XVIII. Наставления старицы Матроны Задонской16
1. Случалось иногда посещать старицу, – замечает едва почтенная особа, близко знавшая и глубоко уважавшая Матрону Наумовну, – и я часто заставала ее молящеюся по четкам, или же за работой: сидя на постельке, покрытой войлоком и простыней, старица приготовляла корпию для больных, или кроила и шила рубашки для бедных. Около нее кипами лежала посконная холстина, клубки ниток, в которых воткнуты были иглы с вздернутыми нитками. Однажды я заметила старице, что шитье очень редко; на это она с улыбкой ответила: «нет нужды, рубаха Божия; было бы только ладно приметано одно полотнище к другому, а кому достанется, тот потрудится и сам покрепче сшить».
2. Живя в Задонске и часто посещая старицу, – передает в своих записках одна особа, – я узнала от ней еще 1837 году все, касающееся ее прежней жизни, и, чтобы сохранить рассказ тот в памяти, записала его тогда же в тетрадку, которую непременно хотела прочитать самой старице; и потому, однажды пришедши к ней и побеседовав несколько времени о житии святых отцов, (что очень она любила), сказала между прочим: «матушка, есть житие, вновь описанное; не хотите ли я прочту вам его? – Пожалуй, – сказала она с удовольствием, – только ведь оно недавно написанное: пойму ли я его, безграмотная? Но пусть таки послушаю. Садись поближе и читай». Я исполнила ее желание. Когда же она вслушалась в рассказ, – то начала останавливать меня, то молча, то говоря с каким-то смущением: «О! да что-ж это такое? Обо мне что ли речь идет? Что же это – я что ли? Господи, да кто же вздумал так говорить о ничтожной твари? – Конечно, – отвечала я, – это вы и все это об вас. Матушка, если есть что тут несправедливого, так скажите... – Хотя неправды тут и нет, -сказала она, помолчав, – но зачем сторонним людям давать знать о том, что Богу одному должно быть ведомо? Ох, эта огласка не годится, просто грех! Помилуй, Господи, помилуй, милосердный», повторяла она несколько раз, грустно взглянув на святые иконы, тихо вздохнула и осенила себя крестным знамением. Ее недовольный вид меня опечалил. «Матушка, – возразила я, – разрешите мое недоумение: ужели может быть грехом весть о делах милосердия и любви? Такая весть, кажется, может послужить к назиданию и пользе многих. Так как вы намерены отдать свой дом святой Задонской обители, а вашим сотрудницам нет еще приюта17, то, если б вы благословили отдать эту тетрадь в печать, быть может, были бы пожертвования в пользу их. – О, нет, нет, – сказала она, – обещай, что пока я жива, ты ничего обо мне печатать не будешь. Зачем такая огласка обо мне убогой? Ведь хуже меня нет никого. Я хуже самой твари, – прибавила она, указав на кошку, спавшую у ее ног. – Нет, спаси Господи, не надо. Если же после смерти моей будет на то благословение свыше, пусть будет по воле Господней...»
3. Знакомка ее, после смерти своего брата возвратясь в Задонск в 1846 г., узнала случайно от посторонних лиц об участии, которое старица принимала в их положении, и когда, со слезами обнимая ее колена, стала изъявлять свою благодарность, старица с чувством сказала ей: «или думала ты, что я забыла твоего брата? Нет, я помню его, помню не потому только, что благодетельствовал обители моей, нет; многие давали мне больше золота, нежели он, но не так радушно, как он... Я помню веселый взгляд его, – слезы умиления в глазах, помню все речи, с чувством высказанные, и никогда того не забуду! – Молитесь за него, – говорила та, выходя. – Да я и теперь молюсь с своими о упокоении души его, – сказала старица прерывающимся от слез голосом, – но послушай: не гневи Бога, т.е., не скорби о том, что в жизни он много пострадал: ведь всяк человек греховен есть, нужно очищение души от скверны беззаконий... Господь во времени и посетил его... Но Милосердый любит милостивых, а брат твой был истинно добр и щедролюбив; верь, в жизни вечной отрадно ему».
4. «Видишь ли, – говорила она, – как Господь-то любит тебя: ведь горе в жизни – это гостинцы, посылаемые нам из рая небесного. Не унывай... Молись, только веруй, только уповай: милосердый Создатель не оставит тебя».
5. Но мысль, что после ней странноприимство, может быть, прекратится, тогда как сотрудницы в состоянии были бы продолжать это богоугодное дело, возмущала сердце старицы. «Господи Боже мой, – говорила она иногда, – что-то станется, когда издалека придут странные на поклонение Божией Матери и св. Тихону, а приюта здесь не будет, а если из них притом будут слабые, больные, изнуренные долгим путем, и никто не успокоит их?.. Да, что тогда будет?» И, продолжая со скорбью разговор на этот предмет, она потом вдруг прерывала его, обращая взор на святые иконы и, с покойным духом осенив себя крестным знамением, продолжала с каким-то убеждением и смиренною покорностью: «да будет по воле Господней! О чем же я, грешница, забочусь, и что я могу? Матерь Божия не забудет поклонников своих: Она, Заступница, устроит все...»
6. Когда место (занимаемое ныне Тихоновскою общиною) только что было пожертвовано Матроне Наумовне, то сестры сокрушались, что они далеко будут жить от храма Божия. Старица сказала им: «ох вы, малодушные! что вы напрасно скорбите? Полно вам глупить; молитесь только, а Матерь Божия так умилосердится, что вы в своих келейках будете, а службу Божию услышите».
* * *
Примечания
Из жизнеописания, помещ. в „Страннике“ за 60-е годы.
В 1837 году не было еще пожертвовано место в конце города по дороге в Тюнино.
