12. Любовь к ближнему

Любовь к ближнему имеет великое значение в деле спасения нашего. Без этой любви и спастись нам никак невозможно.

Любовь к ближним после любви к Богу должна быть у нас прежде всего и, паче всего, – в сердце нашем. Если есть в сердце нашем эта любовь, то она проявится и в деле – в добрых делах наших для ближних. А кто не имеет внутреннего чувства, внутреннего расположения к ближним, от того нельзя ожидать истинно добрых дел для этих ближних, например, дел милосердия и благотворения, ибо и самые добрые, по видимости, дела, иногда таковыми людьми совершаемые для ближних, истинно добрыми названы быть не могут – цены и значения в очах Божиих не имеют.

Припомним, что говорит нам о любви святой апостол Павел. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13, 1–3).

Видите, какое великое значение имеет любовь к ближним в деле нашего спасения! Видите, что если бы даже и все имение свое мы раздали бедным, а в душе своей не имели к ним расположения и любви, не принесла бы таковая раздача никакой нам пользы, не послужила бы к нашему спасению!

К сожалению, мы часто обольщаем себя, думая, что в нашей душе есть любовь к ближним, тогда как на самом деле ее нет. Если есть в сердце нашем любовь к ближним, то она проявится и в добрых делах наших для ближних: любовь побудит нас к этим делам, которые, будучи одушевлены ею, получат цену и значение в очах Божиих.

О чем же свидетельствуют наши дела в отношении к ближним? Ты говоришь: «Я люблю ближних». Если так, то почему не хочешь великодушно перенести от ближнего какого-либо обидного слова для тебя, обидного поступка? Любовь, по слову апостола, долготерпит, милосердствует, все переносит (1Кор. 13, 4–7)... «Я люблю ближних!» – говоришь ты. Почему же нередко жестоко поступаешь в отношении к ним? Зачем обижаешь их часто и словом, и делом? Любовь, по слову того же апостола, не раздражается, любовь не бесчинствует.

Ты любишь ближних. Почему же не делаешь для них добра? Почему ничем своим не хочешь поступиться для блага ближнего, а хочешь, мало того, разными путями воспользоваться чужим, отнять чужое? Любовь, говорит апостол, не завидует, не ищет своего. Ты любишь ближних своих. Почему же то и дело пересуживаешь и перецениваешь разные дела и даже помышления своих ближних. Любовь, по слову апостола, не мыслит зла, не превозносится, не гордится, все покрывает.

Ты любишь ближних. Зачем же радуешься их несчастью и завидуешь их счастью? Зачем мало обращаешь внимания на людей добрых и благонамеренных и скорее пристаешь к толпе людей злонамеренных, распускающих разные лживые слухи и толкующих не о благе и пользе ближних, а о том, что клонится к их неблагополучию и вреду? Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине. Ты любишь ближних. Почему же не доверяешь никому, кроме себя? Любовь всему верит, всего надеется.

Признаемся, братия, что все мы любим часто только себя самих и больше никого, что во всех мало, а в иных из нас и совсем нет истинной любви к ближним, следовательно, нет самого главного, что необходимо для нашего спасения.

А между тем мы в самоослеплении своем иногда считаем себя чуть не праведниками и, придя на исповедь к духовному отцу, не знаем, что и сказать ему, говорим иногда, «что и грехов-то у нас нет». Что нет в нас любви к ближним, что не радеем мы о своей душе и о своем спасении, того не считаем даже и грехом.

Смиримся же, братия, и станем сокрушаться перед Богом о своем ничтожестве и окаянстве. Позаботимся о приобретении истинной' любви к ближним, без которой спастись нам невозможно («Воскресенье», 1887 г., № 44).

Преподобный Макарий Египетский, идя однажды с учеником на гору Нитрийскую, послал ученика вперед. На пути ученик встретился с языческим жрецом, который поспешно куда-то шел, и нескромно сказал ему:

– Послушай, демон, куда ты бежишь?

Жрец в ответ на это неприветливое слово бросился на ученика, стал бить его и, оставив едва живого на месте, пошел далее. Встретился с ним и преподобный Макарий и говорит ему:

– Добрый путь, добрый человек!

Удивился жрец приветствию Макария и, остановясь, сказал ему:

– Твое приветствие поразило меня, и я вижу, что ты человек Божий! А вот только что встретился со мною подобный же тебе монах, досадил мне, и я чуть живого оставил его на дороге.

Потом жрец усердно просил преподобного Макария сделать и его таким же, как он, добрым монахом, и принял христианскую веру (Чет. Мин., 19 января).

Так злое слово и доброго делает злым, а доброе слово делает добрыми злых!

В Египетской пустыне жил старец благочестивый, которого соседи уважали, и много народу приходило к нему за благословением, испрашивая его молитв к Богу. В ту же пустыню пришел и Пимен Великий и поселился вблизи кельи старца. Народ обратился к новому наставнику и этим возбудил на пришельца гнев старца. Завидуя славе Пимена, старец все его поступки толковал в худую сторону.

Узнав об этом, Пимен Великий и сказал братии:

– Что нам делать с этим народом, который, покинув столь святого мужа, обратился к нам, грешным и малоизвестным? Как утолить гнев святого отца? Пойдем к нему с поклоном, может быть, и умилостивим его.

Пошли к сетующему старцу и стучали в двери его келии.

– Кто там? – спросили их.

– Пимен с братией пришли принять благословение от святого отца.

– Скажи Пимену, – приказал отвечать старец, – что мне нет времени его видеть и принять.

Пимен и братия отвечали из-за двери:

– Не отойдем отсюда, пока не сподобимся поклониться святому старцу.

И оставались у дверей келии под зноем солнечным.

Старец, тронутый смирением пришельцев, отпер им двери и, приняв их с братским лобзанием, вступил с Пименом в духовную беседу. И с того времени старец и Пимен сделались друзьями и собеседниками (Чет. Мин., 27 августа).

В монастыре преподобного Кирилла Белозерского был монах Феодот, до того возненавидевший своего настоятеля, что не мог равнодушно не только видеть его, но и слышать его голоса.

Братия усердно убеждала Феодота отложить вражду к начальнику, достойному любви и уважения, но не могли убедить его; и Феодот решился наконец выйти из монастыря. Но прежде чем оставить монастырь, он пошел к преподобному исповедать свои помыслы.

Святой Кирилл принял инока с отеческой любовью, взял его руку и прежде, нежели тот исповедал свои помыслы, сказал: «Любезный о Христе брат! Все обманываются, почитая меня человеком добрым, один ты судил правильно, признав мои грехи и злобу. Но, уповая на милосердие Господа, Который поможет мне исправиться, прошу и тебя простить оскорбления, мною тебе нанесенные, и молиться за меня милосердному Спасителю».

Монах, пораженный смирением и незлобием настоятеля, пал к ногам его, признаваясь в несправедливой своей вражде к нему и прося прощения.

Умиренный таким образом Феодот уже не думал выходить из-под начальства преподобного Кирилла (Чет. Мин., 9 июня).

Ариане, ненавидя святого Григория Богослова, архиепископа Константинопольского, за православие, решились погубить его. Они подкупили одного отчаянного молодого человека из своей секты, который обязался убить архиепископа в собственном его доме.

Святой Григорий был болен и однако же принимал к себе посетителей, которые толпами стекались к нему, чтобы засвидетельствовать ему глубокое уважение и благодарность за поражение ариан словом истины и вместе с тем услышать хотя краткое, утешительное и спасительное слово из красноречивых уст его. Злодей, вмешавшись в толпу почитателей святителя, вошел в его дом и остался там один по выходе посетителей.

Преступник готов был совершить свой умысел, как вдруг затрепетал и с воплем повергся к ногам святителя, как бы испрашивая его милости, но не имея сил промолвить слова. Святитель, пораженный неожиданным зрелищем, старался поднять лежавшего и спрашивал, кто он и чего желает, но слышал только бессвязные слова, заглушаемые рыданиями. На шум сбежались люди и вынесли молодого человека в ближайшую комнату. Когда он пришел немного в себя и, воздевая руки к небу, благодарил Бога, что не допустил его совершить злой умысел против человека Божия, тотчас донесли об этом архиепископу и представили виновного к нему.

Святой Григорий обнял преступника и с кротостью сказал ему: «Бог да помилует тебя, сын мой! И как Он сохранил сегодня мою жизнь, так и мне должно спасти твою жизнь. А ты в благодарность за прощение оставь арианское заблуждение и позаботься о спасении души». Этот трогательный поступок великодушия изумил самых жестоких врагов святого Григория (25 января).

Святая Фавста на двенадцатом году жизни претерпела мучение за веру в Господа Иисуса Христа. Во время страшных мучений она молилась Господу: «Благодарю Тебя, Сладчайший Иисусе, что сподобил меня исповедать святое имя Твое!.. Еще молюсь: возлюби Максима (имя мучителя), просвети его верою и утверди в страхе Твоем».

Эта необыкновенная молитва мученицы за своего мучителя умилила жестокое сердце Максима, и он воскликнул: «Помощник и Покровитель невинно страждущей девицы! Яви благость Твою на мне недостойном!» В это время разверзлись небеса и на облаках явился Господь Иисус Христос, окруженный ангелами, благословляющий новообратившегося в веру Христову Максима. Император Максимилиан приказал предать смерти и его вместе с мученицей Фавстой (6 Февраля).

Есть люди, которые, по слову Священного Писания, не уснут, если не сделают зла, но есть и такие, которые не уснут, если не сделают добра.

В городе Александрии был патриарх Иоанн. За любовь к бедным его прозвали милостивым. Все свои средства он тратил на помощь несчастным, оставаясь сам в крайней бедности. Худая одежда, жесткая постель с рваным одеялом – вот и все имущество его.

Один из знатных жителей города Александрии подарил Иоанну одеяло, стоившее 36 сребреников, и умолял при этом, из любви к нему, самому пользоваться этой дорогой вещью.

Действительно, святой Иоанн ночью покрылся этим одеялом, но мысль, что оно так дорого стоит и что на эти бы деньги можно помочь многим несчастным, не давала ему покоя. Ему представлялись все роды бедности, которым можно было бы помочь этими деньгами, и он всю ночь не мог сомкнуть глаз.

Утром Иоанн послал продать одеяло, которое так его беспокоило, и взятые за него деньги роздал бедным. Гражданин, увидав на рынке свое одеяло, купил его в другой раз и принес святому Иоанну. Но святой еще до вечера продал одеяло и роздал деньги бедным, чтобы уснуть спокойным сном. Наконец, когда усердный гражданин принес в третий раз одеяло, святой Иоанн сказал ему: «Я всегда буду продавать эту ненужную мне вещь; увидим, кто первый из нас перестанет делать свое» («Воскресн. чтен.», 1838 г., стр. 44).

Что за болезнь – пересуды и осуждение!

Все знают, что это грех; а между тем ничего нет обычнее в речах наших, как осуждение.

Иной скажет: «Не поставь, Господи, в осуждение», – а все-таки осуждение свое доведет до конца.

Иной оправдывает себя тем, что разумному человеку надобно же иметь свой взгляд на текущее, и в пересудах пытается быть хладнокровно рассуждающим: но простое ухо не может не различать в речах его высящегося и злорадствующего осуждения.

Между тем приговор Господа за этот грех строг и решителен.

Кто осуждает других, тому нет оправдания. Как же быть? Как миновать беды?

Решительное средство против осуждения состоит вот в чем: считать самого себя осужденным.

Кто восчувствует себя таким образом, тому некогда будет судить других.

Только и речей у него будет: «Господи, помилуй! Господи, прости мои согрешения!» (Еп. Феофан.)

Святые, прежде нас жившие в обществе подобных же нам людей, оставили нам поучительные примеры снисхождения к недостаткам ближнего и в предохранение от злословия преподали много поучительных опытов опрометчивости наших суждений о ближнем, строгого суда Божия за осуждение и милости за неосуждение ближнего. Остановимся вниманием на некоторых примерах и опытах.

Собралась некогда братия рассуждать о проступке своего брата и пригласила на суд авву Моисея. Моисей насыпал в мешок песку, положил себе на спину и пошел к братьям судить согрешившего. Братия, встретив старца, спрашивали: «Что значит твоя ноша?» – «Это мои грехи, – отвечал авва, – которых я сам не вижу, и между тем иду осудить другого за его грехи, которые мне приметны». Вразумленные этим ответом, братья отменили свой суд над согрешившим (Чет. Мин., 20 апреля).

В некотором монастыре жила скромная, трудолюбивая женщина по имени Исидора. Сестры, с ней жившие и пользовавшиеся ее услугами, смотрели на нее, как на скудную умом, и презирали ее. Она слыла под именем убогой. Все неприятности, нарочно ей причиняемые, она переносила, как будто ничего не видела, не слышала, не чувствовала; от всех удалялась, стараясь быть наедине, ни с кем не беседовала, питьем ей служила вода, в которой мылась трапезная посуда, а пищей – остатки от трапезы сестер. Вот признаки, по которым умные сестры сочли Исидору неразумной и убогой.

Но Господь открывает некоторому знаменитому пустыннику, святому Питириму, что есть подвижница, живущая в обществе и между тем достигшая святости высшей, нежели какой достиг он, живя в пустыне. Эта указанная Богом подвижница была Исидора убогая, всеми презренная (Чет. Мин., 10 мая).

Во время патриаршества святого Иоанна Милостивого в Александрии жил шестидесятилетний старец Виталий, прослывший по всему городу за человека нецеломудренной жизни. Когда стыдили его в глаза и бранили за неприличное поведение, он обыкновенно говаривал: «Грешен, ибо человек есть, обложенный плотью!»

По смерти Виталия многие исцеления от прикосновения к его мощам засвидетельствовали святость его жизни, которую прежде все признавали как порочную.

В руках святого Виталия открыли завещание: «Мужи александрийские! Не осуждайте ближнего, как бы он ни казался вам грешен, не осуждайте прежде суда Божия» (Чет. Мин., 22 апреля).

Святой Иоанн, сидя в пустынной келии, размышлял о путях ко спасению. В это время приходит к нему из ближней обители старец-посетитель за словом назидания и за благословением.

– Каково живут твои собратья? – спросил у посетителя св. Иоанн.

– Хорошо, молитвами твоими, – отвечал старец.

– А каково живет Н., о котором носилась худая слава?

– Он нисколько не переменился!

– Горе ему! – воскликнул Иоанн и с этим словом погрузился в необыкновенную дремоту. И видит себя на Голгофе, под крестом Спасителя, распятого между двух разбойников иангелов, стоящих около креста. С чувством благоговения Иоанн стремится пасть перед Спасителем, но слышит голос: «Отриньте его от Меня! Это Мой враг; ибо осудил брата своего прежде Моего суда, осудил брата, за которого Я страдал на кресте!»

Изгоняемый Иоанн пробудился и с глубоким вздохом сказал посетителю:

– Ужасен для меня сей день! Горе мне, осудившему брата! – и рассказал старцу свое видение (Пролог, 22 октября).

Некоторый инок, живя в монастыре, небрежно проводил свою жизнь. Наступило время его смерти, и, умирая, он встречал смерть с улыбкой праведника. Это удивило братию, которая присутствовала при его кончине, и они просили умирающего сказать им для назидания причину беспечалия и сладкой улыбки.

Умирающий, приподнявшись на одре, рассказал братии, что ангелы, представ перед смертный одр его с рукописанием его грехов, требовали от него оправдания в них. Но инок мог сказать им только одно: «Я грешен; но с тех пор как стал иноком, я никого не осудил, ни к кому не питал злобы: и потому надеюсь, что совершится надо мной слово Спасителя: не судите, да не судимы будете!» И ангелы разодрали рукописание его грехов (Чет. Мин., 30 марта).

Когда ты становишься на молитву, когда хочешь просить у Бога прощения себе в грехах, то вспомни прежде всего, прощаешь ли ты сам ближним твоим их грехи против тебя; забываешь ли их обиды, притеснения, оскорбления, несправедливости, которые терпишь от них.

Если ты им не прощаешь, то нечего и себе просить прощения: Господь не простит.

Он прощает нам, когда мы прощаем другим; Он оставляет нам долги наши, когда мы оставляем должникам нашим (прот. Р. Путятин).

Это слово Спасителя нашего Господа Иисуса Христа, заповедь Его к нам. Кто тебя злословит и поносит, того ты благословляй и хвали. Кто зла желает тебе, тому ты добра желай. Кто тебя обижает, тому ты добро делай и молись за него. А ведь трудная эта заповедь, братия? Нам ли, грешным, хвалить того, кто нас обижает? Станет ли нашей воли делать добро тому, кто нам делает зло?

Мы и тем, кто нам никакого зла не пожелал и не сделал, мало добра желаем и делаем. А если кто чем-либо нас огорчит, то наше сердце как пучина закипит: выйдем из себя и начнем злословить и поносить. Иной начнет бранить обидчика всякими словами скверными, угрожать ему тем и другим, желать ему всяческих несчастий; а если у него больше силы, чем у обидевшего, он готов задушить его.

Любить врага! Да мы и друзей-то своих от чистого ли сердца любим? Не на словах ли только? Не за то ли, что они оказывают нам услуги, помогают нам в нуждах, не оставляют в напастях, словом – делают нам всякое добро? А если случится, что друг нам не пособил в чем-нибудь, мы и на него готовы напасть со всяким злословием и зложеланием.

Любить врага... Да как мы любим вообще ближних своих, например, своих соседей. Порадуемся ли, если у соседа нашего уродится хлеб хороший, если он получит прибыль от своего промысла? Ничуть не бывало! Мы только с завистью посмотрим на это и скажем: «Вот, разве он лучше нас, а Бог дает ему всего в изобилии!»

Кажется, немного тут слов, а как порассудить, так увидишь, что в словах этих ужасно много зла, и слова эти ужасно нечестивые. Тут хула и на Бога, и гордость, и зависть. Случится у соседа беда: или хлеб не уродится, или скот падет, или убыток он потерпит от промысла, что тогда мы говорим? «Поделом ему! Он давно того стоит».

Так-то мы живем с ближними своими! Есть ли тут что-нибудь христианское? А между тем без любви к ближнему не может быть и любви к Богу. Значит, кто ближнего не любит, тому нет надежды на спасение, тот человек погибший! Но мало того, что мы с ближними живем не по-христиански, так и с родными-то как обходимся?

Перенесет ли оскорбление брат от брата, сноха от свекрови, сын от отца? Очень редко так бывает. А большей частью око за око, зуб за зуб! Вот как мы живем!

Мы не думаем внимать заповеди Спасителя. Не думаем подражать в любви к ближнему ни святым Божиим, ни Самому Господу Иисусу Христу, Который так возлюбил нас, грешных, что душу Свою положил за нас; Который даже за распинателей Своих молился на кресте. Нет, мы слушаем исконного врага людей – дьявола, и по его внушениям и поступаем. Горе нам, окаянным! За все зло, причиненное нами ближним, мы и сами должны будем терпеть – и здесь, и за гробом!.. Кто жалеет душу свою и желает ее спасти, тот возлюби ближнего, даже врага своего, как самого себя. Иначе спастись невозможно! («Простонарод. поуч.» свящ. Соколова, стр. 77–78.)

Во всех нас замечается склонность насмехаться друг над другом. У иных склонность эта доходит до страсти, так что они не пропускают ни одного случая, при котором была бы хотя малейшая возможность осмеять своего ближнего. Мы с удовольствием осмеиваем всех и всё, и при этом не щадим не только пороки наших ближних, но и их добродетели.

Привычка осмеивать людей не так маловажна, как она нам кажется. Пускай сами насмешники думают, что смеяться над людьми невинная потеха; но в действительности это есть потеха злорадная и жестокая. Если мы находим удовольствие в насмешках над людьми, то это верный признак, что мы враждебны к людям и не имеем в себе сердечного мира. Ведь цель наших насмешек уязвить, унизить человека: стало быть, насмехаясь над человеком, мы имеем прямое намерение повредить ему, сделать ему зло. Что же может быть греховнее такой потехи?

Положим, что все людские пороки заслуживают преследования, и, издеваясь над пороками, мы, по-видимому, воздаем им должное. И если бы предметом наших осмеяний действительно были одни пороки, нас никто не упрекнул бы в несправедливости – ни Бог, ни люди добрые. Осмеивая пороки, мы выказывали бы к ним враждебные наши чувства и порицали бы их в других людях столько же, сколько и в самих себе. Но ведь мы любим насмехаться не над пороками, а над людьми порочными, и здесь-то мы становимся вполне несправедливыми и порочными. Порочные люди заслуживают в действительности не осмеяние, а сожаление; потому что каждый порок делает человека истинно несчастным.

Несчастен вор, которого карает суд человеческий, и уж непременно суд Божий. Несчастен развратник, который пресмыкается по земле наряду с животными бессловесными. Несчастен скряга, который не имеет никаких радостей жизни. Несчастен мот, который начинает довольством, а оканчивает бедностью. Несчастен взяточник, которого проклинают люди. Человек порочный непременно и действительно несчастен, и смеяться над ним, тешиться над его положением свойственно только злому человеку.

Если бы насмешки наши исправляли людей, то они были бы еще извинительны. Но дело в том, что личная насмешка никогда не исправляет человека, а, напротив, ожесточает его еще больше.

Нам ли осмеивать людей, когда мы сами не лучше их? В окружающее нас общество людей мы вносим беспорядок, вражду, несчастья и всякое зло; и те из наших ближних, которые кажутся нам смешными и которых мы беспощадно осмеиваем, сделались такими по нашей же милости.

Что побудило, например, этого человека взяться за воровство? Немало помогли ему в этом мы, подавая ему пример неуважения к чужой собственности.

Отчего этот человек стал горьким пьяницей? Мы задабривали его и платили ему за услуги нам не хлебом и не деньгами, а винными угощениями, которые и приучили его к пьянству.

По какому поводу этот человек вдался в распутство? Мы растлевали его, ведя при нем речи бесстыдные, рассказывая примеры соблазнительные, представляя гнусный порок в привлекательном виде.

Кто поселил вражду в этом семействе? Мы наговорили мужу на жену и жене на мужа, родителям на детей и детям на родителей, и так далее. И после всех наших злодейств мы же еще и смеемся, и тешимся над теми человеческими несчастиями, которые произведены нами непосредственно или косвенно...

Нужно заметить, что только самые порочные люди имеют привычку насмехаться над своими ближними.

Осмеивая людей за их действительные ли или мнимые пороки, насмешники хотят показать этим, что они сами беспорочны, между тем в действительности заставляет их прибегать к такому лукавому способу доказательства своей беспорочности не что иное, как их нечистая совесть. Ведь если кто действительно не знает за собой чего-либо дурного, тот не имеет никакой надобности и уверять других, особенно окольными путями, в том, что ничего дурного он не делал.

Таким образом, если кто из нас любит публично осмеивать других за пороки, вы не думайте о том человеке, будто он чище других; нет, он-то и есть самый невоздержный человек, он-то и есть первый распутник, первый хищник, первый обманщик, сплетник, лицемер, способный на всякое грязное дело, – словом, самый порочный, бесчестный и дурной человек.

Верьте, что это действительно так, и не поддерживайте своим участием к насмешкам того установившегося у нас несправедливого порядка вещей, чтобы худшие люди предавали позору людей лучших.

К величайшему стыду нашему, есть у нас обычай насмехаться и над добрыми делами, издеваться и над людьми добродетельными. Едва успеет остепениться пьяница, как не только прежние его друзья по кутежам, но и другие зложелательные люди принимаются трунить над его обращением на хороший путь и без зазрения совести указывают на него пальцем с кощунственной кличкой «святой». Тот, кто решился прервать беззаконную связь, никак не обойдется у нас без того, чтобы на него не сыпались острые и колкие речи. Кажется, ни одна истинная добродетель не минует осмеяния.

Насмешки над людьми до того у нас обыкновенны, что едва ли и признаются нравственным пороком; тем не менее сколько в них злости, сколько несправедливости!

Поступил худо – над тобой смеются; и поступил хорошо – смеются: нигде и никогда не укроешься от насмешек злых людей. Но христианская мудрость указывает нам верные средства к тому, чтобы насмешки над нами были для нас безвредными. Средство это очень простое – не обращать внимания на насмешки.

Не будем огорчаться насмешками – насмехаться над нами перестанут. Ведь только задорных людей дразнят. Да и стоят ли насмешки злых людей той чести, чтобы возмущаться ими и огорчаться?

Положим, что насмешки злых людей распространяют в обществе дурное о нас мнение; но оно составится о нас в обществе в том случае, если мы огорчаемся насмешками, горячимся по их поводу и тем самым даем насмешкам полную достоверность.

Относитесь к насмешкам спокойно, хладнокровно – им никто не поверит, и они, не достигая цели, сами собой прекратятся. Ничто столько не поощряет насмешек над нами, как наше огорчение ими; и ничто столько не обезоруживает их, как наше спокойное к ним отношение (из поуч. свящ. Красовского, в. 2, стр. 155–161).

1) Всякому себя знать, и не чужие, а свои пороки смотреть и очищать.

2) Отбросить злобу, ненависть, зависть.

3) Молиться Богу милосердному и просить, чтобы не допустил впасть в грех осуждения.

4) Помнить, что за осуждение ближнего сам будешь судим, по слову Христа Спасителя(МатФ. 7, 1).

5) Беречься от разговоров непотребных.

6) Удаляться от тех людей, которые имеют злую привычку других осуждать.

7) Имеющим эту злую привычку надо молиться Господу: положи, Господи, хранение устом моим (Пс. 140, 3). (Из твор. св. Тихона, еп. Ворон., т. 1, стр. 130).

Милостыня есть семя; если желаешь, чтобы она принесла добрый и стократный плод, сделай это семя добрым, подавая в простоте и от доброго, милостивого сердца, да будь уверен, что не столько теряешь или, лучше, нисколько не теряешь, а приобретаешь бесконечно больше через тленную милостыню, если подаешь от доброго сердца, с верой в Мздовоздаятеля, а не из корыстных или себялюбивых видов.

Благотвори бедному доброхотно, без мстительности, сомнения и мелочной пытливости, памятуя, что ты в лице бедного благотворишь Самому Христу.

Знай, что милостыня твоя всегда ничтожна в сравнении с человеком, этим чадом Божиим; знай, что твоя милостыня есть земля и прах; знай, с вещественной милостью непременно должна об руку следовать духовная: ласковое, братское, с чистосердечной любовью обращение к ближним; не давай ему заметить, что ты одолжаешь его, не покажи гордого вида. Смотри же, не отнимай цены у своей милостыни вещественной через неоказание духовной. Знай, что Владыка на суде и добрые дела будет испытывать...

Каждый день просят у тебя милостыни, и давай каждый день охотно, без озлобления, грубости и ропота: ты не свое, а Божие даешь Божиим чадам крестоносным, едва имеющим, где главу подклонити; с радостью твори дела добрые.

Просто, без больших трудов приходят к тебе деньги; просто, не думая много, и раздавай их. Щедро вознаграждаются твои труды, будь щедр к другим сам. Не по заслугам вознаграждаются, не по заслугам и другим давай, а ради их нужды.

Будьте внимательны к себе, когда бедный человек, нуждающийся в помощи, будет просить вас о ней, враг постарается в это время обдать сердце ваше холодом, равнодушием и даже пренебрежением к нуждающемуся; преодолейте в себе эти не христианские и не человеческие расположения, возбудите в сердце своем сострадательную любовь к подобному вам во всем человеку, и о чем попросит вас нуждающийся, по силе исполните его просьбу.

Господи! Научи меня подавать милостыню охотно, с радостью, и верить, что, подавая ее, я не теряю, а приобретаю бесконечно больше того, что подаю. Отврати очи мои от людей с жестоким сердцем, которые не сочувствуют бедным, равнодушно встречаются с нищетой, осуждают, укоряют, клеймят ее позорными именами и расслабляют мое сердце, чтоб не делать добра, чтоб ожесточить и меня против нищеты.

О, Господи мой! Как много встречается таких людей! (Прот. И. Сергиев, «Слово о любви 2-е».)

Подавайте милостыню всем нуждающимся и требующим вашей помощи. А для того чтобы она имела полную цену в очах Божиих, соблюдайте следующие правила:

1) подавайте хотя немного, но с любовью;

2) прежде всего помогайте бедным родственникам, а потом сиротам, которых бедность вам известна;

3) не осуждайте нищих, хотя бы они казались вам могущими добывать пропитание своими трудами: всякий ответит сам за себя;

4) наконец, не подавайте милостыню из желания похвалы себе от людей: кто будет так поступать, тот лишится награды от Бога; об этих людях сказано в святом Евангелии: восприемлют мзду свою (Мф. 6:2), то есть здесь, на земле, им служит наградой за милостыню похвала людская, а там, на небе, они награды не получат. (Соколов, «Простонарод. поуч.», стр. 119).

Милостыня имеет высокое значение между всеми прочими добродетелями во многих отношениях. Всякая добродетель тем выше, чем меньше для нее внешних побуждений. Правда, и в деле милостыни могут скрываться нечистые побуждения, например, тщеславие или желание прослыть милостивым благотворителем, ожидание от Бога двойной прибыли за поданное, желание принимать от бедных благодарность, часто униженную, наконец, мысль подчинить бедных своему влиянию.

Но в таком случае милостыня уже не будет постоянной и щедрой, следовательно, не доставит истинной добродетели. В истинно милосердном человеке всегда бывает много борьбы с самим собой, потому что все мы, по врожденной своей природе, своекорыстны и самолюбивы, желаем довольства больше себе, чем другим; посему в милосердном заключается столько добра, что по одной этой его добродетели можно оценивать все нравственное его состояние, каковая оценка действительно и будет произведена Иисусом Христом на Страшном суде (Мф. 25, 34–40).

Милостыня делает человека прекраснейшим – таким, какого только можно желать: ибо она в высшей степени развивает в нем добродушие христианское, или любовь, которая всегда одинакова, простирается ко всем без исключения и соединена со справедливостью.

Святой Иоанн Милостивый (Чет. Мин., 12 ноября), несмотря на преклонность своих лет и на высокий свой сан, которые во многих других обыкновенно охлаждают нежные чувства, каждый раз проливал слезы, когда ему случалось быть очевидцем несчастного положения бедных.

Святой Филарет Милостивый (Чет. Мин., 1 декабря), когда у него из всего имущества остались одни пчелы, подавал милостыню медом и наконец отдал нищему последнюю свою верхнюю одежду. Какую еще можно видеть выше этого любовь? А были и такие примеры, что некоторые из благотворителей, не имея чем помочь ближним, жертвовали самими собой, например, делались невольниками вместо других (см. Пролог, 25 января).

По всему этому можете судить, как угодна Богу милостыня. В лице бедных и нищих принимает от нас подаяние Сам Господь Иисус Христос: в житиях святых много примеров, как одни в сновидениях, а другие наяву видели Самого Иисуса Христа принимающим хлеб, который подается нищему, одетым в ту самую одежду, какая была пожертвована во имя Его (Чет. Мин., 12 ноября, и Пролог, 18 ноября).

А отсюда происходит благодетельная сила милостыни и для благотворителей. Так, например, она служит к прощению грехов подающего.

«Не столько солнце, попав на лед, растопляет его, – говорит святой Иоанн Златоуст, – как милостыня, покрыв множество грехов, разрешает оные» (в слове о посте и молитве).

Только, разумеется, не нужно намеренно грешить в видах оправдаться милостыней: это уже будет гнусный порок, торг с Богом; если милостыня и заглаживает грехи, то только такие, в которых мы искренно раскаиваемся и которые стараемся исправить доброй жизнью.

Милостыня делает сильным каждое наше прошение перед Богом между прочим и потому, что располагает к молитве за нас нищего, а молитва нищего сильна: нищий воззвал, и Господь услышал, – уверяет пророк Давид (Пс. 33, 7).

Милостыня спасает от многих несчастных перемен в жизни и от преждевременной смерти. Наконец, достояние человека милосердного делается заветным даже и для посторонних; так, многие у святого Филарета Милостивого старались одолжаться деньгами лишь потому, что кто получал от него деньги, тот скоро начинал поправляться состоянием или, попросту сказать, разживался.

Помните, братия, все сейчас сказанное и подавайте милостыню всем нуждающимся и требующим от вас помощи («Домаш. наст, пастыря», т. 2, стр. 213–217).

Всякий человек, накопляющий в свои хранилища много денег, много одежд, много дорогой и ненужной посуды, виновен перед Богом в жестокосердии к бедным.

Как ты явишься к праведному Судии и Творцу, дары Коего ты расточил безумно и из даров благости и милосердия не сделал, может быть, ни одного дела милосердия, а все употребил на удовлетворение безумных похотей своей плоти?

Ты употребляешь разнообразные напитки, ешь всякие лакомства, а бедному жалеешь на хлеб?

Или проигрываешь в карты целые десятки рублей, а бедному не подаешь и нескольких копеек?

Или устраиваешь из серебряной и золотой посуды так называемые горки, а бедного допускаешь трястись от холода?

Или тратишь множество денег на изысканную одежду, предписываемую модой, а мимо нищего, одетого в рубище, проходишь с презрением, как будто ты уже особенное какое высшее существо?

Или имеешь несколько домов, собираешь большие деньги с жильцов, и эти деньги или скапливаешь неизвестно кому, или издерживаешь на себя только, роскошествуешь, пресыщаешься?

Боюсь, ужасаюсь за тебя: что будет с тобой по смерти, когда ты не в состоянии будешь ничего взять с собой, и когда потребует от тебя Судия дел любви и милосердия? (И. Сергиев.)