Виктор Мамонов (1937–2009)

Из поэмы «Чудеса и труды Преподобного Сергия»

Ковчег дощатый уплывал, а Сергий

Из жизни временной – в проем дверной,

К оконной раме смерти вид усердный –

За промельк в вечную, мельчал больной,

Едва следил постукиванье ветки,

Понудил грустных иноков собрать,

Молил останки погрести не в церкви,

В отекшей глине яму откопать.

Кто приобщился Тайн перед уходом,

Ученики поддерживали, сам

Унылую постель покинул, поднял

Слезящие от радости глаза,

Жизнь выдохнул, и если не сыскали

По узкой кельице, ждал или свел.

Желанными небесными цветками

Запах луг кипарисовый, – зацвел.

За жесткие бревенчатые стены

Усмотрят два намоленных окна,

На два новопреставленные тела:

Духовная реальность не одна.

Но вглядываньем в крайние иконы

Безценную высматриваем связь

Меж небом Одигитрии с Николой,

Оградой мокрой, кельицами в грязь.

Две мысли были переданы порознь

Святому, чтоб в пейзаже проявил,

Внес в русскую историю соборность,

В безвестной Троице соединил.

Одна нам в помощь чистыми стопами

В жизнь, внешнюю спасенью – негде стать,

В другой душа ступени вырубает

По дереву духовному – летать.

Путеводительницы воплощенье,

Восхищен из щепы не то лузги

Никола и зазеленить прощенье,

Молебной части Сергия ростки.

Как ни скора, ни чудотворна помощь,

На русском неустройстве продлены,

Повреждены грехом, – доской иконы

Прикосновенья не заграждены.

Повернута молитвенным цветеньем

Икона не окно, не слепнет – дверь

Отбита настежь – шли да шли.

Святыня Келейная поделена на две.

Гармония стен кельи, наша мелкость,

Разъединенье не кровоподтек,

Укрыта в коже пальцев многомерность,

Тон вечности ни холоден, ни тепл.

Мафорий Девы и Николы ряса,

Гиматий на Младенце – омофор:

Не явно сходны цветовые массы,

Таинственен единства мирный спор.

У Матери пейзаж лица овален,

Ребячьей стрелки посредине уст

Покой подобран не на месте брани,

А обданный росой рябины куст.

Не стянута духовность к переносью –

Угодник сжат, как ветер на низах,

Молитву спелой рожью переносит,

Треглаз, не на два карих нанизал.

Тишайший яйцевидный подбородок

Пречистой Девы, безоглядный смысл

Пожизненных сиротских разгородок

В девичьей вечности Младенец смыл.

Во взгляд живого входит взгляд Николы,

Полевка зернышка не утаит

Под перебежкой зренья и уколом,

Как мыслью Троицу остановить.

Летают брови, умиленье мысли

Безследной Матерь Божью молодит.

И в трезвенности рук от порчи жизни

Младенец Ветхий денми не укрыт.

Себя не помнит, нас пасет Святитель,

Виски приподняты углами губ,

Нет мягкости в лице – вручил Спаситель

Тугую службу, свернутую в жгут.

В ущерб лицу преобладает череп

Младенца Духа Свята, то в чем жив,

Ни умерло, ни родилось, оцежен

Неверьем – не вместим, не погубив.

От цвета злаков слабнет тяготенье,

Вот-вот сойдет угодник. Жизнь темна,

А что перемогает – хилость тела,

Источник веденья, сосуд ума?

Мать проглядит, как жалостный Младенец

Из воздуха и Сам прежде времен

Глядит, широкий жест благословенья

Молчит и безнародьем утомлен.

Лицо слепца духовной мукой сжато,

В сноп умный свет увязан, сам не свой

И свет не твой, стяжанью Духа Свята

Святитель нищий выдан головой.

И в Матери Сын ведает иные,

В ходатаице нашей, свыше сил

Потери, ненадежную твердыню

В Отце и в Духе Святее – где мой Сын?

С небес путеводительных Николе,

Любому меж святых, блюсти покой,

Молитву русской Троицу, на коей

Нам видится не выбор никакой

Икон молельных, Сергий неспокоен,

Доспеет хоть евангелист Лука

От Богородичной первоиконы,

Через Николу очередь крепка.

1979

Из поэмы «Сны перед вечностью» Патриарх Тихон)

Так нравится, такой домашний свет

За белое окно, не в сад, а через

На монастырь Зачатьевский, да нет,

От сада до монастыря потерян,

Вот храмы по Остоженке рябят

Молитвой, тюлевая занавеска,

Синичка закатила ртутный взгляд

За медленно пустеющее кресло,

Стены беленой блеклая печаль...

С восторгом видят дорогую гостью –

Легка картинка старческим плечам –

Два мальчика с бревенчатого моста.

Пречистая сошла, икона – дверь,

Покрыт скатеркой стол, чадит лампада,

С колен молился, отдувало вверх

Прядь серую, как редкую ограду.

Больничней лип на маленьком дворе

Сутулость ровно приклонилась в землю: –

Крово-избавь-пролитья, предвари,

Дождись, пока мы мирови прибегнем,

Владычица, не жду на языке,

Звук мысленный в церковном песнопеньи

Жизнь промедляет в тихом глубоке,

В молчаньи плоти около успенья.

И если бы при Божием суде

Заспать сознанье мы не уповали,

То и в народной длительной судьбе

Дни ложные времен не занимали.

Дается Божье, не суду в залет

Покинуть остальное, дай окрепну,

В житейском море верою зальет,

Сплясала моя лодочка на гребне.

Забыла телу прилежать душа,

Любви спадала, хлеб кровит и числа,

До очерствленья времени дошла

Материя, когда почти исчезла.

Всем людом в тошноте Руси лечу,

Просыпаны копеечные мысли,

Изнемогаю родиной: врачу

Иных больных, покайся, исцелися!

Или безследно кинуты вовне,

Обречены послушным в наученье,

Без смысла шарим ощупью во тьме,

Бредем по кругу в страшном помраченьи?

Почерпнутый в источнике греха,

Когда прельстила ядовитым хлебом

Ком глины подающая рука,

Забывшим о едином на потребу.

Бог поругаем не бывает, рай:

Мы наготуем при благословенной

Земле, проклятьем проницаем в край –

Легло на самый труд народный – мерой.

Тебе, Пречистой, Сыном застит тьму –

Прошло оружье душу, эти прятки

Пробитой по примеру Твоему

Руси церковной – к крестному порядку.

Братолюбивой горести прейдем,

Сыноподобной участи потерпим.

Народный грех преодолим путем

Свободного свидетельства и жертвы.

Ходатаица к Господу, ходи

И церковь погоди, пока мы рушим,

Где лишь на взгляд Твой брезжит впереди,

Не отвечай, но предвари зовущих.

Ни помощи иныя не зову,

Разве Тебе, телесные недуги,

Надеюсь, приступаю к Покрову –

Еще годочка три пожить и будет,

Дел больно много, воля не моя,

Болеет церковь, демонам не спится,

Коснись врачебной влагою огня,

Уйми таящуюся огневицу.

Усталый патриарх прилег, кровать

Как бы душе показывать не смеет,

Глаза прикрыл, Остоженку пятнать,

Нет, комната, кровать в углу – бледнеют.

Он нервничал в кружилом январе,

Слабел и зябнул, не арест тревожит,

Все шли к нему да шли, смерть на дворе

Донской заносит, завалить не может.

Но все шутил, не ждал, что и врачи

В лечебнице откажут, побоятся

Принять больного старика, почти

Хранимого властями. – Что ж вы, братцы?

И еле дал себя уговорить

Поехать в эту бедную больничку,

Хотя бы так вот, одному побыть

Перед глазком порхнувшей вспять жилички.

А слышал и другие голоса:

Что разрешило мучимому страхом

Плетневу захлебнуться, не в слезах,

В рыданьях пасть в колени патриарху:

Не вашему святейшеству, не вам,

Не соглашайтесь только, неизвестно,

К кому, в чьи руки попадете там...

– Но вы ведь будете со мной, профессор?

1980

Из поэмы «Державная»

Кондак 1

Заступница! На родине покров

На срок, на строгий климат православный,

Питающего дерева покрой –

Икона Божьей Матери Державной.

Икос 1

Крестьянке русской указала путь

В день обретения честной иконы:

Из колеи ненастной ни свернуть,

Ни от ушиба устелить соломой.

Нам приоткрыла тайную судьбу

Заступница у Троицы: не жалость –

Мучение на глиняном кругу.

Не радуйся, но заступи державу!

Кондак 2

Над алым сходом прежняя заря

С небесного жилища. В зреньи славы

Жизнь осветила горшего Царя

До посещенья гневного державы.

Ирмос 2

Сонм обстояний мнимых отогнать

Явлением Твоей доски сосновой.

Каким испугом сходство передать?

Источником очей возникших, новых.

От омраченных смыслов, низших бед

Вселеньем в белый сруб, едва связали...

Исходатайствуй разуму чуть свет,

Не радуйся, но просвети державу!

Кондак 3

Теперь под кров соборный посвети,

Пока не разбрелись за лиховестьем,

И образ Твой по родине в пути

Заполыхает цветом царской власти.

Ирмос 3

По темным душам шарящим лучом

Тень смертного неведенья, страх смерти

Находим, волчье время ни при чем,

Отыщем и при вечности – при свете.

Версту и срок сжигает благодать:

В тех измерениях товар лежалый...

Мать Света, русскому не передать,

Не радуйся, но подожги державу!

Кондак 4

Власть – крестная. Надежда на Тебя

Страны, промытой кровью. В исцеленье

Скорбей народных скошен до стебля

Луг родовой житейских попечений.

Ирмос 4

Властей мимотекущая строка

Возьмет да и закружится на месте:

Запросят помянуть, жизнь коротка,

Одним из двух разбойников окрестных...

Вслух не решусь, – на краешке стола:

А ну рискнут да смолкнут, всем мешала,

Не власть имущим ноша тяжела...

Не радуйся, но пособи державе!

Кондак 5

Спаси от поднебесных. Могут нам

Расслабить душу перед пробужденьем

Нетрезвенностью, растворенной снам,

А тело леностью и нераденьем.

Ирмос 5

Следы постоя демонских полков:

Понадобилось вытоптать спасенье,

Перо без крыл, копыта без подков,

От понедельника до воскресенья.

Укреплена железною скобой,

Дверь к косяку прислонена, крюк ржавый

И – одержимые перед Тобой:

Не радуйся, но отчитай державу!

Кондак 6

Икона – Боготочная звезда,

Обтекшая прозрачной русской ночи

Алмаз. Омыта русская беда:

В день обретения пробил источник.

Ирмос 6

В весельи страшно в руки Божьи впасть,

В готовности, а каково в уныньи,

Так и закинет влево духов власть,

Не вправо ли властители иные,

Пока найдешь на трезвенный родник,

Весь травяной, железистый и ржавый,

В ладонях поместился ледяных...

Не радуйся, а напои державу!

Кондак 7

Державная, среди любимых стран

В излюбленной, измоленной до камня

В четвертый раз хожденьем по судьбам

Отводишь гибель узкими стопами.

Ирмос 7

Испытывали гладом и мечом

В четвертом жребии Твоем живущих,

Сходить в ничто, не помнить ни о чем

Под страшным ветром благодати жгущим

По раскаленным святостью местам,

Разреженным присутствием дышали...

К подвижникам Твоим ради Христа,

Не радуйся, но дай пристать державе!

Кондак 8

Спасенью всех Предвечный попустил:

От камня земляную зыбь кругами,

Утрату, а не собиранье сил,

Нанес рукой Державной русских Ангел.

Ирмос 8

В глубоце ночи в памятном ряду

Прозрели землю умными очами:

До края леса тени перейдут,

В ржаной неволе будет как вначале.

Терзания не слабого страшат:

Не сильного бы демоны терзали,

А имя Господа в уме держать.

Не радуйся, поди ослабь державу!

Кондак 9

Мы – пришлые: кружим перед крыльцом,

От мельтешенья участи всегдашней

Чуть посветила жалостным лицом

К забвению мытарств в зазреньи страшном.

Ирмос 9

Витий многовещанных нищий прок:

Словцу служенье – идолослуженье.

Надежды нет упрятать под порог

Свой ум, не помраченный небреженьем.

Без заступленья Твоего пришли,

Уйдем, и Троице не помешали,

Рогожный куль словес перетрясли...

Не радуйся, будь жалостной к державе!

Кондак 10

В явленьи ангельского естества

По теплом заступленьи – милосердье

Перед концом истории едва,

Передались гордыне, еле стерпим.

Ирмос 10

Твоей иконой возросла стена –

Ограда Русской Православной Церкви,

Внутри которой пленная страна

Еще поныне вавилоны чертит.

За вытоптанный благодатный сад

Гордыней бывшей ангельской дышали

Потерянных небес тому назад...

Не радуйся, смири Свою державу!

Кондак 11

За нами и другие налегке:

Прощенные, мы путь спасенья многих.

Со-единенье в русском языке

Пречистая со-держит в каждом слоге.

Ирмос 11

Светильники пригасли, лампы, все

Живыми светляками примелькались

За спицами в кромешном колесе,

Пока не свалит при пороге камень.

Но даже если путь окоротишь:

Не знаю вас, храните, где лежали!

А все – Твои, не хочешь, а простишь...

Не радости, хоть кротости державе!

Кондак 12

И если Некто вкладывает в нас

Хвалебный стих Владычице Державной,

Трудиться остается про запас

За инославных, как за православных.

Ирмос 12

Источник живоносный не погряз:

Державная икона смысл открыла,

От молнии пророчества зажглась,

Движенье благодати озарила.

Так в Кане Галилейской: нашу скорбь

Ты в радость претворила. Боже славы!

Державной нашей Матери ускорь

Спокойствия и радости в державе!

Кондак 13

Всепетая, проточное прими

Моление народа: мы неровня

Святым своим, Ты русских помяни,

Восстанови звено в цепи духовной.

Заступница! Страх, участь и любовь

Утроились перед доской сосновой –

Державной – вышли из одних лесов,

Молились накрик изо всех сословий.

Мать Света, Сына только умоли

Державу отвердить в кристалл: огранен

Страданьем, инородцев отдели,

Закваску всех междоусобных браней.

Я не имею помощи другой,

Он не имеет по..., все не имеем.

Сведи, Всепетая, с дурных кругов

Готовность к худшему. По крайней мере,

Смирения и покаянья дар

Сегодняшней гордыне сделай равным,

Возьми нас в незапамятную даль

Соединенья в Церкви православной.

Прости, ни словом не превозношусь

Над совопросным грешником, до слуха

Хвалой коснуться Троицы страшусь:

Отца и Сына и Святого Духа.

1983

Дай, Господи, спокойно встретить тень

Дня внешнего, дожить на этом месте

Послушным чистой воле, как хотел,

Какие бы ни получил известья.

Во всех моих словах руководи

Моими мыслями, по крайней мере,

Дай утомление перенести

Любить, терпеть, прощать, молиться, верить...

1985

Из поэмы «К Блаженной Ксении»

То ли расслабевал погодный плен,

Но видеть Ксению по вольной воле

На сытную молитву в чисто поле

По слезной глине шла в поклоны что ли

И на все стороны, не встав с колен.

То каменщикам жуть не перемочь:

На церковь новую, уже темно там,

А кирпича натаскивает кто-то

На самый верх из дармовой работы.

Да это Ксения, какую ночь.

То из недуга еле зримый мост

Проглянется недвижно за икону:

– Стою себе к суду Христову. – Коли

Святая страха ради безпокойна,

Так мы от ужаса плывем как воск.

И так уже спасеньица на дне

За внутренним безмолвием, докуда

Еще молчать перед смиреньем судным,

Когда молебный хлебец сохнет, скудный,

Да корочка совсем, куда скудней.

На сторону беда и слобода,

Тут самоукореньем не спасешься

Стерпеть все находящее, и ложь вся

Повычерпана покаянной ложкой –

С намоленного места не сходя.

Чтоб не перемогая лютый страх.

С безумьем земляным в одно слежаться,

Хоть семечка озябшего держаться:

Плоду древесному откуда взяться,

Пока не вызрел внутренний монах.

Хоть от ствола отколупнуть смолы

Между хождением церковным лесом,

А не питаться, глиняным замесом,

Словесной жвачкою на радость бесам,

Не то и просто с примесью хулы.

Не на присловья собирать свой ум,

Но заключая в каждое из ряда.

А с одеревененьем нету сладу,

На понужденье сетовать не надо,

Разъединяя многих смыслов шум,

В которых не молитва холодна –

В разсеяньи просеяно помногу:

В мысль сонную кидаться на подмогу...

Да все равно она угодна Богу

И за смиренье в подвиг вменена.

Молитвой сорок суток посреди

Сухого терния, ни сном ни пищей,

Устремлена с живого пепелища

К воздетым ангелам, пока отыщет

Чего ни впереди, ни позади.

Вся эта жизнь на сорок с лишним лет

Нанесена на складах и канавах,

Спать полусидя, не ложася на бок,

Но как образовала страшный навык

За неименьем плоти, или нет,

Ведь кто бы выжил не перед окном,

Незримым чистотой ума, промытым

Духовным взором: Бога собери ты

Перед догадкой мысленной, разлитой

По зренью – горняя возведено.

Другой раз снизить бы молитву: раз

Дала двум братьям по сухой просвире.

Велела не жевать – сглотнуть не в силе,

Когда размокнет! – за отца просили

Ее молитвы, – чуть не кровь из глаз.

Едва не задохнулись, собери

По черным лицам, слабой спичкой чиркнув

У дьявола попробуй душу вырви! –

Блаженной в труд, когда святая Церковь

Молитвы за опоиц не берет...

А то не видит никого, поверх

Голов глядит, по тайному хотенью.

Как вкопанная в глину, по колени

В овраг, под образа и на ступени.

Одна, на людях – скрытая от всех.

Не трудничество опыта, не суд –

Частичка ведома: Господь сурово

Вел Ксению, не по слогам Бог-Слово:

Заткал скорбями жесткую основу.

Палимый адом глиняный сосуд.

Хотя бы плакала, чтобы простил

Неведенье ругавшимся юродству.

А то ведь месту повредила просту.

Начальствовать душе, вести к колодцу.

А ты давно и ведра упустил.

1990

* * *

От Меня это было...

Безымянная молитва

Не крыло залепило, слепя,

От Меня это было: касаньем

Нас задело двоих, а не знанье

Мне позволило выбрать тебя.

Искушенья начнутся и спи ты

Или бодрствуй, хваля и кляня,

От Меня это было: защитой –

Обреченность твоя быть убиту

И возможность восстать на Меня.

А пока что не до смерти гонят,

Обучайся смиренью живьем.

От Меня это было: нет дома,

Но тебе, не кому-то другому

Обозначено место твое.

Твердь духовную взялся расчислить,

А своих не растратил богатств,

От Меня это было: зависеть

От Меня – о тебе я замыслил.

Бог захочет – в окошко подаст.

Что скорбеть, и болезни все те же:

Позабудешь на груде камней.

От Меня это было: повержен,

Даже если не будешь утешен,

Все же ты обращайся ко Мне.

А искать в этом мире зеркальном

Кто б тебе твои вины скостил,

От Меня это было: за камнем

Как за Господом, но предоставь Мне

За смерть вывести, раз допустил,

В страшном свете любви Я податель

Многой горечи или слегка,

От Меня это было: предатель,

Не исправишь своих обстоятельств,

Ты орудие, а не рука

Совершенья особого дела,

Краснотой натекает платок,

От Меня это было: владела

Жизнь, морочила, сколько хотела,

Чтобы сладко сошла за ничто.

И на гребне успеха не в пользу

Ты на слово Мое положись.

От Меня это было: Господь твой

Наградит окаянной работой,

Пораженьем во всю твою жизнь.

В руку дам тебе плошку с елеем,

Слабых благословляй неспеша.

От Меня это было: знаменье

Злая немощь твоя – откровенье,

Пусть помазана накрест душа,

Проницаема всякому жалу,

Принимай – это все нам двоим.

От Меня это было: начало,

От Меня это есть: если мало,

От Меня это будет. Аминь.

* * *

Над родовой равниной до тепла

Не все любовь уходит через руки,

Все вьюгой ли? да вся из серебра...

Не паутиной – духоносной пряжей

Восхищенная, жизнь свалялась в ком,

Когда б не разбиралась на лебяжьи

Целительные имена икон.

Заплакать в голос, а спросить совета?..

Да и покуда он дойдет, ответ...

В черед Неувядаемого Цвета

К Взысканию Погибших, хода нет,

И так опередит Скорбящих Радость

Всех и Моя Печали Утолить,

Сама пылает Огневидной Раной

И Вододательница – дождик лить.

Хлебов Спорительница, Мати Дево,

Скоропослушница, а все конец –

Заступит нас перед сыновним гневом

Последним: Умягченье Всех Сердец.

Глухие ставни затемняют скорбь

Внутри домка, снаружи запустела

Кормящим огородцем под забор

Не потому, что чернота густела

И дом в потеках земляных намок.

А в комнатке натопленной и ладной

Лежал отец, почти и есть не мог:

– «Мне б рыбки свежей...»

В безвести голодной,

Что дочь и рада досмерти поспеть,

Когда он запросил на Спиридона –

Пошлет святитель? Где ж его искать? –

Не загражден канавкой рынок рвотный

Во вшах войны: всего-то началась

На Всех Святых, сиять в земле российской

Пригвождены. Тут переночевал

Старик-торговец в новой телогрейке

Или принес продать немного рыб

В лихую рань, торговок одиночных

Не задевал, тряпицу приоткрыл

И протянул улов: – «Возьми-ка, дочка...»

Да припозднилась: в общий русский дом

Снести все Божьей Матери дары бы.

– «Ведь это ж сам святитель Спиридон,

По описанью твоему, дал рыбы...»

Кто нам еще подаст за всю-то жизнь:

Мир обшивает – с голого по нитке,

Нигде искать укрывья не берись,

За истощение беды молись:

«Да будет воля Твоя» – по молитве.

* * *

Безумьем поновляя полноту

Господня содержания за краем –

Незнанью подали на нищету.

Все, что намолим – не перетекает

Хрусталика, но выплеском из пор

Не нажитое дно пересекает,

А на отлете отмирает хор

И может быть неведеньем продлится

Ввиду необратимых перемен,

Пока успеется еще молитва

С колен. Да даже сам подъем с колен...

* * *

Как истратить словарный запас,

Прерывая дыханьем невольным

Говорящего с Богом о нас,

Но когда задохнувшийся в вате

Позади неизбежных минут

Заскулит-засвистит виноватый,

Извещенный, что все еще тут

Страшный Бог, соучаствует в боли,

Чтоб молитва тебе помогла,

Может ветер из каменной соли

Выдувает такие слова?

* * *

В новом возрасте в прежнем обличьи

Старость празднично манит меня

За сквозным дребезжаньем синичьим.

Гулкий лес не по-зимнему власть

Применил от порога и мне бы

Впору и на колени упасть

Пред иконою чистого неба.

Тут – родник в домодельном ковше,

Тело хлебное мирного Спаса

На дощатом столе раскрошил

За молитвой последнего часа.

* * *

Мне-то прежде хотелось летней

Чистовой, повторной судьбы.

Настигает совесть молитвы:

Даже если до холодов,

Своевольная и не строго

С губ сотрется не пеной слов,

Принижая образ трудов,

Забоюсь нагнуться, потрогать –

Обожженною, с проводов,

Чуждой ласточкою к порогу.

* * *

Из склизкой убыли мерзеет всход рябой,

С безместной святостью повязаны веревкой:

Гусиной травки пух – над жизнью и покой.

Или пригнул спиной домашний камень,

А душу с пальцев краешком пустил.

Не то – ходимый по горе – руками

Себя опрятал, хлыстик возрастил.

Иной ел хлеб, а за куском – калитка

И мысленная трапеза длинна...

А тот стоял, поя, – дак вот, молитва

С дыханьем рядом запечатлена.

Заждавшихся прошьет под прелой кожей,

Ступней наколет жаркую стерню.

Не дознана вчерашняя похожесть

На жизнь подобную монастырю.

С ней будучи разлучены исходом

Надмились зреньем, что нам предстоит,

Кто чем предпослан за отменным сводом –

Молитве в слезы вымученный стих.

А даже безымением предпослан –

Унылый ангел зашагнет в покой:

А там топчан тряпицей чистой постлан

И досаждаю ближнему собой.

Пять сосен, клонящие рядом

Налево, на той стороне,

Стволы с береженым надсадом,

Пропали в беленой стене

В заведомо долгую муку,

Но имя запомнить вольны

Простое, как выстрел из лука

Сквозь пену эгейской волны,

С гомеровой скудной догадкой

Пока не сольются в одно

Два мира в прозвании кратком,

Как винное это пятно.

Но будто бы между двоими

В зазор не ладонь протяни –

Забытую душу и имя

Раздельно, Господь, помяни.

Ручательством истины, черной доской,

Втянуло молитву незнаемой силой

Коптящего пламени, быстрой осой –

От боли обычную жизнь окружила,

Теряется не безпорядочный вид,

Не то чтобы звери и птицы по чину

В пейзаже построены и предстоит

Иконе до развоплощенья в картину

Прожиточной святости – всем не взойти

Не в образ, вот разве из первого детства

В ныряющем перышке можно найти

От пришлого ангела в робком соседстве...

Чтоб сызнова не одарить

Сырой лихорадкой любовной,

Совсем отучи говорить,

Мой ангел живой, малословный,

Когда ни язык не спасет:

От всякого слова ломает,

Вот разве веселость растет

По мере как речь убывает.

Не вслед за собой отлететь –

Бездетному, злому, больному,

А просто укрой от людей

И не вразумляй по-иному,

Что было отдельно, поврозь,

Записано хоть на ладони,

Молитвенно передалось

Как бабочка легкой иконе.

Некрещеные ангелы. Жизнь пополам.

Полстраны на войне. В тридцати километрах

От пустынной деревни открывшийся храм

У дороги, продутой соломенным ветром.

На телеге с десяток притихших детей.

Не впряженные матери, бабушки, тетки,

Ни лошадки, с безкормицы павшей, не те –

В той же упряжи нищий Христос посередке

Ребятишки постарше всю грязь в октябре

Донесут на ногах, чтоб в обувке последней

Чистый храм обрести, где в худом алтаре

Новомученик будущий служит обедню,

Дух Святой. В оловянной корчажке вода.

Ни свечи: смоляная лучина мерцает.

Над страной то одна, то другая беда.

– Отрицаешься от сатаны? – Отрицаюсь.

23      апреля 2006,

Пасха Христова

* * *

Любе Елизаровой

А бедный не берет, но по-иному,

Молюсь: незрячий, помоги слепому

С пути за много дней тому вперед,

Один Господь, в таинственную рань

Создав из дерева живую душу,

Завесил непрозрачную снаружи

И между ними милостная ткань.

Неведомый ходатай за меня,

Да сам пришелец не бросает тени:

Серебряную не достать с коленей,

Пока монетка катится, звеня.

11 мая 2006

* * *

От уединения и молчания раждается умиление

и кротость; действие сей последней в сердце

человеческом можно уподобить тихой воде

Силоамской, которая течет без шума и звука,

как говорит о ней пророк Исаия: воды Силоамли текущiя тисе.

Из наставлений преподобного Серафима Саровского

Осыпавшись страницей книжной –

Душа осталась неподвижной

Пересекая свой испуг,

Как будто запершись на ключ

За дверью комнаты вчерашней,

Необъяснимой и нестрашной,

Как медленный студеный ключ.

О, ангел мой, благослови

Благополучно удалиться

И второпях не домолиться,

А не подсказывай слова

До внутреннего срока мне.

Да просто вымолчать по капле

Подобно водам Силоамли,

Текущей тихо, меж камней.

Или внезапным разуменьем

Не выразить, не передать

Божественное посещенье,

Нечаянную благодать?

15      мая 2006.

* * *

Ларисе Прокофьевой

Перемогая высший смысл страданья

Позволено нести перед собой,

Утаивая в муках умолчанья

Или открыто называя, тем

Отзывчивее совесть: очищенье

Больной души ещё возможно всем,

Чем чаще это Божье посещенье,

И нужно-то всего произнести

Безумную сердечную молитву,

Чтобы Спаситель мог к тебе войти

Хотя б в полураскрытую калитку,

В протянутые руки передать

Или вложить в клочок души записку.

И если мне позволено страдать,

То я ещё не обречён, но взыскан.

16      октября 2008