Михаил Кузмин

Кузмин Михаил Алексеевич (1872–1936) – поэт, прозаик, композитор. В 1891 году Михаил Кузмин поступил в Петербургскую консерваторию и три года учился по классу композиции у Н.А. Римского-Корсакова. Писал романсы и оперы, а в 1916 году создал музыку к блоковскому «Балаганчику» в постановке В.Э. Мейерхольда в театре В.Ф. Комиссаржевской. Это был дебют на сцене Блока-драматурга и Кузмина-композитора. Известна его музыка к пьесе в стихах «Свадьба Солнца и Весны» Полины Соловьевой (1912). Сохранились воспоминания современников о его публичных выступлениях с авторским исполнением стихов на собственную музыку, в том числе знаменитых «Александрийских песен», принесших Кузмину славу на поэтическом Олимпе (по выражению Алексея Ремизова, он «взблеснул на литературно искусном Петербурге»). «Почему же он возник теперь, здесь, между нами, в трагической России, с лучом эллинской радости в своих звонких песнях?» – восклицал Максимилиан Волошин, пытавшийся разгадать тайну русского «александрийца» Кузмина. Его творческое наследие в прозе, поэзии, драматургии обширно (девятитомное Собрание сочинений 1918 года – только часть его). В послереволюционные годы вышло несколько поэтических сборников Кузмина, наиболее значительный из них – «Форель разбивает лед» (1929). Но «Александрийские песни» остались определенным знаковым явлением Серебряного века, его стилевых поисков, нашедших отражение не только в поэзии но и в музыке, о чем свидетельствует вокальный цикл Анатолия Н. Александрова «Из Александрийских песен М. Кузмина» (1915–1929).

«Александрийским песням», впервые изданным в 1906 году, предшествовали его стилизации русских народных духовных стихов. Младший из пяти детей в старообрядческой семье, он несколько лет своей долитературной жизни провел не только в Египте и Италии, но и в раскольничьих скитах. Его духовные стихи –"Хождение Богородицы по мукам», «О старце и льве», «О разбойнике», «Пустыня», «Страшный суд» вышли в 1912 году отдельным нотным изданием с указанием: «Слова и музыка М. Кузмина». В 1914 году в новое нотное издание «С Волги» вошли семь его песен (среди них – «Ночная молитва», «Перед Пасхой»).

Его песнопения – «Праздники Пресвятой Богородицы» датированы 1909-м годом, «Моление о Федоре Стратилите» – 1914-м, кантата – «Святой Георгий», «Страстной пяток» – 1917-м. Молитвенными останутся многие поздние его стихи. В 1925 году он напишет: «Баржи затопили в Кронштадте, // Расстрелян каждый десятый... // Казармы на затонном взморье, // Прежний, я крикнул бы: „Люди!» // Теперь молюсь в подполье, // Думая о белом чуде». В одной из таких подпольных молитв 20-х годов он писал:

...Пошли нам крепкое терпение,

И кроткий дух, и легкий сон,

И милых книг святое чтение,

И неизменный небосклон!

Но если ангел скорбно склонится,

Заплакав: «Это навсегда!» –

Пусть упадет, как беззаконница,

Меня водившая звезда.

Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,

О, бедная моя любовь.

Струями нежными, не пылкими,

Родная согревает кровь.

Окрашивает щеки розово,

Не холоден минутный дом,

И мы, как Меншиков в Березове,

Читаем Библию и ждем.

Духовные стихи

Всходила Пречистая

На гору высокую,

Увидела Чистая

Михаила-Архангела,

Сказала Пречистая

Михаилу-Архангелу:

«Ты светлый, пресветлый

Михаил-Архангел,

Сведи меня видеть

Всю муку людскую,

Как мучатся грешники,

Бога не знавшие,

Христа позабывшие,

Зло творившие».

Повел Пречистую

Михаил-Архангел

По всем по мукам

По мученским:

В геенну огненную,

В тьму кромешную,

В огнь неусыпающий,

В реку огненную.

Что на севере муки

И на юге,

На востоке солнца

И на западе.

Видела Чистая

Все муки людские,

Как мучатся грешники,

Бога не знавшие,

Христа позабывшие,

Зло творившие:

Князья, попы и мирская чадь,

Что в церковь не хаживали,

Канунов не читывали,

Святых книг не слыхивали,

Заутрени просыпали,

Вечерни пропивали,

С кумами блудили,

Нищих прогоняли,

Странных не принимали,

Пьяницы, зернщики¹²,

Скоморохи, попы ленивые,

Немилостивые, нежалостливые,

Все лихие скаредные

Дела сотворшие.

Как увидела Чистая

Все муки людские,

Восплакала, возрыдала,

Грешникам говорила:

«Вы бедные, бедные грешники,

Бедные вы, несчастные,

Лучше бы вам не родитися.

Ты светлый, пресветлый

Михаил-Архангел,

Вверзи меня

В геенну огненную:

Хочу я мучиться

С грешными чадами Божьими».

Сказал Пречистой Михаил-Архангел:

«Владычица Богородица,

Госпожа моя Пресветлая!

Твое дело – в раю покоиться,

А грешникам – в аду кипеть.

А попроси лучше Сына Своего,

Исуса Христа Единородного,

Да помилует Он грешников».

Не послушал Господь Богородицы,

Не помиловал Он грешников,

И опять взмолилась Пречистая:

«Где вы, пророки, апостолы,

Где ты, Моисей Боговидец,

Даниил с тремя отроки,

Иван Богословец, Христов возлюбленник,

Где ты, Никола Угодник,

Пятница, красота христианская?

Припадите вы ко Господу,

Да помилует Он грешников!»

Не послушал Господь Богородицы

Не помиловал Он грешников,

И втретие вскричала Пречистая:

«Где ты, сила небесная:

Ангелы и архангелы,

Херувимы и серафимы,

Где ты, Михаил-Архангел,

Архистратиг вой небесных?

Припадите вы ко Господу,

Да помилует Он грешников!»

И припали все святые ангелы,

Пророки, апостолы,

Иван Богословец, Христов возлюбленник,

Пятница, красота христианская, –

И застонала высота поднебесная

От их плача-рыдания.

И услышал их Господь Милостивый,

И сжалился Он над грешниками:

Дал им покой и веселие

От Великого Четверга

До святыя Пятидесятницы.

(1901)

Солнце за лесом уж скрылося,

На луга уж пал туман,

По дороге идет старец,

Старец, инок пречестной.

Навстречу старцу

Идет лев зверь,

Лев дикий, лютый

Зверь рыкающий.

«О люте льве, зверю рыкающий,

Пожри, пожри меня:

Во грехах я весь родился,

И прощенья нет уж мне.

А грехов на мне,

Что на сосне смолы.

Тридцать лет о грехах я плачуся

И очистил много их,

Лишь один грех неочищенный

День и ночь меня томит.

Был я в молодости возчиком,

И дитя я задавил.

И с тех пор отрок загубленный

Все стоит передо мной.

Он стоит с улыбкой тихою,

Говорит, головой киваючи:

„Ты за что сгубил мою душу?»

Ни постом, ни молитвой, ни бдением

Не заглушить того голоса,

И одно лишь мне спасение:

Свою жизнь отдать за сгубленную.

О люте льве, зверю рыкающий,

Ты пожри меня, старца грешного!»

И лег старец льву на дороге,

Чтобы пожрал его лютый зверь,

Но лютый лев, зверь рыкающий,

Кротко посмотрел на инока,

Помотал головой косматою –

И прыгнул через старца в темный лес.

И встал старец светел и радостен,

Знать, простил его Господь,

И простило дитя,

Отроча малое.

(1902)

Жил в фракийских странах

Лютый-злой разбойник,

Убивал он, грабил,

Про Бога не помнил.

И стали мерзеть уж

Ему грех, насилье, –

Тут о Боге вспомнил

И горько заплакал.

И пошел он в город

Судиям предаться;

Ночевать остался

В гостинице бедной.

И всю ночь он плакал,

Жизнь вспоминая,

Утирал убрусцем

Горючие слезы.

В те поры гостинник

Дивный сон он видел:

Ангелы Божьи

Подъемлют вси души

И несут их борзо

К престолу Господню.

Принесли тут ангелы

Разбойничью душу,

Черна и страшлива,

К ангелам прижалась.

И кладут тут мурины

На левую чашку

Все грехи, неправду,

Татьбы и убийства,

Расплакались ангелы,

Красные юноши:

Нечего класть им

На правую чашку.

Вспомнили тут что-то

Ангелы Господни,

Встрепенули крыльями,

Слетели на землю,

Принесли убрусец,

Слезами смоченный,

Положили в чашку

С Божьим милосердьем.

Дивно виденью!

Неудобь сказанью!

Чашка с грехами

Вверх поднялась.

Проснулся гостинник

В страхе превеликом,

Бросился в покоец,

Где пристал разбойник.

Догорала свечка

У Спасова лика,

Лежит сам разбойник,

Лежит он, не дышит,

Сложены накрест

Грешные руки,

На груди убрусец,

Слезами смоченный.

1902

Раскольничий

Я младой, я бедный юнош,

Я Бога боюся,

Я пойду да во пустыню

Богу помолюся.

Молодое мое тело

Постом утрудити,

Мои глазыньки пресветлы

Слезами затмити

И срублю я во пустыне

Себе тесну келью,

Стану жить я во пустыне

С дивьими зверями.

Я поставлю медный крестик

На зелену сосну,

Прилеплю я желту свечку

Ко тонкой ко ветке –

И начну я службу править,

Птички зааминять,

И услышит ангел Божий

Тайную молитву.

Ни исправник, ни урядник

Меня здесь не схватят,

Ни попы, ни дьяконы

Да в церковь не затащат.

Никого в пустыне нету,

Да не возгорюю,

Никого я здесь не встречу,

Да не воздохну я.

Распевают малы пташки

Архангельски гласы,

Утешают младу душу

Те ли песни райски.

Не попомню сладких брашен,

Одежд многоцветных,

Не взыщу я питей пьяных,

Друзей прелюбезных.

Дерева, вы деревочки,

Мои братцы милы,

А береза белоножка

Дорога сестрица.

О прекрасная пустыня,

Мати всеблагая,

Приими свое ты чадо

В свои сладки недра!

(1903)

Вы подумайте, мила братия,

Каково будет нам в последний день;

Как вострубит ангел во трубушку,

И отворятся двери райские,

Вся земля тут вспоколеблется,

Солнце, месяц тут померкнут вдруг,

Звезды с неба спадут, как листвие,

Само небушко тут скорежится,

Протекет тогда река огненна

По всей земле по черноей,

Попалит она древа, былие, –

Ничего тогда не останется.

И услышат ту злату трубушку

Души праведны, души грешные,

И войдут они в телеса своя

В новой плоти на суд воскреснути:

Из сырой земли, со дна морюшка

Встают праведны, встают грешники,

Звери лютые, птицы дикие

Отдают тела бедных грешников.

И воссядет тут Сам Исус Христос

Судить праведных, судить грешников.

Он – судья-то ведь Судья Праведный,

Он не смотрит на лица, Батюшка,

А у ангелов мерила правильны,

И весы у них справедливые.

Тут уж все равны: цари, нищие,

Простецы и попы соборные,

Не поможет тут злато-серебро,

Ни краса, ни уста румяные,

Не помогут тут отец с матерью,

Не помогут друзья любезные,

Лишь дела наши аль оправят нас,

Аль осудят на муку вечную.

Поглотит тогда река огненна

В муку вечную отсылаемых,

А святых души засветятся,

И пойдут они в пресветлый рай.

(1903)

Тексты публикуются по нотному изданию:

«Духовные стихи. Слова и музыка М. Кузмина».

СПб., 1904.

Праздники Пресвятой Богородицы

Прости неопытную руку, Дева,

И грешный, ах, сколь грешный мой язык,

Но к клятвам верности я так привык,

Что Ты словам хвалебного напева

Внемли без гнева.

Будь я царем – Тебе моя порфира,

Будь я монах – поклялся б в чистоте,

Но что мне дать в смиренной нищете:

Мое богатство, данное от мира, –

Одна лишь лира.

Слагаю набожно простые строки,

Святая Дева, благостно внемли!

Ты видишь все на небе, на земли,

Тебе известны тайных слез потоки

И смерти сроки.

И как мне петь? откуда взять хвалений?

Что я в юдоли сей? никто, ничто.

Но сердце страстное, оно не заперто,

Оно дрожит и жаждет умилений

В часы горений.

Анна плакала в пустыне:

«Ах, не знать мне благостыни!

Люди, звери, мошка, птица –

Все вокруг нас веселится,

Мне же, бедной, никогда

Не свивать себе гнезда.

О неплодная утроба!

Кто проводит к двери гроба?

Мы как грешники в притворе;

Скрыт упрек во всяком взоре.

Всякий чище, всяк святей

Той, что ходит без детей».

Иоаким вдали тоскует,

Ангел с неба возвествует:

«Божий раб, тоска напрасна.

Глаз Господень ежечасно

Скорби праведников зрит

И награду им дарит.

Браки людям не запретны,

Не тужи, что вы бездетны,

А иди к своим воротам –

Анна ждет за поворотом.

Ты жену свою прими,

Сердце грустью не томи!»

Где наш путь? куда, откуда?

Все мы ждем святого чуда,

Кто покорен, кто смиренен,

Тот в пути лишь будет верен.

Претерпевый до конца

Удостоится венца.

Молвит, плача, мать седая:

«Богу верила всегда я,

Он, слезу мою отерший,

Он, покров Свой распростерший,

Не покинет Он меня,

Сладкой вестью возманя!»

Дни и ночи, ближе, ближе,

Анна молит: «О, внемли же,

Милосерд к Своим созданьям,

Не томи нас ожиданьем!»

И в назначенную ночь

Родила Марию дочь.

О Мария, Дева девам,

Ты внемли моим напевам!

Спаса мира Ты носила,

Пусть и мне подастся сила

Песни свято довести

И себя Тобой спасти.

Вводится Девица в храм по ступеням,

Сверстницы-девушки идут за Ней.

Зыблется свет от лампадных огней.

Вводится Девица в храм по ступеням.

В митре рогатой седой иерей

Деву встречает, подняв свои руки,

Бренный свидетель нетленной поруки,

В митре рогатой седой иерей.

Лестницу поступью легкой проходит

Дева Мария, смиренно спеша.

Белой одеждой тихонько шурша,

Лестницу поступью легкой проходит.

Старец, послушный совету небес,

Вводит Ее во святилище храма.

Он не боится упреков и срама,

Старец, послушный совету небес.

Белой голубкою скрылась внутри,

Плотно закрылась святая завеса.

Чуждая злым искушениям беса,

Белой голубкою скрылась внутри.

Что вы, подружки, глядите вослед?

Та, что исчезла белей голубицы,

Снова придет к вам в одежде Царицы.

Что вы, подружки, глядите вослед?

Какую книгу Ты читала

И дочитала ль до конца,

Когда в калитку постучала

Рука небесного гонца?

Перед лилией Назаретской

Склонился набожно посол.

Она глядит с улыбкой детской:

«Ты – вестник счастья или зол?»

Вещает гость, цветок давая:

«Благословенна Ты в женах!»

Она глядит, не понимая,

А в сердце радость, в сердце страх.

Румяной розою зардела

И говорит, уняв испуг:

«Непостижимо это дело:

Не знаю мужа я, мой друг».

Спасенья нашего начало

Ей возвещает Гавриил;

Она смиренно промолчала,

Покорна воле вышних сил.

И утро новым блеском блещет,

Небесны розы скромных гряд,

А сердце сладостно трепещет,

И узким кажется наряд.

«Вот Я – раба, раба Господня!»

И долу клонится чело.

Как солнце светится сегодня!

Какой весной все расцвело!

Умолкли ангельские звуки,

И нет небесного гонца.

Взяла Ты снова книгу в руки,

Но дочитала ль до конца?

Успение Твое, Мати Богородица,

Опозданием Фомы нам открылося.

Святым Духом апостол водится

Далеко от братского клироса.

Покидает он страны далекие,

Переходит он реки широкие,

Горы высокие –

И приходит к братьям апостолам.

Вскричал он, Фома, со рыданием:

«Завела меня пучина понтова!

Вы блаженны последним лобзанием,

А Фома, сирота, он лишен того!

Уж вы дайте мне, рабу покорному,

Поклониться тому месту горнему,

Гробу чудотворному,

Как дано было прочим апостолам».

Между двух дерев холм виднеется,

Красно солнце садится за море,

На холме том гроб белеется,

Белы руки у него опускаются,

Очи смыкаются, –

И нашла туга на апостолов.

Снова плач близнеца возносится,

Подымается к небу ясному,

Злая грусть в сердца братьев просится.

«Ах, увы мне, увы мне, несчастному!

Неужели, Мати, в таком загоне я,

Что стал хуже жида – Авфония,

Лишен благовония?

Нелюбимый я среди апостолов!»

И ко гробу Фома подводится,

Подводится ко гробу белому,

Где почила Святая Богородица.

Диво дивное сердцу оробелому!

Расцвели там, большие и малые,

Цветы белые, желтые и алые,

Цветы небывалые.

И склонились святые апостолы.

Вместо тела Богородицы Пречистыя –

Купина цветов благовонная;

Поясок из парчи золотистый

Оставила Матерь Благосклонная

В награду за Фомино терпение,

В награду за Фомино смирение

И уверение.

И прославили Деву апостолы.

Под чтение пономарей,

Под звонкие напевы клироса

Юродивый узрел Андрей,

Как небо пламенем раскрылося.

А в пламени, как царский хор,

Блистает воинство небесное,

И распростертый омофор

В руках Невесты Неневестныя.

Ударил колокольный звон

И клиры праздничными гласами, –

Выходит дьякон на амвон

Пред царскими иконостасами.

А дьякон тот – святой Роман,

Что «сладкопевцем» называется, –

Он видит чудо, не обман,

Что златом в небе расстилается.

Андрей бросается вперед

Навстречу воинству победному

И омофору, что дает

Покров богатому и бедному.

И чудом вещим поражен

Народ и причт, и царь с царицею,

И сонм благочестивых жен

Склонился долу вереницею.

«Дают вам, дети, свой покров:

Без пастыря – глухое стадо вы,

Но пастырь здесь – и нет оков,

Как дым, исчезнут козни адовы».

Горит звезда святых небес,

Мечи дрожат лучом пылающим, –

9И лик божественный исчез,

Растаяв в куполе сияющем.

Край неба утром засерел,

Андрей поведал нищей братии,

Что в ночь протекшую он зрел

В святом соборе Халкопратии.

Одигитрия

Водительница Одигитрия!

Ты в море движешь корабли,

Звездой сияешь нам вдали,

Далеко от родной земли!

Ведешь Ты средь камней и скал,

Где волны воют, как шакал,

Где рок смертельный нас искал, –

Ты же из бури, пучины, погибели, рева,

Выведешь к пристани нас, Одигитрия Дева!

Водительница Одигитрия!

Ты воинство ведешь на бой,

И ратные – сильны Тобой,

На смерть готов из них любой.

Стучат блаженные мечи!

И воздух жарок, как в печи,

А в небе светлые лучи!

Ты не допустишь детей до последнего срама.

Ты распростерла над ними Свою орифламму!

Водительница Одигитрия!

Ты целым возвратишь царя,

Ты миру – красная заря!

Ты не сгораешь, век горя!

Победа дастся в свой черед:

Как знамя, с нами Мать идет, –

И вражий клонится народ.

Ты нам – охрана, победа, защита и сила,

Оком Своим Ты враждебные рати скосила!

Водительница Одигитрия!

Помазан не был я царем,

Мне дан лишь жизни злой ярем:

Не сами мы судьбу берем.

Но я, как странник, страха полн,

Грозит разбиться утлый чёлн,

И как спастись от ярых волн?

Ты приведешь меня в тихую, сладкую воду,

Где я узнаю покорности ясной свободу.

Февраль 1909

У Спаса у Евфимия

Звонят в колокола.

Причастен светлой схиме я,

Когда весна пришла.

Сквозь зелени веселые

Луга видны давно,

Смотрю на лес и села я

Чрез узкое окно.

Минуло время страдное,

И в путь пора, пора!

Звучит мне весть отрадная

От ночи до утра.

Престали быть мы сирыми,

Опять Христос меж нас, –

Победными стихирами

Гремит воскресный глас.

О братья возлюбленная,

Ведите вы меня

Туда, где обновленная

Чернеется земля.

Ах, небо, небо синее!

Ах, прежняя любовь!

Не доживу до инея,

Лишь там сойдемся вновь!

Сойду не с погребальными

Я песнями во гроб:

С канонами пасхальными

Украсит венчик лоб.

Скрещу я руки радостно,

Взгляну на вешний лес

И благостно и сладостно

Скажу: «Христос Воскрес!»

Март 1910

Ведь Марию Египтянку

Грешной жизни пустота

Прикоснуться не пустила

Животворного креста.

А когда пошла в пустыню,

Блуд забыв, душой проста,

Песни вольные звучали

Славой новою Христа.

Отыскал ее Зосима,

Разделив свою милоть¹³,

Чтоб покрыла пред кончиной

Уготованную плоть.

Не грехи, а Спаса сила,

Тайной жизни чистота

Пусть соделает вам легкой

Ношу вольного креста.

А забота жизни тесной,

Незаметна и проста,

Вам зачтется, как молитва,

У воскресшего Христа,

И отыщет не Зосима,

Разделив свою милоть:

Сам Христос, придя, прикроет

Уготованную плоть.

1 апреля 1912

Тихою темною ночью

Затепли свечу в божнице,

Встань на месте обычном

И, лестовку взяв, открой каноник.

Зачал клади на подручник,

И начинай обычны каноны.

Гласно чти, не борзяся,

Вникая в каждое слово:

Молитва – беседа к Богу,

Молитва – радость сердцу,

Молитва – грехов прощенье.

Твой ангел стоит направо

И пишет твои поклоны,

И слезы твои сбирает,

Как жемчуг, в чистый сосудец.

А сколько тою же ночью

Стоят на поклонах,

Молитве и в нашем граде

И дале и в Повенце далеком,

А сколько еще незримых,

От мира сего сокрытых

Молятся праведных старцев,

И от святых молитв тех

Сполохи по небу ходят.

Вспомни о милых дальних

И ангел твой улыбнется

И новый жемчуг положит

В чистый святой сосудец.

Публикуется по нотному изданию: "С Волги.

Слова и музыка М. Кузмина». Пгр., 1914.

Вот, посмотри, голубчик,

Как мы красим на Пасху

Яйца в решетах вон лежат:

Вот в перьях луковых,

В березовом листу,

А эти красками:

Сантал, фуксин, индиго!

Вот в пестрых лоскутках,

В мешочках с шелком,

Вот красками расписаны узорно,

А это яичко оставил белым,

Чтобы для тебя позолотить.

Позолоту я нарисую крест

И напишу тропарь:

«Христос воскресенье

И гробным живот дарова».

Им похристосуюсь с тобой

В Велик день.

Ты не катай его

С ребятами на горке,

А сбереги:

Ведь так уж я старался

Угодить тебе!

Публикуется по нотному изданию: «С Волги.

Слова и музыка М. Кузмина». Пгр., 1914.

О Феодоре Стратилаче,

О Георгий, апрельский цвет,

Во пресвятой вы во палате,

Где ни плача, ни скорбей нет.

Выходите вы со полками

Из высоких злаченых врат.

Ваш оплот надо всеми нами;

Божий воин земному брат.

Изведите огонь и воду,

Растопите вы топь болот,

Понашлите всю непогоду –

На безбожный и вражий род!

Преподобные, отклоните

Ваши взоры от райских книг,

Вы, святители, осветите,

Предводи нас, архистратиг!

Мы молебны поем не втуне,

Не напрасно поклоны бьем.

Из приморской спешит

Солуни Свет Димитрий, звеня копьем.

На пороге же Божья Мати

Свой покров простирает вслед,

Чтобы царь Христос своей рати

Дал венец золотых побед.

(Ноябрь 1914)

Жили два старца

Во святой пустыне,

Бога молили,

Душу спасали.

Один был постник,

Другой домовитый,

Один все плакал,

Другой веселился.

Спросят у постника:

«Чего, отче, плачешь?»

Отвечает старец:

«О грехах горюю».

Спросят веселого:

«О чем ты ликуешь?»

Отвечает старец:

«Беса труждаю».

У постника печка

Мхом поросла вся,

У другого – гости

С утра до полночи:

Странники, убогие,

Божии люди,

Нищая братия,

Христовы братцы.

Всех он встречает,

Всех привечает,

Стол накрывает,

За стол сажает.

Заспорили старцы

О своих молитвах,

Чья Богу доходчивей,

Господу святее.

Открыл Вседержитель

Им знаменье явно:

Две сухих березки

На глухой поляне.

«Вместе ходите,

Вровень поливайте;

Чья скорее встанет,

Чья зазеленеет,

Того молитва

Господу святее».

Трудятся старцы

Во святой пустыне,

Ко деревьям ходят,

Вровень поливают,

Темною ночью

Ко Господу взывают.

За днями недели

Идут да проходят,

Приблизились сроки

Знаменья Господня.

Встали спозаранок

Святые старцы.

Начало положили,

Пошли на поляну.

Господь сердцеведец,

Помилуй нас грешных!

Пришли на поляну:

«Слава Тебе, Боже!»

Глазы протерли,

Наземь повалились!

У постного брата

Береза-березой.

У другого старца

Райски распушилась.

Вся-то зелена,

Вся-то кудрява,

Ветки качает,

Дух испущает,

Малые птички

Свиристят легонько.

Заплакали старцы

Знаменью Господню.

– Старцы, вы старцы,

Душу спасайте,

Кто как возможет,

Кто как восхочет.

Господь Милосердный

Всех вас приимет.

Спасенью с любовью,

Спасу милее.

Слава Тебе,

Боже наш,

Слава Тебе,

И ныне, и присно,

И во веки веков, Аминь.

1915

Ризами убеленные,

Слетайтесь по-старому,

По-старому, по-бывалому

На вечный вертеп!

Божьи пташечки,

Райские рубашечки,

Над пещерой малою,

Ризою алою

Свивайте свой круг!

Пастухи безпечные,

Провидцы вечные,

Ночными закатами

Пробудясь с ягнятами,

Услышьте про мир.

Мудрецы восточные,

Дороги урочные

Приведут вас с ладаном

К Тому, Кто отрада нам,

Охрана и Спас.

И в годы кромешные

Мы, бедные грешные,

Виденьями грозными,

Сомненьями слезными

Смущаем свой дух.

Пути укажите нам,

Про мир расскажите нам,

Чтоб вновь не угрозою,

Но райскою розою

Зажглись небеса!

О люди, «Слава в вышних Богу»

Звучит вначале, как всегда, –

Потом и мирную дорогу

Найдете сами без труда.

Исполнитесь благоволенья,

Тогда поймете наставленье

Рождественских святых небес.

Сердца откройте, люди, люди,

Впустите весть о древнем чуде,

Чудеснейшем из всех чудес!

(1915)

Богородицыно Успенье

Нам нетленье открыло встарь.

Возликуйте во песнопеньи,

Заводите красно тропарь.

Во саду Богоматерь дремлет,

Словно спит Она и не спит,

В тонком сне Она пенью внемлет,

Божий вестник пред Ней стоит.

Тот же ангел благовествует,

Но посуплен и смутен он,

Ветвью темною указует,

Что приходит последний сон.

Наклонилась раба Господня:

– Вот готова я умереть,

Но позволь мне, Господь, сегодня

Всех апостолов вновь узреть. –

Во свечах, во святых тимьянах

Богородицы чтут конец,

Лишь замедлил во Индинианах

Во далеких Фома близнец.

Он спешит из-за рек глубоких,

Из-за сизых высоких гор,

Но апостолов одиноких

Неутешный обрел собор.

Говорит Фома милым братьям:

– Неужели я хуже всех?

Богородицыным объятьям

За какой непричастен грех?

Жажду, братия, поклониться,

Лобызать тот святой порог,

Где Небесная спит Царица

На распутии всех дорог.

Клонит голову он тоскливо,

Греет камни пожаром уст...

Гроб открыли... Святое диво!

Гроб Марии обрящен пуст.

Где Пречистой лежало тело,

Рвался роз заревой поток.

Что ручьем парчовым блестело?

То Владычицы поясок.

О, цветы! о, ручьи! о, люди!

О, небес голубая сень!

О златом, о нетленном чуде

Говорится в Успеньев день.

Ты и Дева, и Мать Святая,

Ты и родина в пору гроз:

Встанет, скорбная, расцветая

Буйным проливнем новых роз!

1916

* * *

Ты, праздность, улетай!

И в здешней Фиваиде

Найдем утешный край.

«Вы – дети не изгнанья!» –

Проклинал Параклит

И радостное зданье

Построить нам велит,

Пологие ступени

К прозрачным воротам.

Внизу что значат тени,

Узнаешь зорко «там».

И зори, и зарницы –

Предвосхищенья слав, –

Зачем же сумрак снится,

Сиянье отослав?

Легчи мне душу, Отче,

И окрыли персты:

Ведь я же – Божий зодчий,

Как приказал мне Ты.

1916

* * *

Я сердцем верю, и вера крепка:

Когда-нибудь буду я Божий воин,

Но так слаба покуда рука.

Твоя заря очам моим брезжит,

Твое дыханье свежит мне рот,

Но свет Твой легкий так сладостно нежит,

Что сердце медлит лететь вперед.

Я умиляюсь и полем взрытым,

Ручьем дороги в тени берез,

И путником дальним, шлагбаумом открытым,

И запахом ржи, что ветер принес.

Еще я плачу, безсильно бедный,

Когда ребенка бьют по щекам,

Когда на просьбу о корке хлебной

Слышат в ответ сухое: «Не дам!»

Меня тревожит вздох мятежный

(От этих вздохов, Господь, спаси!),

Когда призыв я слышу нежный

То Моцарта, то Дебюсси.

Еще хочу забыть я о горе,

И загорается надеждою взор,

Когда я чувствую ветер с моря

И грежу о тебе, Босфор!

Еще я ревную, мучусь, немею

(Господь, мое счастье обереги!),

Еще я легким там быть не смею,

Где должны быть крылаты шаги.

Еще я верю весенним разливам,

Люблю левкои и красную медь,

Еще мне скучно быть справедливым –

Великодушьем хочу гореть.

1916

О, кликай, сердце, кликай!

Воздвигни к небу клич!

Вельможный день, великий

Тем кличем возвеличь!

Струи на струны руки,

Ударь, ударь, ударь!

Вернется из разлуки

Наш Горний Господарь!

И горница готова,

Предубранный Сион,

Незнаемое слово

Вернет на землю Он.

Дождусь ли, о, дождусь ли

Тебя из дальних стран?

Звончей звените, гусли!

Урчи громчей, тимпан!

Ой, дух! Ой, царь! Ой, душе!

Сойди в корабль скорей!

Прожги до дна нам души

И рей, родимый, рей!

Крылами пышно машет

И дышит надо мной.

В поту нам пашню пашет

Хозяин Неземной.

Вздымай воскрылья крылец,

Маши, паши, дыши!

Геенский огнь, Кормилец,

Огнем нам утиши!

1919

* * *

Пропел апрель: проснись, воскресни

От сонной, косной суеты!

Сегодня снова вспомнишь ты

Забытые зимою песни.

Горе сердца! – гудят, как пчелы,

Колокола, и звон веселый

Звучит для всех: «Христос воскрес!» –

Воистину! – весенний лес

Вздохнет, а с ним поля и села.

Родник забил в душе смущенной, –

И радостный, и обновленный,

Тебе, Господь, Твое отдам!

И, внове созданный Адам,

Смотрю я в солнце, умиленный.

1916

* * *

Вечера!

Злато-вешняя

Зорь пора!

В бездорожьи

Звезды Божьи,

Ах, утешнее,

Чем вчера.

Все кончается,

Позабудь!

Уж качается

Сонно муть.

Ропот спора –

Скоро, скоро

Увенчается

Розой грудь,

Сладко просится

В сердце боль –

В небо броситься

Нам дозволь!

Легким шагом

По оврагам

Благоносица

Божьих воль.

Божья клироса

Дрогнет зверь.

Все открылося,

Друг, поверь.

Вдруг узнали

(Ты ли, я ли):

Не закрылася

Счастья дверь.

1919

Дай вспомнить, Боже! научи

Узреть нетленными очами,

Как отрок в огненной печи

Цветет аврорными лучами.

Эфир дрожащий, что роса,

Повис воронкою воздушной,

И ангельские голоса

В душе свиваются послушной.

Пади, Ваал! пади, Ваал!

Расплавленною медью тресни!

Лугов прохладных я искал,

Но жгучий луг – еще прелестней.

Огонь мой пламенную печь

В озерную остудит влагу.

На уголья велишь мне лечь –

На розы росные возлягу.

Чем гуще дымы – легче дух,

Оковы – призрачны и лживы.

И рухнет идол, слеп и глух,

А отроки пещные живы.

1921

* * *

И разрушение, и голод,

Но в душу проникает холод,

Сладелой струйкой вьется тлен.

Что значат «хлеб», «вода», «дрова» –

Мы поняли, и будто знаем,

Но с каждым часом забываем

Другие, лучшие слова.

Лежим, как жалостный помет,

На вытоптанном, голом поле

И будем так лежать, доколе

Господь души в нас не вдохнет.

Май 1921

* * *

Водица да песок...

К земле чего же охать,

А к Богу путь высок!

Не болен, не утоплен,

Не спятил, не убит!

Не знает вовсе воплей

Наш кроликовый скит.

Молиться вздумал, милый?

(Кочан зайчонок ест.)

Над каждою могилой

Поставят свежий крест.

Оконце слюдяное,

Тепло лазурных льдин!

Когда на свете двое,

То значит – не один.

А может быть, и третий

Невидимо живет.

Кого он раз приветил,

Тот сирым не умрет.

Сентябрь 1921

Пурпурные трауры ирисов приторно ранят,

И медленно веянье млеет столетнего тлена,

Тоскуют к летейскому озеру белые лани,

Покинута, плачет на отмели дальней сирена.

O via Appia! O via Appia!

Блаженный мученик, святой Калликст!

Какой прозрачною и легкой памятью,

Как мед растопленный, душа хранит.

О viа Аррia! О viа Аррiа!

Тебе привет!

Младенчески тени заслушались пенья Орфея.

Иона под ивой все помнит китовые недра.

Но на плечи Пастирь овцу возлагает, жалея,

И благостен круглый закат за верхушкою кедра.

О viа Аррiа! О viа Аррiа!

О, душ пристанище! могильный путь!

Твоим оплаканным, прелестным пастбищем

Ты нам расплавила скупую грудь,

О viа Аррiа! О viа Аррiа! –

Любя, вздохнуть.

1921

Без мук Младенец был рожден,

А мы рождаемся в мученьях,

Но дрогнет вещий небосклон,

Узнав о новых песнопеньях.

Не сладкий глас, а ярый крик

Прорежет темную утробу:

Слепой зародыш не привык,

Что путь его подобен гробу.

И не восточная звезда

Взвилась кровавым метеором,

Но впечатлелась навсегда

Она преображенным взором.

Что дремлешь, ворожейный дух?

Мы потаенны, сиры, наги...

Надвинув на глаза треух,

Бредут невиданные маги.

Декабрь 1921

По черной радуге мушиного крыла

Безсмертье щедрое душа моя открыла.

Напрасно кружится немолчная пчела, –

От праздничных молитв меня не отучила.

Медлительно плыву от плавней влажных снов.

Родные пастбища впервые вижу снова,

И прежний ветерок пленителен и нов.

Сквозь сумрачный узор сине яснит основа.

В слезах расплавился злачёный небосклон,

Выздоровления не вычерпано лоно.

Средь небывалых рощ сияет Геликон

И нежной розой зорь аврорится икона!

1922