Раскол донатистов

Раскол донатистов, говорит Герике, есть типичнейший раскол древней церкви и норма сепаратизма для всякого времени¹. Риббек называет его замечательнейшим из всех церковных расколов, оригиналом, по которому до настоящего времени строятся бесчисленные копии², Неандер говорит, что донатистские споры представляют очень много важного в практическом отношении для всякого времени³. Характеристические качества раскольников всех времён: самоослепление, фарисейство, фанатизм, стремление букве, форме, внешности и второстепенному придать первостепенное значение содержания и сущности, возведение исключительных случаев в общее правило, одностороннее и узкое понимание правил христианской нравственности постоянно встречаются в истории донатистов. Основываясь, например, на словах Апостола Павла: ныне же писах вам не примешатися, аще некий брат именуем будет блудник, или лихоимец, или идолослужитель, или досадитель, или пияница, или хищник, с таковым ниже ясти (1Кор. 5:11), донатисты утверждали, что если церковь не отлучает от своего общества грешника, недостойного члена, не лишает его и внешнего общения с другими её членами, то она перестаёт быть христианской церковью, теряет все обетованные и сообщённые ей благодатные дары. Или, основываясь на словах Псалмопевца: не седох с сонмом суетным, и с законопреступными не вниду (Пс. 25:4), донатистские епископы на Карфагенском соборе 411 года отказались сидеть вместе с православными епископами и, в течении трёхдневных рассуждений, не смотря на неоднократные приглашения сесть, стояли. Донатисты не хотели понять, что в указанных местах говорится о необходимости духовного, нравственного, через мысли и образ жизни отделения истинных членов церкви от ложных христиан, и считали безусловно необходимым и внешнее, видимое отделение (отлучение). Ещё пример чисто буквального понимания слов Св. Писания. В первом послании к Коринфянам Ап. Павел говорит: премудрость же глаголем в совершенных: премудрость же не века сего, ни князей века сего простаюших..., юже никтоже от князей века сего разуме (1Кор. 2:6, 8). В указанных словах под князьями века сего разумеются не князи в собственном смысле слова, не управители народа, а люди, пользовавшиеся уважением за свою мнимую мудрость, заправители общественного мнения. Между тем донатисты, основываясь на этих словах, говорили, что между церковью и государством нет и не может быть ничего общего, что все князья этого мира – враги церкви. Они не хотели знать, что христианство, правильно понятое, указывает законные границы и правильную гармонию всем человеческим отношениям.

История раскола донатистов имела важное значение и в раскрытии вопросов православной догматики. Донатисты отделились от церкви вследствие их неправильного понятия об идеале церкви и её эмпирическом бытии, по причине смешения того и другого. Они думали, что члены церкви земной, видимой, должны отличаться той же святостью, которая принадлежит церкви небесной, невидимой. Оптат, епископ милевитский, и особенно блаженный Августин, опровергая донатистов, подробно и обстоятельно раскрыли христианское православное учение о церкви земной и небесной, видимой и невидимой и о таинстве крещения.

Главными источниками к изучению истерии раскола донатистов, служат сочинения Оптата, епископа города Милевы, в Нумидии, жившего в половине IV века, и блаженного Августина, – эдикты и письма римских императоров Константина Великого, Констанса, Грациана, Гонория, Феодосия младшего и других, – определения православных епископов, сочинения некоторых донатистов и проч.⁴ Большинство указанных сочинений принадлежит противникам раскола; в них путём теоретическим и историческим показывается несостоятельность донатистских воззрений. Этой целью обусловливаются и существенные недостатки этих сочинений, как источников для истории раскола донатистов: скудость в них сведений о внутренней жизни раскола и отсутствие беспристрастного отношения к расколу. В указанных источниках говорится главным образом об отношениях церкви и государства к расколу и об отношениях раскола к церкви и государству, но опускаются из вида главные причины происхождения и развития раскола, не указывается той почвы, на которой вырос раскол. В названных источниках раскол является только делом личных интриг, вражды и зависти, …

…⁵

…ит из введения и двух частей. Во введении автор сообщает краткие сведения о жизни Августина до принятия пресвитерского сана, о религиозно-нравственном и политическом состоянии африканской церкви перед появлением раскола и об истории донатизма до борьбы с ним Августина. В первой части своего сочинения Роукс представляет историю раскола при Августине и борьбу последнего с донатизмом. Роукс вкоротке передаёт содержание полемических сочинении Августина, но не делает подробного анализа каждого из них. Во второй части автор указывает основные мысли полемики Августина против донатизма по трём вопросам: 1) о святости церкви, 2) о действительности крещения, совершаемого вне церкви и 3) о праве гражданской власти принимать участие в делах церкви. По каждому вопросу Роукс сначала излагает мнения донатистов, потом опровержения на них, высказанные Августином. В конце сочинения Роукс передаёт мнения Витринга, Неандера и некоторых других учёных относительно спорных между церковью и расколом вопросов. У Роукса история донатистов излагается не полно; он указывает только важнейшие моменты из истории раскола, не сообщает многих сведений, заключающихся в первоисточниках, и не обнаруживает достаточного знакомства с пособиями к изучению истории донатизма.

Вальх, Шрекк, Тиллемон, Флёри, Неапдер, Штольберг, Лохерер. Гефеле, Биндеманн, Витсиус, Гфререр, Гагенбах, Шафф, Куртц, Даррас, Мосгейм, Рорбахер, Альцог, Риттер, Герике и друг. учёные, составившие капитальные сочинения по церковной истории, в трактатах о донатистах представляют не мало глубоких обобщений, остроумных объяснений частных фактов истории донатизма и метких характеристик отдельных лиц.

1) В основе донатизма лежали монтанистические воззрения, которых в третьем веке в африканской церкви придерживались многие даже из лиц высшей иерархии. Самыми же ревностными поборниками монтанистических начал в начале четвёртого века были два Доната: Донат, епископ Казы Нигрийской и Донат Великий, епископ Карфагенский, от которого раскол донатистов и получил своё имя. 2) Гражданская власть в лице Константина Великого и сына его Констанса снисходительно относилась к донатистам, желая кроткими мерами склонить их к миру с церковью, хотя донатисты и особенно циркумцеллионы относились к православным фанатично и не редко даже истязали и мучили их. 3) Во второй половине четвёртого века раскол донатистов начал дробиться на отдельные мелкие толки, враждебные один другому и своими враждебными отношениями давшие православным писателям богатый материал для обличения раскола. 4) В семидесятых годах четвёртого века карфагенский епископ донатистов, Пармениан написал сочинение в защиту раскола и обвинение церкви, которое было началом продолжительной литературной борьбы церкви с расколом, представителями которой со стороны церкви были Оптат, епископ милевитский и особенно блаженный Августин, епископ иппонский. 5) На помощь церкви в борьбе её с расколом теперь выступает и государство, которое в лице императоров Грациана, Феодосия. Аркадия и Гонория издало несколько законов к обузданию фанатизма донатистов и ограждению православных от насилий и жестокостей донатистов. 6) Но донатисты, не смотря на эти законы, озлобившись на православных и особенно на Августина, как главного борца против раскола, и чувствуя свою слабость путём слова и убеждения защищать себя, и теперь очень часто открыто нападали на православных, грабили их, сжигали дома и всё имущество, ослепляли и убивали самих; в виду чего африканская церковь неоднократно отправляла депутации к Императору с жалобами на донатистов, мольбами о защите от них и просьбами побудить донатистов вступить с православными в устные рассуждения о причинах их отделения от церкви. 7) Император Гонорий повелевает донатистским епископам собраться в Карфаген для мирного обсуждения с православными епископами причины отделения от церкви; донатисты с большой неохотой являются на собор, при рассуждениях постоянно стараются уклоняться от дела в сторону, делают постоянные придирки к православным, остаются недовольными решением председателя собора и апеллируют к императору, который на их апелляцию отвечает изданием законов против донатистов. 8) После собора 411 года совместными заботами церкви и государства об уничтожении раскола, донатизм постепенно обессиливается и число членов его уменьшается, хотя фанатики раскола до конца шестого века продолжают заявлять себя неистовствами в отношении к православным.

Монтанистические воззрения в африканской церкви. – Эдикты Диоклетиана против христиан. – Предатели. – Менсурий, епископ карфагенский. – Секунд, епископ тигизский. – Циртский собор 305 года. – Избрание во епископы архидиакона Цецилиана и волнения против него. – Собор нумидийских епископов в Карфагене и посвящение во епископы чтеца Майорина. – Отношение Константина Великого к майоринистам. – Жалоба майоринистов на Цецилиана. – Собор в Риме. – Миссия Олимпия и Евномия, – Следствие по обвинению епископа аптунгского, Феликса, в предательстве. – Собор в Арелате. – Апелляция донатистов к Константину. – Намерение Константина отправиться в Африку. – Суд в Милане, – Эдикт Константина против майоринистов. – Донат Великий. – Снисходительное отношение Константина к донатистам. – Появление донатистов в Риме и Испании. – Циркумцеллионы. – Миссии Урзакия и Леонтия, Григория, Павла, Maкария и Таврина. – Возмущение донатистов в Багае и наказание бунтовщиков. – Присоединение некоторых донатистов к церкви. – Собор в Карфагене. – Неистовства донатистов при Юлиане отступнике. – Отношение преемников Юлиана к донатистам.

Раскол донатистов находится в теснейшей связи с монтанистическими воззрениями, долго господствовавшими в североафриканской церкви. Это побуждает нас прежде всего познакомиться с расколом монтанистов и его судьбой в североафриканской церкви.

Получив своё начало в Малой Азии от фригийского уроженца Монтана, монтанизм скоро был перенесён на запад, где система его получила более полное развитие, так как доктрина его более соответствовала практическому направлению западной церкви. Многие замечательные учителя западной церкви вполне сочувствовали нравственным правилам монтанизма ⁶. Между такими учителями первое место занимает Тертуллиан, пресвитер карфагенский, давший монтанистическим идеям самую стройную, логическую систему. В общих чертах доктрина монтанизма была такова. Через Моисея и пророков, говорили они, Бог довёл свою церковь только до детского возраста; через евангельскую проповедь – до юношеского возраста, и только через проповедь Параклита церковь достигает зрелого и совершенного возраста. Параклит, по вдохновению которого учили теперь монтанистические пророки, должен дать полное и окончательное развитие идеям, составляющим последнюю задачу церкви Христовой на земле, должен осуществить эти идеи. Через излияние своих даров, он должен возвести церковь на возможно высшую степень религиозно-нравственного совершенства, сделать её обществом одних только святых. Путём неумолимо строгой церковной дисциплины, путём суровейших нравственных требований, он должен уничтожить в членах церкви все более или менее грубые греховные склонности, поднять христиан на ту высшую степень святости, на которой происходит слияние личной воли человека с божественным законом, и уничтожить то различие, которое существует между настоящим бытием церкви и её идеалом, между церковью видимой и невидимой, между церковью земной и небесной. Церковь должна всецело воплотить в себе святость своего водителя – Параклита, ибо церковь, по выражению Тертуллиана, есть proprie et principaliter ipse Spiritus⁷, или как говорит он в другом месте, – ecclesia vera, pudica, sancta, ecclesia virgo⁸. Но очевидно, что каждый смертный грех, как то: отпадение от веры во время гонения, блудолеяние, пролитие крови и проч., допущенный одним каким либо членом церкви, может уничтожить, святость всей церкви, может заразить всё церковное общество, Поэтому церковь, чтобы сберечь саму себя, сохранить своё бытие, должна немедленно исключить из своей среды тяжких грешников, исключить навсегда, лишив их воякой возможности вступить когда либо в живой и неразрывный союз с нею. Таких грешников, по мнению Тертуллиана, не может спасти никакое покаяние перед церковью, потому что их может простить только один Бог. Право отпускать грехи, или право решить и вязать, было, по мнению монтанистов, только личным преимуществом апостолов, а преемники их по служению – епископы не наследовали этого права. Власть отпускать грехи имели бы, пожалуй, пророки, подобные Монтану; но они, желая сохранить святость церкви, не хотят пользоваться этим правом. «Церковь может прощать грехи, говорит Параклит устами одного из этих пророков, но я не сделаю этого, чтобы не впали в другие согрешения».⁹

Только в такой единой, истинной и святой церкви возможно было, по мнению монтанистов, существование святых спасительных таинств, а за пределами этой церкви немыслимо. В частности, рассуждая о крещении, Тертуллиан приводит слова апостола: един Бог, едина вера, едино крещение, и утверждает, что вне истинной церкви никто не может получить крошение, что крещение, совершённое еретиками и схизматиками, не есть действительное крещение¹⁰. Тоже мнение о крещении встречается в постановлении карфагенского собора 200 года, бывшего под председательством карфагенского епископа Агриппина, и состоявшего из 70-ти епископов. Таким образом, по понятию карфагенской церкви, действительность крещения зависела не от имени св. Троицы, произносимого при крещении, а от лица, совершающего таинство, от его принадлежности к истинной церкви.

Исповедование веры во времена гонения, мученичество за веру, монтанисты считали самой величайшей добродетелью. Члены истинной церкви, по их мнению, должны искренно желать мученических венцов. Не желайте, говорит Тертуллиан, умирать на своих постелях в муках рождения детей или в лихорадке, желайте умереть мученической смертью, чтоб был прославлен Тот, Который пострадал за вас!¹¹ В силу таких воззрений, бегство от гонений за веру монтанисты считали грехом самым тяжким, более даже тяжким, чем клятвенное отречение от Христа среди пыток¹². В силу таких воззрений монтанисты нарочно подвергали себя преследованию от языческого правительства, нарочно, на глазах гонителей христианства, публично отправляли своё богослужение.

Строгое отношение к падшим считалось законным в карфагенской церкви и в третьем веке, во времена св. Киприана. На карфагенском соборе 251 года, по инициативе Киприана, председательствовавшего на соборе, было постановлено: в церковь принимать падших не иначе, как только после предварительного испытания и тяжкого покаяния. В сочинении О падших «De lapsis» Киприан утверждает, что никто, кроме одного Бога, не может прощать грехов. «Никто пусть не обманывает себя, никто пусть не обольщает себя. Один только Господь может помиловать. Только Он один, понесший наши грехи, за нас болезновавший и преданный Богом за грехи наши, может даровать прощение грехов¹³. «Если какой безрассудный в неблаговременной поспешности думает, что он может всем даровать отпущение грехов, то он не только, не помогает, но и вредит падшим»¹⁴.

Несколько монтанистического взгляда держалась в это время карфагенская церковь и относительно вопроса о крещении. На карфагенском соборе 251 года африканские епископы, под председательством того же Киприана, относительно крещения определили: никто, из находившихся вне церкви, не может крестить, так как есть только одно крещение, которое совершается в церкви. Вода должна быть прежде очищена и освящена, чтобы она получила силу омывать грехи крещаюшегося. Но кто может очистить и освятить воду, сам не имея Св. Духа»? Или – «крещающий как может сообщить прощение грехов другому, если сам находится вне церкви и не можем получить прощение грехов». Тоже самое было высказано на карфагенском соборе, бывшем в 256 году. Подобные же мысли по вопросу о крещении высказывает Киприан в письме к одному из епископов Мавритании, осуждая поведение тех епископов, которые признавали действительным крещение еретиков и таким образом принимали как бы два крещения: крещение еретиков и крещение православной церкви.

Познакомившись с воззрениями, господствовавшими в африканской церкви, перенесёмся мыслью к началу четвёртого века, – ко временам гонения Диоклетиана.

В 303 году Диоклетиан подписал первый эдикт против христиан¹⁵. В этом эдикте повелевалось: богослужебные собрания христианам воспретить, церкви их разрушить, священные книги сжечь¹⁶, людей сановитых и должностных, если они не оставят христианства, лишать должностей и привилегий, христиан низшего сословия обращать в рабство; рабов исповедующих христианство, не отпускать на свободу; никаких жалоб от христиан не принимать и при судебных процессах дозволять употребление против них всякого рода пыток. В том же 303 году Диоклетиан издал ещё два эдикта против христиан: в первом из них повелевал заключать христиан в темницы и узы, во втором – христианских узников, согласившихся принести жертву идолам, повелевал отпускать на волю, а отказывавшихся – мучить тысячами пыток¹⁷. Наконец, в начале 304 года, обнародован был четвёртый императорский эдикт против христиан, эдикт о поголовном их преследовании¹⁸. В силу этих императорских эдиктов, гражданские власти прежде всего отбирали у христиан христианские книги и вещи: библию, послания мужей апостольских, диптихи, церковные уставы, сосуды, подсвечники, священные одежды и проч. Книги по большей части сжигали, а более ценные церковные вещи вносили в государственную казну. Это отбирание церковных книг и вещей совершалось часто с неумолимой жестокостью. Христиане, отказывавшиеся выдать поименованные вещи, гибли, согласно определениям эдикта, под мечом, в волнах моря, в огне. «Если бы у меня была сотня языков и железная грудь, говорит Лактанций, и тогда я не мог бы исчислить всех родов мучений, коим подвергались верующие; целых томов книг не достаточно, для описания их, так как ежедневно изобретались новые, более тяжкие виды смерти»¹⁹.

Поведение христиан во время этого гонения было неодинаково. Одни из них смотрели на дело трезво и рассудительно, не обнаруживали неумеренного искательства мучений, но в тоже время не высказывали и малодушного стремления к избеганию их; захваченные гонителями, они с мужеством шли на смерть, не желая добровольно сделаться предателями, не желая добровольно отдать сыщикам имевшиеся у них священные книги и сосуды. Другие, руководясь честолюбивым желанием приобрести славу мучеников, сами подвергали себя преследованию со стороны языческого правительства, сами объявляли ему, и иногда ложно, что они имеют священные книги и не желают их выдать, – за что и подвергались мучениям. Третьи прибегали к хитрости – отдавали сыщикам, вместо священных книг, еретические. Были наконец и такие, которые прямо оказывались малодушными и изменниками вере и, боясь тюремного заключения и пыток, добровольно отдавали священные книги. Подобных христиан, прибегавших к хитрости, или прямо отрекавшихся от веры было не мало в это гонение. В предшествовавшее этому гонению сорокалетнее спокойствие христиан от преследований, дух самоотвержения и мужества перед гонениями у многих из них значительно ослабел.

Но обратимся к истории, собственно, североафриканской церкви. Карфагенским епископом в это время был некто Менсурий. Когда проконсул Анулин, императорский комиссар северной Африки, обратился к нему с требованием выдать ему священные книги, Менсурий отдал ему книги еретические. Некоторые из карфагенских граждан открыли обман и советовали Анулину произвести обыск в самом доме Менсурия, где тот спрятал священные книги; но Анулин не обратил внимания на доносы и не беспокоил больше епископа. Так описывает всё это дело сам Менсурий в письме своём к тигизскому епископу, Секунду²⁰. Позднейшие донатисты осуждали Менсурия ещё в том, что он, кроме выдачи книг, обнаружил ещё позорную жестокость в отношении к мученикам и исповедникам. «Вместо того, чтобы молить исповедников о прощении за сожжение священных книг, говорит один из донатистов, описавший страдания мучеников Датива, Сатурнина, Феликса, Ампелия и др., Менсурий свирепствовал против них и к прежнему злу прибавлял новое. Относясь к мученикам с злостью тирана и жестокостью палача, Менсурий поставил перед воротами темницы, где изнемогали мученики, диакона Цецилиана, сообщника его жестокости, окружённого солдатами, чтобы последний не пропускал в темницу тех, которые хотели принести мученикам пищу и питьё. Выполняя поручение Менсурия, Цецилиан дозволял себе чрезмерные жестокости: бил сосуды, приносимые с питьём, когда темничные исповедники изнемогали от жажды; бросал собакам горшки с яствами, приносимые тем же исповедникам, умиравшим от голода; бил плетьми приносителей. Отцы и матери исповедников лежали перед воротами тюрьмы и переживали тяжёлые дни и ночи, не имея возможности видеть своих детей. Все они горько плакали и жаловались на Цецилиана, который с жестокостью тирана и зверством палача запрещал им, хотя в последний раз обнять исповедников и исполнить в отношении к ним христианский долг любви. Ни грязь темницы, ни раздирающие душу вопли заключённых в ней не трогали Цецилиана»²¹. Но это нарекание на Менсурия, написанное донатистом позднейшего времени, едва-ли справедливо, так как донатисты, ближайшие по времени к описываемому событию, но возводили на Менсурия подобных обвинений. Несправедливы и обвинения, взведённые здесь на Цецилиана, так как враги Цецилиана, как увидим дальше, не упрекали его ни в чём подобном, ни на римском, ни на арелатском соборе²². Впрочем, общее представление, какое можно составить на основании этого сказания о деятельности Менсурия и Цецилиана, представление, что они неодобрительно относились ко всякого рода ханжеству, будет совершенно верным. Об этом можно заключать ещё из отношений Цецилиана к Луцилле. Луцилла, родом испанка, была женщина знатного происхождения, по мнению Тиллемона²³, была жена сенатора. Как женщина богатая и знатная – она была крайне честолюбива. Вместе с тем она была крайне суеверна и крепко придерживалась суеверного обычая, перед принятием таинства евхаристии, целовать кости тех людей, которые церковью ещё не были признаны святыми. Цецилиан жестоко осудил её за этот обычай²⁴, сильно раздражил её и, как увидим ниже, подвергся от неё величайшему гонению.²⁵ Но Менсурий и Цецилиан не были всё-таки люди мало преданные вере и боявшиеся гонения от правительства, как можно бы было заключить из тех фактов, которые приведены доселе. В случае нужды, Менсурий готов был оказать распоряжениям правительства мужественное сопротивление. Так, например, в десятых годах IV века, когда один из диаконов карфагенской церкви, Феликс, написал пасквиль на императора Африки и Италии, Максенция, Менсурий скрыл его от розысков императора, объявив императору, что у него Феликса нет, и должен был по этому делу лично отправиться в Рим. Собираясь в Рим и, может быть, не рассчитывая уже возвратиться в Карфаген, Менсурий отдал золотую и серебряную церковную утварь на хранение двум карфагенским старцам, а опись этих вещей одной старице²⁶, вероятно, для того, чтобы она передала её будущему его преемнику. В Риме дело Менсурия приняло благоприятный для него оборот, но снова увидать Карфаген ему, действительно, не пришлось. На возвратном пути из Рима Менсурий умер в дороге, вероятно, в начале 311 года. Это был именно тот самый год, когда окончилось гонение на христиан.

Совершенно иначе вёл себя во время Диоклетианова гонения другой представитель северо-африканской церкви – Секунд, епископ тигизский, примас всей Нумидии. Получив от Менсурия известие о его поступке с Анулином, Секунд в ответном письме жестоко осуждает своего сотоварища, изображает ему страдания мучеников, сравнивает их с Раавою, которая не выдала соглядатаев, и советует почитать их. Он ставит в пример Менсурию своё собственное поведение. «Когда гонители требовали от меня выдачи священных книг, пишет он, я отвечал: я христианин и епископ, а не предатель. Когда сыщики говорили, чтобы я для формы дал им другое что-нибудь, я припомнил поступок Елеазара, не согласившегося на подобное предложение, из опасения другим подать повод к лицемерию».

Таким же ревнителем веры пытался выставить себя Секунд и на соборе в Цирте, главном городе Нумидии. Собор этот был в 305 году для избрания в этот город нового епископа. На циртском соборе было всего одиннадцать епископов и между ними несколько епископов предателей: Донат из Маскулы, Виктор из Рюссикады, Марин из Тибиллы, Донат из Каламы, Пурпурий из Лиматы и Меналий из Нумидии. Будучи председателем этого собора, Секунд с самого начала поднял вопрос о предателях. Прежде всего, сказал он, мы должны узнать епископов, запятнавших себя предательством, а потом уже избрать епископа. Затем Секунд стал лично обращаться к каждому из собравшихся епископов и уличать его в предательстве. Два из них: Донат из Каламы и Виктор из Рюссикады, действительно, признались в предательстве. Другие два: Донат из Маскулы и Марин из Тибиллы старались оправдаться. Ты знаешь, отвечал Донат, как Флор домогался, чтобы я принёс жертву идолам, но Бог сохранил меня. Подобным образом старался оправдаться и Марин из Тибиллы: «я дал сыщикам вместо библейских книг медицинские, сказал он, а священные книги мои целы». Но когда очередь дошла до Пурпурия из Лиматы, когда Секунд стал обличать его, будто он в Милеве умертвил двух своих племянников от сестры, обличаемый епископ не пощадил своего обвинителя и в свою очередь подверг подозрению его собственную невинность. «Ты думаешь, отвечал он Секунду, я буду пугаться тебя, как другие! Что ты сделал, когда был арестован куратором и магистратом? Как ты получил свободу? Не иначе, как или сам выдал священные книги или велел выдать. Иначе они не освободили бы тебя. Не раздражай меня, ты знаешь, что я никого не называю предателем». Очень может быть, что подобные нарекании на Секунда были справедливы. Несомненно только то, что, когда Секунд младший, племянник председателя, по просьбе некоторых епископов, стал советовать своему дяде прекратить расследование и предоставить совести каждого отдать отчёт Богу за свей грех, Секунд старший охотно согласился на совет своего племянника.²⁷ Отметим из истории циртского собора ещё одно обстоятельство. Епископы этого собора, подобно председателю их – Секунду, старались выразить своё уважение к мученикам. Мученики получат венец славы, говорили они.

Окончание гонения, как уже замечено было выше, совпало со смертью карфагенского епископа Менсурия. Претендентами на занятие карфагенский кафедры были, между прочим, Борт и Целезий, уважаемые карфагенские священники²⁸. Рассчитывая быть избранными, они торопили делом избрания и устроили так, что акт избрания совершился прежде прибытия в Карфаген нумидийских епископов, имевших некоторое право принимать в нём участие. Но надежды Борта и Цезалия занять карфагенскую кафедру не оправдались. Большинством голосов в преемники Менсурию избран был известный нам архидиакон Цецилиан, который и получил посвящение в епископы от епископа Феликса аптунгского, в присутствии епископов одной карфагенской провинции.

На первых уже порах своего епископского правления Цецилиан встретил много врагов. Старицы, которым Менсурий отдал на хранение драгоценные вещи, были недовольны на Цецилиана за то, что он вытребовал у них всё по описи, которую при свидетелях передала ему старица. Борт и Целезий были недовольны на Цецилиана за то, что обойдены были, при избрании епископа. Луцилла восставала на Цецилиана за то, что он некогда так жестоко обличал её. Так образовалась в Карфагене значительная партия противников Цецилиана. К этой партии пристал ещё один из епископов, Донат, епископ Казы Нигрийской, который ещё при Менсурие отвергал существование церкви вне его провинции, так как эта церковь терпела у себя предателей, и принимал всех в своё общество через перекрещение²⁹. Под руководством Доната, эта партия, недовольная Цецилианом, суеверно уважала всех, которые подвергались гонению за веру и строго относилась к тем, которые заподозрены были в предательстве. По мнению этой партии, все заподозренные в предательстве, как тяжкие грешники, должны быть исключены из церкви, а если то были лица священные, лишены права священнодействовать. Опираясь на эти воззрения, партия врагов Цецилиана ставила ему в вину его суровое прежнее отношение к темничным узникам и утверждала, что посвящение его в епископы было незаконно, потому что Феликс аптунгский, посвящавший его, подозривается в предательстве; и, в силу того, порвала всякое церковное общение с Цецилианом и его сторонниками.

Большую поддержку нашла себе эта партия в лице Секунда тигизского и нумидийских епископов, как мы видели, расходившихся во взгляде с Цецилианом на церковную дисциплину и не принимавших участия в деле его избрания. Узнав о церковных смутах в Карфагене, Секунд тигизский сперва послал туда комиссию – якобы для примирения враждебных партий; но члены этой комиссии прямо приняли сторону врагов Цецилиана, остановились в доме Луциллы, не входили ни в какое сношение с обществом Цецилиана и не хотели признавать его епископом³⁰.

Не ограничиваясь этим, Секунд, по просьбе Цецилиана, лично явился в Карфаген для расследования дела и привёл с собой до семидесяти нумидийских епископов³¹, в числе коих были многие из тех, которые заседали на соборе в Цирте. Все эти епископы поместились у врагов Цецилиана, пользовались от них содержанием и были к Цецилиану явно враждебны. Приняв жалобы от врагов Цецилиана, нумидийские епископы заявили, что они разберут дело Цецилиана на соборном заседании. Это соборное заседание нумидийские епископы устроили не в главной церкви³², куда собрались было жители Карфагена и Цецилиан, а в каком-то частном доме, может быть, в доме Луциллы. В этот частный дом вызывали они и Цецилиана, но последний не согласился идти на суд этого епископского собора, имевшего заседание в частном доме. «Если кто может уличить меня в какой-либо вине, отвечал он епископам, то пусть идёт сюда и докажет её». Нумидийские епископы велели передать ему, что они не признают его посвящения действительным, так как Феликс аптунгский, посвятивший его, предатель, – что известно из публичных актов, а предатель не имел права никого посвящать. «Если вы моё посвящение считаете недействительным, отвечал Цецилиан, то посвятите меня снова, как будто бы я был ещё диаконом». Недовольные поведением Цецилиана, нумидийские епископы постановили лишить его церковного общения. «В Евангелии Господь говорит, сказал один из епископов – Марциан: »Аз есмь лоза истинная, и Отец мой делатель есть. Всяку розгу о Мне не творящую плода, измет ю: и всяку творящую плод, отребит ю« (Ин. 15:1–2). Поэтому ни предатели, ни идолослужители, ни те, которые в схизме посвящены предателями, не могут оставаться в церкви Божьей, если они публичным слёзным раскаянием не примирились (с церковью). Поэтому с Цецилианом, посвящённым от предателя в схизме, не должно иметь общения»³³. И все епископы согласились с этим мнением Марциана. «Пусть придёт сюда Цецилиан, закричал, уже известный нам своею резкостью, Пурпурий, епископ лиматский, пусть придёт сюда, чтобы ему вместо возложения рук для посвящения во епископы была раздроблена голова».³⁴ Мотивируя свой приговор над Цецилианом, нумидийские епископы ставили ему в вину во-первых то, что он не явился на собор, во-вторых – то, что он был посвящён во епископы предателем, в третьих – то, что, будучи ещё диаконом, запрещал посещать заключённых в темницу исповедников.

Низложив Цецилиана, нумидийские епископы приступили к избранию ему преемника. По просьбе Луциллы, которая дала им при этим 400 фоллов³⁵, они избрали на карфагенскую кафедру Майорина, церковного чтеца, жившего в доме Луциллы, глубоко враждебного Цецилиану. Посвящение Майорина совершил Донат, епископ Казы Нигрийской. Совершив всё это, нумидийские епископы отправили из Карфагена письма к африканским церквам с известием о рукоположении Майорина и низложении Цецилиана. Но это постановление нумидийских епископов принято было в африканских церквах неодинаково: одни из африканских церквей, согласно с постановлением, приняли сторону Майорина, другие – Цецилиана; в одной и той же области часто одни были за Майорина, другие за Цецилиана. Последователи Майорина назывались майоринистами, а последователи Цецилиана менcуристами и цецилианистами.

Так возник в африканской церкви великий раскол, который служит предметом нашего изучения.

С 313 года ненависть майоринистов к Цецилиану особенно усилилась вследствие благосклонности к нему Константина Великого. В эдикте Константина и Ликиния, изданном в этом году, вменялось в обязанность гражданским начальникам возвратить Христианским церквам все дачи, сады, дома и другие собственности, отнятые у них во времена гонения. Разъясняя этот эдикт проконсулу Африки, Анулину, Константин приказывал ему возвратить собственности только тем церквам, которые находятся в общении с Цецилианом. В тоже время Константин пожертвовал Цецилиану ещё 3000 фолл и в особом письме к нему просил разделить эти деньги между африканским духовенством, согласно указаниям некоего епископа Осии. «Казначей Урс, писал Константин Цецилиану, должен тебе отсчитать эти деньги. Если этих денег окажется мало, обратись к хранителю наших имуществ Гераклиду, которому я приказал, после первой твоей просьбы, без отлагательства выдать деньги». Кроме того, в этом письме император давал Цецилиану особенную власть над раскольниками. Я слышал, писал он, что некоторые беспокойные головы обманами смущают членов святейшей кафолической церкви, и дал устное приказание проконсулу Африки, Анулину, и викарию префекту, Патрицию, следить за этими бунтовщиками. Если ты, Цецилиан, заметишь упорных в этом безумстве, то снесись с уполномоченным судьёй, чтобы последний подверг мятежников наказанию»³⁶. Правда, в письме Константина майоринисты не упоминаются, но под церквами, не находящимися в общении с Цецилианом и бунтовщиками, нужно разуметь майоринистов, так как теперь в Африке только они чуждались церковного общения с Цецилианом и производили смуты в церкви.

В виду этих событий майоринисты стали сами заискивать благосклонности у императора. Известив Константина, что его распоряжения касательно духовенства исполнены, Анулин вскоре переслал ему три письма, поданные ему майоринистами, для передачи императору³⁷. «Так как ты знаменитейший император, Константин, происходишь от православного рода, писали майоринисты, и отец твой не преследовал христиан, как прочие императоры, и Галлия свободна от этого греха, то мы обращаемся к тебе с просьбой. Пусть твоё благочестие из Галлии даст нам судей, которые бы разобрали недоумения, возникшие между нами и прочими епископами». В конце этого письма подписались: Лукиан, Дигн, Назуций, Капитон, Фиденций и прочие епископы партии Майорина.

Константину была неприятна эта просьба. «Чего они просят от меня, светского человека, сказал он. Они просят меня быть судьёй, тогда как я сам ожидаю себе суда от Христа»³⁸. Но желая прекратить церковные беспорядки, Константин решился выполнить просьбу майоринистов. «Проконсул Африки Анулин, писал Константин римскому епископу, прислал мне много писем, в которых карфагенский епископ Цецилиан подвергается нареканиям от некоторых африканских его товарищей. Мне очень прискорбно, что в тех провинциях, которые божественное провидение передало моему управлению и которые многолюдны, народ, разделённый на две части, производит смуты, и епископы разъединены. Поэтому я приказал, чтобы тот Цецилиан вместе с десятью епископами, его обвинителями, и с другими десятью, которых он найдёт необходимыми для защиты его дела, на кораблях явились в Рим; чтобы они тобою и твоими товарищами: Ретицием, Матерном и Марином, которых я для этой цели командировал в Рим, были выслушаны, как прилично твоей опытности и святейшему закону. Чтобы ты обстоятельно ознакомился со всем этим делом, я послал к вышеупомянутым товарищам твоим экземпляр тех писем, которые присланы мне Анулином. Прочитавши письма, твоя степенность увидит, как лучше отнестись к вышеупомянутому спору и решить согласно с справедливостью. Твоему благочестию известно, что я исполнен великого благоговения к святейшей кафолической церкви и что мне не желательно видеть где-либо между вами какой бы то ни было раздор и раскол. Божественность Высочайшего Бога да сохранит тебя, дражайший, на многие лета». Совместно с этим письмом к римскому епископу Константин послал приказ Анулину известить партии Цецилиана и Майорина, чтобы представители их к назначенному времени явились в Рим для разбирательства их дела. В октябре 313 года прибыл в Рим Цецилиан с десятью епископами, его защитниками и десятью обвинителями. Во главе последних стоял Донат, епископ Казы Нигрийской. К тому же времени прибыли в Рим и вышеупомянутые епископы: Матерн кельнский, Петиций автунгский и Марин прелатский; все трое, согласно просьбе майоринистов, были из Галлии. Кроме поименованных трёх галльских епископов, по распоряжению Константина, явились в Рим ещё пятнадцать итальянских епископов, заседавших на соборе тоже в качестве судей³⁹. Заседания собора происходили под председательством римского епископа, Мельтиада, во дворце императрицы Фавсты, супруги Константина; судьи сидели, а подсудимые стояли. Разбирательство дела продолжалось три дня, при чём весь судебный процесс, по обыкновению, записывался. В первый день дано было слово врагам Цецилиана. Они представили список обвинений на Цецилиана, заявив, что этот список написан от лица всего карфагенского общества; но словесно доказать перед собором справедливость этих обвинений, как требовали этого судьи, оказались не в состоянии. На другой день сам Цецилиан выступил в качестве обвинителя своих противников и главным образом Доната, епископа Казы Нигрийской. Он называл его первым виновником схизмы; он уличил его в том, что ещё при жизни Менсурия он перекрещивал христиан, вступивших в его общество, и вторично возлагал руки на епископов, падших во время гонения. Сознавшись в этих преступлениях своих, Донат грозил Цецилиану подтвердить на соборе свои обвинения на него; но на самом деле, опасаясь быть осуждённым за преступления, в которых сознался, более на собор не приходил. На третий день члены римского добора приступили к рассмотрению действий нумидийских епископов на карфагенском соборе 311 года, что крайне оскорбило майоринистов. Карфагенский собор, говорили они, был многочисленнее настоящего, а потому определения его не могут здесь подвергаться разбору. Рассмотрев деяния нумидийских епископов, епископы римского собора признали сделанное ими заочное осуждение Цецилиана незаконным, так как Цецилиан не мог к ним явиться, зная, что они были призваны в Карфаген его противниками и пользовались от них содержанием и квартирой. Относительно второго обвинения, возведённого нумидийскими епископами на Цецилиана, обвинения в том, что он был посвящён во епископа предателем Феликсом, отцы римского собора не нашли возможным войти в рассуждение. Вопрос о предательстве Феликса – был вопрос весьма сложный: для его решения нужно было допросить свидетелей предательства Феликса, исследовать акты, на основании которых он подозривался в предательстве, выслушать самого Феликса и т. д. После всего этого председатель римского собора, Мельтиад, так резюмировал постановления этого собора относительно Цецилиана «так как Цецилиан, сказал он, ни в одном пункте не был обвинён ни теми, которые пришли с Донатом, ни самим Донатом, то он, по моему мнению, должен удержать за собой все свои прежние права в церкви»⁴⁰. Таким образом Цецилиан на римском соборе был совершенно оправдан. Но заботясь о церковном мире, римский собор не осудил ни нумидийских епископов за их неправильный образ действий на карфагенском соборе, ни тех, которые теперь были в Риме в качестве обвинителей Цецилиана. Эпископам, поставленным от Майорина и враждебно относившимся к Цецилиану, было предоставлено полное право управлять их епархиями. «Если в известной епископии, постановлял римский собор, ко причине раскола было два епископа, то при прежней кафедре пусть остаётся старший по посвящению епископ, а младшему должна быть дана новая кафедра»⁴¹. Римский собор осудил только одного Доната, епископа Казы Нигрийской, как первого виновника схизмы. Но последний протестовал против соборного решения и обещался апеллировать на епископский суде к императору.

Акты римского собора были отравлены к Константину Великому вместе с письмом, в котором члены собора просили императора дозволить обвинителям Цецилиана немедленно возвратиться в Африку. Император исполнил эту просьбу, задержав в Риме одного только Доната епископа Казы Нигрийской, но и ему, по ходатайству Филумения, скоро разрешено было возвратиться на родину⁴². Всех позднее возвратился на родину Цецилиан, которого Константин, по совету того же Филумения, приказал на некоторое время задержать в Бресцие.

Но так как майоринисты и после римского собора не вступали в общение с партией Цецилиана, то Константин послал в Карфаген двух епископов – Олимпия и Евномия, для нового расследования дела на месте. Майоринисты пытались мешать этому расследованию, постоянно производили в Карфагене мятежи и волнения, но Олимпий и Евномий, через сорок дней от начала следствия, всё-таки в конце концов, стали на сторону Цецилиана и вошли с ним в церковное общение.

После этого майоринисты снова обратились с жалобой к императору. Они говорили, что посвящение Цецилиана во епископа, совершённое Феликсом аптунгским, недействительно, что на римском соборе, по его кратковременности⁴³ и малочисленности его членов, жалобы их не были исследованы всесторонне, а вопрос о предательстве Феликса аптунгского и вовсе не был затронут⁴⁴. По поводу этой жалобы, Константин приказал викарию Африки, Верусу, или Верину, произвести следствие о деле Феликса и сообщить ему, императору, о результате этого следствия. Это приказание императора, за болезнью Верина, исполнено было проконсулом Африки, Елианом. Производя это следствие по делу Феликса, Елиан вызвал к себе чиновников, бывших на службе в Аптунгской провинции в 303 году: тогдашнего проконсула этой провинции Клавдия Сатурнина, дуумвира Альфия Цецилиана, писца Ингенция и некоторых других. Представителем партии Майорина на этом следствии был некто Максим. «Я говорю от имени представителей христианского народа кафолической веры, сказал он. Нужно защищаться перед императором против Цецилиана и Феликса, которые желают захватить управление церковью. Нужно найти доказательство их преступления. Когда они приносили жертвы и отдавали сжигать имевшиеся у них книги, тогда был правителем находящийся здесь Альфий Цецилиан. Должность Альфия Цецилиана обязывала его выполнять обязанности проконсулов – заставлять приносить жертвы и отдавать книги. Я прошу вас, чтобы он объявил» и т. д. Альфий Цецилиан сказал: «я с Сатурнином был в Заме для отнятия книг. Когда мы прибыли туда, то христиане сами пришли в преторию спросить меня, получил, ли я приказание от императора? Нет, сказал я, но я уже видел копию этого приказания. И в Заме, и в Фурне я видел, как разрушают церкви и сжигают книги. Поэтому отдайте книги, если вы имеете какие, чтобы оказать повиновение императору. Тогда они пошли в дом епископа Феликса, чтобы взять оттуда книги и сжечь их. Галаций идёт с нами к тому месту, где они обыкновенно молились. Мы взяли там кафедру, приветственные письма, двери, и всё это сожгли по приказанию императора. Когда мы послали в дом епископа Феликса, то нам сказали, что его нет дома». После этого свидетельства Цецилиана, из которого ясно было, что Феликс не был предателем, Максим начал читать письмо Альфия Цецилиана к Феликсу, в конце которого, в особой приписке, дело представлялось совершенно иначе. Вот это письмо: ,,Цецилиан епископу Феликсу желает здравия. Когда Ингенций пришёл к моему товарищу Авгенцию, своему другу, чтобы спросить у него, в год моего дуумвирства сожгли ли некоторые книги вашего закона по приказанию императора? Я сказал, что Галаций, один из ваших, публично взял из церкви приветственные письма. Желаю тебе, добрый отец, оставаться в добром здоровье». Так оканчивалось письмо, но далее шла приписка, в которой передавался как бы разговор, бывший между Цецилианом и Феликсом: ты говоришь мне: возьми ключ и унеси книги, которые ты найдёшь на кафедре и на камне (на Престоле), но позаботься, чтобы сыщики не унесли масла и пшеницы. И я говорю тебе: ты не знаешь, что разрушают дом, где находят книги. Ты говоришь мне, что ж из этого? И я говорю тебе: пусть кто-нибудь из ваших положит (?) на то место, где вы совершаете молитвы, и я приду туда со служителями и унесу их. Мы, действительно, пришли туда, взяли всё по уговору и сожгли, как повелевал указ императора». На основании, этого-то прибавления, майоринисты старались доказать, что Феликс аптунгский – предатель. Но Цецилиан заявил на следствии, что он диктовал письмо только до слов: «желаю тебе, добрый отец, оставаться в добром здоровье»⁴⁵. А писец Ингенций признался, что эту прибавку в письме Альфия Цецилиана к Феликсу, сделал он после своевольно. Вследствие этого, проконсул приказал Интенция посадить в тюрьму, Феликса аптунгского признал невинным в предательстве и послал к императору известие о результатах расследования дела со всеми относящимися сюда актами. Получив это известие, Константин предписал проконсулу Африки прислать Интенция к императорскому двору под строгим конвоем, как преступника.

Майоринисты не успокоились и теперь; они просили императора подвергнуть их жалобы новому разбирательству. Сначала император не обращал внимания на их просьбы, но потом уступил им и отправил проконсулу Африки, Аблавию, инструкцию относительно собора. В этой инструкции, сказав вкоротке о римском соборе, император писал: «я надеялся, что этим спорам и смутам, которые другим кажутся нестоящими внимания, уже был положен конец. Но из твоих донесений я снова узнал, что эти люди (майоринисты) не удерживаются от волнений ни заботами о своём духовном спасении, ни даже тем почтением, которым все мы обязаны Всемогущему Богу. Они делают то, что не только их самих покрывает стыдом, но и язычникам даёт повод смеяться над самой святой верой⁴⁶. Затем, император приказывает Аблавию на государственные средства отправить в Арелат карфагенского епископа Цецилиана с тремя его противниками и епископов из африканских провинций: Бизацены, Нумидии, Мавритании и города Триполии. «Ты скажи епископам, писал император Аблавию, пусть они примут все меры предосторожности к устранению всех, в их отсутствии могущих быть смут и беспорядков, пусть в их отсутствии соблюдается строгая дисциплина. Ты также обожатель Верховного Бога, и я признаюсь тебе, что не могу оставить без внимания такие беспорядки, которые могут раздражать Божество, вверившее моему управлению земли. Я только тогда буду действительно и вполне покоен, только тогда постоянно буду надеяться на благоволение и милость Всемогущего Бога, когда увижу, что все поклоняются Святейшему Богу, достойным богослужением кафолической веры с единодушной братской любовью».

Император писал об этом соборе епископам. Одно из его писем, адресованное сиракузскому епископу Хресту, сохранилось до настоящего времени. «Ещё на римском соборе, писал император Хресту, должен бы быть восстановлен мир, но майоринисты жалуются мне на малочисленность этого собора, на поспешное разбирательство их дела и по-прежнему не перестают враждовать, чем дают повод язычникам смеяться над церковью Христа. Желая положить конец этим раздорам, я повелел многим епископам из разных мест собраться в Арелат и написал об этом и тебе. Ты возьми от Сицилийского воеводы Латрониана общественную колесницу и с двумя из священников, каких тебе заблагорассудится взять, и тремя слугами, нужными для тебя в дороге, явись к вышеупомянутому времени в Арелат. Пусть твоей крепостью и единодушным согласием прочих членов собора, после обстоятельного расследования, положен будет конец постыдным и продолжительным спорам, и все будут в братском единении»⁴⁷.

К 1-му августа 314 года собрались в Арелат епископы из Африки, Сицилии, Сардинии, Италии, Испании, Галлии и Англии. Всех епископов должно было явиться до 600, но на самом деле их собралось гораздо менее⁴⁸. До сих пор на западе не было такого многочисленного собора⁴⁹. Тиллемон называет его по важности первым после вселенского собора⁵⁰, а Гефеле прямо вселенским собором⁵¹. Не было на нём только римского епископа, Сильвестра, хотя члены собора и приглашали его. Вместо себя на собор он прислал четырёх легатов: пресвитеров – Клавдия и Вита и диаконов – Евгения и Кириака. Председателем на прелатском соборе, вероятно, был Марин, епископ арелатский, так как в письме, посланном от собора к папе Сильвестру, подпись Марина – на первом месте. Заметим ещё, что в числе членов на арелатском соборе были: Ретиций автунгский и Матерн кёльнский, принимавшие некогда участие и на соборе римском.

Акты прелатского собора до нас не дошли, но можно предположить, что майоринисты по прежнему обвиняли здесь Цецилиана в строгом отношении к узникам за веру и представляли посвящение его в епископы недействительным, так как Феликс аптунгский, посвятивший его, был, по их мнению, предателем⁵². Рассмотрев эти обвинения, отцы арелатского собора, подобно отцам римского собора, решили дело в пользу Цецилиана. Кроме разбора дела майоринистов, отцы арелатского собора постановили ещё двадцать два правила, из коих одни касались схизмы майоринистов, другие обшей церковной практики и дисциплины. Они послали эти правила римскому епископу Сильвестру вместе с письмом, в начале которого стоят имена тридцати трёх епископов. «Соединённые общим союзом любви и единством матери нашей – кафолической церкви, писали епископы папе, по воле нашего благочестивейшего императора собравшиеся в Арле, с должным почтением приветствуем тебя, благочестивейший отец. Властью нашего Бога, на основании предания и правила истины рассуждали о злых и опасных для нашего закона и предания мечтателях и судили их так, что они не могли ничего сказать или доказать, или жаловаться на что-либо. Поэтому судом Бога и матери нашей церкви, которая знает и одобряет своих, мы или осудили их, или изгнали. О если бы ты, любезнейший брат, присутствовал при этом важном событии! Мы бы весьма радовались, если бы и ты с нами заседал на суде, так как тогда был бы высказан более строгий приговор относительно их. Но ты, конечно, не мог оставить седалище отцов, где постоянно присутствуют апостолы и где кровь их всегда возвещает славу Бога»⁵³. Затем в письме говорилось, что собор постановил некоторые правила и просит папу на западе обнародовать соборные определения.

Из правил собора только три касались, в частности, раскола: – VIII, X и XIV. В VIII правиле говорилось: «так как африканцы, по своему особому церковному обычаю, имеют обыкновение перекрещивать, то мы определили, что если когда либо еретик пожелает вступить в церковь, то пусть они, африканцы, спросят еретика по символу, и если они видят, что еретик крещён во имя Отца, Сына и Св. Духа; то пусть на него только будет возложена рука, а если еретик, спрошенный по символу, не ответит «Троицы», то он по праву будет крещён». Впереди X правила стоял как бы заголовок «ложно обвиняющие братьев в предательстве св. сосудов Господа и св. книг должны быть наказаны палочными ударами». Содержание самого правила следующее: «Касательно тех, которые выдали св. книги; или сосуды Господа, или имена своих братьев, мы определяем, что все они только тогда будут исключены из духовного звания, когда они будут уличены публичными актами, а не на словах только обвинены... Если уличённые производили рукоположение, и виновность выставляется основанием против действительности рукоположения, то рукоположение всё-таки считается действительным. И так как, вопреки церковному правилу, осмеливаются выступать к обвинению с подкупленными свидетелями, то их, т. е. свидетелей, вообще не должно допускать к обвинению, если они не доказывают публичными актами, что обвинение вне всякого сомнения». В XIV правиле говорилось: «ложных обвинителей только перед смертью можно принимать в церковь».

Собор миролюбиво отнёсся к майоринистами, оставлявшим раскол. Он определил принимать их в церковь, не подвергая их предварительному покаянию. Если в известном обществе два епископа – партии майоринистов и православной и первый соединился с церковью, то он, по истечении известного периода времени, мог, по определению собора, занять место православного епископа по управлению епархией. В случае смерти одного из таких двух епископов, оставшийся в живых будет епископом всей общины⁵⁴.

Ещё до окончания собора, тотчас после следствия по делу майоринистов, епископы собора доносили императору о результатах следствия. В ответном рескрипте на имя собора император делает дружественное обращение к епископам собора, как бы к своим братьям. Он высказывает недовольство на упорство майоринистов и со смирением рассказывает о себе. Как он прежде не хотел признавать над собой никакой высшей силы, пока ему милосердие Божие через Иисуса Христа не сообщило того, чего он не заслуживает. Далее он выражает радость о том, что трудами собора некоторые из обольщённых сатаной (т. е. некоторые из майоринистов) присоединились к церкви, и высказывает надежду, что теперь будет положен совершенный конец упорству остальных⁵⁵. Но император ошибся. Майоринисты снова апеллировали к нему. Эта апелляция у него вызвала сильное негодование. Он писал собору: «какая дерзость! – Чего ещё нужно им? Они настоящие орудия сатаны! Они требуют суда от меня – от меня, которого самого ожидает суд Христов! Они апеллируют ко мне, как будто решение касается гражданских дел! Они предметы небесные превращают в земные. Но я искренно говорю, что суд священнослужителей должен быть уважаем так, как если бы сам Бог заседал в их судилище; ибо они не могут мыслить и судить иначе, чем как научены Христом». Тем не менее, не смотря на негодование, император в заключении письма просит епископов иметь снисхождение к майоринистам и молить Бога о их вразумлении. «Вспомните, говорит он, что мой и ваш Спаситель претерпел за нас»! Рескрипт оканчивается заявлением императора, что, опасаясь гнева Божия, он дал строгий приказ своим чиновникам прислать к нему главных зачинщиков волнений и мятежей⁵⁶.

В мае, вероятно 315 года, император писал викарию Африки, Домицию Цельсу о том, чтобы он позаботился на государственный счёт отправить епископов из Арелата в Африку⁵⁷. Вскоре потом император снова писал Домицию Цельсу, обещаясь сам лично прийти в Африку для производства нового следствия по делу Цецилиана и угрожая после этого следствия без снисхождения обуздывать фанатичных майоринистов. Тогда, по милости Божией, писал Константин; будет положен конец расколу и между всеми моими подданными будет господствовать одна истинная религия и одно истинное богослужение, а вместе и спокойствие⁵⁸.

Немного времени спустя, император переменил своё намерение отправиться в Африку. «За немного дней прежде, писал он епископам майоринистам, согласно вашему предложению, я определил возвратиться вам в Африку, где я с некоторыми из своих друзей думал рассмотреть все дела, которые вы имеете против Цецилиана и высказать должное решение. Но размыслив и сообразив, принимая во внимание вашу мечтательность и упорство, я изменил своё намерение. Я знаю, что некоторые из ваших мечтателей никогда не уважали справедливого приговора и чистой истины, а потому, может быть, думают и теперь, когда дело будет решено, окончить его неприличным и противным истине образом. В виду таких обстоятельств и вашего большого упорства, противного Богу неба и моему мнению, при котором я желаю остаться всегда, невозможен надлежащий исход дела. Поэтому я приказал Цецилиану прийти сюда (в Рим) и думаю, что он очень скоро придёт. Вам я обещаю, что когда вы уличите Цецилиана в его присутствии только в одном преступлении, тогда я признаю его виновным во всём остальном, в чём вы обвиняете его. Всемогущий Бог да ниспошлёт вам вечное спасение⁵⁹.

Но Цецилиан не явился в Рим к назначенному времени⁶⁰. Противники обвиняли его перед Константином в неуважении к нему, убеждая осудить его. Константин вместо того отсрочил суд и приказал противникам Цецилиана отправиться в Милан; но некоторые из них, опасаясь, что дело решится не в их пользу, бежали из Рима в Африку и произвели там смуты и волнения. Узнав об этом, император приказал задержать в Риме остальных майоринистов и отправить их под конвоем в Милан, а Домицию Цельсу велел усмирить майоринистов в Африке и объявить Цецилиану, чтобы он немедленно прибыл в Милан. Последний, опасаясь императорского гнева, отправился в Милан немедленно.

В Милане, в первых числах ноября 316 года, император в особой палате лично разбирал спор майоринистов с Цецилианом. Он старался производить этот суд секретно, только в присутствии самых необходимых лиц, чтобы не дать повода язычникам смеяться над разногласием христиан. Император выслушал всё, что имели высказать спорившие стороны, и старался исследовать их спор возможно обстоятельнее, приняв во внимание все церковные и гражданские акты, имевшиеся по этому делу. По окончании следственного процесса, император признал Цецилиана невинным⁶¹. «Я увидел из этого суда, писал он в половине ноября того же года викарию Африки, Евмалию, что Цецилиан человек совершенно невинный и служение своей вере отправлял, надлежащим образом. Преступлений, которые в его отсутствии выдумало лицемерие его врагов, в нём не было найдено»⁶².

Майоринисты не признали суда императора справедливым. Они говорили, что император отнёсся к ним пристрастно⁶³, будучи под влиянием своего друга, кордовского епископа Осии. Но Августин утверждает противное; он говорит, что Осия был снисходителен и советовал Константину принимать только кроткие меры к уничтожению раскола. Между тем, непосредственно после миланского суда, Константин был жесток к майоринистам. Пармениан утверждает, что император в это именно время казнил некоторых раскольников и Августин не отрицает этого свидетельства. Во всяком случае достоверно известно, что Константин, после суда в Милане, отправил в ссылку некоторых из более фанатичных майоринистов и издал против раскольников строгий закон⁶⁴, повелевая отнимать у них церкви⁶⁵ в пользу государственной казны⁶⁶ и запрещая повторять крещение. Для отнятия церквей у майоринистов, Константин послал в Африку комита Урзакия, который исполнял это поручение крайне деспотично⁶⁷. Но майоринисты, лишившись своих прежних церквей, выстроенных ими прежде, совместно с православными, стали теперь строить новые на свои собственные средства. И вообще, те преследования, которым подверглись они от Урзакия, не привели их к единению с церковью и лишь возбудили в них больший фанатизм.

Около этого времени умер Майорин и на его место был избран Донат, получивший прозвание «великого» и сообщивший расколу своё имя. Со времени его епископства майоринисты начали называться донатистами. Характеризуя Доната, Оптат приводит слова пророка Иезекииля: и ты, сыне человечь, рцы князю тирску, сия глаголет Адонаи Господь: понеже вознесеся сердце твое, и рекл еси: аз есм Бог, в селение Божие вселихся в сердце морстем: ты же человек ecи, а не Бог, и положил ecи сердце твое яко сердце Божие (Иез. 28:2). Донат, по словам Оптата, возвышал себя над всеми своими товарищами, отказывался от принятия вместе с ними евхаристии, считал себя более за Бога, чем за человека, и от епископов требовал себе почтения, подобающего более Богу; и донатисты, действительно, относились к Донату с величайшим уважением, называли его гордостью карфагенской церкви, пророком, человеком со славой мученика⁶⁸, ангелом, клялись его седыми волосами, рассказывали, что ему, как И. Христу, сам Бог говорил из облака, утверждали, что он может творить чудеса⁶⁹. Главным основанием для такой гордости Доната и для такого уважения к нему со стороны его последователей служила глубокая учёность Доната. Августин называет Доната даровитым, учёным и плодовитым богословским писателем и сравнивает его с св. Киприаном⁷⁰. Письма и сочинения Доната способствовали значительному умножению числа раскольников. По выражению блаженного Иеронима, он обманул своими книгами всю Африку, в особенности Нумидию. Судя по опровержению писем Доната, сделанному Августином, Донат, главным образом, касался в них вопроса о крещении и доказывал, что действительное крещение существует только у донатистов. Таков был человек, ставший теперь во главе раскола⁷¹.

С того же времени переменяется отношение и Константина Великого к донатистам; он прекращает всякое судебное расследование их дела, становится к ним благосклонное и надеется склонить их к миру с церковью мерами кротости. В таком духе в 317 году Константин Великий послал письмо к североафриканским епископам. Он просит их молиться о врачевании зла, не искать возмездия за обиды, причинённые им фанатичными донатистами и предоставить эти обиды суду Бога, Который страдания православных вменит им в мученичество. Можно надеяться, пишет император, что при подобном отношении православных к донатистам, церковь выйдет победительницей⁷².

В таком же духе снисходительности по отношению к донатистам действует и сам Константин Великий. Правда, в 320 году, он сослал в ссылку одного из епископов партии Доната, Сильвана, епископа циртского⁷³, которого диакон его, Нундинер, обличил в четырёх преступлениях: во-первых, в предательстве в гонение Диоклетиана, во-вторых, в поставлении за деньги в епископы Виктора Суллы, в третьих, в подкупе от Луциллы на карфагенском соборе 311 года и в четвёртых, в краже винного уксуса из храма Сераписа, и которого консул Африки, Зенофил, выставил перед императором как главного виновника схизмы в Нумидии; – но эта ссылка продолжалась, вероятно, очень недолго. В следующем 321 году донатисты обращаются к императору с просьбой возвратить из ссылки их епископов, заявляя, что они никогда не вступят в церковное общение с плутами (nebuloni) Цецилиана и охотнее согласятся терпеть всё, чем отступиться от своего намерения⁷⁴. И Константин рескриптом, от 5-го марта 321 года, возвращает из ссылки епископов партии Донатов, а викарию Африки, Веррину, даёт приказание не насиловать убеждений донатистов и предоставить их дело суду Божию.

Получив свободу, донатисты становились все более и более дерзкими в отношениях к православным. В Цирте они отняли у православных церковь, которая была построена Константином. Православные судебным путём требовали возвращения этой церкви и, наконец, не имея успеха, написали об этом императору. Император опять дал решение в духе снисходительности к донатистам. Он приказал гражданскому начальству не трогать более донатистов, а православным дать новое место для построения новой церкви, вместо отнятой у них донатистами. «Не подлежит сомнению, писал император по этому поводу епископам Африки, не подлежит сомнению, что все расколы от диавола, и потому всё, что производят они, исходит от диавола. Ибо что доброе может быть от тех, которые – противники Бога и враги святой церкви? Они должны быть отделены от церкви и отданы сатане. Мы поступили вполне справедливо, когда предоставили им свободу ко внутренним раздорам. Терпение – самое лучшее средство для нашей победы; мы предоставим наказание их Господу. Поэтому я радуюсь, что вы с кротостью и смирением переносите их жестокости. Когда я услыхал, что те люди в Константине (в Цирте) разорили церковь, то я дал приказание хранителю наших имуществ предварительно отвести вам здание для богослужения и тотчас дозволить вам строить новую церковь. Может быть, ослеплённые раскольники, наконец, увидят своё заблуждение и обратятся к единому истинному Богу, но если они будут упорствовать, то мы не будем переставать увещевать их»⁷⁵.

Видя снисходительность к себе императора, донатисты просили начальников провинции возложить на православных клириков отбывание государственных повинностей. Просьба эта не была исполнена, 5-го февраля 330 года Константин в письме к проконсулу Африки, Валентину, снова подтвердил закон, по которому православное духовенство свободно было от государственных повинностей. Но в том же году, в другом рескрипте на имя проконсула, он даровал освобождение от государственных повинностей и клирикам донатистов. Вследствие снисходительном и Константна Великого к донатистам, они не только значительно умножились в Африке, но распространились и в других странах; именно, к последним годам правления Константина относится появление донатистов в Риме и Испании. Первоначально римские донатисты не имели у себя ни одного храма и собирались для молитвы за городом в пещере, огороженной плетнём, отчего назывались горными, пещерными (montestes, rupitae. canipitae). Но потом они стали просить себе епископа, и Донат великий с удовольствием исполнил их просьбу. В интересах раскола было весьма важно иметь свою епископскую кафедру в Риме в параллель кафедре православных, пользовавшейся большим авторитетом⁷⁶. Появление донатистов в Испании объясняется отчасти тем, что и Луцилла была родом испанка⁷⁷; но более точных известий об этой испанской общине донатистов нет никаких.

По смерти Константина Великого по разделу, состоявшемуся между его сыновьями, африканская область досталась на долю императора Констанса. Констанс, подобно Константину Великому, надеялся привлечь донатистов к единению с церковью мерами снисходительности.

Но, прежде чем говорить об этих мерах, мы должны сказать о новых защитниках донатизма, появившихся в это время – о так называемых циркумцеллионах. Ещё в третьем веке и ранее известен был в Африке особый род фанатиков, отличавшихся созерцательным направлением и крайне фанатическим отношением к язычеству. Когда в Африке язычество царило ещё во всей силе, эти фанатики целыми толпами нападали на храмы язычников, ругались над языческой святыней, разрушали их капища. Они делали это якобы во имя интересов церкви, считали для себя счастьем для этого дела пожертвовать своей жизнью, надеялись этим путём приобрести славу мучеников. Число этих фанатиков значительно увеличилось в IV веке, когда Африка страдала многими социальными недугами⁷⁸, от которых особенно много терпел низший класс общества – поселяне, – когда богатые и знатные беспощадно грабили и притесняли поселян и делали их жизнь невыносимой. Вследствие этого, многие из поселян, желая избежать своего крайне тягостного положения, оставляли свои полевые работы и, становясь пролетариями, симпатизировали всем эксцентрическим социальным теориям, питали непримиримую вражду к настоящему положению государства, общества и церкви и надеялись, хотя насильственным путём осуществить социальную теорию о равенстве в имуществе и гражданском положении. Эти пролетарии во множестве приставали к вышеупомянутым фанатикам и образовали толпы бродяг, проникнутых отчасти фанатическим стремлением к мученичеству, отчасти стремлением – ниспровергнуть существующий порядок государственной, социальной и церковной жизни. Эти люди обыкновенно не имели никакого пристанища, ни жилища, а бродили по лесам, полям, дорогам, около селений и хижин поселян, откуда и произошло их название циркумцеллионы (circum – около и cella – хижина)⁷⁹. Их называли ещё цирцеллионами и цирквиторами (circelliones, circuitores). Но сами себя они называли борцами (agonistici), воинами Христа (milites Christi), солью земли, и часто, говоря о своих злодеяниях, выражались словами писания: «подвигом добрым подвизахся». Как люди низкого происхождения, они могли говорить только на одном местном пуническом наречии. Многие из них старались вести жизнь воздержную, удаляться от брака, излишества в пище и питье и всяких удовольствиях, отчего донатисты сравнивали их с монахами⁸⁰. Основным теологическим принципом циркумцеллионов было полное и всецелое отделение церкви от государства, а политически-социальным лозунгом – полная свобода, абсолютное равенство всех и общность имения⁸¹. По этим принципам циркумцеллионы брали на себя задачу реформировать всю гражданскую, социальную и церковную жизнь, и во имя этих принципов давали полный простор своим хищническим страстям. Повсюду бродя толпами, циркумцеллионы принуждали заимодавцев прощать долги своим должникам и с этой целью посылали им иногда грозные письма. Ненавидя богатых, они иногда останавливали на улицах и дорогах экипажи, заставляли господ выходить из экипажа, слугам их приказывали садиться на место господ, а господ заставляли бежать за экипажами, как рабов. Будучи жестоки к другим, циркумцеллионы не жалели и себя: они часто оканчивали свою жизнь самоубийством, большей частью бросаясь со скал⁸². Иногда, встречая на дороге путника, циркумцеллионы принуждали его умертвить их, а в противном случае угрожали смертью ему самому. Подобную насильственную смерть циркумцеллионы считали мученичеством. Часто накануне своей смерти они собирались на гробах таких же мучеников и предавались в течении всей ночи объедению, пьянству и разврату с непотребными женщинами⁸³, а на утро умерщвляли себя вместе с женщинами, служившими им орудием для удовлетворения своей похоти. Поступая так, они ссылались на пример старейшины Разии, о котором упоминается во второй книге Маккавейской (2Мак. 14 гл.). Средства к жизни они приобретали большей частью грабежом; сначала, правда, они не употребляли железного оружия, ссылаясь на пример апостола Петра, которому Господь велел вложить меч в ножны, но потом при нападении стали употреблять и такое оружие. Около сороковых годов IV века между циркумцеллионами делаются особенно известными два предводителя их: Фазир и Максид, называвшиеся князьями святых⁸⁴. Собравшись около этих предводителей, вооружившись ножами, копьями, пращами, циркумцеллионы производили чрезвычайные неистовства, так что даже благоразумнейшие из донатистов были недовольны их жестокостями и просили гражданское начальство остановить их злодеяния. Генерал Таврин направился с вооружённой силою в те места, где по преимуществу было мною циркумцеллионов, сделал на них нападение при городе Октавенне⁸⁵, в Нумидии и, если судить по белым таблицам, которые обыкновенно циркумцеллионы ставили на гробах своих павших, многие из них поплатились жизнью⁸⁶. Но этот пример протеста донатистов против жестокости циркумцеллионов был почти исключением. По большей части сами клирики донатистов предводительствовали циркумцеллионами в их хищнических нападениях. Некоторые из донатистских епископов пользовались циркумцеллионами, как своими телохранителями, и последние нередко сопровождали их в качестве стражей при торжественных процессиях. Иногда епископы общины донатистов пользовались циркумцеллионами для того, чтобы дать отпор гражданскому правительству, а также для истребления православного духовенства. По большей части в ночное время циркумцеллионы при криках: «хвала Богу! хвала Богу!»⁸⁷ нападали на дома православного духовенства, били хозяев камнями, палками, дубинами, которые у них назывались «израильтянками», ломали им кости и часто лили им в глаза уксус, смешанный с известью, чтобы навсегда лишить их зрения⁸⁸. Циркумцеллионы не щадили при этом и самих церквей. Поэтому, не смотря на все указанные выше и в Африке известные злодеянии циркумцеллионов, донатисты считали их своими братьями, и циркумцеллионы, по меткому выражению Гиббона, составляли их силу и позор.⁸⁹

Таково было состояние раскола в то время, когда управление Африкой принял сын Константина Великого, Констанс. Может быть в виду исцеления того социального зла, которое обусловливало собою появление циркумцеллионов, Констанс решил успокоить бедных жителей Африки раздачей им милостыни. Вместе с тем он надеялся этим путём привлечь и донатистов к единению с государством и церковью. С этою целью он трижды посылал в Африку своих уполномоченных для раздачи там бедным необходимого имущества, а церквам донатистов – необходимой утвари. В 340 году посылал он Урзакия и Леонтия, в 345 году – Григория, а в 347 году – Павла, Макария и Таврина; но все эти уполномоченные не имели никакого успеха, потому что встретили сильный протест со стороны епископов общины донатистов. Урзакий и Леонтий, раздражённые неудачей, кончили свою миссию принудительными мерами против донатистов, стали отнимать у них церкви вооружённой рукой; последние противопоставили силе силу, и дело часто доходило до кровопролития: павших при этом случае донатисты считали за мучеников и, установив в честь их особый праздник, ещё более возбуждали свой фанатизм в отношении к православным. Второй императорский посол Григорий должен был оставить свою миссию, встретив сильное сопротивление со стороны Доната Великого, который, в особом письме к Григорию, называл его «стыдом сената, бесславием префектов», а в письме к епископам донатистов строго запрещал им принимать что-либо от Григория. Но самую сильную неудачу потерпели последние уполномоченные императора: Павел, Макарий и Таврин. Когда они прибыли в Карфаген, Донат Великий с прежней резкостью протестовал против вмешательства императора и вообще светской власти в дела церкви. Что общего у императора с церковью? сказал он уполномоченным и объявил им, что он разослал по всем общинам своей епархии строгое запрещение принимать от них милости. Принцип полного отделения церкви от государства, впервые высказанный между донатистами Донатом Великим, развивали в своих проповедях и другие епископы донатистов. Вмешательство государства в дела церкви, говорили они, производит только порчу в церкви. Злой дух, прежде открыто боровшийся с церковью, является теперь более опасным врагом церкви, потому что ищет доступа в церковь путём коварной лести, прикрываясь различными делами. Он старается привести членов церкви к отпадению от церкви, обещая им благосклонность императора, обольщая их скупость подарками⁹⁰. Под влиянием таких проповедей, донатисты называли православную церковь блудницей, находящейся в позорной связи с князем сего мира, епископов её – продажными рабами императора, пускающими в ход всякие интриги, императоров – лицемерами, вступившими в союз с нечистыми духами. Под влиянием таких проповедей, донатисты во множестве пристают к толпам циркумцеллионов и группируются главным образом около известных уже нам предводителей: Фазира и Максида. И вот, когда Павел, Макарий и Таврин, не обратив внимания на протест Доната, продолжали выполнять своё поручение и прибыли в Нумидию, где было особенно много донатистов, им пришлось встретить открытое нападение. Когда они приближались к городу Багай, Донат багайский обратился к толпам циркумцеллионов с просьбой освободить его от неприятных гостей. В данное время в Нумидии особенно много было циркумцеллионов, состоявших главным образом из диких туземцев, не мирившихся с игом римского закона, всегда готовых на услуги епископам донатистов⁹¹. Под предводительством Фазира и Максида они не замедлили явиться в Багай в качестве оберегательного войска и, поместившись главным образом в одной из базилик, готовились встретить императорских уполномоченных. Макарий, опасаясь за свою жизнь и деньги, бывшие при нём для раздачи бедным, просил у начальника римских войск, Сильвестра,⁹² оберегательного войска. Сильвестр прислал несколько конницы и пехоты. Но жители Багая, почти все донатисты, не дали квартир воинам, а циркумцеллионы умертвили некоторых из них. Рассерженные воины с оружием в руках бросились на циркумцеллионов и многих из них умертвили. Многие из циркумцеллионов сами себя лишили жизни⁹³, а другие, рассеявшись по окрестным деревням, ночью с оружием в руках грабили дома православного духовенства и истязали хозяев домов⁹⁴.

Макарий строю наказал главных зачинщиков возмущения. Донатисты говорили, что Донат багайский, отличавшийся мудростью, был брошен в колодезь. Когда пресвитер Маркул, человек учёный, прежде бывший адвокатом⁹⁵, был арестован как бунтовщик, собор донатистов отправил к Макарию десять епископов с просьбой о помиловании арестованных. Но Макарий приказал обнажить этих епископов и привязать к столбам. Затем Маркула били плетьми и для посмеяния водили по городам Нумидии. После этого Маркул был посажен в замок Нова-Петра и через четыре дня брошен со скалы. Из уважения к Донату и Маркулу донатисты называли их пророками и клялись их именами. Августин говорит, что Донат и Маркул сами себя лишили жизни⁹⁶. Донатиста Максимиана били ремнями и кнутами со свинцом. Некто Исаак, видя радость Максимиана в мучениях, сказал: «предатели судьи, приходите и рассказывайте нам о безумии вашего единства»⁹⁷, за что был заключён в темницу, где и умер. Максимиана проконсул велел живого положить в одну лодку с телом Исаака и пустить её в море. Но донатисты потом отыскали их тела и похоронили с честью. Донат Великий умер в ссылке⁹⁸. Донатист Вителлий был сослан и в изгнании написал два сочинения в защиту раскола: «О церковной дисциплине» и «Против хулителей библии». Донатисты считали эти сочинения весьма учёными и полезными.

Император Констанс после этого возмущения донатистов издал эдикт, в котором повелевалось всем донатистам соединиться с церковью, а у оставшихся в расколе отнимать церкви⁹⁹.

Некоторые из донатистов и, между прочим, Кандид, епископ вилларегский, и Донат, епископ макомадский присоединились к церкви¹⁰⁰. По этому случаю было устроено празднество. Донатисты говорили, что при богослужении в день празднества отступники от их общества будут покланяться изображению императора, что под видом евхаристии, они вкусят как бы идоложертвенного мяса. Но изображения императора не было в церкви и богослужение совершено надлежащим порядком и весьма торжественно. Макарий после богослужения произнёс, речь народу¹⁰¹.

Обращению донатистов к церкви радовались и в Карфагене. На карфагенском соборе 348 года епископ карфагенский Гратус, от лица всего собора. торжественно благодарил Бога за мир церкви, дарованный через благочестивого императора и верных своих рабов Павла и Макария. Вслед за этой благодарностью собор воспретил перекрещивать тех, которые веруют во Евангелие, апостолов, воскресение Иисуса Христа и крещены во имя св. Троицы, имея ввиду обычай донатистов перекрещивать всех, вступавших в раскол; воспретил почитать за мучеников тех донатистов, которые окончили жизнь самоубийством или были убиты при нападении на православных. Кто почитает подобных людей за мучеников, сказано в определении собора, тот унижает авторитет св. мучеников. Мирянин, почитающий таких мучеников, должен принести раскаяние, а клирик, если остаётся упорным, лишается своего звания. Затем православный епископ Антигон жаловался собору, что епископ Оптанций от церкви перешёл в раскол, склоняет своё общество к переходу и называет себя «отцом». По словам Нориса, Оптанций был прежде донатистским епископом, потом заявил Антигону, что оставляет раскол и соединяется с церковью, но через несколько времени снова перешёл в раскол и желал быть епископом общества своего и смежного с своим – Антигонова. Собор определил: с епископом, не сдержавшим своего слова, поступить согласно церковной дисциплине.

Но вскоре, именно при Юлиане отступнике (361–363), раскол начинает опять усиливаться. Епископы донатистов: Рогациан, Понтий, Кассиан и некоторые другие, от лица всех донатистов, просили Юлиана возвратить донатистов из ссылки, возвратить донатистам церкви и все права, которыми они пользовались в последние годы царствования Константина Великого. Жалуясь на несправедливости, которые будто бы терпели донатисты при Констансе, епископы выражали уверенность, что император Юлиан руководится одной справедливостью, почему от него они и ждут улучшения своей участи¹⁰². Говоря об этом прошении донатистов, Оптат восклицает: «краснейте, если вы ещё не утратили способности чувствовать стыд! От того же самого голоса, от которого вышло повеление открыть храмы идолов, вы получаете свободу; почти в один и тот же момент и диавол освобождается от уз и вы возвращаетесь в Африку. И вы не стыдитесь радоваться в одно время с этим врагом»¹⁰³. Юлиан удовлетворил просьбу донатистов. Они начали отнимать у православных церкви, мучили и умерщвляли православных, кощунствовали над православной святыней. Донатистские епископы: Лемель из Мавритании Ситифенской, Феликс из Забы и Януарий из Флюменписцы с толпой донатистов окружили православную церковь в Лемелле, с целью завладеть ею. Церковь была заперта. Некоторые из донатистов взобрались на кровлю, проломали её и, бросая черепицами кровли в народ, бывший в церкви, ранили многих и убили двух диаконов, защищавших престол¹⁰⁴. Православный епископ Лемеллы Примозус жаловался на это собору донатистов в Тебасте. Но жалоба была оставлена без внимания. Донатистские епископы Урбан из Фирмы и Феликс из Идикра (в Нумидии), сопровождаемые циркумцеллионами, солдатами и гражданским чиновником Атением, пришедши в Топаз – город Кесарийский Мавритании, отнимали у православных церкви, и грабили имущество православных, жгли дома, насиловали девиц, монахинь и беременных женщин, вследствие чего последние иногда прежде времени рождали детей. Подобным же образом донатисты неистовствовали в Карбе. Церкви, отнятые у православных, донатисты считали осквернёнными, алтари разламывали, выкидывали из церквей и жгли¹⁰⁵; церковные одежды рвали, металлические сосуды разбивали и плавили, продавая металл иногда даже непотребным женщинам для украшений и язычникам для украшения истуканов. Святые дары евхаристии бросали собакам, святое миро лили на землю¹⁰⁶. Пол, потолок, колонны, столбы донатисты мыли, скоблили или выламывали. Донатистов, оставивших раскол, принуждали снова вступить в него и принимали их после покаяния через руковозложение. Такое покаяние налагали они даже на малолетних детей, после чего они, по правилам донатистов, уже никогда не могли получить духовный сан. Желая привлечь в раскол народ, донатисты дозволяли ему распоряжаться своими епископами. Епископы: Девтер, Парфений, Донат и Гетулик противились народу. Донатисты зачислили их в разряд кающихся, надели на них плащи, посыпали головы пеплом; заставили поститься, преклонять колена и в конце концов лишили сана. Ещё большим насилиям подвергались монахини. Донатисты сначала заставляли их нести покаяние и одевали в мирское платье, потом или принуждали вступать в брак, или насиловали, или снова постригали в монашество, Перед пострижением донатисты подвергали монахинь искусу, посыпали им голову пеплом¹⁰⁷, потом мыли её солёной водой и давали им новое головное покрывало. Покаяние, налагаемое донатистами, продолжалось неопределённое время, иногда год, иногда месяц, а иногда один день¹⁰⁸. Донатисты не оставили в покое и мёртвых тел православных; они вырывали их из земли¹⁰⁹, если они были похоронены на одном кладбище с донатистами и не дозволяли им лежать на общем кладбище.

В виду этих притеснений и жестокостей, гражданские чиновники жаловались на донатистов императору. Неизвестно, какой был ответ на эти жалобы. Можно предполагать, что жалобы были оставлены без внимания, так как жестокости донатистов вполне гармонировали с неприязненными отношениями Юлиана к православным. По проискам донатистов, Юлиан перед своей смертью думал даже послать в Африку эдикт о гонении на православных¹¹⁰.

Император Иовиниан в своё кратковременное царствование (363–364) ничего не предпринял к обузданию фанатизма донатистов. Преемник Иовиниана, Валентитан первый (364–375) в 373 году на имя проконсула Африки Юлиана издал эдикт, в котором воспрещалось посвящать в епископы тех, которые вторично крестили кого-либо, и повелевалось лишать сана епископов виновных в перекрещивании¹¹¹. В эдикте не упоминаются донатисты, но ясно, что он был направлен против их обычая вторично крестить всех, переходивших в раскол. Аммиан Марцеллин свидетельствует, что около этого времени генерал Валентиниана Роман причинил некоторые насилия донатистам¹¹².

Раздоры среди донатистов – Партия рогатистов – Тихоний грамматик и его сочинения – Партия максимианистов – Собор в Кабарсузе – Собор в Багае – Гонение на максимианистов – Оптат Гильдонист.

Вслед за усилением раскола донатистов в нём начинаются внутренние раздоры и разделения. Бл. Августин говорит: «как Донат пытался разделить Христа, так и сам разделился»¹¹³. Партий было так мною, что Августин находил невозможным перечислить их¹¹⁴. Особенно много их было в Кесарийской Мавритании и Нумидии. О большей части этих партий, как например, о партиях Урбана и Клавдиана, бывших в Нумидии, Кайя, Кариса и Луция, бывших в окрестностях Карфагена, почти ничего неизвестно. О партии рогатистов, учении грамматика Тихония и партии Максимианистов известно больше, но тоже немного.

Партия рогатистов появилась в шестидесятых или семидесятых годах четвёртого века¹¹⁵ в Кесарийской Мавритании¹¹⁶. Имя своё она получила от епископа города Картенны (в Мавритании), Рогата, или Рога-мавританца, который, может быть, был и основателем раскола. Бл. Августин доказывая Винценцию, преемнику Рогата по кафедре, независимость действительности таинства от его совершителя, будет ли последний апостол, или пьяница, между прочим говорит: «впрочем, извини; я допустил ошибку, желая убедить тебя примером крестящего пьяницы; я, забыл, что имею дело не вообще с донатистами, а с рогатистами. Между твоими немногими товарищами и всем вашим духовенством нет пьяниц. Вы под свойством веры «кафолическая» понимаете обязанность выполнять все заповеди Божии и таинства, а не распространение её по всей вселенной»¹¹⁷. На основании этих слов бл. Августина некоторые полагают, что причиной отделения рогатистов от донатистов было стремление первых к высоконравственной жизни¹¹⁸. Действительно, общество рогатистов отличалось высокой нравственною жизнью¹¹⁹. Рогатисты считали только своё общество истинной церковью. Когда Господь придёт с неба на землю для последнего суда; говорили они, Он найдёт свою истинную веру только у рогатистов. Они перекрещивали всех переходивших к ним, основываясь на мнении св. Киприана карфагенского и на определении карфагенского собора 256 года. Но считая только своё общество истинной церковью, рогатисты не были фанатичны в отношении к православным и другим донатистам и чуждались циркумцеллионов. В письме к Августину Венценций говорит о нём в почтительном тоне. Августин же хвалит рогатистов за кроткие отношения ко врагам, но вместе замечает, что они при своей малочисленности по необходимости должны были казаться кроткими, хотя бы и не были таковы на самом деле. «Можно ли назвать кротким того, говорит он, кто не наносит никому ран потому, что не имеет зубов и когтей. Вы говорите: мы не желаем причинять жестокостей, а я говорю; вы не в состоянии причинять их, так как у вас мало зубов, чтобы рисковать и желать нападать на своих многочисленных врагов».¹²⁰ Рогатисты не признавали за государством права вмешиваться в церковные дела, указывая на времена апостольские. Но на практике, терпя преследование от донатистов, рогатисты не всегда были верны этому принципу. Когда донатисты хотели отнять у рогатистов одно церковное имение, Рогат перед магистратом энергично защищал свои права на это церковное имение. Особенно сильно преследовали донатисты рогатистов, при помощи королей Мавритании – Фирма и Гильдона; при последнем особенно много пострадали рогатисты от тамугадского епископа донатистов Оптата Гильдониста.

Почти одновременно с образованием партии рогатистов от донатистов отделился Тихоний, прозванный грамматиком. Тихоний был африканец и жил, по свидетельству Геннадия, в последней четверти четвёртого века. Геннадий говорит, что Тихоний знал богословские и светские науки¹²¹, а Августин называет его красноречивым и остроумными писателем¹²². Тихоний писал несколько сочинений. Сочинения эти делятся на две группы: одни из них касаются спорных вопросов между православными и донатистами, другие имеют экзегетический характер. К первой группе относятся два сочинения: «О междоусобной войне» (Dе bello intestino) и «Разъяснения различных причин» (Expositions diversarum causarum); ко второй группе относятся также два сочинения: «Семь правил для руководства при изъяснении св. писания» (Regulae ad investigandam et inuniendam intelligentiam scripturam septem) и «Объяснение на откровение Иоанна Богослова» (Ехроsitio in apocalipsin b. Ioannis), где Тихоний главным образом опровергал хилиастов. До нас дошло только одно его сочинение, именно – «Семь правил для руководства при изъяснении св. писания». В начале этого сочинения Тихоний поставляет свою задачу в том, чтобы дать правила для объяснения всего святого писания. Августин хвалит Тихония за эту смелую попытку, но вместе замечает, что Тихоний не достиг предположенной им цели, так как очень многие места св. писания должно объяснять иначе, чем как он их объясняет. Правила Тихония полезны при изъяснении св. писания, говорит Августин, но пользоваться им должно с осторожностью. Тихонию, как и каждому человеку, свойственно было заблуждаться; притом же, Тихоний был донатистом, и правила его во многих местах написаны тёмным мистическим языком, трудным для понимания. Содержание правил следующее: –

В первом правиле Тихоний говорит о теле Господнем, т. е. церкви, и высказывает православный взгляд на свойства земной церкви и её границы. «Бог в своём теле, говорит Тихоний, есть Сын человеческий, Который ежедневно возрастает в святой храм Бога, хотя некоторые и говорят к ослаблению царства Божия и непобедимого наследия Христа, что Господь не силой только своею, но полнотой своего тела, наполняет весь мир». Церковь постепенно должна развиваться в добре и стремиться сделаться истинной и святой. Церковь не перестаёт быть святой и тогда, когда между её членами есть грешники. В конце первого правила Тихоний, говорит, что церковь должна распространиться по всей вселённой и между всеми народами. Во втором правиле Тихоний говорит о «двучастном теле (bipartitum corpus) Христа». Одну часть этого тела составляет общество святых, где Христос постоянно присутствует; другую составляют грешные члены церкви. Августин замечает, что выражение: «двучастное тело Христа» не вполне правильно, так как вторая из указанных частей тела не принадлежит собственно Христу. Выражении «двучастное тело Христа», по мнению Августина, должно заменить так: «истинное и ложное тело Христа»¹²³. Здесь же Тихоний сравнивает ещё церковь с домом, где находятся вместе сосуды к чести и не к чести¹²⁴. В третьем правиле Тихоний говорит о неизменности обетований божиих относительно распространения церкви по всей вселенной. Неизменность обетований Божиих Тихоний доказывает примерами, взятыми из св. писания. Грешные в церкви, говорит Тихоний, должны быть терпимы до последнего суда, Господа¹²⁵. В четвёртом правиле Тихоний говорит о виде и роде¹²⁶ и под образом отношения вида к роду представляет отношение церкви видимой к невидимой. «Вид есть часть, род – целое, в виде следовательно есть целое, и вид есть часть целого. Но иногда вид переступает свои границы и является как род, хотя он только вид. Как в Писании народ израильский как плотской и внешний израиль, есть вид, а как первообраз и тип для духовного израиля всех времён, есть род, так и в церкви. Во внешней церкви, которая в своём проявлении есть вид, содержится вместе и род, то есть церковь святых, которая одна без пятен и недостатков». В пятом правиле Тихоний указывает способы правильного понимания чисел, встречающихся в св. писании; в шестом – говорит о том, что многое, о чём в cв. писании говорится, по-видимому, в последовательном порядке времени, должно относить ко временам далёкого будущего, понимать в смысле пророческом; в седьмом – рассуждает о сатане и его теле, разумея под этим телом грешных членов церкви.

Преемник Доната Великого, Пармениан писал к Тихонию послание в котором увещевал его отказаться от своих взглядов на церковь¹²⁷, но Тихоний не послушался, и донатисты прокляли его на одном из своих соборов¹²⁸.

Лет двадцать спустя, после появления рогатистов и отделения Тихония, среди донатистов появилась новая партия, партия максимианистов, образовавшаяся в 392 году по поводу раздора между карфагенским епископом донатистов Примианом и диаконом Максимианом. Неизвестно, что именно было причиной этого раздора: зависть ли Максимиана к Примиану вследствие неудачи его занять карфагенскую кафедру вместо последнего¹²⁹; протест ли Максимиана против Примиана по поводу принятия последним клавдианистов и других порочных людей в общество донатистов¹³⁰; или, наконец, зависть Примиана к Максимиану, пользовавшемуся большим уважением от донатистов за свои заслуги и родство с Донатом Великим¹³¹. Можно думать, что всё это, вместе взятое, составляло причину¹³². На соборе карфагенских пресвитеров Примиан отлучил от церкви Максимиана с тремя диаконами: Рогацианом, Донатом и Сальгамием. Но пресвитеры протестовали против этого, так как на соборе не было лично ни Максимиана, который был болен, ни прочих диаконов, ни свидетелей виновности отлучаемых. Примиан, без сомнения гордый и деспотичный епископ¹³³, на протест не обратил внимания. Считая своё отлучение незаконным, Максимиан, поддерживаемый многочисленными приверженцами своими и гордясь своим родством с Донатом Великим¹³⁴, обратился к соседним епископам и слёзно просил их немедленно явиться в Карфаген, для разбора его дела с Примианом и умиротворения карфагенского общества. В Карфагене собрались сорок три епископа¹³⁵. Они хотели устроить свои заседания в одной из церквей, но Примиан, с дозволения гражданской власти, приказал запереть эту церковь и с позором прогнать от неё епископов. Когда епископы пришли к церкви, их начали бить, бросать в них камни. В тоже время циркумцеллионы, по приказанию Примиана, под предводительством пресвитера Деметра, разрушали дома сторонников Максимиана. После этого, епископам оставалось, кажется, только осудить Примиана, но они действуют осторожно, заботясь о церковном мире¹³⁶. Собравшись, вероятно, в частном доме, епископы посылают три депутации к Примиану с предложением или явиться к ним на собор, или дозволить им самим явиться к нему. Примиан отказал в том и другом и с презрением отослал назад депутатов. Епископы отложили решение дела до другого большого собора и отправили к своим сотоварищам в Африку послание, в котором рассказывали о всём ходе дела в Карфагене.

Для решения дела (в 393 году) в городе Кабарсузе (провинции Бизацены) собрались сто донатистских епископов. Когда Примиан отказался явиться и на этот собор, епископы низложили его, отлучили от своего общества и отправили послание об этом ко всем обществам донатистов.¹³⁷ В послании говорилось: каждому известно, возлюбленные братья, что не личным произволом, а предписанием слова Божия должен руководиться священник Божий, как при осуждении виновных, так и при оправдании невинных по праву и справедливости. Большой опасности подвергается тот, кто осмеливается щадить виновного и наказывать невинного, так как написано: неповинна и праведна да не убиеши: и не оправдши нечестиваго (Исх. 2:7). Наученные этим словом Божиим, мы считали неотложной обязанностью дело Примиана, – которого святое общество карфагенской церкви избрало во епископы стада Божия, – по письменному требованию тамошнего общества, слушать и расследовать, чтобы после основательного расследования или, как мы надеемся, оправдать невинного, или показать, и что виновный, как он того заслужил, должен быть проклят. Мы искренно желали, чтобы святое общество карфагенской церкви могло радоваться, видя себя отличившимся через епископа, прославленного как вполне святого и во всех отношениях беспорочного мужа. Ибо священник Господа на самом деле должен быть таким; он должен просить Бога за общество, если общество само за себя ничего не может сделать перед Богом. Общество и желало от священника этого ходатайства. В писании сказано: «если общество согрешило, то священник будет молиться за него, но, когда священник согрешил, кто будет молиться за него»¹³⁸? «В присутствии Святого Духа. мы, священники Бога, все вместе определили: пусть этот самый Примиан, который 1) поставлял другого епископа на туже самую кафедру, где был жив ещё прежний, 2) принял блудников в общество святых, 3) подстрекал пресвитеров к заговору, 4) велел бросить в отхожее место пресвитера Фортуната, крестившего некоторых больных, 5) отказал пресвитеру Деметрию в св. причащении, чтобы принудить его отказаться от своего сына (то есть не дать наследства своему сыну), 6) отлучил этого пресвитера, когда он радушно принял епископов, 7) дозволил толпам (циркумцеллионов) разрушать дома христиан, 8) приказал своим слугам окружить епископов и духовенство и бросать камни в них, 9) жестоко поступил с предстоятелями общества, протестовавшими против принятия в церковь клавдианистов¹³⁹, 10) думал осуждать невинное духовенство, 11) не хотел слушать нас и приказал запереть церковные двери, чтобы мы не вошли в церковь, 12) отослал назад с обидой наших депутатов, 13) завладел многими местами сначала путём насилий, потом через суд, и, наконец, виновен в других недозволенных поступках, о которых неприлично нам даже и говорить; – пусть этот Примиан будет проклят духовенством, дабы церковь Бога на будущее время не терпела от него беспокойства и не пятналась его порочностью. Апостол Павел говорит: повелеваем же вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякаго брата безчинно ходяща (2Солун. 3:6). Заботясь о святости церкви, мы сочли за спасительное средство через письменное послание увещевать всех святых епископов, всё духовенство и все общества, которые называются христианскими, прекратить всякое сношение с Примианом, как проклятым. Кто осмелится не уважить этого нашего определения потому; что Примиан не явился перед нами и осуждён заочно, тот этим поступком будет свидетельствовать о своей порочности. Угодно было Св. Духу и нам, чтобы те из епископов и духовенства, которые, не заботясь о своём спасении, в течение времени от 8-го июля до 8-го января не прекратят общения с проклятым Примианом, подверглись общему с ним приговору. Миряне же, если до будущей пасхи не отделятся от общения с Примианом, снова могут быть приняты в церковь, в случае их обращения, только уже после покаяния». Затем следуют подписи пятидесяти трёх епископов¹⁴⁰. После того епископы кабарсузского собора прибыли в Карфаген, избрали на место Примиана его врага Максимиана и посвятили его во епископы.

Почти все общества донатистов, получивши послание кабарсузского собора, разделились на дне стороны; одна стояла за Примиана, другая за Максимиана. Каждая имела своего особого епископа.

Епископы, бывшие на стороне Примиана, (24-го апреля 394 года) собрались в Багай в числе трёхсот десяти. По многочисленности епископов этот собор у донатистов называется, вселенским. Максимианистов не было на нём.¹⁴¹ Перед началом рассуждений алжирский епископ Емерит, сказал речь. Затем Примиан, взявши на себя роль судьи над максимианистами, сказал, что определение кабарсузского собора незаконно и недействительно. Епископы согласились с ним и, без всякого разбирательства дела, признали его невинным. Потом рассуждали о максимианистах, и Емерит от лица собора высказал определение о них. «Когда мы, так начал Емерит, по воле Всемогущего Бога и Его Христа, имели собор в багайском обществе (затем следуют имена епископов), угодно было Св. Духу, Который в нас присутствовал, заботиться о постоянном мире и отсекать богохульные расколы¹⁴². Мы очень желаем братского союза, мира и единения, так как написано: правда и мир облобызастася (Пс. 84:11)¹⁴³. Отравленное тело хотя долго скрывало вредные плоды змеиного семени и преступление, всосанное с молоком матери, покоящееся в матернем теле, выступает в членах ехидны с долго длящимся пламенем, однако, после наступившей боли, полученный яд не мог более оставаться скрытым; хотя и поздно, но их преступление показало миру образ публичного позора и убийства, как преждевременные роды, как и сказано: он зачал несправедливость, шёл беременный с болью и родил беззаконие. Но когда синева уже просвечивала из облака, и лес преступлений был ясно виден, когда имена их для наказания известны, – мы оставляем снисхождение и путь кротости, которые доселе господствовали, и ищем достойных наказаний для них¹⁴⁴. Волны и истины выбросили на дикую скалу тела некоторых погибших при кораблекрушении, и как однажды случилось с наказанными египтянами, так и теперь берега покрыты трупами, которым по смерти было ещё более жестокое наказание, так как они после того, как души погибли в водах мести, не получили благодеяния погребения.¹⁴⁵ Мы говорим, любезнейшие братья, о делах схизмы и не можем более умалчивать о лицах. Молния суда коснулась Максимиана, ханжи, нарушителя чести истины, врага матери Церкви, слуги Корея, Дафана и Авирона (Чис. 16:1) выбросила его из лона мира, и если разверзшаяся земля ещё не поглотила его, то она сохранила его для большего наказания на высочайшем суде, так как будучи внезапно поражён, он, через одновременное погребение, потерпел бы меньшее наказание. Но теперь он пользуется богатыми процентами своего ростовщичества, когда он мёртвым остаётся при живых. Но не один он осуждён на заслуженную смерть за его преступление¹⁴⁶. Он втянул цепью нечестия очень многих в общее с собою преступление, как написано: яд аспидов под устнами их. ихже уста клятвы и горести полна суть. Скоры ноги их пролияти кровь: сокрушение и озлобление на путех их. И пути мирнаго не познаша. Несть страха Божия пред очима их (Рим. 3:13–18). Хотя мы могли не отсекать их от нашего собственного тела, но так как полезнее отрезать ракообразную гниль распространяющейся раны, чем лечить её пластырем, то мы считаем лучшим вырезать злой нарыв, причиняющий жестокую боль, чтобы он не распространился во всех членах. Итак, мы указываем имена виновников преступления: Викториана карфабианского, Марциана суллектского, Бейяна байянского, Сальвия авзафского, Феодора узульского, Доната сабратского, Миггена елефантарийского, Претекстата ассуритского, Сильвия мембрезского, Валерия мельцитского, Фелициана муститского и Марциана петрузского, которые достойным презрения поступком до краёв наполнили нечистотами сосуд порчи, и духовенство карфагенского общества, которое своим присутствием и содействием оказало помощь этому позорному беззаконию; всех этих, по воле Бога, нами управляющего, и по справедливому приговору вселенского собора, мы проклинаем. Но тех¹⁴⁷, которые не опустошали виноградника, подобно диким свиньям, то есть которые в скромной боязни веры воздержались возлагать тому (Максимиану) руки, мы определяем возвратить к матери церкви. Возвращение невинных нас также очень радует, как наше очищение через смерть виновных». До праздника Рождества Христова все могут возвращаться к церкви без потери своего сана, но кто по лености и нерадению, промедлит, тот будит принят только после покаяния.

Некоторые из епископов, до багайского собора бывшие на стороне Максимиана, теперь перешли на сторону Примиана, а оставшиеся с Максимианом подверглись жестоким преследованиям от своих противников и ссылке. Соединившись с карфагенскими чиновниками и циркумцеллионами, примианисты разрушили церковь Максимиана, которую они называли пещерой, и разграбили его имение. На кафедры тех двенадцати епископов, которые участвовали в посвящении Максимиана, поставили новых епископов, хотя эти последние не без труда заняли свои кафедры, Сальвий мембрезский, напр., не уступал своей кафедры Реституту, посвящённому примианистами. Последний подал жалобу на Сальвия проконсулу Геродесу, пригласил адвоката Нумазия защищать его жалобу, и проконсул решил дело в его пользу.¹⁴⁸ Но так как мембрезское общество, глубоко уважая и любя Сальвия, не пускало его от себя, то Реститут снова подал жалобу проконсулу Серапнию. Сальвий спокойно явился на суд, предполагая, что его противники, как раскольники, не должны выиграть дело у светской власти. Но это предположение не оправдалось. Проконсул предложил ему или помириться с Примианом, или удалиться из Мембреза. Сальвий не согласился ни на то, ни на другое. Тогда проконсул поручил абитинцам, жителям соседнего города, выгнать Сальвия из Мембреза. Мембрезцы защищали Сальвия от абитинцев, но не могли долго сопротивляться им по их многочисленности. Абитинцы, били Сальвия, привели в свой город, повесили на его шею мёртвых собак и, при звуках позорных песен, ставили его в разного рода неприличные позы¹⁴⁹. Впрочем, через несколько времени Сальвий опять возвратился в Мембрез, где общество выстроило ему новую церковь, в которой он и служил. Теперь мембрезцы почитали Сальвия за святого.

Не так устойчивы были Фелициан из Муститы и Претекстат из Ассурита, на кафедры которых примианисты также поставили своих епископов. Фелициан и Претекстат не уступали своих кафедр епископам примианистов. Примианисты (в 394 году) жаловались на них проконсулу Геродесу. Их адвокат Тициан на суде претора говорил речь в обвинение Фелициана и Претекстата: «пресвитер Перегрин и предстоятели муститского общества, говорил Тициан, обратились ко мне с такой просьбой: когда Донат, муж достойный почётной памяти, защищал святость кафолической (?) церкви перед заблуждением вероломства, уважение к его имени и богослужению процветало и возрастало почти во всем мире (?); но когда яд известного Максимиана нарушил религиозный порядок достойный похвалы и удивления, по внушению Бога, значительное число духовенства соединилось против одного человека, или против одной заразы, которая не нравилась Высочайшему Величеству и, высказывая справедливое мнение, поодиночке, прокляло его. Это проклятие простирается и на тех, которые были соблазнены другими; но последним в течение определённого времени была предоставлена возможность покаяния и обращения к корню нашей древней религии, после обстоятельного вразумления и увещания их. Но несправедливость радуется их делу и не оставляет его если оно однажды подверглось порче. Так Максимиан питает предпринятую им дерзость и соединяется с другими в безумии. Между этими есть и известный Фелициан, который сначала шёл правым путём, потом, заряженный нечестием Максимиана, думал держать как бы в осаде здания, посвящённые Всемогущему Богу, и почтенное общество в городе Мустите. В области Ассурита Фелициану подражал Претекстат. Но когда сила твоей любви к справедливости сделала известным дело священников, ты приказал, как свидетельствуют акты, чтобы, по окончании всех раздоров, святым священникам были возвращены церкви, бывшие в распоряжении нечестивого духовенства». Проконсул определил выгнать Фелициана и Претекстата из их обществ. Но его определение не было выполнено¹⁵⁰. Спустя около двух лет примианисты жаловались на Фелициана и Претекстата проконсулу Феодору. Проконсул признал Фелициана и Претекстата виновными. Тогда они примирились с примианистами. Вопреки определению багайского собора, Фелициан и Претекстат с их обществами были приняты примианистами без предварительного покаяния¹⁵¹, вторичного крещения и лишения сана, хотя приём их происходил в присутствии многих епископов.

В преследовании рогатистов и максимианистов большое участие принимал Оптат, епископ тамугадского общества донатистов (в Нумидии). Сначала он при помощи циркумцеллионов грабил церкви и имения и мучил рогатистов, а потом, вступивши в союз с королём Мавритании Гильдоном, рассчитывавшим при помощи донатистов освободиться от вассальной зависимости от Рима, вместе с ним грабил и убивал рогатистов, максимианистов, православных, евреев и язычников, наводя ужас на всю Африку¹⁵². За близость отношений Оптата к Гильдону в Африке называли его телохранителем Гильдона, а Августин постоянно называет его гильдонистом или гильдоническим¹⁵³. В Африке все называли Оптата вором и разбойником.¹⁵⁴ Указанием на жестокости Оптата, говорит Вальх, православные всегда могли заградить уста донатистам, если бы те стали жаловаться на притеснения от православных¹⁵⁵.

Пармениан. – Сочинение Оптата «О расколе донатистов». – Законы Грациана, Феодосия, Аркадия и Гонория против донатистов. – Усиление раскола и отношение к нему блаженного Августина. – Псалом против донатистов. – Собор в Иппоне 393 года. – Письмо к Максимину. – Письма к Макробию. – Письма к Прокулеяну. – Сочинение «Против партии Доната». – Собеседование Августина с донатистами: Глорием, Елевзием, Феликсом и Грамматиком. – Собеседование с Фортунием. – Циртский епископ Петилиан и его пастырское послание. – Первая книга против Петилана. – Письмо к Гонорату. – Письмо к Криспину. – Письмо к Северину. – Письма к Генерозу. – Письма к Целеру. – Сочинение против Пармениана. – Переход некоторых из раскола в церковь и из церкви в раскол.

Сообщив сведения о различных партиях раскола, перейдём к истории борьбы церкви с расколом.

Преемником Доната Великого на епископской кафедре в Карфагене был Пармениан¹⁵⁶, уроженец Галлии или Испании, перешедший в раскол во время своего путешествия по Африке, бывший в ссылке, и при Юлиане отступнике возвращённый из ссылки. Оптат говорит, что Пармениан отличался знанием св. писания и основательностью в суждениях. Августин называет Пармениана учёным и красноречивым, Витсиус называет Пармениана постоянным защитником раскола¹⁵⁷, а донатисты из уважения к нему называли себя парменианистами.

В семидесятых годах четвёртого века Пармениан написал сочинение в защиту раскола, состоявшее из пяти отделов: а) о крещении, б) о единстве церкви, в) о предателях, г) об императорских уполномоченных – Павле и Макарии, и д) о совершении таинств грешным духовенством. На это сочинение Пармениана немедленно отвечал Оптат, епископ милевийский¹⁵⁸, получивший образование в школе языческой¹⁵⁹, но, как видно из его сочинений, отличавшийся искренним благочестием и знанием св. писания, «святой», как называет его Фульгенций¹⁶⁰. Сочинение его против Пармениана носит заглавие: «О расколе донатистов» (De schismate donatistarum). Оно состоит из семи книг, а) о предателях и сепаратистах, б) о единстве церкви, в) об императорских уполномоченных, г) о грешном духовенстве, д) о крещении, е) о предрассудках и заблуждениях донатистов, ж) разъяснения и ответы на некоторые вопросы, могущие явиться у донатиста по прочтении первых шести книг.

В первой книге своего сочинения Оптат называет донатиста своим братом¹⁶¹, относится к Пармениану весьма миролюбиво и извиняет ему некоторые несправедливые нарекания на церковь, предполагая, что он не знал, что это клевета. Он даже соглашается с Парменианом по вопросам о единстве церкви и неповторяемости крещения¹⁶², замечая, что о крещении Пармениан говорит более в пользу учения православной церкви, чем в пользу мнения донатистов. Только одно выражение Пармениана о крещении возбуждает недоумение у Оплата, именно, выражение: «греховная плоть Христа потоплена в волах Иордана» (саrmen illam (Christi) россаtricem Jordanis demersa est diluvio)¹⁶³. Из этих слов, говорит Оптат, можно выводить два заключения: или что плоть Самого Христа была грешная, или что плоть всех людей была очищена крещением Христа. Если принять последнее, то выходит, что теперь крещение людей совершенно излишне, так как Христос своим крещением уже очистил всех людей от греха. Самые слова: «потоплена в водах Иордана» (Jordanis demersa est diluvio), говорит Оптат, неприличны, так можно выражаться только о потоплении Фараона, а не о крещении Христа¹⁶⁴.

Затем, переходя к выяснению понятий о ереси и расколе, Оптат пишет: нам нет нужды рассуждать о еретиках; «здоровые не нуждаются во враче»¹⁶⁵; ни ты, ни я не еретики; мы оба содержим церковное вероучение. Соглашаясь с Парменианом в том, что еретики не могут иметь благодатных даров церкви, Оптат всё-таки называет слишком строгим такое же мнение Пармениана и о раскольниках. Твоё строгое суждение о расколе, пишет он, есть вместе приговор и о твоей партии, так как она раскольническая. Не Цецилиан, а Майорин удалился от кафедры Петра, или Киприана¹⁶⁶. Поэтому донатисты наследники раскольников. – Различие между расколом и ересью по мнению Оптата следующее: раскол в непослушании и ненависти удаляется от матери церкви¹⁶⁷; но не знает ничего нового и не делает ничего другого, кроме того, чему научился у матери. Напротив, ересь не имеет истины, оставила истинное исповедание и желает сама себя возродить. Она есть гибель, приносящая яд себе и соблазнённым. Поэтому, говорит он, только еретики имеют ложное крещение, так как они имеют противохристианское исповедание¹⁶⁸, донатисты же имеют общие с нами истинные таинства».

Пармениан оправдывал своё, отделение от церкви тем, что она терпит у себя предателей, а потому не есть истинная церковь. Крещение, совершённое в ней, есть недействительное крещение, и все, крещённые в этой церкви, должны быть снова крещены у донатистов. Чтобы опровергнуть такое мнение, Оптат излагает – очевидно малоизвестную Пармениану – историю происхождения и развития раскола донатистов. Рассказывая о соборе в Цирте¹⁶⁹ он замечает: «здесь ты, Пармениан, имеешь предателей». Говоря о посвящении во епископа Майорина, когда Цецилиан уже был посвящён, пишет: «здесь ты имеешь раскольников» и т. д. Так как и между донатистами были предатели, то остаётся одно из двух: или на всей земле нет церкви и крещения, или действительность крещения не зависит от личности крещающего. – С величайшим раздражением пишет Оптат о несправедливостях донатистов, бывших при начале раскола, относя к ним слова апостола Иоанна: не быша от нас: аще бы от нас были пребыли убо быша с нами (1Ин. 2:19). «Кто не желал остаться в союзе с братьями, говорит он, тот следовал за еретиком и являлся антихристом»¹⁷⁰. Сравнивая затем донатистов с Кореем, Дафаном и Авироном, Оптат пишет: «Бог простил братоубийцу Каина, пощадил беззаконных неневитян, но этих трёх «схизматиков» истребил. Что скажете на это вы, вы, которые, похищая имя церкви, тайно питаете схизму и бесстыдно защищаете её»¹⁷¹.

Затем Оптат оправдывает православных, доказывая невинность Цецилиана¹⁷² и Феликса¹⁷³ в предательстве и снова укоряет донатистов, припоминая их апелляции к Константину Великому и указывая в этом противоречие донатистов их принципу полного отделения церкви от государства. «Что общего имеет церковь с императором, так гласит ваше основное положение, Пармениан. Теперь слушай, как отлично вы следовали этому основному положению…»

Во второй книге Оптат указывает свойства истинной церкви. Подобно Пармениану он доказывает, что истинная церковь должна быть одна, что она может подразделяться на многие частные, местные церкви, что кроме видимой и земной церкви есть ещё церковь невидимая, духовная. Но, по мнению Пармениана, единую истинную церковь составляют не православные, а донатисты. Возражая на это, Оптат пишет: «Церковь есть только одна и святость свою получает от таинств, а не от гордости лиц, их уверенности в своей святости. Истинность и святость церкви состоит в истинности и святости её учении и таинств. При истинном учении и таинствах церковь остаётся святой и тогда, когда истинно верующие в ней составляют меньшинство сравнительно с числом всех членов её. Кафолическая церковь по мнению Пармениана не есть церковь¹⁷⁴, потому что она запятнала себя кровью святых¹⁷⁵. Оптат по этому поводу указывает Пармениану на жестокости, причинённые донатистами православным при Юлиане¹⁷⁶, на убийц из среды донатистов и заключает свою речь такими словами: «это ли общество без пятен и укоризн? Пармениан! Так-то мы говорим; что не имеем греха, так-то мы себе прельщаем, и истины несть в нас!» (1Ин. 1:8)¹⁷⁷. – Пармениан утверждал, что истинная церковь состоит только из святых, и церковь, которая терпит грешников между своими членами, перестаёт быть истинной. По мнению Оптата донатисты несправедливо так смешивают состояние церкви воинствующей с состоянием церкви торжествующей и от первой требуют такого же совершенства, какое свойственно только второй. Донатисты ускоряют для церкви осуществление той цели, к которой церковь должна только стремиться, не обращая внимания на то, может ли она на земле осуществить эту цель. «Только Бог есть совершенство, а наше дело желать, стремиться сделать своё дело совершенным. За это мы будем святы. В молитве Господней заключается прошение о прощении. Господь наказывает тех, которые самих себя считают святыми, а других презирают. Сокрушённый грешник лучше гордого праведника. Но у вас при гордости есть ещё тяжкие грехи». Последнюю мысль Оптат доказывает примерами из истории. Здесь речь Оптата довольно резкая. «Вы не боитесь Бога, вы не признаёте братьев, вы заботитесь о чести беспорочных священников! Вы думаете, что вы невинны, потому что вы не пользуетесь мечом. Порочный язык есть тоже меч. И ваши епископы пользовались мечом циркумцеллионов».

Истинная церковь, говорит далее Оптат, распространяется по всей вселенной. «Церковь есть единая голубица¹⁷⁸, избранная невеста Христа, раскол и ересь не могут быть этим, так как они находятся только в одном месте. Вы (донатисты) находитесь только в одной четверти Африки, следовательно вы не можете быть церковью. К вам не могут быть отнесены пророческие слова: дам ти языки достояние твое и одержание твое концы земли (Псал. 2:8); почему же вы, донатисты, произвольно желаете проводить границы». Если по словам девяносто пятого псалма (Псал. 95:1–3) все роды должны хвалить Бога, то, как же вы заставляете их молчать. Оптат указывает ещё несколько мест из св. писания в доказательство той мысли, что истинная церковь должна быть распространена по всему миру¹⁷⁹.

Затем Оптат перечисляет дары истинной церкви. Первый дар – есть кафедра апостола Петра. Непрерывный порядок епископов от Петра ручается за истинность той церкви, где находится его кафедра. Истинная церковь и та, которая находится в союзе и мире с римской церковью¹⁸⁰. Вы же не имеете ничего общего с римской церковью. Может ли ваш епископ Макробий сказать, что он восседает на кафедре Петра в Риме¹⁸¹; не знаю, видал ли он эту кафедру, но, как схизматик, он не имеет доступа в храм, посвящённый памяти Петра. «Вы разорвали церковь, вы нарушили мир, и вы потомки и наследники этого преступления. К вам можно отнести сказанное в первом псалме о совете нечестивых». Второй дар истинной церкви – ключ от царства небесного, полученный Петром; третий – заключённый источник¹⁸², из которого еретики ни сами не могут пить, ни других поить; четвёртый – исповедание св. Троицы¹⁸³; пятый – священство. «Дары церкви, следовательно и священство, независимы от достоинства лица». Так бывает и в крещении. Крещающийся духовно рождается исповеданием своей веры в св. Троицу. Бог бывает отцом этого рождения, церковь матерью, а крещающий, священник, ничего не даёт при духовном рождении.

В третьей книге Оптат рассуждает о деятельности императорских уполномоченных. Уполномоченные, говорит он, пришли увещевать, а не вынуждать к миру. «Вы оскорбляете таинство святого крещения, вы возмущаетесь против церкви, от которой, по слову Господа, должен исходить Его закон, против церкви, которой царь Христос и которая одна есть кафолическая церковь. Вы выбросили тайны Божии на дорогу. Поступая так, вы сами были виновны. Но особенно я жалуюсь на главного виновника вашего, Доната». Здесь Оптат в сильных выражениях изображает гордость и тщеславие Доната Великого, его дерзкое отношение к императорским уполномоченным и протест против государства. Христиане, говорит он, должны не порицать свою гражданскую власть, а просить у ней милости¹⁸⁴. «Не государство в церкви, а церковь в государстве. Ливан в Песни Песней есть римское государство, из которого выходит невеста Христа. Государство, следовательно, имеет право управлять церковью». Затем Оптат переходит к описанию поступков Доната багайского и циркумцеллионов¹⁸⁵. «Вы говорите, пишет он, Макарий пришёл с солдатами. Но не вы ли звали их на помощь против циркумцеллионов? За что вы поносите церковь, которая не посылала тех солдат»? По мнению Оптата, уполномоченные были правы, преследуя донатистов, «Судья поступает справедливо, если наказывает разбойников за преступление». Здесь Оптат изображает злодеяния циркумцеллионов. Потом он сравнивает Макария с Моисеем, повелевшим сынам Левииным избить до трёх тысяч евреев, поклонившихся золотому тельцу (Исх. 32:28), – с Финеесом, умертвившим блудника и мадианитянку (Чис. 25:8), – с пророком Илиею, избившим жрецов Ваала (3Цар. 18)¹⁸⁶. «Быть раскольником, говорит он, такой же великий грех, как и те грехи, которые были наказаны людьми Божиими. Поэтому с одной стороны Макарий не был кровавым гонителем христиан; он имел намерение приводить к единству Христа отступников, с другой – вы не имеете права называть ваших мучениками, так как им и вам не достаёт любви, украшающей мучеников¹⁸⁷. Вы только пожали свой посев, посев отделения. Церковь, дом Божий, имеет заключённые врата и крепко хранит своих детей мира в своей деснице. А вы – открытая стена, низвергнутая бурей». Наконец, Оптат говорит об истреблении донатистов, как деле желательном, и оправдывает строгие меры против раскола¹⁸⁸, так как донатисты ложные пророки, соблазняющие и обманывающие народ Божий¹⁸⁹. Они говорили православным: «не смотрите назад, как жена Лота, спасайте свои души, делайтесь христианами»¹⁹⁰. Оптат отвечает на это: «мы спасены кровью Христа. Христос снова не продаёт того, кого однажды выкупил дорогой ценой. Или души должны быть спасены вами? Разве есть ещё другой спаситель? Разве придёт ещё другой, которого предсказали пророки? Разве Гавриил будет благовествовать другой Марии? Разве снова дева будет рождать? Ты (Пармениан) называешь язычником того, кто обратился к Богу, кого вы крестили во имя Христа, и кто потом обратился к церкви. Если христианин па́дает, то он грешник, а не язычник».

В четвёртой книге Оптат говорит, как нужно смотреть на грешного священника. «Об этом нам рассуждать нельзя, говорит Оптат; Бог может решить, кто из нас грешник. Бог сказал грешнику: вскую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими (Псал. 49:16). Эти слова Он обращает не к воинам, не к купцам, не к корабельщикам и не к нам, хранящим церковное единение, а к вам». «Вы пятнаете таинство крещения, вы порочите священников Божиих, вы питаете ненависть к вашим братьям. Вы читаете божественное писание, но не исполняете его»¹⁹¹. Вы называете православное духовенство нечестивым, а между тем сами имеете тяжкие грехи. Не отсутствие ли тут любви, когда ваши епископы запрещают вам приветствовать православных целованием. Как же ты, Пармениан, после этого говоришь, что служение грешного священника недействительно. «Вы основываетесь на словах псалма: елей же грешнаго да не намастит главы моея¹⁹² (Пс. 140:5), и на словах пророка Исаии: беззаконник же жряй ми тельца, яко убиваяй пса, и приносяй семидал яко кровь свиную: деяй ливан в память, аки хульник (Ис. 66:3). Но выполнение этих слов может быть предметом только желания церкви, а не правилом. Притом же, слова о помазании относятся собственно к Сыну Божию, Который действительно был помазан не грешником, а своим Отцом. И слова пророка Иеремии о безводных источниках (Иер. 2:13)¹⁹³ изображают не грешных священников, как думаете вы, а идолов. Если вы отвергаете действительность наших таинств, считая наших священников нечестивыми, то вы должны отвергать и свои таинства, так как и ваши священники грешны.

В пятой книге Оптат доказывает незаконность обычая донатистов перекрещивать православных. Он соглашается с Парменианом, что крещение должно быть одно, как один был потоп и одно обрезание¹⁹⁴, но не признаёт Парменианова различия между истинным и ложным крещением. «Есть только одно крещение, говорит он, и оно не зависит ни от места, ни от лица, но от Троицы. Так как Христос есть истина, то и вода крещения есть вода истины, а не лжи, как утверждаешь ты. Твоё различие между истинным и ложным крещением может иметь место, когда вопрос идёт о крещении патрицассиан. Мы (православные и донатисты) имеем одно крещение, так как мы имеем одну общую церковную дисциплину, одно св. писание, одну веру, одни таинства и одну благодать таинств». Но Пармениан говорил, что Троица при крещении только тогда сообщает благодать, когда оно совершается у донатистов¹⁹⁵. В виду этого Оптат саркастически спрашивает: как же троица могла сотворить мир без помощи донатистов? И продолжает серьёзно: «не человек, а Триединый Бог даёт крещение». Крещение во имя Триединого Бога нельзя совершать другой раз. «Кто однажды очистился, тот не нуждается во вторичном омовении. Поэтому крещение, однажды совершенное над человеком, достаточно навсегда. Поэтому мы и не крестим тех, которые крещены вами». Един Господь, едина вера, едино крещение (Ефес. 4:5). Разбирая самый акт совершения таинства, Оптат говорит¹⁹⁶: в совершении крещения принимают участие: Троица, верующий и крещающий. Первые два деятеля неизменны, а третий подвержен изменчивости, и его личные нравственные свойства не имеют влияния на действительность таинства. «Таинства святы сами по себе, а не через людей». При акте совершения таинства возрождение человека производит Дух Святой. В доказательство того, что сам Господь даёт силу таинству, Оптат ссылается на свидетельство св. писания (Ин. 1:33; 3:27. Матф. 28:19). В доказательство неповторяемости крещения Оптат указывает на то, что крещённые Иоанном не были вторично крещены¹⁹⁷. Донатисты доказывая недействительность крещения церкви, говорили: «кто и как может дать что либо, сам не имея ничего»¹⁹⁸? Как может неверующий или мёртвый сообщить кому-либо благодать таинства? Неужели, восклицает Оптат, «даёт человек, так как Бог не даёт! и затем припоминает как ап. Павел радовался, что он никого не крестил», боясь, «дабы кто не сказал, что он крестился в его имя». Донатисты полемизировали ещё так: дар крещения есть дар дающего, а не получающего¹⁹⁹. Неужели, возражает Оптат, «когда мы крестим язычника, который сердечно желает (крещения), то ему нет пользы, а когда вы крестите кого-либо из христиан, который вовсе не желает быть, крещённым, то ваша святость восполняет отсутствие желания». «Один Бог сообщает благодать. Павел не называет себя Господом, а слугой». Дальше Оптат приводит ещё более ясные примеры в опровержение донатистов. Когда женщина просила Христа исцелить её бесноватую дочь²⁰⁰, Господь сказал: велия вера твоя: буди тебе якоже хощеши (Матф. 15:28). Если сам Господь не указал на себя, а на веру жены, то совершитель крещения вовсе не имеет права указывать на своё значение при крещении. Кровоточивая жена веровала, что от одного только прикосновения к одежде Спасителя получит исцеление и, по слову Господа, действительно, получила по вере своей (Матф. 9:20–22).

В шестой книге Оптат обличает донатистов за их предрассудки и жестокости, обнаруженные ими при Юлиане. Донатисты мыли и скоблили стены, полы и различные принадлежности тех церквей, которые они отнимали у православных. Оптат восклицает по этому поводу: «скажи мне, Пармениан, что вам сделало место, что вам сделали стены, за что они должны были переносить это? Или за то, что там Бог призывался, Христос прославлялся. Святой Дух призывался? Или за то, что в ваше отсутствие там читались пророки и св. евангелие»? Если бы вы вспомнили, какую благодать получили в церкви, вы не открыли бы уст порицать её, стыдились бы поднять ногу, чтобы оставить её, не стали бы выносить алтари из церквей, не разрушали бы церквей, считая их осквернёнными²⁰¹. Дев, посвятивших себя на служение Богу, вы заставляли или снова произносить обет девства, или вступать в брак, или, наконец, насиловали их²⁰². Вы выкапывали тела православных, не желая, чтобы они лежали вместе с телами ваших покойников на одном кладбище²⁰³; но ведь вы не можете отделить душ ваших покойников, которые у Бога в одном месте с душами православных²⁰⁴. В заключение Оптат изображает коварство донатистов, с каким они пропагандировали раскол между православными, желая изменить овец в волков, кротких в яростных, миролюбивых в сварливых, скромных в бесстыдных, верных в неверных, православных в раскольников. Среди всего этого, говорит Оптат, открывается одна общая скорбь: пленные ловят свободных, мёртвые убивают живых.

Седьмая книга сочинения Оптата составляет как бы объяснительное прибавление к шестой книге и написана гораздо позднее первых – в восьмидесятых годах четвёртого века²⁰⁵. В шестой книге Оптат, между прочим, называет донатистов «детьми предателей». Но донатисты могли спросить православных: «если мы дети предателей, то для чего же вы приглашаете нас в свою церковь»? Оптат отвечает на это: «мы зовём вас потому, что неприятно Богу если братья отделяются от братьев»²⁰⁶. Церковь снова приняла в своё общество тех предателей, которые не по своему желанию, а по принуждению сделались предателями. Они были вынуждены выдать св. книги. Примеры подобного предательства были и в ветхом завете. Израильтяне выдали в руки врагов ковчег завета (1Цар. 4:11); пророк Варух выдал список речей пророка Иеремии царю Иоакиму, а последний велел сжечь их (Иер. 36:20–23). Из этих примеров мы видим, что закон Божий написан не на свитке, а в сердцах людей. Притом же, если мы принимали в свою церковь уже ваших отцов, то тем более можем принимать вас, так как вы то и не предатели. «Итак, если мы не осуждаем вас, а желаем принять Вас, то и вы не осуждайте нас». Далее, объясняя притчу о пшенице и плевелах²⁰⁷, Оптат видит в ней образ церкви. «Поле, говорит Оптат, есть вся вселенная, на которой церковь; Христос есть сеятель, Который даёт заповеди для спасения. Сатана во тьме сеет грехи, противные заповедям Христа, от чего на одном поле являются различные произрастения. Одно поле Господа, но, по воле единого Бога, два сеятеля». Тоже видим и в церкви. «Господь есть земля, доброе семя и орошение. Это орошение есть крещение. Если нечестивые произросли с нами на одном и том же поле, напитаны одним общим крещением, то мы не смеем, по заповеди Господа, отделять их ради пшеницы. Это сделает Господь в день суда. Человек не может самовольно присвоять себе суда Божия. Любовь покрывает множество грехов. Апостол Пётр впал в тяжкий грех; он лично знал Господа и однако отрёкся от Него, и всё-таки Господь снова принял его и дал ему ключи царства небесного. Недействительность крещения православной церкви донатисты доказывали, между прочим, словами Екклесиаста: мухи умершие згнояют елея сладость (Еккл. 10:1). Оптат говорит на это: сначала нужно доказать, что православные, действительно, мёртвые мухи, а потом доказывает, что елей получает свою святость или сладость от Христа. «Теперь, если мы принимаем ваше крещение за действительное, то мы не портим того, что само по себе хорошо; но если вы отвергаете наше крещение, как недействительное, то не вы ли мёртвые мухи, которые портят хорошее масло»?

На помощь церкви в её борьбе с расколом в последнее двадцатипятилетие IV века выступает и государство. Эдиктом 375 года император Грациан приказал отнять у донатистов все церкви и передать их православным²⁰⁸. Лишившись церквей, донатисты устраивали свои молитвенные собрания в больших домах. По этому поводу, Грациан, в 377 году, на имя наместника Африки, Флавиана издал против донатистов новый эдикт: «мы проклинаем, говорилось в эдикте, заблуждение тех, которые, вопреки апостольским предписаниям, христианские таинства как бы разделяют на составные части; вторым крещением они не очищаются, а оскорбляют таинство, называя его повторение баней водною. Твоя власть пусть прикажет им оставить это жалкое суеверие, после того как они возвратили православным церкви, которые они имели будучи уже врагами веры. Пусть они следуют постановлениям тех, которые сохраняют апостольскую веру без изменения крещения. Мы не желаем предписывать что-либо новое, а только желаем сохранить веру евангелии, апостолов и неповреждённое предание, как это определено божественным законом наших предков: Константина, Констанса и Валентиниана. Но очень многие, будучи изгнаны из церквей, вопреки законам, осмеливаются постоянно собираться в больших домах или поместьях; эти последние должно конфисковать, если они служили им как бы церквами (si piaculari doctrinae sécréta praebuerint). Этим законом не обессиливается наше прежнее определение, сообщённое Нитенцию»²⁰⁹. Флавиан, при выполнении этого эдикта, некоторых донатистов казнил, но вообще относился к донатистам довольно снисходительно, так что они удержали за собой церкви²¹⁰.

Императоры Феодосий и Аркадий в 392 году издали следующий эдикт против еретиков и вместе против донатистов: «определяем штрафовать десятью фунтами золота тех еретиков, о которых известно, что они рукополагают в иерархические степени или сами принимают рукоположение, конфисковать места где они осмеливаются совершать запрещённое, противное повелению Господа. Если хозяин дома ничего не знает о том, мы повелеваем, чтобы жилец места, если он свободный, платил в нашу государственную казну десять фунтов золота, а если невольник и, по причине своей бедности и несостоятельности, не боится такого штрафа, то его наказать плетьми и сослать. Далее мы точно определяем: если в деревне есть частное или общественное здание, и жилец или заведующий этим зданием дозволил в нём иметь собрание, он тоже будет оштрафован десятью фунтами золота. Наконец мы определяем, что те, о которых теперь уже известно, что они члены этих тайных собраний и присваивают себе имена клириков, каждый за себя будут платить по десяти фунтов золота»²¹¹.

Насилия и жестокости динатистского епископа Тамугады, Оптата, побудили императора Гонория в 398 году издать следующий закон: «кто принадлежит к богохульникам, которые врываются в православные церкви и не щадят священников, клириков, даже самого богослужения и церковного здания, о том доводить до нашего сведения и указывать имена достоверно известных виновников этих оскорблений. Если преступление произведено целой толпой, то можно узнать имена не всех, а только некоторых, а через этих известных имена и других. Наместник провинции пусть знает, что изобличённых или признавшихся в преступлении против священников, против святых мест и богослужения, должно наказывать смертью. Наместник не должен ждать, пока епископ потребует от него удовлетворения за причинённую ему обиду, так как святости епископа приличествует только слава прощения. Но всем не только дозволено, но и похвально наказывать за оскорбления, причинённые священникам, как за государственные преступления; это составляет заслугу. Но если нечестивая толпа не может быть арестована ни высшей гражданской властью, ни земскими чинами и владетелями места, в случае если она будет защищаться оружием или своим притоном (то есть неприступностью места), то африканские судьи, на основании законов, могут требовать от генерала африки защиты вооружённой силой, чтобы виновные не оставались без наказаний за такое преступление».²¹²

Не смотря на законы, издаваемые государственной властью против донатистов, раскол усиливался. В конце четвёртого века африканская церковь представляла печальную картину. Можно было думать, что в начале нового столетия в Африке все православные перейдут в раскол. В расколе было более четырёхсот епископов, а в православной церкви чувствовался большой недостаток даже в низшем клире, не говоря уже о епископах. «Многие церкви, говорил карфагенский епископ Аврелий на карфагенском соборе 401 года, до того пусты, что не имеют ни одного, хотя бы малограмотного диакона. Что же касается других, высших степеней и чинов церковных, то об них лучше молчать»²¹³; недостаток в кандидатах на эти должности должен быть понятен сам собою. Раскол вносил разделение и в недра семейной жизни. Бл. Августин писал донатистскому епископу в Иппоне, Прокулеяну: «что за печальный раздор господствует в христианских домах и христианских семействах: мужья и жены имеют одно общее ложе и делятся у алтаря Христа! Дети с своими родителями живут в одном доме и не имеют одного дома Божия; они желают вступить в своё наследство и ссорятся за наследство Христа. Рабы и господа делят общего Владыку, принявшего рабский образ, чтобы служить всем. Что сделал нам Христос, что мы разделяем Его членов»²¹⁴. В самом Иппоне, месте пастырского служения Августина, православные составляли незначительное меньшинство сравнительно с донатистами, и последние нередко причиняли притеснения и жестокости православным. Епископ донатистов в Иппоне, Фавстин однажды запретил своему обществу печь хлеб для продажи православным, и последние терпели голод²¹⁵. «Каждый день, говорил Августин, обращаясь к донатистам, мы терпим невероятные жестокости от ваших клириков и циркумцеллионов, гораздо худшие, чем от разбойников и грабителей²¹⁶. Мы находимся со всех сторон в руках разбойников и в зубах волков. Чего вы желаете от нас, что вы ищете в нас»²¹⁷. В виду этих обстоятельств, бл. Августин глубоко скорбел о существовании раскола в африканской церкви. «Ваша любовь, говорил он в одной речи к народу, знает, какую печаль причиняет мне это дело. Не говорю, что недостаточно если я буду плакать целый день, мало будет, если я сам обращусь в слёзы и сделаюсь слезами»²¹⁸. И действительно, по свидетельству Поссидия, Августин не щадил ни своих сил, ни даже самой жизни в борьбе с расколом²¹⁹. Борьбу с расколом Августин начал ещё в сане пресвитера, произнося проповеди, направленные к опровержению раскола. Как влияли его проповеди на донатистов, это видно из того, что донатисты называли его: соблазнителем, обманщиком, волком, которого должно умертвить для сбережения стада²²⁰.

Донатисты обращались с пропагандой по преимуществу к необразованным членам православной церкви, представляя им искажённо историю происхождения раскола. В виду этого Августин, в первое время своей борьбы с расколом, в 393 году, написал популярное опровержение основных начал донатизма, под заглавием: «Псалом против партии Доната», или иначе абецедариум, так как сочинение было написано стихами, строфы которых расположены в порядке букв латинского алфавита. Такая форма дана была псалму для того, чтобы алфавитный порядок строф облегчил усвоение его для простого народа, который мог петь его. Желание употреблять в псалме слова только понятные для простого народа было причиной того, что метр стиха не везде правилен и одинаков²²¹.

Августин признаёт в этом псалме, что православная церковь имеет между своими членами изобилие грешников (abundantia peccatorum); но, говорит он, настоящая церковь – невод, настоящее время – море (Матф. 13:47), будущий суд – берег: тогда будет время отделения. Сосуды, наполненные хорошей рыбой, церковь небесная²²². Недостойных членов, а в том числе и недостойных членов духовенства, по мнению Августина, до́лжно исключать из церковного общества только в таком случае, если это исключение не нарушит общего мира церкви; если же исключение влечёт за собой церковное разделение, то грешников до́лжно терпеть к церкви. Недостойные члены, говорит Августин, не вредны нам, мы можем исключить их из нашего сердца. Эту мысль Августин подтверждает примерами из св. писания: упоминает о мужах, которые воздыхают о грехах и мерзостях некоторых членов церкви, но ради этих грешников не отделяются от церкви (Иез. 9 гл.); о царях и прочих верующих ветхозаветной церкви, которые тоже не отделялись от неё ради грешных членов её. Сам Господь и Его ученики оставались в общении с иудеями. По вопросу об отношениях церкви к государству Августин утверждает, что слово Божие дозволило церкви принимать дары от царей земных (Псал. 71:10). Действительность крещения, говорит Августин, зависит от совершения его во имя св. Троицы и от веры крещаемого во Христа²²³, а не от святости крещающего. В донатистском обществе есть много недостойных членов, каковы циркумцеллионы²²⁴, есть много и недостойных священников, а между тем донатисты не крестят вторично тех из своих, которые были крещены недостойными священниками.

Одновременно с псалмом Августин написал небольшое сочинение против сочинения Доната Великого о крещении. Но, как сочинение Доната, так и полемическое сочинение Августина до нас не дошли²²⁵.

В том же 393 году, когда Августин написал два сочинения против раскола, на иппонском соборе поднят был вопрос о допущении к должностям клириков донатистов, перешедших в церковь, и было постановлено следующее: «угодно было нам, как было определено и на прежних соборах, чтобы донатисты были принимаемы в церковь только простыми мирянами, а не в духовном сане. Ради спасения, которого никто не должен быть лишён, нужно этого твёрдо держаться, как нам предано (т. е. несмотря на то, что церковь, при большом недостатке в кандидатах на духовные должности, должна многие вакансии оставить незамещёнными). Но означенному правилу не подлежат те, о которых будет известно, что они не перекрещивали или которые желают перейти к православному обществу с своими обществами. Ибо так написано: когда два христианина вместе будут просить чего-либо, то они должны получить (Матф. 18:19). Мы не смеем сомневаться, что по устранении соблазнительного раскола, спасительным действием испрошенного мира и жертвою любви во всём народе будет уничтожено то, что они сделали повторением крещения. Но это правило должно быт утверждено тогда, когда и находящиеся за морем церкви согласятся с ним»²²⁶. «Угодно было нам спросить наших братьев и священников Сириция и Амвросия о том: заблуждение родителей не препятствует ли детям донатистов, крещённым в расколе не по своей воле, быть служителями святого алтаря, когда они по спасительному намерению обратились к церкви»? Находящиеся за морем церкви согласились с правилом, и Сириций и Амвросий нашли возможным крещёных в расколе не по своей воле поставлять служителями алтаря. Такое миролюбивое отношение собора к донатистам объясняется, с одной стороны, желанием смягчить послабить фанатическое отчуждение донатистов от православной церкви, с другой, желанием пополнить недостаток клириков в православной церкви клириками донатистов.

В то время, когда церковь таким образом старалась пополнить недостаток в клириках, Августин услышал, что православный иподиакон местечка Мутигены, Рустициан, человек позорной жизни, перешёл в раскол. Желая проверить этот слух, Августин сам отправился в Мутигену и от родителей Рустиниана узнал, что их сын, действительно, перешёл в раскол и перекрещён донатистским епископом Риниты (местечка, находящегося близ Иппона), Максимином. По этому поводу Августин написал Максимину письмо²²⁷, в начале которого выражает сомнение, чтобы Максимин решился на такой страшный поступок, как перекрещивание. «Я сам, писал Августин, слышал от родителей Рустициана, что он перекрещен и уже снова поставлен во диакона, но я имею такое хорошее мнение о тебе, что доселе не верю, чтобы ты совершил перекрещивание. Поэтому заклинаю тебя, возлюбленный брат, Божеством и человечеством Господа нашего Иисуса Христа, удостой ответить, что сделано». Затем, доказывая противозаконность перекрещивания, Августин предлагает Максимину в письме или в личном собеседовании указать основания, по которым он осмеливается совершать перекрещивание. «Я боюсь, что когда молчу, и дело остаётся неизвестным, вы можете перекрестить ещё других. Сколько Господь дал мне силы и способности, я желаю вести это дело так, чтобы через нашу братскую беседу все, которые будут при ней, узнали, чем отличается православная церковь от еретиков и раскольников и как надёжно она охраняется от порчи или от отрезанных ветвей». Затем Августин убедительно просит Максимина согласиться на то, чтобы записи их собеседований были прочитаны народу. Если же ты не согласишься на собеседование; то я объявлю народу о твоём отказе. Мы не думаем просить светскую власть против вас, равно как и вас просим усмирить циркумцеллионов. Мы будем рассуждать спокойно, на основании св. писания. Таким путём мы, при помощи Божией, достигнем уничтожения раскола в Африке. Максимин не отвечал на письмо Августина.

В тоже время Августин вёл переписку с двумя донатистским епископами Иппона, Макробием и Прокулеяном, из коих первый, как видно из писем Августина, отличался влиянием и рассудительностью, а последний добротой характера. С Макробием Августин начал переписку по поводу того же дела Рустициана и писал ему два письма²²⁸. На первое из них Макробий отвечал²²⁹, что сначала он не хотел принимать письмо Августина, но потом, прочитав его, отвечает словами: «я должен принять тех, которые идут ко мне, и дать им веру, которой они требуют». Немедленно по получении ответа, Августин писал второе письмо «к возлюбленному о Господе брату Макробию». В этом письме Августин просит Макробия следовать древнейшему церковному преданию и обстоятельно познакомиться с делом Фелициана, из которого он увидит, что Примиан на законном основании не крестил вторично Фелициана. Здесь Августин подробно говорит о максимианском расколе и о смешении в церкви терния с пшеницей. «Как горько, что овцы, за которых пролита кровь единого Агнца, отделились; как прискорбно, что они, имея всё общее, делятся у алтаря Бога! Единство исчезло, и мы должны государственными законами защищаться от насилий. Единство исчезло, и против обладателей благодати поднимается высокомерие черни; беглые рабы, вопреки апостольскому правилу, грозят своим господам, от которых они убежали, и даже опустошают их владения. Исчезло единство, и все бегущие от нашей дисциплины бегут к вам и требуют от вас вторичного крещения». Такое состояние церкви сильно огорчало Августина, и он убедительно просит Макробия присоединиться к церкви, чтобы они были связаны взаимной любовью. «Научимся понимать ковчег Ноев, который есть образ церкви, и войдём в него вместе, как чистые животные, не будем упорствовать в том, чтобы не было там с нами до конца потопа нечистых животных. В ковчеге они были вместе, но Ной не принёс в жертву Богу нечистых животных. Только ворон улетел из ковчега и преждевременно отделился от общества ковчега; но он был из двух нечистых, а не от семи чистых. Поэтому будем же презирать разъединение этого деления». Далее из этого письма видно, что Макробий был ещё молодым человеком, но пользовался большим уважением от донатистов и, при своём вступлении в управление епархией, был сопровождаем циркумцеллионами с громким пением и шумом. Этот беспорядок не понравился Макробию, и он в ближайший день говорил обличительную проповедь против беспорядка. Циркумцеллионы сильно оскорбились этим и оставили собрание.

Другой епископ Иппона Прокулеян сам изъявил желание иметь беседу с Августином. Дело было так. Один православный мирянин, Эводий, однажды встретившись в одном доме с Прокулеяном, завёл с ним разговор. Сначала речь шла о заслугах Христа для человечества. Потом они перешли к вопросу о церкви, и Эводий, отличавшийся горячностью, оскорбил кроткого Прокулеяна. По поводу этого последний высказал желание иметь собеседование с Августином, в присутствии некоторых «добрых мужей». Августин немедленно написал Прокулеяну, что он согласен вступить с ним в беседу и право выбора посредника при рассуждениях предоставляет ему. Но при этом, скорбя о церковном разделении в Африке. Августин, между прочим, слагал вину в этом на донатистов²³⁰. Прокулеян оскорбился этим письмом и не ответил Августину. Последний вторично писал ему. Прокулеян не ответил и на это письмо и велел передать Августину, что дальше он и не будет принимать его писем. Не смотря на такой отказ, Августин ещё раз писал Прокулеяну через одного знатного и близкого к нему мужа, Евсевия²³¹, сожалея о том, что он не согласился беседовать

В 397 г. Августин написал два сочинения: «о христианской борьбе»²³² и «Против партий Доната». В XXIX главе первого сочинения Августин касается раскола донатистов и доказывает, что донатисты не имели достаточных оснований отделяться от церкви, так как у них самих много

внутренних расколов. Во втором сочинении, не дошедшем до нас, Августин доказывал²³³, что преследовать раскольников государственной властью и насильственно присоединять их к церкви несправедливо и богопротивно.

Помимо литературной полемики против донатистов, Августин в данное время имел не раз случай вступать с ними и в устные прения. Так в это время, в одном городе, не вдалеке от Иппона, он имел собеседование с четырьмя донатистами: Глорием, Елевзием, Феликсом и Грамматиком²³⁴. Рассуждения длились два дня и имели миролюбивый характер, хотя и не привели к каким-либо важным результатам, так как донатисты ссылались на подложные акты о происхождении раскола и не верили подлинности тех актов, на которые указывал Августин. В письме к Глорию, после беседы, Августин называет его своим братом о Христе и говорит, что он нашёл его и его товарищей по собеседованию людьми благомыслящими и желающими узнать истину. Далее Августин рассказывает в письме историю раскола донатистов, разоблачая ложь и клевету первых виновников его. Потом говорит о необходимости терпеть грешников в церкви, доказывая эту мысль примерами патриархов, царей, пророков, Самого Иисуса Христа и Его апостолов, оказывавших большую снисходительность к грешникам.

Вскоре после собеседования с Глорием и его товарищами Августин отправился в Цирту, для посвящения новоизбранного епископа Фортуната. На пути он имел собеседование с донатистским епископом города Тубурзика, Фортунием, о котором ещё прежде слышал от Глория и его товарищей, что это епископ замечательный, что он имеет хорошее мнение о нём – Августине и желал бы с ним лично говорить по-братски. Прибывши в Тубурзик, Августин предложил Фортунию вступить с ним в беседу и получив согласие, как младший епископ сравнительно с Фортунием, сам отправился к нему. К месту собеседований со всего города стеклось множество народа из любопытства послушать спор двух епископов. Августин предложил Фортунию избрать песцов, которые записывали бы их прения, и Фортуний, после некоторого колебания, согласился на это. Эта запись прений, однако не состоялась. Избраны были одни писцы, но они отказались, потом избраны были другие, но и эти, начавши записи, вскоре прекратили их, по причине шума собравшейся толпы. Народ неоднократно просили наблюдать тишину, но просьбы были напрасны. Впрочем, не смотря на шум, собеседование продолжалось. В начале разговора Фортуний в самых лестных выражениях говорил о заслугах и достоинствах Августина и вместе выразил сожаление о том, что Августин не принадлежит «церкви». Это дало повод Августину спросить Фортуния о том, где истинная церковь – у православных или донатистов. Когда Фортуний сказал, что его общество простирается по всей земле, Августин заметил на это, что Фортуний не посылал «общительных грамот» (litteras communicatorias) ко всем христианским обществам. Когда Фортуний в доказательство того, что его церковь истинная, указал на преследования, которым подвергались донатисты, Августин сказал: по словам Господа, истинная церковь та, которая гонится за правду (Матф. 5:10), но донатисты отделились от церкви. Когда Фортуний упрекал православную церковь тем, что она терпит у себя предателей, Августин указал Фортунию на церковь европейскую, в которой не было предателей, и спросил, почему же Фортуний не находится в общении с ней? Последний отвечал, что и европейская церковь, со времени преследования донатистов при Макарии, перестала быть истинною. Чтобы доказать, что донатисты находятся в общении с восточною церковью, Фортуний прочитал письмо к донатистам от сардикийского собора; но этим скорей унизил свою церковь, так как письмо это было писано арианами. Потом Фортуний снова завёл речь о преследованиях и когда он настаивал на мысли, что преследуемый всегда праведник, Августин спросил его, считает ли он праведником Амвросия, епископа Медиоланского? Фортуний отвечал: нет; Амвросий был крещён не донатистами. Тогда Августин рассказал ему, как однажды воины окружили церковь Амвросия и потом указал на максимианистов, которых донатисты преследовали. Фортуний ничего не мог ответить на это и потребовал св. писанием доказать то, что праведнику дозволяется проливать кровь. Августин привёл примеры из ветхого завета. Фортуний заметил, что эти факты не могут быть примерами для новозаветной церкви. Потом Августин завёл речь о том, что грешники должны быть терпимы в церкви с праведниками, и указал на Иуду, который был при тайной вечери. Фортуний сказал, что этот пример не относится к делу, так как тайная вечеря была совершена прежде смерти Христа, когда апостолы ещё не были крещены крещением Христа. Августин сказал: апостолы не могли бы вкусить тайной вечери, если бы не были крещены (Ин. 4:1). Фортуний сознался в своей ошибке испросил Августина, что он сказал бы о том, если бы открылись новые гонения на донатистов. Августин отвечал, что он протестовал бы против всякого насилия и гонения, но не отделился бы от церкви, и рассказал, как карфагенский епископ, Генетль, протестовал против насилий, причиняемых донатистам. Все бывшие в собрании хвалили Генетля. Потом Августин спросил Фортуния: неужели донатисты перекрестили бы и этого замечательного мужа, если бы он перешёл к ним? Фортуний отвечал: конечно, по обыкновению: но при этом со скорбью заметил, что он лично не согласился бы на перекрещивание Генетля. Всё собрание засвидетельствовало, что Фортуний, действительно, не одобрял насилий донатистов, а тем более сам не производил их, за что пользуется большим уважением в городе. Затем оба епископа согласились более не говорить о насилиях, и Августин предложил Фортунию говорить о происхождении раскола и избрать обоим им по десяти товарищей, которые участвовали бы вместе с ними в рассуждениях. Фортуний согласился. Вскоре потом рассуждения прекратились. На другой день Фортуний сам пришёл к Августину для собеседований, но Августину нужно было отправиться в Цирту для посвящения епископа и рассуждений с другими сектантами, учредившими у себя особое новое крещение. Дружески простившись с Фортунием, Августин отправился в Цирту.

Впоследствии Августин с радостью вспоминал о собеседовании с Фортунием и высказывал желание снова беседовать с ним²³⁵. А чтобы народ не помешал им рассуждать, Августин предлагал беседовать в Тициане или другом каком-либо месте, где не было бы ни православных ни донатистов. Согласился ли Фортуний на это собеседование, неизвестно.

Когда Августин начал энергично бороться с расколом, на защиту его выступил Петилиан, епископ Цирты. До обращения в христианство Петилиан был адвокатом. Когда он был только оглашён в православной церкви, донатисты насилием совратили его в раскол. Августин говорит: «партия Доната употребила силу, когда он не хотел; преследовала его, когда он бежал; отыскивала, когда он желал скрыться; схватила запуганного; крестила бегущего и посвятила его против его воли»²³⁶. Не смотря на все эти, Петилиан был одним из самых фанатичных защитников раскола, за что от донатистов получил название «святого»²³⁷. Августин называет Петилиана умным и красноречивым писателем. Сам Петилиан был так уверен в своих достоинствах, что называл себя «параклитом»²³⁸. При вступлении в управление циртской епархией, Петилиан написал к духовенству пастырское послание, которое было вместе весьма резким полемическим сочинением против православной церкви. Когда Августин был в Цирте, Алипий, друг Августина, и Фортунат, православный епископ Цирты, доставили Августину часть послания Петилиана, которое донатисты тщательно скрывали²³⁹. Августин в 398 году написал опровержение на полученную часть послания. Все старания Августина и его приближённых достать остальную часть послания теперь были напрасны²⁴⁰; он получил её после.

Донатисты высоко ценили послание Петилиана и многие места из него заучивали наизусть²⁴¹. Вот главные места из него: «Православные укоряют нас, что мы перекрещенцы, но они греховной водной баней, которую называют крещением, оскверняют свои души. Всё дело зависит от совести и душевного состояния крещающего, который должен чисто омывать совесть крещаемого, и кто получает веру от неверующего, тот на самом деле поучает не веру, а грех. Каждое дело имеет связь, с своим началом и своим корнем, и если глава его ничего не имеет, то дело не имеет цены, что произрастает из плохого семени, то не достигает зрелости. Поэтому, какое заблуждение утверждать, что обременённый пороками может сделать другого невинным! Всё это доказывается местами из Евангелия Матфея: от плод их познаете их: егда обемлют от терния грозды, или от репия смоквы; тако всяко древо доброе плоды добры творит: а злое древо плоды злы творит. Не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити (Матф. 7:16–18). Благий человек от благаго сокровища износит благая: и лукавый человек от лукавого сокровища износит лукавая (Матф. 12:35) Крестившемуся от мёртвого крещение не приносит пользы. Но предатель должен считаться мёртвым. Тот мёртв, который не возродился истинным крещением, равно как мёртв и тот, который хотя возродился истинным крещением, но живёт в общении с предателем, потому что оба не имеют жизни крещения, ни тот, который никогда не имел, ни тот, который имел, но потерял». Обращаясь к преследованиям, Петилиан говорит: «ты, безбожный предатель, сделался для нас, соблюдающих закон, гонителем и убийцей». В этих гонениях Петилиан видит исполнение слов Спасителя о гонениях на пророков и книжников (Матф. 23:34). Православные, указывая на отношения донатистов к максимианистам, упрекали их в непоследовательности. Петилиан говорит по этому поводу: это (то есть приём максимианистов без предварительного покаяния) нас не пятнает, так дак это сделано ради мира; строгость хорошо превращать в сострадание, чтобы снова привить отрубленные ветви».

В вышеуказанных местах Петилиан высказывает три донатистские мысли: 1) – действительность крещения зависит от крещающего; 2) – действительность крещения может уничтожаться и 3) – донатисты составляют истинную церковь, так как их гонят.

Опровергая Петилиана, Августин обращается не к нему, а к членам церкви. Петилиан, поставляя действительность крещения в зависимость от нравственности совершителя крещения, в тоже время допускал, что и между их (донатистскими) совершителями крещения есть «дурные деревья». Если же так, то какое значение может иметь крещение, совершённое человеком дурной нравственности? Петилиан говорит: «крещение бывает действительным тогда, когда не знают, что крещающий был неверующий». Августин, раскрывая шаткость такого положения, говорить: если душевное состояние крещающего необходимо действует на душевное состояние крещаемого, то незнание этого состояния не может изменить самое действие крещающего. «Я не пятнаюсь злой совестью другого тогда, когда она мне неизвестна и могу сделаться чистым. Но если я пятнаюсь злой совестью крещающего, то пятнаюсь и тогда, когда она неизвестна, и в таком разе вы должны перекрещивать всех, о которых будет узнано, что они крещены нечестивыми, которые оставались (до времени) тайными, но впоследствии изобличены, обнаружены и осуждены»²⁴². Но если так, то мы все не знаем – истинно или ложно наше крещение. Кто может верно и точно знать, что он крещён истинно верующим? Не делаем ли мы через это и самого нашего вечного спасения неизвестным? В таком случае крещающийся должен надеяться не на Всемогущего Бога, а на бедного человека. Или во имя Павлово крестистеся? «Последовательно это ведёт к тому, что надежда крещённого суетна, так как его начало, его корень, его глава (т. е. крещающий) грешник и порочный». Доводя мысль Петилиана до абсурда, Августин пишет: «во всякое время, лучше креститься у лицемера. В крещении, совершённом лицемером, по неизвестности его неверия. крещённый получает благодать таинства²⁴³, а крещение известного нечестивца беcполезно». Петилиан говорит: «крестившийся от лицемера получает благодать крещения от Христа». Августин замечает: Господь везде Сам крестит и сообщает благодать крещению; крестящийся ничего не может получить от верующего. Странно, что Господь является каким-то помощником при крещении, только исправляет вред, причиняемый лицемером, во всех же других случаях он представляет всё дело крещения одному человеку, совершителю крещения. Такой взгляд есть похищение чести у Господа. «Христос делает нечестивца праведным. Он всегда даёт веру. Он есть начало возрождения и глава церкви. Я не знаю совести человека, но я знаю милосердие Христа. Христос всегда верен. Он моё начало, мой корень, моя глава. Слово Божие есть семя, через которое я возродился. Невинным меня делает Тот, Который умер за мои грехи и воскрес для моего оправдания. Темже ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1Кор. 3:7) имеет значение. Бог даёт мне то, что нужно. Христос не мёртв, а вечно жив и Он крестил меня. Даже язычники в своих капищах исповедуют, что они получают благословение на свои жертвы не от жрецов, а от богов»²⁴⁴.

Насколько практика донатистов противоречила их принципам, Августин подробно показывает это на максимианистах, крещение которых они признали действительным, хотя и называли их змеями, ехиднами и василисками. «Но, замечает Августин иронически; максимианисты конечно составляли истинную церковь, потому что донатисты преследовали их»²⁴⁵.

Затем Августин описывает пороки донатистов: гордость, честолюбие, самоубийства, ярость и неистовства циркумцеллионов, злодеяния Оптата тамугадского, отношения донатистов к максимианистам. Так как донатисты в оправдание своё говорили, что всё это нужно терпеть ради любви и мира, то Августин глубоко скорбит о том, что они не соблюли этого мира и любви в отношении к церкви, которую оставили²⁴⁶.

В конце своего сочинения Августин советует православным не притеснять донатистов, а только указывать им вредные последствия и грехи раскола и притом не частные грехи некоторых членов раскола, которых не одобряли многие и из донатистов, как, например, злодеяния Оптата тамугадского, а грехи общие всему расколу, как, например, неприязненные отношения к церкви. «Так, любезные братья, говорит Августин, относитесь к ним в слове и деле с непорочной кротостью, любите людей, уничтожайте заблуждения, без гордости утверждайте истину, без запальчивости отстаивайте её». Молитесь за тех, которых вы изобличаете и побеждаете, так как и пророк молит Бога за таких: исполни лици их безчестия, и взыщут имене Твоего Господи (Псал. 82:17). Так живите, любезные братья, будьте тверды во Христе, возрастайте и преуспевайте в любви к Богу, друг к другу и к другим»²⁴⁷.

Одновременно с сочинением против Петилиана Августин писал письма к другим донатистам по разным случаям. Так около этого времени донатист Гонорат, через некоего Эротеса, предложил Августину начать с ним переписку по делам веры. Этим путём, говорил Гонорат, мы можем рассуждать совершенно спокойно и мирно и шум толпы уже не может помешать нам. Августин согласился и в письме к Гонорату предлагал рассуждать об истинной церкви. Церковь земная, видимая, пишет Августин, должна распространиться по всей вселенной и подтверждает эту мысль словами св. писания: дам ти языки достояние твое, и одержание твое концы земли (Псал. 2:8); и проповестся сие евангелие царствия по всей вселенней, во свидетельство всем языком (Матф. 24:14); Имже прияхом благодать и апостольство в послушание веры во всех языцех во имени Его (Рим. 1:5). И во времена апостолов, говорит он, церковь Христова распространялась во всех областях и, между прочим, в тех областях, с которыми донатисты не имели общения. Семь апокалипсических церквей суть прообраз церкви, имеющей распространиться по всей вселенной. Затем Августин спрашивает Гонората: «как может Христос потерять своё наследие до такой степени, что церковь Его, как вы утверждаете, осталась только в Африке? Как случилось то, что имени Доната не слышно нигде в другом месте»²⁴⁸?

Между тем как Гонорат сам вызывался на рассуждения с Августином, донатистский епископ города Каламы, Криспин, прежде в Карфагене имевший кратковременное собеседование с Августином и обещавшийся продолжить его впоследствии, всячески уклонялся от собеседования. Августин письмом решился напомнить Криспину его обещание²⁴⁹. Против своего обыкновения, Августин начинает это письмо без всякого приветствия, объясняя это тем, что его вежливость и учтивость донатисты называли лестью. В письме Августин историческим путём старается ослабить три главных основания отделения донатистов от церкви. 1) По поводу обвинения Цецилиана в предательстве, Августин указывает предателей, бывших в обществе донатистов, указывает на Фелициана и Претекстата, в своих отношениях к которым донатисты обнаружили противоречие своим принципам, и даёт понять, что грех отделения от церкви есть больший сравнительно с предательством. 2) В виду жалобы донатистов на преследования, Августин говорит об их отношениях к максимианистам и о жестокостях Оптата Гильдониста. 3) По поводу мнения донатистов, что только у них одних есть истинное крещение, Августин напоминает им, что они признали действительным крещение максимианистов, которых прежде прокляли.

Вслед за этим письмом Августин писал к одному из своих родственников, донатисту Северину²⁵⁰. Августин просил Северина лично повидаться с ним и советовал ему возвратиться к православной церкви.

Около этого времени один донатистский пресвитер писал православному жителю города Цирты, Генерозу, что ему явился ангел и велел убедительнейше увещевать Генероза перейти в раскол. Потом пресвитер хвалил своих епископов и особенно Сильвана циртского. Генероз, посмеявшись над этим письмом, передал его православному епископу Цирты, Фортунату. Августин, будучи в это время в Цирте и узнавши о письме к Генерозу, сам написал ему письмо. Относительно рассказа о видении ангела, Августин предполагал, что это или выдумка, или сатана явился в образе ангела²⁵¹. Предостерегая Генероза от перехода в раскол, Августин приводил слова апостола Павла: аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче. еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1:8), и советовал Генерозу твёрдо помнить обетование Божие о церкви, данное Аврааму: и благословится о тебе вся племена земная (Быт. 12:3). Преемственному порядку донатистских епископов, которым донатисты доказывали истинность своей церкви, Августин противополагал список тридцати девяти православных римских епископов в преемственном порядке и советовал Генерозу не смущаться тем, что между названными епископами некоторые были предателями и отступниками, а помнить слова евангелия: вся убо елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите, глаголют бо и не творят (Матф. 23:3). Наконец Августин просил Генероза ближе познакомиться с историей раскола, чтобы яснее увидать порочность донатистов и их противоречия своим принципам. Несколько позднее (409–413 гг.) Августин писал ещё два письма к Генерозу²⁵², который тогда был консулом Нумидии. В этих письмах Августин называет Генероза «возлюбленным и высокопочтенным сыном Господа» и свидетельствует, что он не перешёл в раскол, а остался верным и живым членом православной церкви.

Вскоре после первого письма к Генерозу Августин писал два письма к одному высокопоставленному православному мирянину, Целеру²⁵³, который часто сближался с донатистами и желал лично видеться с Августином. Последний обещался видеться с Целером, но по служебным обязанностям не мог исполнить обещание и вместо себя поручил своему пресвитеру Оптату беседовать с Целером. В письме к Целеру, убеждая его всегда оставаться в православной церкви. Августин говорит, что в ней всегда можно надеяться получить вечную жизнь. Вскоре потом Августин переслал Целеру рассуждение, в котором доказывал незаконность отделения донатистов от церкви и обещался при личном свидании разъяснить ему всё, что в рассуждении могло показаться неясным. Старания Августина утвердить Целера в православии, кажется, не были напрасны, так как во втором письме Августин просит его не допускать пропаганды донатистов между православными. Из более позднего письма Августина видно²⁵⁴, что эконом Целера, Спондей всячески старался воспрепятствовать пропаганде донатистов. В 429 г. Целер был проконсулом Африки и принимал живое участие в борьбе с расколом.

Около 400 г. Августин написал опровержение на сочинение донатистского епископа Карфагена, Пармениана. Несмотря на то, что сочинение Пармениана опровергал Оптат, несмотря на то, что сам Пармениан уже умер, уважение к его личности и сочинениям и теперь между донатистами было так велико, что Августин счёл нужным снова писать опровержение на его сочинение. Другим побуждением писать против Пармениана было то, что он слишком произвольно объяснял св. писание²⁵⁵.

Сочинение Августина состоит из трёх книг. В первой книге он опровергает обвинения, взводимые Парменианом на церковь, во второй и третьей из слова Божия приводит доказательства в пользу своих взглядов. Пармениан старался представить смешение в церкви праведных с грешными делом греховным. Августин показывает, действительно ли при единении и общении в таинствах добрые пятнаются злыми.

Пармениан, обращаясь к истории церкви и донатизма, говорит: «галлы, испанцы, итальянцы и их союзники осквернили себя общением с африканскими предателями. Но некоторые верные свидетели и священники Бога возвестили там чистую истину. Во время гонения церковь имела много изменников и предателей и потому сделалась нечистой, так как она не сделала строгого и добросовестного разделения. Вследствие этого Африка и заморские провинции сделались участниками одного преступления. Особенно виновны в этом грехе Осия, епископ Кордовы (в Испании) и Цецилиан. Но чистая вера истинных слуг Бога противилась такому безбожию. В Африке это противодействие выступило с особенной силой». Говоря об отношениях Константина Великого к донатистам, Пармениан отрицает у императора право вмешиваться в дела церкви.

Опровергая Пармениана, Августин следит за ним шаг за шагом. Приведя прежде всего обетование Божие, что о семени Авраама благословятся все народы земные, где ясно высказывается мысль о распространении церкви во всей вселенной, Августин доказывает, что семя Авраамово не погибнет, так как слово Божие истинно. Потом он, ссылаясь на историю, защищает церковь от несправедливых обвинений в предательстве, основанных только на подозрении, и указывает нечестивых священников и мирян между донатистами²⁵⁶. Говоря об отделении донатистов от церкви, Августин называет грех отделения большим всех других грехов²⁵⁷. Донатисты имели бы большую победу, если бы побеждали своё сердце и свой гнев силою Божией²⁵⁸. Донатисты пространством хотя и отделены от православных, но Христом, всё наполняющим своей святостью и праведностью, они соединены с православными. Пусть донатисты спросят свою собственную совесть, действительно ли невинен тот, кто без разбора осуждает других христиан и бросает в них камни. Господь сказал, что прежде времени нельзя отделять терния от пшеницы.

Обращаясь к обсуждению принципа донатистов о полном отделении церкви от государства, Августин ставит вопрос: «зачем вы (донатисты) посылаете послов к императору, если церковь не имеет к нему никакого отношения»²⁵⁹? Затем, доказывая, что донатисты несправедливо называли себя мучениками, Августин говорит: не гонение делает кого-либо мучеником, а истина, и называть раскольников мучениками есть дело высокомерия. Не из страданий происходит праведность, а из праведности происходят страдания. Но те, которые разделяют церковь Христа, преследуются не за праведность. Потом Августин рассказывает, как донатисты, при помощи императорских чиновников, разрушали церкви максимианистов. Жестокости донатистов при этом были так велики, что Августин сравнивает их с государственными преступлениями, которые император должен наказывать. «Если кто-либо считается мучеником потому, что он призван на императорский суд, тогда бы все темницы были наполнены мучениками, тогда бы в цепях смирительных домов были закованы мученики, тогда бы все ссыльные и казнённые были мучениками и меч палача сколько бы казнил мучеников»²⁶⁰! Затем Августин самих донатистов называет плевелами²⁶¹. Те, говорит он, которые избегают плевел в церкви, тем самым себя показывают плевелами, так как они с явным богохульством проповедуют против повеления Господа, Который сказал: оставите расти обое купно до жатвы (Матф. 13:30). Разве Донат жнец? и разве время отделения донатистов от церкви последнее время»?

Ссылаясь на св. писание в доказательство своего учения о необходимости отделения праведных от грешных, Пармениан всегда понимает св. писание в буквальном смысле и те места, в которых говорится о внутреннем духовном отделении праведников от грешников, относит ко внешнему видимому разделения членов церкви. Эти места следующие: Горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое, полагающим тму свет, и свет тму, (Ис. 5:20). Иже судит праведнаго неправедным, неправеднаго же праведным, нечисть и мерзок у Господа (Прит. 17:15). Егда не может рука Господня спасти; или отягчил есть слух свой, еже не услышати. Но греси ваши разлучают между вами и между Богом, и грех ради ваших отврати лице свое от вас, еже не помиловати. Руце бо ваша осквернены кровию, и персты ваша во гресех, устне же ваша возглаголаша беззаконие, и язык ваш неправде поучается. Никто же глаголет правды, ниже есть суд истинен: уповают на суетная, и глаголют тщетная, яко зачинают труд, и рождают беззаконие. Яица аспидска разбиша, и постав паучинный ткут, и хотяй от яиц их ясти, разбив запорток (его), и обрети в нем василиска. Постав их не будет на ризу и не одеждутся от дел своих: дела бо их, дела беззакония: нозе же их на зло текут, скори пролияти кровь и мысли их, мысли о убийствах: сокрушение и бедность в путех их. И пути мирнаго не познаша, и несть суда в путех их: стези бо их развращены, по нихже ходят, и не ведят мира (Ис. 59:1–8). И призови мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши мя (Псал. 49:15). Позна Бог сущия своя, и да отступит от неправды всяк именуяй имя Господне (2Тим. 2:19). Жертвы нечестивых мерзость Господеви: обеты же право ходящих приятны ему (Прит. 15:8). И не приобщайтеся делом неплодным тмы, паче же и обличайте (Ефес. 5:11). Руки скоро не возлагай ни на кого же, ниже приобщайся чужим грехом, себе чиста соблюдай (1Тим. 5:22). Не весте ли яко мал квас все смешение квасит (1Кор. 5:6). Приведя эти места св. писания, Пармениан ставит следующие положения: 1) в церкви нет христиан, и имя Христа погибло между народами²⁶²; по крайней мере мы не знаем, есть ли в церкви истинные христиане²⁶³. Донат справедливо говорит: нашим расколом терние отделилось от пшеницы. В церкви осталось терние²⁶⁴. 2) Между нашими нет ни одного неверующего. Мы не грешники и потому не нуждаемся в покаянии²⁶⁵. 3) Между нашими нет ни одного грешного, ложного священника. Между моими товарищами нет ни одного осквернённого грехом и пороком²⁶⁶.

Далее Пармениан подробно развивает то положение, что благодать сана и таинства зависит от священника, и доказывает это следующими местами св. писания: Беззаконник же жряй ми телца, яко убиваяй пса: и приносяй семидал, яко кровь свиную: дояй Ливан в память, аки хульник (Ис. 66:3), Жертвы нечестивых мерзость Господеви: ибо беззаконно приносят я (Прит. 21:27). Жрецы же приступающие к Господу Богу да освятятся, да не когда погубит от них Господь (Исх. 19:22). Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенныя, иже не возмогут воды содержати (Иер. 2:13). Рожденное от плоти, плоть есть: и рожденное от духа, дух есть (Ин. 3:6). Не красна похвала во устех грешника, яко не от Господа, послана бысть (Сир. 15:9). Что же имаши, его же неси приял, (1Кор. 4:7). Развращенное не может исправитися, и лишение не может исчислитися (Еккл. 1:15). Иоанн же возбраняше ему, глаголя: аз требую тобою креститися, и ты ли грядеши, ко мне (Матф. 3:14).

Почти во всех этих местах вовсе нет речи о таинствах, но Пармениан в каждом из них видит ясное и убедительное доказательство того, что действие таинства и прощение грехов зависит от достоинства священника. Действие Св. Духа и благодати Божией Пармениан ставит в зависимость от человека и тем делает как бы бессильным Всемогущего Бога, так как Он уже ничего не может сделать, если пресвитер или епископ неверующий.

Августин, имея в виду те же места писания, приходит к другим воззрениям: основываясь на Св. писании он думает, что церковная дисциплина должна строго наказывать тяжких грешников и чистые должны отделяться от нечистых, но только в таком случае, если это отделение не повлечёт за собой нарушения церковного мира; в противном же случае должно терпеть в церкви и тяжких грешников, отделяясь от них сердцем²⁶⁷. Церковная дисциплина должна действовать на нечестивых карательным и исправительным образом, чтобы злые не осквернили других²⁶⁸.

По поводу другого положения Пармениана, что действие Б) от личности совершителя его, бл. Августин пишет: «достоинство сана не зависит от личности. Если общества имеют таких епископов, которые, восседая на Моисеевом седалище, учат тому, что должны делать их пасомые, а сами, будучи нечестивцами, не исполняют этого, то пасомые должны следовать их словам и избегать их дел»²⁶⁹. Приведя несколько мест св. писания (Ев. Ин. 2:15; Фил. 1:15) Августин пишет: дунув на апостолов и сказав: приимите Дух Свят (Ев. Ин. 20:22), Господь ясно показал тем, что не апостолы должны прощать грехи, а Св. Дух через них. Не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Матф. 10, 20). Святой Дух так тесно соединяется с настоятелем или служителем церкви, что если он не лицемер, то Дух действует через него и как его награда к вечному спасению и как возрождение и назидание тех, которым через него было сообщено таинство или проповедано Евангелие. А если он лицемер, то Дух не содействует его собственному душевному спасению, так как Св. Дух избегает поведения лицемеров (Прем. 1:5) и удаляется его мыслей, которые неразумны, но ради этого не оставляет его служения; посредством его Он спасает других». «Ап. Павел радовался, когда было проповедано евангелие. Радовался ли бы он о проповеди грешников, если бы не знал, что хотя она им служит во осуждение, если они проповедают не с чистым сердцем, но тем, которые через них слушают добро и делаются участниками спасения, служит во спасение. Поэтому апостол только того подвергает анафеме, который проповедует иное евангелие» (Гал. 1:9)²⁷⁰. «Нужно различать сообщение (даров Св. Духа) само в себе и род и образ сообщения. Донатисты ошибаются в том, что смешивают то и другое. Конечно, нужно искренно скорбеть о том, когда священник неверующий, но через это не изменяется то, что он в своём сане делает по поручению Божию». «Мы имеем священником не человека, но единого Первосвященника, Который один делает всё». «Порочный епископ и священник не приносят нам вреда, потому что единый Первосвященник, по чину Мелхиседекову; одесную Отца молится за нас²⁷¹. Пасомые не должны печалиться, если и неверующий священник молится за них, потому что мы имеем одного великого Первосвященника ходатаем у Отца, потому что Он Сам есть примирение за наши грехи (1Ин. 2:1). Пармениан считает епископа посредником между Богом и человеком²⁷². Но сам Павел, важнейший член в теле Христа, не делал себя посредником, а просил, чтобы все члены тела Христа молились друг за друга (1Тим. 2:5)²⁷³. Наш Бог есть Бог живой, поэтому если некоторые Его служители по грехам и преступлениям мертвы, то жив Тот, о Котором в евангелии сказано: Той есть крестяй (Ин. 1:33)²⁷⁴. Чада Божии рождены не через людей, а через евангелие, при проповеди которого действует Св. Дух, чтобы в крещении рождать чад Духа. И Иуда проповедал евангелие без вреда для тех, которые через него уверовали²⁷⁵. Донат, Пармениан, партия Доната или какой бы то ни было человек есть ли небо? А ведь только с неба сходят дары²⁷⁶. Бог вообще не нуждается в людях. Поэтому нечестивый священник не приносит никому вреда, кроме самого себя». «Каждый священник несёт своё бремя».²⁷⁷

«Таинство, говорит Августин, всегда остаётся таинством. Крестившийся не потерял крещения и после того, как он сделался нечестивцем. И крещение предателя действительно, потому что за грехи крещающего никто не может лишиться обетования Божия²⁷⁸. Я, говорит Августин, не соглашаюсь и с теми, которые думают, что отступивший от церкви, хотя не теряет крещения, но теряет право крестить, так как и таинство священства неповторяемо. Поэтому если донатистские клирики возвращаются к церкви, их не должно ни перекрещивать, ни рукополагать вторично.²⁷⁹ Даже если, в случае нужды, и мирянин совершит крещение, и тогда оно не должно повторяться. Наконец, если кто незаконно присвоит себе право крестить, то хотя он сделал грех и должен раскаяться, но крещение, совершённое им, не может быть уничтожено»²⁸⁰.

Пармениан говорит: кто был крещён тогда, когда он ещё не уверовал, или кто после крещения отступил от веры, тот не имеет крещения. Августин доказывает, что и крещение совершенное ещё над неуверовавшим, остаётся во всей своей силе, равно как не теряет своей спасающей силы оно и тогда, когда крестившийся отступил от веры. Августин доказывает это практикой донатистов. Они никогда вторично не крестили того, который крестился хотя у них, но после сознался, что во время крещения он был неверующий²⁸¹, и не крестили вторично максимианистов²⁸². Указывая на это, Августин спрашивает донатистов: нечестие священника уменьшается ли от того, что оно остаётся неизвестным²⁸³? «Если они скажут: хотя человек получает с неба и не от человека, но всё же через человека, то я спрашиваю: через какого? Если только через праведного, то ничего не имеют те, которые получили (таинства) от тайного нечестивца; если же и через нечестивого, то для чего они вторично крестят? Если же только через тайного нечестивца, то ничего не имеют те, которых крестил Оптат, известный участник Гильдона; но если и через явного грешника, но который ещё не был проклят, то ничего не имеют те которых крестил Фелициан муститский в схизме Максимиана.²⁸⁴ Если наконец, человек должен получать дар с неба через человека, то Иоанн Креститель от кого же получил его»²⁸⁵?

Восхваляя свою церковь, Пармениан называет её не только единою истинною, но и совершенною, которая уже и теперь в таком состоянии, в каком должна быть при последней жатве.²⁸⁶ Но не смотря на эту святость своей церкви, Пармениан считал себя в праве побуждать донатистов к насилиям против православных. Августин посвящает третью книгу своего сочинения разбору этих мнений Пармениана о церкви донатистов.

Объясняя слова апостола Павла: измете злаго от вас самех (1Кор. 5:13), на которые ссылался Пармениан, Августин обращает внимание на связь этих слов с предыдущими. «Апостол хочет идти с жезлом, но его жезл обвит союзом любви. Он считает необходимым исключить кровосмесника из общества, но не с гневом, а с любовью и скорбью. Наказание должно быть спасительно ему, и он нуждается в ходатайстве. Апостол не желает лишать его братской любви». Имея в виду высокомерие и гордость Коринфян, презиравших своего брата, вместо того чтобы скорбеть о нём, апостол говорит: не добра похвала ваша (1Кор. 5:6). Апостол убеждает Коринфян с любовью относиться к слабым и немощным и общими силами исполнять закон Христа, Который смирил себя, чтобы спасли немощных. Чтобы быть милосердыми к падшему, Коринфяне пусть вспомнят, чем были они сами. Не милосердием ли Христа они воздвигнуты от падения. От зла апостол советует отделяться сердцем.²⁸⁷ «Но здесь апостол разумеет нечто большее, чем просто одно только духовное отделение от зла». С язычниками апостол дозволял есть вместе, но здесь и это ясно воспрещает. Несомненно, что охранение здорового состояния тела требует телесного церковного отделения, но это отделение должно быть запечатлено истинной братской любовью, чтобы не погубить падшего, а исправить его, привести к раскаянию. Если он сам не раскаивается, то он по своей собственной воле отделяется от церкви. «Если же многие заражены болезнью, тогда ничего другого не остаётся, как скорбеть и воздыхать и себя содержать незапятнанным через знак, указанный Иезекиилем (Иез. 9:4). Когда апостол писал второе послание к Коринфянам, это состояние уже наступило (2Кор. 12:21), а потому он не повторил того распоряжения, но возвещал кару и наказание. Теперь отделение принесло бы более вреда, чем пользы, потому что оно смутило бы слабых в вере». «Но особенно нужно, говорит Августин, удалять зло от наших сердец. В отдельных семействах всегда нужно наблюдать строгую дисциплину. Когда же порок сделается большим, тогда Господь пошлёт свой суд, и тогда наша обязанность пользоваться этим испытанием и вразумлять нечестивых строгой проповедью»²⁸⁸.

Донатисты часто указывали на карфагенского епископа св. Киприана, который отлучал от церкви падших и при котором, говорили донатисты, церковь была истинной и святой. Августин замечает на это: Киприан скорбел и воздыхал о нечестивых епископах, наказывал их, но не отлучал от церкви²⁸⁹. «Он с ними ел хлеб и пил чашу Господа²⁹⁰. Почему же церковь уже тогда не погибла²⁹¹? Киприан ударял в свою грудь и в умножении этих нечестивцев внушал видеть суд Божий о их грехах и смиряться перед ним»²⁹².

Обращаясь к нравственному состоянию донатистов, Августин спрашивает их: неужели ни один тяжкий грешник не вкушает вашей евхаристии²⁹³ неужели в вашем обществе нет грешников²⁹⁴? Осмеивая самомнение донатистов, Августин спрашивает: знал ли кто-нибудь, что Пармениан имел миссию очистить гумно Христа и что уже теперь донатисты испытали последний суд²⁹⁵? Фарисейское самомнение донатистов приводит Августина в глубокую скорбь. В конце книги он увещевает православных, удаляясь суетности, жить в мире и единении, и не отделяться от церкви ради грешников, находящихся в её обществе²⁹⁶.

Переход некоторых из раскола в церковь и из церкви в раскол. – Собор в Карфагене в 401 году. – Православные различно поступают при чиноприёме донатистских клириков. – Переход некоторых донатистов в церковь. – Насильственное обращение Криспином крестьян в раскол. – Полемика с расколом бл. Августина. – Составленные им семь книг о крещении против донатистов. – Сочинение его против Центурия и письмо к Нанцецию. – Вторая книга против Петилиана. – Сочинение о единстве церкви. – Третья книга против Петилиана. – Преследование донатистами православного духовенства. – Собор в Карфагене 403 года. – Отказ донатистов вступать в собеседования с православными. – Письмо к Емериту. – Письма к Прокулеяну и всем донатистам. – Карфагенский собор 404 года. – Законы Гонория против донатистов. – Переход некоторых донатистов в церковь. – Письмо к Попилину. – Письмо к Януарию. – Письмо к Фесту. – Письмо к Винценцию. – Письмо к донатистам. – Неистовства донатистов. – Собор в Карфагене 407 года. – Законы против донатистов императора Гонория. – Полемика Августина против Крескония. – Сочинение Августина «О едином крещении против Петилиана».

Не смотря на энергическую борьбу с расколом бл. Августина в конце IV века, из лиц оставивших раскол в начале V века нам известен только донатистский епископ Ассурита Рогат, а число оставлявших православную церковь и переходивших в раскол в это время было очень значительно. Между прочим, в это время перешёл в раскол православный иподиакон Прим, лишённый сана за свои преступные связи с ноннами. Перекрещенный донатистами, он пристал к циркумцеллионами и предавался пьянству и распутству²⁹⁷. В тоже время перешла в раскол и поступила в один из донатистских монастырей дочь одного крестьянина, находившаяся в числе оглашенных. Отец начал-было насилиями и побоями принуждать её оставить раскол, но бл. Августин остановил его. «Православная церковь, говорил он, может принять её только тогда, когда она по своей собственной воле пожелает этого». Тем не менее не смотря на такое уважение Августина к убеждениям донатистов и сам он не избег оскорблений с их стороны. Так донатистский пресвитер Прокулеян однажды публично оскорбил его на улице Иппона. Августин кротко перенёс это оскорбление, но желая обезопасить себя от оскорблений на будущее время, сообщил об этом случае гражданскому чиновнику Евсевию.

В виду таких явлений православные епископы 16 июня 401 года составили собор в Карфагене. На этом соборе подтверждено было определение иппонского собора 393 года о признании действительным крещения детей, совершённого донатистами. Кроме того, постановлено было через депутатов просить разрешения у римского епископа Анастасия и миланского Венерия принимать в православную церковь донатистских клириков в их сане²⁹⁸.

Через четыре месяца получена была от Анастасия ответная грамота. Римский епископ увещевал африканскую церковь неослабно вести борьбу с донатизмом, просил сообщать ему о притеснениях и жестокостях, причиняемых донатистами православным, и разрешал принимать в церковь донатистских клириков в их сане. По прочтении грамоты на соборе африканские епископы принесли благодарение Богу и решили действовать относительно донатистов «кротко и миролюбиво»²⁹⁹.

Затем собор определил: А) Отправить к областным властям Африки грамоты и просить их о вспомоществовании общей матери – кафолической церкви, чтобы они сделали исследование о том, что произошло во всех тех местах, в которых максимианисты овладели церквами, а равно и о тех лицах, которые, под их влиянием, сделались схизматиками.

Б) Послать грамоты братьям и соепископам нашим, что Африка имеет большую нужду, – ради мира и пользы церкви и самих донатистов, – тех, которые покаются и изъявят намерение присоединиться к кафолическому единству, согласно выбору и желанию каждого местного кафолического епископа, принимать в их степенях священства, если это служит к умиротворению христиан.

В) Послать, по окончании деяний сего собора, из среды членов собора уполномоченных к епископам самих донатистов, где таковые есть, или к мирянам, – для возвещения им мира и единения, без чего не может состояться спасение. Через этих послов да сделается известным всем, что донатисты не имеют никакого благовидного предлога противиться кафолической церкви. Особенно же, ради большей убедительности, да будет известно из городских дел (протоколов), как сами они поступали с максимианистами, своими отщепенцами. Некоторых из числа тех, кого они явно осудили властью своего совета, они же потом принимали в их степенях священства и признавали крещение, совершенное лицами осужденными или изверженными ими. Этим доказывается как неосновательно сопротивляются они миру по всему миру распространённой церкви, отстаивая Донатову сторону и не признавая осквернением для себя общение с теми, кого приняли в общение с собою лишь по нужде в мире. Они препираются с нами, то есть с кафолическою церковью, простирающеюся даже до последних пределов земли, и не могут понять, что противоречат сами себе, вступая в общение с теми, кого прежде сами все осудили»³⁰⁰.

Миролюбивые в отношении к расколу определения собора 401 года сопровождались добрыми последствиями для церкви. Вскоре после собора некто Феодор спрашивал Августина, как принимать в церковь донатистских клириков³⁰¹. Последний отвечал Феодору, что хиротония, полученная донатистским духовенством, может служить на пользу церкви, что церковь, при обращении к ней донатистов, должна признать действительными в них св. крещение, благодать хиротонии, иноческие обеты, веру в св. Троицу и проч. Сам Августин теперь принял в церковь двух донатистских диаконов, не лишая их сана³⁰². Некоторые из донатистских клириков, по переходе в церковь, за своё поведение и дарования получали даже выспей сан. Так некто Сабин³⁰³, из Тукка, имевший в расколе сан пресвитера, по переходе в церковь, по желанию общества, получил сан епископа. Простыми мирянами Августин принимал только тех донатистских клириков, которые или перекрещивали кого³⁰⁴, или не родились в расколе, а сами перешли в него³⁰⁵. Некоторые из православных епископов считали это ограничение излишней строгостью и принимали в церковь клириками и тех, которые сами перешли в раскол. А другие епископы, напротив, вовсе не принимали в церковь тех, которые сами оставили её. Августин, в одной из своих проповедей,³⁰⁶ выражая глубокую скорбь о лицах, самовольно оставивших церковь, советовал, при приёме их в церковь, обращать особенное внимание на то, искренно ли было раскаяние этих лиц. Сам Августин с особенною осторожностью принимал в церковь тех, которые желали оставить раскол с целью избежать наказания за проступки. Подобным лицам Августин советовал, до перехода в церковь, перенести наказание, наложенное на них в расколе³⁰⁷. «Один донатист, пишет он³⁰⁸, будучи уже осуждён и отлучён своими, переходил к нам, чтобы здесь получить то, что потерял там. Но так как мы не хотели принять его таким, то он не получил того, чего искал; он искал суетной кичливости и ложной чести, но не нашёл их и погиб. Он вздохнул, как поражённый и безутешный. Он чувствовал страшное угрызение совести. Мы предложили ему в утешение слово Божие; но он не принадлежал к разумным и рассудительным муравьям, которые в зиму живут тем, что собрали летом. Он ничего не нашёл в себе самом и вокруг себя. Его тихий вздох остался совершенно пустым звуком в воздухе. Мы плакали о таком наказании, таком мучении, таком аде. Но он не раскаялся и пал под тяжестью греха. Иначе поступил донатист Кводвултдевс. За двукратное нарушение супружеской верности он был отлучён донатистами, но, обратившись к церкви, принёс истинное раскаяние³⁰⁹.

Теперь же присоединился к церкви и основатель раскола максимианистов, Максимиан, епископ багайский³¹⁰, с своим братом Кастором, причём Максимиан вскоре по переходе в церковь отказался от багайской кафедры, а избранный ему в преемники брат его Кастор принял сан епископа только по настоятельной просьбе Августина. «Дарованиями, которыми Бог наделил тебя, писал ему Августин, умом, рассудительностью, красноречием и выдержанностью ты должен послужить Богу, потрудиться на Его поле, чтобы на нём произросли плоды».

Были примеры обращения донатистов к церкви и целыми обществами. Так напр. по предложению одного римского сенатора Паммахия согласились оставить раскол крестьяне, жившие на его участке земли в Нумидии. Бл. Августин, узнав об этом, писал особое письмо Паммахию³¹¹.

Бывали, впрочем, и в это время случаи значительных отпадений от церкви в раскол. Так донатистский епископ Каламы, Криспин, купивши участок земли около Иппона, называвшийся Маппалия, перекрестил около восьмидесяти православных крестьян, живших там. В своём письме к Криспину по этому поводу³¹², Августин указывал ему на закон императора Феодосия, по которому можно было бы взять с него по десяти фунтов золота за каждого перекрещенного. Но я, писал Августин, не желаю этого, предоставляя это дело суду Божию. Я прошу тебя только о том, чтобы ты в присутствии перекрещенных крестьян беседовал со мною. Тогда крестьяне могут узнать истину и, согласно своему убеждению, или останутся в расколе или присоединятся к церкви. Криспин отказался от собеседования.

Обратимся к обзору литературной полемики бл. Августина против донатистов. Около 401 и 402 годов он написал следующие сочинения: семь книг о крещении против донатистов, «Сочинение против донатиста Центурия», «Письмо к Нанцецию», «Вторую киту против Петилиана», «Письмо к православным против донатистов», «О единстве церкви», «Третью книгу против Петилиана».

В книгах о крещении Августин останавливается на следующих вопросах: а) Как должно относиться к крещению схизматиков? Действительно оно или нет? (кн. 1). б) Могут ли донатисты ссылаться на св. Киприана (кн. 2–5) и в) Что было высказано о крещения еретиков на карфагенском соборе, бывшем при Киприане (кн. 6–7).

Останавливаясь на вопросе о том, как должно относиться к крещению схизматиков, Августин пишет: крещение раскольников есть истинное крещение Иисуса Христа, а потому действительно³¹³. Но оно, однако же есть незаконное, есть грех, и пребывание в схизме уничтожает спасительную силу крещения, пока крещёный не перейдёт в церковь. Поэтому если кто, будучи при смерти, за отсутствием в этом месте православного священника, крестится у донатистов, но при этом остаётся в церкви, это достойно похвалы; но если он крестился у донатистов тогда, когда мог креститься у православных, это достойно порицания³¹⁴.

Что крещение раскольников есть (хотя они не принадлежат к церкви) истинное крещение, Августин старается доказать это указывая на то, что Господь прежде основания церкви, установил и совершил таинства. Этим, говорит он, Господь показал, что таинство имеет силу само в себе, хотя совершено и вне церкви. С той же целью Августин припоминает рассказ св. писания о человеке, который именем Иисуса Христа изгонял бесов тогда, когда ещё не был учеником Его (Лук. 9:49)³¹⁵, и о Корнилии сотнике, молитва которого была услышана Богом до его обращения, когда он ещё не получил благодати.³¹⁶ В виду того, что при таком учении кто-нибудь мог сказать, что если по сознанию кафолической церкви у донатистов есть крещение, то он предпочтёт верное сомнительному и примет крещение у донатистов, Августин утверждает, что кто говорит так, тот грешит, потому что крещение донатистов есть незаконное и бесправное, хотя и истинное крещение. «У них благодать крещения является лишь тогда, когда они возвращаются к церкви»³¹⁷. Спасительная сила крещения, по Августину, уничтожается у них упорством в схизме. Тот испытывает меньший вред, кто по незнанию крестился у донатистов, чем тот, кто мог знать и знал.

Августин доказывает, что донатисты, имея истинное крещение, теряют его благодать и действие. Донатисты, говорит Августин, спрашивают меня, крещение Христа у нас донатистов возрождает ли детей, или нет? Если ответим положительно, то они говорят: мы составляем единую, истинную церковь, которая одна только через крещение может рождать чад Божиих; если ответим отрицательно, то нас спрашивают, почему же мы не перекрещиваем их»³¹⁸? Я отвечаю так: «возрождение, произведённое крещением, тщетно и не даёт наследия царства Божия, если крестившийся остаётся в схизме или в церкви принадлежит к безбожникам»³¹⁹. У кого нет любви, тот напрасно родился, и его рождение, вероятно, не поможет ему. Гордецы, не принадлежащие законной матери, будут отвергнуты с Измаилом и не получат наследства с Исааком, сыном Сарры». Продолжая своё совопросничество, донатисты спрашивают: «в донатистском крещении сообщается ли прощение грехов? Если мы, говорит Августин, ответим утвердительно, то они говорят: следовательно, у нас есть Святой Дух и истинная церковь, потому что вне церкви Св. Дух не прощает грехов; если ответим отрицательно, тогда они спрашивают нас: почему же мы не перекрещиваем переходящих к нам донатистов³²⁰? Я отвечу: где нет любви, там нет и прощения грехов. Так как Симон (маг) после крещения согрешил, то он не имел части в царстве Божием. Хотя крещение и есть возрождение, но через него схизматику только тогда прощаются грехи, когда он возвращается к церкви; тогда в нём оживёт благодать крещения, которое он уже получил и которое не может быть повторено над ним»³²¹.

В момент крещения, по Августину³²² наступает полное прощение грехов; но у нечестивых и схизматиков грехи тотчас же возвращаются, подобно тому, как кто из тёмного места через освещённый проход опять вступает во мрак. В доказательство Августин ссылается на пример жестокосердого раба, который получил уже прощение долга, но потом опять был брошен в темницу, так как у него не доставало любви (Мф. 18:23–34). По мнению Августина даже тот, кто крестится у донатистов в момент смерти, получив при крещении прощение грехов, умирает всё-таки в грехах, если в сердце его не пробудилось никакого раскаяния³²³. Итак, Августин разделяет силу и действие крещения в себе, которое у донатистов тоже, что и в церкви, и превратное состояние сердца крещённого, через которое он лишается благодати крещения. «Измаилу повредила не мать его, раба, а его ненависть к брату; поэтому, если вы упорствуете в ненависти и расколе, то вы должны ожидать жребия Измаила»³²⁴. Те, которые крещены, но не имеют любви, суть плотские (1Кор. 13:1) и не слышат ничего, что от Духа Божия.

Донатисты ссылались на мнение св. Киприана, который утверждал, что еретиков, возвращающихся к церкви, должно крестить и освящать крещением церкви. Признавая, что мнение св. Киприана действительно было таково, бл. Августин обращает особенное внимание на тот факт, что, предложив своё мнение на карфагенском соборе, св. Киприан вполне предоставлял епископам собора право – следовать или нет его мнению. «Теперь, говорил св. Киприан, каждый из нас должен высказать, что он думает, но – так, чтобы нам не осудить и не удалить от общения никого из тех, кто держится другого убеждения, чем мы; так как никто из нас не решится быть епископом епископов, никто деспотически и насильственно не принудит другого к послушанию. Каждый епископ, по праву свободы и власти, имеет свою собственную волю, и как другие не могут судить его за это, так и он не может судить других. Мы ожидаем суда от нашего общего Господа, Иисуса Христа, Который один только имеет власть поставлять нас в церкви для её управления и судить о наших действиях». Из этих слов Киприана к собору донатисты могли ясно видеть, что они не имели права ссылаться на этого св. отца, как на защитника их убеждений³²⁵. Подобное же писал Киприан Юбайну. «Пётр, писал он, представил нам пример единства и мира, чтобы мы без упорства любили своё, но принимали бы за своё и то, что иногда у наших братьев и товарищей находим полезным и спасительным, если только оно истинно и законно»³²⁶. Развивая мысли Киприана бл. Августин пишет: в послании к Коринфянам апостол Павел говорит, что известным людям некоторые вещи открыты лучше, чем другим (1Кор. 14:29–30), а потому каждый не должен упорно держаться однажды принятого им, а должен усвоять и то, что представлено ему более полезным и лучшим.³²⁷ Киприан, по примеру епископа Агриппина, твёрдо держался того мнения, что всех еретиков, переходящих в церковь, должно перекрещивать; но это не мешало ему, при мысли о различии церковной практики, прибавить; «но кто-нибудь скажет, что было с теми еретиками, которые прежде возвратились к церкви и без перекрещивания были приняты в неё? Мы ответим: Бог всемогущ, по своему милосердию, оказать им снисхождение, и тех, которые без крещения приняты в церковь и умерли в церкви, не лишить благословений её»³²⁸. При Киприане, говорит Августин, обычай принимать в церковь еретиков без повторения крещения соблюдался церковью, но ещё не был утверждён собором. Тогда ещё не был окончательно решён вопрос о том, имеют ли крещение еретики. На карфагенском соборе Киприан вместе с семьюдесятью епископами определил: еретиков, возвращающихся к церкви, перекрещивать. Но «в этом случае, говорит Августин, Господь не открыл очей великому мужу для того, чтобы через это яснее обнаружилось его благочестие, смирение и любовь к спасительному сохранению мира церкви. Многие из его товарищей не соглашались с ним, но он всё-таки не отделился от них, а увещевал их блюсти единение духа в союзе мира (Ефec. 4:5). А если бы он отделился, то весьма многие последовали бы за ним. Несомненно, что тогда было бы более киприанистов, чем донатистов; но он не был сыном порока, а сыном мира церкви. Он имел любовь и потому был удостоен мученического венца³²⁹. В виду того, что Киприан в решении спорного вопроса искал только истины, что он ревностно старался сохранить ненарушимым мир церкви и имел полную готовность подчиниться суду вселенской церкви, нет и не может быть сомнения, что Киприан без замедления принял бы открытую истину и на общем соборе подчинился бы определению церкви³³⁰.

Становясь на точку зрения донатистов и допуская, что учение Киприана о крещении вернее его учения, Августин спрашивает донатистов: где была церковь при Киприане? Вы признаете, что церковь не может погибать. Если Киприан отделился от церкви и основал схизматическое общество, то с вашей точки зрения он основал церковь. Но так как он оставался в порочной церкви, с порочными её членами имел общение, то где же тогда была церковь. Остаётся признать одно из двух: или тогда её вовсе не было, с чем ни вы, ни мы не согласны, или тогда церковь существовала, и в таком случае наша кафолическая церковь есть истинная церковь, потому что она таже самая, к которой принадлежал Киприан.

После всего этого бл. Августин увещевает донатистов подражать примеру Киприана и не отделяться от церкви. Любовь и мир, говорит Августин, есть основание всего закона, ибо Господь сказал: о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13:35).

Одновременно с сочинением о крещении Августин написал письмо к Нанцецию о Максимине и сочинение против донатиста Центурия³³¹, которое не дошло до нас. Этот Центурий был мирянин и в своём сочинении объяснял некоторые места св. писания в смысле враждебном церкви³³².

Когда Августин писал вышепоименованные сочинения, ему доставили вторую часть пастырского послания циртинского епископа донатистов, Петилиана, защищавшего раскол, и он немедленно отвечал Петилиану.

В означенной второй части своего пастырского послания Петилиан сравнивал предателей, бывших в гонение Диоклетиана, с Иудой предателем, говорил, что предатели и те, которые согласились с ними, не могут быть истинными епископами, так как они сыны диавола, грубо бранил православных и жаловался на гонения, перенесённые от них. «Как Савл, писал он, был гонителем христиан, так православные гонители донатистов». Далее в послании заключались рассуждения о крещении, о кафолической церкви, об отношении к гражданской власти. Рассуждая о крещении, Петилиан приводит обращённые к апостолам слова Господа на тайной вечери: и вы чисти ести, но не вси (Ин. 13:10). «Все апостолы, говорит Петилиан, были чисты, но не Иуда. Так и предатель потерял крещение. Вы (православные) крестите нас нашею кровью, так как вы умерщвляете нас. Стыдитесь, стыдитесь, вы, гонители, вы делаете нас подобными мученикам за Христа³³³, которые, после воды истинного крещения, крестились в крови. Но истинного крещения вы не имеете, так как единое крещение есть только там, где есть истина. Вы соединяете истину с ложью, вы называете себя новым человеком, но он был недействительно рожден. Есть только один Бог, одна вера и одно крещение. Как частный человек не может заседать в суде, так и вы не можете крестить. Разве кто-нибудь может быть священником только потому, что он твёрдо заучил молитвы священника? Так и всякая сила от Бога, и никто не может сделать что-нибудь, если ему не дано с неба. Существуют, три степени единого крещения: первая – крещение Иоанна без Троицы, вторая – крещение Святого Духа, третья – крещение Троицы. Но вы крещены огнём вечного осуждения. Вы не можете учить, вы не имеете Троицы. Если апостолы крестили учеников Иоанна, то я не должен ли крестить вас, богохульников? Святой Дух не мог сойти на вас. Так как вы не омылись крещением покаяния, то вы ещё более нуждаетесь в крещении, чем ученики Иоанна».

Рассуждая о кафолической церкви, Петилиан пишет: «Так называемая кафолическая церковь не может быть истинной церковью, так как вы (православные) только часть и притом часть тьмы, злобы, смерти, преступления, крови. Такую часть нужно уничтожить с лица земли³³⁴. Кое бо причастие правде к беззаконию; или кое общение свету ко тме (2Кор. 6:14). Вы раскольники, так как вы отделились от церкви. За вас не Христос умер, а Иуда искариот! Мы облеклись во Христа, а вы во Иуду предателя; мы идём узким путём, а вы широким. В первом псалме сначала изображаемся мы, а потом вы. В псалме 22-м воспевается похвала нашему крещению³³⁵. Вы же представляете собой сатану, обольстителя. Вы ложные священники, поэтому Бог отвергает ваши жертвы. Ваша молитва не будет услышана; к вам Господь сказал: отойдите от меня, вы, преступники! Вы думаете, что соблюдаете закон. Хорошо! Поговорим же о законе. Вы убийцы, нарушители супружеской верности, лжецы, сластолюбцы; вы согрешили против Святого Духа. К нам относятся евангельские блаженства (Матф. 5 гл.); а к вам «горе книжникам и фарисеям»! Мы овцы, посланные к волкам, и потому переносим ваши гонения с терпением, любовью и кротостью. Мы исполняем то, что написано в XIII гл. 1-го послания к Коринфянам (где изображаются качества любви): Мы не принуждаем никого принимать нашу веру, потому что к Сыну приходит только тот, кого привлечёт Отец. Поэтому мы только увещеваем вас; хотите слушаете нас, хотите нет. Мы не боимся смерти».

Рассуждая об отношении к гражданской власти, Петилиан пишет: «что вы понимаете под общением с земными царями? В писании много говорится о жестоких языческих царях. А вы не сделали наших императоров христианами, так как вы даёте им ложь вместо истины и принуждаете их вместе с вами поступать несправедливо». Петилиан красноречиво повествует при этом о царях и князьях, преследовавших христиан, и изображает будущий суд, который воздвигнет Господь на нечестивых царей и князей. «Не лучше ли, продолжает Петилиан, надеяться на Господа, чем на князя? Но вы потеряли свои души, так как вы гонитесь за богатствами. А мы, нищие духом, и не имея ничего, имеем всё. Вы обременяете свои души пороками, мы же добровольно отдаём свои тела на смерть и сохраняем свои души. Поэтому и крещение ваше есть ложное. Ваше помазание есть помазание грешника, наше же помазание есть помазание тех, которые изображены в 132-м псалме. Вы оскорбляете святыню, вы разрываете единство, и ни один из вас не может молиться за народ. Вы участники чужих грехов и потому достойны смерти. Поэтому идите, так заключает Петилиан своё грозное послание, идите к церкви народа Божия, бегите от предателей, если не желаете погибнуть вместе с ними. Вы легко можете узнать, что те, так как они сами виновны, высоко ставят нашу веру. Я крещу их осквернённых членов, они принимают – Боже избави этого – моих, как крещёных. Они не делали бы этого, если бы признали грех в нашем крещении. Отсюда, я вижу, как свято то, что мы даём; сам богохульник боится касаться его».

Тотчас по получении этой части послания Петилиана Августин немедленно написал на неё опровержение. «Теперь я отвечаю Петилиану, говорит Августин в начале своего опровержения, не потому, чтобы он сказал что-либо новое, чего прежде я не опровергал, а только ради слабых братьев, чтобы они могли сравнить упрёки Петилиана и мои ответы на них».

Не отвечая на бранные возгласы Петилиана, Августин опровергает только его рассуждения. «Сила крещения, говорит Августин, заключается не в человеке, а во Христе. Мы не осквернились водой нашего крещения и не омылись вашей, но вода крещения, совершённого во имя Отца, Сына и Святого Духа, есть ни наша, ни ваша, а Того, о Котором у Иоанна сказано: над него же узриши Духа сходяща и пребывающа на Нем, той есть крестяй Духом Святым (Ев. Ин. 1:33)³³⁶. Никто и самый невинный не может сделать другого невинным, ибо он не есть Бог. Гонителя Савла должно было крестить так как он не был ещё крещён; но церковного гонителя, который тебя преследует, ты не должен крестить вторично, так как он уже крещён³³⁷. Ты говоришь: Иуда был нечист. Верно. Но по твоему способу заключений должно выходить, что и тайная вечеря не чиста, так как на ней ещё присутствовал Иуда. Скорее Господь не хотел ли этим показать, что в одном обществе людей, приемлющих одни и те же таинства, нечистота некоторых не может вредить чистым³³⁸. Ты неверно указываешь три степени таинства крещения (крещение Иоанна, Духом Св. и во имя св. Троицы), потому что крещение Иоанна и христианское различны. Если бы крещение Иоанна было крещение христианское, апостолы не осмелились бы ещё раз крестить учеников Иоанна».³³⁹ Псалом 22-й действительно относится к крещению, но только к крещению тех, которые совершает его правильно и законно. Поэтому этот псалом касается ли как-нибудь циркумцеллионов³⁴⁰? «Как во времена апостолов, продолжает Августин святость имени Христа имела действительную силу и вне общества апостолов, так святость таинства имеет свою действительную силу и вне общества церкви, но вне общества церкви, этого святейшего союза единства и высокого дара любви, не достигнет вечной жизни ни тот, который изгнал бесов, ни тот, который крестил, ни те, которые хотя и кажутся принимающими таинство, но за порочность своих нравов остаются как бы стоящими вне³⁴¹. Ты, Петилиан, не крестишь осквернённых, но перекрещиваешь их, чтобы осквернить их обманом своего заблуждения, а мы принимаем твоих для того, чтобы уничтожить твоё заблуждение, от которого твои приходят, хотя и признаём крещение Христа там, где они крещены»³⁴².

По поводу нареканий Петилиана на кафолическую церковь Августин говорит: «по писанию, вся земля принадлежит церкви. Ты указываешь пророчество: Обыдоша мя еси мнози, сонм лукавых одержаша мя. Ископаша руце мои и нозе мои (Псал. 21:17). «Ты хвалишь это пророчество потому, что видишь в нём человека, который продал Христа, но ты не видишь в нём владения, которое купил проданный Христос³⁴³. Докажи, что во всей вселенной, на которой распространилось наследие Христа, и в великом множестве Его народов, между которыми апостолы основали общества, власть крестить потеряна. Истинная церковь ни от кого не скрыта. Не может град укрытися верху горы стоя (Матф. 5:14). Жених выходит из своих палат, идёт и сходит с неба; – смотри тут явление Христа во плоти. И опять Он восходит на высочайшее небо; – смотри здесь Его воскресение и вознесение на небо. Он не скрывается с своей любовью; – смотри тут сошествие Святого Духа, Которого Он послал в огненных языках, чтобы показать силу любви, которой наверное не имеет тот, кто не с церковью, которая есть во всех языках, которая сохраняет единство духа через союз мира³⁴⁴. Но приимите силу нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же и во всей Иудеи и Самарии и даже до последних земли (Деян. 1:8). Здесь Господь говорит о церкви; она есть малый камень (Деян. 2:35), который возрос и наполнил собою всю землю. Как же ты можешь сказать, что мы только часть, когда наше общество простирается на всю землю³⁴⁵? Ты замечаешь терние мира, а не обращаешь внимания на пшеницу, которая, по повелению Божию, должна расти по всей земле. Ты замечаешь злое семя, которое истребится во время жатвы, а не обращаешь внимания на семя Авраама, в котором благословятся все народы³⁴⁶. Церковь известна всем народам, а партия Доната неизвестна большей части народов; так следовательно вы не можете быть церковью»³⁴⁷. Затем Августин спрашивает Петилана: что сделала тебе римская церковь, на кафедре которой восседал апостол Пётр, а теперь восседает Анастасий; что сделала тебе иерусалимская церковь, украшением которой некогда был апостол Иаков, а теперь Иоанн, что они тебе сделали такого, за что ты называешь их седалищами заразы. Господь сказал: не седалище заразы, а седалище Моисея³⁴⁸. «Ты видишь, что наша надежда Бог Отец, Сын и Святой Дух, а ни Пётр, ни Павел и всего менее Донат или Петилиан³⁴⁹. В церкви пшеница смешана с тернием, и терние находится вне церкви, как еретики и схизматики». Но это внешнее смешение в церкви верующих с неверующими не вредит внутреннему союзу верующих. «Хотя Пётр и Иуда вместе совершали таинство, но праведный Пётр не имел ничего общего с неправедным Иудой. Одно и тоже дело Иуде послужило в осуждение, а Петру во спасение; точно также и ты не походишь на разбойника, хотя ты и имел общение с Оптатом»³⁵⁰. Наконец, Августин спрашивает Петилиана: нет ли и в донатистском обществе тяжких грешников и чувствует ли он себя осквернённым и нечестивцем, если видит и в своём обществе нечестивцев, которых поведение и образ жизни презирает³⁵¹.

По вопросу об отношении церкви к государству Августин говорит; добрые дружественные отношения церкви к царям не составляют греха. Петилиан представил длинный ряд нечестивых царей, Августин представляет ряд других царей, известных своими добрыми отношениями к людям праведным. Он говорит об отношениях Авраама, Иакова, Иосифа и Моисея к египетским царям, Давида к Анхусу (1Цар. 27), Илии к Ахааву (3Цар. 18:44), об отношении Навуходоносора к Даниилу. Он напоминает о донатистских петициях и апелляциях к Константину Великому и Юлиану отступнику, которому донатисты не стыдились даже льстить. Он радуется, что цари имеют много поводов выступать на защиту истинной церкви и тем служить Господу, и находит совершенно понятным, что император счёл необходимым наказать богохульство и обуздать фанатизм донатистов³⁵²! В доказательство того, что церковь имеет право строгими мерами преследовать нечестивых, Августин указывает на пример И. Христа, Которой бичом изгнал из храма торговцев и меновщиков³⁵³. «Хотя против воли никого нельзя заставить веровать, но и божественное милосердие требует строго – бичом наказывать вероломство. Если добрые нравы избраны по свободной воле, то дурные не должно ли наказывать по закону? Впрочем, по мнению Августина, карательное наказание нечестия будет не вполне справедливо, если наказанию не предшествовало учение о доброй жизни. Изданием законов против вас, конечно, нельзя заставить вас делать добро, но можно воспрепятствовать делать зло. Добро может делать только тот, кто сам по свободной воле избрал его, но страх наказания удерживает от зла, хотя бы и не было сердечного влечения к добру. Влечение ко злу коренится в мрачных мыслях. А кто издал законы против вас, – тем обуздал вашу дерзость. Божий бо слуга есть тебе во благое. Аще ли злое творити, бойся, не бо без ума меч носит. Божии бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему (Рим. 13:4). Здесь издатели строгих законов против вас не называются ли слугами Божиими³⁵⁴? Когда цари издают карательные законы против вас, то подумайте, за что вы страдаете; если за благочестие, тогда они ваши гонители, и вы блаженны, если же за нечестие вашей схизмы, тогда они только вразумители, и вы не блаженны ни в этом, ни в том мире. Никто не отнимает у вас вашей свободной воли, но обращают внимание на то, что вы охотнее избираете: исправленными ли жить в мире, или, упорствуя во зле, под именем ложных мучеников, терпеть заслуженное наказание»³⁵⁵. Августин ставит донатистских мучеников в один ряд с казнёнными разбойниками и убийцами³⁵⁶, считает последних такими же мучениками, каковы и донатистские. Он перечисляет злодеяния донатистов и говорил, что их должно было наказать³⁵⁷. Ещё менее признаёт Августин мучениками донатистских самоубийц, так как самоубийство во всяком случае тяжкое преступление.³⁵⁸ Сравнивая защитников православной церкви и защитников донатизма, Августин пишет: «за членов Христа и против вас восстают и свирепствуют те, которые, будучи ещё молоды и слабы в православной вере, имеют ту ревность, которая была у Петра, когда он извлёк меч за имя Христа. Между ими и вами есть большое различие. Вы подобны слуге иудейских священников, потому что вы, служа своим князьям против православной церкви вооружаетесь против тела Христа, а те подобны Петру и ратуют за тело Христа, т. е. за церковь, хотя и плотским образом. Но если им было приказано вложить меч в ножны, то не тем ли более это должно приказать вам»³⁵⁹.

Самомнению и гордости донатистов Августин противопоставляет смирение и любовь. Борьба плоти с духом, греха с благодатью, говорит он, вполне не прекратилась³⁶⁰. Я не идолослужитель, не предатель, но я грешник и ежедневно должен молиться о прощении³⁶¹. Я не отрицаю того, что многие из священников нечестивы, но верующие должны надеяться на единого святого и милосердого Первосвященника, Который открыл грешникам свободный доступ к себе и «есть примирение наших грехов. «Научись из этого смирению, чтобы тебе не пасть, а скорее снова встать. Если бы ты думал так, ты бы не пал³⁶². Мы любим вас, желая, чтобы вы могли жить. Мы ненавидим только ваше заблуждение и желаем, чтобы погиб тот, кто ведёт вас к погибели. О, если бы мы могли искать и находить и о каждом из вас с радостью сказать: он был мёртв и ожил, он был потерян и опять найден»³⁶³. Ты, Петилиан, говоришь, что Иуда умер за православных. Нет. Не Иуда, а Христос умер за меня.³⁶⁴ «Я мог бы сказать, что вы облеклись в Оптата, но я вовсе не хочу по страсти клеветать и лгать; так как ни вы не облеклись в Оптата, ни мы в Иуду³⁶⁵. Мы не воздаём бранью за брань, потому что слуга Божий не должен ссориться, будучи кроток ко всем, он должен стараться тихо и с кротостью наставлять заблуждающихся. И вам глупо ссориться с нами, если мы не одобряем ваших бесчестных поступков»³⁶⁶. Мы не хотим преследовать вас, а искренно желаем только убедить и спасти вас³⁶⁷. Августин просит Петилиана вместо бранной клеветы представлять доказательства. «Я не желаю, говорит он, всем донатистам навязывать того, что сделано их предшественниками и товарищами; желаю избегать личностей и обращать внимание только на сущность дела³⁶⁸. Но вы скажете, что мы не можем доказать, и потому наши уста полны клеветы и горечи³⁶⁹. Вы только не закрывайте своих ушей перед истиной и не изощряйте ваших клевещущих языков».

Вскоре после второй книги против Петилиана Августин написал другое не менее замечательное сочинение – с таким заглавием: «О единстве церкви или письмо к православным против донатистов». Августин высказывает здесь следующие мысли о церкви:

1) Существует только одна церковь, а потому она должна быть вселенской (χαυολιχή); она есть тело Христово. Кто не член этого тела, тот не может иметь участия в спасении. Господь есть глава, церковь есть тело. Это тело, или церковь, не у донатистов, а у православных³⁷⁰.

2) В церкви могут находиться и неверующие. Но церковь составляют только истинно верующие: они слушают слово Христа и следуют Ему; только они члены царства Божия. Тяжкие грешники хотя и могут находиться в церкви и принимают церковные таинства, по тем не менее они не в церкви³⁷¹. Точно также в церкви могут находиться и неверующие.

3) Церковь не изменяется и тогда, когда в ней находятся и неверующие, Общение верующих с неверующими не вредит верующим, пока последние своей жизнью и поведением обличают неверующих или не знают их³⁷². Церковь не погибает и тогда, когда число неверующих в ней составляет значительное большинство сравнительно с верующими, как это теперь есть³⁷³. Это подтверждается многими примерами из св. писания. Вспомним Иуду предателя, лилию между тернием (Песн. 2:2), праведников, воздыхающих о порочности города (Езек. 9:4), притчи о поле и неводе (Матф. 13). Наконец. нужно заметить, что видимая малочисленность верующих сделается таким числом, которое никто не может сосчитать (Апок. 5:11), подобно звёздам на небе³⁷⁴. С одной стороны, возрастёт число нечестивых, так что иссякнет любовь (Матф. 24:12), с другой стороны, истинно верующие останутся до конца и будут блаженны. Так было при Энохе, Лоте, Ное³⁷⁵. Господь повелел своим апостолам идти ко всем, народам и там основать Его церковь³⁷⁶. Мы не должны вырывать плевелы, потому что иное, что теперь плевелы, некогда может сделаться чистой пшеницей³⁷⁷.

4) Церковь, которую Господь называет своей невестой и своим телом, есть вместе и невидимая и видимая. Церковь нельзя понимать только в духовном смысле, в таком случае можно одухотворить и видимые страдания Христа. Видимая церковь та, которая получила своё начало во Иерусалиме³⁷⁸.

5) Церковь распространена по всей земле и не может быть ограничена одной какою-либо частью земли; она получила своё начало в Иерусалиме и распространяется между всеми народами. Апостолы должны были проповедовать Господа в Иерусалиме, Иудее, Самарии и по всей земле. Это доказывается апостольской историей. Августин перечисляет главные факты этого славного времени христианской миссии и общества, о которых упоминается в деяниях, и посланиях апостольских и откровении Иоанна Богослова. Неужели все эти общества погибли со времени появления донатизма? С этими обществами, которые ничего не слышали о донатизме, я нахожусь в общении, потому что состою членом одной с ними церкви. И пока ещё существуют народы, не принадлежащие церкви, до тех пор церковь не может окончить дело миссии³⁷⁹.

Длинным рядом мест из св. писания Августин доказывает, что католическая церковь есть истинная. Он приводит след. места: Воистину благословя благословлю тя. и умножая умножу семя твое, яко звезды небесныя, и яко песок в скрай моря: и наследит семя твое грады супостатов. И благословятся, о семени твоем вси язы́цы земнии (Быт. 22:17–18). Донатисты ли эти народы? Спрашивает он. Тебе бо и семени твоему дам всю землю сию: и поставлю клятву Мою, еюже кляхся Аврааму отцу твоему. И умножу семя твое, яко звезды небесныя и дам семени твоему всю землю сию: и благословятся о семени твоем вси языци земнии (Быт. 26:3–4). Теперь, говорит Августин пусть донатисты докажут, что они находятся в общении со всеми народами, которые уже благословлены по Христе. – Яко наполнися вся земля ведения Господа, аки вода многа покры море. И будет в день оный корень Иессеев, и возстаяй, владети языки, на Того языци уповати будут (Ис. 11:9–10). Прозябнет и процветет Израиль, и наполнится вселенная плода его (Ис. 27:6); Аз Бог первый, и в грядущая Аз есмь. Видеша языци и убояшася, концы земнии приближишася, и приидоша вкупе (Ис. 41:4–5). Се дах тя в завет рода, во свете языком, еже быти тебе во спасение, даже до последних земли. Се сии издалеча приидут, сии от севера, и от моря, инии же от земли Персския. Возведи окрест очи твои, и виждь вся, се, собрашася, и приидоша к тебе (Ис. 49:6, 12, 18). Послушайте мене, людие мои, послушайте, и царие ко мне внушите: яко закон от Мене изыдет, и суд мой во свет языком (Ис. 51:4). И грехи их той понест. Сего ради той наследит многих, и крепких разделит корысти: зане предана бысть на смерть душа его, и со беззаконными вменися, и той грехи многих вознесе, и за беззакония их предан бысть (Ис. 53:11–12). Донатисты могут ли быть в общении со всеми этими народами? Возвеселися неплоды нерождающая, возгласи и возопий не чревоболевшая, яко многа чада пустыя, паче нежели имущия, мужа (Ис. 54:1), Возвеселися неплоды не раждающая: расторгни и возопи не болящая, яко многа чада пустыя, паче нежели имущия мужи (Гал. 4:27). Сиона ради не умолчу, и Иерусалима ради не попущу, дóндеже изыдет яко свет правда моя, и спасение мое яко светило разжжется. И узрят язы́цы правду твою, и царие славу твою, и прозовут тя именем новым, имже Господь наименует е. И будеши венец доброты в руце Господни, и диадима царствия в руце Бога твоего. И не прозовешися ктому, оставлен, и земля твоя ктому не наречется пуста: тебе бо прозовется воля моя, и земля, твоя вселенная: яко благоволи Господь в тебе, и земля твоя вкупе населится (Ис. 62:1–4). Господь рече ко мне: Сын Мой еси Ты, Аз днесь родах Тя. Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли (Псал. 2:7–8). Яко обыдоша мя пси мнози, сонм лукавых одержаша мя: ископаша руце мои и нозе мои. Исчетоша вся кости моя: тии же смотриша и презреша мя. Разделиша ризы моя себе, и о одежде моей меташи жребий (Псал. 21:17–19). Во всю землю изыди вещание их, и в концы вселенныя глаголы их (Псал. 18:5; Рим. 10:18). Бог богов Господь глагола и призва землю от восток солнца до запад. От Сиона благолепие красоты его (Псал. 49:1–2). И рече им, яко тако писано есть, и тако подобаше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых в третий день. И проповедатися во имя Его покаянию, и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима (Лук. 24:46–47). Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние (Матф. 9:13). Поэтому, говорит Августин, приведя это место, грешников должно принимать в церковь. Но приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете ми свидетели во Иерусалиме же и во всей Иудеи и Самарии и даже до последних земли (Деян. 1:8). Сосуд избран ми есть сей, пронести имя мое пред языки и царьми и сынами Исраилевыми (Деян. 9:15). Во еже быти ми служителю Иисус Христову во языцех, священнодействующу благовествование Божие, да будет приношение еже от язык благоприятно, и освященно Духом Святым (Рим. 15:16). Во всех этих местах Августин видит свидетельства о том, что церковь Христова должна распространиться по всей вселенной.

Обращаясь к донатистам, как пастырь к овцам, Августин говорит: «вас ищет Тот, Который живёт во святом, и нам заповедал искать вас³⁸⁰. Поэтому испытайте ваше сердце, оставьте ваше заблуждение, усвойте единение духа через союз мира. Не заставляйте нас укорять друг друга во грехах, дозвольте нам вместе возрастать в одном теле, как пшеница, и до веяния держать мякину»³⁸¹.

Августин сообщает много интересного о донатистском экзегисе.

1) Почему обетования Божии о распространении и сохранении церкви не исполнились? Донатисты на это отвечали так: «люди не хотели. Если человек хочет, он твёрдо стоит в том, во что верует; если не хочет, он отпадает. Так, когда церковь начала умножаться, люди не захотели веровать, и отпали, за исключением донатистов». Августин замечает на это: «разве Святой Дух прежде не знал будущей воли людей! Если так, то любой пророк может приходить и пророчествовать, а потом, когда его пророчество не исполнится, – оправдываться и сказать: я ничего не могу сделать, так как люди не хотели»³⁸².

2) Донатисты говорили: «весь ветхий завет наполнен примерами, что только небольшое число верующих составляет истинную церковь, так: Энох, патриархи, царство Иуды в противоположность царству Израиля. Так и теперь, весь мир отпал, и мы одни остались у Господа, подобно тому, как у Господа осталось двенадцать апостолов. Августин замечает на это: «всё это верно, потому что находится в писании, но в писании находится и другое – о распространении церкви, а мы всему должны верить в писании. Что касается Иуды и Израиля, то в писании рассказывается нам (Иез. 16:51), что Иуда был хуже Израиля, так что последний через грехи Иуды оказался благочестивым. Но в обоих царствах были святые пророки. Бог разделил царства не как церкви, а как государства, чтобы наказать Иуду. Бог никогда не производил ересей или расколов; оба царства были в одной и той же церкви»³⁸³.

3) Донатисты говорили: «В писании сказано: «первые будут последними, а последние первыми». В писании ничего не сказано о вере Африки, но довольно сказано о вере востока и других народов. Эти то, как первые, отпали от веры, а мы, как последние, сделались первыми». Августин иронически замечает на это. «Некоторые другие народы пришли к вере ещё после Африки, следовательно вы не последние, следовательно и не первые»³⁸⁴.

4) "Сын человеческий пршиед убо обрящст ли (си) веру на земли? (Лук. 18:8). Донатисты говорили: «этими словами Господь возвещает отпадение церкви». Августин замечает: «эти слова относятся к малому числу верующих и указывают на то, что совершенство веры так тяжело, что даже и у святейших людей, как Моисея, найдётся нечто такое, за что они трепещут или могли трепетать. В тексте сказано: на земле! Следовательно, по всей земле! А Африка не на земле ли? Разве о какой другой земле сказал Господь? Следовательно, и в Африке Господь найдёт мало верующих, следовательно и между вами³⁸⁵».

5) Возвести ми, егоже возлюби душа моя, где писеши, где почиваеши в полудне (Песн. 1:6). Донатисты говорили: в этом месте указывается на наше общество – африканское, так как Африка имеет географическое положение на полдне, на юге. Августин замечает на это: «вопрос этот сделан церковью жениху своему, но церковь во всех четырёх странах света. Если это место нужно объяснить географически, то я имею лучшее объяснение: некоторые верующие с той стороны моря идут в Африку, где они, увидавши донатистов, страшатся, как бы не попасть в руки перекрещенцев и спрашивают Господа Иисуса: кто те, которые живут на полдне, где ты пасёшь и почиваешь, то есть где те, которые имеют любовь и не разрывают единства? Ещё справедливее это место относить к Египту, который лежит южнее северной Африки; собственно там солнце делает полдень. Но я желаю дать этому месту другое объяснение. По Исаии (Ис. 58:10) полдень в писании означает свет мудрости и огонь любви. Следовательно, где мудрость и любовь, там и церковь»³⁸⁶.

Наконец донатисты думали, что вода, истекшая из тела Господа, означает крещение. Тело Христово есть церковь; а так как они составляют церковь, то они должны крестить всех, приходящих к ним. Августин замечает на это: «сначала нужно ещё доказать, что это место относится к крещению. Но если и допустим это, то оно может служить прямым доказательством против вас. Смотрите. Вода вытекла из тела Христа от копья гонителя. Следовательно, от копья раскола вода крещения потекла из церкви, так что и вы имеете истинное крещение».

Между тем Петилиан, узнав содержание первой книги Августина, написанной против него, написал ответ на неё.

Ответ Петилиана начинается бранью против Августина³⁸⁷. Петилиан называет диалектическое искусство Августина искусством лжи, упрекает Августина в софистике, при помощи которой всё истинное он делает сомнительным. «Августин, говорит Петилиан, усвоил себе проклятый дух академика Карнеада, который мог доказать, что снег чёрен и что многоугольная башня – кругла». Он упрекает Августина в том, что он прежде держался манихейского образа мыслей, порицает его поведение, когда он был пресвитером и, в отказе Мегалия посвятить Августина во епископы, видит повод заподозрить и позднейшее поведение Августина, утверждает, что живущие в монастыре Августина клирики отличаются безнравственностью.

Приступая к самому делу, Петилиан несколько изменяет свои прежние мысли. Прежде он говорил: «действительность крещения зависит от совести крестителя, который омывает крещаемого». И потом: «кто получает веру от неверующего, тот получает не веру, а осуждение». Теперь к указанным фразам он прибавляет два слова: «действительность крещения зависит от совести святого крестителя». И потом: «кто сознательно получает веру от неверующего, тот получает не веру, а осуждение». Сделав такие прибавки Петилиан утверждает в этом сочинении, что нужно испытывать крещающего и крещаемого»³⁸⁸. Апостол Иоанн, говорит он, увещевал своих учеников не всякому духу веровать (1Ин. 4:1). С той же целью Петилиан старается доказать, что не Христос крестит, а в Его имя крестятся. Наконец он отказывается в настоящем сочинении отвечать на вопрос Августина: почему донатисты не перекрещивают осужденных ими, а также отказывается подробно разбирать жизнь Оптата Гильдониста. Своё письмо Петилиан заключает увещанием к донатистам не обольщаться диалектикой Августина и сожалением о том, что православные сделались теперь хуже, чем были прежде.

Августин немедленно написал особое сочинение по поводу этого ответа Петилиана, так называемую «Третью книгу против Петилиана». В этом сочинении он обращает свою речь не к Петилиану, а к членам церкви. Начиная словами ап. Павла: Тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих (1Кор. 4:1). Августин пишет: «мы должны хвалиться не человеком, а Господом³⁸⁹. Я немощный человек, нуждающийся в благодати Господа Иисуса. Свою жизнь до обращения я сам осуждаю и скорблю о каждом дне, а жизнь моя со времени обращения известна всем³⁹⁰. Диавол старался возбудить во мне ненависть к Петилиану, но милосердие Христа сохранило меня от этого. Христос возлюбил меня, Самого Себя предал за меня и, вися на кресте, молился: Отче! отпусти им, не видят бо что творят». Обращаясь к читателям его книги, Августин говорит: «умоляю вас, исследуйте основательно, переворочайте все страницы, перечитайте все строки, разберите все слова, пересмотрите каждый слог и скажите мне, нашли ли вы (у Петилиана) какой-нибудь ответ на самый предмет³⁹¹. Как будто только о мне говорится, а не об истине церкви или крещения»³⁹². В заключение своего ответа Августин ещё раз обращается к православным и донатистам, говоря: «все вы, которых я поставил судьями между мной и им, теперь можете ли отличать истину от лжи, серьёзное от поверхностного, спокойное от раздражительного, здоровое от болезненного, божественные изречения от человеческих предположений, доказательства от вымысла, правильный способ доказательства от искажения дела. Если можете, то хорошо, есть польза для дела, если нет, то я всё-таки не раскаиваюсь в том, что забочусь о вас; если ваше сердце не обратится к миру, то наш мир возвратится к нам»³⁹³.

Переходя к вопросу о крещении, Августин в этом сочинении, подобно, как и в предшествующих, подробно развивал мысль, что «действительность крещения не зависит от крестителя». Останавливаясь на новых мыслях Петилиана, Августин пишет: Петилиан говорит, что креститель есть начало, корень и глава крещаемого, и прибавляет, если неверие крестителя неизвестно, то крещаемый не получает никакого вреда. А я спрашиваю, что имеет своим началом, из какого корня возрастает и с какой главой соединяется тот, кто получает крещение от тайного нечестивца³⁹⁴. И потом. Если крещаемому не приносит никакого вреда нечестие его крестителя, когда оно ему неизвестно, то дети невинны, потому что не могут знать о грехах их крестителя; однако вы, не обращая внимания на это, всегда перекрещиваете их³⁹⁵. Далее, если Петилиан, ссылаясь на пример Иоанна Крестителя, утверждает, что «должно испытывать как крестителя, так и крещаемого, то я отвечу на это, что народ не испытывал душевного состояния Иоанна; он был уверен в его святости, и только спрашивал его: не Мессия ли он. Он спрашивал только его самого и верил его свидетельству. Но такое испытание может ли спасти от лицемера?

С большим правом ссылался Петилиан на слова ап. Павла: и сии убо (священнослужители) да искушаются прежде, потом же да служат, непорочни суще (1Тим. 3:10). Августин признаёт, что «эта заповедь апостольская, а потому должна быть строго выполняема, но сомневается, что такое испытание может вполне избавить от худого пастыря. Как часто, говорит он, мы обманываемся, и как часто люди, прежде прекрасные, впоследствии делаются хуже. Сам Петилиан знает многих таких людей, которые прежде казались праведными и целомудренными, а потом изобличены в явных пороках, за что и низложены. Далее Петилиан указывает на то, что диакон Филипп спрашивал евнуха о его вере; а я с своей стороны спрошу: как же апостолы крестили Симона мага? Далее Петилиан ссылается на слова пророка Иеремия, где он жалуется на нечестие народа (Иер. 13:18); а я замечу, что здесь пророк ни одного слова не говорит о крещении. Петилиан ссылается на слова апостола Иоанна (1Ин. 4:1), но апостол не сказал, что мы должны отделять терние от пшеницы, а повелел только остерегаться, чтобы не принять терния за пшеницу. Если исповедание Петра: Ты еси Христос, Сын Бога живого не заключало в себе чего либо ложного потому, что и демоны высказывали его, то и крещение – совершается ли оно верующим, или неверующим – всегда бывает действительным крещением, и христианин, сожалея о лицемерии человека-крестителя, не будет презирать таинств Божиих. Товарищ Петилиана, епископ тубурзикульский Киприан, осуждён за преступную связь с женщиной; но ужели все, крещёные им, остаются некрещёнными, и почему вы снова не крестите их³⁹⁶?

Касаясь вопроса о церкви, Августин в данном сочинении говорит: «поле есть мир, а не Африка; жатва конец века, а не время Доната»³⁹⁷. Мы можем заблуждаться относительно посева, только Господь знает своих, и ангелы во время жатвы не ошибутся. Теперь наша обязанность терпеть неизбежное, не нарушать любви сварливым и необдуманным разделением, не разрывать единства гордостью и ссорой»³⁹⁸. «Я не говорю этим, продолжает Августин, что можно презирать церковную дисциплину. Помня слова апостола: Молим же вы, братие, вразумляйте безчинныя, утешайте малодушныя, заступайте немощныя, долготерпите ко всем. Блюдите, да никтоже зло за зло кому воздаст (1Фес. 5:14)³⁹⁹, – твёрдый, заботливый и мудрый служитель Христа не должен презирать церковную дисциплину, и я могу указать бесчисленное множество таких епископов и духовенства других степеней, которые теперь низложены или со стыдом бежали в другие страны, перешли к вам или другим каким-нибудь еретикам⁴⁰⁰. Так, например подобным образом были отлучены от церкви и перешли к донатистам епископ Милевы, Гонорий и диакон Сплендоний. Приняв этого Сплендония через перекрещивание в общество донатистов, посвятив его в пресвитеры, но потом убедившись в его порочности и отлучив его от своего общества, Петилиан сам мог убедиться, что православная церковь низлагает порочных»⁴⁰¹.

Обращаясь к православным, Августин говорит: «вы, святое семя единой матери православной церкви и рабы Господа, насколько возможно, бдительно берегитесь от этого преступного и греховного примера! Кто вздумает запутать вас в свои сети, начнёт хвалиться светом своего учения и своей славой и будет называть себя драгоценным камнем, вспомните, что та постоянная жена, единая возлюбленная единого мужа, которую Дух Святой описал в последней главе Притчей (т. е. церковь), была драгоценнее благородного камня. Никто не может сказать: я хочу следовать этому учителю, потому что он сделал меня христианином, или я желаю следовать тому пастырю, так как он крестил меня. Ни насаждаяй есть что, ни напояяй, но возращаяй Бог (1Кор. 3:7) Бог любы есть, и пребываяй в любви, в Бозе пребывает и Бог в нем пребывает (1Ин. 4:16). Не нарушайте единства Христа ни по внушению проповедника, ни по внушению совершителя таинств. Дело же свое да искушает кийждо, и тогда в себе точно хваление да имат, а не во инем (Гал. 6, 4–5). Каждый будет нести своё бремя и каждый только за самого себя даст отчёт. Поэтому не будем более судить друг друга! Когда сохраняете взаимную любовь, помогая друг другу нести ваше бремя, вы исполняете закон Аристов. Поэтому мы постараемся во взаимной любви тщательно хранить единение духа в союзе мира, ибо кто собирает вне этого единения, тот собирает не со Христом, а кто собирает не со Христом, тот расточает»⁴⁰².

Под влиянием постоянной и энергичной борьбы церкви с расколом у многих из фанатичных донатистов начало обнаруживаться сильнейшее возбуждение против православных. Имей недостаток в духовном оружии для борьбы с церковью, донатисты призвали на помощь циркумцеллионов и подстрекали их открыто грабить и убивать православных на дорогах, нападать на них в домах и при отправлении богослужения и причинять им всевозможные притеснения. Особенно опасно было положение православных клириков, как главных борцов с расколом⁴⁰³. В одной из своих проповедей Августин говорит: «мы находимся со всех сторон в руках разбойников и в зубах волков. Чего вы хотите от нас, что вы ищете в нас»?⁴⁰⁴ Когда православный клирик попадался в руки циркумцеллионов, то они или брали с него обещание на будущее время ничего не говорить против раскола, или же жесточайшим образом мучили и лишали жизни. Всего более желали циркумцеллионы захватить Августина. Его друзья постоянно опасались за его жизнь. Но Бог чудесным образом хранил его от врагов⁴⁰⁵. Так однажды, когда Августин объезжал свою епархию, циркумцеллионы решили напасть на него из засады. Но проводник Августина заблудился и Августин таким образом спасся.

Особенно жестоко мстили донатисты православным епископам, оказывавшим им какое-либо противодействие. Так, например, когда православный тубурзикубурский епископ Серв требовал от донатистов возвращения одного места, которым они завладели насильственно⁴⁰⁶, и обратился с жалобой на это к проконсулу, донатисты вооружённой толпой напали на город Тубурзикубур, и Серг бегством едва спасся от смерти. Донатисты схватили его отца, престарелого священника, и били его так сильно, что он через несколько дней умер.

Другой случай: православный епископ города Каламы, Поссидий просил донатистского епископа своего города, Криспина на собеседование. Последний отвечал, что ожидает своего собора⁴⁰⁷, на котором будет решён вопрос о собеседованиях с православными. Спустя несколько времени Поссидий снова предложил Криспину беседовать, и последний, ссылаясь на слова св. писания: словес мужа грешна не убойся (1Мак. 2:62) и во ушию безумнаго ничтоже глаголи, да не когда поругает разумная словеса твоя, (Прит. 23:9), дал такой ответ: «уклонитесь от меня нечестивые, я не желаю знать путей ваших». Когда вскоре после этого Поссидий прибыв в местечко Фигулию (по другому названию Трагилион) обратился с проповедью к православным и донатистам, и предлагал им слушать и усвоять истину – донатистский пресвитер Криспин, подведомый епископу Криспину, узнав о содержании этой проповеди, решился отомстить Поссидию за обличение донатистов и, скрывшись в засаде, с вооружённой толпой хотел напасть на него, когда он будет проходить мимо. Поссидий уже приближался к месту засады, но, предуведомленный о кознях Криспина укрылся в одном доме. Тогда толпа донатистов окружила этот дом, бросала камни в окна, клала огонь под кровлю дома, пыталась ворваться в него. Хозяева три раза тушили уже начинавшийся пожар; они умоляли толпу оставить их в покое. Но Криспин, заправлявший толпой, был неумолим. Донатисты разломали ворота двора, изрубили скот, бывший на дворе, ворвались в самый дом, выбросили Поссидия из верхнего этажа дома, начали мучить его и оставили его когда он быль уже едва жив. Когда распространилась молва о поступке пресвитера Криспина, все интересовались знать, как отнесётся к этому епископ Криспин. Гражданская власть напомнила ему о поступке подведомого ему пресвитера и требовала подвергнуть последнего примерно строгому наказанию, дабы подобные случаи не повторялись на будущее время. Но епископ оставил без внимания требование гражданской власти. После этого случая донатисты сделались ещё фанатичнее прежнего; они завладели воротами города Каламы и не впускали в него ни православных епископов, ни православных проповедников. После донесения, сделанного одним из знатных православных мирян, проконсулу Нумидии⁴⁰⁸, гражданский суд приговорил Криспина к уплате Поссидию десяти фунтов золота. Криспин отказывался уплатить этот штраф заявляя, что по закону этот штраф должен взиматься с еретиков, а донатисты не еретики. Тогда проконсул приказал Поссидию доказать, что Криспин еретик. Поссидий доказал это, и должен был получить штраф с Криспина, но добровольно отказался взять его; тем не менее Криспин и этим не был доволен и апеллировал к императорам Аркадию и Гонорию, хотя донатисты и не одобряли этой апелляции, опасаясь дурных последствий за неё. Действительно, императоры подтвердили определение проконсула относительно штрафа и вместе оштрафовали тех судей, которые, с согласия Поссидия, освободили Криспина от уплаты штрафа.

Не меньшее варварство обнаружили донатисты в отношении к православному багайскому епископу, Максимиану, которому они мстили за то, что он через суд возвратил православным церковь, некогда отнятую у них донатистами. Они напали на него днём, когда он был в алтаре перед престолом, разломали престол, под которым он думал укрыться, и били его палками и осколками престола до тех пор, пока пол около него покрылся кровью. Из ран особенно опасна была одна, нанесённая ножом в брюшную полость, из которой кровь лилась ручьём. Можно было опасаться за самую жизнь Максимиана. Но когда донатисты выволокли Максимиана полумёртвым из церкви и потащили по земле, пыль земная, смешавшись с кровью, образовала как бы пластырь, остановивший кровь. После этих мучений донатисты на некоторое время оставили Максимиана. Православные взяли его и понесли с пением псалмов, как мёртвого. Спустя несколько времени донатисты снова схватили Максимиана, били его и, когда наступила ночь, бросили его в яму, наполненную нечистотами. Из этой ямы Максимиан вытащен был одним горожанином, весь покрытый ранами. Оправившись от болезни, Максимиан отправился к императорскому двору просить православным защиты от донатистов. И в Европе ему всюду оказывали уважение, как мученику⁴⁰⁹. При дворе Максимиан встретился с некоторыми тубурзикубурцами, которые также просили защиты от донатистов.

Циркумцеллионы преследовали и донатистов, переходивших в церковь; между прочим, епископа Угра Марциана, пресвитера Касфалии Марка, пресвитера Викторины (в иппонской провинции) Реститута. Марциан, по присоединении к церкви, опасаясь преследований, хотел бежать из Угра, но донатисты, поймав его, били камнями чуть не до смерти, а дом его разрушили до основания. Марк⁴¹⁰, после своего присоединения к церкви, едва спас свою жизнь от циркумцеллионов. На Реститута⁴¹¹, после его присоединения к церкви, циркумцеллионы напали в его собственном доме, били палками и хотели посадить в ближайший замок, но потом, рассудили посадить его в мешок, сплетённый из верёвок, и бросить в лужу. Через несколько времени, взявши его из лужи, они поставили его у позорного столба, издевались над ним и посадили в заключение, откуда он был выпущен на свободу, только спустя двенадцать дней, вероятно, по повелению и иппонского донатистского епископа, Прокулеяна, может быть, опасавшегося судебного взыскательства. Многие из православных были свидетелями мучений Реститута, но, будучи малочисленнее донатистов, боялись вступиться за него. Августин дважды жаловался Прокулеяну на донатистов. Но последний в своём ответе Августину старался исказить самый факт в пользу донатистов и оставил жалобы без удовлетворения. Впоследствии донатисты замучили Реститута⁴¹². Те донатисты, которые не принимали непосредственного участия в мучениях и притеснениях православных, всячески поощряли жестоких фанатиков и награждали их высшими духовными должностями. Опасаясь в будущем подвергаться ещё более жестоким преследованиям от донатистов⁴¹³, православные решились искать защиты у императора. Но некоторые из донатистов стали высказывать желание войти в мирные собеседования с православными относительно спорных вопросов. Православные епископы подвергли этот вопрос соборному обсуждению.

На карфагенском соборе 403 года (25 августа), карфагенский епископ Аврелий между прочим говорил членам собора: «все вы предложили уже обещание, что каждому из нас в своём городе следует или отдельно одному вступить в сношения с предводителями донатистов или пригласить к себе другого соседнего епископа и также вступить в сношение с ними во всех городах и местах, при посредничестве местных властей. Желательно, чтобы заявлено было, все ли согласны на это. Со всех сторон говорили: все согласны, и все мы скрепим это нашей подписью. Желаем также, чтобы послания от имени собора к светским властям подписаны были за всех твоею (т. е. епископа Аврелия) святостью. Епископ Аврелий сказал: не следует ли, с согласий вашей любви, прочитать образец сношения с донатистами, дабы все, если вам угодно, держались одного и того же тона в дальнейшем ходе дела? Все епископы сказали: пусть прочитают». Перед чтением «епископ кафолической церкви (т. е. Аврелий) сказал: приглашение, которое препровождено от вашей честности к донатистам, благоволите выслушать, включить его в соборные акты и послать к ним, а ответ их благоволите объявить нам посредством ваших актов»⁴¹⁴; – Образец сношения читался так : «быв посланы кафолическим собором нашим, полноправно вступаем в сношение с вами и хотим порадоваться вашему исправлению; ведаем бо любовь Господа, рекшаго: блажени миротворны: яко тии сыново Божии нарекутся (Матф. 5:9) через пророка Господь внушил нам говорить: «вы братья наши», даже не желающим называться нашими братьями. Итак, вы не должны пренебрегать этим нашим, от мирной души исходящим, напоминанием. Если вы что либо из того, чего вы держитесь, признаете за истину; то не усумнитесь защитить истину, то есть, во время нашего собора изберёте из вашей среды лиц, которым бы можно было вверить дело защищения правоты вашей, чтобы и мы могли сделать тоже, то есть, избрать из нашего собора лиц, которые вместе с избранными из вашей среды, в известном месте и в известное время, обязаны были бы мирно исследовать всё что требует исследования и что отделяет вас от общения с нами, и чтобы закосневшее заблуждение, при помощи Господа Бога нашего, хотя поздно, исчезло в конец, да не погибнут в святотатственном разделении немощные и несведущие души, последовавшие человеческому уверению. Если вы братски примете это приглашение, то истина легко раскроется перед вами, если же не хотите сделать этого, то неверие ваше тотчас изобличится». По прочтении сего образца все епископы сказали: «совершенно согласны, да будет так»⁴¹⁵.

Представители местной гражданской власти передали предложение собора донатистским епископам, но последние отвергли его – многие даже с позорной бранью⁴¹⁶. Карфагенский епископ Примиан отправил гражданской власти такой письменный ответ: «не прилично сынам мучеников собираться вместе в отродьем предателей». Затем Примиан отправил ко всем донатистским епископам послание, в котором воспрещалось им входить в какие бы то ни было рассуждения с православными епископами, дабы не заразиться от них грехом и через то не погубить святости и истины донатистской церкви.

Между тем Августин лично обратился к некоторым из донатистских епископов с предложением о собеседовании. Так он писал к епископу Кесарии, Емериту, человеку образованному, порицавшему насилия производимые донатистами и вместе уважаемому ими. В письме Августин выражает глубокое почтение к Емериту, утверждает, что нельзя оскверниться чужими грехами⁴¹⁷, говорит, что гражданская власть обязана охранять общественное спокойствие от фанатичных донатистов и что если иногда правительство и преступает границы умеренности в сдерживании фанатизма донатистов, то нужно жаловаться на это, а не чуждаться из-за этого церкви. Затем высказавши своё мнение о крещении, Августин ставит вопрос об истинной церкви, но не хочет отвечать на него до тех пор, пока Емерит не ответит ему, желает ли он рассуждать с ним.

В тоже время Августин обратился с предложением о собеседовали к иппонскому епископу, Прокулеяну⁴¹⁸. Последний отвечал, что у них скоро будет собор, на котором решится вопрос о собеседованиях с православными, а до соборного решения он не может беседовать с Августином. Собор, действительно, был и на нём постановлено не только не входить в собеседования с православными, но даже и не отвечать на их предложения. Поэтому, когда потом Августин вторично предложил Прокулеяну беседовать, последний отказался. По поводу этого отказа Августин составил от лица церкви послание ко всем донатистам, в котором, на основании св. писания, увещевал донатистов вступить в единение с церковью, оставить ложь и принять истину, рассказывал донатистам историю их раскола и спрашивал их: неужели они могут сказать, что такие люди, как циркумцеллионы, были жатели, которые должны отделять пшеницу от плевел. «Конечно, говорилось в заключении послания, ваши епископы, не желающие говорить с нами, могут опровергнуть мои доказательства; но ради Бога подумайте о том, почему они отказываются рассуждать с нами. Если волки определили не отвечать пастухам, то почему же овцы боятся приблизиться к стойлу овец»⁴¹⁹.

В виду того, что донатисты отказывались от собеседований с православными, а между тем жестокости циркумцеллионов продолжались, православные епископы на карфагенском соборе 404 года (17 июня) подняли вопрос об изыскании мер к ограждению от жестокостей циркумцеллионов⁴²⁰. Одни из их предлагали просить императоров, чтобы они повелели поступать с донатистами на основании закона, изданного против еретиков императором Феодосием в 392 году. Другие, в том числе и бл. Августин, высказывались против строгих мер⁴²¹. Епископы, требовавшие строгих мер, указывали меледу прочим на то, что многие донатистские общества, из страха перед императорскими законами присоединились к церкви. Между прочим, приводили в пример город Тагаст, место родины Августина, где уже не осталось и следа раскола⁴²² и в конце концов все епископы согласились просить императоров обуздать фанатизм донатистов⁴²³.

С жалобой на донатистов от лица собора отправились к императорам епископы Феазий и Еводий. Им дана была от собора следующая инструкция: «когда, с помощью Господней, предстанут они перед благочестивейшими царями; то пусть объяснят им, как во время собора прошедшего (403) года старейшины донатистов приглашаемы были собраться и, если имеют дерзновение отстаивать своё учение, избрать из своей среды несколько лиц, которые были бы способны мирно состязаться с нами и, если была какая либо доля истины на их стороне, то явили бы её не колеблясь и с христианской кротостью, – дабы таким образом по невежеству, и односторонности противоборников, можно было познать, где находится ныне издревле сиявшая кафолическая чистота. Но так как они решили не вступать в рассуждения, то почти ни на что и не отвечали. Итак, поскольку со стороны епископов употреблён в отношении к ним мирный образ действий, а они, не имея возможности отвечать против истины, обратились к насильственным поступкам, так что многих епископов и клириков (умолчим о мирянах) ставили своими наветами в стеснённое положение и вторглись в некоторые церкви, покушаясь вторгнуться также и в другие церкви; то их царскому человеколюбию предстоит попещись, чтобы родившая их благочестивыми во Христе и крепостью веры воспитавшая кафолическая церковь была ограждена их заботливостью, дабы в благочестивое царствование и их дерзкие люди, не могущие совратить народ посредством убеждения, не возгосподствовали над немощными членами его посредством устрашения. Известно и многократно законами оглашено, что производят гнусные скопища отщепенцев. Посему против неистовства оных отщепенцев просим подать нам высочайшую помощь, не необычайную и не противную святым писаниям; ибо апостол Павел, как видно из подлинных Деяний апостольских, победил соумышление людей бесчинных воинской помощью. Итак, мы просим о том, чтобы без всякого замедления последовало распоряжение об охранении церковных чинов в каждом городе. Вместе с тем следует просить благочестивейших самодержцев и о том, чтобы соблюдаем был закон, изданный блаженной памяти отцом их Феодосием, о взыскании по десяти фунтов золота с еретиков рукополагающих и рукополагаемых, равно и с владельцев, у которых замечено будет собрание еретиков. Да повелят утвердить этот закон, с распространением при том силы его на тех, чьи наветы доказаны будут людьми, принявшими на себя попечение о кафолической церкви, чтобы отлагающие своё очищение и исправление, не смотря на напоминание им о вечном наказании, по крайней мере этим страхом удерживаемы были от произведения расколов и безумной еретической лживости. Следует просить также и о том, чтобы был возобновлён существовавший до сих пор закон, которым отнимается у еретиков право брать что-либо от рукополагаемых, или по завещанию, равно как и другим оставлять что-либо по завещанию, кратко сказать: да отнимается у заблуждающихся право, как брать у других, так поставлять другим что-нибудь. А тем, кто ради единения и мира желает исправить себя, да будет разрешено, и при существовании такого закона, получать наследство, хотя бы это наследство, или какой-либо дар достались им ещё тогда, когда они находились в еретическом заблуждении, за исключением впрочем лиц, которые сочли нужным перейти в кафолическую церковь уже по призвании их к суду; потому что о таковых следует думать, что они пожелали кафолического единения не по страху суда небесного, но по алканию земных выгод. Кроме всего этого предстоит нужда в помощи со стороны властей каждой области. Впрочем, если уполномоченные усмотрят ещё что либо, споспешествующее церковной пользе; то и на это даём им позволение.

«Определено также послать с собора грамоты к славнейшим императорам и важнейшим сановникам с уведомлением их, что уполномоченные посланы нами с общего согласия. А так как всем подписываться под этими грамотами неудобно, – это значило бы слишком обременять их; то мы просим твою любовь, брат Аврелий, благоволи подписать их от имени всех нас»⁴²⁴. Кроме того, собор отправил с Фоазием и Еводием письма к римскому епископу Иннокентию и некоторым другим, прося у них покровительства депутации. Отправив депутацию, собор обратился к местным провинциальным властям с просьбой о защите православных от жестокостей циркумцеллионов.

Прибыв к императорскому двору, депутаты встретили там некоторых донатистов, которые, намереваясь оставить раскол, желали обезопасить себя от циркумцеллионов, с особенным зверством мстивших за измену расколу. Говоря о ходатайстве депутатов перед императором и о законодательстве императора по поводу этого ходатайства, Петилиан между прочим сообщает, что депутаты жаждали крови донатистов, желали запугать и изгнать их и осквернили свои руки убийством.

По поводу ходатайства депутатов император Гонорий издал пять законов против донатистов. В одном из них⁴²⁵ говорится: «пусть не существует более ни манихеев, ни донатистов, которые, как нам известно, не перестают свирепствовать. Пусть содержится одно православное поклонение и одно спасение и одна и таже Троица». Кто осмелится совершить запрещённые церемонии, тот подвергнется наказанию прежде бывших законов и того, который будет издан. В другим законе воспрещается перекрещивание. В третьем законе⁴²⁶ повелевается конфисковать имение, как у того, кто перекрещивается, так и у того, кто перекрещивает, с тем впрочем, что дети перекрещенного, если они обратятся к православной церкви, могут получить имение своих родителей. Такой же конфискации подвергаются те дома, где собрания донатистов бывают, с согласия или в присутствии хозяина дома; если же собрание происходит без согласия хозяина, при участии местного начальника, то подвергаются позорному изгнанию главные виновники этих собраний. Рабы, перекрещенные по принуждению своих господ, могут свободно присоединяться к церкви и в таком случае получают свободу от рабства. Упорствующие в расколе не могут ни получать, ни делать духовных завещаний. Это наказание простирается и на тех, которые каким-либо образом будут оказывать покровительство донатистам; если то будут императорские чиновники, то в таком случае они должны платить десять фунтов золота. Содержание четвёртого закона почти тождественно с третьим. В пятом законе⁴²⁷ донатисты порицаются за малодушие и вероломство, а православные восхваляются за постоянство и твёрдость, оказанные при Юлиане. Кроме этих пяти законов был издан императором эдикт на имя проконсула Африки. Диотимия⁴²⁸, которым повелевалось ему обнародовать во всех африканских провинциях один из прежде изданных Гонорием законов, именно тот, в котором император изъявлял, чтобы все африканские общества находились в церковном единении, чтобы все веровали во всемогущего Бога и содержали единую истинную православную веру.

После издания этих законов многие из донатистов присоединились к церкви. «О если бы я мог показать тебе, писал в это время бл. Августин епископу рогатистов Винценцию, какое множество даже и из циркумцеллионов теперь у нас сделались истинными христианами, как они проклинают свою прежнюю жизнь и достойное слёз заблуждение, при котором они о всём, что делали в своём фанатическом воодушевлении, думали, что делают это для церкви Божией»⁴²⁹. «Старания защитников христианского мира ты не будешь называть напрасными и бесплодными, писал Августин к другому донатисту Кресконию⁴³⁰, если посмотришь, как в Африке, прежде всюду наполненной заблуждением, теперь мало осталось тех, которые ещё не присоединились к православному миру. Мы радуемся твёрдой и постоянной вере не немногих, которые вследствие императорских законов обратились к православному миру, для спасения которых мы охотно подвергали себя даже опасности. За это ещё теперь от жестоких и свирепых мы переносим страшные нападения, которые вместе с нами терпеливо переносят и некоторые из недавно обратившихся; но мы весьма опасаемся за их слабость, пока они научатся и придут в состояние с мужественным спокойствием сердца смотреть на настоящее.⁴³¹ А если лицемеры переходят к нам, то об этом судить не нам, а Богу. Однако и некоторые из лицемеров, перешедших в церковь из страха перед императорскими повелениями, позднее в некоторых искушениях оказались подобны утвердившимся в вере православным».⁴³²

Помимо этого общего свидетельства бл. Августина нам известно, что в данное время присоединилось к церкви, большинство карфагенских донатистов⁴³³, так что у карфагенского епископа донатистов Примиана осталось весьма небольшое общество. В некоторых местах все донатисты, кроме епископа, оставили раскол. Так, между прочим, было в Либертине. Когда на карфагенском соборе 411 года Януарий назвал себя донатистским епископом Либертины⁴³⁴, то православные заметили ему, что в Либертине нет ни одного донатиста и Януарий ничего не мог возразить на это. На этом же соборе 411 года православный епископ, Багая, Адеодат сообщил, что прежде в этом городе было весьма много донатистов, а теперь навсегда выбыл из него и донатистский епископ, Калипотий, так как там не осталось ни одного донатиста⁴³⁵. Во многих местах церкви переходили в руки православных, причём весьма много содействовал православным вышеупомянутый нами эконом африканского вельможи Целера, Спондей⁴³⁶. Вследствие всего этого на карфагенском соборе 405 года было постановлено послать к императору двух депутатов с изъявлением благодарности за изданные им законы против донатистов. Депутаты были избраны не из епископов, так как незадолго перед тем римский папа Иннокентий писал африканским епископам, что частое путешествие епископов за море он считает делом неудобным⁴³⁷. На этом же соборе было определено просить гражданских начальников всячески содействовать восстановлению церковного единения во всех городах и сёлах.

Но фанатичные донатисты тем с большею яростью стали теперь мстить главным виновникам упадка раскола. Особенно часто делали они нападения на иппонский диоцез, где епископом был Августин, так что Августин вынужден был жаловаться на них императорскому президенту Цецилиану⁴³⁸. «Насколько мы радуемся удивительному успеху православного единения в других провинциях Африки, писал он Цецилиану, настолько же скорбим и о том, что иппонская область и соседние города ещё не видали никакой особенной помощи от силы твоей власти». Цецилиан был только оглашён, но уже отличался благочестием и преданностью православной церкви. Он ещё до получения письма Августина, издал эдикт против донатистов, в котором под угрозой строгого наказания воспрещал циркумцеллионам беспокоить православных. Так как циркумцеллионов возбуждали в это время некоторые из донатистских епископов, например, епископ Каламы, Криспин, то Августин от лица всего духовенства составил особое послание к донатистскому епископу Казы Нигерийской, Януарию⁴³⁹, жалуясь ему на грабёж и жестокости донатистов. Представив прежде всего историю раскола, Августин пишет: православные неоднократно предлагали донатистам вступить в мирные рассуждения с ними для соглашения, но донатисты со смехом и гордостью отвергали эти предложения. Вместе с тем они причиняли и теперь причиняют нам страшные мучения. «Они не только бьют нас и наносят нам раны палками и мечами, но и с неслыханной жестокостью ослепляют глаза известью и уксусом, грабят наши дома и вооружёнными толпами ходят по области, имея намерение причинять и причиняя смерть, грабёж и пожар». Эти люди не мученики, как они называют себя, а разбойники и даже хуже разбойников. Разбойники, правда, убивают людей, но он не лишает людей зрения. Далее в послании Августин ставит на вид донатистам, что если они вступят в мирные рассуждения с православными, то результатом этого может быть отмена или смягчение строгих, императорских законов против них. Они говорят, пишет он, что некоторые из их епископов уже обращались к итальянскому префекту, и православному епископу Валенту с просьбой о смягчении законов против них, и префект отказал им, говоря, что теперь уже поздно вступать в соглашение с православными, так как законы уже изданы; но император, как неограниченный властелин, и теперь не отказался бы выполнить просьбу донатистов... «Но если вы, говорит Августин донатистам, и не уважите наших просьб, всё-таки мы будем продолжать миролюбивые отношения к вам. Господь будет с Его церковью, и вы раскаетесь в том, что не уважаете нашей снисходительности к вам».

По тому же поводу писал Августин и к Фесту⁴⁴⁰, вероятно, императорскому чиновнику, прося его тайно от донатистов послать в иппонскую область своего уполномоченного для совещания о том, как лучше действовать против донатистов. По-видимому, этот Фест прежде известен был, как покровитель донатистов, так как в письме к нему Августин старается возможно яснее и несомненнее представить насилия донатистов и в конце письма просит у него извинения, если обширность письма при чтении покажется ему обременительной и отнимет много времени. «Но я желал, говорит Августин, дать тебе в руки нечто письменное, чтобы ты имел в виду не только моё желание, но и основание исправительным образом действовать на донатистов, и, если они будут возражать, мог отвечать им».

Около этого же времени Августин отвечал на письмо епископа рогатистов Винценция⁴⁴¹, выразившего в своём письме удивление тому, что Августин, которого он знал как решительного противника насильственных мер в деле веры, согласился просить императора об издании строгих законов против донатистов. «Насилия и жестокости донатистов, пишет Августин, были так велики, что их необходимо было обуздать карательными мерами. Опасно больным нужно помогать. Когда наставление не соединяется с угрозой, то сила привычки может сделать наставление бесполезным. Раны друга лучше поцелуя врага. Лучше со строгостью любить, чем с кротостью обманывать. Неужели не должно заставлять поступать справедливо. Как Сарра преследовала Агарь, так и церковь может преследовать донатистов. Как поступил Моисей с евреями, слившими золотого тельца (Исх. 32:27)? Что сделал Илия с жрецами Ваала? Апостол Павел не предал ли некоторых сатане (1Тим. 1:20)? Во втором псалме царям повелевается защищать церковь. Не соглашаетесь ли вы с законами императоров против язычников? Почему же нельзя принудить вас оставить свою ересь? Не сами ли вы обращались за помощью к Юлиану? Для чего же вы осуждениями и ложью нарушили мир церкви? При известных обстоятельствах хорошо и принуждать узнать истину. С этим согласны и донатисты, присоединившиеся к церкви, они радуются, что Бог через императорские законы возвратил их к церкви. Они говорят, что прежде для них было безразлично принадлежать к тому или другому обществу, но теперь, присоединившись к обществу православных, они радуются о своём единении и благодарят Бога. Таким образом принуждение, в отношении к заблуждающимся, может быть спасительным средством.

Затем Августин изображает величие истинной православной церкви и грех донатистов, состоящий в отделении от неё. Винценций доказывал, что церковь давно уже погибла, приводил слова Илария, сказанные на соборе против ариан: в десяти провинциях Азии очень немногие знают что-нибудь о Боге. Августин замечает на это, что хотя апостол Павел и назвал коринфян плотскими, но коринфская церковь от этого не погибла. В конце письма Августин, говорит о крещении и не одобряет преследований, проистекающих не из любви, а из ненависти. Я скорблю, говорит Августин, если донатистов грабят, обворовывают и принимают в церковь из-за корыстолюбия, но и ради этих насилий не должно оставлять церковь. Я надеюсь, что это письмо не Винценцию только, но и многим другим послужит ко вразумлению.

Тот же взгляд на отношение светской власти к донатистам Августин высказывал и несколько позднее – в письме, обращённом ко всем донатистам⁴⁴². «Любовь Христа, так начинается это письмо, не дозволяет нам молчать». Донатисты жалуются на гонения, но они сами причинили множество насилий и часто лгут. Власть, которою теперь пользуется церковь, обещал и дал ей Господь. Императоры только выполняют заповедь Божию. Вы жалуетесь на строгость императоров потому только, что не можете пользоваться их силою. Эту мысль Августин доказывает фактами истории донатистов. Затем он с искренней любовью просит донатистов оставить спор и присоединиться к церкви. «Христос хочет этого и императоры желают этого. Соединитесь же с нами, братья. Мы любим вас и желаем вам того же, чего и себе. Бог не хочет, чтобы вы погибли в нечестивом расколе, вдали от своей кафолической матери. Мы имеем одно общее св. писание, почему же не имеем общего Христа и церкви»? После многих доказательств истинности православной церкви и нерушимости её благодатных даров от плевел, находящихся в ней, Августин заключает письмо новым увещанием прекратить раздор с церковью. «Если вы имеете Христа, почему же не имеете и церкви? Если вы веруете во Христа, Которого не видите, но о Котором только читаете в писании, то почему же отрицаете церковь, о которой читаете и которую видите»?

Но старания церкви вразумить донатистов и обуздать их фанатизм и теперь не увенчались полным успехом. В Багае циркумцеллионы зажгли церковь и бросили в огонь св. книги⁴⁴³. В Либертине донатисты до основания разрушили церковь православных⁴⁴⁴. В Цирте разрушили все алтари в православных храмах⁴⁴⁵. В Макомадии насильственно перекрестили⁴⁴⁶, а потом умертвили⁴⁴⁷ православного епископа, уже девяностолетнего старца. В Кесарии, когда часть донатистов присоединилась к церкви, донатист Кресконий ограбил церковь, завладев её деньгами и хлебом. В Пуденции Кресконий разрушил четыре церкви и завладел их утварью. В Сините, после присоединения к церкви некоторых донатистов с епископом Максимином⁴⁴⁸, фанатики заявили: «кто перейдёт на сторону Максимина, того дом будет сожжён». Многие из циркумцеллионов оканчивали жизнь самоубийством.⁴⁴⁹

Православные епископы, собравшись в Карфагене в 407 году (13 июня)⁴⁵⁰, в виду насилий донатистов, решили послать двух депутатов к императору, епископа Калузиса, Винценция, и епископа Сикка, Фортунациана, с просьбой дать церкви особых защитников от донатистов и пять комиссаров, которые заботились бы о выполнении законов, изданных против донатистов, и имели бы полномочие просить императора постановить относительно донатистов то, что они найдут нужным. Затем собор запретил открывать новые епископские кафедры без разрешения провинциального собора епископов и примаса. Что же касается донатистских обществ, присоединившихся к церкви, то они, если желают, могут иметь своих особых епископов; а если по смерти своего отдельного епископа не пожелают избирать ему преемника, то будут присоединены к другим обществам. Донатистские общества, присоединившиеся к церкви до издания императорского закона относительно их присоединения, со всеми церковными постройками и утварью должны поступить под власть того епископа, которым они обращены; общества же, присоединившиеся к церкви после издания императорского закона, должны признать власть того епископа, в епархии которого они живут. Если какой-либо епископ управляет каким-либо из этих обществ, несогласно с определениями настоящего собора, то он должен передать это общество тому епископу, которому оно должно принадлежать по правилам настоящего собора.

Вследствие просьбы депутатов собора 407 года, император издал два закона против донатистов (14 ноября 407 г.)⁴⁵¹, адресованные на имя проконсула Африки, Порфирия. Спустя восемь дней после издания этих законов Гонорий издал новый закон, в котором повелевалось: «всё, что определено против донатистов, всех прочих сектантов и язычников исполнять в точности и строжайшим образом. Все их церкви и молитвенные дома передать православным». Далее, в силу указа, всякий называющийся донатистом должен подвергнуться наказанию и все донатисты безусловно должны присоединиться к православному обществу. В распоряжение православных епископов даны были три императорских комиссара: Максим, Элиан и Евтихий⁴⁵².

Но вероятно, эти распоряжения императора не принесли надлежащей пользы церкви, так как карфагенский собор бывший в июне 408 года, снова через епископа Фортунациана просил императора защитить церковь от язычников и донатистов. В 408 году донатисты даже стали дерзновеннее. Дело в, том, что в этом году император Гонорий умертвил главного своего министра Стилихона, которого донатисты считали главным виновником строгих законов против них⁴⁵³; поэтому они очень обрадовались его смерти, распространили молву, что Гонорий значительно смягчил свои законы против всех врагов церкви⁴⁵⁴ и начали преследовать православных. Одни из православных епископов спасались от донатистов бегством к императорскому двору, другие, как например Феазий и Еводий, бывшие депутатами к императору, и Виктор подверглись истязаниям, Север и Макарий были умерщвлены.

По случаю этих жестокостей карфагенский собор в том же году (13 октября) опять отправил к императору двух депутатов – Реститута и Флоренция с просьбой защитить церковь от язычников и еретиков⁴⁵⁵.

Место Стилихона занял Олимпий, по свидетельству Августина, человек, благочестивый и высоконравственный. В поздравительном письме к Олимпию⁴⁵⁶ Августин высказывает надежду, что он не будет гордиться своим новым положением. Насилия и жестокости донатистов побудили Августина снова писать Олимпию и просить обуздать донатистов⁴⁵⁷. «Пресвитер, передавший тебе письмо, писал Августин, подробно и обстоятельно может рассказать тебе о насилиях донатистов. С этим пресвитером и придворным епископом ты можешь посоветоваться о том, как поступить с ними». Вследствие ли этого письма Августина к Олимпию, или, как думает Норис, вследствие миссии Фортунациана, император издал два закона против донатистов⁴⁵⁸. В первом из них, адресованном на имя гражданского чиновника, Курция, подтверждались прежние законы против донатистов; во втором, адресованном на имя проконсула Африки, Доната, повелевалось, согласно законам, наказывать донатистов за порицание таинств православной веры. Вскоре потом (в январе 409 года), был издан новый третий закон против донатистов, адресованный на имя префекта претории, Феодора⁴⁵⁹. В этом законе повелевалось в точности исполнять прежние законы против донатистов, но вместе – избегать немедленного отрешения донатистов от должностей и других более строгих наказаний. Гражданские чиновники, не выполнявшие законов, изданных против донатистов, присуждались к штрафу в десять фунтов золота, умалчивавшие о преступлениях донатистов, после конфискации их имения, присуждались к изгнанию. Несколько раньше император издал ещё два закона против всех неправославных. В силу этих законов все неправославные, а след. и донатисты лишались права занимать придворные должности и иметь собрания⁴⁶⁰.

Побуждая одних к защите церкви, Августин в тоже время других старался умерить в строгости к донатистам. Узнав, что проконсул Африки, Донат строго наказывал донатистов, Августин просил его мягче относиться к ним⁴⁶¹. Он советовал ему с строгостью соединять снисходительность и никого из донатистов не приговаривать к смерти, исправлять еретиков, а не лишать жизни. Ты можешь, писал он ему, дать понять донатистам, что императоры своими законами стараются не истребить их, а обуздать их безбожную гордость. Я скорее сам желал бы потерпеть смерть от донатистов, чем их лишать жизни. «Вскоре потом Августин вторично писал этому Донату⁴⁶², который уже не был проконсулом и просил его заботиться о том, чтобы его рабы, жившие на его земле приняли православие.

Изложив внешнюю судьбу раскола во второе пятилетие V века, переходим к обзору полемических сочинений, писанных в это время против раскола бл. Августином. Со стороны донатистов в данное время, выступил на защиту раскола некто мирянин Кресконий, пытавшийся в своём сочинении опровергнуть первую книгу Августина. Августин долгое время не знал о существовании сочинения Крескония, но получивши его, спешил ответить на него. Он сообщает⁴⁶³, что сочинение против Крескония написано им по издании законов императора, то есть, вероятно, в 409 году.

В начале своего сочинения, Кресконий доказывает, что донатисты имеют истинное крещение⁴⁶⁴. «Так как ты (Августин) признаешь, пишет он, что и наше крещение действительно, а мы ваше отвергаем, то отсюда следует, что мы должны иметь правильное крещение». Здесь Кресконий допускает ошибку, известную в логике под названием petitio principii, то ость доказывает истинность своего крещения тем, что само требует доказательства. Он говорит, что есть только одна церковь, следовательно и одно крещение⁴⁶⁵, но в этом случае забывает, что этому доказательству должно предшествовать ещё одно и очень важное доказательство, именно, что донатизм есть единая истинная церковь. Затем Кресконий старается доказать истинность сказанного Петилианом о значении душевного состояния крещающего и вместе избежать противоречий Петилиана. «Нужно, говорит он, обращать внимание на совесть крестителя»⁴⁶⁶, а чтобы узнать совесть его, нужно обратиться к слухам, которые существуют о нём, хотя иногда слухи бывают и ложные. Но если по слухам я и ошибусь относительно совести крестителя, то для меня достаточно, что я не знаю о его порочности, и крещение, полученное мною от него действительно, потому что я считал крестителя чистым. Я стараюсь узнать о совести крестителя только то, что говорят о ней публично, а не забочусь о том, что скрыто от меня, чего знать я не могу. Всемогущий Бог сказал: «известное принадлежит вам, тайное Мне». Сам я не могу видеть совесть крестителя, посему довольствуюсь только тем, что известно о ней по слухам. Для меня неважно, если втайне говорится другое, чем в ходячих слухах. Для меня достаточно знать, что совесть моего крестителя не осуждена публично.

Оправдывая донатистов с этой точки зрения Кресконий пишет: Иуда предатель только до своего осуждения отправлял апостольские обязанности, а в кафолической церкви крестят и те, которые осуждены церковью (то есть донатистами)⁴⁶⁷. Это осуждение относится и к прошедшему, и к настоящему. Ваши предки осуждены как предатели и курившие фимиам пред идолами, а вы как гонители»⁴⁶⁸. Дальше Кресконий, цитируя слова Августина, что «крещение идолопоклонников не может оказать никакой помощи, потому что идолы суть мёртвые боги», выводит отсюда заключение, что Августин якобы считает неверующими только идолопоклонников. «Если тебе угодно подражать идолопоклонникам, то что ты скажешь на слова писания: елей же грешника да не намастит главы моея (Псал. 110:5). Идолопоклонник ли только грешник, или грешник и тот, который допускает недозволенное. Если ты идолопоклонника считаешь грешником, то не должен ли считать грешником и христианина, совершающего что-либо противозаконное»? Поэтому не только идолопоклонник, но и каждый грешник не может присвоить себе право крестить. Дальше Кресконий старается доказать: 1) что православные – грешники, 2) что они несправедливо присвояют себе право крестить и 3) что они дают право крестить каждому желающему. Из всех этих положений Кресконий выводит такое заключение: «ничто не побуждает вести праведную жизнь, так как что позволительно праведнику и грешник может совершить.⁴⁶⁹ Что может быть несправедливее такого положения: осквернённый может очищать другого, загрязнённый омывать его, нечистый очистить его, неверующий дать ему веру, преступник сделать его невинным»⁴⁷⁰. Конечно, Августин опять скажет, что Христос делает это. Но «мы спрашиваем: Через какого человека это лучше сделается? Конечно, растит Бог⁴⁷¹, но как для посева и поливания лучше верный и прилежный работник, так и для совершения таинства годен только верующий и праведный служитель». Сам Господь сказал: дам вам пастыри по сердцу Моему, и упасут вас разумом и учением. (Иер. 3:15). Но Бог не может дать мне веры и праведности, если я не имею человека, который крестил бы меня». Говоря о крещении Иоанна, Кресконий спрашивает: «если крещение не может быть повторяемо, хотя бы оно совершилось кем угодно по произволу, то почему апостолы крестили после Иоанна? Почему Пётр крестил иудеев, крещённых Моисеем? Из этого я заключаю, что всё написанное святым Петилианом верно»⁴⁷².

Августин указывал Петилиану на Оптата Гильдониста, как тяжкого грешника. Кресконий говорит на это: «я не осуждаю и не оправдываю Оптата»⁴⁷³. Относительно максимианистов Кресконий сознаётся, что прежде он не знал, в чём заключалась истина, но потом от своих епископов узнал весь ход дела. Двенадцать епископов, посвятивших Максимиана, и многие другие не были отлучены от церкви, а были приговорены к церковному покаянию на известный срок; они раскаялись и вторично крестить их не было нужды; а нераскаявшиеся потеряли крещение и церковь⁴⁷⁴. Кресконий обвиняет Августина в искажении истории возникновения раскола и рассказывает её иначе. По его рассказу, например, Сильван, епископ, циртский за то будто бы был осуждён, что не хотел иметь общения с гонителями Урзакием и Зенофилом⁴⁷⁵. Донатисты, говорит Кресконий, хорошо знают истинный ход дела; они получили сведения о нём от предков. Недавно умерли верные свидетели и доселе существуют верные письменные документы о прошедшем. В доказательство того, что истинный ход дела был известен и на востоке, Кресконий ссылается на сардикийский собор, который писал письмо Донату; но к несчастию теперь и восток совратился⁴⁷⁶.

Положение Августина, что верующий в церкви не оскверняется неверующими, Кресконий находит странным и неразумным. Церковь, по Кресконию, тяжко грешит, если не осуждает грешников. Поэтому он убеждает самого Августина бежать из церкви, дабы не сделаться участником в грехах своих предков. Презирая слова апостола Павла: ниже приобщайся чужим грехом, себе чиста соблюдай (1Тим. 5:22), ты сам делаешь себя предателем. «Из источника, вытекает ручей и главе повинуются члены. Если голова здорова, то и всё тело здорово; но если в ней есть болезнь или недостаток, то все члены болят. Всё, что произрастает из корня, зависит от своего начала. Поэтому тот не может быть невинным, кто не следует обществу невинных⁴⁷⁷. Господь заповедал: в законех отец ваших не ходите (Иез. 20:18). Ты должен иметь суждение не только о живых, но и о мёртвых. Ибо хотя грешник может умереть, но никогда не умирает то, что делал он»⁴⁷⁸. Против положения Августина, что церковь распространена по всей земле, Кресконий возражает так: «как может церковь наполнить всю землю, когда существует множество ересей и ни одна из них не имеет общения с вами⁴⁷⁹. Истина есть у немногих, большинство заблуждается. Мало есть спасающихся (Лук. 13:23), хотя бы постоянно проповедовали Христа всему миру⁴⁸⁰. Ни восток не имеет общения с Африкой, ни Африка с востоком»⁴⁸¹. Церковь сама себя осудила своими гонениями⁴⁸². Кто более грешит – гонитель или гонимый⁴⁸³? Кресконий возмущается тем, что его единоверцев называют донатистами. Наше начало, говорит он. Христос, а не Донат⁴⁸⁴. Несправедливо называют нас еретиками, так как между нами и кафолическою церковью существует только раскол. «У нас и у вас, одна вера, одни таинства и нет никакого различия в обрядах⁴⁸⁵. Раскол же произошёл от того, что вы изгнаны, а мы остались в полной и кафолической церкви⁴⁸⁶. Вы, пребывая в расколе, потеряли церковь и крещение⁴⁸⁷. Если сад заперт и родник запечатан, то находящийся вне сада, то есть церкви, и вне источника, то есть крещения, как может дать то, чего он сам не имеет»⁴⁸⁸. Все члены донатистского общества, по мнению Крескония не только верующие, но и святые⁴⁸⁹, а в церкви каждый член неверующий и грешник. Цецилиан, по мнению Крескония, совершил грех против Св. Духа⁴⁹⁰. В заключение Кресконий упрекает Августина в противоречии самому себе, что он не исполнил своего обещания с любовью и миром относиться к донатистам, так как он Примиана называет сатаной. В конце концов Кресконий с горячностью укоряет Августина в том, что прежде он держался манихейского образа мыслей.

Опровергая Крескония, Августин говорит: крещение есть действительное таинство и у донатистов; но оно не вводит их в царствие Божие. Вопрос не о том – где есть истинное крещение, а – где оно приносит пользу. Деньги хороши сами по себе и хорошими остаются в руках вора; но из этого не следует, что тот, кто хочет иметь деньги, должен вступить в общение с ворами⁴⁹¹. Всё дело зависит от доброго употребления. Один и тот же свет для здоровых глаз составляет наслаждение, а для больных мучение, одна и таже пища для одних здорова, а другим причиняет болезнь, одно и тоже лекарство одних вылечивает, а другим только вредит. Не тоже ли бывает с таинствами? И таинства не всем, принявшим их, приносят пользу. Апостол Павел говорит: добр закон есть, аще кто его законне творит (1Тим. 1:8). Можно и иметь закон, но не исполнять его должным образом. Апостол Павел так говорит о людях, имеющих закон, но не исполняющих его: несть праведен никтоже. Несть разумеваяй, и несть взыскаяй Бога. Вси уклонишася, вкупе непотребни быша: несть творяй благостыню, несть даже до единаго. Гроб отверст гортань их, языки своими лщаху: яд аспидов под устами их. ихже уста клятвы и горести полна суть. Скоры, ноги их пролияти кровь. Сокрушение и озлобление на путех их; и пути мирнаго не познаша. Несть страха Божия пред очима их (Рим. 3:10–18). И грешник получает евхаристию, но получает к своему осуждению. Вы имеете правильное крещение, но имеете его в наказание и осуждение. Правильное крещение может быть и вне церкви, не только у раскольников, но и у еретиков. Иудеи признавали, что и самаряне имеют правильное обрезание. Наконец, в апостольской истории мы не видим ни одного примера, чтобы еретики были перекрещиваемы⁴⁹². Да не тоже ли следует и из твоих слов? Не сам ли ты сказал, что мы имеем одну общую веру и таинства. А крещение разве не таинство⁴⁹³? Если мы имеем одни общие христианские обряды, то имеем и одно общее крещение⁴⁹⁴. Но от этого ты ещё не сделался чистым, так как не одно крещение очищает нас, а слово истины (Ин. 15:3), жертва сокрушённого сердца (Псал. 50:19), милостыня (Лук. 11:40), а по преимуществу любовь, покрывающая множество грехов (1Пет. 4:8). Но всё это заключается в Св. Духе, почему Он и сходит в воде крещения, при совершении его⁴⁹⁵. Поэтому крещённый вне церкви, обращаясь к церкви, нуждается не в крещении, а в благодати Св. Духа⁴⁹⁶.

«Действительность крещения не зависит от личности крещающего. Ты, Кресконий, сам признал это, если обращаешь главное внимание на слухи о крестителе, а не на действительное его душевное настроение. Если всё дело зависит от слухов, то и нечестивый креститель, когда о нём распространяются добрые слухи, может сделать крещаемого чистым. А если в этом случае Бог сам омывает, или Его ангел очищает, то не делает ли этого Бог и во всех других случаях⁴⁹⁷? Не то хорошо, что делает Иуда, когда он крестит, а то, что Бог делает через Иуду. Поэтому не только те крестят, которые осуждены церковью, а и те, которых и Бог давно уже осудил. Омывать водой могут добрые и злые люди, а очищает только Тот, Который всегда благ⁴⁹⁸. Но если ты скажешь: ни один грешник не может крестить, так как он мёртв, то и тайный грешник не может, потому что скрытность не делает его святым и Св. Дух избегает лицемеров⁴⁹⁹. И если наконец, явный грешник не может крестить, то неужели вы безгрешны? Вы можете сказать: я не предатель, не развратник, не идолопоклонник, не еретик, не схизматик. Но можете ли вы сказать: »я не грешник? « Я не знаю, можно ли найти такого гордеца, который осмелился бы сказать это. Может ли кто-либо быть настолько ослеплён высокомерием, чтобы так думать о себе. Если бы ты не был крещён, то ты или бы отверг это мнение, или бы искал ангела, который крестил бы тебя⁵⁰⁰. Конечно, праведный служитель лучше, так как при слабости человеческой труднее исполнять заповеди Бога, не имея перед собой доброго примера; через подражание доброму пастырю пасомый получает более твёрдости в доброй жизни⁵⁰¹. Но не люди действительные пастыри, а Господь. Который пасёт своё стадо. Если человек делает праведным, то мы должны веровать в человека. Затем, указав разные случаи из истории раскола, Августин делает такие выводы для опровержения своего противника: 1) Ты говоришь, что отделённый от вашего общества не может крестить, но я вижу, что крестили максимианисты. 2) Ты говоришь, что не может крестить тот, который грешит против Бога, но я вижу, что богохульники крестили. 3) Ты говоришь, что в крещении всё зависит от душевного настроения крещающего, но я вижу, что крестили соблазнённое диаволом. 4) Ты говоришь, что о душевном состоянии крещающего нужно судить по ходячим о нём слухам, но я вижу, что крестили обвинённые в тяжких грехах⁵⁰². Здесь Августин фактически показывает, что различие во взглядах между донатистами и церковью очень незначительно. Я говорю, продолжает Августин, что лучше если таинство совершается добрым, пастырем, но лучше для самого пастыря, когда он свою жизнь и поведение согласует с теми правилами, которые он преподаёт другим, а не для того, который получает от него таинство. Я прибавлю только, что получать таинство от доброго пастыря лучше, потому что в таком случае легче подражать его добродетели и святости, но самое таинство от этого не делается истиннее и святее⁵⁰³.

«Церковь, говорит Августин, есть святое тело Христа. В ней одной находится Св. Дух, и любовь может быть присуща только тому, кто находится в церкви. Но и не каждый, находящийся в церкви, имеет Св. Духа, а только тот, который находится в действительном союзе с членами церкви. Церковь основана Тем, Который спас людей своим уничижением и смертью. Святой Дух есть запечатанный источник, а церковь есть запертый сад, и только тот имеет доступ к источнику церкви, кто достоин вечной жизни⁵⁰⁴. Эта церковь для всех видима и славна Она есть город, стоящий на горе, который не может остаться скрытым, город, из которого Христос господствует от одного моря до другого и от потока до концов земли; семя Авраама, которое многочисленно как звёзды небесные и как песок морской; семя, в котором благословятся все роды⁵⁰⁵. Эта церковь возрастает и увеличивается, и не может погибнуть даже и тогда, когда в ней злые смешаны с добрыми⁵⁰⁶; через это она не теряет своего характера и её живые члены не теряют ничего. Если в церкви есть неверующие, то я отвращаюсь от них, как от духовно мёртвых; но ради этих мёртвых я не отделяюсь от тех, которые остаются живыми членами в святом союзе церкви. Церковь основана не людьми, но они находятся в ней, как пшеница, если они добры, и как плевелы, если злы. Этих злых я исправляю, сколько могу, словом и законом Господа и терплю тех; которых не могу исправить. Я избегаю плевел, чтобы самому не сделаться плевелами, но я не оставлю гумна, чтобы не сделаться ничем. Тот, кто не в церкви, есть ничто»⁵⁰⁷. Августин доказывает многими местами св. писания, что церковь Христова распространится между всеми народами: и поклонятся ему вcи царие земстии, вси язы́цы поработают ему (Пс. 71:11). От восток солнца и до запад имя Мое прославится во языцех, и на всяком месте фимиам приносится имени моему, и жертва чиста: зане велие имя Мое во языцех, глаголет Господь Вседержитель (Мал. 1:11)⁵⁰⁸. И проповестся сие евангелие царствия по всей вселенней, во свидетельство всем языком; и тогда приидет кончина (Матф. 24:14). Помянутся и обратятся ко Господу вси концы земли, и поклонятся пред Ним вся отечествия язык (Псал. 21:28). Затем он приводит свидетельство св. Киприана, что церковь Господа распространила свои корни и ветви по всей земле⁵⁰⁹. Число истинно верующих в церкви не велико, но при всём том она бесконечно велика. Звёзды небесные означают духовных христиан, а песок морской плотских, через которых и в которых возникают даже ереси и расколы. Но как одиннадцать апостолов не были в сообществе с Иудой, хотя видимо были соединены одним Господом, слушали одного Учителя, получили одно Евангелие, приняли таинства, связаны были внешним общением, но отделены были духовным различием, и как апостол Павел не имел гордости и зависти, то есть пороков тех людей, которые не истинно проповедовали Христа, хотя проповедовал и общего с ними Христа, участвовал в общих таинствах; так и мы должны знать, что пшеница, через смешение её с плевелами, не перестаёт быть на гумне Господа, и хорошие рыбы, ради дурных, не разрывают сетей и не оставляют их, и чистые сосуды милосердия остаются в том же доме, где есть сосуды нечестия и порока⁵¹⁰. Смешение приносит даже некоторую пользу, так как через него испытывается благочестие церкви⁵¹¹. Наконец, и сами донатисты должны сознаться, что в их обществе между пшеницей есть много плевел⁵¹².

В настоящем сочинении Августин изменяет свой взгляд на донатистов. В прежних сочинениях он называл донатистов раскольниками, а теперь говорит, что их нужно назвать еретиками. Перекрещивание есть ничто иное, как ересь. Раскол есть новое разногласие в обществе, произошедшее из известного различия мнений, ересь же есть устаревший, долговременный раскол⁵¹³. Донатисты могут быть названы еретиками и потому, что они имеют не всё общее с церковью: они не имеют церкви, а вместе и христианской любви⁵¹⁴. Но они могут примириться с церковью и возвратиться в неё. Между донатистами и язычниками есть различие. Грехи донатистов велики, но донатисты всё же знают истину; язычники же не знают и не знали истины, почему они и отвергнуты⁵¹⁵.

Августин старается доказать, что строгие императорские законы против донатистов при известных обстоятельствах могут быть оправданы. Оклеветющаго тай искренняго своего, сего изгонях (Псал. 100:5). Пожену враги моя, и постигну я, и не возвращуся дóндеже скончаются (Псал. 17:38): Припоминая жестокости и насилий, производимые донатистами, припоминая крайнее упорство, с которым они отказываются от всяких способов к мирному окончанию распри⁵¹⁶, Августин называет императорские законы «удивительно мягкими» и хвалит кротость православной церкви, которая мало пользуется предоставленною ей властью⁵¹⁷. Никто из добрых членов православной церкви, говорит он, не желает того, чтобы против кого-нибудь, хотя бы и еретика, действовала светская власть. Мы не одобряем, если зло желают искоренить злом, и ещё более презираем того, кто под предлогом забот о церкви скрывает свои личные интересы. Добрые члены церкви, по возможности, противятся всему этому, а когда сопротивление оказывается бессильным, то терпят⁵¹⁸. Впрочем, императорскими законами исправляются порочные. Цари в этом случае служат Богу. Преследующий христиан, без сомнения, есть враг церкви; но тот, кто в христианах преследует противное Христу, не враг Христа. Хотя бы и обе стороны были христианами, однако господин в своих рабах, отец в сыне, муж в жене должны преследовать всё противное христианской истине. Понятно, что во всём нужно соблюдать меру человечности и согласоваться с любовью, так как не всё, что дозволяет сила, может и должно быть употреблено⁵¹⁹. Но, прежде чем жаловаться на гонения и преследования, донатисты должны вспомнить с том, какие жестокости и насилия произведены ими⁵²⁰. – Удаление от церкви, говорит Августин, оскверняет пороками, а потому должно осуждать и презирать удалившегося⁵²¹. Кто упорствует в расколе, тот должен ожидать вечного наказания, хотя бы он имел крещение и веру⁵²². Донатисты находятся в странной слепоте и бесстыдстве⁵²³. Пребывание донатистов в расколе является особенно большим грехом потому, что он возник из лжи и личных интриг⁵²⁴, а не из разногласия по каким-нибудь принципиальным вопросам. Притом же, донатисты забывают с каким ожесточением они преследовали своих сепаратистов – максимианистов⁵²⁵. Если донатисты будут упорствовать во зле, они погибнут⁵²⁶. – Августин выражает глубокое убеждении в истинности своих доказательств и думает, что каждый беспристрастный христианин непременно должен согласиться с ним. Если донатисты справедливы, говорит Августин, они должны признать себя побеждёнными⁵²⁷.

Почти одновременно с сочинением против Крескония Августин написал против донатистов ещё три сочинения⁵²⁸. Первое из них озаглавлялось, так: «Свидетельства и доказательства против донатистов». Оно представляло собой сборник ссылок на св. писание и исторических актов, и было направлено против неизвестного донатистского писателя. Другое сочинение, также написанное для опровержения какого-то донатиста, содержало в себе доказательства той мысли, что в церкви не более терния, чем в сектах. В третьем сочинении популярно излагалась краткая история максимианистов. Все эти сочинения Августина потеряны.

Когда Августин писал указанные сочинения, один из его друзей, Константин доставил ему сочинение Петилиана о едином крещении и просил написать опровержение на это сочинение. Августин исполнил просьбу друга и дал своему сочинению тоже самое заглавие, которое имело сочинение Петилиана.

В своём сочинении о крещении Петилиан утверждает, что единое истинное крещение есть только у донатистов, доказывая это главным образом тем, что и церковь признает действительным донатистское крещение. Затем следовали в его сочинении старые и уже известные возражения против крещения православных и защита перекрещивания, Православные, говорит Петилиан не имеют права крестить; они только оскверняют святое таинство⁵²⁹. Поэтому я со спокойной совестью могу крестить православных, как некрещёных. Изложив историю раскола, Петилиан заключает свою речь требованием оставить церковь⁵³⁰.

В начале своего полемического сочинения против Петилиана Августин говорит, что донатисты ставили ему в тяжкий грех разоблачение их истории при опровержении Петилиана. Опровергая Петилиана, Августин говорит, что повторяемость крещения противоречит достоинству этого таинства⁵³¹; затем показывает различие между крещением Иоанна и Христа⁵³² и, наконец, доказывает независимость действительности таинства от нравственного поведения совершителя его⁵³³. Всем этим Августин выясняет Петилиану, признающему два крещения, что есть только одно крещение, которое у донатистов и в церкви⁵³⁴. Дальше Августин говорит о св. Киприане, епископе карфагенском и выставляет на вид особенно то, что Киприан и Стефан, не смотря на свои разногласия по вопросу о крещении еретиков, остались в одной церкви и не подвергали друг друга отлучению⁵³⁵. Везде мы должны отличать истину от лжи, говорит Августин, признавать верное верным и у заблудившихся и исправлять ложное. Я далёк от того, чтобы отрицать истину Христа, которую нахожу у тебя⁵³⁶.

Добрые только внутренне, духовно, должны отделяться от злых⁵³⁷. Считать же всех донатистов праведными есть высокомерие и тяжкий грех. Будет ли доказана невинность обвиняемых членов церкви или нет, пред Господом достоинство церкви остаётся одним и тем же; в первом случае церковь не приобретает пользы, во втором вреда⁵³⁸.

В конце первого десятилетия V века в Риме произошли некоторые обстоятельства, на короткое время изменившие отношения императора Гонория к донатистам. Ещё в начале 409 года он издал новый закон против донатистов⁵³⁹, в котором подтверждались все прежние законы. Но вскоре затем, когда предводитель Вестготов, Аларих осадил Рим и принудил его жителей провозгласить императором рижского префекта, Аттала, когда в Риме распространилась молва, что донатисты, преследуемые Гонорием, перешли на сторону Аттала, Гонорий опасаясь потерять Африку, издал закон, в котором воспрещалось кого бы то ни было принуждать к принятию православной веры и вступлению в православную церковь⁵⁴⁰. Пользуясь свободой, донатисты начали преследовать и мучить православных. Но их буйство было не продолжительно. Карфагенский собор 410 года отправил к императору депутацию из епископов Флоренция, Поссидия, Президия и Бекената с жалобой на жестокости донатистов. Так как опасность со стороны Вестготов миновала, то Гонорий отменил прежний закон о терпимости всех сектантов⁵⁴¹ и издал против донатистов новый закон, в котором, под угрозой ссылки и смертной казни, воспрещалось им иметь молитвенные собрания; а в октябре того же года подтвердил все прежние законы против еретиков и раскольников⁵⁴².

Эдикт Гонория на имя Марцеллина. Эдикт Марцеллина к епископам и гражданским чиновникам. Проповедь Августина в похвалу мира. Прибытие в Карфаген православных и донатистских епископов. Второй эдикт Марцеллина к православным и донатистским епископам. Протест донатистов против эдикта и избрание депутатов на собор. Послание православных епископов Марцеллину. Речь Августина перед началом собора. Письмо православных к Марцеллину и избрание депутатов на собор. Полномочие, данное православным депутатам. Рассуждения первого дня собора 411 года. Рассуждения второго дня. Рассуждения третьего дня. Приговор Марцеллина о соборных прениях. Апелляция донатистов и закон Гонория против них. Неистовства донатистов и отношение Марцеллина к некоторым злодеям. Письма к Марцеллину и Апрингию. Печальная участь Марцеллина. Обращение некоторых донатистов к церкви. Поздравительные письма.

Депутация от карфагенского собора 410 года, между прочим, просила императора ещё о том, чтобы он приказал донатистам собраться с православными на собор, на котором, после рассуждений о спорных вопросах, можно было бы положить конец разделению.

Вследствие этой просьбы в октябре 410 года Гонорий на имя нотария и трибуна Африки, Флавия Марцеллина издал эдикт следующего содержания: «Уважение к православному закону было важнейшей заботой моей и моего со-императора. Ради истинного благочестия от души желаем отвратить донатистов от их заблуждения. Хотя положительно известно, что есть только одна истина – православная, однако, согласно предложению депутации православного собора, мы желаем созвать собор из представителей православных и донатистов. Для приготовления к этому собору даётся четыре месяца, а если в течение этого времени донатисты откажутся выполнить это распоряжение, то им даётся ещё два месяца на размышление. Если и после этого срока донатисты не исполнят императорского повеления, то они немедленно должны присоединиться к православной церкви». Председателем имеющего быть собора в эдикте назван вышеупомянутый Марцеллин, отличавшийся, по свидетельству Августина⁵⁴³, чистотой нравов, искренним благочестием и рассудительностью⁵⁴⁴.

В половине января 411 года Марцеллин издал эдикт к епископам и гражданским чиновникам всех африканских провинций. В начале эдикта, восхвалив благочестивые заботы императора о делах церкви, Марцеллин замечает: «несомненно, что и донатистские епископы просили у императора совещания с православными». Затем Марцеллин предписывает собраться в Карфаген к первому июня⁵⁴⁵ уполномоченным от православных и донатистов, а гражданским чиновникам повелевает заботиться о выполнении этого распоряжения. Далее в своём эдикте Марцеллин обещал, что все донатистские епископы, явившиеся на собор, останутся при своих правах владения своими церквами и привилегиями, что он дозволит, если собор того пожелает, кроме его избрать ещё другого председателя, выше его по чину, что он желает только одного; решить дело согласно с истинной верой, таинством св. Троицы, вочеловечением Господа и для благоденствия светлейшего монарха, что независимо от того, будет ли окончательный приговор собора за донатистов, или против них, донатистские епископы собора при своих прежних правах возвратятся к своим обществам. Истинность своих обещаний Марцеллин подтверждает свидетельством Бога, имеющего судить всех людей. Собор должен будет высказать окончательное решение по всем жалобам на донатистов⁵⁴⁶.

На кануне собора⁵⁴⁷ Августин говорил проповедь в похвалу мира⁵⁴⁸, отличающуюся особенною помазанностью и любвеобильностью.

«Теперь именно время, так начинается проповедь, увещевать вашу любовь по силам, которые даёт мне Господь, любить мир и просить мира у Господа. Пусть мир будет нашей возлюбленной подругой, с которой наше сердце желает находиться в постоянном целомудренном общении, чуждом всякой горечи покое, в сладком объятии и неразрывном общении. Хвалить мир тяжелее, чем иметь его. Чтобы хвалить мир, нам нужны силы, мы ищем чувств, взвешиваем слова; но когда мы желаем иметь мир, то имеем и владеем им без труда. Кто по истине любит мир, тот любит и врагов мира. Если ты любишь свет, то не гневается на слепого, а искренно сожалеешь о нём». В этом духе следует длинное излияние сердечных чувств о сладости истинного мира и истинной любви. Затем Августин с величайшим прискорбием жалуется на то, что у донатистов ещё не было этой любви к миру. «Поэтому я увещеваю вашу любовь, дражайшие мои, оказывать в отношении к ним христианскую и православную кротость. Теперь предстоит их спасение. Глаза спасённых горят любовью, но спасение их требует очень большей осторожности и кротости. Никто пусть не начинает спора с другими, никто пусть не желает перед другими защищать свою веру, чтобы при этом не упала искра и ищущим повода не представилось случая (к спору). Слушай, переноси, скрывай, проходи мимо оскорбления. Размышляй о спасении! Вспомни, как неприятны лекарства, которые, вместо исцеления, причиняют обжогу. Церковь просит тебя: переноси, если церковь порицают. Молчи тогда, когда будут поносить епископа. Как они могут опозорить твоего Бога? Если ты слышишь это, то не должен ли слышать Он! Если ты знаешь это, то не должен ли знать Он! И однако солнце его сияет на злые и благия, и дождит на праведные и неправедные (Матф. 5:45). Он показывает терпение и до другого времени отлагает свою власть. Поэтому не воздавай дурным словом за дурное, но молись за них! Отвечай твоему противнику, хотя он ненавидит тебя и выражает к тебе своё презрение, отвечай ему: ты мой брат! Скажи ему: ты очень злой и сварливый брат, однако ты мой брат; потому что ты молишься также, как и я: Отче наш, иже ecи на небесех. Мы называем одного, почему же мы не в одном? К Отцу мы имеем одну речь, почему же мы не имеем и одного мира?» Речь свою Августин заключает воззванием по поводу поста. «Если мы хвалили Бога, то хвалили Его и ради этого дела. Теперь мы торжественно постимся после Пятидесятницы, хотя мы и без этого повода постились бы. Когда постимся, мы с смиренным сердцем, благочестивым исповеданием и братскою любовью просим самого Врача. Предложим же мы Господу наше благочестие, братьям нашу любовь. Будем преуспевать в вашей милостыне, чтобы молитвы наши тем скорее были услышаны. Теперь время оказать гостеприимство, так как теперь идут к нам рабы Божии!»

К июню 411 года⁵⁴⁹ 286 православных африканских епископов тихо и скромно прибыли в Карфаген⁵⁵⁰, а 120 остальных по болезни, старости и другим причинам не явились на собор⁵⁵¹. Донатистские же епископы с большой пышностью и шумом прибыли в Карфаген⁵⁵². Желая показать свою партию возможно большей, они включили в число своих епископов – 279 – и тяжко больных, не явившихся в Карфаген⁵⁵³. Многие из римский знати тоже прибыли в Карфаген, чтобы следить за ходом соборных совещаний. Город пришёл в движение и все с напряженным вниманием ожидали собора⁵⁵⁴.

Марцеллин издал второй эдикт, в котором, согласно императорскому распоряжению, повелевалось православным и донатистам избрать по семи депутатов, для непосредственного участия в соборных совещаниях, и по семи советников для депутатов, которые должны помогать депутатам своими советами только тогда, когда потребуют депутаты. Совещания собора должны происходить в поместительных. светлых и красивых⁵⁵⁵ гаргилианских банях, находившихся в центре города⁵⁵⁶. В зале заседания должны присутствовать только депутаты и их советники, а остальные епископы, за день до начала совещаний, должны дать письменное обещание согласиться на всё, что определит собор. Они должны увещевать народ держаться вдали от места соборных совещаний, дабы не было шума. Общая польза требует, чтобы сначала дело обсуждалось тайно и спокойно – с достоинством. Четыре духовных нотариуса должны вести точные записи совещаний, а четыре епископа должны наблюдать за точностью записей. Каждый член собора в копии протоколов должен собственноручно подписать рассуждения собора и свои собственные речи, чтобы потом никто не мог исказить дело и протоколы могли обсуждаться и распространяться открыто. Второй день назначается для списывания и подписи протоколов, к которым потом председатель и восемь епископов, хранителей протоколов, приложат печати. В этот день собрания не будет. Максимианисты⁵⁵⁷, как осуждённые самими донатистами, не имеют права присутствовать на соборе. Председатель надеется, что народ будет видеть в нём беспристрастного судью, и до открытия собора желает получить от епископов письменное заявление о том, что они подчинятся его приговору. Окончательное решение собора будет объявлено карфагенскому народу; во все провинции будут разосланы обширные протоколы⁵⁵⁸.

Донатисты были недовольны этим эдиктом. 25-го мая епископ Казы Нигрийской Януарий, епископ карфагенский Примиан и «остальные епископы искреннего христианства и православной истины» представили Марцеллину письменное объяснение, в котором говорилось, что уже восемь дней все они, кроме больных, ожидают собора. Они все протестуют против эдикта Марцеллина, особенно против требования, чтобы каждый епископ, произнесший речь на соборе, в протоколах собственноручно подписал её⁵⁵⁹. Этого не было в обычае ни у народа, ни у судей. Они просили, чтобы согласно первому эдикту Марцеллина⁵⁶⁰, на собор были допущены все епископы, которые осудили бы ложь их противников, число которых, вероятно, незначительно. Пусть говорить будут на соборе хотя немногие, а присутствуют все.

Не смотря на протест, 25 мая донатисты избрали семь депутатов на собор: Примиана карфагенского, Петилиана циртского, Емерита кесарийского из Мавритании, Протасия тубинского, Монтана замского, Гавденция тамугадского и Адеодата милевитанского, давши им такое полномочие: «Мы поручаем вам дело Бога всех и делаем вас нашими защитниками против предателей и наших гонителей», обещаясь согласиться с вами во всём. В советники депутатам были избраны следующие епископы: Перегрин суффетский, Ант турузский, Кларенций тарбакский, Габетдеум аврузульский, – трёх остальных имена неизвестны. Для наблюдения за точностью протоколов были избраны четыре следующих епископа: Виктор из Иппона проконсульской Африки, Марин окский, Верациан карнский и Виктор, имя епископии которого неизвестно. Нотариусами были избраны миряне – Виктор и Кресконий. Донатисты своими подписями скрепили избрание и полномочие.

Православные с своей стороны отправили к Марцеллину послание, подписанное от лица всех двумя епископами – Аврелием карфагенским и Сильваном суммским, примасом Нумидии. Они выражали полное согласие на все условия эдикта и объясняли, что они сами желают видеть в протоколах свои речи с подписью своих имён. Они обещались оставить свои епископские кафедры, если на соборе будет признано, что истинная церковь у донатистов, но они питают твёрдую надежду, что донатисты соединятся с ними и епископы той и другой партии останутся при своих кафедрах. Но так как в таком случае в одной епископии будет два епископа, то они должны попеременно отправлять свои епископские обязанности, пока один из них не умрёт; православная церковь так поступала всегда, когда донатистский епископ с своим обществом присоединялся к церкви. Но если общество пожелает иметь одного епископа, то прежние должны оставить епископскую кафедру и общество изберёт нового епископа. В последнем случае епископы должны руководиться примерим Спасителя, принесшего жертву уничижения. Если Он сошёл с неба и сделался человеком, чтобы спасти вас, то, в виду несносного разделения, должны ли дорожить своими кафедрами епископы? Для них должно быть дорого только то, чтобы всегда оставаться верующими и послушными христианами, какими они и могут остаться. Епископы поставлены для христианских обществ, и что они заботятся о христианском мире, это теперь они и должны доказать! Если они истинные христиане, то они не должны временное достоинство предпочитать вечному спасению! Епископское достоинство принесёт больше пользы тогда, когда оно, будучи оставлено, соберёт стадо Христово, а не тогда, когда оно, будучи настойчиво удерживаемо, рассеет стадо Христа. Как епископы могут надеяться получить от Христа награду в вечной жизни, если они временные почести предпочтут христианскому единению? «В заключение послания православные просят Марцеллина дать это письмо на обсуждение епископам, в надежде, «что через него сердца всех будут расположены к примирению, и давно желанное единение, может быть, явится прежде собора»⁵⁶¹.

Что готовность православных епископов, для церковного мира, отказаться от управления своими епархиями, не была притворной, это видно между прочим и из речи Августина, которую он говорил перед самым началом собора⁵⁶². Сказавши о добрых качествах мира и доказавши из Писания святость православной церкви, Августин в своей речи спрашивает донатистских епископов: «желаете ли вы быть епископами? быть вместе с нами? Общество не желает двух епископов? Будьте нашими братьями в наследстве! Неприлично нам из-за своих почестей препятствовать христианскому миру! Какой чести мы будем участниками в мире небесном, если мы защищаем нашу честь теперь в земном споре! Пусть низринется стена заблуждения, чтобы мы соединились! Смотри на меня, как на брата, подобно тому, как я вижу в тебе брата, прямо без разделения, заблуждения и ссоры! Пусть всё это исправится, и ты будешь моим! Если ты не желаешь быть моим, я хочу быть твоим, если ты исправишься». В конце речи Августин увещает общество не приближаться к месту заседаний и даже избегать встречи с членами собора, чтобы не иметь никакого повода к спору и ссоре».

Православные епископы, узнавши, что донатисты были недовольны вторым эдиктом Марцеллина, послали ему второе письмо, за подписью тех же епископов – Аврелия и Сильвана⁵⁶³. Они писали, что искренно сожалеют о заявлении донатистов, в котором видят только желание положить препятствие к составлению собора; но они будут искренно радоваться, если это предположение относительно донатистов неверно, если донатисты обосновывали своё требование – присутствовать на соборе всем епископам – только на желании обстоятельнее рассмотреть спорные вопросы. Для собора важнее всего то, чтобы все через Писание пришли к твёрдому убеждению, что православная церковь есть истинная церковь Иисуса Христа. Неприязнь донатистов к церкви тем более достойна внимания, что и они и православные имеют одно общее св. Писание. Очень возможно, что донатисты решились узнать свои заблуждения, покончить древний спор и через рассмотрение исторических актов прийти к истине, вследствие чего они все желают присутствовать на соборе. Против этого желания православные не имеют ничего. От православных же на соборе пусть будут только одни депутаты. Но если потом произойдут беспорядки, то будет ясно, что донатисты виновники их. Впрочем, если донатисты пожелают, чтобы и православные епископы все присутствовали на соборе, то православные готовы и на это.

30-го мая православные епископы избрали депутатов на собор, их советников, протоколистов и нотариусов. В депутаты были избраны епископы: Аврелий карфагенский, Алипий тагастский, Августин из Иппона Нумидийского, Винценций калузийский, Фортунат сиккский, Фортунациан констанский и Писсидий каламский. В советники депутатам была избраны епископы: Новат зитифский, Флоренций из Иппона проконсульской Африки, Мавренций тубурзикский, Приск квидский, Серениан медитский, Бонифаций катаквский и Сциллаций сциллитский. В протоколисты были избраны епископы: Девтерий кесарийский (в Мавритании), Лев моптский, Астерий викский и Реститут тагорский. В нотариусы были избраны миряне – Януарий и Виталий. Депутаты получили полномочие, при котором был ответ на заявление донатистов Марцеллину и краткий очерк истории разделения. Православные спешили своими приготовлениями к собору, чтобы этим, как говорилось втихомолку, у донатистов отнять всякий предлог отдавать начало собора на долгое время⁵⁶⁴.

Содержание полномочия, данного православным депутатам, следующее: «Хотя православная церковь достаточно защищена свидетельством Бога и в Африке взята под особую защиту церковными и императорскими законами от донатистов, однако мы желаем ещё подробнее объясниться, чтобы попытаться склонить их к вечному блаженству и христианской любви». Так начинается полномочие. Затем переходя к собору, православные выражают надежду, что их депутаты с достоинством защитят перед донатистами истину церкви, о которой обетования выражены так ясно, что человеческая злоба не в состоянии затмить их. Потом следуют обетования о церкви, сообщённые патриархам, и апостольские изречения о братской любви и единении. Эта церковь – так должны говорить депутаты – в день святой Пятидесятницы получила своё начало в Иерусалиме, потом распространилась по всему миру и не могла погибнуть или перейти к донатистам через Цецилиана, как воображают некоторые. «Наши уполномоченные будут отличать дело церкви от дел частных лиц». Церковь до конца останется смешанной, люди бывают в ней или пшеницею или плевелами. Но всё поле из-за плевел не проклинается. Донатисты пусть докажут, что в одно время церковь перешла к ним, что Цецилиан и его товарищи были предателями и заразили этим грехом всю церковь, от которой отделились донатисты. «Они сами знают, что нельзя быть запятнанным чужими и притом ещё неизвестными грехами». Они должны доказать, что Цецилиан был виновен и его вина была известна всем. Если же они не докажут этого, то дело Цецилиана нужно оставить в стороне, так как оно не касается церкви. Наши же депутаты актами докажут, что дело Цецилиана давно окончено, что церковь никогда не может потерять святость и через известные грехи её членов. Пророки строго наказывали грешный иудейский народ, однако внешним образом не отделялись от этого народа. Спаситель не исключил Иуды из общества своих апостолов. Подобным же образом относились к грешникам апостол Павел, св. Киприан и другие пастыри. Да и донатисты так поступали в отношения к максимианистам. Если однажды они признают это, то впоследствии уже не будут отрицать крещение церкви. Дары церкви могут быть и вне церкви, но пользу приносят они только в церкви, почему и донатисты должны присоединиться к ней. Донатисты жалуются на гонения; но пусть они вспомнят историю максимианистов. Полномочие было подписано 266 епископами, не принимавшими непосредственного участия в рассуждениях собора, и 18 депутатами. Форма подписи не депутатов была такова: «Я согласился на предоставленное нами полномочие и подписал его», – депутатов такова: «Я обязался принять это полномочие и подписал его».

В четверг 1-го июня 411 года Марцеллин, окружённый блестящей свитой из двадцати офицеров и двумя православными и донатистскими нотариусами, явился в зал соборных заседаний в гаргилианских банях. Все донатистские епископы и 18 депутатов от православных следовали за Марцеллином.

После краткой вступительной речи⁵⁶⁵, Марцеллин прочитал императорский рескрипт и свой первый эдикт⁵⁶⁶ относительно собора. Потом Марцеллин предложил донатистам избрать второго председателя, который вместе с ним заседал бы на соборе.

Петилиан отвечал: Так как мы не избирали первого председателя, то нам неприлично избирать и второго.

Затем был прочитан второй эдикт Марцеллина.

Петилиан сказал: Нужно переходить к самому делу, чтобы я знал, для чего призвали меня сюда⁵⁶⁷.

Марцеллин заметил Петилиану: Ты нарушаешь порядок, – и приказал прочитать заявление донатистов относительно его второго эдикта и оба письма православных⁵⁶⁸.

Марцеллин. Не желают ли и донатисты об явить своё согласие на эдикт.

Емерит. Председатель нарушил порядок, так как в прочитанном письме православных спорный вопрос представляется уже решённым; но прежде всего нужно решить тот вопрос, – нынешний день назначен ли законом для собрания.

Марцеллин. Обе партии явились на собор; следовательно они согласны.

Петилиан. Мы ещё с 19-го мая в Карфагене. Мы предвидели, что нас осудили бы заочно, если бы мы не явились. Я прошу председателя быть строгим и беспристрастным судьёй, поступать справедливо и осудить православных за явку на собор после назначенного срока.

Марцеллин. По дальности расстояния, императорским эдиктом начало собора отложено ещё на два месяца⁵⁶⁹. При том же, вопрос о времени начала собора относится скорее к суду светскому, чем к суду епископов. Православные желали рассуждать не о делах гражданского суда, а о свидетельствах св. Писания.

Емерит. Нужно обсудить вопрос о числе членов собора.

Марцеллин. Емерит пришёл сюда говорить не о внешних распоряжениях касательно собора, а о вере⁵⁷⁰. Я спрашиваю православных и донатистов, желают ли они сейчас перейти к свидетельствам ветхого и нового завета.

Петилиан. Превосходный распорядитель!⁵⁷¹

Аврелий. Нужно прочитать полномочие, данное православным депутатам; так как в нём опровергаются все главные возражения донатистов против церкви.

Емерит. Я не вижу, к чему должно вести чтение полномочия. Нужно рассуждать не о мнениях частных лиц, а о единой церкви.

Фортуниан. Православная церковь давно желала собора; но беспорядочная толпа не может достигнуть цели собора. Поэтому я предлагаю, чтобы наши братья представили на собор только некоторых епископов, которым дали бы полномочие к рассуждениям. Только тогда при рассуждениях можно будет найти ясную истину.

Марцеллин. Это предложение вполне согласно с императорским повелением.

Потом возник вопрос о перекличке уполномочивавших (то есть православных).

Петилиан. Перекличка не относится к делу.

Марцеллин. Нужно произвести перекличку.

Петилиан. Каждый из уполномочивавших пусть лично явится, чтобы можно было узнать, действительно ли все они епископы, или между ними были лица низших степеней. Тогда разоблачится ложь православных, что число донатистских епископов меньше числа православных⁵⁷².

Марцеллин. Я сомневаюсь, что Петилиан знает лично всех православных епископов.

Петилиан. Которых я не знаю, тех, знают мои товарищи.

Марцеллин. Едва ли в каждом месте есть два епископа – православный и донатистский, и едва ли донатисты могут знать лично каждого православного епископа.

Петилиан. В последнее время православные в одном обществе противопоставляли даже двух и трёх епископов одному донатистскому, чтобы численностью внушить нам больший страх.

Фортуниан. Я не понимаю, для чего Петилиан, желавший рассуждать только о св. Писании, останавливается на мелочах. Если они признают верным число депутатов, то нет нужды рассуждать о лицах уполномочивавших. Нужно рассуждать о Церкви и её управлении.

Марцеллин. Теперь ещё неуместно заниматься решением вопроса о церкви; теперь рассуждают о том, верно ли число имён уполномочивавших.

Петилиан. Необходимо лично видеть уполномочивавших, чтобы узнать, как православные относятся к донатистам по численности⁵⁷³.

Аврелий. Кто сомневается в верности числа православных епископов, тот пусть отправится в провинции и там на месте удостоверится. Нужно прочитать имена и вызвать на лицо только тех епископов, относительно присутствуя которых сомневается противная партия.

Емерит. Необходимо видеть лично каждого из православных епископов.

Августин. Мы заботимся о том, чтобы не было никакого беспорядка. А потому я снова повторяю наше предложение, чтобы были вызваны только те, относительно епископского сана которых будет сомнение⁵⁷⁴.

Емерит. До сих пор не было никакого беспорядка и нет основания ожидать его от собрания священников. Здесь не толпа толпе противопоставляется.

Петилиан. Ты, Августин, следовательно признаёшь, что шум был произведён теми, которых мы требуем явиться лично.

Августин. Нет. Но я сомневаюсь, что будет порядок тогда, когда спор будет вестись между двумя многочисленными партиями.

Аврелий. Как думает об этом председатель?

Марцеллин. Конечно, при незначительном числе присутствующих, рассуждения могут вестись спокойнее; но я готов вызвать тех, относительно присутствия и подписи которых сомневаются, чтобы потом приступить к делу.

Адеодат. Пусть каждая партия расположится на одной стороне, тогда замешательство будет устранено⁵⁷⁵.

Алипий. Я согласен с мнением Адеодата, но лучше отложить это до завтрашнего дня. Сего дня скорее, не теряя времени, нужно переходить к рассуждениям о спорных вопросах.

Марцеллин. Я согласен с мнением Адеодата.

Петилиан. Рассуждения нужно отложить до другого дня.

Адеодат. Я согласен с этим.

Алипий. Нужно скорее начинать рассуждения о деле.

Председатель, созвавши православных в одно место⁵⁷⁶, приказал перезвать всех, подписавшихся под полномочием. Перекличка началась.

Марцеллин. Чтобы предустранить всякое замешательство, пусть каждый православный епископ, донатистами признанный за епископа, с своим товарищем по кафедре из донатистов немедленно уходят из залы собрания, если только этот епископ не депутат; только депутаты должны участвовать в рассуждениях.

Аврелий. Пусть донатисты назовут имена своих 18 депутатов.

Примиан: Я согласен с распоряжением председателя.

Началось чтение подписей и при каждом отдельном имени донатисты заявляли, – знают епископа этого имени или нет.

При имени Виктора, епископа либертинского, возникло небольшое прение. С одной стороны, православные заявляли, что Януарий, донатистами названный епископом либертинским, не епископ, так как он не имеет ни общества, ни церкви⁵⁷⁷; с другой стороны, донатисты укоряли православных, в том, что они в одном диоцезе имеют до четырёх епископов, желая устрашить донатистов численностью⁵⁷⁸. Потом многие из вызванных православных епископов заявили, что в их диоцезе нет ни одного донатистского епископа. Между вызванными епископами встретился и такой, который прежде был донатистским клириком. Алипий по этому поводу заметил, что и другие донатисты могут последовать его примеру. Когда был вызван Виктор, епископ муститский, то он заметил, что в его обществе два донатистских епископа: Фелициан муститский и Донат туррийский.

Алипий. Фелициан находится ли в общении с Примианом?

Петилиан. Этот вопрос не относится к делу.

Марцеллин. Я согласен с Петилианом.

Дальше, при чтении подписей, оказалось, что между присутствующими донатистами был один дьякон Примиана, по имени Габетдеум, который уже несколько раз говорил на соборе⁵⁷⁹.

Фортуниан. Я удивляюсь тому, как осмелился дьякон говорить на соборе, когда только епископы имеют право присутствовать на соборе.

Марцеллин. Дьякон только даёт показания, знает ли он епископов, имена которых прочитывались; в рассуждение же он не будет вмешиваться.

Чтение подписей продолжалось и чтецам избрали помощников. От православных были избраны Девтерий и Реститут, от донатистов–Виктор и Марианиан.

Когда был назван Севериан, епископ герамунский, то он заявил: В моём диоцезе никогда но было донатистов, и показание Адеодата. что донатисты силой были изгнаны оттуда, ложь⁵⁸⁰.

Когда был ь вызнан Алипий епископ тагастский, то он заявил: Если бы мы могли радоваться древнему единению в Тагасте то могли бы радоваться этому единению и в других местах.

Петилиан. Соединение невинности с преступлением есть зло, а потому мы не можем соединиться с вами.

Когда было произнесено имя Фортуната, епископа циртского донатистский епископ Цирты, Петилиан заметил: Это гонитель церкви в том самом городе, где я епископствую. Я могу актами доказать это.

Фортуниан. В Цирте все алтари разрушены еретиками (донатистами)⁵⁸¹.

Когда чтение подписей окончилось, Марцеллин, обратясь к епископам, сказал: Садитесь⁵⁸². Мне неприятно, что я сижу, а епископы стоят.

Петилиан. Благодарим тебя, что ты желаешь оказать уважение заслуженным и почтенным по летам священникам, не хочешь стоянием утомлять наших слабых сил. Но так как Господь укрепляет и немощные силы старцев, то мы не боимся и не стыдимся стоять перед тобою и тогда, когда ты сидишь. Если и Христос, наш Господь, не отказывался стоять перед наместником, то тем более мы не можем отказаться от стояния. Но Бог воздаст тебе должную награду за твою благосклонность и почтение к нам⁵⁸³.

Марцеллин, обратясь к донатистам: Назовите своих депутатов.

Емерит. Нужно прочесть наше полномочие. Начали читать полномочие: «Мы, нижепоименованные епископы, желаем спасения нашим со-епископам: Примиану, Петилиану, Емериту, Протасию, Монтану, Гавденцию и Адеодату. Мы поручаем вам дело церкви Божией и ставим вас нашими защитниками против предателей и наших гонителей»... Когда начали читать имена донатистов, подписавших это полномочие, Аврелии сказал: Пусть каждый донатистский епископ явится лично, как и православный.

Марцеллин. Я согласен.

При имени Феликса римского у православных явилось удивление. Поссидий спросил: Где он?

Аврелий. В таком случае и мы под своим полномочием могли бы поставить имя православного римского епископа.

Марцеллин. Хотя здесь не должно быть имени Феликса римского, однако я соглашаюсь оставить, его, не признавая за ним ничего из прав, принадлежащих ныне Иннокентию⁵⁸⁴.

Марцеллин, желая сократить время чтения подписей, спросил Десятерых епископов, имена которых были прочитаны: Прочие все ли в своём личном присутствии подписали полномочие и все ли дали своё согласие на то, о чём будет рассуждаться?

Петилиан. Пусть по одиночке будут вызваны все епископы; для нас очень важно знать число всех епископов. Многочисленность наших епископов есть плод мира, а малочисленность православных епископов – следствие вражды. Но наша партия не может быть побеждена противною, так как она есть важнейшая и древнейшая.

Марцеллин. Пусть, будет так, как желательно Петилиану.

Фортуниан. Церковь православная, распространившаяся по всей земле, могла бы ещё более насчитать епископов, если бы Петилиан захотел на долго отложить дело. Предубеждение донатистов против православных совершенно напрасно. Нужно скорее переходить к делу⁵⁸⁵.

Петилиан. Я считаю оскорблением подобное заявление.

Фортуниан. обратясь к председателю: Лишние епископы (не депутаты) пусть удалятся из собрания.

Поссидий. Сначала пусть прочитают подписи⁵⁸⁶.

Алимпий, обратясь к донатистам: Все ли, подписавшие полномочие, подписались в Карфагене?

Емерит. Ответ на это будет прочитан.

Когда был назван ацугский епископ, Приват, то он заявил: В ацугском обществе нет православного епископа.

Ампелий, Епископ Примул прежде был донатистом, а теперь православный и признаётся, епископом не только в самом городе, но и во всём диоцезе.

Аврелий, В прочитанных подписях вагайским епископом назван Приват, но я не знаю Привата вагайского, а знаю Януария вагайского.

Примиан. Это две различные Ваги, из коих в одной епископом был Януарий, в другой ещё и теперь Приват.

Марцеллин. Я согласен с Примианом.

Когда потом было прочитано ещё несколько имён, Алипий сказал: Пусть будет записано в протоколах, что все они епископы не городов, а деревень.

Петилиан. Подобные случаи есть и у православных. У них сеть епископы даже и без паств!⁵⁸⁷

Между дальнейшими именами нашёлся бацранский пресвитер, Манилий, который на соборе был вместо своего епископа.

Алипий. Сам епископ присутствует ли на соборе?

Манилий. Нет. Епископ слеп.

Марцеллин. Имя этого епископа всё-таки должно стоять в подписях.

Алипий. Если можно вписывать имена отсутствующих, то мы могли бы в подписи внести имена всех тех православных епископов, которые по болезни и другим подобным препятствиям не явились на собор.

Петилиан. И у нас в подписях по тем же причинам нет имён многих епископов; потом, многие епископские кафедры вакантны.

Марцеллин. Достаточно имён и тех, которые подписались.

Дальше в списке следовал опять пресвитер – Руфин, явившийся на собор вместо своего епископа, Юлиана мильского, который был болен.

Марцеллин. Причину отсутствия Юлиана я признаю удовлетворительной и подпись действительной.

Фортуниан. Пусть же будет отмечено в протоколах, что подпись сделана за отсутствующего.

Потом встретилась подпись Феликса юмнского, которого не было на соборе.

Алипий. Значит подпись Феликса подложная.

Адеодат. Здесь ошибка. Кажется, должна быть подпись Феликса лямбийского; а последний болен и, по всей вероятности, кому-нибудь поручил подписаться за него.

Марцеллин. Объяснение Адеодата я признаю удовлетворительным.

При имени Доната, епископа Медианы цабуниарской, православный епископ Новит сказал: В Медиане Донат имеет только одного пресвитера; теперь там нет донатистов.

О епископе Кводвультдеусе цессилианском Петилиан заметил, что он умер на дороге.

Фортуниан. Удивительно, как потом он мог подписаться⁵⁸⁸!

Петилиан. Алипий, преемник Кводвультдеуса, подписался от своего имени или от имени своего предшественника?

Оказалось, что подпись была такая: Я, Кводвультдеус, больной подписал полномочие.

Петилиан. После разве он не мог умереть!

Аврелий. Перед этим Петилиан сам же говорил, что Кводвультдеус умер на дороге.

Марцеллин. Я думаю, что или подложна подпись Кводвультдеуса или он умер не на дороге.

Петилиан. Он умер на возвратном пути.

Аврелий. Кводвультдеус подписался?

Адеодат. Кводвультдеус подписал полномочие за восемь дней до нынешнего числа. Потом больной отправился обратно и на дороге умер. А где именно умер, я не знаю.

Марцеллин, обратясь к донатистам: Можете ли вы клятвенно засвидетельствовать пребывание Кводвультдеуса в Карфагене?

Емерит. Может быть другой кто-нибудь подписался за Кводвультдеуса.

Потом, когда было прочитано имя Викториана, епископа от вод (аb aquis), то православный епископ тузурский, Азелликус сказал: Я клятвенно уверяю, что, когда 29 апреля я уезжал из Ацурга, Викториан был ещё пресвитером; следовательно, на дороге в Карфаген он был поставлен во епископа. Но он состоит под обвинением; он был изобличён в нарушении супружеской верности.

Марцеллин. Так как Викториан уже посвящён, то и пусть будет признан епископом.

Затем следовало имя Еминенция, который воротился с дороги и другому поручил подписаться за него⁵⁸⁹. И при последующем чтении подписей подобные случай были нередки, а относительно одного епископа было доказано, что он даже не выезжал из дома.

В виду таких случаев Фортуниан заметил: Теперь попятно, почему число донатистских епископов так велико.

Общее число донатистских епископов простиралось до 279⁵⁹⁰, православных до 266. В число православных не были включены отсутствующие. Потом Алипий назвал 16 православных епископов, которые не подписались под полномочием, а заявили председателю о своём согласии на полномочие, и ещё 4 больных, которые были в Карфагене; 120 православных епископов отсутствовало⁵⁹¹.

Петилиан. И у нас многие отсутствуют и много вакантных кафедр.

Марцеллин. Па соборе должны присутствовать только депутаты. А дальнейшие рассуждения не угодно ли будет оставить до другого дня, так как уже наступает вечер.

Следующее собрание епископы отложили до третьего дня, а следующий день назначался для переписки протоколов. Для поверки этих протоколов православные и донатисты избрали ещё по два члена. Этим и закончились рассуждения в первый день.

3-го июня было второе заседание. При начале его председатель напомнил своим чиновникам о том, что всё должно делаться открыто и с этой целью положил на стол протоколы первого дня.

Потом 18 православных и только 7 донатистских депутатов вошли в залу заседания.

Марцеллин. Прощу епископов сесть.

Православные садятся. Петилиан от лица донатистских депутатов отказывается сесть.

Марцеллин. Снова прошу сесть.

Петилиан. Мы не сядем в отсутствии нашей партии. Закон запрещает нам сидеть с нашими противниками.

Православные встают⁵⁹².

Марцеллин тоже встал и говорит: Я считаю неприличным для себя сидеть тогда, когда стоите вы. Моя почтительность к столь многим епископам не дозволяет мне сидеть.

Затем, председатель приказывает читать просьбу донатистов о дозволении им снять копию с православного полномочия, чтобы иметь возможность прежде, между собой обсудить отдельные вопросы и потом явиться в собрание уже подготовленными к рассуждениям⁵⁹³.

Марцеллин, обратясь к донатистам: Я согласен на вашу просьбу, но подпишете ли вы свои, речи? Я потребую этого и от православных.

Августин. Православные уже изъявили согласие на это.

Петилиан. Требование председателя противно всем прежним обычаям.

Фортуниан. Протест Петилиана нужно занести в протокол.

Петилиан. Пусть будет занесено в протокол и то, что православные ещё не возвратили нам наших церквей. Нам нужно получить копии с протоколов. Мы только тогда будем давать дальнейшие ответы, когда прочитаем копии.

Емерит. Этого требует закон Божий и человеческая справедливость!

Фортуниан. Донатисты желают только уклоняться от рассуждений о спорных вопросах⁵⁹⁴.

Емерит. Фортуниан должен понять, что я не имею слишком быстрой сообразительности и нуждаюсь во времени. чтобы быть в состоянии рассуждать о читанном. Нам необходимо предварительно прочитать акты, потому что мы можем не понять того, о чём на соборе будет читаться не особенно выразительно. Потом мы позабыли кое-что из прежних рассуждений, а через предварительное чтение мы можем воспроизвести в своей памяти забытое. Наше требование справедливо. Мы не желаем рассуждать поверхностно⁵⁹⁵.

Марцеллин. Нам необходимо прежде лучше уяснить то, о чём рассуждалось в первое заседание; а затем можно вести дальнейшие рассуждения⁵⁹⁶. Обратясь к донатистам Марцеллин продолжал: Ещё вчера вам было передано всё, чего вы требовали, а сего дня можно перейти к рассуждениям о самом деле.

Петилиан. Нам нужно прочитать соборные акты.

Марцеллин. Я хорошо вижу, что донатисты желают только изменить моё намерение.

Петилиан, обратясь к секретарям: Приготовлены ли копии рассуждений.

Секретари. Нет.

Петилиан. А нам теперь необходимо прочитать их.

Алипий. В записях рассуждений стоят только имена и числа; в них нет ничего такого, что было бы важно для самого дела⁵⁹⁷.

Марцеллин, обратясь к секретарям: Прочитайте копии с протоколов, чтобы Петилиан ничего не мог возражать.

Емерит. Я не могу приступить к рассуждениям, если не будет исполнена наша просьба.

Петилиан. Теперешний срок собора незаконен.

Донатисты в несколько голосов: Мы желаем у себя наедине (отдельно от православных) прочитать протоколы. Мы настаиваем на этой просьбе потому, что желаем обезопасить себя от хитрости наших противников. Председатель пусть вспомнит, что он обещался быть справедливым и беспристрастным к обеим партиям.

Марцеллин. Просьба донатистов не может быть уважена.

Петилиан. И так мы обмануты!

Августин. Не прилично нам на дерзость отвечать дерзостью.

Петилиан. Желательно узнать из протоколов, к какому дню Примиан обещался явиться на собрание.

Марцеллин приказал прочитать бумагу, но Петилиан, не обращал внимания на распоряжение председателя, сказал: Донатистам необходимо у себя наедине прочитать протоколы.

Марцеллин, обратясь к Петилиану: Ты настаиваешь на своей просьбе только для того, чтобы уклониться от рассуждений о деле⁵⁹⁸.

Августин. Пусть будет исполнена просьба донатистов.

Марцеллин. К несчастию, сего дня не может быть более рассуждений; пусть снова (в пятый раз) будет прочитано определение первого дня.

Петилиан. Когда будут готовы протоколы?

Марцеллин. Какой срок желают назначить донатисты⁵⁹⁹?

Петилиан. Когда протоколисты приготовят копии?

Протоколисты. Сего дня.

Марцеллин. Сего дня или завтра депутаты желают подписать копии?

Адеодат. Когда протоколы будут даны нам?

Марцеллин, обратясь к протоколистам: Сколько времени нужно для приготовления протоколов?

Протоколисты: Если мы будем работать день и ночь, то нужно будет трое суток; к седьмому июня протоколы будут готовы.

Марцеллин. Согласны ли епископы, открыть следующее заседание 8-го июня?

Августин от лица православных: Мы согласны.

Емерит. И мы согласны, но под тем условием, что раньше 8-го июня получим протоколы.

Марцеллин. Рано утром 7-го июля вы получите протоколы: согласны ли вы явиться на собрание 8-го июня.

Емерит. Мы явимся, если писцы окончат свою работу.

Марцеллин, обратясь к писцам: Поспешите с своей работой! А вас, епископы, на будущее время прошу не уклоняться от рассуждений о предмете спора.

Православные и донатисты. Согласны!

Алипий. Нельзя ли занести в протоколы просьбу донатистов об отсрочке заседания, чтобы этим предустранить для них возможность обманывать народ, как прежде они делали.

Марцеллин. Согласен, хотя и думаю, что епископу не должно беспокоиться болтовнёй народа.

8-го июня было открыто третье заседание собора. В начале заседания председатель спрашивает протоколистов: В своё ли время протоколы были переданы епископам?

Один из протоколистов отвечает: В три часа пополудни 6-го июня были переданы протоколы и читает расписку православного епископа, Фортуниана в получении протоколов 6-го июня, потом, – такую же расписку донатистского епископа, Монтана, в которой между прочим говорилось: «Я нашёл правильными протоколы обоих заседаний, в которых мы рассуждали с предателями и гонителями».⁶⁰⁰

Августин. Радуюсь, что наконец-то мы переходим к исследованию преступлений, в которых упрекают церковь.

Адеодат. Пусть православные начнут рассуждение.

Православные. Согласны.

Фортунат. Донатисты упрекают нас в двух преступлениях: в предательстве и гонении; но прежде всего нужно говорить о том, где истинная церковь. Пусть донатисты скажут, соглашаются ли они с св. писанием, или, по своему обыкновению, желают оспаривать его.

Емерит. Прежде всего нужно рассуждать о свойствах лиц. Кто жаловался? Кто подал повод к настоящему собранно? Кто обратился к императору? Кто посылал послов, прошения, выхлопатывал законы, требовал осуждения? Я желаю знать ответы на это.

Фортунат. Донатисты оглашаются с Писанием или нет?⁶⁰¹

Алипий, обратясь к донатистам: Пусть Прочитают оба полномочия, тогда будет видно, чего мы требовали.

Марцеллин. Я считаю это уклонением от дела. Пусть обсуждается вопрос: кто требовал настоящего собрания?

Августин. Чтобы отстранить дальнейшие споры по этому вопросу, Я. сей час же признаю, что православные желали этого собрания. Обе партии явились на собрание для того, чтобы рассуждать» миролюбиво, а не ссориться. Уполномоченные для рассуждений уже выбраны и утверждены, поэтому теперь никто не должен мешать приступить к самому делу. Мы говорим, что считаем истинною церковью ту, которая всем известна и основана на горе, к которой приходят народы. Теперь если вы имеете что-нибудь возразить против этой церкви, то возражайте немедля, если не можете, то будет ясно, что ваши нарекания на церковь не основательны. Как долго общество находится в разделении! Члены общества думают о своих душах, а мы проводим время в бесплодной болтовне, нисколько не приближаясь к истине⁶⁰².

Марцеллин, обратясь к секретарю: Прочитай императорский эдикт, чтобы была ясна цель собрания.

Петилиан. По нашему мнению, истинная церковь та, которая терпит гонения, а не та, которая гонит.⁶⁰³

Поссидий. Докажи это мнение.

Марцеллин, обращаясь к секретарю: Прочитай императорский эдикт.

Секретарь начал читать, но Петилиан прервал его, сказавши: Меня желают устрашить императором! Нет! Ни смерть, ни гонения, ни грабёж не устрашат меня!

Алипий, Замечательная храбрость!

Секретарь прочитал императорский эдикт.

Петилиан. На каком основании нас называют донатистами? В таком случае православных я должен назвать менсуристами и цецилианистами, да при том ещё предателями и гонителями.

Винценций. Ты сам употребил это название перед префектом, а теперь протестуешь против него.

Петилиан. Конечно, я имею священное воспоминание о высокоуважаемом и достославном Донате.

Алипий. Если вы осудите Доната, мы не будем называть вас донатистами.

Петилиан. А вы должны осудить Менсурия и Цецилиана.

Марцеллин. Теперь не угодно-ли рассуждать о причинах разделения?

Емерит. Пусть будет прочитана петиция православного собора к императору,

Марцеллин. Для чего! Теперь нужно рассуждать о причинах разделения.

Емерит. Нужно узнать, депутаты были ли уполномочены просить императора о сознании собора.

Августин, обратясь к Марцеллину⁶⁰⁴: Заметь, председатель, как ходят кругом, не желая приблизиться к самому делу⁶⁰⁵.

Монтан. Нужно хотя теперь перейти к делу.

Марцеллин. Да!

Емерит. Нужно рассуждать о том, согласны ли между собой императорский эдикт и полномочие православных. Мы желаем не отстранить дело, а прийти к нему верным путём, почему и должны прежде точно узнать, как относится полномочие православных к императорскому эдикту.

Августин, обратясь к Марцеллину: Прошу решить: отвечает ли Емерит на наш, вопрос⁶⁰⁶.

Марцеллин. По словам эдикта, собор должен уничтожить суеверие; поэтому должно рассуждать о том, на какой стороне суеверие.

Петилиан. В отказе православных прочитать полномочие, я вижу недоверие и нечестность.

Марцеллин. Нужно указать основание для этого обвинения.

Августин. Пусть будет прочитано полномочие.

Марцеллин. Император приказал собору рассуждать о причинах разделения, но не определил формы рассуждений. Православные изъявили желание перейти к свидетельствам Писания. Чего же теперь желают донатисты?

Петилиан. Я сомневаюсь в честности православных.

Августин. Нужно обсудить вопрос об истинной церкви. Пусть хотя теперь донатисты не уклоняются от дела.

Емерит. Я желаю узнать имена и полномочие депутатов к императору.⁶⁰⁷

Марцеллин. Я считаю это излишним.

Августин. Мы уже давно заявили, что мы желали собора,

Монтан. Желательно узнать имена депутатов.

Августин. Всё настоящее карфагенское собрание приняло и подписало это полномочие, и вы видели подписи; а, потому нет никакого основания отсрочивать рассуждения о деле.

Монтан. Председатель пусть вспомнит об императорском повелении⁶⁰⁸, что мы должны, знать имена послов и достоверность текста, чтобы иметь основание для оценки лиц.

Марцеллин. Вы уже видели полномочие и подписавших его.

Монтан. Я разумею не тех, которые присутствуют здесь, а тех, которые тогда получили полномочие на депутацию к императору.

Марцеллин. Я согласен, чтобы они явились, но при рассуждениях они не должны присутствовать.

Монтан. Я желаю видеть уполномоченных.

Алипий. Я считаю это излишним; теперь нужно рассуждать о причинах разделения.

В таком порядке спор продолжался ещё несколько времени и становился более и более ожесточённым. Настал положительный беспорядок в голосах.

Наконец, Фортуниан громким голосом сказал: Прошу собрание обратить внимание на вопрос о том, где истинная церковь.

Петилиан. У нас православная церковь; наша чистота, ваши грехи и гнусные дела служат доказательством этого. Ваш отказ представить полномочие показывает, что вы обманули императора. Все общества знают это⁶⁰⁹. Вы скрываете полномочие для того, чтобы утаить истину.

Фортуниан, обратясь к Петилиану: Докажи, что у вас истинная церковь, чтобы все могли согласиться с тобою.

Монтан. Желательно видеть депутатов.

Марцеллин. Так как император в своих эдиктах ничего не сказал о послах, то и здесь не должно быть речи о них. Нужно обратить внимание на императорское приказание!

Емерит. Здесь идёт речь не о воле императора, которая нам известна, а о петиции православных, содержание которой должно быть нам ясно представлено.

Марцеллин. Император не уполномочивал меня на это.

Емерит. Нам желательно знать петицию православных к императору.

Петилиан. Сомневаюсь в искренности православных. Если той петицией они желали достигнуть доброй цели, то я не понимаю, почему они так настойчиво отказывают представить отчёт о ней. Прошу председателя строго держаться закона и знать, кого председатель имеет перед собой – лжецов или нет.

Марцеллин начал. отвечать Петилиану: Православные требовали этого собора.

Петилиан прерывает председатель словами: «Мы православные».

Председатель. Я держусь слов императора.

Петилиан. Тот должен быть назван православным, о котором несомненно известно, что он христианин. В данном случае слова императора не важны.

Марцеллин. Из самого, рассуждения всего лучше будет видно; кто заслуживает названия – православный.

Августин. Разделение, на которое мы жалуемся, произошло вследствие ваших ложных обвинений. Теперь мы желаем слышать: справедливы эти обвинения или нет. Если обвинения справедливы, и наша церковь погибла, то речь будет о том, сохранилась ли она у вас; если обвинения ложны, то конец спору, и вы должны соединиться с нами⁶¹⁰.

Емерит. Этот вопрос не относится к делу. Я мог бы доказать, что вселенская церковь нисколько не заботится об этом собрании, хотя и признаёт победителем того, кто истинный христианин. Но я не желаю распространяться об этом. Православные же – африканцы – пусть ответят на наш вопрос относительно посольства к императору⁶¹¹.

Августин. Мы, православные африканцы, имеем общение с христианами всей вселенской церкви; мы имеем церковь, о которой говорится в св. Писании, в которой находится Христос. Христос есть жених, а церковь невеста. Если бы мы только теперь явились, мы не могли бы быть вселенской церковью. Но кто отделился от целого, тот пусть не присвояет себе имени вселенской церкви, а вместе с нами признает истину.

Гавденций. Имя вселенской церкви принадлежит только нам (донатистам). Вселенская церковь основывается не на множестве отцов, а на чистоте и неповрежденности таинств. Я желал бы серьёзно рассуждать об этом вопросе, но прежде хочу получить ответ на наш вопрос относительно того посольства.

Марцеллин, обратясь к донатистам: Прошу рассуждать о том, кто составляет вселенскую церковь.

Августин. Мы пришли сюда опровергнуть ваши обвинения, особенно обвинение в предательстве, которое вы ставите в великую вину нашей церкви. Ваши епископы, бывшие при дворе императора, сами изъявили желание беседовать с православными, почему и составилось настоящее собрание. Теперь выскажете всё, в чём вы упрекали церковь, или же пусть председатель выскажет свой приговор, чтобы положить конец бесплодным препирательствам⁶¹².

Петилиан. Прежде всего я желаю получить ответ на наш вопрос относительно депутации к императору.

Емерит. Мы желали бы определенно знать, в чём православные обвиняют нас.

Августин. Мы не желаем обвинять других, а хотим только оправдать себя. Примиан однажды высказал, что неприлично сынам мучеников собираться в одно место с исчадием предателей. Пусть это обвинение и будет предметом рассуждений.

Алипий. Считаю излишним рассуждать об этих словах.

Марцеллин. Я желаю, чтобы депутаты, как обвинители, первые высказали своё мнение о православных. Впрочем, обе стороны требовали собора.

Донатисты повторяют: Мы желаем получить ответ о посольстве к императору.

Петилиан, обратясь к Марцеллину: Председатель должен быть беспристрастным и твёрдым.

Православные, обратясь к председателю: Пусть прочитают разговор донатистов с префектом, бывший 30-го января 406 года⁶¹³.

Донатисты. Нет! Нет! Православные пусть ответят нам о посольстве к императору. Если мы из императорского эдикта узнаем, что император ничего не говорил, об этом посольстве, то мы можем думать, что он умолчал и о разговорах 30-го января 406 года, а потому и не должно читать их.

Марцеллин, обратясь к секретарю: Прочитай разговоры.

Петилиан. Нет нужды читать их. Если ясно желают представить дело, то прежде нужно прочитать другие документы.

Поссидий. Я не согласен! В протоколах нужно заметит об упорстве и шуме донатистов.

Августин. Пусть прочитают документы относительно Цецилиана⁶¹⁴.

Марцеллин. Согласен.

Петилиан. Прежде нужно говорить о посольстве.

Августин. Мы готовы, на основании св. Писания доказать истинность нашей церкви: но наши противники вынуждают нас к чтению документов. Когда они выслушают наши доказательства из Писания, мы не замедлим перейти к чтению документов.

Марцеллин, обратясь к донатистам: Виновность православных в предательстве можно доказать только документами, а не Писанием; но вопросы о вере нужно доказывать Писанием.

Емерит. Полномочие, данное тогдашней депутации к императору, вполне ли согласно с полномочием, относящимся к настоящему собранию.

Августин. Нет нужды знакомить донатистов ни с тем, ни с другим полномочием.

Адеодат. Теперь, наконец я понял, почему Августин доселе молчал: православные в свою защиту и против нас приводили много такого, него мы не должны знать.

Августин. Я отказал донатистам показать то и другое полномочие потому, что церковь имеет много дел, не относящихся к донатизму, которые поэтому и нет нужды объяснять донатистам.

Адеодат. Сомневаюсь, чтобы в полномочии говорилось о различных делах. Может быть, полномочие направлено против, донатистов и христиан других провинций, но я не желаю более просить Августина читать полномочие. Если же моё предположение относительно полномочия верно, то я должен назвать Августина лжецом⁶¹⁵.

Марцеллин. Нужно рассуждать об обвинениях и об истинной церкви.

Секретарь начал читать различные документы. Донатисты постоянно возражали против верности документов. Председатель велел читать жалобу православных от 403 года, в которой говорилось, что донатисты обвиняли их в ереси и расколе.

Петилиан. Не мы обвинители, а православные.

Августин. Эта жалоба написана тогда, когда донатисты обвиняли православных; это можно доказать древними документами.

Марцеллин. Православные были обвинителями⁶¹⁶.

Поссидий, желая показать председателю несправедливость его мнения, сказал: Пусть прочтут документы, относящиеся к более раннему времени истории раскола.

Марцеллин. Согласен.

Петилиан. О чём мы рассуждаем – о законах государственных или божественных?

Председатель. «Предложенное, к прочтению относится несомненно к рассуждению с императором и его чиновниками, но должно быть прочитано и остальное».

Петилиан. Я могу согласиться только с словом Божиим.

Августин. Собор желал рассуждать об обвинениях в предательстве.

Петилиан. Как должны вестись эти рассуждения дипломатическим путём, то есть по актам, или церковным путём, то есть на основании слова Божия?

Августин. Если донатисты справедливо обвиняют, то они должны обосновываться на документах. Мы покажем, что спор о Цецилиане уже окончен. Пусть общества знают, в какой церкви они должны искать путь к христианскому спасению. А когда будет речь об истинной церкви, нужно будет обосновываться на свидетельствах Писания. Не на людях, хороши ли они, или дурны, основывается надежда церкви. Если наши противники докажут, что мы виновны в предательстве, то мы осудим предательство, но, ради виновных в предательстве, мы не оставим истинной церкви. Теперь пусть они сделают выбор о чём рассуждать; если они оставят в стороне обвинения в предательстве, мы оставим акты и будем рассуждать только на основании св. Писания.

Емерит. Я соглашаюсь только со св. Писанием, но прежде желаю знать, в качестве кого православные выступят против нас, в качестве обвинителей или защищающихся? Мы ничего не желаем, как только отвечать на то, что будет выставлено против нас.

Августин. Мы желаем только защищать себя от обвинений.

Марцеллин, обратясь к донатистам: О чём вы будете рассуждать об истинной церкви или о виновности православных?⁶¹⁷

Петилиан. Я сам ещё не получил ответов на два вопроса: 1) О чём вы говорили с императором? 2) Как, мы должны рассуждать, на основании актов или Писания? Я уполномочен и буду отвечать на взводимые на нас обвинения, но они должна основываться на законе Божием; пусть никто не дозволяет несправедливостей, кривого пути и обмана.

Марцеллин. Если ты сомневаешься в честности тех послов, которые перед собором были у императора, то ты этим оскорбляешь императора и его уполномоченного.

Петилиан. Я желаю получить ответ от православных депутатов.

Августин. Донатистам предоставляется право решить вопрос с том, на основании актов или Писания вести рассужденья.

Адеодат. Нам это право не может принадлежать, так как и самое прибытие наше на собрание было вынужденное.

Августин. В этом заявлении я вижу уклонение от дела и прошу ответа на мой вопрос.

Емерит. В каждом судебном деле бывают истец и ответчик. Здесь не может быть речи о выборе. Никто никогда своему противнику не предоставляет права выбора. Желаешь ли ты обвинять меня?

Августин. Если донатисты считают обвинительные акты недействительными, то я отказываюсь читать их.

Марцеллин. Я желаю, чтобы все документы были прочитаны.

Петилиан. Не соблюдён законный срок для открытия собора.

Августин. Почему же Примиан обещался явиться на собор к 1-му июня.

Алипии. Пусть прочитают то место в протоколах, где записаны рассуждения о времени открытия собора. Этим облачится недобросовестность донатистов.

Фортунат. Донатисты знают, что они не могут представить, каких-либо возражений против церкви, потому и ищут предлога к увёртке от дела. Пусть прочитают друге акты.

Петилиан. Я протестую против этого.

Марцеллин. Жаль, что и сего дня донатисты стараются уклониться от дела.

Августин. Как желают рассуждать донатисты, на основания актов или слова Божия?

Секретарь начал читать донесение проконсула Анулина о том, что донатисты жаловались на Цецилиана императору Константину.

Петилиан. Этот документ из государственного архива или нет?

Августин. Из государственного.

Секретарь читает документ до конца⁶¹⁸.

Петилиан, Мой противник сын ли Цецилиана?

Августин. Я надеюсь не на Цецилиана, хотя бы он был и невинен; но если он и виновен, и тогда я не оставлю истинной церкви ради грешников.

Емерит. Если православные не признают себя побеждёнными и тогда, когда будет доказана виновность Цецилиана, как заявил Августин, то излишне рассуждать о деле Цецилиана; нужно читать документ, писанный майоринистами.

Августин. Наши противники обыкновенно упрекают нашу церковь делами Цецилиана, но обвиняют ли они нас в греховности? А если они не обвиняют нас ни в чём, то почему они отделились от нас?

Петилиан, обратясь к Августину; Ты, сын ли Цецилиана?

Августин. Я член той церкви, к которой принадлежал Цецилиан.

Петилиан. Если ты осуждаешь своего отца, ты еретик без начала и отца.

Августин. Я отвечал на это в своём сочинении. Цецилиан ни отец мой, ни мать моя, но брат мой. Христос сделался началом церкви, когда он прославился через свои страдания. Тогда церковь получила своё начало в Иерусалиме и, распространяясь всё далее и далее, наконец, достигла Африки. Мой отец Бог, моя мать церковь. Поэтому и вопрос – виновен Цецилиан или нет – не имеет никакого отношения к церкви.

Петилиан. Ничто не может расти без корня. Кто не имеет начала, тот еретик. Поэтому необходимо ты должен быть сыном невинного или виновного Цецилиана⁶¹⁹.

Августин. Моя глава Христос.

Петилиан. Кто поставил тебя во епископа?⁶²⁰

Августин молчит. Донатисты подняли страшный шум.

Петилиан. Наша партия правая!

Алипий. Этот беспорядок нужно занести в протоколы.

Председатель. Пусть Августин отвечает.

Августин. Только Христос моя глава. Апостол Павел хотя и называет себя отцом, но это не значит, что он есть надежда чьего-либо спасения. Ради чести мы называем отцом того, кто значительно старше и заслуженнее нас. Но совершенно другое дело, когда имеется в виду наше спасение, принадлежность к истинной церкви, обетования Божии. Поэтому отец моего спасения есть только Бог.

Петилиан. Кто поставил тебя во епископа?

Фортунациан. Этот вопрос не относится к делу. Если спрашивать о посвящении Августина, то можно спрашивать и всех, кем они поставлены во епископа.

Адеодат. Теперь идёт речь только о посвящении Августина, которое напомнило об особом событии.

Поссидий. Излишне рассуждать о деле Августина.

Председатель. Пусть Августин ответит на вопрос Петилиана.

Августин. Хотя вопрос излишен, однако я отвечаю на него и рассказывает историю своего посвящения во епископа.

Председатель. Личность не должна быть предметом рассуждения.

Емерит. В таком случае нельзя рассуждать и о деле Цецилиана. Грехами священников уничтожается святость церкви; жизнь пастырей должна быть непорочна. Так ли это у православных, это будет видно, когда будет прочитано наше объяснение причин разделения.

Секретарь хочет читать это объяснение.

Председатель останавливает его, говоря: Объяснение не важно: оно написано только семью донатистскими депутатами, а не всей партией донатистов.

Емерит. В объяснении на основании Писания опровергается полномочие православных; а что оно написано только депутатами, а не всею партией, это ничего не значит.

Секретарь начал читать объяснение: «Важнейшей признак справедливого председателя состоит в том, что он покровительствует одной партии».⁶²¹

Этой фразы не было в объяснении. Язык секретаря совершенно бессознательно произнёс эту бессмысленную фразу. Но Емерит делает дерзкое замечание секретарю. По предложению Августина чтение объяснения было поручено Габетдеусу.

Содержание объяснения следующее: Первое свойство справедливого судьи состоит в беспристрастии к обеим партиям. Председатель пусть присоединит это объяснение к актам, как он уже сделал это с объяснением предателей и гонителей. Так как ещё не наступило ни времени, ни согласия положить конец делу, то мы просим принять это письмо и выслушать нашу правоту. «Наши противники поручили своим защитникам прежде всего представить, что церковь, по пророчествам Писания, будет содержать в себе добрых и злых вместе до конца своего существования. Мы, напротив, желаем доказать, что в св. Писании церковь всегда изображается святой и непорочной. Это видно из некоторых наречений пророка Исаии: Востани, востани Сионе, облецыся в крепость твою Сионе, и ты облецыся в славу твою Иерусалиме граде святый, ктому не приложит проити сквозе тя необрезанный и нечистый (Ис. 52:1); рцыте дщери Сионове: се Спаситель твой грядет, имеяй с собою мзду, и дело свое пред лицем своим. И прозовет я, люди святы, избавлены. Господем: ты же прозовешися, взыскан град, и не оставлен (Ис. 62:11–12); Песни Песней: Вся добра есмь, ближняя моя, и порока несть в тебе, (Песн. 4:7); Послания к Ефесянам: Христос возлюби церковь, и себе предаде за ню. Да очистит ю, очистив банею водною в глаголе. Да представит ю себе славну церковь: не имущу скверны, или порока, или нечто от таковых, но да будет свята и непорочна (Еф. 5:25–27); второго Послания к Коринфянам: Обручих бо вас единому мужу деву чисту представити Христови (2Кор. 11:2). Православные неправильно донимают притчу о семени и поле. В ней не говорится: Поле есть церковь, а поле есть мир. В церкви не должны быть терпимы нечестивцы. Апостол Павел изгонял из церкви нечестивцев. Господь уже Моисею повелел отделять снятых от грешных, чистых от нечистых. Святой Дух наказывает священников, которые не заботятся об этом разделении. Если противники доказывают, что мякина смешана с пшеницей, то мы сошлёмся на слова апостола Павла: Кое же согласие Христови с Велиаром; или кая часть верному с неверным; или кое сложение церкви Божией со идолы. Темже изыдите от среды их и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте не прикасаитеся (2Кор. 6:15, 17); на наречение, Сираха: Кое общение волку со агнцом: тако грешнику с благочестивым (Сир. 13:21). Притча о хороших и дурных рыбах касается грешников, неизвестных церкви, как, это видно из притчи о брачной одежде. Когда Господь видел Израиля смешанным с безбожниками, Он наказал его.

«Далее наши противники осмеливаются утверждать, что церковь не оскверняется грехами и известных нечестивцев и докалывают это примерами из пророков; но то было совсем другое время, тогда было установлено повторять крещение, потому и часто согрешали⁶²². Илия и Елисей никогда не имели общения с алтарями Самарии. Осия далеко держался от идолослужения тех, жертвы которых он презирал. То же самое и Амос, которого один лжепророк обвинял за это перед царём. Что ми множество жертв ваших, глаголет Господь; исполнен есмь всесожжений овних и тука агнцов, и крове юнцов и козлов не хощу. Новомесячий ваших, и суббот и дне великаго не терплю (Ис. 1:11. 14). Сице людие сии, и сице язык сей предо мною, глаголет Господь, и сице вся дела рук их: и иже аще приближится тамо, осквернится, за приятья, их утренняя, поболят от лица лукавств своих и ненавидясте во вратех обличающаго (Агг. 2:14). Вы же скверните е (жертву), глаголюще: трапеза Господня осквернена есть, и возлагаемая брашна его уничтожена быша (Мал. 1:12). Потом, наши противники приводят в пример Иуду предателя искариотского. Но Иуда, как нечестивец, был известен только Господу, а не людям. Так точно и теперь бывает в церкви. Господь, конечно, знает сокровенное сердца. Но Иуда был отлучён, когда сделался известен, как предатель. Поэтому они напрасно приводят в свои защитники Иуду предателя, врага Господа истины.

«Их ложный взгляд на крещение давно опровергнут определениями наших отцов и мучеников. Они говорят, что и у еретиков крещение действительно и доказывают это словами апостола Павла: Открыется бо гнев Божий с небесе на всякое нечестие и неправду человеков содержащих истину в неправде. Зане разумное Божие, яве есть в них: Бог бо явил есть им. Невидимая бо его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила его и Божество, во еже быти им безъответным: Занеже разумевше Бога, не яко Бога прославиша или благодариша, но осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце. глаголющеся быти мудри, обюродеша. И изменити славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад (Рим. 1:18–23). Но они пусть знают, что здесь идёт речь о язычниках и вполне неверующих, и по понятию православных должно бы было следовать, что и идолослужение язычников не неприятно Богу⁶²³. Если они говорят, что и крещёный вне церкви должен быть принимаем в церковь, так как его крещение действительно, то они обманывают себя. Это давно было опровергнуто изречениями мучеников. Если только одна церковь и один нераздельный Христос, то вне её никто не может получить крещение. – Мы увещевали их скоро не возлагать рук ни на кого и не делаться участниками чужих грехов, и если они отвечают нам, что это касается только духовного разделения, то мы отвергаем это, так как везде в св. Писании праведники увещаются отделяться от грешников и телесно. Потом, когда мы называем их жестокими, долго – в течение ста лет – преследующими нас, то они напоминают нам о максимианистах. Но есть различие. Максимианистов, оторванных от церкви и её объятий, без насилий и принуждений желают присоединить; их никто не принуждает возвращаться к нашему обществу⁶²⁴. Наши же враги в открытой ярости против всех христианских обществ, как каждый знает это, производили жестокие и позорные дела. Кто не знает, что наши гонители, вопреки заповедям Божиим, всегда просили царей этого мира угрозами и ссылками принуждать, нас вступить в их общество! Мы умолчим о том, как много было пролито крови Леонтием, Урзакием, Макарием, Павлом, Таврином, Романом и другими мучителями, посланными от царей этою мира для избиения святых; как много достойных священников было умерщвлено, а другие сосланы в ссылку. Христиан тогда разгоняли в отдалённые места или убивали, бесчестили юных дев, осуждали на изгнание богатых, грабили бедных, разрушали церкви и заставляли их священников спасаться бегством. Как много было, сделано, это в наше время ни от кого не скрыто. Излишне представлять свидетельства Писания, чтобы судить об этой бесчеловечности. Достаточно сказать, что и в гражданских законах осуждается это»,

Чтение объяснения было выслушано безмолвно.

Емерит. Противники наши пусть отвечают свидетельствами Писания⁶²⁵.

Августин. В документе два пункта, на которые православные будут отвечать: первый состоит ив свидетельств Писания о церкви, второй из обвинений, взведённых на православных более по ненависти, чем по справедливости. Вопрос в том: церковь до конца своего существования будет ли смешанной, или в ней будут только верующие и святые? Для подтверждения каждого предположения есть божественные свидетельства, но они не противоречат одно другому. Я начну с первого. Что такое гумно, о котором говорится в евангелии, что некогда Господь придёт очистить гумно своё?

Емерит. Я не знаю этого места Писания.

Августин. Иоанн Креститель сказал эти слова.

Петилиан. В этом месте указываются тайные, скрытые грешники.

Августин. Прошу дозволить мне говорить без перерывов⁶²⁶. В притче (Матф. 13 гл.) под миром разумеется церковь, так как Господь пришёл не судить мир, а спасти мир.

Емерит. Если церковь есть мир, в таком случае церковь не узнала Бога; так как в других местах народ Божий ясно отличается от мира.

Августин, обратясь к председателю: Прошу позаботиться о том, чтобы не прерывали меня и дали возможность договорить без возражений⁶²⁷.

Адеодат. Не могу молчать, когда искажается Писание.

Августин. Верно, что в Писании слово мир употребляется в двояком значении. Мир в добром значении относится к праведникам, а в дурном значении к нечестивцам; а отсюда мы видим, что это смешение находится также и в церкви.

Донатисты зашумели, и Августин прерывает речь.

Марцеллин. Прошу собрание соблюдать порядок.

Петилиан. Сам Господь сказал: поле есть мир. Почему он не сказал, поле есть церковь. Если Дух сказал, что Бог примирил мир с самим Собою, то Он при этом разумел людей в противоположность зверям.

Председатель. Я выскажу своё мнение тогда, когда донатисты ответят на все их объяснение.

Августин. Слова Петилиана не имеют смысла. Само собою понятно, что Бог примирил с Собою не зверей, а потому о противоположности, высказанной Петилианом, не может быть и мысли.⁶²⁸ Речь идёт о том: могут ли грешники находиться в церкви, или она должна состоять из одних праведников. Церковная дисциплина не должна быть пренебрегаема. Явных грешников должно не только увещевать, но и отлучать от церкви; но это должно делать не из ненависти, а по ревности ко спасению их⁶²⁹. Нужно различать два момента в жизни церкви. Теперь церковь смертна, так как она состоит из смертных людей⁶³⁰; но некогда она будет бессмертна, в ней никто не будет умирать. В св. Писании подобие двух моментов жизни церкви представляется в жизни Иисуса Христа до воскресения и после, и в двойной рыбной ловле. При первой ловле (Лук. 5:5) Господь ничего не говорит о правой и левой сторонах; рыбы все вместе находились в сетях, которые потом разорвались. При втором лове рыб (Ин. 21), Христос велел бросить сети по правую сторону лодки. Это показывает, что теперь Господь разумел торжествующую церковь, в которой будут только праведники. Пророки ходили в один храм с народом. За нечестивыми пастырями церкви следуют только грешники. Как могли произойти от нечестивого народа иудейского Захария, Елисавета, Иоанн Креститель, Симеон Богоприемец и Анна пророчица.⁶³¹ Праведники духовно – сердцем должны отделяться от грешников. Вы говорите, не должно сидеть с нечестивцами, но вы поступили бы последовательней, если бы не пришли вместе с нами в залу собрания.

Донатисты. Непонятно, каким образом дьявол может сеять в церкви плевелы⁶³². Нет никакого основания говорить о двух церквах. В св. Писании говорится только об одной церкви.

Православные Донатисты сами допускают, что в церкви есть плевелы, когда говорят, что в ней есть тайные грешники. Августин говорит не о двух церквах, а об одной, но той одной, которая теперь – на земле смертна, а некогда – в вечности будет бессмертна.

Донатисты. Нельзя назвать церковь смертною. Христос для того и умер, чтобы сделать церковь бессмертною.

Православные начинают защищаться⁶³³.

Председатель прерывает спор словами: Я выскажу своё мнение в конце заседания. А теперь нужно рассуждать о причинах разделения.

Православные и донатисты. Просим председателя теперь высказать своё суждение.

Председатель. Это противоречит моей инструкции.

Православные. Пусть читают документы, относящиеся к отделению донатистов от церкви.

Донатисты. Нет! Мы желаем прежде слышать приговор председателя относительно обсуждённого; но думаем, что никто из людей не может высказать этот приговор. Православные опять обратились к человеческим судьям, чтобы, по-прежнему преследовать нас. Только Христос может быть нашим судьёй. Затем, обратясь к председателю, донатисты продолжали: Если ты не Христос, то на каком же основании желаешь быть судьёй священников?

Православные. Вы сами обратились к императору. И в делах с максимианистами вы Христу не предоставляли решения. Вы упрекаете нас в преследовании вас, а что делали ваши циркумцеллионы!

Донатисты. Мы не имеем ничего общего с циркумцеллионами.

Православные. Ваше духовенство весьма часто обращалось к циркумцеллионам.

Донатисты. Мы не гонители, а гонимые.

Православные. Вы преследовали максимианистов через трёх или более проконсулов⁶³⁴.

Донатисты. Православные причинили нам жестокости в Багае⁶³⁵.

Православные. Там и донатисты сожгли церковь и бросили в огонь св. книги. Донатисты часто и сами себя лишали жизни.

Председатель. Теперь нужно рассуждать о причинах разделения.

Православные. Пусть донатисты укажут истинную причину разделения.

Донатисты. Предатели и гонители подобны дурным плодам, по которым можно узнать дерево.

Православные. А, по нашему мнению, раскольники и перекрещенцы подобны дурным плодам.

Донатисты. Пусть председатель выскажет своё суждение о споре.

Председатель. Инструкция ре дозволяет мне теперь высказать своё суждение.

Православные. Пусть читают документы.

Прежде всего прочитали два донесения проконсула Анулина к императору Константину. В первом Анулин писал, что майоринисты представили ему жалобу на Цецилиана и просили передать её императору. Во втором Анулин писал, что согласно распоряжению императора, Цецилиан с десятью православными и десятью майоринистскими епископами отправился в Рим на собор⁶³⁶. Потом читали письмо императора к римскому епископу, Мельтиаду, которому с некоторыми другими лицами было поручено решить дело Цецилиана. Когда читалось решение Мельтиада, донатисты, прервав чтение, заговорили: Прежде нужно читать обвинение Цецилиана, а потом уже оправдание. Иначе выходит беспорядок: не зная обвинения, слушать оправдание.

Православные. Нельзя прерывать чтение.

Председатель. Теперь нужно читать обвинение. Тогда будет яснее видно, которая из двух партий является обвинителем.

Донатисты. Разделение явилось вследствие того, что во время гонения Менсурий выдал св. книги⁶³⁷. Это видно из письма Менсурия к Секунду тигизскому, в котором Менсурий сознавался в выдаче книг.

Православные. Это письмо частное, и достоверность его не доказана, а потому его не должно принимать во внимание.

Донатисты читают ответ Секунда Менсурию, в котором последний представляется виновным в предательстве.

Потом было прочитано решение карфагенского собора 311 года, осудившего Цецилиана с его товарищами⁶³⁸. В этом решении Феликс аптунгский был назван источником всех зол – fons malorum omnium.

Православные. Приговор карфагенского собора незаконен, так как здесь Цецилиан заочно был осуждён; при том же члены этого собора подозрительны относительно своей твёрдости в вере, что видно из протоколов циртского собора, на котором председательствовал Секунд.

Едва только начали читать протоколы циртского собора, как донатисты прервали чтение, говоря: Подлинность этих протоколов сомнительна, так как в церкви не было обычая в подобных протоколах писать имя консула и число месяца, когда был собор.⁶³⁹

Православные. Этот обычай был в церкви.

Донатисты. Цецилиан законно осуждён.

Православные. Пусть читают акты: из них будет видно, законно ли осуждён Цецилиан.

Донатисты. Из писем православного, епископа Оптата видно, что Цецилиан сам сознался в своей вине. Пусть читают эти письма⁶⁴⁰.

Православные. Майоринисты обвиняли Цецилиана перед императором уже после того, как они осудили его на своём соборе⁶⁴¹.

Председатель, обратясь к донатистам: Отвечайте на это.

Донатисты. После этого собора Цецилиан, может быть, апеллировал.

Православные. Во всяком случае при обвинении Цецилиана донатисты допустили несправедливость. Если прежде собора они обращались к императору, то они должны были ожидать императорского решения; а если после собора обращались к императору, то этим они уничтожили силу решения собора,

Председатель. Довольно рассуждать о протоколах циртского собора.

Донатисты. Протоколы циртского собора подложны. И в св. Писании рассказываются события без точного определения времени.

Православные. Пророки в своих речах обозначали время.

Донатисты. Во время гонения не могло быть собора.

Председатель, обратясь к православным: Вам известны ли примеры, что во время гонения христиане собирались на соборы?

Православные. Во время гонения от иудеев апостолы собирались, во времена мучеников представители христианских общин часто собирались. При том же, от конца гонения до начала собора прошло тринадцать месяцев. Да и во время гонения двенадцать епископов могли собраться в одно место⁶⁴².

Председатель. Я не нахожу ничего невозможного в том, что даже в самое трудное время гонения двенадцать епископов составили собор; но православные доказывают, что тогда гонение уже прекратилось. Пусть донатисты скажут что-нибудь новое к обвинению Цецилиана⁶⁴³.

Донатисты. Цецилиана должны были судить африканские епископы. Епископ римский Мельтиад не мог быть его судьёй, так как он сам был виновен в предательстве⁶⁴⁴. Вот документы, из которых видно, что Страбон, или Стратон, дьякон Мельтиада, был предатель.

Православные. В документах нет ничего к обвинению Мельтиада.

Председатель. В этом документе Страбон называется дьяконом ли?

Оказалось, что Страбон называется «увещателем к суетным неверующим».

Православные. Здесь представлены два различных лица одного и того же имени. Но если дьякон Мельтиада и действительно был предателем, то в этом ещё нет ничего для обвинения Мельтиада. Во время гонения он долго был в отсутствии и, вероятно, ничего не знал о предательстве Страбона, так как никто не обвинял его⁶⁴⁵.

Председатель. Пусть прочитают декрет императора Константина к викарию Африки, Евмалию, отправленный после арелатского собора, на котором Цецилиан был вполне оправдан.

Прочитали декрет.

Председатель, обратясь к донатистам: Вы что можете сказать против декрета.

Донатисты. В нём не поименованы консулы, а потому его подлинность сомнительна.

Православные. Из государственного архива можно взять оригинал.

Председатель. Императорский декрет сохраняет свою подлинность и тогда, когда в нём нет ни имени консулов, ни числа.

Православные. Пусть донатисты признают декрет императора подложным; тогда можно будет опровергнуть их оригиналом из государственного архива.

Донатисты. Церковь неправа ещё и потому, что в настоящем прении она заботится не о чести Бога, а о своём оправдании.

Председатель. Донатисты пусть определенно скажут: считают ли они подложным декрет императора.

Донатисты. Декрет не помог Цецилиану, так как после он был осуждён. Нужно прочитать место из Оптата, где говорится об отправлении Цецилиана в Бриксию.

Читают. Для умиротворения церкви Цецилиан некоторое время должен был оставаться в Бриксии.

Председатель. Пусть прочитают из Оптата решение дела Цецилиана на римском соборе.

Читают. Общим голосом Цецилиан был оправдан.

Дальше читались акты по делу аптунгского епископа, Феликса, которого донатисты обвиняли в предательстве⁶⁴⁶. По обыкновению, донатисты высказывали разного рода придирки. Наконец, православные просили председателя высказать своё окончательное решение о результатах прения.

Председатель. Прошу донатистов высказывать всё, что ещё имеют против Цецилиана, оставивши в стороне прежде высказанное.

Донатисты. Мы отказываемся от этого и сожалеем о том, что всё доселе высказанное нами искажено и ложно истолковано в пользу другой партии.

Председатель. Прения окончены! Прошу депутатов, выйти из залы. Я буду писать свой приговор.

Когда приговор был написан, депутаты опять были приглашены в залу. Наступила полная тишина. Чиновник громким голосом начал читать приговор Марцеллина: «Правда, я желал, да и теперь искренно желаю раскрытием истины и изобличением заблуждения восстановить мир. Нас поздравили бы с уничтожением древнего суеверия. Как выздоровление вызывает радость, так и уничтожение суеверия бывает весьма приятно. Но донатисты, по своему упорству, остались при своих заблуждениях и с бесстыдством отказались обратиться на путь спасения. Из примеров св. Писания и прочитанных актов мы убедились, что за чужие грехи никого нельзя обвинить, хотя донатисты и утверждают противное. За подозрением Цецилиана в предательстве не уничтожается святость церкви. Здесь было ясно дознано, что виновником раскола был Донат, а Цецилиан и Феликс вполне оправданы. Все это донатисты должны признать и соединиться с церковью, в противном случае они, как люди вредные, лишаются свободы. Те, которые не исцеляются мягкими средствами, врачуются средствами острыми. Пусть разоблачённая ложь приклонит свою выю пред ясной истиной и донатисты позаботятся о своём спасении. Я увещеваю мужей всякого звания всеми силами и везде препятствовать собраниям донатистов и церкви, указанные мною, возвратить православным. Если донатисты будут сопротивляться, они будут наказаны. А если они присоединятся к православным, они удерживают за собой свои церкви. Пусты каждый донатистский епископ беспрепятственно возвратится в свою епархию и там или присоединится к единой истинной церкви, или понесёт законное наказание. Диоцезы тех епископов, которые не обуздают циркумцеллионов, подвергнутся государственной опале⁶⁴⁷.

Донатисты остались недовольны этим решением и апеллировали к императору⁶⁴⁸. Они жаловались, что Марцеллин, как православный и находившийся под влиянием православных епископов, высказал пристрастный приговор, который поэтому объявил уже ночью, обвиняли в пристрастии самого императора, назначившего председателя собора православного, а не донатиста.

Гонорий не обратил внимания на апелляцию донатистов, назвавши их в своём ответе на неё еретиками, a в конце января 412 года на имя префекта претории, Селевка он издал закон⁶⁴⁹, по которому все донатисты и укрывающие их должны были платить штраф в государственную казну: придворные первого ранга – 40 финтов золота, второго ранга – 30 фунтов золота, десятники, торговцы и плебеи – 5 фунтов золота, циркумцеллионы – 10 фунтов серебра. Не вразумившиеся после первого штрафа будут лишены всего имения. Рабы, за пребывание в расколе, должны быть наказаны жестокими палочными ударами. Все донатистские клирики осуждались на поголовное изгнание. Храмы и молитвенные дома передавались православным.

Вследствие этого закона донатисты обвиняли государственную власть в желании обогатить казну деньгами их⁶⁵⁰, и одни из них от штрафов укрывались в потаённые места⁶⁵¹, другие, более фанатичные, нападали на православных и мучили их. Более других терпели от донатистов православные клирики. Некоторым из них донатисты выкалывали глаза, одному пресвитеру Августинова диоцеза вырвали язык, одному епископу отрезали руки, некоторые были умерщвлены. Дома и храмы православных иногда даже во время дня подвергались грабежу и разорению⁶⁵². В Карфагене была сожжена церковь⁶⁵³. Бросали в огонь священные книги.

Марцеллин строго наказывал за это донатистов. Арестовавши двух злодеев, которые в одной церкви в Иппоне пресвитеру Иннокентию выкололи глаз и раздробили палец руки, а пресвитера Реститута в той же церкви умертвили. Марцеллин думал наказать злодеев смертью, но Августин просил его, по милосердию Господа Иисуса, пощадить их⁶⁵⁴. «Хотя злодеи обвинены не епископами, а гражданской властью, тем не менее я считаю себя обязанным, писал Августин, объяснить тебе, что церковь не желает воздавать злом за зло. Церковь была бы довольна тем, если бы у злодеев была отнята только свобода производить насилия, и они сами обратились бы к истине. Поэтому исполни, христианский судья, долг благочестивого отца: негодуй на несправедливость, но вместе помни человечность, умеряй мстительность к злодеям, старайся исцелять раны грешников. Молю тебя: не оставь без внимания этой просьбы. Если ты не желаешь слушать меня, как друга, то я, как епископ, приказываю тебе». Так как окончательное решение дела о злодеях должно было последовать от проконсула Африки, Апрингия, брата Марцеллина, то Августин писал и ему⁶⁵⁵, напоминая, что некогда и судьи должны отдать отчёт Богу. Я увещеваю тебя подражать милосердию своей матери – церкви. Правда, вы не без ума носите меч, вы слуги Божии, но положение церкви и государства различны. Государство в управлении должно руководиться строгостью, а церковь кротостью и снисходительностью. Ты, как верующий христианин, необходимо должен знать это. Если ты пощадишь злодеев, то ты сделаешь это ради церкви, которой ты сын. Воздай им добром за зло! Злодеи не щадили слуг Бога, возвещавших им спасение, а ты пощади арестованных и изобличённых. «Если они преступным мечом пролили христианскую кровь, то ты, ради Христа, не пятнай своего судейского меча их кровью» оставь им жизнь для покаяния. «Ты, как христианский судья, должен заботиться о пользе церкви. Об этом мы просим тебя, к этому увещеваем, об этом заклинаем тебя!»

Просьба Августина не имела успеха. Проконсул приговорил злодеев к смерти, и Марцеллин спрашивал Августина, как поступить с судебными актами о казни злодеев: прибить ли их к стенам донатистской церкви Феопрепии для обнародования, или нет. Августин отвечал⁶⁵⁶, что он желает опубликования актов во всех церквах иппонского диоцеза и просит прибить их в том месте, где бы они читались возможно большим числом людей. Потом Августин повторял свою просьбу – милосердно обращаться с преступниками – и высказывал желание, чтобы к актам были присоединены два его защитительных письма. Пусть общество знает, что не церковь побудила судью к строгому приговору. Сожалея о том, что проконсул не смягчил своего приговора над злодеями, Августин просил на будущее время исполнением приговора медлить до той поры, пока он сам успеет попросить императора о снисхождении к виновным. Затем Августин жаловался на новые насилия донатистов, особенно на епископа Макробия, который с толпой неистовствовал и старался отворить двери одной православной церкви. Правда, эконом Целера, Спондей, прогнал этих фанатиков, но они и после не прекратили своих насилий. Августин просил Марцеллина заботиться особенно о нумидийском диоцезе. Православные епископы уже послали к тебе епископа Делфина, который сообщит тебе о нуждах иппонского диоцеза. Я с своей стороны послал к тебе записку об этом с дьяконом Перегрином, в надежде, что ты потрудишься прочесть её.

Вскоре после этих писем Марцеллина постигла злосчастная судьба. По его совету Гонорий издал против донатистов строгий закон, и они возненавидели Марцеллина и всячески желали ему гибели. И в 413 году, как бы во исполнение этого злого желания. Марцеллин был казнён.

В это время почти вся Испания, Галлия и Британия отложились от Рима. Италия подверглась опустошению. В 413 году наместник Африки, Гераклион, думал завладеть даже короной римского императора и с большим войском высадился в Италию; но был разбит и потом умерщвлён. После этого Гонорий послал в Африку генерала Марина, чтобы на месте возмущения казнить главных участников в восстании Гераклиона. В числе казнённых был и Марцеллин.

Трудно допустить, чтобы Марцеллин, ревностный христианин и человек, пользовавшийся полной доверенностью императора в таких важных делах, как собор 411 года, вдруг сделался бунтовщиком⁶⁵⁷. Норис думает, что главной виной смерти Марцеллина была месть донатистов, которые или оклеветали его в измене, или просто подкупили Марина казнить его. Подобное предположение совершенно естественно. Из предыдущей истории донатистов известно, что они всевозможными средствами мстили православным.⁶⁵⁸ Иероним и Орозий, по-видимому, подтверждают предположений Нориса. Иероним говорит: Марцеллин умерщвлён еретиками, под предлогом виновности в возмущении Гераклиона, хотя на самом деле он был невинен⁶⁵⁹. Орозий говорит: неизвестно, из зависти, или по подкупу Марин умертвил Марцеллина⁶⁶⁰. Коли обратить внимание на то, что Марцеллин был в дружбе с Гераклионом, которой могли воспользоваться донатисты для своей клеветы, то виновность донатистов в смерти Марцеллина приобретает ещё большую вероятность. Но Августин, близко знавший дело казни Марцеллина⁶⁶¹, ничего не и говорит о виновности донатистов в его смерти. В виду этого обстоятельства, большую вероятность приобретает то предположение, что Марцеллин был жертвой зависти к нему Марина⁶⁶².

Но среди этих скорбей православная церковь имела, утешение видеть и обращение к ней некоторых донатистов. Многие даже из фанатичных донатистов присоединились к церкви. Некоторые донатистские епископы, как, например, циртский⁶⁶³, почти со всем своим духовенством и обществом оставили раскол⁶⁶⁴. В виду такого упадка раскола, на циртском соборе 412 года донатисты определили принимать епископов и пресвитеров, переходящих в раскол, без лишения сана⁶⁶⁵. Эта уступка, свидетельствующая об ослаблении раскола, была сделана с согласия тридцати епископов, в числе коих был и Петилиан, известный своим фанатизмом.

По поводу обращения донатистов Августин писал поздравительные письма к ним. В письме к циртскому обществу⁶⁶⁶ Августин высказывает великую радость, так как прежде почти все жители этого города держались раскола, а теперь оставили его. Но это произошло по милости Божией, говорит Августин, а отнюдь не от моих трудов, как думают циртенцы. Августин поясняет эту мысль примером Полемона и Ксенократа, как речь Ксенократа о пользе умеренности побудила Полемона оставить порок пьянства. Оставление пьянства не есть ещё обращение к Богу, а только нравственная перемена, но и она была произведена не Ксенократом, а Господом. Желательно, чтобы и малый остаток донатистов в Цирте обратился к церкви. Если Бог дозволит мне, я в скором времени сам буду, в Цирте.

Подобное же поздравительное письмо Августин писал пресвитерам Сатурнину и Евхиату. Я искренне радуюсь, писал Августин⁶⁶⁷, что теперь мы живём в одном доме, простирающемся по всей вселенной. При этом я прошу вас свято и ревностно проходить своё служение и в своей молитве не забывать тех, которые ещё не могли вместе с нами радоваться церковному единению.

Проповеди Августина к донатистам. Борьба других епископов с расколом. Краткие очерки соборных прений. Письмо к донатистским мирянам. Сочинение «об исправлении донатистов». Письмо к пресвитеру Донату. Карфагенский собор 418 года. Первая беседа Августина с Емеритом. Проповедь к кесарийскому народу. Вторая беседа Августина с Емеритом. Эдикты Дульциния. Письма Гавденция. Письмо Августина к Дульцинию. Сочинение против Гавденция. Новое письмо Гавденция и ответ Августина на него. Сочинение против Фульгенция. Главные спорные, вопросы между православными и донатистами. Законы Гонория и других императоров против донатистов. Положение донатистов при Вандалах. Заботы папы Григория Великого об уничтожении раскола. Заключение.

Утешаясь обращением к церкви одних донатистов, Августин продолжал борьбу с другими, оставшимися в расколе. Так, вскоре после собора, Августин говорил проповедь, направленную против донатистов⁶⁶⁸. Мысли этой проповеди определяются текстом, положенным в её основу: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6:2). Донатисты упоминаются только в конце проповеди, но всё содержание её направлено ним «Наше бремя есть грех. Каждый сам несёт слое бремя. Господь освобождает от этого бремени». Таковы начальные мысли проповеди. Дальше Августин показывает, как богатый брат помогает бедному в несении бремени. Потом Августин внезапно обращается к слушателям с воззванием: Пусть никто из вас не обольщается теми, которые говорят: «Мы святы, мы не несём вашего бремени, почему и не имеем общения с вами». Их поведение приносит бремя разделения и раскола, бремя ереси, страстности, лжесвидетельства и клеветы. Мы пытались и пытаемся снять это бремя с плеч наших братьев, но они желали и желают при себе удержать его, сделались высокомерны. Затем Августин представляет различие между несением бремени брата и участием в чужих грехах, просит донатистов обратиться к церкви и увещевает православных с терпением и кротостью переносить страстность своих противников.

В другой проповеди⁶⁶⁹, сказанной Августином тогда же, он опять просит донатистов обратиться к церкви и получить вечное спасение. Я радуюсь, что многие донатисты уже присоединились к церкви, но некоторые, и зная истину, остаются в расколе, так как отец и мать умерли раскольниками. «Но первые христиане охладевали ли к истине потому, что их родители были язычники?»

Другие православные епископы тоже боролись с расколом. Они спешили в возможной скорости всюду распространить и привести в известность акты собора 411 года. Было постановлено: каждый год в пост св. четыредесятницы с церковной кафедры прочитывать акты этого собора⁶⁷⁰. Августин даже в проповедях своих приводил выдержки из этих актов и просил слушателей читать акты. Особенно много таких выдержек в 99 проповеди, направленной против донатистов. В ней Августине кроткой, сокрушённой сердцем грешнице противопоставляет гордого фарисея, под которым здесь разумеет донатистов, не согласившихся даже сидеть вместе с православными.

Эти протоколы были известны и вне Африки. О них упоминает в своей хронике испанский летописец, Идатий. Несколько слов Августина, сказанных на карфагенском соборе 411 года, было приведено на пятом вселенском соборе.

Через увёртки донатистов от главного предмета прений чтение соборных протоколов было затруднительно⁶⁷¹, а между тем знакомство с ними было важно для православных в борьбе с расколом. В виду этого Августин и Маркелл составили краткие очерки соборных прений.

Клевета донатистов на Марцеллина, председателя собора 411 года, будто он, как православный и подкупленный православными на соборе, при суждении о результатах прений быль пристрастен, побудила Августина написать письмо к донатистам мирянам⁶⁷². В этом письме Августин старается подробно разъяснить некоторые особенно выдающиеся наречения донатистов на соборе, опровергнуть их историей и защитить православных епископов. Вместе с тем он изображает гордость и упорство донатистов, на которые православные отвечали постоянно уступчивостью. По вопросу об истинной церкви он указывает места Писания, в которых говорится, что отделение верных от неверных должно быть понимаемо в духовном смысле. Потом, представивши краткий очерк всего случившаяся на соборе, Августин убедительнейше просит донатистов возвратиться к церкви и опровергает их клеветы на Марцеллина и православных. «Что ещё выдумали, так говорит Августин, ваши безумные жалобы и ваша пустая ложь! Ночью дело приведено к концу и положен конец заблуждению. Приговор высказан ночью; но он сиял светом истины. Смотрите! Ложь побеждена, и истина сделалась ясною. Почему же вы убегаете единства? Почему вы не уважаете любви? Почему мы и теперь ещё разделены человеческим (Доната) именем? Один Бог создал нас, один Христос искупил и один Дух должен соединять. Прославляйте имя Господа, и для вас наступит радость, и в единении узнаете ваших братьев».

Около этого времени африканский вельможа, Бонифаций, не одобрявший строгих законов против донатистов просил Августина указать ему различие между арианами и донатистами. В ответ на эту просьбу, Августин написал сочинение под заглавием: «Dе correctione donatistarum» (об исправлении донатистов). В этом сочинении Августин говорит, что донатисты вместе с церковью имеют одну истинную веру, а ариане отвергают равенство Сына Божия и Духа Святого с Богом Отцом. Донатисты бунтовщики, мятежники против церкви. Это мы можем видеть в известиях о карфагенском соборе 411 года и законах императоров против донатистов. Об императорских законах Августин говорит, что через них многие донатисты исправились. «Всё равно вразумлён ли сепаратист проповедью, или императорским законом. Кто не подчиняется законам императоров, которые служат истине, тот заслуживает тяжёлое наказание». Многие признавались, что они только из боязни оставались в расколе. Прежде если бы они сказали только одно слово в пользу православной церкви, донатисты разрушили бы их дома⁶⁷³. Если церковь проследует, то она делает это ради истины, ради спасения ваших душ, а не из желания проливать кровь или обогащаться вашими деньгами⁶⁷⁴. Конечно, увещание всегда лучшее средство, чем страх и наказание, но иногда они должны предшествовать увещанию. Августин доказывает это примером обращения апостола Павла. Почему же церковь не должна принуждать своих заблудших сынов к обращению, если они сами принуждали других к переходу в своё общество⁶⁷⁵. Церковь весьма любвеобильна к тем, которые остаются её верными членами. И Господь повелел своим апостолам противящихся принуждать идти на брачный пир; а этот брачный пир есть церковь Христова.

Дальше Августин говорит о крещении, о мнимой святости донатистов, о любви, с которой церковь ищет заблудших овец, и отвечает на вопрос⁶⁷⁶: почему церковь принимает донатистских клириков в прежнем их сане? По порядку, говорит Августин, этого не должно бы быть, но церковь вынуждается к тому любвеобильными заботами о спасении донатистов. «Церковь через это поражается язвой, но они (донатисты) через эту рану должны снова ожить. Подобным образом болит дерево, к которому прививается отрезанная ветвь. Впрочем, по правилам церкви никто не имеет права, после понесённой епитимии за преступления, снова получить духовный сан». Этого требует церковная дисциплина. Церковь определила это для того, чтобы никто не надеялся, исполнивши покаяние, снова получить духовный сан, дабы, в потере возможности получить духовный сан, было гораздо лучшее и более действительное врачество для душевного выздоровления. Но царь Давид и апостол Пётр, по раскаянии, остались при своём достоинстве. И нам позволительно в этом случае избегать строгости церковного постановления, чтобы искренней любовью ко спасению ослаблять зло. Поэтому и клирики донатистов могут оставаться в своём сане. «Но если нам возразят: как вы можете принимать нас, если мы совершили грех против Св. Духа? Мы ответим: грех против Св. Духа состоит в очерствении сердца до конца жизни, когда человек упорно чуждается церковного единения, в котором Св. Дух животворит и сообщает прощение грехов. Пока кто живёт ещё здесь (в церкви), благодать Божия ведёт его к раскаянию. – Вне тела Христова, церкви, Св. Дух не животворит никого».

Свой взгляд на необходимость строгими мерами укрощать донатистов и принуждать к соединению с церковью Августин прилагал теперь к делу. Так он приказал арестовать и представить в Иппон двух донатистских пресвитеров, которые; вероятно, сильно досаждали ему. Один из этих пресвитеров, Донат из Мутуги, всячески сопротивлялся этому насилию; он падал на землю, когда хотели схватить его, а когда был привезён в Иппон, то, желая лишить себя жизни, бросился в колодезь. Когда вынули Доната из колодца, он заявил: Бог дал человеку свободу, и я желаю умереть донатистским мучеником. Апостол Павел сказал: предам тело мое во еже сожеши е (1Кор. 13:3), то есть признал самоумерщвление добрым делом. Августин спешил письмом вразумить Доната. Я, писал Августин⁶⁷⁷, приказал арестовать тебя, желая спасти тебя. Я считал своим святым долгом принудить тебя к признанию истины, чтобы не погибла твоя душа. Злой воле нельзя предоставить свободы. В Писании повелевается наказывать непослушного сына. «Если употребили насилие над тобой, чтобы спасти твою земную жизнь, когда взяли тебя из колодца, то тем более нужно было употребить насилие для того, чтобы спасти тебя для вечной жизни». Затем, доказавши, что самоумерщвление противно человеческому разуму и тяжкий грех, Августин заключает свою речь такими словами: «Мы нашли вас у ограды и принуждаем вас войти. Теперь принуждают вас, а когда, войдёте, то будете наслаждаться радостью. Укроти свой неправедный и строптивый дух, и ты найдёшь спасение в истинной церкви Христа».

Борьба церкви с расколом продолжала увенчиваться успехом для церкви. Целые донатистские общества переходили в церковь. Вследствие этого в африканской церкви явились вопросы о том, кем и как должны управляться общества, оставившие раскол. Эти вопросы обсуждались на карфагенском соборе 418 года.

На карфагенском соборе 407 года было определено: Донатистские общества, присоединившиеся к церкви прежде 405 года, то есть до издания строгих законов против донатистов, должны управляться тем епископом, которым они обращены, а общества, присоединившиеся к церкви после 405 года, должны управляться тем епископом, в епархии которого они живут. «Но так как после возникли и возникают ещё многие споры из за границ, прежнее определение которых считается неудобным; то ныне на этом святом соборе постановлено: если где либо церковь кафолическая и церковь донатистов и они относились к разным престолам; то в какое бы время ни последовало там присоединение, прежде ли или после законов, пусть принадлежат тому престолу, которому принадлежала издревле бывшая там кафолическая церковь»⁶⁷⁸.

Потом был определён способ раздела епархий между епископами, обратившимися из раскола и православными. «Если епископы-донатисты обратятся к кафолическому единению; то поровну да разделят между собой приходы, которые окажутся имевшими прихожан той и другой стороны (православных и обращённых из донатистов), то есть иные места да предоставятся одному, а другие – другому епископу, так чтобы старший делил, а младший выбирал. Если придётся делить одно место; то оно должно быть предоставлено тому епископу, к которому окажется в ближайшем расстоянии. Если такое будет одинаково близко к обоим престолам, то да поступит к тому, кого из них изберёт народ. Если же случится, что христиане издавна православные потребуют своего епископа, а обратившиеся донатисты – своего, то мнение большинства должно быть предпочтено мнению меньшинства. Если же обе стороны избирателей будут одинаковы по числу, то место должно быть причислено к епархии старшего епископа. Если найдётся много мест, которые умеют жителей как православных, так и обратившихся из донатистов, и которые не могут быть разделены поровну, так как число тех мест нечётное, то (откинув одно место) сначала следует разделить чётные числа мест, а потом с оставшимся местам поступить, как сказано выше, при рассуждении об одном месте»⁶⁷⁹.

Затем собор утвердил за епископом, обратившим известное общество к церкви и управлявшим им в течение трёх лет, право всегда управлять этим обществом. «Если кто после издания законов (405 г.), обратил какое-либо место к кафолическому единству и в продолжение трёх лет имел оное в своём ведении, и никто оного де требовал от него; то и на будущее время не следует никому требовать, если в это трёхлетие существовал епископ, имевший право на иск и молчал. Если же не было такого епископа, то не брать в расчёт предыдущего, а только то, когда кафедра, не имевшая епископа, получит его и с этого именно дня, в продолжение трёхлетия, позволять ему искать того места. Подобным образом, если епископ из донатистов обратится к кафолической церкви; то при определении времени не брать в расчёт прежнего времени, а предоставить ему право иска принадлежащих его кафедре мест в продолжение трёхлетия, начиная с того дня, когда, он обратился».⁶⁸⁰

«Но если кто из епископов, считая какие-либо общества, принадлежащими своей кафедре, и требуя их себе, станет делать это не через суд епископов; но своевольно прострёт свою власть на людей, подчинённых другому епископу; таковой да накажется проигрышем своего дела... Епископов-судей или первенствующий назначает им⁶⁸¹, или сами они, по взаимному согласию, изберут из соседних епископов».⁶⁸²

Потом собор православным епископам вменил в обязанность заботиться об обращении к церкви донатистов живущих в их епархиях. Епископов, не радеющих об этом, соседние рачительные епископы должны обличать за это. Но если в продолжение шестимесячного срока после совещания по этому делу нерадивые епископы ничего не сделают, то епископам других епархий предоставляется право обращать к церкви донатистов, живущих в епархиях нерадивых епископов и управлять этими донатистами. Споры, могущие возникнуть по этому делу, решаются судом епископов. Судей – из соседних епископов – назначает или первенствующий епископ; в области которого находится и спорное место, или же спорящие стороны. Судей должно быть или три или один.⁶⁸³ Апелляция на судий, избранных спорящими сторонами, воспрещается. Кто не подчинится решению судей, тот не должен епископами приниматься в общение, пока не покорится⁶⁸⁴. Епископ, не заботящийся об обращении донатистов, лишается общения своих товарищей до тех пор, пока он не исполнит своего долга; но этому наказанию не подлежат те епископы, которым императорские экзекуторы не предлагали помощи в деле обращения⁶⁸⁵. Епископ, ложно показывающий, что донатисты его епархии в общении с церковью, когда будет дознано, что они не вступали в общение, и епископ знал об этом, лишается епископства⁶⁸⁶.

Непосредственно после этого собора, папа Зосима просил Августина отправиться в Мавританскую Кесарию по делам, не касавшимся раскола донатистов⁶⁸⁷. Когда Августин прибыл в Кесарию, где и теперь ещё было много донатистов, то весь город пришёл в движение. Донатистский епископ Кесарии, Емерит, пользовавшийся большим уважением у донатистов и заявивший себя особенно упорным и придирчивым на карфагенском соборе 411 года, был в отлучке. Узнавши о прибытии Августина, Емерит спешил видеть его и побеседовать с ним⁶⁸⁸. Первая встреча Августина с Емеритом произошла на улице. Августин поцеловался с ним и условился иметь собеседование. В городе распространилась молва, что Емерит думает присоединиться к церкви. Августин поверил этому, а православный епископ Кесарии, Девтерий, изъявил желание уступить Емериту епископскую кафедру. Беседа Августина с Емеритом происходила в церкви при многочисленном стечении народа. Ход рассуждений в этой беседе неизвестен, известны только заключительные слова Емерита: «Я могу не желать того, чего вы хочете, но я могу желать того, чего я хочу». Из этих слов видно, что Емерит остался при своих убеждениях. Непосредственно после беседы, когда народ ещё не разошёлся, Августин произнёс проповедь, полную любви к донатистам⁶⁸⁹. В проповеди крайнее упорство Емерита в расколе Августин извиняет тем, что Емерит никогда ещё не принадлежал к церкви. Августин называет донатистов овцами Христова стада, которые имеют всё общее с православными, за исключением спасения. «Вне церкви можно иметь всё, только не спасение. Вне церкви можно иметь духовный сан, таинства, аллилуия и аминь (литургию), Евангелие, веру и проповедь во имя Триединого Бога, но спасение можно обрести только в кафолической церкви». Поэтому Емерит должен примириться с церковью. В конце проповеди Августин говорит о гонениях донатистов на православных и потом восклицает: «Не должен ли я преследовать клеветника на церковь? Я непременно буду преследовать его, так как я член и сын церкви. Я следую словам псалма: Пожену враги мол, и постигну я, и не возращуся, дóндеже скончаются (Пс. 17:38). Если донатисты насилием совратили Петилиана в свой раскол, то не должны ли и мы насилием обращать их к церкви? При этих словах Августина из толпы народа, бывшего в церкви, послышался голос: «Или здесь или нигде». То есть или теперь Емерит обратится к церкви или никогда. Августин отвечал на эти слова: «Или, дорогие, здесь, если же не здесь, то в другом месте». Емерит молчал, а народ начал расходиться. Августин заключил свою речь обещанием ещё на некоторое время остаться в городе, в той уверенности, что он вторично будет беседовать с Емеритом.

Вторая беседа Августина с Емеритом была спустя два дня после первой. Она происходила в церкви, при многочисленном собрании народа, всего духовенства кесарийской епархии и многих епископов: Протоколисты записывали беседу. Августин первым начал речь. Он вкоротке, представивши содержание пергой беседы с Емеритом, сказал, что в Кесарии от прежнего раскола уцелели только небольшие остатки, да и в этих остатках есть колеблющиеся. В виду этого весьма полезно побеседовать. Потом, обратясь к Емериту, Августин спросил его: На карфагенском соборе 411 года он победил, или был побеждён? Емерит отвечал: ,,Из актов видно, победил ли я, или был побеждён; побеждён ли я истиной, или насилием. Теперь я присутствую здесь для того, чтобы отвечать тебе на вопросы, какие ты предложишь мне». Сказавши это, Емерит долго молчал, а Августин, обратясь к донатистам, начал говорить о Карфагенском соборе 411 года. Алипий читал письмо православных епископов к Марцеллину. Объясняя письмо, Августин заговорил о расколе максимианистов и убедительно просил, донатистов примириться с церковью. «Ради этого, говорил Августин, мы проливаем пот, ради этого трудимся, ради этого подвергаемся нападениям кровожадных, вооружённых шаек циркумцеллионов и переносим их жестокости с терпением, данным нам от Бога; как ствол тянется к ветви, так и стадо ищет овцу, потерянную из овчарни Христа. Мы имеем истинную пастырскую любовь, почему мы должны пробираться и через кустарник и терн». Этим Августин заключил свою речь. Емерит не ответил ему ни слова. Все родственники, друзья и знакомые Емерита просили его ещё побеседовать с Августином⁶⁹⁰ обещаясь, в случае победы, перейти в раскол, не обращая внимания уже ни на что; хотя бы за это угрожала смерть. Емерит упорствовал в своём молчании, и Августин приписал победу православной истине⁶⁹¹. Никто не сочувствовал Емериту и он, в смущённом состоянии духа, ушёл из церкви и куда-то скрылся. Многие из бывших при беседе присоединились к церкви.

Вместо Емерита ревностным защитником раскола теперь явился тамугадский епископ, Гавденций. Повод выступить Гавденцию на защиту раскола представился вскоре после собеседований с Емеритом. Преемник Марцеллина в звании трибуна Африки, Дульциций, как человек кроткий и снисходительный, не выполнял по всей строгости императорских законов против донатистов, заботясь в то же время и об их обращении к церкви, благодаря. чему многие из них оставили раскол. Дульцицию, как и многим другим, был весьма неприятен тот фанатизм, с которым донатисты предавались самоубийству, желая быть мучениками за свои убеждения. А между тем донатисты тамугадской области были особенно фанатичны в этом отношении. Дульциций по этому поводу издал к ним особый эдикт, в котором, между прочим, были следующие неясные и двусмысленные слова: «Я должен предоставить вас заслуженной смерти, если вы не желали узнать истину». Донатисты сильно смутились этими словами, предполагая, что Дульциций намерен подвергнуть их смертной казни. По объяснению же Августина. Дульциций в указанных словах разумел самоубийство донатистов⁶⁹². Узнавши о смущении донатистов, Дульциций не замедлил уничтожить их напрасный страх изданием второго эдикта, в котором двусмысленные слова первого эдикта формулировал яснее. Вместе со вторым эдиктом Дульциций отправил письмо Гавденцию, намеревавшемуся со всем своим обществом, запершись в церкви, предаться самосожжению.⁶⁹³ В письме Дульциций усердно увещевал Гавденция присоединиться к церкви и отклонял от самосожжения. Он, между прочим, писал: если ты желаешь поступить по заповеди Христа, то скорее ты должен бежать, чем предаваться самосожжению. Гавденций дважды отвечал на это письмо, в первый раз коротко, во второй – длиннее. Вот первое письмо его:

«Достопочтенному и, если хочешь, слишком многого домогающемуся от нас трибуну и нотарию, Дульцицию Гавденций, епископ. Твоё письмо о делах веры я получил от тех, которые нам очень дороги за их нравы и положение. В письме ты много говоришь о своём достоинстве, что теперь я опускаю; но твой очень суровый дух там менее заметен, так что в этом письме ты называешь нас невинными, а не виновными. Ты считаешь нас за преступников и наше общество достойным проклятия, заслуживающим того, чтобы оно бежало; но вместе ты считаешь нас за невинных, что ты даже сам сказал (?). Поэтому мы радуемся, подвергаясь гонениям за христианскую веру. Но в этой церкви, в которой всегда возвещается имя истинного Бога и Его Сына Христа, как ты сам сказал, мы остаёмся или живыми, пока Бог даст это нам, или, когда будет употреблено насилие, оканчиваем жизнь в Божием лагере, что достойно сынов Божиих. Никто не легкомыслен настолько, чтобы без нужды предаваться смерти. Но тех, которые с нами – свидетель тому Бог и Его таинства – я убедительнейше увещевал, неотступно просил и требовал сказать откровенно и свободно: желают ли они оставить наше общество? Мы не можем удерживать их против их воли. Мы учили, что никого нельзя заставить веровать в Бога. Я желаю, чтобы ты, благоденствующий и усердно занимающийся государственными делами, не беспокоил христиан»⁶⁹⁴.

Содержание второго письма Гавденций желал обосновать на св. Писании. Обращаясь к словам книги Исход: Неповинна и праведна да не убиеши: и не оправдиши нечестиваго (Ис. 23:7), Гавденций говорит: пред Богом одинаково виновны как тот, который оправдывает виновного, так и тот, который умерщвляет невинного. «Если теперь отступившие (от церкви) донатисты, до принятия их в церковь, были виновны, то вы не имеете права разрешать их; если же они невинны, то на каком основании вы желаете умерщвлять их? Но если некоторые отпали от веры, то их неверие не уничтожает веры в Бога. Ты говоришь мне, что я должен бежать, но не слушатели, а творцы закона будут оправданы! Господь сказал, что только наёмник оставляет своих овец. И потом, в бурю этих гонений, когда священниками овладевает больший и больший страх, где найти безопасное место. Господь сказал: если в этом городе преследуют вас, бежите в другой. Но тогда апостолам удобнее было бежать, так как император не щадить никого из них. À теперь, испуганные объявлением опалы и устрашённые опасностями, христиане не только не принимают нас, но и боятся смотреть на нас, видеть тех, которых они в душе уважают. Всемогущий Бог через Господа Христа, сотворившего все вещи, человеку, созданному по образу Божию, дал свободную волю. Каким же образом человек отнимет у меня то, что дал мне Бог? Поэтому, высокопочтеннейший, великий грех, если человек отнимают то, что дал Бог. À потому совершенно напрасно хвалится человек, что он делает это ради Бога. Защищать это есть большой грех пред Богом. Что Бог думает о том, кто не может как-нибудь иначе защитить свою неправоту, как только употребив насилие, и полагает при этом, что он делает это для Бога? Но это гонение нашей веры, которую Господь Христос передал апостолам, побуждает нас особенно дорожить этой верою. Христос сказал апостолам: Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще, Мене ради: радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех: тако бо изгнаша пророки, иже (беша) прежде вас (Матф. 5:11–12). Апостол Павел говорит: И вcи же хотящии благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут (2Тим. 3:12). От сонмищ ижденут вы: но приидет час, да всяк, иже убиет вы, возмнится службу приносити Богу. И сия сотворят, яко не познаша Отца ни Мене (Ин. 16:2, 3). Наши гонители пусть обратят внимание на слова Господа: Мир оставляю вам, мир мой даю вам: не якоже мир дает, аз даю вам (Ин. 14:27). Мир между враждующими народами заключается посредством оружия как следствие войны. Христос Господь тихо и кротко призывает к своему спасительному миру, не насилуя воли. Мы радуемся, что мир ненавидит нас; ваши притеснения не обессиливают нас, ими радуемся им. Этот мир не может любить слуг Божиих, так как он не любил Христа. Господь сказал: Аще мир вас ненавидит, ведите, яко мене прежде вас возненавиде (Ин. 15:18). Иоанн говорит: Видех под алтарем душы избиенных за слово Божие и за свидетелство, еже имеяху (Апок. 6:9). Не есть-ли это гонение, когда многие тысячи мучеников потерпели смерть?» Затем Гавденций сравнивает донатистского самоубийцу с иудейским старейшиной Разием, не хотевшим живым отдаться в руки Никатора, – с семью маккавейскими братьями, которые вместе со своей матерью за верность закону потерпели мученическую смерть (2Мак. 14) «Всемогущий Бог пророкам повелел научить израильский народ, а не царям. Христос с проповедью послал рыбаков, а не солдат. Бог, единственный судия живых и мёртвых, никогда не пользовался помощью военной армии. Но из книги Премудрости Соломона мы научаемся для Бога охотно идти на смерть. Я желаю, чтобы ты, благоденствующий, узнавши истину, укротил свой дух и не заставил нас погибнуть».⁶⁹⁵

Дульциций оба эти письма послал Августину с просьбой ответить на них и дать ему совет, как наступить с этими глупыми людьми, которые сами себя убивали’. Отвечая Дульцицию⁶⁹⁶, Августин высказывал, искреннее сожаление об ослеплении мечтателей, которым всем он желал бы спастись; но вместе и утешался, что большая часть донатистов уже оставила раскол. Затем Августин хвалил энергичный и вместе кроткий и вполне, рассудительный образ действий Дульциция в отношении к донатистам. Исполнение просьбы Дульциция – отвечать на письма Гавденция – Августин отложил на некоторое время. Теперь он был занят другими работами; да при том: он часто уже опровергал донатистов, а письма Гавденция не заключали в себе ничего нового; кроме примера старейшины Разии, которого, как самоубийцу, Августин не мог защищать. Дело Разии, говорил Августин можно назвать великим, но не добрым, так как не всё великое есть вместе и доброе.

Но вскоре Августин написал обширное опровержение на оба письма Гавденция⁶⁹⁷;

Отвечая на первое письмо, Августин показывает, что Гавденций неверно понимает вышеуказанные слова первого эдикта Дульциция и что он не может назваться невинным. В ответе на второе письмо Августин говорит, что Дульциций и не думал умерщвлять кого-либо из донатистов; он хотел только вразумить их; он даже презирает страсть донатистов к самоубийству. Донатисты же наказывали невинных и оправдывали виновных. Эту мысль Августин доказывает примерами из истории донатистов. А что касается бегства, то тот ещё не есть наёмник, кто бежит от стада, если только его сердце остаётся при стаде. Если Господь апостолам повелел бежать, то и Гавденций может бежать. Гавденций жалуется, что донатистам нет места, куда бы они могли бежать. Это доказывает только то, что донатисты не составляют истинной церкви. Если Господь заповедал своим апостолам бежать, то значит всегда будет место для их бегства. Гавденций говорит: человек существо свободное, а потому имеет право следовать своим убеждениям; но если держаться этого, то никто не имеет права наказывать безбожных и направлять их на истинный путь, и светские власти не суть слуги Божии. «Если вы имеете злую волю, то не потеряли ли вы свободной воли! Когда первые люди согрешили, они должны были умереть и были изгнаны из рая. Но император не так строго поступил с вами». Схизма есть тяжкий грех. Себя и своих Гавденций называет святыми мучениками, но вне церкви невозможно мученичество (в смысле святости). Гавденций указывает места из Писания, в которых говорится, что истинные христиане должны быть мучениками; но в данном случае он неверно понимает места Писания; все места о гонениях он понимает буквально, в плотском смысле, и опускает из вида духовные гонения, которые часто бывают тяжелее плотских. А самоубийство донатистов всего менее есть следствие гонений. Если бы донатисты не грабили домов православных, не жгли их церквей, не бросали в огонь св. книг, не увечили жесточайшим образом православных, не лишали бы их глаз и не умерщвляли бы их; тогда бы можно было обвинять православных в жестоких гонениях. Но особенно сильно скорбим мы о развращении ваших сердец, которое ведёт вас к вечной гибели. Это зло причиняет нам более жестокие страдания, чем те, когда вы разрушаете наши церкви, дома, увечите наши тела. Поэтому иногда необходимо насиловать волю людей⁶⁹⁸. «Неужели вы не ужасаетесь того, что те, которые по своей воле не пришли на этот пир и насильственно были приведены в храмину, погибли бы не от телесного, а от духовного голода?» Сравнивать себя с мучениками, указанными в Апокалипсисе Иоанна Богослова, донатисты могут только по своему высокомерию. Самоубийство донатистов не похоже и на смерть старейшины Разии. Разия не имел возможности бежать куда-нибудь. При том же, Разию Писание хвалит вовсе не за то, что он сам себя умертвил. Никто не имеет права умерщвлять себя, кроме тех случаев, когда бывает дано к тому особое Божие повеление. Самсон умертвил себя вместе с филистимлянами, но сделал это силой Духа Божия. Авраам хотел принести своего сына в жертву Богу, но это было послушание воле Божией, а иначе было бы преступлением. Вопрос о самоубийстве Августин рассматривает подробно, так как он сильно скорбит об ослеплении донатистов, с которым они стремились к смерти. Потом Гавденций отрицал у государей право вмешиваться в дела церкви, Августин, напротив, вменяет им в обязанность служить Господу со страхом и охранять своей силой честь Господа. Гавденций обвинял церковь в том, что она пользуется государственной силой. Августин говорит: Церковь ищет не денег ваших, не смерти вашей, а только спасения ваших душ. Первую книгу против Гавденция Августин заключает такими словами: «Вы не будете причислены к сынам Божьим, если не оставите партии Доната и не возвратитесь к церкви. Нет вам жребия между святыми, но между еретиками».

Гавденций отвечал на это сочинение Августина, но, как сам говорит не для того, чтобы писать опровержение, а чтобы только не молчать. Августин вторично отвечал Гавденцию⁶⁹⁹.

В последнем своём письме Гавденций ссылался на св. Киприана. Августин, указывая мысли Киприана о церкви, говорит, что Киприан не знал никакой другой церкви, кроме той, которая распространяется по всей вселенной и в которой было смешение добрых и злых. Гавденций о церкви выражался гораздо резче своих предшественников; он говорил, что церковь должна погибнуть и тогда, когда в ней будет тайный грешник. На Израиля было положено отлучение и тогда, когда в его обществе был неизвестный вор – Ахан. Августин не мало удивляется тому, как Гавденций осмелился противоречить своим предшественникам и не смущается говорить, что в его обществе нет тайных нечестивцев. «И ты не страшишься того, что очень многие из ваших издавна были тайными нечестивцами, злодеями и безбожниками, которые, по твоему мнению, в конец погубили тебя и всех ваших, без вашего ведома. И теперь ещё как ты не дрожишь от страха, что кто-нибудь из ваших, без твоего ведома как-нибудь грешит, и когда ты говоришь это, губит тебя в конец! Или ты, может быть, думаешь, что не можешь погибнуть через чужой неизвестный грех. Но взгляд Киприана совершенно другой, – именно тот, что церковь и через известных тяжких грешников не может погибнуть. Гавденций говорит ещё, что крещение еретиков недействительно, и церковь (общество донатистов) должна погибнуть, если она не будет повторять крещение над переходящими к ней. Августин спрашивает, где же осталась церковь, когда при Киприане римский епископ Стефан не перекрестил римских еретиков, и почему тогда Киприан не отделился от церкви. «Если тогда церковь уже погибла, то кто возродил Доната?» Церковь потому признаёт крещение донатистов действительным, что оно не крещение донатистов, а крещение церкви. Потом, оправдавши Дульциция и воздавши ему должную похвалу, Августин заключает вторую книгу против Гавденция словами Киприана о единстве церкви и прибавляет: «Теперь заботься, чтобы мы, при помощи милосердия Спасителя, единодушно любили мир православный, единодушно росли с его пшеницей, до конца единодушно терпели плевелы, до копца единодушно жили на гумне».

Это сочинение, написанное Августином около 420 года, было одним из последних сочинений против донатизма, если только не самым последним.

Кроме разобранных сочинений Августина, известно ещё одно небольшое его сочинение против донатиста Фульгенция, время написания которого с точностью трудно определить.

Фульгенций, неприязненно относясь к православной церкви, называл её пещерой предателей⁷⁰⁰. Истинную церковь составляют донатисты. Православные стоят в таком же отношении к донатистам, в каком самаряне к израильтянам⁷⁰¹, Православные, как предатели, не имеют таинства крещения, а потому не могут сообщить спасительную силу этого таинства кому-либо другому, так как спасение находится только в руках праведника.⁷⁰²

Отвечая Фульгенцию, Августин говорит: ты упрекаешь церковь за то, что между её членами были предатели, но ты, вероятно, забываешь о Сильване циртском, Викторе рюссикадском и других предателях, бывших в вашем обществе. Если между членами церкви есть грешники, то это вовсе не уничтожает святости её, так как и у ангелов есть недостатки⁷⁰³. И во аггелах своих стропотно что усмотре (Иов. 4:18). При том же, чужие грехи не вредят праведнику. Ты, Фульгенций, говоришь, что не должно приносить жертву на каждом месте без разбора, в этом я согласен с тобой, так как и Бог указал для этого особое место – Сион; но под Сионом разумеется не общество донатистов, а церковь. Эта церковь, по словам Писания, простирается по всей, вселенной, а не заключается только в одном уголке Африки. Ты, Фульгенций, говоришь, что число членов церкви не велико⁷⁰⁴, но в таком разе и еретики составляют истинную церковь, так как они в большинстве случаев бывают немногочисленны. Ты сравниваешь нас с самарянами, но самаряне скорее походят на вас. Самаряне боялись Бога и служили идолам, соблюдали закон и не оставляли отеческих заблуждений, имели обрезание и чуждались общения с иудеями. И вы делаете тоже самое. Боитесь Бога и почитаете глиняного истукана Доната, созданного из персти земной, соблюдаете закон Божий и не оставляете отеческих заблуждений, имеете таинство крещения и чуждаетесь общения с православными. Ты говоришь, что есть два крещения, одно истинное, действительное, которое получается у вас, и другое ложное, недействительное, получаемое у еретиков; но действительность крещения зависит от Троицы, во имя которой оно совершается, а не от веры крестителя. Еретики не имеют одной веры с церковью, но могут иметь одно с церковью истинное крещение, подобно тому, как самаряне, разнясь с иудеями в вере, имели общее с ними обрезание⁷⁰⁵. Ты говоришь, что только праведник может сообщить крещаемому спасительную силу таинства; но кто знает душевное состояние крещающего, – один только Бог. Спасительность таинства зависит от получающего его. На тайной вечери Иуда принял истинное тело Христа, Симон маг получил истинное крещение; но тот и другой не воспользовались спасительной силой таинств и погибли⁷⁰⁶.

В заключение анализа полемических сочинений Августина представим главные мысли спора между донатистами и церковью по вопросам: о церкви, о крещении и об отношении государственной власти к церкви.

1) Августин признает объективное, неизменное, божественное значение спасительной силы в церкви Христа, церкви, которая только после долгой борьбы должна достигнуть совершенства в своих членах. Донатисты, при своём субъективном идеализме, желали предускорить наступление состояния совершенства и тем самым незаметно для себя стремились к самоуничтожению и саморазложению.

2) Августин говорит: миссия земной церкви состоит в том, чтобы быть спасительным учреждением для народов и воспитывать последних в духе Евангелия. Земная, видимая церковь только постепенно может достигать совершенства общества святых. Донатисты, при идеалистическом партикуляризме, не знали этой миссии церкви или вернее – отвергали её. При фарисейском самообольщении они думали, что уже настало время отделить мир от людей Божиих.

3) Августин признаёт объективное значение за спасительной силой таинства, независящее от личной веры и нравственности совершителя таинства. Донатисты же признавали субъективную зависимость действительности таинства и его спасительной силы от личной веры и нравственности совершителя таинства.

4) Августин утверждает, что теперь церковь должна наблюдать только строгою дисциплину, а право очистить гумно принадлежит только Господу, при втором Его пришествии. Донатисты в поспешном своеволии себе присвоили право этого очищения гумна Господа.

5) Августин говорит, что государи суть слуги церкви, что они иногда могут и насиловать своих подданных, чтобы содействовать их спасению. Донатисты же отрицали всякое право вмешательства государей в дела церкви, говорили, что между церковью и государством не должно быть ничего общего.

Августин защищает свои положения главным образом историческим путём, донатисты основывались по преимуществу на своих мечтательно-идеалистических взглядах.

В то время, когда Августин писал свои последние сочинения против раскола, Гонорий издавал законы против донатистов. В 412 году Гонорий издал строгий закон против донатистов. Несчастная смерть Марцеллина породила у них мысль, что Марцеллинов приговор, послуживший основанием императору к изданию этого закона, а вместе и самый закон, утратили своё значение. Но донатисты ошиблись. 22-го июня 414 года Гонорий издал ещё более строгий закон против донатистов⁷⁰⁷, в котором говорилось: Все церковные постройки донатистов должны перейти в собственность православных; духовенство донатистов и все те, которые каким либо образом будут покровительствовать донатистам, лишатся своих прав и состояния и будут сосланы в отдалённые провинции и на острова. За упорство в расколе чиновник первого ранга будет оштрафован 200 фунтами серебра, – второго ранга 100 фунтами серебра, каждый из десяти первых куриалов 50 фунтами серебра, остальные декурионы 10 фунтами серебра, землевладельцы и рабы будут жестоко наказаны палочными ударами, а за дальнейшее упорство землевладельцы лишатся третьей части своего имения. Этот штраф будет взиматься каждый раз, когда кто будет замечен в собрании донатистов. После пятикратного штрафа о виновном должно доносить императору, который за упорство определит более строгое наказание. Чиновники, не взявшие штрафа, будут лишены годового содержания. Донатисты лишаются права занимать какие-либо гражданские должности, заключать контракты, призываться в свидетели, заниматься промыслами и ремёслами.

30-го августа того же года Гонорий в новом эдикте подтвердил всё то, «что сделано против донатистов знанием и заботами Марцеллина, мужа достойного памяти, и потом было опубликовано. Независимо от смерти Марцеллина государственное значение его мнения остаётся неприкосновенным»⁷⁰⁸. В 415 году Гонорий издал ещё закон против донатистов, в котором подтверждались прежние законы против них⁷⁰⁹. В 425 году император Валентиниан третий подтвердил закон Гонория о строгих наказаниях донатистов⁷¹⁰, а в 428 году император Феодосий младший по всем римском государстве запретил донатистам отправлять богослужение.⁷¹¹ После издания этих законов многие из донатистов оставили раскол.

Между тем наместник Африки, Бонифаций призвал Вандалов в северную Африку. Они, как завоеватели и ариане, не уважали законов православных императоров, а потому теперь донатисты пользовались большей свободой сравнительно с прежним временем, хотя и теперь они, как державшиеся никейского символа, не получили полной свободы. Православные же были стеснены более донатистов, так как Вандалы питали кроме религиозной ещё политическую неприязнь к православной церкви, прежде пользовавшейся покровительством римских императоров. В 442 году папа Лев Великий писал православному епископу Кесарийской Мавритании о Максимине⁷¹², который, по переходе из раскола в церковь, из мирян был поставлен во епископа. Папа соглашался, чтобы Максимин оставался епископом, но требовал от него исповедания веры. В это же время, по свидетельству Петра Хризолога, циркумцеллионы продолжали свирепствовать и донатисты нередко оканчивали жизнь самоубийством. Из писем папы Григория Великого видно, что и около 590 года донатисты производили волнения в Африке, выгоняли православных из церквей и старались обратить их в раскол. Папа советовал экзарху Африки, Геннадию⁷¹³ бороться с расколом. Потом когда нужно было избрать примаса Африки, Григорий Великий советовал набрать в примаса хотя и не старшего епископа, но отличающегося ревностью к уничтожению раскола, и запрещал избирать кого-либо из обратившихся из раскола. В это же время Асклепид, (кажется) епископ багайский написал полемическое сочинение против донатизма. В 592 году два православных дьякона из Пуденции – Констанций и Мустелл жаловались папе Григорию на своего епископа Максимина, что он, будучи подкуплен донатистами, не предпринимал никаких мер против перекрещивания. Григорий увещевал нумидийского примаса, Колумба заботиться об уничтожении раскола⁷¹⁴, а Максимина, если он, по жалобе диаконов, окажется виновным, повелел низложить. Но так как и гражданская власть не обращала внимания на донатистов, то Григорий писал грозное послание префекту Панталеонской Африки, указывая на императорские законы против донатистов⁷¹⁵. Призывая всю африканскую церковь к борьбе с донатистами, Григорий писал африканским епископам Колумбу и Виктору⁷¹⁶ о том, чтобы они созвали собор для изыскания мерь к уничтожению раскола и прислали в Рим епископа Павла за инструкцией этому собору. Был составлен собор, и карфагенский епископ, Доминик, председательствовавший на нём, увещевал епископов заботиться об уничтожении раскола. Епископов, не заботящихся об уничтожении раскола, собор определил наказывать низложением. Папа не одобрил строгости этого постановления. Но донатисты, подкупивши гражданских чиновников и пользуясь свободой, и теперь не без успеха пропагандировали раскол. Папа Григорий обращался к императору Маврикию, прося его исследовать дело подкупа донатистами гражданских чиновников и наказать виновных в потворстве донатистам. Маврикий издал несколько законов против донатистов. Но и эти законы не приводились в исполнение, почему Григорий просил Маврикия позаботиться о точном выполнении государственных постановлений против донатистов. В то же время (595 г.) Григорий запрещал примасу Нумидии, Колумбу допускать к должности клирика перекрещенных у донатистов. Норис предполагает, что император Маврикий обратил серьёзное внимание на просьбу папы, так как после Григорий уже не обнаруживал особых забот об уничтожении раскола, и в истории имя донатистов уже не встречается. Биндеманн полагает, что раскол существовал ещё в седьмом веке⁷¹⁷. По мнению Витсиуса, конец расколу донатистов положили сарацины при завоевании Африки⁷¹⁸.

Раскол донатистов, более двух столетий терзавший африканскую церковь, породивший дух неприязни и вражды между христианами, подавший язычникам повод к недостойным нареканиям на самое учение христианское, несомненно был явлением болезненным в жизни христианской церкви, достойным полного сожаления. Но вместе с тем нельзя отрицать и того, что он имел до некоторой степени и благотворное влияние на жизнь африканских христиан, хотя и с чисто отрицательной стороны. Донатизм был протестом против упадка веры и нравственности в христианской церкви и особенно против недостойного, малодушного и слабого в вере духовенства. Донатисты требовали соблюдения строгой дисциплины в христианской церкви, старались пробудить членов церкви от их нравственного усыпления и напоминали им о высоком назначении и великой задаче Христовой церкви – служить к водворению царства Божия на земле. Но донатисты не имели у себя столько христианской любви и терпения, чтобы, оставаясь в церкви, заботиться о пробуждении дремлющих членов её; они не считали достаточным духовного, нравственного, через образ жизни и мысли, отделения истинных христиан от общества ложных христиан, а требовали и внешнего, видимого отделения; они в фарисейском самомнении, считая себя обществом святым, духовным, отделились от церкви, как общества греховного и плотского. И к сожалению, нужно сказать, что, присвоивши себе высокое звание общества святого, донатисты вскоре оказались не в силах провести нравственные начала христианства в свою жизнь, впали едва ли не в большее нравственное усыпление, чем то, от которого они думали пробудить церковь. Донатисты требовали от христиан высокой нравственности, с щепетильной боязнью и фанатическим ужасом избегали всякого сношения с тяжкими грешниками или даже людьми находящимися только в церковном общении с ними, считали их смертельной заразой, эпидемией, отравляющей своим греховным ядом всю нравственную атмосферу церковного общества; но уже в сороковых годах четвёртого века, спустя только около тридцати лет после своего отделения от церкви, они сами вступили в тесное общение с циркумцеллионами, явными и всем известными ворами, разбойниками, убийцами и самоубийцами. Донатисты признавали действительность таинства зависящей от нравственного поведения совершителя его, от его личной веры, и считали крещёных грешным духовенством или только находящимся в церковном общении с тяжкими грешниками за некрещёных, язычников, и в то же время они не лишали права совершать таинства таких для всех ужасных злодеев, как Оптат Гильдонист, потом признали действительным крещение проклятых ими максимианистов и этих, по их собственному выражению, змей и ехидн приняли в своё общество даже без предварительного покаяния. Донатисты проповедовали полное и всецелое отделение церкви от государства, говорили, что церковь и государство не должны иметь ничего общего (Донат Карфагенский) и в то же время донатисты сами по делам церкви неоднократно обращались к императору, просили заступничества у такого врага христиан, как Юлиан отступник, с полнейшим бесстыдством льстили ему, называя его справедливейшим из государей. Они протестовали против насильственных мер и всяких стеснений в делах веры и совести. Христос сказал: никто не придёт ко мне, если Отец не привлечёт его. Закон не может принудить человека ни к добру, ни к злу (Петилиан). Всемогущий Бог дал человеку свободную волю, как же человеческое насилие думает лишить меня того, что дал Бог. Тот жестоко оскорбляет Бога, кто насилием думает лишить меня того, что дал Бог. И напрасно они думают, что они трудятся для славы Божией. Они унижают Бога, думая, что нужно защищать славу Божию насилием, как будто Бог сам не может наказать за его бесславие. В гонениях, воздвигнутых на них со стороны православной гражданской власти, донатисты видели доказательство истинности своей церкви, и в то же время, сами, при всяком удобном случае, всевозможными страшными угрозами заставляли православных вступать в раскол, а своих колеблющихся членов оставаться в нём, имение сопротивлявшихся им грабили, сжигали, над самими ругались, всячески истязали и мучили их, искалечивали их и даже лишали жизни. Особенно много терпело от донатистов православное духовенство. С энергией, достойной лучшего дела, они искали случая умертвить Августина и обещали прощение грехов тому, кто лишит его жизни. Максимианисты также не мало терпели от донатистов за своё отделение от них. Неоднократно донатисты вооружали даже гражданскую власть против них. Таким образом уже в конце четвёртого века донатисты стали в полное и открытое противоречие тем началам, охранение которых они поставили своей задачей. Не просуществовавши и одного столетия, донатизм подвергся внутреннему разложению и рано или поздно должен был пасть сам собой. Совместная борьба церкви и государства против раскола только ускорила его падение. Августин с удивительной анергией, замечательной находчивостью и редким остроумием разоблачал фарисейское лицемерие, ханжество и порочность донатистов, и многие из них, ещё до издания строгих законов против них, в душе оставляли раскол, хотя не прерывали внешней связи с его членами, боясь мщения со стороны фанатиков. Римские императоры и особенно Гонорий строгими законами против донатистов обуздали их своеволие и фанатизм и предоставили возможность колебавшимся членам раскола безбоязненно оставлять его, и число донатистов постепенно уменьшалось.