№ 32. Августа 10-го

Благочестивейший Государь!

Некто из царей Израилевых, которого Писание, в отличие от всех других, за его высокие доблести душевные именует царем, по сердцу Божию, желал, по-видимому, обладать крылами голубиными, дабы с быстротою полета птичьего свободно и беспрепятственно переноситься повсюду, и тем скорее и успешнее устроять благо своих подданных и самому себе, в часы утомления от дел и забот царственных, от суеты придворной и от молвы житейской, иметь легкую возможность, с наименьшею потерею времени, уклоняться в тишину уединения и там в Боге Спасителе обретать себе покой и отраду душевную. По крайней мере не раз он, даже с некоторою как бы скорбью и жалобою, взывал к Богу молитвенно: кто даст ми криле, яко голубине, да полещу и почию; но крил этих ему дано не было и он принужден был довольствоваться средствами обыкновенными, как это видно из последующих затем слов его самого: се удалихся бегая, и водворихся в пустыни, чаях Бога, спасающего мя от малодушия и бури.

Напротив, Тебе, Великий Государь, Твоей народолюбивой попечительности о порядке и благоустройстве Твоего царства необъятного, по праведным судьбам Вышнего, дано нечто большее и лучшее всяких крил пернатых; Тебе дан и Тобою, по обычной Твоей благости, уступлен и всем нам на общую пользу способ движения, несравненно высший и совершеннейший, только быстроте ветра и молнии уступающий, так что при этом способе путевого сообщения, и наш древний Киев, настолько удаленный от центральных мест царства Русского, что в народе с давних лет сложилась пословица, только языку дающая возможность, и то с немалым трудом и неприятными остановками, довести до сего святого града, вдруг со всеми ими до такой степени сблизился, что теперь древле-стольный град Владимиров, в заветном слове Олега Вещего матерью всех градов русских нареченный, едва не рядом стал с столицами Димитрия Донского и Петра Великого.

Приими же, благосердый Государь, благодарность нашу глубокую за сие благодеяние великое, и в настоящем и в будущем удобства и выгоды для всей России обещающее огромные, и за Твое благосклонное с благочестивым семейством Твоим сюда пришествие, конечно везде и для всех вожделенное и радостное, а для нас жителей края отдаленного, иного от иноверия и разноязычия так пострадавшего и отчасти до ныне еще страждущего, сугубо утешительное. В том и другом мы видим особенную к нам милость Божию и Твое особое о вас попечение. Это новый многоценный перл в венце Твоем, и без того уже ярко сияющем и новый залог славы и бессмертия в среде народа по Твоему только мановению державному свободно после многовекового ига вздохнувшего и от новых обид и притеснений Твоих законом твердым и неизменным навсегда огражденного. Да благословит Господь дальнейшие пути Твои, и да даст Ти вся по сердцу Твоему и весь совет Твой исполнить во благое. Великий дух Владимира Великого, своею богомудрою главою нетленно и чудодейственно зде почивающего, да почиет выну над Тобою, и мы веруем, что под его водительством, правда, не зримым, но всегда верным и благонадежным, и при Твоем молитвенном содействии, рука Твои, укрепленная силою свыше, еще и еще совершит дела великие.

(Евр.1:5–14, 2:1–4)

Днесь (σήμερον, הַיּוֹם) по грамматико-историческому смыслу в псалме естественнее всего относится ко времени торжественного помазания царя на Сионе; но спрашивается, к чему апостол в отношении ко Христу относит это слово? Одни толковники думают, что это слово указывает на вечное рождение Сына от Отца; следовательно, днесь нужно понимать как название вечности. И действительно, в вечном Боге нет прошедшего и будущего, а одно вечное настоящее, вечное ныне или как прекрасно выражается блаж. Августин: в вечности нет такого прошедшего, которого бы уже не было; нет будущего, которого бы еще не было; а есть постоянное есть. А что, далее, слово днесь соединяется здесь с прошедшим временем глагола родих (γεγέννηκα), должно означать, с одной стороны, совершение, а с другой постоянное продолжение этого рождения. Другие толковники, особенно греческие думают, что выражение днесь относится здесь к временному рождению в воплощении, когда Христос и как человек стал Сыном Божиим. По смыслу этого толкования, днесь нужно относить ко времени земной жизни Христа, а родих понимать в смысле производить (producere), так как Бог человека Христа родил не из Своего существа, но Христос воспринял плоть человеческую, родился, по наитию Св. Духа от Девы Марии. Третьи, наконец, принимают мнение, что апостол выражение псалма относит здесь к воскресению и вознесению Христа, и что, следовательно, днесь относится ко времени прославления Христа. Это мнение разделяют св. Иларий, Амвросий и другие. Нужно сказать, что большинство толковников это последнее мнение предпочитают двум первым, и во-первых, потому, что оно более соответствует указанному выше прообразовательному смыслу псалма. Возвышение Давида и помазание его на Сионе на царство, не смотря на все козни окружавших его врагов, было образом возвышения и прославления Христова, начавшегося Его воскресением. В своем воскресении и вознесении на небо Христос восторжествовал над Своими врагами, восстававшими против Него и замышлявшими тщетное, и, как истинный и в собственном смысле теократический царь, вступил в Свою духовную власть, которою Он и теперь продолжает обладать, восседя на небе и истинном Сионе, одесную Отца, пока Бог не покорит Ему всех врагов. Во-вторых, эти слова псалма образно объясняет и сам апостол в смысле воскресения Христова (Деян.13:33. ср. еще Деян.4:25), – При слове: и паки нужно подразумевать слова: кому рече когда от ангел. Выражение во Отца (εἰς πατέρα) и в Сына (εἰς υἱόν) представляют собою гебраизм, так как слова εἶναι εἰς суть буквальный перевод הָיהָ לְ чище по-гречески было бы: ἔσομαι αὐτῷ πατὴρ καὶ ἔσται μοι υἱός (ср. Лев.26:12). Эта цитата заимствована из 2Цар.7:14 и снова в прообразовательном значении отнесена во Христу, хотя слова эти в историческом смысле, очевидно, относятся первее всего к Соломону. В контексте они имеют следующий смысл: Давид хочет построить Господу храм и получает от пророка Нафана одобрение своему предприятию. Но в следующую ночь Иегова является Нафану и повелевает ему идти к царю Давиду и сказать ему, что не он, а сын его построит Ему храм: Той (твой сын) созиждет дом имени Моему и управлю престол его до века. Аз буду ему во отца, и той будет Ми в сына. А что эти слова относятся первее всего к Соломону, а не к Мессии, очевидно уже из непосредственно следующих за ними слов: и аще приидет неправда его, т. е. если он сделает что-нибудь злое, и обличу его жезлом мужей, и язвами сынов человеческих. Это же самое вытекает и из 3Цар.5:19, 8:17 и д., 1Пар.22:10, 18:2 и д., где мы имеем как бы подлинное объяснение смысла этого изречения и указание на не посредственное отношение его к Соломону. Но как же апостол мог относить эти слова ко Христу? Ответ на этот вопрос дается правильным пониманием типического характера ветхого завета. Христос, как Богочеловек и Искупитель, есть центр царства Божия на земле, того царства, которое было основано тотчас после падения первого человека в обетовании Искупителя и достигнет своего окончания при втором пришествии Христовом. С явлением Христа во плоти наступает собственно полнота времени (πλήρωμα τοῦ χρόνου Гал.4:4); поэтому, по справедливости, отселе считают как вперед, так и назад годы всемирной истории (которая в высшем смысле есть ничто иное, как история царства Божия на земле). Но как в царстве природы, в ростке заключается уже предобразованным все дерево с его цветами и плодами, так и в царстве истории и особенно той истории, в которой события суть дела Божии, в истории ветхого и нового завета. Весь ветхий завет в судьбах израильского народа, в выдающихся его личностях, в богослужении указывал на Христа, прообразовывал его. Так и Соломон, сын Давида, был прообразом истинного Сына Давидова по преимуществу, т. е. Христа, который воздвиг Господу истинный, живой храм, Церковь, и к которому вполне и в собственном смысле относятся слова: Аз буду Ему во Отца и Той будет Мне в сына, равно как и непосредственно предшествующие им: управлю престол Его до века. Св. Дух, в собственном смысле автор свящ. Писания, вписавши эти прообразовательные черты в ветхий завет, вдохновлял и св. писателей нового завета, как в понимании ими этих прообразований, так и в приложении их ко Христу.

Ст. 6: Егда же паки вводит первородного во вселенную, глаголет: «и да поклонятся ему вси ангели Божии». Цитата в этом стихе заимствована из Пс.96:7. Во Второзаконии Втор.32:43., по переводу LXX, это место также находится с буквальною точностью, как и здесь; но эти слова совершенно не имеют тут никакого отношения к Мессии. Правда, и в псалме по еврейскому тексту читается: «поклонитесь Ему все боги (элогим); но LXX принимают здесь, как нередко и в других случаях, слово элогим в значении ангелов и переводят: προσκυνήσατε αὐτῷ πάντες ἄγγελοι αὐτοῦ, и апостол по этому переводу с небольшим изменением приводит это место. Что касается, затем, содержания этого псалма, то св. псалмопевец прославляет в нем Иегову, как царя всей земли, изображает Его пришествие на суд и Его конечную победу над всем злом, над всем, что противоборствует Ему. Но то самое, что в псалме говорится о Иегове, апостол относит здесь к Сыну Божию, косвенно этим указывая на то, что Христос, как Сын Божий, есть Иегова ветхого завета. Слова: паки вводит в применении ко Христу, могут быть относимы только ко времени второго пришествия Его ни суд, когда Бог покорит Ему всех врагов, когда все подчинится Мессианскому Царю и когда сами ангелы поклонятся Ему, т. е. признают своим Господом (ср. 1Кор.15:28, Флп.2:9, 10, Евр.10:13). Понимаемое в этом смысле паки стоит в противоположность к первому введению Христа во вселенную, при воплощении, когда Он на короткое время был унижен пред ангелами (Евр.2:7). Греческое εἰσάγειν (вводит, по латыни introducere) есть судебный термин и означает введение в обладание известным предметом. Поэтому и здесь не без значения Христос называется первородным (πρωτότοκος) имеющим, следовательно, полное право на наследство. Этим наследством называется здесь вселенная (οἰκουμένη, т.е γῆ), весь мир. Спрашивается только, в каком смысле нужно понимать πρωτότοκος, так как это слово прилагается ко Христу у ап. Павла во многих отношениях. Рим.8:29. Христос называется первородным во многих братиях, в отношении к искупленным людям, которые в Нем снова усыновлены Богом, как дети, и таким образом сделались Его братьями (ср. Евр.2:11) Кол.1:18. Христос называется перворожденным из мертвых, так как Он первый преодолел происходящую от Адама смерть и со славою воскрес из гроба. Наконец, Кол.1:15, апостол называет Христа перворожденным всея твари, так как Он, будучи вечным Первословом, есть и Первообраз всего, носит в Себе идеи всех вещей. Не подлежит, поэтому, никакому сомнению, что это выражение и здесь, как и в приведенных двух выше местах должно быть понимаемо в приложении к человеческой природе во Христе. Кан Христос, будучи вечным Словом, есть Единороден (μονογενής) у Отца, так, будучи человеком, Он есть перворожденный Божий (πρωτότοκος τοῦ θεοῦ); Он перворожден в отношении к христианам, которые суть Его братья, и поэтому также сыны Божии (ср. Евр.2:10). Как перворожденный, Он будет поэтому и введен некогда в Свое полное наследие, и тогда ангелы поклонятся Ему, как царю всей твари (ср. Флп.2:9 и д.).

Ст. 7 и д. Изречению св. Писания об ангелах апостол противопоставляет теперь несколько текстов, в которых говорится о Сыне, чтобы показать этим, что Христос превосходит ангелов. И ко (πρός в отношении, об) ангелом убо глаголет (Бог), именно в св. Писании (особенность этого послания составляет, между прочим, то, что в нем изречения св. Писания непосредственно относятся к Богу), творяй ангелы свои духи, и слуги своя огнь палящ. Последняя цитата заимствована из Пс.103:4., по переводу LXX. Псалом этот есть похвальная песнь величию власти и славе Божией, являющимся в природе. В нем говорится (Пс.103:1–4): «Благослови, душа моя, Господа!.. Который облекается светом, как ризою, простирает небеса, как шатер, водами покрывает Свои горницы, облака соделывает Своею колесницею, шествует на крыльях ветра». Далее читаем: «Ветры Он делает Своими вестниками (ангелами) и пламень огненный Своими служителями»; LXX, которым следует здесь апостол, перевели это место, сделавши из сказуемых подлежащие, а из подлежащих сказуемые, и в этом переводе приведенное место служит апостолу доказательством его мысли: Ангелы столь подчиненные и служебные существа, что они даже нисходят в материю и должны служить, как элементы природы, как ветр и огонь. Как низко, поэтому, служение их! И как возвышенны, напротив, изречения Писания (Евр.1:8–12) о Сыне! Глубокая мысль, заключающаяся в переводе LXX, будет, поэтому, такого рода, что в явлениях природы действуют не только механические силы природы, но и духи высшего мира, что так называемые силы природы сами приводятся в движение высшею движущею причиною – ангелами (ср. Ин.5:4).

В ст. 8 и д противоположение только что сказанному в ст. 7.: к Сыну же (говорит Он): Престол твой, Боже, (стоит) в век века; жезл (скипетр) правости (т. е. справедливость есть) есть жезл царствия твоего. Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие, сего ради помаза тя, Боже, Бог твой елеем радости паче причастник (соучастников) твоих. Цитата снова приведена по LXX из Пс.44:7, 8. Сила доказательства заключается здесь в том, что Сын два раза называется Богом (ὁ Θεός) и изображается вечным Царем, которого помазал Бог. В противоположность приведенному выше изречению об ангелах, смысл этого места следующий: ангелы в св. Писании называются служебными элементами природы, Сын же называется Богом и вечным Царем. Как, поэтому, Сын выше ангелов! Касательно помазания, о котором говорится при этом, нужно заметить, что Христос, конечно, с первой минуты зачатия, по ипостасному соединению в Нем божества в человечества, был помазан и как человек, и в этом смысле говорит св. Иоанн Дамаскин: «Сам Христос помазал Себя Самого, помазуя как Бог, показываясь как человек; помазание же человечества есть божество». Но елеем радости Он, как человек, был помазан преимущественно пред соучастниками Своими, т. е. прочими людьми, Его братьями (ср. Евр.2:11 и д.), только при Своем возвышении и прославлении и именно потому был помазан, что Своею безгрешною жизнью, Своими страданиями и смертию Он показал Свою любовь к правде и ненависть к неправде. По смыслу, ст. 9 совершенно сходен с Флп.2:8, 9. – Представляется необходимым показать здесь мессианское значение этого, приводимого апостолом, псаломского текста. С первого взгляда кажется, что 44 псалом, так искусно составленный, есть эротическая светская песнь, брачная песнь мирскому царю, в которой нововенчанная супруга убеждается забыть свой отцовский дом и всецело отдаться своему супругу и владыке. Подобного рода эротические песни встречаются нередко в восточной поэзии. Но уже включение этого псалма в состав священных, назначенных для богослужения, песней народа израильского, приводит к мысли, что псалом этот имеет глубокое аллегорическое значение и что его нужно понимать в смысле духовного брака. В этой мысли укрепляет нас нередкое употребление этой аллегории в ветхом завете. Так Иегова называет израиля своею невестою, с которою Он обручился навеки (Пс.2:19); женою, которая сделалась ему неверною (Иер.3:14); Своею как бы Рахилью, к которой Он говорит: «возвеселися, неплодная; ибо твой Творец будет твоим супругом, как жену оставленную и скорбящую духом призывает тебя Господь твой» (Ис.54:1, 5, 6). Особенно здесь нужно иметь в виду прекрасное место в книге прор. Иезекииля (Иез.16), где народ израильский изображается девою ханаанского происхождения, нищенского звания, но которую Господь воспитал, омыл, помазал, одел в красивые одежды, и которая осталась Ему неверною, предавшись прелюбодеянию. Из ветхого завета эта аллегория перешла в новый, а потом в язык церковной мистики. Так Иоанн Креститель называет Христа женихом, и народ израильский – невестой, себя же – другом жениха. Равным образом ап. Павел в послании и ефесянам Еф.5:23–27 связь Христа с Церковью представляет под видом супружеского отношения В этом аллегорическом значении нужно понимать и псалом 44-й. Мессия изображается в нем Царем и прославляется Его красота, Его мужество, Его победоносная борьба за истину и святую любовь. Народ израильский есть врученная Ему невеста и царица; языческие же народы суть участницы ее детских игр и подруги, которых вместе с этой царицей вводят в царский дворец (ср. Ис.2:3, Зах.8:23). Таким образом апостол имел право приведенный текст относить ко Христу.

Ст. 10 и д. Теперь следует третья цитата, имеющая соотношение с двумя предшествующими (ст. 8). И паки (говорит к Сыну): в начале Ты, Господи, землю основал еси, и дела руку Твоею суть небеса; та погибнут, Ты же пребываеши, и вся, якоже риза обетшают, и яко одежду свиеши их и изменятся; Ты же тойжде еси и лета Твоя не оскудеют. Это место заимствовано из Пс.101:26–28, Содержание этого псалма показывает, что он происходит из последних годов вавилонского плена. Свящ. песнопевец начинает свою песнь глубоким жалобным воплем: вдали от отечества, среди вражеских поруганий, жизнь его исчезает как дым, как вечерняя песнь; он с своим горем ищет уединения, подобно неясыти пустынной, подобно филину на развалинах. Однако близко время спасения, предвозвещенное пророками, он уверен в том, что Господь сжалится над Сионом; и при этой мысли его скорбь обращается в горячее желание. Но в этом, предстоящем близко, избавлении от вавилонского плена, свящ. песнопевец видит только прообраз истинного избавления, когда Господь явится в Сионе и соберутся все народы, чтобы служить Ему, следовательно, только прообраз мессианского времени. Между тем как песнопевец как бы упивался этою радостною надеждою, у него является мысль: доживу ли я до этого отрадного будущего? Он чувствует, что жизненные силы его подорваны. Но Господь неизменно пребывает таким, каков Он есть, между тем как все изменяется, как на небе, так и на земле – и здесь следует приведенная выше апостолом цитата, следовательно, Он исполнит Свое обещание; и если и не песнопевец, то хоть его потомки доживут до этой божественной милости. – Сказанное в псалме этом о Иегове здесь прилагается ко Христу и по справедливости; потому что Иегова, Бог ветхозаветной теократии, есть Бог являющий Себя в истории, есть, таким образом, λόγος или υἱὸς τοῦ θεοῦ нового завета (ср. сказанное в объяснении 2 и 6 ст.). Главная сила доказательности этого текста заключается первее всего в том, что Сын называется Господом; далее, что о нем говорится, что создал мир и будет существовать и тогда, когда изменится настоящий вид мира. Противоположное сказанному в ст. 7 будет, поэтому, следующее: ангелы служат; но Сын есть Господь; ангелы служат, как изменяющиеся силы природы; а Сын есть Творец природы и Сам неизменен.

Ст. 13. Последняя цитата, приводимая апостолом в доказательство превосходства Сына над ангелами, заимствована из Пс.109:1: Кому же от ангел рече когда: «седи одесную Мене, дóндеже положу враги твоя подножие ног твоих»? Уже в 3 ст. указываемо было на это место. Что этот псалом в собственном смысле относится в Мессии, не может подлежать никакому сомнению. Сам Спаситель говорит (Мф.22:43), что Давид духом., следовательно, по внушению Св. Духа, воспел этот псалом и своего сына назвал своим Господом. Мессианское значение этого псалма, во времена земной жизни Иисуса Христа, признавалось столь несомненным, что Господь приводил это место в прении с самыми ожесточенными врагами, следовательно, предполагал, что и они считают это место мессианским. Равным образом апостолы (1Кор.15:25. Деян.2:35) и древнейшие христианские, и иудейские толковники это место псалма относят к Мессии. В этом псалме Мессия изображается божественным Правителем, соединяющим в себе царскую и священническую власть. Давид духом слышит призыв, с каким Бог обращается к Мессии сесть одесную Его, т. е. принять участие в Его божественной власти и мироправлении, пока Он (Бог) положит Его врагов в подножие ног Его, т. е. пока не покорит все противящееся Ему. Слово дондеже (ἕως) не то должно значить, что сидение одесную Бога продолжится только до того пункта, а потом прекратится, но что обладание божественным полновластием Ему даровано с определенною целью – покорить врагов. Так понимает эти слова ал. Павел и в послании к 1Кор.15:24–26, называя смерть последним врагом, который будет покорен, и затем говоря о передаче царства Богу Отцу. Когда Христос победит все, противодействующее завершению царства Божия в человечестве, и следовательно, смерть, тогда окончится царство Искупителя, начавшееся тотчас после грехопадения, и снова настанет первоначальное царство Божие; или другими словами: тогда владычество Божие над верующими не будет более посредствуемо через Христа, но будет непосредственным, Бог снова будет «всяческая во всех».

Ст. 14. В противоположность предшествующему изречению св. Писания о Сыне, апостол говорит в заключение об ангелах: не вси ли суть служебные дуси, в служение посылаемы за хотящих наследовати спасение? Противоположность заключается в словах: служебнии (λειτουργικά) и в служение посылаемы: Сын господствует, ангелы служат, – Сын сидит на престоле одесную Отца, – ангелы посылаются туда и сюда, как исполнители божественных повелений, и притом все они посылаются, следовательно, и высшие чины ангельские суть служебные духи. В служение нельзя относить, как это обыкновенно делается, непосредственно к хотящим наследовати спасение: здесь разумеется служение, которое ангелы оказывают Богу, но ради тех, которые должны наследовать спасение. – Спасение (σωτηρία) здесь, как и нередко в новом завете, означает всю полноту явившейся во Христе благодати и истины, все приобретенное Им для нас спасение, которое здесь на земле обнимается верою и на небе только достигнет своего совершения.

Ст. 2:1. Не выпуская из виду своей главной цели, апостол из приведенного в первой главе доказательства, что Христос, по Своей власти и достоинству, выше ангелов, выводит здесь практическое заключение для читателей, чтобы они тем с большею заботливостью внимали учению о спасении и твердо держались евангелия. Если уже, – как ведет апостол свое доказательство от меньшего к большему, – преступление древнего, данного при посредстве ангелов, закона, влекло за собою великое наказание, то как несравненно строже будет наказано невнимание к новому спасению, первоначально возвещенному Самим Христом и потом в точности переданному апостолами? – Словами: сего ради (διὰ τοῦτο) последующее увещание связывается с предшествующим изображением высокого достоинства Христова: Сего ради (так как Христос превыше ангелов) подобает нам лишше внимати слышанным, да некогда отпадем. Словом подобает (δεῖ) обозначается заключающаяся в данных обстоятельствах нравственная необходимость и обязанность. Сравнит. лишше (περισσοτέρως) стоит здесь не вместо положит. степени, как думали некоторые, но в отношении и высшему достоинству Христа. К слову внимати нужно присоединять в дополнение слово умом (к προσέχειν прибавить τὸν νοῦν). Под выражением слышанным (ἀκουσθεῖσιν) нужно разуметь проповедь евангелия. Да некогда отпадем (μήποτε παραρυῶμεν от παραρέω = течь мимо, убегать, погибать) св. Златоуст объясняет словами μὴ ἀπολώμεθα (да не погибнем) μὴ ἐκπέσωμεν (да не отпадем). Лежащая в основании этого выражения метафора заимствована от протекающей мимо реки, или судна, гонимого ветром или силою течения уклонившегося от своей цели. В постоянном течении земных явлений и вещей евангелие есть, так сказать, постоянный и неизменный континент, поскольку он есть вечная истина; к нему мы постоянно должны направлять свой ум, потому что иначе мы подвергаемся опасности, в круговороте мира и непостоянстве нашей слабой природы, совершенно потерять его из вида.

Ст. 2 и д. Основание предшествующему увещанию: Аще бо глаголанное ангелы слово бысть известно, и всяко преступление и ослушание праведное прият мздовоздаяние: како мы убежим, о толицем нерадивше спасении? еже начало приемше глаголатися от Господа, слышавшими в нас изветися, сосвидетельствующу Богу знаменми же и чудесы, и различными силами, и Духа Святаго разделенми, по своей ему воли. Не подлежит никакому сомнению, что под глаголанным ангелы словом нужно разуметь Моисеев закон. По иудейскому преданию, закон был дав не непосредственно от Самого Бога, невидимого по существу Своему, но при посредстве ангелов, также как и принят был не непосредственно народом Божиим, но чрез посредство Моисея. Это выражает ап. Павел и в послании Гал.3:19., говоря, что закон вчинен ангелы, рукою Ходатая, т. е. Моисея, стоявшего между народом и ангелом. Тоже говорит и архидиакон Стефан в своей речи (Деян.7:53): иже приясте закон устроением ангельским. Позднейшее иудейское богословие знает также это учение, хотя в разукрашенном и баснословном виде. Первые следы этого предания находятся в Втор.33:2, по переводу LXX и в Пс.67:18. Закон называется здесь известным (βέβαιος, что значит крепкий, твердый), т. е. надежным, верным, достоверным, и эта его известность, достоверность уясняется и обосновывается последующими словами: и всяко преступление и т. д.: что закон Моисеев достоверен, это открывалось из того, что за каждым нарушением его по пятам следовало и определенное внешнее наказание. В наказании, которым Господь поражал преступников закона, этот закон имел внешнее ручательство его истинности и неприкосновенности. Мздовоздаяние (μισθαποδοσία) значит собственно «раздача награды»; здесь это выражение стоит в смысле «наказания». – Слова: како мы убежим можно дополнить из предшествующего: праведного мздовоздаяния: как мы можем избежать праведного воздаяния, вознерадев о столь великом спасении? Слово – спасение употреблено здесь в том же самом смысле, в каком ап. Павел употребляет часто слово евангелие. Показывая в слове – о толицем (τηλικαύτης) величие нового спасения, и как бы обращаясь в защиту его в собственному сознанию читателей, апостол в последующих словах указывает на достоверность, с какою первоначально возвещено было это учение о спасении, и потом распространялось в мире. Закон Моисеев был достоверен, потому что он первоначально сообщаем был при посредстве ангелов и потом свидетельствуем был от Бога наказанием, следовавшим за преступление его; новое же учение о спасении первоначально возвещено было Самим Господом, и в распространении своем подтверждалось Богом посредством чудес, следовательно, оно тем несомненнее, и поэтому тем неизвинительнее неверие и отпадение. Под слышавшими, т. е. от Господа разумеются апостолы и непосредственные ученики Господа. В нас известися (в нас утвердилось) заключает в себе два понятия «предано» и «утверждено». Известися точнее определяется в ст. 4 словами: сосвидетельствующу Богу и проч. Не нужно выпускать здесь из внимания предлога со (σύν) в слове сосвидетельствующу (συνεπιμαρτυροῦντος). Апостолы свидетельствовали о Христе, как очевидцы и слушатели (ἐπιμαρτυρεῖν) а Бог подкреплял их свидетельство Своими свидетельствами (συνεπιμαρτυρεῖν) заключавшимися в чудесах. Христос явился как Богочеловек, учил и действовал видимым образом и хотел, чтобы Его богочеловеческое дело внешне, видимо, убедительным образом, продолжалось в мире. Но для этого нужно было двоякое свидетельство, внешнее, чрез апостолов, и внутреннее, чрез Св. Духа. Поэтому Спаситель говорит (Ин.15:27): Дух истины, иже от Отца исходит, той свидетельствует о Мне, и вы же свидетельствуете, яко искони со Мною есте. Свидетельство апостолов Бог подкреплял первоначально чудесами и знамениями. – Понятие чуда выражается здесь различно с различных его сторон: чудо (τέρας от τερέω дрожу, трясусь) есть чудесное действие, приводящее в изумление и удивление своею чрезвычайностью и непонятностью естественным способом его внешнего явления; поэтому это слово означает больше внешнюю сторону чуда: знамение (σημεῖον), напротив, есть чудо, насколько оным обозначается и свидетельствуется что-нибудь другое, следовательно, означает внутреннюю сторону чуда; сила же (δύναμις) означает чудо, насколько оно есть произведение сверхчеловеческой силы и, таким образом, указывает на Бога, как на своего виновника. Разделения Св. Духа (μερισμοὶ πνεύματος ἁγίου) суть благодатные чудеса, которые апостол в 1Кор.12:4, 6, называет разделениями дарований и действий (διαιρέσεις χαρισμάτων καὶ ἐνεργημάτων). Так как эти благодатные дарования подаются людям сначала не только для собственного освящения, но и для спасения других, то Бог подает их как грешникам, так и праведникам, и человек может сам ничего и не делать для приобретения их. Поэтому и сказано: по Своей Ему воли. Эту же мысль апостол выражает и в 1Кор.12:11: вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, якоже хощет.

X. О.

Чтобы закончить обзор обличения в христианской проповеди четвертого века, считаем необходимым, соответственно плану, указанному нами прежде, сказать и об обличении в этом веке отступников от христианской веры. Главнейшим из них и самым враждебным для Церкви был, как известно, Юлиан Богоотступник. Мы уже имели случай заметить, как св. мученики обличали устно отступников от христианства, и как св. муч. Артемий не устрашился к обличению Юлиана присоединить предсказание о близкой его погибели²⁸⁴. Теперь и обратим внимание на обличение того же нечестивого Юлиана, составленное, по смерти этого богоотступника, святым Григорием Богословом. Имеем в виду его «два обличительные олова на царя Юлиана»²⁸⁵. Сам св. Григорий называет эти слова «сильною и высокою проповедью». С необыкновенным напряжением он начинает первое обличительное слово, призывая к слушанию его все народы, племена, языки, людей всякого рода и всех возрастов. Этого мало, – он взывает к небесным силам, ко всем ангелам, чтобы они внимали ему, и обращается к христолюбивым душам Константина и Констанция. Сожалея о том, что последний, по неведению, воспитал христианам врага их веры, что спас и воцарил Юлиана, свят. Григорий желает, чтобы Констанция обрадовало, по крайней мере, как разрушение нечестия и восстановление прежнего благосостояния христиан, так и его слово.

И во-первых, св. Григорий обличает Юлиана в том, что он запрещал христианам учиться красноречию. «Дав такое повеление», замечает св. Григорий, «хотя запретил он говорить красноречиво, однако же не воспрепятствовал говорить истину». Само запрещение это показывало, что Юлиан не полагался на правоту своего дела и на свой дар слова. Воздав благодарение Богу, что со смертью гонителя дар слова получил свободу, св. Григорий воспользовался ею прежде всего к посрамлению гонителя. Слово его (по выражению самого св. Григория) «порывается и стремится к торжествованию. Оно облекается в веселие и призывает всех к духовному ликованию». Один только род людей отлучает св. Григорий от торжества, это отступников, увлеченных Юлианом к отпадению от христианства. Вслед за этим восторженный проповедник начинает, подобно Мариаме, победную песнь, слагая ее, применительно к случаю, из слов священного Писания. «Видите», говорит он в заключение этой возвышенной песни, «как слагаю гимн, в котором и основа и мысли божественны! Сам не знаю, почему горжусь, украшаясь чужим, и от удовольствия делаюсь как вдохновенный». Но для того, чтобы объяснить чудо могущества Божия, явленное в погибели Юлиана и показать, какие были начала, какие семена, от которых он дошел до такого неистовства, и оставить потомству как бы некоторую надпись на памятнике погибшего Юлиана, св. Григорий возымел намерение «из многого, коснувшись немногого, вместить в слово главнейшие и известнейшие из его деяний». Следуя этому плану, он начинает затем изображение богоотступничества Юлианова.

Он рассказывает, во первых, как Юлиан и Галл, спасенные Констанцием, были воспитываемы в благочестии христианском. Но и в отрочестве Юлиана, судя по одному случаю, можно было проразумевать, что не к благу христиан воспитывали Юлиана. Именно: в созидании храма во имя св. муч. Мамонта приняли участие Галл и Юлиан. «Дело Галла шло, по сказанию Григория, успешно и в порядке, а дары Юлиана отверг Бог мучеников, как жертву Каинову: земля отказывалась принимать в себя основания, полагаемые человеком, зыблющимся в благочестии. Земля как бы предвещала, какое будет произведено им потрясение, и вместе, воздавала честь мученикам бесчестием нечестивейшего.

С наступлением мужеского возраста Юлиан обдумывал коварный умысл нечестия и таил его в сердце своем, но иногда, в разговорах с братом, до неприличия защищал язычников. Галл был провозглашен цесарем, а Юлиан отправился в Азию, которая стала для него училищем нечестия. Он изучал там астрологию и магию. По умерщвлении Галла, и за тем – по смерти Констанция, Юлиан делается наследником царства, но не благочестия. «Что ты сделал боголюбезнейшиий и христолюбивейший из царей»? обращается с укоризною св. Григорий к покойному императору. «Как великое наследие, то, которым украшался родитель твой, – разумею именуемых во Христе, – в одно мгновение своими руками предал ты общему всех кровопийце? – Оправдав за тем, сколько можно, Констанция в этом несчастном выборе преемника себе, св. Григорий повествует о том, как неблагодарный Юлиан замышлял захватить в свои руки верховную власть еще при жизни императора Констанция, и потом уже обращает свое слово к деяниям Юлиана, направленным против христианства. «Что за ревность превзойти всех во зле? Что за страсть к нечестию? Что за стремление к погибели!» – восклицает проповедник, приступая к изображению отступничества Юлианова. Он омывает кровью жертв воду крещения, очищает по языческому обряду свои руки от бескровной жертвы и начитает свое царствование рассматриванием внутренности животных и жертвоприношениями. «Рассказывают», говорит св. Григорий, «что принося жертву, Юлиан увидел во внутренностях животного крест в венце. Он протолковал это так: крест и круг значат, что христиане отовсюду окружены и заперты». Самый нечестивый вид волхвования языческого – это было совещание с демонами в какой-либо мрачной пещере. Юлиан решился пойти на такое совещание. Входя глубже и глубже в таинственную пещеру, он пришел в ужас от обаяний демонских, и невольно перекрестился. Страх рассеялся, но ожесточение отступника заставляет его идти далее. Опять те же ужасы и опять крестится Юлиан и освобождается от обаяния. Он в недоумении, но руководитель его уверял, что демоны не устрашались креста, а возгнушались им. Юлиан поверил и пошел дерзновенно к бездне погибели. «По выходе из пещеры, в душевных расположениях и в делах его видно было беснование, и неистовство взоров показывало, кому совершил он служение. С тех нор вселилось в него множество демонов».

Но Юлиан, несмотря на отречение свое от Христа, не хотел и не смел откровенно объявить себя гонителем христианства; он знал, что прежними гонениями христианство не только не было ослаблено, но еще более укрепилось; поэтому «умышляет действовать принуждением, не показывая насилия, и заставить христиан страдать и не иметь той чести, что страдают за Христа». Он не как царь, а как раб замышляет коварства против христиан. Какие же коварства? Прежде всего Юлиан склоняет на свою сторону легкомысленное войско и повелевает снять с римских знамен победительное знамение креста. Здесь св. Григорий приходит в сильное негодование и, в числе суровых укоризн, говорит Юлиану: «О несмысленный, нечестивый и ничего не сведущий в делах великих!.. Ты возносишь руку против руки за тебя и для тебя пригвожденной; ты против желчи с своим приобщением жертв, против креста с своим трофеем, против смерти с разрушением, против восстания из гроба с своим мятежническим восстанием! Ты против Спасителя, отвергший даже свидетельство мучеников! После Ирода – гонитель, после Иуды – предатель, только не обнаруживший, подобно ему, раскаяния удавлением, после Пилата – христоубийца, после иудеев богоненавистник!» Затем обличитель сначала позорит богов, а потом философов языческих. Два предмета особенно озабочивали Юлиана: галилеяне, как называл он христиан в укоризну, и война с персами, – как будто он предчувствовал, что в борьбе с теми и другими он потерпит поражение. Христиан он велел называть галилеянами, и не имея сил заставить их покланяться идолам, употребляет постыдную хитрость. Именно: на своих статуях и изображениях, которые расставлены были на площадях и которым, по римскому закону, все должны были кланяться, он велел изобразить демонов, «чтобы или воздающий честь императору кланялся вместе с тем идолам, или уклоняющийся от чествования идолов казался оскорбителем чести императорской, потому что поклонение воздавалось совокупно. Подобное же коварное дело замышлено было Юлианом и при обыкновенной раздаче войскам царских подарков. «Предложено было золото, предложен и ладан; поблизости был огонь, недалеко распорядители. Какой благовидный предлог! Казалось, что таков устав раздачи царских даров, освященный древностью. Что же затем? Надлежало возложить на огонь фимиам и получить от царя цену своей погибели... Гибельная купля, горькое возмездие! Целое воинство предавалось одним злоухищрением. Простодушные воины не вдруг заметили обман, и потом, когда их укоряли в отречении от Христа, с ропотом возвратили богоотступнику его золото и за то осуждены были на изгнание.

Но Юлиан, не будучи в состоянии долее скрывать своей вражды против христиан, восстал на них открытым гонением. Он издал указы против святых храмов, и – храмы были разграблены и осквернены язычниками, особенно в Александрии и Илиополе, а в Газе были сверх того поруганы непорочные девы. Здесь же описываются страдания пресвитера Марка в Аретузе. Св. Григорий утверждает, что неистовство жителей Аретузы было следствием неистовства царя, который требовал бесчеловечия от черни, от городов и от начальников. «Кто мне даст досужливость Геродота а Фунидита», восклицает св. Григорий, «чтобы я мог передать будущим временам изображение всей злости сего человека (Юлиана), и как бы на столпе начертать для потомства историю сего времени! Упомянув мимоходом о том, как в тайных и отдаленных частях дворца Юлианова запружены были колодцы и рвы трупами отроков и дев, рассеченными при богомерзких таинствах для вызывания душ, для гаданий и беззаконных жертвоприношений, св. Григорий рассказывает случай, когда Юлиан, но поводу убийства христиан язычниками, сказал: что за важное дело, если одна рука языческая умертвила десять галилеян! «Не явная ли это жестокость, замечает св. Григорий, «не указ ли это о гонении, более ясный и ужасный, чем те, которые изданы всенародно?» Издеваясь над христианством, Юлиан, на основании якобы христианского учения о добровольной нищете, незлобии и самоотвержении, лишил христиан всех прав, и запер для них все собрания, все площади, все общественные празднества и даже сами судилища. «Какое, по-видимому, премудрое основание, замечает с ирониею св. Григорий, «и как не знать сего в точности тому, кто некогда был чтецом слова Божия, удостоен был чести служения великому алтарю и начинал строить храмы в честь мучеников! Но вот чему я, во-первых, удивляюсь в нем, как он столь тщательно занимался св. Писанием, а не прочел или намеренно не заметил того изречения, что злый зле погибнет» (МФ.21:41). Св. Григорий, воспоминая при этом недавнее торжество христианской Церкви, справедливо замечает, что со стороны христиан не было подобных преследований язычества, и выставляет на вид то, что в нашем законе иное предписывается, как необходимое, а другое предоставлено свободному произволению, поэтому несправедливо требовать от всех того, что предоставлено свободному произволению некоторых избранных.

Здесь проповедник-обличитель возвращается опять в тому предмету, которым начал слово, – к Юлианову запрещению христианам заниматься словесными науками. Это запрещение св. Григорий считает одною из самых тяжких несправедливостей богоотступника. К такому взгляду на это запрещение побудила св. Григория собственная его любовь к изящной словесности и свободным наукам. «Я оставил», говорит он, «богатство, знатность породы, славу, власть, словом все, что кружится на земле и услаждает людей не более, как сновидение. Одно только удерживаю за собою, искусство слова. Юлиан говорил: «и словесные науки, и греческая образованность – наши, так как нам принадлежит чествование богов, а ваш удел – необразованность и грубость, так как у вас вся мудрость состоит в одном: веруй». Следует опровержение этого софизма и из него вывод, что из того, что у одних и тех же людей и язык и верование греческие, еще не следует, чтобы язык принадлежал к верованию, и чтобы, по этому, справедливо было лишать христиан употребления греческого языка. В доказательство несправедливости того положения, будто бы греческая образованность и язык принадлежит языческому культу, св. Григорий указывает изобретателей письмен и литературы, наук и искусств, и с очевидностью выясняет, что и язык, и всякое искусство принадлежат не одним изобретателям, а всем, которые ими пользуются.

Св. Григорий, преследуя Юлиана на всех путях его жизни и коварной деятельности, представляет далее примеры еще большего коварства Юлианова против христиан. Он рассказывает, что Юлиан приготовлялся завести училища для язычников, ввести чтение и толкование языческих писателей, дать образцы молитв, установить епитимии согрешающим, чин посвящения жрецов, словом – все, что видел в христианском благочинии. Кроме сего, Юлиан думал устроить гостиницы, странноприимные дома, убежища для девства и обители для философов. Осмеивая это злоумышленное подражание Юлиана христианам, св. Григорий сравнивает его с обезьяною, которая также способна, хоть и бессмысленно, подражать действиям людей. И хотя предположения Юлиана не осуществились, но св. Григорий, в осмеяние их, изображает, какой бы мог быть у язычников образ учения и какая цель собраний. «Все любомудрие», говорит он, «разделяется на две части, – на умозрительную и деятельную, из коих первая выше, но труднее в уразумению, а другая ниже, но полезнее. У нас обе одна другой способствуют: умозрение служит нам спутником к горнему, а деятельность восхождением в умозрению, ибо невозможно достигнуть мудрости, не живя мудро. А у них, которые не почерпают в божественном вдохновении силы связующей, обе сии части подобны корням, не утвержденным в почве и носящимся по воде; и я не знаю, которая из них смешнее и слабее». Чтобы уяснить эти положения до очевидности, св. Григорий, на основании языческих теогоний, которые ему были совершенно известны, по знакомству его с лучшими языческими поэтами, составляет языческую догматику и обнаруживает ее пустоту и несостоятельность. Еще явственнее изображает он несостоятельность нравственного учения язычников, так как оно не может иметь никакой опоры в их догматах; ибо языческие боги дают примеры только пороков и мерзостей, а не дел, свойственных благочестию. Таким образом, в первом обличительном слове на царя Юлиана, св. Григорий изобразил, что сделал богоотступник худого для христиан и что хотел сделать еще худшего.

Во втором слове на того же царя Юлиана св. Григорий показывает, какое воздаяние от Бога нечестие Юлианово имело в сей жизни и какое наказание ожидает его в будущей. Обличитель начинает развитие этих мыслей с известного всем в его время чуда, бывшего при покушении Юлиана восстановить, вопреки судьбам Божиим, иудейский храм в Иерусалиме. Иудеи, поощряемые Юлианом, принялись за построение храма с необыкновенною ревностью; но вихри и землетрясение не допустили их к работам. В страхе они устремились к одному из ближайших храмов, но храм их не принял, и когда некоторые хотели силою войти в храм, то из него вырвался огонь, и – одних пожег, а других изувечил и оставил живым памятником Божиего гнева и мщения на грешников. В тоже время на небе явился свет, изображавший крест, в знамение победы христианства над язычеством и иудейством. Не только земля и небо, но и воздух ознаменован был чудесами. На одеждах людей видны были светоносные кресты, и это до того поразило даже неверующих, что многие из них обратились ко Христу. Замысел Юлиана построить храм иудейский остался посрамленным. Другое чудо гнева Божия на Юлиана св. Григорий видит в несчастном для римлян, и особенно для Юлиана, ходе войны с персами и в погибели его во время сей войны. Перед этою войною Юлиан дал страшный обет предать демонам весь род христианский, если успеет в предпринятом. Но Богу угодно было, чтобы сей нечестивец, после многих неудач и затруднений на войне, «получил долговременный и спасительный для целого мира удар». Он смертельно ранен был в живот, «как бы в наказание за то, что рассекал утробы для волхований и гаданий и – как царствовал, как действовал, так и погиб постыдно; – и поход Юлианов был бесславен и окончание его еще бесславнее и постыднее для него. По смерти его, «труп его», по словам св. Григория, «несли скоморохи, шествие сопровождалось неприличными игрищами: пели, плясали, поносили его за отступничество, за поражение и смерть. И какого оскорбления не понес он? Чего не выслушал от людей дерзких, которые ставят искусство свое в оскорблении других? Наконец, принимает его город Тарс, не знаю, как и за что осужденный на такое посрамление. Там и место погребения назначено ему бесчестное, и гроб нечистый и презренный, отвратительный для благочестивого взора. Вообще, сравнивая погребение императора Констанция, приличное и торжественное, с погребением Юлиана, постыдным для него, св. Григорий видит в этом явную кару Божию.

Доведши обличение Юлиана до конца его жизни, св. Григорий обличает недостатки характера Юлианова и даже в наружности его видит признаки зла и нечестия. Юлиан, поставил задачею своей жизни унизить и, если возможно, уничтожить христианство. Первым средством для этого он считал совращение христиан в язычество. С этою целью он давал начальнические места только таким людям, которые отступили от веры во Христа. Он призывал в себе многих сверстников и знакомых, особенно из тех, которые известны ему были в азийских училищах, и старался их обольстить. Св. Григорий, обращая далее внимание на поведение Юлиана, находит оное зазорным, и вот почему: Юлиан, будучи императором, до того не умел сдерживать себя, что нередко просителей бивал кулаками и топтал ногами. Он позволял себе пред женщинами кощунствовать над христианскими священнодействиями и всенародно пьянствовал с распутными женщинами. Св. Григорий, который видел Юлиана в молодости его в Греции, тогда еще предсказывал, что из этого человека не выйдет добра. «Мне не предвещали», говорит он, «ничего доброго шея нетвердая, плечи движущиеся и выравнивающиеся, глаза беглые, полные и свирепые, нос, выражающий дерзость и презрительность, черты лица с смешным выражением, ноги не стоящие твердо, но сгибающиеся, смех громкий и неумеренный, наклонение назад головы без всякой причины, речь медленная и прерывистая, вопросы беспорядочные и несвязные, ответы ничем не лучшие, смешиваемые один с другим, не твердые, не подчиненные правилам». Окончив изображение мерзости Юлиановой начертанием его характера и наружных свойств, св. Григорий возвышает тон речи. «Вот что», говорит он, «вещаем мы, люди презренные, покланяющиеся Ряспятому, ученики рыбарей и невежд!» и за тем вопрошает: где суть книгочии, где суть совещающии (Ис.38:18)? Где жертвы, обряды и таинства? Где заключения явные и тайные? Где искусство гадать по рассеченным внутренностям? Где чудеса и знаменования чревовещателей?... Где порицания и угрозы на христиан, или совершенное истребление нас и именно нашего в определенный срок? – Все исчезло, обмануло, рассеялось; все велеречивые похвалы нечестивых оказались сонною мечтой.

Во время гонения Юлианова христиане терпели и молились Богу, то призывая его, как Владыку, то умоляя, как всеблагого Отца, то как бы жалуясь и вступая с Ним в суд. Подобную молитву от своего лица представляет здесь св. Григорий, и как бы смягченный молитвою, вместо того, чтобы обличать отступников, оплакивает их и выражает желание, чтобы они хоть теперь переменились в мыслях, оставили заблуждение и обратились к истине. Потом он, по собственному его выражению, возвращает слово к победной песни, высказывает свою радость о том, что отселе не будет уже язычество торжествовать над христианством и внушает христианам, чтобы они торжествовали свою победу над язычниками не по язычески, а по христиански. «Заменим», говорит он, «тимпаны духовными песнями, безумные клики и песни – псалмопением, зрелищное рукоплескание – стройным движением рук (крестным знамением), смех размышлением, пьянство – мудрою беседою, шутливость – степенностью. Но особенно он убеждает христиан, чтобы они, пользуясь благоприятными обстоятельствами, не были жестокосерды к тем, которые их обижали, чтобы не делали того, что сами осуждали. Отмщение за обиды внушает он предоставить Богу – Мстителю. И в настоящее время, замечает св. Григорий, наши гонители преследуются всеобщими упреками, но будет время, когда оскорбителей наших и великого вождя их (Юлиана) увидят оплакивающими свое несчастье. И по учению язычников нечестивцы будут мучиться в аде. Так, по языческим сказаниям, нечестивые мучатся в Перифлегонте, Коците и Ахеронте (реках окружающих ад). Там страдают Тантал, Титий и Иксион. Там томится один²⁸⁶ жаждою, стоя по горло в воде, там, по изображению трагика, приводится в ужас другой камнем, то поднимающимся, то опускающимся над его головою²⁸⁷. Там птицы терзают внутренности третьего²⁸⁸, ежедневно восполняемые. Но будет ли это истина или вымысел, – Юлиан подвергнется не этим ничтожным казням. Каким же? Увидим, что мучение его будет тяжелее описываемых языческою фантазиею и – ужаснемся. У Бога взыскания и воздаяния всегда соразмерные преступлениям.

В заключение обличительных слов на царя Юлиана, св. Григорий Богослов с ирониею говорит: «Таков от вас дар тебе, превосходный и мудрый муж (скажу твоими словами), за удар ногою! Это воздаем тебе мы, которым, по великому и удивительному твоему уложению, запрещено было учиться красноречию. Видишь, что не до конца должны мы были молчать... Нельзя связать языка христианам обличающего ваши дела». Здесь св. Григорий упоминает о том, что Юлиан, считая св. Василия Великого и Григория Богослова противниками своего замысла, питал против них злобу и берег их, как Гомеров Циклоп Одиссея, так сказать, на закуску, он думал закончить ими погубление христиан, когда возвратится с торжеством из Персии. Св. Григорий с благочестивою уверенностью высказывает свое убеждение, что он, подобно Маккавеям, не отрекся бы от страданий и смерти за истину, исповедуемую им; и чувствуя свое преимущество над падшим и погибшим в борьбе с христианством, издевается над хвалеными Юлианом сочинениями Порфирия (направленными против христианства) и еще более над Юлиановым сочинением «Миссопогон» (ненавистник бороды), писанным против антиохиан, смеявшихся над его неуклюжею бородою. Оканчивает свои обличения св. Григорий Богослов обращением к Юлиану. «Вот тебе памятник, который выше и славнее столпов иракловых. Те были водружены на одном месте и видимы только приходившими туда, а сей памятник, переходя от одного к другому, не может не быть везде и всем известен. И твердо знаю, что поздние времена увидят его обличающим тебя и твои дела, а также научающим и всех прочих не отваживаться на подобное восстание против Бога, чтобы, поступая подобно тебе, не получить одинакового с тобою воздаяния».

Уверенность св. Григория не обманула его. Слова на царя Юлиана действительно служат не только столбами, указывающими позор жизни и смерти Юлиановой, но и победным памятником христиан, после этого окончательно восторжествовавших над язычниками. Стоглавая гидра древнего политеизма, посеченная, так сказать, в последний раз мечом обличительных слов на царя Юлиана, никогда уже ни оживала и не восставала из бездны уничтожения, в которую низвергла ее неравная, хоть и долговременная борьба с христианством,

Для любителей церковного красноречия считаем не лишним присовокупить, что из всех, неукоризненных и по мыслям и по языку, творений св. Григория Богослова, не исключая даже и его священных стихотворений, ни одно не проникнуто такою восторженностью и вместе с тем не обладает такою выработанностью в литературном отношении, как два слова его на царя Юлиана.

К. Д.

(Продолжение следует).