Очерки, исследования и статьи по сектантству. Вып. 1. Общие понятия о сектанстве. Духоборы и толстовцы. Павловское «страшное дело». Секта «иоаннитов»

По условиям служебной деятельности, автору, как преподавателю расколо-сектантства в семинарии часто приходилось иметь дело и вращаться в мире раскола и сект. Приходилось знакомиться с этим оригинальным и своеобразным миром и теоретическим путем изучения существующей литературы, и практически, входя в непосредственное общение с ним.

Некоторые события из новейшей истории сектантства останавливали на себе преимущественное внимание автора и, побуждая его взяться за перо, намечали собою темы для литературных работ.

Так составился ряд очерков и статей по сектантству. которые автор и предположил издать в свет в форме выпусков под общим заглавием: «Очерки, исследования и статьи по сектантству».

Выходящий в свет первый выпуск содержит в себе. 1 Общие понятия о сектантстве. 2. Духоборы и толстовцы. 3. Павловское «страшное дело» 4. Секта «иоаннитов».

Подобного рода издание представляется благовременным в виду того живого интереса, какой заметно пробужден ныне в нашем обществе к вопросам сектоведения. И если автору удастся своим изданием пойти на встречу и, хотя бы отчасти, содействовать удовлетворению этого интереса, то цель его будет достигнута.

Автор.

Введение. 1. Идеализация сектантства: новый взгляд светской литературы на сектантство и его несостоятельность. 2. Опыт выяснения понятия о сектантстве и постановки научного исследования его. 3. Психопатические движения в сектантстве. 4. Общая схема сектантского движения

В последнее время у нас в значительной степени пробужден интерес к изучению сектантства. О сектантстве много пишут, много говорят. Однако в суждениях о нем разногласят: разногласят и в вопросе о происхождении этого явления, и в определении его сущности, и в оценке его значения.

Одни видят в сектантстве явление заносное, продукт иноземного влияния. Другие же, наоборот, настаивают на самобытном его происхождении, выводя из условий исключительно внутренних, местных.

Одни смотрят на сектантство, как на факт жизни церковно-религиозной. Другие же религиозную сторону считают внешней оболочкой факта, знаменем, под которым скрываются иные, действительные намерения и чаяния сектантов характера экономического и coциально-политического.

Одни видят в сектантстве явление светлое, свидетельствующее о прогрессивном движении нашего народа и высказываются против всяких внешних ограничительных мер в отношении к сектантам. Другие же, наоборот, признают это явление болезненным, а потому опасным и вредным, угрожающим серьезным затруднениями церкви и государству, и настаивают на принятии решительных энергических мер против сектантов.

Такая противоположность во взглядах и суждениях о сектантстве, помимо мотивов чисто личного, субъективного свойства, в значительной степени объясняется отсутствием научной разработки сектантства. Интерес к изучению сектантства у нас возник сравнительно в недавнее время, и сектантство представляет собою явление еще мало исследованное.

В виду этого возникает необходимость для всякого, приступающего к исследованию в области сектантства, заняться, прежде всего, выяснением общих понятий о сектантстве.

Необходимо разобраться среди существующих противоположных толков и суждений о сектантстве, рассмотреть и показать несостоятельность ходячих неправильных мнений о нем и установить определенные общие понятия, на которых будет базироваться, и которыми будет определяться дальнейший ход исследования.

1.

В наше время, время переоценки всяких ценностей, когда так часто белое представляют черным, а черное – белым, нисколько неудивительно, если в известной части светской литературы высказывается совершенно превратный взгляд на сектантство.

По этому взгляду, сектантство есть явление светлое, симпатичное, свидетельствующее о прогрессивном движении народной мысли, о творческой, продуктивной деятельности духа народного. Сектанты – это люди передовые, это «культурные пионеры», они пробудились от той религиозной спячки, в которой пребывают православные, и идут вперед; они стремятся к свету, «алчут и жаждут правды», и устроят жизнь свою на евангельских началах – равенства, любви и братства.

В самом деле, говорят защитники этого взгляда, посмотрите на жизнь сектантов, она гораздо выше и лучше, чем жизнь православных: сектанты грамотны, честны, трудолюбивы, не пьют, не курят, не бранятся, помогают друг другу, одним словом, это самые симпатичные люди. Если так, за что же их преследовать? Не преследовать и искоренять сектантство надо, а наоборот – радоваться и содействовать его распространению. Если сектанты порывают связь с церковью, то в этом виновата сама же церковь, это только указывает на слабость и бессилие церкви удовлетворить пробудившимся религиозным потребностям народа. В церкви православной, говорят, господствует бездушный формализм: она не в состоянии ответить на запросы развивающегося религиозного сознания народа, поэтому лучшие передовые люди из народа, не находят удовлетворения в церкви, уходят в сектантство. Увлекшись таким взглядом, некоторые писатели впадают в пафос и рассыпаются в восторженных похвалах сектантству, в сектантстве видят залог силы и величия русского народа, залог его светлого будущего, шлют по адресу сектантов всяческие благожелания, поют им панегирики.

Таков новый, принятый обычно в светской литературе и достаточно распространенный в светском обществе, взгляд на сектантство. При первом поверхностном отношении к нему, взгляд этот может, пожалуй, показаться заманчивым и привлекательным. Но при более внимательном рассмотрении его, ясно обнаружится его полная несостоятельность.

Не трудно видеть, что взгляд этот представляет собою крайнюю идеализацию сектантства. Сущность сектантства здесь не понята, значение его безмерно преувеличено, сектанты возведены на пьедестал, им не подходящий, окружены ореолом величия, им не принадлежащим – здесь все раздуто, разукрашено яркими красками, представлено в блестящем, но фальшивом, ложном свете. Чтобы яснее видеть несостоятельность этого взгляда, обратим, прежде всего, внимание на то, когда и при каких условиях он возник.

Новый взгляд на сектантство впервые был высказан писателями – народниками в 60-х годах прошлого столетия. Известно, что 60-тые годы – знаменательное время в истории нашего народа, – то было горячее время реформ. Великая освободительная крестьянская реформа произвела большое оживление и движение в обществе, обратила взоры всех к народу и вызвала много толков о нем, толков разнообразных до полной противоположности. Одни говорили: «не разнуздывайте зверя, не давайте народу свободы, он не сумеет воспользоваться ею: для его же блага покрепче натягивайте вожжи!» Другие, наоборот, утверждали: «сбросьте позорное иго рабства с народа, дайте ему возможность быть человеком, он прекрасно воспользуется дарованной ему свободою, потому что в груди своей он таит скрытые, могучие, жизненные силы, служащие ручательством дальнейшего преуспевания, дайте свободу этим силам – и народ быстро двинется вперед по пути прогресса». И, как обычно бывает при этом, те и другие впали в крайность. Если одни видели в народе зверя, то другие воспылали самыми горячими симпатиями к нему. Народ чуть не боготворили, пред ним благоговели и преклонялись, в нем видели таинственного, непонятного сфинкса, скрывающего в себе могучие жизненные силы. Под влиянием такого настроения обращаются к изучению народного быта, к разгадке таинственного сфинкса; появляются исследования различных сторон народной жизни. Журналы наполняются исследованиями, рассказами, очерками, романами из народного быта, мужик занял видное место в салонах народнической беллетристики, его разбирали, как говорится, чуть не по косточкам – и что есть, и как пьет, во что одевается и проч. Конечно, все это имело свое значение и принесло большую пользу, так как содействовало изучению народной жизни. Но вместе с пользой был и вред. Вред происходил оттого, что исследование народной жизни велось не беспристрастно. Оно было вызвано чрезмерным увлечением народом и велось в пылу увлечения, под влиянием предвзятой идеи, что народ таит в себе могучие жизненные силы. Этих сил искали всюду, во всех явлениях народной жизни, поэтому некоторые из них были поняты и освещены неправильно. Так именно случилось с сектантством. С точки зрения предвзятой народнической идеи на сектантство посмотрели, как на продукт самостоятельной творческой деятельности духа народного, как на выражение того процесса творческой деятельности, который незримо совершается в тайниках народного духа и служит ручательством самостоятельного, самобытного развития народа. В сектантстве народники увидели подтверждение своей предзанятой идеи, поэтому признали это явление светлым, симпатичным. А между тем не обратили внимания на то, что самодеятельность духа народного, которой всюду искали и которою так восхищались, в сектантстве проявляется в созданиях грубых, нередко чудовищно-уродливых, (как, например, бегуны, скопцы, хлысты и др.).

Таким образом, высказанный светской литературою, новый взгляд на сектантство имеет источник свой в том крайнем, чрезмерном, и постольку ошибочном, увлечением народом, которое охватило наше общество в 60-х годах. Под влиянием этого увлечения в народе видели одно лишь хорошее, одни светлые стороны. Неудивительно, поэтому, если и в сектантстве, – явлении по существу своему болезненном, нездоровом увидели явление светлое, идеализировали его, разукрасили яркими красками, представили в красивом эффектном, но ложном свете.

Однако защитники рассматриваемого нами взгляда не голословно высказывают его. В подтверждение правильности своего взгляда они ссылаются на жизнь сектантов и говорят: «дерево познается по плодам, не может дерево худое приносить плодов добрых, жизнь сектантов и в умственном, и в нравственном, и в экономическом отношении стоит гораздо выше, чем жизнь православных, поэтому сектантство нельзя не признать явлением светлым, симпатичным»...

По поводу этого, по-видимому, столь несокрушимого аргумента можно сказать следующее. Прежде всего, не нужно быть легковерным, нужно осторожно относиться к восторженным отзывам и похвалам по адресу сектантов, которые щедрою рукою рассыпаются идеализаторами сектантства. Наблюдение над жизнью сектантов – дело очень трудное, так как сектанты скрытны и крайне лицемерны, и в этом случае легко можно обмануться и впасть в ошибку.

«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Mф. 7, 15). В этих словах Спасителя кратко выражена самая сущность сектантского типа. По истине, всегда и все – сектанты таковы.

При первом поверхностном знакомстве, они кажутся благочестивыми, кроткими, смиренными людьми, которые стремятся расположить свою жизнь и деятельность по заповедям Евангелия. Внешняя показная сторона их жизни представляется вполне благоприличной, даже привлекательной, так что первое впечатление легко получается в их пользу. Всякого нового посетителя, особенно если он человек интеллигентный, сектанты примут очень любезно, заведут речь об оскудении веры в людях, выскажут немало укоров и упреков православным, сопровождая их смиренно-лукавыми замечаниями, что «это-де говорится не в укор, не в осуждение», не забудут пожаловаться на те мнимые гонения, которым они подвергаются со стороны православных за свою веру, за то де, что они не посещают с ними кабаков, не хотят пьянствовать и т. п. Неудивительно, поэтому, если случайный посетитель, пробыв у сектантов лишь день – другой, выйдет очарованный их любезностью, здравою, сознательною верою, внешнею показною добропорядочностью и, делясь своими впечатлениями с публикой, выскажет радость по поводу того, что «среди мрачной, грязной жизни наших крестьян встречаются дорогие перлы»...

Но если поближе познакомиться с сектантами и пожить среди них подольше, если войти в доверие и проникнуть в их закулисную жизнь, то окажется, что видимая привлекательная оболочка скрывает нравственный облик очень невысокого достоинства. В действительности, в жизни сектантов можно встретить много фальши, лицемерия, внешнего показного благочестия, много гордости, кичения и самохвальства, прикрытых личиною смиренно-лукавства, много вражды и ненависти к православным и других пороков, которые тщательно прячутся под маской внешнего благоприличия и добропорядочности. Поэтому нужно осторожно относиться к восторженным отзывам светских писателей о высоконравственной жизни сектантов, так как отзывы эти, в большинстве случаев, основаны на недоразумении, и авторы их легко могли быть введены в заблуждение.

Однако, было бы несправедливо безусловно порицать сектантов и не признавать того хорошего, что они имеют. В отзывах светских писателей о жизни сектантов есть, конечно, доля истины, но нужно только очистить ее от примеси ложной идеализации и представить в настоящем ее виде.

Факты показывают, что нередко православные, переходя в сектантство, испытывают как бы некоторое перерождение, круто изменяя прежний порочный образ жизни, бросают пить водку, учатся грамоте, читают Евангелие и т. д. В молодых сектантских общинах, действительно, замечается повышенное настроение религиозного чувства, сопровождающееся более строгим образом жизни и выгодно выделяющее сектантов из среды их православных односельцев. Сами православные иногда хорошо отзываются о сектантах, как о людях работящих честных, на слово которых можно положиться.

Но те же факты говорят, что такое настроение бывает в сектантских общинах только на первых порах и продолжается недолго: обычный у юных неофитов религиозный пыл скоро остывает, сменяясь религиозным индифферентизмом и холодностью, высокие требования нравственности ослабевают и под разными якобы благовидными предлогами нарушаются, оставаясь все же обязательными лишь в видах пропаганды и для рекомендации, так сказать, сектантства. Интересы веры постепенно отходят на второй план, уступая место интересам практическим житейским; вырабатывается столь обычный в сектантстве несимпатичный тип кулака коммерческого пошиба, который, начав проповедью о незаконности платы за требы и обвинением православных пастырей в корыстолюбии и мздоимстве, оканчивает тем, что с ловкостью стрижет своих овец... Прикрытые маской благоприличия, прежние пороки снова проникают в среду сектантов, умножая собою количество новых.

Такое явление, наблюдаемое обычно в жизни сектантских общин, станет понятным, если обратить внимание и проследить его внутренний психический генезис.

Происхождение сектантства почти всегда стоить в связи с недостатками и пороками, наблюдаемыми в жизни православных, и представляет собою протест против них. Выступая с протестом, сектанты, естественно, на первых порах стараются удаляться и избегать тех недостатков и пороков, какие они замечают и порицают в жизни православных. И насколько они этого достигают, насколько, действительно, им удается осуществить в жизни своей Евангельские начала, настолько, конечно, сектантство не может не вызвать к себе некоторых симпатий.

Но дело в том, что всякий протест имеет значение лишь тогда и постольку, поскольку он основывается на положительных данных и имеет под собою реальную почву. Между тем, начатый сектантами протест не удерживается в должных границах. Все более и более увлекаясь и руководясь духом оппозиции, сектанты, погрешая против правил логики, отчасти делают заключение к целому, от недостатков и пороков, наблюдаемых в жизни православных, они заключают, что и вся церковь православная, как состоящая из людей порочных, есть церковь неистинная. Несправедливо, таким образом, обвиняя всю церковь в том, в чем повинны лишь некоторые ее члены, сектанты отделяются от церкви и порывают с нею всякую связь. Теперь протест, доведенный до крайности, теряет под собой положительную реальную почву, переходить в одно голое, чистое отрицание и принимает характер явления болезненного, ненормального.

Отделившись от церкви и отвергнув тот широкий прочный авторитет общецерковного сознания, на котором они доселе утверждались, сектанты лишаются твердой точки опоры, теряют устойчивость и вступают на скользкой путь субъективизма. Нелегко, не сразу происходить это отделение от церкви, тяжелою внутреннею борьбою сопровождается оно. Естественное при всякой перемене религиозных убеждений возбуждение религиозного чувства сопровождается более строгим образом жизни, в котором сектанты, отделившись от церкви и лишаясь ее освящающих благодатных действий, стараются найти для себя якорь спасения. И вот, взволнованное, тревожное, колеблющееся религиозно-нравственное чувство отщепенцев достигает сильной степени напряжения и дает пышный цвет. Но это напряжение ненормальное, болезненное, и потому скоропреходящее. Этот цвет напоминает собою красивый цвет румяного яблока, сердцевину которого подтачивает червь. Это – пустоцвет, который, не успев расцвести, увядает...

Такова тайна жизни сектантов, столь прославленной многими светскими писателями. Здесь же объяснение той противоположности, какая существует во взглядах и суждениях о ней. Двуликая, подобно Янусу, жизнь сектантов представляется разным наблюдателям с разных сторон: одни останавливают свой взор на румяном цвете яблока, и видят в сектантстве явление светлое, симпатичное; другие же идут дальше, берут глубже, и за красивой, обольстительной внешней оболочкой усматривают одну лишь пустую червоточину...

Итак, при внимательном рассмотрении нового взгляда светской литературы на сектантство, ясно обнаруживается его несостоятельность: взгляд этот представляет собою крайнюю идеализацию сектантства, вытекает из источника нечистого, опирается на основании непрочном. Правда, по своей новизне и видимой заманчивости этот взгляд получил большую распространенность среди светского общества. Но, как взгляд неправильный, произвел лишь путаницу в понятиях о сектантстве и нисколько не подвинул вперед дела изучения его.

Что же такое сектантство и как оно должно быть изучаемо?

2

Сектантство может быть рассматриваемо и определяемо с двух сторон: внешней и внутренней. С внешней стороны, сектантство (от лат. seco-отсекаю, отделяю) есть отделение от церкви, уклонение от общего движения церковно-религиозной жизни. С внутренней же стороны оно представляет собою отклонение в развитии религиозного сознания и чувства.

Отделение от церкви всегда стоит в причинной связи и указывает на происшедшее в религиозном сознании и чувстве отделившихся некоторое изменение, уклонение от нормы. Поэтому, сектантство должно быть отнесено к разряду явлений болезненных, патологических.

Как в жизни телесного организма человека нередко бывают болезненные явления, нарушающие правильность процессов и отправлений физиологических, так и в жизни духа. Сектантство представляет собою именно болезненное явление в одной из важнейших областей духовной жизни, в области жизни религиозной. Секты – это отклонения от общего нормального движения церковно-религиозной жизни, это болезненные, нездоровые течения, ложные пути, ложные направления в развили религиозного сознания и чувства.

Подобного рода патологические явления, наблюдаемые в развитии религиозного сознания и чувства, и сопровождавшееся уклонением и нарушением в процессе церковно-религиозной жизни, представляют собою самостоятельную группу явлений настолько интересных и важных, что они могут составить предмет особой науки о сектах.

Но болезненные явления в телесном организме человека не представляют, собою чего-либо случайного, отрывочного, бессвязного: каждая болезнь имеет свои причины, имеет законы, по которым совершается ее течение, и на которых основывается возможность ее лечения. То же нужно сказать и о болезненных явлениях в области религиозной жизни. Отклонения и нарушения, какие бывают в правильном течении этой жизни, аномалии и расстройства, наблюдаемые в области религиозного сознания и чувства, происходят в силу известных причин и совершаются по известным законам.

Сектантство нельзя рассматривать изолированно от общего движения и вне связи с развитием исторической жизни народа; происхождение его стоит в тесной связи с известными условиями и направлениями исторической жизни народа как церковной, так и государственной. Сектантство нельзя также трактовать, как собрание отрывочных, бессвязных, бессмысленных учений, столь разнообразных, сколь разнообразны и многочисленны названия сект. При множестве названий, все секты по содержанию своему могут быть сведены к немногим общим грунтам или типам, в основании которых лежат общие основная, хотя и ложная, идеи – плод неправильно продуктирующего религиозного сознания и ложно настроенного религиозного чувства.

Выяснение причин и условий, при которых происходят болезненные явления или нарушения в процессе церковно-религюзной жизни, описание этих явлений, классификация их, указание законов, по которым они совершаются, может составить задачу науки о сектах.

Предметом и задачею науки определяется и метод ее. Так как сектантство захватывает собой область явлений жизни внутренней, духовной то к изучению его должен быть применен по преимуществу метод психологический.

Психологический анализ должен играть здесь главную роль, – анализ всего сложного комплекса идей эмоций и настроений, из которого слагается духовный облик сектанта. При этом для расширения поля научного исследования необходимо пользоваться методом сравнительно-историческим.

Психологический анализ, примененный к изучению сектантства, опираясь на данные, добытые путем сравнительно-исторического исследования, может привести к признанию особого сектантского психического или, лучше сказать, психопатологического типа, лежащего в основе подлежащей изучению группы патологических явлений.

В самом деле, все секты, не смотря на их разнообразие, сходятся между собой на одной почве, имеют одну общую основу, которую представляет собою особый психопатологических тип сектанта. Существование этого типа легко может подметить всякий, кому приходится знакомиться и наблюдать над сектантами. Общие, основные черты этого типа сказываются и в общих приемах сектантского изворотливого мышления, и в общем повышенном тоне сектантского настроения, и в общем лицемерном характере сектантских действий и поступков, и даже во внешнем облике сектанта, преимущественно в смиренно-лукавом выражении сектантской физиономии и тонкой, коварной игре пронырливых, быстрых, бегающих, иногда же остро воспаленных, блуждающих сектантских глаз.

Этот психопатологический тип дан в самой природе человека слабой, несовершенной, поврежденной грехом, которая со времени печального факта грехопадения утратила целостность и гармонию природы первозданного и стала склонна к разного рода заболеваниям. Он дан и всегда существует в смысле возможности, или же склонности, предрасположенности человеческой природы к ненормальностям и отклонениям в своем развитии. Но подобно тому, как заболевания телесного организма происходят лишь при благоприятных внешних условиях, так и психопатологический сектантский тип из состояния потенции, так сказать, вызывается к бытию, как бы оживает при известных благоприятных внешних условиях, представляя собою ту внутреннюю основу, ту общую почву, на которой нарождается и развивается сектантство.

Всестороннее изучение сектантского психопатологического типа, выяснение тех условий, при которых он развивается, выяснение как общих, основных черте его, так и его разновидностей, должно составлять конечную идеальную цель науки сектоведения.

3.

Сектантство, как выше сказано, представляет собою явление болезненное. Но известно, что течение болезни бывает различное. Иногда болезнь протекает тихо, спокойно « болезнь протекает, как говорят, правильно». Иногда же течение ее бывает бурное, сопровождающееся глубокими и резкими изменениями в организме человека, которые нередко отражаются и на его психике.

Нечто аналогичное наблюдается и в сектантстве. История сектантства показывает, что спокойное течение жизни сектантов нередко прерывается и нарушается взрывами грубого ожесточенного фанатизма или же дикими визгами религиозной экзальтации, граничащей с нервным расстройством и переходящей иногда в полное религиозное помешательство.

Не следует, конечно, смешивать движений сектантских с движениями в собственном смысле психопатическими. Это два явления различного порядка, и смешение их может сопровождаться печальными практическими последствиями. Благодаря недоразумению, основанному на подобного рода смешении, легко может случиться что пациенты, вместо клиник, очутятся на скамье подсудимых, предстанут пред трибуналом судей, вместо консилиума врачей, и будут приняты меры карательные там, где требуются врачебная и здравоохранительные.

Однако же, нередко, как показывает история, на почве сектантских движений возникают и развиваются движения в собственном смысле психопатическая, носящая все признаки нервно-психических эпидемий.

Происходить это вследствие того, что сектантство возникает всегда на почве возбужденного религиозного чувства и потому представляет собою среду, удобную для восприятия и развития всякого рода идей и движений мистических, которые при благоприятных условиях легко и незаметно принимают характер психопатических эпидемий.

Обычно болезненные изменения в телесном организме человека вызывают повышение температуры и сопровождаются жаром. И сектантство, представляющее собою отклонение в развитии религиозного сознания и чувства, зарождается всегда в атмосфере общего неспокойного, возбужденного состояния духа, вызывает повышенную напряженную деятельность религиозного сознания и чувства, и несет с собою источник постоянных душевных треволнений и смятений.

Отделившись от церкви, сектанты вырабатывают свои особые религиозные верования, у них складывается свое религиозное мировоззрение, формируется свой строй религиозных чувств. Их религиозные понятия, удаляясь от чистых возвышенных «истин христианского вероучения, отличаются узостью, односторонностью, темнотою, спутанностью и нередко приближаются к воззрениям языческим. Их религиозное чувство, выйдя из колеи спокойного нормального течения, отличается повышенным, возбужденным настроением, звучит сильно приподнятым тоном. Здесь слышны бывают иногда и скорбные нотки сожаления о потерянном, когда то столь дорогом, прошлом, и тревога в виду неизвестного будущего, чаще же всего преобладает крикливый тон озлобленных фанатиков, до ослепления преданных новому учению, принятому ими за истинное, и этим старающихся заглушить и заполнить образовавшееся, после отделены от церкви, в их внутреннем складе глубокий душевный надрыв... Поэтому-то религиозная страстность, горячность, религиозный пыл, фанатизм – составляют существенную доминирующую черту сектантского настроения, которое особенно заметно бывает на первых порах появления секты.

Естественно, что при отсутствии здравых религиозных понятий, при общем возбужденном, состоянии духа продолжительное и односторонне сосредоточение религиозного сознания на одной какой-либо идее, и такое же будирование религиозного чувства, может повести к нарушению равновесия психической деятельности и, доведя нервную систему до крайней степени напряжения, разрешиться болезненным кризисом в форме психопатической эпидемии.

Так близок переход от движений сектантских к движениям в собственном смысле психопатическим.

Вполне понятно, что наиболее благоприятную среду для развития движений психопатических представляют собою секты мистические. Вожаки этих сект, подвергаясь медицинскому изолированию, почти всегда оказываются страдающими paranoia religiosa. Но так как сектантство возникает всегда на почве возбужденного религиозного чувства и мистический элемент в большей или меньшей степени присущ каждой секте, то психопатические движения наблюдаются не только в сектантстве мистическом, но и в рационалистическом, а также и в расколе. Для примера можно указать на факты массовых самосожжений, имевших место в истории раскола, на замуровавшие раскольников в Терновских плавнях, на факты постоянного появления в сектах рационалистических толков мистических и т. п. простираясь в глубь веков, вспомним, напр., своеобразное движение, принявшее характер психопатической эпидемии в секте малеванцев, которое было исследовано и описано известным врачом – психиатром проф. Сикорским. Вспомним столь громкое недавнее «Павловское побоище», когда последователи анархической секты толстовцев, под влиянием душевнобольного малеванца Тодосиенко, с кольями и друзьями, но в тоже время с пением и молитвою, громили православную церковь, разоряя «неправду» и насаждая толстовскую «правду». Вспомним, наконец, знаменитый «поход на Виннипег» имевший место среди переселившихся в Канаду духоборов, в котором американские газеты видели «умопомрачение странной секты». Все указанные движения в современном сектантстве носят несомненный и резко выраженный психопатический оттенок.

Таким образом, сектантство, как отклонение в развитии религиозного сознания и чувства, есть явление болезненное и, как таковое, представляет собою благоприятную почву и удобную среду для возникновения и развития движений психопатических.

4.

С признанием сектантского психопатологического типа сектантство корнями своими углубляется до внутренних основ человеческой природы, поврежденной грехом и склонной ко всякого рода болезням, ненормальностям и отклонениям в своем развитии. Но здесь же вместе с этим представляется возможность усмотреть общий основной закон, управляющий сектантским движением и объясняющий происхождение двоякой разновидности сектантского типа.

Сектантство, как сказано выше, представляет собою отклонение в развитии религиозного сознания. Главный вопрос, решение которого всегда предстоит религиозному сознанию человечества, это вопрос об отношении человека к Богу, о том, каково должно быть правильное отношение к Богу, в чем должно состоять истинное поклонение и служение Богу. В решении этого вопроса могут быть две крайности, обусловливаемые двойственностью природы человека духовной и телесной.

Так как человек состоит из тела и души, то в решении вопроса об отношении к Богу могут быть колебания между духом и телом, как началом внутренними и внешним, при чем чашка весов может склониться в ту или другую сторону. Именно, можно обращать главное внимание на внешнюю сторону религии и полагать спасение в выполнении обрядов, но можно перевес давать внутренней стороне, стремясь служить Богу духом и истиною. Первое сопровождается пренебрежением и забвением последнего, второе – отрицанием первого, как ненужного и излишнего.

Приверженность к внешней обрядовой стороне религии заслоняет дух религии и вырождается, как вера в мертвую букву; с другой стороны, ложное стремление служить Богу духом и истиною приводить к полному отрицанию всей внешней обрядовой стороны религии, причем отрицается многое, имеющее существенное значение в деле спасения.

Это колебание между духом и телом, как началом внутренним и внешним, порождающее две противоположные крайности в решении вопроса об истинном поклонении и служении Богу, наблюдается всегда и везде, где происходить отделение от церкви, где религиозное сознание уклоняется от русла сознания обще-церковного. вселенского, и потому может быть отмечено, как общий основной закон, управляющий сектантским движением. Возьмем, например, западные исповедания – латинское и протестантское; здесь заметны явления аналогичные, представляющие отклонения в развитии религиозного сознания в ту и другую сторону. Латинство склоняется к первой крайности, тяготеет к внешнему усвоению христианской истины; здесь царство Божие обращено в царство человеческое, элемент внешний, человеческий заслонил сторону внутреннюю, духовную, папа заслонил Христа. Протестантство представляет противоположную крайность, оно дает перевес внутренней стороне религии и, проповедуя оправдание одною верою, отрицает всякое внешнее посредство в деле спасения, как то – церковь иерархию, таинства и проч.

Церковь православная избегает этих крайностей, потому что в решении вопроса об истинном поклонении и служении Богу остается верной хранительницей предания церкви древней вселенской и на этом стоит твердо. Здесь вопрос об истинном поклонении и служении Богу решается в смысле гармонического сочетания души и тела в отношениях человека к Богу. Так как человек состоит из души и тела, то в служении Богу, по учению церкви православной, должны принимать участие и душа и тело, причем служение духом имеет главное, существенное значение, служение же телом, т. е. вся внешняя сторона религии, имеет значение второстепенное, служебное, именно постольку, поскольку оно необходимо для выражения служения внутреннего духовного. Апостол говорить: прославите Бога в телесах ваших и в душах ваших, яже суть Божии (1Кор. 6, 20). Церковь наша потому и православна, что в ней два элемента, из которых слагается религия, две стороны ее – внутренняя и внешняя взаимно уравновешиваются и гармонически сочетаются. Но сектанты, отделившись от церкви, отвергают предлагаемый ею путь спасения, и в суемудрых поисках своих (собственных путей, теряют равновесие и неизбежно впадают в одну из указанных выше крайностей. Отсюда и наше сектантство представляет собою два основных типа, две группы сект: одни полагают сущность религии во внешней обрядовой стороне, отождествляя обряд с догматом, другие же отрицают обряд и мнят служить Богу духом и истиною; по своим основным существенным чертам первые могут быть названы обрядоверными (раскол старообрядческий), вторые – мнимо духовными (секты рационалистические и мистические).

Однако же, действие общего закона, управляющего сектантским движением, не ограничивается образованием двух главных типов сектантства. Закон действует непрерывно и является роковым для сектантства, производя в нем постоянные дробления; за первичным действием следует вторичное, потом третичное и т. д. После главного деления следует чacтнeйшие разделения каждого типа на толки, причем наблюдается то же колебание между духом и телом и отклонение к той или другой крайности. Так, группа сект мнимо духовных делится на два разряда – рационалистических и мистических. Различие происходит вследствие того, что отделившись от церкви и отвергая ее авторитет, сектанты единственным руководством и авторитетом своим признают Слово Божие; но вопрос в том, где же находится Слово Божие и где искать его, они разделяются.

Одни признают Слово Божие внешнее, выраженное во вне, в букве, в Св. Писания, и при этом, останавливаясь на букве, нередко доходит до грубого буквализма, который сближает их с раскольниками – обрядоверами ¹. Друге же признают не внешнее, мертвое (по их словам), писанное буквами в книге, слово, а слово внутреннее, живое, написанное в сердцах, слово, представляющее плод непосредственного внутреннего откровения и исходящее из уст пречистой плоти, в которой обитает Божество.

Первые, признавая на словах Св. Писание, на самом деле, при толковании его, руководствуются личным пониманием, разумением (ratio), поэтому называются, хотя и неточно, рационалистическими) вторые, как признающие начало внутреннего, непосредственного откровения и озарения, называются мистическими. Таково вторичное действие общего закона, управляющего сектантским движением.

Далее ложно указать и третичное его действие. Каждая из указанных групп, в свою очередь делится на частные толки, причем наблюдается то же колебание и отклонение в сторону начала внутреннего или внешнего. Возьмем, например, рационалистические секты молокан, штундистов и пашковцев. Среди тех и других происходят разделения совершенно аналогичного характера: одни стараются удержать основной тип сект чисто духовных, мнящих служить Богу духом и истиною, и отвергают всякий обряд; другие же принимают обряд и вводят его в большей или меньшей степени, но усмотрению вожаков. Так среди молокан появляются толки: старый молоканский или уклеинский который, оставаясь верным заветам Сёмушки (Уклеина) отвергает всякий обряд, и толк донской, который ввел у себя довольно сложную обрядность. Среди штундистов образовались толки – старо и младо-штундистов или же штунды плотской, принявшей баптизм с его обрядом, и штунды духовной, отвергающей обряд.

Срёди пашковцев также можно наблюдать подобное разделение: одни из пашковцев, принимая баптизм, совершают крещение водою и преломление, другие же не соглашаются с этим.

Тот же мотив, с присоединением личных эгоистических побуждений, лежит и в основе разделения главнейших двух фракций современного рационалистического сектантства – баптистов и, так называемых, «евангельских христиан».

Итак, внутренняя основная причина сектантства кроется в слабости, поврежденности человеческой природы, которая со времени печального факта грехопадения, утратив целостность и гармонию девственной природы первозданного, стала подвержена всякого рода болезням ненормальностям и отклонениям в своем развитии. Двойственностью человеческой природы, как состоящей из духа и тела, обусловливается двойственный характер отклонений в развитии религиозного сознания, дающий начало двоякой разновидности сектантского типа и составляющий общий закон (дифферентами), управляющий сектантским движением.

Пребывание в церкви Христовой, этой спасительной врачебнице, предохраняет от подобного рода отклонения и, освящая естественные силы падшего, содействует гармоническому их развитию. Отделение же от церкви влечет за собою потерю равновесия, нарушение гармонии и по скользкому пути субъективизма неизбежно ведет к крайностям и односторонностям в развитии религиозного сознания и чувства.

Вышеприведенными замечаниями лишь в самых общих чертах намечается путь и обрисовывается желательная постановка дела изучения сектантства. Думается, что такая постановка определяется самым существом дела и потому будет не бесплодна.

Введение. 1. Общий характер секты духоборцев. «Книга животная». Идеи пантеизма и дуализма в учении духоборцев. Общественные воззрения и организация. Бытовые особенности.

2. Главные периоды в истории духоборцев. Первые организаторы секты. Духоборцы на Молочных водах. Духоборцы на Кавказе. Правление Лукерьи Калмыковой. Образование партий веригинцев и гореловцев.

3. Пропаганда толстовских идей среди духоборцев. Образование партий воробьевской и верегинцев-постников. Противление духоборцев-постников «злу государственному». Торжественное сожжение оружия. Расселение духоборцев-постников.

4. Литературная агитация толстовцев в пользу духоборцев в России и за границею. Мысль о переселении духоборцев за границу. Неудачное переселение на о. Кипр. Переселение в Канаду.

5. Духоборцы в Канаде. Место поселения. Бедствия и невзгоды первых лет. Попытка переселиться в Калифорнию. Духоборческие хозяйства: частная, временно-общинная и общинная.6. Столкновение с канадскими властями и вызванный им раскол среди духоборцев. Уравнение имущества и освобождение скота. «Виннипегский поход». Прибытие в Канаду П. Веригина. «Голое» путешествие. Заключение.

Со времени переселения русских сектантов духоборов в Канаду, во многих заграничных газетах стали появляться сообщения о печальной участи и тяжелом, бедственном положении, которое им пришлось там испытывать.

Между прочим, в газете «Figaro» помещена была статья под заглавием «Толстовщина и духоборы», в которой беспристрастно излагалось положение духоборов в России и Канаде, где пришлось принять аналогичные меры для прекращения пропаганды фанатиков, и делался вывод, что толстовщина в состоянии сыграть опасную роль и иметь разлагающее влияние.

В виду того внимания, какое уделяет заграничная пресса русским духоборам в Америке, а также в виду живого интереса, какой естественно возбуждается в нашем обществе подобного рода сообщениями из-за границы, благовременным представляется привести на память прошлую историю секты духоборцев и познакомиться с ее теперешним положением. Поэтому, после краткого понятия о секте и общего обзора первоначальной ее истории, остановим наше внимание на последних событиях в жизни этой секты, вызванных агитацией толстовцев среди духоборцев и представляющих собою беспримерную в истории, целую «духоборческую эпопею».

1.

Секта духоборцев принадлежит к разряду сект мистико-рационалистических. Вместе с сектами рационалистическими, духоборцы отвергают авторитет Церкви, иерархию, таинства и всю внешнюю обрядовую сторону религии – иконы, посты, крестное знамение и т. д. Вместе с сектами мистическими, они признают руководящим началом в деле веры и в жизни внутреннее непосредственное откровение, внутреннее просвещение от Бога Слова, обитающего в душе каждого духоборца. Название свое духоборцы понимают и объясняют в том смысле, что, отрицая религиозную внешность, они являются поборниками духа, борцами за дух. «Иже духом Богу служим, хвалимся мы о Христе Иисусе, говорится в одном из духоборческих псалмов, духа забрали, от духа берем, духом и бодрствуем».

Противники всего внешнего, духоборцы не имеют никаких писаний не признают ни Евангелия, ни Библии, ни книг св. отцов православной Церкви. Все это, говорят они, от человека, а все, что от человека, несовершенно. В противоположность Библии, как состоящей, по их словам, из мертвых букв, духоборцы основывают свое вероучение на живом, устном предании, которое «возвестили им отцы» (Пс. 43, ст. 1.) и которое хранится в памяти и сердцах всех духоборцев. Предание это, по верованию духоборцев, есть плод внутреннего откровения и просвещения от Бога Слова; оно составляет, так называемую, «книгу животную», которая состоит из духоборческих псалмов. Псалмы духоборческие составлены частью из отрывочных стихов и слов псалмов Давида, изречений св. Писания, молитв и ирмосов православной Церкви, большею же частью из собственных духоборческих вымыслов. Псалмы эти, называемые ими Давыдовыми – единственные молитвы, общеупотребительные у духоборцев, они читаются во время их молитвенных собраний. Так как духоборческие псалмы передаются в семействах, от отца к сыну, только устно, то не удивительно, что при совершенной безграмотности народа, многие слова и целые фразы искажены и обессмыслены до смешного. Духоборцы же уверены, что каждое слово этих псалмов идет по преданию от самого Псалмопевца; они всецело и слепо верят в божественное достоинство своей «животной книги», несмотря на встречавшиеся в ней противоречия, нелепости и бессмыслицу. Зазубривая наизусть слова псалмов, они часто не понимают их смысла, и, когда их просят объяснить, большею частью отвечают так: «кто ж его знает, премудрость Божия, не достигнешь всего этого», или: «так родители наши читывали, так и мы читаем; так маленьких приучили – Господь знает, что там и к чему», «не наше дело рассуждать об этом, довольно верить тому, что передано от отцов ²».

Кроме мистического начала, положенного в основу учения духоборцев, в духоборчестве заметно еще отражeниe идей пантеизма (в учении о Боге) и дуализма (в учении о человеке).

Бог, по воззрениям духоборцев, представляется не самостоятельным существом, лично и самобытно существующим, но как бы слитно и нераздельно пребывающим в мире и в их избранном духоборческом роде: «Бог един, но в трех лицах», говорят духоборцы и поясняют троичность в смысле проявления различных сил в природе и в человеке. «Троица в природе: Отец – свет, Сын – движение, Дух – покой; в человеке: Отец память, Сын разум, Дух – воля; Бог – троица едина». Таким образом, Бог пребывает в человеке, как память, разум и воля, и Троица Божественная не имеет бытия самостоятельного, она существует в роде человеческом, и особенно пребывает в роде избранных и праведных, т. е. духоборцев.

Об Иисусе Христе у духоборов нет ясного и определенного учения. Одни, не признавая Иисуса Христа личным и ипостасным существом, считают Его силой божественной, проявляющейся в природе и в людях праведных, в Ветхом Завете в патриархах, пророках и других благочестивых людях, а в Новом Завете – в духоборцах. Он рождается, страдает, умирает и воскресает в сердце, каждого верующего. Другие говорят, что Христос был Сыном Божьим в том же смысле, в каком и духоборы называют себя «сынами Божьими». «Наши старики, – говорят духоборы, – знают еще больше, чем Христос».

Цель страданий Христа состояла в том, чтобы подать пример страдания за истину. Распяли Христа жиды, т. е. православные. Это видно из того, что Христа распяли первосвященники и книжники, а православные имеют у себя священников, умеющих читать книги, следовательно, они то и есть потомки первосвященников и книжников, распявших Христа. Потом они одумались, сознали свою вину и, чтобы загладить ее, стали покланяться Христу мертвому, т. е. кресту и иконам. А живой Христос, скрывшись от них, переселился в избранный род духоборческий ³.

Души человеческие, по учению духоборцев, существовали до творения мира видимого и пали вместе с другими павшими тогда духами. Причиною падения была гордость человека и его стремление к славе. После своего падения человеческие души стали посылаться на землю и облекаться плотью, именно, в наказание за это падение. Таким образом, внешний видимый мир и тело – это темница души. Сюда душа посылается для того, чтобы чрез стремление к добру получить прощение грехов, или же чрез стремление ко злу подвергнуться осуждению на целую вечность. Так как земные тела, в который облекаются падшие души, не долговременны, то духоборцы полагают, что души, по смерти одного тела, переходят в другое: души добрые переселяются в души других людей, а души злые – в животных. По переселению души ничего не помнят из прежней жизни, потому что «дни человека, как трава – как цвет полевой, так он цветет; пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его». (Пс. 102, 15–16).

Будущая жизнь будет заключаться не в воскресении бренных тел, а в воскресении падшего духа. Мир не окончится, а останется вечно, при кончине века грешники истребятся с лица земли.

Церковь, по учению духоборцев, есть собрание тех, кого сам Бог выделил из среды людей мирских. Сие избранные не отличены никаким особенным символом, не соединены в одно отдельное общество с определенным учением и богослужением, они рассеяны по всему миру и принадлежат к разным исповеданиям!

В более тесном смысле под церковью духоборы разумеют именно самих себя. «Мы живые храмы Божии, престолы, седалища Бога, Церковь это мое личное я». В каждом духоборце воплощается св. Троица он есть и священник, и жертвенник, и жертва: сердце есть алтарь, воля жертва, священник душа. Из такого определения само собою следует, что в церкви не может быть особых лиц иерархических. «Богослужебные обряды всех наружных церквей в мире, говорят духоборы, различные учреждения, одежды и действия вымышлены после апостолов, сами по себе они мертвые знаки, действия безразличные и для чад Божьих не нужные» ⁴.

Молитвенные собрания духоборцев происходят таким образом. Собравшись в просторную горницу, располагаются мужчины с одной стороны, женщины – с другой; постарше летами сидят на лавках, остальные стоят. Заседающий в переднем углу начинает читать псалом (наизусть) по собственному выбору; после него читает свой псалом сосед первого, и таким образом идет чтение псалмов поочередно сначала в мужском ряду, потом в женском. Хотя псалмы читаются по собственному выбору, но повторяться не должны. Если кто ошибется, его тотчас поправляют: «не так ты говоришь!» – «Как не так, как же еще?» – «А вот как»... и, в. свою очередь, ошибается – опять со всех сторон раздаются поправки. Чтение псалмов продолжается довольно долго, пока не истощится весь запас их, или, что бывает в рабочую тяжелую пору, пока не начнет сказываться в присутствующих усталость, послышатся с углов и укромных местечек всхрапывания. Тогда кто-нибудь приглашает собрание перейти к пению. «А что, господа, тяжко (душно) что-то, не выйти ли на двор попеть-то?»

Все отправляются на двор, где мужчины опять становятся на одну сторону, женщины в другую. Обычай становиться мужчинам и женщинам одним против других строго соблюдается; этим исполняется заповедь: иметь пред собою во время молитвы образ Божий. Поют также довольно долго, на один и тот нее заунывный и такой грустный напев, что непривычному тоскливо делается. Впереди мужчин всегда стоит запевало, который и начинает выпевание псалма, «зачинает псаломчик», как говорят духоборцы. Только запевало и, может быть, еще несколько человек при пении следят за словами, остальные просто вторят воем. Перед окончанием собрания становятся полукругом и начинают кланяться и целоваться друг с другом; мужчины обходить поочередно всех мужчин, женщины – женщин. Взявшись за правые руки и поклонившись один другому два раза, целуются, затем еще два раза кланяются; последний поклон, особенно низкий, обращен со стороны мужчин к женщинам и к мужчинам – с женской стороны. Поклоны отвешиваются как то неуклюже и немного в сторону. Во все время поклонов пение не прерывается. В этом обряде, по мнению духоборцев, заключается поклонение Богу, так как человек создан по образу Божию, и они называют это поклонением «неоцененному живому лику Божию» ⁵.

Кроме религиозного элемента, в учении духоборцев довольно явственно выражен и элемент социально-политический. По мнению духоборцев. не нужно быть на земле никаким властям, ни духовным, ни светским, потому что все люди между собою равны. Власти, если и необходимы, то для сынов мира сего, чтобы злые не истребили друг друга. Но чада Божии, т. е. духоборцы исполняют сами, что следует, без принуждения; поэтому, власти для них не нужны. И судебные расправы не нужны для сынов Божьих: на что тому суды, говорят они, кто сам не захочет кого-либо обидеть? Не позволительна, по их мнению, и клятва, не позволительно носить оружие и сражаться против врагов, – что они и показали на деле, в составе вологодского полка бросив оружие под Перекопом в первую турецкую войну. При встрече с начальствующими лицами духоборцы не имеют обыкновения снимать шапок и в разговоре вместо титулов употребляют: «господин» или «почтенный».

Внутренняя организация духоборческих общин состоит в следующем. Все духоборцы разделяются между собой на особые единицы, которые называются у них «фагон». В каждом таком «фагоне» находится тридцать человек, считая мужчин, женщин и детей. У каждого «фагона» есть свой представитель, который заботится о нуждах этой тридцатидушной ячейки, блюдет ее интересы и является своего рода «старшим» в этой частичной организации. В такой «фагон» обыкновенно соединяются несколько семей, по большей части связанных узами родства или свойства. Иногда целая семья вмещается в «фагон». Старшим в «фагоне» обыкновенно выбирают старшего по семейному положению, «старичка». Общественные дела решаются «мирскою сходкою» старичков деревни, для решения же особо важных дел созывается «съездка» всех «старичков» духоборческих деревень» ⁶.

В семейном быту духоборцев замечается одна особенность, которая основывается на их религиозном воззрении. Акт рождения сам по себе не может служить основанием какого-либо союза. Душа, образ Божества, не знает земного отца. Рождение физического тела, заимствованного из вещества, устанавливает разве такое только родство, какое существует между зерном и почвой, на которой оно выросло. Для души безразлично, в каком теле приходится ей обитать. У нее один только отец Бог и одна мать природа или земля. Поэтому духоборцы не называют отцом или матерью виновников своей жизни. Отец, если он молод, называется просто собственным именем, «Иван», или чаще уменьшительным «Ваня», а если стар «старичком». Молодую мать называют «няней», а старуху – «старушкою». Такие названия имеют у них простой житейский смысл стариком и старушкой отец и мать называются потому, что стараются, или обязаны стараться о счастье своих детей, и няней, потому что мать обыкновенно вынянчивает своих детей, когда они находятся еще в младенчестве. Родители не говорят о детях «мои», а «наши», мужья называют своих жен сестрами, а жены мужей – братьями ⁷.

В этнографическом отношении духоборы представляют смесь всевозможных племен Европейской России. Среди них можно встретить и великоросса, и малоросса, и мордвина, и донского казака. Представители отдельных народностей удержали некоторый типичные свои черты, как в наружности, так и в других отношениях, хотя общность секты, совместность жизни чрезвычайно сгладила особенности характера каждого и переродила самый внешний облик духобора, в котором много прямо не русских черт и есть свой особый отпечаток и в чертах лица и особенно в манере.

Вообще духоборы – народ рослый: средний рост мужчин 2 арш. 7 вершк. Лицо полное, раскрасневшееся и расплывшееся от жиру, глаза темно-серые и светло-голубые, нос правильный, цвет лица, как и волос, от темного до светло-белого всех оттенков, хотя преобладающий элемент – блондины.

Волосы духоборы обязательно стригут наголо и только по краям оставляют узкую полоску волос подлиннее. По всем вероятиям, это составляет один из догматов духоборческого учения, как и бритье бороды, так как бородатого духобора, или с нестриженными волосами нигде не встретишь. Выражение лица серьезное с оттенком угрюмости, самоуверенное, походка твердая, решительная. Выступает духобор прямо. В выражении лица, в походке, в манере говорить проглядывает какая-то гордость, упрямство, настойчивость и лукавство.

Духоборка роста почти такого же, как мужчины, сложена на диво прочно и устойчиво; обладает достаточной физической силой, работая наравне с мужиком. На ее наружность более повлиял юг с его солнцем, черные глаза, заметная смуглость лица, черные волосы. Красотою духоборки, впрочем, похвалиться не могут; незамужняя духоборки, до 17–18 лет, отличаются полными румяными щеками и свежестью лица и, действительно, очень миловидною внешностью, но это. только до замужества. На 25 году они глядят старухами, что нужно приписать усиленному физическому труду, раннему замужеству (в 14 лет), частым родам и. злоупотреблению в былое время спиртными напитками; не мало также подрывает здоровье духоборки стирка белья, производимая, не смотря ни на какой холод, на берегу речки по колено в воде.

В одежде духоборцев много оригинального; по уверениям некоторых из них, ее будто бы духоборы переняли от основателя секты Капустина, а он многое заимствовал от первых проповедников духоборческого учения квакеров, таков, напр., синий цвет одежды, брадобритие и стрижка волос, кокарды на козырьках. По словам духоборцев, они должны одеваться так, как ни кто в мире, т. е. своею одеждою выделяться среди всех племен и национальностей. На голове у духобора летом картуз – шапка с плисовым околышком и белыми или желтыми кантами. Зимою картузы заменяют барашковыми шапками с красным верхом. Как на посягательство на самобытность духоборческого костюма, следует указать на маленькие барашковые же шапочки казачьего фасона с черным верхом, вводимые в последние годы в употребление.

Рубаха большею частью из холста домашнего приготовления, воротник широкий загнутый, вокруг которого обвязывается галстук белый шелковый, гарнитуровый или бумажный платок, концы галстука, как у немецких пасторов, спускаются на грудь. Поверх рубахи носят летом «бешмет» – куртка, из сукна домашнего приготовления, окрашенного непременно в синий цвет, спереди застегивается на крючках до верху, сзади со сбором. Бешмет заменяет также архалук, перенятый у туземцев, из ластика, составляющей признак состоятельности; такую же роль играет гарнитуровый жилет с разными пришивками на груди. Зимою носят шубы из бараньих шкур, которые вырезывают сами; шубы покрывают бязью синего цвета. Шаровары широкие из синего цвета сукна или холста всовываются в сапоги с голенищем во время работы, а на молитву шаровары выпускаются на сапоги, это своего рода форма и обычай.

Одежда духоборки оригинальнее и сложнее. Длинная холщевая или бумажная рубаха на подоле оторочена красною вышитою каймою; воротник и рукава разукрашены узорами из черных ниток; пришивают также покупные кружева. Корсет с рукавами и без – малороссийский «жерсет» подобие двух бортного жилета из гарнитура или плиса, по краям верхнего ворота пришивается одна две, иногда и три разноцветных шелковых ленты с узорами. Душегрейка, широкий пояс из разных материй со складками, напоминающими патронташ, зимою носят также шубы, крытые бязью. «Занавеска» – передник делается из разных ситцев, к нижней стороне пришиваются ленты разных цветов и кружева. Юбка шьется из разных ситцев ярких цветов, красного, желтого, синего. Обувь – «червяки» башмаки с низкими каблуками. Оригинальнее всего головной убор, он состоит из шапки, имеющей форму колпака, шьется из войлока, внутри ситцевая подкладка; снаружи покрыта гарнитуром или шелковой материей, но бокам головы идут ленты темно-синего цвета, а впереди, посредине, кружок из разноцветных лент; поверх шапки носят платки ситцевые и шерстяные с красивыми узорами. Дети одеваются так же, как, взрослые ⁸.

2.

Вопрос о происхождении и первоначальная история секты духоборцев остаются доселе еще неразъясненными. Секта духоборцев делается исторически известною сравнительно поздно, около половины XVIII в., при чем она является в это время в виде сформировавшегося общества с более или менее определенным вероучением.

В истории духоборческой секты ярко вырисовываются свои грани, которые делят всю историю на четыре периода.

Первый период со времени появления духоборческой секты продолжается до переселения духоборцев на Молочные воды в начале XIX в. В этом периоде секта духоборцев существует в виде отдельных сектантских общин, рассеянных в разных губерниях, преимущественно в губ. Харьковской, Екатеринославской и Тамбовской. Первыми известными организаторами и главными вожаками духоборческих общин являются – Силуан Колесников среди Екатеринославских духоборцев и Иларион Побирохин и Савелий Капустин среди Тамбовских.

Власть и начальнические права этих вожаков основывались первоначально на их выдающихся личных дарованиях. Это были люди крепкого ума, сильной воли, все они обладали хорошими даром слова, а некоторые отличались и внешнею представительностью, импонировавшею их подчиненным. Но благодаря мистическому элементу, привходящему в учение духоборцев, власть их получила и религиозную санкцию. По учению духоборцев, душа Иисуса Христа обитает в их «избранном роде» и воплощается в отдельных личностях. Как и всякая человеческая душа по смерти тела переселяется в другое тело, так и душа Ииcуca Христа, в силу закона переселения, переходить постепенно от одного избранного и праведного человека в другого. Такими избранными в среде духоборцев и оказались их вожаки – сначала крестьянин села Никольского, Екатеринославской губ. Силуан Колесников, потом богатый крестьянин, торговец шерстью, Тамбовской губ. Илларион Побирохин.

Побирохин, выдавая себя за Сына Божия, избрал из своих последователей 12 апостолов, которых назвал «архангелами» затем еще 12, так называемых «смертностных ангелов», первые помогали ему в распространении учения, а обязанностью последних было преследование тех, которые, приняв учение, изменяли ему и отступали от духоборчества. Народ, плененный учением Побирохина, называл его пророком и кормильцем, питающим духовною пищею. Со временем он стал слишком самоуверенным, гордым, так что о нем говорили: «старик задурил». Смелая пропаганда и крайние выходки Побирохина обратили на него внимание начальства, и он был сослан в Сибирь на поселение.

Второй период в истории духоборческой секты начинается со времени поселения духоборцев на Молочных водах и продолжается до переселения их в Закавказье, в 40-х годах прошлого столетия. По распоряжению Императора Александра I, последовавшему в 1802 г., все содержащие духоборческое учение собираются воедино и водворяются в Таврической губ., в Мелитопольском уезде, где по течению реки Молочной им отводится обширная, плодородная, но незаселенная местность, носившая название Молочных вод. Переселение духоборцев происходило при весьма льготных для них условиях: на каждую душу отводилось по 15 десятин земли, каждому семейству выдавались заимообразно подъемный деньги в количестве 100 р. и в течение нескольких лет после переселения духоборцы освобождались от платежа всяких повинностей. Переселение совершились постепенно и правильно: сначала переселились духоборцы Слободо украинской (ныне Харьковской) и Екатеринославкой губ. затем духоборцы Воронежской и Тамбовской губ. И наконец, духоборцы из разных мест России, даже из Сибири и Финляндии.

Переселяемые из разных мест на Молочные воды, духоборцы, при правительственном пособии, скоро устроились здесь очень хорошо, и основанные ими по течению реки Молочной поселения, носившие названия: Богдановка Спасское, Троицкое, Горелое, Терпение, Тамбовка и др. приняли вид цветущих колоний.

Во главе переселившихся духоборцев стал Савелий Капустин, который взял в свои руки управление всеми делами духоборческого общества, как «пророк» и духоборческий «Христос». Личность Савелия Капустина в истории духоборцев имеет огромное значение и стоит на такой высоте, до которой не поднимался ни один из духоборческих вожаков. Отставной капрал гвардии, это был мужчина высокого роста, атлетического сложения, осанка его была величественна, походка и взгляд внушали невольное уважение: брюнет, бороду и усы брил по-военному. Он говорил красноречиво и увлекательно и, по словам духоборцев, знал наизусть всю Библию и помнил все, что когда-либо читал. Капустин особенно известен, как организатор общества духоборцев живших на Молочных водах, которые здесь под верховным управлением Капустина образовали собой как бы особое _«духоборческое государство» в государстве.

В 1805 г. Тамбовские духоборцы, под руководством Капустина, переселились в Таврическую губ. и основали свободу «Tepпение». Здесь находилось духоборческое волостное управление и общественный, так называемый, «Сиротский дом», который духоборцы именовали между собой Сионом. Явившись сюда с признанным уже авторитетом «пророка» и «Христа», Капустин для того, чтобы еще больше возвысить свой авторитет в глазах духоборцев, окружил себя, между прочим, таинственностью. Дом, в котором он жил, состоял из двух этажей, в верхнем – находилась на лицевой стороне галерея, на которую в известные дни выходил Капустин и показывался духоборцам, во множестве собиравшимся перед домом. При каждом таком выходе духоборческого пророка и царя, все собравшиеся падали на колена и с благоговением выслушивали его речь. Капустин же, «чтобы укрепить веру духоборцев в себя, как Сына Божия, говорил: «я действительно Христос, ваш Господь. Это так же верно, как верно то, что небо простерто над моей головой, и что землю попираю своими ногами. Итак, падите ниц предо мною и обожайте меня»! И все падали и молились ему. Иногда Капустин сидел у себя наверху, в зале, причем собравшиеся духоборцы входили к нему – в одну дверь мужчины, в другую женщины, – и все благоговейно принимали благословение от него.

Укрепив подобными средствами свою власть над духоборцами, Капустин распоряжался всеми делами бесконтрольно и управлял деспотически. Высшее, хотя и негласное, управление всем духоборческим обществом. собравшимся на юге России, сосредоточивалось в руках пророка – Капустина. Правда, в каждой отдельной слободе духоборческой была своя общественная сходка, в которой участвовали все взрослые мужчины, и которая решала все дела, касавшиеся целого общества; но все такие сходки бывали обыкновенно слепым орудием в руках дальновидного и опытного царя-пророка. Тайные указания и распоряжения его всеми исполнялись беспрекословно, а малейшее сопротивление ему впоследствии стало караться обыкновенно смертною казнью, причем осмелившиеся делать это исчезали бесследно. Высший суд над духоборцами принадлежал также царю-пророку, решение которого считалось, окончательным и безаппеляционным. Пользуясь неограниченною властью в делах религиозных, Капустин присвоил себе такую же власть и в делах хозяйственных. Обратив все состояние духоборцев в одно общественное хозяйство, Капустин неограниченно и бесконтрольно распоряжался им и один получал с него доходы. Впоследствии, как будто утомившись экономическими распоряжениями, он продал общественный скот, оставив общине только часть его, из прочего достояния часть разделил между духоборцами, а важнейшую удержал у себя и, таким образом, оставил своему роду богатое состояние. Дележ был самовольный, а которые считали у себя до 1000 штук скота, а получили сотню, но роптать никто не осмелился.

В помощь себе он установил особый совет, состоявший из 30 лиц, из которых 12 исполняли обязанности апостолов. Управление совета, руководимого Капустиным, было построено всецело на системе страха, шпионства и крайнего деспотизма. Желая власть свою закрепить за своим потомством, Капустин воспользовался учением о переселении души Иисусовой и стал учить, что душа Иисуса Христа переходит преемственно от отца к сыну в одном и том же избранном роде, именно, в роде Капустина. Вследствие этого в духоборческом обществе явилась наследственная верховная правительственная власть, которая в течение почти ста лет принадлежала священному роду Капустиных-Калмыковых.

По смерти Савелия Капустина (ок. 1820 г.), должность пророка и высшее управление духоборцами перешли к сыну его Василию, принявшему с целью лучшего укрывательства от гражданской власти фамилию нареченного отца Калмыкова. Василий Калмыков был совсем непохож на своего отца, не отличался ни умом, ни силою воли, кроме того, он был развратный человек и алкоголик. Тем не менее, духоборцы беспрекословно признали его власть над собою, и он полновластно и деспотически управлял духоборцами в течение 12 лет. После смерти Василия (1832 г.), место его занял сын его Илларион Калмыков, который пошел по следам своего отца, предался пьянству и распутству. Вследствие этого в духоборческой общине водворились большие беспорядки и она лишалась того цветущего состояния, в котором находилась прежде. Сиротский дом сделался местом возмутительных оргий. При жизни Савелия Капустина, в сиротском доме содержалось несколько престарелых мужчин и женщин для пропитания и несколько девиц подготовлялись в запевалы. Но при Калмыковых девицы вытеснили из сиротского дома всех стариков и старух и содержались там с предосудительною целью. Совет 30 стал гнездом преступлений и обратился в трибунал жестокой и кровавой инквизиции. Дом, в котором происходили заседания этого судилища, назывался «рай и мука». Достаточно было легкого подозрения в измене духоборчеству, чтобы подвергнуться самой жестокой пытке. Комиссия, назначенная правительством и производившая расследование с 1835 по 1830 г., при всем упорстве духоборцев и умении их скрывать тайные злодеяния, обнаружила 21 убийство. Оказались люди, погребенные заживо, трупы обезглавленные и изуродованные. Воды р. Молочной не раз выбрасывали кости убитых и утопленных; земля и Азовское море покрыли других вечным молчанием.

По окончании правительственного расследования, открывшего множество злоупотреблений и страшных преступлений, последовало в 1839 г. Высочайшее повеление, «чтобы все духоборцы переселены были из Молочных вод и водворены в закавказской провинции» под строгий надзор. ⁹

Переселение духоборцев за Кавказ происходило отдельными партиями и продолжалось с 1841 по 1845 г. С этого времени начинается третий период в истории духоборцев, который продолжается до смерти последней правительницы из рода Калмыковых Лукерьи Васильевны (1886 г.).

В течение почти полустолетия спокойно, мирно и привольно жили духоборы в Закавказье, имея свои поселки главным образом в губерниях Тифлисской, Елизаветпольской и Карской. Здесь так же, как и на Молочных водах, они представляли собою особое «духоборческое государство» в государстве. Верховная власть в этом государстве принадлежала потомкам наследственной «священной династии» Калмыковых – сначала Иллариону Калмыкову, скончавшемуся вскоре после переселения, потом сыну его Петрушке Калмыкову, а после его смерти (1864 г.) жене его «богородице» Лукерье Васильевне, которую духоборцы обычно титуловали «их милость» Луша. Резиденцию свою духоборческие управители имели в с. Горелом, в так называемом, «Сиротском доме», который сосредоточивал в себе и отправлял все функции духоборческого государственного учреждения. Сиротский дом – это огромное в центре села подворье, обнесенное стеною, заключающее в себе множество всевозможных жилых и нежилых построек. Все это созидалось и поддерживалось на общественный счет всего духоборчества и считалось «Сионом» и «Лаврой» духоборчества. Сиротскому дому в пользование управителей выделено было духоборами до 1,500 десятин общественной земли. В Сиротском доме при управителях Калмыковых, отличавшихся разгульной жизнью, свита была более женская, при Луше же – мужская. Главный домоправитель и хозяин назывался атаманом Сиротского дома. На эту должность Лукерья Васильевна, но вступлении в управление, назначила Ваню Батурина, который долгое время заведовал «духоборческим Сионом». Другим важным лицом при дворе «ее милости» Лукерьи Васильевны Калмыковой состоял Алеша Зубков. На Зубкова была возложена трудная обязанность – быть старшиною духоборческой волости и вести все сношения с административными органами власти, носящими у духоборов название «халдеев». Все искусство его «внешней политики» заключалось в умении поставить дело там» чтобы власть была духоборами всегда довольна и поменьше всматривалась и вмешивалась в их внутреннюю автономную жизнь. В течение 30 лет бессменно Зубков был старшиной и в тоже время правой рукой и главным советником правительницы Луши. Местная интеллигенция метко называла его «духоборческим Бисмарком», и это название. характеризуя общественное значение Зубкова в духоборчестве, вполне подходило к нему и по внешнему сходству черт лица Зубкова с обликом германского канцлера.

С начальством Зубков удивительно умело ладил и считался образцовым старшиною. Подати, который духоборы называли «данью», он взносил за полгода ранее срока, заимствуя их из общественного капитала, а после собирал взнесенную сумму по своей уже раскладке, причем бедные освобождались от подушных повинностей. И губернская и уездная власти не могли нахвалиться исправностью духоборов и их старшины, за что делались всякие льготы и попущения этому «образцовому» в крае населению. Проезжающих через Горелое гостей, военных и должностных лиц – «послов русского царя», по выражению духоборов – Зубков умел всегда принять, как нельзя лучше. Все военные высшие и именные чины, которым нередко приходилось следовать по этому тракту в Карс, особенно же во время войны, отлично знали Зубкова, его удивительную сметливость и всегда толковую распорядительность и предупредительность. В Сиротском доме путешествующие военные и гражданские чины находили и стол, и дом, и чудный винный погреб с шампанским включительно. Духоборческая управительница и сама любила соревноваться с офицерами в количестве выпитого шампанского, причем, с восторгом вспоминают духоборы, как офицеры все «уж выпивши, а у ее милости и в глазу ничего нет». Во время последней русско-турецкой войны, Зубков посоветовал Лукерье Васильевне не колеблясь исполнить просьбу нынешней военной власти – предоставить духоборческие фургоны для перевозочных надобностей военного времени. В одни сутки Зубков скомандовал снарядить 600 парных фургонов, и духоборы в этом отношении оказали, действительно, важную услугу действующей в Закавказье нашей армии. Правда, и сами они хорошо в это время заработали, получив от казны за перевозочные средства около 1,5 миллиона.

Благодаря хитрой, ловкой политике Зубкова, духоборы приобрели особое благоволение власти и массу вольностей. Так, например, управительница их Луша завела свой вооруженный конвой, в несколько десятков всадников, в костюме чуть не конвоя Его Величества. Конвой этот мчался за духоборческой правительницей всегда и везде, по городам и селам, даже когда она появлялась в Тифлисе, на глазах у высшей власти ¹⁰.

Время управления духоборчеством Лукерьи Васильевны и Зубкова считается духоборами цветущей эрой во всех отношениях. При кутиле Петруше Калмыкове духоборы очень распустились, обленились и много пили. При похоронах напр., Петруши духоборами закуплено было и выпито до 3000 ведер водки, так что в окружности в этот день нигде в духанах (кабаках) нельзя было найти и полуштофа водки. Лукерья с Зубковым принялись за исправление нравственности духобор. Пьяных крепко порол на конюшне Сиротского дома сам Зубков.

Суд и расправу чинили не по законам волостного управления, а по кодексу духоборческих законов, утверждала же решения суда сама правительница. При всяком случае уклонения от установившегося режима применялась система жестоких наказаний: кошки, плеть, подземелья. Духоборов пороли, как нигде в мире, пожаловаться никто не смел и в силу верований в непогрешимость власти правителей, и в силу страха подпасть большим наказаниям. К своему суду и расправе духоборы допускали даже и туземцев, имевших какие-либо столкновения с сектантами.

Вследствие этого естественно, что в течение 50 лет не возникло ни одного дела по жалобам духоборов на своих членов ни в административных ни в судебных учреждениях. Такое своеобразное поведение духоборцев, по-видимому, нравилась местной власти, возбуждало симпатии и вызывало горячие похвалы спокойному, трудолюбивому духоборческому муравейнику – как образцовым плательщикам податей (дани) и тихим скромным людям, а того, какие жестокости производились в подземельях и на конюшнях Лукерьи Васильевны, никто и знать не хотел. В течение целых десятилетий духоборы привыкли слепо повиноваться своим правителям, веруя, что душа Иисуса Христа преемственно переходит от отца к сыну в священном роде Калмыковых. Строжайшая дисциплина, закрепленная еще на Молочных водах терроризмом, отучила их от собственной мысли и воли. Даровитые от природы дородные, рослые, здоровые, приятные по характеру – это были дети природы, у которых грамота и просвещение в течение столетия подвергаюсь остракизму их вожаками. Поэтому, духоборцы представляли собою массу темную, слепую, суеверную. Как пчелы около своей матки, так и они группировались около своего «Сиротского дома, слепо и беспрекословно исполняя веления своих правителей, как бы под час прихотливы, нелепы и даже, прямо незаконны они ни были. Духоборцы привыкли жить, как автоматы, и даже не представляли себе возможности жить без высшей руководительной воли ¹¹.

Но вот в 1886 году умирает обожаемая духоборцами правительница Лукерья Васильевна Калмыкова. Со смертью духоборческой «богородицы», как называлась Лукерья, наступило время смут и неурядиц в жизни духоборцев. Прямого наследника и преемника умершая «богородица» не оставила по себе. Из-за выбора нового управителя духоборцы разделились на две партии. Одна из них признала своим правителем Петра Веригина, молодого духобора, секретаря и фаворита «их милости Луши». Эта партия стала называться «писанной» или Веригинской, другая же партия не захотела записываться «под Веригина» и стала называться «неписанной».

Права свои на духоборческий престол Веригин, помимо своей близости к Луше, основывал на том, что мать его публично признала его сыном бывшего управителя и главы духоборческого Петра Калмыкова. Это обстоятельство чрезвычайно возвысило авторитет Веригина в глазах темной духоборческой массы, и почти 2/3 духоборцев признали его своим главой. Но более благоразумное и главное влиятельное меньшинство духоборческого общества решительно отказалось вверить свою судьбу тщеславному, самоуверенному, молодому самозванцу. Это меньшинство составили преимущественно жители села Горелого, в котором находился «Сиротский дом» и которое служило как бы столицею духоборческого Закавказского общества. Во главе меньшинства стоял Алеша Зубков, который все усилия употребляет к тому, чтобы не дать Веригину осуществить свое честолюбивое намерение.

Еще при жизни Лукерьи, сделавшись самым приближенным к ней человеком, фаворит красавец Петр Веригин неохотно мирился с могучим влиянием на свою поклонницу Алеши Зубкова. Зубков, в свою очередь, не переваривал выскочки, недостойного претендента на духоборческий престол. Он ясно понимал, что Веригин ничего, кроме зла, не принес «духоборческой нации». Началась глухая борьба между старым, травленным честолюбцем-советником и молодым, заносчивым любимцем властительницы. Были моменты, когда Лукерья соглашалась с Зубковым, что Веригина надо удалить от себя и из Сиона. Раз Петрушка, возвращаясь откуда-то с пирушки дорогой «действием» оскорбил «ее милость», а приехавши домой, начал, как бешенный, стрелять в потолок и стены из револьвера, тем страшно перепугал «богиню». По настоянию Зубкова, на другой день Лукерья Васильевна приказала Веригину собираться в ссылку в Славянку, и все было уже готово к его отъезду. Зубков торжествовал свою победу. Но, оказалось, ненадолго. Как только ушел грозный Зубков, Веригин успел вымолить у своей обожательницы прощение и был якобы временно оставлен при «Сионе». Зубков с досады долгое время не являлся «ко двору».

После смерти Лукерьи, которая поразила духоборцев своею неожиданностью (она умерла 46 л.), началась открытая борьба Зубкова с узурпатором Веригиным. Последний, в течение шести недель поминок, успел составить себе многочисленную партию, и открыто хвастался, что он, вступив на престол «освежует» Зубкова, шкуру спустить с него – халдея. Веригин для этого уже приготовил было длинную ременную плеть с дорогой рукояткой, и составил стихи: «плети длинные навяжем, путь неверным мы укажем» ¹².

Боязнь за себя, за свою власть, за благоденствие духоборческой нации вынудила Зубкова прибегнуть к крайней мере – донести правительственной власти о намерении Веригина сделаться «царем духоборческим». Поэтому, когда Веригин пожелал, было силою овладеть «Сиротским домом» и, таким образом, захватить в свои руки общественное достояние и капиталы, а вместе с ними и верховную власть над духоборцами, то меньшая партия во главе с старшиною с. Горелого Алешей Зубковым обратилась за помощью к правительственной власти, прося у нее защиты от насилия Петра Веригина с его сообщниками. Гражданские власти, действительно, не допустили насильственных действий Петра Веригина и сам Веригин, как виновник внутренних смут и волнений в среде духоборцев, открыто выдававший себя за пророка, и называвший – «царем над царями», был выслан в административном порядке в Архангельскую губернию, в г. Шенкурск.

Духоборцы и особенно люди, понимающие среди них, скоро увидали, какую ошибку сделали они, дав возможность гражданскому начальству проникнуть в их внутреннюю жизнь, но было уже поздно. Большинство возненавидело «Гореловцев», которые первые обратились к правительству за содействием и, таким образом, с точки зрения духоборческой явились изменниками. Веригинцы Зубкову посылали проклятия, открыто заявляя, что Алеша Зубков «предал отечество». Тогда духоборцы окончательно перессорились и разделились на две партии: большую «Веригинскую» и меньшую «Гореловскую», или, как называли ее в насмешку члены первой партии, «правительственную». Между последователями той и другой партии установились крайне враждебные отношения и полная разобщенность.

И вот, начинаются восьмилетия скитания духоборов той и другой партии по судам из-за Сиротского дома и общественного капитала, без всяких понятий о сложной процедуре судебной тяжбы – сто тысячные расходы с той и другой стороны на адвокатов, которые, по выражению духоборов «подправляли дело». По определению суда Сиротский дом и общественные капиталы перешли Губанову, как наследство после смерти его сестры. После судебного решения о присуждении династического капитала Калмыковых в пользу Губановых, Веригинская партия сейчас же начала производить сборы денег для составления, в противовес Гореловской, особого капитала, и образовалось 108 тысяч «из половинок», т. е. каждый по совести давал половину наличной суммы на образование общественного «столба» партии. Далee, после проигрыша дела в судебной палате о постройках Сиротского дома, Веригинская партия, не теряя надежды на возвращение Петруши, выстроила за общественный счет в Карской области, на усадьбе отца Веригина, в с. Терпение, свой обширный Сиротский дом (стоимостью до 8 тысяч), в котором духоборы этой партии и стали собираться на молитву.

Большие расходы несла также партия Веригенцев на содержание роскошного Петруши в ссылке, куда ему посылались деньги тысячами из общественного капитала, лошади (между прочим, белый конь, с которого снята карточка и хранится у духоборов); есть даже указания, что услужливые поклонники Петруши отправляли для удовольствия своего «вожака» и невинных девушек – духоборок. Дорого стоила также посылка Веригину «ходоков и вестников», которые целыми фалангами курсировали в течение нескольких лет между крайним севером и Кавказом. Расходы по этой статьe (в том числе и по приобретению уездного начальства запрещенных губернатором к выдаче паспортов, от 200 до 500 р.) приняты были духоборами на свой счет.

Во все время пребывания в Шенкурскe Веригин поддерживал живые связи чрез «послов» и оттуда издавал повеления темной массe духоборов. Духоборы всячески старались добиться возвращения Веригина из ссылки и утешали себя надеждою, что им возвратят их «царя». Особенно эта надежда ожила среди них, когда, по случаю радостных событий в Царствующем Доме объявлялись русскому народу разные милости. Но надежда духоборцев не осуществилась, и это немало содействовало возбуждению и озлоблению среди Веригинцев, и еще более оттолкнуло их от правительства. К этому, между тем, присоединилось другое, более важное обстоятельство. В убеждениях самого Веригина произошла крутая перемена, – он был совращен в толстовство. Находясь в ссылка, Веригин сошелся с некоторыми лицами, которые познакомили его с толстовскими идеями. Воззрения Толстого пленили «царя» духоборцев, и он увлекся ими. Чрез депутатов, которые по временам являлись к нему от духоборцев из Закавказья, он передавал свои убеждения и этим последним. Под влиянием новых идей и новых веяний среди Веригинцев произошло разделение. Некоторые начали усвоить новые идеи Веригина, т. е. идеи толстовские, и выделяться в особую партию. Образование этой партии особенно помогла энергичная пропаганда толстовства, начавшаяся среди духоборов в девяностых годах прошлого столетия административно поселенными в Закавказье толстовцами. Толстовщина совершенно выбила из колеи духоборческую массу Веригинской парии и послужила источником позднейших беспорядков и волнений ¹³.

3.

В 1891 г. в духоборческом селе Башкичетах поселены были административно высланные за религиозно социалистическую пропаганду среди крестьян с. Павловки Харьковской губ., князь Д. А. Хилков, а также дворянин Бодянский – ярые толстовцы. Князь Хилков, который уже ранее был знаком с духоборцами (во время военной службы на Кавказе в русско-турецкую войну), обратил особенное внимание на секту духоборческую, начал изучать ее религиозные и моральные воззрения, собирать псалмы и письменно работать над этим деcлом. Он дружески сошелся с местным населением, благодари лечению духоборцев, пчеловодству и сельско – хозяйственным работам совместно с ними. Записав исповедание веры духоборческой и нашедши его крайне извращенным, а религиозное сознание духоборцев и нравственное поведение низко упавшим, Хилков и Бодянский принялись за исправление духоборческого катехизиса и издали его в новой исправленной редакции, под названием «Исповедная песнь христианина». Авторы, применяясь к прежней духоборческой форме изложения и распорядку вопросов, ввели в духоборческий символ толстовское толкование религиозных истин и внесли ряд новых социально – политическим вопросов, на которые ответы даны в духе чистой анархии. Есть основание предполагать, что к этому делу приложил свою руку и граф Л. Н. Толстой, так как в 1892 г. он вел переписку с Хилковым о духоборцах, по поводу неутешительных наблюдений последнего над нравственной жизнью сектантов.

« Исповедная песнь» была издана во многих экземплярах на ремингтоне, и издания эти во множестве распространялись среди духоборцев. Вместе с тем толстовцы раздавали духоборцам издание фирмы «Посредник» и «Царствие Божие внутри вас». Распространение толстовского учения, помимо книжной пропаганды, велось, главным образом, путем устной проповеди. Для этой цели в Башкичетах с Хилковым проживали толстовцы – сумской мещанин Прокопенко, студент Дудченко; в качестве рабочих нанимались к духоборам за 1 руб. 50 коп. в месяц бывший студент университета Романов, крестьянин Харьковской губ. Сераж и др. Не имея, как поднадзорный, большой свободы для разъездов» по сектантским селениям, князь Хилков часто принимал у себя в Башкичетах духоборов из других мест и вел с ними беседы, так что можно сказать, почти все духоборы знали князя, и редко кто из наиболее активных деятелей последнего периода жизни духоборья не посетил «милого человека» князя «Митю», как называли его духоборцы.

Входя в общение с духоборами, толстовцы старались, прежде всего, воздействовать на лиц более влиятельных среди веригинской партии и развитых, которые в тоже время более других были ожесточены против правительства. К таковым принадлежала многочисленная родня ссыльного главы партии Петра Веригина и его сообщников. И вот, скоро в толстовство совращаются братья Веригины Василий и Иван, Конкин, Верещагин, Объедков, Худяков и другие. Прежде чем открыто начать проповедь нового учения, эти вожаки веригинской партии путешествуют сначала в Москву и Петербург как бы на выучку к толстовцам, и в Архангельскую губ. к Веригину, по-видимому, за советами. В Петербурге и в Москве они несколько месяцев проживали в кругу последователей графа Толстого, познакомились и с самим гр. Толстым. Последний, как это видно из переписки его с друзьями, остался в восторге от духоборов. В одном из своих писем он говорит, что ему «удалось войти в сношение с Петром Веригиным и видеть его брата и друга»... «Люди эти, пишет восхищенный граф. имеют внешность необыкновенно образованных людей, они одеты по-европейски, вежливы, торжественны в приемах. Веригин человек глубоко-религиозный» и т. д ¹⁴.

После полуторагодового странствования по России, в конце 1893 г., упомянутые духоборы возвратились на родину ярыми толстовцами и с выработанною программой действия. Особенно выдавался из них Конкин, который тотчас же по возвращению повел открытую проповедь толстовских идей среди духоборцев и требовал подчинения им от имени повелителя Петра. При этом он внушал темной массе духоборцев, что учение это не новое, а исконное духоборческое, но лишь забытое за суетою мирскою и греховностью, в которые впали духоборы. Конкин проповедовал с необычайным фанатизмом, как верующий толстовец, обливался слезами во время проповедей. Явился на родину Конкин преобразившимся совершенно и по внешнему виду.

Вопреки духоборческому обычаю, он отпустил по плечам длинные волосы, костюм его тоже был иной (духоборы все коротко стриженные и бритые, носят свой традиционный синего цвета костюм). Не уступали Конкину в усердии проповедовать толстовщину и братья Веригины, Верещагин, Объедков, Новокшеновы и другие.

Агитаторы объезжали все духоборческие селения Тифлисской, Карской и Елисаветпольской губерний, везде устраивали богомоления, после которых велись продолжительные увещания и проповедь новых, хотя во многом сродных, а во многом и прямо приятных духоборцам воззрений, особенно в том, что шло против ненавистного правительства. Читались письма и наказы якобы от Петра, устная проповедь подкреплялась чтением Нового Завета и книг толстовских «вычитывали в смыслах», как выражались духоборы. Проповедники проживали по неделям в каждом селе, беспрерывно по утрам, днем и вечером собирались для молитв и бесед.

Назойливая, настойчивая, экзальтированная проповедь эта повергла в ужас темное духоборье, поразила, как гром, породила в суеверной массе целый ряд легенд о наступлении последних времен, о новом царстве, где будет «пища неистощимая, рубахи неизносимые», в царство это скоро введет их Петруша, явившись на белом коне. Возражать и критиковать новые идеи некогда было, ибо события – одно за другим – шли быстро и, притом, никто не смел, возражать, так как новое учение толпе выдавалось, как заповеди сосланного, злопострадавшего от беззаконного правительства, вождя этого учения.

Фанатическая одушевленная проповедь нового учения, преподаваемая «последним ангелом» (как называли духоборы Конкина) воплотившегося их Бога – Петра, с неимоверною быстротой завладевала умами и сердцами духоборов. И неудивительно, если духоборы – веригинцы, предоставленные сами себе, лишенные твердой и сильной власти, с которою они так свыклись в течение вековой жизни своей общины, озлобленные до безумия, экзальтированные до неистовства, стадно ринулись в омут нового учения, подобно тому, как в ночную пору бабочки кидаются на зажженную свечу и здесь погибают...

Нельзя, однако, не заметить, что пропаганда велась с хитрою постепенностью, отправляясь от более знакомых духоборцам коммунистических начал. Сначала стали заводиться артельные мастерские – кузницы, швальни и др., затем введена была артельная запашка и уборка полей, далее последовало запрещение заниматься извозным промыслом и торговлей, бабам запрещено ходить в лавку, мужикам в кабак, запрещено наниматься в услужение и иметь у себя слуг.

Потом решено было, что не должно быть ни богатых, ни бедных среди духоборцев, я потому, надо внести все долги за членов Веригинской парии, что и сделано было с общего согласия и из общинного (половиночного) капитала. Далее, вожаки потребовали продать весь скот лишний и уравнять хозяйство и деньги. И решено было, но уже не единодушным большинством, оставить лишь дойный скот и рабочий, последний в количестве потребном для прокормления семьи и производства работ и применительно к числу душ дома; вырученные деньги должны быть внесены в общую кассу ¹⁵.

С этого момента начались уже протесты со стороны более зажиточных и здравомыслящих духобор, которые увидели и поняли, что новое учение, выдаваемое как заповеди Веригина, слишком уже явно пошло в разрез с традиционными воззрениями и бытовыми обычаями собственно духоборчества и угрожало полным разорением. Когда агитаторы толстовского учения потребовали слишком тяжелой жертвы в пользу коммуны: уравнения имущества и распродажи скота, то в среде веригинской партии произошел раскол. В главе отколовшейся партии стал умный развитой духоборец Алеша Воробьев, друг Веригина, путешествовавший к нему в Шенкурск. Представители этой воробьевской (как она стала называться) партии построили на следующих соображениях свою оппозицию фанатическому увлечению веригинцев: «по нашему духоборческому учению Христос может воплотиться только в духоборца, а так как Веригин принял новое учение, то он уже не духоборец; следовательно, и Христос не мог в него воплотиться, а раз он не Христос, то и повиноваться ему не следует». Мысль эта, как совершенно с точки зрения духоборческого учения последовательная и логичная, заставила многих оглянуться, одуматься и, отделившись от веригинцев, образовать особую партию ¹⁶.

Как выше замечено, заповедь об уравнении денежных средств и о неимении ничего своего оттолкнула многих духоборов. Некоторые, не решаясь выложить все свое имущество, многими годами и трудами нажитое, предлагали внести в общую кассу две – три тысячи. Но агитаторы требовали непременно все и немедленно выложить на стол, а непокорявшимся предлагали тут же выйти из состава иерархии, говоря: «вы не наши братья, причем единомышленникам приказывалось прекратить с протестантами всякое общение. Большинство покорилось. Некоторые имели тысячи и сотни голов мелкого и рогатого скота, но должны были лишиться всего в нисколько дней. Иван Конкин с лихорадочной торопливостью успел в этом отношении разорить своих духоборцев, он как бы боялся, чтобы последователи его не одумались и не остановились на полдороге; он понимал, что, покончив с имуществом, хозяйством, духоборы далее уже пойдут на все, хотя бы и на смерть... И вот многие хозяева тысячи голов мелкого скота (баранты) распродали в два – три базарных дня. Когда некоторые неохотно повиновались заповеди о немедленной ликвидации «с лишним скотом и имуществом», то вожаки назначили «опекунов» для распродажи скота, согнали с гор всю баранту, разделили на два – три гурта, и скот, поганый на рынки туда и сюда, опекуны должны были в течение нескольких назначенных дней (3–5) распродать, за чтобы ни пришлось. Большинство скота продано было за невозможно дешевую цену, дорогие тонкорунные бараны шли за бесценок – по 2–3 руб. пара, и тогда то ловкие армяне отлично воспользовались чудачеством духобор. Из вырученных денег вожаки составили общинную кассу, в которую все члены партии должны были взнести все наличные деньги; кто не хотел, тех исключали, и они переходили в другую партию.

Тогда же духоборы – арендаторы поотказались от съемных земель, решив обрабатывать столько, сколько нужно для прокормления семьи. Поля засевались и обрабатывались артелью, урожай делили мерами по числу едоков, т. е. душ в семье. Впоследствии касса была поделена посемейно, причем, каждая семья получила по числу душ, несмотря на то, кто что дал: кто дал 2 р. и кто дал две тысячи – пользовались равными паями, так что многие духоборы потеряли на этой игре в коммуну значительные суммы.

Но вот Конкин скоро был выслан. Однако же, начатое им дело пропаганды не остановилось; его усердно продолжали другие, особенно же Василий Веригин. Последний, объезжая селения, собирал духоборов и читал им уже письма Конкина, в которых предписывались все новые и новые правила о том, что надо бросить, есть мясо, по заповеди «не убей», прекратить брачное сожитие, чтобы убить плод и прекратить род (Крейцерова соната), ибо наступают времена, когда не женятся и не выходят замуж. Далее, требовалось бросить службу двум господам, а служить одному Богу, т. е. не повиноваться начальству и не делаться «рабами человеков», отказаться от взноса податей, сначала мелких, напр., на сельскую администрацию, не исполнять подводной повинности, а затем уже и не взносить подушных и поземельных налогов, ибо земля Божия, и, наконец, не давать рекрутов, ибо война – зло и убийство. Все это подкреплялось неслышанным ранее духоборами и отвергнутым учением Евангелия, которое теперь появилось уже у всякого грамотного духобора веригинской партии.

Естественно, изложенные жестокие заповеди не могли быть приняты массою с легким сердцем, без коренной ломки семейной и бытовой жизни духоборов, без трагического потрясения всех основ секты.

Между тем, от слов переходили к делу.

Для объединения в действиях представители общины устроили съезды в Тифлисе, при участи толстовцев, чем и объясняется удивительная солидарность во всем духоборье, разъединенном между собою пространственно. C 8 ноября 1894 года в один день во всех духоборческих селениях Закавказья последователи нового учения, как один человек, прекратили употребление мясной и рыбной пищи, чаепитие, водкопие, курение табаку и сожитие с женами. Последняя заповедь и вегетарианство отразились страшным потрясением семьи: отец восстал на сына, дети на родителей, жены на мужей и – наоборот; происходили потрясающие сцены совершавшейся в духоборье трагедии. «Постники» – так стала называться партия, принявшая всю до мелочей толстовскую теорию с вегетарианством включительно – перестали иметь общение с теми, которые ели мясо, плевали вслед их, жены скрывались от мужей, оставляя их беспомощными с грудными младенцами; если ребенок поест мяса с отцом, мать не примет его, как нечистого; беременных не допускали в моленную, а мясников не хоронили на одном кладбище; были случаи, что постники не допустили в дом родных сыновей (мясников) попрощаться с умершим отцом или матерью. В каждом селении находилось по нескольку десятков семейств, совершенно разбитых; обыкновенно страдающими в этом движении более являлись мужья. Многие, пробившись месяца два без хозяйки, уступали фанатизму баб и записывались в постническую партию. Особенно цепко ухватились за новый бракоборный принцип женщины, на которых тяжелым бременем ложились раннее, чуть не с самого юного детства, замужество и многочисленное деторождение, а равно и бесстыдная половая распущенность здоровых мужей. Женщины, как более верующие в божество сосланного Веригина, приняли все воззрения нового учения – тупо, слепо, но с необычайным фанатизмом. В течение почти двух лет в постнической партии не было случаев заключения браков, рождения бывали, но в самом минимальном проценте. Все женщины постнической парии еще в начале движения распродали все серебряные вещи и украшения, сняли с кичек шелковые банты, мужчины галун с бешметов, как лишнюю для христианина суету и роскошь ¹⁷.

В тоже время началось и пассивное, сначала робкое, молчаливое уклонение, а затем и открытое противление «злу государственному». Духоборы-постники стали демонстративно уклоняться от исполнения всяких повинностей: подводной, податной, воинской, отказывались от полицейской и всякой другой службы. В июле 1894 г. духоборы д. Славянки не захотели дать лошадей следователю и доктору, такой же отказ в поставке лошадей офицеру имел место здесь же и в Октябре того же года; были подобные случаи и в Карской области, где подобное поведение духобор, однако же, местною администрациею не ставилось в серьез.

В августе 1894 г. в Славянку приехал Елизаветпольский губернатор нарочито для увещания и внушения духоборам, уклонявшимся от исполнения подводной повинности. Но духоборы устроили стачку и не явились к губернатору, заявив уряднику: «мы не признаем власти и, потому, не пойдем к губернатору, пусть сам явится, кого ему интересно видеть...» Так и уехал генерал- лейтенант кн. Нокашидзе ни с чем, и дерзкое самовольство прошло безнаказанно к торжеству духоборческих смутьянов. Позже (осенью 1895 г.) приезжает Карский губернатор к духоборам своей области, чтобы на месте убедиться в тревожных слухах об их анархическом образе мыслей и поведении. Духоборы собрались, выстроились рядами.

Подкатывает к сборной избе генерал-лейтенант Томич. Духоборы стоят в своих шапках, казацких краснодонных, как стена, опустив головы вниз. «Губернатор едет, шапки долой!»– кричат власти толпе... Духоборы не шевелятся, как бы ни слышат окрика, улыбаются. Губернатор, который любил и ценил духоборов, как надежнейший колонизационный элемент, как свое дорогое насаждение на границе империи, который не хотел допускать и мысли о подобном движении и еще в августе 1895 г. писал, что у него никакого брожения нет и не будет – в недоумении вопрошает: «что вы ребята, не узнаете меня, я ваш губернатор!» – «Мы властей неправедных не признаем, был ты ранее губернатор для нас, а теперь такой же господин, как и каждый из нас. Кто к кому приезжает, тот первый и шапку скидаетъ; поклонись вперед!. ты нам, тогда и мы тебе»... отвечали как бы по заученному духоборы. Требует губернатор лошадей по наряду для отъезда обратно в Карс. Духоборы отвечают: «не можем поддерживать насилия, – ты власть, служишь, насилию, нужны лошади, – граб, сам бери, вон лошади ходят, или вели чапарам (полиции)» ¹⁸.

Тогда же духоборы отказали администрации в исправлении дорог. При вызове их по наряду для исправления дорог они не являлись; а когда понадобилось наскоро исправить дорогу для предстоящего следования Государыни Императрицы Марии Федоровны в один монастырь, духоборы нагло отвечали: «кому надо ехать, тот пусть и исправляет». Была в Закавказье конская перепись, но Карсте духоборы не позволили ее произвести у себя. Не смотря на многократный приезд комиссии, уговор и приказания, духоборы ни за что не хотели привести своих лошадей – так перепись и не состоялась в Карских духоборческих селениях.

Отказываясь исполнять какие-либо распоряжения власти, духоборы самым язвительным образом издевались над местной администрацией, и все это проходило для них безнаказанно.

При восшествии на престол ныне благополучно царствугощего Государя Императора, духоборы Карской области никак не хотели подписать присягу и только, по настоянию участкового начальника, решились на подпись, под условием, что будут вычеркнуты из присяги слова: «до последней капли крови служить Царю и отечеству»; и начальство согласилось, уступая дерзости. Когда по волостям было приглашение о пожертвовании на памятник в бозе почившему Императору Александру III, никто из духобор не подписал ни копейки. Царские портреты духоборы-постники повынесли все из своих домов и пожгли.

В начале 1895 г. Ахалкалакские духоборы-постники заявили правительственному старшин, что списка по воинской повинности составлять не надо, так как они решили более не признавать Царя и властей, и воинской повинности отбывать не будут. Власти и тут думали, что смирные, тихие духоборы шутят. Но весной 1895 г. некоторые из солдат-духобор сложили оружие пи стали выходить из рядов войск, а ополченцы сдавать свои билеты, за что и были заключаемы в тюрьмы. В том же году избранный в старшины духобор Попов заявил, что «всеправедному кесарю» он служить не будет, дел волости не примет и никакой подписки не даст.

На содержание правительственных старшин постники не взносили денег, а при взыскании по суду, оказали в Елисаветпольской губ. массовое сопротивление, выпроводив с кольями полицию и судебного пристава, едва спасшихся от толпы «непротивленцев», что вызвало целый уголовный процесс.

В ночь на 29 июня (именины Петруши) духоборцы – постники всех трех губерний заранее условились сжечь все находящиеся у них в домах виды и формы оружия и произнести торжественное отречение от убийства, войны и воинской повинности. Торжественное аутодафе оружия духоборцами произведено по инициативе Петра Веригина: он послал в духоборье с места ссылки свое дорогое и любимое ружье (Веригин был страстный охотник), к которому прикрепил печатью письмо с наказом сжечь его ружье вместе с другими и дать обещание во всю жизнь никого не убивать и не воевать.

Таинственная, секретная подготовка к обряду торжественного сожжения оружия страшно разожгла фантазию темной обезумевшей массы, породила разные суеверные толки и навела панику на все духоборье. Среди женщин ходили нелепые толки, что Кавказ сгорит, что будет новое небо и грешная земля обновится, что Петруша появится на облаках, опустится на землю и будет восседать среди трех царей и судить неверных, а для них начнется с 29 июня царствие Божие и благодатная райская жизнь на земле.

Ахалкалакские духоборцы запаслись бочками керосину, несколькими пудами буры, чтобы при посредстве ее лучше расплавились металлы от многих сотен сожженного оружия и слились в один ком, который будет служить монументом на память потомству об отречении от «военного разбоя». Сожжение оружия совершено было с большою торжественностью. Горели ночью на горах (часов 11–12) облитые керосином кучи хвороста с положенным на него оружием. Далеко видно было это зарево и в тишине ночной разносились громкий треск и выстрелы от заряженных ружей и револьверов. Духоборы-постники, собравшись тысячами от мала до велика к месту сожжения оружия, в праздничных одеждах, стояли внизу горы, читали и пели псалмы всю ночь и совершали свою «литургию». В Карской области фанатическая толпа духоборов после сожжения оружия более суток пребывала без пищи в молитве, ожидая каких-то особых чрезвычайных явлений. Тоже было и в Елизаветпольской губернии, где духоборы-постники долго ждали чрезвычайных явлений в роде светопредставления; ложась спать, фанатики клали под подушку чистое белье в ожидании кончины века.

Таинственное приготовление к этому грандиозному аутодафе породило везде в противной партии страшную панику, в Ахалкалакском же уезде среди духобор Горельской партии разнесся слух, что духоборы-постники хотят сделать нападение на «дом сиротский». Толки эти послужили основанием к тревожному донесению уездного начальства Тифлисскому губернатору о готовящихся беспорядках в духоборье и к вызову последним в духоборье казачьей сотни. Можно только пожалеть, что губернатор избрал этот неподходящий момент для непосредственного воздействия на обезумевшую массу духоборов, явившись с казаками во время моления у священной пещеры нафанатизированной тысячной толпы. Произошедшие здесь при встрече беспорядки были крайне острого анархического характера, так что казакам пришлось употребить в дело нагайки. Духоборы нанесли оскорбление представителю власти князю Шервашидзе, бросая ему в лицо, в спину и под ноги ополченские билеты, причем, публично оскорбляли бранными словами священную особу Государя Императора. Нужно сказать, что не знай, князь-губернатор ранее духобор с самой приятной стороны, ему трудно было бы воздержаться, чтобы не пустить в дело оружие и не перебить безумцев во время Ахалкалакских беспорядков – так дерзко попиралась здесь власть правительственная. Духоборы, при этом, были так экзальтированны, что видели целою толпою на небе виденье. Подняв глаза к небу, они пали на колена и кричали: «вот Петруша, наш спаситель, вот он, батюшка»... Иллюзия до того была реальна, что и губернатор, и свита его тоже начали смотреть вверх и искать в облаках «Петрушу» ¹⁹.

После событий 29-го июня во всем духоборье ополченцы начали производить сдачу свидетельств!., бывшие же в рядах войск сложили орудие к ногам своих командиров. За свое преступное поведение несколько сот бунтовщиков были заключены под стражу и привлечены к ответственности по делу о составлении духоборами противоправительственного преступного сообщества. Скоро все тюрьмы были переполнены, пришлось нанимать частные помещения для арестуемых, а число духоборцев, желавших пострадать, все увеличивалось. Жены ^– посылали своих мужей, матери–детей, и не давали им покоя, пока те не сдадут ополченских свидетельств; провожая же, говорили: «чтоб тебе не вернуться домой, пострадай, дитятко, за Христа». Об арестованных и заключенных в тюрьму женщины, с какою то болезненною, экзальтированною радостью говорили: «ну, и, слава Богу, что сидят – они себя Христу подарили», и тут же прибавляли: «не убойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу... Мы теперь об одном заботимся – о душе».

Таким образом, под влиянием пропаганды толстовства среди духоборцев выделилась крайняя партия духобор-постников. Решительно отрицая государственность, постники составили преступное сообщество и вызывающе дерзко заявляли о своем непризнании царя, власти и законов, а затем скоро же демонстрировали свои анархические воззрения на целом ряде преступных противоправительственных деяний. Им внушено было называть себя уже не духоборами, а особым именем «христиане всемирного братства».

Чтобы успокоить беспокойную, возбужденную, нафанатизированную толпу духобор-постников, стадно ринувшихся в омут анархии, а также чтобы предохранить оставшуюся спокойною часть духоборческого населения, Кавказская администрация признала необходимым немедленное удаление духобор мятежной партии и расселение их по губернии маленькими группами по 2 – 3 семьи среди туземного населения. Прежде, чем приступить к исполнению этой суровой меры, Тифлисский губернатор кн. Шервашидзе употреблял настойчивые усилия, чтобы склонить духоборов к повиновению и соглашению с властью. Он призывал к себе некоторых из лично знакомых ему духобор-постников, вел с ними откровенную беседу, увещевал их бросить нелепые затеи и возвратиться к прежнему мирному образу жизни. Но увещания его не привели ни к чему. Известие о переселении духоборы-постники встретили с проявлением величайшей радости и просили только об одном, чтобы их скорее двинули в путь. При объяснении с губернатором они вели себя спокойно, относились к его власти с совершенным почтением, но говорили, как люди вполне убежденные, бесповоротно принявшие известное решение. Объяснения их сводились к следующему: «мы пощады себе не просим, мы сделали то, что нам поведено свыше, мы служим одному царю, а вы другому; вы одни люди, а мы другие, мы здесь более жить не можем, возьмите нас поскорее отсюда, здесь мы никого не будем слушать». Духоборы опасались, как бы правительство не отменило своего распоряжения, и наперерыв друг перед другом хлопотали попасть в первую партию ссылаемых, уверяя, что они то и есть самые беспокойные. Находились некоторые духоборы и духоборки второй партии (воробьевской), внесенные по их заявлениям в особые списки, ни в чем не замеченные, просившие о высылке.

8-го июля, т. е. через неделю после начала беспорядков, двинулась первая партия ссылаемых. Желая еще раз попытаться склонить духобор к повиновению, кн. Шервашидзе отправился к каравану один пешком, как бы прогуливаясь, и снова уговаривал их, но тщетно. Ссылаемые в почтительнейших выражениях благодарили князя за внимание к ним, за участие к детям и просили не утруждать себя беспокойством за их судьбу, «там живут люди, говорили они, следовательно, и мы проживем; нам будет там лучше, чем здесь, где нам никак нельзя более оставаться».

Таким образом, летом 1895 г. около 4 тысяч Ахалкалакских духобор-постников было расселено по туземным селениям Горийского, Душетского и Тионетского уездов, Тифлисской губернии. Туземное население встретило пришельцев с гостеприимным добродушием, свойственным грузинам. Духоборы, памятуя исконные пропагандистские традиции своей секты, вначале старались привлечь к себе крестьян-туземцев путем ласки, отзывчивости, личного дарового труда в пользу бедных и щедрой помощью последним; так что в первое время они даром молотили, убирали хлеб, дарили бедным свое платье, отдавали недельный заработок. В г. Tиoнетах, между прочим, имел место следующий случай.

Вскоре по прибытии в Монеты, духоборы увидели, что среди местного населения очень много нищеты, крайне бедно одетой. Тогда они откупают у еврея оптом в крупную цифру небольшую лавченку с красным товаром и объявляют, чтобы все, кто нуждается в платье, шли получать товары из лавки. Нахлынувшая толпа бедняков была, по возможности, удовлетворена и, конечно, восхваляла духоборцев, как посланных самим небом ангелов света и добра. Достойно внимания, что духоборы явно и демонстративно предпочитали бедный народ богатым и интеллигентным людям. Так, напр., если кто давал за продаваемую духобором лошадь 100 р., а бедняк туземец 20 руб., то духобор тотчас отдавал последнему; офицерам ни за какую цену не хотели ничего своего продавать. Крестьянское население не оставалось в долгу и старалось угождать духоборам всем, чем могло; главным образом – предоставлением своих домов под жилье духоборам, причем, гостям отдавалась лучшая часть дома, а хозяева-туземцы помещались в (худших половинах. Но более всех радо было поселению духоборцев, стяжавших известность прекрасных рабочих, земледельческое поместное дворянство – в лице их оно надеялось найти дешевую полезную рабочую силу.

Однако же, духоборы не оправдали ничьих, возлагавшихся на них надежд. И крестьяне, и поместные дворяне скоро разочаровались в духоборах. Прежде всего, духоборы в течение двух лет расселения упорно уклонялись от сельскохозяйственных работ по найму у помещиков, несмотря на то, что некоторые владельцы предлагали им обработку земли на самых выгодных условиях. На железнодорожные работы расселенные духоборы не хотели совсем идти, рассуждая так, что де чугунка вещь вредная, так как она нужна главным образом для войны и насилия, а потому де им, духоборам, как истинным христианам, негоже поддерживать то, что облегчает торжество насилия. Затем скоро дали себя почувствовать туземцам социалистические тенденции духобор-анархистов. Так, «христиане всемирного братства», заняв даром представленный им в помещичьих усадьбах квартиры, пользуясь пастбищами и огородами, не хотели оказывать взамен того решительно никаких услуг гостеприимным владельцам: выказывали явное пренебрежение к титулу дворян, беков, князей, стараясь ронять в глазах крестьян-туземцев престиж владельцев. Труд свой они ценили страшно дорого, запрашивая против существующих цен двойную плату решительно за все. Выпуская лошадей своих без разрешения владельцев на луга, вырубая лес для топлива, духоборы не хотели ничего за это платить, говоря, что земля, вода и трава Божии – для всех созданы. Эти же социалистические мысли духоборы начали проводить знающей по-русски дворне владельцев. Некоторые помещики скоро признали нежелательным близкое соседство духоборов и предложили бесплатным квартирантам оставить их усадьбы. Установив гордый высокомерный взгляд на все окружающее туземное население, скоро также прекратив прежнюю даровую помощь беднякам, духоборы впоследствии вызвали значительное охлаждение к себе и в простом народе.

Конечно, не сладка была жизнь расселенных духоборов, но все же положение их не было столь бедственным и отчаянным, каким оно изображалось тогда во многих тенденциозных корреспонденциях с Кавказа. Среди расселенных все время существовала самая широкая взаимопомощь, которая не допускала, чтобы кто-либо терпел большую нужду. Многие духоборы владели значительными средствами, частью вырученными при продаже своего хозяйства, частью из остатков от нажитых капиталов; сами духоборы определяли всю имеющуюся у них сумму в 200–300 тысяч. Кроме личных средств, расселенные владели запасным общинным капиталом в 53 тысячи, которые были выделены из так называемого половинчатого капитала большой Веригинской партии. Этот запасной капитал оставался нетронутым и не расходовался на текущие нужды во время расселения, а сохранялся на случай переселения. Следовательно, о какой-нибудь гнетущей нужде не могло быть и речи. Скоро освоившись с своим новым положением, расселенные духоборы сплотились в большие группы, завели чисто коммунистический образ жизни, составили общую кассу, заведывание которой поручено было особым попечителям. Попечители снабжались значительною суммою из общинной кассы (по 5–7 тысяч при каждом выезде) и должны были периодически посещать расселенных и помогать нуждающимся, выдавая по усмотрению, кому на обувь, кому на одежду, кому на хлеб. Обыкновенно, они закупали оптом все необходимое для содержания расселенной массы и раздавали нуждающимся. Кроме того, из Карской области и Елизаветпольской губ., где духоборцы жили довольно зажиточно, постоянно направлялась к расселенным щедрая помощь хлебом, овощами, маслом и деньгами. Из Карской области отправляли в Тифлис партии пшеницы целыми вагонами. Сюда направлялись фургоны из места расселения с представителями от каждого кружка или коммуны; последние получали продукты и деньги соответственно числу едоков. Продукты складывались у попечителей кружка, сюда за продуктами каждый день являлись стряпухи общественных столовых. Кружок составляли нисколько семейств, которые имели общую столовую и все общее, не исключая даже платья и белья. Помимо братской помощи от своих единоверцев, духоборам оказывалась поддержка от русских и заграничных единомышленников и покровителей; так, в 1896 г. в Тифлис прислано было на имя княжны Н-дзе (толстовки) для духобор-постников 6 тысяч руб. собранных толстовцами.

По словам самих же духобор, у расселенных, кроме мяса и отчасти молока, был во всем достаток, что требуется для вегетарианского стола. Стол расселенных был скуден и невкусен, но не по недостатку продуктов, а вследствие слишком сурового вегетарианского режима, в силу которого из пищи изгнаны были не только мясо, но и рыба, из напитков – не только вино, но и чай. Духоборы считали грехом есть яйца, молоко, коровье масло и мясо и питались квасом, картофелем, борщем из овощей и постного масла ²⁰.

Ранее, как известно, по учению своей секты, духоборы не признавали постов и были вечными мясоедами, любили жирно поесть и крепко покутить. Естественно, что круто измененный насилием главарей быт вызвал изнурение и малярию. Особенно тяжело отражалось на детях это непривычное для организма питание, а также гибельно действовала сырая вода при запрещении пить чай. При знойном климате Кахетии употребление сырой воды порождало изнурительные кавказские лихорадки. На убеждения, что при лихорадке нельзя пить сырую воду, есть «тюрю из кислого хлеба и каких то лесных злаков» духоборы упорно твердили: «чай истинные христиане пить не должны, а убоина запрещена шестою заповедью–«не убий». Уже тогда в воспаленных головах сектантов поднимались вопросы такого рода, что-де, не грех ли ездить на лошадях, пользоваться шкурами для обуви и одежды? Главари с горячностью доказывали, ссылаясь на слова ап. Павла, что «тварь в свободу звана», а потому де скотина должна быть отпущена. «Мы – члены всемирного Христова братства не должны владеть никаким живым Божьим созданием, говорили духоборы, пусть другие, неверующие порабощают творение Божие, и лишь по неизбежной необходимости позволительно нам держать самое ограниченное число животных для услуг по дому и полю лошадей». От некоторых экзальтированных фанатиков шли такие речи: «вот доносим старые «коужих» и «чоботы», новых шить уж больше не станем». Одна из влиятельных духоборческих весталок уже тогда изгнала в споем обиходе шерстяное и ходила во всем полотняном из простого белого холста; ее духоборы второй партии прозвали «полуночной ведьмой» ²¹.

4.

В то время как духоборы несли законную кару за противление власти, виновники постигших их бед и разорений – толстовцы, желая возбудить сочувствие общества к невинно страждущим якобы за веру гонимым духоборцам, подняли в их пользу довольно оживленную литературную агитацию. В течение двух лет расселения на страницах русских и заграничных периодических изданиях то и дело раздавался вопль «о правительственном гонении» духобор, об окончательном разорении многих тысяч, об ужасающей нищете, болезнях и смертности среди них, о голоде и море якобы замученных русскою властью за религиозные убеждения совести и т. д. Все эти сведения шли из одного источника: они фабриковались интеллигентными просветителями покровителями духоборческой массы из передовых последователей графа Л. Толстого, при его одобрении, и потому представляли факты в тенденциозном освящении.

Как только духоборы-постники в июле 1895 года стронуты были с мест своей оседлости и расселены по туземным селениям Кахетии и Карталинии, на театр духоборческих действий явился эмиссар от толстовства, г. Бярюков, редактор изданий фирмы «Посредник». А уже 10 сентября 1895 г. из Ясной Поляны выпущена была пространная записка под заглавием: «Гонение на христиан в России в 1895 г.», с эпиграфом из евангельских слов «если Меня гнали, будут гнать и вас» (Иоан. 15, 20). «Гонение» г. Бирюкова гр. Л. Н. Толстой, снабдив препроводительным письмом, направил в редакцию английской газеты «Times», которая хотя и напечатала трактат г. Бирюкова и письмо гр. Толстого, однако не похвалила в своей передовой статье духобор за их «безумное отрицание государственности и неповиновение властям».

Приняты были толстовцами меры к широкому распространению сенсационных сведений о духоборческом движении в русском обществе и среди власть имущих; направлены были творения толстовцев и в редакции газет. Уже в августе месяце того же 1895 г. в «Неделе» появился целый ряд корреспонденций с Кавказа (принадлежащих, вероятно, тому же г. Бирюкову, писал в «Неделе» и сосланный духобор Конкин), в которых авторы изобразили трогательными в эпическом стиле подробностями порядок расселения духобор, прощанье «с мать-родной землей», взаимные лобзания и проч.

Зимой 1896 г. выпущено было за подписью г.г. Черткова, Бирюкова и Трегубова, другое, уже совсем слезливое, повествование (отпечатано на ремингтоне) о духоборах под заглавием «Помогите». Это – воззвание к русскому и заграничному обществу о денежной помощи расселенных духоборам-постникам. «На Кавказе теперь совершается ужасное дуло! (так торжественно начинается воззвание). Более четырех тысяч людей страдают и умирают от голода, болезней, истощения, побоев, истязаний и других преследований русских властей ^» и т. д. Воззвание это, по-видимому, имело довольно широкое распространение, оно было напечатано заграницею и рассылалось всюду; его можно было встретить и у великосветских дашковисток Петербурга, и у юго-западных штундистских главарей. Зимою 1896 г. в салонах столичных сектофилов г. Бирюков вел платные в пользу бедствующих духобор беседы об учении и жизни закавказских духобор.

В том же декабре месяце 1896 г. (датировано 28 числом) г.г. Бирюков и Чертков выпустили и распространяли при помощи того же ремингтона новое творение свое под заглавием: «Записка о положении духобор на Кавказе в 1896 г. « Записка эта имеет характер апологетический. Здесь защитники духобор негодуют на то, что официальные донесения о духоборах содержат якобы самые разнообразные клеветы; сердятся, вопиют и бранятся по поводу того, что «факты, достоверно им известные», по официальному расследованию, оказались «совсем не достоверными». Более всех провинились пред защитниками духобор Тифлисский губернатор кн. Шервашидзе, семь лет, изучавший духоборческое движение и «чиновник Скворцов», дважды посылаемый в качестве специалиста по сектантству для всестороннего расследования этого сложного, запутанного дела. Эти то люди, по мнению толстовцев, и довели свои ложные, доносы на духобор до крайних пределов фанатизма и нетерпимости.

В начале 1897 г. все те же г.г. Бирюков и Чертков выступили с новым сочинением под заглавием, «Краткая записка о необходимых средствах облегчения участи духобор» (помечено 25 января). Записка предназначена для «стоящих у власти» и заключает предложение о тех необходимых мерах, которые могут, хотя отчасти загладить многие ошибки и противозаконности, совершенные правительственными лицами по отношению к духоборцам». Меры эта сводятся к тому, что правительство должно капитулировать пред духоборами и санкционировать их анархические претензии по всем пунктам.

В 1897 г. в «Биржевых» и «Русских Ведомостях» выступил некто г. Буланже с целым рядом статей о расселенных духоборах, взывая о помощи последним. При этом, Л. Н. Толстой не упустил случая и здесь приложить свою руку, написав в редакцию «Биржевых Ведомостей» следующее препроводительное письмо. «Очень прошу редакцию «Биржевых Ведомостей» напечатать прилагаемую статью о духоборах. Кроме значения, которое имеет статья, как распространение истинных сведений о чрезвычайно важном явлении в Русском народе, статья эта имеет еще огромной важности и значение практическое – дает возможность обществу помочь страдающим за веру и в смертной опасности находящимся тысячам людей. Пожалуйста, напечатайте. Л. Толстой ^». Нужно отдать справедливость г. Буланже: более смелой защиты духобор и откровенного ворчания на «утеснителей» их, т. е. на власть не появлялось в русской печати, хотя либеральные органы во главе с «Вестником Европы» не переставали до самого последнего времени напоминать о бедствиях духобор».

Зимою 1897 г. Чертков издал от имени английского братства издателей Croydon – брошюру о социально-религиозных воззрениях и о борьбе с насилием «правительства» «русских духовных борцов». Восхваляя духобор, автор не жалеет красок для изображения варварства «царских эмиссаров», которые жестоки к духоборам, подвергали их разорению и пытке. Сведения брошюры г. Черткова были популяризованы в английских и американских газетах, в статьях под тенденциозным заглавием: «Христианское мученичество и раскол в России». Чтобы придать вес сочинению неизвестного автора г. Черткова, Л. Н. Толстой снабдил брошюру и статью своим предисловием, в котором ничтожное само по себе, хотя и печальное последствиями, Кавказское анархическое брожение духоборческое ставит наравне с событиями величайшей важности, составляющими «поворотные пункты» в истории, и сравнивает по значению с тем событием, когда «Галилеянин проповедовал новое учение».

Однако серьезные Англичане взглянули на противоправительственную агитацию духобор и опростившихся русских бар гораздо патриотичнее и трезвее наших российских публицистов. В статье «Раскол в России» журнал «Bel Evening Telegraph», изложив содержание «петиции» Черткова с его похвалами духоборам и порицаниями варварскому правительству, основательно называет такое воззвание к чужестранцам бесцельным и высказывает опасение, чтобы «прокламации» Черткова и Толстого в пользу «духовных борцов», отрицающих власть и воинскую повинность, не подали вредного урока для народа Англии, армия которой признается слишком малой для государственных нужд страны, что в сознание английского общества нужно проводить не антимилитарные воззрения, а наоборот – мысль об обязательном наборе, что нужно позаботиться о привлечении к военной службе людей способных, исполняющих воинский долг, как исповедание. Журнал считает национальным бедствием, если, когда придется прибегнуть к введению континентальной системы набора, и в Англии встретятся такие же затруднения, какие привели русских духовных борцов в столкновение с военными властями, к волнениям и беспорядкам. Так зорко оберегают интересы своего Отечества заграничные патриоты.

Те же воззвания о духоборах были пущены в ход и в Америке, при посредстве газет и на религиозно-богослужебных митингах разных сект. В Америке, по-видимому, нашлось больше, чем в Англии, сочувствия к духоборам среди последователей сродных им сект баптизма, квакерства и меннонитства.

Независимо от печатных воззваний, просвещенные покровители духоборчества подняли на ноги и Евангелистический союз, который с некоторого времени почему-то считает наше сектантство под своим просвещенным протекторатом.

Главная цель всей этой агитации заключалась в том, чтобы вызвать, с одной стороны, негодование в общественном мнении просвещенной Европы и тем оказать давление на «варварское» русское правительство, а затем привлечь симпатии и материальную помощь «несчастным духоборам», а также обеспечить возможность к водворению этих «чудных» работников где-либо за границею ²².

Весною 1897 г. новым Кавказским главноначальствующим, князем Голицыным было объявлено расселенным духоборам, чрез их депутатов, чтобы они возвращались на свои прежние места, которые оставались незанятыми, где дома и усадьбы их сохранялись в целости. Князь Голицын требовал лишь не бунтовать и жить, как все другие, отбывать гражданские обязанности, требуемые от верноподданных царя и отечества. Этот призыв нового Кавказского администратора, на первых порах, многих из духобор поколебал, и значительная часть расселенных склонна была возвратиться. Но вредное влияние главарей, постоянно вдохновляемых интеллигентными толстовцами, удержало массу от этого единственно верного и спасительного в их тогдашнем положении шага. Интеллигентные вдохновители духоборов поддерживали упорство и сопротивление массы, личными наездами и посланиями они поощряли расселенных постников продолжать свою пассивную «борьбу с насилием», т. е. с властью, уверяя, что русское правительство уступит им, даст казенные земли для поселения в Закаспийском крае и позволить им устроить свою общину на «истинно-христианских началах», т. е. без признания власти закона, государственности и без несения всех гражданских повинностей. При этом они добавляли, что если Российское правительство не даст им свободной земли, то в любом государстве их примут, как желанных поселенцев. Те из расселенных, которые решались, было вернуться, немедленно подвергались осмеянию – таким в след плевали, при встрече не снимали шапок (что у духоборов считается самым обидным, отлучали от участия в молении, даже в пище, как изменников. Такие протестанты не могли пропитаться с семьей сами по себе, раз все состояние – лошади и скарб вложены были в общинную кассу, не на что было и переезжать и обзаводиться вновь хозяйством, а потому, приходилось с волками жить – по-волчьи и выть.

Однако нашлось около 50 семей, которые все-таки вернулись в Ахалкалаки на старое пепелище, остальные продолжали упорствовать и ожидать обещанного интеллигентными покровителями переселения «из русской халдейской земли в обетованную землю, преизобильную свободой во всем и на все ^{» 23} .

Среди духоборческой темной массы неизвестно кем была пущена оригинальная легенда, которая поддерживала мечтания и надежды духоборцев, чрезвычайно доверчивых ко всяким нелепым басням. Говорили, будто Екатерина II некогда продала духоборческую главу (вожака) Шведскому королю, и на Россию тотчас посыпались разные беды; тогда государыня поспешила исправить свою ошибку и возвратила проданного главаря, как обладателя государственным благополучием. Император Александр I потому и одолел Наполеона в 1812 г., что был милостив к духоборам, а Николай I, наоборот, в отмщение за переселение духобор в Закавказье, потерпел поражение в Севастопольскую войну. Англия и Америка ныне спорят за счастье обладать духоборами: та и другая с великим удовольствием желают поселить у себя этих счастливцев, но русский царь не хочет отпустить и все дело будет сам пересматривать. Слушая и доверяя подобным басням, духоборы проявляли удивительное упорство в нежелании подчиниться требованиям власти и закона и отказывались возвращаться на прежние места жительства. «Мы знаем, что нас примут заграницею, говорили они – там много единоверных нам – мы не одни, и в России за нас хлопочут многие сильные люди, которые одобряют новые порядки нашей праведной жизни. Когда в конце 1896 г. сделалось известным, что не осуществится желанная мечта и духоборцев и толстовцев – водвориться на казенный счет в Закаспийском крае, тогда интеллигентные попечители духоборцев остановились на мысли и стали агитировать в пользу переселения духоборцев за границу. Увлекающиеся, полные болезненной мечтательности, головы хотели испробовать и показать миру на духоборческой массе толстовское царствие Божие на земле и вызвались с своим проектом – устроить духоборцев заграницей, где они заживут своим «новым царством Божьих людей», артелью, без собственности, без властей и законов, без повинностей и податей. Но, вместе с тем, здесь действовало и озлобление против правительства, которому толстовцы хотели «насолить», постаравшись выпроводить из России тысячи полезных работников. Чувства эти разделяли и вожаки духобор – озлобленные борьбою с судом из-за Сиротского дома и с властью из-за ссылки Веригина. Духоборческая темная толпа, искони покорная главарям своим, приученная на все смотреть глазами своих верховодов, слепо отдалась водительству духоборческих «Моисеев и Ааронов».

Насколько известно, сам Л. Н. Толстой на первых порах не вполне разделял мысль о переселении. В одном из писем своих он называл эту меру изменою принципу непротивления злу государственности и малодушным уклонением от идеала истинного христианина, который должен быть терпеливым страдальцем за «истинные начала жизни». Последователи основательно упрекнули в бездействии и малодушии своего учителя, восхищающегося, сидя в барском имении, стоицизмом духоборов, выносящих на своей собственной шкуре все житейские невзгоды анархических экспериментов его философии. Граф, по-видимому, устыдился упреков и писал, что он рад бы понести все лишения и превратности не завидной доли пострадавших своих поклонников, как некое искупление за прежние барские свои грехи, хотел бы лес и землю отдать крестьянам, как это сделал кн. Д. А. Хилков, да всему помеха – доля праотца Адама, искушенного Евой... ²⁴

Известие о переселении духоборцы встретили с радостью. Нужно заметить, что у духобор-постников с самого начала духоборческого движения дорогою мечтою, каким- то болезненным призраком, была мысль о выселении куда-то на восток, в неведомые страны, чтобы там составить свое царство под главенством Петруши, который, по убеждению духобор, непременно, когда придет время, должен явиться за ними на белом коне и освободить своих деточек «от плена русского», вывести подальше от земли халдейской, т. е. от ненавистной правительственной партии духобор (Гореловской). Была составлена даже, молитва об освобождении и духобор от Вавилонского плена русского царя Навуходоносора; духоборки наивно просили последователей противных партий, чтобы и те молились, чтобы Господь помог им скорее выселиться «кучею» и собраться всем «во едино ново место» зажить там своим царством, при этом обещали, в случае скорого исполнения таких молитв, предоставить молящимся «об исходе из Египта» свои пожитки.

Насколько мысль о переселении куда-то на восток завладели умами духобор-постников, являясь своего рода idee fixe, можно судить из следующего. Однажды в д. Башкичетах какой-то шутник, зная, что соседи его постники помешались на ежеминутном ожидании появления Петруши и переселении на восток, так что бабы ложились даже и спать одетые по праздничному – ночью, одевшись в белый бешмет и сев верхом на серого коня (так ездил, обыкновенно, Петруша и у многих духобор в таком виде имеются фотографические снимки его), проскакал по слободе, а затем, подъехав к дому самого фанатичного постника, постучал в окно и прокричал: «Вася, время на восток, спешите»! С этими словами шутник помчался в горы. Мигом постники поднялись на ноги, сели кто верхами, кто на фургонах – и помчались по направлению за белым вестником в горы, гнались долго, запалили лошадей, пока не обнаружилась злая шутка... В массе ходили легенды. что там, куда «христиане всемирного братства» будут по Божьей милости, по Петрушину веленью, переселены – манна-печеный хлеб на дереве расти, там одежды неизносимые, и что после них Кавказ будет гореть, «неписанные» (вторая партия) и халдеи гореловцы (первая партия) почернеют и будут скитаться, как тень, пока не обновятся, т. е. не сделаются постниками.

Большие надежды возлагали духоборы-постники на графа Л. Н. Толстого. На вопрос, на какой счет они будут переселяться, они уверенно отвечали, что русские и граничные братья могут доставить на 30 лет средств содержания, а «граф Толстов» обещает за свой счет перевести всех заграницу. Гр. Толстой слыл у духобор за друга и агента (ангела) Петруши. Последний находясь в Москве при переселении на восток (вероятно, при пересылке из Шенкурска в Обдорск) дал якобы гр. Толстому наставление, как действовать; и вот, гр. Толстой и действует – он имеет силу у всех государей... ²⁵

С восторгом приняв мысль о переселении заграницу. духоборы поспешили испросить на этот новый шаг разрешение правительства. Последнее, чтобы прекратить бездельную борьбу с упорством фанатизированной темной массы, а, главное, чтобы освободить спокойное население духоборья от мятежной части, решило не препятствовать заграничной эмиграции духобор–постников. При этом духоборам было объявлено, что они, выехав заграницу, не могут уже после возвращаться в отечество, что земли, наделенный им от казны, их усадьбы и дома, которые построены (в Карской области) при пособии правительства, остаются в пользу казны. ²⁶

Заграницей с энергией вели дело приискания удобные для поселения духобор земель и потребных средств кн. Д. Хилков и В. Чертков, поддерживаемые самым живым образом со стороны Л. Н. Толстого. Явление это вполне понятно, если принять во внимание, что толстовцы являются единственными виновниками всего пережитого духоборцами переворота и целого ряда тяжелых экономических страданий.

Как только выяснилась возможность эмигрировать, духоборы выслали в Англию, где проживали кн. Хилков и В. Чертков, две семьи своих ходоков – Ивина и Махортова. Теперь началась лихорадочная, торопливая деятельность по устройству эмиграции, как можно скорее. Возбужденная фантазия развивала многие пленительные картины об устройстве в стране свободы общины по-новейшей теории толстовства. Два друга – Хилков и Чертков заспорили о выборе страны: Хилкова тянуло в Новый Свет, в страну свободы, Чертков останавливался на Англии. Решено было водворить духоборов на острове Кипре, который принадлежит англичанам. Главная выгода казалась в том, что военная служба здесь не обязательна и, кроме того, Кипр сравнительно гораздо ближе к Кавказу, чем другие подходящие места, и переехать туда стоит много дешевле, чем переехать, напр. в Америку или в Канаду ²⁷.

Но пока производились разведки, духоборы, страстно жаждая переселения, просили торопиться с водворением и грозили перейти границу в Турцию и там выжидать дальнейшего. Это заставило пылких, но легкомысленных ходатаев поспешить, минуя формальности по сношению с местною властью, с наймом пароходов для расселенных в Кахетии постников. Так как денежных средств для переселения было недостаточно, то обратились всюду с призывом к пожертвованиям. На призыв первыми отозвались квакеры, которые образовали комитет для переселения духоборов и собрали около 50.000 руб. Тогда же отпечатаны были воззвания на английском языке в 8000 экз. и посланы в каждое квакерское семейство в Англии. Л. Н. Толстой также выступил с воззванием о помощи в одной английской газете; он же обращался в Киев к известным миллионерам евреям с любезным письмом и просьбой о пожертвовании. Кроме того, послали письма квакерам в Америку, представителям менонитских колоний в Соединенных Штатах, прося их сделать известным положение духобор среди их колоний.

У расселенных духоборов, о которых толстовцы плакались в печати, как о голодающих, было собрано около 47 тысяч р. Англичане, друзья Л. Н. Толстого, живущие в колонии в Эссексе, дали 5,000 р.; всего собрано было 102 тысячи.

Между тем, возбужденные духоборы приготовились к выселению и настойчиво домогались немедленного переезда. Измученные ожиданием «земли обетованной», неопределенностью и тяжестью своего социального положения, расселенные духоборы рады были скорее пуститься в путь на новоселье. «Хоть гирше да инше, « отвечали они на предупреждения малороссийской поговоркой.

На совет «заморских ходатаев» быть терпеливыми, духоборы отвечали: «зимовать нам не причем, лошадей и фургонов нет, все распродано... Все собраны к железной дороге, (ст. Скра), по квартирам тесно, заработков мало. За паспорты деньги уплочены, в ожидании первой очереди движения» ²⁸.

Но вот, когда все было готово к переезду Ахалкалакских духобор, нанят пароход и партия переселенцев двинулась уже в путь, неожиданно для ходатаев дело осложнилось и затормозилось. Под влиянием некоторых органов английской печати, высказавших опасение, чтобы анархизм духоборов не привел местную власть к тем столкновениям с новоселами, которые испытали русские власти, австрийское правительство не разрешило произвести высадку духоборов, требуя предварительно внесения гарантии в сумме около 250 р. за каждого переселенца. После переговоров с Кипрским губернатором, сумма эта была понижена до 150 р., но все же она тормозила дело и приводила в бешенство непротивленцев. Между друзьями – Хилковым и Чертковым произошло серьезное недоразумение и взаимное обличение в увлечении и легкомыслии. В таком критическом затруднении выручили духоборцев квакеры – они поручились английскому правительству за 1,100 духобор, бывших уже на пути, которые и были перевезены на о. Кипр осенью 1897 г.

Однако, на о. Кипре переселившихся духобор скоро постигло страшное разочарование. Климатические условия оказались неблагоприятными: при изнурительном зное свирепствовала лихорадка, духоборы начали часто болеть и умирать, так что многие из них сложили кости свои на о. Кипре. Заработков здесь было мало, а местный власти предъявили к эмигрантам, с своей стороны _? некоторые требования, которые так ненавистны были им в России. Решено было не оседать здесь, а искать более удобного места для поселения.

Теперь дело взял в свои руки кн. Хилков, который, в сопровождении двух ходоков из духобор – Ивина и Махортова, отправился в Америку.

В течение зимы 1898 г. ходоки вели разведки в Америке: остановлено было внимание на Амазонских штатах в Бразилии и на Канаде. Тогда же в Америке, по просьбе г. Черткова, Хилкова и Л. Н. Толстого, образовался комитет для сбора пожертвований, который входил в сношение с подлежащими властями об отводе земли духоборам и об отпуске субсидии со стороны правительства Канадского. Выбор пал на Канаду, во-первых, потому что климат холодный и суровый и земля более подходить к местам Кавказской оседлости духобор, во 2-х, потому что здесь имеется колония меннонитов и других выходцев из России по религиозно-сектантским и политическим мотивам – около 20 т.; в 3-х, потому что Канада находится под властью англичан, которые, казалось «ходатаям», более всех других любят свободу, и потому дvxoбopчecкo-тoлcтoвcкaя колония могла невозбранно провести здесь в жизнь все свои социально-анархические эксперименты.

Нужно заметить, что правительство Канады употребляет все усилия для привлечения заграничной эмиграции. Ни одна страна не обладает такой обширной, такой разветвленной и энергичной эмигрантской агентурой: комиссары Канады наводняют всю Европу, Америку, даже Австралию, Китай и Японию. В одних Соединенных Штатах содержится свыше 250 эмиграционных агентов, получающих или определенное жалованье, или коммиссию за всякого присланного ими эмигранта. Ловкие агенты эмиграционного комитета Канадской железной дороги завлекли в Канаду и духоборческих ходоков с кн. Хилковым во главе, которые и вступили в переговоры с генеральным комиссаром эмиграции г. Мак Клири. Мак Клири, живя в г. Винипеге, столице Манитобы, посредством подчиненных ему агентов, заведовал заселением провинций Манитобы, Ассинабои и Саскачевана. Он принадлежал к членам, так называемой, либеральной партии, стоявшей у власти и поставившей своей задачей быстрое заселение западных территорий Канады, несмотря ни на какие расходы и преграды. Это объясняется тем, что либеральная партия состоит из банкиров, капиталистов, мануфактуристов, – словом людей, вложивших свои британские деньги в этих провинциях и всеми силами стремившихся остановить обесценивание своей собственности и неизбежные иначе убытки. Они решили заселить их искусственно, заселить, несмотря на их непригодность к более густому заселению, и уплачивая расходы по такому заселению налогами на местное население ²⁹.

В виду этого, духоборческим соглядатаям следовало бы отнестись к переговорам о переселении в Канаду с большой внимательностью. Но два духобора сопровождавшие князя, как не знающие языка и условий местной жизни, естественно, были лишь «автоматами в руках влиятельного опекуна кн. Хилкова, а кн. Хилков оказался человеком непрактичным, действующим и судящим обо всем с узко-сектантской точки зрения. Так, осмотр намеченных в Канаде для поселения земель производился зимою, когда, следовательно, духоборческие соглядатаи ничего не могли видеть, если бы даже и хотели, относительно почвы и других условий хозяйственного быта будущих поселенцев. Кроме того, кн. Хилков не обращал ровно никакого внимания на местные условия быта и жизни а выбирал наиболее пустынную местность, заботясь, главным образом, о том, чтобы она была удалена от городских соблазнов и «тлетворной цивилизации». При выборе места для поселения, он обращал внимание только на то, чтобы духоборы были, возможно, более изолированы от всякого стороннего влияния и могли бы сохранить свои начала жизни, чтобы не соблазнялись никакими другими занятиями, кроме земледелия и скотоводства, – одним словом, чтобы не избаловались. Поэтому, участки земли» отведенной для поселения духоборцев, оказались на расстоянии 30–60 английских миль, т. е. 45–90 верст и даже более, от ближайшего города Хорктона, к которому идет ветвь Канадской тихоокеанской железной дороги. Администрации же Канадской железной дороги было на руку заселить те необозримые пустыни, где никто из здравомыслящих людей никак не хотел оседать, опасаясь погибнуть с голоду и от безработицы. Генеральный комиссар эмигрант г. Мак Клири на вопрос, почему духоборцы поселены так далеко от железной дороги и так скученно, ответил: «В этом я совершенно не виноват. Я предлагал князю X. поселить их вблизи от Иерткона, и там каждая нечетная секция ³⁰ принадлежит правительству, и могла бы быть отведена им на тех же условиях; но они требовали поселения отдельно и вдали от города и соседей и непременно всем вместе, без перемежающегося владения по возможности. Выбор всецело принадлежит князю X., – он требовал и скученности, и удаленности, дабы духоборы не подвергались внешним влияниям и могли сохранить свою религию, свои общинные порядки и все остальное... Их сектантские требования оказались сильнее моих доводов». ³¹

Один из духоборов, сопутствовавших кн. Хилкову во время осмотра земли для поселений, умный и толковый мужик, Махортов, на вопрос, почему они выбрали такие несуразные места, ответил довольно откровенно: «Несуразные? Это верно, плохие места, это что говорит. Только вины тут нашей нет. Первым делом, приезжали мы зимой, все под снегом. Нешто земли осматривают зимой? Рази зимой что увидишь? Вторым делом, языка мы не имеем. Ни спросить что, ни разузнать доподлинно, ничего нельзя. Что они там лопочут, ничего не разберешь. Что барину скажут, то и ладно. Вот тебе и весь осмотр. Так вот и влетели, как кур во щи. И плачь теперь, плачь до смерти» ³².

Но это оказалось уже потом. На первых порах, после беглого и поверхностного осмотра земли, с тою же стремительностью и неменьшим легкомыслием заключены были предварительные условия, причем, как оказалось впоследствии, документы составлены были неправильно, совершенно на авось, и не имели законной силы. Условия заключены были не для одних кипрских духобор, а для всей массы из партии постников Карской и Елизаветпольской губ. От последних неудач с кипрской колонизацией, очевидно, была скрыта.

И вот дан был сигнал по всему духоборью, что духоборческие ходоки обрели новый рай в Америке. Агитация подняла к эмиграции не только расселенных постников, но и оседлых, т. е. карских и елисаветпольских; началось новое стадное движение духобор. Все лето духоборы готовились к переселению, распродавая имущество. Настроение у всех было приподнятое, восторженное. Главный источник радости заключался в дорогой мечте, что русское правительство отпустить также и Петрушу Веригина в Америку, где под его державою начнется новая, давно желанная жизнь, устроится настоящее «духоборческое царство». Постники не упускали случая подбивать к эмиграции и членов второй – воробьевской партии, рассказывая самые нелепые толки об ожидающих переселенцев благах, причем, пророчицы грозили, что Кавказ и Россия погибнут после их выезда. Однако же, далеко не все духоборы с легким сердцем расставались с кавказскою оседлостью. Об этом. красноречиво свидетельствуют те слезы, которая пролиты были при выезде карских и елизаветпольских постников. Один из очевидцев сообщает, что плач мужчин и вой женщин слились в один душу раздирающий похоронный аккорд. Буквально происходили похороны тысячи человек. И как ни странно, но «постники», с горя, решились разделить с провожавшими их «мясниками» духоборами чашу горькую и до самого Батуми вегетарианцы страшно пьянствовали ³³.

1898 г. снялся первый пароход с 2029 ахалкалакских духобор, во главе с Л. А. Суллержицким в качестве переводчика. 22-го декабря снялся второй пароход с 1902 елисаветпольских и карских духобор. Этой партией предводительствовал сын гр. Л. Н. Толстого Сергей Толстой, бывший Чернский земский начальник. Кроме того, духобор сопровождало до двадцати интеллигентных толстовцев, ехавших в качестве просветителей темной массы и устроителей толстовского «Царства Божия».

За перевозку духобор на о. Кипр уплочено 11260, а двум пароходам за перевозку в Канаду 119 тысяч руб. Из них лично духоборцы заплатили 118,120 руб., а остальные деньги собраны были комитетом для переселения духобор, куда, между прочим, Л. Н. Толстой пожертвовал весь гонорар, полученный им за «Воскресение», в размере 30 тысяч р.

Весною 1899 были перевезены в Канаду и духоборы, поселившиеся на о. Кипре, а также еще две партии духобор из России.

Всех переселившихся в Америку духобор были 7400 почти все они принадлежали к партии веригинцев-постников; духоборы же других партий – гореловской и воробьевской (около 10-ти тысяч) остались в России.

5.

В Северной Америке, между 49 и 55° широты, расположена Канадская провинция Манитоба, Ассинобойя и Саскачеван. Во всех трех провинциях – 260,000 кв. англ. миль и меньше 200,000 жителей. Способными к земледелию можно признать только южную треть Манитобы и узкую полосу в южной Ассинобойе. Остальные части этих провинций и весь Саскачеван по своим климатическим и геологическим свойствам во многих пунктах почти равносильны тундрам нашей Якутской области. Зимой лютые морозы, доходящие до 40° и даже до 50°, стоять по целым неделям и даже месяцам, да и летом морозные ночи – нередкость. Зимой к этому часто присоединяется бесснежие, земля трескается от сильного мороза, и абсолютная бездорожица держится по целым месяцам. Местность бедна водой и растительностью. Реки и озера, за немногими исключениями, очень мелководные, всякую зиму промерзающие до дна; в их водах, поэтому, не могут существовать ни рыбы, ни лягушки, и потому размножениеe комаров летом совершенно беспрепятственное, такое же, как и в Сибирской тундре. Местность представляет собою волнистую степь, пересекаемую оврагами и отчасти заросшую бредняком и мелким лесом – исключительно местными видами осины и тополя – даже для берез и ели климат слишком суров. Земледелие, благодаря всему этому, является занятием крайне рискованным. Хотя почва довольно хорошая, климат настолько ненадежен, что полные урожаи возможны только в исключительно благоприятные редкие годы. Кроме того, тут все дорого и все надо купить, начиная с шапки до сапог и с соли и капусты до ниток и бечевок. Ни лен, ни конопля расти не могут, ни кур, ни овец с успехом разводить нельзя. Возможно, правда, заниматься скотоводством; но для того чтобы заниматься им с выгодой, нужны обширные капиталы и другие условия, которые совершенно недостижимы для мелкого фермера ³⁴

По южным частям Манитобы и Ассинабойи, на всем их протяжении больше, «чем на тысячу английских миль, с востока на запад идет Канадская Тихоокеанская железная дорога – Canadian Pacific R. R.

От города Виннипега, столицы Манитобы, проведена железнодорожная ветвь в глубь страны в северо-западном направлении, на протяжении 280 миль, до г. Иорктона. Первые 60 миль по дороге из Виннипега в Иорктон идут по богатой земледельческой степи, с бесконечными пшеничными полями по обеим сторонам дороги. Далее железно-дорожная ветка круто поворачивает на север,– страна сначала постепенно, затем быстро меняет свой характер и внешний вид. Ровная степь переходит в волнистую местность, полей гораздо меньше, а скоро они и совсем пропадают. Железная дорога проходит по совершенно пустынным землям: лишь изредка виднеются кое-где одиноко стоящие домики с окружающими их загонами для скота и длинными скирдами запасенного на зиму сена. Холмистая местность, отчасти поросшая мелким лесом и кустарником все повышается. Небольшой городок Иорктон, конечный пункт железнодорожной ветви, расположен на 1200 ф. выше главной линии Canadian Pacific, находясь на высоте около 2200 ф. над уровнем моря, что само собой значительно влияет на суровость климата. За Иорктоном местность еще более повышается и делается совершенно унылой, мертвенной. Достаточно проехать от Иорктона до первой деревни, чтобы совершенно забраковать страну для какого бы то ни было земледелия. Встречается много покинутых ферм: видно, люди приезжали, строили кое-какие постройки, пожили, попытали счастья и ушли. На всем видимом пространстве ни кустика, ни деревца, лишь кой-где встречаются мелкие, хилые поросли осинника в оглоблю толщиной. Немало камня и высохших озер – мелких, в 3–4 ф. глубиной, но в несколько сот акров по пространству. Воды очень мало: на расстоянии 30 миль попадается один живой ручей, да и то самый мизерный ³⁵.

Вот – та местность, где по выбору кн. Хилкова правительство Канады отвело земельные участки для переселявшихся из России духобор.

Духоборцы расселены были в 60 деревнях; из них 34 отстоят от Иорктона на расстоянии 30–60 англ., миль, т. е. 45–90 верст, а остальные еще дальше – 13 находятся на Лебяжьей реке (Swan River), и 13 близ города Принца Альберта, в провинции Саскачевал. Деревни – в один порядок, в 15–30 домов с низенькими мазанками, без потолков, покрытыми дерном, обеленными снаружи и внутри, с земляными полами и русскими печами. В некоторых – вся изба наружу, в некоторых – они опущены в землю до подоконников. Впрочем, русские печи оказались совершенно непригодными, пришлось поставить чугунки, которые зимой топят день и ночь. Улицы широкие, прямые, перед хатами устроены палисадники – все это крайне однообразно, уныло, совершенно по одному плану; даже внутреннее устройство хат все по одному шаблону, с низкими нарами и русской печью с одной стороны, чугункой посредине, и лавками и столом с другой. Деревни сохранили прежние традиционные духоборческие названия: Тамбовка, Спасовка, Воскресенка, Терпение, Гореловка и др.

В материальном отношении положение переселившихся духобор было весьма незавидное. Средства у духоборов были самые маленькие, и у селения в сто душ оказалось в среднем одна, много две пары лошадей или волов. Правительство Канады выдало прибывшим духоборам 50 тысяч не в пособие, а как десятирублевую премию, на которую имеет право любой агент (в данном случае сами духоборы) за каждого колониста, могущего содействовать поднятию экономического уровня страны. Но деньги эти, а также привезенные духоборами небольшие остатки от своих общественных капиталов скоро были истрачены на насущные нужды при первоначальном обзаведении хозяйством. В первый же год духоборы успели вспахать и засеять немного земли, причем, в плуг и в борону впрягались по нескольку пар мужчин и женщин, работали они, как волы, гуртом все время, всякий день, когда это было возможно, без всякой передышки. Но летом и то немногое, что было посеяно, не дало никакого урожая; огороды также сильно пострадали от весенних морозов, побивших даже картофель. Капусту пришлось покупать по огромной цене в Виннипеге. Мужики работали, все лето по найму или по фермах на юге, или на постройках железных дорог. Заработков едва хватало на прокормление семейств. Когда же пришла зима и всякая работа прекратилась, у духоборов не оказалось решительно никаких средств, не только все было истрачено, но духоборы успели задолжать за муку, за скот и за орудия.

Не было деревни с долгом меньше, чем в 400 долларов, а некоторые должны были и по 1200 долларов. Тамошние купцы, особенно продавцы земледельческих орудий, охотно отпускали духоборам свой товар в кредит, конечно, по ценам вдвое, втрое выше цен за наличные и под самые свирепые закладные. Лошадей и скот тоже продавали в долг очень дорого; за корову, стоящую 25 долларов брали 40–45, за лошадь тоже почти вдвое. Они прямо смотрели на духоборцев, как на свою законную добычу, и говорили, что так как налоги удвоились, благодаря расходам на них правительства, то нужно же им как-нибудь вернуть эти убытки ³⁶.

Не смотря на все старания и усилия, какие прилагали духоборцы, все таки к осени обнаружилось, что они не в состоянии будут благополучно перезимовать эту зиму в Канадских прериях. Всем духоборам угрожала голодная смерть, если бы на помощь не пришла частная благотворительность, выразившаяся присылкой денег и припасов на большие суммы. Имевшиеся подводы не поспевали доставлять муку из города на прокорм всех – при бесснежии и бездорожице требовалась почти неделя на обратную поездку в город с возом. На почве истощения появились цинга, куриная слепота и худосочие. От постоянной сырости и холода была масса больных ревматизмом, доходившим до корч, немало также больных воспалением легких и чахоткой, от которой было нисколько смертных случаев. Медицинской помощи абсолютно никакой, так как ближе Иорктона доктора не было. Между прибывшими интеллигентами, которые, по выражению духобор, около года «путались» среди них, а затем один по одному исчезли, были три самоотверженный девушки-фельдшерицы, но они также скоро уехали, во 1-х, потому, что физические условия жизни были слишком тяжелы, прямо невыносимы, даже для самого нетребовательного человека, а во 2-х, потому что не было решительно никаких медицинских пособий, никаких лекарств, так что их деятельность не могла приносить никакой пользы. Особенно сильно чувствовался недостаток в воде; воды совсем не было, кроме колодезной, и то часто очень плохой. Дрова нередко бабы носили на себе верст за 5–6. Одним словом, обетованная земля, так неудачно выбранная людьми неопытными неумелыми, действовавшими с самим непростительными легкомыслием в таком серьезном деле, оказалась в действительности совершенным адом ³⁷.

Вследствие такого бедственного положения, уже в конце первого года среди духоборцев возникла мысль о переселении из Канады в места более удобные. Посланы были ходоки – два духобора во главе с интеллигентным толстовцем Бодянским в Калифорнию. Здесь большое участие принял в судьбе бедствующих духоборов русский выходец г. Тверской, проживавшей в Америке почти двадцать лет. Как человек знакомый с условиями жизни, с порядками и обычаями страны, имеющий связи с влиятельными лицами, он похлопотал об устройстве дарового проезда в Калифорнию для духоборческих ходоков и сам сопровождал их, предлагая места, наиболее выгодные и подходящие для духоборов. Но уже при осмотре первого места оказалось, что дело это встретить массу искусственных препятствий. Мужикам, видимо, местность нравилась, но они упорно молчали. Все же решения исходили от одного Водянскаго безаляпеционно, часто даже без возможности высказаться так или иначе с их стороны; он решал, что им нужно, и они боялись противоречить. Бодянский же – это был, по отзыву г. Тверского, «интеллигент, пытавшийся осуществить свой излюбленный, крайне туманный идеал, но не принимавший в соображение жизненных необходимостей». На переселение духоборов в Канаду он смотрел, как на «рождение великого народа». «Переселение это, писал он одному крестьянину сл. Павловки, вызвано не какими-нибудь имущественными соображениями, а единственно только желанием осуществить царство Божие на земле. Бог берет лозу и пересаживает ее на новую почву с тем, чтобы она выросла на свободе, не заглушаемая посторонними растениями и дала обильный плод» ³⁸.

Руководясь сектантскими соображениями, Бодянский забраковал Калифорнию, так как это – страна барская и все ее занятия – дело барское, продукт цивилизации, которую он отрицал, и требований роскоши.

Элементарные житейские истины, неоспоримые практически требования, не имевшие в его глазах никакой цены, все подгонялось, прежде всего, к тому узкому искусственно, но твердо очерченному кругу, в котором стоял он сам и из которого не желал выпускать и мужиков. По его словам выходило, что хотя жизненные условия духоборов в Канаде и плохи, но они вполне соответствуют их умственным и нравственным потребностям, что голодная или холодная смерть не суть важны, и что, хотя переселение и желательно, самым существенным пунктом должно быть не материальное обеспечение, а такая обстановка, которая не могла бы вредно влиять на настоящее миросозерцание духобор, как религиозной секты. К бедствиям и страданиям опекаемых им духоборов он относился, с каким то аскетическим хладнокровием и спокойствием. «Мрут с голоду? Ну и пускай мрут. И нужно терпеть и околевать. Не то народ избалуется» ³⁹.

Неудивительно после этого, если сектантские требования для него были важнее голода и холода, и жизненные условия, обеспечивавшие возможную изоляцию темных масс и умственный и нравственный контроль над ними, существеннее всего другого. Местность, удобная для садоводства, была признана неподходящею, потому что «растить апельсины и другие фрукты, по мнению Бодянскаго, значит разводить не только лишнюю, но и вредную роскошь, да и духоборы ничего не понимают в деле ухода за фруктовыми деревьями». Местность, пригодная для лесного промысла, также отвергнута была, потому что «поставлять дрова, говорил Бодянский, нам совсем не с руки; это дело коммерческое, которое нам не подходить – мы земледельцы, нам бы вот посеять пшенички, капустки»... Наконец, местность, удобная для земледелия, во время осмотра которой у мужиков, как говорит г. Тверской, просто «слюнки потекли, когда они увидали черную богатейшую землю, лоснившуюся, как сало, под пятилемешными плугами в восемь лошадей, как раз пахавшими под весенний посев пшеницы» – и эта местность также признана непригодною. «То-то и есть, говорил Бодянский, что уж очень здесь народно, города большие и слишком близко – народа не удержать будет, избалуется он очень скоро. Нам нужны не такие людные места, а чтобы мы сами по себе могли жить, вдали от соблазна». Одним из главных затруднений являлось то, что оказалось невозможным установить, хотя сколько-нибудь точно и ясно то, что же, именно, требовалось. Аргументы Бодянского против различных предложений часто прямо противоречили один другому, и когда г. Тверской указывал ему на эту непоследовательность, на эту путаницу понятой и требований, то получал в ответ, что «последовательность, вообще, вредна, как продукт современной гнилой цивилизации и что все братья» не придают ей никакой цены ⁴⁰.

Но, помимо этого, дело переселения духоборов в Калифорнию встретило еще противодействие и с другой стороны. Оказалось, что против переселения восстали, прежде всего, квакеры. Они написали к ходокам открытое письмо, в котором указывалось на помощь, оказанную квакерами духоборам за их доброе поведение и в виду того, что их первоначальное устройство так трудно им давалось, и высказывалась угроза прекратить помощь, в случае переселения, потому что тогда иные проповедники завладеют их умами и отвлекут их от стези истинной. За этим письмом посылались послания и от русских покровителей духобор в России и заграницей. Наконец, канадское правительство, истратив большие я суммы на духобор, не желало их отпустить; оно заблаговременно заявило свой протест главному комиссару эмиграции в Союз против впуска духобор, так как они, во 1-х, нищие, во 2-х, подвержены многим заразительным болезням, и в 3-х, законтрактованные рабочие ⁴¹.

Вследствие этого, дело переселения духоборов в Калифорнию затормозилось, и духоборы остались в Канаде, претерпевая страшные невзгоды и лишения.

Второй год начался для духобор при несравненно худших условиях, чем предыдущие. Духоборы оказались и без всяких запасов, и в долгу, и без надежды на большую часть той работы, которой они заняты были прошлым летом. Канадское правительство, напуганное агитацией в пользу переселения в Калифорнию, обещало, правда, духоборам весенние семена даром, и прислало им несколько сот бочек муки. Но как раз в это время сгорели два самые значительные мануфактурные города Канады – Оттава и Гулл. Пожар этот оставил без крова и без работы многие тысячи рабочих, которых Канадское правительство и стало развозить по всей Канаде, занимая ими те места, на которые рассчитывали с открытием весенних работ духоборы. Замечательно, что опекуны духобор – интеллигентные толстовцы ничего не знали ни об этом пожаре, ни об уничтожившей урожай пшеницы в Южной Манитобе засухе, и все рассчитывали на эти работы. Не зная английского языка, не признавая и не читая газет, они находились в абсолютном неведении о том, что делается кругом ⁴².

Так как неурожай в южной Манитобе был повсеместный, то почти две трети духобор остались все лето без всякой работы. Между прочим, когда в Виннипег прибыло 150 человек погорельцев, то приказано было им дать работу немедленно, сместив, даже, для этого работавших уже духоборов.

В Иорктоне на следующие ожидавшиеся там работы приказано отправить переселенцев Галичан, так как им совершенно нечего есть, а духоборам помогают и квакеры, и из России. Оставаясь без дела, духоборы толпами валили в Иорктон, болтаясь там без дела неделю, другую, затем пешком шли за 280 миль в Виннипег, голодая иногда дней по 5–6; почти на каждой станции можно было видеть их своеобразные кучки, а также и на улицах Виннипега.

Помимо безработицы, много приходилось испытывать духоборам притеснений и со стороны местного населения, которое недружелюбно встретило новых переселенцев, видя в них конкурентов в борьбе за существование. Нужно заметить, что местное население в отношении к эмиграции разделяется на две партии – на защитников и противников искусственной эмиграции. К первой принадлежат: купцы, чиновники, всякого рода деловые люди – словом представители капитала, в этой местности так или иначе затраченного. Большинство же населения, все рабочие элементы, не только относятся отрицательно к идее эмиграции, но и с предубеждением и даже с ненавистью к самим переселенцам. Еще раньше духоборцев, в 1897 году около Иорткона Виннипегские «либералы» свалили в кучу слишком 4 тысячи Галичан, которые бедствуют там не меньше, чем и духоборы. Ни Галичане, ни духоборы не считаются белыми людьми; их ставят на одну доску с довольно многочисленными здесь индейцами и haef breeds – помесью этих последних с белыми; к ним существует тоже отношение, что и к неграм на юге американского союза. В глазах местного населения они – низшая раса. Галичане абсолютно нищие, притом, стоящие на низкой ступени умственного и нравственного развития, неспособные понять требований американских рабочих, побуждаемые хроническим голодом сразу спустили весьма значительную местную заработную плату, до их гнезда довольно высокую, и сразу восстановили против себя все местное рабочее население. К ним затем присоединились духоборы в еще большем числе, с своими принципами непротивления злу и положительным отказом обращаться в суд за обиду; притеснения, недоплату и не расчет хозяином. В результате получилось ужасающее положение дел. Соблазн оказался не под силу даже, обыкновенно честному и высоко в нравственном отношении стоящему коренному канадскому населению – местным скотоводам. Не рассчитать, обидеть и даже побить духобора сделалось самым обыкновенным явлением ⁴³.

С течением времени, при расчетах за работу, духоборов стали обсчитывать все более и более, обсчитывали одиночек, обсчитывали целые партии. В каждой деревне бывали случаи, когда рабочие, в особенности подростки, прогонялись хозяевами после нескольких месяцев без копейки денег. На железнодорожных работах с духоборами обращались прямо по зверски: надсмотрщики стояли сзади и, чуть что, выхватывали лопату из рук рабочего и били по спине и по чему попало.

Когда г. Тверской, лично посетивший духоборческие поселения и собравший не мало подобного рода фактов, изложил их в разговоре с генеральным комиссаром эмиграции г. Мак Клири, то последний только беспомощно развел руками и сказал: «я сам знал все это, но что же прикажете с ними, делать, когда они не хотят идти в суд и показывать? Я тут совершенно ни причем, при всем моем желании помочь им. А негодяев и у нас, как и везде, очень много и я думаю, что духоборы ваши прямо деморализуют своими нелепостями и наш народ. До их приезда такие факты были у нас невозможны» ⁴⁴.

В одной из корреспонденций в таком виде рисовалась мрачная картина положения духоборов в Канаде, в которое они попали вследствие особенностей своих религиозных воззрений. «Отрицание духоборами судебных тяжб, их кротость и всепрощение по отношению к ближним нисколько не трогают канадских фермеров. Они издеваются над невеждами-фанатиками, бьют их, не платят условленной за их работы платы, крадут с духоборческих полей и огородов, вырубают их лесные участки; выгоняют свой скот на их луга – и все это совершенно безнаказанно, так как духоборы не жалуются. Никакие уговоры местных властей поддат в суд, заявить претензии на их обидчиков не действуют. Они не хотят даже понять, что являются в этих случаях развратителями населения, хотя и неумышленными, но, тем не менее, фактически очевидными. Среди англичан находилось много таких, которые просто глумились над духоборами, в особенности это случалось на работах, где иногда духоборцев положительно изводили: плевали в кашу, в чай, не давали спать, клали в суп мясо и пр. и пр. Делалось это для того, чтобы вызвать со стороны духоборцев сопротивление. Но духоборцы, верные закону «не противься злому насилием» с внешним смирением переносили все это, возмущаясь и негодуя в разговорах. Многих все это сильно озлобило против англичан. «Мы то думали, что в Канаде никаких безобразий нет, а тут на тебе, другой раз хуже, чем на Кавказе» ⁴⁵.

Когда духоборцы переселялись в Америку, то пред ними предносился идеал жизни «общественной» (общинной), жизни «сообща». Идеал этот начертан был в одном из писем Петра Веригина, в котором их «руководитель» давал советы относительно устройства будущих поселений в Канаде. Любопытно, что письмо это духоборцы выучили наизусть, и когда при переселении в Канаду, на пароходе, «Lake Huron», их спрашивали, как думают там устроиться, то все они, от подростка до стариков, отвечали буквально в одних и тех же выражениях, цитируя на память письмо Веригина ⁴⁶.

План, указанный в письме, пунктуально был выполнен духоборцами в той его части, которая касалась внешней стороны: широкая улица, обсадка деревьями и т. д. Что же касается жизни «общественной», то далеко не все последовали этому совету. Только 1⁄4 духоборцев, переселившихся в Канаду, повела здесь общинное хозяйство, остальные же жили хозяйствами частными и временно-общинными.

Частными хозяйствами, в большинстве случаев, поселились наиболее состоятельные духоборцы. Это были, по преимуществу, елисаветпольские и карские духоборцы, поселившиеся, как на южном участка юрктонских поселений, так в особенности на земле Принц Альберта. Но они все таки сохранили еще некоторые общинные остатки. Так, напр., почти во всех деревнях с частными хозяйствами существовала общая запашка. В этом стремлении к общинному началу, кроме естественных условий края, объединявших духоборцев на борьбу с природой, несомненно, играли не малую роль и свойственный духоборам традиции «общей жизни», принесенные ими с Кавказа. Однако, уже в первый год поселения, часть духоборцев в Канаде запахала не в одной меже, а каждый хозяин на своем участке. Кроме того, на земле Принца Альберта осенью 1890 г. десять семей заняли фермерские участки, и повели совершенно обособленное хозяйство. На второй год частновладельческое хозяйство значительно увеличилось. Так, на северном участке число частных хозяйств с 2 поднялось до 13-ти. На озере Доброго Духа все 11 селений этого района перешли к форме частного хозяйства, при чем четыре из них выделились совершенно в отдельные фермы. В земле Принца Альберта к концу 1900 г. все духоборческие селения вели уже частное подворное хозяйство, и замечалось выселение отдельных хозяйств из деревень и переход на отдельные участки, т. е. переход на чисто фермерское вполне обособленное хозяйство.

В тех поселениях, где основались частные хозяйства, с первого же года жизни в Канаде была заметка зависимость бедняков от богатых самостоятельных хозяев духоборцев. Некоторые из принц-альбертовских богачей наняли себе в рабочие своих же «братьев» безлошадных, бедняков, имеющих только голые наделы, которые нечем было обрабатывать. И эти богачи ставили довольно тяжелые условия тем из бедняков, которые предоставляли во временное пользование для обработки полей своих лошадей и полевые орудия. Вообще, надо сказать, что наряду с чувством широкой филантропии, которая свойственна духоборцам «ради души спасения», в обыденной жизни у многих, особенно у тех, которые стремятся перейти на частный способ ведения хозяйства, уживается страстное поклонение собственности, и не только поклоненье, но и стремление ко все большему приобретению и накоплению богатства. К 1 января 1900 г. всех духоборцев, ведущих в Канаде частное хозяйство, насчитывалось 2215 душ ⁴⁷.

Почти половина всех духоборцев, переселившихся в Канаду, жила временными общинами. Большинство членов так называемых «временных общин», приехав в Канаду, были твердо уверены, что они навсегда соединяются на «общую» жизнь. Им хотелось выполнить вытекавшее из религиозно-общественных воззрений стремление «жить сообща», «по-христиански». Но весь уклад Канадской жизни, все нравы и обычаи страны шли в разрез с этим стремлением. Новые условия жизни властно придавливали наименее духовно сильных из духоборцев, подчиняя их общему уровню существующих частновладельческих отношений, расстраивали все их начинания и, наконец, убедили их самих, что большинство из образовавшихся общин временны, обречены на скорую погибель, что их братья не в силах выдержать высоких требований христианской жизни. Конечно, были и такие общины, члены которых повели общественное хозяйство только потому, что в первое время по переселении жить в одиночку, надеясь только на свои силы, им было совершенно не возможно. Средств нет, нет орудий производства, нет изб и необходимых надворных построек: нужно пахать, косить, возить сено, лес, муку из города для пропитания – а в селении на 100 —150—180 душ всего-навсего одна пара лошадей и столько же быков. Само собой разумеется, эти трудные обстоятельства заставили бедняков объединиться и производить различные работы сообща.

Эти общины, соединившиеся временно по нужде, сначала жили все таки дружно, но по мере приобретения отдельными хозяйствами денег и частной собственности вообще, стали стремится к разъединению.

Кроме этих причин, была еще одна, которая удерживала многих долгое время в общине. Дело в том, что большинство жертвователей (квакеры и др.) помогали только тем, кто жил общиной; узнав это, многие из духоборцев, считая для себя выгодным получать «жертву», остались до поры до времени жить в общине ⁴⁸.

Отличие хозяйств частных от временно общинных весьма малое. Частные хозяйства, в большинстве случаев богаче, самостоятельней; в них отношения сельчан более определенны. Временно-общинники закупали хлеб сообща и делили его или по душам – это чаще – или, в некоторых деревнях, по количеству работников. На работы они выставляли рабочих от каждой семьи. В некоторых таких общинах были установлены временный общественный должности, например, кучер, представитель на съездках и пр. Но были и такие, в которых за лошадьми и быками смотрели по очереди от каждого двора и по очереди ездили на них в город за мукой и пр. В таких общинах скотина находилась в самом жалком состоянии, и бывали случаи, когда она вся пропадала, не имея правильного ухода за собой. В некоторых поселениях временно-общинников строили избы общими силами всей деревни, а потом покопались: кому какая изба досталась, в той тому и жить. В других каждая семья строила сама себе отдельно и, конечно, вышло так, что маломочные семьи, в которых мало рабочих, а много детей, больных и стариков, обстроились хуже тесней и холодней. По первое января 1900 г. в Канаде временными общинами жили тридцать деревень имевших население в 3574 человека.

Общинный способ ведения хозяйства и проведение общинных принципов в частную жизнь встречался сравнительно у малого числа духоборцев. К первому января 1900 г. общиною жили в Канаде 1605 духоборцев, т. е. немногим больше, чем 1/4 всех переселенцев. Все эти общины можно было подразделить на два типа: один – общины, придерживающиеся коллективного способа производства; другой – общины, которые внутреннее устройство своей жизни построили на принципах полного коммунизма. У первых существуют общность производства, общность орудий труда и инвентаря, но продукт делится подушно, и раз разделен, он является полною собственностью. У вторых же весь продукт, как производимый своим трудом , так и купленный на деньги, находится в общественных кладовых и выдается всем по потребности. Обработка полей, постройка хат и вообще все хозяйство производится сообща. В таких общинах заметно стремление даже к общей трапезе и пр ⁴⁹.

Характерно, что большинство из тех духоборческих общин, которые вели свои хозяйства, не признавая частной собственности и проводя коммунистическое начало до последних мелочей, как раз несли с собой наибольшее стеснение отдельной личности, подчас совершенно подавляя ее. Автор ст. «Духоборцы в канадских прериях» имевший случай подробно наблюдать жизнь общины Благодарение, сообщает следующее. «Эта община, может быть, наиболее устойчивая и очень вероятно, что она просуществует дольше других. Но я должен здесь же сказать, что более тяжелой атмосферы, чего то давящего, щемящего, тусклого, я не встречал ни в одном из духоборческих селений северного и южного участка иорктонского района. Здесь сектантски фанатизм так и сквозит везде, висит над вами. Благодаренцы – это самые нетерпимые люди по отношению к тем из своих же братьев духоборцев, которые в чем бы то ни было, отступили от их духоборческого обряда и обычая, или от предписаний духоборческого руководителя Петра Васильевича Beригина. Мне как – то пришлось ночевать в Благодареновке со мной были нисколько человек духоборцев с северного участка,– так называемые «холодненские» духоборцы, мало знающие своих карских братьев. Один из моих спутников имел родственников по жене в этой общине и он, по духоборческому обряду, пошел поздороваться с своим «сродствием» и передать поклон от жены. Расцеловавшись со всеми бывшими в хате и поздоровавшись по обычаю, он разговорился с своими родственниками. Из разговоров благодаренцы узнали, что он, как и многие другие из северян , стал, есть рыбу. «Почему же ты нам раньше этого не сказал? Разве мы стали бы с тобой целоваться?» накинулись на него благочестивые благодаренские бабы. Уезжая, он уже не целовался с ними. «Небось, и сейчас рыбой воняет»... говорила ему родня, брезгливо сплевывая набегавшую слюну ⁵⁰...

Во главе общин, ведущих общинное хозяйство, стояли люди наиболее энергичные, твердо и страстно верящие всей духоборческой премудрости и фанатично настроенные ко всем отступникам от обряда «из своих». Они употребляли все усилия, чтобы спасти гибнущие общины и направить народ на прежний «путь истины». Один из них, Василий Потапов, представитель «кипрских» духоборцев, живших на южном участке иopктонскаго района, предпринял попытку устройства жизни в Канаде вполне «по-христиански». На одной из общих «съездок » южного участка, бывшей в Иорктоне 1899 г., он предложил всем своим братьям жить сообща, имея общую духоборческую кассу, общие амбары, склады и проч. Съездка присоединилась к этому предложению кипрских духоборцев и препроводила свое решение на северный участок июрктонских поселений, приглашая и северян присоединиться к намечаемой организации. Но этому благому начинанию, дружно встреченному, не суждено было осуществиться. На южном участке совсем не вышло общей организации. Северяне на съездке 9 июня 1899 г. постановили, что «все 13 сел Громовой горы будут жить общественною жизнью и иметь одну общую для всех 13 сел кассу, независимо от южной колонии» _г которой, впрочем, в случае нужды обещали помощь. После такого решения вышли все сообща на железнодорожную работу и все заработанное ими поступало в общую кассу: так продолжалось месяца два. Но затем многие не являлись на работу, другие работали лениво, третьи набирали под работу в складе для себя лично, без разрешения комитета, различные продукты, обувь, одежду и пр.

Все это раздражало других, аккуратно относившихся к своим обязанностям и, наконец, после всяких разговоров и обсуждений, решено было прекратить такую гуртовую работу, уничтожить общую участковую кассу и продолжать работать по деревням. Так попытка Василия Потапова и не увидела света ⁵¹.

Многие духоборцы видели и понимали весь «не лад» их жизни. «В духовной жизни идет большой распряж среди нашей духобории – писал один из духоборческих главарей Н. Зибаров – так что некоторые оставили все Божие повеление и начинают творить свою собственную похоть. По виду нашего положения, наверное, выйдет раскол нашего мира, но сейчас этого совершенно (т. е. окончательно) не произошло. Но видно, что это все исполнится, и тогда мы вам напишем» ⁵².

И раскол этот, действительно, вскоре произошел и обнаружился по поводу столкновения духоборцев с Канадскими властями.

6.

Канадская администрация, присматриваясь на первых порах, к духоборам молча, без вмешательства во внутреннюю жизнь этих своеобразных сектантов, недолго, однако, потерпела чудачества непротивленцев и их социально-политические в отношении законов и властей вольности, к которым духоборцы так привыкли на Кавказе. Американские власти потребовали от духоборов полного подчинения во всем местной юрисдикции, начиная с метрических записей и продолжая всякими другими обязанностями и повинностями гражданскими. Духоборцам и их опекунам-толстовцам это очень не понравилось и среди них началось брожение. «Побежали от волка, а напали на медведя», cетовали молодые на старых, затеявших дело переселения из России.

Духоборцы считали противоречащими всему их обычному праву и религиозным убеждениям обязательные для жителей всей Канады законы земельные, законы о браке, разводе и метрических записях.

Уже к ранней весне 1900 г. некоторые недоразумения, происшедшие между Канадскими властями и духоборцами, пошатнули доверие их к местному правительству. На южном участке шли особенно оживленные разговоры на счет земли; и среди всех выделялись. Так называемые, «кипрские» духоборцы. Среди них поселился прибывший из России толстовец Б., который и повел страстную пропаганду, развивая ту мысль, что здесь, в Канаде, духоборцы должны отстаивать себя и свою самостоятельность, а так как земля «Божья», то частной собственности на землю не должно быть и записывать ее на каждое отдельное лицо не нужно. Также не нужно вести регистрацию браков, смертей и рождений. ибо канадскому правительству нет никакого дела, кто у них умер, кто женился и кто родился, так как все это... «дело рук Божьих».

Эти разговоры, а также «соборные послания», упали на рыхлую почву духоборческих сомнений. Представление духоборцев о «вольных землях» не вязалось с требованиями канадского земельного закона. Тайное и задушевное стремление духоборцев сводилось к тому, чтобы им просто отвели землю в одном участке, где они и оснуют свою «Духоборию» с своими строгими обычаями и неписанными законами общественного мнения. Духоборцы соглашались платить «дань» «ихнему» королю за земли и вообще все, что с них потребуют, но в замен этого они желали, чтобы к ним «никто не прикасался из правительства». В регистрации же браков и смертей духоборцы видели явное намерение властей вмешаться в их частную жизнь. Особенно всех волновала регистрация брака, которая должна сопровождаться в Канаде уплатой небольшого налога (около двух долларов) и подачей по форме заявления местным властям.

«Кипрские» духоборцы считали себя наиболее истинными и праведными христианами. И на этот раз среди них возникло наиболее сильное движение, выразившееся вскоре в прямом и твердом желании неподчинятся канадским властям в их требованиях, касающихся земли, браков и смертей. Это неподчинение вылилось в открытом письменном «заявлении» «кипрских» духоборцев канадскому правительству, в отвеет на его неоднократные требования «принять» землю, вести регистрацию рождений и смертей, и делать заявки брачующихся ⁵³.

Правительство медлило ответом на это заявление духоборцев. Оно пробовало убедить их при посредстве квакеров и англичанина Моода, которые прислали во все села свои усовещательные письма. Но это не помогло. Тогда центральное правительство сделало распоряжение своему Иорктонскому агенту созвать в г. Иорктоне в начале октября 1900 г. съездку представителей всех 10 сел, из имени которых было подано «заявление». На этой съездке иммигрантский правительственный агент категорически потребовал у духоборческих представителей дать ответ без замедления, возьмут или нет они в личную собственность землю, им причитающуюся. Делегаты в своем ответе от 14 окт. 1900 г., соглашаясь принять всякую землю, которую правительство определить им в пользование и выражая за это благодарность, говорили: «Но мы не можем принять никакой земли в личную собственность и просим, чтобы нас не принуждали к этому. Мы не можем принять земли в собственность даже для одной формы, как это советовал нам сделать господин Моод, ради того только, чтобы прийти в соглашение с земельными законами Канады» ⁵⁴.

Через два слишком месяца центральное Оттавское правительство прислало духоборцам бумагу, в которой отказано было по всем пунктам их требований. На этот отказ духоборцы 10 южных сел дали ответ (от 11 февраля 1901 г.), в котором говорили: «Мы понимаем, что вследствие разницы между нами и вами в понятиях и целях жизни, правительству настолько же трудно удовлетворить наши желания и тем самым ограничить вмешательство в жизнь законов и власти, насколько нам трудно признать жизненным руководством ваши законы. Но мы не забываем вследствие этого добрые отношения к нам правительства и остаемся по прежнему очень вам благодарны. А теперь мы вынуждены просить вас о снисхождении в том, чтобы нам позволено было остаться в Канаде до тех пор, пока мы найдем другую страну для поселения или убедимся в том, что людям, которые намереваются установить свою жизнь на христианских началах, нет более места на земле» ⁵⁵.

После этого духоборцы составили знаменитое «обращениеe канадских духоборов ко всем людям», в 1901 г. переведенное на все европейские языки и вызвавшее значительную литературу в западной печати по этому вопросу. Обращаясь ко всем народам, духоборцы просили дать им убежище, куда они могли бы удалиться от того, что они называли «тиранией канадских законов».

Однако не все духоборцы приняли участие в этом столкновении с властями. На южном и северном участке отдельные группы духоборцев отнеслись неодобрительно к предпринятому протесту. Так поселившееся на озере Доброго Духа почти все приняли землю, отдельные семьи приняли землю и среди других селений. Группа духоборцев, поселившихся в Саскачеване на земле Принц-Альберта. самая богатая из всех, переселившихся в Канаду, совершенно открыто заявила свое согласие с теми своими «братьями», которые не захотели подчиниться канадским законам. Здесь все население, за малыми исключениями, приняло землю на основании канадского закона и согласилось вести регистрацию рождаемости и умерших, а дело брачного контракта пока обошло молчанием ⁵⁶.

Естественно, что борьба за существование и инстинкт самосохранения должны были отрезвить более здравомыслящих из духоборческой массы от угара толстовских фантазий, ослабив слепую приверженность сектантов к анархическим и социалистическим принципам учения своих непрошенных вождей. Поэтому некоторые из духоборов, при надвинувшейся опасности голода и лишений, соглашались подчиниться местной юрисдикции и приняли земельные наделы, укрепив их за собой документами, как право собственности. Но это являлось нарушением коммунистического принципа толстовства и очень не понравилось вожакам – толстовцам, которые держались того мнения, что переезжать духоборам из Канады в Калифорнию отнюдь не следует, так как для них шансов «терпеть и околевать» здесь гораздо больше (Бодянский). Они поспешили донести об этой начинающейся в воззрениях и действиях духоборов перемене самому Л. Н. Толстому. И вот, Лев Николаевич к голодным и изнуренным гнетом разочарования и тяжкими жизненными условиями обращается с укоризненным и увещательным посланием, напечатанным и собственноручно им подписанным, в котором указывает и предостерегает «любезных братьев и сестер» от того «соблазна собственности», которому некоторые из них подпали.

«Если вы, говорит он духоборам, хотите продолжать жить христианскою жизнью и не хотите отречься от всего того, за что пострадали и были изгнаны, из отчества, то вам нельзя жить по-мирски и собирать отдельно для себя и для своей семьи собственность и удерживать ее от других. Ведь это только нам кажется, что можно быть христианином и иметь собственность и удержать ее от других людей, но это невозможно... Христианское учение нельзя брать кусочками: взять одно и оставить другое. Если люди, приняв учение Христа, отказались от насилия, судов, войны, то они должны отказаться и от собственности, потому что насилие и суды нужны только для удержания собственности. Если же люди держать собственность, то им необходимы и насилие и суды, и все мирское устройство. Соблазн собственности есть самый тяжкий соблазн, вред которого очень хитро скрыт от людей, и поэтому так много христиан претыкались об этот камень» ⁵⁷.

Понятно, что послание это поддерживало упорство духоборов в их нежелании подчиняться требованиям местной власти относительно исполнения существующих аграрных законоположений. Большинство духоборов отказалось принять землю «с правами», а хотело принять ее «без правов», как они выражались, т. е. без укрепления за собой и без всяких документов – некоторые же не хотели принимать никакой земли.

1901 г. прошел у духоборцев в постоянном волнении и ожидании того, что Канадское правительство предпримет относительно поземельного устройства «христиан всемирного братства». В декабре этого года центральное Канадское правительство командировало особого чиновника, который с переводчиками должен был объехать всех духоборцев, не принявших землю, и решительно добиться от них того или иного ответа.

К этому времени к десяти южным селам примкнуло довольно значительное количество северян и духоборцев, живущих на южном участке в районе Белой речки, так что всего было охвачено движением около 4-х тысяч духоборцев, т. е. приблизительно половина всех живущих в Канаде.

Беседы посланного чиновника с духоборами ясно обнаружило крайнее упорство и непримиримое настроение последних. Ответы духоборцев сводились к следующему: «На ваших установлениях мы не можем взять землю, в ваших связях не хотим участвовать, потому что это тошно нам и грех... Мы видим, что и здесь, в Канаде, нет свободы, как выясняли вы нам раньше, и выходит один обман ... Вы обещали нам дать свободную землю, если бы вы не обещали, то мы доселе бы жили в России. Мы не землю искали, а свободу... Вы налагаете на нас гонения и страдания. Мы давно гонимы за то, что не хотим исполнять человеческие установления и законы ⁵⁸».

31 декабря 1901 г. центральное Канадское правительство имело суждение о духоборческом вопросе. Результатом его было объявленное в начале января 1902 г. «Публичное замечание», в котором говорилось, что если до мая 1902 г. не будут приняты духоборцами гомстеды согласно обычаям и законам Канады, то таковые гомстеды будут числиться свободными и их могут занимать другие переселенцы.

Кроме объявленной меры, правительство стало применять другие, которые своим давлением должны были повлиять на упорных духоборов. Так, им запрещено было с нового года бесплатно рубить сырой лес. И когда духоборы не обратили на это внимания и продолжали рубить, то послан был чиновник описать навоженный зимою лес ⁵⁹.

В конце 1902 г. среди канадских духоборцев довольно сильно распространилась книжка под заглавием: «Письма духоборческого руководителя Петра Веригина». Эта книжка, наряду с правительственной репрессией сыграла значительную роль во всем последующем канадском духоборческом движении. Духоборцы, относясь к своему руководителю с полной покорностью, нашли в этих письмах многое такое, что не только непосредственно подтверждало и оправдывало, но даже усиливало и доводило до больших крайностей их поступки.

На северном и южном участках, вслед за объявлением правительством «Публичного замечания» началось, прежде всего, движение в сторону уравнения всякого имущества. 10 января, на съездке 13-ти сел решили поровнять платье мужское и женское и определили, сколько именно нужно выдать платья и белья женщинам и мужчинам.

После этого старички приходили к каждому в дом, кто на это согласился, хозяин открывал сундук и показывал всю одежду. Сколько следовало, себе оставлял, а лишнюю выдавал; если же у него не хватало, то ему выдавали, что следовало. Точно так же поступили и относительно скота. Деньги собрали вместе и разделили на каждую душу (даже на грудных детей) по 98 центов, и раздали кассирам. Это движение «уравнения имущества» быстро распространилось по всем непокорным селам и было первым предварительным этапом, подготовившим последующие демонстрации духоборцев ⁶⁰.

Уже к маю 1902 г. среди духоборцев замечается все усиливающееся желание освободиться от скота.

Еще на Кавказе, как выше уже упомянуто было, некоторые вожаки духобор-постников доказывали, что «тварь в свободу звана» и, потому, должна быть отпущена, что мы не должны владеть никаким Божьим созданием, и задавались вопросами, что де, не грех ли и ездить на лошадях, пользоваться шкурами для обуви и одежды? Теперь вопросы эти снова стали волновать духоборцев, и различное решение их повело к разделению духобор на «постников» и «молочников». Духоборы-постники с прямолинейностью и искренностью натур простых, доводящих всякую ложь до верха безумия, сделали ряд выводов, от которых благоразумно отказались их интеллигентные руководители. От убеждения, что грешно есть мясо, пришли к мысли, что нельзя употреблять продукты животных организмов, и отказались от молока, масла, яиц, сыру и т. п. Далее, исходя из мысли, что питаться мясом животных грешно, они додумались и до того, что в равной мере грешно употреблять кожаную обувь и сбрую, сделанную из шкур Божиих тварей, а также носить шерстяные ткани, потому что шерсть растет на баранах и, стало быть, тоже принадлежит Господу. И вот, духоборы-постники пожгли кожаную обувь: башмаки, сапоги, хомуты, узды, и т. п., а также шелковые платья и перья (перины). Они оделись в самые легкие бумажные ткани и говорили, что, даже во время морозов, не будут носить ни меха, ни шерсти.

Вместо кожаной обуви они стали носить резиновые, сапоги или башмаки, сплетенные из бечевок (лапти). Пища их состояла из хлеба и воды, самых простых овощей, ягод и трав; спали они на соломе.

Следующий за этим шаг отозвался еще гибельнее на экономическом строе духобор-переселенцев. Оказалось, что употреблять животных на работы, или вообще пользоваться ими, как бы то ни было, тоже грешно, потому что животные такой же «народ Христов», как и мы. И вот, духоборы немедленно прогнали всех своих лошадей, рогатый скот и баранов на «Божий холм» и предоставили этому «свободному стаду» пастись там на воле.

Вместе с тем они обратились к Канадскому правительству с заявлением, поданным чрез юрктонского агента, в котором, между прочим, говорили: «Думая, что и Вы, как христиане и дети одного с нами Отца (Иоанн 4, 34. 4, 38. 39), не захотите отречься от истины и пойти против Христа и поможете нам, вашим собратьям во Христе, мы усердно просим Вас, как лицо, знающее разные земли, походатайствовать за нас, пред кем следует, по Вашему мнению, о том, чтобы нам позволили отпустить наш скот в количестве, которое мы Вам сообщим, на свободу в такой земле, где бы он не пострадал от мороза, и мог бы кормиться без ненужной ему, как нам кажется, помощи человеческой. Если мы просим что-либо не так, то вразумите нас, как братьев во Христе» ⁶¹.

Получив такое заявление, Канадское правительство сделало распоряжение своим местным агентам собрать выпущенный скот, продать его, а деньги взять на хранение в казну.

По окончании аукциона, когда правительственные агенты возвращались, то на дороге они увидели вещи, вывезенные духоборами, освобождающими скот: вещи все кожаные, т. е. обувь, одежда и хомуты. Агенты взяли эти вещи и увезли в город.

Выпустив на свободу лошадей, коров и всех домашних животных, духоборы взвалили все сельскохозяйственные тяготы на собственные плечи. Во всех случаях, когда приходилось перевозить тяжелые возы или фуры, лошадей стали заменять мужчины. Когда нужно вспахать поле, 12 или 14 человек впрягались в плуг; другого способа возделывать землю они не признавали. Даже женщины участвовали в таких работах; впрочем, только у себя на ферме, для поездок в город в фуры или кабриолеты впрягались только мужчины. На улицах Иорктона ежедневно можно было встретить телеги, влекомые дюжиной духоборов, которые везли на продажу немудрые продукты своего хозяйства, взамен их они покупали муку или другие предметы первой необходимости.

Понятно, что изгнанием домашних животных духоборы поставили общину свою в критическое положение, – без помощи домашних животных самому существованию духоборов грозила опасность. Фермы их запущены; поля не сжаты; рогатый скот и лошади бегали на свободе по нивам, дичали на холмах, где им предстояло погибнуть в зимнюю стужу, или же попасть в руки людей, не разделяющих религиозных взглядов духоборов. Люди, от природы здоровые и сильные, поражавшие американцев своим могучим телосложением, ростом и красотой, бродили теперь голодные, худые, изможденные. Однажды целая дюжина их впряглась в тяжелую телегу и пыталась дотащить ее до города; но это не удалось: обессиленные голодом, несчастные попадали вдоль дороги.

Общее лихорадочное возбуждение охватило всех, не принявших землю, духоборцев. Движение росло и ширилось, обещая дать новые формы протеста. Среди духоборцев нашлись такие, которые пожелали испытать себя постом. «Некоторые из наших, писал один духоборец, пробуют, как можно питаться одними овощами, уже по несколько дней пробовали питаться только овощами и даже без соли по неделе могли свободно питаться. Один мужчина постился 40 суток – ничего не кушал. Остался в живых. Сейчас уже почти понемногу расправил свой желудок для обыкновенного употребления пищи». Все эти отдельные случаи еще более подливали масла в огонь, вызывали подражание, и духоборцы массами бросали свой прежний образ жизни, отпускали скот на свободу и «скучали», ожидая чего то нового, особенного. В это же время несколько духоборцев явились в г. Иорктон, принеся с собою все свои деньги, и отдали их правительственному агенту, говоря, что им денег совершенно не нужно, так как давно сказано, что «Кесарево – Кесарю», и что они теперь не нуждаются в работе, а хотят идти проповедовать «Царствие Божие» ⁶².

Однако не все духоборы дошли до такого, по выражению американских газет, «умопомрачения». Духоборы – «молочники» не отпустили скота и пока еще держали коров и лошадей, находясь в раздумье и не понимая, что такое у них происходит. Откровенно изображено то душевное настроение, какое переживали тогда духоборы, то беспомощное раздумье, то нестроение и разлад, какой среди них происходил, в письмах самих же духоборов, непосредственных свидетелей постигшего их бедственного их положения.

В письме от 8 июля 1902 г. один духобор писал: «Дорогие Никола и Дуня! Первым долгом вы запрашиваете у нас объяснение нашей жизни. Мы не можем объяснить вам нашу жизнь, потому что мы и сами еще в неопределенном положении, потому что мир пошел надвое: часть становится на новую жизнь, а часть еще живет в прежнем положении, т. е. так, как и прежде жили все духоборы. Та часть, которая становится на новую жизнь, уже совсем освободила всю худобу (скот), неподалеку от нашего села устроила два ворка (загоны), один для скотины, а другой для лошадей, и гонять скотину и лошадей, кто желает жить по одному согласию с ними, в одно свободное стадо. Это стадо теперь уже считается свободными Так и написали в министерство прошение, чтобы оттуда дали права и указали для скота удобное место, где бы он мог кормиться и быть свободным зиму и лето, и указали правительству и главную причину, почему освобождают скот: потому что не хотят пользоваться от чужой шкуры, т. е. труда, а хотят кормиться от своего труда, одним словом, хотят жить, как совершенные люди – Адам и Ева жили пред лицом Господа Бога нашего в раю, так и мы хотим. Но только боимся того, что, как говорится, «с свиным носом в золотую чашку будто бы не пускают». А то прошение подавали чрез старшего, но в это время его не было в Иорктоне, и прошение отдали помощнику. Помощник прочитал его и сказал, что это дело очень большое, пусть оно останется до приезда старшего. Когда приедет старшой, тогда он сам пойдет с прошением в министерство, а когда придет обратно, тогда отыщут ваших подстрекателей и возьмут их на каторжную работу, и не будет им возврата оттуда. А еще вы спрашиваете у нас, что землю дают или нет, чтобы селится семьями. О земле я тебе скажу так: у нас вот на днях был квакер, 2 или 3 июля, приезжал собственно затем, чтобы узнать духоборцев, на каком основании становят себя; и вот, собирал сходку, сходка была большая, но все таки тут дела не окончили, потому что некоторые освобождают скотину, а иные уже совсем не хотят ни какой земли принимать, a те, которые еще живут на прежнем положении, хотят землю принять без правов, а с правами тоже не примут. Теперь вместе с квакерами поехали наши 4 человека в Виннипег, 3 человека «из постников» и 1 из «молочников». А как там окончат дело, этого я не могу объяснить, – что дастся земля или нет тем, которые хотят принять «без правов». Больше новостей нет у нас».

В другом письме, от 24 августа 1902 г., говорилось: «Ты спрашиваешь нас, что мы постники или молочники. Мы покамест имеем коров и лошадей. А еще мы встретили в вашем письме, что приняли ли мы землю или нет? Землю мы не приняли. Еще ты нас запрашиваешь об наших духоборах, как они думают прожить. Духоборцы живут разногласно: часть духоборцев освободила худобу, а часть нет. Которые освободили, жгут кожаную обувь: башмаки, сапоги, хомуты, узды и т. п. и также пожгли шелковые платья и перья (перины) и т. д. А ходят теперь в лаптях, спят на соломе. Некоторые из них даже деньги сдали правительству, а именно: Кузя Новокшенов, Якимушка Евсин и т. д. А которые худобу освободили, т. е. собрали в один ворок (загон) сотню лошадей, ста два рогатого скота и т. д. подавали об этом правительству прошение, чтоб дали такой земли, где бы они могли кормиться. На это еще не получили ответа. Сейчас мы не знаем, как распорядиться над худобой». ⁶³..

Третий духобор в письме из Канады сообщал: «Творится у нас что-то неладное, чего никогда не было. Кажется, надо нам пропадать совсем. Порешили наши мясного, скоромного не есть вовсе. Не пьют уже и молока, не едят куриных яиц. А теперь говорит: должны мы скот миловать. Стоят лошади в конюшнях жиреют. Никто на них не работает. Все сами делают. Людьми пашут и бороны таскают. Надо в город везти что продавать – запрягутся человек десять в телегу и тащат. Так и во всем. Коров доить перестали, телята маток сосут. Идут коровы вечером домой, жалость смотреть. Вымя полное, шагнет корова, молоко так и брызжет. Пропадать надо; видно, последние пришли времена и близок конец мира».

Естественно, что то положение, в котором очутились духоборцы, благодаря овладавшим ими (по выражению американских газет) «странными фантазиями» и «несчастному ослеплению», было невыносимо и не могло продолжаться долго. Когда масса бывает выбита из обычной колеи и чувствует вывих в мысли и жизни, она не может оставаться спокойной, ею стихийно овладевают порывы чувства и фанатизм. Так и среди массы духоборческой – разоренной, возбужденной, озлобленной вследствие острого конфликта с канадскими властями, происходитъ впышка религиозного фанатизма перешедшая в болезненное умоисступление. Среди разорившейся, обезумевшей толпы начали появляться мистические бредни, поднялась игра больной фантазии, создавшей легенду о новом «блаженном царстве» под главенством «Петруши», и духоборов охватил религиозный экстаз, явно принявший болезненные формы, когда слух о приезде П. Веригина, который так волновал духоборцев, наконец, из слуха превратился в действительность.

Получил уведомление, что П. Веригин осенью выезжает из с. Обдорского, духоборцы немедленно послали в пять мест по 1000 долларов, предполагая, что через какое-либо из этих мест проедет Петр и Васильевич и так как «они» ⁶⁴ могут «поистратится» и «понуждаться» в дороге, то и денег было послано много.

Население пришло в заметное волнение. Разговоры сменили «слухи», «слухи ^», самые разнообразные, тревожили и еще более возбуждали и без того взволнованное население. Наиболее возбужденные ходили из села в село и проповедывали, что «настало время показать себя миру» и что «сказано», что «христиане не должны трудиться, а надо идти по всем землям и благовествовать истину». Сначала выступило 8 семей, во главе с Ефимушкой Власовым и Кузьмой Новокшеновым которые и были возбудителями этого движения. Входя в село, они вызывали идти с ними на «брачный пир». Если желающие были, то они оставались ночевать, а если нет, то продолжали путь далее, обойдя таким образом, все села и захватив с собою всех желающих. Желающих оказалось около 2-х тысяч и вся эта группа, в конце, октября, двинулась в Иорктон, не взяв с собою ни одежды, ни хлеба на дорогу. Это движение духоборцев, получившее название «похода на Виннипег» взволновало все общественное мнение Канады. Жуткое чувство холодом обвивает сердце, когда читаешь переполнявшие столбцы американских газет подробности этого Виннипегского похода. Вот некоторые из них.

«Виннипег, 29 октября. Духоборческое дело достигло такой степени, что ожидают важных последствий 1600 чел. Этих русских фанатиков мужчин, женщин и детей – пришли в г. Иорктон вчера вечером в самом жалком положении. За ними следовали другие в числе* 400 человек. Первая партия духоборцев принудила Спирса, главного иммиграционного агента, сопровождать их. Зрелище было плачевное. Они остановились табором в понедельник на ночь на отрытом воздухе, а термометр стоял на 14° ниже нуля. Толпа состояла из мужчин, женщин и детей, включая и грудных младенцев, и даже один родился, мать которого маршировала в процессии. Несколько больных были несомы на носилках; некоторые были босы; многие носили резиновые сапоги, а другие – грубые сандалии из плетенных бичевок. М-р Спирс успел отобрать больных, женщин и детей и поместил их в иммиграционном доме и других постройках почти против их воли.

Семен Черненков, который говорит немного по-английски и которого голые черные ноги свидетельствовали об его ревности, объяснил, что они ищут «Нового Света» и Иисуса. Когда он был спрошен, где его сапоги, он поднял голую ногу и воскликнул: «вот Иисусова обувь». На смех зрителей был прочитан по-русски 22-ой псалом: «Они смеются надо мною, чтобы презирать меня»... Длинный, худощавый аскет стоял впереди и молился. Он был защищен от ветра буркой, ниспадавшей с плеч до земли, а у многих из его последователей не было одежды защитить себя от гибельного холода. Один из сочувствующих граждан предложил стакан молока посиневшему ребенку, но мать расплескала молоко, чтобы не дать ребенку напиться. Сухарики были предложены детям, но было воспрещено брать их... Всю ночь партия бродила между кустами, собирая «Богом данные», «безмасляные» плоды шиповника, чтобы утолить приступы голода. Участия животных в воспроизведении этих плодов не было, «так что они сказали, что могут, есть их «без греха» ⁶⁵.

Виннипег, 30 октября. Партия мужчин духоборцев отправилась по направлению к Виннипегу вчера после полудня. Проведя всю ночь и утро в «духовной борьбе», эти «борцы духом» получили откровение, что им надо идти на г. Виннипег, и в 2 часа они побрели вдоль железнодорожного полотна без женщин и детей. «Они вышли из себя»,– сказал генеральный агент Спирс и дал приказ окружить их. Верховая полиция окружила их и препроводила назад в город. Все шло хорошо, пока они не повернули в улицу, ведущую на север по направлению к их селам, – до сих пор духоборы шли между верховыми терпеливо. Но когда они уразумели, что их гонять назад, домой, они сразу остановились. «Подгоните их, заставьте идти!» – скомандовал Спирс. Толпа любопытных окружила их с двух сторон. Полицейские направили крупы лошадей в духоборцев, но море духоборцев расступалось и поглощало их. Лошади вертелись, но ни на дюйм не подвинула толпу. «Подгоните их!» – был отдан опять приказ, когда послышался голос со стороны: «Не нападайте на них! Вы не имеете права! Не нападайте! Они не скот!». Духоборцы обернули свои лица и сняли шапки как бы для молитвы. Полиция после напрасной попытки сломить духоборцев отступила, и «духоборцы последовали своему обряду» ⁶⁶.

В «The Standard» сообщали из Виннипега от 30 окт. (нов. ст.). «Духоборы в количестве 800 человек продолжают свой поход по направлению к Виннипегу. Они уже прошли около 40 километров. Эти фанатики бросили большую часть своей одежды, чтобы идти налегке. Они почти нагие. Все проникнуты желанием обратить в свою веру весь мир. Правительство в величайшем затруднении и не знает, какие меры следует принять. Энтузиазм духоборов, идущих на Виннипег, возрастает с каждым этапом. Многие из них проявляют симптомы несомненного помешательства. Власти отправили навстречу духоборам значительные военные отряды».

«Агентству Рейтера» из Виннипега телеграфировали, что духоборы, вышедшие из Иорктона, были вечером 21 окт. (ст. стиля) застигнуты у Фоксваррена страшною снежною бурею. Они должны были провести всю ночь среди ужасных лишений в ольховых кустарниках, где их ничто не прикрывало от бури, и их тонкие льняные рубахи не могли их согреть. Люди похудели так, что похожи на скелеты. Некоторые страдают воспалением легких и положениеe ужасно. Женщины падают на пути от истощения с умирающими детьми на руках. Несмотря на все это, коноводы настаивают на продолжении путешествия в Виннипег, где они встретит Иисуса Христа.

При чтении всех этих известий ясно становится, что в настоящем случае мы имеем дело с массовым помешательством на религиозной подкладке. Еще в Закавказье духоборы собирались к походу на восток навстречу «Христу», т. е. Петруше Веригину. И теперь мистическим объектом религиозного помешательства канадских духобор явился тот же Петруша, в поход к которому, как единственному природному «спасителю» и двинулись духоборы, разочаровавшись и разуверившись в «спасителях» интеллигентных (толстовцах).

Однако духоборам не удалось дойти до Виннипега. Более 100 миль (около 350 верст прошли) они от Иорктона, сопровождаемые полицией. Но когда среди путешествующих появилось несколько заболевших острым буйным помешательством, когда голод заставил духоборцев воспользоваться огородиной фермеров, когда среди них появилось много больных и простуженных, то правительство, потеряв терпение, послало навстречу им два эскадрона конных всадников. В городе Миведосе духоборцев силой затащили в вагоны и привезли в Иорктон, где и сдали их на попечение «братьев», не принимавших участия в движении. Все путешествие духоборцев продолжалось: от Иорктона до Минедоса 13 дней, из сел до Иорктона 3 суток и по селам 22 дня ⁶⁷.

В это время духоборческий «повелитель» П. Веригин спешил в Канаду, чтобы повидаться с своей старушкой-матерью и «принять участие» – как он говорил, в делах духоборческой общины». К последнему духоборческому движению Веригин на первых порах относился более одобрительно, чем отрицательно. Но на пути в Канаду, осенью 1902 г., Веригин заехал к Л. Н.Толстому. Во время этого свидания произошел знаменательный разговор, который, очевидно, так глубоко запал в душу Веригина, что он, приехав в Канаду, говорил с духоборцами крайней партии почти теми же словами, которыми Л. Н. Толстой опровергал его Веригина крайние взгляды ⁶⁸.

По прибытии в Канаду, в январе 1903 г. Веригин немедленно совершил объезд духоборческих поселений. Ехал он в сопровождении большой свиты избранных, на 3–4 санях, запряженных четверкой прекрасных лошадей. Встреча везде была торжественная. Собравшись у одного из лучших домов, народ снимал шапки и пел приветственный псалом, затем следовала молитва и низкий поклон. Веригин, поздоровавшись, сказывал им поклоны от друзей в России и Англии. Потом шли в дом, чтобы подробнее поговорить о делах. Здесь стол был накрыт для еды, подавали чай с прекрасным хлебом и вареньями, сахар в кусках, сушеные фрукты, мед, рис и др. сласти. Веригин рассказывал сначала о своем изгнании, опасном плавании по Оби и Атлантическому океану, и затем, переходил к практическим вопросам, волновавшим духоборцев. Относительно пригодности Канады, как места для поселения, он заявил, что они пришли по воле Бога, и нет нужды искать другого места, и в этой стране они могут жить и процветать, климат холодный, но здоровый, и все необходимые овощи растут прекрасно. Относительно пользования скотом говорил, что оно необходимо для успеха в жизни, но отношения к лошадям должны быть не как господина к рабу, но как товарищей по работе. Лошадь служить не только для добывания пшеницы своему хозяину, но и овса для себя; для них косят и убирают сено, для них и строят конюшни. Если лошадь служить человеку, то, и человек служить лошади – работа и выгода взаимная; лошади – наши соработники и могут быть, поэтому членами нашей общины. Землю они должны принять безотлагательно, с благодарностью правительству, которое четыре года снисходительно относилось к ним и не лишило их земли. Статистически записи ведутся для пользы их самих и других, и нужно в этом случае сообразоваться с законом. Наконец, относительно «странствующих», которые не хотели устраиваться на месте, а только ходить и проповедовать, сказал, что они, конечно, свободны и должны делать то, что им кажется справедливым, но они должны подумать: достаточно ли они совершенны в жизни, чтобы проповедовать? Прежде надо самим жить хорошо; и так ли они хороши? Даже если они прознают себя достаточно хорошими, то не имеют права женщин и детей заставлять переносить утомления и мучения ⁶⁹.

Такие речи успокоительно действовали на духоборцев, и многие из них, намучившись несогласиями, сбитые с толку крайними учениями, теперь стали возвращаться к прежней жизни.

Однако успокоение духоборцев было не полное. Среди «странствующих» выделилась группа непримиримых, самых крайних, наиболее прямолинейно и последовательно усвоивших взгляды Веригина, которые он развивал в письмах. Теперь, слушая речи Веригина, они решили, что Веригин изменил своим убеждениям, за которые он сам столько времени страдал и страдали они, самые верные его последователи, поэтому и не подчинились влиянию своего руководителя. Увидев поступки Веригина, они писали своим друзьям, что «правда погибает», что в мире творится что-то такое, что предвещает «скорый конец веку сему». Развивая свои крайнее взгляды, они пришли к заключению, что «кто чист телом и делом и покорен в поступках душе своей, тот не нуждается в украшении или скрывании себя в одеждах». Теперь наступает райское житие, когда «нагота – лучшее украшение человека». Именно в этом-то виде приличествует более всего человеку проповедовать истину и указывать на греховность людей, боящихся вида своей «плоти ^». Эта группа духоборцев слив с новою теорией всесторонне протест против их руководителя П. Веригина, сейчас же слова воплотила в дело и пошла, проповедовать свое учение ⁷⁰.

Вот сообщение одного из очевидцев, который описывает эту своеобразную проповедь в письме из с. Каменки, южного участка иорктонского района, от 16 мая 1903 г. «Позавчера я работал на огороде, как вдруг, поднявши голову, увидал нечто, чего сразу понять не мог... Это «нечто ^» все приближалось и, присмотревшись, я стал разбирать, что это голые и полуголые люди. Приближаясь довольно быстро к селению, некоторые из них с актерскою ловкостью схватывали с себя рубашки, на ком они еще оставались... Пока я соображал, странные пришельцы были уже в селении. Это была толпа душ в сорок мужчин, женщин и подростков, совершенно голых духоборцев, даже без фигового листа, хотя каждый нес под мышкою легкую одежду, тщательно свернутую, чтобы она не портила первобытной красоты пoдoбия Божия и что бы – упаси Боже – не подумали, что этот жгут тряпок заменяет собою фиговый лист. Сельские жители высыпали, конечно, все на улицу и вот произошла встреча: конечно, обе стороны поклонились друг другу с такою же чинностью и важностью, как и вообще при встречах; потом одна из голышей вышла наперед под руку с мужчиною и прочитала псалом о прелестях райской жизни и о том, что настало время, и Бог всех туда призывает. Затем один голый спросил, обращаясь к одетым: «что, братья, страшна вам природа?» На это одна каменская здоровенная баба ответила ему с негодованием в голосе: «природа страшна! Нешто мы не знаем природы, природа во всех одна, да ты то, бездельник, чего шляешься без толку? Ишь ты природою вздумал нас пугать!»

Таким образом, странные гости пропарадировали через все селение, останавливаясь против каждой кучки собравшегося народа и повторяя приблизительно то же, вышли из селения, оделись и пошли к следующему...

...Началось это с того, что в марте месяце человека три отправилось отсюда на Принц – Альберт и начали проповедовать там идею возвращения человека в первобытное состояние. Пропаганда имела успех, и человек с сотню начали ходить голые, собираться на богомоления, при чем, говорят, плясали. Ходили по селениям, а потом вздумали перейти на другую сторону реки Саскачевана, и тут то они попались на глаза блюстителей порядка. Их сейчас же остановили: пошли телеграммы в Виннипег, Оттаву, послан был специальный чиновник и сотня полиции и в то же время послали телеграмму П. Веригину, чтобы он ехал помогать правительству усмирять духоборцев. Веригин отказался помогать правительству в усмирении этих духоборцев. Голышей завернули по домам, а трех зачинщиков отправили в Виннипег, где они будто бы имели свидание с министром, который сказал им, что таких вещей канадцы не потерпят, и если духоборцы будут продолжать то же самое, то их вышлют в Россию. На это духоборцы ответили, что они именно этого и хотят, чтобы их выслали в Россию или куда-нибудь, так как они оставаться не желают и верят, что попадут в место, для них уготованное, где они будут жить райскою жизнью, а они, канадцы, пусть остаются здесь, если хотят погибать. После этого разговора духоборцев отпустили, и они отправились в здешние селения, где собрали своих последователей и пустились в голое путешествие по всем здешним селениям. Что они имеют в виду делать, когда обойдут все селения – еще неизвестно говорят, что будто пойдут в города» ⁷¹.

Но пойти по городам им не удалось, так как планы нового крестового похода духоборов были расстроены быстрым вмешательством иммиграционного комитета. Когда с проповедью о близком вторичном пришествии Христа явились в Саскачеван южные духоборы, канадские власти заблаговременно приняли меры. Иммиграционный агент явился с полисменами и корреспондентами и сказал духоборам чрез переводчика речь. Духобор Лука убеждал не носить одежды, подражая Адаму и Еве до их грехопадения. Агент обратился к собранию духоборов с словом увещания через переводчика. Внезапно на средине улицы показался Лука, совершенно нагой, вслед за ним шла толпа (44 челов.) мужчин и женщин, также совершенно нагих. Агент и корреспонденты глядели, остолбенев, на невидимое доселе в Канаде зрелище: большую группу голых, взрослых людей; шел дождь. Совершив какие-то обряды нагишом, возвратились в избы и вскоре вышли из них одетыми. Агент объяснил, что такое хождение запрещается канадскими законами, приказал им немедленно же отправиться в путь домой. Духоборы настаивали на том, что они пойдут в странствование с проповедью по Канаде. Опасаясь, что волнение охватить соседние селения, Канадские власти решили действовать против духоборов силою. После отчаянного сопротивления духоборческие пилигримы были связаны и отправлены по местам их жительства.

Таковы последние страницы печальной «духоборческой эпопеи».

Из представленного выше краткого исторического очерка видно, что главными виновниками ее являются искусственные главари и непрошенные вожди духоборцев толстовцы. Когда, после ссылки П. Веригина, духоборцы остались без руководителя, то они подняла влиянию толстовцев, которые избрали секту духоборцев, как удобную почву для своих экспериментов, и над этими детьми природы проделали опыты всех утопий и иллюзий толстовских.

На вулканической горючей почве они неосторожно развели огонь, который и разразился страшным, неожиданным для них самих, пожарищем. Быстро, стихийно произошла невообразимая ломка старых духоборческих воззрений, семейных и бытовых устоев, ломка, представляющая собою целую драму, породившая цикл легенд, и сопровождавшаяся болезненным возбуждением религиозного чувства до размеров психопатической эпидемии. Духоборческая масса, столетие дремавшая в непросветной тьме, спокойно и уютно жившая своим замкнутым мирком, с своеобразным укладом жизни, благодаря настойчивой и назойливой пропаганде толстовства, ведшейся целой сплотненной дружиной, оказалась приведенной в состояние крайней анархии и фанатизма, измученной в бесцельной борьбе с властью и законом, и совершенно потрясенной в своем экономическом благосостоянии. Желая показать миру на духоборческой массе толстовское царство Божие на земле, толстовцы лелеяли духоборческое религиозно-анархическое движение, как свое родное детище, и ожидали богатого всхода посеянных ими семян анархии в религиозной оправе. Но она ошиблись в расчетах: жизнь обнаружила грубую фальсификацию и вскрыла подлинную ценность толстовских идей, которые, при попытке практического осуществления их среди духоборцев, вызвали лишь ряд болезненных нарывов. Кроме того, интеллигентные агитаторы опустили из виду одно существенное обстоятельство: они забыли, что у бедных духоборов нет тех наследственных капиталов, которые позволяют им самим вечно экспериментировать и жить воздушными замками.

Генеральный комиссар эмиграции г. Мак Клири, объясняя неуспех переселения духоборов в Америку, дает такую аттестацию сопровождавшим духобор, интеллигентным толстовцам:

«Из тех 20 слишком человек интеллигентов, с которыми мне пришлось возиться по поводу этого переселения, только один, и то, как мне сказали, московский купец, оказался имеющим сносное представление о том, что такое практика, дело. Все остальные совершенно ни к чему не пригодны. Только и мастера, что разговаривать; ни письмо деловое написать, ни принять толком вагон провизии, ни составить накладной, ни один из них не умеет. Говорить – соловей поет, взялся за дело – все врознь идет. Какие-то дети, живущие в облаках! Чего, чего я не насмотрелся! Слава Богу, теперь все убрались, а то просто беда с ними. Младенцы, но младенцы с гонором и с массой самых нелепых требований. Я часто оказывался совершенно бессильным: все то они перепутают, все то они перепортят. И смех с ними, и горе. Излагая в моем докладе нашему министру внутренних дел причины неполного успеха переселения духоборов, я перечислил все эти капитальнейшие затруднения, встретившиеся на пути, именно, благодаря участию таких ни на какое практическое дело негодных людей» ⁷².

К сказанному, кажется, нечего прибавлять. Поистине «оправдися премудрость от чад своих всех». С прибытием в Канаду П. Веригина духоборцы, представляющее собою довольно стройно организованную общину, крепко связанную теократическим началом, воплощающимся в лице их наследственного руководителя, получили такого руководителя, и туманный перспективы толстовского «царства Божия» сменились более реальными контурами своей собственной, верной заветам предков «Духобории».

Введете. 1. Распространение в с. Павловках толстовского учения князем Д. А. Хилковым. 2. Павловские сектанты – толстовцы, их религиозные и социально-политические воззрения и влияние на местное население. 3. Миссионерская деятельность приходского духовенства и отношение к сектантам власти светской. Настроение павловских сектантов накануне «страшного дела». 4. Тодосиенко – проповедник малеванства. История болезни. Его подвиги в с. Яхнах, Киевск. губ. V. Проповедь Тодосиенко в с. Павловках. Разгром церкви-школы и нападение на православный храм. Судебный приговор. Заключение.

В 1901 г. слобода Павловки, Сумского уезда, Харьковской губернии, получила печальную известность. Почти во всех газетах сообщено было об ужасном случае взрыва сектантского фанатизма, имевшем здесь место 16-го сентября этого года и выразившемся в разгроме сектантами церкви – школы и в нападении их на православный храм.

Об этом, как оно названо в официальном донесении, «страшном деле» появились довольно подробные сообщения, которые описывая почти одни и те же факты, давали им, однако же, совершенно различное освещение. Возникла даже полемика по вопросу о том, кто такие павловские сектанты? Одни прямо и решительно называли их толстовцами-анархистами. Другие же, не желая, чтобы имя почитаемого ими графа было замешано в этой темной дикой истории, старались освободить его от всякого подозрения и поставить вне всякого влияния и отношения к означенному событию. Для этого они представляли самое событие сложным, таинственным и относительно характера сектантства павловцев придумывали разные гипотезы. В павловском сектантства видели то штундизм, то новую изуверную секту, выродившуюся из павловских штундистов, то смесь штундизма, малеванщины и толстовщины, то объясняли, наконец, события 16-го сентября не характером сектантства, а приписывали его тому массовому умоисступлению, примерами которого так богата история католицизма и история нашего сектантства.

Для выяснения истины нет нужды вступать в полемику, с которой обычно неразрывно связана бывает страстность , потемняющая истину и увлекающая к крайностям и односторонностям. Лучше всего обратиться к истории, беспристрастной свидетельнице прошлого, в котором имеет свои корни настоящее. Знакомство с историей первоначального появления и распространения сектантства в с. Павловках поможет нам выяснить, кажущиеся на первый взгляд так неожиданным и непонятным, дикий взрыв фанатизма павловских сектантов, являющейся по своим размерам и последствиям чуть ли не единственным в истории нашего сектантства.

1.

До 80-х годов прошлого столетия немногие, конечно, слыхали о с. Павловках, Сумского уезда. Село это ничего особенного не представляло; глухое, грязное, захолустное, растянутое в одну линию на несколько (5–6) верст, населенное исключительно одними малороссами, бывшими крепостными крестьянами князей Хилковых и графа Строганова. Между простыми невзрачными избами обращали на себя взор проезжего только каленная церковь с обваливающеюся штукатуркой и полуразрушенною оградою, да барский дом княгини Хилковой на окраине села. Но с половины 80-х годов с. Павловки приобретает известность, благодаря распространению и даже практическому осуществлению здесь учения графа Л. Н. Толстого. Первым распространителем среди крестьянского населения толстовских идей явился местный землевладелец князь Дмитрий Александрович Хилков, отставной подполковник гвардии, имевший тогда не более 30 лет от роду.

По окончании курса в пажеском корпусе, князь Хилков начал службу в гвардии и увлекся светскою жизнью петербургской аристократии, предавался разного рода увеселениям и удовольствиям, усердно посещал балы, театры, клубы и, благодаря красивой наружности, имел большой успех среди женщин. Но суета светской столичной жизни скоро надоела ему и привела к заключению, что «Петербург весь изолгался» и что среди людей высшего круга царит только одна ложь и пустота. Ему хотелось побольше кипучей деятельности, которая могла бы принести пользу ближнему, а гвардейские офицеры, по его словам, «не способны ни на какое доброе и полезное дело». В это время возгорелась русско-турецкая война. Князь Хилков перешел на Кавказ и поступил в казачий летучий отряд, а мать его – в число сестер милосердия. Здесь с ним случился переворот, имевший большое влияние на его дальнейшую жизнь. На Кавказе Хилков, по его словам, приобрел себе имя самого бесстрашного и храброго офицера, и ему представлялась блестящая военная карьера. Случилось, однако же, что в одной лихой схватке князь положил на повал выстрелом из револьвера какого-то турка, и этот турок стал не давать ему покоя ни днем, ни ночью. «За что я убил его?» спрашивал князь самого себя. «За то, что он так же, как и я, исполнял свою обязанность, служа честолюбию и самолюбию других? Но ведь, по всей вероятности, у него есть жена, дети, мать, отец, братья... Ему хотелось жить, хотелось трудиться... И война все это уничтожила зараз»... Размышления на эту тему привели, наконец, князя Хилкова к убеждению, что война есть ужаснейшее зло в мировой жизни, и что ни один порядочный человек не должен находиться на военной службе, потому что служить офицером на войне – значит сознательно и лично содействовать увеличению этого общечеловеческого зла. Князь Хилков решил навсегда оставить военную службу ⁷³.

Оставив военную службу, князь Хилков в 1885 г. поселился в имении своей матери в с. Павловках. Здесь он сначала решился, по его словам, искать правды и успокоения в лоне православной церкви: неопустительно ходил в церковь каждый воскресный и праздничный день, (местный протоирей, однако же, отрицал это), ходил пешком на богомолье в Софрониеву пустынь, стал ежедневно читать св. Евангелие, жития святых, творения св. Тихона Задонского и т. д. Но все это скоро ему прискучило, он увидел будто бы, что «правды нет в церкви, попы-государственные чиновники». Оставивши церковь, князь Хилков некоторое время совершенно не имел под собою никакой почвы. Случайно ему пришлось прочитать рассказ графа Л. Н. Толстого «Крестник». Этот рассказ своею «жизненною правдою» произвел такое сильное впечатление на князя, что он решился немедленно ехать к графу, чтобы непосредственно от него самого познакомиться со всею системою его мировоззрения. У Толстого, в Ясной Поляне, князь Хилков прожил более месяца и возвратился домой преданнейшим учеником его. Граф Л. Н. Толстой, прежде всего, открыл своему новому последователю ту «великую истину ^», что правда и душевное спокойствие находятся не в Петербурге, и не в церкви, а только «в крестьянской избе, мужичьих сапогах и физическом крестьянском труде». И князь Хилков немедленно же начал испытывать на себе истинность этого «великого откровения новейшего и последнего завета». Он вынудил у своей матери надавили на его долю 400 десятин земли, и отдал их своим бывшим крепостным в общинное владение, организовав из них особую земледельческую общину с наделом известного количества десятин земли на каждого способного к труду человека, каковой надел он и сам уже получал тогда от общины ⁷⁴.

Так возникла, в версте от с. Павловок, колония толстовцев-крестьян, устроенная Хилковым, и официально называемая в честь его «Князевкою» или «Дмитровкой ^». Колония состояла из 50 или 60-ти крестьянских изб, с чистыми обширными дворами, амбарами, сараями; напротив дворов были огороды с образцовым искусственным орошением; в конце колонии находилась изба князя. Войдя в эту избу, можно было видеть самого князя, еще молодого человека (тогда ему было не более 30 лет), весьма привлекательной наружности и чрезвычайно симпатичного в своем обращении и приемах с собеседником; одет он был в самый простой крестьянский костюм от толстой и грязной холщевой рубахи до неуклюжих и грубых сапог, смазанных простым дегтем. Вместе с ним жила какая-то женщина, (но словам князя, генеральская дочь, окончившая курс в одной из Петербургских женских гимназий, отлично владеющая тремя иностранными языками), эту женщину князь рекомендовал своею женою, однако же, «не ходившею с ним вокруг столика». На полу в избе играл 4-х 5-ти летний грязный мальчуган, князь называл его своим сыном Борисом, которого, однако же, «попы водой не обливали».

В образе жизни князь Хилков ничем не отличался от заурядного крестьянина: пахал землю, косил траву и хлеб, молотил, лично ухаживал за лошадьми и рогатым скотом, исполнял сам все домашние и хозяйственные работы, даже ходил «на заработки» к соседним землевладельцам. (однажды он выкосил десятину пшеницы у Терещенка за 3 руб.). Зимою возил навоз на свои и чужие пашни, занимался извозчичьим промыслом: возил пассажиров на Белопольский и Ворожбянский вокзалы (при чем пользовался удобным случаем для пропаганды своего учения), перевозил разные товары и т. д ⁷⁵.

Сделавшись толстовцем и в образе жизни, и в верованиях, князь Хилков поставил, по-видимому, главною задачею своей жизни пропаганду толстовского лжеучения среди крестьянского населения. Сначала у него была мысль пропагандировать идеи Толстого только примером собственной жизни. Он, а также и его друзья, жившие вместе с ним, надели на себя простые крестьянские зипуны, начали пахать землю, возить навоз, косить сено и т. д. Но, конечно, из этого ничего не выходило; крестьяне только посмеивались, думая, что «паны дуреют». Тогда Хилков решился повести дело иным путем. Без разрешения начальства он открыл школу для детей и в ней начал излагать крестьянским детям, а по праздникам и их родителям, свое новое учение.

Бог, говорил Хилков в духе пантеистической системы Л. Н. Толстого, есть примерный разум, сотворивший мир, который, как получивший бытие от Бога, и есть истинный Сын Божий. Христианские догматы о Св. Троице, о воплощении и искуплении он отвергал и даже издевался над ними. Господа Иисуса Христа называл «умным человеком», но графа Толстого ставил выше, говоря: «граф Толстой есть только более усовершенствованный Иисус, так как Толстой, живя в более просвещенный век, глубже вникает и яснее понимает задачи и принципы мировой жизни». Церковь, как руководительницу ко спасению, все ее таинства и обряды он, безусловно, отвергал и в резких выражениях осуждал православных за почитание креста, икон, мощей, крестное знамение, жертвы в пользу храма, соблюдение праздников и постов в особенности же он нападал на почтительное отношение крестьян к православному духовенству и на получаемую духовенством «благодарность» за требоисправления; епископов и священников называл фарисеями, языческими жрецами и обманщиками. Единственным принципом жизни, по мнению Хилкова, должен служить принцип «непротивления злу», как он предуказан Иисусом и во всей полноте раскрыт графом Толстым. Человеку в жизни нужно руководствоваться пятью заповедями: «не клянись, не воюй, не судись, не противься злу, люби ближнего твоего». В практическом применении это означало отрицание клятвы, присяги, военной службы, судопроизводства, отрицание всякой власти, как насилия, а практическое осуществление заповеди о любви должно привести к такому устройству человеческого общества, где все будут равны, где не будет ни богатых, ни бедных, ни начальников, ни подчиненных. Уравнение богатых и бедных, по предсказанию Хилкова, должно произойти чрез отобрание у богатых их имущества, у землевладельцев земли, и чрез раздел всего поровну между всеми, способными к физическому труду.

Корень всякого зла, по мнению Хилкова ^, есть идея ассоциирования и потому всякая ассоциация, безусловно, есть зло. Государство есть зло, потому что оно есть ассоциация, отсюда и всеe отрасли государственной жизни суть только проявления зла: войско – зло, потому что оно содействует усилению государства, т. е. высшей ассоциации, сильнейшему злу; народная школа во всех ее видах и проявлениях – от простого народного училища до академии наук – зло по той же самой причине, гражданская администрация «вместе со всеми ее губернаторами и приставами ^» – также зло и по той же причине; зло – даже и общественное самоуправление; волости, городские и земельные управы, думы, и т. д. Церковь также есть зло, потому что она есть ассоциация и имеет своею целью усиление высшей государственной ассоциации, она только развращает несчастных людей, говоря им о Боге, о спасении и духовном назначении человека, а на самом деле служа эгоистическим целям государственной администрации. Наши священники, по словам Хилкова, заботятся не о душевных нуждах народа, а только о том, чтобы в полной исправности вести метрическая и другие записи, подчиняться прихотливым требованиям врачебной управы и пьяного фельдшера и сообщать «глупейшие» сведения для «еще более глупой» государственной статистики и столь много приносящей обществу вреда военной службы.

Свое учение Хилков старался подтверждать ложно истолкованными местами Евангелия; но Евангелия он признавал подлинными не в полном их составе, а только в подходящих будто бы к его учению частях, вс ^е же другие части канонических Евангелий он объявлял самовольным добавлением и изменением своекорыстного духовенства. Послания ап. Павла Хилков отвергал, так как ап. Павел, о личности которого он всегда отзывался с крайней враждебностью, будто бы не понял христианского учения и исказил его ⁷⁶.

Как ни старался Хилков о пропаганде своего учения, как ни заманчива и привлекательна была для неразвитого ума крестьян рисуемая им перспектива податей не платить, детей в военную службу не отдавать, землю у богатых отнять и разделить поровну, с палицею и судами никакого дела не иметь, никому не кланяться, никому не повиноваться, никаких законов и правительственных распоряжений не признавать, быть всегда и везде полным и самовластным хозяином, – тем не менее, крестьяне не сразу становились в ряды последователей Хилкова, они чувствовали преступность нового учения, и оно также казалось им химерным и неосуществимым в жизни. Для того чтобы иметь большой успех и расположить к себе народ, князь был фамильярен с крестьянами, обращался с ними запросто, приглашал к себе в дом, угощал чаем и обедами и в это время ласково беседовал с ними. В то же время он стал приобретать доверие крестьян своею щедрою материальною помощью: одним давал деньги, другим скот, третьим лес. Но окончательно он покорил себе умы и сердца павловцев, когда, наконец, под видом крайне дешевой продажи (по 36 рублей за десятину), подарил своим последователям около 400 десятин земли в местности, где благодаря развитию сахаро-бурачных плантаций, земля ценится чрезвычайно дорого (500–600 р. за десятину). Мало того, князь торжественно пообещал павловским крестьянам выказавшим к нему свое расположение, отдать все имение, которым ныне владеет мать его княгиня Ю. П. Хилкова, когда оно перейдет к нему по наследству. Может ли такой человек говорить неправду? думали крестьяне. Можно ли не верить тому, что он говорит? А между тем Хилков старался уверить крестьян, что у толстовцев единомышленников весьма много, что целые полки русских солдат на их стороне, что им оказывают содействие могущественные покровители и что только одни попы препятствуют, по своекорыстным побуждениям, наступлению царства Божия на земле ⁷⁷.

2.

Сначала объявили себя последователями нового лже учения по преимуществу бывшие крепостные и дворовые Хилковых, которые сразу стали самыми горячими сторонниками учения князя. Когда Хилков прюбрел себе ревностных сотрудников среди павловских крестьян, его пропаганда стала развиваться быстрее; в 2–3 года у него, оказалось уже до 200 человек самых преданных последователей – явных и фанатичных толстовцев. Чтобы совершенно порвать связь с церковью, они перестали посещать богослужения, иконы из своих домов вынесли на площадь и сожгли въ одном общем костре. Когда местный протоирей донес об этом исправнику, то новые последователи Хилкова уже не жгли своих икон, а отдавали их протоирею и вот что произошло, напр., 14 августа 1889 г. 70-летний старец-протоирей сидел в своей квартире над библией и готовился к собеседованию с толстовцами, которое он предполагал вести на следующий день. Вдруг дверь отворяется и в комнату входить крестьянин с громадным «чувалом» (большим мешком), наполненным св. иконами. С шумом он бросил на пол свою ношу. «На тоби твоих богов»,– сказал он, обратясь к протоирею,– «а то, кажуть, ты сердысся, що мы их палемо» ⁷⁸.

Кроме князя Хилкова, который в 1891 г. был выслан административным порядком на Кавказ ⁷⁹ пропаганде идей Толстого в Павловках и окрестных селениях живое содействие оказывали: его двоюродный дядя, гвардейский поручик Н. Ф. Джунковский, его жена полька, сестра ее Цецилия – сожительница Хилкова, и многочисленные агенты Толстого, которые то появлялись в этой колонии толстовцев, то снова исчезали, постоянно уклоняясь от полицейского наблюдения. С самого начала павловские толстовцы находились в весьма оживленных сношениях как с гр. Толстым, так и с его последователями, жившими в разных местах. Сам Толстой живо интересовался колонией павловских толстовцев и, как говорили, даже неоднократно наезжал в имение князя из Ясной Поляны: иногда же он посылал сюда свою дочь. Для облегчения своих сношений с единомышленниками, павловские толстовцы старались иметь своих членов сторожами и почтальонами на ближайших железнодорожных станциях (Новоселки, Белополье, Воробжа).

В половине девяностых годов явных толстовцев, порвавших. связь с церковью, в Павловках числилось 327, из них 185 мужчин и 162 женщины. Разумеется, пантеистическое мировоззрение Толстого, как оно было пропагандировано Хилковым, простецы усвоить были не в силах. А то, что ими было усвоено и что, таким образом, составляло их собственное вероучение, полно неопределенностей и кривотолков. Так одни утверждали, что веруют в Бога, по только не Триединого, другие. грубо отрицали бытие Бога вообще. Одни признавали Иисуса Христа Богом, другие хотя и называли его Сыном Божиим, но не признавали за Ним Божеского достоинства, низводя Его на степени обыкновенного человека, так как – де и всякий человек есть сын Божий.– Поэтому они за Его смертью не признавали: искупительного значения для человечества, говоря, что Он пострадал не за грехи людей, а за то, что говорил людям правду, как и теперь – де часто случается, что за правду людей и судят, и в острог сажают, и в ссылку ссылают. О лице Божий Матери все павловские толстовцы говорили вообще в выражениях крайне оскорбительных для чувства верующих, – и выражений этих лучше не приводить. О таинстве причащения одни из них рассуждали так: пpичaщeние тела и крови Христовых следует понимать только в духовном смысле, всякий внимающий учению Христа и исполняющий его уже этим самым причащается тела и крови Христовой, прячем в подтверждение своего мнения ссылались на слова Иисуса Христа: «дух животворит, плоть не пользует нимало»; другие, напротив, утверждали, что все мы причащаемся, вещественно и ежедневно; именно, когда едим пищу и «пьем воду, так как наша пища и есть плоть Христова, а вода, кровь Христова. О таинстве крещения одни рассуждали так, что крещение, заменяя собою ветхозаветное обрезание, вовсе не нужно для нашего спасения, по слову ап. Павла (в других случаях об ап. Павле толстовцы и слушать не хотят), «обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божьих; другие же принимали крещение, но говорили, что креститься должен всякий по своему сознанию и желанию, а не по принуждению, и что детей, как не имеющих еще ясного сознания и свободной воли, крестить не следует. Относительно брака павловские толстовцы рассуждали: мужа и жену сочетает сам Бог, но сочетание это происходит не через церковное венчание, совершаемое священником, после которого супруги часто и ссорятся и бывают неверными друг другу, а только единственно чрез взаимную любовь, кто кого любит, тех, значит, Бог и сочетал. Некоторые из павловских толстовцев не признавали совершенно никакого значения за таинствами. «Зачем, говорили они, нам лезть чрез забор, когда ворота есть?» Под забором они разумели таинства и обряды, придуманные будто бы духовенством для своих личных выгод, а «ворота» – это свободное общение с Богом и спасение одною верою в него. Воскресения мертвых и жизни будущего века павловские толстовцы не ожидали.

Свое учение они старались, по-видимому, доказать местами из Евангелия, но их евангелия (на русском языке – английского библейского общества) во многих местах всегда были исчерканы карандашом или чернилами; зачеркивались целые страницы, не соответствующие их учению, так как они будто бы добавлены духовенством. Впрочем, некоторые из павловских толстовцев открыто заявляли, что они признают подлинными только 5–8 главы Евангелия от Матвея, а все остальное в канонических евангелиях, но их мнению, не правда.

Но не столько вопросы религиозные интересовали и привлекали павловских толстовцев, сколько вопросы характера социально-политического. Социалистически чаяния толстовства они усвоили вполне, и сущность павловской толстовщины заключалась в самом грубом анархизме. Нужно знать резко и прямолинейно мыслящего малоросса, чтобы судить какие крайне анархические выводы он способен сделать из учения Толстого. И павловские крестьяне этот вывод сделали логически верно: «як бы не було попив, то не було б и царив, не було б ни вийска, ни судив, ни справныкив, ни губернаторив; не дралы б з нас и грошей на подати», – вот их краткий символ веры.

В 1895 г. в Павловки приезжала по обычаю дочь Толстого, по поручению отца, для обозрения его паствы и для передачи выговора княгине Ю. П. Хилковой за то, что она будто бы развращает детей князя (т. е. дает им прекрасное воспитание). На упрек княгини, что Толстой маскируется, что он на самом деле прямой анархист. Толстая отвечала: «удивительно, как вы прозорливы! Конечно, мой отец понял истинное христианство и проповедует его; но истинное христианство и есть то именно анархизм в полном смысле этого слова». Что же удивительного, если так поняли учение Толстого и павловские толстовцы со слов князя Хилкова? ⁸⁰

Вследствие таких воззрений, павловские толстовцы первоначально упорно отказывались от уплаты податей и поступления на военную службу, особенно же от принесения присяги; многие из них (89 семейств) не принесли присяги на верноподданство ныне царствующему Государю. Отношение их к представителям светской власти было самое грубое, дерзкое, нахальное. Когда земский начальник приглашал их, то мог вызвать их в волостное правление не иначе, как чрез толпу десятников, причем на пути они кричали о насилии, о своем невинном угнетении, о незаконности существующих властей, а придя в волостное правление, в присутствии начальствующих лиц, тот час садились на скамьи, или просто бросались на пол посреди камеры, заявляя, что они чрезвычайно устали и вместо ответа на вопросы, или упорно молчали, или обличали начальствующих лиц, которые будто бы не должны быть начальниками, если хотят быть христианами ⁸¹.

Так как сущность павловской толстовщины состояла в анархических и социалистических чаяниях чуждых собственно религиозного характера, и павловские толстовцы, строго говоря, не религиозные сектанты, то у них не было ни религиозных собраний, ни религиозных песнопений, ни каких либо богослужебных действий. Правда, первоначально они очень часто собирались в доме князя или кого-либо из единомышленников, но на этих собраниях были ведены беседы преимущественно социально политического характера и читались книги такого же содержания, а если иногда и были изъясняемы некоторые места Евангелия, то лишь в духе учения Толстого. Разного рода запрещенные книги и брошюры, сочинения Толстого, гектографированный или отпечатанные за границей, всегда были доставляемы павловцам какими то темными личностями и различными проходимцами, во множестве являвшимися в Павловках. В 1894 г. у павловских толстовцев жандармскою полициею был произведен обыск, причем были найдены многие печатные брошюры и рукописный сочинения самого возмутительного содержания в отношении к существующему государственному порядку и христианской религии ⁸².

Хотя явных толстовцев, открыто порвавших связь с церковью, в Павловках числилось только 327, но распространение толстовского лжеучения производило разрушительное действие и на все православное население. Доверие к истинности православной церкви было подорвано, среди крестьянского населения заметно положительное охлаждение к молитве, богослужению, церкви и духовенству, усерден к содержанию приходских храмов в исправности и должном благолепии не было. Все крестьяне, если не открыто, то в душе разделяли учение толстовцев о необходимости отобрания земель у помещиков, а отсюда общее недовольство существующим порядком устройства государственной жизни, нерасноложение к вcем тем, кем этот порядок поддерживается и охраняется. Это недовольство выражалось крестьянами и прямо и косвенно: в селениях, где развивалась толстовщина, почти нельзя было встретить ни одного крестьянина, который бы не пожаловался на свою горькую судьбу и бедность: «вот ему и подати следует платить и другие повинности нести, а скот у него пропал, денег взять неоткуда, земли у него совсем мало, не то, что у такого-то помещика: «эка сколько десятин одному! на что оно ему?» ^. Недовольство соседними помещиками выражалось еще и тем, что в местностях, зараженных толстовщиной, почти ежегодно крестьяне жгли помещичьи скирды хлеба, сена и соломы. Бросалось в глаза, что в ряды толстовцев открыто, становились по преимуществу крестьяне, испытывающее материальную нужду, и молодые парни. На общественных сходах все вопросы также решались большинством крикливой молодежи, явно покровительствующей толстовщине. Прежде вполне покорные начальству, теперь крестьяне стали отказываться от принятия мер, предлагаемых начальством для общественного благоустройства. Так, напр., павловские крестьяне долго не хотели принимать акушерки, присланной им от земства, не хотели делать платежей на содержание местного земского училища, не хотели даже избирать из своей среды сотских и десятских, говоря, что сотские и десятские работают только на станового пристава, да на урядника. Сознание необходимости подчинения властям слабело все более, и дело дошло почти до забвения веpнoпoддaнничecкиx обязанностей, до полного равнодушия к важнейшим и радостным событиям государственной жизни. Так, напр.. в дни священного коронования Их Императорских Величеств 14. 15 и 16 мая 1896 г. когда вся Россия радовалась и молилась о здравии своих Богодарованных Царя и Царицы, когда соседние с Павловками сельские общества устраивали у себя празднества и старались отметить и увековечить память о сих радостных днях какими-либо добрыми делами, Павловцы вели себя равнодушным образом, ничем не отличивши дней коронации от простых будничных дней; в церкви во время служения божественной литургии и молебствия по случаю коронования, из многих крестьян не было ни одного человека, кроме сельского старосты, сотских и десятских, не смотря на то, что дни коронации совпали с днями цветной недели ⁸³.

Весной 1899 г. до 50-ти семейств павловских толстовцев, прослышав о переселении духобор в Америку, поднялись было с своих мест, чтобы «плыть» в Канаду. Князь Хилков в своих агитационных письмах, хотя и описывал жизнь в Kaнaде в самом привлекательном виде, тем не менее, предостерегал своих харьковских последователей, крестьян сл. Павловок, и указывал, насколько трудно переселенцам в Канаде обзавестись хозяйственным инвентарем.

Он сообщал, что пара лошадей стоит там 400 р., волы 240 и давал советы павловским крестьянам «непременно забрать на пароход свои хозяйственные инструменты – соху и борону, лопаты, ибо все это очень дорого в Америке».

Сначала павловцы назойливо домогались у местной администрации скорейшего увольнения из России в Америку под тем предлогом, что «православия они исповедовать не желают, а содержать другую веру, согласно их убеждению, им в России не дозволяют» и, не смотря на принятия администрацией меры, несколько семейств все-таки переселилось. Но потом они замолкли и даже были довольны, что правительство не удовлетворило их просьб, когда узнали, какие бедствия пришлось испытать духоборам в Канаде.

3.

Местное приходское духовенство употребляло, с своей стороны, все зависящие от него средства, чтобы противодействовать распространению столь вредного лжеучения и возвратить отпавших от церкви. С достойною православных пастырей твердостью и смирением оно переносило тяжкие оскорбления, глумления и насмешки от фанатичных толстовцев. В своих анонимных письмах толстовцы грозили священникам смертью, но последние мужественно продолжали свое дело, безбоязненно посещая по вечерам дома толстовцев, находящееся иногда далеко за селом, для увещания и наставления. Кроме частных бесед, открыты были и публичные собеседования. Но толстовцы равнодушно относились к беседам священников, они прямо избегали их. Заинтересованные исключительно социально-политическою стороною в лжеучении Толстого, они вовсе не заботились о том , истинно, или неистинно ученее церкви. «Нам этого не нужно», обыкновенно говорили они, или же огульно объявляли ложным все православное вероучение: «все, что говорится в книгах о православной вере, все это обман и неправильно написано». Священников они презирали и ненавидели, как своих личных, непримиримых врагов, препятствующих их пропаганде и замедляющих скорейшее наступление ожидаемых ими перемен в общественной и государственной жизни. Некоторые же, более хладнокровные замечали: «да, и из вас (т. е. священников) есть хорошие люди, а что вы мешаете нам, так это потому, что вы занимаете такое положение, и вам есть хочется! ⁸⁴»

Епархиальное начальство приходило на помощь местному духовенству, которому суждено было на своих плечах выносить тяжелый труд борьбы с сектантством. На суммы Миссионерского Совета приобретены были книги для составления противо-сектантских библиотек в каждом уездном городе; для собеседования и увещания посылаемы были члены Совета, а в особенности епархиальный миссионер, который руководил приходских священников в этом трудном, по новости, для них деле. В Белополье, ближайшем к Павловкам заштатном городе, как центральном пункте, вокруг которого расположены зараженные толстовщиной селения,учреждено было противо-сектантское братство, чем привлекались к, борьбе лучшие силы местного населения; в самых Павловках, как источнике заразы, устроена была прекрасная церковь-школа; на сколько позволяли средства, оказываемо было содействие материальному обеспечению духовенства и т. д.

При тех тяжелых условиях, в какие поставлены были. Священники с. Павловок, служение их являлось по истине «крестом и подвижничеством».

«Павловские крестьяне, свидетельствует епархиальный миссионер, к священнослужителям относятся грубо, они систематически отучены от церкви, не ценят и трудов своих пастырей. С священника здешний крестьянин старается взять втридорога за всякую безделицу, а когда самому ему приходится «благодарить» духовных за требу, он, например, за погребение младенца смело дает копейку – буквально, копейку. Нужно иметь много любви Христовой, чтобы безропотно сносить неприятности от сектантов, грубость и холодность от своих пасомых и постоянный недостаток в средствах. ⁸⁵»

Не смотря, однако же, на это, миссионерская деятельность духовенства, не оставалась бесплодною. Благодаря доброму влиянию местного священника, который был переведен в Павловки, после того как заявил о себе обращением 500 штундистов в православие в с. Снежковом куте, среди павловских толстовцев стало замечаться стремление к сближению с церковью, и более 60 человек присоединились к церкви.

В борьбе с толстовщиною местному духовенству оказывала содействие также и светская власть. Правда, первые меры, принятые гражданским начальством, были не решительны, слабы и часто настолько ошибочны, что скорее приносили общему делу вред, чем пользу. Так, в сл. Павловках раньше было волостное правление; но с появлением толстовщины встретились затруднения: при избрании должностных лиц земскому начальнику приходилось считаться с толстовцами, не желавшими принимать присяги. Чтобы избежать лишних хлопот, волостное правление в Павловках было закрыто и слобода Павловки была распланирована по другим соседним волостям. Таким образом пропаганде толстовщины был открыть новый путь. Идет павловский толстовец в другую слободу в волостное правление будто бы по делу; поселяется, у кого либо из тамошних крестьян и начинает безнаказанно пропагандировать толстовское лжеучение. Таким именно путем объясняется усиление толстовцев в Речках, куда приписана большая часть Павловских крестьян, и в Ястребенном. В Павловках же, где реже стали показываться чиновники, различным проходимцам стали просторнее и вольготнее. Нельзя также признать достигающею своей целью принятую светским начальством меру: удаление толстовцев от общественных должностей и возложение их обязанностей на православных без всякого вознаграждения за лишние труды и потерю времени. Православные тяготились этою мерою и прямо завидовали толстовцам ⁸⁶.

За отсутствие от православной веры никто из павловских толстовцев судим, не был. Если же первый распространитель лжеучения князь Хилков и некоторые из его ревностных сотрудников в деле пропаганды и были высланы из Павловок, то не по суду, а административным порядком и то скорее за противоправительственную пропаганду, чем за отступление от веры православной. Даже никто из павловских толстовцев, насколько известно, не был, судим и наказан за непринесение присяги на верноподданство Государю Императору. Это последнее обстоятельство всегда в сильнейшей степени интересовало крестьян как сл. Павловок , так и других окрестных селений: все они всегда ожидали, чем окончится сопротивление этому требованию представителей государственной власти

С 1895 г. гражданское начальство, благодаря новому губернатору, стало серьезнее и решительнее относиться к делу пресечения толстовщины, и толстовцы почувствовали, что правительство может терпеть их лжеучение только до тех пор, пока оно не угрожает правильному развитию общественной жизни. Весьма благотворно и успокоительно подействовало на население, прежде всего, удаление вожаков и главных пропагандистов из некоторых слобод, зараженных сектантством. Результатом этого было то, что шестнадцать семейств, находившиеся под тяжелым гнетом этих вожаков, оставили свое заблуждение и обратились в лоно православной церкви. Напротив, гордые и надменные толстовцы, долгое время остававшиеся безнаказанными за распространение своего зловредного учения и уверявшие всех в том , что у них есть могущественные покровители в Петербурге – затихли, присмирели и перестали рисоваться своими кощунственными выходками. Затем, на должности земского начальника и станового пристава, ведению которых подчинены слободы, наиболее зараженные толстовщиною – Павловки, Речки, Виры и Ястребенное – назначены были лица достойные, честно и ревностно выполняющая свои обязанности и усердно заботящиеся о сохранении порядка и уважения к власти и закону. Личным достоинствам и энергической деятельности этих представителей светской власти следует приписать заметную перемену во внешнем поведении толстовцев, которые стали держать себя в отношении к начальству приличнее и менее грубо и нахально чем прежде ⁸⁷.

Епархиальный миссионер, посетивший с. Павловки незадолго до происшедшего там печального события, так описывает настроение павловских сектантов.

«Нынешнее сектанистов Павловках, благодаря мудрым мерам, принятым светскою властью, вступило в новую фазу своего существования, оно оставило свой воинственный задор и не слышно пока о дерзком и явном кощунстве, об открытой пропаганде. Сектанты замкнулись сами в себе и живут, ее имея определенных вожаков, никто из них не выступает открыто в качестве их вожака и руководителя, все, поэтому, у них и единства ни в убеждениях, и в действиях. Из увлеченных толстовским лжеучением почти каждый в настоящее время мудрствует по своему: один утверждает, что он вегетарианец, другой постоянно ест мясную пищу; один говорить, что Бога вовсе нет, другой сомневается – не то Он есть, не то Его нет; иные, признавая Бога, верят в Св. Писание, другие из этого Писания принимают «только слова Иисусовы.» Отсюда проистекает такой разлад и в мысли, и в жизни, что сектанты сами не знают, в чем собственно состоит вера их? Встречаются между ними резкие противники церкви православной; но есть и такие спокойные люди, которые говорить: «спастись можно во всякой религии, делай только добро » под «добром» сектанты разумеют исполнение пяти толстовских заповедей. В учении о клятве и властях замечается, однако, смягчение. Так, некоторые говорят, что принимают клятву в смысле призывания Бога в свидетели истинности наших слов (Рим. 1, 9). Немногие толстовцы стали совершенно по православному учит о предержащих властях (Рим. 13, 1–7): а иные – и таких большинство говорят, что «только те власти от Бога, которые не велят казнить людей и убивать их на войне». Не имея ничего устойчивого в области веры, павловские толстовцы и в жизни обнаруживают такое же шатание и двойственность. Чувствуется, что это – овцы, отбившиеся от одного стада и не приставшие к другому. У них с языка не сходят речи о христианской любви, милосердии и взаимопомощи; в тоже время на деле они ведут себя хуже язычников. Так, они оставили без всякой поддержки бедную вдову Тараникову. Они ничем не помогли погоревшему Филиппу Бабенку. Собравшись же на помощь к другой вдове, по словам управляющего кн. Хилковой, лишь объели ее.

Такие прискорбные случаи показывают, что в сектантстве «нет духа истинного евангельского милосердия. Мало в нем замечается и трезвенной чистоты. Прежде, при князе Хилкове, павловские толстовцы не пили водки, а ныне иные из них пьянствуют, воруют и другим порокам предаются. Все эго возмущает наиболее искренних из сектантов, и они опять возвращаются в православие, как вдова Тараннкова или Филипп Бабенко. Но масса сектантов, видя расстройство своего общества, лишь ожесточается в упрямстве. Она – эта масса – сознает, что сектанты живут не складно, потому что нет у них руководителей. Зачем отняли у них благодетеля – князя? Зачем выслали в Вологодскую губернию и его наиболее умных последователей? Будь в Павловках князь Хилков, не так бы мыслили и жили сектанты; а теперь поневоле идет у них врознь... И свирепеют сектанты от таких размышлений, и молчаливо замыкаются в себя, тщательно избегая встреч с священниками и начальством. Они терпеливо ждут лучших для себя времен. Свои неудачи они объясняют случайными неблагоприятными обстоятельствами: «мы думали сразу все по своему поставить, но не вышло по нашему». И павловские сектанты, несомненно, на что-то надеются, чего-то ждут. Они думают, что правительство, наконец, простить их князя и вернет его снова в Павловки. Не даром «паня» рассказывает, что князь ездил, и ссылки в Петербург и его там обнадежили на счет его будущей судьбы... Поэтому, как ни расползлось толстовство в Павловках, но в нем еще много живучести, и достаточно только появиться энергичному проповеднику, чтобы пожар возгорелся с новой силой ⁸⁸.

Таково было настроение павловских сектантов, когда летом 1901 г. прибыл к ним из Киевской губ., называвший себя, пророком Моисеем Израиля, сектант-малеванец Моисей Наумов Тодошенко.

Моисей Тодосиенко – крестьянин с. Яхнов, Васильековского уезда, Киевской губ. В 80-х годах прошлого столетия, когда в с. Яхны из Херсонской губ. был занесен штундизм, Тодосиенко оказался в числе первых и ревностных последователей штундизма. В 90-х годах к Яхнянским штундистам пришли проповедники секты малеванцев и начали учить, что в г. Тараще появился якобы великий пророк, который творит многие знамения и чудеса, и проповедует о приближающейся кончине мира. Некоторые из любознательных, принявши новое учение, все таки порешили отправиться в Таращу и лично увидеться с новоявленным пророком и послушать его проповеди. В числе посланных был и Тодосиенко. Личное свидание с Кодратом Малеванным и беседа с ним произвели на этих посетителей глубокое впечатление. Возвратившись в с. Яхны, они прямо заявили пред штундистами, что Кодрат Малеванный не только великий пророк, но и Спаситель Мира, явившейся во плоти, и что на нем видимо почивает особая благодать.

Вместе с тем они начали распространять молву, что в мае месяце наступит страшный суд, после которого Кондрат, Малеванный объявив себя царем и владыкою мира откроет свое царство. Под влиянием этого учения, штундисты начали продавать свои дома, землю и проч. имущество, а на вырученные деньги устраивали братские вечери. Наконец, наступил давно ожидаемый май месяц. Моисей Тодосиенко приказал «выйти за стан », и сектанты, одевши чистые рубахи, в белых свитках, а женщины в белых платках, с пением псалмов, отправились на небольшую горку, лежащую недалеко от с. Яхнов и известную до настоящего времени под именем «Ядвига». Дорогу к этой горе сектанты устлали белым полотном, кожухами и свитками, дабы приготовить путь своему лжеспасителю Кодрату Малеванному и тем исполнить букву Писания. Там у Моисея Тодосиенко внезапно открылся мнимый дар языков, состоящий в произнесении бессмысленного набора слов, вт. роде: «ал – териф, эл – териф, фера – мА – лемъ, гото – та – лем пт. п. До позднего вечера сектанты уповательно смотрели на небо, с нетерпением ожидая открытия нового царства, но тут явился волостной старшина с сотскими и разогнал безумную толпу по домам.

С этого времени Тодосиенко оставил совершенно заниматься крестьянскими работами, бросил хозяйство жену и детей, все время странствовал по окрестным селам, зараженным сектантством, всюду выдавая себя за Моисея пророка. Дабы сильнее поразить сектантов и убедить их в своем пророческом звании, Тодосиенко ходил босым по снегу, разукрасил себя крестами и лентами и продолжал говорить «иными языками». Когда в 80-х годах Кондрат Малеванный, как признанный психически больным, был помещен в Шевское Кирилловское богоугодное заведение, среди сектантов, его последователей, возникло стремление к его освобождению. Тодосиенко, в качестве его пророка, вызвался ехать в Петербург, дабы убедить Государя в божественном достоинстве Кондрата Малеванного и добиться его освобождения. С этою целью он начал собирать денежный пожертвования среди сектантов и на собранные деньги – около 1000 рублей – действительно ездил в Петербург. Его миссия там не удалась: принятый за душевнобольного, он был арестован и препровожден обратно в с. Ямны. Рассказы его сектантам о поездке в Петербург отличались крайнею нелепостью и фантастичностью: так, он говорил, что видел Государя, беседовал с ним, и что Государь одной веры с ними – «брат по вере». Он рад бы освободить Кондрата, да министры не позволяют. На вопрос любопытных, каков Государь по виду, Тодосиенко говорил, что Государь находится под стеклом в заплатанной свитке, но что Тодосиенко дал ему из своих собственных денег на бедность 3 р. Не смотря на полную нелепость, эти рассказы находили себе доверие среди сектантов. Тодосиенко был помещен для медицинского исследования его душевных способностей в Кирилловскую больницу, где находился под наблюдением профессора И. А. Сикорского.

Проф. И. А. Сикорский так описывает историю его болезни.

«Моисей Тодос–ко, Шевск. губ. о уезда с. Яхны, 27 лет от роду, женат. Больной от природы дегенерат, у него заметны самые бесспорные знаки вырождения (седлообразное небо, многочисленный, рассеянные пигментные пятна кожи) рядом с ненормальными размерами и формою головы (продольный диаметр головы 193 миллиметра, наибольший поперечный 162, наибольшая горизонтальная окружность головы 580 м.). К действию спиртных напитков Тодос–ко был всегда чувствителен; в течение последних пяти лет страдал головными болями и бессонницей, к чему вскоре присоединились душевные волнения мрачного характера отчасти с ипохондрическим оттенком. Это заставляло Тодос–ко обращаться неоднократно к врачебной помощи, требовать кровопусканий и проч. В 1890 г. у него появились галлюцинации. Ночью, в октябре 1890 г., находясь в поле, он увидел необыкновенное сияние; в начале 1891 г. находясь в пути, ночью он снова увидел подобное же сияние, после чего в центре сияния отверзлись небеса, и там он увидел пред престолом Божиим коленопреклоненного Тихона Задонского и услышал: кайтесь люди. После этого небеса закрылись. Нередко во время молитвы он слышал необычайно приятный запах, который ни с чем не сравним.

С конца 1891 г. в психическом состоянии его происходит существенная перемена. Дотоле колеблющийся, сомневающийся, грустный, он без всяких внешних поводов становится самоуверенным, решительным, радостным и просветленным и у него формируются идеи бреда. Он перестает считать себя обыкновенным человеком и воображает себя Моисеем пророком, выступает на проповедь, собирает вокруг себя последователей, властно распоряжается ими и требует себе беспрекословного повиновения. Даже во внешнем виде больного с этого времени замечается перемена: он щегольски одевается, носит изящный носовой платок, франтовую шляпу, ходит с тросточкой и носит зонтик. Идеи бреда основаны у него главным образом на парадоксальной логике, с которою он объясняет видимое, слышимое, читаемое. Так рассматривая крестообразную складку у себя на руке, он видит в ней доказательство своего высшего назначения; шум и звук ш, по его мнению, обозначают, что надо делать шаг вперед; звук в обозначает что Господь ведет, и мы должны идти за Ним, звук д обозначает что они, малеванцы, делают добро, а православные добра не делают, звук щ обозначает, что пришло время щавить (сдавить, сжать) все дурное.

Подобным же образом он произвольно и своеобразно толкует все совершающиеся события; так например, в присутствии комиссии Тодос-ко указывая на членов комиссии, вблизи которых он стоял, затем указав на группу столпившихся поодаль крестьян и затем, указав на себя, произнес: мы, все, я – значить Мессия, т. е. что он, Тодос–ко, есть Мессия. С подобными же принципами парадоксального мышления Тодос–ко истолковывает самые трудные места св. Писания. Он разрешаете все проблемы простой игрой слов, основанной на созвучии или внешнем сходстве, и услаждается сознанием, что ему ниспослан Богом дар быть решителем и истолкователем всех вопросов религии и жизни. Так, он берется истолковать движение и значение звезд, определить происхождение и число языков и народов, указать смысл существования всякого зверя, всякого дерева, злака и т. н. и предсказать будущее. В первое время по поступлении в больницу Тодос-ко занимался религиозной проповедью, но впоследствии успокоился и стал трудолюбивым работником. В августе 1892 года началось постепенное улучшение и в октябре наступило выздоровление» ⁸⁹.

Но, очевидно, выздоровление Тодосиенко было лишь временное...

Приняв притворно, как оказалось впоследствии, православие, Тодосиенко был отпущен из больницы домой и держал себя первое время осторожно. Но скоро он снова стал одним из деятельных руководителей малеванцев. В это время появились среди сектантов многочисленные письма Малеванного из Казани и от главного сотрудника Чекмарева, в которых предсказывалось скорое окончание страданий их мнимого спасителя и водворение нового царства, в котором не будет ни министров, ни губернаторов, ни исправников, ни становых, земли будут отобраны от помещиков и разделены между последователями Малеванного. Эта мысль Кодрата особенно пришлась по душеt Тодосиенко. не имевшему в то время ни кола, ни двора, и привыкшему жить за чужой счет. Он стал выдавать себя уполномоченным не только Кондратом Малеванным, но и самим Государем на то, чтобы разделить помещичьи земли между сектантами. С этою целью Тодосиенко начал ходить по окрестным помещичьим экономиям и описывать количество земли, скота и прочего имущества, как бы подготовляя все к будущему разделу. Вместе с тем он оставил свою обычную крестьянскую одежду и начал носить нечто в роде мундира, штаны с красными лампасами и фуражку с кокардой и красным околышком. Вскоре после этого Тодосиенко привел к сектантам какого-то проходимца, выдавая его за царя и постоянно называя его то «барином», то «его благородием», он ходил с ним по свекловичным плантациям и говорил народу, что царь пожелал увидеть, как живут его «братья по вере».

По ночам Тодосиенко устраивал собрания сектантов, на которых возбуждал их к переселение из «земли Египетской (т. е. России) в землю Ханаанскую», где они будут пользоваться свободой вероисповедания. Многие из сектантов поверили его словам и под его предводительством отправились в с. Снегуровку близ ст. Фастов, где прожили около двух недель, ожидая имеющих прибыть за ними «вагонов», как обещал им Тодосиенко. Наскучив ожиданием обещанных вагонов, часть обманутых Тодосиенком сектантов отправилась по домам, а часть отправилась за границу в Австрию.

Неудача с переселением в «Ханаанскую землю» сектантов не ослабила энергию Тодосиенко. Он обычною находчивостью и беззастенчивостью Тодосиенко приписал эту неудачу козням духовенства и миссионеров. В виду этого он начал про поведывать, что прежде нужно уничтожить попов – и от слов скоро перешел к делу. 18 декабря 1900г. во главе сектантов числом около 40 чел., Тодосиенко в казацком костюме, в фуражке с кокардой и красным околышком, ворвался в приходскую церковь в с. Яхнах. В храме совершалась в это время проскомидия. Молящихся в храме было мало, так как крестьяне начали только собираться к богослужению. Ворвавшись в храм, возбужденные, с горящими глазами, сектанты с криком и шумом, расталкивая присутствующих, двинулись к алтарю; но тут внезапно остановились пред царскими вратами в нерешительности. Священник, заметив их присутствие, обратился к ним с словом убеждения – не оскорблять святости храма и удалиться из него, так как они, отступивши от православия, не были воссоединены. Но убеждение священника. не произвело никакого действия, и стоящий во главе беспорядочной и фанатичной толпы сектантов Тодосиенко дерзко заявил, что «земля царская и храм их». Трудно сказать, что могло последовать за этим, но в это время среди православных крестьян уже разнеслась весть о том, что штунда ворвалась в храм. Предчувствуя недоброе, они прибежали в церковь в большом числе и вытолкали сектантов из храма, чем лишили возможности ученить предположенное ими поругание, и некоторых крепко избили, так что иные проболели месяца по два; сам Тодосиенко отделался лишь синяками под глазами. Из показаний сектанта Григория Ротача видно, что целью Тодосиенко в данном случае было: обрезать священнику волосы и бороду, сорвать с него священные одежды, побить иконы, поломать кресты и произвести всевозможные надругательства над православными святынями, находящимися в алтаре. Так закончилась первая, хотя и неудавшаяся попытка Тодосиенко подвергнуть оскорблению православную святыню, которая с успехом осуществлена была вскоре в с. Павловках, Харьковской губ ⁹⁰.

5.

Прибыв летом 1901 г. в с. Павловки, Тодосиенко стал выдавать себя за пророка, наделенного «высшею силой» и призванного Св. Духом способствовать торжеству правды. Собирая местных сектантов, он проповедовал им, что вскоре настанет перемена в условиях крестьянской жизни, не будет ни церквей, ни духовенства, а земля поделится поровну между всеми людьми. При этом он убеждал, что для достижения Царствия Небесного необходимо разрушить церкви православные, дабы освободить скрытую в них правду. Выдавая себя за важного человека, Тодосиенко говорил, что вместе с царем копал бураки, при работе о многом разговаривали. Царь давно думает отнять землю у панов, да Сенат мешает. Но скоро все порядки изменятся, скоро этот мир кончится – и все пойдет по новому: земли будут отняты у господ, ни войны, ни судов, ни начальников не будет, наступить истинный рай для сектантов-праведников!.. Перед последним концом мира придут пророки. Он, Тодосиенко, есть Моисей пророк. Его дело – дать возмездие нечестивым людям за их злодеяния. После придет Илия пророк, а за тем и Христос – судит мир. Всему близится конец. «Бросайте люди, работу, одевайтесь в праздничные одежды, идем разрушать неправду на земле: Христос воскрес!»

Так безумствовал Тодосиенко. Слова его огнем жгли сердца павловцев, они внушали им дерзкие надежды на будущее. Тодосиенко уверял, что на подмогу Павловцам придут из Киева два (по другим – четыре) вагона «братьев» (или почему-то «боэров»). «Тогда, говорил он, мы разнесем все, доберемся до Петербурга и дом Романовых раскассируем». Сектанты окончательно заволновались. Сельские власти арестовали его, как человека неизвестного и отправили в Сумы. При аресте он говорил сектантам, чтобы они не смущались: как Христос на третий день воскрес, так и он появится чрез три дня. И действительно, в Сумах ничего, что давало бы право задержать «пророка», не нашли, паспорт был в порядке; «пророка» отпустили – и он снова появился в Павловках. Здесь он продолжал подстрекать павловцев к бунту, к разгрому общественных зданий и к истреблению «попов и панов», уверяя, что уже в России все паны и попы перебиты, и что в Павловки 16 го сентября на помощь местным толстовцам явятся из Киева (будто бы уже) 400 вагонов с толстовцами, так как на 16 сентября назначен – де бунт во всей России.

9 сентября Тодосиенко ушел, уведя с собой одного парня, в качестве ученика, и обещал, будто бы вскоре вернуться с 400 своих единомышленников. Своим заместителем он оставил Григория Павленко, которому передал свою силу, вливши воду из своего рта в его. Целую неделю между сектантами царило какое то нервное оживление: о чем то переговаривались, постоянно собирались. В среду православных стали проникать слухи, что готовится разгром церкви, но верили этому далеко не все; говорили о четырех вагонах «братьев», которых будто бы, ожидают сектанты. Следить за сектантами должным образом было некому: местный урядник, человек зоркий и деятельный, отозван был в Белополье на ярмарку. И вот в воскресенье, 16 сентября, павловские толстовцы решили разгромить свою слободу. Они постановили начать дело с церкви-школы, войти туда во время обедни, убить священника, разрушить все и двинуться на каменную церковь, потом с разных концов зажечь село и начать всеобщее избиение грешников. 16-го сентября всю ночь напролет сектанты провели в избе, и о чем то беседовали. Здесь Григорий Павленко, заместитель «пророка» – до того известный, как тихий скромный, ничем не замечательный человек, вдруг объявил присутствие в себе «высшей силы», которая завтра истребить кривду, а сам он завтра же «воссядет на престоле». Он настаивал, что все это должно совершиться завтра, так как врата Царствия Божия закрываются быстро и надо ловить момент, пока они открыты. Нервное возбуждение, усталость, бессонница брали свое... Одна женщина упала в обморок. «Братья, она умерла, но я ее воскрешу!», – объявил почувствовавший «высшую силу». Он взял воды, подул на нее и брызнул: женщина, конечно, очнулась. Такое же «чудо» совершил он над мужиком, упавшим в обморок.

16-го сентября, в 6 ч. утра, по колокольному благовесту к утрене в каменной церкви, сектанты собрались большой толпою и под предводительством Павленка двинулись к церкви-школе. По пути один новообращенный сектант Горовой, молодой 17-летшй парен, читал Евангелие, носитель «высшей силы» объяснял его. В телеге ехала девица, сектантская «богородица» Елизавета Павленко, с ребенком в руках и, от времени до времени подымая его, спрашивала: «веруете ли вы в сего младенца? ^» Сектанты кричали: «веруем! ^» Толпа двигалась медленно, оглашая воздух криками: «Христос воскрес! Правда наша! ^» В этом конце села никого не было, так как весь народ был частью в приходской церкви, частью на базаре, в противоположном конце Павловок. Толпа подошла к церкви-школе, где встретила двух сторожей-сотских; двери школы были заперты. Откинув в сторону сторожей-сотских, сектанты стали разбивать двери. Один сектант (Ферапонтов) дернул за замок, но он не поддавался; к нему подошла его законная жена и поцеловала, он опять дернул за замок, но безуспешно; второй поцелуй – второе безуспешное усилие; третий поцелуй третье усилие, – и замок сломан. С криком: «Царство Божие открывается для жены во Христе сектанты ворвались в церковь и принялись с изуверством все ломать и разбивать. Иконостас в школе был закрыт ширмовою перегородкою. Эту перегородку сектанты отодвинули, разбив на ней замок, вбежали в алтарь, распахнули царские двери, сдвинули престол с места. При этом рассказывают, Павленко-пророк и две девки залезли на престол и с него кричали: «кто здесь стоить? ^» – «Правда». «На чем она стоить?» – «На неправде» – шумел народ. «Так ломайте же неправду!» – скомандовал Павленко, – и сектанты яростно бросились разрушать все. Жертвенник они повалили на бок, запрестольный крест поломали и выбросили из окна, напрестольное Евангелие разорвали, в исступлении одна сектантка рвала зубами срачицу, одевавшую престол. Потом, как звери, выбежали они из алтаря и стали бить палками по иконам. Две иконы в царских дверях совсем выдавили, попортили и двери. Изломали и погнули подсвечники, паникадило разбили; стекла в окнах все побили палками, партами и железными кружками. Словно в средние века дикие варвары ворвались в св. храм и произвели в нем неистовые опустошения. К счастью, Бог спас от поругани антиминс: он упал с престола на пол и не был замечен озверелыми, сектантами; в дарохранительницe на этот раз не было запасных даров.

От церкви-школы сектанты, в сопровождении жен и детей, также собравшихся зрителей, захвативши с собою разные железные и деревянные обломки, двинулись к каменной церкви, отстоящей за 1 1/2 версты. Столь же медленно, с тем же чтением Евангелия и песнопениями, шла ужасная процессия. Между тем весть о разгроме церкви-школы стала, распространяться, но селу. Баба, видевшая это разрушение, побежала к базару, чтобы рассказать о нем православным; по пути она встретила станового пристава, которому и сообщила о происшедшем. Становой пристав, в сопровождении урядника и полицейских, поехал навстречу шествующим сектантам и просил их остановиться. Сектанты опрокинули бричку, смяли пристава, помяли на нем погоны и начали тискать его ногами. Урядник был на лошади счастливо ускользнул из толпы. Дальше сектантам уже расстилался гладкий путь, препятствий не было. С криком «ура» они кинулись на каменную церковь. Священники, начавший было совершать проскомидию, успел прекратить службу, запереть храм и уйти домой. Около запертая храма остались православные, которые и постояли за святыню Божию. Когда сектанты ворвались в церковную ограду, православные сначала стали их упрашивать «не трогать церкви». Но сектанты, подойдя к двери каменного храма, стали бить ее палками, камнями, которые они отламывали от карнизов. Тогда православные забили в набат. Между тем, баба добежала до базара и рассказала обо всем случившемся. Православные, схвативши колья, оглобли и все, что было под руками, бросились на защиту храма. В это время сектанты напали и избили церковного старосту, всеми уважаемого, 80-летняго старика, защищавшая дверь храма. Его хватил по голове колом родной племянник-сектант. Кровь раздробленная черепа брызнула на стену храма... Православные не выдержали и бросились на сектантов, произошла свалка, продолжавшаяся минуть сорок. Сектанты были смяты и сильно избиты. Они пустились бежать из ограды, оглашая воздух криками: «за правду! ура!».. Православные преследовали беглецов и били их. Картина ужасная; крики, стоит, маханье палками, кровь!... Прибывшим сельским властям и рабочим из соседней помещичьей усадьбы кое-как удалось вырвать сектантов из рук ожесточенных православных и поместить в сельском правлении. Но и после того с большим трудом приходилось защищать их от православных, осаждавших правление и хотевших ворваться туда для окончательной расправы. Во время общей свалки и драки, некоторым православным были нанесены побои, а сорока двум сектантам причинены преимущественно легкие повреждения, не имевшие особо вредных для их здоровья последствий, за исключением лишь сектанта Якова Коваленка, получившего тяжкие побои, от которых он на следующий день умер.

В тот же день прибыл в Павловки начальник губернии. По его требованию толпа разошлась, и арестованные виновники побоища в числе 67 человек (47 мужчин и 20 женщин) отправлены были в Белопольскую тюрьму. Для расследования дела командированы были судебные чины, член консистории и миссионер ⁹¹.

По окончании предварительного следствия, определением Харьковской судебной палаты, 5 декабря 1901 г., 68 обвиняемых, в том числе и Моисей Тодосиенко, были преданы суду по обвинению: Тодосиенко в подстрекательстве к поруганию Святыни и в распространении среди населения с. Павловок тревожных слухов, а все остальные обвиняемые – в поругании действием священных предметов, в нападении на православное население с. Павловок и в сопротивление чинам полиции Разбор дела происходил в г. Сумах, Харьковск. губ. при закрытых дверях, в продолжавшемся с 28 января по 4 февраля судебном заседании особого присутствия Харьковской судебной палаты, с участием сословных представителей. Приговором судебной палаты, в отношение 66 подсудимых, за выделением производства о двух обвиняемых, вследствие их болезни, 17 подсудимых были оправданы, а остальные 46 признаны виновными и присуждены: 45 подсудимых к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы: Моисей Тодосиенко и Григорий Павленко на 15 лет, 97 подсудимых на 12 лет, пять на 8 л. и один на 4 г., трое подсудимых – к лишению всех особенных прав и преимуществ и заключению в тюрьмее на 8 месяцев и, наконец, один несовершеннолетний подсудимый – к заключению в тюрьмее на 3 месяца, без ограничения в правах. Вместе с тем судебная палата постановила в отношении 30 подсудимых из числа присужденных к каторжным работам ходатайствовать чрез министра юстиции пред Его Императорским Величеством о замене назначенных им по закону каторжных работ ссылкою на поселение ⁹².

Таков был печальный финал павловского «страшного дела».

Если описанное выше событие поставить в связь с прошлою историей павловских сектантов и рассматривать его, вдвинув в рамки сравнительно-исторической перспективы, то можно прийти к заключению, что павловское «страшное дело» представляет собою результат своеобразного мистического движения в секте павловских толстовцев, и что в настоящем случае мы имеем дело с новым явлением в нашем сектантстве – явлением мистической толстовщины.

Благодаря пропаганде князя Хилкова, павловские сектанты познакомились с учением Л. Н. Толстого. Учение это произвело полную анархию в их мыслях, чувствах и во всем их душенастроении. Оно выбило их из колеи обычного спокойного течения жизни, разрушило вековой уклад православного народного миросозерцания и, поставив вместо него призрачную, фантастическую перспективу царства Божия на земле, в котором не будет «ни царив, ни попив, ни панов», возбудило народный дух несбыточными утопиями и иллюзиями. Правда, учение это, в силу основного принципа «непротивления», не позволяло павловским сектантам допускать насилия, но оно глубоко взволновало их, нарушило их душевное равновесие и, вместо христианского чувства любви к ближним, возбуждало и питало в них острое чувство вражды и ненависти к существующему строю жизни церковной и государственной, а также и ко всем, кем этой строй поддерживается и охраняется.

При таком настроении, в среду павловских сектантов врывается мистическая струя в лице сектанта-малеванца Моисея Наумова Тодосиенко; это была искра, брошенная в порох...

Влияние его на павловских толстовцев тем понятнее, что мнение малеванцев по вопросам религиозным и социально-политическим так близко совпадают с крайними выводами анархического толстовства.

Весьма естественно, что, находясь в возбужденном напряженном состоянии духа, павловские сектанты с доверием отнеслись к проповеди Тодосиенко, который своими дикими бреднями и чудесами производил на них неотразимое впечатление. Они уверовали в присутствие в нем «высшей силы», и сами, почувствовав эту силу в сильном движении и волнении смятенного духа, не могли более спокойно ожидать наступления царства Божия, имеющего осуществиться на земле путем «непротивления», а решили ускорить наступление его иным путем...

Мистическая толстовщина представляет собою явление новое, но не случайное и неожиданное. В истории сект рационалистических часто наблюдаются движения с характером мистическим; мистические идеи проникали и своеобразно обнаруживались и в молоканстве, и в штундизме. Поэтому и в рационалистической секте толстовцев всегда можно было ожидать появления движений с характером мистическим.

Но интересно проследить и сравнить, в каких формах выражается мистическое движение в разных рационалистических сектах – в молоканства, штундизме и толстовщине.

Вот мистическое движение среди молокан 30-х годов прошлого столетия. Возбужденные «предтечами второго пришествия», молокане большими толпами из разных губерний, оставивши свою родину, с торжеством и веселием, громогласно распевая на пути духовные гимны, двигаются на Кавказ в обетованную землю, в новый Иерусалим славного Царства Христова, имеющего открыться близ Араратских гор. Есть среди них «Илия и Енох», есть «пророки и апостолы», явился и сам лжехристос Лукьян Петров, сообщавший «высшую силу» другим чрез «сопение» и прибегавший для доказательства своего божественого достоинства к чуду воскресения мертвых дев; миссии своей он правда, не окончил, так как, собравши деньги и пожитки простодушных молокан, бежал с дороги в обетованную землю...

Вот мистическое движение в штундизме, возбужденное «спасителем мира», мещанином гор. Таращи (Киевск. губ.) Кондрою (Кондратием) Малеванным, находившимся долгое время в лечебнице для душевнобольных в г. Казани. Взволнованные распространившимися толками о кончине мира, имеющей наступить 1 ноября 1899 года, малеванцы всю ночь проводят в бдении и молитве, ожидая пришествия Малеванного «в славе и силе для суда над миром и для царства с избранными». Но когда прошло томительно ожидаемое 1-ое ноября и кончины мира не последовало, то на следующую ночь, на тайно нанятых подводах, вместе с женами, детьми и всем скарбом домашним, покидают они землю Халдейскую и, предводительствуемые «Моисеем», отправляются к «Отцу» своему Малеванному. Странное зрелище представлял собою этот караван психопатов, с пением, воплями, нервными тиками двигавшийся сотни верст по селам на пути в Киев: худые, изможденные лица с воспаленными глазами, тихий экстаз мужчин, нервные всхлипывания женщин, веселые личики детей, общая коленопреклоненная молитва, сопровождаемая резкими конвульсивными движениями и нервно-истерическими припадками...

Все это знакомые, печальные картины или грубой эксплуатации религиозного чувства нашего темного, препростого, наивного люда, со стороны разных шарлатанов, или же болезненного возбуждения его до размеров нервно-психической эпидемии под влиянием душевнобольных мистиков.

Но картины эти бледнеют пред тем ужасным зрелищем, какое представляет собою мистическое движение, развившееся среди анархической секты толстовцев и так рельефно выразившемся в павловском «страшном деле». Поистине страшна и ужасна эта мистическая толстовщина, с пением и молитвою, но в то же время с кольями и дручьями торжественно шествующая «ломать неправду» и насаждать на земле толстовскую «правду»; следами самого грубого, дикого разрушения и опустошения, брызгами и пятнами человеческой крови отмечен и усеян ее путь...

Таков всход и расцвет посеваемых толстовцами семян анархии в религиозной оправе: попав в среду народа, они затронули область темных мистических движений духа народного и принесли плод по роду своему.

1. Секта «иоаннитов» ее происхождение, организация и главные пункты учения.

2. Распространение секты «иоаннитов»

3. Пьеса г. Протопопова «Черные Вороны».

4. Иоаннитские книгоноши и приемы пропаганды.

5. Обстановка и организация иоаннитских приютов.

6. Отношение к секте о. Иоанна Крондштатского. Суждения о ней IV всероссийского миссионерского съезда. Определение Св. Синода.

7. Положение детей в иоаннских приютах. Закрытие приютов и отобрание детей.

8. Последние события в секте иоаннитов.

1. На общем сумрачном фоне заметно оживившегося в последние годы сектантского движения, темным пятном выделяется одна из новых сект, секта, известная под именем «иоаннитов».

Название свое секта получила потому, что главное заблуждение ее тесно связано с именем приснопамятного, всероссийского пастыря и молитвенника, батюшки о. Иоанна Кронштадтского. Заблуждение это состоят в том, что личность о. Иоанна Кронштадтского сектанты, именуемые «иоаннитами», обоготворяют, обоготворяют не в каком либо переносном, а в прямом, буквальном значении этого слова.

Из истории сектантства известно, что обоготворение людей, или человекообожание, есть одно из давних заблуждений, составляющих отличительную особенность сект мистического характера, называемых у нас «хлыстовщиной». Хлыстовщина делается известной в России около половины XVII в., и с тех пор она непрерывно существует, принимая в разных местах разные названия: хлыстов, богомолов, монтанов, беседников, белоризцев, шалопутов и т. д.

К этой группе сект примыкает и недавно появившаяся секта иоаннитов. По сущности своего заблуждения и по некоторым другим характерным чертам она представляется родственной секте хлыстов. Это – отпрыск от одного корня, разновидность одного общего типа мистического сектантства.

Обоготворение людей в хлыстовщине; стоит в связи с учением о перевоплощении божества, которое составляет основной догмат этой секты.

По верованию хлыстов, Бог не один только раз воплотился в Единородном Сыне своем, как учит церковь православная, а многократно воплощался и ныне воплощается, для того чтобы открывать людям истину и указывать им путь к спасению. Это происходить таким образом, что Бог вселяется в «пречистую плоть» избранного праведного человека, во слову св. Писания: «Аз вселюся в них и похожду, и буду им Бог» (Лев. 26. 12), вселяется на столько, что совершенно поглощает личность человека, и что бы человек ни делал, делает уже не он, а живущий в нем Бог.

Такой человек, по верованнию хлыстов, и есть «живой Бог». В нем обитает св. Троица, и слово его есть живое божественное слово, ведущее ко спасению. Человек, сделавшийся «живым Богом», обладает, по представлениям хлыстов, и божескими свойствами – всеведением и веемогуществом. Он знает самые тайные помышления, знает все, что у кого на сердце, он видит , чего другие не видят (напр., небо отверстое, кладяз воды живой), он может творить чудеса. Для него, как для праведника, «закон не лежит» (1Тим. 1, 9), над ним нет суда ни божеского, ни человеческого, а где нет закона, там нет и греха. Поэтому, даже явные пороки и безнравственные действия «живых богов» не ставятся им в вину, и хлысты обыкновенно закрывают на них свои глаза, слепо веруя, что во всех своих действиях их наставники водятся Духом Божьим, а «водимые Духом Божьим суть сыны Божии» (Рим. 8, 14).

Отсюда то божеское поклонение и почитание, которое воздают хлысты своим «живым богам», молясь на них, крестясь, падая на колени, целуя руки и ноги и т. п. Отсюда тот безусловный авторитет, то неотразимое влияние и деспотическая власть, которую проявляют хлыстовкие «живые боги» над своими последователями и которой последние повинуются беспрекословно, без всякого размышления, как автоматы.

Низведя, таким образом, Бога на землю и поместив его в «пречистую» хлыстовскую плоть, хлысты то лее самое сделали и по отношению к Божией Матери, ангелам, святым и вообще ко всему миру горнему. Проповедуя, что на небе «нет ничего», что там – «пусто», хлысты утверждают, что Бог, рай и все угодники Божии находятся среди них, в их обществе, и, не стесняясь, распределяют между собою роли апостолов, пророков, архангелов и других святых. История домостроительства нашего спасения, по их мнению, постоянно повторяется, поэтому и все прежние действующая лица вновь появляются. Этим объясняется, почему везде, где живут хлысты, во всех хлыстовских общинах или «кораблях», всегда встречаются и никогда не переводятся «боги», «христы», «апостолы», «пророки», «архангелы», «богородицы», «пророчицы», и им подобные, «богодуховные сосуды» и «жилища духа».

В таком виде сложилось у хлыстов, как основной их догмат, учение о перевоплощении, тесно связанное с обоготворением людей, или человекообожанием.

Вот это именно хлыстовское заблуждение сплелось с именем и личностью великого всероссийского пастыря и молитвенника, батюшки о. Иоанна Кронштадского, и легло в основу новой, родственной хлыстовщине, секты «иоаннитов».

Медленно и постепенно разгорался дивный светоч Кронштадтский, пока не засиял ярко на всю Poccию и далеко за ее пределы. Уже во вторую половину своего пастырского служения, в восьмидесятых годах прошлого столетия, батюшка о. Иоанн Кронштадтский приобретает всемирную известность. Имя о. Иоанна, как духовного врача, собирало в Кронштадте десятки тысяч богомольцев, искавших здесь исцеления, утешения и поучения.

Но – где свет, там и тени.

Среди посетителей Кронштадта видное место принадлежало хлыстам, которые, приходя сюда из разных мест России, приносили с собой свое учение о перевоплощении божества и применили его к батюшке о. Иоанну. В домах, где останавливались Кронштадтские паломники, существовал обычай чтения акафиста с общим пением присутствующих, после прочтения акафиста и различные самозваные проповедники обращались с речами к народу, в которых изъясняли те или другие места св. Писания, излагали нравственные истины и т. д. Таким порядком вещей ловко воспользовались хлыстовские учителя. Они стали сеять среди доверчивых почитателей и почитательниц о. Иоанна свои сектантски мудрования о перевоплощении Сына Божия и толковали, что «в батюшке Кронштадтском явился Бог во плоти он оправдал себя в духе, показал ангелам и в народах проповедан», «батюшка – селение Божие, жилище Святой Троицы», «в батюшке почивает Св. Троица; Бог Отец, Сын и Дух Святой».

Но помимо того, большой наплыв богомольцев привлекал в Кронштадте, много народа праздношатающегося, не имевшего определенных занятий, а также разного рода религиозных проходимцев, которые на религию смотрели как на источник наживы. Эти люди, вкравшись в доверие Кронштадтского пастыря, злоупотребляли его именем, нагло эксплуатируя горячую любовь почитателей о. Иоанна, вымачивая у них деньги и разные вещи якобы для дорогого батюшки. Средством для этого мошенничества служили обыкновенно разные вещи, просфоры, венки, портреты о. Иоанна Кронштадтского, остатки от его трапезы и проч., благословляемые будто бы самим батюшкой при посещении их квартир, которые и продавались за высокую цену, как имеющие особую чудодейственную или, по крайней мере, таинственную силу ⁹³.

Под влиянием указанных двух факторов – хлыстовской пропаганды с одной стороны, и мошеннической эксплуатации именем о. Иоанна Кронштадтского – с другой – и возникла новая, родственная хлыстовской, секта иоаннитов. И как в хлыстовстве наружное благочестие и святошество близко соприкасалось с явлением нравственного безобразия, так в иоаннитстве искреннее религиозное увлечение перемешивалось с сознательным обманом и даже воровством. Рядом с людьми вполне искренними и релипозно-настроенными, сердечно жаждущими «святой жизни», в Кронштадте действовали люди с сожженной совестью, которые сознательно торговали именем о. Иоанна Кронштадтского, и, распуская про него всякие небылицы, уверяли, что о. Иоанн находится с ними в духовном общении и благословляет их деятельность. Составляя правильно организованную шайку, они ловко эксплуатировалп темный, препростой доверчивый деревенский люд, в большом количестве стекавшийся к Кронштадтскому пастырю и вербовали среди него последователей, увеличивая ряды членов новой секты, а вместе с тем и свои доходы. Большинство же рядовых членов последователей секты искренно верило в истину тех нелепостей, которые проповедовались их грамотными единомышленниками, и, обладая живым, но ложно направленным религиозным чувством, заслуживало лишь глубокого сожаления.

Первые известия об иоаннитах, как организованной секте, относятся к самому началу текущего столетия. В 1901 г. в Кронштадте и Ораниенбауме стал заметно выделяться кружок особых почитателей о. Иоанна Кронштадтского, которые говорили, что ему нужно воздавать божеское поклонение и почитание. Во главе этого кружка, носившего явно сектантский характер, стояла мещанка г. Ораниенбаума девица Порфирия Ивановна Киселева. Она слыла у сектантов за «богородицу», и ее величали, как «дщерь Царя небесного», воспевая в стихах:

«Дева мудрая Порфира

⁹⁴Ты страдала за Христа,

Христа камень многоценный

Ты имела у себя» и т.п.

Это была женщина необразованная, но ловкая, умевшая выходить чистой из всех грязных историй и завоевавшая себе расположение и горячую защиту о. Иоанна. В иоаннитских брошюрах Порфирия Ивановна восхваляется, как «дева чистая, непорочная, т. е. девственница, которая ложа беззаконного не познала, мудро и законно подвизалась, за то Бог венчает главу ее честную венцем нетленным красоты» – как «светлая премудрая личность», «великая праведница, добрых святых дел которой не описать на бумаге чернилами». Однако, же известно, что эту «девственницу» посещала акушерка при Ораниенбаумском родильном доме герцога Макленбургского, Михалева, и что Порфирия Киселева была вообще девица с довольно темным прошлым.

Ближайшими помощниками и сотрудниками иоаннитской «богородицы» были «архангел Михаил» и «Иоанн Богослов». Под именем «архангела Михаила» известен крестьянин Ярославской губ. Михаил Петров, который несколько раз попадал под уголовное преследование за мошенническое обираете доверчивого люда именем о. Иоанна Кронштадтского. «Иоанном Богословом» назывался проживавший в Новгородской губ. около ст. Подбережье, а затем переселившийся в Кронштадт, Назарий Дмятриев. В близких отношениях к «архангелу Михаилу» и «Иоанну Богослову» стояла «мироносица Соломония», всюду им сопутствовавшая; это крестьянская девица Новгородской губ. Екатерина Коргачева. Видное место среди сектантов занимали также: пророк Илья – крестьянин Калужской губ., К. Виноградов, пророчица Евдокия (Ручьевская), апостол Прохор (Костин) и жительница г. Кронштадта Анна Миссюрова. Последняя осенью 1901 г. представила в Петербургский духовный цензурный комитет рукопись своего сочинения, в которой доказывала, что о. Иоанн Кронштадтский – Христос.

К этой же сектантской организации примыкали: распространявший в Новгородской губ. иоаннитские заблуждения крестьянин Петр Трофимов, известный среди местного населения под именем «Петьки Казенника», также крестьянин Костромской губ. Пономарев и мещанин г. Царицына Скоробогатченко.

Главная мысль, которая волновала сектантов, властно покоряя их умы и сердца, была мысль о «втором пришествии». Пришествие это, но мнению сектантов, уже «наступило», но видят его только «избранные».

Сын Божий вторично сошел на землю в лице протоирея Кронштадтского собора Ивана Ильича Cepгиева, сошел для суда над грешным родом человеческим. Этот суд и совершается в Кронштадтском Андреевском соборе чрез публичную исповедь народа пред «батюшкой». К Кронштадтскому «батюшке» относятся и слова ап. Павла о Первосвященнике святом, непричастном злу, непорочном и отделенном от грешников (Евр. 8,26).

В иоаннитской рукописи «Благовестие о втором славном пришествии Господа нашего Иисуса в лице отца Иоанна Ильича Сергиева Кронштадтского», после эпилога: «В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог», возвещается всем возлюбленным Господом Богом православным христианам «великая радость о том, что слово Божие, которое есть Бог, стало вторично воплощенным Словом, Совершенный Бог – Господь наш Иисус Христос вторично явился совершено человеком, пастырем и священником». Затем устно подчеркивается и несколько раз повторяется мысль что «досточтимый пастырь православной Церкви отец» Иоанн Ильич Сергиев Кронштадтский есть Сам истинный Господь наш Иисус Христос во втором славном пришествии своем». Пришествие это совершилось с «силою и славою многою» и проявилось «в делах благих, божественных подобно тому, как блистает молния и видна, бывает от края небес до края их» ⁹⁵.

В иоаннитском сочинении «Ключ разумения» говорится: «Св. Ангел, возвещавший о близкой кончине мира и страшном суде, грядущем и приближающемся, есть божественный, святый муж о. Иоанн Кронштадский. В нем пребывает Господь на престоле славы Своей, а посему он и есть Сам Господь, раскрывший книгу ведения о скорой кончине мира».

Христос воплотился в о. Иоанне Крондштадском, по мнению сектантов, в последний раз. Других перевоплощений Его уже не будет, так как скоро настанет кончина мира. Все признаки кончины мира уже на лицо. Антихрист явился в лице графа Л. Н. Толстого, которого «батюшка – Христос, поразил духом уст своих», т.е. обличил всенародно в проповедях. Пророки Илия, и Энох тоже явились и исполняют свою миссию. Это главари иоаннитов – бывший банщик, а затем редактор-издатель журнала «Кронштадский Маяк» Н. И. Большакова, и В.О. Пустошкин, известный Петербургскому епархиальному начальству еще с 1896 г. по мошенническому делу о собирании денег на коляску для о. Иоанна Кронштадтского. Эти «обличители» антихриста, а также упомянутые выше «ап. Иоанн Богослов» и «архангел Михаил» ведут деятельную борьбу с антихристом, они извещают об антихристе, препятствуют злым действиям его и благовествуют миру, дабы верные слуги Христа не принимали печати антихриста.

Время кончины мира и начала страшного суда в сочинении «луч разумений», изданном в 1907 г., определяется так: «На восьмую тысячу (по окончании семи тысяч лет от сотворения мира) пройдет 430 лет. Рассчитаем: до Рождества Христова было 5508 лет. От Рождества Христова прошло 1907 лет. Сложим 6508 и 1907 и получим 7415. На восьмую тысячу остаток получился 415 лет. Следовательно, до страшного суда осталось 15 лет... Лазарь был воскрешен в 5-ый ден, рано утром. Cиe знаменует, что общее воскресение и страшный суд будет в начале 5-ой сотни на 8-мую тысячу».

Te люди, которые веруют, что о. Иоанн Кронштадский – Христос, «вкушают сокровенную манну» второго пришествия Христова, и за свою веру получают новое таинственное имя Откр. 2, 17). Они – «истинные православные христиане, свято чтущие и оберегающие заветы святой православной церкви», они «во всем стараются идти по стопам великого пастыря и молитвенника о. Иоанна Кронштадтского, за что получили почетное и славное наименование иоаннитов». Ктo же не верует в «батюшку-Христа», вторично явившегося во плоти, тот – антихрист, вторично распинающий Христа (2 Иоанн, 7).

Живущие здесь на земле и уверовавшие в «Господа – батюшку» должны достойно встречать его (1Сол. 4, 12): изменяя свою плоть. Средствами для этого изменения служат – удаление от «мира и мирских прелестей», т. е. брака для лиц небрачных и супружеского сожития – для лиц брачных, и поступление в трудовое общество «овец Крондштадского пастыря», а затем возможно частая исповедь пред «батюшкой-Христом» и причащение из его собственных рук животворящего тела и крови Христовых ⁹⁶.

Иоаннитство, как секта родственная хлыстовству, разделяет взгляд последнего на природу человека, брачное состояниее его, на пищу и напитки. В человеке, говорят эти сектанты, два начала: доброе, чистое – душа и злое, скверное – тело. Между ними постоянная борьба. Чтобы душа восторжествовала над телом, необходимо обессилить тело, это злое скверное начало лишением мясной пищи и напитков, как особенно способствующих здоровью его. Браком также, но мнению сектантов, питается, усиливается тело, этот исконный враг души, которого напротив нужно обессилить, а не питать. Отсюда Иоанниты избегают и гнушаются брака, как «скотской блажи», мясной пищи, спиртных напитков и проповедуют необходимость порабощения плоти, путем изнурения ее.

В иоанитских сочинениях по этому поводу говорится: «Терпение, кротость, смирение, трудолюбие, воздержание, аскетическое умерщвление плоти и всех человеческих страстей, посредством молитвы и поста – вот главные характерные черты духовного устава общин (иоаннитов)». «Они (иоанниты) не употребляют никаких спиртных напитков, не курят табаку; не едят мясной пищи, не носят щеголеватой одежды, не играют в карты... Кладут, изнуряя плоть свою, так много поклонов, что у иного миссионера, пожалуй, спина не выдержит. Придет ли в голову, благодаря такому режиму, скотская блажь,– предоставляю судить читателю», говорить Пустошкин.

При устных беседах иоанниты высказываются по затронутым вопросам гораздо прямее и откровеннее. Одному священнику Херсонской епархии иоаннитка – книгоноша говорила: «Вы не дорогой батюшка, а грешный; табак курите, вино пьете, блуд творите и грешки ваши видны, указывая на его детей, сказала она. Все тешите тело, а душу губите. Мясо едите... А ведь пища эта скверная». От православных, побывавших в дебрях иоаннитских г. г. Кронштадта и Петербурга, миссионеру-священнику той же епархии неоднократно приходилось выслушивать те наставления, которые давали им иоанниты: «женатые – разженитесь, а неженатые – не женитесь, вином и мясцом не сквернитесь, тело нужно изнурять, чтобы душу спасать». «Все они (иоанниты) запрещают, грехом считают: женитьбу, детей, мясо есть; о душе, говорят, нужно горевать, а на тело наплевать» ⁹⁷.

Однако, для иоаннитских «святых», как и для хлыстовских «живых богов», «закон не лежит. Обычная мораль, обязательная для рядовых членов секты, для них не представляется, безусловно, обязательной, ибо они «вне» и «выше» закона. Поэтому, иоаннитские вожаки не редко нарушают правила своей секты, встречаются между ними такое, которые и табак курят, и водку пьют. Православным они в таких случаях говорят, что табак в их устах превращается в чистый фимиам, а водка – в святую воду. Что же касается проповеди иоаннитов об удалении брака и заповеди: «женатые разженитесь, неженатые не женитесь», то практические результаты ее оказались самые плачевные. В иоаннитских притонах, как и в хлыстовских кораблях, воцарился грубый разврат. В доказательство достаточно сослаться на один письменный документ, представленный в числе других произведений иоаннитской литературы на IV всероссийский миссионерский съезд в Киеве. В этом документе с таким откровенным цинизмом изображается закулисная сторона иоаннитства, так возмутительно пошло, священные имена перемешиваются с разными выражениями самыми нецензурными, что положительно не только сказать стыдно, но и подумать страшно.

Удаляясь «от мира и мирских прелестей», иоанниты заповедуют своим последователям, возможно, часто исповедоваться пред «батюшкой-Христом» и причащаться из его собственных рук животворящих тайн Христовых. Спасение – говорят они –только у дорогого батюшки, судьи мира и вселенной. Кому он даст печать свою, того и спасет. Печать же его – это причащение из рук о. Иоанна. Поэтому «радуйтеся и поспешите к Нему истинному жениху небесному, говорится в иоаннитском «Благовестии», ибо в настоящее время совершается великая брачная вечеря, в настоящее время уневещиваются Ему Сладчайшему Господу Иисусу верные христиане в покаянии притекающие... Как счастливы те, которые удостаиваются быть у Него, говорить с Ним, приносить сердечное покаяние о грехах своих и причащаться св. пречистых и животворящих тайн Его с пречистых рук Его» ⁹⁸.

В виду наступавшего «второго пришествия» и скорого конца этого мира, неразумно и грешно привязываться к тленным земным богатствам. Поэтому, личную собственность, по учению иоаннитов, должно отдать в распоряжение «батюшки-Христа», или же «Его святых», которые из суетного земного имущества сделают самое душеспасительное употребление. «На что земные капиталы. Пишет Пустошкин людям отрекшимся от всех сатанинских прелестей ради небесного богатства»... Исходя из такого учения, иоанниты обирают народ православный, обирают «по совести», дочиста. Обобрать богатого человека они считают далее делом добродетельным. Сам Xристос, говорят они, сказал: «богатому трудно войти в царство небесное, поэтому обирая таких, добро им делаешь, к царству небесному, приближаешь»...

Таким образом, вepa в наступление второго пришествия Спасителя на землю, которое совершилось в лице батюшки о. Иоанна Кронштадтского, удаление от мира и мирских прелестей. запрещение брачной жизни, еды мясной пищи, спиртных напитков, требование аскетических подвигов для изнурения и порабощения плоти, частая исповедь и причастие (печать) из рук о. Иоанна, отречение от всякого земного имущества и пожертвование его в пользу «батюшки» и его «святых», – таковы существенные характерные черты новой секты, которая свила себе гнездо в Opaниeнбауме и Кронштадте и оттуда распространялась, прикрываясь и злоупотребляя именем и авторитетом о. Иоаннa Кронштадтского.

2.

Из Кронштадта учение иоаннитов было занесено в Костромскую губернию. Проповедником этого учения здесь явился крестьянин д. Хорошева, Солигаличкого уезда, Иван Артамонов Пономарев.

Сведущие люди подозревали в нем скрытого хлыста. Пономарев проживал некоторое время в Кронштадте и составил акафист о. Иоанну. Секта, распространяемая им, росла в своем числе, и когда о ее существовании узнал о. Иоанн Кронштадтокий, то послал сектантам грозное письменное обличение. Однако, возбуждение, вызванное проповедью Пономарева, не унималось. Тогда, по ходатайству местного преосвященного еп. Виссариона, св. Синод, в 1902 г. командировал о. Иоанна в Костромскую губернию с миссионерскою целью, для вразумления сектантов на месте. Получив указ о. Иоанн немедленно отправился в путь в захолустную весь, до которой от Костромы нужно было ехать 140 верст на лошадях по проселочным дорогам и осенней непролазной грязи.

Выехав из Костромы 1 октября, по окончании богослужения, о. Иоанн только на другой день к вечеру прибыл в д. Хорошево и тотчас отправился в церковь. Сюда же явились и сектанты во главе с Пономаревым. Помолившись, о. Иоанн обратился с речью к сектантам об их заблуждении, разъясняя, какой великий грех принимают они на душу, считая его святым. «Я такой же грешный человек, как и все другие, говорил он. Чем замолите вы перед Богом этот великий грех?» Долго продолжалась речь пастыря, то гневная по отношению к сектантам, то приглашавшая их к покаянию. Глубокое впечатлите оставила она в слушателях. По окончании ее из среды сектантов раздались голоса: «прости нас, батюшка, прости нас окаянных». На глазах у них были слезы.

Некоторые, упав на колени, не поднимали глаз на о. Иоанна, повторяя только: «прости нас». – «Молитесь, сказал им о. Иоанн, горячо молитесь Всевышнему, чтобы Он простил вам тяжкий грех и очистил сердца ваши», и, обратившись к алтарю, сам о. Иоанн долго молился. По окончании собеседования, о. Иоанн вышел из церкви и направился в дом священника, где имел ночлег. До поздней ночи ходил по селу народ, останавливаясь под окнами, в которых виднелась фигура о. Иоанна, склонившегося в молитве.

Утром, 3 октября, о. Иоанн служил литургию в храме и произнес слово о людском неверии и человеческих заблуждениях, призывая заблудших к покаянию и советуя им в минуты своего сомнения обращаться к своим духовным пастырям и не слушать разных смутьянов. После литургии о. Иоанн снова обратился к сектантам; «Искренно ли вы раскаялись?» – «Каемся, батюшка, каемся; помолись за нас». Подозвав к себе руководителя секты Пономарева, о. Иоанн неоднократно предлагал и ему тот же вопрос. Пономарев приносил полное раскаяние, прося о. Иоанна простить ему его грех. Выйдя из церкви, о. Иоанн по просьбе Пономарева, посетил его дом, где совершил водосвятие. Рядом с домом была молельня, где изображение о. Иоанна висело рядом с св. иконами и перед ним зажигались свечи. Пройдя в молельню, при виде своего портрета в такой обстановке, о. Иоанн покачал головой и велел немедленно убрать портрет со стены и снять крест с крыши молельни. Исполнив свою миссию, о. Иоанн направился в обратный путь ⁹⁹.

Однако же, оказалось, что раскаяние Пономарева было неискренним, и он продолжал действовать по-прежнему в духе сектантского заблуждения.

Мало того, он воспользовался посещением его дома о. Иоанном в своекорыстных целях и вода, которая была освящена здесь о. Иоанном, сделалась источником дохода Пономарева. Она вся почти была распродана почитателям о. Иоанна, а остатки ее Пономарев вылил в свой колодец, который и запер на замок, чтобы другие без его ведома, не могли брать «святую воду». Затем на пожертвования, поступавшие к нему от многочисленных последователей, Пономарев соорудил особое помещение, где нарисовал на полотне (он маляр – живописец) громадную картину, изображающую, по его словам, «небесное служение» о. Иоанна в Хорошеве 2 октября 1902 г.

Костромской окружной суд, на основании освидетельствования Пономарева врачами, признал его, 27 января 1903 г., страдающим умственным расстройством, известным под именем mania religiosa. Центральный пункт его религиозно-бредовых идей составляет убеждение, что суть заключается не в нашем тленном теле, а в духе, который есть Бог причем в доказательство он ссылался на слова 81 псалма: «Бог стал среди богов» ¹⁰⁰.

В конце 1909 года Пономарев обращался в св. Синод с прошением о разрешении ему в верхнем этаже нового трехэтажного дома открыть молельню с продажей при ней свечей, масла и ладана, а в нижнем этаже устроить приют для странников и богомольцев.

Из Костромской губернии учение Пономарева об о. Иоанне Крондштадтском стало распространяться в Донской области. Здесь нашелся последователь Пономарева в лице крестьянина слободы Карповки Прохора Скоробогатенкова. Последний был заражен хлыстовством и, находясь в переписке с Пономаревым, увлекся его учением и стал ревностным пропагандистом его.

Под влиянием нового учения Прохор Скоробогатенков однажды без вести скрылся из дома своих родителей, оставив свою молодую жену с грудным ребенком. По возвращении из своего долгого путешествия он заявил радостно встретившей его после долгой разлуки жене, что он – святой человек, что он жил все время в Кронштадте у о. Иоанна в качестве приближенного человека, отказался от суеты мира сего и теперь занят только одною молитвою.

Весть о близости Скоробогатенкова к о. Иоанну Кронштадтскому скоро разнеслась из слободы Краповки в соседние села: Мариновку (Донской области), Песочанку, Рассошку (Саратовской губ.) и в г. Царицын.

«К Прохору стали стекаться простодушные и невежественные жители этих сел, преимущественно женщины, чтобы послушать его проповедь. Желая скрыть движение народа от местного священника, Прохор принимал посетителей только по ночам. Главным положением его учения было следующее: «о. Иоанн Крондштадтский есть Бог; в нем поселилась св. Троица в нем воплотился сам Господь Иисус Христос; он (о. Иоанн) все знает, а я (Скоробогатенков) близкий у него человек. Меня Отец прислал объявить вам, что вы все – страшные грешники, что у вас настоящий ад ».

Смущенные слушатели спрашивали праведника: «что же нам теперь делать?» – «Нужно просить Отца молиться за вас, отвечал он, и вот, если хотите, я буду ходатайствовать за вас пред Отцом, а вы должны жертвовать на молебен Отцу; жертву давайте мне для передачи, я запишу ваши имена и имена ваших родственников для помина».

Потом Скоробогатенков отправился по домам простецов, служил что то в роде молебна, раздавал портреты о. Иоанна в качестве св. икон, требуя при этом пожертвования на имя о. Иоанна. Принимая пожертвования деньгами и вещами, он записывал имена жертвователей. Собрав достаточно подаяния, Прохор задумал снова уехать в Кронштадт, сманил с собою мещанина г. Царицына Ивана Землянского и девушку Домну Влизгареву, внушив им, что им необходимо ехать в Кронштадт: «вас Отец зовет к себе», говорил им Скоробогатенков.

Выехав в Кронштадт в марте 1902 г., Прохор Скоробогатенков в августе того же года снова возвратился в слободу Кариовку в сопровождении Ивана Землянского, Домны Близгаревой и неизвестной до того времени личности Екатерины Трушниной, крестьянки Новгородской губ., слывущей в обществе сектантов за «скорбящую богородицу».

Ревностной пропагандисткой учения Прохора явилась теперь и Домна Близгарева. Интересно, что Домна до отъезда в Кронштадт была одной из самих нравственных девушек: она обрекла себя на безбрачие и местный священник предлагал ей должность просфорни. Проповедь Домны производила сильное впечатление на ее сверстниц девушек. «Теперь я только и узнала, говорила им Домна, что я грешница; в Кронштадте живем мы у Отца, Отец нас и поить и кормить, мы ничего не знаем, только одно: Богу молимся».

Прохор стремился всеми мерами подорвать авторитет местного священника в глазах его прихожан, говоря: «если священник живет без благодати, то ничто его молитва; вот и в Евангелии сказано, что есть пастырь добрый: это и есть о. Иоанн Кронштадтский; он душу свою полагает за овцы своя, т. е. раздает всем деньги, а все другие священники суть разбойники, они не родят о своих овцах, а только с них все берут». Спутник же его Иван Землянский выражался публично так: «причастие священника – грешника не есть причастие, а полова».

Скоробогатенкову удалось склонить 17 человек, преимущественно девушек и молодых женщин, в возрасте от 17 до 25 лет, поехать в Кронштадт «спасаться». На это обстоятельство обратило внимание местное гражданское начальство, и в ноябре того же года все Карповские паломники были выпровожены этапным порядком из Кронштадта.

Разочарованный, быть может, поездкой, а также находясь под влиянием убеждений местного священника, все девушки чистосердечно раскаялись в своих заблуждениях и рассказали все про смущения Прохора.

Анна Л. рассказала, как Прохор учил о божестве о. Иоанна и приказывал им: «не обращайтесь к священникам, иначе пропадет ваша душа. У ваших родителей рога на голове, они – черти, только вы этого не видите, а когда получите благодать, то сами увидите; родителей слушать не нужно, а то поселится в вас сатанище». Прохор спал в отдельной комнате вместе с Екатериной, что девушек сильно смущало; но полагая, что так нужно для спасения, они старались удалять от себя сомнения. Екатерина заставляла их всех красть свечи в Кронштадтском соборе, понуждала ходить по городу побираться, а также просить милостыню в церквах. Все собранное они отдавали Екатерине. Кто мало приносил сбору, того Екатерина ругала, а кто больше добывал, тому была похвала.

По временам к ним приезжала старшая богородица Параскева, которая присутствовала при чтении акафиста и, когда пели припев: «радуйся, невесто неневестная», то поднимала руки и махала ими, а когда пели: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй нас», поднимала руки горе. По окончании молитвы все кланялись Параскеве, в ноги и целовали ее ноги. Анна Л. скоро покаялась и торжественно отреклась от своих заблуждений. 15 декабря, когда священник вышел со св. дарами для приобщения говеющих, Анна вошла на амвон и чистосердечно покаялась в своем заблуждении, громко и отчетливо рассказала, как и что делали они по приказанию Прохора и Екатерины в Кронштадте. Картина была настолько трогательная, что многие молящиеся в храме прослезились.

Домна Близгарева, девица 20 лет, жила в Кронштадте около 8-ми месяцев, почему знала о проделках Прохора более чем другие девицы. Она подтвердила все сказанное Анною Л., добавив следующее. Екатерина Трушнина, крестьянка Новгородской губ., раньше служила в Петербурге в качестве домашней прислуги, затем случайно познакомилась с Прохором Скоробогатенком и с того времени сделалась его спутницей. Екатерина внушала девушкам, что «теперь нашли мы Бога в мире – о. Иоанна Кронштадтского, теперь нужно искать Богородицу, без нее мы будем сироты, отец есть, а матери нет». Прохор, говоря то же самое, добавлял: «молитесь, скоро откроется вам богородица в Екатерине». Прохор не раз делал следующее: резал просфоры на маленькие кусочки, клал их в стакан, наливал туда красного вина, подносил наполненный стакан к портрету о. Иоанна Кронштадтского и вслух говорил: «Ты, Господи в о. Иоанне, ты все знаешь и видишь, претвори просфору в тело Христово, а вино в кровь Христову». После этого он исповедовал вслух свои грехи, молился за наши грехи, а потом читал молитву «верую, Господи и исповедую»... Но прочтении этой молитвы, он причащался сам, причащал ложечкою Екатерину и всех девушек. Однажды Прохор и Екатерина повезли Домну по железной дорогe в Новгородскую губ. к какому то старцу Назарию, которого все сектанты считают за Иоанна Богослова. Получив от него благословение, они ходили по Новгородской губ., делая не более 7-мип верст в сутки, заходили в дома, служили молебен с чтением Евангелия, читали акафисты. Доверчивый народ ласково принимал их и хорошо угощал. Преданность Екатерины Прохору была удивительна. Он без пощады бил ее палкою толщиною в мужскую руку и бил до упаду. Екатерина в это время кричала ему: «хоть до смерти убей, только не бросай меня». Екатерина в свою очередь не мало била Домну. По истолкованию Прохора, этим Екатерина изгоняла сатану. Очень больно бывало, но Домна утешала себя тем что через это она будет святой. Из желания быть святыми многие девушки просили Екатерину бить их.

Во время ареста карповских паломников в Кронштадте Скоробогатенков был в Карповке и ничего не знал о случившемся. Проживая в Карповке, он продолжал работать, и все свое внимание сосредоточил на семье Якова Полякова, имеющего богатые средства и слывущего за богобоязненного человека. Прохор стал внушать Полякову ехать в Кронштадт, а за указание пути туда просил 300 р., каковую суму денег Поляков не согласился дать. Тогда Прохор стал действовать на сноху Полякова, солдатку Дарью, которой внушил, чтобы она все ей принадлежащее (одежду и обувь), принесла ему тайком от своих для передачи о. Иоанну. Дарья исполнила его приказание: все из своего сундука перенесла Скоробогатенкову и, по приказанию последнего, заняла у различных лиц 20 руб., затем тайно уехала с ним в Кронштадт.

Последний поступок Скоробогатенкова переполнил меру долготерпения местного крестьянского общества. Крестьяне собрались па сход 15-го декабря 1902 г. и единогласно решили просить г. окружного атамана о выселении из Карповки Прохора Скоробогатенкова и его единомышленников.

Скоробогатенков не долго жил в Кронштадтe с Дарьей. Они там были арестованы и доставлены по месту приписки в г. Царицын в январе 1903 г. Дарья вскоре сознала свою ошибку.

Жертвами обмана Скоробогатенкова сделались Иван Землянский, Степан Л. и Евсей К. Убедившись в святости Скоробогатенкова, они продали дома, вырученные деньги и все имущество отдали Прохору, а сами уехали в Кронштадт «спасаться». Возвратившись оттуда, они остались бесприютными ¹⁰¹.

3.

В 1905 г. на страницах светской прессы начали появляться разоблачения иоаннитских безобразий. Указывались многие факты, когда последователи этой секты обирали темный верующий народ, стекающийся в Кронштадт, злоупотребляя именем о. Иоанна Кронштадтского.

О секте заговорили и в обществе, и в печати. Особенно много шума вызвала пьеса г. Протопопова «Черные вороны», в которой выводились на сцену сектанты иоанниты: «богородица» Порфирия в лице матушки Гусевой и другие ее «сподвижники». Об этой пьесе заговорили и в мире церковном, и в сферах правительственных, и в периодической печати разных направлений, и особенно в театральных кругах. Но отношение к пьесе было до крайности противоположное. Одни видели здесь осмеяние православного монашества и чтимого православною Русью о. Иоанна Кронштадтского, усматривали даже издевательство над христианскою благотворительностью. Другие, наоборот, доказывали, что «Черные вороны» клеймят религиозных шарлатанов-сектантов иоаннитов, что пьеса оберегает православие от наносных и грязных элементов, что она вскрывает религиозные сектантские тайники и т. п. Поэтому, в то время как, с одной стороны, пьеса эта почти не сходила с репертуара, выдерживала десятки представлений подряд, делала полные сборы, – с другой стороны, она возбуждала негодование настолько сильное, что к власти стали обращаться с настойчивыми просьбами о запрещении постановки ее на сцене.

Содержание пьесы вкратце таково. У богатой, еще молодой, вдовы купца и фабриканта Анны Николаевны Краевой есть взрослая падчерица Елена Сергеевна. Сама Краева – тип красивой, ловкой, умной, но совершенно бессердечной. беспринципной, жадной до чувственных удовольствий женщины. Падчерица представляет ей полную противоположность. Это глубокая, сосредоточенная натура с страстною жаждою правды Божьей, сильно страдающая от обмана и грязи окружающей среды. В силу противоположности своих натур мачеха и падчерица глубоко антипатичны друг другу; эта антипатия еще усиливается вследствие коллизии на почве женского чувства.

В доме появляется в качестве учителя детей Краевой молодой студент Пальский. Своими идеальными стремлениями он вполне гармонирует с Еленой, и между молодыми людьми зарождается обоюдное нежное чувство. Но Елена, склонная к религиозной экзальтации, подпадает под влияние сектанток Елены и Ирины. Последние представляют в ее глазах все житейские радости великим соблазном, влекущим к полной душевной гибели. Нравственная борьба Елены, вероятно, окончилась бы победою чувства, но в дело вмешалась мачеха, увлекшаяся молодым человеком. Желая устранить падчерицу с своей дороги, она вступает в союз с сектантками и устраивает так, что Елена видит, как любимый ею человек целует руки ненавистной мачехи. Разбитая в своей последней вере, страдающая от мнимой измены, она бросается в объятия сектанток, увлекающих ее рассказами об «учителе, к которому стремятся со всех сторон алчущие правды жизни и страждущие сердцем. Елена решается бежать с ними и скрывается ночью, оставляя записку «не ищите – не найдете». Страстно любящий ее Пальский решается, во что бы то ни стало, разыскать Елену и спасти ее из рук сектантов.

Между тем Елену привозят в гнездо сектантов, где она присутствует на их радении, происходящем в такой обстановке: на высоком седалище сидит покрытая покрывалом женщина, над головой которой зажигается венец из электрических лампочек. Эту женщину сектанты называют «матушкой», приписывают ей неземную силу. Обстановка радения возбуждает в Елене сомнение. Но «матушка» подзывает к себе Елену и говорит, что она духом видела, как душа Елены страдала, как она рвалась к свету и как победила искушение, решившись порвать с домом и начертив огненные слова: «не ищите – все равно не найдете». Елена поражается прозорливостью «матушки«, не подозревая, что ее записка передана мачехой сектантам, и преклоняется пред нею.

Матушка вручает новообращенную женщине Варваре. Елена страстно желает видеть «учителя», жаждет слышать его, по Варвара уверяет, что, только пожертвовав все свое имущество в пользу сектантов, она может предстать пред учителем. Елена соглашается на это. Между тем одновременно с Варварой Елену окружают два сектантских пророка Семен и Илья. Варвара внушает Елене, что это святые люди, в которых воплотились древние пророки. На деле же оказывается иное. Семен с гнусными намерениями хочет пробраться в комнату Елены, но ее спасает от насилия другой человек, который тоже пришел к сектантам в поисках правды. Узнав всю их грязь, он, хотя не имеет силы порвать с ними, но не участвует в их мерзостях. Когда он увидел Елену, новую жертву обмана, то проникся жалостью к ней и, желая спасти ее из рук сектантов и открыть ей глаза, устраивает так, что Елена слышит, как сектанты откровенно говорят о своих делать, ссорятся и попрекают друг друга разными гадостями, видит, как они пьют, дерутся. Елена узнает все и решается порвать всякие отношения с сектантами. Варвара, ничего не подозревая, приносить ей для подписи бумагу, в которой все ее имущество завещается в пользу сектантов. Елена отказывается дать свою подпись, и ее запирают в комнате, угрожая, что она не выйдет из под замка, пока не подпишет бумагу. Далее на сцене появляется сама матушка Гусева. В интимной беседе с Варварой она хвастается, что открыла секрет, как влиять на душу русского народа. Этот секрет заключается в том, чтобы делать добро путем раздачи милостыни. Милостыня, которую раздает она и учитель, есть только средство привлечь к себе народ, который сторицею вернет то, что они раздадут. При помощи этого средства она и учитель достигли славы и богатства. В это время Семен и Иван приносят вина, и начинается безобразная пьяная оргия. Опьяненные сектанты не заметили, как Илья взял ключи и отпер комнату Елены. В самый разгар оргии вдруг врываются Пальский и старый управляющий отца Елены и, угрожая револьверами, требуют выдачи Елены. Гусева отказывает, но Илья выводить освобожденную Елену. Пьеса заканчивается уходом от сектантов Елены, с которою вместе, и уходить и Илья.

Из содержания пьесы видно, что основной замысел ее не представляет ничего нового. Борьба между экзальтированным религиозным чувством, требующим отречения от мира и его радостей, и естественным влечением к ним не раз уже служила темою художественных произведений. Грубая эксплуатация религиозных запросов верующей души также не один раз выводилась в классических произведениях нашей литературы. Ни тема пьесы, ни выведенные характеры не могли создать ей шумного успеха.

Интерес пьесы заключался в изображении бытовой стороны и внутреннего уклада сектантской общины, не давно появившейся и связанной с именем высокочтимого о. Иоанна Кронштадтского.

Конечно, если бы пьеса «Черные вороны» имела в виду только разоблачение плутовских проделок этой секты, если бы она, действительно, только бичевала изуверное сектантство и религиозное шарлатанство, прикрывающее себя именем о. Иоанна Кронштадтского, то появлению ее оставалось бы только радоваться. Но дело в том, что автор пьесы не отделил личности высокочтимого пастыря от тех, кто прикрывается его авторитетом и пользуется его именем для прикрытия своекорыстных целей. Из его пьесы получается впечатление, как будто на самом деле о. Иоанн стоит во главе этой секты. В пьесе сектанты постоянно говорят о Кронштадтском пастыре, как своем действительном руководителе. Матушка Гусева, говоря о верном способе эксплуатирования русского народа, отождествляет с собою о. Иоанна и утверждает, что этот способ открыт ею и учителем, достигшим им того, чего желал. Таким образом, Гусева выставляет о. Иоанна таким же обманщиком и эксплуататором, как и она сама, я во всей пьесе нет ни одного намека на то, что это ложь, что о. Иоанн не солидарен и не имеет ничего общего с этими ловкими аферистами. А недобросовестные актеры (особенно из иудейского племени), при исполнении пьесы старались усилить впечатление и прозрачными подчеркиваниями и возмутительными прибавлениями вне программы в карикатурной и крайне оскорбительной для религиозного чувства форме осмеивали монашество, о. Иоанна Кронштадтского и всех вообще его почитателей. Кроме того, на сцене употреблялись церковные свечи, светильники, монашеские одеяния, произносились некоторый обычные церковно-молитвенные слова и выражения, исполнялись даже церковные песнопения, напр., «да исправится молитва моя» и т. п.

В виду этого понятным делается, почему пьеса «Черные вороны» возбудила негодование в людях искренно верующих и преданных церкви, для которых так дорого имя о. Иоанна Кронштадтского.

«Тяжелое гнетущее впечатление, сообщает один очевидец, вынес я от «Черных Воронов». Предо мною проходили сцены, ярко говорящие о том, что все это происходит в православных монастырях. Ни одной яркой картины, ни одной ясной речи, которая бы напомнила зрителям, что все это происходить в «сектантских гнойниках», я не видел и не слышал в театре. Наоборот, знакомая всем обстановка монастырей, действующие лица – монахи, в монашеском одеянии и с монашеской речью, – все это уносило зрителей в глубь православных монастырей и давало им понять, что там именно и творится созерцаемое ими на сцене... И я в антрактах усиленно испытывал мнение публики, в кружках толковавшей о пьесе. Люди веры негодовали на кощунственное поругание православного монашества, а известного сорта публика открыто издавалась над «закулисной» жизнью якобы православных монастырей и в лице сектанта Ивана, любимца Гусевой, прямо видала о. Иоанна. Да, – не «вскрытие религиозных сектантских гнойников», как о том говорит г. Протопопов видел я на театральной сцене при постановке «Черных воронов», а сплошное издевательство над православными монастырями, их благотворительностью и религиозным укладом. Самая христианская мораль на сцене собственно зло осмеивалась. Получалось обычное социал-демократическое издевательство; «христианское учение-утопия и в жизни оно не только не осуществимо, но даже ведет ко злу» ¹⁰².

Такой отзыв о пьесе делает человек твердой веры, который, как видно, может и умеет дать отчет о своем уповании. Что же касается «малых сих», верующих в простоте сердца, то для них пьеса «Черные вороны» служила большим соблазном. По свидетельству другого очевидца, наблюдая, как пьянствуют и развратничают на сцене актрисы в монашеских одеяниях, простодушные зрители «верхов», особенно женщины, охают: «Так вон они-то какие. А я то им жертвы приносила... Теперь – накось – выкуси!». Aюркие соседи иудейского типа предупредительно разъясняют: «Разве вы не понимаете, – это же ваш святой о. Иоанн Кронштадтский и его клика»... и прочее в этом же роде.

Но влияние «Черных воронов» не ограничилось одними театральными подмостками. Сюжет показался слишком интересным и стал варьироваться на разные лады. В одном из Петербургских клубов фигурировала маска, в коротком платье «бебе», с распущенными волосами, с развевающимися на голове на проволоках девятью «Черными воронами» и надписью на спине; «Дора, похищенная иоаннитами». Маска держала в руках книгу формата и вида Евангелия, на которой красовалась крупная печатная надпись: «по заветам иоаннитов», и портрет о. Иоанна Кронштадтского. Еврейское дитя «Дору» сопровождали две каких то сомнительного поведения особы в костюмах монахинь, которые расталкивая публику, несли вздор о Кронштадте и пускали настоящие ракеты, треском, выстрелами и фонтаном искр заставляя вздрагивать нервно настроенную публику. Говоря о своей секте, Дора допускала возмутительные кощунства и показывала отвратительные картинки и даже раздавала открытки, порочащие всеми уважаемое лицо. В 2 часа ночи, под звуки шумного военного оркестра, при аплодисментах и криках «браво», жюри от публики, стоящее из юрких еврейчиков, объявило, что Дора получила первый приз за костюм ¹⁰³.

Так, грязными руками и нечистыми устами трепалось и позорилось имя доблестного пастыря, всенародно чтимого о. Иоанна Кронштадтского.

Понятно, поэтому, почему «Черные вороны» возбудив негодование, вызвали многочисленные протесты и ходатайства о снятии пьесы с репертуара. В ответ на эти ходатайства, подкрепленный также соответствующим представлением Св. Синода в Совет министров, последовало изданное в декабре 1907 г. распоряжение г. председателя Совета министров, которым постановка пьесы г. Протопопова «Черные вороны» на театральной сцене была воспрещена.

4.

В октябре 1905 г. умерла иоаннитская «богородица» Порфирия Киселева и погребена была на ораниенбаумском городском кладбище. На могилу ее сектанты начали совершать ежедневные паломничества, читали здесь акафисты и, уходя, брали могильный песок себе на память.

После ее смерти во главе секты стали упомянутые выше вожаки – Большаков и Пустошкин. Пользуясь объявленной в 1905 г. свободой печатного слова, они, в видах более успешной пропаганды, занялись усиленной издательской деятельностью, начали издавать еженедельный журнал «Кронштадский Маяк» с многочисленными к нему приложениями. Сначала издавал и редактировал «Кронштадтский Маяк» В. Максимов, приобревший себе в Петербурге громкую славу по части издания улячных лживых листков с кричащими заглавиями; а в последующее время ответственным редактором – издателем этого органа состоял Н. Большаков.

В «Кронштадтском Маяке» помещались выдержки из сочинений о. Иоанна Кронштадтского, а также различные статьи, стихотворения и размышления, принадлежащие перу руководителей иоаинитской секты, в которых красною нитью проходила идея обоготворения о. Иоанна Кронштадтского. Кроме «Кронштадтского Маяка», проводниками иоаннитских воззрений являлись многочисленный приложения к нему в виде книг, брошюр и листков, каковы, напр.: «Правда о секте иоаннитов», «Как нужно жить, чтобы богато жить и чисто ходить», «К свободе призвал нас Господь», «Еще днем закатися солнце», «Сборник стихов в честь о. Иоанна Ильича Сергиева, два издания», «Ключ разумения. Продолжение книги «XX век. О кончине мира и страшном суде», «Российская слава протоирей отец Иоанн Сергеев (Кронштадтский)», «Новые грозные слова о. Иоанна Кронштадтского о страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся», «Суд Иоаннитов», «IV всероссийский миссионерский съезд и современные ревнители православия», «О еретичестве графа Льва Толстого» и т. д Для распространения обширной иоаннитской литературы была организована целая армия книгонош, которая находилась под руководством Н. И. Большакова. В конце 1908 г. иоаннитских книгоношах насчитывалось 618 человек обоего пола. Теперь число их, несомненно, увеличилось; «нас так много, так много, говорят сами книгоноши, что на каждый уезд придется по четыре души».

Обычно каждый иоаннитский книгоноша снабжен, за подписью Н. Большакова, «книжкою для разносчика журнала «Кронштадтский Маяк» с приложениями книг религиозно-нравственного содержания, портретов, (эстампов), листков и т. д.» Книжка эта испещрена разрешениями духовных, гражданских и военных начальств г. Большакову чрез книгонош распространять свои и синодальные издания. Есть и от хозяйственного управления св. синода от 30 ноября 1907 г. за № 28736 уведомление Большакова «о дозволении распространять ему чрез особых книгонош синодальные и другие релипозно-нравственные сочинения, и отпуска книг на комиссию». Есть разрешение епископа Оренбургского Иоакима, в котором, между прочим, прописано: «призываю на вас и деятельность вашу по благо Святой Церкви Православной и Русской державы Божие благословение» (от 20 апр. 1908 г. № 4336). Есть еще разрешения Томской и Таврической духовных Консисторий (первой – от 9 июля 1908 г. за № 9903, второй – от 12 июля 1908 г. за № 10607). Озабочиваясь пропагандою и среди войск всех родов оружия, Большаков подал военному министру прошение с просьбой «приказать выдать ему надлежащее удостоверение для свободной продажи книгоношами его и синодальных изданий среди войск Российской Империи».

Свое звание синодального комиссионера, благословение епископа Иоакима и разрешения духовных консисторий Большаков широко использовал в целях пропаганды. Посланные им иоанитские книгоноши говорят: «мы ересей не разносим, худых книг не продаем, иначе – Синод, архиереи и консистория не благословили бы на это дело. Вот прочтите нашу книжку, там и найдете от них нам разрешение». Книжка эта парализует зоркость и энергию сельских властей, когда они начинают прочитывать копии разрешений от разных лиц и учреждений на право распространения Большакову книг и брошюр. Простой народ по адресу книгонош говорить: «они имеют документ», поэтому охотно покупает у них все.

В котомке книгоноши всегда можно найти один экземпляр Евангелия, несколько молитвенников, поминальниц и много различных иоанитских изданий. Здесь, кроме того, имеются: крестики, ладанки, шейные портреты о. Иоанна и Порфирии Киселевой, пояса с вышитыми словами: «Живый в помощи Вышняго»... и «Да воскреснет Бог»... Есть кабинетные портреты о. Иоанна в священническом или служебном одеянии.

Книгоноши своим «материалом» торгуют прибыльно и шибко, хотя, конечно, они не столько торговцы, сколько пропагандисты. В котомке Евангелие (один экземпляр) и молитвенники держатся только «для отвода глаз». Вся сила книгонош состоит в том, что они, прежде всего пропагандисты и ведут дело это фанатично. От книгоноши в 6–10 минут собеседования вы узнаете всю суть иоаннитства без всякой утайки. Такая «скоропалительность» их даже не нравится Большакову, который говорит: «ведь это люди простые, серые, земные и могут многое сказать «ни к селу, ни к городу» ¹⁰⁴.

Пермский епархиальный миссионер А. Куляшев так изображает картину иоанитской пропаганды и ту обстановку, среди которой она происходит.

«С лаской, любовью, кротко и мирно войдут иоанниты в села, деревни и умелой рукой поведут пропаганду. Своей новизной поразят они многих. Быстро и скоро откликается люд, где послышится слово и жизни святой, где разносится весть об ъ угодниках Божьих... Они говорят о том старце Кронштадтском, имя которого известно уже всем... О молитве; его, о дивных делах слыхал каждый. Но вот появляются те Кронштадтские женщины, которые скажут: «мы не только слыхали, а все на себе испытали, все увидали глазами своими: наш батюшка родной истинный Христос. Он больных исцеляет, бесов изгоняет, знает, что у каждого в сердце. Всех он зовет к себе так как в миру теперь христианину жить невозможно. Скоро наступить антихрист; отступление уже началось. Илья и Енох и Иоанн Богослов давно уже живут среди нас. Наш батюшка родной, как только лишь умрет, тогда и мир скончаться должен. Теперь же все должны, продав имения, ехать к нам в Кронштадт и Петербург». Подобная речь иоанниток имеет громадный успех. Умело, тактично ведут они свое дело. Во-первых, они; не просят, не попрошайничают, напротив – или сами помогут или далее на свой счет свозят вас в Кронштадт; во-вторых, они глубоко убеждены в истинности своих слов, всей душей предаются своей пропаганде, в неискренности их заподозрить нельзя. Фанатизм у них доведен до крайности, найти для себя венец мученичества – это для них великая честь. Ловкие и опытные, они блестяще замаскируют дурные стороны, или оправдают их весьма умело. Жизнь их проходит в трудах; живут они скромно, скудная пища. Непрестанно поют акафисты, читают молитвы и воспевают в честь о. Иоанна кантаты. Поют они довольно стройно; одушевление сильное, поклоны истовые. Все это привлекает к ним простой народ. С ним иоаннитки обращаются ласково и в разговорах незаметно дойдут до современных событий, обличат в неверии пастырей церкви, укажут на наши недостатки и прикуют внимание слушателей своими рассказами о дорогом батюшке, о близком пришествии антихриста. Результатом подобной беседы является пополнение рядов иоанниток. Продавая цветы и венки, иоаннитки несут свою пропаганду: незаметно с этим товаром снабдят вас и брошюрой и книгой. Народ увлекается, собирается к ним на моления. Многие склоняются съездить в Кронштадт. Там их встретят, обласкают и покажут, конечно, лишь одну казовую привлекательную сторону. Многие возвращаются из Кронштадта с твердым решением все распродать и для спасения души уехать в Кронштадт. («Пермск. Еп. Вед.»).

В таком же духe представляет типичную обстановку и способы иоаннитской пропаганды и миссионер – священник Херсонской епархии Ф. Кирика. В «божинице» крестьянской избы, где примерно остановился Чернов (иоаннит), есть уже портрет о. Иоанна Кронштадтского и мещанки Порфирии Кисилевой. Перед портретом о. Иоанна теплится лампадка. Чернов истово кладет перед ним крестное знамение, целует его и возглашает: «Благословенно царство Отца и Сына и Св. Духа». Аминь и идете пение «Царю Небесный,»... «Достойно есть»... «Воскресение Христово видевше»... Потом идут канты в честь о. Иоанна Кронштадтского (напр. «Ты сподвижник всего рода») и Порфирии Киселевой («Дева мудрая Порфира»). После этого произносите он поучение, бичуя обыденные пороки людские, часто роняя и слезу. Затем идет чтение из дневника о. Иоанна «Моя жизнь во Христе», которое он заканчивал призывом слушателей: «спешите в Кронштадт, спешите, минуя церкви и монастыри! Спасения нет в них. Оно только у дорогого батюшки, судьи мира и вселенной. Кому он печать (причастие) даст свою, того и спасет. Эта его печать есть и при мне, но дорогой батюшка скорбит, если его минают». 3атем идут «повествования» о бесчисленных чудесах «дорогого батюшки», о святой жизни его сподвижников, любимых им... После «повествовований» на столе раскладываются товары портреты о. Иоанна, его сочинения, иногда портреты и Профирии Киселевой, крестики, ладанки с портретом о. Иоанна и иоаннитская обширная литература изданий Большакова... «Берите, приглашал Чернов, торговаться только нельзя, потому что все это благословение самого дорогого батюшки и деньги идут ему». Брали и давали щедро. Между тем, вся эта печатная литература – правильнее безграмотная стряпня, за исключением, конечно сочинений о. Иоанна, есть пропаганда иоаннитства и защита его, с обливанием клеветою, злобою и ненавистью православного духовенства и особенно миссионеров, якобы слуг сатаны. После этой «операции» идет чтение акафистов и часто целую ночь. Есть «акафист и о. Иоанну Кронштадскому», который всегда читал сам Чернов, остальные же поручал и другим. Утром, после долгой и продолжительной молитвы, пред вкушением обыкновенной пищи из чашки с портретом о. Иоанна поест он просфоры с водою и присутствующим предлагает. В дни же воскресные и праздничные в ту же чашку вливал он и красного вина, и тогда присутствующие обязаны были «запричаститься» таким образом. И так; изо дня в день в каждой местности, куда только заносили ноги Чернова, все это творилось, пока и след его не простыл из Херсонской губернии ¹⁰⁵.

5.

Кроме организации стройной армии книгонош, необходимых для пропаганды своего учения, иоанниты создали еще и другую организацию, в которой осуществлялся, по их мнению, идеал жизни святой, богоугодной, – организации иоаннитских приютов, или, правильнее «притонов».

Проповедуя, что спастись можно только в Кронштадте, иоанниты приглашали всех желающих спасения поспешить ехать в Кронштадт, чтобы там поступить в трудовое «общество овец Кронштадтского пастыря» Только там, вблизи и под руководством, дивного Кронштадтского пыстыря» возможно осуществление жизни праведной, святой и богоугодной. И вот в Кронштадте и Петербурге возникают иоанитские общежития или на языке сектантов «обители Христовы», где «в добром христианском обществе трудящихся в Господе» проживали «любимые сподвижники» дорогого батюшки.

Как во главе издательской деятельности иоаннитов и организации книгонош стоял Н. И. Большаков, так во главе организации иоаннитских приютов стоит другой видный вожак этой секты В. Ф. Пустошкин. Все паломники, которых иоаннитские книгоноши направляют к о. Иоанну Кронштадтскому, прежде чем приехать в Кронштадт, обязательно попадают в главный иоаннитский притон Пустошкина в Петербурге.

Здесь Пустошкин эксплуатирует их самым наглым образом, отбирает у всех деньги «на сохранение», а потом выдает лишь на билет и на харчи, а остальное оставляет на братство. Влияние Пустошкина на простой народ удивительно велико. Запугивая страшным судом, он настолько экзальтирует попавших к нему, что остается удивляться, как люди, вполне благоразумные грамотные и развитые, притом предупрежденные местным священником перед отъездом обо всем. снабженные советами, – все таки за несколько: дней пребывания в Петербурге обращаются в каких то иступленных фанатиков, решающихся продать все имущество, оставить жену и детей и идти «туда», ибо скоро будет страшный суд.

Всем паломникам Пустошкин обыкновенно говорит, что без даров к батюшкам нельзя ходить, что у него нет хорошей ризы к предстоящему празднику, нет евангелия, – делая этим намек на необходимость пожертвования. Если паломники люди бедные и смущаются, ибо у них нет денег. то Пустошкин заявляете «не смущайтесь, я вам поверю», – дает ризу и евангелие и тут же прибавляете «когда придете к батюшка, скажите, что Пустошкина не знаете». Являются к о. Иоанну. Он спрашивает: «Откуда вы дары принесли? Это опять проделки Пустошкипа и Большакова». Пришедшие падают на колени и говорят, что «мы Пустошкина не знаем».

Всех девиц и мужчин, способных к труду, Пустошкин оставляет у себя, тщательно скрывая их от полиции. Многих он тотчас же рассылает с книгами и иконами торговать, а иных держит в затхлых своих квартирах на очень скудном содержании, и они занимаются там чтением акафистов и рукоделием, делают цветы и т. п. Некоторые и рады бы вернуться оттуда, но денег не дают на проезд. В письмах, посылаемых на родину, они обыкновенно пишут о близком наступлении страшного суда и призывают всех идти в Кронштадт и причаститься у дорогого батюшки, который есть сам Иисус Христос и т. п.

Как «обрабатывают» иоаннитские вожаки богомольцев в Кронштадте и Петербурге; ясно можно видеть из описания тех паломничеств, которые неоднократно организуемы были упомянутым выше иоаннитом Черновым из Херсонской губ. в Кронштадт.

Партии «паломников» прежде всего, явилась пред очи В. Ф.Пустошкина (Вознесенсшй пр. д. 27, кв. 44). Здесь приняли от них вещественные дары (хлеб, ковры, платки, лишнюю одежду) для «раздачи бедным» около «дорогого батюшки». Потом – приставленные мальчуганы поводили «паломников» немного по петербургским церквам и предложено было собираться в Кронштадт. Помолились. Затем Чернов держал речь: «Братие и сестры! Деньги, которые при вас есть, это – змия, они будут мешать вам увидеть Господа, поэтому отдайте их сюда. Дорожите спасением, а к деньгам сердца не прилагайте. Мы сами уже передадим их «дорогому батюшке». И доверчивыя сердца отдали все деньги, остались, как липки. Билеты в Кронштадт покупал «паломникам» сам Чернов.

В городе он поселил всех в доме Борисова по Андреевской улице (притон иоаннитов), выдавая этот дом за «Дом Трудолюбия».

В собор повел их сам Чернов. Увидали «дорогого батюшку», некоторые и запричастились у него. Впечатление получилось двойственное: у одних – что о. Иоанн обыкновенный человек, священник, у других – что он – бог.

Стали подогревать веру у неверующих. С этою целью было пущено в ход чудо: один из паломников заявил, что «чирьи у него зажили только здесь, после причащения у «дорогого батюшки». Старец Назарий, душа притона, объявил «поучение». Вечером горница его наполнилась слушателями. Бичуют они неверие (конечно, в бога-Иоанна) и языческую жизнь мирян. Во время речи старца Назармя Чернов с остальными «плакальщиками» рыдали навзрыд, чем заражали и многих. Старец, наконец, и утешил слушателей: «завтра дорогой батюшка совершить у нас водосвятие». «И действительно, совершил, за что преподнесли о. Иоанну около девяти руб. По уходе о. Иоанна, которого все встретили и провожали, стоя на коленях, старец Назарий сказал: «Вот вы своими глазами видели Господа и что он духом!, своим святым освятил нам воду». Дали потом «паломникам» понять, что пора им и по домам разъезжаться. Купили всем билеты домой. В дороге раскол между паломниками принял резкую форму: одни твердо за бога – Иоанна, другие – против такой веры и стали при этом поговаривать об обманах, шарлатанстве и обдирательстве людей. Поразило их и то, что девицы в «батюшкин монастырь» не поступили, а остались у Пустошкина.

На следующую осень Чернов возвращается в Херсонскую губ. и снова организует поездку в Кронштадт. Среди паломников снова есть и девицы краснозрачныя, но есть и соглядатаи, не упускающие из глаз Чернова. Прибыли в Петербург предстали пред те же очи Пустошкина, но обобрать, как липок, эту партию Чернову не удалось. Давали все, но мало. Со скорбью Чернов сказал им: «вы же больше из дому денег взяли». Двинулись в Кронштадт без Чернова, но их все же заловили в доме Борисова. Были в соборе на общей исповеди; некоторые и запричастились. Впечатление общее, что о. Иоанн – не бог. Опять «поучение» старца Назария, те же «плакальщики» с Черновым во главе, и в результате несколько женщин из партии были окончательно обобраны и на дорогу получили даровой проезд как книгоноши. Из парии остается в Петербурге девица Ксения Довгань, которую Пустошки отправляет книгоношей в Псковскую губ. Возвратившиеся поселили на местах дома еще больший скепсис в «дело» Чернова и К° открыто обвиняя их в шарлатанстве.

Через некоторое время, однако, Чернов снова возвращается и снова вербует нескольких охотников ехать с ним на «поклонение». Едет с ним и Довгань искать дочь свою Ксению. В Петербурге и Кронштадте те же «операции», что и с предшествовавшими богомольцами «дорогого батюшки»... Причем – между Черновым с К° и Довганем ироизошел характерный разговор. Довгань пожертвовал для «батюшки» только три рубляи. Чернов ему заметил: »ты же взял с собою шестьдесят рублей. В Кронштадте Довганю пришлось выдержать целый натиск из-за остальных денег. «Давай, сокровище и давай! Ты хлебопашеством занимаешься... А мы с чего будем жить?– уговаривали Довганя Чернов с К°, но не уговорили, а карты свои окончательно раскрыли... Дочь свою Довгань случайно встретил здесь же, в доме Борисова, и у ней на руках был уже даровой билет на проезд домой. Откровенность Чернова и К ⁰ в разговоре с Довганем сделалась известной среди местного населения Херсонской губ., где ранее «работал» Чернов, и авторитет его после этого здесь значительно пал ¹⁰⁶.

Интересно познакомиться с обстановкой и жизнью сектантов в иоаннитских притонах. Для этого воспользуемся помещенным в «Петербургской газете» описанием Д. Костровского, посетившего один из главных иоанитских притонов в Петербурге.

«Попасть в притон иоаннитов весьма трудно. Для этого необходимо иметь крупные связи с представителями этого темного мира или заслужить доверие. В настоящее время (1908 г.), в одном только Петербурге насчитывается шесть иоаинитских притонов, во главе с штаб-квартирой на Вознесенском проспекте, в доме 38. Квартира помещается во дворе дома, в четвертом этаже; и называется на языке иоаннитов «обитель Христова». Ранее этот вертеп снимался на имя главарей иоаннитской шайки, банщика Большакова и Василия Пустошкина, но после неоднократных скандалов обманутых богатых посетителей, квартира переведена на имя иоаннита Лукьянова. Главарь Большаков переехал на Новую Подьяческую улицу, a В. Пустошкин, он же апостол иоаннитов, числится только жильцом. В этом притоне, между прочим, найдены были две похищенные девушки Василиса Аверкина и Татьяна Добрякова.

Вы поднимаетесь вверх по четвертой лестнице и звоните в квартиру притона. После нескольких минуть ожидания, запертая всегда на замок дверь открывается, и выходить опытная иоаннитка с обычном вопросом: что нужно? Необходимо иметь рекомендацию, или знать иоаннитский пароль, чтобы попасть в их обитель, и только после допроса вас впустят в притон. Притон состоит из пяти комнат. Вход во все комнаты разрешен только для избранных. Обстановки в притоне, если не считать длинного стола и скамеек, абсолютно никакой. Обитатели спят в повалку на полу и лишь «святые» иоаннитов пользуются преимуществом спать на имеющихся нескольких кроватях. Зато множество икон. Первые места занимает портрет о. Иоанна Кронштадтского, умершей Кронштадтской богородицы Порфирии и других иоаннитских богородиц в белых костюмах, а за ними следуют общие христианские иконы. Перед всеми иконами и портретами, разукрашенными венчиками, горят лампадочки. Получается впечатление, что находитесь в тайной молельне раскольников. В настоящее время в притоне насчитывается до 30 девушек, в большинства это больные люди с физическими недостатками, и трое здоровых мужчин – братцев. За большим столом работают в платочках все иоанннтки, выделывая венчики. Более красивые и способные иоаннитки днем занимаются промыслом вербовки новых членов, сбором пожертвований, проповедью и продажей книжек и крестиков. На вопрос: что делаете, сестрицы? иоаннитки из-под опущенных на лоб платков, с келейным выражением лица, дружно отвечают: «Бога хвалим и работаем».

Жизнь в притоне начинается от пяти часов утра. Иоаннитки дружно поют собственные псалмы, а братцы читают самодельные молитвы, изготовляемые главарями секты, Пение иоанниток довольно дружное и производить приятное впечатление. Днем несколько раз продолжаются общие моления, смотря по приехавшим гостям , с которых берут сборы в особую книжку. Эта штаб-квартира служит иоаннитам также сортировочным отделением доставляемого живого товара из дальних провинций. Каждое утро, в особенности осенью, прибывают большие партии завербованных девушек. Специальные агенты иоаннитов отправляются исключительно на Николаевский вокзал, оттуда привозят группами живой товар, присланный из деревень и дальних городов разъезжающими по провинции иоаннитамп. Прибывших иоанниты встречают пением особенного стиха: Радуйтесь и веселитесь, вас Христос – Иоанн спасут.

В аду грешники рыдают, муку грешники несут!...

Далее в стихе призывают прибывших очиститься от грехов и новых иоанниток осматривают , отбирая все вещи. Главари иоаннитов, разобрав живой товар, отправляют часть в другие притоны на Васильевский остров, на Нарвскую заставу и даже в другие города. Более опасный товар отправляют в конспиративные квартиры, а иногда даже в дальние города, так разыскиваемая Василиса Аверкина, для сокрытия следов, была отправлена на Кавказ. Прибывших, первым делом, начинают обучать пению и работе, под руководством братцев-иоаннитов. Таинственная обстановка притона при изобилии икон, вечные запугивания девушек загробными муками ада и соблазном дьявола быстро подчиняют жертвы влиянию иоаннитов. Даже на постороннего человека атмосфера притона действует как-то одуряюще. Спорить с иоаннитами и открыто интересоваться немыслимо. Братцы и иоаннитки строго следят за каждым, даже профильтрованным посетителем и довольно неосторожного слова, чтобы вас выставили вон из притона.

В каждой обители иоаннитов есть свои обычные «святые». В штаб-квартире сейчас находится апостол и архангел Михаил. Архангелом его иоанниты нарекли от слова губернии. Святой иоаннит крестьянин Архангельской губ. Видеть апостола и архангела сразу нельзя. Только после того, когда иоанниты удостоверятся, что вы верите им иоаннитам, жертвующим на Бога деньги, только тогда вы удостоитесь этого счастья. Апостол – здоровый мужчина, лет сорока, с большой бородой, с подстриженными, как выражаются в просторечии, под горшок волосами. Архангел Михаил не уступает по дородности апостолу, важно расхаживая в длинном купеческом сюртуке. По виду святые скорее напоминают деревенского кулака – кабатчика. Архангел Михаил, между прочим, часто меняет свои головные уборы, нося иногда для оригинальности фуражку русского фасона, красного, белого и черного цвета. В торжественные дни в притоне появляется на службу богородица, заменяющая умершую Порфирию. Имя новой богородицы Ирина. На торжественные службы, так называемые иоаннитами – с участием живых богов попасть очень трудно. Службы эти отличаются от обыденных лишь присутствием иоаннитских святых, переодетых из сюртуков в белые одежды. Очевидцы передают, что богородица является окруженная апостолом и двумя архангелами Михаилами. Второй архангел, горбатый старик, приезжает из-за Московской заставы. Богородица эта – здоровая женщина средних лет. Во время службы иоаннитки поют особые стихи, преклоняясь вместе с присутствующими живым богам. После прикладывания и благословения собираются за службу деньги. Побывать на торжественной службе и видеть «живого бога», по словам братцев и иоанниток, можно лишь отрекшись от суеты земной. Отречение состоит в отдаче имущества иоаннитам.

В притоне можно остаться на ночлег, за это удовольствие взимается 20 коп., причем за службы, которых бывает две, уплачивается особо в кружку. Если иоанниты видят, что пришедший посетитель скупится на подачки, то открыто заявляюсь: «Бес-то глубоко впустил когти в тебя... Молись, спасайся, ведь скоро конец мира, а ты сам в ад лезешь»... Все эти наставления делаются со скромной жалостью на лице. На прощание дают посетителям иоаннитские книжки, с напутствием не забывать Бога, ибо антихрист уже на земле.

Выбравшись на чистый воздух из притона, вы невольно легко вздохнете. «Много бывает посетителей в притоне иоаннитов? ^»–задаете вопрос администрации дома. «Не дай Бог, сколько глупых еще людей ходит к ним, а попробуем посоветовать не ходить, так обругают еще... Да что, все больше самая темная публика, из далеких губерний... из паспортов в прописке видно»... В это время мимо нас прошел новый братец иоаннит и, подозрительно посмотрев, заметил: «Беса тешите»... и скрылся на лестнице. «Хозяину дома жаловались на нас за то, что смеемся на них»,– добавил дворник. Наверху началась ночная служба, иоаннитки дружно запели. День в притоне кончился ^».

6.

Широкая постановка дела пропаганды иоаннитской секты содействовала быстрому ее распространена. В короткое время секта эта проникла в губернии: Архангельскую, Вятскую, Пермскую, Казанскую, Нижегородскую. Самарскую, Астраханскую, Орловскую, Харьковскую, Полтавскую, Курскую, Екатеринославскую, Херсонскую, Таврическую, епархию Холмскую и др.

Много скорби причинило это обстоятельство высокочтимому всероссийскому пастырю, батюшке о. Иоанну Кронштадтскому. С разных епархий он получал запросы о том, в каких отношениях к нему находятся проповедующее и действующее от его имени иоанниты и иоаннитки. О. Иоанн многократно отрекался от них и просил истинных сынов церкви не верить им, так как они самовольно и беззаконно делают свое дело.

Еще в половине 90-х годов прошлого столетия, когда в деревне Крестах, сычевсокого уезда, смоленской губ., стоявшая во главе местных сектантов, известных под именем богомолов (хлыстов), крестьянская девица Васса Потапова начала устраивать у себя молитвенные собрания и уверяла своих почитателей и всех православных христиан, что на такую деятельность благословил ее «отец Иоанн Кронштадтский», то смоленский миссионер свящ. Николай Соколов обратился по этому поводу к о. Иоанну с письмом, в котором спрашивал, правда, де, что о. Иоанн благословил Вассу Потапову устраивать молитвенные собрания и учить народ. В ответь на этом же письме, 7 января 1897 г., о. Иоанн написал: «И не думал поручать этой невеже Вассе Потаповой устраивать молитвенныя собрания. Нелепица подобная видна с первого раза и бьет в глаза: ничего общего не имею с такими личностями». Однако же, этот ответ не вразумил сектантов, и они продолжали устраивать молитвенные собрания прикрываясь именем о. Иоанна Кронштадтского. Так делал, напр., крестьянин Лаврентий. Поэтому о. Иоанн, 7 декабря 1898 г., снова писал тому же миссионеру: «Сим уведомляю вас, что крестьянин Лаврентий дерзко клевещет на меня, будто я благословляю его делать народные собрания. Я и не знаю его. Никогда и никому ни из простолюдинов, ни из благородных я не благословлял учительства, памятуя слова апостола: как проповедят, аще не посланы будут от благословенной власти? ¹⁰⁷»

В 1907 г., по поводу появления во многих епархиях иоаннитских проповедников, о. Иоанн писал: «Пройдохи – странники, разорявшись по разным городам и селам и осведомившись о простодушных и доверчивых крестьянах, смущают их рассказами, будто бы от меня слышанными, что скоро страшный суд будет, что скорее нужно заботиться о своих душах и отлагать все житейские отношения, продавать имения и отдавать деньги им, проходящим, как бы для вручения мне для нищих. При этом они внушают доверчивым, что нужно ехать в Кронштадт, ибо там только будто бы можно спасение получить. Из многих местностей я получал подобные заявления от благочинных и простых священников и отписывался им, что я ничего общего с такими пройдохами не имею и никого из них никогда не просили помогать мне материально и не просил собирать ни с кого не только рублей, но и копеек, зная, что лучше давать, нежели принимать.

В виду быстрого распространения пропаганды иоанниток в Перми, епископ Никанор обратился к о. Иоанну от 29 октября 1907 г. с такой телеграммой: «Соблаговолите ответить, имеют ли какое отношение к вам те женщины, который от вашего имени проповедуют в Перми и, устрашая доверчивых и темных людей скорым пришествием антихриста, побуждают их продавать имения и ехать в Кронштадт, яко бы в вашу общину». На другой день, 30 октября, о. Иоанн дал такой ответ: «Никакого отношения ни я к помянутым в телеграмме женщинам, ни они ко мне не имеют и делают самое безумное дело самоизмышленно и самовольно ^».

Летом 1908 г., члены Ярославского Отдела Союза Русского народа Н. В. Сабанеев, М. И. Мошков, А. П. Шапиро, Н. Н. Соколов и Л. Н. Журавлев предприняли поездку к о. Иоанну Кронштадтскому, проживавшему тогда в Ярославской губ., для того чтобы просить молитв и благословенья чтимого старца и вместе с тем лично убедиться в справедливости слухов о проделках ионннтов, к которым принадлежал и крестьянин Ярославск, губ. Михаил Иванович Петров, называемый у них «Михаилом Архангелом».

Вышеупомянутые лица, удостоившись быть принятыми о. Иоанном, записали все подробности своего посещения и беседы с батюшкою в следующем документе:

«Мы нижеподписавшиеся члены Ярославского Отдела Союза Русского Народа, в виду усилившейся деятельности секты «иоаннитов» и участившихся обманов ими доверчивых почитателей о. Иоанна Кронштадтского, по поручению г. председателя и членов нашего Отдела Союза Русского Народа, 23 ноля 1908г., прибыли

в Вауловский скит во имя Успения Божией Матери, устроенный попечением и трудами о. Иоанна Кронштадтского, находящийся в Романовском у. Ярославской губ., где и пребывал в это время сам устроитель, который нас и принял. Мы спросили о. Иоанна. знает ли он мошеннические проделки «иоаннитов», прикрываемые его именем, и что эти сектанты почитают его за Господа Иисуса Христа, вторично пришедшего на землю для страшного суда, вместе с небесными силами в лице Михаила Ивановича Петрова, признаваемого за св. Михаила Архангела, Василия Федоровича Пустошкина и прочих «иоаннитов», выдающих себя за Ангелов и Апостолов. При этих словах батюшка всплеснул руками, плюнул в сторону и сказал: «Я и раньше заявлял в печати, что ничего общего с «иоаннитами» не имею, и их неоднократно проклинал, и теперь я, как православный священник, пред Вами, как пред свидетелями, проклинаю их опять».

На вопрос же наш об отношении его к журналу «Кронттадтский Маяк», батюшка сказал, что никакого отношения к журналу «Кронштадтский Маяк» не имеет, и что когда названный журнал к нему подсовывают, то он, не распечатывая, отсылает обратно. После этого мы, от имени Союза Русского Народа, поставившего первою своею задачею защиту Православия, попросили благословения о. Иоанна на борьбу с сектой иоаннитов. Батюшка с радостью исполнил нашу просьбу и, благословляя нас, сказал: «делайте это по вашему усмотрению, я вам доверяю, как русским людям».

Выслушав все вышеизложенное, о. Иоанн тотчас же распорядился позвать Михаила Ивановича Петрова, проживавшего в монастырской гостинице, и обратился к нему с следующими словами: «ты обманщик! ты много раз меня обманывал! тебя называют Михаилом Архангелом, ты много раз приносил мне ризы и всегда я тебя спрашивал, откуда ты берешь эти жертвы, и что ни одна жертвенная копейка не должна быть приносима через насилие и обиду для ближнего. Ты всегда мне отвечал, что это жертва добровольная. Ты видишь, сколько против тебя улик?» Михаил упал в ноги батюшке и сказал: «Я в этом великий грешник!» и просил прощения. На это батюшка сказал: «Я много раз тебя прощал, но теперь не прощаю, и сегодня же уходи от меня со своей шайкой, и передай им, что я тебя и их проклинаю Именем Бога!» и прибавил: «Я не прощу тебя до тех пор, пока ты не раскаешься и не заявишь печатно о лживости и пагубности этого учения, так чтобы от тебя самого узнали бы об этом во всех тех местах, где есть твои последователи».

Документ этот помечен датой: «1908 г. июля 23 дня». Далее следуют подписи пяти вышеупомянутых представителей от Ярославского Отдела Союза Русского Народа и десяти свидетелей, которые находились при этом у батюшки. Один из свидетелей, между прочим, написал: «Нахожу нужным добавить, что батюшка о. Иоанн, предоставляя право бороться с «иоаннитами», просил действовать на законном основании. Наместник Московского Кафедрального Чудова монастыря Архимандрит Арсений». В конце находится следующая пометка самого о. Иоанна: «Читал и одобряю все написанное здесь, как действительно мною сказанное пред лицам Всевидящего Бога. Проторей Иоанн Сергиев. 24 июля 1908 г. ¹⁰⁸».

Для характеристики отношений о. Иоанна к сектантам можно еще привести сообщение книгоноши Poccийского библейского общества Ф. П. Петрова, блуждавшего ранее во тьме иоаннитства. Разоблачая на страницах газеты «Колокол» (№ 1060) еретические заблуждения иоаннитов, он говорит: «Долгом считаю также засвидетельствовать, что я лично слышал, в присутствии многих людей, как однажды покойный дорогой батюшка о. Иоанн в бытность свою у меня на квартире, иоаннитских главарей: Виноградова, который проповедовал, что на небе остался один крест, а вся сила небесная уже на земле, Пустошкина, Большакова, Михаила Петрова и всю их темную компанию, назвал еретиками и строго нам заповедал остерегаться их, а когда мы показали издания «Кронштадтского Маяка», приказал сжечь их, а про Пустошкина сказал: как пустая фамилия, так и он пустой человек, вы ни в чем с ним не соединяйтесь».

Однако же. то обстоятельство, что о. Иоанн многократно и письменно обличал сектантов, и устно увещевал, и даже проклинал их, не оказывало никакого действия на сектантов и нисколько не колебало в глазах сектантов истины их главного положения, будто Иоанн Кронштадский есть Бог. С своеобразной, чисто сектантской логикой они рассуждали: «правда, о. Иоанн говорит и пишет, что он не Бог, а человек, но он говорит это для неверующих, а если кто верует и свидетельствует пред ним свою веру, тем сказано; «пусть будет по вере вашей». Ведь и Иисус Христос не всем открывал свое божественное достоинство. Христос сказал одному собеседнику: «ты называешь меня благим, но никто же благ, только один Бог». Следовательно, как Иисус Христос от неверующих скрывал Свое Божественное достоинство, так же скрывает о. Иоанн свое божественное достоинство среди миссионеров и епископов и открывает его только своим истинным последователям. Верьте и не сомневайтесь, и Бог откроете очи ваши, и вы ясно увидите, что батюшка воистину Господь».

Вызванное иоаннитами и широко распространившееся новое сектантское движение было подвергнуто всестороннему обсуждению на IV всероссийском миссионерском съезде. Съезд этот, происходивший летом 1908 г. в Киеве, в четырех заседаниях занимался рассмотрением вопроса о, так называемых, иоаннитах и пришел к заключению, что «иоаннитство есть секта, родственная с хлыстовством». Правда, раздавались на съезде немногие голоса и в пользу иоаннитов. Высказывалось мнение, что «иоаннитство не есть секта, а огромное движение богословской мысли русского народа, как протест против безбожия и вообще современного упадка религиозных и нравственных устоев жизни что это – «идейное религиозно-нравственное искание высшей правды» и «своебразное проявление православных религиозных чувств» (Д. И. Боголюбов), что это – «движение громадной нравственной силы и громадного воодушевления» (Епископ Андрей Мамадышский).

Но мнение это, как погрешающее излишним оптимизмом, не оправдываемым действительностью, съездом не было принято. При голосовании вопроса: признавать ли иоаннитство сектой или религиозно-нравственным направлением, в заседании комиссии большинством 114 голосов против 12, а в общем заседании съезда подавляющим большинством было признано, что «иоаннитство есть секта, родственная с хлыстовством».

Затем съезд выработал ряд мер, необходимых в борьбе с сектой иоаннитов и постановил: 1) просить Св. Синод засвидетельствовать об еретическом характере иоанитской секты, 2) просить Св. Синод предложить о. Иоанну произнести первое слово миссионерского увещания иоаннитов, обличив их жизнь и деятельность по пунктам, которые имеют быть представлены, 3) просить о. Иоанна запретить Большакову помещать в журнале «Кронштадтский Маяк» и в других иоаннитских изданиях портреты и вообще сочинения о. Иоанна, 4) просить о том же apxиeпископа Волынского Антония и других иерархов, а также белому и черному духовенству воспретить сотрудничество в иоанитских изданиях, 5) просить о. Иоанна об удалении от него лиц, злоупотребляющих его именем , 6) необходимо публичное обличение иоаннитов при помощи очевидцев о. Ионна и лиц, непосредственно слышавших его проповеди, сравнивая их показания с учением иоаннитов и в печати разобрать их, 8) необходимо предавать гласности путем печати мошеннические проделки иоаннитов, 9) необходимо дать нормальное удовлетворение мистическим запросам души народа, которые влекут его к иоаннитам,– в православной церкви посредством торжественного истового богослужения, крестных ходов и т. п., 10) необходимо к проповедникам иоаннитства относится с осторожностью, допускать их к св. тайнам только по предъявлении ими удостоверений о их благонадежности из мест их жительства, 11) приспособить содержание проповедей в местах появления иоаннитства к пунктам их заблуждения (о суде, втором пришествии, перевоплощении Божества), объяснять что прославление человека совершается только после смерти, и что благодатное действие таинства покаяния не зависит от личных достоинств духовника, 12) предложить приходским пастырям предостерегать лиц, отправляющихся в Кронштадт, от возможных злоупотреблений со стороны иоаннитов.

Означенные постановления Киевского Миссионерского съезда относительно, так называемых, иоаннитов были рассмотрены Св. Синодом, который, по поводу их, издал следующее определение от 4–11 декабря 1908 г.: 1) учение так называемых «иоаннитов», признающих о. Иоанна Сергиева Богом, – считать учением еретическим, кощунственным и богохульным, сродным с хлыстовством; 2) в виду неоднократного осуждения самим о. Иоанном учения «иоаннитов», предложенное Киевским миссионерским съездом предложение о. Иоанну произнести слово обличения «иоаннитов» – признать излишним; 3) поручить С. петербургскому духовному цензурному комитету следить за изданиями «Кронштадтского Маяка»; 4) поручить духовенству с особенною осторожностью относиться к лицам, подозреваемым в принадлежности к «иоаннитам», при совершении над ними таинств, требуя от них отречения от главных заблуждений «иоаннитов»; 5) поручить духовенству предостеречь лиц, отправляющихся к о. Иоанну за благословением и религиозным утешением, от возможности различных злоупотреблений со стороны вожаков «иоаннитов»; 6)лиц, упорных в иоаннитстве, пocлe увещаний, подвергать отлучению от православной церкви».

Таким образом, тому религиозному движению, которое так искусно прикрывалось именем о. Иоанна Кронштадтского, произнесено Св. Синодом осуждение, с указанием и мер пастырского воздействия на заблудших и ограждения пасомых. Когда о. Иоанн Кронштадтский, незадолго до смерти, получил извещение Св. Синода об осуждении секты иоаннитов, то выразил по этому поводу полное удовлетворение, заявив, что теперь он может умереть спокойно.

7.

Между тем пропаганда иоаннитства продолжалась, захватывая собою не только взрослых, но и детей. Скоро иоаннитские приюты стали наполняться детьми, которых отдавали сюда иоанниты на воспитание в религиозно-нравственном духе по завету, данному будто бы самим батюшкой о. Иоанном. С целью пропаганды Пустошкин разыскивал по столице безработных женщин, имеющих детей, и предлагал им помещать своих детей в иоаннитские приюты, где обещал вести детей в строгом религиозно-нравственном направлены по заветам о. Иоаана Кронштадтского, а матерям он предлагал заняться уличной продажей книг его издания. Понятно бедные матери с удовольствием соглашались на оба предложения и повсюду прославляли Пустошкина, как великого благотворителя, распространяя среди столичного населения книги о его благодеяниях.

Помещенные в иоаннитские приюты дети, помимо молитвы и пения псалмов, должны были заниматься разными ремеслами, рукоделием, изготовлением из бумаги цветов и венчиков. Никакие детские игры, развлечения, прогулки и даже беседы в приютах не допускались. Кормили детей впроголодь исключительно постною пищею, и настолько грязно содержали, что почти все они были покрыты чесоточною сыпью и другими болезнями и все поголовно имели изнуренный, угнетенный вид. Никакой резвости и жизнерадостности, свойственной их возрасту, дети не проявляли, даже в выражениях их лиц не оставалось ничего детского. Это были полуживые автоматы, потерявшие всякий разум и всякую волю. Именно там дети нужны были Пустошкину, как они нужны каждому профессиональному нищему: эти дети вызывали более сострадания в сердобольных благодетелях и, особенно, благодетельницах, посещавших приюты по приглашению Пустошкина и по распространяемой им молве о его великих подвигах благотворительности. Перед этими темными, но часто толстосумными посетителями Пустошкин жаловался на недостаточность средств на содержание несчастных детей. Детские страдания трогали посетителей, и они щедро вносили Пустошкину свою лепту, которая полностью и безотчетно, иногда и в тысячных размерах, попадала в карман Пустошкина который твердо помнил, что даже «с миру по нитке – голому рубашка». Таким путем Пустошкин быстро сталь обогащаться, подготовляя для матушки России целый контингент нищих.

Семья Чернушенка (отец мать, сын и дочь), попавшая в сети иоаннитов, но затем оставившая секту и предъявившая к Пустошкину иск на сумму свыше тысячи рублей, передавала следующее о «воспитании» детей в иоаннатских притонах . « Мне жутко вспомнить, рассказывала дочь Чернушенко, о том, каким жестокостям подвергаются бедные дети в руках иоаннитов. Все они так запуганы и заколочены, что от них самих узнать о перенесенных ими страданиях едва ли возможно. Кроме хлеба и воды они не знают никакой пищи; многих из детей калечат с заведомой целью – посылать за милостынею: «калеке, мол, больше подадут». Брат ее подтверждал «У 7–8 летнего ребенка вывернут ногу или руку и посылают милостыню собирать. Спрашиваю их «старшего» – «преподобного Макария», для чего калечат детишек, а он в ответ: «они – ангелы, им не больно». Много там детей калечат и морят, продолжал рассказчик, а упаси Бог, если кто пожалуется, – того так истерзают, что век не забудет. Жаль мне детей измученных, несчастных, беззащитных. Мне врезались в память вопли одного мальчика лет 7; когда его били, он кричал: «Боженька! Милый! Спаси»!., а они продолжали изгонять «сатану». На вопрос, какими путями иоанниты приобретают детей, – Чернушенко передал такую картину: «Богомольцы сотнями стекаются на иоаннитские подворья, где иоанниты быстро сортируют «зажиточных» и «неимущих». Все свое внимание они, конечно, сосредоточивают на первых. Берут на хранение их вещи, а им предоставляют пост и молитву. Собирается, наконец, семья в обратный путь, – имущество оказывается исчезнувшим «неведомо куда», иоанниты видят в этом «указание свыше» и убеждают семью или ликвидировать дела на родине и остаться при иоаннитах или оставить детей на «служение Богу» с известным денежным взносом. И в том, и в другом случае детей сплавляют в приют, и уж родителям никогда не удается их видеть, ибо «земная привязанность – смертный грех» ¹⁰⁹.

Бедственное положение детей в иоаннитских приютах скоро обратило на себя внимание Общества защиты детей от жестокого обращения. Некоторыми из родителей заявлено было о жестоком обращении в иоаннитском приюте содержавшемся Уткиным в д. № 3, по Новосивковской улице. Из того же приюта в городскую Выборгскую детскую больницу, с 20 января по 8 марта 1909 г., было доставлено 19 девочек в возрасте от 1 года до 13 лет. Три из них вскоре умерли: 1) Клавдия Миронова, Тверской губ., одного года; доставлена была по данным медицинского освидетельствования, в очень тяжелом cocтоянии, бледная, истощенная; 2) Федосья Няжина, Пермской губ., 8 л., поступила с явлениями инфлуэнции, кожа всего туловища покрыта расчесами и корами, на ноги гнойники и язвы, пальцы руки отечны – не сгибаются; 3) Юлия Дубец, 13 лет поступила до крайности истощенной, бледной, с невыносимым гнилостным запахом изо рта; все время лежала без движения, не говорила и похожа была на живого мертвеца. Остальные дети – почти все с признаками истощения и плохого питания. Многие из них покрыты струпьями, болячками, язвами, все страдают чесоткой, гноетечением и т. п. Сверх того, некоторый дети страшно забиты, выглядят идиомами и не охотно говорят. Общество защиты детей возбудило дело об отобрании детей из этого иоаннитского приюта и обратилось к градоначальнику с просьбой закрыть приют, в котором систематически калечат и морят детей ¹¹⁰. С.-Петербургский градоначальник, по распоряжению министра внутренних дел П. А. Столыпина, произвел расследование об иоаннитах, которое и закончилось закрытием, 2 июля 1909 г., всех иоаннитских приютов и отобранием находившихся там детей, взятых в различных местностях Российской империи у состоятельных родителей и привезенных в Петербург. Закрыто было 5 приютов и отобрано 119 детей. Первым закрыт был главный иоаннитский приют, содержавшийся Скориным в д. 4 по Теряевой улице, где в квартире № 13 помещалось 79 девочек и 12 мальчиков в возрасте от 2 до 17 л. На предложение полицеймейстера Галле и сопровождавшего его члена Общества защиты детей от жестокая обращения Н. А. Оппеля немедленно освободить детей для отправления их в приют г-жи Михельсон, Скорин после некоторого колебания согласился. Дети, родители которых не проживали в этом доме, были увезены в приют для бесприютных детей г-жи Михельсон. Вторым был закрыт приют в д. 3 по Новосивковской ул., где было взято 20 детей. На вопрос о причине болезненного вида детей Уткин отвечал: «По вашему – струпья, по нашему – бисер, это старая плоть сходит и заменяется новой». Далее отобраны были дети из приютов: Пустошкина в д. 38 по Вознесенскому пp., в д. 11 по Ср. Подьяческой ул. и в д. 19 – 1 по Апраксину пер. При появлении полиции в приюте Пустошкина одна из иоанниток, узнав о цели прихода полиции, набросилась на местного пристава и до крови укусила его за руку.

Из отобранных в иоаннитских приютах 119 детей обоего пола 30 (20 мальчиков и 10 девочек старшего возраста) были перевезены в убежище Общества защиты детей от жестокого обращения (на Головинской ул. в Лесном), остальные 89 оставлены в приюте для бесприютных детей г-жи Михельсон. Сюда были вызваны врачи и сестры милосердия. В присутствии члена Общества защиты детей от жестокого обращения дети были подвергнуты медицинскому освидетельствованию. Медицинский осмотр дал ужасающие результаты: 90 проц. Всех детей оказались чесоточными, 80 проц.– больных трахомой, 10 проц. рахитиков на почве истощения; одна девочка оказалась больной наследственным сифилисом и одна туберкулезом легких; кроме того, почти все дети были истощены до крайности, тела большей частью у них были покрыты кровоподтеками и синяками. При освидетельствовании женщиной – врачом Белоколоцкой девочек помещенных, в приют общества защиты детей от жестокого обращая, оказалось, что из 11 девочек, находившихся в приюте, пять пострадали от гнусного сладострастия. После медицинского осмотра детей обмыли и накормили, им предложен был чай и горячее блюдо. Дети старшего возраста (от 13 лет ) наотрез отказались принимать какую бы то ни было пищу, говоря, что «мирская пища от диавола». Протест старших естественно передавался загнанным и забитым малюткам, которые также сначала отказывались от пищи, но затем большая часть из них пила чай и ела хлеб; к мясному же никто из них не прикоснулся, даже самые юные. Когда детей повели в церковь, то многие из детей старшего возраста отказались идти туда.

Весь вечер 2 июля дети не могли освоиться с новой обстановкой. Уложить детей спать было очень трудно. Большинство настойчиво требовало обратного возвращения в приют, многие буйствовали и угрожали бегством. Около 10 ч. вечера дети пропели несколько иоаннитских молитв и затем улеглись спать. Некоторые же из них продолжали петь молитвы и не спали до часу ночи. Вечером несколько детей пытались бежать из приюта, но попытка их не имела успеха.

Утром 3 дня дети встали очень рано, так как привыкли у себя в приютах вставать в 4 ч. утра. Часть детей, действительно, проснулась в 4 ч. утра и к 7 ч, все уже были на ногах. Утро было встречено пением иоаннитских молитв. Попытка прекратить пение успеха не имела, напротив, она вызвала со стороны детей протесты. Пение продолжалось около часу. День 3 июля прошел уже значительно спокойнее. Правда, среди детей выделилась небольшая группа маленьких фанатиков – агитаторов, решившихся до конца бороться со своими «похитителями». Это были дети, проведшие в приютах иоаннитов 6–7 лет. Они смело вступали в диспуты на религиозные темы со служебным персоналом приюта причем, старались оттенить, что только «иоанниты служат Богу и что они – дети-ангелы, которых Бог скоро возьмет на неба».

«Скоро нас возьмут на небо, мы все равно здесь не останемся». От заведующей приютом они не скрывали, что при первом удобном случае они убегут и вернутся к иоаннитам, где их ожидает «праведная жизнь», за которой последует вечная блаженная жизнь за гробом.

Однако большинство детей относилось ко всему происшедшему совершенно безучастно и только страх перед старшими, страх, явившийся следствием постоянных побоев и пpecлeдoвaний в иоаннитских приютах, заставлял их при каждом окрике старших пугливо прятаться в угол, отказываться от пищи, чая и т. п. На обед им дан был постный суп и каша; от скоромного они отказывались, даже чай пили без сахару, так как сахар – грех, некоторым детям принесена была из магазина обувь для примерки, но они отказывались от нее. На лиц, посетивших приют, дети производили самое тягостное впечатление. Насколько измучены были их маленькие беззащитный тела, настолько искалечены их души. Дети смотрели на всех посторонних исподлобья, видя в них врагов. На вопросы, обращенные к ним, дети в ответ или бросали тупые испуганные взгляды, или бормотали бессвязные изречения из тех псалмов, которые они распевали с утра до ночи. Ласки их пугали, они с ужасом отстранялись с жутким шепотом «антихрист», искушение».

3 июля приют г-жи Михельсон осаждали в течение всего дня какие-то женщины, называвшие себя матерями отобранных детей и требовавшие их возвращения. Но в виду предположения, что они были подосланы иоаннитами, им было отказано в требовании и приют охранялся городовыми.

4 июля из приюта г-жи Михельсон дети, в числе 90 человек, на 4-х омнибусах доставлены были на Варшавский вокзал, а оттуда в специальном поезде отправлены на ст. Преображенскую, где помещаются дачи – приюты г-жи Михельсон. Там предполагалось оставить их до полного выздоровления, а затем отправить их к родителям, если последнее согласятся принять их, или же поместить в ремесленные и торговые заведения.

Закрытие иоаннитских приютов взволновало темное иоанитское подполье. «Главари» каждый день устраивали совещания для обсуждения дальнейшей тактики. Предположено было временно разъехаться из Петербурга по крупным провинциальным пунктам.

3 июля Путошкин скрылся из Петербурга. В тот же день по Николаевской и Варшавской ж. д. из Петербурга целыми массами уезжали иоаннитки с детьми. Оказалось, что отобранные дети составляют лишь незначительной процент, так как всех детей, призреваемых иоаннитами, они насчитывали около 2-х тысяч. Недели за две до закрытия приютов иоанниты два самых обширных приюта перевели на новые квартиры.

Переезд этот был сопряжен с такою осторожностью, что даже многие из иоаннитов не знали, куда и зачем перевезли детей.

«Взяли 20 детей, а у нас появится 100»,– говорил Уткин корреспонденту, посетившему иоаннотский приют по Сивковской ул. № 3, где накануне было задержано 20 детей. «К нам посылают детей со всех концов России. Наше общество иоаннитов насчитывает несколько тысяч членов, отделы общества существуют во всех городах. Всеми делами ведают выборные. Живем мы только для Бога. Вина пьем в театры не ходим. Нас обвиняют, что мы плохо кормим и убиваем детей. Но все мы работаем для ближних. Икон, крестов и книг продаем на десятки тысяч рублей. Нигде нет таких честных людей, как у нас. Если что-нибудь сделаем против закона, то все равно Бог накажет». Уткин – старик , лет 60, очень бодрый и на вид энергичный. 44 года служил в Ярославле на фабриках, пять лет держал приют. Во всех комнатах Уткина горят лампадки. В комнатах сидит десяток детей, преимущественно мальчики в красных рубахах. В некоторых комнатах спали «сестры», лет 20–30. На вопрос, почему дети остались здесь», Уткин ответил, что некоторые не попали, в списки, а многие имеют здесь родителей.

С закрытием приютов иоаннитские деятели лишились самого главного источника своих доходов. Ранее, все приготовляемая детишкам венчики к иконам, в массе распространявшиеся по России, давали им большие доходы. Обсудив создавшееся положение, они решили обратиться с ходатайством о разрешении им вновь открыть приют, но уже на других основаниях.

С закрытием приютов иоаннитские деятели лишились самого главного источника своих доходов. Ранее, все приготовляемые детишкам венчики к иконам, в массе распространявшиеся по России, давали им большие доходы. Обсудив создавшееся положение, они решили обратиться с ходатайством о разрешении им вновь открыть приют, но уже на других основаниях.

Между тем отобрание детей из иоаннитских приютов вызвало целый ряд ходатайств родителей детей, обращенных как на имя министра внутренних дел, так и на имя С.-Петербургского грядоначальника. Вследствие этого и. д. градоначальника, генерал-майором О. И. Вендорфом было сделано распоряжение о возврате этих детей, но лишь по удостоверению полицией о правe просителей на возврат им детей, как родителям и опекунам. При этом просители предупреждались, чтобы дети не были помещены снова в ионнитские приюты, о чем от них и были взяты подписки. 3 сентября отобранные дети были возвращены лично их родителям.

Но скоро оказалось, что многие родители были «фиктивные)), и значительное число детей, находившихся ранее в приютах благотворительных обществ и возвращенных родителям, снова попали в иоаннитские приюты. В одном из этих приютов, на Теряевой улице, оказалось 112 детей, из них 60 снова вернулось из приютов общества защиты детей от жестокого обращения и общества попечения о бесприютных детях. Вследствие этого, 17 сентября, и. д. С.-Петербургского градоначальника Вендорф вновь сделал распоряжение о закрытии иоаннитского приюта на Теряевой улице и о размещении детей, по распоряжению Общества защиты детей от жестокого обращения, в приюты как этого, так и других обществ.

Жестокое обращение с детьми в иоаннитских приютах заставило обратить внимание на главарей иоаннитских общежитий и вызвало необходимость собрания материала для привлечения виновных к судебной ответственности.

Но иоаннитские вожаки, в том числе особенно Пустошкин, начали выражать неудовольствие, зачем за несчастных детей вступилась столичная администрация и общество защиты детей от жестокого обращения. Нашелся адвокат, который явился защищать интересы Пустошкина в высших инстанциях, и в прессе, и со стороны иоаннитских главарей была подана жалоба в сенат на незаконные действия и. д. градоначальника г-м. Вендфора, по передаче иоаннитских детей в руки Общества защиты детей от жестокого обращения.

8.

В тоже время иоанниты предпринимают ряд попыток реабилитировать себя и добиться законного признания своей секты, С целью заручиться поддержкой монархических организаций, они проникают в «Союз русского народа». Среди членов «Союза русского народа» иоаннитский вопрос произвел разделение. Главный совет «Союза» отказывал от поддержки иоаннитского движения и раскусив студодеяния иоаннитских главарей, изверг их из своей среды, Но в одном из столичных отделов «Союза», Александро-Невском, иоанниты нашли благоприятную почву, убедив некоторых союзников, что они «невинные агнцы», отменные православные и патриоты. На эту удочку попались, между прочим, Б. А. Васильев, состояний ранее членом главного совета «Союза», и Н. Н. Жеденев, бывший начальник отделения канцелярии градоначальника, известный ныне под именем «брата Николушки». Главным же защитником иоаннитов явился игумен Арсений, бывший синодальный миссионер.

При содействии этих лиц в Петербурге учреждено было новое «иоанновское братство». Открытие иоанновского братства происходило 8 сентября и совершено было с подобающей торжественностью. Во главе новоучрежденного братства, в звании «блюстителя», стал В. Васильев.

Согласно утвержденному правительством уставу, братство ставило своей целью прославление памяти отца Иоанна Кронштадтского путем составления и издания подробного его жизнеописания и устройства просветительных и благотворительных учреждений его имени.

Но скоро оказалось, что в состав членов нового братства вошел главарь секты иоаннитов Н. И. Большаков и другие иоанниты, и что учреждение нового «иоанновского братства» представляет собою легализацию общины иоаннитов – сектантов. Деятельность братства проявлялась в том, что им устраивались собрания членов братства, на которых читались проповеди о. Иоанна Кронштадтско, «а член правления игумен Арсений произносил поучения религиозного характера, совершал там же молебны и водосвятия, не имея на это разрешения епархиальной власти. В своих поучениях о. Apceний боролся с открытой им ересью Фаррара, о которой слушатели не имели ровно никакого понятия, а также много и часто распространялся о своих подвигах, сравнивал себя с о. Иоанном Кранштадтским, внушая мысль, что он в со стоянии в некоторой степени его заменить. И вот психопатическое хлыстовско сектантское обожание иоаннитов опочило на о. Арсении...

Никаких благотворительных или просветительных учреждений братство не устраивало, но в круг своей деятельности включило осуществление миссионерских задач, и, занявшись обличением баптистов, пашковцев и других сектантов, стало защищать, в лице игумена Apceния, действия иоаннитов, признанных на Киевском всероссийском съезде вредными сектантами.

Получив сведения об этом, С.-Петербургское особое городское по делам об обществах присутствие, разрешившее регистрацию общества, под названием «иоанновское братство», нашло, что общество это уклонилось от определенных в уставе его условий деятельности и приняло характер общества религиозного, вследствие чего постановило – общество это, в виду ст. 4 и 33 разд. I, зак. 4 марта 1906 г. о союзах и обществах, закрыть.

Иоанновское братство было закрыто 23-го ноября. Св. Синод, узнав о деятельности игумена Арсения в «иоанновском братстве», предложил ему в двухнедельный срок отправиться в ранее еще ему назначенный для местопребывания Драндский монастырь, Сухумской епархии. Когда назначенный срок истек, то 30 ноября игумен Арсений, за неповиновение и ослушание церковной власти, Св. Синодом был запрещен в священнослужении. С тех пор он неизвестно куда скрылся и разыскивается полиций для принятия соответствующих, мер к выдворению его в Драндский монастырь.

Помимо «иоанновского братства», иоанниты пытались еще легализоваться под именем общества «Иоанновское общежитие» в честь и славу праведника о. Иоанна Кронштадтского. Ходатайство в этом смысле было возбуждено иоаннитамин Скориным, Брязгиным, Корениным и Саломатовым, обывателями закрытого приюта на Теряевой улице. Но С.-Петербургское городское по делам об обществах и союзах присутствие в регистрации этого общества отказало. В то же время иоаннитская газета «Гроза», по распоряжению градоначальника, была прекращена.

Однако, эти неудачи не смущали иоаннитов, которые проявляли усиленную и энергичную деятельность, с целью добиться пересмотра дела об иоаннитах и отмены постановления Киевского всероссийского миссионерского съезда, признавшего иоаннитство сектой.

5-го ноября, к высокопреосвященному митрополиту Антонию являлась иоаннитская депутация, в составе 6 человек, в главе с Большаковым и Уткиным. Входя в залу митрополичьих покоев, иоанниты набожно крестились и молились перед иконами, владыке сделали земной поклон. Получив благословение депутация вручила архипастырю прошение, в котором доказывалось, что иоанниты верные сыны церкви, о. Иоанна почитают за угодника Божия, (о Порфирии умолчало), желают во всем быть покорными духовному начальству, согласны отдать свои издания под духовную цензуру, обвинения их со стороны миссии и печати в сектантстве считают обидною несправедливостью, Просят дать им возможность безвозбранно молиться, трудиться и жить, подобно перво-христианским общинам». Владыка, прочитав вслух их прошение, спросил объяснения некоторых неясных положений, как напр., о том, в каком смысле эти иоанниты понимают, что о. Иоанн угодник Божий, когда на языке церкви угодниками называются только прославленные церковью святые люди, – имя же о. Иоанна, его вера, благочестие и добрые дела только почитаются людьми, как добродетельного пастыря, но не как святого прославленного угодника Божия. По-видимому, депутаты и с этим соглашались. В заключение Владыка митрополит сказал иоаннитам, что дело о сектантстве (иоаннитов весьма осложненное, и он не может сразу довериться их словам, а поручит своим помощникам, викарным преосвещенным, произвести тщательное исследование по содержанию их прошения. Депутаты снова сотворили земное поклонение и удалились.

10-го ноября, депутация от иоаннитов – Большаков, Пустошкин и др. представлялась Петербургскому градоначальнику с ходатайством об отмене мер, принятых против иоаннитов. Депутация просила градоначальника не возбранять им жить общинами: «мы люди бедные, – нам выгоднее жить сообща, – мы сразу капусту и другие продукты вагонами выписываем, а эго дешевле»...

Конечно, ни митрополит Антоний, ни генерал Драчевский ничего положительного и утешительного не могли сказать иоаннитской депутации. Однако в своих подпольях иоаннитские вожаки куражились и прибывших из провинции простаков воодушевляли: «что-де владыка мптрополит их любезно благословлял, а генерал ручку подавал».

Любопытно при этом отметить, что в тот самый день, когда иоаннитская депутация представлялась начальству, агенты Уткина и Большакова провожали партиюo человек в 8 новых книгонош – девиц и мужчин с Николаевского вокзала куда то в далекие края, нагрузив тяжелые корзины иоаннитской литературой. А чуть ли не в тот же вечер, когда в покоях владыки сектанты утверждали, что в их уповании, образе жизни и речах нет ничего неправославного,– один из бывших в депутации проповедывал перед новичками, прибывшими в общежитие из разных городов, тe же бредни о наступивши второго пришествия, гонения на истинных христиан со стороны книжников и фарисеев – духовенства, распявшего Христа, уговаривал, что все мирское надо оставлять, как равно жену и детей, и идти «спасаться» в их иоаннитские общины.

Для большого успеха своего деле иоанниты снова попытались втянуть в защиту «иоаннитства» монархические организации.

Еще в октябре, при открытии в Москве съезда русских людей, член – учредитель иоаннитского братства Н. Н. Жеденев телеграммой просил разрешить ему сделать съезду доклад в защиту иоаннитов. На это предложение президиум съезда ответил Женденеву отрицательно: «строго храня церковную дисциплину и повинуясь определению Св. Синода о так называемых иоаннитах, комитет съезда не может удовлетворить вашей просьбы». Тогда Жеденев обратил свои взоры на «Русское Собрание» в Петербурге. Отсюда и предполагалось побудить монархистов к защите иоаннитства. 2-го декабря Н. Жеденев сделал доклад в «Русском Coбрании» об иоаннитах. Сообщение докладчика было тенденщозной апологией иоаннитства и восхвалением игумена Арсения. Говоря о высоких добродетелях и благочестии «рабы Божией Порфирии», «старца Назария», докладчик предложил публике для осмотра гравюрные большие их портреты, а на хорах демонстрировались живые иоанниты – певчие. Лица типичные, так и просящаяся в коллекцию сектантской галереи. После перерыва председатель собрания кн. Лобанов – Ростовский предоставил слово епископу Вологодскому Никону, который сказал, что иоаннитство есть еретическая секта, ее следует не прославлять, а обличать, и просил В. М. Скворцова дать собраннию разъяснение по содержанию сказанного докладчиком. В. М. Скворцов подробно разобрал фальшь и тенденциозность доклада и привел из литературы иоаннитской, изданной Большаковым, доказательства, что иоанниты действительно еретики и кощунники. Собрание пришло в большое возмущение от происков иоаннитов, проникших в «Русское Собрание», да еще с своим хором, и председатель объявил, что продолжение доклада г. Жеденева он не считает возможным допустить.

Нашли себе иоанниты союзников и среди некоторых правых органов печати. В то время как «Русское Знамя» и «Колокол» открыли свои страницы для разоблачений иоаннитства, «Свет» и «Земщина» взяли иоаннитов под свою защиту и помещали горячие статьи разных апологетов этой секты. Успели, наконец, проникнуть иоанниты и в Государственную Думу и там посеять недоразумения среди правой думской фракции.

Одним словом, в последнее время иоаннитами нажаты все кнопки, пущены в ход все пружины, чтобы добиться пересмотра иоаннитского вопроса и решения его в благоприятном для них смысле. Но пока это им не удается.

Между тем пропаганда иоаннитства продолжалась, принося с собою бедствия и разорение. Херсонский епархиальный миccиoнep М. А. Кальнев сообщает , что весною 1909 г. в с. Марьинском появился некий Василий Горобец из м. Никополя, Екатеринославской губ., и сталь проповедовать об о.Иоанне Кронштадтском, как Боге, имеющем скоро явится для всеобщего над миром суда. Сылаясь на 9 ст. 3 гл. послания ап. Павла к Евреям, Горобец учил, что для вразумления рода человеческого Бог явился в плоти о. Иоанна Кронштадтского и сорок лет священствовал на земле, призывая народ к покаянию. Теперь настало время суда его над народом, время которого Горобец назначило сперва на 20 мая, потом на 15 августа, и, наконец, отсрочил на 1 января. В своих собраниях в Никополе, Горобец ссылаясь на места Писания, обыкновенно приводимые хлыстами, стал проповедовать чисто хлыстовское учение о христианском бракe и неядении мясной пищи, и совращенные уже заявили, что супружеские отношения они прекращают, как блуд, мясное перестали есть, как скверну. В Никополе Горобец стал служить акафисты о. Иоанну Кронштадскому, кадя пред его портретом, и, наконец, объявил им, что к 1 числу января 1910 г. весь мир погибнет в огне, спасутся только те, которые уйдут в Никополь, где будет зимовать сам ап. Павел, как об этом он пишет в послании к Титу: «когда пришлю к тебе Артему или Тихика, поспеши прийти ко мне в Никополь, ибо я положил там провести зиму» (3 гл. 12 ст). Если хотите спастись,– учил Горобец марьинцев,– то продайте свое имущество, и на вырученные от его продажи деньги я устрою в Никополе общежительный монастырь, где мы и встретим судью мира – о. Иоанна Кронштадтского. Проповедь Горобца имела полный успех: марьинские крестьяне Антоний Радько, Степ. Радько, Пант. Радько, Степ. Шмиголь, Ив. Шмиголь, Пав. Шмаголь, Пав. и Дав. Прохорец, Мак. Филиппенко продали все свое имущество, даже наделы, и вручили свои деньги Горобцу, который затеял строить в Никополе двухэтажный дом для своих последователей. Разоренные иоанниты со своими семьями перебрались на жительство к Городцу в Никополь. Все огромное с. Марьинское взволновалось проповедью Горобца. Энергичный местный земский начальник В. М. Клопотов сообщил епархиальному миссионеру о народной смуте и пригласил его для бесед с иоаннитами.

Проведенные опытным миссионером М. А. Кальневым беседы значительно успокоили народ, собравшийся в громадном количестве. Когда бредни вступивших с миссионером в прения иоаннитов были разоблачены, то, как говорят, Ант. Радько потребовать от Горобца данный ему деньги, но получил ответ от него, что «мертвого из гроба не возвращают».

«Дело марьинских иоаннитов, говорит в заключениеe своего сообщения М. А. Кальнев, только началось, но и начало его разорило до тла и пустило по миру 9 семейств. Это ясно говорит, какую большую опасность и какой великий вред может принести секта иоаннитов и церкви и православному русскому народу, если не будет во время обращено на нее внимание деятелей миссии и властей» ¹¹¹.

Начало 1910 года ознаменовалось печальным для иоаннитов событием. 2 января скоропостижно скончался вожак сектантского иоаннитского движения Ник. Ив Большаков 59 л. Это была неожиданная и крупная для них потеря. Личность Большакова довольно интересна. Уроженец Смоленской губ., он пешком из своей деревни прибыл в Петербург. 12-летний мальчик, самоучкой обучившейся грамоте, поступил слугою в «Восточные бани», где и прослужил 26 лет. Чувство глубокого поклонения и почитания о. Иоанна Кронштадтского началось у Большакова после того, как его жена, страдающая неизлечимой болезнью, получила по молитвам пастыря чудесное исцеление. Попав в кружок почитателей Порфирии Киселевой, Большаков уклонился на путь иоаннитской пропаганды и завял видпое место в секте как главный апологет иоаннитства, редактор – издатель «Кронштадтского Маяка» и многих других сектантских изданий. Смерть застигла Большакова совершенно неожиданно, скончался он, придя домой из бани, от разрыва сердца. Иоанниты торжественно похоронили его на Митрофаниевском кладбище. Крики, плачь, пение и причитания сопровождали погребальную процессию. «Помолись за нас грйшных!.. Заступись!..» кричали иоанниты. »Ушел в рай»... Горе нам!..» причитали иоаннитки. Прощаясь с Большаковым, сектанты клали в гроб портреты о. Иоанна Кронштадтского. На гроб был посыпан песок, привезенный из Ораниенбаума, с могилы Порфирии, и с могилы о. Иоанна Кронштадтского, а также брошено много венчиков.

Здесь мы достигли последней страницы истории секты иоаннитов. Но прежде чем перевернуть и закрыть ее, бросим беглый взгляд назад, чтобы лучше запечатлeлись в памяти главные характерные особенности этой секты.

Иоаннитство – отпрыск хлыстовства, почему оно и осуждено Св. Синодом, как ересь. Иоанниты проповедуют кощунственное учениe, что о. Иоанн Кронштадтский – Бог, что в нем Св. Троица, что он – судья живых и мертвых. Иоанниты учат о браке, как скверне, в замене брака проповедуют «братскую» любовь мужчин к женщинам, детей, рождающихся от законных браков, называют «чертенятами». Сколько семейств расстроено врагами семьи – иоаннитами, сколько жен оторвано от законных мужей, сколько хозяйств разорено, сколько слез пролито несчастными жертвами иоаннитов... и вот, если мы все это вспомним, вспомним эту затхлую одуряющую обстановку иоаннитских притонов, вспомним этих бледнолицых, жалких забитых, запуганных, искалеченных детей, – то чувством скорби и сожаления о заблудших невольно наполняется сердце и из груди готов вырваться громкий вопль: «света, света!.. больше света!..»