в сердце, с молитвою на устах. Изнемогла, наконец, злоба мучителей пред мужеством и терпением св. девы; истощивший всю ярость свою и все средства мучения игемон осудил ее на посеченье мечом. Что ж жестокосердый отец? Он сам вызвался быть палачом ее. Больше ничего не мог сделать диавол со всею своею злобою, и более жестокого поражения не могло понести его коварство. Пред верою, мужеством и терпением слабой девы рассеялись как дым, все ухищрения и козни его. Победа великомученицы полная и совершенная, венец блистательный и славный, воздаяние на небе вечное и нескончаемое!

Чему поучает нас, братие, что проповедует в назидание наше высокий подвиг св. великомученицы? Проповедует одно, – любить Господа Иисуса Христа до смерти, не изменять Св. Евангелию и заповедям Его ни за что в мире, все терпеть и переносить для сохранения драгоценного залога веры и упования жизни вечной, не почитать ничего страшным, кроме гнева и суда Божия, жить на земле для неба и вечности, презирать и ни во что не вменять, когда нужно не только все земные сокровища, но и самое тело, самую жизнь свою, что бы сохранить свою душу в живот вечный. Кая бо польза человеку, аще приобрящет мир весь, душу же свою отщетит? Иже бо хощет душу свою спасти, погубит ю; а иже погубит душу свою Господа ради и Евангелия, той спасет ю. Аминь.

Слово надгробное⁵⁹

Ни что так не возмущает духа, как взгляд на гроб с бренными останками подобного нам человека; никакой гроб так не тяжел для взора, как тот, в котором вмещается прах юных летораслей человечества, кои, расцветши для жизни, посекаются рукою смерти, и никогда подобное зрелище не поражает столько сердца, как когда оно многократно повторяется перед взором. Невольно подъемелешь взор к небу, невольно силишься вопросить судьбы Божии: что сие еже о нас бысть таинство? Что и для чего жизнь наша, когда она пресекается иногда в самом начале? Что и кем управляется смерть, когда она посекает свои жертвы: как бы наугад и без разбора? Где любовь и премудрость, благость и правосудие Отца Небесного?

Верно, братие мои, не в том, в чем хотели бы их видеть мы. Верно, есть довлеющие причины, по которым благовременно бывает пожинать с нивы Господней и несозревшие, по нашему мнению, класы. Верно, есть важные цели, для которых нужно бывает многократно повторять пред нашим взором явления, подобный настоящему. Верно, и преждевременная, по нашему мнению, смерть юных для умирающих благопотребна, и для окружающих гроб их поучительна. Прикоснемся с благоговением к таинственной завесе, сокрывающей от нас тайну судеб Божиих о нас, прозрим верою в тайну жизни и смерти нашей, сколько открывает ее нам слово Божие!

Правда, с первого взгляда, ничто, по-видимому, не подвержено таким случайностями как жизнь человека. Целый полчища болезней, коих не успевает распознавать все искусство врачей, преследует человека от колыбели до гроба; тысячи родов смерти угрожают на каждом шагу нашей жизни; все – от грозного удара молнии до легкого дуновения ветра – может прервать ее неожиданно. Кажется, слабая трость, колеблемая ветром, безопаснее на своем корне, нежели человек среди враждебных ему стихий. Но при всем том, есть недремлющее Око, Которое хранит жизнь человеческую среди всех случайностей; есть Рука, которая направляет все случайные, по-видимому, события жизни нашей к определенной цели. Ибо не в руце ли Господни душа всех живущих и дух всякаго человека? Подлинно, в руку его и мы, и словеса наша, и всякий разум, и дел художество. У Отца Небесного не только лета и дни жизни нашей, но и все власи главнии изочтены суть. Значит, не иной кто, а сам Отец Небесный положивший времена и лета в Своей власти, назначает каждому время жизни, для кого сколько нужно. Он Сам воззывает каждого к Себе, когда нужно: изочтени суть и месяцы человека у тебе, – молится праведный Иов, – на время положил ecu и не преступит. Можно ли после сего назвать чью-либо смерть преждевременною, хотя бы она постигла кого в самом раннем возрасте? Нет, Всеблагий Отец Небесный, не хотяй смерти и самого грешника, не отозвал бы человека в другую жизнь, если бы для него лучше было оставаться здесь; Всеведующий и Премудрый не попустил бы никому умереть не во время.

Что же значит смерть юноши? То, что он, скончався в мале, исполни лета долга, т. е. что как бы ни казалась нам краткою жизнь его, сколь бы ни поспешно, по-видимому, постигла его смерть, он прожил много, именно столько, сколько нужно было прожить ему на земле.

В самом деле что есть жизнь наша? Это время нашего изгнанничества и странствования. И изгна Господь Бог Адама из рая сладости, говорится в книге Бытия человеча; – и с тех пор мы все потомки Адамовы, – не имамы зде пребывающаго града, чтобы в раскаянии искать грядущего; все по слову апостола, странники и пришельцы на земли; и все, рано или поздно, должны возвратиться отселе в Небесное Отечество единственным, а потому и неизбежными ни для кого, путем смерти. Кто скорее заслужил возврата в небесную отчизну, – для того милость и правда Божия сокращают время изгнания, если впрочем продолжение его не нужно для каких-либо особых целей Промысла: для грешников, прилепившихся к земле и забывших о небесном отечестве, милосердие Божие продолжает иногда время покаяния до последней меры долготерпения. Можно ли же сожалеть о том, что для некоторых время земного странничества сокращается, по милосердию Судии небесного? Должно разве скорбеть и воздыхать тогда, когда бы оно продлилось слишком долго увы мне, вопиет некий святой яко пришельствие мое продолжится? Когда прииду и явлюся лицу Божию?

Что есть жизнь наша? Это время воспитания нашего и приготовления к жизни вечной. Се же есть живот вечный говорит Сам Господь – да знают Тебе единаго истиннаго Бога, и его же послал ecu, Иисусa Христа. Итак, кто скорее познал Бога, стяжал живую веру в Искупителя, кто искреннее возлюбил Его; тот хотя бы жил мало, успел несравненно более, нежели живший долго, но мало приобретший для жизни вечной. Можно ли сожалеть о том, что юные являются иногда благоуспешнее мужей в науке жизни вечной, предваряют нас в обителях Отца Небесного, скорее нас поспешают из страны сеней и гаданий в страну созерцания Бога лицом к лицу, скончаваются вмале, заменяя духовным успехом лета долга? Должно скорбеть и болезновать тогда, когда мужи и старцы плотью не достигают и меры возраста младенчества о Христе.

Для чего умирают юные? Для того, что угодна бе Господеви душа их сего ради восхищаются от среды лукавствия; да не злоба изменит разум их, или лесть прельстит душу их. – В самом деле, сколько преткновений и опасностей угрожают добродетели человека на пути жизни? Юность, боримая собственными страстями; мужество, обременяемое житейскими попечениями и заботами; старость, подавляемая собственными недугами, – все может обременить, опутать, оковать, как бы цепями, и увлечь сердце человеческое в бездну суеты и крушения духа, где вместо ожиданных радостей слышатся одни вопли и стоны раскаяния, иногда слишком уже позднего. Ах, не часто ли первый шаг из состояния детства бывает уже шагом к пороку, и первый вихрь страсти увлекает сердце в погибель? И не бывает ли иногда одно горькое раскаяние плодом жизни долговременной? О, как многие из долго живших пожелали бы искренно, чтобы многие годы жизни их изглаждены были навсегда! Как многие с охотою возвратились бы в то состояние, когда сердце, не вкусившее горечи греха, не знает различия между добром и злом! И кто перед смертью не пожелал бы искренно соделаться младенцем о Христе? – Посему-то умирающие рано не блаженнее ли тех, коих Премудрость Божия оставляет на долго влачить скорбную жизнь? И смерть ранняя не большею ли частью благовременнее смерти поздней?

Так, без сомнения, и почивший о Господе, почил во время благопотребное, так что долее оставаться ему на земле было бы не безопасно. Последние дни жизни его свидетельствуют, что он и в краткое время жизни своей успел прибрести нужное для вечной жизни познание Единого Истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа, возжечь в непорочном сердце своем чистую любовь к Небесному Жениху душ наших, Господу Иисусу, с Которым возжелал ближе и теснее соединиться приобщением животворящего Тела и Крови Его. Жажда молитвы в предсмертные часы показывает мысль, отрешившуюся от всего земного и стремящуюся горе – к Отцу светов. К такой кончине, может быть, не приготовила бы его и самая продолжительная жизнь; а лучше христианской кончины можно ли и пожелать чего на земле?

Впрочем, об умерших Сам Дух Божии свидетельствует, что блажени мертвии, умирающии о Господе. Можем ли назвать себя блаженными мы, остающиеся в жизни? Их души в руце Божией, – как уверяет нас слово Божие. В чьих руках наши души? Ах, они могут быть и в руках мира, и в руках плоти и страстей плотских, и даже – страшно и помыслить! – в руках врага Божия, диавола, живи уловлены в свою его волю! – Усопшие скончали течение свое о Господе в вере и покаянии; – когда и как окончим свое земное поприще мы. – Увы, час смертный может постигнуть нас тогда, когда мы и не думаем о нем, восхитить нас такими, какими не желали бы видеть себя сами – тем паче явиться лицу Божию! Посему-то смерть собрата вашего не есть ли грозный глас Божий, напоминающие нам и о нашей смерти? И если уже несколько раз повторяется нам глас сей; то не есть ли это знак, что он не приемлется нами как должно, что память смертная, которую надлежало бы крепче всего хранить в своем сердце, только скользит по поверхности души нашей, не проникая внутрь ее, подобно как луч зимнего солнца скользит на поверхности льда, не сообщая ему теплоты, – что размышляя о многом – и нужном и не нужном, не довольно привыкли размышлять о необходимейшем в жизни – часе смертном? Правда, не легко заставить себя памятовать непрестанно о смерти в таком состоянии, когда приготовляешься только к жизни, и естественно размышляешь только о предстоящей жизни, – в такие лета, когда нить жизни нашей, теряясь в темной дали будущего, кажется как бы бесконечною. Но, други мои, сами видите, что смерть не взирает ни на возраст, ни на лета, что грозный глас Господень приходит к каждому, как тать в нощи, в день, в оньже не чает, и в час, в оньже не весть. Не подумайте, что ранняя смерть зависит или от рода болезни, или от неупотребления нужных средств, и что при внимательном охранении здоровья, ее можно и отдалить. Нет болезни, которая не могла бы сделаться смертельною, когда Господь повелит ей быть такою; ибо все они суть природные дщери смерти, и каждая ведет неминуемо к ней, когда попустит воля Божия. Какое же изобрел бы человек средство – воспротивиться воле Божией?

Впрочем и для жизни, если бы Господь продлил нам ее и до самых крайних пределов, нет лучшего напутия, как память смертная: и мы не можем вам дать лучшего совета и наставления для жизни, в которую готовитесь вступить, как тот, который преподает вам Отец Небесный чрез сей гроб собрата вашего. Напечатлейте образ сего гроба глубже в своем сердце; полагайте чаще мысленно самих себя на месте почившего собрата своего: – вот лучшее поучение на всю жизнь и лучшее средство удержать себя на пути закона Божия во всех обстоятельствах, какие ни встретили бы вас в жизни. Восстанет ли собственная плоть войною на дух? Положите ее мысленно в гроб и смотрите: что осталось с красотою, по образу Божию созданною? Она является здесь безобразною и бесславною, неимущею вида ни доброты, а чрез несколько дней явится тлением и прахом! Можно ли поработить бессмертный дух земной персти, заставить угождать плоти, которая, обращая все в тление, сама наконец обращается в прах? Попустит ли Премудрость Божия подвергнуться внешним бедствиям и скорбям – от мира и диавола? Представьте себе гроб, который сокрывая нас в землю, избавляет от всего, что происходит на поверхности земли; помяните смерть, которою оканчивается все – и радость и скорбь, и печаль и веселие; – и волны скорби раздробятся, как о скалу, о память смертную, и мрак печали рассеется от мощного дуновения ангела смерти. Видите, как покойно чело лежащего во гробе: ничто в свете не нарушит сего таинственного покоя! Пусть восколеблется весь мир; он не вострепещет, не ужаснется, останется так же покоен и неподвижен, как теперь. Окружит ли вас благость Божия дарами счастья земного? – Поминайте, непрестанно поминайте, смерть и гроб, которые разлучают нас со всем; – и обольщение благ земных исчезнет в душе вашей, как исчезает тень при появлении света, не отвратит вашего сердца от служения Творцу к служению твари, не вовлечет в идолопоклонство корыстолюбия. Видите, как тесно в гробе! ничего нельзя взять сюда с собою; а если бы что взяли, то все обратилось бы в прах. Один крест, – вот что мог взять с собою ваш собрат! прочее все – великое и малое, многоценное и малоценное – осталось здесь! Носите усердно крест Господень в жизни, – и он сойдет с вами в могилу и по смерти; прочее все, что бы ни приобрели в жизни – останется здесь и оставит вас в час смерти!

Все останется; что ж пойдет с вами? Пойдет совесть, ея же в мире ничтоже нужнейши. Храните ее, как зеницу ока, ибо лучше лишиться очей телесных, нежели потерять духовное око – совесть. – Пойдет чистота или нечистота души и сердца: первая привлечет к нам благоволение Отца Небесного и св. Ангелов, – последняя соединит с духами нечистыми и отверженными. Пойдут, наконец, дела – добрые и злые: все, что сделаем доброго для человечества, Господь вменит в услугу Себе, и вознаградит сторицею; все, что сделаем худого ближним нашим, Господь вменит в обиду Себе, и воздаст огнем неугасимым. Вот сокровища, которые да даст Господь приобрести нам всем, как напутие в час смертный. Аминь.

Феофан, епископ Тамбовский

Слово на Рождество Христово⁶⁰

Слава Тебе, Господи! – Дождались мы и еще светлых дней Рождества Христова: повеселимся теперь и порадуемся! – Святая Церковь нарочно для того, чтоб возвысить наше веселие в дни сии, учредила пред ними пост – некоторое стеснение, чтоб вступая в них мы чувствовали себя как бы исходящими на свободу. При всем том, однако ж, она никак не хочет, чтоб мы предавались услаждению только чувств и удовольствиям плотским. Но исстари наименовав дни сии Святками, требует, чтоб самое веселие наше во время их было свято, как святые дни. Чтоб не забылся кто веселясь, она вложила, в уста нам краткую песнь во славу Христа Рождшегося, которою остепеняет плоть и возвышает дух, указывая ему достойные дней их занятия: Христос рождается – славите и проч. Славьте же Христа, – и славьте так, чтоб сим словословием усладилась гортань, душа и сердце и тем заглушился позыв ко всякому другому делу и занятию, обещающему какую-либо утеху.

Славьте Христа. Это не то, что – составляйте длинные хвалебный песни Христу. Нет… Но, если, помышляя или слушая о рождестве Христа Спасителя, вы невольно из глубины души воскликнете: слава Тебе, Господи, что родился Христос; этого и довольно. Это будет тихая песнь сердца, которая пройдет, однако ж небеса и внидет во уши Божии. Воспроизведите немного пояснее то, что совершено для нас Господом, и вы увидите, как естественно ныне нам такое воззвание. Чтоб это было для вас легче, приравняйте к сему следующие случаи. Заключенному в темнице и закованному в узы царь обещал свободу… Ждет заключенник день, другой, ждет месяцы и годы… не видит исполнения, но не теряет надежды, веря цареву слову. Наконец, показались признаки, что скоро; внимание его изощряется, он слышит шум приближающихся с веселым говором; вот спадают запоры дверей – и входит избавитель. Слава Тебе, Господи! восклицает невольно узник. Пришел конец моему заключение, скоро увижу свет Божий! –Другой случай. Больной, покрытый ранами и расслабленный всеми частями переиспытал все лекарства, и много переменил врачей. Терпение его истощилось, и он готов был предаться отчаянному гореванию. Говорят ему: есть еще искуснейший врач, всех вылечивает, и именно от таких болезней, как твоя; мы просили его, обещал прийти. Поверив, больной возникает в надежде и ждет обещанного… Проходит час, другой, более, беспокойство снова начинает точить душу… Под вечер уже кто-то подъехал… идет… отворилась дверь, – и входит желанный… Слава Тебе, Господи! вскрикивает больной. Вот и еще случай. Нависла грозная туча, и мрак покрыл лице земли; гром потрясает основания гор и молнии прорезывают небо из края в край: от этого все в страхе, будто настал конец мира. Когда же потом гроза проходит и небо проясняется, всякий, свободно вздыхая говорит: слава Тебе, Господи!

Приблизьте сии случаи к себе и увидите, что в них наша история. Грозная туча гнева Божия была над нами… Вот пришел Господь – Примиритель и разогнал тучу сию. Мы были покрыты ранами грехов и страстей. Вот пришел Врач душ, – и исцелил нас… Были мы в узах рабства… Вот пришел Освободитель и разрешил узы наши… Приблизьте все сие к сердцу своему и воспримите чувствами своими, и, думаю, не можете удержаться, чтоб не воскликнуть: слава Тебе, Господи, что родился Христос! – Услышал сию весть отец Предтечи – Захария и воззвал: благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление людем своим, и воздвиже рог спасения нам и проч. (Лк.1:68). Услышала Пречистая Дева, и воспела: величит душа моя Господа; и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем (Лк.2:46): Услышала Елисавета и младенец во чреве ее… и возрадовались. В самый же час рождения Господня небо все подвиглось на славословие, и всякая тварь – разумная и неразумная. Пастыри, волхвы, Симеон праведный и Анна пророчица воспели славу, Богу Рождшемуся, восприяв сердцем, что рождением Своим Он сотворил избавление людям. Воспримите и вы сие чувством, и возрадуется сердце ваше, и радости сей достанет вам не на эти только дни, но и на всю жизнь, – такой радости, при которой не захотите искать других радостей, и если сами придут, будете встречать их и останавливаться на них мимоходом, как на деле придаточном и случайном, если не излишнем.

Не усиливаюсь словом моим привить к вам такую радость, это не доступно ни для какого слова. Дело, совершенное Господом Рождшимся, касается каждого из нас. Вступающие в общение с Ним, приемлют от Него свободу, врачество, мир; – обладают ими, и вкушают сладость их. Тем, кои испытывают их в себе, незачем говорить: радуйтесь…, ибо они не могут не радоваться, а тем, кои не испытывают – что и говорить: радуйтесь; ибо они не могут радоваться. Связанный по рукам и ногам, сколько ни говори ему: радуйся избавлению – не возрадуется; покрытому ранами грехов, откуда придет радость уврачевания? Как вздохнет свободно устрашаемый грозою гнева Божия? Таковым можно только сказать: пойдите вы к Младенцу повитому, лежащему в яслях, – и ищите у Него избавления от всех обдержащих вас зол, ибо это Спас мира Христос.

Желал бы я видеть всех вас радующимися сею именно святою радостью и не хотящими знать других радостей. Но не все сущие от Израиля суть Израиль. Начнутся и у вас увеселения пустые – буйные, разжигающие похоти: глазерство, кружение, оборотничество. Любящим сие сколько ни говори: укротитесь, – они затыкают уши свои и не внемлют, – и всегда доведут светлые праздники до того, что заставят милостивого Господа, отвратить очи Свои от нас и сказать, мерзость Мне все эти празднества ваши. И на деле так есть, что многие из наших увеселений общественных суть воистину мерзость языческая, т. е., одни прямо перенесены из языческого мира, а другие, хотя и позже произошли, пропитаны духом язычества. И как будто нарочно они изобретаются в большом количестве в дни Рождества и Пасхи. Увлекаясь ими, мы даем князю мира – мучителю своему, противнику Божию, повод говорить к Богу: – что сделал Ты мне рождеством Своим, воскресением?!.. все ко мне идут! Но, братие, чаще да проносятся в глубине сердца вашего слова 50-го псалма, что оправдится Господь во словесех Своих и победит, внегда судити Ему.

Нас увлекает просвещенная Европа! Да там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие. И оттуда уже перешли они к нам и переходят. Дохнувши этим чадом адским, мы кружимся как помешанные, сами себя не помня. Но, припомним 12-й год. Зачем это приходили французы?.. – Бог послал их истребить то зло, которое мы у них переняли дотоле. Тогда покаялась Россия, и Бог помиловал ее. Но вот, кажется, начал забываться тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему. Это не пустые слова, но дело, голосом Церкви утверждаемое, как ныне же услышите вы в молитве на молебне. Выдайте, что Бог поругаем не бывает, и ведая сие веселитесь и радуйтесь во дни сии со страхом. Освятите светлый праздник святыми делами, занятиями и увеселениями, чтоб все, смотря на нас, сказали: у них Святки, а не буйные какие-нибудь игрища незнающих Бога – нечестивцев и развратников. Аминь.

Из слова на Успение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы

Празднуем ныне Успение Пречистой Владычицы Богородицы, или блаженный исход Ея из сего жития, коим представилась Она в живот, – Мати сущи живота. Исход сей напоминает нам о нашем исходе, наш исход – о нашем входе в жизнь сию. – Так воображаются в уме нашем две двери, – одна дверь стоит в начале нашего жития, – это дверь рождения, а другая дверь в конце оного, – это дверь смерти. Между сими двумя движется до бесконечности разнообразная жизнь человеческая. – Подымитесь мысленно выше земли и посмотрите оттуда на всех сынов человеческих, посмотрите пристальнее, и вы не можете удержаться от вопроса: что значить все сие? как все и для чего так строится?

Многие теряли ум, решая сей вопрос. А св. вера решает его просто, давая, однако же, нам самый полный – успокоительный ответ. Она говорит, что земная жизнь наша есть начало нашей бесконечной жизни и необходимое средство к приобретению вечного блаженства. – В каком бы виде жизнь ни являлась на земле, всякая ведет к сей цели, если только живущие будет внимать себе.

Взойдите к началу человечества. Первое, что увидите, есть то, что нашей жизни не следовало быть такою, какова она есть. Мы создали ее сами для себя такою падши в прародителях. В раю бы рождались мы, – в раю бы жили. Был бы исход у нас тогда, не знаем; и, если б был, мы не можем определить, каков бы он был. Рай потерян. То, чем бы мы рождались в раю, станут теперь достойные того, уже по смерти, и окончательно по воскресении и втором пришествий. А эта жизнь, полная немощей, несовершенств, падений, скорбей и всякого рода неудобств, – эта жизнь, прибавлена нам, как поприще очищения, испытания и заслужительного труда. Остановимся на сей мысли: жизнь сия дана, чтоб очиститься и трудом доброделания заслужить блаженство вечное. Как ни не светла она, но Господь призирает на нее с высоты. Трудись, работай Господеви по силе, и труд твой во времени будет отплачен тебе блаженством вечности.

Все же трудись, скажет иной, все же работай Господу по силе; но что могу я сделать, – бедный, больной, безвестный? –В том-то и утешение, что какова бы ни была жизнь, как мало вещественных средств ни представляла бы она, всякий может творить дела, ценные пред очами Божиими и достойные награды в вечной жизни.

Ценность и достоинство дел Господь определяет возможностью творить их, или состоянием человека и расположением духа, с какими они творятся. За тем и определен такой необъятный круг доброделания, – дело, слово, помышление. Не можешь делом делать добро, сделай его словом: не можешь словом, делай его помышлением.

Кто неспособен к чему-нибудь из сего? – Да и дел добрых кто не может творить? – Чашу студеной воды подать кто не может? – Но и это дело видит Господь и ценит. Вдовица бедная две лепты подала на храм, а Господь так оценил дело ее, что поставил его выше всех других. Так Господь успособил нам доброделание. Не смотри на то, что ты не богат, нездоров, незнатен, и не говори: «когда бы я был богат, знатен, славен, то наделал бы столько добра»; а на то только смотри, какое твое состояние представляет способы к добру, и их употребляй в дело. Люди счастливые более могут делать добра, им больше и надо творить его, и с них больше взыщется. Но и ты, ниже их стоящий по всему, можешь с своими скудными средствами делать добро не менее ценное, равно как подлежать ответу не менее строгому. Все определяется силами, кои даны от Бога на добро. Почему и заповедано: твори по силе. Надо только понимать сие – по всей силе, – чтоб не было поблажки лености и своекорыстию.

Есть мудрецы, кои из всех сил бьются, чтобы уровнять людей. И никогда, конечно, сего не достигнут. А Господь – Промыслитель без труда уравнивает их, но не состоянием, а плодами дел и оценением их. Он и счастливого меньше оценит, когда он не вполне обращает свои широкие средства на добро, а живущего в низкой доле поставит выше его, если он свои тесные способы обращает все во славу Божию. В сем едином законе промышления Божия все утешение наше. Восприми всякий мыслью и сердцем сей закон и благодушно трудись в кругу своем, не смотря на то, каков тот и каков этот. – Себе разсуждай (1Кор.11:32; 2Кор.13:5). Себе смотри под ноги и всякий встречающийся случай обращай на добро. Мыслью своею перейди в загробное состояние и смотри: блаженство там уготовано и тебе последнему, как и всем первым. Трудись, и Господь не забудет труда твоего малообъятного, наравне с трудами обширными. Хоть бы ты не имел ни рук, ни ног и валялся где-нибудь в невидном угле, и то не заграждает тебе входа в блаженство; только не торгуй собою, терпи благодушно и благословляй Бога.

Иные сидят и думают: «если б я имел то и то, я бы то и то сделал. Кто знает, сделал ли бы ты что, если б был состоятельнее; и то несомненно верно, что, мечтая так можешь пропустить случаи на добро, кои у тебя под руками, и за то подлежать ответу. Господь лучше нас знает, кому что дать. Вот если б Господь ценил нас по одним способам к добру, можно бы еще помышлять о сем: а то Он судит не по одним способам, а по употреблению их. Благий рабе, ты в малом был верен, вниди в радость Господа твоего (Мф.25:23). Это говорил Он о тех, кои малые свои средства обращают на добро.

Таковы намерения Божии в устроении разнообразной участи нашей на земле! Сознавши ценность всякого нашего положения на земле пред очами Божиими, – и успокоясь всецело относительно временной своей участи в воле Божией, будем благодушно тещи путем определенной нам жизни, заботясь только о том, чтобы сделать все добро, ожидаемое от нас Господом, не пропускай ни одного случая, и Милосердый Господь воздаст нам по всей широте нашего усердия в работании Ему не стесняясь долею, какая выпала нам здесь на земле.

Благослови, Господи, всем настроиться так. Аминь.

Слово в Неделю всех святых

Всех святых воспоминает Св. Церковь вслед за Пятидесятницею, во свидетельство и указание плодов сошедшего на землю Св. Духа. Неплодна была земля святостью. Благодатью же Духа Святого напоенная, обильно начала плодоприносить ее во утешение Домовладыки всякой твари. Как вода живая и здоровая, где ни протечет, везде возбуждает растительность по роду земли и страны; так благодать Духа, куда ни проходила, везде восставляла Господу людей совершенных в разуме и добросердечии. Четырьмя потоками текла вода из рая земного и напояла всю вселенную. Во все четыре страны св. апостолы – сосуды Св. Духа принесли обильные потоки благодати Его, напоили жаждущие души и возрастили в них всякого рода добродетели.

Все сии одухотворенные внушениям Духа последовавшие и в путях Его ходившие, как новонасаждения масличные, перенесены и пересажены с земли на небо и там составляют прекрасный, рай небесный, в коем почивает Триипостасный Бог. Во главе всех Пречистая Владычица Богородица, за нею св. апостолы и пророки, далее св. мученики, пастыри и учители, девственники и девственницы, преподобные отцы и матери и все другие лики святых. Сей-то рай духовный живописует нам ныне Св. Церковь, да обоняет всяк по силе своей благоухание его, и желанием да возжелает достигнуть того, чтоб удостоиться и самому быть пересаждену в блаженную страну ту.

Как у домовитого хозяина, кроме сада настоящего, бывают еще рассадники и теплицы, где возращаются у него разные дерева и цветы для большого сада; так и Господь благоволил устроить. Настоящие его сад духовный – на небе и состоит из всех святых – чистых и совершенных. Подращаются же и подготовляются для того сада духовные леторасли в земной его теплице, или рассаднике – Св. Божией Церкви. Тут у Него приставлены садовники, которые ходят за дающими росток душами, поливают их, обрезывают, окапывают и охраняют. Те, кои успевают подрасти и окрепнуть, пересаждаются в небесный сад. Те, кои не подрастают и не поддаются действиям возращающим, как безжизненные и сухие, извергаются вон.

Такова и наша участь! Или будем пересаждены в небесный сад, или извержены вон, как негодные. Мы уже в теплице Божией, в животворном рассаднике Св. Церкви. Благодать Духа Святого всесторонне и разновидно объемлет нас. И воды напояющей, и света освещающего, и теплоты, согревающей много вокруг нас. Можно сказать о нас словом пророка: мы древо насажденное при исходищах вод.

Древо, насажденное при исходищах вод, плод свой дает во время свое, и лист его не отпадает. Оно вечно юно и плодоносно. Так всегда с древом. Но не всегда так с нами! Древо несвободно, и непременно растет, цветет и плодоприносит, когда окружено тем, что благоприятствует растительности. А душа свободна, и несмотря на то, что окружена всем благоприятствующим духовному ее расцветанию и ращению, может оставаться сухою, безжизненною и бесплодною, потому что все то может не принять и воспротивиться тому. Свободою своею она отверзает в себе вход духовным влияниям, кои вошедши производят в ней духовное ращение, и свободою своею она так может замкнуться в себе, что не дает входа в себе никакому действию духовному и, оставаясь отдельною от источника духовного оживления, будет иссыхать, чахнуть и замирать.

Так в Церкви Божией все готово к оживленно нашему и соделанию нас цветоносными и плодоносными. Но соделываются действительно таковыми только те, кои свободно приемлют все, что заповедал Господь во св. Своей Церкви, и самоохотно желательным сердцем подчиняются тому. Хочешь быть духовно растущим, восприими все заповедуемое и содержимое Церковью. Заповедуется догмат, приими догмат, как бы он ни был выше меры твоих человеческих соображений. Дается заповедь, подчинись ей, как бы ни была она противна твоим личным настроениям. Учреждены службы Божия, участвуй в них, и их порядку и времени подчиняй свое занятие и дела житейские. Дано духовное отчество и руководство, не чуждайся его и как огня бегай самоуправства и самочиния в духовных занятиях своих и подвигах. И во всем так: назначен пост, постись; велят говеть, говей, велят исповедаться и причаститься, исповедайся и причастись, и проч.

Кто так самоохотно всему покоряется, тот ставит себя в положение обильно напояемого живительным потоком благодати Св. Духа. В Церкви Божией все исполнено силы Божией, и чего ни коснись, отовсюду получишь сию силу Божию, только касайся с верою, без размышления, самоохотно. Те, кои всю жизнь свою устрояют по указанию Св. Церкви, и ничего не позволяют себе делать противного внушениям ее, находятся под постоянным притоком Божественных сил. И они-то суть воистину древа насажденный при исходищах вод. Исполняясь сил духовных, они растут, крепнут, совершенствуются и, по окончании земного поприща подобно древам, подросшим в рассаднике, пересаждаются в небесный рай. Напротив, холодные к Церкви, чуждающиеся ее, поблажающие своенравию ума своего и своих желаний, порабощенные бездейственному совопросничеству, заключают все входы свои и, не приемля оживляющих действий Духа, замирают и иссыхают, и сами себя готовят в сожжение. Вокруг их все цветет, а они сохнут, хоть думают, что они только и живут. Они в себе хотят найти источник оживления и вместо того находят умерщвление. Не хочу, говорит, верить. Что сам узнаю, то и признаю истинным, и впадает в ложь и заблуждение. Не хочу подчиняться писанным заповедям; природа мне закон, и впадает в похоти различные и страсти бесчестия. Не хочу подчиняться стороннему руководству: я и сам разум имею, и исполняет собою приговор Премудрого; им же несть управления падают аки листвие. Не хочу подчиняться чинам Церкви, мне некогда, и они излишни и время свое тратит на пустые обычаи мира растлевающие. Так и во всем. И бывает уделом сих самоумников и самоуправников своенравных ложь, заблуждение, страсти и похоти злые, а наградою безотрадно томительное, присножаждущее состояние духа не удовлетворенного. Они осязательно сохнут и чахнут, хоть живительные источники тут же вокруг их.

Вот две участи пребывающих в рассаднике Церкви Христовой! Церковь действительно возращает для вечной жизни всех покаряющихся ей; а не покоривые иссыхают, как хворост и терны. Сие ведая, поревнуем первым, отвращаясь от нрава последних, и Господь благодатью Своею несомненно восприимет нас в небесный рай в сожительство святых Своих, их же молитвами и да сподобит Он сего всех нас. Аминь.

Павел, архиепископ Казанский

Слово в день Преображения Господня

И преобразися Иисус пред ученики своими, и просветися лице Его, яко солнце; ризы же Его быша белы, яко снег (Мф.17:2).

Торжествует и радуется христианин, празднуя преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа, и как много оснований для торжества и радости, и побуждены к ним в преображении Господнем! Тверда, непоколебима, успокоительна становится и наша вера во Христа, и наша надежда во Христе на блаженство вечное, когда мы переносимся духом на Фавор, и делаемся свидетелями преображения Христова. Здесь о божестве Христовом свидетельствуют и преображение Его (2Пет.1:17), и Моисей и Илия, своим присутствием на Фаворе напоминающие и как бы представляющие ветхозаветных пророков и их верные и ясные пророчества о Божестве Христовом (2Пет.1:19), и глас, пришедший к Иисусу Христу от велелепной славы: Сей есть Сын Мой возлюбленный о Нем же благоизволих (2Пет.1:17): какие незыблемые основания для нашей веры в Господа Иисуса Христа! Преобразившийся на горе не преобразит ли некогда и «уничиженное тело наше, так что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет себе все» (Флп.3:21)? – Каким же незыблемым основанием для нашей надежды на блаженство и славу вечную служит преображение Господне! Торжествуя при воспоминании сего радостного события, христианин не предвкушает ли радостно свое славное преображение в вечности, и потому может ли не предаваться живейшей радости?

С радостью и предвкушает христианин надеждою будущее славное преображение свое. Но какая радость, какое торжество – самым делом сподобиться славного преображения, и вместе с ним блаженства нескончаемого! Радость, которую чувствует человек, переходя из темницы в светлые чертоги, из состояния заключения и уничижения в состояние свободы и высшей земной славы, – как ни велика эта радость, – может дать только смутное понятие о той радости, которую вкусит человек, когда из здешнего уничиженного, рабского состояния перейдет в свободу славы чад Божиих. Как же вожделенно для человека славное преображение его и как оно стоит того, чтобы человек чаще о нем думал и употреблял все свои усилия к тому, чтобы сподобиться его!

В существе, соединяющем в себе две стороны – духовную и телесную, – преображение внешнее происходит не иначе, как в связи с преображением внутренним. Только тогда, когда вследствие собственных усилий человека, или вместе вследствие и постороннего влияния, происходит важная перемена в состоянии души его, – когда он успокоительно разрешил для себя какие-либо важные вопросы, долго занимавшие его ум, и сосредоточивавшие на себе все его внимание, когда он победоносно окончил борьбу со своими страстями и твердою стопою стал на стезю самоотвержения и нравственного преуспеяния, когда преобразовал к лучшему господствующее настроение своего сердца, – только тогда, когда совершаются подобные важные перевороты, или какие бы то ни было изменения в душе, происходит более или менее важные перемены и во вне, во взоре лиц и во всем человеке. Постоянный опыт свидетельствует, что именно по этому закону совершается естественное преображение человека. Именно за преображением внутренним следует обыкновенно преображение внешнее. Вял и тускл взор человека, и весь человек, когда поражены слепотою, или смежены очи ума его, когда он вовсе не понимает тварей, окружающих его, и не знает Творца своего. Мрачен взор человека, весь человек, когда мрачно настроение ума его, когда везде и все для него – мрак, зло. Но просветляется умственный взор человека, начинает он понимать и познавать Творца и тварь, и приобретать убеждения ясные, успокоительные: – вместе с преображением ума преображается и весь человек: светлеет сначала его взор, светлеет вместе с ним и весь человек. Мрачен, как туча, взор человека в состоянии гнева, ненависти, зависти; мрачен, как ночь, взор человека, овладеваемого отчаянием, проводящего жизнь свою в злодеяниях, преданного пороку. Но сделается на душе у него ясно, – постарается человек стяжать кротость, благодушие, мир, любовь, радость, оставить порочную жизнь, и начнет вести жизнь добродетельную; – сделается ясным и взор человека, преобразится вместе с ним и весь человек. Так всегда внешнее преображение человека естественное находится в связи и соответствии с внутренним его преображением. По тому же, в известных отношениях, закону совершалось и преображение Христово; по тому же закону происходит благодатное преображение, и предуготовляется последнее славное преображение и каждого христианина. Если христианин желает себе преображения внешнего, то он должен сначала преобразиться внутренне. Если он желает сподобиться преображения, подобного преображение Господа нашего Иисуса Христа, то должен поставить себя внутренне в состояние, подобное, по возможности, состоянию Господа пред славным преображением. Обстоятельства, при которых совершилось преображение Богочеловека, покажут христианину, в каком состоянии находился Иисус Христос пред Своим преображением, и вместе с тем укажут, при каких условиях может совершиться преображение и самого христианина, подобное преображению Господа нашего Иисуса Христа.

Славное преображение Господа нашего Иисуса Христа совершилось в период времени, когда душа Его особенно была занята мыслью о страданиях и крестной смерти Его. Так заставляет думать Евангелие, евангелисты единодушно и потому, очевидно, с намерением поставляют Преображение Иисуса Христа в связь с беседою Его о кресте, который по примеру Христа должен взять на себя каждый последователь Христов (Мф.16:24–28 сн.17:1; Мк.8:34–38 сн.9:2; Лк.9:23–28). Св. Лука, сверх того, говорит, что во время самого Преображения Христова, Моисей и Илия явишася во славе, глаголаста исход Его, егоже хотяше скончати во Иерусалиме (Лк.9:30–31). Очевидно, мысль о кресте была господствующею мыслью Богочеловека пред временем и во время самого Преображения Его на Фаворе, и имела весьма важное влияние на преображение Его. Что же общего между крестом и преображением, между крайним пределом уничижения и величайшим прославлением? Могла ли мысль о кресте содействовать преображению? Как из мрачной тучи исходит яркая молния, как из-за темного облака появляется во всем блеске солнце: так за мыслью Господа о кресте, за решимостью подъять его на рамена Свои, естественно было следовать преображению Христову. Когда человек решается на трудное и опасное дело, когда он обрекает самого себя на смерть для какого-либо высокого предприятия: его ждет участь мрачная, а между тем взор его ясен, на лице его – восторг от сознания, что он совершает высокое, благородное дело. Подобное сочетание света и мрака, восторга и скорби нигде так не естественно, как при кресте Христовом. Дивно ли дело просветиться лицу Иисуса Христа, как солнцу, когда Он, обрекши Себя на смерть крестную, помышлял о том, какой подвиг послушания Богу Отцу, самоотвержения и любви к человечеству готовился совершить Он; какие неисчислимые, благотворные последствия должна была повлечь за собою крестная смерть Его? Дивно ли было Божеству Иисуса Христа во всей славе открыться в человечестве Иисусовом, просветить и лице и ризы Его, когда Иисус Христос по Своему человечеству решился подъять на рамена Свои дело вышечеловеческое, и явил в Себе любовь и силу Богочеловека? Так близко между собою крест и преображение: «Иисус Христос, будучи Богом, хотя равенство с Богом и не считал хищением, но уничижил Самого Себя, приняв образ раба, соделавшись подобным человеком и по виду став, как человек, смирил Себя, быв послушным даже до смерти и смерти крестной. По сему и Бог Его превознес и дал Ему имя выше всякого имени» (Флп.2:6–9).

В такой же связи находится и наше преображение с нашим крестом, в какой находилось Преображение Христово с крестом Христовым. Только при постоянном памятовании о кресте своем и постоянном безропотном несении его, совершается наше благодатное преображение здесь и предуготовляется последнее славное преображение наше на небе. Плоть противится духу и господствует над духом: – таково состояние человека естественного. Это господство плоти над духом обнаруживается в уме слепотой, в воле и сердце испорченностью и развращением. Душевен человек не приемлет, яже Духа Божия юродство бо ему есть и не может разумети, зане духовне восстязуется (1Кор.2:14). Он не разумевает и не ищет Бога (Пс.13:2); в отношении к Боговедению он – ложь (Рим.3:4). Так обнаруживается господство плоти в уме человека, обнаруживается непониманием Божественной истины, неверием, противлением ей, отвержением, тьмой заблуждений и лжи. От сердца человека душевного исходят помышления злая: убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы (Мф.15:19 сн. Гал.5:19–21), и приводятся в исполнение волею, при посредстве тела. Так обнаруживается господство плоти в: сердце, воле и теле человека, – обнаруживается делами нечистоты, злобы, вражды, убийствами, бесчинствами (Гал.5:19–21). Как же может совершаться и совершается преображение человека душевного в человека духовного? При посредстве креста, слагающегося из тяжких трудов самоисправления и самоусовершения. Как совершается «обновление человека духом ума своего, и облечение в нового человека, созданного по Богу в правде и преподобии истины» (Еф.4:22–24)? Болезненным отложением ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных (22). Это отложение состоит в том, что человек принуждает себя видеть в слове крестном, доселе казавшемся ему юродством, силу Божию (1Кор.1:18), во Христе растпятом – Божию силу и Божию премудрость (24), познавать Бога Истинного и все существующее во свете и разуме, данном Иисусом Христом (1Ин.5:20), принуждает себя, отложивши ложь, говорить только истину (Еф.4:25). Как совершается преображение сердца и воли человека? Распятием плоти со страстями и похотями (Гал.5:24). Именно крестным путем лишений, самоотвержения и борьбы с страстями и похотями плоти человек доходит до того, что сердце его из исходищ зла делается источником добра, и начинает помышлять только о том, и прилепляться только к тому, «что истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достохвально, что только составляет добродетель и похвалу» (Флп.4:8). Кровавым потом, слезами, неусыпным трудом самоисправления и самоусовершения возращаются в душу человека плоды духовные – любовь, радость, мир, долготерпенье, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22,23). Так благодушное и твердое несение человеком креста своего сопровождается благодатным преображением человека, и предуготовляет последнее славное преображение его – в то блаженное время, когда праведницы просветятся яко солнце в Царствии Отца (Мф.13:43).

Всякого рода преображение человека совершается при посредстве его собственных усилий; но не одними только его усилиями. Человек находится в постоянной зависимости от высшей воли Божественной, по мановению которой все в мире совершается, и в постоянной, неразрывной связи со всем существующим и в особенности с окружающею его разумною средою. По этой зависимости и связи и Творец, и твари имеют то или другое влияние и на душевные его перемены, и на следующие за ними перемены телесные. Подобного рода влияние отразилось на самом Преображении Господа Иисуса Христа; под подобным же влиянием совершается и наше благодатное преображение и предуготовляется преображение славное.

Преображение Господа нашего Иисуса Христа совершилось во время молитвенного единения Его с Небесным Отцом Своим (Лк.9:29). Так и преображение Того, Кто Сам – Свет Истинный (Ин.1:9), Кто Сам – Сияние славы Отчей (Евр.1:3), – совершилось при участии Отца Светов (Иак.1:17), Пламень молитвы Господа Иисуса Христа и свет естества Бога Отца соединились в душе Богочеловека, и облистали светом и душу, и лице, и ризы Его. Преображение Господа Иисуса Христа совершилось при собеседовании Его о кресте Своем с Моисеем и Илиею (Лк.9:30,31), – ревностнейшими и пламеннейшими пророками Ветхого Завета: если чья, то их беседа о кресте была сильна и возбудить, и поддержать в Господе Иисусе и пламень молитвы, и восторг души Его. Так если не для Себя, то для нас, – чтобы оставить нам образ, Господь Иисус допустил участие в Своем преображении великих мужей Завета Ветхого, как пред чашею страданий Он принял утешение и ободрение от Ангела.

Участие в нашем преображении не только Бога, но и людей совершенно необходимо. Как естественное, так и благодатное преображение наше необходимо происходит при помощи и содействии ближних наших. При помощи родителей и воспитателей раскрывается в нас самосознание, и мы вступаем в действительное обладанье бесценным сокровищем разумности. Общество, в котором мы вращаемся, обогащает нас знаниями, воспитывает в нас известные убеждения и нравственный правила, и содействует нашему постепенному развитию и усовершенствованию. Совершенно подобно естественному преображению человека совершается, под влиянием же людей, и преображение его благодатное. Служители слова Божия словом благовеста призывают нас к новой благодатной жизни; строители тайн Божиих рождают нас в нее и потом те и другие словом Божиим и таинствами постоянно поддерживают и усовершают нас в жизни по духу Христову. И не иначе, как под влиянием других людей, может успешно совершаться благодатное преображение наше. Царство Христово устроено подобно телу. В теле известный член, свойственным ему образом служа во благо всего тела и других членов в отдельности, сам нуждается в служении других членов – для жизни и благосостояния своего. Ни один член тела не может существовать и жить полною жизнью один, независимо от других членов: в отдельности от них он умирает и гибнет. Тоже и с членами Царства Христова. Каждый член его в своей духовной жизни и благосостоянии завысит от других членов: ни один член сего Царства не получил во всей полноте всех даров Духа, нужных для полноты жизни духовной. Для образования и сохранения духа любви и единения между членами – различные дары, различные служения и действия разделялись и разделяются между всеми: «одному дается Духом слово премудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера тем же Духом; иному дары исцелений тем же Духом; иному чудотворение; иному пророчество; иному различение духов; иному разные языки, а иному истолкование языков» (1Кор.12:4–31). Каждый восполняет в другом то, чего не дано ему и сам получает восполнение от него; и – только под этим условием все тело Церкви живет полною, здоровою жизнью. При таком устройстве церковного общества, естественно, наше благодатное и последнее славное преображение может совершаться только при помощи других людей, – при их вразумлении, ободрении и восполнении недостающего у нас. Вразумление, ободрение, пример и содействие людей, опытных в духовной жизни, помогают нам твердо, мужественно и правильно нести крест свой, и путем крестным достигать своего преображения.

Но как ни важны для нашего преображения наши собственные усилия и помощь других людей: они ничтожны без участия в сем преображении Бога, без Его всесильной помощи. К чему привели бы человека усилия его обновиться духом ума своего и облечься в нового человека, созданного по Богу в правде и преподобии истины, если бы Бог не спас нас по Своей милости банею возрождения и обновления Св. Духа (Тит.3:5), если бы Он не открыл нам сокровеннейших тайн Своей премудрости (1Кор.2:9–11)? Как воссоздание, обновление нашего ума возможно только для Творца и невозможно для нас самих; так и откровение тайн Божиих возможно только для Духа Божия, – единого знающего Божие (1Кор.2:11). Какую пользу принесли бы человеку усилия его исправить сердце и волю и очиститься от грехов, если бы Сам Господь не очистил Себе люди избранны (Тит.2:14), очистив грехи людские (Евр.2:17) банею водною (Еф.5:26) и потом постоянно очищая кровью Христовою совесть нашу от мертвых дел (Евр.9:14)? Как мог бы человек торжествовать над своими страстями и вести жизнь святую, благочестивую, – если бы Божественною силою не было ему даровано все, потребное к животу и благочестию (2Пет.1:3)? Так, Бог – главный виновник нашего благодатного преображения (Флп.2:13), – и кто вступает в живое общение с Ним чрез веру и молитву, тот преобразуется и по душе и по телу. Лицо Моисея, а еще прежде, конечно лица, душа его, – так просветилась от собеседования с Богом, что израильтяне не могли взирать на лицо его и Моисей должен был полагать на нем покрывало (2Кор.3:13). Молитва просветила лицо Иисуса Христа, как солнце (Мф.17:2). Точно также совершится силою Божьею преображение и каждого верующего, если он будет находиться в постоянном молитвенном общении с Отцом светов, и будет просить у Него просвещения.

Братие, все мы понимаем высоту блаженства, ожидающего человека после славного преображения его в Царствии Отца Небесного; все мы, конечно, желаем себе этого блаженства. Путь к нему и образ достижения его открыт нам преобразившимся Господом, и Его преображение служит ручательством того, что преобразится и каждый из нас, кто только будет искать себе преображения, последуя стопам Его. Будем только, при всесильной помощи Божией и содействии ближних наших, своими усилиями предуготовлять преображение свое и Господь Иисус Христос «уничтоженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп.3:21). Аминь.

Никанор, архиепископ Херсонский

Слово в день Святой Пасхи⁶¹

Христос воскресе!

Сушу позде, в день той во едину от суббот, и дверем затворенным идеже бяху ученицы Его собрани страха ради иудейска, прииде Иисус и ста посреде, и глагола им: мир вам (Ин.20:19–29).

Вы знаете, что и как в этот светлый день Господь наш Иисус Христос, восстав от мертвых явился прежде Марии Магдалине и другим мироносицам (Мк.16:9), потом Симону Петру (Лк.24:34); по сих же двум от учеников Своих, из коих один был Клеопа, а другой, по преданию – святой евангелист Лука, явися, идущим им на село, – когда они шли в весь, недалеко отстоящую от Иерусалима, которой имя Еммаус (Мк.16:12–13; Лк.24:13–35); последи же явися возлежащим единонадесяти апостолам (Мк.16:14). К этому последнему, в светлый вечер светлого дня воскресения, явлению Воскресшего Святая Церковь, в эти священно-торжественные минуты, обращает наше благоговейное внимание, братие…

Великий день этот, хотя и прообраз невечернего дня светлоблаженной вечности, склонился к вечеру… Вот горница; здесь собраны единонадесят избранных апостолов, с ними и другие ученики Господни; здесь были без сомнения и жены мироносицы, присутствовала конечно и пречистая Матерь нашего Господа, порученная сыновнему попечению возлюбленного ученика Господня Иоанна Зеведеева, в доме которого, или точнее в доме его отца – Зеведея, по голосу предания, все это и происходило. Ученики Господни трепещут иудеев, которые убили их Господа, которые смущены вестью о воскресении Его и пустили злонамеренную против Его учеников молву, что ученики украли Его. Двери горницы затворены. Ученики Господни, по обычаю иудейскому, возлежа с изумлением и страхом, с недоверчивостью и желанием увериться в истине воскресения, передают друг другу вести о явлениях Распятого, умершего и погребенного своего Учителя. Вдруг сам Иисус является средь их и вещает: мир вам! Для прославленного одухотворенного тела Господня ни стены, ни затворенные двери не были уже преградою. Но ученики затрепетали, – подумали, что видят духа. Успокаивая их, Господь вещает: что смущены есте – что вы смутились, и зачем такие помыслы входят в сердца ваши? Видите руки мои и ноги мои, яко сам Аз есмь; осяжите Меня и видите: дух плоти и кости не имеет, как – вы видите – Я имею. Провещав это, Господь показал им прободенные руки и ноги и ребра Свои. И вот восторг потряс растерзанные, убитые, смятенные ужасом от всех последних событий сердца учеников: возрадовашася ученицы, видевше Господа…

Положение святых апостолов вечером в светлый день воскресения, удостоившихся в полном своем собрании посещения воскресшего Господа, не имеет ли близкого сходства с нашим настоящим положением – подумайте?.. Вот теперь уже у нас поздно: великий день, суббота суббот, праздников праздник и торжество торжеств, преклоняется к вечеру. Мы, ученики воскресшего Господа, собраны в одном месте, во святом храме. И двери здесь затворены, не страха ради иудейска, но ради страха молвы житейской, чтобы она возможно менее вторгалась во святилище Божие и возмущала его священный мир. Мы беседуем и совопрошаем друг друга о всех сих приключшихся, – о дивных событиях великого дня Воскресения. Чего недостает для точного сходства? Того, чтобы сам Воскресный Господь наш Иисус Христос явился здесь, стал посреди нас и благоволил проглаголать: мир вам!

«Счастливое то было время, – многие, конечно, думают из вас, – апостолы ждали и дождались явления Воскресшего Господа; не смели надеяться, и удостоились чести Его посещения; сомневались в истине воскресения, и Сам Господь пришел уверить их; смущены были духом, и Сам Господь предстал к ним, чтобы преподать им мир. А мы?» – Смеем смело сказать, – Христос вчера и днесь той же и во веки, витает и здесь, и теперь среди нас. Возведите очи и слух вашей веры горе: Господь теперь носится над нашими главами и, осеняя нас Своими божественными дланями, вещает нам: мир вам! Идеже два или трие, – уверяет Он нас, – собрани во имя Мое, ту есмь посреди, их.– А нас теперь сколько собравшихся во имя Его?! – Аз с вами есмь, – говорил Он, возносясь на небо, – до скончания века, аминь. – Видев мя веровал ecu, – говорил Он с укоризною Фоме, – блажени не видевшие и веровавшие! И этим блаженством, этим счастьем наслаждаемся именно мы, не видевшие и верующие.

«Счастье, положим, думает кто-либо из вас, но все же лучше увидать бы, увидать бы на руку Его язвы гвоздинныя и вложить перст в язвы гвоздинныя и вложить руку в ребра Его; лучше бы, если бы и мне, как некогда Фоме, предстал Господь и сказал: принеси перст твой семо и виждь руце Мои; и принеси руку твою и вложи в ребра Моя: и не буди неверен» Лучше бы?.. Что не только простительно, но и похвально было в апостоле Фоме, то не похвально и даже непростительно было бы в нас; что Господь нашел нужным допустить в апостоле Фоме, то не находит нужным допустить в нас: апостолы должны были засвидетельствовать истину воскресения всему миру; Господь нашел нужным сделать их очевидцами своего воскресения, а Фому даже осязателем Своего воскресения. Нас же Он достаточно уверяет в этой истине внешним свидетельством нескольких сот очевидцев, великих подвигами и чудесами, внешним свидетельством бесчисленного множества чудес, совершенных на протяжении целых веков бытия Церкви, внешним свидетельством всей истории христианства, а достойных уверяет и внутренним свидетельством сердца.

К вам обращаемся, праведные души, истинные православные христиане, по вере Христа устрояющие всю свою жизнь, честно протекшие поприще Святого поста, тепло молившие Бога о счастье достигнуть и поклониться святому Христову воскресению. Вы, конечно, испытали и испытываете сегодня радость о Господе, данную в удел только немногим. Горящее в вас сегодня сердце чувствует, конечно, что ныне праздников праздник и торжество торжеств, что Господь к вам близ, по слову апостола. Вы от всего сердца пели сегодня: «о, божественного, о, любезного, о сладчайшего Твоего гласа; о, божественное, о, любезное, о, сладчайшее Твое вещание! С нами неложно обещался Ты быть до скончания века, Христе: это слово имея утверждением – порукою нашей надежды, мы радуемся». Вы подтвердите истину наших слов.

И к вам обращаемся, души христианские, разбитые опытом грешной жизни, – души, которым переживать этот день, особенно его конец, особенно бывает грустно и тяжело. Многие из вас испытали такого рода опыт: молишь Бога, чтобы он сподобил тебя достигнуть и поклонитися святому Христову Воскресению; ждешь этого праздника праздников и торжества торжеств, и дождешься, и чувствуешь: «Боже мой! как мало созвучен тупой голос моего сердца с восторженными песнями Церкви! Она поет: ликуй ныне и веселися, а у меня на сердце такая грусть, такая тоска, такая тяжесть, такая пустота». И с особенно усиленною теплою верою молишься сегодня: «о, Пасха велия, и священнейшая, Христе! о, мудросте и Слове Божие и сило! подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего». Это печаль по Бозе: в этот день она ощутительно для сердца многим из нас говорит, что Господь к нам близ.

Что сказать в совет тебе, сердце маловерующее, желающее, однако ж, увериться в истине воскресения Господа и близости Его к нам? Древние христиане в этот день имели, и ныне добрые христиане имеют обычай делать, выходящие из ряда добрые дела, особенно дела милосердая. Попытай и ты сделать что-либо подобное: обнимись со врагом, накорми алчущего, отри слезу вдовы и сироты, посети больного или узника, сделай сегодня праздник для несчастного Христа ради, и Христос сегодня же провещает тебе: добро, сделанное тобою единому из сих братий Моих меньших, Мне сотворено. Мир тебе. Попытайся, маловер, делом милосердия отверсть Христу сегодня двери твоего опустевшего сердца: Он уже стоит у них и стучится, не услышишь ли ты гласа Его и не отверзешь ли двери; Он уже готов войти и свечерять с тобою. Отертая тобою сегодня слеза несчастного уверит твое маловерное сердце, что Христос жив и присущ каждому из нас так же, как и апостолам был присущ, что Христос воистину воскресе. Аминь.

Поучение в день Преображения Господня. О Боговидении Синайском

Иже древле с Моисеем глаголавый на горе Синайстей образами: Аз есмь, глаголя, Сый, – днесь на горе Фаворстей преображся пред ученики, показа началообразную доброту зрака, в Себе восприим человеческое существо, и таковыя благодати свидетели поставль Моисея и Илию, общники творяше веселия, провозвещающыя славное, креста ради, и спасительное воскресение. Стихира дневная.

Аще обретох благодать пред Тобою, яви ми Тебе самаго да разумно вижду Тя. (Исх.33:13).

Будем говорить о Моисее, – о том, что хотел он видеть и видел на горе Синайской, и что узрел на горе Фаворской. Объясним одну из праздничных паримий о синайском боговидении.

Обнять всю совокупность обстоятельств, при которых совершалось описываемое в этой паремии синайское боговидение, обнять во всей их глубине и широте невозможно. Но попытаемся, сколько можем.

Вот Боговидец Моисей рукою крепкою и мышцею высокою вывел израильтян из Египта, провел сквозь Чермное море и привел к подложию горы Синая. Вот с Синая Господь Бот только что изрек израильтянам Свой закон и вступил с ними в завет. Вот немного дней назад израильтяне поклялись быть верными Богу и завету Его. Вот, посредник этого завета между Богом и Израилем, Моисей несет с горы Синая врученный ему от Бога, начертанный перстом Божиим Скрижали Завета. Но видевше люди, что умедлил Моисей сойти с горы, на которой он пробыл всего только 40 дней, с крайним легкомыслием нарушили завет, который клялись соблюдать вечно, слили себе золотого тельца и пляшут около него и поют: вот бог твой, Израиль, который извел тебя из земли египетской. Пораженный чудовищною легкостью такого вероломства, в тяжком гневе Моисей сокрушает Богоначертанные Скрижали, казнит смертью до трех тысяч мужей; а сам поспешает обратно на Синай и там изрекает свою беспримерную молитву: «молюся Тебе, Господи: согрешили люди сии грехом великим, и сотворили себе бога золотого. И ныне, если оставиши им грех их, остави; аще же ни, изглади меня самого из книги живота; в которую Ты вписал меня». Молитва беспримерная по беспримерному самоотверженно. Моисей был в отчаянии за грех людей; он отчаивался в возможности прощения, в милосердии Божием, и, однако же, получил ответ: «сойди отсюда, и веди людей сих на место, о котором я сказал тебе; и се ангел мой предъидет пред лицом твоим». И говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы кто говорил с другом своим. Что Моисей видел на горе Синае, когда лицом к лицу беседовал с Богом, мы не знаем; но верно то, что лица Божия не видел. А это назначение всего человечества в вечности – зреть лице Божие; это туга всех святых высоких душ и на земле – зреть лице Божие. Вот высший, совершеннейший носитель этой общечеловеческой туги, друг Божий, ближайший к Богу из людей, Моисей возымел душевную силу обратиться к Богу с молитвою о лицезрении Бога. Вот он молится Богу: «се Ты мне глаголеши: веди людей сих. Ты же не яви ль, не показал мне того, кого послеши со мною. Послеши ангела Своего, но я не вижу его, Твою ипостась. Ты мне рек: вем тя паче всех и благоволение имеешь у Меня. Итак, если я обрел благодать пред Тобою, яви мне Тебя Самого, да разумно увижу Тебя и познаю, что я обрел благодать пред Тобою и что люди Твои сии народ великий». Господь ответствует Моисею: «и сие слово, которое ты изрек, сотворю; ибо ты обрел благодать предо Мною, и знаю тебя паче всех». – Моисей настаивает на своем прошении: «покажи мне славу Твою». И Господь ответствует Моисею: «Я проведу пред тобою всю славу Мою, и провозглашу имя Иеговы пред тобою: Господь пред тобою. Но не возможешь ты видеть лица Моего, ибо не может увидать человек лице Мое и остаться в живых». И говорит Господь: «вот место у Меня; стань на этой скале. Когда же будет проходить слава Моя, Я положу тебя в расселине скалы, и покрою тебя рукою Моею, доколе не прейду. И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не явится тебе. Будь готов к утру, и взойди утром на гору Синай, и предстань предо Мною там на вершине горы».

И встав рано по утру, Моисей взошел на гору Синай, как повелел ему Господь. И сошел Господь во облаке там близ Моисея, и провозгласил имя Иеговы – Вечно-Сущего. И прошел Господь пред лицом Моисея и возгласил: «Господь, Господь Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и истинный, правду хранящий и являющий милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода». Моисей тотчас пал и поклонился Богу, и сказал: «если я обрел благоволение в очах Твоих, Владыко, то да пойдет Владыка Сам посреде нас, – ибо народ сей жестоковыен. Прости беззакония наша и грехи наши и сделай нас наследием Твоим». И сказал Господь Моисею: «вот Я заключаю завет: пред всем народом сделаю чудеса, каких не было по всей земле. Но ты сохрани то, что повелеваю тебе ныне. Ты не должен покланяться богу иному, кроме Господа Бога, потому что имя Его – ревнитель, Он Бог ревнитель».

Вот содержание праздничной партии. Вот одна из поразительнейших библейских картин. Вот история, полная глубочайшего смысла.

Что Моисей хотел видеть? «Яви мне, – молился он, – Тебя самого, чтоб я разумно увидел Тебя самого, Господи. Покажи мне путь Твой, чтоб я сознательно разумел судьбы Твои. Покажи мне славу Твою во всей ее глубине». Что же ответствует Господь на такую высоко-дерзновенную молитву? Ответствует, что даже это слово, которое ты изрек, как оно ни велико, исполню. «Проведу пред тобою всю славу Мою. Провозглашу пред тобою имя Иеговы – Вечно-Сущего. Открою твоему слуху и сердцу Мои свойства Господа милующего и прощающего, но и праведного и карающего. Лица же Моего не узришь, не бо узрит человек лице Мое и будет жив. Но и славу Мою ты узришь только частью: когда будет проходить слава Моя, Я положу тебя в расселине скалы, и покрою тебя – защищу тебя Моею собственною рукою, пока не пройду, чтоб ты не умер. И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, увидишь только след славы Моей, лице же Мое не явится тебе». И когда сошел Господь на землю в облаке, Моисей тотчас припал к земле, и слышит шествие Господне; слышит – сам Бог провозглашает имя Иеговы: «Аз есмь Сый». Слышит раскрытие существенных свойств божества: «Господь, Господь Бог человеколюбивый, но и истинный и праведный, прощающий, но не оставлявший и без наказания, наказывающий даже вину отцов в детях до третьего и четвертого рода. Имя Его – ревнитель, Он Бог ревнитель». Когда Господь принял свою руку, покрывающую от смерти Моисея, поверженного долу в расселине скалы, Моисей в трепете подъемлет свою главу, и видит, – подвинулась грозная слава Господня. Он узрел Бога сзади. Но что именно узрел, не знаем… Вообще, нужно полагать, что Моисей на Синае видел нечто существенно сходное с тем, что Илия видел на Хориве. Вот надвигается на Илию гроза славы Господней в виде вихря, сокрушающего горы и камение, в виде землетрясения, колеблющего основания земли, в виде огня поядающего, и наконец, ощущается присутствие Господа в веянии тихой прохлады, во гласе хлада тонка. Лица Господня Моисей не узрел, – человеку смертному нельзя узреть Его и не умереть. Даже славы Господней не узрел, слава Господня в существе тоже, что и лице Господне. Ощутил только след мимошедшей славы Господней, но и то узрел прикрытый, защищенный от грозы смертной только рукою самого Бога. И пути Господня, в глубине его, разумно, ясно-сознательно не узрел, а в раскрытии мироправящих свойств божества ощутил, по-видимому, несочетаемое непримиримое противоречие: Бог милостивый и истинный, милующий и праведный, прощающий и наказывающий, человеколюбец и ревнитель карающий… Конечно, много прояснилось для Моисея после этого боговидения; но в существе своем мучительный вопрос, мучительная туга о лицезрении Божием остались для него вопросом и тугою, и тугою неудовлетворенною; более полное удовлетворение этой глубокой душевной туги было для Моисея еще далеко впереди, – именно на перепутье между обителью мертвых и раем горним на горе Фаворе.

В день Преображения на горе Фаворе, преобразившемуся Христу, владеющему небом и господствующему над землею и область имущему над преисподнею, предстали от земли апостолы, с небеси фесвитянин Илия, из области же мертвых Моисей. Из всех ветхозаветных праведников явились к преображению оба ветхозаветные боговидца, синайский боговидец Моисей и хоривский Илия. В Евангелии сказано, что на горе Фаворе они беседовали с Господом об исходе Его, какой имел Он скончать во Иерусалиме. А Святая Церковь, в своих праздничных песнях, пространнее изъясняет это так: вот Тот, кто древле глаголал с Моисеем на горе Синайской в различных образах, и провозглашал пред ним свое имя Иеговы, глаголя: Аз есмь Сый, Тот ныне восприял человеческое естество, сокрыл под покровом тела славу Божества; но днесь на горе Фаворской, преобразившись пред учениками, Он показал первообразную красоту своего лица, и поставив свидетелями таковой благодати Моисея и Илию, сотворил их сообщниками божественного небесного веселия, с тем чтоб они и в преисподней и в предрайской обители неба предвозвестили славное и спасительное, посредством креста, Христово воскресение. Или вот еще церковная песнь того же глубочайшего значения: «Сын Божий срастворил свое Божество с человечеством, но срастворив неслиянно, ставь хотя единым, но истинным Богочеловеком, Он днесь на горе Фаворской, из под покрова телесного, показал нам горящий уголь Божества – уголь, который грехи попаляет, а души очищенные просвещает, чем и удивил старейших из учеников и Моисея со Илиею».

Вот здесь-то на горе Фаворской боговидец Моисей получил исполнение молитвы, которую изрек некогда на горе Синайской. Здесь истинный Бог явил ему самого Себя во плоти человеческой; явил так, что Моисей узрел лице Божества сквозь прославленное, просветленное, как светозарная молния лице человеческое. Здесь Бог показал ему славу свою, но славу не грозную, не смертоносную, а животворную, заключающую в себе райское блаженство. Здесь Моисей сознательно уразумел глубину путей Господних, которые все скрещивались у подножия Голгофского креста. Здесь для него явственно примирились свойства высочайшего Божества, непримиримый для ограниченных умов, – свойства милости и человеколюбия и всепрощения, и правосудия карающего, и ревности поядающей. Здесь в лице Богочеловека, будущего Голгофского Страдальца, сретились пред умственным оком синайского боговидца милость и истина, облобызались правда

и мир, и всепрощение… Здесь с благоговейным удивлением узрел Моисей в неслиянном срастворении Божества с человечеством Иисус Христовым, горящие уголь Божества, который грехи попаляет, а очищенные души просвещает. Здесь на горе Фаворской Господь, который в различных образах являл себя Моисею на горе синайской, и провозглашал пред ним свое вечное имя: Аз есмь сый Иегова, преобразив восприятое в срастворение с Божеством человечество, показал Моисею первообразную красоту своего божественного лица, и сотворил Моисея общником небесного веселия, и поставил очевидным свидетелем таковые благодати и, прежде своего сошествия во ад, предпослал в преисподнюю провозвестником славного и спасительного, чрез крест, своего воскресения.

В этом двойственном боговидении Моисеевом, синайском и фаворском, какой урок для нас с вами? Конечно, синайский и фаворский боговидец, посредник Ветхого Завета, друг Божий Моисей для нас с вами пример слишком возвышенный. Пройти нам по его следам и подняться до превыспренней духовной высоты, до которой он возвысился, для нас с вами невозможно. Тем не менее не бездельно и для нас с вами боговидение как синайское, так и фаворское. Ведь и мы призываемся к лицезрению Божию в горнем небесном Сионе. А путь и к нашему восшествию в горний Сион лежит не мимо Синая и Фавора. Там и здесь преподаны нам уроки, как возвышаться и нам до лицезрения Божия, насколько оно нам доступно, смотря по нашим силам и достоинствам. Когда предстояло первое схождение Бога на Синай, Бог повелевает Моисею приготовить к этому схождению всего Израиля. И сказал Господь Моисею: «вот Я приду к тебе в густом облаке, дабы слышал народ, как Я буду говорит с тобою, и поверил тебе навсегда… Пойди к народу и освяти его сегодня и завтра. Пусть вымоют одежды свои, чтобы быть готовыми к третьему дню. Ибо в третий день сойдет Господь пред глазами всего народа на гору Синай». И сошел Моисей с горы к народу, и освятил народ, и они вымыли одежду свою. И сказал народу; «будьте готовы к третьему дню». Известно, что при первом схождении Бога на Синай израильтяне поклялись навечно быть верными завету с Богом. Но прошло лишь нисколько дней, и израильтяне также всенародно отреклись от этой клятвы, как всенародно же и произнесли ее. Моисей еще пребывал на Синае, получая от Бога скрижали завета; а израильтяне уже успели слить золотого тельца и провозгласить его своим Богом, который будто бы даже извел их из Египта.

После этого клятвопреступления, приготовляя Моисея ко второму синайскому боговидению, Господь Бог говорил Моисею: «сам Я не пойду среди вас, чтоб не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный. Скажи сынам Израилевым: вы народ жестоковыйный; если Я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас. Я посмотрю, что Мне делать с вами. Будь готов к утру, и взойди утром на гору Синай. Но никто не должен восходить с тобою, и никто не должен показываться на всей горе». Тем не менее, вследствие пламенной и самоотверженной молитвы Моисея к Богу: «если я приобрел благоволение в очах твоих, Владыко, то да пойдет Владыка посреди нас; ибо народ сей жестоковыен. Прости беззакония и грехи наши, и сделай нас наследием Твоим», – вследствие этой молитвы Моисея, как ходатая завета, посредника. между Богом и Израилем, у Бога в ту же минуту нашлись милостивые слова и для всего народа. И сказал Господь Моисею: «вот Я заключаю завет: пред всем народом твоим, сделаю чудеса и увидит весь народ, среди которого ты находишься, дело Господа». Бог пожалел свой грешный жестоковыйный народ ради Моисея, как ходатая.

Посмотрите, подумайте о том, что мы, новозаветный Израиль, в виду Фавора, находимся в тех же условиях, в каких находился Израиль ветхозаветный в виду Синая. Посмотрите, сама Церковь призывает нас к участию в фаворском празднике теми же словами, какими изображается приготовление израильтян к видению Бога на Синае. Вот как Церковь вчера, в предпразднество Преображения, приготовляла внимательных к самому празднику Преображения: «придите, взыдем со Иисусом, восходящим на гору святую, и тамо услышим глас Бога живого, Отца пребезначального, и просвещаемые умом во свете узрим свет. Придите, себе очистим, и верно уготовим к божественному восходу в превышнее жительство Бога, яко да самовидцы явимся Его величества. Придите ныне, лучшим изменившись изменением, не ризы переменив худшие на лучшие, но душу предочистив и предукрасив себе на утрие, добре уготовим на гору предвзыти Божию».

А преукрашаем ли мы себя чистотой душевною? Чистии сердцем Бога узрят. –А очищаем ли нечистоту души говением и покаянием, постом и молитвою, богомыслием и размышлением о празднике? Многие ль из нас даже заботятся о чистоте сердца? Многие ль даже печалятся о его нечистоте? Многие ль очищают душу говением и исповедью? Многие ль даже из исповедующих исповедуются как должно? Многие ль готовятся к исповеди добрым говением? Многие ль соблюдают посты вообще и настоящий Спасов пост? Многие ль вчера пришли к всенощному богослужению на день Преображения? Мало ль таких, которые остались по домам, на торжищах, на улицах, которые не подумали и о литургии в этот святой праздник? Мало ль и таких, которые и забывают о нем? Много ль таких, которые размышляют о нем? Кто из вас его знает, кто вникает в праздничное многосодержательное богослужение, кто углубляется в смысл праздника, в его значение, обязывающее нас к известной христианской настроенности? Не идем ли мы и дальше по стопам не Моисея, а современных ему израильтян? Не падаем ли глубже – туда, куда упал и Израиль, прямо в отречение от Бога и идолопоклонство?! До боговидения ли нам Фаворского ли, синайского ли, когда очи и сердца наши устремлены к божеству египетскому, к золотому тельцу? Когда очи и сердца наши, все заботы и думы устремлены к чувственным утехам и забавам, наслаждениям и пресыщению, к удовлетворенно земных чувственных потребностей? Когда современный человек действительно пляшет вокруг золотого тельца, и на все лады тянет всемирную перед ним песню: вот бог для тебя, современный человек, бог, который изведет тебя от всякой работы египетской, и введет в землю обетованную, кипящую для тебя медом и млеком. Кланяйся золотому тельцу и молись ему, чтоб он был к тебе ласков, а затем яждь, пий и веселись!

Метафора ль это? Или, увы, голая действительность, слишком печальная? Есть ли же и для нас надежда спасения, – надежда, что мы не будем вечно отвержены от лица Божия? За израильтян на Синае молился ходатай Ветхого Завета Моисей: «молюся Тебе, Господи: согрешили люди сии грехом великим, и сотворили себе бога золотого. И ныне, если оставиши им грех их, остави; аще же ни, изглади мене из книги Твоея, в которую Ты меня вписал». Моисей не изглажен из книги живота, но самоотверженною молитвою умолил Бога. Ходатай же Нового Завета Иисус Христос был изглажен из книги живота на Голгофе, и об этом небожители Моисей и Илия беседовали с преобразившимся Господом на Фаворе. У креста произнесенная Господом молитва: «Отче! отпусти им, не ведят бо, что творят», – звучит вечно и вопиет к Богу беспредельно крепче, нежели молитва Моисея, нежели жертва Авеля…

Да воссияет, Господи, и нам грешным свет Твой неприступный, молитвами Твоими, ради Твоего собственного ходатайства за нас пред правдою Божьею, ради Твоей всепокрывающей и всепрощающей крестной жертвы, предрешенной в предвечном совете, как и на Фаворе. Аминь.

Поучение в день празднования Казанской иконы Пречистой Девы Богородицы, 22 октября

Радуйся, мосте, к небесам преводяй, и лествице высокая, юже Иаков виде. (Акафист Пресв. Богородице).

Эти священно-песенные восклицания, обращаемые к лицу Пречистой Девы Богородицы в акафисте, взяты в своем смысле, в своей поэтической образности, в своем таинственном знаменовании из первой паримии о сновидении патриарха Иакова, которая всегда читается в праздники Богородичные.

Нужно ли объяснять, что значило это видение и как оно относится к лицу Пресвятой Девы Богородицы? Вот земля, а в бесконечной дали от нее небо; небо духовное еще дальше, чем видимое. Средостением между небом и землею стоят грех человека с одной стороны, а с другой – гнев и проклятие правосудного оскорбленного Божества. Пропасть велика между небом и землею утвердися, так что ни хотящий прейти оттуда с земли на небо не могут, ни сущий на небе не преходят на землю к людям. Если ж общение между людьми и небожителями в Ветхом Завете прервано было не совершенно, то только в силу предопределения Божия. А чтоб низойти Сыну Божию на землю, по предопределению Божию, устанавливается с земли лествица, возвышающаяся к небу. Основание этой лествицы упирается в землю как раз в то каменное ложе, на котором тревожным сном почивает патриарх Иаков. Вершина лествицы – Пречистая Богоотроковица Мария. Сам Господь утвердился на ней, чтобы сойти по ней долу на землю. Христиане православные! Лествица, – по которой сошел на землю Наш Искупитель, Сын Божии, Сын Девы Богородицы, – на небо одна, одна для всех. Будем крепко просить Главизну этой небесной лествицы, Пречистую Деву Марио, чтобы Она сверху с неба простерла руку помощи нашей немощи при трудном восхождении нашем от земли. Тут, на каждой ступени этой роковой лествицы, на каждом переходе по этому ужасному мосту, предлежит исшедшей из тела душе тяжкое истязание, по отдельным родам грехов и преступлений, содеваемых в жизни. Поэтому-то Церковь и приглашает нас ежедневно перед сном взывать к Пресвятой Владычице Богородице: нескверная, неблазная, Пречистая Дево, Богоневесто Владычице, преславным Твоим рождеством соединившая Бога Слово с человеками и отринутое естество рода нашего совокупившая с небом и небожителями, не гнушайся мене грешнаго и предстани мне присно, яко теплая предстательница и в настоящем житии ко спасению наставляющи мя, и во время смертнаго моего исхода соблюдающи окаянную мою душу, и темныя зраки лукавых бесов далече от Мене отгоняющи. Аминь.

Поучение о церковной свече

Аще кто епископ или пресвитер, вопреки учреждению Господню о жертве, принесет ко алтарю иные некоторые вещи, или мед, или млеко, или вместо вина приготовленныя из чего-либо другаго напиток, или птицы, или некоторыя животныя, или овощи, вопреки учреждению, кроме новых класов, или винограда в надлежащее время·, да будет извержен от священнаго чина. Да не будет же позволено приносити ко алтарю что-либо иное, разве елей для лампады (или воск) и фимиам, во время святаго приношения. Всякого инаго плода начатки да посылаются в дом епископам и пресвитерам, но не к алтарю. (Апост. правила 3, 4 и 72).

В преданиях церковной древности осталось и в повествовании о Успении Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, в житиях святых, записано воспоминание, что пресвятая Дева Мария, непрестанно пребывая не только в богомыслии и молитве, но и в ручном делании, принесла в дар святому и праведному Лазарю, другу Господню, тогда уже епископу кипрскому, омофор и нарукавницы (наши поручи), которые сама, собственными руками, и соделала нарочно его ради. Этим преданием древности напоминается нам, что сама честнейшая Херувимов и славнейшая без сравнения Серафимов Матерь Божия, но в то же время и смиреннейшая раба Господня, своим собственным примером освятила тот способ вольных приношений, каким Церковь Христова содержала и благоукрашала свои храмы и другие священные места общественного богослужения, начиная с первых годов по вознесении Господа нашего Иисуса Христа на небо.

Источником средств содержания по совершению богослужения, по возведению и поддержанию церковных зданий, благоустроению церковной утвари и всех церковных принадлежностей, равно как по обеспечению служителей церкви и удовлетворению других нужд церковного общества, с самого основания Христовой Церкви была живая вера членов церкви и живой плод веры, – добровольные пожертвования. Если верующие, последуя Христу, отрекается для Царствия Божия от себя самого и от всего, что ему дорого в сей жизни; если для достижения христианского совершенства он приглашается раздать свое имущество бедным; если христианская любовь внушает относиться ко всем, а более всего к своим единоверцам, как к своим братьям, – то естественно в обществе христиан не должно быть недостатка в людях, готовых жертвовать своим имуществом на общественные нужды церкви. Христианская благотворительность, частная ли то, или общественная, есть естественный плод веры Христовой, есть выражение покорности Евангелии. И мы видим, что добровольные пожертвования служили источником средств на покрытие нужд церковных с самых первых веков христианства, источником неоскудевающим и весьма обильным. Сам Спаситель, со Своими учениками, которые ради Его оставили все свое имущество, содержался на добровольные пожертвования верующих. Этими же пожертвованиями, согласно заповеди Господа, жили и Его апостолы во время распространения проповеди евангельской. Жизнь верующих первенствующей иерусалимской церкви представила собой прекрасный образец того, как ученики Христовы должны смотреть на свою собственность. У них было одно сердце и одна душа. Они ничего не называли своим, а готовы были предоставить все на пользу ближних. У них были общие трапезы. Многие из них продавали свои имения и полагали вырученную сумму к ногам апостолов на общее иждивение. Хотя в других церквах не видно такого тесного имущественного общения между верующими, как в Церкви Иерусалимской, однако же не только при апостолах, но и после них, в продолжении первых веков христианства, верующие продолжали жить как члены одной семьи по духу, в общении духовных и вещественных блат. Пожертвования были так значительны, что их было достаточно для удовлетворения многоразличных нужд церкви. Церковь содержала на свои средства вдовиц, сирот, немощных, странников, заключенных в темницы, сосланных в рудокопни и семейства их, выкупала пленников, хоронила бедных и умерших во время повальных болезней и проч. Благотворительная деятельность местной церкви не ограничивалась своим обществом, а простиралась на всю Вселенскую Церковь. Местные церкви, соединенные одна с другой узами духовного общения, помогали одна другой и в делах житейских, в бедствиях и злоключениях, во время голода, мора, войны, гонений и т. д. При таких обстоятельствах у церкви не могло быть недостатка в средствах на вспоможение клирикам, не имеющим собственных средств содержания, на постройку и украшение храмов и т. д.

Всякий верующий чувствовал, что он обязан, по самому званию христианина и члена церкви, жертвовать посильную часть на церковно-общественные нужды. Он не мог явиться на общественную молитву с пустыми руками, без плодов своей веры. Поэтому, главным родом пожертвований верующих на общественные церковные нужды были приношения к алтарю, с которыми христиане являлись к совершению Евхаристии, к Божественной литургии. Сначала эти приношения были очень разнообразны и пригодны не только для совершения самой Евхаристии, но и для трапезы вообще, так как в первом веке совершение Евхаристии соединялось с вечерами любви. По совершении Евхаристии, здесь же в храмах, в передней их части, которая и носит название трапезы, уготовлялись общие столы, за которые и садились трапезовать присутствующие во храме. Но со второго века совершение Евхаристии стали отделять от устроения вечерей любви. Отсюда произошло распределение самих приношений, сообразно их назначению. К алтарю, для совершения Евхаристии, приносились только вино, хлеб, елей, воск, фимиам, также новые класы и виноград для освящения. Прочие же приношения как-то: мед, молоко, овощи, птиц, животных и проч. стали препровождать прямо на дом к епископу и пресвитерам. Вечери любви превратились в общие столы, устроявшиеся с благотворительною целью, особенно по воскресным и праздничным дням. Были и денежные пожертвования, вносимые в церковную казну каждый месяц и во всякое время, по желанию и состоянию каждого. Были сборы и по особым случаям, на вспоможение во время голода, болезней, военного погрома, на построение храма, или просто по случаю оскудения церковной казны. Были пожертвования и недвижимых имуществ, домов, земельных участков и проч. И как собственность церковной общины, все способы церковного имущества были в заведывании у предстоятеля общины, епископа, при содействии пресвитеров и диаконов.

Когда в греко-римской империи христианство сделалось религией государственною, тогда церковные учреждения, храмы, архиерейские кафедры, монастыри наделены были, сверх народных пожертвований, великими щедротами благочестивых царей, так что владели весьма большими способами. Те же обычаи, воззрения и законоположения относительно содержания церковных учреждение перешли из православной Греции и в наше отечество, так что на Руси, по принятии христианства, положено было спервоначала собирать с народа на церковь даже десятину. Жертвовались недвижимые имущества в больших размерах. Делались на церковь и духовенство разнообразные сборы. Вся народная благотворительность сосредоточивалась около церковных учреждений. Первоначальные христианские вечери любви преобразовались на святой Руси в монастырские странноприимные дома, куда прибегали бесприютные странники – паломники, в монастырские трапезы, за которыми кормились бедные, в праздничные и поминальные столы, которыми имущие верные питали неимущих во дни торжеств, например, Святой Пасхи, и во дни поминовения усопших, а также и в поручную милостыню, которая даже и до сегодня по исконному преданию, держится стойко около церквей и монастырей. Но к нашим временам оскудения веры не только оскудели обильные пожертвования на церковь, а даже приняты соответственные меры, чтоб они не были слишком обильны. Вся общественная благотворительность с ее источниками не только отходит от церкви, от право правивших ею некогда рук церковных предстоятелей, но и как-то совсем противоестественно, в нововозникающем анти-христианском духе, становится против церкви, в ущерб ее достоянию и в укор ее запасенному благочестивою древностью благостоянию. Взамен этого приняты в законодательных кодексах меры, чтобы главным и по возможности неприкосновенным достоянием церкви и источником поддержания главнейших церковных учреждений осталась восковая церковная свечка.

Что такое восковая церковная свечка? Откуда она?

Церковный воск, вместе с елеем, как вещество, принято в церкви для ее освящения при богослужении, упоминается уже в правилах святых апостолов (71 и 72). Так как апостольскими правилами запрещалось, под страхом извержения, приносить ко алтарю, кроме елея для лампады и воска для освещения, всякое животное мясо и животный тук, то нужно полагать, не иным чем, как елеем и пчелиным воском, освещена была Сионская горница, при совершении тайной вечери, соединенной с совершением ветхозаветной пасхи, причем возжигалось много свечей. Без сомнения, восковыми свечами освещались храмины, в которых еще святые апостолы совершали с верными свои всенощные бдения (Деян.20:8). Восковая свечка светила первенствующим христианам при совершении ими Евхаристии в мрачных катакомбах. Восковая свечка, рядом единственно только с чистым оливковым елеем, засветилась и в христианских храмах, когда христианская вера, подобно лучезарному солнцу, по прошествии ночи, востекла из мрачных подземельев, в которых скрывалась во время гонений, на небесную высоту, открыто, торжественно над лицом всея земли. Рядом с оливковым елеем восковая свечка сохраняет от святых апостолов преданное ей исключительное право освещать своим чистым, кротким светом святые храмы Православной Церкви и до сего дне. Она же чистая восковая свечка, доныне же сохраняет от апостолов же полученное, пока еще неотъемлемое, пока еще поощряемое законодательством право быть и самою главною жертвою благочестивых душ на храм Господень, на Церковь Божию.

Говорить ли о том, как эта жертва прекрасна, благополезна, благопотребна? Говорить ли о том, что она напоминает нам Христа и Его ночную Тайную вечерю, которую освещали восковые свечки; напоминает апостолов и их действительно всенощные бдения в молитве и проповеди слова Божия, при свете восковых свечей; напоминает панихиды и панигирисы первенствующих христиан, когда они жгли восковые свечи во множестве, то в знак усиленной молитвы и духовного бодрствования (как и у нас в ночь страстей Христовых), то в эмблему поминовения отходящих к Богу душ, в виде света поднимающегося к небу (как и у нас при похоронах и панихидах), то в символ духовного торжества и веселия (как и у нас во Святую Пасху, в Неделю ваий и на всех праздничных всенощных)? Говорит ли о том, что эта жертва напоминает нам неусыпную молитву отшельников в пещерах и пропастях земных, да никогда непрестающую во вселенной молитву и всех благочестивых иноков по уединенным кельям, да и всех праведных душ по своим сокровенным клетям, где каждому из них пред иконою светить эмблематически смиренная и чистая восковая свечка? Говорить ли о том, что восковая свечка напоминает нам и наше собственное крещение, когда мы рождались на свет Божий, когда в замен нашей слабой младенческой руки зажженную пред Богом свечку держала возмужалая рука нашего восприемника, уста которого изрекали за нас обет гореть для Бога светом чистой веры и неотпадающей любви ко Христу во всю нашу жизнь, во всю вечность? Что горящая свечка напоминает нам и смертный час наш, когда нам будут давать в холодеющие руки зажженную страстную или другую церковную свечку крепкие руки окружающих, в символ воспарения нашей души, нашей веры и надежды к престолу всепокрывающего, всепрощающего милосердая Божия? Говорить ли о том, что горящая перед Богом восковая свечка служит лучшею эмблемой нашей горящей пред Богом веры, надежды, любви, лучшим символом возносимой к нему молитвы, славословия, прошения, благодарения?

Посмотрите, подумайте, как она благополезна, как благопотребна для нашего пока еще христолюбивого народа. Вот он, простой русский человек, в своей ли темной хате, на трудовом ли поле, или где-либо за тяжелым промыслом, обливается трудовым потом, терпит нужду, радуется успеху, переносит скорби и болезни, гнется под бременем жизни. Вот в праздничек Господень идет он в храм Божий отдохнуть душою. А в суме у него только гроши да копейки, а на душе тягота жизни и праздничное светло, в уме же всегда тускло. Веры он почти не знает, молитв также. Твердо знает он только молитву евангельского мытаря: «Боже! Буди милостив мне, грешному. Господи, помилуй!» – да другие подобные же, краткие, но многосодержательные молитвы. И вот он в церкви покупает на свою лепту восковую свечу, свитую из чистого воска чистыми руками церковниц или инокинь. И зажигает ее сам, и ставит ее сам, и кладет свой доземной поклон пред образом Божиим, говоря свою мытареву молитву: «Господи, помилуй меня грешного!» И гори его свечка пред Богом, просветляя своим светом его тусклую, но теплую веру. Дополняй свечка своим пламенем перед Богом его теплую, но простую молитву. Гори, свечка, и жги своим огнем его грехи пред очами милосердого Бога. Гори, свечка, в воню благоухания его смиренным жертвоприношением, жертвою его порывистой, но неумелой хвалы, его глубокого, но немноговещательного благодарения Богу за Божии дары, его сердечною молитвою о продолжении милостей Божиих, об отвращении грядущей Божией кары. И за все это благоприятная, и на все это благопригодная жертва – она, горящая эта восковая свечка, эта скудная лепта бедной евангельской вдовицы.

Да, эта жертва бедна, скудна, мала, как капля в море. Но из этих малых капель слагаются великие дожди, текут ручьи в потоки, питаются большие реки и озера. Из этих капельных народных жертв в последнее время слагается почти всецело все благосостояние церковное на святой Руси. Вот поставленная пред иконою свечка тут же сгорит на половину, услаждая своим чистым кротким светом смиренную душу жертвоприносящего. Вторая половина ее светит храм Господень завтра, в будний день, когда молитва за весь мир будет приноситься в отсутствии народа, отшедшего на житейское свое делание. Из огарков слагаются большие свечи, горящие за престолом, пред главными местными иконами, иконостаса, или в паникадилах, веселящие зрение, услаждающие сердце молящегося народа по праздникам и торжествам. Из лепт, за которые приобретены грошовые свечки, вырастают сии вот величественные стены с их дорогими блестящими украшениями, устрояются драгоценные утвари и облачения, высятся подпирающие небо колокольни со своими громозвучными кампанами, собираются вокруг престола Господня стройные певческие хоры, благоприличные клирики, благозвучные диаконы, просвещенные служители – пастыри, ученые архипастыри. Из этих же лепт, и этих же грошовых свечек накопляются не только толстые свечи для больших светильников и лампад, но накопляется и обильный свет духовного просвещения, свет широкого и глубокого знания нашей христианской веры. Ведь из них же, из этих грошовых свечек, возжигаемых в храмах Божиих, из народных лепт слагаются капиталы, на которые воздвигаются и поддерживаются наши духовные академии, семинарии и другие рассадники духовного просвещения. А чрез это выходит, что русский простец, зажигая у образа Божия свечку на подсвечнике, тем самым возжигает духовный свет и в головах своих пастырей – учителей, просветляя образ Божий в их душах, а чрез них и в своей собственной душе. Не ведали ль вы, что в зажженной пред Богом свечке или лампаде часто заключается вся вера иного человека, вся молитва, вся тут и жертва его Богу? Вот человек не может ходить в храм Божии. Но настал праздник Господень, ударили в церковный колокол, – человек становится пред образом Божиим, зажег свечку или лампадку, перекрестился, вздохнул, и в этом все для него празднование, весь смысл праздника, вся молитва, вся тут и жертва праздничная. Или вот человек пришел в храм Божий зажег свечку, поставил пред образом и стоит… Не знает он ни праздника, ни веры; не понимает, даже не слушает молитв; не вникает по привычке и в то, что пред его очами на престоле, в алтаре приносится очистительная жертва за него, как и за весь мир. Он сделал свое простое дело, поставил пред Богом свою жертву, свою свечку. Но эта самая свечка просветила мысль, просветила душу, и чрез то поставила у престола Божия священнодействующего пастыря. И в этом пастыресвященнике заключается и сознательная вера верующего простеца, в священнике и разумная молитва его, чрез священника же приносится Богу и словесная, бескровная мироочистительная жертва, которая объединяет, очищает и венчает собою все прочие жертвоприношения Богу. И таким образом, священник и мирянин, дополняя друг друга, составляют единое тело Церкви и единый дух, молящийся и жертвоприносящий Богу,

Прискорбно, что исчезает древний обычай, чтоб сам покупающий свечку сам же и возжигал ее пред Богом. Прошел по церкви человек, кинул свою монету на ящик старосты церковного и равнодушен, – это он принес жертву, холодную, безучастную жертву Богу ли, долгу ли, обычаю ли, собственному ли тщеславию, не разберешь. А обычай возжигания перед Богом свечи самим приносящим ее – весьма почтенный и древний. В новоосвящаемом храме, по древнему чину освящения, первую свечку возжигает и ставить за престолом собственными руками сам священнодействующий архиерей. Еще прискорбнее, что многие, а по преимуществу так называемые образованные люди, вовсе перестают жертвовать на храм. Они одолжают Господа Бога уже тем, что удостоивают изредка развлечь себя, на короткое время посетить храм Господень. Они глубоко равнодушны к вопросу: откуда, из каких средств возникают эти храмовые стены, эта иконная роспись, эти люстры, эти облачения; откуда это освещение, эти благовония, это хорошее пение? Нужно благодарить их и за то, если они удостоят весь этот богослужебный чин и строй похвалить: «как это все нарядно и порядочно!» Забыли они не только про то, что они члены древней Апостольской Церкви, которая обязывает чад своих помнить, о своей матери и поддерживать ее тем заботливее, чем сама она старше. Но забывает наша российская интеллигенция и про то, что в самых свободных странах и религиозных общинах их члены обязательно платят тем дороже, чем сами зажиточнее, – за что платят? За места в храмах, за право присутствия в них, за участие в совершаемом для них богослужении, платят на поддержание храма и его благоукрашения, в пользу труждающихся (напр. хоть бы даже стражей и звонарей), поющих, священнодействующих и проповедующих слово Божие. Ведь кто же обязан отдавать тебе свой труд даром, без взаимности с твоей стороны? Ведь церковные сторожа, как и другие церковнослужители, есть хотят и добывать себе хлеб должны своим трудом. Ведь ризы церковные своими дырами кричат о починке или об отставке на покой. А у нас холодная интеллигенция полагает, что все это – задача и забота только простого народа, черного нашего люда. А если б и он, простой люд, стал также полагать, что тогда?! Тогда… не станем продолжать.

«Лучше ж я пожертвую на благотворительный учреждения, на больницы, на школы, чем на этот ладан и прочую византийскую пышность». С христианской, с Христовой точки зрения нет, не лучше. Доказательство этому – известное евангельское повествование о Христе, о жене мироносице и об Иуде предателе. Жена вылила драгоценное миро, в триста пенязей, на голову близкому к смерти Христу. Иуда запечалился о нищих: «лучше бы продать сие миро и отдать на нищих». А Христос сказал: «нищия всегда имате с собою, Мене же не всегда; сия же, излиявши миро сие, на погребение приготовила меня». Есть какая-то неизреченная, бесконечно трогательная красота в этом евангельском образе. Подобным же образом есть своя особая трогательная красота в церкви, в благолепии храма Господня, в благообразии службы Господней, красота, которая действует и на маловерие, которая умиляет, которая смягчает и жестокие самолюбивые сердца, располагая их к благости и милосердию. Милостыня в церкви Христовой не оскудеет, тем паче не умрет. Наоборот, не отощает ли она до истощения на арене мира, на арене смертельной борьбы за существование, – это вопрос. Ведь на Руси святой, где христианская благотворительность начиналась с храмов, пока нищих не прогоняли от порога церковного, конечно, весьма немногие помирали с голоду. А в западной Европе, опоясанной усовершенствованными благотворительными учреждениями вне и вдали от церкви, где сытый кидает посильные отброски своей сытости голодному пролетарию, чтобы тот не беспокоил, не грозил и не был действительно грозен, там голодные умирают на улицах столице при глубоком равнодушии прохожих, при ворчливом внимании только полицейского надзора, тяготящегося убирать мертвых.

Не стыдись же, просвещенный человек, купить и поставить свечку пред Богом. Это твой долг перед Церковью, это долг справедливости. Знаешь, что и эстетические наслаждения – концерты, театры, выставки картин стоят денег. Это твой долг и перед самим собою, если ты хочешь не только слыть, но и быть и умереть христианином. Все твое от Бога. Принеси же Богу и ты хоть что-либо. Платишь же ты за увеселения. Подай же что-либо и на церковь, которая и увеселяет, и поучает, и утверждает душу. Ведь вот вера твоя слаба, примрачна, колеблется. О христианской надежде ты позабыл. Любовь христианскую в себе ты потушил, оземленив, отяготив душу чувственностью и грехами. Молитва, особенно теплая, благоговейная, сосредоточенная, тебе чужда, тебе незнакома. Не стыдись же поставить Богу хоть свечку, как делают простые сердцем люди. Пусть свечка погорит за тебя перед Богом, просветляя твою в Него веру, подъемля к небу твою на Его милосердие надежду, возревая в тебе, если и не чистую любовь к Богу, то хоть покаянное чувство и сокрушение о твоем одервенении, вознося от образа Божия к сущему в небе Первообразу хоть и холодную, но сознательную твою покаянную молитву.

Но вот еще истинно антихристианское знамение нашего последнего времени это – вопли промышленной интеллигенции о том, что нужно освободить духовенство от этих промышленных забот о торговле свечами, о их заготовлении, о свечных заводах. Эти вопли равняются воплям, что следовало бы освободить духовенство от промышленных забот о колоколах, о ладане, о церковных облачениях, о поновлении стен церковных, о поддержании духовных училищ, о содержании церковного управления и т. д. Озабочиваясь так горячо освобождением духовенства от подобных яко бы мирских забот, очень усердно и быстро общество освобождает церковь и от озабочивающего всех предмета, так называемого презренного металла, попечительно возвращая нас к апостольской простоте, нестяжательности и нищете. И вот в наше поколение появились еще новые, неслыханные прежде во все восемнадцать с половиною, веков от Р. X., печальники процветания церкви, это – новые свечеторговцы с новоизобретенными церковными свечами из какого-то неслыханного церезина, из японской смолы, из стеарина и прочих нечистей. Они не знают, конечно, да и знать не хотят, что еще святые апостолы воспретили, под страхом извержения, приносить к алтарю, кроме фимиама, елея и воску, всякое животное мясо, всякий животный тук, да и все иное, вопреки Господню учреждению о бескровной жертве. Странна и прискорбна лукавая простота иных жертвователей и жертвовательниц, которые накупят у таких благонамеренных торговцев свечек подешевле проникнут в церковь и зажгут эту противоцерковную нечистьь, и любуются, как она делает церкви копоть, быстро исчезая в дыме и гари, с ревнивою заботою следя, чтобы в церкви от их жертвы не осталось даже непотребного огарка. Скажите же, духовную ли жертву приносит Богу эта лукавая простота, вещественную ли церкви Божией? Давно ли мелко-корыстное лукавство стало благоприятной жертвой Богу? Давно ли потеряло смысл известное русское присловье, которым схвачена и метко очерчена эта непривлекательная черта наших доморощенных фарисеев? Ведь еще в Ветхом Завете, в разъяснение того, что непригоже приносить в жертву Богу то, что нам самим негоже, заповедано: «если кто приносит жертву, по изволению своему или обету, – принесите то, что приятно вам, непорочное от стад волов, или от овец, или от коз. Что слепо, или повреждено, или уродливо, или больно, или коротливо, или паршиво, таких не приносите Господу, и в жертву не давайте на жертвенник Господень» (Лев.22:21,22). А ты, православное чадо Нового Завета, христианская душа, а не жидовин, приносишь к жертвеннику Господню не вола, не овцу, не козла, а только грошовую свечку, да и тут норовишь, чтоб она была даже не грошовою, а копеечною. Кого же ты обманываешь, подобно Анании и Сапфире? Сущее твое не твое ли было? Для чего же тебе, разве для собственной славы в очах людских, нужно поставить две копеечный свечки вместо одной грошовой? Для чего же ты, желая принести жертву угодную Богу, украдкой или насильно, вопреки противодействую церковников, втискиваешь в церковь Божию то, что еще святые апостолы запретили приносить к алтарю Господню?!.. Да. Бывали на Руси, по высшим общим соображениям, отнятия церковного достояния на удовлетворение более вопиющих о себе общих нужд. Но чтобы личная корысть коренных русских людей повела со всех сторон подкоп, чтобы пресечь главный, да и последний оскудевающий приток приношений на церковь от холодеющей ревности русских православных христиан и направить его в собственный иудин ковчежец, – ведь и Иуда предатель, и тот о нищих и о Христе печещеся, но и себя не забывал, – это на святой Руси неслыханное дело пришлось услышать и воочию увидеть нашему последнему тревожному времени. «Сие же веждь, – писал апостол Павел к Тимофею (2Тим.3:1–5), – яко в последние дни настанут времена люта. Будут бо человецы самолюбцы, сребролюбцы…, имущии образ благочестия, силы же его отвергшиися. И сих отвращайся». Аминь.

Леонтий, митрополит Московский

Слово в день Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня⁶²

В одном из стихов канона св. кресту читаем: крест – мудрости книга. Выражение это заключает в себе глубокую и поучительную мысль. На ней, братие и сестры о Господе, я хочу остановить ваше вниманье ныне.

Мудрость с самой глубокой древности была в почтении у всех народов, и ревностные ее искатели – мудрецы пользовались особенным уважением. Но лучшие из мудрецов языческих приходили к сознанию своего умственного бессилия, и впадали в заблуждения, которые представляются теперь странными и для детей христианских. И вот, по истечении предопределенного Богом времени, явился небесный Учитель, – Сам воплотившийся Сын Божий – Господь наш Иисус Христос – Божия сила и Божия премудрость (1Кор.24). О Нем за много веков прежде явления предвозвещали по вдохновению Божию иудеям пророки их, и свои пророчества заключали в письменах, доселе в целости хранимых и читаемых. Но иудеи в массе своей доселе не разумеют правильного смысла и существенная значения главного предмета ветхозаветного – божественного откровенья. И для них слово крестное – учение христианское, доселе кажется соблазном, как для язычников – безумием (1Кор.1:23). Христос, распятый на кресте, как Искупитель рода человеческого от греха, проклятия и смерти – недоступен и непонятен для еврея, остановившегося на первой части Завета, которая без второй – без Нового Завета, есть тоже, что начало без конца.

Слушатели! Для нас, чад Нового Завета, для нас, верующих во Христа распята, Крест Христов есть открытая книга премудрости божественной, в тайне сокровенной, юже предустави Бог прежде век в славу нашу (1Кор.2:7). Она – эта книга без слов говорит нам о тайне нашего искупления, о беспредельной любви Божьей к человеку, о силе греха и удовлетворении за грех, о строгости правосудия божественного. Смотря на крест с изображением Распятого Господа Иисуса, можете ли вы в безмолвии, с глубоким благоговением не преклоняться пред бесконечною любовью Божьею к грешникам? Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего дал есть нам, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Смотря на крест, можете ли не понять всей тяжести греха прародительского и унаследованного нами? Чтобы снять с нас эту тяжесть, загладить вину, нужно было пострадать и быть распятым на кресте самому воплотившемуся Сыну Божью. Таково требование небесного правосудья. Таким образом Крест открывает нам сущность христианского учения. И нам ли не дорожить Крестом Христовым? Нам ли не держаться мудрости крестной, с которою связано неразрывно правильное воззрение на жизнь настоящую и будущую, и от которой зависит наше счастье? Однако ж, и между именующими себя христианами не мало таких, которые увлекаются мудростью по стихиям мира сего, а не по Христе (Кол.2:8). Такая мудрость, или же лучше лжемудрование доводит до отрицания божественной истины, за которую распят Христос и без которой нет никому спасения от греха и смерти вечной. Несчастные отрицатели всего священного для христиан! Не ставите ли вы себя ниже древних язычников? Они не знали откровения свыше; им не был проповедан Христос Спаситель; а вы знаете о Нем и отрицаете Его учение⁶³. Не ужасный ли это позор для мнящихся быти мудрыми?

Для нас, присутствующие в храме сем, верующие чада Св. Церкви (ибо не думаю, чтобы здесь нашлись неверующие), предлежащий крест дает еще урок практический о самоотвержении и терпении с упованием. Взирая на крест Христов, можете ли не сознавать необходимости всегда помнить слова Апостола: иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми? (Гал.5:24). Борьба со грехом, борьба с порочными наклонностями, усиленный труд над совершенствованием себя по Христову учению – есть существенный долг христианина. Мы забываем о нем среди сует житейских, среди мирских развлечений. Не обличает ли нашей невнимательности к долгу, нашего нерадения – крест, которому наружно покланяемся? Взирая на крест, не должны ли мы памятовать, что Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его (1Пет.2:21)? Он терпел и страдал неповинно, но безропотно, с полною преданностью воле Бога – Отца. А мы как переносим бедствия и страдания, более или менее неизбежные в жизни каждого? Неохотно, часто с недовольством, с ропотом даже на Провидение, забывая, что многими скорбями подобает нам войти в Царствие Божье, и что нет другого к нему пути, кроме узкого, крестного. Перенося различные страдания и неприятности в жизни, считаем ли их благом по последствиям для души нашей? Скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим.5:3–5). Какой добрый плод! Хотите ли вкушать его? Будете внимательны к урокам, которые преподает всем христианам Крест Христов. И если в тяжкие минуты страданий вы остаетесь беспомощными, повергайтесь в умилении пред Крестом Спасителя, слезно просите Его помощи; и верьте, душа ваша успокоится и получит небесное утешение, какого не может дать ни один человек, самый благожелательный вам. Почерпайте силу благодатную в кресте, и вы будете благодушны в страданиях, в уповании вечного блаженства за христианское терпение. Блажени плачущии яко тии утешатся (Мф.5:4).

Братие! Почтим храмовой праздник наш сознательным усвоением мудрости крестной. Аминь.

Поучение о таинстве воплощения Сына Божия

В неделю пред Рождеством Христовым обыкновенно читается Евангелие о родословии Господа нашего Иисуса Христа по плоти, а в апостольском чтении предлагается нашему вниманию изображение веры ветхозаветных праотцов, которая имела главным своим предметом обетованного еще в раю падшим нашим прародителям Мессию – Искупителя. Связь между нынешним чтением евангельским и апостольским самая тесная! Первое объясняет вам то, что Иисус Христос есть истинный человек, второе указывает на то, что Иисус Христос есть истинный Бог, – одним словом: Богочеловек.

Тайна воплощения Сына Божия, тайна соединения двух естеств в лице Иисуса Христа – Божеского и человеческого, – непостижима для ума человеческого; но она есть основание нашего искупления и спасения.

Она непостижима по своему существу, но достаточно объяснима для христианина, когда он, по руководству слова Божия, размышляет об искуплении рода человеческого от греха, проклятия и смерти, которые постигли его за преступление первых человеков. По исполнении времен посла Бог Сына своего в мир, да спасется мир да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16,17). Какой высший предмет для благоговейного размышления! Бог Отец посылает Своего Единородного Сына на землю, чтобы Он, будучи Сам Богом, Отцу единосущным воспринял на Себя плоть человеческую и во плоти совершил искупление человеческого рода, удовлетворил правосудию Божию и воссоздал природу человеческую, обветшавшую от греха, возобновил образ Божий, помраченный беззакониями.

О глубина премудрости, правды и вместе любви Божией к человекам! Для того, чтобы возвысить человека до утраченного богоподобия, Бог образом обретеся якоже человек, смиряет Себя и уничижает до зрака рабия (Флп.2:7). Не видите ли отсюда, как важен грех прародителей, усиленный произвольными нашими грехами? Не один праведник не мог загладить этого греха; ибо в Адаме вси согрешиша и лишени славы Божия (Рим.3:23), и самый праведный нечист пред Богом (Иов.4:17; 25:4). Даже никто из Ангелов не мог совершить нашего искупления, потому что они тоже существа сотворенные и ограниченные, а следовательно, не в силах они исправить то, в сотворении чего не участвовали. И самому Творцу – Сыну Божию по непреложному закону правосудия и любви Божией, необходимо было снизойти на землю и принять наше тело; иначе искупление не обнимало бы всего существа нашего и не было бы очевидно для всех.

Но сознаем ли мы, братие, всю великость благодеяния, сделанного для нас Сыном Божиим? Сознаем ли, что без Его воплощения мы были бы самые несчастные существа, обреченные на вечное отчуждение от Бога? Если сознаем, то пусть сознание наше сопровождается благоговейным чувством благодарности к Искупителю нашему, которая должна выражаться, не только в размышлении, о великости чудоспасения нашего, но преимущественно в постоянном старании быть достойным искупления, иначе оно будет чуждо нас. Спаситель искупил весь род человеческий, и потому спасаться могут чрез веру в Христа все люди; но спасаются только христиане, да и из них только те, кои пребывают верными завету Его, только творцы Его закона при вере, т. е. исполнители сии оправдываются (Иак.1:22).

Слушатели! Вникнем поглубже в себя самих, рассмотрим свое душевное состояние – находимся, ли мы на пути спасаемых, или стоим на распутье людей, только умом холодно верующих, а сердцем далеко отстоящих от своего Искупителя. Се ныне время благоприятно (2Кор.6:2). День спасения нашего близ есть. Будем внимательны. Аминь.

Слово в день св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова⁶⁴

Вемы же, яко Сын Божий прииде, и дал есть нам свет и разум, да познаем Бога истиннаго, и да будем во истиннем Сыне Его Иисусе Христе (1Ин.5:20).

В сих словах св. апостол Иоанн указывает источник и цель истинного Боговедения и, следовательно, богословия. Сын Божий, пришедший на землю в образе человека, даровал нам новозаветное откровенное учение, пред которым самые лучшие философские учения древних мудрецов языческих то же, что тьма пред светом, и которое, уясняя и дополняя собою откровение ветхозаветное, дает ему истинный смысл и значение. Даровав Свет своего божественного учения, Богочеловек дал нам и разум – способность правильно разуметь откровение, усвоять его чрез веру и благодать, с той целью, чтобы мы, познавши Бога Истинного, пребывали в Христе Спасителе нашем, т. е. находились в преискреннем общении с Ним.

Для всех людей открыт свет божественной истины, всем дана Иисусом Христом и возможность пользоваться сим светом для спасительной цели. Но вам, юные слушатели мои, особенно вам, изучающие богословские науки, сообщается свет откровения божественного в большей мере и степени, вам дается и разум к восприятию божественных истин более обширные и глубокие, да разумеете глубину, и высоту, и широту их к назиданию верующих, какое предлежит вам в будущем. Не естественно ли посему, вам, чадца моя о Христе, в настоящие минуты внимательнее вдуматься в слова апостола и приложить их к себе, размыслить о их значении для своего назидания?

Сын Божий дал нам свет и разум истинного боговедения. Какое великое благодеяние для человека! Без христианского богопознания человек подобен слепцу, или зрячему, ходящему в темноте; состояние того и другого жалкое? И чтобы видеть несчастное состояние духовно слепотствующих и во тьме ходящих, нужно только обратить внимание на времена до христианские, о которых говорил некогда пророк: се тма покрывает землю, и мрак на языки (Ис.60:2). Сравнивая состояние обратившихся ко Христу верою с пребыванием их в язычестве, ап. Павел говорит: бысте иногда тма, ныне же свет о Господе (Еф.5:8). При такой противоположности света и тьмы как счастливы те, которые ходят во свете истины! Но вы, возлюбленные, пользуетесь сим счастьем по преимуществу; вам дается знать тайны Царствия Божия; вам сообщается домостроительство спасения с возможною обстоятельностью. Не должны ли вы поэтому одушевляться чувством живейшей благодарности к Господу Иисусу за даруемое благодеяние? Господь судил вам быть в числе избранных учеников духовного просвещения; – не должно ли это побуждать вас соединять с чувством благодарности и самую живую восприемлемость божественных истин своим разумом? Для восприятия света вещественного нужны здоровые глаза; на больные глаза он действуете ослепительно, и для восприятия светоносных истин божественных нужен разум, пленительный в послушание веры, разум облагодатствованный. Так, избранные ученики Христа Спасителя долго слушали Его учение и были косны к разумению глаголов живота вечного, пока Сам Господь не отверз им (ученикам) ум разумети писания (Лк.24:45). И пока благодать Св. Духа не озаряла их души своим сверхестественным действием; но, восприявши истину при содействии благодатного озарения, ученики Христовы могли уже с дерзновением говорить: мы ум Христов имамы (1Кор.2:16). О, если бы вы воспринимали богооткровенные истины разумом евангельским, благодатью озаренным, – с разумением их духа во всей целостности, а не в одной широте букв, не по изучению только формальному или рассудочному пониманию, а по сознанию высокой их важности, с полным углублением в тайны откровения! Тогда немыслимо было бы между вами легкое, безразличное, холодное отношение к истине; тогда не приходилось бы видеть в жизни бывших питомцев духовного просвещения, которые забывают самые важные истины богословские и, при встрече с возражениями мудрствующих от чрева своего, позволяют себе увлекаться вольномыслием и неверием, не имея в самих себе твердой опоры знания разумного.

Но такое знание божественных истин не может быть без живого участия сердца. Сердце есть приемник веры и проводник истины в жизнь: сердцем веруется в правду (Рим.10:10); а правда христианская есть выражение божественной истины, познанной умом, в действиях. Итак, если кто думает – знать св. истины без сердечной любви к ним, без прочувствования их сердцем и постоянного стремления оправдывать знание жизнью, тот находится в опасности иметь веру (в смысла знания Божественного), о которой говорит апостол: вера без дел мертва есть; и беси веруют и трепещут (Иак.2:19,20). Воспринимайте же свет Божественный не одним разумом, но и сердцем: пусть он будет приемником теплоты от света Божественного; тогда разумное знание будет плодотворно и спасительно. А чтобы сердце пламенело любовно к истине, надобно горячо любить Господа Иисуса Христа, пребывать в Нем. Нам дарован свет и разум духовный, да пребудем во Христе пламенною любовью к Нему, которая в свою очередь служить источником любви ко всему елика суть истинна, елика честна, елика доброхвальна (Фил.4:8). Такое взаимодействие сердечной любви, с одной стороны, к восприятию истины, с другой – ко Христу, Источнику света истины есть основание того высокого богословия, которым отличался св. евангелист Иоанн, и той великой ревности по вере, какою отличались все апостолы, а за ними бесчисленный сонм мучеников, исповедников, святителей Церкви Христовой. Подобная ревность по вере потребуется со временем и от вас, будущие служители алтаря Христова. Где ж вы возьмете ее, откуда почерпнете, если сердце ваше и при разумении истины – не будет любить ее и Господа Иисуса – еще теперь в юных летах? Возгревайте же в себе эту любовь заблаговременно, чтобы впоследствии она дала вам побуждение к самоотвержению во славу Божию и во спасение ближних. Чаще припоминайте себе слова Божественного Учителя, сказанные в одной из последних бесед Его с учениками: будете во Мне, и Аз в вас. Якоже розга не может плода сотворити о Себе, аще не будет на лозе, тако и вы, аще во Мне не пребудете. Аз есмь лоза, вы же рождие; и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног. Аще кто во мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, изсшет. Аще пребудете во Мне и глаголы Мои в вас пребудут. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин.15:4–7,10).

Чаще размышляйте о словах сих, и Господь поможет вам достигнуть цели вашего просвещения. Аминь.

Поучение в неделю 27-ю по Пятидесятнице

Евангелист Лука повествует, что некогда Господь Иисус Христос исцелил в субботу женщину, которая в продолжение восемнадцати лет страдала немощью, была скорчена и не могла стоять прямо. Дело очевидно доброе и достойное всякой благодарности! Но старейшина собора, т. е. начальник иудейской синагоги, прилучившийся тут, по зависти и злобе на Христа, нашел предлог осудить Чудотворца и сделать упрек народу – в следующих словах: «есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний». Слова, очевидно, безумные, порождения злобы. И Спаситель не умедлил при всем народе обличить так говорившего. Лицемер! сказал ему Господь, не отвязывает ли каждый из вас в субботу вола своего или осла от яслей, и не ведет ли поить? Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний (Лк.13:14–16)? Начальник синагоги остался видимо посрамлен и постыжен обличением Иисуса Христа, к назиданию народа.

Прямое обличение Господом старейшины собора дает урок нам, христианам, говорить другим правду открыто, и обличать ложь, когда она прикрывается видом законности и разными хитросплетениями.

По требованию св. веры нашей, по закону Христову все христиане, как братие между собою, должны быть искренни, должны без осуждения указывать друг другу на недостатки, чтобы исправлять их. Друг ко другу искренни бывайте. Но где эта искренность, где правда? Немногие решаются ныне обличать и выставлять на вид открыто ложь и неправду, боясь навлечь на себя неприятности или оскорбить самолюбие другого. И наоборот многие в свете любят говорить о разных недостатках и пороках своих ближних за глаза для осуждения, а прямо тех же самых людей выхваляют. Где же тут христианская искренность? Где братолюбие? И нередко случается, что иной человек благонамеренный рад был бы исправить свои недостатки, которых сам в себе не замечает по естественной слабости, если бы ему открыто, прямо, искренно сказали о них; но нет обличающего, а много осуждающих, и конечно уже не по любви, а по злобе, или по зависти. Ах, как часто в свете люди обманывают друг друга в своих взаимных отношениях! Одно думать, а другое говорить, или одно говорит в глаза, а другое за глаза – у многих вошло в обычай. И враги часто представляются друзьями, чтобы только скрыть свои мысли, свои недоброжелательства, – и удобнее сделать вред ближнему. Не доказывает ли это отсутствия искренности чувства? И как поэтому дороги для каждого друзья, не скрывающие правды, а с любовью говорящие ее, хотя бы она и не нравилась нам! Если бы соблюдалась правдивость между христианами, насколько уменьшилось бы тайных козней и кляуз! Сколько порвано было бы сетей лукавства, в которые запутывают иногда честных людей!

Но есть особого рода люди, которые поставляют себе за долг и даже за честь, по видам корысти, из белого сделать черное, из черного белое – правого сделать виноватым, а виноватого правым. Не вопиет ли тут на небо оскорбленная и попранная правда? Конечно, Господь воздаст в свое время комуждо по делом; но честь ли христианам, созидающим свое благо на обиде невинного, и подающим повод – страдать добру, а торжествовать злу? Впрочем, иногда никакое обличение и увещание, ни ласковое, ни строгое не действует на потерявших стыд и совесть, и они во свидетельство своей правды призывают небо и землю, призывают на себя страшные проклятия, – а между тем говорят совершенную ложь, не сознаются в том, что совершенно ясно доказывается. Для благочестивого сердца тяжка такая бесчувственность. Но гром правосудия Божия вразумит в свое время этих жалких противников правды. А обличающей неправду да утешает себя сознанием исполнения своего долга!

Но не лучше ли, скажете, быть уклончивым и жить спокойно, чем говорить всегда открыто правду и наживать себе врагов и неприятелей? По правилу житейского благоразумия лучше, спокойнее. Но если все станут руководствоваться этим правилом, и беречь свое спокойствие, – то на чью же долю останется забота о справедливости и правде, без которых нет и не может быть на земле общего спокойствия и блага? И если собственное беспокойство и неприятности, происходящие от забот – ввести в известную среду правила честности и правды, а искоренить злоупотребления лжи и клеветы, искупается спокойствием и счастьем десятков и сотен несчастных, то почему же и не пожертвовать своим спокойствием ради блага ближних? Но этот долг лежит преимущественно на тех, которых самое знание обязывает быть блюстителями и распространителями правды и честности, на нас – пастырях, и на всех, кому власть дает право иметь влияние на других. И горе нам, когда молчим при виде неправды в своем округе, поблажаем ей своим молчанием и таким образом содействуем распространенно зла! Горе глаголющим лукавое – доброе и доброе – лукавое (Ис.5:20). Горе говорящим и пишущим лукавство (Ис.1:1)!

Братие! Да обитает между нами правда и в словах, и в делах, и во взаимных отношениях. Будем помнить изречение премудрого: правда возвышает (Причт.14:24). Аминь.

Поучение на 2-ю неделю Великого поста

Святая Церковь в продолжение Великого поста установила все чтения евангельские и апостольские так, что они своим содержанием побуждают нас к покаянно и обращению к Богу с молитвою об исцелении души, болезнь которой составляют грехи наши.

Вот и ныне повествование евангельское об исцелении расслабленного предложено нам, слушатели, с тою целью, чтобы мы обратили внимание на свое нравственное состояние.

Расслабленному Господь сказал: чадо, отпущаются тебе греси твои, – и затем уже: востани; возьми одр твой и иди в дом твой. Не следует ли отсюда прямое заключение, что грехи были причиною болезни расслабленного, и что дарованное ему Спасителем выздоровление есть следствие отпущения грехов? Так, несомненно. Можно с вероятностью думать, что всеобщее расслабление организма упоминаемого в нынешнем Евангелии больного было необходимым последствием каких-либо особенных пороков его; но от этого нисколько не ослабляется та истина, что главная причина, так сказать, корень наших телесных болезней скрывается в грехе. Не будь греха, не было бы и болезней. Человек создан был от Бога безгрешным и безболезненным, а потому и бессмертным не только по душе, но и по телу. Нарушение заповеди Божией соделало грех, затем произвело болезни и затем смерть. Происходя от первого человека падшего, мы все люди рождаемся уже с наклонностью ко греху, а пришедши в возраст, приумножаем прародительское несчастное наследие своими пороками, коим несть числа. Как же после этого не плодиться, как не развиваться в роде человеческом болезням? Посмотрите, как расстраивается здоровье от невоздержания, от объедения и пьянства, от плотоугодия, сластолюбия. Даже более тонкие пороки, например: зависть, ненависть, гордость, корыстолюбие очень вредно действуют на тело. Завистливый не сам ли убавляет свои силы скупостью? Итак, заботясь о здоровье телесном, позаботимся прежде и больше всего о здоровье души, которое достигается очищением от грехов, то есть, от пороков и страстей.

Здоровье души состоит в правильном отправлении ее сил, ума, сердца и воли. Когда ум право верует в Бога и домостроительство нашего спасения, сердце питает горячую любовь к Богу и Его закону, воля исполняет данные им заповеди, тогда душа здорова. Но кто может похвалиться таким здоровьем? Если мы право веруем, то можем ли сказать, что горячо любим своего Господа и соблюдаем Его заповеди? Едва ли кто по совести решится назвать себя праведником; а если мы преступники воли Божией, если мы грешники, то и больные душой, расслабленные, следовательно нуждаемся в исцелении. Кто же исцелит душу нашу? Врачи земные могут излечивать болезни телесные более или менее удачно, но для души они ничего не могут сделать, и корень болезней они истребить никогда не в состоянии. Один Господь есть Врач души, Он единственно и Всемогущий наш исцелитель. Обращайся к нему каждый верующий с молитвою: Господи исцели душу мою, яко согреших тебе; помилуй мя, Господи, яко немощен есмь.

Но вот наше горе. Слишком чувствительные к болезням телесным, мы нечувствительны к болезням души; часто даже не сознаем их, считая грехи свои невежеством, или же и вовсе не признавая их грехами. Такая нечувствительность очень гибельная и сокращает нашу жизнь. Святая Церковь употребляет все меры к возбужденно в нас сознания греховного, благодать Божия беспрерывно, можно сказать, разными способами призывает нас к исправлению себя; а мы расслабленные душой, не заботимся об исцелении своем и мало обращаемся к небесному Врачу за помощью.

Братие! Будьте внимательнее к своей душе. Какая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит. Особенно во дни Великого поста будем усерднее молиться и поститься. Молитва и пост самые лучшие средства к привлечению немощной врачующей благодати Божией. Составляя врачество души, молитва и пост способствуют и к здоровью телесному, облегчая тело от вредных соков и излишних наростов. Пост и молитва, по справедливости, называются крылами, при помощи которых человек еще на земле возносится к небу. Аминь.

Сергий, митрополит Московский

Слово в день Введения во храм Пресвятой Богородицы

Приведутся царю девы в след Ея; приведутся в веселии и радовании (Пс.44:15,16).

Пресвятая Дева Мария, трех лет от рождения бывши введена во храм Иерусалимский, воспитывалась там до пятнадцатого года Своей жизни. Что же Она там делала? Какой был образ Ея жизни?

Один древний учитель сказал: «Это известно только Богу, и Гавриилу Архангелу, неотступному хранителю Ея».

Но сей ответ надобно понимать в том смысле, что Мария Приснодева, поелику уготовляема была в орудие Божественного воплощения, была ведома и хранима руководительством, столько же таинственным, как и чудесным.

Между тем, тот же церковный учитель (блаженный Иероним) и другие отцы Церкви сохранили нам древнее предание, по которому известно, что Пресвятая Дева, не чуждаясь рукоделья, большую часть времени проводила в молитве, чтении священных книг, в размышлении о прочитанном, в духовных беседах со старшими при храме. – «Какое невеселое занятие, – скажет иной, – молиться, читать, думать, говорить только о духовном, как это однообразно и утомительно. И нужно ли это человеку, живущему в обществе?» Нет! Занятия духовные отнюдь не скучные занятия, и напрасно люди светские пренебрегают ими. – Прежде всего, должно заметить, что не следует о делах и вещах судить решительно, не узнав их хорошо и верно. Между занятиями духовными важнейшее есть молитва. Но нельзя знать силу и сладость ее тому, кто давно отвык налагать на себя крестное знамение и, что особенно дурно, считает эту обязанность уделом детской слабости и неволи. Кто понимает, что душа и тело не одно и то же, что тело пойдет в землю, откуда взято, а дух пойдет к Богу, Иже даде его (Еккл.12:7), что, молясь, душа беседует не с людьми, а с самим Творцом вселенной, что молитвой низводимы были в наш грешный мир небожители, и совершались чудеса, Божии к людям милости: тот, размышляющий таким образом христианин, скоро ощутит духовную сладость молитвенного состояния, входя в него из удушливой суеты житейской, подобно тому, как всякий выйдя из душной комнаты, где воздух спертый и тяжелый, под открытое и чистое небо, тотчас почувствует, что стало на душе легко. – Тоже надобно сказать и о чтении духовных книг. Людям, которые отуманены увеселениями светскими, или увлечениями страстными, это занятие совсем незнакомо. Они смотрят на Библио, как на учебную книгу для лиц, готовящихся к священному сану, а на Четьи-Минеи, как на принадлежность церковных книгохранилищ. Не говорим уже о том, что Библия есть книга нашей веры и спасения; довольно припомнить, какие важные, даже для земного счастья нашего, вопросы решаются в ней. Занимает очень некоторых людей недоумение: откуда зло, и какие меры принять, чтобы оно не препятствовало благоденствию и развитию общества. Положительно сказать можно, что многие бедствия в обществе были бы пресечены, а многие совсем и не появлялись бы, если бы мы любили читать и исполнять Священное Писание. Вот простое наставление Христово: чего желаешь себе от других, то делай и им (Лк.6:31). Если б христиане это соблюдали, сколько таким образом было бы предотвращено взаимных между ними обид! – Чтобы видеть на опыте силу этого чистого учения, надобно бы подробно узнавать и жития святых, где описана жизнь христианская не мечтательная, а действительная. С какою жадностью читаются те повести и рассказы, в которых передается, как сердце человеческое порабощается страсти, и в борьбе с препятствиями остается верным ей! В сочувствии восклицают: «ах, как это естественно! взято прямо из жизни». – Увы! утешает ребенка то, когда он сам упал и лежит на земле, что его товарищи точно также падают… Какое утешение читать, как человек заблуждается, не сознавая даже своего заблуждения, как он гибнет, не раскаиваясь даже на краю своей погибели, как он рисуется своим пороком, гордясь тем, что других вовлекает в ту же яму? Не более ли занимательно видеть, как человек борется со злом и побеждает его, как оставляет свои заблуждения и является непреоборимым исповедником истины, как в трудах самообладания и в подвигах людей благочестивых обнаруживались уже не признаки естественной слабости, а знамения сверхъестественной Божией силы? Вот мученик, который, несмотря на убеждения мучителей, на страшные орудия и картины казней, отвергая с другой стороны все приманки утонченной языческой роскоши, бестрепетно повторяет: «я Христианин!» Вот младенец, который, еще не зная всей гнусности язычества, видит ласки и угрозы, отвлекающие от христианства, однако ж, просится на мучения, и младенческим лепетом мужественно произносить; «и я Христианин!» Только огрубевшее сердце не придет в восторг, смотря на такое торжество веры христианской. – Если многие в обществе не любят занятий духовных, это зависит от испорченности вкуса. Не бывает ли, что в болезни человеку и приятные яства становятся противны? А разве можно назвать человека здоровым, когда он живет в вихре светских развлечений, или, что еще хуже, в порабощении страстям? Увлечения страстные, увеселения шумные заглушают слух души, и не позволяют ей ощутить, различить и оценить тех тихих утешений, какие нам ниспосылаются из мира духовного из области веры. Дитя, поиграв разбивает свою игрушку; когда был я младенец, младенчески думал; ныне же отвергох младенческая, – говорит о себе апостол (1Кор.13:11). Есть напротив люди, которые шутя хотят век прожить: но разве жизнь есть шутка? Те только в ней удовольствия истинны прочны, которые не оставляют нам повода за них раскаиваться и стыдиться. А таковы именно утешения духовные: они не приводят душу в самозабвение, или самообольщение; но водворяют в ней тишину, довольство и надежду. – Как сладостна была для Девы Марии жизнь при храме: так вовсе не безотрадны труды и подвиги тех чистых душ, которые идут путем верного Ей подражания. Они ведутся Духом Утешителем в веселии и радовании, и приведутся некогда в храм царев, – в тот небесный чертог, где уже нельзя придумывать забавы, как бы убить время, ибо и самого времени не будет, но где уготована та присносущная сладость, которой достанет на целую вечность. Аминь.

Слово в Неделю ваий

Прияша Ваия от финик и изыдоша в сретение Ему. (Ин.12:13).

Это сказано при народе, который с финиковыми вайями вышел навстречу Спасителю, когда Он торжественно входил в Иерусалим. На всенощном бдении в нынешний праздник и мы держали также ветви.

Что же наше предстояние с ветвями означает, и к чему нас обязывает?

По древнему на востоке обычаю, с пальмовыми ветвями встречали победителей. Христу принадлежала эта почесть, как победителю смерти; а победил Он ее крестом и воскресением Своим. Хотя «людие, седящии в тме и сени смертней», не предвидели сего; но по устроению Промысла, в исполнение ветхозаветных пророчеств, «приемше воскресения знамения, ветви древес и Вайя финик, воскресения знаменующе, сретоша»⁶⁵ Христа и Ему победителю смерти, восклицали: осанна, то есть, спасение чрез сына Давидова.

Согласно с сим изъяснением наши праздничные вайи служат выражением нашей веры во Христа, как победителя смерти, а по сему и предзнаменованием нашего будущего воскресения. Ветви, которые у нас были в руках не сухие, но свежие и живые, снятые с таких дерев, которые прежде других оживают при наступлении весны. Оживление растений после зимнего мертвящего холода есть верный залог воскресения наших телес, силою Воскресшего Жизнодавца.

Однако ветви, которые мы в нынешний праздник брали в руки, скоро засохнут. Надобно помнить, от чего зависела их свежесть. Каждая ветвь живет тою силою, какую извлекает из корня; с ним соединенная, она одевается листьями, украшается плодами; оторванная от него, засыхает. Это всем известное явление в растительной природе есть образ нашей души и ее жизни. Корень нашей жизни духовной есть вера во Христа. Он нам объявил: «Я есмь лоза виноградная, а вы – ветви. Кто пребывает во Мне, тот много приносит плода; а кто не пребудет во Мне, тот засохнет, как ветвь». (Ин.15:1,5,6). Души, на сем присноживом основании утвержденные, украшаются листьями свежих и здравых мыслей, плодами благих дел; а отторгшиеся от корня живой веры подобны тем ветвям и цветам, которые содержатся в наполненных водою сосудах, и которых ароматная свежесть, час от часу ослабевая, скоро совсем уничтожается.

Итак, если вера побудила нас держать в руках ветви, то покажем и в жизни духовные плоды. Воздерживаясь постом от некоторых брашен, не будем воздержны в благотворении ближним. Ища и получая в исповеди прощение грехов себе, да не злопамятствуем против наносящих нам обиды. Стесненные, кто нуждами, кто неудачами и неприятностями, потерпим все, помышляя о том, что в сии дни совершалось в Гефсимании, в Иерусалиме, на Голгофе.

К сожалению, несмотря на удары несчастия, многие продолжают увлекаться желанием, чтобы жизнь цвела счастьем, хотя бы со грехом. Такие люди или не веруют, или забывают, что всем без исключения, и верующим, и неверующим, предлежит сретить Господа. Приходил он как царь кроткий и спасающий; приидет некогда, как судия карающий. С чем Его встретить, это он объяснил Сам в притче о Страшном Суде, указав с запасом каких дел предстанут Ему праведники. Сохраним же ветви нашей духовной жизни всегда зеленеющими. «Дорожи добродетелью, и не заботиться о счастии», – советует один святой отец⁶⁶. «Счастье скоро исчезает; а добродетель есть бессмертное сокровище». Аминь.

Сельский священник

Беседа о грамотности⁶⁷

Благодарение Господу Богу, теперь есть у нас много училищ по селам, приходам. На то была и есть воля Благочестивейшего Государя нашего, об этом старались и стараются наши архипастыри, разными способами помогающие нашим церковно-приходским училищам, старались и другие добрые люди, которые и присылают пособия: книжки, учителей для наших школ. Не будет лишнею похвальбой, если скажу, что много стараний о школах показали и собратья мои, приходские священники, из которых многие сами учат в школах, дают от себя разную подмогу школьному делу, даже помещают, или помещали сначала, школы в своих домах и в иных местах; кроме самих приходских священников, учат еще их жены, дочери, вдовы, а также другие лица церковного причта. Но сказав о моих сослужителях, я тем охотнее отдам всю должную честь и прихожанам. Знаете сами, знает и вся земля русская, что во многих местах крестьяне составили на сходках общественные приговоры о заведении училища, сделали на него мирской сбор, устроили дома и т. под. Делали и делают они все это – радея о добре своих детей, радея о том, чтобы в народе православном ширилась грамотность, бралось учение, росло и прибывало знание, ибо ученье свет, не ученье тьма.

Не видно ли с первого взгляда, как полезны, благодетельны грамотность, учение?

Учение св. веры нашей, которою мы просвещаемся и спасаемся, заключено в свящ. книгах. Разве не стоит учиться грамоте уже для того одного, чтобы читать сии книги, написанные св. мужами? Правда, ты можешь слышать чтение этих книг и в церкви. Но ведь всего нельзя прочесть в церкви: сколько есть разных свящ. сказаний, житий, которые так назидательны, усладительны для души, но которых нельзя услышать в церкви. И то надо сказать, что в церкви не все вы и не всегда можете бывать: сколько, значит, вы пропускаете чудных Евангелий, читаемых в церкви, которые вы, если б были грамотны, могли бы прочитать дома, или заставить, попросить прочесть их вам других грамотных лиц из семьи, напр. детей. И в том еще признаться надо, что иного ты в церкви и не расслышишь, а иное и слышишь, да не запомнишь или не уразумеешь сразу, ибо много в книгах есть такого, что надо внимательно и не раз прочесть, вдуматься в прочитанное, чтоб потом уразуметь и хорошо запомнить. Я уже не говорю о том, что с умножением в приходе грамотных детей и вообще грамотных людей, служба Божия украсится хорошим чтением, пением: а это и Богу угодно, и нам, христиане, усладительно.

Но кроме учения св. веры, есть много других знаний, весьма полезных для жизни, которых надо достигнуть с помощью грамоты, книг. Я не буду говорить тут об этих знаниях, науках, которые усовершают, улучшают, красят жизнь людскую. Припомню только, как важно грамотное дело в обычном быту нашем, когда вам нужно напр. знать уставы, законы, по которым должен строиться всякий порядок у вас, нужно послать весточку отцу, жене, брату, за сотни верст и проч.

Не умолчу и о том, что иногда грамотность идет не в прок, а даже к худу. Иной грамотный горазд скорее на задор и обиду, на обман простого человека, чем на что доброе. Иного ни по чем не узнаешь, что он чему-либо учился: такой распутный, своевольный, бесчинник, как будто ничему не учился. Но тут-то, братие, я и хочу указать вам на вашу обязанность, родители, старшины, церк. попечители, иметь раденье об училищном деле. Будем помнить, что грамотностью, знанием можно злоупотребить, как и самым разумом, как и руками, данными от Бога. – Помня это, будем все совместно стараться, чтобы с учением книжным, школьным соединилось у нас учение, так сказать, душевное, нравственное, которое зовут иначе воспитанием. Начало премудрости страх Божий, говорит слово Божие. Будем наблюдать, стараться, чтобы в учащихся детях наших возрастало не одно книжное знание, но вместе с ним и страх Божий, добрые свойства, нравы, чтобы ученье, грамота помогла им сделаться честными людьми, разумными и добрыми христианами. Я с своей стороны буду особенно стараться об этом. А вы, братие, помогите мне своим доверием, радением, общею любовью к нашему училищу, отеческими внушениями детям, особенно же добрыми примерами. Аминь.

Протоиерей Г. Поспелов

Поучение при крещении. Обязанности восприемников

При совершении Св. Крещения вы, стояли при купели, отрицались или отказывались от сатаны и всех его нечистых слуг и скверных дел, даже плевали на него в знак отвращения от него лукавого. Потом вы соединялись со Христом, Спасителем нашим, исповедовали св. веру в Него, как Царя и Бога, читали «верую». Далее вы принимали из купели крещенного младенца на свои руки, говорили «аминь» при помазании его св. миром, ходили с ним вокруг купели, принимали остриженные на младенце волосы и опускали их в купель. Чрез все это вот вы и стали крестным отцом и крестною матерью младенцу.

Что же, крестный отец и крестная мать? Ужели вы принимали здесь участие только для того, чтобы назваться отцом и матерью младенцу, и более ничего не нужно вам делать? Нет, други мои, не в названии только дело. Вы отказались от сатаны и всех скверных дел его вместо младенца; вот, когда младенец подрастет, вы и берегите его от служения сатане, берегите от всех худых дел, и скажите ему, что вы при купели отказались за него от таких дел. Вы говорили за младенца: я сочетаваюсь и сочетался Христу и верую Ему, или соединяюсь и чрез веру соединился со Христом. Заботьтесь же, чтобы ваш крестный сын знал свою св. веру, сердечно веровал во Христа, Спасителя, и соединялся с Ним чрез св. таинства, а особенно чрез приобщение Тела и Крови Христовой. Вы приняли из купели младенца чистым от грехов, вы были свидетелями, что крещенному чрез св. Миропомазание дана благодать Божия, дана сила противиться греху и жить по святым заповедям. Старайтесь же, чтобы крестник ваш и во всю жизнь свою ходил только за добрыми делами и бегал от худых, старайтесь, чтобы он не осквернял себя нечистотами греховными; напоминайте ему, что он омылся от греха в купели, что у него есть сила Божия противиться греху; пусть же он и живет чистым, каким вы носили его вокруг купели при крещении. Напоминайте ему и о том, что чрез пострижение волос его он стал рабом Божиим; рабом самого Христа, Спасителя нашего; пусть же он и служит своему Господу, Царю Небесному, служит верно, чтобы своею доброю жизнью заслужить и на земле, а особенно на небе, великую награду от Господа Бога.

Так вот, что делать вы должны, крестные; это делать вы сами обязались добровольно пред Святою Церковью, пред самым Богом. Смотрите же, исполняйте свои обязанности, заботьтесь, чтобы ваш крестник был верный слуга Христов, веровал и жил, как добрый христианин. И да поможет вам Господь исполнить святое дело ваше как должно. Аминь.

Священник Иоанн Грацилевский

Поучение о крестном знамении

При помощи Божией, я ныне буду говорить с вами о том, что крестное знамение мы должны творить на себе правильно, с верою, с благоговейным созерцанием крестной тайны. Послушайте с должным вниманием.

Пред властями земными иные позволяют себе являться во всех отличиях, и в то же время внутренне не имеют уважения к ним и преданности, что, большею частно остается непримеченным: но Бог, Царь Всеведующий, и святые Его угодники зрят, по благодати Божией, сокровенности души нашей. Следовательно, внешнее христианское отличие – крестное знамение, на молитве должно соединять с внутренним благоговением. «Не просто, – учит святой Златоуст, – знамение крестное должно полагать перстами, но с душевным расположением, со всею верою. Посему, когда ты ограждаешься, представляй себе всю силу креста». Например, сложив три первые перста правой руки, во образ святой Троицы, и потом пригнув два остальные, в знамение двух естеств Иисуса Христа, божеского и человеческого, ты полагаешь перстосложение креста, во-первых, на чело свое. Помяни при сем мысленно главу Христову, увенчанную терновым венцом и окровавленную; представь ланиты избиенные, уста и гортань, желчию и оцтом напоенные, уши, злохулением отягченные, очи, слезами покрытые – и молись, да освятятся твой ум, очи и уста. Низводя перстосложение креста от чела на перси, помысли о той скорби, какою исполнено было сердце Божественного Страдальца, и всей душою погрузись в ужасы предсмертных Его страданий, при виде чаши в саду Гефсиманском. При сем моли, да дарует и тебе Господь Бог терпение во всех скорбях, и особенно хоть некую отраду в страшный час разлучения души с телом. Возлагая знамение креста на рамена, представляй крестное простертое пречистых рук Христовых, пригвождение их вместе с святейшими ногами, все Божественное тело изъязвленное и ребро прободенное, и при сем моли от всей души твоей: силою крестной смерти да соделаешься и ты причастником страстей Христовых, дабы со всеми святыми удостоиться и вечной славы со Христом.

Из сего следует, что знамение крестное должно быть соединено с верою и выражать собою нашу веру и благоговение. Нужно ли говорить, что его должно творить правильно? О, какой большой ответственности пред Богом подвергают себя те, которые творят крестное знамение неправильно, рассеянно, поспешно! Они творят святое дело с небрежением, безобразят крест Христов; а следовательно не уважают ни Его, ни самой молитвы, которая совершается под знамением креста Христова, и его силою. Надобно бояться того страшного прещения, которое падает на творящих дело Божие с небрежением; ибо сказано: Проклят человек; творящий дело Господне с небрежением (Иер.4:10). Напротив, с полным вниманием благоговейною верою творимое знамение креста в молитве пред святыми иконами низводит благодать освящающую; а небрежность при крестном знамении пред святыми иконами обнаруживает недостаток благоговения ко Кресту Господню и честь бесам, и на небрежное знамение с ужасом и скорбью смотрят наши Ангелы Хранители и святые угодники Божии.

О братья мои! кто теперь небрежет о крестном знамении, как воззрит он в день суда на знамение креста имеющее явиться на небе пред вторым пришествием Христа? Аминь.

Священник Т. Соколов

Поучение при начатии полевых работ

Не лишним считаю, братие, побеседовать с вами в настоящее время о трудностях вашей крестьянской жизни, и в особенности о том, чем вы можете успокаивать себя среди трудов, которые начинаются преимущественно с сего времени. Хорошо было жить в раю нашим праотцам Адаму и Еве: не знали они трудов, не видали усталости, не испытывали болезней. Земля без обработки родила хлеб; деревья и растения без ухода за ними приносили вкусные плоды. Но недолго наслаждались наши праотцы такою блаженною жизнью. По совету лукавого змия, в которого вошел диавол, вкусили они от запрещенного плода, и правосудный Господь изгнал их из рая, изрек проклятие на землю и определил им в поте лица возделывать ее. Это определение Божие изречено в лице праотцов и всему потомству их. Итак, братие, грех тому причиною, что столько трудов и болезней досталось на долю нашу. Жаловаться после этого на свою тяжелую участь было бы несправедливо, потому что вина не в Боге, а в наших прародителях и в нас самих, как их потомках. Не все, правда, несут такой тяжелый труд, как вы. Но что же делать? Да и то надобно сказать, что во всяком звании и состоянии есть свои выгоды, свои радости и свое горе, так что никак нельзя думать, чтобы высшие вас по состоянию были непременно счастливее вас. Истинное счастье заключается в спокойствии совести, а спокойствие совести зависит от добрых дел. И в низкой доле, при постоянных трудах и заботах, счастлив тот, кто живет благочестиво, кого не укоряет совесть в делах беззаконных. Не жалуйтесь же, братие, что много у вас трудов. Трудами вы поддерживаете свое благосостояние; трудами содержите свои семейства; трудами доставляете пользу государю и отечеству, когда уплачиваете наложенные на вас подати. А что дороже всего – трудящихся любит Бог. Праздность и бездействие губят душу и тело. Стоячая вода отзывается гнилостью и для здоровья вредна; а текущая приятна и здорова. После трудов и пища вкуснее, хотя бы она была и слишком проста; после трудов и вода приятнее дорогих вин, после трудов и сон крепок и спокоен, хотя бы пришлось уснуть даже на голой земле. А люди изнеженные, не знающие трудов, сколько прилагают забот к тому, чтобы пищу сделать вкусною, сколько тратят денег на приятные вина, сколько проводят бессонных ночей, мучительных и тяжелых! Притом, братие, человек, живущий в нужде и трудах чаще вспоминает о Боге, просит Его помощи, и, получивши просимое, чаще и усерднее благодарит Господа. А люди утолстевшие и разжиревшие, люди, обеспеченные в жизни, изнеженные, скоро забывают Бога, редко вспоминают о Нем. Зачем жаловаться на бедность состояния своего? И св. апостолы, весь мир просветившие учением своим, не из простых ли рыбарей были избраны? Буяя и худородная мира избра Бог (1Кор.1:27,28). Зачем жаловаться на труды свои? Св. патриархи сами пасли стада овец; св. апостолы питались от трудов своих. Так верховный апостол Павел строил палатки; верховный ап. Петр и другие занимались рыболовством. Сам Господь наш Иисус Христос помогал праведному Иосифу в трудах древоделия. Сама Божии Матерь занималась рукоделием, пряла шелк и шерсть и шила одежды. Доказательством тому служит хитон Ея работы, столь дорогой и так искусно сделанный, что распявшие Господа не разорвали эту одежду, как прочую, а кинули о ней жребий. Читая историю о св. отцах, живших в монастырях, и об отшельниках, спасавшихся в пустынях и вертепах, нельзя не дивиться тому, как много они трудились: возделывали землю, рубили дрова, плели корзины; труды свои они считали необходимыми для спасения. Итак, братие, трудитесь, когда назначено вам трудиться; терпите и не завидуйте высшим себя. Украшайте себя добрыми делами, и вы будете спокойны, и в низкой своей доле будете наслаждаться счастьем. Чаще вспоминайте евангельскую притчу о богатом и Лазаре: первый в аду, последний на лоне Авраама. На страшном суде рядом станут и богатый вельможа и бедный крестьянин, и славный и убогий, и царь и воин. Там не оправдает нас ни звание, ни состояние. Там кийждо от своих дел или прославится, или постыдится. Аминь.

Священник Д. Бережков

Поучение к поселянам на осеннее время

Вот пришла и скучная осень. Дни стали короче, а ночи длиннее. Деревья сбрасывают с себя листья. Не зеленеет уже трава на лугу, не пестреют цветы на поле, не летит пчела на добычу; только ветры разгуливают, да дожди увлажняют землю и дороги покрываются грязью. И ты, поселянин, не пойдешь косить травы: она у тебя уже в сарае; не станешь жать хлеба: он у тебя уже в амбаре; не будешь ухаживать за овощами: они уже у тебя в погребе. Все ты приделал, все прибрал. Настанет зима и тебе останется спокойно наслаждаться плодами трудов твоих… Так в течении года весна сменяется летом, лето – осенью, осень – зимою, и каждому времени свое дело.

Братие! И в жизни человеческой есть весна – это юность, есть лето – это мужество, есть и осень – это старость… И тебе, добрый христианин, может быть, придется дожить до старости – до самой мрачной осени. Повянет твоя молодость, поблекнет красота твоя; силы и здоровье оставят тебя: заноют кости, задрожат члены. Голова твоя убелится сединами; лице твое пожелтеет и покроется морщинами; руки твои ослабнут, ноги твои подогнутся, и весь стан твой, теперь бодрый и прямой, наклонится к земле, от которой взят ты и куда пойдешь; полнота твоя и жизненность исчезнут и останутся кости, покрытые жилами, да кожа, собранная в морщины. Не в службу тогда, в тягость будешь ближнему.

Спеши же, друг мой, пока есть силы и здоровье, – спеши убираться с делами своими; спеши потрудиться на спасение души своей. Придет твоя осень – болезненная старость, опустишь лето свежее, не воротишь ясных дней и опоздаешь ты с своими добрыми делами. И рад бы ты был посетить тогда обитель святую, да болезни остановить тебя; и рад бы ты сходить тогда в церковь Божию постоять на молитве, да ноги не послужат тебе; и хотел бы ты пособить брату твоему, да не останется у тебя сил разогнуть рук своих. Спеши творить добрые дела, пока силы есть. Не откладывай до старости. Чего в юности не собрал, то найдешь ли в старости? Не отложил же ты до осени летних работ, не провел ты лета в праздности, а то насиделся бы голодом. Не откладывай же до старости и того добра, которое ты можешь и должен делать, а то голод и жажда застигнут душу твою. Не откладывай служить Господу, не откладывай помогать ближнему. Убирайся, пока силы есть. Готовься, чтобы спокойно встретить зиму свою – неизбежную смерть, и радостно, без трепета покрыться белым саваном. Аминь.

Амвросий, архиепископ Харьковский

Слово об удовольствиях⁶⁸

Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи но путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.

Одну из особенностей нашего времени составляет крайнее размножение и разнообразие удовольствий. Тысячи людей заняты изобретением новых удовольствий и усовершенствованием прежних; удовольствиям служат науки и искусства; им посвящают себе самые разнообразные иногда высокие таланты; на людей, обладающих этими талантами, сыплются богатства и почести; их встречают и провожают из одной страны в другую при восторженных кликах и рукоплесканиях, о них пишут целые книги, им по смерти ставят памятники наравне с героями, с учеными и государственными людьми.

Мало этого; об удовольствиях составлено ныне целое учение. Их почитают столь же необходимою принадлежностью нашей жизни, как познание истины и служение добродетели; только с помощью их надеются развить в человеке чувство изящного, как с помощью науки думают достигнуть развития ума и свободной воли. Наконец, – им придают высокое нравственное значение в деле усовершенствования человечества, как верному средству облагорожения людей, очищения их вкусов, нравов, привычек; их признают наилучшим средством и для отвлечения народных масс от грубых пороков.

Невозможно в короткое время, со всею строгостью и верностью с христианской точки зрения, обсудить все эти современные воззрения и явления. Этот долг лежит на всех современных пастырях нашей Церкви, долг, который так тщательно исполняли древние отцы церкви, по отношению к удовольствиям языческим. Но необходимо ныне каждому христианину немедленно запастись указаниями и руководством, как он может и должен держать себя в этом потоке, в этом вихре, в этом чаду страстного устремления людей нашего века к удовольствиям и наслаждениям всякого рода.

Такое руководство мы находим в Экклезиасте Соломона, этого мудрого, богатого и роскошного царя, который изведал все наслаждения жизни – благодарные и неблагодарные, едва не потонул в них, и потом, оплакав горькими слезами покаяния свои увлечения, оставил нам этот вздох души, обманутой надеждою найти блаженство в радостях земных «все суета и томление духа». Уступая человеку, особенно в молодости, право искать удовольствий жизни и пользоваться ими, он с кротостью мудреца, искушенного горьким опытом, остерегает: «веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд».

У нас ныне многие, соблазняемые удовольствиями, но и смущаемые совестью, беспрестанно спрашивают: «неужели это грех? неужели все это запрещено?» – Не то хочет сказать Соломон, что Бог обрек человека в этой жизни на один лишения и страдания, что во всех удовольствиях есть непременно грех, за который мы будем судимы на суде Божьем, но – что скользок путь удовольствий, что надобно пользоваться ими с бдительною совестью и осторожностью, что на этом пути легко стать в такие нравственные состояния, за которые нам неизбежно придется дать ответ Богу, за которые не только мы будем судимы, но и осуждены.

Христианское учение не унижает и не подавляет ни одной благородной способности и склонности природы человеческой; оно признает в нас и чувство изящного, и даже на нем основывает самую нашу способность к вечному блаженству в будущей жизни. Но, полагая в основание всякого человеческого совершенства, прежде всего освобождение нас от грехов, с которыми ни для кого нет места в Царствии Божием, оно, требует освобождения нашего ума от заблуждений познанием истины, и очищения сердца, – где собственно сосредоточивается чувство изящного, – от плотских страстей силою благодати Божьей, самонаблюдением и нравственною борьбой с соблазнами и грехами. Только при этих условиях оно признает возможным сделать нас способными к безгрешным наслаждениям истинною красотою, которой первообраз в Боге, а отображение на прекрасных созданиях Божиих земных и небесных. Итак, христианство, при всех обстоятельствах нашей жизни, требует от нас прежде всего труда самоусовершенствования, и только совместно с ним разрешает нам удовольствия и наслаждения жизни. Таким образом, нам открыты наслаждения семейным счастьем, но с соблюдением супружеского целомудрия и других обязанностей; наслаждения человеческою красотою, но без возбуждения грубых пожеланий; наслаждения красотами и дарами природы, но без злоупотребления ими; наслаждения благородными искусствами, но без обращения их в орудие наших страстей. Нам скажут, что тогда удовольствия потеряют всю для нас свою привлекательность, будут цветны, однообразны, скучны. Это правда, но только по отношению к тем любителям удовольствий, которые ищут в них самозабвения и простора грубой чувственности; для людей же, не желающих потерять нравственное равновесие, способность самонаблюдения и мир совести – они будут тем, чем должны быть, т. е. отдохновением от труда жизни, утешением в трудах и поощрением к трудам дальнейшим.

С этой христианской точки зрения на наши удовольствия легко усмотреть, когда они увлекают нас в те опасные нравственные состояния, о которых мы говорили выше.

И во-первых, в подобные состояния мы приходим, когда широкое поле удовольствий открывается для нас преждевременно. Для правильного человека, как существа свободного, требуется прежде всего образование в нем деятельных, так сказать, рабочих сил души, каковы – ум, воля и самосознание. Как правильно настроенный музыкальный инструмент только тогда издает приятные звуки, когда все струны его держатся в таком напряжении, какое нужно для тона, который от каждой из них требуется; так в душе нашей только тогда совершается стройная деятельность, когда каждая способность ее действует во всю свою силу и в согласии с другими. Удовольствия, действуя на чувство и воображение, как на такие силы, которые больше принимают впечатления со стороны, чем действуют самостоятельно, больше возбуждаются и волнуются, чем собираются и правильно устанавливаются, – тем самым ослабляют деятельность нашего ума и воли, распускают крепко натянутые струны нашего духовного инструмента и, когда употребляются умеренно, дают им надлежащий отдых; но когда впечатления на наши внешние чувства, на сердце и воображение бывают слишком часты и сильны, тогда они становятся похожими на грубые удары в струны нежного инструмента, производимые невежественною рукою, не только лишающие его гармонии, но и повреждающие. В такие нравственные состояния приводим мы, при наших современных взглядах на удовольствия, почти насильственно наших детей, молодых людей. Те и другие, сообразно со своим возрастом, должны учиться, привыкать к труду, нравственно складываться, держать себя в бодром и напряженном состоянии всех сил духа; а мы не только соблазняем их предложением всяких удовольствий, но и проповедуем им о необходимости как можно раньше познакомиться со всеми родами их, участвовать в них как можно чаще, находя в этом один из путей просвещения и способов развития человека. Мы и достигаем этого развития, но не в деятельных силах молодых людей, а в навыке, в развитии вкуса к наслаждениям и потом в жажде удовольствий. По мере учащения удовольствий, умножаются часы, когда высшие силы духа остаются в бездействии, и праздности, а от этого они тупеют, теряют живость и легкость в свойственной им деятельности, что подрывает и самую охоту к занятиям. Отсюда происходит леность к занятиям научным, обнаруживающаяся в неисправном посещении уроков, – отсюда страсть к праздным разговорам и шумным оргиям, – отсюда предъявление, со стороны молодых людей, прав на пользование всякого рода удовольствиями, большею частно неоправдываемое ни дарованиями, ни заслугами, а только простым заявлением, что и мы умеем наслаждаться; отсюда происходит новое нравственное начало современных судей, по которому они оправдывают воров тем, что и им желательно и нужно попользоваться удовольствиями жизни, хотя бы на чужой счет. Не будет преувеличением, если мы скажем, что и политические волнения народных масс наиболее поддерживаются завистью к людям достаточным, происходящею от страсти к наслаждениям. Вот прямые последствия узаконения всяких удовольствий и наслаждений, как обязательного возделывания целой полосы нашей жизни, как средства образования человечества, – наконец, как права, принадлежащего равно всем и даровитому и бездарному, и ленивому, и трудолюбивому и богатому и бедному. А мы еще спешим насильственно навязать всякие новоизобретенные удовольствия нашему простому православному народу, еще и не помышляющему о них, несобравшемуся ни с умственными, ни с нравственными силами. От грубых удовольствий, которые замечаются в нем, мы можем отвлечь его только сообщением ему верных понятий о них и нравственных правил о возвышении духа, об очищении сердца, о борьбе со страстями, а без этих условий все утонченные удовольствия, какие бы мы ни указали ему, превратит в грубые, и к старым порокам только прибавит несколько новых.

Другая опасность, представляемая современными удовольствиями, – это потрясение в обществе нравственных основ и главным образом целомудрия. Что составляет защиту, охрану целости и неповрежденности невинной души от греха? Страх греха, чувствительность совести, стыд целомудрия. Господь указал нам присутствие греха даже в одном воззрении с вожделением (Мф.5:28) именно потому, что подобное воззрение, при невнимании к себе, часто повторяемое, открывает нам путь к предметам вожделения и лишает дух наш внутреннего мира и безопасности. Что же производят в нас эти облагороженные картины чувственной красоты, столь обыкновенные на современных зрелищах? Они сначала колеблют, а потом и разрывают те тонкие завесы и покровы, которыми стыд целомудрия, – это благороднейшее свойство нашей души, – ограждает и защищает ее от вторжений в воображение нечистых представлений и от возбуждения в сердце страстных вожделений. Что же должно происходить с душами христианскими там, где намеренно устраняется всякая предосторожность и благоприличие, на этих известных всем языческих вечерах, которые, к стыду нашему, не только допускаются в нашем христианском обществе, но еще пользуются и покровительством, как собрания, содействующие просветительному сближению молодых людей. Что должны производить в сердцах юношей и девиц, по самому возрасту своему склонных к возбуждению страстей – это обнажение порока, эти необузданные речи, все эти ухищрения, имеющие целью представить в привлекательном виде самые постыдные страсти? Здесь уже не колебание покровов целомудрия, здесь, по изречению пророка Иеремии, входит нравственная смерть во все окна нашей души (Иер.9:21); здесь ниспровергаются все преграды, какие поставляют против вторжения зла в души наши разум, совесть и сила воли, и целыми массами вторгаются в них враги их целости, благоустройства и внутреннего мира. Увеселения подобного рода, появляющиеся в обществе не как случайные уклонения от порядка правильной жизни, а как учреждения, имеющие права гражданства, можно назвать не иначе, как намеренным развращением народа. Пройдите мысленно сверху до низу всю эту лестницу современных увеселений от облагороженных до самых грубых, прибавьте к этому современны убеждения, что стыдливость есть предрассудок; что страстные движения сердца свойственны нашей природе и потому законны, так что и сдерживать их не следует; что нравственные приличия – пустые выдумки; что чувство должно быть свободно; что влияние Церкви на семейную жизнь излишне, что крепкие узы брачных союзов стеснительны; что для молодых людей плотские связи, хотя бы и преступные, необходимы, – сообразите все это, и вы увидите, что и свободой проповедания этих учений и покровительством всяким увеселительным учреждениям, мы не только открываем, но как бы намеренно углаживаем для народа все пути к его нравственному развращению. После этого не удивляйтесь, что ваши образованные дочери бегут из под родного крова неведомо куда и неведомо с кем, что у вас молодые жены и мужья без жалости бросают друг друга, оставляя детей на произвол судьбы, что ваши сыновья вступают в преждевременные браки без вашего ведома и согласия к унижению вашего семейства и рода. Но мы идем и дальше: мы и малых детей спешим ввести в этот водоворот страстей, устрояя для них особые собрания, по образу собраний для взрослых, чтобы скорее дать им понять, что и они люди с правами на современные удовольствия, что и им надо спешить познакомиться с чарующим блеском светских собраний, с тщеславием, волнениями зависти, страстью к нарядам, выездам и, если не с действительными пороками чувственности, до которых они еще не доросли, то, по крайней мере, с внешними их приемами и с мечтаниями о них. Как благовременно ныне вспомнить нам слова Спасителя нашего о страшной участи тех, кто соблазнит единаго от малых сих (Мф.18:6), когда сами родители спешат изгнать детей своих из их рая невинности, отнять у них чистые радости едва расцветающей жизни, и заменить их теми страстными увлечениями, каким предаются сами.

Столь же великую опасность удовольствия представляют и в том отношении, что к ним легко приобретаются навыки, незаметно переходящие в страсти. Наша чувственность жаждет удовольствий и всегда склонна к их повторению и усилению получаемых от них впечатлений. На повторении основывается навык, на усилении впечатлений – увеличение жажды наслаждений; из того и другого слагается страсть, или то страшное нравственное состояние, в котором дух наш совершенно порабощается чувственности со всеми своими высшими силами и стремлениями. Привыкните часто гулять с известными приспособлениями для увеличения удовольствия, – и вас по времени все будет чаще позывать на эти прогулки, и все труднее будет после них собираться с мыслями и приниматься за дела, требующие усиленного труда. Привыкните к употреблению изысканной пищи, или к употреблению ее в большом количестве и вам по времени будет трудно соблюдать воздержание, или употреблять пищу простую и суровую, какую дают нужда и бедность. Привыкните часто и много употреблять легкого вина, и вы почувствуете потребность в более крепком. Чем наши наслаждения сильнее раздражают наши нервы и возбуждают чувственные потребности, тем страшнее к ним навык. Здесь настоящее месторождение тех страстей, от которых гибнет человечество: страсти к азартным играм, пьянства, сладострастия и других. Здесь постепенно и незаметно воспитываются те несчастные любители удовольствий, для которых и жизнь не мила без привычных наслаждений, которые готовы скорее расстаться с нею, чем начать трудную борьбу с приобретенным навыком. Отсюда выходят те разорители состояний и бичи своих семейств, для которых не тяжелы слезы и страдания жен, нищета и распущенность детей, для которых не страшна потеря доброго имени, не унизителен позор; отсюда выходят и те преступники, для которых не жаль разорить ближнего похищением его собственности и убить человека, лишь бы найти средства для привычных наслаждений. Вот здесь остановитесь и спросите: неужели есть грех – невинная игра, дающая приятный отдых, вино, назначенное природою для нашего подкрепления и увеселения, любовь, для которой и создан человек? Ответ на один из этих вопросов опять дает нам Соломон, ответ разрешающий и вей другие подобные вопросы: невинно вино, укоризненно пьянство (Притч.20:1). Невинны все удовольствия, дозволяемые, совестью и законом нравственным, но преступно злоупотребление ими, не они виновны, а мы, всегда склонные по своей грешной природе перейти в употреблении их меру и поработить себя им. И можно ли не бояться суда Божия, которым Соломон желает остеречь юношу, жаждущего удовольствий, когда под ними скрывается пропасть, готовая поглотить неосторожных?

Скажем еще несколько слов об одном затруднительном нравственном состоянии, в котором оказываются и добрые христиане при современном порядке пользования удовольствиями; мы разумеем увеселительные собрания и зрелища в посты и накануне великих праздников. Здесь также говорят: «что за особенный грех провести в Великий пост, или под праздник, вечер в собрании, где не делается ничего противозаконного и преступного?» В этих вопросах виден тот же поверхностный взгляд, то же внешнее сопоставление явлений без углубления в их внутреннее значение. Но вы всмотритесь ближе в то, что вы делаете. Вы веруете не в идолов, которые слепы и для которых все равно, чтобы вы ни делали, вы веруете в Бога живого, всевидящего, любящего вас и бескорыстно ищущего вашей любви для вашего спасения и блаженства. Он смотрит на ваше колебание между исполнением обязанности по отношению к Нему и требованиями света, или вашей собственной склонности: Ему противно ваше малодушие, для Него оскорбительна ваша измена. Вспомните, как вы поступаете в подобных случаях по отношение к вашим ближним: если вы в несчастии и горести, – вы не идете на праздничное собрание у любимого вами семейства, чтобы не огорчить радующихся выражением печали на лице вашем, когда вы чтите память умершего дорогого для вас человека, тогда вы соблюдаете ваш по нем траур и отказываетесь не только от общественных, но от частных увеселительных собраний. По какому закону вы поступаете в этих случаях? Конечно, по самому возвышеннейшему из законов, – по закону любви. Но откуда в вас эти прекрасные свойства и проявления любви? Конечно, от Бога, Который один есть любовь. Затем же вы к Нему именно так несправедливы, что Ему одному отказываете в этих проявлениях любви, что в те дни и часы, в которые Он желает видеть вас у Себя, вы бежите от Него в собрания не для Него и не во славу Его учрежденные, а составляющие иногда уничижение, и даже поругание Его Святого Имени? Разве это может не оскорблять Его? Разве Ангелы и святые Божии, наши покровители и молитвенники, к которым мы иногда с такими горькими слезами прибегаем в несчастиях, – разве они за нас пред Богом не стыдятся? Вспомните эти скорбные слова, сказанный Христом Спасителем в страшную ночь пред Его страданиями, когда Он, после своей молитвы, пришел к уснувшим апостолам: тако ли не возмогосте единаго часа побдети со Мною? (Мф.26:40). Но они только уснули, и при том от немощи и утомления; они только не смогли совершить подвига бдения и молитвы в часы душевной тоски своего Учителя и оставили Его одного, а не променяли пребывания с Ним на увеселения, которых, вероятно, в эту ночь было много в большом городе Иерусалиме, – но и это огорчило нашего Господа. Что же делаем мы? На кого мы Его меняем? Куда мы бежим от Него в часы бдения и молитвы? И еще спрашиваем: какой в этом грех? – Здесь много грехов: грех легкомыслия, грех неблагодарности к Богу, грех забвения о том духовном царстве, которого мы состоим членами, т. е. Церкви, где замечают наше отсутствие; грех нравственного расслабления, по которому не можем провести несколько недель поста без изысканных удовольствий; наконец, грех отупения нравственного чувства, о которых свидетельствуют наш смех, рукоплескания и клики восторгов на зрелищах в часы церковных торжеств, или покаянной печали и слез. И вот что удивительно, – при этом, мы заботимся о благе наших семейств, о благе отечества, с полною надеждою все необходимое для них иметь, как будто все роды благ могут быть нами получаемы откуда-нибудь, кроме Господа Бога, Которого мы неблаговременными публичными собраниями всенародно оскорбляем. Но история свидетельствует, что общественные бедствия и посылаются правдою Божьею преимущественно за открытое, всенародное уничижение имени Божия. На все софизмы и извороты, которыми мы в этих случаях себя оправдываем, отвечает нам строгое слово святого апостола Павла: «не обманывайтесь; Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет». (Гал.6:7).

Заключим наше размышление последним наставлением Соломона, которым он оканчивает и свои сетования о суете жизни человеческой: «бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (Эккл.12:13). Но как это строгое наставление ветхозаветного учителя согласить с нашею естественною и неосуждаемою законом склонностью к земным утешениям и удовольствиям, и соединить в одном кратком правиле и благоговение к закону и дозволение удовольствий? В этом руководствуют нас проповедники Евангелия, обещающие нам еще в этой жизни предвкушение радостей Царствия Божия в духовных утешениях. Царствие Божие, говорит апостол Павел, есть правда, и мир, и радость о Дусе, Святе, (Рим.14:17). А так как и природа есть Царство Божие, и христиане суть народ Божий, то вместе с дарами духовными и все, что есть лучшего, чистого, благородного в мире земном – свободою христианскою открыто нам для наслаждения, но под условием, чтобы наслаждения наши не нарушили нашей внутренней правоты пред Богом, и мира совести, и не делали нашего сердца недостойным и неспособным к утешениям благодати Божией. Аминь.

Из слова о началах христианского воспитания

Что такое воспитание?

В обширном смысле, воспитание есть постепенное возведение живого существа к возможной для него полноте совершенства и благосостояния, чрез правильное развитие его сил и способностей. Из этого общего понятия видно, что для правильного воспитания человека, как и всякого живого существа, требуется, во-первых, ясное понятие о совершенстве, которое для него желается, во-вторых, о средствах наиболее верных для достижения совершенства, наконец, в-третьих, о плодах развития или ожидаемом благосостоянии воспитанника.

Все эти условия воспитания существенно необходимы. Без ясного понятия о человеческом совершенстве воспитание пойдет по способу хождения слепых – ощупью; без уверенности в средствах – с колебаниями, нерешительностью и робостью; без понятия об истинном благосостоянии воспитанника воспитание пойдет не для его блага, а в удовлетворение только предположений и мечтаний родителей, или в исполнении любимой теории воспитателей.

Первое условие или понятие о совершенстве человеческом иначе называется идеалом или первообразом человеческого совершенства.

Где же идеал истинный, объемлющий всю природу человека во всей полноте и в нескончаемом ее развитии, всем близкий и для всех доступный, легко познаваемый, дающий слабому малое, сильному великое, достолюбезный, всех к себе влекущий и всех удовлетворяющий? Такой идеал один, – это Бог христианский: Будите вы совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть. Ему-то, несозданному, обрадовался, когда услышал благовестие о Нем, испробовавший все созданные идеалы древний мир языческий или – что тоже – мир философский. Но так как человек поврежденный во всех основах своей природы не мог сам собою возвыситься к Богу невидимому и войти в общение с Ним, то Бог послал в мир во плоти Сына Своего единородного (Гал.4:4), Который взывает: Приидите ко Мне вcu (Мф.11:28), видевый Мене виде Отца (Ин.14:9). И вот Он представляется нам и ныне стоящим пред новыми врагами Своими, как стоял некогда пред иудеями, и вопрошающим: много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями (Ин.10:32)? Только гордость фарисейская и самообольщение эллинское могут отрицать всесовершеннейшие свойства этого идеала и родство Его с душою человека. Укажите в человеке самое высшее требование природы, которое бы в Нем не находило удовлетворения; вообразите самое высшее совершенство, которого бы в Нем не было. Он есть сама истина, любовь, благость, чистота, правда, бескорыстие, самоотвержение, трудолюбие, терпение, мужество, – но кто исчислит все Его совершенства? Разве то в Нем не по духу нашего века, что в Нем нет страстей, которыми бы мы могли себя оправдывать и Он не потворствует им, что Он беззакония не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его (Ис.53:9).

К Нему приводят, пред Него ставят христианские родители своих детей в том священном училище, которое называется Церковью. Здесь воспитание идет по всем законам человеческого развития. Сначала чрез чувства – посредством впечатлений. Как красоты природы в главных чертах человек узнает и начинает любить раньше всякой науки, знакомясь с нею посредством простого созерцания и опытов детства, так и в Церкви приобретаются первые представления о Боге, самые ранние и наиболее важные в жизни человека, чрез созерцание изображений, действий, символов, указывающих на мир духовный. Мать, предмет всей любви и нежности дитяти, стоит с благоговейным выражением лица и молится пред иконой Спасителя; дитя посмотрит то на нее, то на образ, и не нуждается в длинных объяснениях того, что это значит. Вот первый безмолвный урок богопознания. Дитя в храме: благолепие храма, освещение, светлые облачения священнослужащих, пение и безмолвное предстояние молящихся, обращенных к алтарю, священные действия, отсутствие предметов обыденной жизни, запрещение неблагоговейных движений, требование внимания к чему-то высшему, особенному – это уроки благоговения пред Богом, которых не заменит никакая красноречивая речь законоучителя. При этих уроках нельзя заметить минуты, с которой открывается в детях понимание того, что читается и поется в храме; мы знаем только, что любили нашего Спасителя еще задолго до уроков закона Божия потому, что часто слышали повествования о Нем, много Ему молились, лобызали Его Евангелие, плакали о Нем при чтении Его страданий и радовались всем сердцем, празднуя светлое Воскресение. Этого обилия благодатных влияний и самой благодати Божией лишают родители своих детей, не нося их в храм для приобщения Св. Таин и не приводя в раннем возрасте в церковь, по тому пустому предлогу, что дитя ничего не понимает: как будто только один анализирующий рассудок есть проводник всех влияний, действующих на развитие человека. Здесь, собственно, воспитывается религиозное чувство, главный двигатель духовной жизни. Потеря этого времени и этого способа развития сердца есть потеря невознаградимая. После дитя и отвлеченные понятия усваивать будет и уроки твердить станет, но сердце, которым овладели уже иные впечатления и склонности, будет тупо и глухо ко впечатлениям духовным.

Дальнейшее воспитание, сообщаемое Церковью, точно также рационально. Не легко душу человека, отовсюду окруженную земными предметами и непрестанно вызываемую в мир внешней, возвести в мир духовный и приучить внутренне чаще к нему обращаться и жить в нем. Для этого мало заставить детей по два часа в неделю слушать школьные уроки Закона Божия, оставляя их затем на все время на жертву всяким влияниям, без предостерегающего напоминания о Боге. Церковь поступает не так. Она обязывает своих учеников с раннего детства, с самого обучения грамоте, дня не проводить без чтения слова Божия, не опускать ни одного праздничного Богослужения; не обращать домашней молитвы в минутный бессознательный обряд, не пренебрегать урочными временами, в которые запрещаются удовольствия и развлечения, душа сосредоточивается в себе и обсуждает свое нравственное состояние… Все это нам самим ныне трудно. Нам самим желательно, чтобы нас не обязывали ни к какому духовному труду, чтоб у нас был вечный праздник со всеми увеселениями, чтобы нам разрешили спектакли и на страстной неделе и никто бы ничем не тревожил нашей совести… Ленясь сами, мы от всех благочестивых упражнений, как излишних, освобождаем и детей своих. За то и пожинаем, что сеем, и оправдывается над нами слово Спасителя: собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы (Мф.7:16)?

Нет надобности распространяться о дальнейших приемах религиозного образования, употребляемых Церковью. Заложив в душах детей и отроков чувства благочестия первоначальным воспитанием, оно открывает молодым людям все источники знания под охраною веры, приучая их к употреблению свободы, под наблюдением нравственнаго закона. Правила Церкви для возрастного христианина: все испытывайте, хорошего держитесь (1Фес.5:21), все мне позволительно, но не все полезно (1Кор.10:23). Оно ставит законом одно основное начало знания и жизни: все от Бога исходит и к Богу возвращается. Истинный питомец Церкви видит Бога в истории домостроительства нашего спасения, в истории мира, в природе, в опытах своей жизни, а главное чувствует его в своем сердце; пред Ним трудится, скорбит и радуется, от Него всего надеется, с Ним живет и к Нему отходит по смерти. С каким же иным идеалом человек может внутренне так сдружиться и быть неразлучно, в каком другом идеале может почерпнуть столько внутреннего успокоения, вдохновения и силы?

Вместе с выяснением в сознании воспитанника высочайшего первообраза человеческого совершенства Церковь принимает меры и к направлению его деятельности согласно с совершенствами первообраза. Так должно быть по требованиям и всякой науки о человеке, к какому бы философскому направлению она ни принадлежала. Но никакая педагогия не обладает такими средствами или приемами для направления человека к совершенству, какими владеет Церковь.

Внутренняя жизнь человека есть тайна. Мы можем говорить воспитаннику, учить, советовать, но что происходит в его душе вследствие наших убеждений, мы не можем знать, если он сам этого не откроет, да еще и в силах ли он сам объяснить, что в нем происходит? Притом, всем нашим влияниям становится, так сказать, на дороге особая способность человека, составляющая величайшее его преимущество, но вместе и величайшее затруднение для воспитателей – это его свобода. Можно наклонить его свободу по нашему желанию хитростью, обольщением, но он скоро поймет, и найдя себя обманутым, потеряет к нам доверие. Его можно принудить делать то, чего мы желаем, но он внутренне будет нам противиться, и сделанное по насилию не признает своим. Кто может войти в душу человека и привести все в ней в порядок, заставить ее думать, желать, делать все так, как мы полагаем лучшим для ее блага? Никто, кроме Бога-Сердцеведца. Ему-то, познанному детьми христианскими от рождения, Церковь и поручает воспитание их, оставляя каждого из них на попечение неотлучного приставника, недремлющего наблюдателя их собственной совести.

Что такое совесть? По наблюдениям психологическим, она есть чувство жизни духовной, подобное чувству жизни физической, какое мы имеем в нашем теле. Это чувство свидетельствует о правильном, гармоническом настроении нашего духа и расширении его жизни, когда мы делаем добро, и о расстройстве, стеснении, страдании, когда мы делаем зло, подобно тому, как чувство жизни в теле дает нам знать, тепло ему или холодно, больно оно или здорово. Смущение дитяти, уличенного во лжи, краска стыда на лице девицы при появлении соблазна – вот самые первые проявления совести, свидетельствующей о нравственном замешательстве или расстройстве души. Самые страшные потрясения совести испытывает невинная молодость при первом падении. Опыты утешения совести при добром деле также начинаются в душе нашей весьма рано, и никогда ее не покидают. Отсюда видно, в чем заключается тайна нравственного воспитания. Она состоит в том, во-первых, чтобы сохранить в воспитаннике совесть чистую, то есть, чуткою, бодрою, верно показывающею нравственные состояния души, и самую душу охранить от расстройства или немедленно восстановлять после расстройства, чтобы дать юному человеку почувствовать внутреннее благосостояние, приобретаемое исполнением нравственного закона, или иначе, познакомить его с духовным опытом. В этом опять единственно безошибочною и благонадежною руководительницей является Церковь.

Великие усилия она употребляет, чтобы прежде всего просветлить или так сказать – выверить совесть своих сынов юных и возрастных, чтоб она была безошибочным показателем преступления и добродетели от самого зарождения их в мысли и неясной мечте до последнего осуществления на деле. Для этого непрестанно при богослужениях, в чтениях и песнопениях преподается учение о Боге всесовершенном и всеправедном, ненавидящем грех и любящем добродетель, предлагаются описания преступлений и подвигов добродетели и повествования о грешниках наказанных или помилованных и праведниках блаженствующих; возносятся умилительные молитвы о прощении наших согрешений и избавлении от соблазнов и искушений. Сюда направлены все правила о говения, все законоположении об исповеди и приобщении. Здесь дитя вместе с родителями и всеми христианами непрестанно поставляется со своею совестью пред Богом – ни для кого невидимо, но для него понятно; здесь, говоря современным языком, совершается тот медленный процесс, не передаваемый ни в каком красноречивом уроке, процесс разделения в нашем сознании двух присущих нам природ или двух человеков – ветхого и нового, доброго и злого, и не только предлагается нашей свободе выбор направления жизни, но и прямо дается чувствовать, что только в направлении к добродетели есть истинная жизнь и счастье души человеческой. Чем вы это замените в научных системах воспитания?

Эти приемы нравственного воспитания Церковь ввела и в семейства. Мать – истинная христианка – в прежнее время непрестанно указывала дитяти: «это грех». Что это значит? Может быть нам это понятнее будет на языке ученом, нежели на библейском. Это значит указание на уклонение от идеала человеческого совершенства. Ничего не может быть рациональнее, как замечать дитяти с раннего возраста его уклонения от предназначенного ему совершенства. При мысли о Боге, наказующем грех, частое указание на возможность греха есть самый верный способ научить дитя различать грехи и бояться грехов. А так как прежде страшились не только нарушения заповедей десятословия, но и воспитательных уставов Церкви, то случаи остерегать детей от греха представлялись часто. Ныне многими ничто не почитается за грех кроме разве уголовных преступлений, ведущих к лишению всех прав состояния. Но по учению Церкви, есть грехи малые, ведущие к великим. Дитяти говорили, когда просило пищи скоромной в постный день или в праздник до обедни: «грех». Это значило – учись воздержанию и терпению; когда оно позволяло себе неприличные движения на молитве, говорили: «грех»; это значило – учись благоговению; уронило часть просфоры: «грех»; это значило – чти святыню; небрежно обращается с хлебом: «грех», – невнимание к дару Божию; упрямится исполнить приказание отца, или матери: «грех»; это значило – повинуйся законной власти, и т. п. От того-то прежде и боялись больших грехов, что совесть чутка была к малым, что велик был страх ответственности пред Богом, что хорошо знакомы были страдания души, впадающей по несчастью, в тяжкий грех. Ныне все можно и ничто не страшно. От тупости нравственного чувства происходит это бесстрашие и дерзость по отношению к порокам и страшным преступлениям, какие видим мы ныне.

При этих же уроках Церкви зарождается и духовный опыт, о котором мы говорили выше. Он начинается борьбой с влечениями испорченной природы, обнаруживающимися с раннего детства, и сопровождается чувством удовольствия при преодолении их, и таким образом полагается начало мужества и твердости в подвигах добродетели. Здесь приобретается опытное познание высших утешений, какие может иметь человек и помимо чувственных увеселений, каковы: молитвенное умиление, сладость уединенного размышления при чтении слова Божия, чувство душевного мира и при телесной усталости после продолжительных богослужений, облегчение совести после исповеди, радость по приобщении Св. Таин и при церковных торжествах. Все это дает опытное понятие об иной жизни, чем наша земная, дает позыв к этой жизни, соединяющийся с охлаждением к чувственным увеселениям. Отсюда происходит приобретаемое с летами и духовною зрелостью бесстрашное расставание с этою жизнью и надежда вечного успокоения за гробом.

Какие плоды эти воспитанники Церкви приносят с собою, вступая в общественную жизнь? Юноши и девицы во всем складе или настроении своего духа получают противовесие соблазнам света, предостережение в совести против искушений; они, и одолеваемые силою страсти, пройдут долгую борьбу, много переплачут внутренне прежде, нежели решатся на тяжкий проступок; а в случае падения им есть к чему возвратиться, они знают способы лечения душевных болезней, им знакомо и приятное чувство нравственного выздоровления. О, как они не похожи на этих одичавших нравственно питомцев современной науки!

Воспитанники Церкви опытом жизни, с помощью благодати Божией, утвердившиеся в добрых правилах и навыках, становятся недоступными для преступлений. Видят или не видят их люди, угрожает или не угрожает им наказание, – они не совершат преступления: оно им гадко, оно им страшно и противно их природе. Никакие обольщения – богатства, наслаждений роскоши не соблазняют их: им приятнее сухая корка черного хлеба с миром совести, чем самые роскошные яства, добытые преступлением. От того-то артельщик, воспитанный в деревне у вдовы-матери, простой христианки, в страхе Божием, носит миллионы от банка до банка и не заглядывается на них, а образованный кассир систематически обкрадывает кредитные учреждения. От того прежде бывало, что грубый крестьянин, знавший с детства Церковь Божию, совершив убийство, идет донести сам на себя, чтобы праведною карой закона облегчить страдания своей души, а ныне бывает, что образованный юноша-убийца заранее добывает фальшивые паспорта.

Только воспитанники Церкви знают возможность быть внутренне счастливыми, при трудностях и лишениях жизни. У них всегда есть в готовности утешение: честно день потрудиться, усердно помолиться, оказать ближнему услугу, отдохнуть мирно в своем семействе или в обществе друзей, в беде возложить печаль свою на Господа. От того они всегда довольны своим состоянием, не смотрят с завистью на довольство других, не разделяют мысленно между собою чужого богатства; беспорядки, волнения, возмущения – не их дело.

Из слова об аскетизме

Аскетизм есть добровольное ограничение себя в удовлетворении естественных потребностей, отречение от дозволенных удовольствий и иногда обречение тела на лишения и страдания для духовных целей. Это начало нравственности противоположное современному, которое говорит: «природа твоя одна может предписывать тебе законы; делай все, чего она требует и к чему влечет тебя». Христианские подвижники знают, что такое природа, и в какой степени обязательны для человека ее законы. Они признают ее созданием Божиим, и законы ее – законами божественными. Зачем же они идут против природы? Они идут не против природы, а против расстройства в своей собственной природе, и особенно против развращенной воли человека, неспособной держать его при удовлетворении потребностей в пределах, предписываемых природою. Прежде нежели человек стал грешником против законов, предписываемых божественным Откровением, он был грешником против природы, или против законов, вложенных в нее Творцом. Все в природе имеет нужду в пище для продолжения жизни, но один человек способен обращать питание в наслаждение, доходящее до страсти, и утучнять себя пищей до потери здоровья… Итак, чтобы быть только верным природе, человек должен быть аскетом. Это сознавали еще древние языческие философы. Может ли не быть аскетом христианин, желающий воплотить в своей расстроенной природе тот высокий идеал истинно-человеческой жизни, который изображен для него в Евангелии?.. Аскет ест и спит мало, чтобы не дать отучнеть и отяжелеть своему телу и не развести в нем гнезда лености и сладострастия, чтобы не сделать из него гнилого болота, из которого непрестанно поднимаются в область духа вредные испарения праздных и нечистых мечтаний и вожделений. Суровую пищу он предпочитает роскошной и лакомой, потому что при употреблении первой легче соблюсти строгое воздержание. Он остерегается вина, потому что оно производит волнение крови, пробуждающее страсти и излишнюю веселость, чрез меру развязывающую язык…

Нам скажут: «Все это еще понятно, но зачем эти власяницы и вериги, эти кельи, в которых нельзя ни встать, ни разогнуться? Зачем эти столпы и многолетнее стояние на них? Зачем жизнь под открытым небом, лежание на голой земле, питание травою и кореньями? Зачем эти непрестанные коленопреклонения и деннонощные пения и молитвословия?.. Сильные духовные болезни, и особенно застарелые, по выражению отцов, врачуются сильными средствами. Мудрено ли, что ревнители духовной чистоты, и после многих усилий в борьбе со страстями, были оскорбляемы в совести возникающими из глубины сердца приражениями греха, и чувством боли и страданиями отвлекали от них свое сознание. Тем более это уместно в начале огненной борьбы разгоревшегося духа с застарелым греховным навыком, так как по зову благодати выходили на это поприще сильные души из всякой глубины нравственного растления. Только тот, кто не принимался за борьбу с застарелыми греховными навыками, не знает, чего борьба эта стоит. Далее, подвижники, по учению апостола Павла, переносили свою борьбу со злом из области плоти и крови в невидимую область самих виновников греха – духов злобы: кто же может объяснить, на какие хитрости и нападения невидимых врагов они отвечали своими подвигами, видимыми только с внешней стороны? Наконец, если для них действием благодати, хотя вдали, хотя по временам, открывался светлый горизонт вечной и блаженной жизни: могли ли они не усиливать своих подвигов, чтобы приблизиться духом к вожделенной цели. Впрочем, святой апостол Павел в этих случаях полагает предел нашей пытливости одним замечанием: «духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор.11:15).

Высшие аскетические подвиги – дело свободных избранников: но аскетизм, как нравственное начало, доступен, как мы сказали, для всех, и самою Церковью в ее учении и учреждениях с великою мудростью предлагается каждому православному христианину в мере его сил и духовного возраста. Прививаемый к жизни христиан, живущих в обществе, он скоро обнаруживает не только на духовную жизнь, но и на жизнь общественную и народную благотворнейшее влияние, которого не имеет и которому может только вредить безусловное последование природе.

Прежде всего, аскетизм дает развязь и свободу духу для высших упражнений посредством постепенного отречения от лишних телесных привычек и чувственных наслаждений. Наша чувственность требовательна. Она именно становится господином духа, если дух не господствует над нею. Она, во-первых, отнимает у него время до такой степени, что он, как крепостной раб бесчеловечного господина, не найдет свободного часа, чтобы поработать на себя, для своего собственного развития. Она удлиняет сон, одевание, убирание, завтраки, обеды; учащает выезды и приемы, умножает до бесконечности развлечения и наслаждения вкуса, зрения, слуха; изобретает разные игры и забавы, продолжающиеся многие часы дня, а иногда и целые ночи. «Некогда!» вот ответ, который достается на долю духа от человека, порабощенного чувственности, когда голос религии или совести призывает его к размышлению о себе, к молитве, или другим духовным упражнениям. Не сдерживаемая чувственность присвояет себе все силы духа и тела и поедает весь труд их. Какой благодетельный переворот совершил бы в этом направлении общества христианский аскетизм, уменьшая потребности, упрощая жизнь, изгоняя лишние наслаждения!..

Нет сомнения, что несколько истинных аскетов в состоянии освежить и обновить умственную и нравственную жизнь многих испорченных людей, и умножение их надобно почитать притоком нравственной силы, которая дает великих деятелей во всех отраслях жизни, способных восстановлять целые народы. Но, по учению Откровения, корни, дающее жизнь самым этим цветущим духовным отраслям, лежат глубже в силе Божией. Не только отдельные народы, но и все человечество в слове Божием представляется материалом, из которого Господь избирает годное для Царствия Божия. Как золотопромышленник разрабатывает месторождение золота, доколе находит в нем драгоценный металл, так и Господь щадит народы, доколе находит в них души, способные к духовному воспитанию под руководством благодати и к наследию Царствия Божия. Господь терпит еще народ, если предвидит его обращение, как щадит доселе народ израильский; но, если этого не предвидит, стирает его с лица земли. Так Господь погубил весь допотопный мир, потому что он утратил все духовные силы, к которым могли бы привиться действия благодати. Не имать дух Мой пребывати в человецех сих во век, сказал Господь о предпотопных людях, зане суть плоть (Быт.6:3). Это оплотенение, это погружение людей в чувственность будет причиною кончины и настоящего мира. Господь сказал: Сын человеческий пришед обрящет ли веру на земли? (Лк.18:8).

Наша земля утучнена костями святых; наша история полна великими деяниями угодников Божиих и знамениями благодати Божией; наша народная сила возникла от святых корней. Дадим ли ложному просвещению и обаятельному влиянию чувственного мира лишить нас этой силы, обездушить нас?..

Речь воспитанникам Московской духовной семинарии

Любезные юноши! В молодости все мы любим уноситься за пределы школы, в жизнь общественную, отыскивая себе в шумной толпе людской место для деятельности и рисуя в мечтах яркими красками счастливую будущность. Вы знаете, что это значит – создавать себе идеалы предстоящей общественной жизни и деятельности. Знаете также, что под влиянием господствующих идей нашего века эти идеалы у большинства молодых людей не поднимаются высоко над землей и облекаются большею частью в представлении удобств, роскоши и наслаждения земной жизни. Даже у многих ревнителей общего блага они ограничиваются планами и проектами общественного благоустройства в смысле приобретения для масс тех же удобств жизни. Судя по христианским началам, на которых зиждется ваше воспитание и складывается ваше духовное настроение вы не можете, не обманывая самих себя, довольствоваться такими идеалами. Благородство сердца, сообщаемое христианством, побуждает юношу из богатства молодых сил дать вклад в общественную жизнь, а не взять только у нее для себя удобства и наслаждения, сначала внести в нее свою долю талантов, знания и труда, а не рассчитывать вперед, где лежит и у кого могу я взять мою долю тех средств, на которые приобретаются наслаждения жизни. Тем не менее этот дух времени оказывает гибельное влияние на наши духовно-учебные заведения. Наши юноши бегут на распутья света, дарования похищаются у Церкви. Ее Божественное величие, ее высокие цели, ее внутренние силы, ее борьба с духовными врагами человечества, перестают вдохновлять наших молодых людей, и рвение, служить высшим нравственным интересам человечества, у многих из них заменяется мелкими, но страстными желаниями из скромной среды своего сословия выбиться в среду людей богатых, нарядных, веселящихся – по видимому, и большею частью только по видимому счастливых. Правда, быт нашего духовенства с внешней стороны непривлекателен; в большинстве оно бедно; улучшение быта ему не удается, но почему не удается? Не потому ли именно, что за улучшение мы не с того конца беремся? Мы именно хотим от народа взять, не заботясь прежде ему дать, то есть, по слову апостола: посеять в него духовное, чтобы пожать от него телесное (1Кор.9:11). Простой народ наш сам беден; его сокрушили пороки, его поработили грубые страсти. Поработаем для его духовного просвещения, отрезвления, для исправления гнетущих его недостатков, и первая дань его благодарности (внутренней и внешней будет принесена нам. Но высшее утешение для общественного деятеля не в благодарности тех, кому он служит, а в сознании самого достоинства дела. Эта высокая цель послужит духовному возрождению нашего народа, вывести его из тьмы неведения к свету просвещения, из темных дебрей расколов и сект к единению в духе веры и любви в лоне Церкви Христовой, разве это не светлая черта для юношеского идеала, разве это не способно вдохновить самую даровитую душу, самое благородное сердце? Наши передовые сословия, устремившись с жаром к научному образованию и уклонившись в направлении ума и жизни от несмущающего света веры, спасительного руководства Церкви, уже вкусили довольно горьких плодов от древа познания добра и зла и в лучшей своей части ищут врачевания. Указать им возможность совмещения и внутреннюю связь искренней веры со здравыми научными познаниями, современных усовершенствований с вечными началами духовной жизни, наслаждение с добродетелью, труда и борьбы с миром сердца – это дело наше. И как много ныне от лучших людей нашего образованного общества обращено к нам внимания и уважения! Разве это не светлая черта для юношеского идеала сделать, себя достойным этого внимания нужным полезным, желательным для людей лучших, и послужить к истинному благу и счастью? А разве не великая идея, не высокая для нас цель содействовать восстановлению в народе русском той цельности, того единства воззрений и стремлении от высшего слоя до низшего, каким он отличался в старину, с тою только великою разницей, что это единение будет основано не на предании только и обычае, как было прежде, а на истинном просвещении и сознательном убеждении, как требуется и как возможно ныне? О, здесь есть чем вдохновиться, есть за что не только удобствами жизни пожертвовать, но и жизнь положить!

Но кроме этих предлежащих великих задач, сколько других светлых сторон в нашем служении. Потрясать сердца человеческие силою слова, овладеть искренним доверием и любовью детей, вливать утешение в скорбные души, высвобождать духовных пленников из рабства страстей, изрекать виновному и унывающему прощение и мир от имени Божия, – разве это не истинные утешения, не высокие наслаждения? Молодость не верит, что нельзя быть счастливым одними внешними наслаждениями; она знать не хочет, что жизнь коротка, что истинное счастье, или задатки вечной жизни, только в честном труде, в служении Богу и благу человечества. Но эти истины неотразимые истины. Как убедить вас в них, как привить их к сердцам вашим? Только сами вы можете этого достигнуть учением, размышлением, а вернее всего ежедневным углублением в слово Божие и сердечной молитвой к Богу.

Антоний, митрополит С.-Петербургский

Речь по случаю чудесного избавления Государя Императора и всей Августейшей Семьи 17 октября 1888 г⁶⁹

Великое чудо совершилось пред глазами целого Мира! Господь сил, непостижимым для человеческого разумения

образом, спас Царя нашего и всю Его Семью от страшной неминуемой гибели! Всемилостивый и Премилосердый явил Свою богатую милость на всех нас, исторгнув цела, здрава и невредима царственного вождя святой русской земли из самых челюстей смерти! Какое слово человеческое может описать и какой язык силен будет изобразить все ужасы этого потрясающего события, этой страшной картины разрушения, гибели и смерти, где шум дождя, свист и завывание ветра, стоны и вопли умирающих, и обезображенные, искалеченные трупы убитых соединились в одном страшном, нераздельном целом! Но и какое чувство человеческое достаточно будет вместить в себе рядом с этим всю радость, весь восторг, всю несказанную благодарность к Богу, все одушевление и ликование, какими прониклась от края до края вся Русская земля, когда пронеслась по ней не торжественная весть, что Царь ее жив, что Он восстал цел и невредим, как бы из гроба, из-под страшной груды развалин. Какой великий, но и тяжелый исторический момент! Пережить его со всеми этими противоположностями страха и ужаса, радости и ликования равносильно тому, как если бы нам вдруг пришлось пережить переход от неминуемой смерти к чудесному оживленно! И какое величие Царя, какая нравственная мощь и сила обнаружилась в нем в эти страшные минуты! Радость жизни, целость Семьи радость личного счастья не заглушили в нем чувства сострадания, жалости и деятельной любви к несчастным! жертвам страшной катастрофы. Из Царственных глаз! Его полились слезы, из уст его раздались слова ласки и утешения, едва увидел Он ужасную картину разрушения и услышал стоны и вопли раненых и умирающих! Все сие совершилось в непререкаемое знамение и во свидетельство всем народам земли, что в сердце Русского православного Царя живут не эгоизм и себялюбие, но любовь и самоотвержение. Но поелику в том, кто пребывает в любви, сам Бог пребывает (1Ин.4:16), то мы твердо веруем! и непостыдно исповедуем, что с православным Русским Царем и православным русским народом пребывает Бог. С нами Бог!

Напрасно же мятутся народы и изрекают хульные глаголы на святое Божие достояние, на Русь святую и на Святую Православную Церковь нашу! Напрасно хотят уверить и самих себя, и мир весь, что Русская земля есть оплот варварства, невежества и разрушения, есть постоянная угроза всеобщему миру! Напрасно хулят и святую веру нашу, называя ее нехристианскою, полуязыческою, виновницей всякой тьмы, застоя, разложения. Нет! Всему миру должно быть ведомо теперь, что с нами Бог! А где Бог, там истина, там свет, там жизнь, радость и красота, там мир в Божие благоволение, там любовь и свобода. Все, кому дано ясное историческое зрение, несомненно видят, что Русь святая – носительница православия и весь православный греко-славянский мир волею Божественного Провиденья и ходом исторических событий вызываются на всемирное поприще жизни и деятельности, и вызываются не за тем, чтобы быть безмолвными зрителями всей неправды и лжи, своекорыстия, коварства и варварского хищничества, какими прославилась именующая себя христианскою западная цивилизация, но с тем, чтобы возвестить всему миру и принести ему спасительные начала Православия, начала чистой христианской истины, веры, любви и свободы! Не с очевидностью ли явил Господь сие призвание наше ныне воочию всех, спасши от смерти Царя нашего, верного и неложного носителя наших православно-русских идеалов, наших чаяний, наших надежд и стремлений? Да разумеют, же язы́цы, яко с нами Бог.

Молитвы многомиллионного русского народа подвигли милосердие Божие градить пути Царской Семьи святыми Ангелами Божьими и сохранить ее от всякого злого обстояния. Возблагодарим же теперь в теплой, сердечной благодарственной молитве Господа всяческих за явленную милость Его к нам – сохранением от смерти Государя нашего и всей Семьи Его. Воскликнем в радости сердец наших: «С нами Бог, разумейте, язы́цы, яко с нами Бог».

Ириней, епископ Орловский

Поучение о религиозном невежестве

К стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога (1Кор.15:34).

Упрекнуть кого-либо в невежестве, назвать невеждой – одно из самых чувствительных оскорблений, какое можно сделать в наше просвещенное время современному человеку. Обладать знаниями в таких делах, которые не имеют непосредственного отношения и прямого приложения к нам, вменяется в особую похвалу и достоинство для человека образованного, хотя и не считается стыдом не иметь таких знаний. В обществе высоко ценится, если, например, юрист обладает и некоторыми медицинскими познаниями, медик знает нечто и по юридическим делам, горожанин знаком с хлебопашеством, а крестьянин с каким-нибудь ремеслом, все это, говорю, высоко ценится, но не может быть требуемо от каждого. Никому не придет на ум порицать нас за недостаток познаний таких предметов, которые не входят в круг наших занятий и обязанностей. Но от каждого везде требуется и должно быть требуемо знание того, что прямо относится к нам, к нашим обязанностям, к нашей должности. Незнание, невежество в этом отношении составляет стыд и срам для нас. – Но вот мы – все православные христиане, религия для каждого из нас, к какому бы званию и состоянию ни принадлежал он, составляет прирожденную, существенную, неотложную необходимость; от каждого из нас требуется и должно быть требуемо надлежащее познание истин своей православной веры. Если же для нас стыд и срам не знать того, что относится к нашим занятиям, к нашим делам, если мы оскорбляемся, когда кто упрекнет нас в таком невежестве, – то какой должен быть стыд, какой срам – невежество в делах своей веры, своей религии? Не наша это мысль и не наше выражение. Апостол считает стыдом недостаток полного и основательного религиозного познания: к стыду вашему скажу, пишет апостол Павел, некоторые из вас не знают Бога (1Кор.15:34). Если, далее, от каждого ожидается знание и понимание того, что относится к роду его занятий, требуется знание мельчайших подробностей, то тем более это необходимо относительно того, что составляет величайшую важность. Вера и религия составляет для всех нас не только важное, но и важнейшее из всего, что только может быть на земле. Верою мы познаем Бога и Его святую волю, узнаем образ и способ служения Ему, средства к достижению спасения. Конечно, и другие познания могут иметь для нас большую важность, но эти познания относятся только к земному благополучию, чести или бесчестию человека. Важно для купца основательно и вполне знать свое дело для ремесленника – свое ремесло, для земледельца – хлебопашество. Этим они снискивают себе средства для жизни, применением таких знаний они могут достигнуть благосостояния, богатства и уважения; но что это в сравнении с тем, что доставляет вера? – Только посредством веры можно угодить Богу, только религия может даровать внутренний мир, без которого при всем внешнем благосостоянии немыслимо в этой жизни истинное счастье. Всякое знание человеческое, уклоняющееся от Бога и святой Его воли, суетно и опасно. Подлинно суетны люди, у которых нет ведения о Боге, говорится в книге Премудрости (Прем.13:1), и в Евангелии Иоанна читаем, какое познание важнейшее и необходимейшее: сия есть жизнь вечная, да знают Тебя единаго истиннаго Бога, и посланнаго Тобою Иисуса Христа (Ин.17:3). – Знать Бога, любить Его и служить Ему составляет важнейшее из всех дел наших на земле. Человеку естественно желание знать многое, но к чему все такое знание, если нет у него самого главного и основного знания – о Боге?

Поелику же религия составляет самое важное для каждого из нас, то поэтому и стараются с самых ранних лет детства знакомить нас с ее учением и требованиями. Христианские родители еще до того, когда начинают знакомить своих детей с делами житейскими, уже беседуют с ними о небесном милосердом Отце и о том, что Ему угодно и что Его оскорбляет. В школе, во все продолжение учения, обучение закону Божию стоит во главе всех других классных занятий. В храмах Божиих, при воскресном и праздничном богослужении, слышится проповедь о вере и нравственности христианской. Пастыри наши во всякое время готовы предложить свои знания всякому, кто захочет приобрести их. В прежнее время, когда меньше было грамотных, меньше было и одним средством к приобретению религиозных познаний. Теперь всякий грамотный человек в книгах религиозного содержания может найти восполнение, освежение и оживление своих религиозных познаний. Каждый пастырь с охотою укажет такие книги.

Если же религия, чего никто из нас не станет отрицать, самое важное для каждого человека, если, нет у нас недостатка в средствах и случаях к приобретению надлежащих религиозных сведений, то невежество в истинах веры и христианских обязанностях должно быть признано в высшей степени постыдным. Оно происходит вследствие того, что хотя и сознают важность дела, но не употребляют средств, но не хотят пользоваться случаями. Обращу внимание на последнее из указанных средств, на чтение религиозных книг.

Не постыдно ли приобретенное в школе умение читать, по выходе из школы, совсем забывать или же употреблять оное на дурное и вредное чтение? Большею частью грамотные и в руки не берут книги, а если же и берут, то читают (разумею простолюдинов) сказки, сонники, песенники и т. п. бесполезные, а нередко вредные книжки. Пусть бы читали хотя такие книги, которые могут доставить полезные сведения по хозяйству, по ремеслам: мы бы не порицали такого чтения, хотя и заметили бы, что самое лучшее чтение – чтение религиозных книг, так как из них приобретается важнейшее из всех знаний – знание святой нашей веры.

Несомненно, таким образом, что религиозное невежество в высшей степени постыдно; но это еще не все: оно в высшей степени вредно и пагубно. Укажем на некоторый из печальных последствий религиозного невежества.

Вера потому только есть высочайшее благо в этой жизни, что в ней и чрез нее может быть достигаемо высочайшее блаженство в будущей жизни. Но вера тогда только делает нас блаженными, если она твердо сохраняется в сердце и верно исполняется в жизни. Кто обладает каким-либо благом, но не сознает его достоинства, тот и ценить и любить его будет не так, как следовало бы, и не будет заботиться о сохранении его. Невежественный в своей вере православный слишком мало знает свою православную веру, превосходство ее, святость и божественность ее требований, чтобы он мог с совершеннейшим убеждением любить и почитать ее, как свое величайшее благо. Он считает себя православным не столько вследствие твердого убеждения, сколько вследствие привычки, сколько вследствие рождения и воспитания в православии. Поэтому, если он слышит возражения против своей веры, то он легко поддается сомнениям и колебаниям; а чтобы защищать свою веру против других – об этом не может быть уже и речи. Вера есть корень богоугодной жизни, только происходящее из оснований веры имеет цену пред Богом. Повредивши корень, вернее всего можно испортить все дерево с его ветвями, цветами и плодами. Враг издавна вернее всегда успевает, когда в состоянии бывает подкопать веру. Поэтому искушения его особенно к тому направлены, чтобы возбудить в человеке религиозное сомнение. В этом он имеет себе, особенно в наше время, немало помощников. Против религии и веры многое можно слышать теперь в обществе, иногда наталкиваться при чтении книг и газет; не редкость, что соблюдающие веру и требования ее подвергаются насмешкам. Православный, не имеющие основательных познаний своей веры и не проникнутый ею, едва ли принесет за нее жертву, когда обстоятельства потребуют таковой; станет даже стыдиться ее, когда начнут глумиться над нею и над исполняющим ее требования. Такой православный принадлежат к числу тех, которых апостол называет младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения (Еф.4:14). Странно, что невежество, служащее основанием равнодушия и нетвердости в вере, приводит нередко, я мог бы сказать – к излишеству в вере, к тому именно, что верят в то, что не заслуживает веры, к суеверию. Весьма нередко можно встретить людей, которые довольно холодны и равнодушны к делам веры, и между тем в высшей степени бывают суеверны. Нередко приписывают большую важность второстепенным вещам и не обращают внимания на главное, разные обычаи и несущественные обряды исполняют добросовестнее, точнее и усерднее, чем заповеди Божии, приписывают сверхъестественную силу таким средствам, которые ни по своим естественным свойствам, ни благословением и освящением церкви, не могут служить тем целям, которых желают достигнуть. И кто больше всего прибегает к таким суеверным средствам, как не те, у которых нет основательных религиозных познаний?

Невежество, недостаток знаний в делах веры и совести служит вообще матерью различных грехов, которые бывают частью естественным этого следствием, а частью наказанием Божиим. Вследствие недостаточного знания веры и сердечного ею проникновения нарушаются важнейшие заповеди Божии, не исполняются священнейшие обязанности. Есть, правда, поговорка «неведение греха не творит»; но это может относиться только к неведению, в котором мы не виновны, которого мы не могли устранить. Если же это неведение само виновато, если была возможность устранить неведение, то и совершаемые с ним поступки вменяются, как пороки и преступления. поелику же мы, как уже сказано, имеем не мало средств и способов к познанию своей веры, то невежество наше не может быть названо невиновным. Поэтому Иисус Христос говорил об иудейском народе: «Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха: а теперь не имеют извинения во грехе своем« (Ин.15:22). Пророк Осия указывает гнусные пороки, происходящие от недостаточного религиозного познания. Сказавши, что «нет Богопознания на земле», он вслед затем присовокупляет: »клянутся и лгут, и убивают, и крадут, и прелюбодействуют, буйствуют и кровь за кровью следует» (Ос.4:1,2). Когда вследствие своего равнодушия к священнейшему и важнейшему в жизни, люди оставляют свои естественные склонности и увлекаются ко злу, то мы должны также считать это следствием наказующей правды Божией. Это можем видеть из послания апостола Павла к Римлянам, где он говорит о виновном невежестве и проистекающих из него грехах: и как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, лукавства и т. д. (Рим.1:28,29).

Таким образом, мы видим, что религиозное невежество и постыдно, и погибельно для нас. Много порочных дел и беззаконных явлений исчезло бы в жизни человеческой, если бы больше религиозных познаний было между людьми. Спаситель, говоря о беззаконных действиях человечества в отношении к проповедникам Евангелия, присовокупил: так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня (Ин.16:3). То же можем сказать и о многих современных нам беззаконниках: так поступают они, потому что не знают ни Отца, ни Сына, ни Св. Духа и, вообще, не знают своей веры. Аминь.

Протоиерей П. Смирнов

Слово в день Сретения Господня

Ныне отпущаеши раба Твоего Владыко, по глаголу Твоему с миром (Лк.2:29).

Так кончает свое земное поприще старец Симеон: какая ясность взора, какое спокойствие духа! Ни тени какого-либо страха и смущения: не только без страха, но радостно идет он в открывающиеся пред ним врата вечности.

Ныне так часто слышится недовольство жизнью, так кощунственно и дерзко попираются ее дары и обязанности, так легкомысленно и презрительно разрываются самые дорогие и крепкие ее связи. «Не стоить жить, жизнь надоела, пошлите мой труп к отцу: он заплатить», – не только говорит, но даже пишут нам самоубийцы. Сколько развращенных учений должно было пройти чрез эти несчастные головы и сердца, чтобы можно было сказать эти слова безумия? Сколько падений в жизни должны были испытать эти люди, чтобы упасть наконец так глубоко и непоправимо? Какая сила должна быть у него, человекоубийцы искони, чтобы омрачить так человека и в такую страшную петлю наконец его затянуть?! Да ослабит Господь хотя часть вины их ужасной, да отымет это безумие от нашего века несчастного!

Нет, братие, великое и важное значение имеет жизнь человеческая.

Прежде всего это драгоценный дар Небесного Отца. Его всеблагая воля была – воззвать нас из ничтожества и дать нам почувствовать это биение жизни, это благо бытия. Этот расцвет жизненных сил в золотом возрасте юности, это чувство бодрости и здоровья, эта мудрая смена труда и покоя, – сколько она одна, эта низшая телесная жизнь, дает нам наслаждений и радостей. Природа, точно одушевленное существо, пред нами то замирает, то оживает и дробится на бесконечное множество явлений и предметов, услаждающих взор, пленяющих сердце, приводящих в восторг пред величием Творца. Этот распростертый над нами небесный свод, это неисчислимое множество блестящих светил с великим дневным светилом во главе своей, этот угрюмый лес, как бы бархатные полосы вспаханного поля, журчащий в тишине ручеек, широко развернувшаяся многоводная река, горы, поднимающиеся к небесам и распростирающие взор наш на необъятные пространства, – все это дает нам тьму наслаждений, вечно льющихся от щедрой Отеческой руки. И какое же безумие, и какая дерзость не только сказать, даже подумать: нет, Владыко Господи, Твой дар мне не нужен! Но я еще не коснулся главного источника наслаждении жизни, – глубины человеческого духа. Здесь, впрочем, встает предо мною такая ширь и даль, что, нет возможности даже взором окинуть их. Возьму одно, сравнительно малое, воспоминание прошедшего. Какие там возникают светлые образы – дорогих сердцу отца, с раннего утра до позднего вечера, трудившегося для нашего воспитания и устроения, матери, проводившей бессонные ночи над нашею колыбелью, благодетелей, друзей! Они были люди не причастные слабостей. Но время очистило эти дорогие нам образы, и вот они рисуются там вдали в одной нетленной красоте их духа. Ах, как они хороши, велики даже теперь в наших глазах! Может быть, при воспоминании об этих дорогих умерших, братие, я наполнил сердце ваше грустью, так как прошедшее невозвратимо; но как дороги сердцу эти образы, хотя бы самые лица и были невозвратимы. Впрочем нет: они возвратимы! Наши близкие там у Небесного Отца; мы их увидим, мы вечно будем с ними, если только будем этого достойны. В глазах христианина смерть есть только изменение жизни, ступень от хорошего к лучшему, от менее совершенного к более совершенному, от временного к вечному. Теперь мы видим Бога и любовь Его к нам, по слову апостола, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу (1Кор.13:12). Здешняя жизнь представляет неисчислимое множество радостей самых разнообразных; там обещаются радости совершенно новые, неиспытанные еще нами и даже пока для нас невообразимые. «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор.2:9). «И возрадуется сердце ваше, сказал нам в лице учеников Господь наш, – и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин.16:22). Верующий посему от всего сердца благодарит Бога за дары и радости этой жизни, и когда Отец позовет его туда, к Себе ближе, он покойно, с радостною надеждой идет, вверяя себя водительству божественной любви. «Ныне отпущаеши, поет он с праведны м старцем Симеоном, – раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром».

Но вы спросите: все ли могут надеяться на это возвышение радостей в новой жизни? Вопрос серьезный и важный; но он открывает нам новое значение человеческой жизни, по которому в особенности должно дорожить ею; жизнь есть талант, данный нам от Бога: этот талант мы должны не только сберечь, но и приумножить. В душе человеческой сокрыт источник сил великих. Силы природы велики, а дары спасительной благодати еще выше. Надобно эти силы вызвать, развить и приложить к доброй и благородной деятельности. Всякий знает, что значит учение; это одно из средств развитая душевных сил. Посредством основательного и тщательного образования у некоторых детей обнаруживаются дивные способности. Они, может быть, есть и у этого, и у того ребенка, но спят. Образование есть приготовление к жизни, а жизнь в свою очередь есть поприще учения, образования и развития для той бесконечной вечности, которая откроется за пределами жизни. Не всем суждено величие мира, но всем обещаны спасение и вечная блаженная жизнь в тех обителях Небесного Отца, которых, по слову Сына Его, много (Ин.14:2), и все мы должны, обязаны искать спасения и стремиться туда, куда зовет нас распявшаяся за нас любовь единородного Сына Божия. Около полутораста лет тому назад, в одном беднейшем селе, у беднейшего, многосемейного, задавленного нуждой, причетника родилось дитя, и вскоре по рождении потеряло отца. Что могло быть несчастнее, заброшеннее этого дитяти? Зачем Бог и послал это дитя несчастной вдове-матери – это горе к горю, эту тяжесть к тяжести? думали, а может быть и говорили неразумные. Мальчик страшно бедствовал, целый день с утра до вечера где-нибудь работал, чтобы только его накормили, однако рос, учился, молился, встал на ноги, пошел твердою стопой, трудился, как только можно было трудиться, достиг высокого положения в жизни, – был епископом. Но что значит это возвышение в сравнении с тем, что оказалось по его кончине? Теперь имя его прославляется по всей нашей необъятной стране и далеко за ее пределами, как великого молитвенника и помощника в болезнях и скорбях наших, и многие тысячи, миллионы людей духовно питаются и услаждаются из богатого источника высоко-назидательных его творений. Этот некогда беднейший из беднейших, ребенок теперь прославленный угодник Божий, воронежский святитель Тихон. Вот что значит развить, приумножить, употребить на пользу Богом данный талант. Один Бог, братие, знает, сколько у каждого из нас осталось дней и годов. Каждым этим днем мы должны дорожить; ибо каждый день дает нам возможность посеять что-либо для вечности. Наиболее умные знают это и спешат запасти себе добра не здесь, а там, «где ни моль ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф.6:20), так что в конце их жизни все добро и окажется перенесенным туда. А «где сокровище…. там и сердце» (Мф.6:21), туда стремятся мысли, желания, надежды. Поэтому, когда услышит такой человек зов оттуда, он идет спокойно, радостно, не в чужую сторону, а в свою, где хранится все его добро. «Ныне отпущаеши, говорит он с старцем Симеоном, – раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром».

А заботы, скажете, нужды, огорчения, скорби?! Что же? Когда награда дается без подвига? Жизнь есть борьба, жизнь есть подвиг. Воин стоит на своей страже: ветер рвет его платье, холод пронизывает его до мозга костей; но он стоит, не смеет сойти. Так и каждый из нас должен вынести искушение в жизни, когда оно будет послано. Постыдно, бежать с поля битвы. Кроме чувства долга, живая вера в Бога, Промыслителя и Спасителя да будет нашей опорой и ограждением. «Богу так угодно, да будет Его святая воля и в жизни, и в смерти моей! Господь хранил и берег меня доныне, сохранит и сбережет и после, если Ему угодно, чтобы я жил. Господь весь мир содержит в Своей власти и хранит: ужели для меня одного не достанет Его всемогущества и любви?» Грозные тучи собираются и виснут над головой нашею в иной летний день: страшно, тяжело; уныние силится овладеть душой. Вдруг этой тучи не стало: облака куда-то скрылись, и открылось чистое, голубое небо. Так часто бывает и в жизни. «Маловерный! зачем ты усумнился?» (Мф.14:31), восклицает Господь каждому Своему последователю среди житейской бури, как некогда Петру в буре морской. «Ободритесь, это Я, не бойтесь (Мф.14:27); В Моей руке все эти ветры, и громы, и молнии». В большей части случаев эти испытания и скорби имеют целью направить нашу мысль, куда мы сами по себе неохотно устремляемся, слишком привязанные к своим земным сокровищам. Самые горькие из скорбей – это, конечно, лишение близких. Смотрите же, сколько у нас там своих: дорогой отец, любимая мать у весьма уже многих, у иного друг жизни, с которым так соединилась душа, что уже нет возможности распознать, что было его и что мое; у многих дети, братья, сестры; да, они уже там, столпились на том берегу, ждут нас, зовут к себе. Будем же всемирно стараться и молить Господа, чтобы Он помог нам достоять на нашей страже и до последней минуты жизни сохранить горящим в сердце светильник веры, чтобы на пороге к вечности могли мы сказать вместе с праведным старцем Симеоном: «ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром». Аминь.

Слово в неделю 21-ю по Пятидесятнице

И глагола Иисус притчами много (Мф.13:3).

Нынешнее Святое Евангелие представляет нам начало нового проповедания Господня, именно посредством притчей, и содержит первую из сказанных Им притчей – о сеятеле.

Не тотчас по вступлении на поприще общественного служения Господь стал проповедовать в причтах, а по прошествии целого года приступил к этому способу раскрытия евангельских истин, среди особенных, имеющих свое значение обстоятельств, и Сам ясно отличил его от обыкновенного способа учения.

В чем же состоит это новое проповедание, на чем основывается, какую имеет для нас важность и как мы можем пользоваться им для своего назидания?

Притча есть изображение одного предмета посредством другого подобного. Вот вышел сеятель сеять, сказал Господь, и представив, что обыкновенно бывает с зерном, брошенным в землю, объяснил потом, что так же точно сеется слово Божие в сердцах человеческих и бывает плодоносным или бесплодным, смотря по тому, в какое сердце и как оно будет принято. Таким образом в притче посредством известного объясняется неизвестное, посредством видимого невидимое. Картина пред глазами: смотри, замечай все подробности и вдумывайся, как это может относиться к твоему духовному состоянию.

Здесь сближение предметов основывается на глубоком внутреннем соответствии их: что в духовном мире проповедание Божьего слова, то в вещественном мире сеяние зерен. Одно предназначено Богом для питания тел, другое для питания душ, одно для этой временной жизни, другое для той вечной. Отсюда неподражаемая простота и естественность евангельских притчей, при недосягаемой глубине их содержания. Здесь нет ни тени придуманного, вымышленного, но сама истина – простая и глубокая. «Видите, – как бы так говорит Господь, – что бывает с семенем, землею, полем: вот то же именно происходит и в вашей душе». Если поставим вопрос: что ранее было, духовное или вещественное, где сильнее действует то или другое начало, то конечно преимущество будет на стороне мира духовного. Он ранее и богаче вещественного; он отобразился в вещественном, а не наоборот. Там истина, здесь подобие. Скорее здесь не сделается чего-либо, чем там.

Таким образом притчи Господни открывают нам естественную, лежащую в самой сущности предметов связь между духовным и вещественным миром, между видимым и невидимым, между земным и небесным. Чем должна быть такая связь, это можно заключать из понятия о дивной премудрости Творца. Что есть она, мы все более или менее чувствуем, почему и стараемся объяснять предметы подобиями и сравнениями. Величайшие умы человечества вдумывались в эту внутреннюю гармонию мира и старались ее постигнуть и определить. Но кто же мог бы ее постигнуть? Самый острый взор великого гения видит пред собой только часть этого вещественного мира, а другой неизмеримо богатый мир блаженных небожителей сокрыт от нас завесой непроницаемою. Только Он един, Господь Спаситель наш, как Сам Творец мира, в совершенстве знает дела рук своих. Пред Его взором одинаково открыт как этот видимый мир, так и тот невидимый, и прошедшее и будущее пред Ним как настоящее. Вот Он и открывает нам, что чему соответствует в том или другом мире, и какая чудная картина теперь представляется взору веры! Там на Небе царствует Господь Бог, и сонмы Ангелов, состоящих в известных порядках, исполняют волю Его во всем мире, здесь это отображается в земном царстве с его правильным устройством. Там на Небе между Господом Богом и Ангелами существуют отношения совершенной любви и беспрекословного послушания; здесь на земле это отражается в отношениях добрых родителей и преданных им детей; Христос возлюбил Церковь, Церковь совершенно предана своей Главе; здесь это отпечатлевается в отношениях добрых христианских супругов. Что там слово истины, то здесь роса и дождь на нивы.

Представьте же теперь, в какое положение поставлены мы любовью Небесного Отца. Над нами богатый и великий духовный мир, под нами вещественный мир, также великий и необъятный: мы стоим на грани этих двух миров и теперь все в вещественном мире указывает нам на тот высший духовный мир, говорите, о том думай и помышляй, туда, туда иди!.. Какое неизмеримое открыл Господь для нас училище! Как бы так Он говорит нам: «до сих пор Я учил вас или в храме или в синагоге, и вы учились и назидались ко спасению в храме Божием: это преимущественное место учения: теперь Я вывожу вас под открытое небо; вот море, вот нивы и скалы; и здесь не переставайте назидаться ко спасению: вот вышел сеятель сеять, так сеется в душе нашей слово Божие». Таким образом всю вселенную Господь поставил для нас проповедницей истины. В семе мы: здесь отеческая любовь служит образом совершеннейшей любви Небесного Отца. В обществе: здесь царская власть является отображением величия и верховной власти Царя Небесного. В поле мы: здесь колосящаяся пшеница спрашивает нас о плодах добродетели; сорная трава, терновые кусты, протоптанная дорога, хищные птицы напоминают о разных препятствиях на пути спасения. На пиршестве мы: богатая трапеза напоминает блага Царства Небесного; чистая одежда – необходимость оправдания пред Богом, дорогие каменья – сокровище веры.

Но Господь в притчах не только открыл нам целое царство истин ясных, наглядных, пленяющих ум и сердце, влекущих волю к добру, а и дал нам самим ключ разумения. Мы должны не только узнать и усвоить своему сердцу то, что Господь нам указал и растолковал, но и сами вглядываться во все нас окружающее и почерпать для себя назидание; имеяй уши слышати, да слышит!

Есть в нашей духовной письменности замечательное творение святителя Христова Тихона, именуемое так: Сокровище духовное, от мира собираемое. В нем изображается, как весь мир может служить напоминанием о душе, о небе, о Боге. Святитель идет от притчей, указанных и объясненных Господом, а потом как верный и разумный ученик Христов и учитель наш, делает свои сближения и сопостановления. Восход солнца напоминает ему об явлении Христа в мире; отцы и дети – отношение Бога и людей; лоза и розги – союз Христа с верующими. Это евангельские сближения. Но вот, например, и его собственные: дерево высокое среди малого леса напоминает ему людей, облеченных властью, и из положения этого дерева он выводит для них важные и полезный наставления. Тина и грязь на дне источника напоминают ему о страстях, гнездящихся в глубине человеческого сердца; вода мимо текущая – превратность человеческой жизни. Он из всего извлекает для себя и для нас важные и глубоко поучительные наставления.

Буди же навеки благословенно и препрославлено имя Наставника и Спасителя нашего Господа Иисуса Христа. Слава Тебе, показавшему нам свет. Аминь.

Поучение в неделю 20-ю по Пятидесятнице

Яко приближися к вратом града, и се изношаху умерша, сына единородна матери своей, и та бе вдова (Лк.7:12)

Нынешнее евангельское чтение начинается изображением самого безотрадного житейского горя. В одном незначительном иудейском городе были похороны: «выносили», говорится в святом Евангелии, умершего, «единственного сына у матери, а она была вдова»: изумительно кратки и сильны эти евангельские слова! Вместе с несчастною матерью, дважды сиротою, шло множество народа: многие, без сомнения, искренно желали выразить ей свое участие; но кто мог бы теперь ее утешить?! Вот уже и городские ворота, за ними страшная могила… и всему конец.

Вдруг неожиданная встреча: Господь Спаситель, окруженный учениками и сопровождаемый также множеством народа. Прежде всего Он подходит к убитой горем матери – вдове и говорит: «не плачь!» Какою дивною силою вдруг зазвучало в ее душе это слово: сердце ее воспрянуло, окрылилось верою, вознеслось горе. Затем Господь прикасается к одру умершего; несшие, повинуясь этому безмолвному знаку, стали неподвижно. Теперь с особенною силою и властью Господь посылает слово к самому умершему юноше в неведомые нам страны смертной сени: «юноша, тебе говорю, встань!» Смерть и ад услыхали слово Владыки и возвратили свою жертву. «Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить, и отдал его Иисус матери его». Евангелист уже не говорит о радости матери: она понятна сама собою. Он замечает только о том страхе, которым невольно прониклись все, видевшие это великое чудо Божие.

В этом евангельском повествовании, прежде всего, поучительно живое и горячее сочувствие Господа Спасителя нашего к горю и именно семейному. Из связи евангельского повествования можно заключить, что в этот день Он утром вышел из Капернаума и к вечеру пришел в Наин. Итак, не малое расстояние (около двадцати пяти верст) Он проходит чрез горы и овраги, палимый солнечным зноем для того, чтобы сказать осиротевшей матери Свое мощное «не плачь» и оживить ей сына. Из Евангелия не видно, чтобы в Наине прежде и после сего был Господь: Он был здесь один раз, и именно для этой горькой вдовы. Из Евангелия знаем мы, что и первое свое чудо Господь сотворил на браке в Кане Галилейской и в виду нужды также семейной. Значит, семья есть нечто весьма важное, дорогое, священное, когда так сочувствует Господь ее радостям и горестям, а в наш несчастный век силятся разрушить этот первый из человеческих союзов, этот священный приют для воспитания детей, для пристроения девиц, для подкрепления… мужей в жизненном труде, для успокоения обессиленной трудами и болезнями старости.

Но, возлюбленные братие, я знаю, что вы далеки от этих развращенных учений; вы цените и бережете свой мирный семейный уголок и более нуждаетесь в другом слове: как переносить разные семейные неприятности, затруднения и горе? Так вот, помните и никогда не забывайте, что в скорбях наших принимает участие Сам Господь Жизнодавец. Когда слезы, уязвленной тем или другим семейным горем родственной любви, будут литься из глаз ваших, знайте, что Он видит и считает эти слезы. К Нему и возводите это слезящее око, к Нему и возносите вашу молитву! И вы почувствуете, что с души как бы скатится тяготящее ее бремя, и сердцу вдруг сделается легко. Это Господь скажет вам: «не плачь!»

Господь не только утешил осиротевшую вдову, а и возвратил ей потерю. Для того, чтобы успокоить и обрадовать ее, Он воздвиг Свою божественную силу, и вострепетавший ад поспешил отдать свою жертву. Если Господь ради материнской скорби возвратил к жизни умершего, то каких же благопотребных наших прошений Он не мог бы исполнить? Самые горения испытания у нас такого рода, что их тяжело поведать даже близким людям: что же, думается нам при этом, они не могут ни помочь нам, ни утешить нас в нашем тяжком горе; для чего еще их расстраивать? Поведайте же Ему вашу скорбь, и «невозможное у человек» явится «возможным у Бога». Милость Божия тогда в особенности и приходит, когда теряется всякая надежда на помощь человеческую. И в молитве самое надежное – это сознание своей совершенной немощи и безнадежности со стороны других людей. Итак, как бы ни велико было ваше затруднение и хотя бы даже оно казалось неотвратимым, не давайте овладеть вами унынию: верьте силе Божьей, уповайте, молитесь. Тут-то и может явиться Божия помощь. Помощь Господня часто приходит внезапно. «Какое счастливое совпадение», могли сказать очевидцы великого чуда о встрече Господа с похоронным шествием к городским воротам. Но для этой встречи, мы видели, целый день шел Господь.

«Теперь уже не может быть, скажете вы, таких чудесных опытов утешения, какие видели люди во время земной жизни Господа Спасителя». Нет! Господь наш Иисус Христос «той же и во веки». Спросите добрых людей, поживших на свете, они скажут вам: «вот там отец большой семьи совсем при смерти был, вдруг стало ему легче, и он, к удивлению, выздоровел и теперь здравствует; там дитя, совсем безнадежное, выздоровело, или нравственно исправилось». Не только скажут, но и объяснят истинную причину таких случайностей, скажут: Господь помог, Господь обрадовал. Но бывают и явные, поразительные по своей внезапности и очевидности, свидетельства силы Господней. – Сколько явных, поразительных чудес вдруг совершилось при открытии честных и цельбоносных мощей святителя Феодосия Черниговского и преподобного Серафима Саровского. Чья сила – это вдруг открылась чрез молитвы и предстательство святых угодников? Та же всемогущая сила Спасителя мира, которая Наинской вдове возвратила сына – надежду и опору ее старости.

Однако же при всех чудесных исцелениях удел смерти неизбежен. И этот юноша Наинский, и дочь Иаира, и Лазарь, воскрешенные Господом, впоследствии не избегли смерти. Сам Господь, ради нашего спасения, претерпел смерть и даже какую – крестную! Как быть при этой страшной и, по-видимому, окончательной потере близких сердцу? Святая вера прежде всего представляет нам в утешение ту истину, что усопшие отцы, братие, сестры и чада наши там в руках Божиих. «Господь дал, Господь взял», – сказал праведный Иов при потере своих дорогих детей (Иов.1:21). «Господь взял», т. е. не только силою всемогущества разрешил их от земли и смертного тела, но и хранит их на лоне Своего милосердия: взял, и кто может похитить их у Него? взял и сбережет их для нескончаемой вечной жизни. Нередко мать и отец усердно молятся об исцелении от тяжкой и опасной болезни своих сына или дочери. По усердной молитве родителей, подается им исцеление. После, видя заблуждения или несчастия этих вновь выпрошенных у Бога детей, родители говорят: «ах, лучше было бы, если бы тогда Господь взял их к Себе!» Так Господь Сам хранит их, наших дорогих усопших, и нас зовет туда же. Рано или поздно всем надо быть там, и провожая туда наших близких, мы и сами незаметно приготовляемся к переходу в вечность. Один за другим уходят туда наши присные и знаемые. У человека, пожившего на свете, скопляется там гораздо более близких, чем остается здесь на земле, а где сокровище, там и сердце. Что же? Увидим ли мы там своих дорогих? Много есть оснований и для этой мысли. Сам Господь Бог утверждает наши родственные связи, нити их так глубоко входят в наше сердце, любовь родственная имеет такое важное значение, и ей также, и даже по преимуществу, принадлежит качество «николи же отпадающей». Мать Маккавеев утешает себя, что увидит всех своих детей, доблестных страдальцев за веру, в «день воскресения». Одно из ясных предуказаний этой истины содержится и в ныне чтенном Евангелии. Нет сомнения, что обрадованная воскресением сына, мать поспешила бы к нему со словами радостного приветствия. Наверное, и сын ее воскресший к ней первой устремил бы свой взор любви. Но Господь не ждет сего: берет воскрешенного Им юношу и «отдает матери». Это соединение матери с сыном не есть ли залог и как бы ручательство будущего нашего соединения с близкими и дорогими нам там на небе; когда труба Архангела и всесильное слово Господне пробудят всех мертвых от века? О, сколько тогда будет радостных свиданий, и какой будет это великий, по истине, всемирный праздник!

Вот сколько утешений для верующего и любящего сердца представляет ныне чтенное святое Евангелие!

Речь к новобрачным⁷⁰

Поздравляю вас с совершением важного дела и принятием великого дара Божия.

Скрепление Божественною печатью союза двух сердец, безраздельно отдавшихся на всю жизнь, благословение мирного домашнего крова, в котором человек находит, по крайней мере должен находить, отраду в жизни, успокоение в друге сердца за все, что дорого ему, за честь, за достояние, за семью, за детей, если Бог дарует их, нужное участие любви в час неизбежных в жизни тревог, иногда так нужное от близкого человека вдохновение на труд, на жертву, вступление нового рода в общую семью человечества и как бы воцарение над этим родом с его разветвлениями, в знак чего, между прочим, и возлагаются на главы сочетавающихся браком венцы, – что может быть выше, что важнее в жизни человеческой?

Важности прав соответствует и важность обязанностей. Любить друг друга, как Христос возлюбил Церковь и как Церковь любит Христа – какая высота, какая широта супружеского долга, – любить не словом и языком, а делом и истиною (1Ин.3:18), жить друг для друга, употреблять все усилия, чтобы составить счастье дорогого человека, всегда, при всех возможных случайностях, желать и делать ему только доброе, как это восхваляет Соломон в доброй жене (Притч.31:11), но что, конечно, первее ее должно быть свойственно мужу, затем обязанности отца, матери, домоправителя, хозяйки и др. Эти обязанности вы знаете, и мы знаем, но вот беда наша: часто забываем их и забываем иногда в самую нужную минуту. Супружество – это путь спасения, и здесь, как на другом высшем пути, прежде всего и главным образом требуется внимание и рассуждение, согласуются ли мои мысли, желания и действия с принятым мною долгом? Другая беда наша, слишком скоро ждем в жизни совместной полного счастья. После первых порывов любви ждем, что вот сейчас же и установится между мужем и женой полное единение мыслей, чувств, желаний. Нет! Два человека – это два отдельных мира: каждый из нас Творцом наделен даром самобытности и свободы, на каждом лежит печать разнородных влияний. Чтобы в этих двух различных человеческих природах водворилось полное согласие мыслей и желаний, надо много поработать. Здесь ближайшее поприще для проявления христианских смирения, кротости, уступчивости, снисхождения, доверия, любви, которая, по слову апостола, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит, которая николи же отпадает (1Кор.13:7). Чем скорее усвоится это полное единение в жизни супружеской, тем, конечно, лучше; но большею частью достигается оно после долговременного подвига любви и венчает собою благословенную старость.

Какие же земные ручательства могут быть представлены для достижения столь великих целей брачного союза? Молодость, красота, образование, ум, симпатии, давнее знакомство, обилие средств – конечно хорошие условия для жизни супружеской, но только условия, которых может и не быть, а никак не опора счастья. Главное вера и благодать. Благодать дана вам в тайне брака, тайне, по слову апостола, великой (Еф.5:32), дана и будет дана, как скоро вы прибегнете к ней с верою. Для вас открыт источник милостей Божиих на всю жизнь, источник неиссякающий. Ангел Твой да предъидет пред ними вся дни живота их… Восприими их венцы в Царствии небесном: вот куда простираются благословения брака! Остальное будет зависеть от вашей веры, являемой любовью.

Чрезвычайно приятно было видеть и чувствовать, что это великое тайнодействие совершено здесь при таком единодушии молитвы, среди этой священной тишины, при этом сосредоточенном внимании и видимо выражавшемся сознании важности дела и, наконец, в этом величественном храме, посреди дома милосердия, полных стольких трогательных семейных воспоминаний. Здесь заботою ваших дедов и отцов призрена немощная старость, осушены слезы вдов и сирот, облегчены страдания болящих и изнеможенных, дана помощь сотням девиц для устроения в жизни. О, сколько теплых молитв вознесено за вас и здесь и там!

Да подаст же вам Господь с высоты святой Своей силу и усердие к исполнению великих, воспринятых теперь вами, обязанностей! Да наградит он вас полным счастьем на земле и вечными благами в Царствии Небесном!

Протоиерей Иоанн Сергеев

Поучение в неделю шестнадцатую по Пятидесятнице

Вы слышали, возлюбленные братие, из ныне чтенного Евангелия притчу Спасителя о талантах? притча эта весьма поучительна. Всем нужно знать ее значение и помнить ее всегда. Приклоните ваш слух. Вот ее значение. В ней говорится о рабах, которым господин, отправляющийся в дальнюю сторону, поручил свое имение: и одному дал пять талантов, другому два, третьему один, – каждому по его силам. Заметьте. Эти рабы – мы люди. Этот господин – есть Господь наш Иисус Христос, Творец наш. Раздаятель талантов, вознесшийся от нас на небо, седящий одесную Отца и опять имеющие прийти на землю судить живых и мертвых. Имение или таланты это душевный силы и способности, равно и телесные силы, которые дал нам Бог и коими в этом веке мы все делаем, которые пускаем как бы в оборот и посредством коих по мере своего умения и усердия умножаем свое духовное богатство. Под талантами следует разуметь и то служение в обществе, какое каждому Бог вверил, смотря по его способностями или то материальное богатство, какое кто имеет. По смыслу притчи кто больше талантов получил от Господа, тот, естественно, больше должен сделать добра для ближних, больше должен усовершенствовать себя в настоящей жизни, для жизни будущей, а – кто меньше, – с того меньше потребуют и отчета. С обыкновенного человека потребуют: добросовестно ли он трудился и вел дела свои; богатый не составил ли себе богатства обманом, хитростью, происками или играми, процентами, жил ли сам и воспитал ли детей своих в страхе Божием; исполнял ли христианский долг молитвы, освящался ли таинствами, подавал ли милостыню? Всякий свое бремя понесет. Со священника потребуют отчета в служении, в учении и жизни: научил ли он вере и доброй жизни своих пасомых, воспитал ли их для вечной жизни? Но послушайте дальше притчи. Получивший от господина пять талантов (вес серебра) пошел, стал трудиться и приобрел на них еще пять талантов, получивший два, приобрел другие два, а получивший один – взял да и зарыл талант своего господина в землю, т. е. всю жизнь прожил в безрассудной непростительной лености, ел, пил, веселился, обогащался всеми возможными средствами, чтобы только весело жить здесь; а о той жизни, о вере, о молитве, о добрых делах не заботился. Ясно, что его талант зарыт в землю, так как таланты наши, т. е. наше сердце, наши умственные способности, не земное сокровище, а духовное, и не в земле им лежать, не на земные только дела употреблять, а при помощи их нам надобно навыкнуть небесным святым нравам и стяжать вечную жизнь. «Не скрывайте себе сокровищ на земли, идеже червь и тля тлит, и идеже татие не подкапывают, ни крадут» (т. е. делайте добрые дела не для земли и земных, житейских выгод, а для неба для Бога, для вечности). Итак, честь, братие, рабам, получившим пять и два таланта и умножившим имение господина; – позор, крайний позор получившему один талант и по лености и упрямству зарывшему его в землю. А много есть этих недостойных имени человека людей, которые зарывают талант свой в землю, которые только пьют, едят, веселятся, обманывают, крадут и проч. Но смотрите, что ожидает тех и других рабов: приходит время дать отчет в том, как употреблено серебро господина. Приходит господин, т. е. Господь, вознесшийся, на небо, приходит на страшный суд, чтобы потребовать отчет с рабов своих. Являются рабы Его, которым вверены таланты. Подходит принявший пять талантов и показывает Господину десять талантов; потом приходит принявший два и показывает четыре. Господь, одобряя каждого из них за преумножение, говорит: хорошо, добрый и верный раб, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю: войди в радость господина твоего; потом подходит принявший один талант, и что же? Ничего не сделавши в отсутствие господина, когда пришел этот господин, ленивый раб говорит Ему дерзости, называя Его человеком жестоким, который жнет будто бы там, где не сеял, и собирает там, где не расточил. Не так ли говорят, братие, все ленивые, недобрые, неверные христиане, которые в извинение своей непростительной лености трудиться для добра, для образования себя по духу христианской веры слагают вину свою на веру, на Церковь, на Самого Господа, называя предписания веры трудными неудобоисполнимыми, а благого Господа дерзая называть каким-то жестоким требующим почти невозможного! О ленивые рабы! Посмотрите на своих собратий, получивших пять и два таланта: они обличат вас. Как же они умножили свои таланты, как же они не говорят ничего подобного своему Господину? Но посмотрите, братие, что дальше говорит Господу ленивый раб: так как ты такой и такой господин, то я убоясь пошел и скрыл талант Твой в земле: вот Тебе Твое. В земле; где же это? где, как не в своей грешной плоти, изнурив свои силы и способности на удовлетворение страстям. Придите, братие, ко гробу ленивого и вздохните у него тяжко, тяжко; тут вы увидите зарытым в землю и единственный его талант; ничего для неба он не сделал, все понес с собою в землю. Правду ты сказал, бедный человек, вечных слез достойный человек! Но вот ему и подобным ему приговор праведного Судии: «лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал: по сему надлежало тебе отдать серебро Мое торгующим; и я пришед получил бы Мое с прибылью». Как не требовать Господу от христиан прибыли добрых дел, когда Он в помощь им отдал все сокровища Своей вспомоществующей и вседействующей благодати; как не требовать Ему прибыли от христианина – для его же вечного блаженства, когда у Господа дерево приносит ежегодно обильный плод, когда зерно дает на поле прибыль? Воистину достодолжной прибыли требует Господь: и грех, тяжкий грех, христианину не творить в жизни плода добродетели и оставаться бесплодною смоковницею, только место напрасно занимающею. Послушайте наконец суд ленивым рабам: Господь говорит: «итак возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов; ибо всякому имеющему дается и преумножится; а у неимеющего отнимется и то, что имеет. А негодного раба выбросьте во тьму кромешную: там будет плач и скрежет зубов». Страх, братие, обнимает душу, когда помыслишь, что между христианами есть множество ленивых рабов, которые живут беспечно, в удовольствиях, и вовсе не помышляют об этой страшной вечной тьме внешней, где их ожидает непрестающий плач и скрежет зубов. Господи, твори волю Твою с нами! Молимся Тебе да обратятся все ленивые рабы к Тебе в покаянии и добродетели. Если же нет, то они поистине достойны Твоего грозного, но праведного суда! Кто имеет уши слышать, да слышат. Аминь.

Слово на Новый Год

Аще кто во Христе, нова тварь (2Кор.5:17).

С Новым Годом приветствую всех вас, дорогие братие и сестры! Из только что приведенных мною слов апостола видно, что человек вне благодати есть ветхая тварь и что он может через Христа и во Христе сделаться новою тварью.

Что же ветхое в человеке?

В человеке ветх, слеп разум; растленно, нечисто, страстно сердце; растленна, поползновенна ко всякому греху воля, и – соответственно таковой душе – ветха, подвержена разным страстям, болезням и тлению плоть.

Если же говорить вообще о людях, то стары, слепы в них страсти, заблуждения, и у многих из них ложные религиозные верования, как-то: язычество или идолопоклонство, еврейство, магометанство, а в христианстве – ереси, расколы, секты и разные нелепые измышления, противные истинной, откровенной, едино-спасающей вере; ветхо, крайне ветхо человечество в своей частной, общественной и религиозной жизни, разрознено, рассеяно, враждебно друг другу; между тем как, по намерению Божию, оно должно все быть новою тварью, одним великим жизненным телом. По этому намерению Божию и насаждена Господом на землю Церковь, имеющая целью собирать всех человек, как распущенное стадо, во едино стадо, во едино религиозное общество, под единым Главою – Богочеловеком, для общего руководительства и спасения.

Человек сотворен для неба и бессмертия; и мы все живем во времени для вечности. Святая Церковь имеет назначением руководить нас к вечности, и в ней (Церкви) Господь положил все средства к нашему просвещению, очищению, освящению, обновлению, утверждению, единомыслию, даровавши в руководстве одно Евангелие, одну правящую и пасущую, или учащую и священнодействующую, Церковь с управляемыми паствами и освящаемыми членами.

Хочешь ли обновиться душою и телом?

Будь единомыслен со Христом и с Церковью; прибегай к ней постоянно; смотрись в зерцало Евангелия; замечай в себе строго все отступления твои от его правил, заповедей, советов; познавай себя, свои слабости, страсти, пороки, греховные привычки, кайся, исправляйся с каждым днем при содействии благодати; внемли себе постоянно; не давай в себе гнездиться помыслам грешным; «противься диаволу, и он убежит от тебя» (Иак.4:7); обновляйся причащением Св. Таин – Тела и Крови Христовой; будь кроток и смирен, прост. И будешь делаться новою тварью; и будет для тебя постоянно как бы новый год или новый месяц, новый день, потому что ты сам будешь делаться новым постоянно.

Между тем христиане встречают большею частью новый год не с такими мыслями, расположениями и намерениями. Они встречают его без мысли о своем внутреннем обновлении, исправлении, без мысли как можно усерднее и тщательнее угождать Господу и спасать души свои, – предаваясь обычной суете.

И новый год для них бывает все равно, что старый, со старыми закоренелыми привычками, страстями и заблуждениями: например, пьяница остается пьяницей; блудник остается блудником; безбожник – безбожником; раскольник–раскольником; корыстолюбец – корыстолюбцем; скупой – скупым; завистливый – завистником; гордый – гордецом; раздражительный и гневливый – таким же.

Итак, кто желает встречать и провожать Новый Год богоугодно и быть обновленным душевно, – тот отбрасывает старые грехи, страсти, привычки и заблуждения, постарайся украсить себя кротостью, незлобием, смирением, послушанием, единомыслием, воздержанием и целомудрием, милосердием, верою и любовью. Аминь.

Слово на день славного Покрова Пресвятой Богородицы, 1-го октября 1905 г

Дева днесь предстоит в церкви, и с лики святых невидимо за ны молится Богу: Ангелы со архиереи покланяются, апостоли же со пророки ликовствуют нас бо ради молит Богородица превечного Бога (Кондак праздника).

Какое святое, Божественное, прерадостное зрелище открыл Бог некогда просвещенным святостью жизни сердечным очам двух праведников, – а при устах двух или трех свидетелей твердо всякое свидетельство, – увидевших в сводах величественного Влахернского храма, как солнце сияющую, Богородицу, Царицу неба и земли с архангельским множеством и с ликами всех святых, молящуюся Богу и простирающую Свой блистающий омофор над множеством молящихся людей! Какую отраду, надежду и радость поселило это видение в сердцах всех, бывших в храме, когда с быстротою молнии эта радостная весть облетела их! Какая глубокая истина и действительная помощь открылась вскоре после чудесного явления! Ибо град Константина Великого, осажденный сарацинами, был избавлен от врагов не мечем и копьем, а силою божественною, и враги обратились в бегство, устрашенные небесною силою, оставив весь лагерь свой осажденным. Вот какой дивный, спасительный покров Богоматери Церковь ныне празднует!

Но, видно, люди тогда достойны были этого небесного защищения и покрова. Говорю, достойны – потому что, по свидетельству церковной истории, тогда молитва была всеобщая, единодушная, горячая, в присутствии царя и царицы, синклита, народа и двух великих праведников – Андрея и ученика его.

Мы были ныне в не менее тяжелых обстоятельствах военных, но не получили небесной, всесильной помощи по грехам нашим тяжким, превзошедшим всякую меру, всякое описание. И мы всюду потерпели поражение или сами добровольно отдались в плен со своими кораблями, людьми и запасами на море и на суше оттого, что не достало у нас веры, мужества, верности долгу, но за то достаточно было уверенности в безнаказанности и оправданию на суде! Некоторыми командующими господами на море руководило еще при этом принятое убеждение известного писателя Льва Толстого непротивления злу. Эти предатели изменили и вере, и царю, и отечеству, и, если бы только в их руках была наша судьба, мы преданы были бы все со всем нашим дорогим достоянием.

Слава Богу, что в запасе были еще верные войска с их вождями, оставшимися верными долгу. Какая же небесная помощь могла быть подана при нашем безверии, неподготовленности, малодушии, при небрежении государственным достоянием, при существовавшей в некоторых военных людях нравственной и дисциплинарной распущенности, доказанной на деле! Мы били сами себя, и только горячая молитва Церкви дала нам мир, не совсем постыдный.

Чтобы заслужить небесную помощь в тяжелых обстоятельствах Отечества, нужна твердая вера в Божественную помощь, – а главное, покаяние в грехах, вызвавших гнев Божий на Россию, – исправление нравов, а не усиление пороков во время самого разгара войны. Праведное небо не монета быть в общении с человеческими неправдами. Какое может быть общение света со тьмою, правды с беззаконием, – Христа с сатаною (2Кор.6:315)? Какого только еще не сделали зла русские люди, и в России живущие? Какими еще не растлили себя грехами? Все, все сделали и делают, что подвигает на нас праведный гнев Божий: и явное безверие и богохульство, отвержение всяких истинных начал веры, разврат, пьянство, всякие у веселения вместо того, чтобы облечься в траур общественного покаяния и печали о грехах, прогневляющих Бога, – неповиновение начальству, непонятная автономия, обеспечивающая всем полную разнузданность и неповиновение начальству; своевольная, вредная для всех забастовка, полная анархия!

От Бога отступили мы: и Бог от нас отступил. Отвергли мы волю Божию, живем по своей воле – и скоро увидим, к чему она приведет или привела уже. Если друг друга угрызаете и снедаете, говорит слово Божие, то берегитесь, чтобы вы не истребили друг друга (Гал.5:15).

Какого же покровительства неба ждать нам, когда мы сами отвратились от Бога? Если не покаемся и не исправимся, мы будем оставлены Богом. Се, оставляется дом ваш пуст (Мф.23:38), говорит Господь. Но да не будет этого! Еще есть верные и избранные в России праведники, как некогда были в царствующем граде святой Андрей с Епифанием и другие. Аминь.

Михаил, епископ Таврический

I⁷¹

«Горе вам, книжники и фарисее, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие» (Мф.23:23,24).

Вот ответ на вопрос: как относиться к внешним и мелким обычаям церкви? Те, кто исполняет их, должны всегда знать, что это лишь частные и мелкие обнаружения внутреннего и важнейшего, имеющие значение единственно только при соблюдении последнего. Если же внутреннее и важнейшее из Евангелия и заповедей Церкви ими не исполняется, то они подлежат осуждению, как книжники и фарисеи, которые лицемерно оцеживали комаров, чтобы незаметно и под шумок поглотить верблюда.

Те, которые не исполняют обычаев Церкви и даже считают себя вправе соблазняться ими, должны принять во внимание слова Господа: «Сие надлежало делать и того не оставлять». Господь даже лицемерным книжникам и фарисеям прямо не говорит: вам не то нужно делать, – не мяту, анис и тмин одесятствовать, а соблюдать суд, милость и веру. Он не говорит так; Он не противопоставляет одного другому: Он лишь разъясняет, что это нужно делать и того не оставлять. Он их обличает лишь в том, что они, оцеживая комаров, поглощают верблюдов. Но Он никак не говорит, что нужно пить с комарами: оцеживайте и комаров, но главное, не поглощайте верблюдов.

Таким образом, Он указывает на то, что уничтожена гармония между главным и второстепенным, что соблюдение мелких обычаев служит лишь отводом глаз, лишь лицемерным прикрытием, чтобы нарушить главнейшее и существеннейшее. Только это Он и имеет в виду, отдавая подобающее место и внешним обычаям.

Господь тонко различает степень важности соблюдения несущественного и существенного: первого не нужно оставлять, не нужно опускать, а второе – главное – должно делать; одно выражение в отрицательной, другое в положительной форме: то – как внешнее украшение, дополнение главного; это – как основание, фундамент. Кто пускает пыль в глаза внешними проявлениями благочестия, чтобы незаметно положить гнилое или фальшивое основание, тот лицемер. Но кто добросовестно создает здание Богу, тот, устрояя его на прочном фундаменте, заботится и о красоте его форм, и об изяществе каждой мелочи так, чтобы во всякой детали сияла одна и та же высшая идея и гармония целого. Это и есть вся поэзия обычаев Церкви; и кто строит здание без них, тот строит казармы, а не храм; казенное здание, а не любимое жилище Бога…

II

«И сел Иисус против сокровищницы и смотрел как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много.

Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех клавших в сокровищницу. Ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое» (Мк.12:41–44; Лк.21:1–4).

Милостыня и вообще всякое благотворение имеет свою ценность только с внутренней стороны: она велика или мала только по тому, сильно или слабо было то религиозное, одному Богу ведомое, чувство, которое породило ее. Бог не смотрит на то, тысяча рублей или одна копейка положены в сокровищницу; а, смотрит Он, с какой степенью самоотвержения и преданности Ему сделано это. Вдова, все что имела, положила. Конечно, ее любовь к Богу была сильнее, чем у богача, который положил сотую или тысячную долю того, что имел. Поэтому взгляд на благотворение с чисто внешней стороны должен быть признан не христианским. У нас теперь все только и говорят о росте общественной благотворительности, о тех крупных пожертвованиях, который сделаны на то-то и то-то; мы все ставим в пример Англию, Америку и Францию, где все это доходит до грандиозных размеров. Конечно, все это хорошее дело; но мы должны всегда помнить, что эта внешняя оценка чисто языческого характера и с христианской оценкой не имеет ничего общего. Ведь и язычники раздавали деньги неимущим, делали пожертвования, строили общественные здания и пр. И, конечно, с внешней стороны это было не худое дело, даже если при этом они думали только о своей славе, или лишь умело бросали лишние у себя деньги… Язычество не имело дела с внутренним человеком, который стоит только пред Богом и только пред Ним одним… Христианство же только и знает этого внутреннего человека, и для него внешнее само по себе не имеет никакой цены (потому что придет момент, когда оно исчезнет и заменится новым)… Христу дорога только душа человека: то, что в ней, никогда не погибнет; Ему дорого только то чувство бескорыстной любви, которое цветет и благоухает пред одним Богом в самой сокровенной глубине нашего духа, а не это внешнее, что пройдет и погибнет, когда наступить час.

Не с тем все это говорится, чтобы осуждать внешнюю благотворительность: ведь и Христос не осудил тех богачей, которые приносили от своего избытка в сокровищницу храма… Хотелось бы только указать, что не нужно смешивать языческую точку зрения на добро, как на что-то внешнее, с христианской точкой зрения на то же добро, как на сокровенно-внутреннее; что не нужно считать рост внешней общественной благотворительности за рост христианства, которое может не иметь с ней ничего общего; что не нужно измерять свою христианственность, или церковность, пожертвованными копейками или рублями, тысячами или миллионами, милостыней нищему или громадными зданиями… Кто так оценивает добро, пусть тот знает, что он оценивает по-язычески. Христос взвешивает только ту силу любви к Нему и пламенной ревности по Боге, которая двигает твоею благотворящею рукою и которая ведома только Ему одному, смотрящему прямо в твое сердце…

Чтобы богатому, пожертвовавшему тысячи или миллионы, сравниться с бедной вдовой, отдавшей Богу свою последнюю копейку и выразившей тем свою пламенную и всецелую любовь и преданность Ему, он должен отдать так же, как и она, все, что имеет, и с такой же, как и она, беззаветной любовью к Богу и верой в то, что Он позаботится о нашей жизни и нашем пропитании.

Профессор А. Олесницкий

Слово о современном материализме

В той день приступиша к Нему саддукее, иже глаголют не быти воскресения, ни Ангела, ни духа (Мф.22:23; Деян.23:8).

Как же, после этого, современные нам саддукеи-материалисты могут уверять, что их учение есть плод высших усилий новой науки и нового научного опыта, развившегося в последнее время так же необыкновенно широко, как он никогда не был развит доселе? Всегда и везде непреложное учение слова Божия и в данном случае не оставляет нас без вразумления, что низменный материалистический взгляд на мир встречался еще в древнем непросвещенном христианскою проповедью, человечестве и притом в худшей части его. Как в настоящее время восстают с возражениями против учения Христианской Церкви современные материалисты, не признающие ничего такого, что не может быть засвидетельствовано внешними чувствами, так, по евангельскому свидетельству, и к Господу Иисусу Христу, возвещавшему глаголы живота вечного, некогда возымели дерзость приступить, с такими же материалистическими возражениями, саддукеи, отвергавшие бытие бессмертной души и вообще всего духовного мира. Таким образом, дело здесь вовсе не в каком-либо необыкновенном развитии науки. Материалистическое неверие как в древности, так и в настоящее время, было и есть не какой-либо естественный вывод беспристрастной науки, а более всего нравственный факт, вызванный известным нравственным уровнем и настроением общества. Это – одно из тех созданий мысли, который всегда являются к услугам греховной воли человека, с целью оправдать некоторые права гражданства для самых необузданных проявлений чувственности. Будем есть и пить, ибо завтра умрем (Ис.22:13). Так уже в глубочайшей древности, по свидетельству пророка рассуждали жрецы материи и плоти. Такое же точно основание имели и материалистические воззрения упоминаемых в Евангелии саддукеев, или саддукейская ересь, как называет это учение апостол (Деян.5:17). Саддукеи была часть иудейского народа, прежде всего отрекшаяся от своей отеческой веры, усвоившая грубые наклонности тогдашнего языческого мира, порабощенная сребролюбием и мирскими телесными удовольствиями и затем уже укрывшаяся за некоторого рода любомудрием отрицания всего, что выше плоти, плотских требований и условий. Да не посетуют на нас современные учители материализма, если мы и их причисляем к той же саддукейской ереси, к тем жрецам плоти и материи, в своих учениях прямо или косвенно отстаивающим, прежде всего, свое практическое служение Богу плоти и материи (Флп.3:19). Иначе это и быть не может. Мудрствуют плотская, т. е. в согласии с одною только плотью, только такие люди, которые сами суть от плоти, ей исключительно преданы. (Рим.8:5). Вот указанное апостолом правило, которое необходимо иметь в виду в рассуждении о современных поборниках материи, правило всегда и везде неизменное и никаких исключений не представляющее. Вникнем ближе в его смысл, на основании слова Божия и разумения Церкви Христовой. При двойственном составе человеческой природы, одна сторона е легко может брать перевес над другою и заслонять собою ее проявления. В человеке, говорит апостол, два человека, внешний и внутренний, и насколько принижается один, настолько другой возвышается (2Кор.4:16). И скорее всего, внешний телесный человек может возобладать над духовным и внутренним, так как на помощь ему приходит весь внешний материальный мир, воздействующий на человека и, так сказать, всасывающий его в себя своими материальными влечениями, тогда как внутреннее духовное начало в человеке только с усилиями может поддерживать свое достоинство и свою независимость среди материального мира; едва подобное мелкому зерну горушичну, оно легко заглушается и застилается материальным тернием (Мф.13:31). Порабощенный внешним миром постепенно перестает замечать свои духовные стремления и дарования и, наконец, совершенно забывает о своем внутреннем человеке. При таком нравственном состоянии, уже с некоторою как бы необходимостью, являются так называемые материалистические учения, низменные взгляды на жизнь, как на сцепление одних материальных отношений. Для другого взгляда человек как будто уже и не видит тогда громко говорящих данных. Трудно понимать мелодию звуков тому, кто не развил в себе надлежащим образом чувства слуха, или красоты внешних форм тому, кто не развил в известном совершенстве своего глаза. Так трудно и человеку, погасившему в себе чувство духовнаго (Фес.5:18), понимать то, что выше плоти, и что составляет внутреннего человека.

Если бы спросить слепого, в своей продолжительной слепоте успевшего забыть обо всем окружающем: существует ли видимый мир; то, применительно к своему состоянию и опыту, он имел бы некоторое основание отвечать, что видимого мира нет, так как для него действительно существует только одно невидимое. Мы, со своей стороны, спросили бы неверующего материалиста, проверяющего и утверждающего всякое бытие только своими внешними чувствами: какую цену он дает этому свидетельству слепого, отрицающего существование чего-либо видимого? По всей вероятности, мы услышали бы такое замечание: «жаль, что для этого человека не существует видимого мира, что он не имеет светлого ока, отражающего в себе материальное бытие». Вот именно тот ответ, который мы дадим поборникам материи: «вдвойне жаль, что для вас, мудрствующих только плотская, не существует духовного мира, что вам вовсе незнакомы те духовные опыты, в которых внутренний человек является не тожественным внешнему, а напротив, противостоит ему, как особенное духовное начало. Вдвойне жаль, что вам чужды опыты того духовного чувства, посредством которого человек непосредственно знает о бытии Бога и при том недалече от единаго коегождо нас суща (Деян.17:24), знает о бытии Ангела Хранителя, незримо для телесных очей стоящего на своей божественной страже и блюдущего человеческую душу в ее прохождении по путям материального бытия, знает обо всем духовном мире стократ превосходящем в своем величии и славе весь огромный мир материи».

Перенеситесь в эту область высших духовных опытов! Посмотрите на тех людей, которые, несмотря на присущее и им влечение материального мира, не увлекаются слепо этим миром и так высоко ставят над ним знамя иной духовной жизни, что можно подумать, что у них другая природа, не та, в которую облечены рабы чувственности. Может быть, мудрецы сущии по плоти и об этих мужах духа позволят себе сказать свое обычное выражение: «жаль, что для этих людей веры и духовного созерцания не существует область материальной жизни и ее условий во всей ее широте и привлекательности». Чтобы быть последовательными, они должны это сказать по началам своей мудрости. Но мы не думаем, что они действительно сказали бы это, если бы они ближе знали жизнь истинных людей духа, если бы они, без всякой предвзятой мысли, стали лицом к лицу пред высокими опытами жизни святых Божиих и по ним научились понимать то, что не подлежит материальным весам и мерам, зане духовне востязуется (1Кор.2:14). Да, высшие и убедительнейшие доказательства существования духовного начала, совершенно отличного от тела, представляют лучезарные образы святых Божиих с их равноангельскою жизнью.

Знакомы ли вам такие образы? Знаете ли вы, не подлежащее, конечно никакому сомнению, свидетельство (ибо оно передается апостолам) о некоем благочестивом человеке, который живя еще телом на земле, восхищен бысть в рай и слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати (2Кор.12:2–4)? Вот как велико бывает прозрение и устремление в мир духовный у человека о Христе, сущаго по духу! Он может переступать границы пространственных условий материального мира и своим духовным слухом непосредственно слышать вещания мира духовного. Слышали ли вы многочисленные повествования о тех святых Божиих, которые, имея общую нам человеческую плоть, тем не менее не питали ее по нашему и почти не знали телесной пищи, ибо можно ли назвать пищей те крупицы хлеба и капли воды, которыми они пользовались? Слышали ли вы повествования о христианских мучениках, которые, по своей высокой духовной жизни, ни во что вменяли все болезненные ощущения тела и умирающим телесным языком пели победоносные песни неумирающего духа? Это уже не опыты плоти и крови, но опыты другого начала над плотью и кровью, потому что плоть, сама по себе взятая, не может иметь стремлений, несогласных с ее материальною природою. По милости Божией, много есть лучезарных светочей духовной жизни и в наше время, горящих и светящих в наших богоспасаемых иноческих обителях, светочей, незаметных для людей мира сего, по их христианскому смирению, но тем более великих в своих духовных подвигах. Туда то, в эти обители духовных опытов и подвигов, к созерцанию равноангельской жизни христианских подвижников и некоторому подражанию ей, мы призываем вас, мудрствующие плотская, поборники плоти и материи, потерявшиеся среди плотских материальных опытов и опустившие из виду другие опыты и явления, не имеющее ничего общего с плотью. Сотворите опыты христианской жизни! Бдите и молитеся, потому что сей род материалистического неверия не исходит, токмо молитвою и постом (Мф.17:21). Пост и молитва имеют удивительную силу прояснять духовные стремления человека и выводить духовное начало из его обычного порабощенного состояния. И не нужно удивляться, что при том состоянии глубокого падения, в котором находится ныне человеческий род, требуются некоторый усилия подвижничества для полного прояснения и восчувствования высших стремлений человеческого духа. По учению слова Божия, вся жизнь истинного христианина есть подвижничество.

Но не для того только, чтобы видеть и уразуметь незнакомые им опыты духовной жизни, люди плоти должны искать сообщества людей, живущих по духу. По самому существу своего материалистического учения, они не найдут в нем покоя и утешения и должны искать нравственной поддержки в той же отвергнутой ими области духа и веры. Удивительно как уловляется человек в своих греховных мечтаниях!.. Имея целью отрицанием духовного бытия возвысить значение материального бытия и создать для себя безмятежную жизнь по плоти, современные саддукеи придумывают учение, которое, кроме ужаса, ничего внушить не может. Когда мы на минуту представляем себя в той сказочной вселенной, которую придумывают мудрецы плоти и материи, нас немедленно охватывает чувство ужаса от повсюду царствующей у них, и на земле, и на небе, непреодолимой пустоты. Пусто на материалистическом небе. Нет там Бога всеблагого и премудрого Творца и Зиждителя вселенной, нет духовного мира Ангелов, в служение посылаемых за хотящих наследовати спасение, нет душ праведных и святых, скончавшихся к Богу, чтобы получить мзду свою. Нам изображают одну бесконечную материальную пустыню, бесконечный вращающийся хаос, из которого какими-то случайными брызгами выпадают небесные светила. Пусто на земле у материалистов, – потому что вся масса существ земных, не исключая и человека, представляет такие же случайные брызги того же вихрящегося мирового хаоса, случайно выбрасываемые на поверхность и снова бесследно увлекаемые в глубину. Пусто внутри человека, – потому что все проявления ума и воли человека, по учению материалистов, суть не проявления живого, самостоятельного, духовного начала, а те же случайные брызги мирового хаоса, случайным вихрем поднятые со дна мировой стихии, случайно соединившиеся, чтобы, затем, снова разъединиться и унести все помыслы и чувствования человека в слепую материю хаоса, которой они принадлежат все без остатка. Чувствуешь себя совершенно бесприютным и подавленным среди этого хаоса. Не на что опереться, потому что нигде нет отклика разума и воли, без которых человек не может представить себе никаких личных отношений; везде одна слепо вращающаяся масса, которой нет дела до того, как чувствует себя человек, какие страдания он испытает. Никогда мы не поверим наружному спокойствию, с которым поборники материи высказывают свое учение. Ниже бо содержащий их хаотический вертеп без страха сохрани (Прем. 17, 4). Одно из двух: или материалисты сами не верят в свои фантастические представления вселенной, или они действительно испытывают всегда то, что должен испытывать член такой вселенной, слепо влекомый неведомою силою неведомо куда, что испытывает плывущий на бурном море без руля, по воле ветра… И какими задатками хаотического брожения должна быть исполнена греховная мысль человека, чтобы изобразить подобный образ вселенной!

Но уже то чувство томления и страха, какое неизбежно испытывает непредубежденный человек при одном представлении мира, создаваемого материалистами, доказывает дерзость и неуместность их учения. Если человек возмущается мыслью о себе, как о слепом сцеплении материальных атомов, то он не есть такое сцепление атомов, потому что случайным атомам несвойственно сознавать себя и испытывать недовольство своею участью. Если человек содрогается пред представлением неба бесконечною пустынею и чувствует невыразимый ужас пред своими собственными попытками отрицания бытия Творца мира, то это показывает, что такая мысль действительно ужасна по своей дикости и неестественности. Сказать, что вселенная пуста, или есть случайное сцепление атомов, неисполненное творческой мысли и воли, это то же самое, что сказать, что храм сей пуст, что появление его было случайным сцеплением атомов, чуждым разумной мысли и воли. Но кто же не видит и не знает, что храм сей воздвигнуть во славу Божию, полон хвалебных звуков, возвещающих во все роды Его величие и Его промышление о мире и человеке? Подобный же, но несравненно более великий и славный храм, возвещающий о присутствии Творца мира и исполненный славы Его, представляет вся вселенная. В этом нерукотворном храме вселенной хвалят своего Творца солнце и луна, хвалят звезды и свет, хвалят небеса небес и вода яже превыше небес, хвалят Его вся бездны, огнь, град, снег, голот, дух бурен, горы и вси холмы, древа плодоносна и вси кедры, зверие и вси скоти, гади и птицы пернаты (Пс.148:3–11), все знает Творца своего и неумолчно славословит Его. Все, что для неверующего глаза кажется неразумно мятущимся сцеплением атомов, все это успокаивается пред взором верующаго и, вместе с верующим, как некий орган сладкозвучный, возглашает хвалебную песнь Богу. Такова сила веры и такова слабость неверия!.. По словам Премудрого, эта слабость неверия, перестающего понимать мир, как дело рук Божиих, и видящего везде и во всем одно только тяготение неразумной природы, распростирается на муку неправедным. По грехам своим человек является недостойным присоединять свой голос к общему славословию Творца, раздающемуся во всех концах вселенной. Сего ради предаде их Бог в неискусен ум творити и проповедовать неподобная (Рим.1:28).

«О, современные саддукеи, глаголющие не быти ничему, кроме грубой плоти и тяготеющей материи! Если в неискусном уме, вы усматриваете в мире только хаотическую пустыню, если в своем отрицании и Бога, и Ангела, и Духа, вы чувствуете свое духовное сиротство среди окружающей природы; спешите в храм Божий, тихую пристань среди мира, и научитесь хвале Божией, возвещаемой здесь, посреди церкви. Тогда только, уразумев церковную хвалу Богу, вы ясно будете понимать и славословие всего нерукотворного храма вселенной, истинное бытие и значение как вещественного, так и духовного мира. Боюсь, что в своей суетной мудрости, вы не знаете и того, что вам прежде всего знать надлежало, не знаете, как Господь Иисус Христос отвечал древним саддукеям, древним поборникам материи и плоти, дерзновенно представшим пред ним со своим отрицанием и Ангела, и Духа, и воскресения. Да вы подлинно не знаете этого, потому что кто знает слово Божие, тот послушает его (Ин.4:6). Прельщаетеся, не ведуще писания, ни силы Божия» (Мф.22:29). Вот слова божественной мудрости древним саддукеям и вот разрешение всех недоумений неверующего любомудрия нашего времени. Нужно верующим умом усвоить учение слова Божия, нужно быть озаренным тою духовною силою, которая подается благодатью Духа Святого, иметь помазание от Святого, не обольщаться ложными взглядами на существующее, чтобы понимать духовные стремления внутреннего человека, чуждые миру материи и плоти, и созерцать вселенную орлиным оком истинного любомудрия.

Темже же убо, братие, должни есмы не плоти (Рим.8:14). Не плоти и материи мы должники. Не от слепых материальных сил мы получили все, чем мы пользуемся. Зачем же мы будем возвращаться паки на немощныя и худыя стихии, которым покланялся человек некогда, в состоянии грубого языческого неведения, до своего просвещения светом Евангелия? (Гал.4:9). Мы ли, сыны православного народа, показавшего в своем священном прошедшем великие опыты веры и духа, ныне покажем пред миром такое духовное изнеможение? Мы ли, наченшии духом, ныне плотию скончаваем? (Гал.3:3). Аминь.

Профессор В. Певницкий

Из слова против нарушена постов

Мы забываем или перестали соблюдать посты, предписываемые Церковью. Уставы церковные указывают нам, когда нам нужно воздерживаться от мяса, сыра, рыб и елея. Мы хорошо знаем это, но многие из нас не обращают на эти уставы никакого внимания и с пренебрежением относятся к ним. Едва ли не для большинства нынешних христиан целый год –одна сплошная неделя, в которую полагается разрешение на вся, и наш стол во дни Великого поста не отличается от стола во дни так называемого мясоеда. И если бы восстал из гроба кто-либо из благочестивых предков наших, и увидел, как и чем питаем мы себя во дни Великого поста, он с прискорбным недоумением спросил бы нас: «таков у вас Великий пост? Куда же давалась прежняя строгость жизни? Куда давалось прежнее благоговение к уставам Церкви о посте, ненарушимо блюдомом нашими дедами?»– В самом деле, куда девалось это благоговение к уставу Церкви о посте, при котором русский человек прежде боялся осквернить себя в постные дни скоромною пищей? Много ли ныне семейств, в которых бы помнили постные дни и стеснялись нарушать устав Церкви о постах? Много ли людей, остающихся верными заповеди церковной, заветам и преданиям отцов наших? Прежде только люди из высшего круга, возросшие под влияниями, чуждыми Церкви Православной, дерзали попирать ногами заповедь церковную о постах, – и народ смотрел на них, как на отщепенцев, утерявших тот дух, каким жила святая Русь. А ныне из тесных кругов, удалившихся от почвы народной, эта вольность, дозволяющая дерзкое нарушение поста, распространилась чуть не повсюду, и замечается в самых низменных слоях, чуждых не только западного, но и всякого образования.

Что ж? Так тому и быть? И церкви и ее представителям равнодушно смотреть на это неуважение к ее уставам, и молчаливо мириться с тем, что вопреки ее прямой воле, вводит в жизнь растлевающий дух века?

Нет этого не должно быть.

Воля Церкви, – нашей попечительной матери, – выразившаяся в ее уставах, должна быть священна для нас, и свято должна быть соблюдаема всеми ее чадами, и большими и малыми, и знатными и незнатными. Что мы представляем из себя, когда позволяем себе небрежно относиться к ее установлениям и без всякого стеснения нарушаем их? Представляем своенравных, непослушных, грубых детей, заслуживающих наказания. Многие из вас, здесь присутствующих, сами имеют детей. Что подумали бы и сказали бы вы о ваших детях, если бы, в видах их пользы и упорядочения их жизни, вы сделали известное распоряжение и указали им, что они должны делать, а они не обратили на это никакого внимания и, во вред себе, стали поступать по своему, наперекор вам? Как бы вы посмотрели на это? Не было ли бы это печалью и глубоким оскорблением для вас?.. Не такое ли оскорбление нарушением постов, и мы наносим Церкви, пекущейся о нашем спасении и для нашего духовного блага вводящей посты в порядок жизни нашей? Как можем, как смеем мы ни во что ставить ее волю, устрояющую наше спасение?

Вы скажете: «заповедь о постах – заповедь не важная, и не от нее зависит наше спасение. Брашно нас не поставляет пред Богом (1Кор.8:8). Нужно быть честным, добрым человеком, благожелательным к другим: это гораздо важнее, чем есть скоромную или постную пищу». Мы охотно и вполне признаем важное значение честности и добродетели в деле нашего спасения, но не видим нужды идти отсюда к унижению, и тем более к отвержению постов. Будете добрыми и честными людьми. Скажем более: вы должны быть добрыми и честными людьми. Этого требует от нас закон Божий. Но будете вместе с тем и добрыми христианами; а такими вы не можете быть, если не будете исполнять требований Церкви. Устав Церкви, предписывающий нам посты, служит раскрытием того же закона Божия, который требует от нас всякой добродетели. Потому подобает сия творити и онех не оставляти (Мф.23:23). Брашно нас не приближает к Богу, говорите вы. Положим, так; но зато, несомненно, удаляет нас от Него наше противление Церкви, наше нарушение поста вопреки ее воле, а при этом теряет значение и наша честность и наша добродетель. Вам кажется малою заповедь о постах. Но кто уполномочил вас различать между заповедями церковными, и одни считать малыми, а другие великими? Малых заповедей нет между церковными установлениями: они все равно важны, все равно обязательны для нас, все связаны единою Волею, их давшею и их утвердившею. И если мы согрешим в одном чем-либо, хотя бы, по-нашему, неважном, мы будем виновны пред волею Законодателя, как преступники закона. Иже весь закон соблюдет, говорит апостол, согрешит же в едином, бысть всем повинен (Иак.11:10).

Вы не придаете никакой важности нарушению поста и посту противополагаете честность и добродетель, которыми хотите не только заменить, но и устранить пост, нам заповеданный. Вы чрез то, как бы хотите ставить себя в разряд высших духовных христиан, которым не нужны эти мелочи, и свысока смотрите на тех людей, которые боятся прогневить Бога нарушением поста. Знаете ли, чем отзывается такое воззрение, несомненно господствующее в умах многих наших христиан, считающих заповедь о постах не для себя данною? Отзывается фарисейством, так противным нашему образованному люду, и навсегда осужденным Господом в Евангелии. Несмь, якоже прочии человецы, – если не говорит, то думает мнящийся быть угодным Богу без соблюдения поста. Пусть они, эти прочие люди, боятся не только мяса, но и рыбы в Великий пост: это дело людей, не понимающих сущности нашего исповедания. А мы и без постов стоим выше их. Но так ли на самом деле? Мы скорее верим добродетели постящихся, чем не постящихся. Кто старается исполнять заповедь о постах, тот старается исполнять и другие заповеди, вообще все, в чем видит волю Божию и указание Церкви. А кто находит возможным и неважным устранить одну какую-либо заповедь из закона Божия, кто дерзает следовать своей воле, вопреки воле Божией и указанию Церкви, в чем-либо, по-видимому, малом, для того не страшно будет нарушение и других заповедей и он вступит на скользкий путь, на котором будет следовать одно преткновение за другим. Ныне вы нарушили заповедь о посте, завтра устраняете другую заповедь, положим, такую, которая повелевает нам освящать воскресные и праздничные дни участием в церковной молитве, и вы вместо храма Божия в навечерие праздников идете в места общественных увеселений и предаетесь забавам и развлечениям, для которых можно бы найти другое время. А потом станете вообще забывать долг домашней ежедневной молитвы; наконец, не будете чувствовать нужды прибегать к таинствам – Покаяния и Приобщения Тела и Крови Христовой, что составляет первейший долг христианский.

Среди нашего поколения распространяется болезнь, болезнь опасная и гибельная. На церковном языке она называется теплохладностью и состоит она в холодности и равнодушии к вере и ко всему, что касается веры и Церкви. Мертвеет святое чувство, привязывающее нас к Богу, источнику нашей жизни, изсыхает дух, как сохнет тело у чахоточного. А люди в самообольщении думают, что они и здоровы, и крепки и далеки от всякой опасности. Пренебрежение к заповеди о постах – начало и один из признаков этой болезни. Присмотритесь внимательнее к себе, вы, ни во что ставящие посты наши. Не разлилась ли в вас та опасная болезнь, которую мы только что назвали? И знайте, что зараженным этою болезнью Господь угрожает конечным отвержением, как говорит в Откровении св. Иоанн Богослов. Свидетель верный и истинный: вем твоя дела, яко ни студен ecu, ни тепл… изблевати тя от уст Моих имам. Зане глаголеши, яко богат есмь, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты ecu окаянен и беден, и нищ и слеп и наг (Откр.3:15–17).

Хотите видеть более веские основания, которые могли бы склонить вас уважать пост и бояться его нарушения? Обратитесь к урокам, какие внушительно преподает нам громкий голос дней древних и времен минувших.

Откуда пост? Не считайте его позднейшим человеческим измышлением. Нет, пост узаконение Божие, и узаконение, древнейшее всех узаконений, данных человеку. «Уважьте седину поста (скажем словами св. Василия Великого). Он современен человечеству. Он узаконен в раю. Такую первую заповедь принял Адам: от древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте (Быт.11:17). A сие не снесте, есть узаконение поста и воздержания»⁷². Полагаем, что теперь не нужно разъяснять вам, где было первое нарушение поста и чем сопровождалось оно. В нарушение заповеди о посте состояло первое грехопадение наших прародителей, навлекшее такие тяжкие и неисчислимые бедствия на весь род человеческий. Наш враг, явившийся в виде змия-искусителя, прельстил Еву снедью и склонил ее вкусить от запрещенного дерева (не тот же ли враг-искуситель и ныне прельщает нас, когда мы простираем руки свои к запрещенным снедям, что делаем не раз, как наша праматерь, а постоянно, каждый постный день?). Вкушение запрещенного плода лишило нас рая, лишило благоволения Божия и навлекло на нас праведный гнев Его. И мы должны поститься, чтобы снова отворить ворота рая, чтобы отвратить от себя праведный гнев Божий, и снова снискать Его благоволение.

Память об этом первом нарушении узаконенного поста, сопровождавшемся такими печальными последствиями, живо хранилась в древние времена у всех народов, и она была причиною того, что на протяжении длинных веков церкви ветхозаветной к посту прибегали, как средству очищения и благоугождения пред Богом, и это не только у Израиля, руководимого Откровением, но и у языков, утерявших истинное боговедение. Не одни Моисеи, Илии, Даниилы и Иоанны постом привлекали к себе благоволение и спасение от Вышнего; на него возлагали надежду и жившие вне ограды дома Божия. И не напрасна была их надежда на силу поста, способную претворить на милость страшный гнев Божий. Вам известен пример Ниневии. Великому городу возвещен пророком праведный гнев Божий и угрожает близкая, по-видимому, неотвратимая погибель. Но мужие ниневийстии заповедаша пост, и постились все от царя, вельмож и до скота, и пост отвратил праведный гнев Божий, и рассеялись тучи бедствий, скопившиеся над Ниневиею и грозившие превратить ее в пепел и сравнять с землею (Ин.3:1–10).

Мы живем во времена благодати, и иго закона, налагающее на нас внешние дела, не тяготеет над нами так, как тяготело над сынами Израиля. Но пост и под сенью благодати не потерял своего значения, а, напротив, укрепился, расцвел и освящен более, чем во времена ветхозаветные. Смотрите на тот красный путь, которым шествуют пред Богом люди облагодатствованные, поучающие нас исполнению святой воли Господней. Вот зрится на нем впереди всех святейший лик высочайшего Подвигоположника, нашего Началовождя, влекущего нас в след Себе. Выступая на дело служения нашему спасению, Господь, не имея нужды, подобно нам, в очищении и укрощении плоти, к посту обращается, как лучшему сотруднику святых благоуспешных деяний человеческих, и постится дний четыредесять и нощий четыредесять (Мф.4:2). Древний искуситель, видя в Нем человеческое, дерзал приступать к Нему с обольщениями и побуждал Его камение претворить в хлебы, чтобы удовлетворить голод, Им чувствуемый (Мф.4:3,4). Но святейшая Воля отстранила все наветы ненавистника поста, которому мы ныне без всякой борьбы отдаем себя в рабство, и грех прельщения снедью наших прародителей заглажден постом второго Адама, которым был Господь с небесе. Таким образом, пост, учрежденный еще в раю, утвержден и освящен для нас примером самого Господа и от этого примера ведут свое начало наши церковные посты и, в частности, наш нынешний четыредесятидневный пост.

Следуя святым заветам и наставлениям своего Учителя и Господа (Мк.9:23.; Мф.4:15), постились и апостолы, и апостольские мужи. Они постились, когда избранные из них готовились к совершению важного служения, на них возлагаемого (Деян.13:3); они постились, когда хотели призывать особенную милость и благодать Божию на себя и на всю общину верующих; они прибегали к посту, когда были вынуждаемы отражать ярость и нападения вражды человеческой и вражды того супостата нашего, который всеми силами старается истребить святое имя на земле. Наконец, они, под руководством Духа Божия, упорядочивая жизнь верующих во Христа, распределили по дням и временам года посты, ныне нами блюдомые или, точнее, ныне нами нарушаемые. И из бесчисленного сонма святых Божиих, благоугодивших Господу своею жизнью, вы не укажете ни одного, кто бы не чтил поста, и кто бы позволял себе нарушение апостольских постановлений, приурочивших посты к известным дням и временам года. Подражайте им, если хотите иметь часть с ними в Царствии Отца Небесного.

Чего желает Св. Церковь, когда приглашает нас поститься в известные дни и времена года? Ничего иного, как только споспешествовать нашему спасению. При безостановочном течении времени, суета житейская, приковывающая нас долу, подобно водовороту, увлекает нас, куда, мы сами не знаем. Неустанные хлопоты о поддержании жизни нашей и семейств наших, о приумножении достатков наших поглощают все наши силы и помышления. С другой стороны, удовольствия и развлечения, которым мы готовы предаваться до самозабвения, рассеивают дух наш и не дают ему нужного сосредоточения. Чувственность, живущая в теле нашем, заявляет все большая и большие требования и порабощает себе нашего духовного человека. К тому же незримою сетью опутывает нас и не дает нам возвести и очей на небо тот враг, который прельстил Еву иногда. Нам угрожает забвение о духе и его святых потребностях, о нашем высшем небесном происхождении и назначении. И вот Церковь, на протяжении годичного круговорота времени, расставила посты, как спасительные вехи, которые предохранять должны нас от блуждания по путям, удаляющим нас от той цели, к которой нам нужно стремиться. Они напоминают нам о том, что мы должны сдерживать пожелания нашего плотяного человека, чтобы дать больше свободы человеку духовному, внутреннему (2Кор.4:16). Оставляя нас среди наших житейских забот и праздных удовольствий, которым мы расположены предаваться дни и ночи, они говорит нам о нашем высшем долге, о наших духовных обязанностях, и к ним склоняют наше внимание. Не Церковь виновата, если эта святая цель не достигается нами и посты не производят на нас своего спасительного действия. Они не производят такого действия потому, что мы не хотим знать их и служим плоти, исполняя похотения своего чувственного сердца. Если вы это постоянное служение плоти считаете своим законным состоянием, – живите для тела и его удовольствий, но помните, что, живя так, вы далеко уклоняетесь от пути спасения и приближаетесь к пучине, в которой можете погрязнуть вместе с телом, ныне вами так лелеемым.

Вы скажете, что вы не можете поститься по немощи своей и сошлетесь на то, что постная пища вредна для вашего здоровья. Если болезнь, этот оброк греха, действительно удручает вас, Церковь снисходит к вашей немощи; она разрешает пост для болящих. Но вы, носящиеся со своими немощами, больны ли на самом деле? Так ли больны, что не можете поститься? Часто на эти немощи, вызывающая нарушение поста, ссылаются люди утолстевшие и разжиревшие. Какое значение в подобных случаях могут иметь ссылки на немощи телесные? И кого обманывают такие люди? Себя или Всеведущего?.. Нужно помнить притом, что пост не враг, а матерь здоровья, и не от воздержания расстраивается оно, а скорее от объедения и излишеств. Не даром и врачи больным и начинающим выздоравливать предписывают строгое воздержание в пище. Для вас, для вашего здоровья вредна собственно растительная постная пища? Часто слышатся ныне такие извинения уклонения от соблюдения постов. Но не пустая ли это отговорка? Строение нашего тела у всех одинаково; а наше тело, по исследованиям ученых, своим устройством приспособлено больше к растительной, т. е. постной пище, чем к животной. Мы не созданы для того, чтобы, подобно хищным зверям, пожирать другие живые существа. Господь при творении дал нам в снедь только всякую траву семенную, сеющую семя, и всякое древо, еже имать в себе плод семени семеннаго (Быт.1:29). Так было в раю до грехопадения. И после грехопадения Господь не дает Адаму благословения есть животных: Он повелевает ему снедать только землю, т. е. все растущее на ней, всякую траву сельную, и хлеб, возделываемый им в поте лица своего (Быт.3:17–19). Уже после потопа человеку разрешено употреблять в снедь, кроме зелья травного, всякое движущееся, еже есть живо (Быт.4:3), и человек постепенно начал привыкать к этой новой пище. Таким образом, употребление мясной пищи не исконное требование нашей природы, а наша прихоть; это привычка, не прирожденная нам, а нажитая с годами, подобно многим другим привычкам и прихотям, искусственно привитым нам и идущим из поколения в поколение. Пожертвуем прихотью для нашего спасения. Эта прихоть без всякого труда может быть ограничиваема нами, и мы можем отказываться от яств, требуемых ею, если не навсегда, то на более или менее продолжительное время, без всякого ущерба для своего здоровья. Пища растительная, как более естественная нам, больше может укреплять наше тело и предохранять его от болезней, чем пища животная, не изначала данная нам, но впоследствии введенная в наш домашний обиход, и это, на основании опыта, готовы подтверждать врачи, подвергавшие вопрос об этом обстоятельному нарочитому исследованию⁷³. Но здесь не место разбирать вопросы врачебной науки. Вспомним только, что прежде потопа, когда люди питались только зельем травным, они жили век Мафусаилов, считавшийся столетиями, и после потопа, когда они стали поддерживать себя мясною пищей, сократился век человеческий, и вместо столетий люди стали жить десятилетия. Посмотрим на открытое для всех и неученых, свидетельство нынешней жизни. Сравните прежнее поколение, строго блюдшее посты, и наше поколение, в котором многие и дня не могут провести без мясных снедей; сравните наш простой народ, редко употребляющие мясные снеди и еще не забывший постов, и нас городских жителей, тяготящихся постами. На чьей стороне крепость тела и бодрость сил? Ответом на это служат частые жалобы на то, что слабеет и хилеет наше поколение, в особенности городское, и мы, считающие необходимым для себя и в посты подкреплять себя мясными снедями, более нуждаемся во врачах и врачествах, чем люди, никогда не нарушающие заповеди о постах. Подвижники жили сотни лет и безболезненно и их жизнь была постоянным и строгим постом. Итак, не бойтесь поста: он не расстроит вашего здоровья, а скорее укрепит его; он не сократит дней жизни вашей, а скорее продлит их. А между тем сколько живых существ, нами истребляемых и пожираемых, наслаждались бы благами жизни и благословляли бы Бога, если бы мы все свято соблюдали заповедь Господню о постах во все дни, указанные нам Церковью!

Примите, братие, с любовью наше слово о посте. Может быть, оно было пространно сверх меры и утомительно для вас. Но мы не все сказали, что хотели, и что можно сказать против нарушения постов церковных, и надеемся, что ваша вера дополнит недосказанное нами. Может быть, оно было жестоко для вашего слуха, ждущего от нас слова мягкого и услаждающего. Мы говорили не от себя, а именем Церкви, допускающей нас на эту священную кафедру. Ценя и принимая наше слово, не как наше, а как слово Церкви, блюдите пост, храните эту «драгоценность отцов». Храня это дорогое наследие, вы не расточите сокровищ души своей, а приумножите их. А утеряв его, можете дойти до такого состояния, что окажетесь и нищими, и бедными, и нагими. Аминь.

Антоний, архиепископ Волынский

Слово в Великий Четверг о любви к ближним

Желанием возжелех сию пасху ясти с вами (Лк.22:15).

Среди печальных воспоминаний Страстной седмицы один только нынешний день, четвертый, преизобилует событиями и воспоминаньями – не то, чтобы совсем радостными, но утешительными. В этот день мы, слушатели евангельских чтений и песнопений церковных, несколько отвлекаемся от мрачных картин иудейской злобы на Спасителя и вводимся в горницу Сионскую, зрим Христа среди друзей Его, слышим глаголы любви Его, внимаем тому, как Он «возлюбль Своя сущия в мире до конца возлюби их« (Ин.13:1).

Сообразно с более светлыми евангельскими воспоминаниями и храмы Божии, и напевы церковные, и состав службы в день сей принимают вид и дух праздничный. Не скорбь, а тихая, примиряющая надежда и смиренное благодарение вселяются в наши сердца: мы преклоняемся в сознании собственной немощи пред величием любви Христовой, которая и в эти страшные дни, почти в самый час предания, восторжествовала над ужасною скорбью оклеветания, заушений, оплеваний, распятия и смерти, восторжествовала настолько, что могла во всей божественной красоте, с отеческою нежностью излиться на учеников Христовых. Сия-то торжествующая любовь и есть причина церковной радости во дни скорбей. Вот Господь устрояет ученикам праздничную вечерю, умывает им ноги, как последний раб; Он говорит им об общей их измене, но сейчас же прощает им их немощь и Сам же утешает их в том, что Он ими же будет оставлен. Вы оставите Меня одного, но Я буду не один – Отец со Мною; итак, имейте во Мне мир, но не впадайте в отчаяние от своей немощи: Я буду ждать вас по воскресении в Галилее. – Господь называет их чадцами, называет друзьями, завещает любить друг друга и, войдя в сад Гефсиманский, когда уже приближался к Нему предатель, молится Небесному Отцу, чтобы все Его ученики и даже все те люди, которые уверуют во Христа по слову их, соединились вместе, в одно таинственное общение с Ним и Отцом Его, подобно тому, как во Святой Троице сохраняется вечное единство между Божескими лицами.

Вот она святая, божественная, Христова любовь; ей не страшна приблизившаяся позорная казнь; она не хочет сокрушаться о предстоящем сегодня пленении с оружием и дрекольми, о заушении в доме нечестивого первосвященника, о веревках, о бичевании, о терновом венце, о поругании и страшном распятии крестном. Она знает только то, что пришли последние часы земного общения с немощными и непросвещенными, но чистыми сердцами учеников, и вот она возгорается предсмертным пламенем святой ревности о их просвещении и гласит им о святом таинстве Евхаристии, учит их смирению, взаимной любви, надежде на Бога, терпению скорбей и утешению от Святого Духа.

Не к одним апостолам, братие, но и ко всем нам, христианам, распростирает объятия свои любовь Божественного Спасителя нашего, грядущего на вольную страсть: «якоже аз возлюбих вы, да и вы любите себе; о сем уразумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою« (Ин.13:35). Идя на страшную смерть и страсть, Я всю душу Свою влагаю на любовь к вам, как бы так говорит Господь: любите же и вы друг друга, как Мои последователи; такова Моя заповедь. Да братие, заповедь крепкая, приказание властное; ибо скажите теперь, какая, хотя бы и самая лукавая, совесть может освободить себя от такого долга любви, благотворения, благоснисхождения и самозабвения?

Сказал бы я, что не нуждаюсь в ближних; довольно того, что я сам буду чист от лжи, беспутства и неправды; но препятствует мне пример святейшего Сына Божия, за правду Свою влекомого на казнь, но все же устремляющего взор любви и слово утешения к ученикам и ученицам Своим.

Сказал бы я, что не могу благотворить людям, потому что они грубы, глупы и неблагодарны, что не ценят любви; но и здесь Евангелие замыкает уста мои, обнаруживая немощи, неразумение и измену тех, к кому была обращена нежная любовь Спасителя.

Наконец, сказал бы я то, что так любят повторять сыны нынешнего маловерного и нетерпеливого века; сказал бы: мне самому тяжко, скорби облегают меня – ни любить, ни благотворить я не могу, а только быть любимым; сам я нуждаюсь в утешении – мне не до других. – Но, с каким жгучим стыдом покроются слова эти, лишь только я вспомню о Тайной вечери, о прощальной беседе, о слове утешения к Пречистой Матери, к ученику со креста и покаявшемуся разбойнику.

Так, братие, связанный и обвиненный Христос связал наши сердца, чтобы они не уклонялись «в словеса лукавствия непщевати вины о гресех». Он, Которого не мог оправдать двоедушный Пилат пред Его врагами, отнял всякое оправдание от нашего двоедушного сердца, если бы оно пожелало освободиться от уз любви и самораспятия.

Чем более, братие, мы слышим, или читаем Евангелие, или созерцаем в церковной службе плененного Христа, тем более становимся Его пленниками во исполнение неложных слов Его: «аще Аз вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе» (Ин.12:32).

Тяжела, братие, жизнь того пленника, который не слушает своего владыки: всякое непослушание его карается тяжкими побоями. – Плен духовный, плен сердца можно, правда, освободить не от этих бичеваний, не от укоров просвещенной Евангелием совести, но от того, чтобы ощущать ее удары. Можно оглушить свое сердце, сделать выю свою железною и лоб медным, и самую совесть сожженною (Иез.3:7; Тим.4:2). Но знайте, братие, что для слышавших слово Божие в этом страшном ожесточении заключается единственное, не скоро приобретаемое, средство к тому, чтобы освободить свой ум от пленения в послушание Христу (2Кор.10:5), ибо без этого страшного условия ваша совесть при каждом жестоком и небратолюбивом деле вашем будет напоминать вам об умовении ног, о саде Гефсиманском, о кресте и Голгофе, и Христос, пленивший сердце ваше, будет поражать его немыми укорами, как в ту ночь поразил Он отступившего Петра воззрением очей Своих.

Ей, Господи! Ты Своею святою жизнью, Своею всепрощающею любовью, Своим самозабвением навсегда осудил всякий грех, всякое себялюбие! Хотя и тернист тот путь, по которому Ты зовешь нас за Собою, но для слушателей Твоего Евангелия нет иного пути, кроме этого, или же пути сознательной погибели, по подобию предателя Иуды. Итак, мы не будем избегать Твоего плена, заключающегося в хранении любви друг ко другу. Но Ты нас укрепляй всегда Твоими святыми глаголами, которыми утешал учеников Своих в день предания. Да не смущается наше сердце, да веруем всегда во Отца и в Тебя, да не убоимся скорбей мира, да не лишимся помощи Утешителя Духа, чтобы Он и нам вспоминал всегда те слова, которые Ты говорил на земле!

Такова, братие, да будет ныне исповедь наших сердец и наша молитва к страждущему за нас и о нас Спасителю. Возлюбим плен Его, возлюбим друг друга от дня сего, и пусть эта любовь, не требующая благодарности и не знающая собственных печалей, а только нужды ближних наших, начнет вселяться в сердца нас, поющих и воспевающих спасительную смерть Христову, дабы и мы, хотя бы ко дням приближения смерти нашей, могли сказать с апостолом: «я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить от нас любви Божией во Христе Иисусе, Господе, нашем» (Рим.8:38,39).

Анастасий, архиепископ Воронежский

Беседа в Неделю о расслабленном

Сегодня было читано в Евангелии сказание о том, как Иисус Христос исцелил расслабленного при овчей купели. При воспоминании этого события, с одной стороны, представляется в поразительном величии всемогущество Иисуса Христа, исцелившего одним словом человека, который тридцать восемь лет лежал в расслаблении, – Премудрость Божия, располагающая обстоятельства этого чуда так, что оно, кажется, невольно должно было привлечь иудеев к Иисусу Христу; с другой, представляется жалкая слепота, низкая зависть и злоба иудеев, которые в благодеянии, какое Христос совершил для расслабленного, ничего не видели, кроме зла, и восстали на Божественного Чудотворца, как на разорителя закона. Среди толпы этих злых и завистливых законников, один только расслабленный является светлым человеческим лицом: редким примером безропотного терпения в долголетнем недуге и благодарности к своему Благодетелю. Чтобы видеть все это в полном свете, обратимся к рассказу св. евангелиста.

Бе праздник иудейский, и взыде Иисус в Иерусалим. Есть же во Иерусалиме овчая купель, яже глаголется еврейски Вифезда, пять притвор имуща. Итак, вот время и место совершенного Спасителем чуда над расслабленным. В Иерусалиме был праздник Пасхи, когда по закону в этот город народ во множестве собирался со всей Иудеи. Иисус Христос, как Творец закона, законная исполняет: Он всегда разделял с своими соотечественниками св. празднества в храме и других священных местах. И вот Он на празднике в Иерусалиме, который в это время представлял собою шумное зрелище ликующего народа. В такие праздники особенно тяжело бывает больным: вздохи и стоны их заглушаются праздничным весельем, но их слышит Врач душ и телес и идет утешить несчастных, которых так много собралось в Иерусалиме при овчей купели. Эта купальня, на восточной стороне города, против храма, называлась овчею потому, что в ней омывали овец, назначаемых в жертву. При купальне было устроено пять крытых галерей, и здесь-то, как сказано в Евангелии, слежаше множество болящих, слепых, хромых, сухих, чающих движения воды. Ангел бо Господень на всяко лето схождаше в купель и возмущаше воду, и иже первее влазяше по возмущении воды здрав бываше, яцем же недугом одержим бываше. Такая необыкновенная целебная сила овчей купели, врачующая всякий недуг, и привлекла к ней множество больных, надеявшихся получить в ней исцеление; но сколько тревожных, мучительных ожиданий должны были пережить эти несчастные, зная, что Ангел Господень редко сходил в купель и возмущал воду и что только первый погрузившийся в нее по возмущении воды выздоравливал, а всем прочим опять нужно было ожидать движения воды, быть может, для того, чтобы снова обмануться в своих ожиданиях.

Расслабленного видев Иисус лежаща и разумев, яко многа лета уже имяше в недуге, глагола ему: хощеши ли цел быти? В избрании больного для исцеления из среды множества больных, лежавших при купели овчей; равно очевидны благость и премудрость Спасителя. Если благость находит нужным делать выбор между несчастными, чтобы помочь кому-либо из них, то всегда предпочитает между ними такого, который страдает тяжелее других. Так и поступает Спаситель, исцеляя расслабленного: разумев Иисус, – сказано в Евангелии, – яко тридесять осмь лет имый в недузе, своем этот больной. Такой выбор больного вполне соответствует и той цели Спасителя, с которой Он хочет сделать чудо исцеления более торжественным для того, чтобы представить неверующим иудеям неотразимое доказательство Своего Божественного всемогущества; потому что иудеи могли хорошо присмотреться к такому долголетнему больному и, конечно, считали его неизлечимым. Но чем несчастнее больной, тем более обращает на себя внимание вопрос, с которым обратился к этому страдальцу Спаситель: хощеши ли цел быти? Как не желать здоровья такому долголетнему страдальцу! Это и без вопроса известно всякому, тем более – Сердцеведцу. Но в устах Спасителя этот, по-видимому, неуместный, вопрос есть последнее испытание, на котором Он хотел показать миру это золото, искушенное в горниле, – это безропотное терпение долголетнего страдальца. Сердцеведец знал, какое трогательное и поучительное слово для всех веков скажет в ответ этот больной, для того и предложил ему такой вопрос. И в самом деле, от больного слышится не слово ропота или неудовольствия, весьма естественного у больных при подобном вопросе, а кроткий, умиляющий ответ, в котором без всяких жалоб и упреков высказана причина, почему он так долго не исцелялся, находясь при целебном источнике: ей, Господи! – говорит этот страдалец: – человека не имам, да егда возмутится вода, вверзет мя в купель; егда же прихожу аз, ин прежде мене слазит. Сколько терпения и кротости сказалось в этих словах! В тридцать восемь лет своей болезни страдалец не мог дождаться от людей самой ничтожной услуги, не встретил человека, который бы подал ему руку и свел его в целительную купель, – и в нем ни тени ропота на жестокость людей, даже тогда, когда ему был предложен вопрос, от которого другой мог бы раздражиться и сказать слово досады и негодования. У этого терпеливого страдальца нужно поучиться тем, которые свои несчастия считают правом требовать, а не просить помощи, – которые ропщут и готовы поносить каждого, кто не помогает им, или помогает, да не так, как бы хотелось.

Но в ответ расслабленного заключается еще новый урок, над которым стоит подумать всякому обществу, если оно хочет называться христианским и цивилизованным обществом. Этот урок заключается в двух невыразимо-грустных словах расслабленного: человека не имам! Это слово не одного расслабленного: это – голос всех беспомощных страдальцев! А сколько их найдется между нами, сколько таких, которые по всей справедливости могут сказать: человека не имам! Не иметь человека среди множества людей, которые называют себя обществом! Это – ужасная несообразность, которая, однако же, существует и ныне точно так же, как она существовала 19 веков назад в иудейском обществе, от которого мы недалеко ушли с своим прогрессом в деле благотворительности. В настоящее время, когда лучшие люди образованного мира так много рассуждают об устройстве быта бедствующих и стремятся на помощь им, – в такое время и по книгам, и по живым примерам можно научиться серьезно заниматься благотворительностью и сделать ее не случайным, а постоянным и правильно организованным делом, каковым оно и должно быть по духу христианской любви. Но пока мы научимся такой благотворительности, нам долго еще придется предлагать забытым несчастным это единственное утешение: в терпении вашем стяжите души ваша! Обратитесь всем сердцем к Искупителю: Он Сам страдал, знает тяжесть и ваших страданий и вполне оценит ваше терпение. Молитесь и верьте, что Он поможет вам, и именно тогда, когда это лучше может послужить во спасение ваше и во славу Божию. Слышите, как действенно Его слово над расслабленным: востани, возми одр твой и ходи. И абие здрав бысть человек: и взем одр свой, хождаше. Но в чаянии небесной помощи страдальцы должны помнить, что им нужно быть так же твердыми и верными в исполнении повелений Спасителя, как этот исцеленный расслабленный. Он сделал в точности, что повелел ему Иисус: и взем одр свой, хождаше, несмотря на то, что иудеи во имя закона запрещали ему нести постель и в один голос кричали ему: суббота есть, и недостоит ти взяти одра твоего. Исцеленный заметил в этом суждении фальшивое толкование закона, он рассудил здраво, что имеющие силу исцелять тяжкие недуги не мог дать противозаконного повеления, и потому сказал в ответ иудеям: Иже сотвори мя цела, Той рече мне: возми одр твой и ходи! Нужно заметить, что исцеленный нашел в себе силу восстать против общего голоса представителей закона только во имя своего Благодетеля, еще не зная, кто Он: исцеливый же не видяше, кто есть (Исцеливший его). Иисус бо уклонися, народу сущу на месте. А мы веруем и исповедуем, что Он – Бог, Спаситель и Судия наш; но какова наша твердость в исполнении Его повелений?

По выздоровлении он пошел в храм благодарить Бога за полученное исцеление. И обрете его Иисус в церкви. Здесь Он сказал исцеленному то, о чем, как мудрый Врач душ, умолчал при самом исцелении, зная, что в минуту выздоровления душа исцеленного вся исполнена была радости телесного выздоровления. Теперь, когда радость исцеленного была спокойнее, Врач душ говорит ему все, что хотел сказать, напомнив о полученной милости, о телесном исцелении, увещевает его к покаянию, давая при этом понять ему, что прежние его страдания были наказанием за грехи: се здрав ecu, – сказал Спаситель исцеленному: – к тому не согрешай, да не горшее ти что будет!

Теперь исцеленный узнал, кто сделал его здоровым, а из наставления, какое услышал от Него, понял, что этот великий Чудотворец, исцеляющий болезни телесные, врачует и душевные недуги. Узнав это, исцеленный спешит прославить всемогущество Иисуса: и иде человек, и поведа иудеом, яко Иисус есть, иже мя сотвори цела. Замечательно, что исцеленный расслабленный говорит не то, о чем спрашивали у него о Иисусе иудеи. Они допрашиваются у исцеленного: кто тебе сказал в субботу: возьми одр твой и ходи? А он им отвечает: меня Иисус исцелил; этим он дал понять законникам иудейским, что они спрашивают не о том, о чем следует спрашивать, – что данное Иисусом Христом приказание – нести постель в субботу – такое дело, в котором нет ничего противозаконного; что они не замечают чуда исцеления больного, которого сами считали неизлечимым, как будто это великое чудо, совершенное одним словом Иисуса, ничего не значит, не стоит ни малейшего внимания!.. Но оно-то именно и было неприятно для законников иудейских, потому что слава Иисуса, как величайшего Чудотворца и Учителя, привлекавшего сердца народа, помрачало их славу и авторитет. И вот эти лицемеры, не имея возможности отрицать чуда, совершившегося при множестве свидетелей, стараются найти в нем противозаконное и говорят: как можно делать это в субботу?.. И сего ради гоняху Божественного Чудотворца! Злобная зависть книжников и фарисеев укрывается благовидным покровом ревности по законе. Такова всегда и везде злобная зависть: она никогда не говорит так, как чувствует, потому что это было бы страшно ей самой и отвратительно для окружающих. И потому зависть всегда прикрывает благовидным покровом самые вопиющие клеветы, оправдывает несправедливейшие приговоры суда, при чем обыкновенно опирается на букву закона и формальности. Иногда на языке злых и завистливых как будто приветливость, а на сердце – ад; но и в аду бесы не восстают на подобных себе, зная, как заметил Спаситель, что царство разделившееся не устоит. Итак, диаволы дорожат взаимным миролюбием для крепости своего царства, а люди злобно гонят друг друга, возмущая царство мира и любви, устроение которого стоило крови Сына Божия.

Вот уроки сегодняшней евангельской истории о расслабленном, исцеленном Господом нашим Иисусом Христом, Ему же подобает честь и слава во веки веков. Аминь.

Владимир, митрополит Московский

Слово о борьбе с пьянством⁷⁴

Иисус воззрев на них (учеников Своих), глагола: у человек невозможно, но не у Бога; вся бо возможна суть у Бога (Мк.10:27).

Вот место из Св. Писания, на котором невольно останавливается мысль моя сейчас, когда я выступаю со словом по поводу открываемого нами Общества борьбы с пьянством и на коем я хочу построить речь свою.

Обстоятельства, при коих сказаны были слова эти, конечно, хорошо нам известны. Когда тот богач от коего Спаситель потребовал, как необходимого для спасения условия, отречения от богатства, отошел от него со скорбью, Спаситель, обратившись к ученикам, сказал: «как трудно богатому войти в Царствие Божие. Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». И сказал это, желая, конечно, узнать, как выскажутся они по поводу, слов Его? Изумленные при этих словах ученики сказали: кто же может после этого спастись? И вот в ответ на эти слова Иисус и сказал: у человек это невозможно, но не у Бога: вся бо возможна Богу.

И на нас, отцы и братие, выходящих на борьбу с таким сильным врагом, как пьянство, без сомнения, смотрит сейчас Господь тем же испытующим оком, и к нам обращается с теми же словами, и нам Он хочет преподать то же наставление, какое преподал некогда ученикам Своим.

Что же Он хочет сказать нам?

Он хочет сказать:

Сознавайте в трудностях вашего дела всегда ваше собственное бессилие!

Но не теряйте надежд на Ту Силу, Которая все может.

I

Человеческому сердцу и вообще трудно отказаться от того, к чему оно имеет сильную привязанность и что сделалось для него идолом; но есть такие идолы, отречься от коих бывает по преимуществу трудно. – К числу последних относится, например, идол мамоны или богатства, о коем Спаситель говорит, что человеческая сила не может разорвать привязанности к нему: «у человек это невозможно».

И наше, ныне открываемое, противоалкогольное общество поставило себе задачею вести борьбу тоже с идолом и притом таким ужасным, сила которого несравненно более и, во всяком случае, шире распространена, чем мамона. Ибо он имеет много жертв и поклонников во всех сословиях и слоях народа между богатыми и бедными, знатными и простолюдинами, старыми и юношами, мужчинами и женщинами. Да, как непреодолимый деспот, разрушающие благо отдельных лиц, семейств и целого народа, ходит он между нами и никогда еще его могущество не было так грозно, как в настоящее время.

По истине, если к какому начинанию приложимо изречение: «у человека сие невозможно», так это именно к попытке преодолеть страсть к пьянству.

Когда наступает эпидемия, тогда все предпринимают для того, чтобы устранить опасность и не дать ей распространиться. Но о бедствии пьянства, к сожалению, приходится сказать словами пророка Иеремии: «Ты бьешь их, но они не чувствуют; Ты исправляешь их, но они не исправляются». А, между тем, жалобы на страшный вред и разрушительную силу его несутся к нам отовсюду. Врачи в психиатрических больницах, судьи в своих камерах; попечительства о бедных, учители и пастыри церкви – все заявляют и жалуются на те опустошения, который производит пьянство, и на тот неизмеримый внешний и внутренний ущерб, который от него терпит народ наш. Все, что с трудом насаждается в школе, семье и Церкви, тонет в мутных волнах нетрезвой жизни, и в ядовитых испарениях алкоголя отравляются все лучшие силы нашего народа. Не скрытно и не втихомолку действует эта зараза, но свободно и открыто совершает она свое разрушительное дело и похищает ежегодно гораздо более жертв, чем какая-нибудь повальная чума и холера. И однако, – как велико еще ослепление, равнодушие и бездеятельность в отношении этой опасности! Вот слышим мы здесь и там громко раздающиеся серьезные голоса предостережения, но чем отвечают на это любители алкоголя? Упорством, насмешками и издевательством. «Пусть, – говорят они, – упражняются в своем красноречии эти проповедники, но мы не оставим своего напитка, без которого мы и жить не можем». Им говорят: «Поберегите себя, бросьте пить, и вы будете счастливы!» А они отвечают: «Поберегите ваши слова. Мы поступаем так, как поступали наши, отцы, а они тогда только и были счастливы, когда пили». Возможно ли при таком упорстве что-нибудь сделать для достижения нашей цели? «У человек это невозможно», – со вздохом должны сказать мы на это вместе с Иисусом.

Некоторые, немногие, конечно, принимают к сердцу то, что здесь и там говорится, пишется и печатается союзами, братствами и врачами с разъяснениями опасностей пьянства. Они изменяют свой образ жизни в направлении умеренности и трезвости. Но если такие, которые и ранее не были в собственном смысле пьяницами, и делаются через это еще осторожнее, то будет ли устранена этим все более и более возрастающая опасность. Будут ли услышаны те немногие голоса, которые взывают к правительству, чтобы оно уменьшило количество питейных заведений и вступило в борьбу с этим злом своими законодательными средствами и мерами? Освободится ли когда-нибудь народ наш, погруженный в пьянство, от этого губительного порока? «У человек это невозможно», – снова должны сказать мы в виду ничтожного успеха в этом деле борцов против пьянства.

Кое-что, правда, этими борцами достигнуто. Но если в течении многих годов удастся добиться и еще кое-чего, то будет ли это иметь существенное значение для отрезвления алкоголиков в собственном смысле этого слова, коих насчитываются у нас миллионы, при недостаточной энергии и поддержке в этой борьба со стороны общества. Говорю – «при недостаточной поддержке общества», потому что очень многие у нас смотрят на алкоголиков, как на безвозвратно погибших людей. Хотя есть еще и для них путь ко спасению, хотя ревнители трезвости всюду, где только находят слушателей, и проповедуют о сем, приглашая к совместной работе; но в обществе одни не слушают и не обращают на это внимания, а иные даже смеются над ними, как над чудаками, которые трудятся над невозможным и хлопочут о таких людях, которые безвозвратно погибли. «Оставьте их, – говорят, – им ничего не поможет». И как часто этим ревнителям трезвости, когда их убедительные просьбы о содействии их работе, остаются без отклика, приходится со вздохом говорить: «у человек это невозможно!«

Насколько возможно, они стараются оказывать непосредственное воздействие на жертвы пьянства, соответственно своей задаче. Они входят с ними в общение, убеждают их, говорят с ними на разные лады и тоном строгости, и тоном ласки и любви. Но несчастные не хотят их слушать. Сатанинская сила настолько овладела ими, настолько ослепила их, что они воображают себя не рабами, а героями и хотят подкрепить себя тем, что на самом деле ослабляет их, и найти радость и веселие в том, что служит источником скорби и слез. И вот, когда эти несчастные один за другим отвертываются от них и отталкивают от себя любовь их, то, что остается тогда им, как не воскликнуть: »у человек это невозможно!«

Впрочем, нет; некоторые из пьяниц бывают и внимательными: они прислушиваются к доброжелательному голосу проповедников трезвости и смотрят на них со слезами на глазах. Они чувствуют всю тяжесть уз своих и желали бы освободиться, сбросить их. Но их воля настолько ослабела, что они не могут устоять против своей страсти, и, если иной и сделает попытку подняться, то при этом чувствует, что как будто, сотни рук тянут его книзу. Когда хотят у страшного демона отнять его добычу, то он напрягает все свои силы, чтобы утвердить свое владычество. Тогда все соединяет он вместе и пускает в ход и насмешки прежних собутыльников и язвительные слова самих алкоголиков и разного рода выходки и ухищрения людей, заинтересованных в торговле алкоголем, чтобы удержать несчастную жертву, которая желала освободиться, в прежних тисках. При этом не останавливаются даже и пред грубым насилием. Недавно мне пришлось прочитать об одном 28-летнем молодом человеке, серьезно решившем, было, примкнуть к обществу трезвости, которому на фабрике, где он работал, товарищи силою вливали в рот пиво и вино. Что же удивительного, если иные из давших обет трезвости берут слово свое назад, говоря: «я желал бы и дальше соблюдать воздержание, но при моих условиях это оказывается невозможным». Ах, здесь снова приходится задуматься и с глубоким вздохом сказать: «у человек это невозможно«.

Таким образом, трудность борьбы с пьянством на каждом шагу может вызвать этот тяжелый, глубоко-скорбный вздох.

Что же, ужели, спросите вы, Господь это именно хочет сказать нам в приведенных нами словах? Ужели Слово Божие хочет привести нас сегодня в уныние и отчаяние. Нет, возлюбленные, не для того говорит нам Господь эти слова, чтобы возбудить в нас чувство робости и малодушия, но, чтобы предостеречь нас от самонадеянности и самомнительности и научить смирению пред Богом. Ничего нет неразумнее, как выступать со своими силами против силы, которая сильнее нас. Было бы смешно, если бы мы решились, например, железный запорки и цепи разорвать силою своих рук, или удержать лавину, сползающую с горы, силою своих плеч. И никто из благоразумных, конечно, этого и не сделает; но в отношении борьбы со страстью, возжигаемой адскою силою, в нас часто недостает ясного и трезвого взгляда и разумения. Мы все еще мечтаем здесь о новых и новых успехах, хватаемся за новые средства, придумываем новые способы и приемы, думаем, что если бы нас было более, то мы непременно одержали бы победу, но при этом забываем, что тысячи и миллионы нулей никогда не дадут и одного фактора, если пред ними не будет стоять единица. Боголюбивые братие! В предстоящей нашей работе нам необходимо откинуть эту неблагоразумную самонадеянность; в противном случае мы ничего не достигнем, кроме безуспешности и поражения. А потому прислушаемся к голосу нашего Спасителя, Который говорит нам сегодня: в виду тех трудностей, которые угрожают вам со всех сторон в вашем деле, сознайте ваше собственное бессилие! Он научает нас сознать свое бессилие с тем, чтобы мы крепче возлагали свою надежду на ту силу, которая все может.

II

«У человек это невозможно, но не у Бога. У Бога все возможно». В этой уверенности Господь не потерял надежды и пред силою богатства, хотя Ему и было прискорбно, что тот богач захотел лучше остаться с своим идолом, чем иметь своим Богом Небесного Отца. И эта надежда не обманула Его.

Не обманет она и нас, если мы последуем Его совету. Ибо как у Закхея богача или у вельможи царицы Кондакии Ефиопской Божественная сила разорвала те золотые цепи, коими они привязаны были к богатству, и сделала их поклонниками распятого Спасителя, так и в отношении алкоголиков, находящихся в узах пьянства, чудесным образом открывается врачующая сила Божественной благодати.

Кто из нас не знает таких примеров, когда те или другие из несчастных братьев наших, которые казались безвозвратно погибшими, отрезвлялись и затем благодарили Господа, Который Своею мощною Десницею извлек их из бездны погибели, или когда целые семейства, которые еще недавно казались пришедшими в непоправимое расстройство, теперь сделались тихими, полными радости и довольства семейными очагами?

С пьяницею часто бывает то же, что и с тяжело больным, который в течении целых дней и недель стоит между смеряю и жизнью. С силою смерти у него ведет борьбу сила жизни, с силою греха – сила благодати, с силою соблазна – сила отвращения к тому, что производит порок.

Кто может объяснить, что приводит в этой ожесточенной борьбе между смертью и жизнью к победе жизни? Кто может сказать, что произошло, когда отчаянно больной, после последнего натиска смерти, открывает глаза, обводит ясным взором окружающих и просит пищи. Здесь можно одно только сказать: это сделано Богом, и есть чудо в глазах ваших.

Кто из вас не знает таких случаев, как иногда врач, уходя вечером с задумчивым лицом от больного, говорил: «он не переживет эту ночь», а на другое утро, когда он снова приходит в дом больного, его от лица последнего приветствует несомненная победа жизни! Подобно и деятели, посвятившие себя на борьбу с пьянством, нередко переживают счастливые моменты, когда видят в своих трудах и заботах проявление чудесной победы благодати, так что в этом случае мы в праве сказать: «что невозможно у человек, возможно у Бога».

Боголюбивые отцы и братие! Трудно, очень трудно при неоднократных неудачах и обманутых надеждах сохранить веру в успех дела и при упорных противодействиях продолжать любовь к нему, равно как продолжать сострадание и милосердие к таким неисправимым алкоголикам, которые постоянно уничтожают все, что сделала любовь для них и их семейств.

Это также составляет нечто такое, к чему в полной мере приложимы слова Господа: «у человека это невозможно». Одна наша человеческая любовь быстро истощается, и из опыта мы усматриваем как часто воодушевление и энергия, с которою кто-либо вступает в ряды наши, чрез некоторое время ослабевает, разочаровывается и опускает руки.

Иначе и здесь быть не может. Кто ничего не приносит с собою, кроме своей собственной силы, тот не может надолго сохранить энергию и непоколебимую верность своему делу. По-человечески это невозможно.

Но Бог может и невозможное сделать возможным. То, чего мы не имеем и чего сами себе не можем дать, это дает нам Бог в Своей благодати: Он дает любовь и верность, которая может не начинать только, но и продолжать и доводить до конца, которая делает свое дело не тогда только, когда оно приятно и легко, но и тогда, когда требует усиленного труда и борьбы.

Вознесем же, отцы и братие, горячую молитву ко Всевышнему, да исполнит Он нас, выходящих на борьбу с таким сильным врагом, как пьянство, любовью и мудростью, кротостью и терпением, дабы мы, откинув всякую гордость и самонадеянность, не теряли надежды на Бога, выну памятуя снова Писания: благость уповати на Бога и не полагаться на человека. Аминь.

Протоиерей И.И. Восторгов

Речь пред молебствием 19-го февраля

Продолжение великого дела освобождения

Не так древни дни, память которых теперь, и по влечению сердца, и повелением высшей государственной и церковной власти, указано нам ежегодно чествовать всенародным молитвенным воспоминанием. Еще не сошли в могилу все живые участники и свидетели великого исторического дела освобождения крестьян от крепостной зависимости; еще многие помнят тот подъем духа, который после освобождения крестьян долго-долго переживался русским обществом и является действенным даже доныне; еще помним мы и в детстве, и в зрелые годы волновавшие нас литературные произведения, созданные вдохновением поэтов и писателей под влиянием 19 февраля 1861 года; еще и теперь живы воспоминания об этом дне в народе, воспоминания о том, как «вышла тогда воля», и всякая беседа по поводу освобождения крестьян в душах русских людей и теперь найдет всегда живой отклик и сочувствие. Великому дню 19 февраля суждено было стать центром всей жизни, всех интересов эпохи, приковать к себе все внимание русского общества и навсегда оставить неизгладимый след в истории нашего отечества.

Но за эти пролетевшие 50 лет со дня объявления свободы 22 миллионам русского народа так много пережило русское общество, так много-много переиспытал и сам освобожденный народ… Только молодая и сильная физически и духовно народность могла мирно и благополучно пережить такой глубокий, едва вместимый в разум, перелом жизни, как ряд реформ и преобразований 60-х годов минувшего столетия, в числе которых достойно занимает первенствующее место акт освобождения крестьян. Время оправдало мудрую прозорливость тех русских деятелей, которые, навлекая на себя злобу и всяческие обвинения, всем сердцем, однако, сочувствуя делу освобождения крестьян, в свое время предрекали тяжкие заботы, тяжкие труды, громадные осложнения всей жизни, которые будут неизбежно вызваны 19-м февраля 1861 года. Никакие опасения, никто и ничто не могли, не должны были остановить великого дела; истина этого решения великодушного монарха, объявленного Государственному Совету, оправдана историей. Но великое дело, действительно, потребовало и великого труда, и труд этот огромною частью своей тяготы лег главным образом не на предварительную работу пред актом освобождения, а на работу последующую. Оставалась борьба со многими и тяжкими последствиями крепостного права. Одного слова «свобода» оказалось мало; одно объявление крестьян свободными не сделало их таковыми во всех сторонах жизни, и мы увидели, что к освобожденному народу по-прежнему подкрадывается и тяготеет над ним иное рабство, – рабство, быть может, не менее горькое, не менее гибельное для сил народных, чем крепостная зависимость… Еще не искоренено в народе невежество умственное и религиозное; мы видим обеднение масс, за которым чудятся и предрекаются грозящие признаки вырождения; рядом же наблюдается по-прежнему пьянство, преступность, падение семьи… Много и других темных сторон жизни: расшатанность всего установившегося веками строя крестьянской жизни, скопление безработных людей в городах, – эта горючая почва для всякого рода преступлений; понижение и религиозного чувства, охлаждение к Церкви, развитие сектантства, роковое значение которого хорошо понимают только враги наши, справедливо почитая его во всех отношениях гибельным для России и поддерживая его своими деньгами: вот духовное рабство, от которого народ наш еще не освободился. Мы далеки от мысли видеть во всей этой мрачной картине постоянное, устойчивое и неисцельное явление жизни; мы не хотим объявить всю нашу жизнь объятой процессом разложения и вырождения. Это было бы ревностью не по разуму… Мы видим здесь только неизбежное, хотя и горькое, но временное и переходное явление, болезненное, как всякая переходная пора в жизни ли природы, в жизни ли отдельного человека, или целого общества: старая традиция жизни нарушена, новая находится в периоде созидания и еще не окрепла. Более того: мы обязаны засвидетельствовать, что с 19 февраля 1861 года русская жизнь преобразилась до неузнаваемости: выросли храмы, удесятерились числом школы, возникли благотворительные учреждения, создались больницы, поднялась и растет гигантскими шагами наша промышленность… Но с быстрым ростом пшеницы растут быстро и плевелы. Вот почему замалчивать отмеченные выше темные явления нашей современности было бы преступно. И вот, наблюдая их, невольно вспоминаешь вечные слова вечного учения, сказанный некогда другому народу, в тайниках души жившему только одною мыслью, одним заветным желанием – освободиться от власти римского цезаря: «Познайте истину и истина, сделает вас свободными»… (Ин.8:32).

О, как бы хотелось, чтобы эти слова теперь призывным кличем пронеслись по земле нашей; чтоб они вызвали все силы духовные в нашем обществе на плодотворную работу освобождения народа нашего от тяготеющего над ним духовного рабства; чтобы силы эти не расточались бесплодно на горделивые и пустые словоизвержения, на подпольную работу подпольной литературы, на ворчливое брюзжание, услаждающееся собственным озлоблением и недовольством, как признаком якобы высшего развита; на игру недовольством чужим, в каком бы слое общества оно ни проявлялось; на бесплодное и ничего не дающее критиканство действий власти, ищущее только темных сторон жизни… Господи! Сколько работы у нас другой, – прямой и положительной работы на ниве народной, сколько работы в смысле непосредственного продолжения великого дела 19 февраля 1861 года! Говорят и пишут, что беднеет центр наш, что хиреет крестьянин; что подавляет его невежество. С грустью отмечает печать, что принижается сила нашего крестьянства и самосознание; что, под влиянием этого, нередко те, которым русский народ своими великими жертвами труда, крови и денег дал свободу и спасение от гибели, поднимают против него голову, и на той земле, где на протяжений 12.000 верст в длину и 5.000 верст в ширину он устроил тысячелетним подвигом и напряжением всех сил народных гражданский порядок и обеспечил мирное процветание жизни, ему становится тесно, ему иногда как будто не находится места. Что это, как не духовное закрепощение великого народа?!.. Что это, как не горькое его рабство?!

Братие-соотечественники! Мы – наследники работы после великого акта освобождения крестьян. На нас лежит обязанность в труде упорном и вдумчивом явиться продолжателями великих деяний приснопамятного Государя Императора Александра II, верившего в свой народ и верившего в то, что потомство не только оценит и прославит его царственное великодушие, не убоявшееся реформы, но и увенчает эту реформу плодотворными и благими последствиями для русской жизни.

Пусть же праздник этот, 19-го февраля, будит наши души, пусть он зовет нас на труд и труд во благо нашего народа! О, как велика здесь нива трудовая! Как широко здесь поприще для применения всех и всяких способностей от самых малых и до самых великих! Религиозное просвещение народа, его нравственное оздоровление, умственное образование, ограждение его от влияния темных сил противогосударственной и противоцерковной агитации; экономический подъем его жизни в сельском хозяйстве, в торговле, промышленности; дарование ему почетного места на русской земле, которое он достойно заслужил всем своим прошлым; устроение дела переселенческого; подъем его самосознания, его патриотического духа; открытие широкого выхода к развитию и применению его богатейших природных дарований и способностей: везде и всюду нужен наш труд, наше служение, нужны люди, нужны горящие ревностью работники и подвижники!

Будем молиться и будем глубоко верить, что, как нашлись в свое время добрые и бесстрашные работники для реформы 19-го февраля 1861 года, так найдутся они и для ее продолжения и углубления в жизни нашей дорогой родины. Аминь.

В Неделю Православия

Отче наш, иже ecu на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое!

Каждый день мы молимся этими словами молитвы Господней.

Но может ли имя Господа святиться там, где о Нем не знают и не слыхали?

Может ли Царство Господа и Бога состоять из людей, которые Его не ведают и в Него не веруют?

Или может ли достойно святиться имя Бога, и может ли быть истинное, покорное Царю Своему – Богу царство там, где в Бога и Христа веруют не так, как Он Себя открыл, не так, как Он заповедал, а как хочется греховному человеческому уму и сердцу, вопреки воле Божией, неправо и нечисто?

Празднуем мы сегодня Торжество православия; вспоминаем, как среди всех гонений и преследований среди нападений от врагов, среди язычества, иноверия, неверия, расколов и ересей святое православие все-таки восторжествовало в мире. Были гонения и гонители, были отступления и отступники: прошумели и погибли! Были еретики, раскольники, изменники истине; грозили Церкви, – и оказались бессильны! Были неверы, ссылались на разум, на науку, обещали ниспровергнуть все христианство: и посрамились они от Господа! Они умерли, и имена их забыты, а православие стоит и будет стоять до скончания мира.

Ибо на век сказано непреложное слово Христово: «созижду Церковь Мою, и врата адовы ея не одолеют» (Мф.16:18).

И только в Православной Церкви святится имя Божие, и святится достойно. И только Православная Церковь есть воистину Царствие Божие: Царь в ней – Бог; подданные– верующие, по Его откровению, люди; законы царства – это заповеди Господни; приставники Господни – пастыри и учители; места для общения с Царем Богом и для выслушивания Его воли и повелений – это храмы Божии.

Сознавая все это, как нам не радоваться и не торжествовать в нынешний день Торжества православия, когда Церковь Православная благодарно перед Богом и поучительно перед целым миром, воспоминает свою победу над всеми ополчившимися на нее силами зла! Как не радоваться нам при сознании, что мы, слава Богу, принадлежим к Единой и Святой спасающей Православной Церкви!

Но да будет наша радость смиренною! Не наша в том заслуга. Во всем Божия милость!

И в день такой радости, когда сейчас, в последний раз за эту неделю и в настоящем году, опять предстанет пред нами с просьбою о пожертвованиях Православное Миссионерское Общество, пусть сердце наше, братие, тронется жалостью и любовью к язычникам, живущим в нашем отечестве и за пределами его, которые не знают, как святить имя Божие, которые стоят вне Царства Его. Пусть откроется наша рука для жертвы на святое миссионерское дело. Мы все – видехом свет истинный; мы – прияхом Духа Небесного; мы – обретохом веру истинную, нераздельней Троице поклоняемся, та бо нас спасла есть! Пусть же увидят свет и эти темные люди, пусть примут Духа Небесного они, беспомощные, не имеющие благодати, как неверующие в Искупителя Христа, пославшего верующим Утешителя Духа. Пусть обретут веру истинную они, кланяющиеся идолам и зверям, погибающие в грехе и неведении пути жизни. Пусть поклонятся и они нераздельной Троице, Отцу Небесному, Сыну-Искупителю, Духу Святому Утешителю. Пусть и язычники придут к пути спасения!

Подвиг наш будет «свет в откровение языков – язычников, и слава людей Божиих, нового Израиля», народа православно-русского. Да, это – наш русский долг, это – наша русская похвала и самая высокая слава! Стыдно будет православно-русскому народу и царству, если в земле его живут неверующие во Христа и живут без всяких попечений об их обращении ко Христу и к Церкви. Всегда неизбежно будет омрачаться радость дня Торжества православия, если мы будем видеть, что в царстве нашем еще есть люди, не знающие Христа. Всегда сердцу, любящему свой русский народ и свое русское отечество, будет стоять укором, будет горько и стыдно сознавать, что мы не исполнили еще своей задачи, данной от Бога русскому народу, – задачи нести крест и Евангелие народам неверным. Всегда посмеется над нами враг, и всегда укорит нас чужеземец, и скажет, что за тысячу лет жизни в православии мы сами еще не всех в своем царстве привели к православию.

Нет поэтому для нас выше и святее задачи, как способствовать святому делу миссионерства! И вера в Бога; и желание святить Его Имя, т. е. прославить Его во всем мире; и ревность к расширению Его царства; и любовь наша ко Христу – с пожеланием, чтобы весь мир прославлял Его; и любовь наша к людям – с пожеланием, чтобы все они нашли во Христе свое спасение; и пламенная, достойная любовь к своему народу и царству русскому – с пожеланием дать ему самую высшую на земле и в очах Бога славу апостольского звания, славу благовестничества Христова, – все, все побуждает нас прийти на помощь Православному Миссионерскому Обществу. Оно ставит своею задачею прославить имя Божие среди людей, Его не знающих, расширить и распространить Царствие Божие среди людей, к нему не принадлежащих и посему погибающих.

Опустите же, братие, ваши жертвы на поддержание святого миссионерского дела с тихою молитвою: „Отче наш, иже еси на небесех! Да святится чрез нас Имя Твое! Да приидет и расширится чрез нас Царствие Твое!» Аминь.

Речь по случаю поминовения членов миссионерского общества

Миссионерство

Православное миссионерское общество сегодня поминает заупокойной молитвою своих почивших членов. Ежегодно это моление глубоко трогает сердце. Воспоминаем трудников и подвижников святого миссионерского дела, скончавшихся и потрудившихся на далеком севере, в тундрах и вечных льдах, в горах Алтая, в дебрях Кавказа, в степях Поволжья, в Сибирских безграничных степях, и далеко за пределами России – в странах неверного Китая, Кореи и Японии. Попинаем и тех, которые, находясь вне непосредственной миссионерской работы, способствовали ей своим словом, литературным трудом, денежными и иными пожертвованиями.

И встает пред нами невольно вся прошлая скорбная история русской миссии, и, особенно, теперешнее ее положение, тяжелее которого, кажется, еще не было за тысячу лет существования России.

Можно всецело применить к почившим подвижникам миссионерского дела слова заупокойного о них моления: «В путь узкий ходшии прискорбный, вси в житии крест свой, яко ярем, вземшии»… Можно повторить в применении и к живым работникам миссии слова святого апостола-миссионера: «До нынешнего часа и алчем, и жаждем, и наготуем, и скитаемся, и труждаемся, делающе своими руками… Яко отребие – как сор – миру быхом, всем попрание доселе!..» (1Кор.4:11–13).

Да, и доныне миссионерскому делу суждено испытывать только скорби, нужды и лишения, только бедность и убожество, все неудобства существования на случайные средства, и, в довершение всего, почти полное невнимание со стороны тех слоев общества, которые по своему влиянию на жизнь, могли бы оказывать миссионерству властную и деятельную поддержку, а по своему ответственному положению, должны бы иметь к нему особый интерес.

Интерес к миссии! Об этом можно говорить разве только словами пророка: горьким словом моим посмеюся (Иер.20:8). Кто же, в самом деле, ныне занят вопросом о расширении и укреплении миссионерского дела? Кому оно близко и дорого?

Пять лет уже русское общество, – образованное и имеющее руководящее для жизни значение, – занято какими угодно интересами, только не религиозными, не церковными, не миссионерскими. Но из забытых дел, самое забытое и заброшенное – дело миссионерское. О нем говорят, как о чем-то бесконечно чуждом общему сознанию, как о деле, близком небольшой кучке людей, по обязанности ли или по невозможности достать другое занятие, занятых миссией.

Политические партии, воздухоплавание, урожай, борьба за власть, общественные скандалы, восхождение одних к власти и падение других, – вот занятия людей так называемых серьезных. Сплетни и пересуды, пустые интересы веселья, выгоды, себялюбия, личных счетов и соображений, – вот занятия людей ничтожных.

Где тут говорить о миссионерстве? Где тут помочь этому апостольскому делу?!

И вспоминаются стародавние времена живой веры, из которой всегда вытекают сами собою и живой миссионерский интерес, и живое миссионерское дело. Из древнего Новгорода идут проповедники веры и на Валаам, и в Беломорье, и в Соловки, и на все озера севера, и на тогдашний Дальний Восток, к Вятке-Хлынову. Святой Стефан Пермский из дальних мест своего апостольского подвига не раз приходит в Москву, упрашивает князей, бояр, купцов помочь ему в его труде, и не отходит неуслышанным. Идут в Казань святые Гурий и Герман, Варсонофий, идет Кирилл в Астрахань, – все с богатыми вкладами и средствами от Москвы на построение храмов и монастырей, на дело просвещения инородцев светом Евангелия. Приходят в Москву много раз и из угнетенной Грузии цари и архипастыри, и из подавленного мусульманством Востока просветители-патриархи «за милостыней», и всех их приветливо встречает щедродательный народ, и правительство не щадит средств на поддержание православия. Святую веру тогда не считали «частным делом», а православие не расценивали одинаково с мусульманством и диким шаманством!

Открывается путь в Сибирь, и опять из Москвы идут туда десятками «добрые старцы» в Тобольск, на Енисей, в Даурию, идут снабженные всем необходимым для проповеди и для устроения церковной жизни среди диких инородцев. И в новое время Великий Петр, посылая в Китай миссию, выражает достойное великого человека, по величию замысла, пожелание о том, чтобы «и богдыхан и его богдойские народы от тьмы зловерия в свет православной веры произвести»…

Наконец, и после Петра Великого, в последние два века жизни России, при всем пренебрежении к религиозной идее, при всем пренебрежении к русскому национальному чувству, народное мировоззрение все-таки сказалось тем, что все наши восточный войны были борьбой мира христианского с мусульманским, борьбой Креста и полумесяца: на языке народном басурман и враг стали однозначащими словами. Если бы не было этой идеи, самые войны с Турцией были бы для народа чуждыми и непонятными, и не вызывали бы всеобщего подъема духа и того героического настроены, о котором свидетельствует истории русско-турецких походов.

И вот, результаты нашей истории: инородческие окраины Севера и востока Европы, инородческий реки: Волга, Ока, Москва, Шексна и другие силою православия объединились и стали Русскою Землею, единым и братским народом, с единым и великим мировым призванием, которое определяется для России не силою культуры, образованности, – этим мы никогда сами не были сильны, – но только и единственно православием. Таким образом, русский народ, русская государственность до самого последнего Петербургского периода нашей истории, были пропитаны религиозным, следовательно, миссионерским интересом. Только этот именно последний период нашей истории и создал жалкие и совершенно лживые фразы, повторяемые неизменно нашими дипломатами всюду, что русская Церковь «чужда-де прозелитизма», и поэтому не интересуется ни распространением, ни упрочением православия вне русского народа. Если под этою фразою понимать отвращение нашего народа от иезуитских приемов проповеди, от приемов обмана, насилия и политиканства, то, конечно, с таким суждением нельзя не согласиться, но если, как это часто бывает, под такими фразами разумеется будто бы полное отсутствие у русской Церкви миссионерской ревности и миссионерского интереса, то здесь кроется или недоразумение, или лицемерие и злой умысел, вообще же, – глубокая неправда.

Ибо никакая живая Церковь не может жить без миссионерского дела, как не может жить человек, здоровый и разумный, без языка и без потребности общения и поддельчивости мысли и чувства к себе подобным. В этом смысле, миссионерство есть явление вечное, ибо оно коренится в свойствах, способностях и запросах самой природы человека. Смотрите: в Евангелии мы читаем, что иногда Спаситель прямо запрещал отдельным лицам разглашать об оказанных им чудесных благодеяниях, но те шли и, не в силах будучи сдержать своей веры, проповедовали о Нем по всей стране. Когда же утверждено было Царство Божие, царство веры и благодати, то есть Церковь Христова, тогда и Сам Господь указывает верующим и Церкви на дело миссионерское, как на первое и главное: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари». Почему? Уж если современным людям непонятна ревность о славе Бога, а выше всего и единственно приемлемы побуждения любви к ближним, то вот почему: иже веру имет и крестится, спасен будет, а иже не имет веры, осужден будет (Мк.16:15,16).

Нужно ли здесь, в пояснение, говорить о миссионерстве Церкви Апостольской, когда самые слова: апостол и миссионер – стали однозначащими? Вот рассеявшиеся после гонений Иерусалимские христиане пронесли веру Христову по всей Палестине, Финикии, Кипру и Сирии (Деян.11:19). Вот возникает первая Церковь из язычников, впервые давшая верующим имя христиан, – и смотрите, какой здесь необычайный и величайший размах миссионерской работы! Оттуда исходят Павел, Сила, Лука, Тимофей. А далее: сирийские проповедники, вдохновляемые и воспитанные Антиохийскою Церковью, прошли и в Малую Азию, и в Армению и Индию; 12 сирских отцов в Грузии, первые епископы Крыма и даже, судя по некоторым данным, и первый русский митрополит Михаил были сирийцы!

Смотрите, как захватывают миссионерские интересы не только мужчин, но и женщины не только мироносицы, не только «жены честивыя», обращенные Павлом во всех местах его проповеди, но и царственные жены, а рядом и простые христианки всюду, во всех христианских народах, на заре их христианской жизни, явились на высоте апостольского подвига: в Римской империи Елена, в России Ольга, среди славян и на западе Европы: Домбровка, Людмила, Берта, Клотильда, – все из цариц и княгинь, Нина, Рипсимия в Грузии и Армении,– вот свидетельницы этой истины, слава и украшение христианской миссии!

Взгляните теперь на страны и народы, в которых упала живая вера, а вместе упала и миссионерская деятельность: прежде славная Антиохия в развалинах, Сирийская Церковь сама едва только отбивается от нашествия инославных миссионеров, Армянская, Сирохалдейская, Коптская церкви влачат жалкое существование…

Неужели эту судьбу готовят и Русской Церкви? Неужели не понимают, что отнять у России православие это значит вычеркнуть тысячу лет ее истории и свести ее к нулю? Неужели не понимают, что в мировых судьбах и в мировой истории, – в то время, как народы Запада могут говорить о культуре и цивилизации, которою они сильны, – России вне православия сказать нечего, и ее существование не имеет никакого смысла, и что наоборот: православие дает России столь высокое мировое призвание, столь великое слово, которое она глаголет веками и миру, – какого не мог сказать ни один народ в истории, кроме Византии. Неужели не понимают, что убить миссионерское дело в русской Церкви значит поставить ее в положение предсмертной агонии, и самую Церковь взять от ленивого и беспечного народа, зарывающего талант свой в землю и, по силе грозного обетования Спасителя, отдать другим племенам, творящим плоды Царствия Божия, а не обращающим его только в личное достояние и пользование (Мф.21:43)?

Да сохранить нас Господь от этой страшной опасности!

В народе нашем, в той его части, огромной по численности, в простоте души и сердца верующей, которая живет в Церкви и с Церковью, – несомненно, жив и интерес к святому делу миссии. Расскажите ему о том, как язычники обращаются «в крещеную веру», расскажите о чудесах и действиях благодати на диком Алтае, на далеком Севере, среди мусульман и язычников – и посмотрите, как заблистают взоры слушателей, и поднимается их дух, и готово и горит усердие, готовы посильные жертвы на дело миссии. Как хотят все и жаждут того, чтобы иноверы и неверы обратились в «нашу веру»! Какой интерес вызывает всякое обращение в православие, и рядом с этим, какое проявляется презрение и негодование, если видят, что это обращение не искренне и вызвано соображениями и побуждениями, ничего общего с религией не имеющими!

Будем же и мы горячими в вере и любящими сынами Церкви, твердыми, верными, а не равнодушными! Тогда мы сохраним в нашей Церкви и в нашем народе начала вечной жизни, а жизнь всегда родит жизнь. Так, служа святыне веры в пределах своей земли и для своего народа, мы тем самым будем служить всему миру и общему благу всего человечества. Тогда мы не погасим в себе духа любви ко святому миссионерскому делу и будем отзывчивы на его нужды. Тогда будем мы скорбеть великою скорбью и стыдиться при воспоминании о том, что горячность веры нашей и всего нашего народа доселе не согрела всех обитателей нашего царства, в котором еще имеется немало язычников и стоит черное море мусульманства, не сокращаясь, а по местам даже расширяясь в своих пределах. Скажут: трудное дело внести в эту среду свет Христов. А предкам нашим было легче? Но они, имея в тысячу раз меньше орудий проповеди и христианского воздействия, по сравнению с нашим временем, пронесли имя Христово так далеко в среду языческих народов, что теперь приходится дивиться их успехам. Не от трудности, а от холодности и маловерия, завысит бессилие миссионерского движения и успеха.

Имейте веру Божию, заповедует Спаситель, – веру живую, жизнеспособную, как зерно горчичное, – и тогда вы будете двигать горами, «и ничего не будет для вас невозможного» (Мк.11:23; Мф.17:20).

По вере, по ревности, ради усердия ко Христу, помогите, братие, духовною и материальною помощью святому миссионерскому делу! Аминь.

Приложение. Краткие биографии проповедников и характеристики их проповедей