Проект совершенствования миссионерского дела в России, разработанный архимандритом Макарием
Поскольку Христианская Церковь в России есть Церковь Апостольская, то соделаться и явиться таковою для стольких народов, не знающих Иисуса Христа... есть священнейший подвиг и венец чести, который ей принадлежит; просветить сии народы, сидящие во тьме и тени смерти, верою во Иисуса Христа, есть высокое назначение народа российского...
...Теперь ужели мы, которых за пределами государства не устрашают ряды огнедышащих жерл неприятельских, убоимся издержек, беспокойств, неудач... в деле, составляющем... истинную и вечную славу народа? Нет, не убоимся, если только возжелаем этой славы; не убоимся, если только восхотим усилить распространение христианского просвещения в русском народе, а чрез него и в иноверцах, покоренных России Богом; не убоимся, если только решимся, забывая заднее и простираясь вперед, стремиться к цели, к награде вышнего звания Божия во Христе Иисусе...
Прп. Макарий Алтайский
Не ограничиваясь судьбой основанной и взлелеянной Алтайской миссии, преподобный Макарий горячо сочувствовал и судьбам общероссийского миссионерского дела. С годами ему все отчетливее становились видны слабые стороны его организации. Плодом его ревности о духовном просвещении иноверных народов России стала работа «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе», представленная в Святейший Синод в январе 1839 года87.
По своей целостности, глубине постановки проблемы, полноте ее охвата и радикальности предлагаемых мер работа эта является, по существу, проектом реорганизации миссионерского дела в России. Предложения, представленные в ней, глубоко продуманы, естественны и целесообразны. Начальник Алтайской миссии не останавливается на полумерах, не прибегает к искусственным построениям или внешним эффектам – он стремится начертать естественный путь не только развития миссионерского дела, но и духовного просвещения и глубокого воцерковления всего населения России.
Преподобный Макарий исходил из мысли о провиденциальном назначении русского народа, который призван просветить светом истинной веры все инославные народы, проживающие в России. Он полагал, что тогда только появится в Российской Церкви подлинное желание и умение просвещать светом истины людей, не ведающих Христа, когда для самого русского народа христианство будет по-настоящему живой и деятельной силой88. Поэтому необходимым условием успешного обращения в Православие иноверных народов он считал оживление и усиление религиозности в русском народе.
Важнейшее значение для духовного просвещения русского народа имеет приобщение его к слову Божию – святой Библии, которую необходимо перевести на русский язык и сделать общедоступной. А для того, чтобы «святая Библия разливала изобильнейшею мерою истинный свет в Российской Церкви», необходимо «умножение грамотных в простом народе и заведение школ по деревням» [147. С. 8]. Учительствовать в этих школах должны священнослужители (преподобный Макарий предлагал, по сути, прообраз церковно-приходских школ, учрежденных в 1884 году)89. Заложив такую основу, можно приступать к созданию, по выражению автора, «сословий делателей в организме миссионерского дела» Российской Церкви [147. С. 14]. Одним из таких «сословий» должно стать Российское миссионерское общество, описание обязанностей которого занимает в работе значительное место.
Важнейшее место в «Мыслях» занимает вопрос об организации специальных образовательных заведений для подготовки миссионеров (их автор относит ко второму «сословию»). В этой роли могли бы выступать миссионерские общежительные монастыри, включающие в себя особые миссионерские институты для подготовки благовестников90.
Этот вопрос заслуживает более детального рассмотрения. Идея преподобного Макария об учреждении специального образовательного учреждения для подготовки миссионеров, с самого начала имевшая множество препятствий, ни в XIX, ни в XX веке в полном объеме не осуществилась. Опытнейший в миссионерском деле святитель Иннокентий (Вениаминов), вначале встретивший ее сочувственно, впоследствии от нее отказался. В 1859 году он писал: «...вы извещаете меня, что Санкт-Петербургский владыка устраивает академию благовестников. Нельзя не порадоваться этому. Но вопрос (которого мы не можем решить): чему будут учить в этой академии? Языкам? Но каким именно? Их у нас так много, что нет возможности учить всем. Монгольскому? Но каков бы профессор ни был знаток, он будет учить только книжному языку, который нужен будет впоследствии, а прежде нужно учить языку разговорному, ибо прежде чем начать проповедовать, надобно ознакомиться с теми, кому нужно или хотят проповедовать, а для этого нужен язык разговорный, а не книжный, которого большая часть монголов не поймет. Конечно (по теории), знающему книжный язык легко выучиться разговорному, но так ли это будет на деле...» [16. Ч. 2. С. 90–91]. Еще более определенно выразил свое мнение по этому вопросу святитель Иннокентий в 1864 году: «Была надежда некоторых, и отчасти моя, но отчасти, на миссионерскую академию, но что-то не выходит из этого, да едва ли что и выйдет, потому что, как говорил еще и владыке нашему в 1858 году, чему будут учить в этой академии? Он сказал на это: языкам. Где наберут наставников только тех языков, которые у нас в России? Нет! Академии не создадут миссионеров. Для этого нужна иная совсем академия или школа» [16. Ч. 2. С. 219–220].
Подобным образом высказывался несколько позже и другой выдающийся миссионер, епископ Николай (Касаткин). В 1888 году он писал из Японии: «Не нужно для воспитания миссионеров никаких специальных заведений, не нужно никаких особых наук; миссионеру нужно лишь общее богословское образование – то самое, которое дается ныне в духовно-учебных заведениях России... все прочее, как то: знание местных языков и верований, местной этнографии и тому подобное – он приобретет на месте в сто раз легче, чем, с чрезвычайными трудами и пожертвованиями и не иначе как с ущербом для своего общего богословского образования, мог бы приобрести дома»91 [190. С. 640].
«Правда, что нужны для благовестников знания религий инородческих и своей, нужны знания языков и быта инородцев, – нужна зрелость образовательная и многое еще прочее нужно... – утверждал видный деятель православного миссионерского дела XIX века Е. Воронец. – Но более всего и прежде всего необходимы для миссионеров духовное призвание, любвеобильная ревность и благодать Божия. Нужно им сердце, способное на самопожертвование, и дух самоотверженно ревнующий об едином на потребу, об истинной и деятельной любви! Этого самого нужного не может дать никакое самое лучшее учебное заведение, которое может только развить такие дары и свойства, получаемые нами от Бога, от родной семьи и от всяких лучших людей окружающей жизни... Не Петербургская же академия дала нам высокоблагодатного и обильно благотворного отца Иоанна Ильича Сергиева Кронштадтского!» [34. С. 213].
Можно привести и мнение о специальном миссионерском учебном заведении епископа Феофана (Говорова), который в 1866 году писал председателю Миссионерского общества князю Н. С. Голицыну: «Главное дело – училище. Во-первых, рано, во-вторых, совсем не следует ему быть. Ведь надо – домашних учителей, прислугу, кошт для учеников, одежду и обувь и прочее... Сколько на это надо денег? А у нас их еще нет. Есть уже начатое дело – устройство монастыря на Алтае. Кончите прежде тот, а там заведите народное училище. Это насущная необходимость. А без миссионерского училища обойтись можно. Кроме того, каких учеников вы будете принимать? Вон иеродиакон хочет, в ином месте мужичок захочет, и – иной подлеток, а иной муж совершен. Как вы их в училище-то засадите? Училище для молодежи идет. А из молодежи сомнительно, чтобы кто порывался на дело миссионерства: оно по натуре требует зрелого характера. Пусть пойдет молодежь... 15–20 лет... Раньше этого возраста и растолковать трудно, что за дело – миссионерство. Пока до школы – ревность. Поучится и выучится – и охладеет. Надо посылать на дело, а не на попятную. Труды, деньги, время потрачены напрасно. Что вы с ним сделаете? Вы должны отказаться от него, потому что у него не стало существенной силы – ревности. По-моему, мысль об училище миссионерском для приготовления миссионеров совсем бросить надо. Это значит убивать напрасно деньги и самое дело. Между тем, полезно бы завести какое-либо приготовилище для изъявляющих желание миссионерствовать, чтобы и подготовить их и разведать, каковы они. Лучше всего этому быть в каком-либо монастыре, там поблизости к Совету. Монастырь с настоятелями и монахами своим чередом. А это – отдельное, особое в монастыре, со своим начальником. По церкви и столу они вместе с монахами, а по занятиям или послушаниям особо ведут дело и живут в особом корпусе. Начальник этого отделения – ученый архимандрит. У них библиотека, приспособленная к ним. У каждого маленькая каютка и одно большое зало собрания. Классов нет и преподавания уроков. Но всякий сам доучивается в том, чего не знает. Начальник только руководит занятиями и смотрит, чтоб не болтались. На каждый день собрание в зале на несколько часов, где (всякий) рассказывает по очереди, кто что выучил. Всякий, таким образом, изучает свой предмет и другим его преподает. Выйдет – взаимо-обучательное училище. Все сие можно ввести в программу стройную. Срок приготовления не назначен. Кто готов, тот и поступай на дело. Если так устроить, расходов будет немного, а может быть, попадет монастырь, который сам будет кормить. Ведь нельзя много людей ожидать. Десять-пятнадцать наберется ли? Тогда расходы будут только на книги и еще кое-что... Будет или не будет сие приготовилище или еще что, – но отступать от начатого не следует – разумею... устройство монастыря и училища при нем. Там есть женская обитель... и в ней училище заведите» [317. С. 5–6].
Можно сказать, что идеал православного миссионера для преподобного Макария – это образованный, безупречно подготовленный и самоотверженный подвижник и богослов, хорошо знающий язык, верования, нравы и обычаи народа, которому он благовествует; при этом он должен быть врачом, агрономом и сельским учителем.
В своем труде архимандрит Макарий доказывает, что необходимо постоянно открывать новые миссии и поддерживать учрежденные независимо от того, приносят они очевидный плод в настоящее время «или еще обещают его, собираясь с силами и наблюдая указания Провидения Божия для успешного действия» [147. С. 84]. «...Линии миссий надлежит протянуть по всей Литве, Польше, где так много евреев92, – пишет он, – по всему Таврическому полуострову, по Кавказским горам, по сопредельности новых в Азии владений российских с Турциею и Персиею, по епархиям: Астраханской, Саратовской, для калмыков верования дамского, по епархиям: Тамбовской, Нижегородской, Симбирской, Оренбургской, Казанской, Вятской ради татар магометанского суеверия, мордвы, черемисов, чувашей; по Архангельской епархии, по всему пространству северной Сибири... для обращения ко Христу и просвещения самоедов, вогуличей, остяков, тунгусов, якутов, камчадалов; по внутренности и по южным пределам епархий: Тобольской, Томской, Иркутской, для действования опять между татарами разных племен и суеверий, и кроме них между киргизами и бурятами» [147. С. 89].
Представляет интерес и предложение преподобного Макария о создании при каждой миссии нескольких станов, в том числе «малых иноческих станов», устроение и деятельность которых он рассматривает на примере Алтайской миссии [147. С. 92–98].
В работе преподобного Макария изложен план преобразования не только миссионерского дела, но и всей духовно-просветительской деятельности Российской Церкви. Труд этот свидетельствует не только о богатом миссионерском опыте автора и его организаторских способностях, но и о глубоком понимании им процессов, происходящих в Церкви и обществе, о знании души народа, его жизни и нужд. Можно согласиться с биографом преподобного Макария, считавшим, что для того времени проект его был «слишком оригинален и даже радикален» [331. С. 54]; не лишена эта работа, безусловно, и некоторых недостатков. Возможно, Святейший Синод и признал бы полезным осуществление тех или иных предложений алтайского миссионера, но, так как весь его план основывался на мысли об издании и широком распространении русской Библии, имевшей своим источником масоретский текст, он был полностью отвергнут. Святейший Синод 14 апреля 1839 года постановил: «Прошение миссионера архимандрита Макария оставить без действия, а рукописи возвратить к преосвященному Томскому при указе» [344. С. 7]. Предложения архимандрита Макария не были оглашены93, а сам проект оказался совершенно забыт на долгие годы. Опубликовали его лишь более полувека спустя, в 1893–1894 годах, в «Православном Благовестнике»94.
Столь длительное забвение труда архимандрита Макария не пошло, очевидно, на пользу российскому миссионерскому делу. Его предложения могли, например, пригодиться в конце 1850 – начале 1860-х годов XIX века, когда в Святейшем Синоде рассматривался вопрос об открытии миссионерского института. Вопрос этот по разным причинам тогда удовлетворительного разрешения не получил.
Очевидно, что проект преподобного Макария оправдала история. Некоторые из его положений были вскоре претворены в жизнь, другие – реализованы частично или способствовали тем или иным преобразованиям. Можно сказать, что лучшая оценка этой работе дана теми свершившимися важными событиями в церковной жизни России, которые составляли в «Мыслях» только предмет желаний и надежд. В 1865 году было образовано Православное миссионерское общество, в 1875 году – издана полная Библия на русском языке. Во второй половине XIX века в России появились миссионерские братства, монастыри, благоустроенные миссии для обращения инородцев. Были открыты миссионерские семинарии, училища95, курсы. Идею преподобного Макария о миссионерском институте можно считать отчасти осуществленной через учреждение в 1884 году при Казанской духовной академии миссионерских отделений, а впоследствии (в 1889 году) и двухгодичных курсов для будущих миссионеров. В 90-х годах XX века были открыты Православный Свято-Тихоновский Богословский институт в Москве (ныне Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет) и Белгородская духовная семинария – учебные заведения, имеющие миссионерскую специализацию.
Проект архимандрита Макария можно назвать его миссионерским завещанием. Некоторые положения этой работы не утратили своей актуальности и в настоящее время: в первую очередь это относится к предложенным им мерам по активизации миссионерской работы и духовному просвещению и воцерковлению народа.
* * *
Примечания
Составлять «Мысли» архимандрит Макарий начал после того, как Св. Синод отклонил предложенный им план подготовки к миссионерской деятельности сотрудников Алтайской миссии С. Ландышева и М. Нигрицкого в Москве. В основу учебной программы миссионерского института он положил те же предложения, которые предназначались и для подготовки его учеников.
«Миссионер должен учить и воспламенять свою родную, русскую, православную среду, тогда он не будет один», – вторит преподобному Макарию один из его преемников, преосвященный Владимир (Петров) (Православный Благовестник. 1893. № 6. С. 7).
Мысль о повсеместном школьном обучении и прежде занимала архимандрита Макария, что видно из следующих строк письма к нему митрополита Московского Филарета, датированного августом 1837 г.: «О заведении училищ по деревням не думайте, чтобы здесь не думали. Но легче подать мысль, нежели исполнить. У меня многие священники, по приглашению моему, вызвались безмездно обучать крестьянских детей; но детей сих нельзя гнать к ним насильно» (Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского, к Высочайшим особам... Ч. 1. С. 125).
Примечательно, что подобный проект миссионерского образовательного монастыря предлагал некоторое время спустя митрополит Московский Филарет.
Разумеется, слова миссионера, чьи труды признаны равноапостольными, не следует понимать буквально – что миссионерам вовсе не нужно никакой специальной подготовки, а в том смысле, что нет безусловной необходимости в специальном образовании для них.
Это предложение архимандрита Макария получило свое развитие, в частности, в действиях созданного в 1865 г. Российского Миссионерского общества: на собраниях 12 февраля и 12 марта 1867 г. рассматривался вопрос об «учреждении при Обществе особого отделения со специальной целью пособия обращающимся в Христианство евреям, обитающим в пределах России, особенно в западных ее губерниях» (Записки Миссионерского общества, состоящего под Всемилостивейшим покровительством Государыни Императрицы. СПб., 1867. Вып. III. С. 157–158). Сделать тогда (как, впрочем, и впоследствии) ничего не удалось: в результате голосования (большинством в 19 голосов против 15) постановили, что «хотя все члены Совета сочувствуют делу пособия обращения из евреев, но на учреждение особого для сего отделения не согласны, так как это разъединило и ослабило бы средства Общества, и без того покуда еще не богатые» (Там же. С. 158).
Вспоминая через два года об этой истории, архимандрит Макарий писал: «Если я не обманываю сам себя, мне кажется, я не сержусь на молчание, которым ответствовали на все предложения, родившиеся от помышлений о должности, представляющей для меня волю Вседержителя» (Письма архимандрита Макария Глухарева... С. 309).
До этого в журнале «Миссионер» в 1874–1878 гг. было помещено несколько статей, посвященных «Мыслям» (см., напр.: № 12, 16, 20, 24, 32, 33, 40, 45, 46 за 1874 г.; № 18, 19, 27 за 1875 г.; № 18–20, 36, 37, 42, 43, 46 за 1878 г.).
Хороших результатов добилось, в частности, Алтайское миссионерское катехизаторское училище в Бийске.
