Епископ Антоний (Флоренсов)

(1847–1918)

Епископ Антоний (в миру Михаил Симеонович Флоренсов) родился 27 августа 1847 года в селе Труслейка Симбирской губернии. Родители его из духовного сословия. Окончил Симбирскую Духовную семинарию и Киевскую Духовную академию. В 1878 году рукоположен во священника в Симбирском кафедральном соборе. В 1887 году был назначен ректором Самарской Духовной семинарии. В этом же году пострижен в монашество (овдовел в 1882 году). В 1890 году хиротонисан во епископа. Возглавлял Волынскую, Вологодскую и Ростовскую кафедры. С 1898 года находился на покое в Донском монастыре, где и скончался 20 февраля 1918 года. Похоронен на монастырском кладбище.

(Беседы записаны Христиной Сергеевной Арсенеевой

13 июля 1909 г. Понедельник. В Донском.

Нам было известно, что в этот день вечером, в 6 часов, в Донской монастырь придут к епископу Антонию два депутата от старообрядцев: священник Дмитриевский и товарищ председателя весеннего старообрядческого съезда в Нижнем поговорить с владыкой и объяснить ему свое дело до него. Они приходили к нему дня за два-три перед этим, и вот как владыка рассказал нам об этом их визите. Часов в 11 утра к нему приехал преосвященный Иоанн, вернувшийся из командировки с Дальнего Востока, знаток по старообрядчеству. И надо же случиться такому совпадению. Сидят они в гостиной – звонок. Келейника не было дома. Преосвященный Антоний подходит сам к двери и, по обыкновению, спрашивает, не открывая ее: «Кто? Как имя?» На это он получает довольно дерзкий ответ: «Неужели же имя вам что-нибудь скажет?» – «Я без имени не приму». – «Так как же? У нас серьезное и важное до вас дело». – «А как угодно». – «Со мной священник, у нас есть карточки». Тогда владыка накладывает цепь, отворяет дверь и через образовавшуюся щель берет карточки. Возвращается в гостиную и предлагает преосвященному Иоанну удалиться пока в кабинет, что тот и делает.

Владыка впускает гостей и в передней говорит им: «Даже Христос спрашивал имя, а Он не имел нужды в том, Он Сам все знал». После этого владыка вводит их в гостиную и, узнав, что они хотят говорить с ним именно наедине, берет карандаш, притворяет дверь в кабинет и, прочитав карточку священника Димитрия, спрашивает: «Старообрядец?» Тот, смущенный, отвечает: «Да, я только недавно перешел в старообрядчество». Владыка спрашивает у него подробности о его годах, семействе и записывает все это на карточке, чем возбуждает следующий вопрос: «Зачем вам это надо?» На что владыка ему: «А вот я свои вопросы докончу, тогда буду отвечать на ваши».

Записав все на карточке священника, преосвященный Антоний обратился с такими же вопросами и к [товарищу председателя] и записал ответы на них на его карточке. Усадив их, спросил, зачем они к нему пожаловали. «Нам бы хотелось принять к себе епископа из никонианской церкви». Владыка сказал, что он совсем незнаком с современным старообрядчеством и не знает подробностей о всех их «согласиях». Он просит письменно изложить все дело, с которым они к нему пришли. Владыка спросил их, знают ли они епископа Михаила (Семенова), на что священник отвечал, что они по его письму и пришли к владыке. На вопрос епископа Антония, не с собой ли у него письмо, он его вынул и подал сложенным владыке, который, не развертывая письма, положил его вместе с карточками на стол и, сказав, что у него в гостях преосвященный Иоанн, которого ему неловко задерживать, позволил им зайти к нему еще раз по этому делу, о котором он подумает. Согласились на понедельник 13 июля, в 6 часов вечера.

Когда эти посетители ушли и преосвященный Иоанн уехал, владыка стал читать письмо епископа Михаила.

Москва, Девкин пер., д. Тарасова, кв. 48, свящ. Андрею Дмитриевскому.

«Глубокоуважаемый отец Андрей! Сижу на даче даже без почтовой бумаги. Простите. Указать возможных кандидатов мудрено. Я не думаю, что вы найдете. Я бы назвал только Антонина⁸², живущего в Сергиевой пустыни под Петербургом, Кириона⁸³, заключенного в Санаксарскую обитель в Тамбовской губернии, или Леонида⁸⁴ – с Кавказа. Где он – не знаю. И Антония, живущего в Донском монастыре в Москве. Но весьма мало надеюсь на смелость первого. От последнего (Леонида. – Ред .) возможен и резко отрицательный ответ. Это человек странный, и никогда нельзя угадать, как он посмотрит на то или другое дело. Надежнее других последний, честнейший, прекраснейший и ученый человек. Его желал бы и я. Если не он, то Леонид. Еще назвать никого не могу. Предан, епископ Михаил».

Симбирск. Книжная лавка старая «Новая Книга», для епископа Михаила.

Понять из письма, что нужно старообрядцам от православного епископа, было невозможно. Нужна «смелость» этого епископа, значит, дело серьезное. Преосвященный Антоний полагал, что старообрядцы хотят вернуться к Православию, если им сделают кое-какие уступки, а так как они – депутаты очень влиятельные, то можно будет сделать великое дело для Церкви Христовой. Владыка просил нас помолиться о нем 13-го, и мы с отцом Николаем⁸⁵ решили поехать к нему в этот день к ранней обедне, у которой, конечно, он будет, чтобы помолиться с ним вместе. Владыка нас заметил в церкви, прислал нам антидору и после обедни пригласил к себе пить чай. Отец Николай не мог оставаться долго, поскольку в половине 10-го был назначен вынос тела С. С. Перфильева, а я осталась. Время шло незаметно, и келейник отправился в 1-м часу за обедом.

Звонок. Владыка подходит к двери, и в ответ на его вопрос: «Кто?» – я слышу из-за двери: «Митрополит». Преосвященный возвращается в гостиную и говорит мне, что в Донской к преосвященному Иоанникию приехал митрополит и что его, владыку, предупредили, как бы он не пришел и к нему. Вскоре вернулся келейник⁸⁶, а через пять минут прибежали с вестью, что митрополит идет к владыке. Он вышел к себе в кабинет, и я в ужасе ждала минуты – встретиться здесь с митрополитом одна. Слышу – шаги по лестнице, затем в передней. Слышу раздевается, ставит посох – преосвященный Антоний все не идет. Наконец шаги с обеих сторон, и владыки одновременно выходят из своих дверей и встречаются целуясь. Затем митрополит обращается в мою сторону, а преосвященный Антоний, показывая на меня: «Позвольте вам представить...» Затем епископ Антоний попросил митрополита Владимира⁸⁷ садиться на диван, на что тот ответил: «Нет, даму на диван». Я, конечно, не согласилась, и митрополит прошел на диван, владыка Антоний сел в свое кресло, а я через кресло от дивана – на стул. Между владыками начался разговор. Епископ Антоний рассказал, что был в Симбирске. «Да, я знаю, вы два дня как вернулись оттуда». По чьим-то интригам под пустынь отвели другую часть земли, а старинную часть, о возвращении которой под монастырь епископ Антоний, собственно, и хлопотал, думают продать симбирским староверам. Теперь преосвященный Антоний хочет хлопотать о том, чтобы ему разрешили купить оба куска, по обеим отводным. Вот он и собирается в Петербург по делу о Соловецко-Симбирской пустыни.

Говорили о нездоровье митрополита Антония Петербургского, причем митрополит Владимир высказал уверенность, что газеты это преувеличили, как они всегда делают. И тут я сказала, что, слава Богу, владыка митрополит Владимир опять выглядит хорошо, по-московски, а из Петербурга приехал с истомленным лицом. Митрополит Владимир этому обрадовался: «Да. Значит, московский климат мне полезнее! Зато и трепни тут больше». Преосвященный Антоний: «Чего больше?» – «Трепни, треплюсь больше». – «А я думал, что за «слепни»? Да как будто их у нас здесь нет». Преосвященный делает вид, что не знает русских выражений, а ведь чистокровный русак! Митрополит Владимир продолжает разговор на эту тему, что теперь, после японской войны, появилось множество слов в русской речи, например «кое-каки».

Затем, обращаясь ко мне, спрашивает: «Ну, как себя чувствует в новом приходе отец Николай?» – «Слава Богу, прекрасно, благодарен вам». Преосвященный Антоний: «Да, ведь и Христина Сергеевна тоже хорошо себя чувствует, а ведь на Самотеке она все была больна». Митрополит: «Да, квартира ваша была очень плохая. Сколько лет вы в ней жили?» – «С войны. Да тут дело не только в квартире, о которой вы, владыко, изволили сказать отцу Николаю, что жить в ней было подвигом, но и в Самотеке». – «Ах да, Самотека... Но ведь у меня на Троицкой улице воздух очень хорош и самотекских микробов нет». «Да, владыко, и я вам уже говорила, что отец Николай написал вам с просьбой перевести его без моего ведома. Если бы я знала об этом, то остановила бы его, и, может быть, мы бы решили вопрос иначе, взяв квартиру наверху. Но теперь я верю, что этот переход совершился по воле Божией. Ведь мы думали и умереть в том приходе». – «Почему же так? Ах да, это был ваш идеалистический взгляд!» – «Да, но теперь, повторяю, отец Николай вполне верит, что через вас им управляла рука Божия, и он спокоен и радостен».

«А как его коллега, второй священник – Кудрин?» – «Пока очень с ним хорош». – «Значит, он с отцом Миловским не сошелся, может быть, по личным вопросам и из личной антипатии?» – «Не знаю, только о тяжелом характере отца Кудрина предупреждают отца Николая со всех сторон». – «Но ведь все идет хорошо?» – «Да, и надеюсь, что и впредь будет все так же хорошо, поскольку и отец Николай стал опытнее и вторично ошибок не сделает». – «Какие же ошибки?» – «Ошибки в отношениях с людьми. Он, как всякий умный человек, их не повторит». – «Ну ведь как смотреть: с идеальной точки зрения отца Николая, это были не ошибки, а как люди об этом судили – это все равно».

Митрополит Владимир стал говорить о том, что его удивило желание отца Николая перейти на приход именно тогда, когда там только что возникло основанное им братство святителя Митрофана: «Ведь мне внутреннее убеждение говорит, что капитал в него положен вами». Тут епископ Антоний нагнулся к четкам митрополита и, любуясь ими, спросил, откуда они у него, где бы ему такие купить. На это митрополит, смутившись, ответил, что не советует ему следовать в этом его примеру, потому что может развиться страсть к сребролюбию и поклонению золотому Ваалу. Четки были серебряные, с золотыми разделительными бусинами и золотым крестом.

На минуту преосвященный Антоний вышел в кабинет и вернулся оттуда с карточками старообрядцев, бывших у него, и письмом епископа Михаила (Семенова). «Вас, владыко, послал Сам Господь сегодня. Ваше посещение для меня провиденциально». И начал рассказывать о недавних посетителях, которых он ожидает и сегодня. Я незаметно притворила дверь в переднюю, около которой, в комнате Желтовского, сидел он сам с келейником митрополита Павлом. Когда епископ Антоний, рассказывая что-то, уклонился в сторону, митрополит заметил ему это, попросив быть ближе к делу. Преосвященный отвечал, что это он нарочно делает, чтобы подольше удержать у себя владыку. И затем, не спеша, стал все подробно рассказывать. Когда дошло дело до письма епископа, он передал его митрополиту, но у владыки Владимира не оказалось очков, и, хотя он и взял в руки письмо, стараясь его прочитать, я не вытерпела и предложила свои услуги. Сначала епископ Антоний воскликнул: «Ни за что», но затем велел сесть поближе к митрополиту и пониженным голосом читать. Я села в кресло рядом с диваном и прочла письмо медленно, очень тихим голосом, при самом внимательном слушании этого чтения обоими владыками. По окончании его епископ Антоний сказал, что сегодня будет продолжение. Они придут к нему в 6 часов вечера, но он им ничего не ответит, а велит изложить свое дело письменно. О дальнейшем ходе его он сообщит владыке.

«Хочется мне, чтобы эти овцы вернулись в наше стадо», – сказал епископ Антоний. «Смотрите, как бы они не оказались волками и не поймали бы вас», – ответил митрополит, чем вызвал такой убежденный в обратном возглас епископа Антония, что почувствовалась в нем сила нерушимая. Перед этим митрополит выразился так: «Что же делать, административных мер против этого, после данных свобод, предпринять нельзя, остановить их нельзя». Епископ Антоний: «Да я не с этой точки зрения. Мне хочется, чтобы они вернулись». Тут владыка митрополит встал и начал прощаться. На вопрос епископа Антония, где он будет служить 15-го, тот отвечал, что в Перерве, куда его, преосвященного Антония, он и приглашает. Владыка Антоний спросил меня, где я буду в этот день, и я напомнила им, что 15-го – день памяти тети Голицыной и мы все будем в Скорбященском монастыре на заупокойной обедне. Преосвященный Антоний выразил желание также приехать туда в этот день – помолиться на могиле тети (что и исполнил, несмотря на сильную бурю и холодную погоду).

23 июля 1909 г. В Донском.

Читаю газеты про ужасы испанской революции. Священников, монахов и монахинь убивали и жгли живыми. Беседую об этом с владыкой.

X. С. Вот и мы, пожалуй, доживем до таких ужасов. Хоть бы уж если пострадать, то вместе с вами.

Е. А. Нет, мы до этого не доживем.

X. С. Вы не доживете, а мы?

Е. А. И вы. Отец Николай не такой, он не для мученичества.

X. С. Так ведь это завидная участь – мученичество.

Е. А. Ну это как смотреть. Вспомните следующее: коринфяне во времена апостолов были самый образованный, культурный народ, как теперь современные нам французы. И женщины у них были развитые, аристократки, – держали мужей под башмаком. И вот эти коринфяне, обратившись в христианство, более всех Даров Духа Святаго, полученных в день Пятидесятницы, ценили дар говорить на разных языках, красноречие. А им апостол что пишет? «Если вы и на языках будете говорить, а любви иметь не будете, то будете подобны меди звенящей или кимвалу бряцающему»⁸⁸. То есть: медь звенящая – это, вероятно, однотоновый колокол – дон-дон, – кому интересно его долго слушать? А кимвал – двутоновый инструмент, также надоедающий. Так вот, если ваше красноречие не будет проникнуто любовью, то скучно его будет слушать, как звон колокола или звуки кимвала. Далее: «Если и тело свое предам на сожжение, а любви не имею, то я ничто»⁸⁹. То есть: если и на мученичество пойду, и на мучение самое ужасное – сожжение меня живым, – но любви христианской в себе не имею, то такой подвиг для меня тщетен. Так вот я и желал бы для отца Николая именно такую любовь приобрести, а не через мученичество спастись.

Е. А. Замечательно, что в Евангелии нигде Христос не бранит женщин. Не говорит Он: «Горе вам, книжницы и фарисейки, лицемерки и тому подобное», а всегда бранит исключительно мужчин. Почему? Да потому, я думаю, что мужская натура, природа, – очень грубая. Возьмем, например, апостола Фому. Боже мой, каким грубым он себя показал! Христос воскрес и в первый день явился десяти ученикам Своим. Фомы не было в это время с ними, наверное, по какой-нибудь уважительной причине: нездоровилось или еще что-нибудь. Но, конечно, это было по воле Божией. Когда он пришел, десять апостолов ему рассказывают, что видели воскресшего Господа, но он один идет против десяти и смеет не верить. Говорит: «Если не увижу на руках Его язвы гвоздиные и не вложу пальца моего в язвы от гвоздей (Боже мой! Какие же это были гвозди, если можно было вложить палец в рану от них! И еще копьем было прободено ребро: какое – левое или правое – вот интересный вопрос) и если не вложу руку мою (тут уж целую руку!) в ребра Его, – не иму веры»⁹⁰. И вот через неделю, дверем затворенным, Христос вновь является апостолам. На этот раз и Фома здесь. Сначала Иисус всем вообще преподает мир Свой. А затем... Тут я преклоняюсь, повергаюсь, сердце мое переполняется чувством ко Господу. Вот в чем и разнится любовь к людям – ей можно поставить границу, – а это ко Господу! Он мог бы сказать Фоме: «Как ты, тварь, посмел так отнестись к Моему явлению, к Моему воскресению?!» Попробовал бы так поступить хоть один из послушников здешних, хотел бы я видеть, что бы он вызвал в начальнике своем! А Христос? Он говорит Фоме: «Подай перст твой да и вложи в раны Мои; и руку твою – в ребра Мои; и не будь неверен, но верен!» Тут уж Фома восклицает: Господь мой и Бог мой! Но все же Христос выражает ему Свое недовольство, или как бы показывает его словами: Блаженны невидевшие и уверовавшие⁹¹.

19 июля 1909 г. В Донском.

Е. А. В одиночестве много приходится думать. Читать Евангелие – Слово Божие и думать. Часто приходит мне в голову: почему Бог начал спасение не с первого погибшего Своего создания – ангела (теперь диавола), а с человека?

Разговор начался с того, что я, увидев подаренный мной кувшин для молока, стоявший в кабинете на окне без употребления, спросила, почему он его не использует.

Е. А. Да, если разобьют кувшин, мне будет неприятно. А вам его отдать – это не полагается, подарки назад нельзя возвращать. Вот я думаю, что и спасение людей совершилось потому, что рай им был Богом дан и взять его назад Господь не хочет. Представьте себе, что у меня два сына. Старший – хитрый и злой, а младший – глуп как пробка. Оба передо мной провинились, оба ослушались моей воли. Я их обоих наказал. Но младший ждет прощения, желает его, стремится к нему, а старший – нет. Прощение и дано младшему – человеку, согрешившему по глупости, по наущению старшего. Бог, чтобы спасти его, принял его плоть. А ведь если бы надо было спасти Ангелов, то Он принял бы естество Ангелов, сделался бы не Богочеловеком, а Богоангелом.

24 июля 1909 г. Пятница. У нас.

Владыка Антоний привез проповедь отца Николая, произнесенную им по поручению митрополита Владимира в Скорбященском монастыре 30 июня, в праздник двенадцати апостолов, в день посвящения во игумении матери Нины (накануне я отдала ему проповедь для прочтения). Некоторые места владыка подчеркнул и мягко, нежно выговаривал за них. Проповедь о покаянии, вызванная самосокрушением. Ввиду этого самосокрушения появляются сравнения с собой в пользу монашенок.

Е. А. Где вы у Христа или святых апостолов видели такие сравнения? Их в Евангелии нет. Зачем вы пишете, что монашенки, придя в обитель, из грешных сделались святыми, из врагов Христа обратились в друзей Его. Ведь некоторые сдуру-то и поймут так, что только в их ограде друзья Христа. Ну а вы кто? Разве враги Его? Это ужас!

Зачем вы упоминаете о диавольской гордыне в людях? Этого не может быть. Диавольская гордыня у диавола, а у людей – людская гордыня, человеческая.

Приписали «Аминь» – о покаянии. А какая мысль Церкви – праздновать собор двенадцати апостолов?

5 августа 1909 г. В Донском.

Я говорю, что не в расположении говеть.

Е. А. Говеть? Что это такое? Надо всегда быть, «как говеть». Видишь в себе занозу – тащи ее.

X. С. А я не могу без помощи духовника. Вообразите себе, что у нас две чистые белые простыни. У вас она так чиста, что каждое пятнышко на ней видно, и вы стараетесь появившееся сразу вытереть, а у меня масса таких пятен, и нужна стирка, говение.

Е. А. Нечего носиться со всяким пятнышком к духовнику. Если вы желаете исповеди, как Таинства, – ну это другое дело. К Таинству этому, как очищающему от всех грехов, довольно прибегать раз в год, на Страстной неделе, и тогда «сдавать» все грехи, все вместе.

X С. А я раньше говела каждый пост или даже чаще.

Е. А. Ну а я себя не считаю достойным так часто приступать к Таинству Причащения. Смотрите, как привыкают к нему! Вон наши мужики, иеромонахи, – больно смотреть, как они, чередные, служат и как причащаются! Иногда и пьяные... А раньше ведь с большим благоговением приступали. Вы вот говорите, что у меня простыня чистая, с маленькими пятнышками. Пятна – все пятна. У Бога нет ни больших, ни маленьких. Он и большое, как океан, пятно очистит безследно, и маленькое, крошечное пятнышко оскорбит Его, если ты не хочешь его стереть. Так ведь не все же к духовнику таскать. Ну если, не дай Бог, соделаешь смертный грех – тогда скорей к духовнику, освободи свою совесть. Самый тяжкий грех – убийство: тут ты вступаешь в права Творца – Бога. Вы сравниваете состояние души с простыней, а я иначе скажу. Это – лес, и растут в нем и лопухи, но растут и орехи, и чудные грибы, и ягоды. И если лопух не на дороге растет и не мешает, то пусть его. Вон посмотрите на это дерево: как в нем все дивно, хорошо устроено: веточки, листья, цветы. Начните его подстригать и обчищать – что выйдет?

X. С. Значит, надо дать свободу дереву развиваться, как природа хочет, не куркузить его?

Е. А. И культивировать надо, а то диким вырастет.

(Эта беседа записана приблизительно, боюсь, что не сумела ее передать.)

6 августа 1909 г. В Донском.

X С. Что такое: «не введи нас во искушение»?

Е. А. А дальше как? «Но избави нас от лукаваго». Это продолжение той же мысли. Не введи нас во искушение лукаваго, но избави нас от него. Искушение лукаваго – диавола; искус – искусный силок, искусная ловушка, капкан, поставленный на нашем пути. Все гладко на этой дороге, все ровно. «Иди по ней смело», – говорит нам диавол, известный клеветник и лжец. Но как бы не так! Мы смело ступаем, а там нас ждет вместо гладкой дороги опасный овраг или капкан. Так вот зверей или птиц ловят в капканы, в силки. Поверишь лукавому, что тут дорога безопасна, да и попадешься в капкан. А диаволу только это и нужно: кончен твой путь в Царствие Небесное. А если и не кончен, если поднимешься, вырвешься, то уж калекой-то не так пойдешь дальше да и за собой никого не поведешь.

2 октября 1909 г. В Донском.

Е. А. Если бы кто-нибудь обратился ко мне с вопросом, что говорит о смертной казни Священное Писание, я бы ответил, что ничего не говорит. Священное Писание говорит для каждого человека в отдельности, что он должен или не должен делать. Ты хочешь убить – Священное Писание говорит тебе: «Не убий». А политическими вопросами, общественными оно не занимается. Оно выше этого. Оно слишком мудро для этого. Действительно, каждое правительство может смотреть на дело по-своему, и непременно то или другое правительство нашло бы политический совет в Библии вредным, опасным, революционным, и самая Библия могла бы быть запрещена в государстве как революционная книга.

Владыка вспомнил свою беседу у нас в доме в воскресенье, 27 сентября, при Надежде Васильевне Арсеньевой, которая от его слов смутилась. Разговор шел тогда о святом Иоанне Златоусте. Отец Николай говорил о том, что Иоанн Златоуст – любимый им святой, его идеал. И он обратился к владыке с вопросом, как тот относится к святителю.

Е. А. Он был оратор. Я люблю святого Григория Богослова, он мне больше по душе. Святой Василий Великий педантичен: поклоны, посты. Святой Иоанн – оратор, но этим меня не возьмешь, ведь Христос-то не был оратором. Вот и прозвали святого Григория Богословом (и правильно!), а святого Иоанна только Златоустом. Вообще нужно на Христа смотреть, Ему подражать. Многих святых не поймешь. Вон святой Симеон на столп забрался спасаться. Так ведь я этого не сделаю, такой глупости.

В это время отец Николай и заметил на лице своей сестры смущение и недоумение и сказал о том владыке.

Е. А. Что же тут смущаться? Кто со Христом, тому другие идеалы не нужны.

Когда владыка уехал, Наденька сказала нам, что ее смущение от этого разъяснения исчезло, что она вполне удовлетворилась таким разъяснением. Но владыка помнил, что она смутилась, и сегодня начал сам об этом речь.

Е. А. Не помню, но я чем-то смутил Надежду Васильевну. Вы или отец Николай мне об этом тогда сказали.

Я напомнила.

Е. А. Ах да, ну конечно. Нельзя заслонять себе образ Христа каким-нибудь человеком. Вот хоть Трифон⁹². Нашел старца Амвросия, и только и разговора у него, что о нем. А зачем я буду пить из колодца или из мелкого ручейка, когда передо мной чудная река. Зачем я буду смотреть не на учение Самого Христа, а на Его последователей, хотя и святых людей (я преклоняюсь перед ними, чту их святость, пропускаю их вперед, благословляю их – живите с Богом), но все же заблуждавшихся, грешивших и к чистой воде Его учения добавивших свои примеси. Зачем я буду влезать в их кожу? Например, Серафим преподобный сорок или сколько-то там дней и ночей стоял на камне и молился. Где Христос указал нам на это? И делал ли это Сам Христос?

Тут я решилась сказать следующее с извинением, что смею возражать и как бы учить его. Указала, что Христос, как Бог, в безгрешном человеческом теле не имел нужды в такой молитве, а преподобный Серафим, как известно, боролся этим способом с помыслами.

Е. А. Да, вот некоторые нацепляют на себя вериги, гири, чтобы плоть истощить, страсти ее убить! Оскопляют себя. Не так они борются. Это паллиатив⁹³. Здоровенный мужчина надевает на себя вериги и думает этим плоть смирить, как лошадь в стойло ввести. Нет, ты борись диетой. Диета так иссушит тебя, что все страсти отлетят. Это будет средство не противное природе.

26 и 27 сентября 1909 г. В Донском и у нас.

Владыка говорил о книге «Согласно ли с Евангелием учение Лютера?», которую мы с отцом Николаем собирались совместно переводить на немецкий язык.

Е. А. Прежде всего что это за заглавие? Для кого оно? Если взглянет на него православный, то скажет: «Конечно, нет, конечно, несогласно, я это знаю, я в этом уверен» – и не станет читать книги. Лютеранин же, наоборот, увидев такое заглавие, скажет: «Я знаю, что согласно, и не требую доказательств или опровержений этому» – и также читать книги не будет. Надо было составить заглавие просто: «Лютер, его жизнь и учение».

Это было бы хитрее. Всякий бы поинтересовался, не найду ли чего нового для себя в этой книге.

Затем вот что мы читаем: «Так вот эти самые индульгенции-то и испортили все дело. Не будь индульгенций, не было бы и протестантства». Лютер был умный человек и не мог примириться с фальшью индульгенций. Ведь Папа отпускал в индульгенциях грехи и умершим, если они были куплены на их имя, – ну, на этом основании Лютер стал опровергать и вообще молитвы за умерших. Также и Господь Бог – милосерд, но и правосуден. Об этом надо подумать. Если бы – только правосуден, то и спасение наше через Христа не совершилось бы.

Теперь наступил пароксизм неверия, безбожия, противления Христу. Этот пароксизм утихнет, но затем следующий уже будет сильней. Мы должны знать это и готовиться.

29 октября 1909 г. У нас.

Е. А. Нужно ли всегда говорить правду? ...всем?

Молчание.

О. Н. С некоторых пор я стал иначе об этом думать.

Е. А. Да. Как же, Сам Бог не всем Свою Правду, Свою Истину открывает, а перед иными и утаивает ее?! ...Утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам⁹⁴. Так и я, должен брать здесь пример. И если я вижу перед собой премудрого и разумного в житейском смысле (мнящего себя таковым), то, извините, – я молчу, я ему моей правды не открываю – ни за что. А вот если младенец передо мной, тогда другое дело. Один питается одной мудростью, другой – другой.

11 ноября 1909 г. В Донском.

(6 августа X. С., видимо, по просьбе Леона задала владыке вопрос «об искушении». – Ред.)

Леон, выслушав прочитанное мной объяснение епископом Антонием слов: «не введи нас во искушение», объяснением удовлетворился, но сказал, что ему осталось непонятным, что надо считать искушением.

Е. А. Когда вы мне в тот раз предложили вопрос Лео об искушении, у меня сейчас же явился целый поток, рой, каскад ярких мыслей по этому поводу. Возьмем две иллюстрации.

Во-первых, искушение Евы в раю⁹⁵. Она должна была, прежде чем поддаться искушению, задать себе вопрос: «Верно ли то, что ей говорит и обещает змий?» Так и мы должны при искушении ставить себе вопрос: «Верно ли это?» Ева послушалась диавола, поверила ему больше, чем своему мужу, который сам, лично, слышал заповедь от Господа. Ева ее от Бога слышала. (Да и вообще все заповеди были к нам, мужчинам, а с вас не так будет взыскиваться.) Ева была создана спустя некоторое время по сотворении Адама, спустя довольно времени. Адам уже жил в раю, пользовался всеми благами его и владел там всем, и только плоды одного дерева, стоявшего посреди рая, были запретными для него. Это было древо познания добра и зла.

Какое же тогда было зло? В людях и на земле его не было. Оно было только в диаволе. Добро в Боге, зло – в диаволе. Змий так искушает Еву, что не отрицает факта запрета со стороны Господа Бога о вкушении плодов с этого древа. Диавол, заметьте, всегда так поступает: он оставляет половину правды, а к ней прибавляет ложь. Так легче обмануть, если присутствует часть правды. И вот змий говорит Еве, что да, Бог запретил вкушать плоды с этого дерева, но вовсе не оттого, что, вкусив их, вы смертию умрете, а потому, что вы сами сделаетесь, как боги. Ева еще была так чиста, так доверчива, совсем не знала лжи, что она поверила этим словам. Удивительно, зачем она дала яблоко Адаму, а не ограничилась тем, чтобы попробовать его самой?

X. С. Вероятно, она хотела, чтобы и Адам сделался, как бог, а не она одна.

Е. А. Так она могла бы раньше попробовать, испытать, исполнится ли на ней обещанное змием, и тогда уже соблазнить или не соблазнить Адама. Адам же вообще не должен был брать этого плода – ведь он лично слышал заповедь от Бога. Он мог повторить Еве слова Божии и разъяснить ей, что змий лжет. И что бы тогда вышло? Если бы одна Ева ослушалась? Тогда вся история человечества иначе бы развернулась.

Адам и Ева не удержались, согрешили. Согрешили, как дети, не представляя себе, какое великое последствие несет за собой в мир их грех. И спрятался Адам, как ребенок, услыхав в раю шаги Бога. На Его вопрос: «Что ты сделал?» – Адам отвечает, что «жена, которую Ты мне дал, подала мне яблоко, и я его съел». Это место некоторые недальновидные комментаторы и законоучители понимают и объясняют так, что Адам упрекал Господа. Боже мой! Да как можно так думать! Не надо забывать, что Адам был чистый, как ребенок, и ответил просто, констатируя факт, что дело было так, а не иначе. (Вот тут Бог мог бы спросить: «Да ведь Я тебе давал заповедь, а не ей, отчего же ты не отказался от соблазна?» Что бы Адам на это ответил? Но в Священном Писании об этом ничего не говорится.) Дальше Господь обращается к Еве. Ева также констатирует факт, что это змий ей дал яблоко и она вкусила.

Начинается наказание за грех. Адаму, пользовавшемуся всем (кроме древа познания добра и зла) в раю без труда, повелевается отныне в поте лица своего возделывать землю, без чего она не будет больше кормить его, и он с голоду умрет, если не станет работать. Ева, поверившая словам диавола больше, чем словам мужа своего (поверившая ему больше, чем мужу), будет за это в порабощении и послушании у мужа. А самое тяжелое наказание диаволу, как главному виновнику.

Так вот видите, каким образом диавол выставил свое искушение?! Оно оказалось обманом. И теперь повторяет он то же самое, только картины другие. Так вот и скажите Лео, что не надо нам быть такими глупыми, чтобы не понимать, когда нам готовится обман, а нужно разбирать, что тут обман.

Теперь другая картина. Диавол искушает в пустыне Самого Господа Христа. Тут уж он не прибегает к обману, здесь это у него не пройдет. Он берет истину.

(Здесь разговор прервался.)

X. С. Благословите меня в такой-то день (называю число и месяц) съездить к Троице.

Е. А. Сердце мое как камень в данном вопросе. Не знаю, что вам сказать. Зачем?

X. С. Есть у меня предчувствие, основанное на некотором предсказании, что в этот день меня ждет большое искушение, и мне хочется таким образом избежать его. Бывают ведь странности. Я этого дня боюсь (такого именно числа и месяца 1909 года) уже давно, уже месяца два. Оттого и хочу уехать на этот день в лавру. Помните, вы мне говорили, что надо и диавола обманывать?

Е. А. Да, я вам это говорил, но не сказал вам, как это делать. Смотрите, как бы здесь не вышло наоборот. Вызовете на борьбу.

Я перекрестилась в ужасе.

Е. А. Да, будьте осторожны. Раз такое предчувствие есть, не считайтесь с ним, это будет самое лучшее. А тем, что вы уедете в лавру, вы искушения не победите, вы можете сами оказаться побежденной. Это малодушие – бежать от себя самой. Проведите спокойно дома этот день, и, поверьте, тогда у вас, по прошествии его, настроение духа будет лучше, чем если бы вы в этот день съездили в Лавру.

27 ноября 1909 г. Пятница. У нас.

Говорили о жене Льва Волкова касательно их развода и о том, что она в письме своем пишет: «Да будет со мною воля Господня».

Е. А. Воля Господня да будет! Конечно, это будет, мы знаем, но о какой воле должны мы желать, чтобы она совершилась? О той, которая совершается на небе – якоже на небеси и на земли. Вот мы и молимся, чтобы эта воля Господа, которая совершается на небе, также совершалась (правильно) и на земле. То есть чтобы наша воля соответствовала воле Божией, а не шла с ней вразрез. А чтобы она совершалась с нами, необходимо самим этому содействовать – желать поступать так, как хочет этого от нас Бог. Он все сделал для нашего спасения, но нужно, чтобы и мы желали спасения – насильно Он нас спасать не будет. Он имеет дело с живыми существами, а не с трупами. Вот здесь, на столе, у вас приготовлено всякое угощение, но надо, чтобы мы сами, своими ногами, подошли к столу, затем своими руками взяли бы это угощение. Если же мы сами не захотим, никто не заставит нас взять его. Господь не сотворит такого суда, не накормит тебя насильно, если ты сам сидишь, как безрукий, и сам не хочешь взять предлагаемого.

12 декабря 1909 г. Суббота. В Донском.

Е. А. В среду, когда я уже разделся и лег (в восьмом часу), звонят. Желтовского не было дома. Так не хотелось вставать и принимать кого-то. Однако переломил себя. Спрашиваю: «Кто?» Отвечают: «Толстой». А, думаю, тот самый, о котором говорил отец Николай, лишенный сана священник, перешедший в католичество. Спрашиваю: «Имя?» Отвечает: «Николай». – «Алексеевич?» – «Да». Впускаю. Тот самый. Я пошел одеться, а ему дал бумагу и карандаш и попросил его написать свое имя и адрес. Вернувшись в зал и предложив Толстому стакан чаю, я стал его расспрашивать и ответы его записывал на начатом им листе.

Он родился в 1867 году в Санкт-Петербурге, учился в 7-й петербургской гимназии, но не окончил ее, а перешел в Пажеский корпус, который и окончил. Затем в 1890 году поступил в Московскую Духовную академию. В том же году женился и был рукоположен во священника преосвященным Владимиром Нижегородским. Номинально был приписан священником в домовой церкви в имении князя Урусова (?) Сергачского уезда Нижегородской губернии. Служил там всего одно лето. По окончании Академии Толстой был выслан Саблером⁹⁶ в Рим за свою переписку с ксендзом Вакутелли, братом Папы Льва XIII. Был лишен сана, перешел в католичество, сделался в Риме священником в Греческом Патриархате, где поминал и Папу, как архиепископа Рима. Теперь Толстой живет в Москве как частное лицо, хотя приписан своей церкви в Риме. У его жены дом на Остоженке, в Савеловском переулке. У них четверо детей. Старшая дочь восемнадцати лет замужем за окончившим медицинский факультет Тихменевым, вторая учится в Александровском институте, мальчик шестнадцати лет учится в гимназии, последняя девочка пятнадцати лет тоже где-то учится, в гимназии или в институте, – он сам не знает, так как жена до детей его не допускает. Она жила с ним четыре года и всего его обобрала.

На этом я закончил писать и спросил его, отчего он перешел в католичество. Он ответил, что хотел присоединиться в Риме к Вселенской Православной (он имел дерзость так сказать!) Церкви, потому что там учение чище: о исхождении Духа Святаго от Отца через Сына; о непорочном зачатии Пресвятой Девы; и Папа как организатор внешней церкви – все это возвышает церковь. Тут я его спросил, знаком ли он с богословской литературой по вопросу о католицизме, например с трудами специалиста в этом вопросе профессора Керенского⁹⁷ и другими. Оказалось – нет.

Говорю ему: «Вы полагаете, что перешли во Вселенскую Церковь, но вы ошибаетесь – Вселенская во всей вселенной, а Римская – только поместная. Вы один член организма принимаете за целый организм. Вы считаете, что там учение чище. Нет, не чище оно, а наоборот, вы его засоряете, вы засоряете Евангелие. Наш православный Символ веры основан на Евангелии, в нем повторяются евангельские слова.

9-й член Символа мы читаем согласно со словами Самого Христа: Дух, Иже от Отца исходит⁹⁸. Он не сказал: «и от Меня» или «и через Меня». Как же вы смеете прибавлять от себя к словам Христа! Читаю, как католики: исходит от Отца Filioque⁹⁹, или через Сына, – ничего не понимаю. Читаю, по учению Восточной Церкви без Filioque, – тоже ничего не понимаю. С Filioque или без Filioque – ничего не прибавляется и не убавляется в моем понимании. Это Тайна Божия. Тайна! Здесь потише. Здесь веруй, а голову отыми.

Далее. О непорочном зачатии Пресвятой Девы. На Волыни я имел случай говорить об этом догмате с одним ученым католиком. На мой вопрос, почему они так верят, он ответил, что этим они хотят возвысить личность Христа. На это я ему сказал, что этим они не возвышают Христа, а унижают Его. Ведь немудрено быть непорочным, если мать родилась безпорочно и не наследовала первородного греха. (Так бы и я, пожалуй, был непорочным.) От такой матери можно быть непорочным и не будучи Богом. Но в том-то и дело, что первородный грех оборвался только на Христе – Он положил начало новому человечеству. И затем этим догматом вы делаете из Пресвятой Девы не Богородицу, а богиню, опять засоряете веру в Единого Бога в Трех Лицах.

Теперь о Папе. Мы такого преемника от апостолов не знаем. Мы знаем, что апостолы поставили себе преемниками епископов. А Патриарха, Папу и другие титулы дало уже государство. Они внешние администраторы в Церкви, они как бы по хозяйственной ее части. Не будь Папы и Патриарха – может быть, и разделения Церквей не случилось бы. Поэтому я и теперь против патриаршества – гордость-то разводить. Довольно нам этим заниматься, пора опомниться, перестать!

16 декабря 1909 г. Среда. В Донском.

Был разговор о похоронах архимандрита Иакова, которые состоялись вчера в Донском монастыре. Отпевание совершал за старшего епископ Антоний, сказавший перед разрешительной молитвой речь.

«Преподобный отче, священноархимандрит Иаков, мы собрались проводить тебя туда, «аможе вси человецы пойдем». И всегда эти проводы бывают грустны и печальны, и не потому только, что чувствуешь разлуку, но и оттого, что при этом испытуешь себя относительно умершего: не виноват ли я перед ним, не оскорбил ли, не обидел ли я его, не согрешил ли я перед ним. Совесть истязуешь – и в это время чувствуешь как бы духовный суд в самом себе, как бы исповедь. Но судьбы Божии неисповедимы. Когда я уходил сюда из града Ростова Великого, из Спасо-Иаковлевской обители, где почивают мощи святителей – Иакова Ростовского и Димитрия, митрополита, то ты пришел тогда проводить меня, а потом, немного спустя, и ты пришел сюда, но уже не ты меня, а мне тебя судил Господь проводить туда, аможе вси человецы пойдем. В святой Спасо-Иаковлевской обители ты был моим преемником, и, может быть, ты нашел в делах моих по управлению обителью ошибки, погрешности и недостатки, может, что-либо могло смутить и соблазнить тебя. Прости Христа ради. Знаю, что ты простил меня и всех нас, ибо ты скончался святой христианской кончиной, но я все-таки говорю это слово «прости» в умиротворение своей совести. Мы собрались проводить тебя туда, «аможе вси человецы пойдем», и все мы тебе «добраго ответа на Страшном Судищи Христове» у Царя и Бога нашего просим. Ты же предстательствуй пред Богом в молитвах своих за братию настоящую Донской обители и за тех, кто впредь в ней будут насельниками, – да будет мир между ними, а также и за святую Спасо-Иаковлевскую обитель».

Епископ Антоний обратил мое внимание на то, что про Спасо-Иаковлевскую обитель он сказал «святая», а про Донскую – без этого термина: «Там мощи, а здесь пока нет».

«Хотел я сказать другое – на Евангелие, но потом подумал: что я буду учить их – ведь тут архиереи, сами все знают. Хотел также сказать, что вот усопший предстанет на Суд и мы веруем, что Суд к нему будет милостивый. Ведь Суд поручен Христу! – а Он Сын Человечь есть¹⁰⁰, Он наш брат, Он строго судить нас не будет. Не дивитеся сему, что Суд будет милостивый, – «яко Сын Человечь есть». Вот если бы Бог Отец взял на Себя Суд – ну, тогда было бы другое дело. Но Он отдал Суд Сыну – „Ты поручился за грехи людей, так и суди их Сам“».

Е. А. Восточная Церковь не любит ничего мрачного, не омрачает себя траурными черными одеждами. Это все пришло к нам с Запада: эти колесницы с пугалами, вся эта мрачность на похоронах. Мы же любим всегда радоваться. Да ведь и самая смерть для христиан – праздник: потому как усопший вступил, сделал первый шаг в вечную жизнь. Конца ей не будет, но ведь начало-то есть, и вот он положил это начало, он опередил нас в этой новой жизни. Он уже получил через смерть залог воскресения.

21 декабря 1909 г. Понедельник. В Донском.

Говорили о сестре г-жи Модль, которая потеряла мужа, осталась молоденькой вдовой и хотела с отчаяния идти в монастырь. Владыка не благословил.

Е. А. Надо по крайней мере год подождать, поуспокоиться, узнать самое себя. Познать самого себя – это самая трудная наука. Недаром умнейший человек дохристианского мира, Сократ, советовал: «Познай самого себя». Его считали всеведущим, но сам он на это отвечал: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Но вот как бы звездочка блеснула сверху и приподняла таинственную завесу – человек возымел возможность познавать самого себя. Видели ли вы когда-нибудь орех-двойчатку? Так и в нас как бы два существа: у того и у другого свои желания, свои потребности, и из них то одно возьмет верх, то другое. Кто же им поможет разобраться? Мое духовное «я», которое выше их. Я жалею и ту сторону, и другую, но знаю, что надо желать и как надо поступать. Но для того, чтобы начать познавать себя, надо приступать к этому не по-свински, нельзя быть отуманенным никакой страстью. Всякая страсть тут помешает, телесная ли или душевная. Убийство, ненависть, грусть, тоска, уныние, плотская страсть – все это туманит человека, и нужна сначала диета для врачевания страсти, и тогда уж можно приняться за дело самопознания.

X. С. Вот я сознаю, какая половина права, но в известные моменты как бы клапан в одной половине закрывается и преобладает тогда другая.

Е. А. Ну пусть у той, значит, каникулы. Ничего, клапан опять потом откроется.

9 января 1910 г. Суббота. В Донском.

Е. А. В прошлый раз вы обратились ко мне с вопросом¹⁰¹, и я экспромтом ответил вам. Потом, после вашего отъезда, взял Евангелие, перечитал подлинный текст и своим объяснением остался недоволен.

Он перечитал записанное мной, сказал, что я передала его слова совершенно верно, но что это только вывод, а каким образом дойти до этого вывода, он еще не додумался.

Е. А. Греческое «tapeivwsei» значит буквально – «мал ростом». Я не могу стать малым ростом телесно – значит, должен стать им духовно? Но я не хочу быть на уровне духовного развития ребенка. Правда, он зла не делает, но и добра также не делает. Нет, я люблю борьбу; там, где чередуются и борются добро и зло, свет и тьма, – там жизнь. Что же это значит – стать «малым ростом»? Вы мне задали духовную порку – буду об этом думать.

11 января 1910 г. Понедельник. У нас.

Е. А. Христина Сергеевна задала вопрос о дитяти, на который я ей было ответил, но затем взял Евангелие и нашел подлинное греческое выражение – буквально означающее «стать малым ростом». Стал думать, как объяснить именно это выражение (сказал, что ворочался всю ночь, думая об этом). Ребенок мал ростом. Он это сознает, так как видит, что все выше, больше его. Так и мы должны сознавать свой духовный рост малым перед другими. Ведь мы не знаем, каков наш духовный ценз, каков Суд Христов. Правильные весы только у Господа, Он Один знает, что мы стоим. Поэтому и мы должны считать себя по достоинству перед Богом ниже других, чувствовать и исповедовать это искренно.

Вот кто такого человека, умалившего себя духовно, как дитя, принимает во имя Христово, тот Самого Христа принимает. Так вот, когда «ради Христа» принимаешь кого-нибудь, смотри – считает ли он себя искренно таким духовным младенцем. А то примешь его за младенца, а он обманщик и волк и может укусить. Ведь мы смотрим на другого человека близоруким взглядом, через свою призму, и дальше носа своего не видим.

А бывает так: возьмем человека преступного, например, помилуй Бог, убийцу. Может быть, он мученик – у него в крови от предков унаследованы хищнические наклонности, он несет эту тяжесть как наказание за грехи предков до седьмого рода. Так же и всякая другая порочная страсть. Сам человек праведный, а порок мерзок! Но порок этот наследственный мучит его, он ему поддается, как наносному налету, и страдает потом. Если разобрать, то личного его греха тут самая малость, а мы судим по видимости.

Когда 11-го же вечером отец Николай рассказал об этом разговоре своему отцу, то тот заметил, что считать себя хуже других нетрудно. Отец Николай подчеркнул, что самое ценное, как сказал владыка, если можешь себя считать хуже всякого человека, ниже его по духовному росту. Отец его добавил: «Если отнесешь к себе слова Спасителя, сказанные городам Хоразину и Вифсаиде¹⁰², и подумаешь, что сделал бы другой на твоем месте, если бы ему были явлены такие духовные силы, как тебе, то это не трудно».

27 января 1910 г. Среда. В Донском.

Е. А. Вот Христина Сергеевна меня как-то спрашивала, как понимать и согласовать следующие слова Спасителя: ...и будут некоторые из вас умерщвлены... но и волос с головы вашей не пропадет¹⁰³. Действительно, если посмотреть, выходит абсурд – как волос с головы не пропадет? Вот я сейчас вырву у себя волос – он и пропал. А если убьют, то как же волос не пропадет? Это надо понимать вот как. Есть четыре способа выражения мыслей: 1) синекдоха – когда вместо целого называют часть; 2) метафора – когда одно и то же, тождество, переносный смысл; 3) гипербола – когда преувеличивают понятие; 4) ирония – когда понятие иронизируют.

Слова «волос с головы вашей не пропадет» можно отнести к первому способу выражения, синекдохе. Когда говорят: «Он зарабатывает себе на кусок хлеба», тоже прибегают к синекдохе. Ведь не в буквальном смысле зарабатывается только кусок хлеба, но подразумевается и пища, и одежда, и квартира. «Волос с головы» означает не только волос с головы, но и самую голову, то есть жизнь человека. Ведь «волос с головы» – это не в буквальном смысле, иначе как отнести эти слова к плешивым? Значит, они составляют исключение? Нет, тут надо понимать так, что духовная голова, душа, не пострадает и при самом убиении тела. Здесь надо подразумевать также слова Христа, сказанные в другом месте: ...не бойтесь убивающих тело, душе же не могущих повредить¹⁰⁴. То есть жизнь твоя в самом ее существе сохранится.

30 января 1910 г. Суббота.

У нее, у любви, длинное-предлинное сердце. А какая длина? Да без конца. Имя ей – вечность. Ныне и здесь – вера, надежда, любовь, а там – только любовь.

Сердце – это резиденция, местожительство любви. Оно – святыня, престол и жертвенник любви. Слишком оно нежно, и потому нужно беречь его. Оно может дрогнуть (как бы от микроба) от духа уныния, малодушия, маловерия, но это у него уже не от себя самого, а от разума. Поучения сердца моего – знание¹⁰⁵. Но это уже мужчина.

Е. А. В вашем объяснении второго воскресного Евангелия¹⁰⁶ есть большое рассуждение о том, кто такая была другая Мария¹⁰⁷ и что, по Синаксарю и по Дебольскому, под этой другой Марией подразумевается Богородица. Примите с любовью и мое по сему разумение.

Ставлю себе вопрос: в числе жен-мироносиц, приходивших зело рано¹⁰⁸, еще сущей тьме¹⁰⁹, на гроб, чтобы помазать ароматами тело Господа Иисуса, была ли Сама Матерь Его, Пресвятая Дева Мария? И отвечаю: нет, не была и быть не могла.

Мироносицы – это те жены, которые следовали за Иисусом от Галилеи и служили Ему от имений своих¹¹⁰. И в числе их не только другой, второй, но и первой Она, Пресвятая Дева, не значится; не значится потому, что Она – не мироносица, а Матерь Божия, Матерь Бога нашего, Господа Иисуса Христа. «Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу» неудобно мнить и нельзя числить в лике жен-мироносиц. Первой же мироносицей всегда и везде значится Мария Магдалина.

Матерь Божия не могла быть вместе с мироносицами потому, что помазать ароматами тело Иисуса легче было мироносицам, а Матери Его и без того было тяжело. Предречение Симеоново: ...и Тебе Самой оружие пройдет душу¹¹¹ – исполнилось, когда Она стояла при Кресте Иисусове¹¹². И у нас помазают усопшего ароматами обыкновенно посторонние лица, а не сами близкие.

Наконец, Она не могла идти ко гробу потому, что зело рано, еще сущей тьме, не мог отпустить Ее Одну святой Иоанн Богослов, а если бы Она и пожелала пойти, то и он должен был быть с Ней рядом.

Хорошо, что Пресвятая Богородица не была с мироносицами у гроба, а то, если бы была и явилася пред апостолами яко лжа глаголы жен-мироносиц о том, что Христос воскрес, и не вероваху им¹¹³, такое отношение к глаголам, к словам Самой Божией Матери со стороны апостолов было бы непочтительно, а может быть, даже и непростительно.

Евангелие говорит, что воскресший Господь Иисус Христос явися сперва Марии Магдалины¹¹⁴. Но, по преданию, Он еще раньше явился Своей Пречистой Матери, только не у гроба, а в доме возлюбленного ученика Своего Иоанна Богослова. Евангелие же не говорит о сем не только по величайшему, глубокому смирению Его Матери, но и из предосторожности самих апостолов и евангелистов, дабы не дать повода врагам Христа подвергнуть глумлению описание сего явления в Евангелии. Ибо, по преданию, мы научены молчанием охранять в тайне святыню таинства¹¹⁵.

15 марта 1910 г. В Донском.

Владыка говорил о том, что хотел ответить на письмо отца Николая, в котором он писал, что неприятности в приходе его угнетают (собственно, он писал так не о себе, а обо мне).

Е. А. Я хотел ему так написать: жизнь волнуется, как море, но в этой буре могут возрасти плоды Духа Святаго: любовь, мир, радость о Дусе Святе, долготерпение. Поэтому бури этой бояться нечего, она полезна для души. Тело, нервы, конечно, страдают (да и то, тело и душа так тесно соединены друг с другом, что если душа будет здорова, то и тело). Если же эта буря волнует тебя иначе, по-земному, если ты мучаешься, ища выгод ради земных, грешных целей, – тогда берегись, тут может пострадать, погибнуть не только твое тело, но и душа. Мы немощны, но Благодатью Божией можем быть, как скала в бурю, твердыми.

Е. А. Вчера у меня была купчиха М. У нее сын двадцати шести лет страдает падучей. Я ее спросил, когда это с ним сделалось и с чего началось. Оказалось, он раз проспал пасхальную заутреню, она пришла из церкви и стала его за это ругать. И тут с ним сделался первый припадок.

«Здесь никакие лекарства ему не помогут. Это – твой грех, ты и моли у Господа прощения себе и помилования твоему сыну. Как можно?! В такой день, когда Христос принес нам всем радость и прощение, ты осмелилась ругаться. Твой сын проспал по немощи, а ты из церкви ему принесла не радость, а бранила его. Он мог пойти к поздней обедне или на второй день к обедне. Я и сам раз проспал – так ведь это немощь тела. Пришел уже к концу утрени. И не осуждал себя – ведь не намеренно это сделал. Не разбудили. И его не разбудили».

Верят еще в наговоры, заговоры. Я об этом иначе рассуждаю. Тут почва может быть подготовлена для действия разных сил. Иногда действует Сам Господь, по Его воле попускаются наказания. Например, Хам посмеялся над отцом (ничего особенного он не сделал по нынешним понятиям), и Господь наказал его в его детях. Наказание миновало его самого и началось с его сына. Ему было бы легче самому понести это наказание, которое окончилось бы с его жизнью. А иногда человек подвергается влиянию других сил. Если находится подходящее настроение в человеке, в него, как в приготовленный дом, входит бес, тут может случиться беснование. Если связь с Христом не порвана, то нечего бояться – никакие темные силы не одолеют, хотя бы и падал человек.

«Очень трудно решить, какая именно сила действует здесь. Тебе вот что следует сделать: наступит Светлый день, пойди в церковь, помолись, покайся в своем грехе, попроси у Бога себе прощения, а сыну твоему помилования, и он начнет поправляться от своих припадков постепенно, а может быть, и сразу».

19 марта 1910 г. В Донском.

Когда я вошла, в передней стояли две дамы в трауре (я их видела в соборе за преждеосвященной обедней), владыка разговаривал с ними, находясь в зальце. Не прислушиваясь к их беседе, я стала тихо говорить с Желтовским, но вскоре услышала довольно гневный голос владыки: «...а вы мне сказки рассказываете, прощайте!»

Когда они ушли, я разделась и, поздоровавшись с владыкой, заняла по его приглашению место на диване.

Е. А. Они во второй раз приходят – купчихи. Я всегда так: дворянам и духовным один прием, купцам и мужикам – другой.

На это я ему сказала, что это не совсем так: как-то раз я застала у него старуху-крестьянку, с которой он долго разговаривал и, помню, очень внимательно отнесся к ее положению.

Е. А. Ведь вот вы как меня критикуете. Ну тогда я вам другое скажу. Я всегда испытываю свое сердце, когда слушаю приходящих ко мне. Обращаюсь к Евангелию, ко Христу. Посмотрите, кто окружал Его, кто приходил к Нему за помощью? Всякие грешники, грешницы, прелюбодеи, блудники, блудницы, мытари, больные – калеки нравственные или в прямом смысле. И Христос всех их принимал, никому не отказывал в Своем человеколюбии, в Своей милости, в Своей любви. Даже заботился о том, чтобы накормить их, творил для этого чудо. Но не ко всем Он так относился. Подходили к Нему фарисеи и саддукеи – так Он совсем менялся:

Горе вам, лицемеры¹¹⁶. Вспомните: слушала Его учение к народу кучка фарисеев, законников, людей, считавших себя праведными, любивших, чтобы и другие считали их таковыми же, но на них Он не обратил ни малейшего внимания.

И когда ученики Его сказали Ему, что фарисеи, слушая слово Его, соблазнились, смутились, то и тут Он ответил: Всякое растение, иже не Отец Мой насадил, искоренится; оставьте их: они – слепые вожди слепых¹¹⁷.

Почему так? Да потому, что Иисус смотрел на сердце. У приходивших к Нему грешников сердце, конечно, было загрязнено, очень загрязнено, но цело. У тех же – уголь. Сгоревшее зерно, превратившееся в уголь, садовник не станет сажать в землю и окружать уходом (разве сумасшедший какой), а выбросит его вон; зерно же загрязненное – другое дело, он его обмоет водой и возьмется за него. Здесь вода, там – благодать. Она всякую нечистоту смоет, только бы чувствовать эту свою нечистоту и молиться: «Господи, избави меня от грязи этой, хоть пред смертным часом моим обмой меня!» И мне довольно. Большего я не прошу. Праведником быть не могу – где уж! Да и недостоин.

Так вот, когда ко мне приходят, я сейчас же чувствую по первому ответу о своем имени, с каким сердцем пришел человек. Разговаривая дальше, убеждаюсь в первом впечатлении и, если уголь, – вон.

Я сказала, что мне написали, что тяжелобольная девочка в Лодейном Поле, о которой владыке давали телеграмму, стала выздоравливать и что они верят, что это по его молитвам.

Е. А. Я человек верующий. Когда получаю подобную просьбу, что я делаю? Вы думаете, читаю длинные молитвы, акафисты? Моя молитва – четверть минуты! Сначала вздох: «Господи, помилуй» – меня и его, так как мы оба грешники, оба нуждаемся в помиловании. Затем: «Господи, благослови». И наконец, уже славословие за то, что моя молитва услышана: «Благословен Бог наш!» И я скорее схожу с этой высоты веры (на такой высоте удержаться трудно!) и стараюсь заняться другим и благодушествовать.

Владыка говорил о том, что хорошо бы вторым священником назначить вместо теперешнего священника К. диакона Смирнова, потому что он человек преданный отцу Николаю.

На это я высказала свое мнение, что диакон Смирнов очень умен и пока он друг – он хорош, но если отец Николай как-то оскорбит его и тот вдруг сделается его врагом, то будет опаснее отца Кудрина, который не так умен.

Е. А. Если бы так случилось, то, увидев отца Смирнова, я бы предложил ему такой вопрос (сначала рассказав будто бывший случай ваши предположения): «Кто, по-вашему, здесь более прав перед Христом?» И если Смирнов действительно умен, то это было бы предостережением для него.

24 марта 1910 г. Среда. В Донском.

Мы были с отцом Николаем, который приехал просить благословения на новую должность: вчера его выбрали членом Совета благочинных, но перед выборами в Церкви, когда духовенство уже начало съезжаться, отец благочинный резко говорил с отцом Николаем по поводу дел церковного попечительства.

Е. А. Я люблю бурю на море. После нее происходит дезинфекция воздуха, да и купаться, бывало, я любил не в тихом море, а в бурном, когда надо крепко держаться, чтобы волна не унесла или чтобы не толкнула так, что обо что-нибудь стукнешься и ушибешься. Если нет бурь, то не приобретешь и мудрости змеиной, евангельской, которая есть христианская философия. Когда мудрость есть, то врата адовы не одолеют, тогда сердце утверждено на вере во Христа, как на скале. Ты ecu Петр, – сказал Господь, применяя метонимию (Петр – камень, скала), – и на этом камне Я воздвигну Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее¹¹⁸. Когда Господь находит такую веру в человеке, то Он в нем на этой вере, как на камне, созидает Свою Церковь и человек становится членом Церкви.

Е. А. Мать ответственна за своего сына до семилетнего возраста, а там ответственность передается отцу. С матери она снимается из сожаления к ней: она может быть нужна еще другим младенцам, а отец пусть отвечает за своего сына как христианина и гражданина.

26 марта 1910 г. Пятница. В Донском.

Е. А. Спаситель сказал: ...любите врагов ваших...¹¹⁹. Каких это врагов? Людей иноплеменных, людей, живущих за оврагом? У нас в Симбирской губернии, на границе бывшего Казанского царства, во времена царя Алексея Михайловича ископан был громадный овраг, очень глубокий, на одной стороне которого высился вал. Там располагались сторожевые посты с такими незаметными отверстиями-окнами, что почти невозможно было увидать их со стороны. Из них наблюдали за приближением врага, и, увидев его, сторожа сейчас же давали знать соседнему сторожевому пункту, те дальше – и по всему оврагу принимались меры к встрече врага. Неприятель через овраг перелезть не мог; сверху, с вала, его убивали. Так вот что такое «враг». Такого врага, вопреки учению Моисея – «ненавидь врага твоего» (и люби ближнего своего), Христос велел любить. Евреи до сих пор любят только своих евреев; мы же, по заповеди Христа, любим и иноплеменников. Я люблю француза, немца, татарина. Все они мне братья, все веруют в Бога, исполняя одни – закон написанный, другие – естественный, как Бог им определил, и судиться они будут сообразно этому определению. Но Христос мне нигде не сказал: люби убийцу, люби злодея. Если припомнить притчу Спасителя о милосердном самарянине, то там ясно выражена эта мысль, как враг делается близким ограбленному разбойниками¹²⁰.

31 марта 1910 г. Среда. В Донском.

Владыка говорил мне, что утром, в 9 часов, у него были две монашенки из Скорбященского монастыря – Антонина и Ирина, которые сказали владыке, что их послала к нему мать благочинная. У них в монастыре смута. Во-первых, прежняя регентша Дарья, отставленная новой игуменьей Ниной, смущает всех певчих, чтобы они не слушались новую регентшу, мать Донату, и не пели бы. Но они этого не хотят исполнять.

Во-вторых, мать Доната (она выписана из Воронежского монастыря) по приказанию игуменьи разделила певчих на два хора: правый клирос – голоса получше, левый – похуже, а игуменья велела распределить иначе – регентша обиделась и хочет уходить из монастыря. Спрашивают, как поступить. На это владыка говорит им: «Пусть ко мне придет мать Доната, ей я скажу, а вам нет». Вот при мне и пришла мать Доната. Владыка оставил меня в кабинете и велел слушать, что он будет ей говорить. Встретил он мать Донату сурово, даже грозно. Не разрешил войти в комнату (так как он простужен, а она с холоду) и приказал ей сесть на стул, у окна в передней. Вероятно, она все же сделала шаг к нему, потому что он закричал на нее: «Слушаться!» Затем стал говорить, что он вообще очень осторожно впускает к себе приходящих, так как не знает, с какой целью кто приходит: «Ведь и сатана приходит иногда под видом Ангела света. Может и убить. Ведь разве диавол меня любит, как ты думаешь? У меня и враги есть». Приемный час – утром, в 11 часов, а теперь, в 5 часов вечера, он принимает только родных и друзей, но для нее делает исключение, так как уже сказал утром монашенкам, чтобы она пришла. Он делает различие между людьми.

Е. А. Ведь и Бог не всех одинаково любит. Так что же, Он для одних припас рай, а для других – ад? Разве можно от любви приготовить ад?! Нельзя так думать. И на кресте Христос полюбил кающегося разбойника и в ответ на его мольбу: «Помяни мя, Господи, во Царствии Своем» – сказал ему: «Днесь со Мною будеши в рай», а тому, глумящемуся над Ним, этого не обещал. Один будет в раю, другой – в аду.

Христос велел остерегаться фарисеев и саддукеев. Фарисеи – это жиды, не верующие во Христа, а саддукеи – материалисты, не признающие загробную жизнь. Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской¹²¹.

Ну, мне монашенки сказали, что у вас там смута.

В это время, вероятно, мать Доната встала и поклонилась в ноги владыке, потому что он опять грозно закричал на нее, чтобы она сидела, где ей указали, и что он терпеть не может, когда ему кланяются в ноги.

Е. А. К святому Иоанну Богослову явился Ангел, и, когда Иоанн хотел поклониться ему, Ангел его остановил: «Одному Богу только надо кланяться». Это Ангел с Неба так сказал, а мы-то, Боже мой, кланяемся друг другу, человек человеку! Когда я был на епархии, многие знали, что я не люблю земных поклонов мне, а кто, не зная еще этого, кланялся мне в землю, я того не слушал и велел уходить. Когда человек интересовался, что это значит, чем он мог рассердить меня, ему предлагали вопрос, не кланялся ли он в ноги, – и таким образом понемногу все узнавали, что этого делать не надо.

К сожалению, на меня три раза во время этой беседы нападал такой кашель, что я вынуждена была уходить в соседнюю комнату и таким образом теряла нить разговора. Должно быть, во время моего отсутствия зашла речь о том, что у матери Донаты есть четыре тысячи рублей и что они у нее вызывают какое-то недоумение (то ли в прежнем монастыре они остались или отсюда она их не может получить). И еще недоумение – примет ли ее воронежская игуменья обратно. На последний вопрос владыка сказал, что не думает, чтобы та ее приняла, так как она, вероятно, на нее обиделась. И добавил: «В тебе мало Евангельского, Христова». Стал ее расспрашивать, откуда она (хохлушка), кто она (торговые крестьяне, мать умерла десять лет тому назад), сколько ей лет (тридцать семь), сколько лет она в монастыре (двадцать один год). Значит, пошла в монастырь, ушла из дому шестнадцати лет. Отчего? По своей воле? Родители не принуждали? «Нет, я пошла по своей воле, против воли родителей».

Е. А. Ну теперь все сказано. Ты счастлива никогда не будешь. Ты не соблюла Заповеди Божией о почитании родителей. Как это? Пошла в монастырь спасаться? Для послушания чужой женщине, которая называется игуменьей, и свое послушание это начала с непослушания Богу. Ко Христу подошел юноша с вопросом, что ему делать, чтобы наследовать Царствие Божие, чтобы спастись. Христос ему отвечает: «Если хочешь внити в живот, соблюди заповеди». Юноша спрашивает: «Какие?» Он полагает, что услышит какую-нибудь новую заповедь. Не прелюбодействуй, не укради, чти отца твоего и матерь твою¹²². И эту заповедь Христос несколько раз повторяет, чаще, чем другие заповеди, как бы для того, чтобы вдолбить ее безтолковым людям.

После вынужденного перерыва слушаю дальше.

Е. А. «У тебя, думаю, плохой характер». – «Да». – «Вот ведь я тебя в первый раз вижу и заметил это. Так тебе надо начать с самой себя, с исправления своего сердца, иначе ты нигде покойна не будешь, ни в одном монастыре, и даже если будешь жить на частной квартире, все равно».

Тут она сказала владыке, что она, пожалуй, скоро умрет, что у нее сердце и нервы не в порядке.

Е. А. Ну так что же, и умирай. Кому ты нужна? От родителей ушла без благословения, со всеми кругом себя ссоришься. Только что ты с собой-то понесешь? Вижу я, что мало ты припасла. Вот четыре тысячи рублей припасла, но ведь они здесь останутся, не пригодятся тебе. Сердце у тебя каменное, черствое, мертвое – но попробуй размягчить его.

Подумай, монастырь ли у тебя там? Ты в монастыре живешь, но стены монастырские тебя не спасут. Можно жить в миру, как в монастыре, и в монастыре, как в миру. Разве Христос говорил что о монастырях? И святые апостолы? И первые христиане? А спаслись. Монастыри – учреждение человеческое. Пришлось людям-христианам спасаться от язычников-императоров, истребляющих их, – поэтому и скрывались в монастырях. Надо было или голову свою под плаху выставлять, или идолам кланяться – вот и уходили в монастыри.

Посмотри в свое сердце, есть ли у тебя там христианское смирение? Кротость, послушание, любовь? Кротко ли, в смирении ли ты переносишь обиды? Взгляни на Христа, сколько Он в жизни терпел от отношения людей к Нему?! Фарисеи Его укоряли за то, что Он «ядца и винопийца» (ядца – значит, любит много поесть, винопийца – то есть пьяница), что Он любит общество низких по нравственности людей: блудников, блудниц, мытарей-грешников. И что же Христос? Оправдывался? Нет.

А перед крестом, как Христос перенес предательство Иуды? Когда Иуда пришел в Гефсиманский сад с воинами, Христос знал, что он предал Его, и когда Иуда дал Ему целование, – что же, Он стал бранить его? Нет, Он сказал ему только: Друг, целованием ли ты предаешь Сына Человеческаго?¹²³. Потом, на кресте Распятого, хулили Его, а Он опять кротко это переносил.

А святые? Сколько они также терпели незаслуженных обид и переносили их даже с радостью, собирая этим драгоценные камешки для венца своего нетленного, вечного. А ты? Накопила ли себе таких камешков? Хоть один такой припасла ли? Нет, ты себе накопила четыре тысячи рублей. И что?

Послушайся игуменью, как родную мать, и по крайней мере до Фоминой оставь все эти заботы. Наступают великие дни Страстей Христовых, затем Светлый праздник Его Воскресения – оставь все хоть до Фоминой. А там что Бог тебе скажет. А пока подготовь из певчих себе заместительницу. Есть регентша Пелагея? – ну и прекрасно, делай так, будто она главным образом управляет хором, а ты за ее спиной. А то ведь вы очень любите, чтобы вас хвалили. Поэтому и к обидам так чувствительны. Святые кротко и послушно все переносили ради Христа, а вас чуть блоха укусит – и вы уж вне себя.

В Ростове, где я управлял обителью, покоятся мощи двух святых: святителя Иакова – под спудом, святителя Димитрия – на вскрытии. Когда святитель Иаков был молоденьким послушником, на него как-то озлобились братия и, захотев его погубить, раз, в бурю и ледоход, от имени настоятеля обители ночью послали его через реку к другому берегу в часовню (где были запасы деревянного масла). Святитель Иаков, перекрестясь, послушно отправился через реку, прошел по ней, как посуху, и так же вернулся назад, принеся масло настоятелю. Тот очень удивился, что святитель Иаков ходил за маслом в такую бурю и через движущийся лед, и, когда узнал, кто его именем приказал это, так рассердился, что хотел сейчас же прогнать тех монахов из обители. Но святитель Иаков стал просить о прощении их, умоляя его, кланяяся в ноги. Тогда настоятель сказал: «Никогда я еще никого не слушал в таких делах, но тебя послушаю, так как через тебя Господь сотворил чудо для нашей обители». И простил монахов.

Ты должна для начала исправления себя попросить прощения у своих родителей. Хотя мать твоя уже в Царствии Небесном, положи и перед ней поклон, прося прощения, и с отцом помирись. Бог что обещает за почтение к родителям? Благоденствие и долголетие. Переменись, и Господь пошлет тебе долгую жизнь.

Тут она запротестовала, что долго не проживет.

Е. А. Ничего ты об этом не знаешь! Вот преосвященный Гурий Новгородский¹²⁴ (он мне родственник) – ему восемьдесят два года, и он еще не старик, а все его братия и сестры умерли от чахотки.

10 ноября 1910 г. Среда. В Донском.

Разговор шел о науке.

Е. А. Наука и природа – синонимы. Цель науки – познать природу. Но нам теперь заниматься этим некогда. Потом, когда умрем, можем на свободе раскрывать тайны науки, природы. А теперь не до этого, дай Бог справляться самому с собой. Надо суметь управить обоими началами, из которых оба – герои. Запряжены в дышло пара коней: один стремится, летит вверх, другой тащит вниз. С этим не справишься – погибнешь, с тем – тоже: психопатом станешь. Мужчины более могут уравновешивать себя при помощи холодного рассудка, чем слабые женщины.

20 ноября 1910 г. Суббота. У нас.

У отца Николая еще не совсем зажили раны от ожогов о печку в ванной, оставались струпья. Он не знал, начать ли ему уже служить.

Е. А. Пока тело не станет совершенно чистым, нельзя приступать к безкровной Жертве. Вспомните, в Ветхом Завете, агнец, приносимый в жертву, должен был быть непорочен, без единого пятнышка. Конечно, мы, грешные, нечистые нравственно, приступаем к совершению Таинства, я чувствую это, но знаю также (все это владыка говорил со слезами на глазах), что по воле Божией мы совершаем сие Таинство, что именно нам, грешным людям, а не Ангелам, Господь поручил совершать его. Зная все это, вверяюсь Благодати Божией, она меня очищает, поднимает, и я, как бы окунаясь в море благодати, забываю о своих грехах. Ну а насчет внешней чистоты, наружных ран, на благодать нечего надеяться, тут уж сам следи за собой.

22 ноября 1910 г. Понедельник. В Донском.

Я видела сегодня во сне, будто говорю владыке, что с некоторых пор никогда не сажусь, когда подходят причастники к Чаше (считаю неудобным садиться, когда в храме видимым образом является Христос). Вспомнила об этом сне в связи со следующим разговором.

Вчера владыка служил и было много причастников: и взрослых, и детей. Говорили о том, что так всегда бывает, когда он служит. Он это объясняет тем, что всегда всех, с первого человека до последнего, приобщает сам, другие же архиереи и даже архимандриты, причастив некоторых, передают Чашу сослужащему. Народ видит, что, верно, они недовольны, когда у них много причастников, и не стремится у них приобщаться. У него же много причастников, потому что он, по-видимому, доволен, раз сам всех причащает. «Я считаю и неудобным передать Чашу; ведь все равно в алтаре я не сяду, пока причащают».

Тут я вспомнила свой сегодняшний сон и спросила владыку, почему именно он не садится. Он долго молчал. «Да ведь читают молитву: «...яко разбойник исповедаю Тя», и я прежде всего эти слова отношу к себе. А если я разбойник, то могу ли сесть?»

1 декабря 1910 г. Среда.

Я говорила как-то владыке, что не понимаю, что значит, когда Мария Магдалина, узнав в садовнике Христа по Его воскресении, воскликнула: Раввуни! – а Он ей сказал: Не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему¹²⁵. Если бы Христос сказал: Восхожу убо ко Отцу Моему, то можно было бы понять так, как говорит отец Николай (следя за греческим текстом): Не прикасайся ко Мне, не увязывайся за Мной, не думай, что будешь, как прежде, всюду следовать за Мной, – нет, восхожу убо ко Отцу Моему.

1 декабря здесь был и сам отец Николай, и он первый заговорил на эту тему, приведя свое объяснение. Владыка усмехнулся и сказал, что надо бы спросить объяснения у преосвященного Трифона, – он, как оратор и проповедник, растолкует (отец Николай понял, что владыка говорит о нем самом).

Е. А. Христос всегда смотрел на внутреннее состояние того человека, с которым говорил. Какое внутреннее состояние было у Марии Магдалины? Она пришла ко гробу с ароматами, не нашла в нем тела Господа и так была смущена этим, что не понимала, о чем говорит: мысль о воскресении не приходила ей в голову, она только думала о том, что за тот день Пасхи, когда она здесь не была, кто-нибудь, может быть, те же Иосиф и Никодим, перенесли тело в другое место, поскольку положили Его сюда только на время, так как приближался великий день иудейской пасхи и надо было торопиться с погребением, а гроб, приготовленный Иосифом для себя, был близко от места распятия. Мария Магдалина стояла и плакала у входа в гробницу, и, когда, плача, наклонилась в гробницу, она увидела двух Ангелов в белых одеждах, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисусово. И говорят ей они: Жено! что ты плачешь? Отвечает им: Взяли Господа Моего и не знаю, где положили Его. И, сказав это, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего и не узнала, что это Иисус. Он говорит ей: Жено! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, отвечает ему: Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его¹²⁶. Это она, слабая женщина, хочет взять Тело Господа Иисуса, как бы тело ребенка, и одна унести Его куда-то, когда двое мужчин, Иосиф и Никодим, несли Его да, вероятно, и другие помогали, поддерживали.

Мария пришла ко гробу на рассвете, она была в саду одна и, естественно, могла бы испугаться, увидев перед собой незнакомого мужчину. Но она сообразила, что это, вероятно, сторож сада и, верно, он и взял Его. Видя такое ее состояние, Христос окликнул ее: «Мария!» Тут она Его узнала, но все же мысль о воскресении не пришла ей в голову. Может быть, она решила, что Он восстал как бы от естественного сна и она по-прежнему сможет общаться с Ним по Его человечеству. Но Иисус мягко, нежно объясняет ей, что хотя Он и жив, но по Воскресении Своем уже не Тот, что был. Общение с Ним опять будет возможно, но уже как с Богом, по Вознесении Его на небо в сороковой день (здесь какая-то тайна: и наши души по смерти являются к Богу на сороковой день), а пока – ...не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему: иди же ко братии Моей и скажи им: «...восхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему»¹²⁷. Отцу Моему – по естеству, по существу, и Отцу вашему – по благодати, потому что Он принял на Себя нашу человеческую плоть и с ней восходит к Отцу.

Владыка несколько раз еще возвращался к этому Евангелию и говорил, что он подумает над ним, изучит все воскресные явления, чтобы найти объяснение этому месту.

Отец Николай сказал владыке, что духовник Надежды Васильевны, отец Павел Добров, говорит, что Бог так благ, что никогда не проклинал нас, людей (а только землю), и что нельзя-де говорить потому, что Христос избавил нас от проклятия.

Е. А. Он ошибается. Проклят всяк, висяй на древе¹²⁸. Если бы Богу нужна была только мученическая кончина Христа, то Его могли бы побить камнями. Он именно принял на себя проклятие.

3 декабря 1910 г. Пятница. В Донском.

Прочитав постановление Священного синода, владыка возмутился.

Е. А. Это дело епархиального Петербургского архиерея¹²⁹, и нечего было передавать его в Синод. Он должен был поступить так: призвать духовника Государя и поручить ему передать Государю его личную просьбу против постройки буддийского храма в Петербурге и прибавить также, что это не только его личная просьба, но и многих подданных. Вот тут Государь бы подумал. Если же он все же не прислушался бы к этим просьбам, то Синод мог бы (с подачи митрополита) составить постановление против постройки. И тогда бы митрополит доложил Государю это мнение и просил бы подписать его «за» или «против». Тогда, если бы он все же подписался за строительство, то народ бы знал, что Синод-то был против постройки буддийского храма.

Конечно, тут уж надо быть готовым на все. Вспомним хотя бы историю святого патриарха Мефодия, исповедника. Император Феофил, иконоборец, за непослушание своей воле относительно сожжения икон велел бить патриарха по лицу. От ударов¹³⁰ у него треснула челюсть и все лицо было изуродовано. Кроме того, он был смещен, удален с должности. Вскоре император умер и на престол вступила царица Феодора, которая восстановила почитание икон. Она вернула святого Мефодия на патриаршее место. Он был так изуродован, что ему нельзя было показывать свое лицо, и он придумал приделать к монашескому клобуку креп, который опускал на лицо, а двумя отдельно надрезанными полосами крепа завязывал эту «вуаль», обернув концы вокруг шеи. При этом он сам всех видел, а его лица – никто. Такое прибавление крепа к клобуку понравилось и другим монахам, и они тоже стали закрывать свои лица. Действительно, соблазну было меньше. И до сих пор монахи носят креп с концами в память святого Мефодия, но так как у нас лица не изуродованы, то мы просто повернули креп назад. Вот и вся история крепа на клобуках, а некоторые видят в нем какой-то символ святости...

И это было уже не в самом начале христианства¹³¹. А я эту историю к тому рассказал, что если бы митрополит Антоний захотел, то не побоялся бы и на мученичество пойти. Все ссылаются на послушание. А где же в таком случае подвиг, исповедничество? Беру монету, на одной стороне которой написано послушание. Бросаю ее с тем, чтобы она упала другой своей стороной вверх. И если на другой стороне написано тоже послушание, то монета эта фальшивая, ее надо выбросить.

Я сказала, что все это ужасно: Церковь роняет себя таким постановлением.

Е. А. При чем тут Церковь? Всякий знает разницу между волостью и волостным правлением. И всякий, не тупоголовый, поймет, что гнилое правление, а не волость.

Я привезла владыке запись его разговора, сделанную Надеждой Васильевной у нас, 20 ноября, относительно людей «среднего рода». Он выслушал записанное (я читала вслух), сказал, что Н. В. очень близко передала его слова – совершенно верно, и пожелал оставить этот листок у себя, чтобы переписать. «А пока положу его вот сюда, под Евангелие, вместе с запиской о христианской любви. Сейчас я занят другим (прочитал «Войну и мир» и читаю «Анну Каренину»). Вот когда выплюну да переменю настроение, то и займусь с молитвой этим вопросом. Я не могу есть сразу двумя ложками из двух блюд. Что делать – верно, горло так устроено – мало очень. Пробовал – нет, не могу. Не могу, как свинья, из одного корыта лезть в другое и смешивать все кушанья».

5 декабря 1910 г. Воскресенье. В Донском.

Мы с Ираидой Андреевной были в соборе Донского монастыря за поздней обедней. Служил архиепископ Алексий. После обедни зашли к преосвященному Антонию. Он рассказал, что перед нами у него был инженер Любимов, тот, который ему даром нарисовал план Соловецко-Симбирской пустыни.

Е. А. У него жена, психопатка какая-то, ударилась в святость, чтобы все ходить в церковь и каждый праздник причащаться. Вчера, после ранней обедни, только я занялся Евангелием (я люблю утром хоть немного, хоть один стих Евангелия прочитать и подумать над ним), как позвонила Любимова. Если бы была не знакомая, я бы ни за что не принял, а тут я ее впустил, но только в переднюю, а сам остался здесь, в зале. Она мне стала говорить, что муж ее недоволен, что она в церковь каждый день ходит и каждый праздник приобщается. Я ей отвечал, что от этого она упускает свое домашнее дело. «Я без этого жить не могу, чтобы часто не причащаться». – «А вот пустынники на целый год расходились по своим пустыням и собирались в церковь приобщиться только раз в год, на Пасху, а спасались ведь? А святые мученики? Сидели в тюрьмах языческих, ходили они оттуда в церковь причащаться? А спасались». – «Ну тогда я совсем не буду ходить».

Тут меня взорвало. «Так вы пришли сюда капризничать? Прошу вас, уходите вон». Она было стала что-то возражать, но я повторил, что прошу ее уйти вон.

Сегодня после ранней обедни она подходит ко мне на паперти под благословение и говорит: «Простите меня, владыко, я вас вчера расстроила». Я сделал вид, что в первый раз ее вижу, и спросил, как ее имя. «София». – «Господь нам дал заповедь: ...шесть дней работай и сотвориши в них вся дела твоя, день же седьмый, суббота, Господу Богу твоему¹³². А вы придумываете свою заповедь; вы, наоборот, хотите шесть дней Господу Богу, а один день себе. Почему Господь дает нам шесть дней, а Себе оставляет только один? Да потому, что душой-то нашей мы можем и все семь дней быть с Богом, и каждый час, и каждую минуту быть с Ним, если хотим, но ведь, кроме души, у нас есть еще тело, которое требует так много ухода за собой, что дай Бог и в шесть дней управиться. «Сотвориши в них вся дела твоя» – только бездельничать нельзя. Тело нужно и обмыть, и одеть, и напитать, и полечить. А у вас еще семья – муж и дети (кажется, трое детей), так дай Бог, чтобы и в шесть дней-то справиться.

После 8-часовой обедни пришел ко мне ее муж. Ну, думаю, была, верно, у них буря! Говорю: «Вы, может быть, с жалобой на меня от вашей жены или мне на нее – так оставимте все жалобы: мы с вашей женой сегодня уже помирились!» – «Да? – удивился он. – А то вчера она пришла домой и сказала: „Преосвященный меня прогнал“». Ну, долго беседовали с ним о Соловецкой пустыни, только перед вами проводил его.

Епископ Антоний говорил о том, что не надо рисковать своей жизнью, если Господь на это не призовет, не надо подставлять под удар свою голову. «Сам Христос берег Свою голову, вспомните, Он незаметно не раз скрывался, когда Его хотели преследовать». Сейчас он, епископ Антоний, не призван на борьбу, но если бы он был на посту и увидал бы, что воля Божия выступить ему на подвиг, то он радостно перекрестился бы и пошел.

9 декабря 1910 г. Четверг. У нас.

Владыка приехал к нам по дороге из казначейства. Первым делом поздравил отца Николая с проповедью, произнесенной им 4 декабря, после которой прихожане полтора часа подписывали свои имена под прошением Государю о недопущении постройки буддийского храма в Петербурге. (Вечером 4-го мы с Колей припомнили эту проповедь и записали, а 5-го я отвезла показать записанное преосвященному Антонию и вообще рассказать ему о происшедшем.) Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради, – ведь вы не ради себя, а ради Него так действовали. А дальше как? Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех, – да, раз такая награда, мы ликуем, песни поем.

И далее Христос говорит: Вы есть соль земли¹³³. Соль – хорошая вещь, от гниения сохраняет и, если принимать ее с хлебом, с пищей, здоровье дает. А голая соль дерет и щипет. Так вот, те, кто не подписался, как бы протянули (подставили) за солью руку, хлеба не имея.

(По правде сказать, я плохо поняла эту притчу и позже попрошу объяснить ее.)

11 декабря 1910 г. Суббота. В Донском.

Владыка так говорил о клятве.

Е. А. Прежде всего беру Евангелие, смотрю подлинный греческий текст. И в нем, и в славянском читаем: ...не клянись всячески или вообще¹³⁴ (то есть не только именем Божиим, но и другими клятвами, если во лжу). Русский же перевод – «вовсе» – не верен. В Ветхом Завете, в заповеди, которую Христос, как Он Сам сказал, пришел не нарушить, а исполнить, говорится: ...не приемли имени Господа Бога Твоего всуе¹³⁵ и не клянись лживо, но сдержи перед Господом клятвы твои¹³⁶. Значит, Бог, Который Сам клялся и Аврааму, и Давиду, клятву неложную, в удостоверение истины, дозволял. Но евреи, фарисеи, – народ хитрый, им нужно было произнести иной раз и ложную клятву, и они придумали, не призывая имени Божия всуе, клясться небом, землею, Иерусалимом, своей головой. Клятва есть, им верят, не все понимают, какая тут клятва. В Евангелии же: Я говорю вам, не клянись во лжу (то есть в удостоверение лжи) всячески: ни небом, ибо оно Престол Божий; ни землею, ибо она подножие ног Его; ни Иерусалимом, ибо он град великого Царя; ни головою твоею (то есть твоей жизнью, которую дал тебе Бог)... Но да будет слово ваше: ей, ей; ни, ни; а что сверх того – от врага, от лукавого¹³⁷. В этих словах «ей» и «ни» диаволу нечем поживиться.

Я сказала, что когда в детстве учила историю благословения Иакова Исааком, то меня всегда расстраивал обман Исава.

Е. А. Иаков тут действовал безсознательно, по научению матери. Она и шерстью тело его обложила, и все так устроила, чтобы Исаак не узнал его. А меня всегда трогала эта нежная манера Господа Бога волю Свою заставить исполнить так скромно, незаметно. Здесь Он переменяет Свой закон. По закону первенец – наследник, а брат – его раб. Но здесь достойнее благословения был второй сын, и Господь делает исключение в Своем законе. Если бы Он переменил для этого случая весь закон, то пошла бы неурядица среди людей. Кроме того, надо помнить, что Ветхий Завет есть «сень грядущего». Исав – это еврей, Иаков – мы язычники. И этим примером Бог предостерегает людей на все времена. Отнято первенство у евреев, тем более и мы можем его потерять. Вот как с мессианской точки зрения надо смотреть на это событие.

Владыка сказал, что при крещении мы все клялись дружить со Христом, а диавола иметь врагом. И все же грешим и знаем, что никогда не будем такими, как Господь (а если бы так думали, то уподобились бы диаволу, пожелавшему стать как Бог), но стремиться к совершенству все же будем постоянно, и в этом наша радость и надежда.

Назначен в Симбирск (впоследствии это известие о назначении оказалось неправильным) епархиальным преосвященным Константин. Он из мещан Вологодской губернии. Одно время, будучи архимандритом, служил смотрителем в Петербургском Духовном училище. Когда епископ Антоний был проездом в Санкт-Петербурге, архимандрит Константин зашел к нему со следующим: у него в квартире живет мать, которая вмешивается во все дела, и он не хочет, чтобы с ним, монахом, жила женщина. На это владыка сказал ему: «Для вас она не женщина; она женщина для вашего отца. Противопоставляемые понятия: мужчина – женщина; муж – жена; родители – дети; мать – сын. Вот последнее противопоставление – для вас».

30 декабря 1910 г. Четверг. В Донском.

Говорили о статье епископа Алексия (ректора Казанской Духовной академии) в ответ на воззвание студентов Петербургской академии против буддийского капища в Санкт-Петербурге. Епископ Алексий говорит, что не боится буддийского идола, и приводит слова апостола Павла, что идол – ничто¹³⁸.

Е. А. Во-первых, это слова не самого апостола Павла, он разбирает письмо коринфян и, по-видимому, приводит их слова, с которыми отчасти и соглашается. Но ведь в этих словах говорит разум; а разум есть сила разрушительная, а не созидательная. Разум кичит, а любовь созидает. Любовь в данном случае убоялась бы соблазна для других. Но сам апостол Павел разве так относился к идолам? Если идол – ничто, то почему же апостол Павел, как видно в другом месте Священного Писания, когда находился в Афинах, до того расстроен был видом идолов, что потерял спокойствие и равновесие, волновался и скорбел? А в Афинах тогда даже церкви христианской не было, а были одни язычники.

Переходя далее к разбору ответа епископа Алексия, преосвященный Антоний сказал, что Алексий играет словами, называя идолами страсти и грехи: страстям и грехам мы жертв не приносим, а идолам приносят жертвы, и даже кровавые. Грешников Господь не отвергает, они могут покаяться и сделаться высокими, святыми, а язычники – вне спасения.

7 января 1911 г. Пятница. В Донском.

Епископ Антоний рассказал, что у него 4-го была некто Фадеева из Петербурга, начальница приюта милосердия для брошенных детей в Лесном.

Е. А. Она долго говорила о том, какое это хорошее христианское дело, как будто я такой тупой, неразвитый, что мне надо все это объяснять. В таких случаях я долго молчу и слушаю, а сам в это время наблюдаю за говорящим и изучаю его. Наконец не выдерживаю. Так было и теперь. Выслушал и говорю: «Юноша подошел к Христу и спросил Его, что ему надо делать, чтобы спастись? Христос отвечал: соблюди заповеди – и перечислил их, пропустив первые, начав с заповедей, касающихся любви к ближнему. Но в этих заповедях сказано: «не делай зла» (а не «делай добро»). Почему Бог не дал 11-й заповеди: «делай добро»? Да потому, что и без такой заповеди люди с ума сходят – так хотят творить добро. Нет, раньше чем делать добро активное, навыкни в добре пассивном. Прежде чем стать на верхнюю ступень, надо утвердиться на нижней, а то страшно. Поэтому я на высшую ступень становиться боюсь – дай Бог удержаться на первой. Но не думайте, чтобы я был против добрых дел. Просто не надо их самовольно выдумывать. Вот если Господь поставит меня в такие рамки, в такие тиски, что я не смогу ни направо, ни налево пойти, ни взад, ни вперед, то я преклонюсь перед волей Божией и, если даже при этом для доброго дела потребуется моя голова, пойду. Но я, слабый, грешный, немощный, буду делать это из– за послушания воле Божией (тут владыка прослезился). Такую надо любовь иметь, а иную ведь и язычники имеют. Из самовольных добрых дел диавол сделает вместо добра зло».

13 января 1911 г. Четверг. В Донском.

Епископ Антоний говорил, что изучает греческий язык, чтобы понять все его тонкости и приступить тогда к изучению заповедей блаженства в Евангелии.

Е. А. Заповеди Ветхого Завета были даны против наружного проявления зла, а Новый Завет научает нас побеждать зло внутри себя. Заповеди Ветхого Завета были кратки, лаконичны, они, как нянька, удерживали еще неразвитого человека от того или иного злого поступка. Если такого поступка не совершить, то внешний человек кажется безгрешным (но эти внешние дела – как бы портрет, слепой не может его увидать, а только зрячий. А внутреннего человека может наблюдать и слепой). Христос указал на состояние внутреннего человека и этим сделал переворот в нравственной жизни, Он перенес человечество с первой ступени на высшую. В этом громадная разница между Ветхим Заветом и Евангелием.

Я сказала владыке, что вчера, по обещанию, должна была идти в Кремль и служить молебен в церкви святого Николая Гостунского¹³⁹, но утром оказалась больна желудком, а потом ко мне приехала сестра С. и просидела до трех часов, а после отъезда я хотя и дошла пешком до Кремля, но церковь была уже заперта. Должна ли я была, по мнению владыки, идти в тот день пешком, несмотря на нездоровье?

Он отвечал, что нет, конечно, – по нужде и закону пременение¹⁴⁰ бывает. Надо было исполнить обещание «в духе», святой Николай принял бы мою молитву, как если бы я была там, а по выздоровлении в первый же день я могла бы исполнить обет и телесно. По этому поводу владыка вспомнил фарисейское почитание суббот, а Христос, Который пришел не нарушить закон, а исполнить, исцелил расслабленного в субботу, сказав ему: «Возьми одр твой и иди в дом твой». И нарушил ли Он дух субботы? – нет, но исполнил.

12 сентября 1911 г. Понедельник. В Донском.

Епископ Антоний говорил, что он не пускает в свое «святая святых» никого, кроме Бога, что перед каждым человеком он опускает ту или иную завесу, отделяющую его «святая святых». Завесы бывают разной окраски и разной прочности.

14 сентября 1911 г. Среда. В Донском.

Епископ Антоний, прочитав в «Земщине» слово петербургского миссионера Боголюбова (его ученика)¹⁴¹, сказанное им по поводу прославления святителя Иоасафа Белгородского в одной из петербургских церквей, остался недоволен. Боголюбов говорил, что Церковь Православная в последнее время переживала тяжелые обстоятельства и что теперь, с прославлением святителя Иоасафа, Церковь выиграла. Преосвященный помолчал и сказал: «Церковь переживала тяжелые времена, но будет переживать еще более тяжелые. У Бога святитель прославлен давно, воинствующая же Церковь от прославления святителя Иоасафа ничего не выиграла. Он не логично рассуждает об этом и путает две Церкви: воинствующую – на земле и торжествующую – на небе. У нас, на земле, не прибыль, а убыль: ушел из нашей среды такой святитель, как Иоасаф. Там же, в торжествующей Церкви, – прибыль. Там – плюс, у нас – минус».

Владыка долго говорил об умершем 28 августа сего года от тифа своем племяннике Сергее Александровиче Керенском, директоре Алатырского реального училища. Вспоминал о его крутом нраве и несдержанности и о происшедшей раз у них размолвке из-за Чехова. Это было несколько лет тому назад, когда праздновался какой-то юбилей Чехова, и городская дума отпустила на это порядочную сумму денег. В это время гостил у владыки Сергей Александрович. Владыка стал при нем осуждать думу за такую трату денег: «Чтобы помянуть Чехова, надо было помолиться о нем и раздать деньги бедным». Как раз перед этим к нему приходили две женщины и просили три рубля, чтобы заплатить за детей в городское училище, откуда их должны были исключить за невзнос платы. Он дал. «А эти деньги, собираемые городом с бедных, тратят так непроизводительно». Тут С. А. вдруг вскочил и воскликнул: «Ну вам не нравится, а другим нравится». «Я, – говорит владыка, – сдержался и только заметил, что деньги эти народные». «Это все равно», – сказал С. А. резко.

Е. А. Я опять сдержался, но это усилие стоило мне дорого: у меня пошла горлом кровь. Я ушел к себе и больше до отъезда Сергея к нему не выходил. В день его отъезда Желтовский пришел доложить мне, что С. А. уезжает. Я сказал, что пусть уезжает с Богом. «Хочет проститься». – «Ну, я выйду». Я встал, оделся и вышел к нему. Он протянул мне книгу своего сочинения, я поблагодарил, и мы расстались, теперь уже примиренные. В прошлом году он писал мне из Алатыря, прося выслать ему напрестольный крест и Евангелие для училища. Я сам ездил на Никольскую, достал ему прейскурант, выбрал и выслал просимые вещи и написал, что всегда рад служить ему в подобных просьбах. На это он прислал мне ответ, что мое христианское отношение к нему назидает его. Таким образом, мы совсем примирились с ним.

23 ноября 1912 г. Пятница. В Донском.

Владыка стал читать статью в «Новом времени» (от 21 ноября), в которой автор говорит, что думские священники попали в трудное положение. Владыке статья не понравилась, он нашел ее очень слабой и вспомнил древнеримский закон «Лангус», который требовал сильной передачи мыслей в кратких словах: non multa, sed multum¹⁴² (лат.) – «не многое, но много». Затем стал разбирать чуть ли не построчно.

Е. А. Как каноны могут устареть, когда каноны – это моя совесть?! Мой ум может зарваться, а каноны – совесть – остановят, направят. Они моя нянька, мой пестун, с ними я не собьюсь, только слушайся их. А «они» смотрят на них, как на какую-то ведьму. В думе столкновения между гражданскими законами и канонами не должно быть: дума заботится о здоровье граждан, и каноны благословляют такую заботу.

29 ноября 1912 г. Четверг. В Донском.

Я рассказала владыке, что два раза в течение этой осени испытывала ночью, во сне, нечто ужасное: я чувствовала нападение бесов (в первый раз) и себя бесноватой или сумасшедшей (во второй раз). В первый раз я забыла перекрестить себя, по обыкновению, моим шейным крестом, а во второй не забыла, а поленилась. Обычно, когда я себя крестила так, то читала молитву «Да воскреснет Бог». В первый раз я прямо во сне, при нападении на меня, прочла эту молитву и проснулась. Владыка, выслушав, сказал, чтобы я никогда так не делала, то есть не крестила бы себя крестом, произнося эту молитву.

Е. А. Эта молитва неподходящая, ее произносит священник на Пасху в церкви. И вообще не надо пользоваться такими наружными молитвенными средствами. При жизни Спасителя никто так не молился об избавлении от бесов, а говорили: «Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя!» Мы же говорим: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!» На ночь нужно произнести эту молитву и перекреститься рукой. Я на ночь никогда иначе не молюсь. Полежу, почитаю, а затем, перед сном, перекрещусь и с этой молитвой засну.

Утром я молюсь иначе, утром природа другая. Сначала говорю: «Господи, помилуй», то есть Ты, Безгрешный, помилуй меня, грешного. Я, несовершенный, прошу у Тебя, Совершеннейшаго, недостойный – у Тебя, Достойнейшаго, милости себе, что я прожил сутки не к прибыли своего спасения, а наоборот. И я верю, что Ты помилуешь меня, что молитва моя о том будет услышана. Здесь я исповедую свою веру в милосердие Господа Моего ко мне. И когда я почувствовал, что помилован, говорю далее: «Господи, благослови!», то есть благослови этот день моей жизни, благослови меня. Услышана и эта моя молитва, и я восклицаю: «Благословен Бог наш!»; «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу»; «Царю Небесный»; «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас»; «Пресвятая Троице, помилуй нас»; «Отче наш»; «Богородице Дево». Затем молюсь святому Ангелу, святому Архистратигу Михаилу и также большему из рожденных женами – святому Иоанну Предтече. Потом святому Сергию преподобному и святым, где я жил: Симбирским, Киевским, Волынским, Вологодским, Ростовским и Московским (здесь иногда не всех поминаю, забываю). Всегда поминаю «дневных» святых. Наконец молюсь о здравии архиереев, священников (о них так зараз), о вас, об отце Николае, о вашей маме, о его отце... И об усопших.