4. Внешний рост монастыря и состояние его до конца XVII века

Многа же добра сотвори монастырю

тому блаженный Мартиниан,

распространи и укепи

его во славу Божию.

Ркп. житие пр. Мартиниана.

Возникновение церквей и зданий. – Церкви Рождества и Благовещения. – Литовское разорение. – Постройки XVII века. – Приобретение земельных владений. – Споры с соседями. – Отношение к монастырю древних князей и государей. – Вклады и пожертвования в монастырь. – Внутреннее устройство монастыря. – Экономический упадок его в XVII веке.

Преп. Мартиниан, сообщивший известность Ферапонтову монастырю своими подвигами и развитием в нем духовной жизни, вместе с тем значительно возвысил и материальное благосостояние этой скромной обители. Ниже мы увидим, что приобретение земельных владений обезпечивших собою дальнейшее существование монастыря, относится главным образом ко временам игуменства и строительства в нем пр. Мартиниана.

Следя за внешним ростом обители, остановимся прежде всего на возникновении монастырских зданий. Началом обители, как известно, послужила келья пр. Ферапонта, поставленная им среди дремучего леса между озерами Бородавским и Пасским. Мы уже видели, что за короткое время пребывания здесь пр. Ферапонта (1398–1408) его одинокий скит разросся в небольшой монастырь, в котором число братии доходило до 15 человек и более. Для них выстроены были кельи «двоекровны и троекровны» и деревянная церковь во имя Рождества Пр. Богородицы. Заботами пр. Ферапонта эта церковь была снабжена необходимой утварью, «книгами и честными иконами, елико сила можаше». Во времена пр. Мартиниана число братии в монастыре увеличилось и монастырь расширился под его опытным руководством. Пахомий Серб (Логофет), беседовавший с пр. Мартинианом во времена его строительства в Ферапонтове и, конечно сам, видевший монастырь, называет его «зело красным» и имеющим много иноков¹⁵¹. Из жития пр. Мартиниана известно, что еще в ХV в. в Ферапонтове была звонница с колоколами и новая трапеза, своим устройством вызывавшая себе похвалы со стороны братии. Все эти постройки были деревянными, и часть их в конце ХV века была истреблена пожаром. Вполне понятно, что до нашего времени от них не осталось и следа. Единственный памятник, уцелевший от той эпохи, представляет собою упомянутая выше Бородавская церковь¹⁵².

Рис. 4. Колокольня соборная церковь Рождества Пр. Богородицы церковь пр Мартиниана в Ферапонтове монастыре.

Каменные здания в Ферапонтове монастыре, как и в Кириллове, начинают появляться в самом конце ХV в. В это время была построена в Ферапонтове первая каменная церковь во имя Рождества Пр. Богородицы на месте прежней деревянной церкви. Время этой постройки определяется надписью, находящейся внутри церкви на арке северных дверей¹⁵³. Из этой надписи видно, что Рождественская церковь построена при великом князе Иване Васильевиче и Василии Ивановиче и при архиепископе Тихоне, следовательно, между 1492–1503 годами¹⁵⁴, вероятно, в 1500–1501 годах. Строили ее, как можно думать, ростовские каменщики, которыми около того же времени (1497 года) была построена в Кириллове церковь во имя Успения Божией Матери. Белозерская область находилась тогда в постоянных сношениях с Ростовом, как своим епархиальным городом. Кроме того, бывший владыка ростовский Иоасаф жил в Ферапонтове как раз в это самое время. Самая архитектура Рождественской церкви, напоминающей собою Успенскую церковь в Кириллове, служит ясным доказательством происхождения ее из рук ростовских мастеров¹⁵⁵.

Церковь эта небольших размеров: от дверей до иконостаса она имеет 9¾ арш. и 15½ арш. от южной стены до северной. Она построена прямоугольником, восточная часть алтаря оканчивается тремя полукружиями, разделенными между собою стенами. В северной части алтаря находится жертвенник, в южной вместо диаконника устроен (не позже XVII века) придел во имя чудотворца Николая. Внутри церкви два четырехугольных столба вместе с иконостасной стенкою служат основанием для арок, на которых покоится купол. В парусах сводов видны отверстия голосников (глиняных кувшинов, вставлявшихся в своды, как полагают, для усиления звуков). Пол церкви значительно возвышен над землей (церковь построена «на взмосте», как выражались в старину) и состоит из кирпичей двух цветов: темных и красных. Стены собора, не исключая его сводов и купола, сплошь украшены старинной фресковой живописью. Между фресками можно отметить: изображения седьми вселенских соборов, брак в Кане галилейской, притчу о званых на вечерю, страшный суд, явление креста императору Константину, сидящему на коне, изображения разных святых, композиция «О Тебе радуется», и многие другие. Эта живопись была поновлена в 1738 году, при игумене Павле, как говорит надпись на стене алтаря¹⁵⁶.

Иконостас, состоящий из четырех ярусов, заключает в себе несколько древних икон. Между ними особенно заслуживают внимания большие иконы нижнего яруса в серебряных басменных окладах, с серебрянными цатами и венцами, украшенными мелким жемчугом и камнями. Таковы местный образ Рождества Пр. Богородицы «в деянии», образ Богоматери Одигитрии, образ Воскресения Христова (сошествие во ад), на котором в виде ниспровергаемых бесов изображены разные страсти и пороки, напр. скорбь, отчаяние, гордость и пр., иконы «Неопалимая Купина» и «О Тебе радуется», пр. Ферапонт и Мартиниан «с житиями» на полях, «Явление Аврааму св. Троицы». На последней иконе сзади доски сохранилась надпись вязью, из которой видно, что икона написана в 1530 году¹⁵⁷. Пред иконостасом висит большое медное паникадило (см. рис. 7), пожалованное Ферапонтову монастырю царем Михаилом Феодоровичем в 1639 году¹⁵⁸. Оно украшено сверху двухглавым орлом и имеет 20 канделябров, расположенных двумя ярусами. Особого внимания заслуживает орнамент на канделябрах этого паникадила. Вместо обычных в подобных случаях изображений херувимов мы видим на каждом канделябре литое изображение головы в царской шапке (см. рис. 8). Это изображение, отчасти напоминающее собою суровый профиль Ивана Грозного, представляет редкое и любопытное явление в области русской церковной орнаментики¹⁵⁹.

При выходе из Рождественской церкви по обеим сторонам дверей до сих пор сохранились места для келаря и казначея простого древнего устройства с откидными сиденьями (см. рис. 9). Эти места, редко где уцелевшие в наших монастырях, вызывают в памяти одну черту древнего монастырского устава. В старину монастырские власти – келарь и казначей становились у дверей церкви для наблюдения за приходившими в церковь и уходившими из нее иноками.

Снаружи стены собора разделены плоскими выступами (лопатками) на три фаса, заканчивающиеся вверху полукружиями. По верхней части стены, равно как по барабану купола, идет пояс орнаментов, довольно разнообразный по своему составу. Тут есть и обронный (выпуклый) орнамент, и орнамент из кирпичей, образующих зигзаги и впадины, и орнамент из бусынок (колонки, поставленные во впадинках). На западной стене собора этот пояс орнаментов шире, чем на других (см. рис. 6). Паперть и ризница, с трех сторон примыкающие к собору, пристроены к нему впоследствии. Несколько окон в нем пробиты вновь. При всем том Ферапонтовский Рождественский собор и внутри, и снаружи сохранил свой первоначальный вид в гораздо большей степени, чем его ровесник по летам – Успенский собор в Кириллове, значительно измененный позднейшими пристройками.

Второю по времени постройки каменною церковью в Ферапонтове была теплая церковь Благовещения, построенная вместе с каменной трапезою. Время этой постройки (1530–1534) обозначено в надписи на плите, вставленной в стену направо от входа в церковь.¹⁶⁰

Рис. 5. Соборная церковь Рождества Пр. Богородицы (с северной стороны).

Благовещенская церковь построена в виде прямоугольника небольших размеров (1 ⅔ саж. от з. к в. и 3½ саж. от с. к ю., алтарь 2 с. и 3½ с.). С запада к ней примыкает большая трапезная палата (7 ⅓ с.х7 ⅓ с.), устроенная по типу древних монастырских трапез. Посредине большой четырехугольный столб поддерживает своды, внизу под церковью находились опустевшие теперь хлебня и каменные погреба. С северной стороны к трапезе примыкали кладовая палата и келарская келья, ныне уже несуществующая. В 1851–3 годах трапезная палата, долгое время остававшаяся в запустении, была обращена в церковь, при чем бывшая церковь образовала собою алтарь. Еще до селе в бывшей трапезе стоят массивные деревянные скамьи, на которых обедали иноки. Скамьи эти – старинного устройства, с резными спинками, перекидывающимися на обе стороны. В старину из Благовещенской церкви был устроен в стене глухой ход в главу церкви. Теперь этот ход закладен, и проникнуть в главу можно только с большим трудом, чрез небольшое отверстие, пробитое в стене на чердаке. Чрез это отверстие можно попасть прежде всего в бывшее монастырское книгохранилище, продолговатую комнату с опустевшими полками на стене. Отсюда узким и темным ходом можно со свечей в руках пройти в главу церкви и осмотреть находящееся там помещение. По всей вероятности, это помещение служило в старину монастырским казнохранилищем, куда не сразу могли проникнуть лихие люди.

Рис. 6. Орнамент на западной стене соборной церкви Рождества Богородицы.

В настоящее время церкви Рождества и Благовещения соединены между собою каменной галереей с окнами по обеим сторонам. Посредине ее возвышается монастырская колокольня. Каменные переходы с колокольней существовали еще в XVII веке, но неизвестно, когда построены. Правда, во время постройки Благовещенской церкви число монастырских колоколов увеличилось двумя, которые были пожертвованы в монастырь Иваном Третьяковым да Димитрием Воронцовым.¹⁶¹ Но каменная колокольня для них, по-видимому, была выстроена позднее. Еще в XVII веке над колокольней «в брусовой часовне» были устроены «часы боевые с перечасьем», которые в позднейшей описи названы «немецкими». В настоящее время от них остался один только изломанный механизм.

В самом начале XVII века Ферапонтов монастырь пострадал от литовского разорения. Как известно, после неудачной осады Троице-Сергиевой Лавры шайки казаков и литовцев направились на север, грабя и разоряя все на своем пути. На Белоозеро привлекали их слухи о несметных сокровищах Кириллова монастыря, которым они пытались завладеть. Но Кирилловские монахи во главе с игуменом Матфеем, горячим патриотом и умным администратором, дали решительный отпор литовским шайкам. Несколько раз воровские шайки пытались взять монастырь. Почти пять лет Кириллов находился в осадном положении, но крепкие стены спасли его от разорения¹⁶². За то подверглись опустошению беззащитные окрестности Кириллова монастыря и между ними Ферапонтов монастырь. В декабре 1614 года казацкий отряд, подойдя к Кириллову из Устюжны, не решился сделать приступ и, постояв двое суток на Взвозе, ушел на Словинский Волок и Рукину слободку. Здесь он встретился с другими шайками казаков и литовцев под началом атаманов Колынского и Булатова. Разорив до основания окрестные села и деревни, казаки и «черкасы» свернули к Ферапонтову, чтобы идти в Чарондский округ и на Каргополь. Проходя мимо Ферапонтова, шайка грабителей остановилась в нем для грабежа. Но им едва ли удалось поживиться в Ферапонтове. В это тревожное время монахи, конечно, давно были наготове и заранее успели скрыть в надежное место наиболее ценные вещи. Грабители унесли черный бархатный покров с гробницы пр. Мартиниана, подвергли церкви поруганию, в кельях ставили лошадей, сожгли монастырские ворота и двери в кельях и замучили до смерти многих окрестных жителей. Вскоре по уходе казаков власти Кириллова монастыря послали своих людей на Волок и к Ферапонтову, чтобы «проведать про казаков, куда оне пошли». Монастырский служка Григорий Мороз, посланный в Ферапонтов, своими глазами видел следы хозяйничанья здесь казаков и, вернувшись в Кирилов, так докладывал о виденном монастырским властям и воеводе. «Был-де он в Ферапонтове монастыре, и на чюдотворцевой де раки был бархат чорн, и тот -де бархат казаки взяли, и в церквях-де ходили, и Божии-де престолы обругали по церквам, и ворота-де и по кельям двери все призжены, и в кельях и в сенех лошади стояли, и хрестьян-де многих и жонок и девок мучили и огнем жгли, и жжонных хрестьян многих видел и мертвых». О судьбе монахов разведчик ничего не говорит; вероятно, они заблаговременно успели скрыться от разбойников. Встретившийся ему ферапонтовский мужик Анисимко сказал, что он провожал казаков до Чарондской округи, откуда они хотели идти под Каргополь¹⁶³.

Но литовское разорение, нарушившее мирную жизнь обители, не остановило ее роста. Спустя 25 лет после него в Ферапонтове строится новая каменная церковь во имя пр. Мартиниана, над местом его погребения, где раньше стояла гробница или часовня. Эта церковь примыкает к соборной церкви с южной стороны и имеет вид прямоугольника с большим выступом на восточной стороне. Ширина ее неодинакова: 2 и 3½ сажени, длина первоначально была около 6½ сажен, но в 1836–38 году церковь удлинена к западу на 2½, сажени. У входа вставлена в стену плита с надписью о времени построения церкви в 1640–41 году¹⁶⁴. Мощи пр. Мартиниана покоятся под спудом у северной стены церкви. В нише этой стены над местом его погребения стоит рака, деревянная, украшенная резьбой с позолотой (см. рис. 10). На сторонах раки в пяти кругах (пятый круг, находящийся на восточной стороне, не виден зрителю) вырезаны вязью отрывки из жития пр. Мартиниана, повествующие об открытии его мощей и о двух чудесах, бывших при его гробе: исцелении старца Памвы и бесноватой женщины Акулины с Суслы. Выше этих кругов по верхнему краю доски вырезана вязью в две строки надпись о времени сооружения раки в 1646 году¹⁶⁵. На верхней доске раки находится древнее изображение пр. Мартиниана во весь рост. Направо от раки у северных дверей алтаря стоит небольшое надгробие, покрытое доской без всякой надписи. Здесь погребен ученик преп. Мартиниана, упомянутый выше Иоасаф, архиепископ ростовский, бывший князь Оболенский.

В половине XVII века в Ферапонтове были освящены еще две церкви на монастырских воротах: одна – во имя Богоявления Господня, другая – во имя пр. Ферапонта. Из них Богоявленская церковь замечательна тем, что впоследствии была отведена для опального патриарха Никона. Время постройки этих церквей неизвестно с точностью, но год освящения их известен из надписей на сохранившихся от того времени осмиконечных деревянных крестах, какие обыкновенно употреблялись при освящении церквей. Согласно этой надписи, Богоявленская церковь была освящена в 1649, а в том же году и церковь пр. Ферапонта¹⁶⁶. Обе церкви представляют собою одно помещение, разделенное аркою на две половины: в северной находится церковь Бгоявления, в южной – пр. Ферапонта; у каждой свой отдельный алтарь. Размеры обеих церквей очень невелики: обе церкви имеют в длину от северной стены до южной всего 5 сажен, а от иконостаса до западной стены 1½ Сажени. Алтари имеют от з. к в. не более 3½ аршин. Вход в церкви общий, с южной стороны, по крытой деревянной лестнице. Надворотние церкви имеют два остроконечных верха, которые придают монастырским воротам своеобразный вид, напоминающий несколько островерхие кровли средневековой готики.

Рис. 7. Иконостас царское паникадило в соборной Рождественской церкви.

Кроме пяти каменных церквей в Ферапонтове было три каменных погреба с «сушилами». Одно из них, «большое сушило», сохранилось до селе рядом со святыми воротами на юго-западном углу монастыря. В погребах и сушилах хранились хлебные и другие монастырские запасы. Из каменных зданий в XVII веке упоминаются еще: казенная палата (по-видимому, то самое помещение, которое примыкает к монастырской трапезе с южной стороны), «ественная» каменная палата, поварня и приделанные к св. воротам «келья да сторожка каменные». Остальные здания были деревянные. В 1673 году в монастыре было деревянного строения «21 келья старых и новых с сенми и засеньями и со всем строением». Кругом монастырь был обнесен деревянной оградой, которая была уничтожена пожаром в 1666 году вместе с многими деревянными постройками. Некоторые здания находились вне монастыря. Так за черными воротами (на север от монастыря) «стояла поварня кваснаяи при ней служебная келья». Против нее находилась шваленная изба с сенями и чуланами: в ней жили «мастеровые люди». Против св. ворот через дорогу стоял конюшенный двор с горницей на подклети, при нем конюшня, сенницы и амбары. Кроме того под монастырем находился скотный двор и три мельницы с амбарами: одна вблизи монастыря, две других несколько дальше на речке Паске за Паским озером¹⁶⁷. Таковы были постройки монастыря в 1673 году, т. е. как раз в то время, когда в Ферапонтове жил патриарх Никон.

В первое время Ферапонтов монастырь существовал отчасти, благодаря неутомимым трудам его насельников, отчасти при помощи некоторых христолюбцев, посылавших ему милостыни. Житие рассказывает, что князь Андрей Димитриевич, узнав о возникновении обители, взял ее под свое покровительство и дал ей земли с реками и озерами «в питание обитателем тем». Итак еще при своем основателе Ферапонтов монастырь владел земельной собственностью. Известно, между прочим, что пр. Кирилл купил у пр. Ферапонта починок Мигачевский¹⁶⁸.

После ухода пр. Ферапонта в Можайск земельные владения основанного им монастыря продолжали постепенно расширяться. Можайские князья, согласно обещанию Андрея Димитриевича, не забывали Ферапонтовой обители. По словам жития, они «не токмо домы великие приложиша с пашнями, но и озера многие и реки, и на них грамоты жалованные с крепкими подписьми и печатми Пречистые ради Богородицы даже и доныне нами видими суть». До нас не сохранилось грамот, данных на имя пр. Ферапонта и его первых заместителей. Все известные нам грамоты, данные Ферапонтову монастырю, относятся уже ко временам пр. Мартиниана и его преемников. Житие не даром приписывает ему заслугу расширения и укрепления обители. Первая по времени из этих грамот дана князем Иваном Андреевичем (сыном князя Андрея), в 1435 году на деревню Крохинскую (на р. Шексне близ Белозерска). Князь дал эту деревню Ферапонтову монастырю «по матери своей по княгине по Огрофене»¹⁶⁹. Имя игумена в этой грамоте не упомянуто, но в этом году игуменом, вероятно, был уже пр. Мартиниан, который во всяком случае в это время жил в Ферапонтове. Другой сын князя Андрея, Михаил Андреевич, в год своей свадьбы (около 1437 года) пожаловал Ферапонтову монастырю пустоши и пашни в окрестностях обители¹⁷⁰. При игумене Германе, преемнике пр. Мартиниана, Ферапонтов монастырь получил от князя Михаила Андреевича лес на реках Сусле и Шелекше¹⁷¹.

Пред своей смертью († 1485) князь завещал Ферапонтову монастырю «Липник да Марозеро» (около Белаго озера¹⁷²). Великий князь Иван Иванович (сын Ивана III?) дал Ферапонтову монастырю село Остроконьев замошской волости белозерского уезда, а другой сын Ивана III Юрий Иванович Дмитровский дал село Парамоновов дмитровском уезде¹⁷³. Князем Андреем Кемским дан Коневский луг на р. Ковже за Белым озером (в 1568 году)¹⁷⁴.

Земли жертвовались в монастырь не только князьями, но и простыми людьми с согласия князей. Так Данило Блин около 1444 года дал «в дом Пречистой в Мартемьянов монастырь свою куплю Сару Михайловское сельцо со всеми пустошами, с лесы и пожни»¹⁷⁵. Конюший в. княгини Софии Витовтовны (матери в. к. В. В. Темного) Иван Юрьевич «дал игумену Мартемьяну с братьею свои земли в Янгосаре (в вологодском уезде) и с лесы и с пожнями и с селищи... по своей души». Этот дар конюшаго был подтвержден в. княгиней в грамоте от 4 августа 1448 года¹⁷⁶. В 1484 году вотчинник Григорий Перхушков дал «в Мартемьянову пустынь по своем роду и по своей души в Востром конце деревни и пустыя селищи»¹⁷⁷. Вологжанин Семен Клепало дал монастырю пожню Клепалицу на р. Сухоне в 1518 году¹⁷⁸.

Кроме земель, получаемых в дар, монастырь приобретал некоторые земли покупкою. В 1438 году кн. Михаил Андреевич разрешил пр. Мартиниану купить у Тупика пустоши в Сорояре¹⁷⁹. Преемник Мартиниана игумен Герман в 1450 году купил «земли на Короткой речке у архимандрита Касьяна общего монастыря можайского»¹⁸⁰. В XVI веке Ферапонтову, принадлежали, кроме упомянутых земель, еще многие села и деревни¹⁸¹. Некоторые вотчины Ферапонтова монастыря находились в дальних уездах: дмитровском, (села: Парамоново, Аксеново), костромском (Ефимово, Квасино, Сычево) и галицком (Молев починок), как видно из описи монастырских грамот.

Рис. 8. Орнамент на паникадиле по Жалованном Ферапонтову мовнастырю царем Михаилом Феодоровичем.

Появление Ферапонтова монастыря в глухом Белозерском краю имело большое значение для оживления этой дикой местности. Это значение хорошо понимали древние князья. Желая содействовать монастырю в колонизации края, они предоставляли ему право перезывать на свои земли крестьян из других вотчин, за исключением своих княжеских. Селившимся на монастырских землях давалась свобода от податей на 10 или 20 лет, а также свобода от суда княжеских волостелей с подчинением игуменскому суду во всех делах, «опричь душегубства»¹⁸². Занимая земли «куде топор и коса и соха ходили», монахи являлись распространителями культуры в этом диком краю. Князь Михаил Андреевич разрешил игумену Мартемьяну с братией чистить болото против монастырского села Крохина¹⁸³. В монастырских вотчинах население увеличивается, в селах одна за другою ставятся церкви для крестьян. В 30 годах XVI века известны уже шесть церквей, поставленных в монастырских вотчинах, кроме Бородавской, построенной еще в ХV в.¹⁸⁴.

В начале XVII в. в восьми волостях белозерского уезда Ферапонтову монастырю принадлежали «два погоста, да 4 села, да 2 сельца, да 52 деревни живущих, да 3 деревни пустых¹⁸⁵. Крестьяне платили оброк монастырю хлебом и деньгами. Для собирания оброка и заведывания хозяйством в монастырских селах жили посельские старцы и целовальники.

При обилии озер и рек в Белозерской области большое значение в хозяйстве монастыря имели рыбные ловли. Еще во времена пр. Мартиниана кн. Михаил Андреевич позволил монастырским ловцам без пошлинно ловить рыбу «на Белеозере и на Прутьище на Осиновом и в Шексне», где монастырю принадлежали участки в «езах» (тонях), и торговать сущем и рыбою в Белозерске и во всей княжеской вотчине¹⁸⁶. На самом Беле озере Ферапонтову принадлежали две тони, а на Шексне ему изстари принадлежала тоня в устьях Шексны от реки Бородавы до реки Чайки¹⁸⁷. Бородавское озеро, на берегу которого стоял Ферапонтов, также принадлежало ему, впрочем не все целиком: четвертая часть его, как известно из писцовых книг ХVІ в., принадлежала государю¹⁸⁸. Из других озер Ферапонтову принадлежали: Сороярское озеро, которым он владел сообща с Кирилловым монастырем¹⁸⁹, озера Водышеское, Кишемское, Палшемское, Конинское и др. Из приходо-расходных книг ферапонтовских XVII века видно, что у монастыря были особые ловцы-крестьяне, для которых постоянно покупались рыболовные принадлежности.

Не лишены интереса в бытовом отношении споры, в которые Ферапонтов монастырь не раз вступал с соседями из-за своих земельных владений. Первый известный нам спор был с Кирилловым монастырем при игуменах кирилловском Касьяне и ферапонтовском Германе около 1450 года. Спор возник об озере Уломском. Здесь на острове кирилловские монахи построили «пять хором». Игумен ферапонтовский Герман велел те хоромы изломать и бросить в воду. Однако кн. Михаил Андреевич, «обыскав того по старине, как было при отце его Андрее Дмитриевиче», решил спор в пользу Кириллова монастыря, обязав игумена Германа построить вновь разрушенные им хоромы на том же самом месте¹⁹⁰. Это был не единственный случай спора между двумя соседними обителями, судя по тому, что князь Михаил Андреевич велел Афанасию Внукову отвести земли Кириллова монастыря от ферапонтовских подле озера Сороярскаго и речки Илосы, что тем и было сделано в присутствии старцев, представителей обоих монастырей¹⁹¹.

В конце XV и начале XVI века у Ферапонтова монастыря возникло несколько земельных споров с соседними крестьянами. Споры эти не всегда оканчивались в пользу иноков. Так при князе Иване Васильевиче III ферапонтовский старец Кирилл судился с крестьянами южской волости из-за пустошей на реках Юге и Саре, данных монастырю Данилом Блином за восемь лет перед тем. Хотя старец Кирилл представил судьям самого вкладчика, Данилу Блина, и его грамоты: купчую и вкладную вместе с грамотой князя Михаила Андреевича, но судьи указали на несоблюдение в грамотах некоторых формальностей (отсутствие княжеской печати, а также подписей дьяка и послухов) и решили дело в пользу крестьян¹⁹². Так же не в пользу монастыря окончилась тяжба его с крестьянами Словинского Волока о расчищенном лесе на р. Сусле. Она тянулась несколько лет с переменным успехом, пока наконец по слову в. к. Ивана Васильевича писец Василий Наумов «крестьян оправдал, а ферапонтовского старца Фегнаста Батмана обвинил¹⁹³. Около 1490 года писцы вел. Князя приписали к Белозерску принадлежавшее Ферапонтову монастырю село Крохино, оставив старцам только место под двор в 30 сажен. Но на этот раз ферапонтовскому старцу Евстратию удалось отстоять права монастыря после предъявления трех княжеских жалованных грамот и после долгих препирательств¹⁹⁴. Эти тяжебные дела, с протокольной подробностью изложенные в дошедших до нас судных и правых грамотах, наглядно воспроизводят картину земельных споров в древней Руси. Как видно, судьи относились с большой осторожностью к грамотам, предъявляемым тяжущимися сторонами. Важное значение имел тогда голос свидетелей старожилов. В деле о Крохинской деревне судьи, не довольствуясь предъявленными монастырем грамотами, призвали старожилов Гридю Лимонова 90 лет да Иова Терехова 70 лет, которые и рассказали им историю Крохинской деревни по своей памяти. Иногда свидетели старожилы давали противоречивые показания, чем ставили судей в затруднительное положение. В спорном деле Ферапонтова монастыря с Есюнинскими крестьянами о сусельских землях (в 1530 году) свидетели старожилы ферапонтовские и есюнинские взаимно упрекали друг друга во лжи. Обе стороны выражали готовность решить дело судом Божиим, несколько раз заявляя судье: «дай нам, господине, с ними в том Божью правду, целуем крест да лезем на поле битися». Дело это докладывалось потом у великого князя и кончилось тем, что судья Федор Гневашев приказал ферапонтовским старожилам с иконой в руках обойти по спорным межам и по их указанию отвел монастырские земли от крестьянских¹⁹⁵.

Рис. 9. Места келаря казначея в соборной церкви.

Насколько нетвердо были установлены границы монастырских владений даже в половине XVI века, можно видеть из того, что в 1546 году ферапонтовский игумен Гурий бил челом в. князю Ивану Васильевичу Грозному на крестьян Словинского Волочка и волостей Цыпинской и Иткольской, присвоивших себе в разных местах монастырские починки и деревни. По этой жалобе Грозный поручил Третьяку Гневашеву вместе с судьею, которого выбрали от себя крестьяне, ехать на спорные земли и там в присутствии старост, целовальников и тутошних старожильцов обыскать, «чья то земля и лес и пожни и починки и деревни изстари» и по этому обыску учинить межи и положить грани¹⁹⁶. В начале XVI в. владения монастыря были вновь описаны в белозерских и вологодских писцовых книгах, выписи из которых хранились в монастырской казне. Тем не менее споры о землях продолжали возникать до конца XVII в.¹⁹⁷.

Русские монастыри в старину пользовались разными льготами от князей. Много льгот получил в свое время от русских князей и государей и Ферапонтов монастырь. Мы уже упоминали выше об освобождении монастырских крестьян от податей и мирского суда. Эти льготы подтверждены были потом грамотами Иоанна Грозного (1541 и 1584 г.) и Михаила Феодоровича (1624)¹⁹⁸. Монастырские люди не свободны были только «от ямских денег, стрелецких хлебных запасов и городового и острожного дела». Известны и другие льготы, содействовавшие экономическому благосостоянию монастыря. Верстах в 10 от Ферапонтова находился Словинский Волок – древнейший торговый путь между Шексной и системой Кубенского озера к Беломорскому побережью. Князь Михаил Андреевич при кирилловском игумене Касьяне (1448–1469) «пожаловал» Кириллов и Ферапонтов монастыри: «велел им треть волочити а два жеребя велел... волочити волочяном волостным людям и слугам и черным¹⁹⁹. При жизни пр. Мартиниана монастырю было разрешено торговать безпошлинно рыбой и сущем (сушеные снетки) по всей княжеской вотчине²⁰⁰. В той же грамоте он освободил монастырь от рыбного оброку при ловле рыбы на Белеозере и Шексне («ино им не надобе рыбное, ни ночь княжа»). При Иване Васильевиче Грозном монастырю дано было право провозить безпошлинно запасы, покупаемые в разных городах. Так в грамоте 1539 года разрешено было монастырю купить в Каргополе соли «десятьдесять» пудов, да в других городах, Москве, Белозерске или Вологде, разрешалось покупать один раз в год на монастырский обиход 200 пудов меду, да 1000 четь ржи да 1000 четь овса да на 50 рублей рыбы и масла. При провозе этих товаров в монастырь наместникам и таможникам не велено было «тамги имати и весчего и подряднаго и гостинаго и мостоваго и перевознаго и побережнаго и амбарнаго и перцу и привозу и отвозу и иных никоторых пошлин». Крестьяне монастырских вотчин освобождены были от обязанности давать подводы боярам, дьякам и служилым людям. Все эти льготы подтверждены были грамотой Михаила Феодоровича в 1624 году²⁰¹.

Многочисленность известных нам княжеских и царских грамот, жалованных Ферапонтову монастырю, показывает, что эта скромная обитель не была забыта древними князьями и государями²⁰². Некоторые из них упоминали о Ферапонтове в своих духовных завещаниях, оставляя ему вклады на помин души. Так Михаил Андреевич, бывший покровителем монастыря при своей жизни, завещал ему в своей духовной грамоте «на поминок по своем родуипо своей души Липник да Марозеро». Но если великий князь Иван Васильевич, которому после его смерти будет принадлежать Белозеро, захочет оставить эти села у себя, то он должен уплатить монастырю «50 рублев». Кроме того в этом завещании мы находим любопытное упоминание о долге князя монастырю в размере 2 рублей, которые занял на соль княжеский человек Микитка²⁰³. Племянник великого князя кн. Иван Борисович Волоцкой в своей духовной грамоте завещал по себе и по своей матери в Мартемьянов монастырь 10 рублев да кожух бархат на соболех шит золотом да серебром»²⁰⁴. Несчастный внук великого князя – Димитрий Иванович, печально кончивший дни свои в тюрьме (1509), просил в своем завещании послать милостыню в помин своей души, между прочим, и в Ферапонтов монастырь²⁰⁵.

Рис. 10. Рака пр. Мартиниана.

Некоторые князья сами приезжали в монастырь на богомолье. Выше уже было сказано о посещении монастыря кн. Василием Васильевичем Темным в игуменство пр. Мартиниана. В 1528 году в декабре Ферапонтов монастырь посещен был в. князем Василием Ивановичем, который вместе с супругой Еленой ездил тогда на богомолье в Вологду и Кириллов монастырь, чтобы испросить себе давно желанного наследника²⁰⁶. Вскоре после этой поездки родился у них сын Иван (25 августа 1529 года). Приписывая рождение его молитвам чудотворца Кирилла, обрадованный отец велел поставить в Кириллове две церкви по этому случаю. Впоследствии сам Иван Васильевич Грозный питал особую любовь к Кириллову монастырю. Он был в Кириллове три раза, осыпал его щедрыми приношениями и даже высказывал желание постричься в нем, приказав построить для себя особые кельи.

Благодаря отчасти своему соседству с Кирилловым монастырем, Ферапонтова обитель также пользовалась милостивым вниманием к ней грозного царя. Предание о предсказании ферапонтовским старцем Галактионом покорения Казани, записанное в Степенную книгу, конечно, было известно Грозному и могло содействовать расположению его к Ферапонтову монастырю. Иван Васильевич посетил Ферапонтов монастырь два раза в 1547 и 1553 году. В последний раз он приехал в Кириллов с супругою Анастасиею, сыном Димитрием и братом Юрием. Оставив их в Кириллове, он один поехал оттуда в Ферапонтов.

Большая часть грамот, жалованных Ферапонтову монастырю и хранившихся в монастырской казне, принадлежит Ивану Грозному. Достойны внимания его щедрые жертвы монастырю. В помин царицы Анастасии (†1560) он послал «сто рублев да по иноке Александре сто рублев, в помин царевича Ивана 600 рублев, да по Иване и Игнатье и по семидесяти человекам опальных побиенных крест золотой, да резную икону Успения, обложенную золотом с каменьями, да шубу во сто рублев, да звезду золоченую, да (по убитом им) сыне по царевиче Иване Ивановиче (†1582) спорок с шубы венецианского бархату с петлями золотыми, да бархату лубского, да сани с хомутом с песцовыми хвостами и полсть и барсовой тюфяк да по сынеж царевиче Иване Ивановиче ожерелье, терлик²⁰⁷, седло бархатное с камкою и 14 рублев; да 200 рублев да платья парчевые да посуды да материи да ковшей золотых 2 да чарок 5, да еще две тысячи рублев, да платья шелковаго да сукна два постава»²⁰⁸. Ни прежде, ни после Ферапонтов монастырь не имел такого щедрого жертвователя.

Благоволили к Ферапонтову монастырю и лица из царского дома Романовых. Отец царя «великий государь святейший патриарх Филарет Никитич всеа Руси дал 50 рублев да общую минею, инока царица Марфа Ивановна 50 рублев да она же дала по иноке царице Марфе Федоровне 50 рублев, да на церкву тридцать рублев, за царевну, за Ирину Михайловну». Сам Михаил Феодорович дал «в помин матери своей царицы иноки Марфы сто рублев да (упомянутое выше) паникадило (мед)ное²⁰⁹.

Много пожертвований монастырь получал от князей и бояр. Некоторые из них жертвовали по нескольку раз. Напр. Боярыня Анна Васильчикова дала 50 рублев, а монастырь кормити, да она ж дала заздравные 8 рублев 30 алтын 2 деньги, да она ж дала милостыни 14 рублев, да она же 14 рублев, кн. Владимир Иванович Воротынской дал 60 рублев, да еще 15 рублев²¹⁰. Все пожертвования записывались в вкладную книгу²¹¹.

Давая в монастырь вклады на помин души своей и своих родных, жертвователи часто завещали по себе «корм кормити» т. е. ставить в монастыре поминальную трапезу – в дни поминовения. Так в 1477 году в. княгиня Мария Ярославовна завещала в течениt 15 лет устраивать «кормлю» раз в год, 1 мая, по старце Пафнутии Боровском и по своем супруге в. к. Василие Васильевиче Темном, для чего Ферапонтову монастырю назначалась милостыня 3 рубля в год²¹². Сохранилась доселе «кормовая книга» в которой записано, когда и по ком следовало «корм кормити». На ряду с именами царей, патриархов, епископов, князей и бояр мы видим здесь имена простых смертных, оставлявших свои вклады в монастырь²¹³.

Заказывать «кормы» могли только лица, более или менее состоятельные. Небогатые люди ограничивались записью своих имен в монастырский синодик на вечное поминовение. В XVII в. за внесение одного имени в «подстенной» синодик платили з алтына 2 деньги. «Литейной» синодик стоил дороже: там за одно имя платили полтину²¹⁴. В синодике Ферапонтовском, который доселе хранится в церкви бывшего монастыря, записаны роды патриархов, в. князей, царей, архиереев, игуменов обители и ее иноков, а также князей, бояр и дворян московских, монахов и простых людей. Сюда же «по приговору» царя Ивана Васильевича Грозного внесены имена его жертв:в одном месте их записано 70, в другом их список занимает 4½, листа. По указу Царя Алексея Михайловича в синодик внесены имена казаков, убитых под Азовом²¹⁵.

В общем пожертвования в монастырь достигали весьма значительной суммы, если принять в соображение, что рубль в старину стоил в 10–16 и более раз дороже нынешнего. При небольшом размере монастырских вотчин денежные вклады и приношения служили главным источником благосостояния монастыря в XVI веке.

По внутреннему своему устройству и управлению Ферапонтов монастырь, насколько можно судить по приходо-расходным книгам и другим документам XVII века, напоминал собою порядки большого Кириллова монастыря. Так же, как в Кириллове, мы встречаем здесь особое должностное лицо – строителя, который был в монастыре вторым лицом после игумена и заведовал всею хозяйственной стороной в жизни монастыря²¹⁶. Кроме игумена и строителя в ряду должностных лиц Ферапонтова монастыря упоминается: келарь, казначей, житник, конюший, старец, подкеларник, чашник. В селах жили посельские старцы, заведовавшие хозяйством и сбором оброка с крестьян. Монастырскими мельницами заведовали также особые старцы, ежемесячно сдававшие казначею «помольные» деньги.

Клиросные должности – головщика, канонархиста, псаломщика, дьячка – в XVII веке исполнялись лицами, иногда не принадлежавшими к числу братии, за жалованье, платившееся им каждый месяц²¹⁷. Служащие священник и дьякон также были на жалованье²¹⁸. В 1673 году в монастыре были: «келарь, казначей, житник, конюший, два священника, братии 38 братов, служек 18 человек, служебников 61 человек». Вотчинных крестьян и бобылей числилось 383 человека²¹⁹.

В экономическом отношении XVII век был периодом упадка и разорения в истории Ферапонтова монастыря. Это отчасти зависело от общих тяжелых условий того времени. «Лихолетье», оставившее продолжительные следы в виде всеобщего разорения и оскудения московского государства, печально отразилось и на благосостоянии Ферапонтовой обители. Монастырские вотчины были разорены воровскими шайками, много крестьян убито и замучено. В писцовых книгах 1628–30 годов можно видеть следы литовского разоренья при упоминании о пустых деревнях и дворах²²⁰.

Постоянные войны московского правительства, вызывавшие новые налоги и повинности, в конец истощили и без того обедневшее население. Монастырская казна уже не пополнялась вкладами в таком обилии, как это было в XVI веке. Мало того, сам монастырь должен был уделять из своих средств на нужды государства. Так во время войны со Польшей в 1655 году, по указу царя и патриарха, велено было из хлебных запасов Ферапонтова монастыря отмерить половину ржи и четвертую долю овса, и приготовив из них 600 четвертей сухарей да 200, круп и толокна, отправить под Смоленск на монастырских и крестьянских подводах. С большим трудом отправив половину запасов, монастырь жаловался на отсутствие денег в казне и просил освободить его от доставки другой половины. Но патриарх Никон не уважил этой просьбы и приказал доставить в Смоленск и другую половину запасов «летним путем, когда вода вскроется»²²¹. Кроме хлеба под Смоленск требовались лошади: с 50 дворов монастырь должен был доставить «по одной доброй лошаде (ценою в 5 рублей мерин)»²²². Правда, после шведской войны число монастырских крестьян увеличилось вышедшими из шведских областей корелянами, которые в количестве 54 семейств были поселены на монастырской земле. Но за этих поселенцев взималось в казну по 4 рубля 5 алт. и 2 деньги за каждую семью. Монастырю трудно было уплатить эти деньги: белозерский воевода даже обвинял монастырских властей в недоплате некоторой части требуемой суммы²²³. Кореляне, как увидим ниже, оказались плохим приобретением для монастыря. К довершению своей бедности монастырь был разорен пожаром в 1666 году²²⁴.

Приходо-расходные и отписные книги монастыря рисуют нам положение монастырской казны в XVII веке в самом печальном виде. В 1627 году в казне было на лицо 41 рубль 6 алтын 3 деньги, а в 1673 году наличность монастырской казны доходила до 4 рублей 9 алт. И 2 денег и даже до 1 рубля 18 алтын²²⁵. Такая скудость казны объясняется неисправностью как обедневших крестьян-плательщиков, по целым годам не вносивших оброков, так и других должников, не плативших долгов по своим кабалам (долговым роспискам). В 1673 г. Монастырь должен был получить по оброчным записям и 83 кабалам 403 рубля 16 алтын 3 деньги. По приходо-расходным книгам можно судить, как тяжело временами приходилось монастырю. В иные месяцы расход превышал приход, и монастырский казначей вынужден был занимать деньги на текущие расходы то у патриарха Никона, жившего тогда в монастыре, то у служащего черного попа Дионисия, то наконец у церковного старосты соседней Ильинской церкви²²⁶. В 1666 году, по приезде в Ферапонтов патриарха Никона, братия в челобитной государю так жаловалась на бедность монастыря: «монастырь у нас бедный и скудный и погорел без остатку и келейным покоем истесненье великое и хлебу недорода – вызяб весь, а крестьян твоего жалованья за монастырем 321 двор, и то в разных городах». В письмах Никона государю постоянно встречаются указания на скудость обители. «Жизнь в Ферапонтовом монастыре скудная, пишет Никон, вотчинка за ним небольшая и крестьянишки обнищали до конца»²²⁷. Самое пребывание в Ферапонтове опального патриарха, который содержался, правда, при пособии окрестных монастырей, невольно вовлекало монастырь в излишние расходы служившие большим бременем для оскудевшей обители²²⁸.

Но все это были, так сказать, внешние причины обеднения монастыря. Внутреннею причиною разорения монастыря во второй половине XVII века были вопиющие злоупотребления монастырских властей – игумена Афанасия и келаря Макария Злобина. Начало разоблачениям этих беспорядков в монастырском хозяйстве положил патриах Никон, который живя здесь в заточении, заметил недобросовестность Афанасия по отношению к себе и в своей челобитной на имя государя, прочитанной в присутствии пристава и всей братии, доказал, что игумен Афанасий всегда его обсчитывал, показывая расход на содержание его вдвое и втрое больше настоящего. Игумен Афанасий, чувствуя недоброе, еще до этого обличения отказался от игуменства, а когда Никон подал на него новую челобитную государю, бывший игумен не дожидаясь следствия, бежал из монастыря. Его примеру последовал житенный старец Иов, тоже обвиняемый в злоупотреблениях. Оба беглеца пропали потом без вести. Вскоре после их ухода новый игумен монастыря, по имени тоже Афанасий, с братией подали челобитную государю на бывших игумена и келаря, в которой описали их проделки и злоупотребления, разорившие монастырь. По словам челобитной, «келарь и игумен, будучи в Москве, из монастырских сел хлеб и скот продавали, а деньги брали себе, а на иные вино покупали, и из казны монастырской деньги с собою к Москве брали и отчету по се число не давали. Едучи к Москве, взяли они на Вологде на кружечном дворе 15 ведер вина и дали кабалу, и с монастыря взято по той кабале 15 рублев». Живя в Москве, они занимали деньги в счет монастыря, и монастырь должен был платить долги по их кабалам. Дело дошло до того, что келарь Макарий, «умысля с черным попом Дионисием», заложил их монастырский двор в Москве за 85 рублей без ведома братии, да хотел еще закладывать и монастырские вотчины. Этот келарь Макарий, живший в Москве с 1669 года, был отрешен от должности в 1671 году и за это, по словам братии, мстил монастырю, причиняя монастырским служкам и крестьянам большие убытки и неприятности. Братия просила государя «счесть прежнего игумена и келаря в таком московском расходе и о закладе двора их указ учинить, чтоб монастырю от заемных их кабал впредь напрасно не разориться»²²⁹.

Неудивительно, что при таких хозяевах Ферапонтов монастырь дошел до крайнего упадка. В 1676 году присланный из Кириллова монастыря новый строитель Исаия нашел монастырь в плачевном состоянии. В Ферапонтове, как писал он в своем донесении в Москву, «на церквах и каменных палатах (казенной, сушиленной и поваренной) все кровли сгнили и после пожара 1666 года в монастыре кельи и около монастыря ограда до сих пор не построены, а остальное строенье (кельи, службы и мельницы) все обвалилось и сгнило; в монастырской казне денег и в житницах хлеба он не нашел; братия и служки в монастыре и по селам питаются овсяным хлебом, занятым в долг; сам он (строитель) занял в Кириловом на расход 30 четь ржи и 20 четь солоду на квас; ржаной хлеб до 8 августа еще не сеян по бедности монастыря»²³⁰.

В самом конце XVII века мы находим монастырь все в том же затруднительном положении. В 1690 году, при передаче монастырской казны новому казначею, в ней оказываются на лицо только кабалы, да памяти да росписи, сколько с кого нужно получить денег за прошлые годы.²³¹ Получать оброки с обедневших крестьян, как видно, было нелегко. Особенно много хлопот доставляли монастырю упомянутые выше новые поселенцы на его вотчинах – кореляне, данные во владение монастырю еще в 1650 году в количестве 54 семейств²³². Двумя грамотами, присланными на Белоозеро к воеводам из пушкарского приказа в 1684 и следующем году, предписывалось: «Корелянам 50 семьям жить за Ферапонтовым монастырем и того монастыря властям и братии быть послушными и всякие государские и монастырские подати платить и изделие на монастырь делати без всякого ослушания со крестьяны в ряд». В то же время не велено было взыскивать доимочных денег за корелян за прошлые годы в количестве 1123 рублей 6 алтын и 4 денег. Но кореляне плохо слушались монастырских властей. В 1696 году им был объявлен указ Петра Великого, требовавший от них послушания монастырским властям под угрозой жестокого наказания за неповиновение. Кореляне, выслушав указ, обещали быть послушными игумену и братии и платить «всякие подати государевы и монастырские оброки».

Но вскоре же после этого игумен Ферапонтова монастыря Флавиан бил челом государю, что Корелы «выше писанную грамоту выслушав, учинились сильны и непослушны и во всем им властям отказали, а ныне де у них за их корельским непослушанием силою всякие оброки и платежи стали и достальные крестьяне от домов разошлись, и Ферапонтов монастырь от того до конца оскудел». Вслед за этой челобитной последовал новый указ Петра (28 мая 1697 г.), в котором суровый преобразователь, подтвердив прежнее требование, прибавил следующую угрозу: «а буде те Корелы... властям Ферапонтова монастыря учинятся сильны, и за то ослушание выбрать из них пущих заводчиков человеком пяти при всех их братьях Корелянах учинить им наказание велети, бити их кнутьем, а других пяти человеком – батоги нещадно»²³³.