Глава II. Всероссийские монашеские съезды 1909 и 1917 гг.

Первый Всероссийский монашеский съезд состоялся в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре с 05 по 13 июля 1909 г. (см. Приложение 7), и явился важным событием для всего русского монашества, крайне нуждавшегося в обсуждении назревших и больных вопросов его духовной и обыденной жизни. Св Синод определил Почетным председателем съезда Московского митр. Владимира (Богоявленского), а председателем – Вологодского архиеп. Никона (Рождественского), который и стал основным докладчиком с темой: «Нужды современного русского монашества».

Таблица 13. Состав⁹⁰ участников иноческого съезда 1909 г. по священному сану и праву голоса

Источник: составлено автором по данным [158, с. б/н – см. списки участников; 97]

Таблица 14. Состав участников иноческого съезда 1909 г. по должности участника и праву голоса

Источник: составлено автором по данным [158, с. б/н – см. списки участников; 3–97]

Как видно из табл. 13 и 14, в составе участников съезда были 8 архиереев, из которых три (Преосвященные Андрей (Ухтомский), епископ Мамадышский; Иоанн (Смирнов, †1918), епископ Киренский; Никон (Рождественский, †1919), епископ Вологодский и Тотемский), были непосредственно связаны с миссионерской деятельностью РПЦ. В работе съезда участвовали 35 архимандритов, 19 игуменов и 25 иеромонахов, служащие, в частности, наместниками 3 лавр и настоятелями 31 монастыря. Присутствовали один ректор духовной академии (Преосвященный Евдоким (Мещерский, †1935), епископ Волоколамский, второй викарий Московской епархии) и пять ректоров семинарий. Кроме того два священнослужителя несли послушания, связанные непосредственно с миссионерским деланием.

Представительство отвечало требованиям Указа об участии в иноческом съезде «настоятелей монастырей или, взамен их, … особенно ревностных и опытных в духовной жизни старцев», «лучших из представителей монашества», «иноков, ревнующих о славе монашества» [98, л. 1–2]. От Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря на съезд, с правом решающего голоса, был делегирован благочинный иеромонах Паисий⁹⁵.

Основной и главнейшей задачей съезда стало получение ответа на вопрос о том, «какие меры возможно и должно принять для поднятия духовной жизни в современном монашестве, какие препятствия к этому необходимо устранить…» [158⁹⁶].

Перечень вопросов решаемых на съезде составил 22 позиции, но, с позиции миссионерской работы монашествующих Русской Православной Церкви, к самым важным из них, следует отнести вопросы о:

– «миссионерском служении церкви со стороны монастырей» [158, п. 19⁹⁷, с. 24] (в узком смысле понятия);

– мерах по усилению воспитательного действия богослужения [158, п. 2, с. 21];

– развитии в монастырях старчества [158, п. 6, с. 22] и духовничества [158, п. 16, с. 24];

– хождении иноков со святынями [158, п. 18, с. 24];

– служении иночества во время войн и внутренних смут [158, п. 21, с. 25];

– благотворительной деятельности обителей [158, с. 46].

(вопросы пунктов 2,6,16,18 и 21 – в широком смысле понятия).

Вопросы об усилении монашествующими и монастырями всех видов миссионерской деятельности ставились и обсуждались на съезде особенно напряженно, при этом весьма дискуссионным оставался вопрос о благотворительной деятельности монастырей и о формах их социального служении вообще [158, с. 46].

Перед началом съезда в газете «Московские ведомости» была опубликована статья, которая имела подпись: «иноки-простецы», и в которой обращалось внимание участников предстоящего Собрания на ряд моментов жизни обителей, связанных, в частности, с их миссионерским служением:

«12. Вследствие крайне распространяющихся теперь в народе разных лжеучений, пьянства и вообще распущенности хорошо бы установить ведение в храмах обителей внебогослужебных бесед для приходящих сюда богомольцев, в каковых беседах выяснялись бы гибельныя последствия этих нравственных недугов и давались бы советы, как бороться с ними и избавиться от них, при чем безплатно раздавались бы им (богомольцам) более соответствующие духу нынешняго времени печатные листки. Беседы эти могут вестись способными к этому делу иеромонахами, иеродиаконами и даже простыми иноками. Конечно, такие проповедники найдутся в немногих обителях. Следовательно, в таком случае, могут быть поочередно присылаемы по назначению для этого дела ученые молодые иноки, готовящиеся быть пастырями словесного стада Христова.

13. Для монастырской братии также следовало бы установить в известные часы беседы в трапезной или другом помещении, где знающими лицами разъяснялись бы им как истины христианского вероучения, сущности и цели жизни иноков, так и обязанности их и прочее.

14. Дознано, что прибывающие в монастыри богомольцы вынуждены бывают смущаться через то, что им предлагают так называемые «записчики», сидящие с книгами, записать себя или родных своих на помин за известную плату. Поэтому этих «записчиков», своею профессиею довольно напоминающих древних мытарей, следовало бы упразднить.

15. Завести бы во всех монастырях живописные мастерския, и способных к живописи послушников обучать рисованию и живописи, дабы каждый монастырь мог предлагать богомольцам иконы своей работы и хорошаго письма. Это в конце-концов вытеснило бы продаваемые ныне иконы на жести или хотя и на дереве, но крайне плохого письма суздальских «богомазов» [цит. по 158, с. 34–35].

Из приведенных отрывков статьи «простецов» видно, что они весьма точно представляли себе не только проблемы общества, но и проблемы иноков и обителей.

Съезд был открыт докладом Преосвященного Никона (Рождественского), епископа Вологодского и Тотемского «Нужды современнаго русскаго монашества», в котором Владыка обличал возможную потерю духа и цели жизни монашества при навязывания обителям просветительской и благотворительной деятельности на подобии светских их форм [см. 158, с. 46–47], хождение иноков с иконами не в благоговейных миссионерских Крестных ходах, но с целью сбора средств на содержание монастырей [см. 158, с. 48], при превращении «отправления богослужения в механическое выполнение обряда» [цит. по 158, с. 52; см. п. 6 первой части доклада] и др.

Докладчик акцентировал внимание на необходимость расширения практики святоотеческих поучений. «… посмотрите, с каким вниманием миряне устремляются к амвону, когда монах выходит читать их⁹⁸. Даже простое, монотонное чтение не всегда грамотного монаха оставляет впечатление. Следует только читать не по славянски, а в русском переводе, причем желательно читать именно по переводу Оптинской пустыни (такия книги, как аввы Дорофея, Иоанна Лествичника, Симеона Новаго Богослова и под.). … Но не для мирян, главным образом, следует читать творения отеческие, хотя и они, конечно будут назидаться, а для назидания самих иноков и послушников. … Иногда можно разнообразить чтения, заимствуя их и из современных учителей Церкви… Особенно полезны поучения святителя Феофана, Вышенскаго затворника» [цит. по 158, с. 54].

Епископ Никон вносил целый ряд предложений по совершенствованию иноческой жизни, в частности, и миссионерского служения монашествующих.

Так, пункт 4 второй части доклада говорил о необходимости «обратить самое строгое внимание и на умственное развитие иноков в религиозном отношении» [цит. по 158, с. 59].

Пункт 7 акцентировал внимание на всемерное развитие феномена старчества: «Старчество есть самый жизненный нерв истиннаго православнаго монашества; без него невозможно постоянное воспитание духа путем совершеннаго отсечения своего смышления; при самом идеальном настоятеле нужен, по немощам нашего времени, старец в каждой обители» [цит. по 158, с. 63]. Преосвященный подчеркивал духовно-миссионерскую роль явления старчества для глубокого воцерковления мирян: «Старцы должны быть прежде всего духовниками для говеющих мирян. Многие стремятся в обитель … в надежде получить там от опытного старца руководство к духовной жизни. А это и есть старчество. … Вот – главная задача служения монастырей мирянам» [цит. по 158, с. 65].

Было обращено внимание на положительное влияние практики внебогослужебных бесед и миссионерских диалогов (собеседований). «Можно в больших обителях, где бывает и большое стечение богомольцев, открывать внебогослужебныя беседы в церквах с народом, особенно если есть иноки, способные к этому деланию. Можно устраивать и собеседования с раскольниками и сектантами, если есть достаточно изучившие сектантство и раскол, в странноприимницах. Можно и должно встречать в обителях богомольцев, как дорогих гостей того угодника Божия, котораго мощи в обители почивают, или икона имеется чудотворная, руководить их при обозрении обители, поведая все, что поучительно для них из жизни угодника и и из истории обители. Вот чем … могут наши обители послужить миру православному» [цит. по 158, с. 65–66].

Десятый пункт был обращен пожеланиями к ученому монашеству, которое ставило «себе целию служение Церкви Божией на поприщах учебном, миссионерском и пастырском» [цит. по 158, с. 66–67]. Владыка призывал к тому, «чтоб на первом плане у них была такая же великая цель, что и у простых монахов – воспитание своей собственной души для царства небеснаго, для живаго общения с Богом и жизни в Боге. Тогда сами собою достигнутся и вторыя цели, ибо именно тогда то, достигая святой цели богообщения, они станут способны, пригодны и достойны служения Церкви Христовой; тогда и поймут, что не их личные силы, не их ум, способности и дарования, а Сам Христос в них и через них исполняет им порученное Церковию служение» [цит. по 158, с. 67].

Обратим внимание на слова Высокопреосвященного Владимира (Богоявленский, †1918, в 1992 г. канонизирован РПЦ в лике священномучеников), митр. Московского, сказанные им в речи при открытии съезда и посвященные исторической миссионерской роли монастырей. «Из монастырей выходили проповедники, которые с опасностью для жизни шли в среду язычников и сеяли там семена христианской жизни… Некоторые из монастырей⁹⁹ служили оплотом к распространению и утверждению христианства между язычниками¹⁰⁰. … Монастыри были самыми деятельными распространителями и религиознаго просвещения. Они первые стали заводить у себя библиотеки, считая книжное дело самым богоугодным делом, и устроять школы для обучения грамоте. … Но главная заслуга монастырей заключается в том, что они оказывали благоприятное влияние своим примером, как проводники в жизнь, без всяких уступок, известных нравственных требований» [цит. по 158, с. 79–80].

Безусловно центральными, с точки зрения миссионерских деяний РПЦ, стали две речи (первая была сказана в заключение первого торжественного заседания съезда – 05 июля, вторая – 08 июля) чиновника особых поручений при обер-прокуроре Св Синода, действительного статского советника¹⁰¹ (в последующем – тайного советника¹⁰²), известного миссионера Скворцова В.М.¹⁰³, командированного на съезд иноков Св Синодом, оглашения им содержания Протокола №2 заседания Миссионерской комиссии съезда от 07 июля 1909 г., и возникшая вокруг них дискуссия участников съезда.

В своей первой речи Скворцов В.М. показал тесную связь между созывом Съезда представителей иночества и деятельностью ранее состоявшегося IV Всероссийского миссионерского съезда¹⁰⁴ (см. Приложение 7). Докладчик пояснил присутствующим историчность и неразрывность явлений «миссия» и «миссионерство» с жизнью Церкви, показал связь миссионерства и монашеских обителей: «… монастыри и миссия, на протяжении всей нашей истории всегда были так близки друг к другу в своем служении матери-церкви, так нераздельны, в качестве факторов христианскаго просвещения ”сидящих во тьме и сени смертной”, – в охране веры и верных сынов церкви и родины» [цит. по 158, с. 89].

Очертив круг целей миссионерской деятельности, Скворцов В.М. выделил в качестве главной цели и первой задачи миссии «утверждение верных чад церкви в догматах своей веры, в ограждении их от приражения лжеучений, в охране истинно-верующих и право-славящих от ”волков лютых, от татей и разбойников”, что ”инуде перелазят” во двор овчий, – за церковную ограду, и здесь духовно погубляют души, искупленныя честною кровию Христа, а каждая такая душа дороже целого мира» [цит. по 158, с. 89].

Указав на то, что монастыри по праву именуются «духовными врачебницами для больных духом, для грешных мирян», всех ищущих Божескую правду, что «в доброй духовноблагоустроенной и церковно-благолепной обители освежаются они духом, подкрепляются примерами веры и благочестия, закаляются в вере, забронировываются от тлетворных влияний века сего, от мудрований лжеименного разума», миссионер делает два закономерных вывода: 1. «в святых обителях осуществляется самая главная и первая задача миссии» и 2. «наши монастыри всегда были и да пребудут на свято-русской земле цитаделями православия, оплотом Церкви, где непрестанно бодрствует в молитве веры за грешную Русь иноческая стража» [цит. по 158, с. 90].

В заключении своего первого выступления Скворцов В.М. призвал членов иноческого съезда: «уделите же ваше серьезное, благочестивой внимание миссионерскому делу, поставьте его на ряду с важнейшими вопросами программы вашей деятельности» [цит. по 158, с. 93; 96, л. 4об].

Съезд прислушался к обращению Скворцова В.М. и заслушал вопрос о постановке миссионерского служения ранее многих других вопросов повестки дня [96, л. 22].

Вторая речь чиновника особых поручений при обер-прокуроре Св Синода была посвящена вопросу об отношении монастырей к миссионерскому служению Церкви.

В начале выступления были констатированы факты действительности о том, что православная вера и Церковь, как ее выразительница, стали предметами агрессивного оппозиционного обвинения как якобы наличествующего в Российской империи источника реакционной борьбы, как тормоза политической эволюции и социального прогресса. В то же время, от оппозиционных борцов с христианством, всяческую активную поддержку стали получать источающие церковную смуту, раскол, а также секты любых антиправославных толков. Показана целенаправленность и планомерность подрывной работы проводимой «вратами ада» (см. Мф. 16:18). Были даны оценки законопроектов, внесенных на рассмотрение Государственной думы, ущемляющих права и возможности Русской Православной Церкви, имеющей статус проводника государственной религии – православной веры.

Призвав монастыри быть готовыми к предстоящей борьбе в защиту веры и благочестия, к духовной помощи народу и к ответу на «новые духовные запросы взбунтованной народной мысли» [цит. по 158, с. 138], докладчик перешел к ознакомлению участников съезда с системой мер, которые, по представлению Миссионерской комиссии съезда монашествующих, должны быть принятыми для эффективного противодействия антиправославной и антицерковной агитации [136, л. 136–137].

Председательствовал на втором заседании комиссии епископ Сухумский Димитрий (Сперовский, †1923; с 1919 г. архиеп. Старорусский, викарий Новгородской епархии). Постановка вопроса была сформулирована следующим образом: «§19 программы съезда монашествующих, который гласит: «Миссионерское служение церкви со стороны монастырей: старчество для мирян, внебогослужебныя беседы; борьба с расколом и ересями, распространение апологетических и вообще духовно-нравственных изданий, руководство паломниками, где это особенно потребно» [158, с. 139] (см. Приложение 7).

Во время заседания Комиссии, Скворцов В.М. доложил ее членам постановления IV Всероссийского миссионерского съезда в рамках заседаний отделов и общего собрания миссионерского съезда об организации миссии при монастырях и участии монашеских обителей в делах миссионерского служения Церкви.

Согласившись с решением общего собрания Киевского миссионерского съезда, по тщательному и достаточному обсуждению вопроса, Комиссия вынесла свои суждения, сформулированные по существу в п. 4 Протокола [158, с. 140–141]:

– привлекать, в качестве монастырских миссионеров для проповедей, ведения миссионерских внебогослужебных бесед с иноками и мирянами, представителей ученого монашества, духовную зрелость которых к миссионерским деяниям определять по заключению окормляющих их старцев (п. 4а) [см. также 96, л. 23об];

– заботиться о влиянии на богомольцев (мирян) при их стечении на престольные праздники торжественным, истовым богослужением, совершением Крестных ходов и проповедническим словом (п. 4б);

– оказывать всяческое содействие проповедническим и просветительским деяниям епархиальной миссии со стороны отцов настоятелей обителей (п. 4б);

– иметь в обителях монашествующих, готовых к проповедям миссионерского характера в храмах, странноприимницах и вне помещений (п. 4в);

– раздавать, при удобных случаях, приходящему в монастыри народу листки и брошюры миссионерско-апологетического содержания (п. 4в);

– ознакомить монашествующую братию с историей и порядком обличения местных сект, для чего привлекать епархиальных миссионеров, а библиотеки обителей снабдить необходимой литературой (п. 4г) [см. также 96, л. 24];

– устраивать, по-необходимости и возможности, при монастырях миссионерские школы и курсы для иноков, клириков и мирян (п. 4д) [см. также 96, л. 24];

– оказывать на постоянной основе епархиальной миссии любое посильное содействие со стороны монастырей в деле устроения миссионерских съездов и собраний, равно и путем выделения денежных средств (пп. 4е и 4ж).

Вопрос о старчестве для мирян (п. 1 Протокола) предложено было передать на обсуждение комиссии монашеского съезда о старчестве и духовничестве. Вопрос о миссионерских целях бесед монастырских духовников с народом (п. 3) – передать на заключение той же комиссии. Вопросы о поднятии умственного уровня монашествующих и усилении их дисциплины (п. 2) на заседании Миссионерской комиссии не рассматривать, как определяющих основное содержание соборного решения всего съезда [158, с. 139–140]. Предложение о заведении и содержании монастырских книгонош (п. 4з) – отклонить, а вопрос о сборщиках и сборщицах в миру средств на нужды (содержание) монастырей (п. 4i) передать в соответствующую профильную комиссию [158, с. 141].

Внесенное Комиссией решение читалось на съезде по пунктам, и было принято после дискуссии.

По пункту 4а мнения, в части заключения старца о готовности инока, не зависимо от степени его учености и возраста, к проповедническому и миссионерскому служениям, высказывали игумен Зосимовой пустыни Герман (Гомзин, в дальнейшем – схиигумен, †1923, в РПЦ в 2000 г. прославлен в лике преподобных), наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архим. Товия (Цымбал или Цимбал, Цынбалов, †1916), начальник скита при Оптиной пустыни игумен Варсонофий (Плиханков, старец, в дальнейшем – схиархим., †1913, прославлен РПЦ в 2000 г. в лике преподобных). Отметим замечание иеромонаха Алексия (Соловьев, старец, в дальнейшем – иеросхимонах, †1928, прославлен РПЦ в 2000 г. в лике преподобных) из Зосимовой пустыни: «основа монашеской жизни состоит, разумеется, в смирении; монастыри установлены для тех, кто желает проводить жизнь в страхе Божием, в духе истиннаго покаяния и смирения. И если этого не будет, то главное в монашеской жизни утратиться. А ручаться за отдельныя личности, чтобы этого с ними не случилось, невозможно. Без смирения это искушение тщеславия вполне возможно: при отсутствии его немыслимы и другие добродетели. Смирение есть друг любви, а любовь есть друг смирения, и проповедь без смирения будет цветом без плода. Монах есть как бы олицетворение покаяния, и не напрасно монастыри называются иногда местами покаяния. Бывает, конечно, что инок оказывается в почетном положении; в молодые годы привыкает к почестям и перестает интересоваться ими, но бывает и наоборот. Закон иноческой жизни не одинаков, надо радоваться тому, что исполняются все пожелания относительно привлечения в монастыри ученых иноков и людей опытных в миссионерском деле, но их надо вручать руководству старца» [цит. по 158, с. 142–143]. Председательствующий подчеркнул, что он разделяет высказанные мнения.

Отметим особое мнение об участии обителей в миссионерском деле члена съезда монашествующих с правом решающего голоса, благочинного Соловецкого монастыря иеромонаха Паисия (Пихин), который, в связи со спецификой «строя жизни» и местоположения монастыря, отмечал 09 июля 1909 г., что предложения Скворцова В.М. для Соловецкого монастыря «не могут быть применимы» (см. Приложение 7).

Во-первых, в части того, чтобы «прибывший в монастырь миссионер-монах состоял в подчинении у старца-наставника»: в монастыре нет старцев, а если новопостиженные иноки и поручаются под духовную опеку, то «эти особыя отношения новоначальных к духовнику, как и к старцу, скоро прекращаются, и самое назначение такое совершенно забывается».

Во-вторых, в части «присоединения миссионера-монаха к братству монастырскому»: монастырь не видит в том нужды и таковому следует жить особняком, «как и всякому пришельцу».

В-третьих, монастырю «нет никакого дела» до личных качеств миссионера, «лишь бы только он подчинялся внешней монастырской дисциплине, тогда он будет терпимый в монастыре человек».

В-четвертых, ученому миссионеру-монаху возможно произносить проповеди летом, когда в монастырь прибывают множество паломников-мирян. В зимнее время, когда в монастыре находятся только братия и трудники, миссионер может остаться в обители, если они пожелают слушать его проповеди, «в противном случае ему мы укажем место на наших подворьях в Архангельске, или в Сумском посаде, наполненном раскольниками» [137, л. 90–92 и л. 155–156]. Со столь резкой позицией о. благочинного, с точки зрения сегодняшнего дня, трудно согласиться.

В ходе заседаний съезда, Владыка Никон (Рождественский) не согласился с неправильной мыслью заведующего Екатеринодарским подворьем Балаклавского Георгиевского монастыря иеромонаха Павла¹⁰⁵ о том, что «вопрос о миссионерской деятельности иноков надо разсматривать с точки зрения народа» [цит. по 158, с. 144; 96, л. 23об]. В этой связи приведем предложение епископа Серпуховского Никона¹⁰⁶, изложенное им в Докладной записке о Правилах богослужения, об изменения редакции п. 2 Правил с «Выбор поучений зависит от настоятеля или, с его согласия, от уставщика» на «Всего лучше читать те поучения, какие указываются в уставе, только не на славянском языке, а в русском переводе, причем могут быть допускаемы, по усмотрению настоятеля, и некоторые сокращения» [136, л. 160–171]. При этом Владыка рекомендовал использовать тексты из сборника Уставных чтений в русском переводе. По замечанию протопресвитера Василия Виноградова (†1968) сборник Уставных чтений «несет на себе печать святоотеческой мудрости и отражает духовный опыт многих поколений» [20].

Развивая тему о мерах по усилению воспитательного действия богослужения, весьма полезным представляется остановиться на Отзыве о желательных преобразованиях в русском монашестве, направленным в адрес съезда монашествующих его участником Преосвященным Димитрием (Сперовский), епископом Сухумским, еще до начала работы съезда из г. Сухуми, а именно 27 июня 1909 г. Владыка отмечал: «Необходимо, чтобы во всех монастырях богослужение исполнялось по церковному уставу без пропусков и чтобы установленныя утренния и вечерния молитвы, а также вечернее правило с канонами совершалось бы неотложно. Если в бедных и малолюдных обителях не могут всего положенного по уставу петь выполнить именно пением (например, всех стихир), то пусть исполняют благоговейным чтением, но не пропускают» [135, п. 13, л. 27–27об]. Он же обращал внимание на то, что: «Необходимо ввести во всех монастырях за богослужением чтение из творений Свв. Отцов и учителей церкви, а также и проповедей и сочинений лучших русских проповедников и духовных писателей. Дело это нужно завести не для того, чтобы только буквально исполнять требование типикона, а разумно, понятно и назидательно для слушателей. В тех монастырях, куда стекается много богомольцев, необходимо завести проповедничество для народа, привлекая для этого монахов с богословским образованием, что и теперь, как мне известно, делается в Почаевской Лавре» [135, п. 21, л. 28–28об].

Добавим к изложенному выше позицию участника съезда с правом совещательного голоса иеромонаха Серафима (Кузнецова), начальника Серафимовского скита Белогорского монастыря (Пермская епархия), который в одном из своих докладов съезду писал, что следовало бы: «Совершать Богослужение как в мужских, так равно и в женских монастырях строго по церковному Иерусалимскому уставу, без малейших пропусков, дабы и епархиальные Архиереи не могли принуждать монастыри сокращать произвольно принятый всей церковью Богослужебный устав» (п. 1 Доклада) и «Обязать настоятелей и настоятельниц обязательно говорить утром и вечером поучения не только читая по книжке, но и изустно добавляя из своих духовных практических опытов жизни» (п. 3 Доклада) [134, л. 177–177об].

Заочную оценку последнее предложение получило через сто лет после внесения его вниманию съезда: «… на монашеском съезде 1909 года из самых благочестивых соображений приняли смехотворную резолюцию, предписывающую настоятелям проводить беседы с насельниками по три раза в день, чтобы поднять уровень воспитания» [91, с. 203].

По нашему мнению, столь иронично-категоричная оценка не может быть принята ни по духу, ни по букве. Речь у докладчика не шла о пространных поучениях, но это могли быть и краткие устные наставления, основанные на личном духовном опыте настоятеля, приводимые, например, перед началом трапез до или после чтения поучений книжных. Созвучно высказался Председатель съезда: «Грешно отнимать духовную пищу у братии, выгадывая лишь несколько минут времени опущением их» [цит. по 158, с. 54]. То есть, опущением поучений, включая святоотеческие и учителей Церкви. Сам Господь Иисус Христос в краткие строки притч вкладывал глубочайший духовно-нравственный и воспитательный урок (см. например, Мф. 13:10–11,31:33, Мк. 4:33, Лк. 6:39 и др.). А вот слова из доклада самого иеромонаха Серафима (Кузнецова), разъясняющие его позицию: «Обязать каждаго настоятеля и настоятельниц ежедневно за полунощницей и за вечерним правилом говорить поучения, не только читая по одной книжке, но и растворяя поучение своим живым словом, пережитым и прочувствованным жизненным практическим опытом, соблюдая пасомых, как агнцев Христовых, как членов любезнейших, согревая их, заботясь о них и любя равною мерою любви, а самое главное, чтобы у настоятелей и настоятельниц слово с делом не расходилось, дабы они шли впереди своего стада во всяком подвиге» [158, с. 125–126]. Здесь же о. Серафим рекомендует обширный список душеполезных книг и других изданий, включая Троицкие (миссионерские) листки¹⁰⁷.

Элементом миссионерской деятельности являются Крестные ходы и, как вариант, хождения иноков со святынями. Принципиальное значение здесь имеет цель хождения с иконами и умеренность таких действий. Съезд уделил этому весьма важному вопросу свое внимание.

11 июля (Журнал №9 общего заседания съезда) было проведено обсуждение доклада профильной комиссии по п. 18-му Программы работы съезда, а именно по вопросу о хождении со святынями. Обсуждение началось с критического замечания в адрес обителей, выносящих неумеренное количество икон из стен монастырей. Было отмечено, что из некоторых монастырей выносится одновременно от четырех до семи святых икон, в результате это приводит к нестроениям, поскольку с иконами зачастую покидают стены обители почти все монахи. Странствование же в соблазнах мира ставит под угрозу благочестивое поведение самих иноков и может привести к их падениям [96, л. 44об]. В прениях выступили: миссионер Скворцов В.М., иеромонах Тихоновой Калужской пустыни Сергий¹⁰⁸, наместник Оранского Богородицкого монастыря архим. Аркадий¹⁰⁹ (Антуфьев) и др.

Действительный статский советник Скворцов В.М. указал на особое миссионерское значение Крестных ходов со святыми иконами, определяемое в текущий момент двумя факторами: 1. иконоборчеством со стороны разного рода сект, 2. активной демонстрацией католиками их святынь с целью «объявления католической веры». Указанные два фактора требуют от участников православных Крестных ходов особой торжественности и благоговейности, совершения ходов с благословения епархиального архиерея или даже Св Синода [96, л. 44об].

Иеромонах Сергий¹¹⁰ поставил съезд в известность, что в их епархии, одновременно с православными Крестными ходами, такие торжественные ходы устраивают раскольники ради сравнения: «чей крестный ход лучше». Архим. Аркадий заметил, что в результате проведения торжественных Крестных ходов в их местности имели место случаи обращения раскольников в православие [96, л. 44об].

Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архим. Товия (Цымбал) проинформировал присутствующих об апрельском (15.04.1909 г.) Постановлении Духовного Собора Лавры «О порядке изношения иконы Прп. Сергия из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры» [132, л. 16].

По результатам заслушивания 18-го вопроса съездом были приняты два принципиально важных для успеха миссии постановления: 1. «… посылать … для отправления молебнов не только иеромонахов и иеродиаконов, но и послушников певцов самых благонадежных по поведению, благоговейных и трезвенных; при сем предупреждать и приглашающих с св. иконою или с крестным ходом, чтобы они не предлагали служащим спиртных напитков, как воспрещенных им монашескими правилами» и 2. «Не отпускалось более одной иконы, кроме исключительных случаев, но и то с разрешения Св. Синода или по крайней мере епархиального начальства» [96, л. 44об-45].

В тот же день был рассмотрен 21-й вопрос Повестки дня о служении иночества во время войн и внутренних смут. Съезд отметил, что, в условиях, «когда все вражеские силы объединились и ополчились на православную Россию с целью или совсем ее растерзать, или завладеть ею, искоренить в ней святую веру и благочестие», иноки должны быть в первых рядов борцов за православие.

Были определены шесть мер, которые, во время внутренних смут, должны приниматься монашествующими в пользу Отечества. Практически все они носят ярко выраженный миссионерский характер: «1. Усердная молитва за Царя и отечество… 2. Открытое исповедничество и твердое стояние за Веру… 3. Разъяснение обращающимся богомольцам их обязанностей… 4. Усиленная проповедь… 5. Печатание и распространение религиозно-нравственных и патриотических листков и книжек. 6. Во время народных бедствий посильная материальная помощь [158, с. 188].

Из текста Отзыва епископа Сухумского можно прибавить его предложение [135, п. 23, л. 28об]: «В потребныя времена пусть монастыри не отказываются послужить Церкви и Отечеству посылкою в армию и флот иеромонахов, материальными благотворениями на нужды армии, на раненых и больных воинов, на голодающих и т.п.». Понятно, что указанные действия открывают широкие возможности для миссионерской просветительской, благотворительной и иной богоугодной деятельности. Правда Преосвященный оговорил; «Однако не нужно подобную деятельность считать постоянною обязанностию монастырей и монашествующих. Это поделие, а не дело иноческое».

В результате обсуждения, на случай войны, были установлены следующие меры: «1. В случае надобности посылка иеромонахов для богослужения и напутствия в действующую армию, хотя постоянное пребывание во флоте и армии не желательно. 2. Пожертвование средств. 3. Успокоение смущаемого населения и поддержание в нем патриотизма» [158, с. 188–189]. Первые две из них также являются миссионерскими в широком смысле понятия «миссия».

Преосвященный Никон 10 июля дополнил программу Съезда [98, л. 2] и внес на обсуждение вопрос (Журнал №7 общего заседания съезда) о проживании и содержании епископов, находящихся на покое, с возможностью учреждения для таковых особого монастыря [96, л. 38об].

Скворцов В.М., используя предоставленную возможность, заметил, что решение поставленного вопроса может иметь важное значение с позиции миссионерской работы: «Теперь многие престарелые, известные своим богословским образованием, епископы живут на епархиях, не желая уходить на покой в монастыри. Но если бы для них существовала своего рода академия, в виде особаго монастыря, то таковой монастырь имел бы огромное общественное значение. Здесь были бы ученые силы. Сюда могли бы обращаться с различными вопросами, требующими мудраго решения и богословскаго знания. Они бы могли быть вызываемы и в Синод» [96, л. 38об-39]. По существу рассмотренного вопроса съезд принял развернутое ходатайство перед Св Синодом.

Вопрос о благотворительности монастырей был затронут на съезде, но не получил широкого обсуждения. Во-первых, этот вопрос достаточно широко в предыдущие годы дискутировался в периодической печати, включая полемику с Преосвященным Председателем съезда, в бытность его еще архимандритом. Во-вторых, следует полагать, что у членов съезда имелось четкое представление о границах благотворительной и социальной деятельности, приемлемой для монашеских обителей. В-третьих, арихиепископ Никон (Рождественский) в своем пленарном докладе изначально подчеркнул: «…не значит, что монастыри вовсе не могут делать и такое добро для мира: это значит только, что сие добро не должно ставить самоцелию для монахов. Пусть оно явится, если сие Богу угодно, как зрелый плод их духовного преуспеяния…» [цит. по 158, с. 46].

16 августа 1909 г., уже после окончания иноческого съезда, епископ Никон (Рождественский), направил приветствие «участникам монашеского съезда и всем боголюбивым инокам святорусской земли». Приветствие Владыки содержало, в частности, предложение в качестве специального печатного органа для монашествующих некоего нового издания, выходящего 50 раз в год (то есть практически еженедельно). Объем одного выпуска предлагался в один печатный лист, то есть примерно 1000 машинописных страниц в год. Содержание части рубрик издания предполагало миссионерскую направленность, именно: «I. Благодатное слово: выписки из творений святоотеческих. II. Старческое слово: выдержки из писаний известных старцев-подвижников. III. Подвижничество во Христе: жизнеописания подвижников, воспоминания о них. IV. Святыя обители: история, описание, сведения о святых местах и святынях Русской Земли и Востока. V. Для чтения новоначальным: веро- и нраво- учительные статьи. VII. Старческие ответы: переписка с читателями, ответы редакции» [99, л. 2–2об].

Краткая и наглядная иллюстрация основных миссионерских аспектов Постановлений иноческого съезда 1909 г. представлена в Приложении 7 на рис. 7.

Выводы:

1. Одна треть присутствующих на Съезде архиереев (3-и чел. из 8-ми) имели непосредственное отношение к миссионерскому служению.

2. Почти треть вопросов (6-ть из 22-х), рассматриваемых и решаемых на Съезде, имела отношение к миссионерской деятельности Церкви, а именно о: миссионерском служении монастырей; активизации мер по воспитательному воздействию богослужения; развитии в обителях старчества и духовничества; хождении насельников монастырей со святынями (крестные ходы); служении во время войн и смут; благотворительной деятельности.

3. Приняв во внимание решения IV Всероссийского миссионерского съезда 1908 г. и взяв их за основу, Съезд, по представлению образованной на нем Миссионерской комиссии, утвердил систему мер, которая должна была обеспечить эффективное миссионерское противодействие монастырей антиправославной и антицерковной агитации.

Начиная с XVIII в. монашество может быть условно разделено на два типа: монастырское и учёное (или по другому – «школьное») [70]. Во второй тип попадали те, «кто принимал постриг в духовных академиях и получал широкие карьерные возможности, но почти не жил в монастырях»¹¹¹ [59].

Со временем разрыв между представителями двух монашеских «течений» усугублялся. Вот что замечает архим. Киприан¹¹² (Керн): «появляется типичное деление: «Вы – ученые, ну а мы уж – толченые», и, конечно, толченность понимается как необходимый плюс к спасению, а учёность как прямое препятствие» [73, с. 149].

Действительно, с одной стороны, как указывает преподаватель Санкт-Петербургской Духовной академии Карпук Д.А.: «Монашество, аккумулируя в себе интеллектуальные достижения эпохи, основываясь на своем собственном богатом аскетическом опыте, предлагает христианам, как собственно монашествующим, так и мирянам, мировоззренческую парадигму, указывающую каждому человеку путь ко спасению души и демонстрирующее, таким образом, истинное, способствующее достижению этой цели, просвещение» [70].

С другой стороны, Лаврентий (Некрасов, †1908), епископ Тульский и Белевский, некоторое время бывший настоятелем Покровского миссионерского монастыря в Москве, затем ректором Московской Духовной академии, еще 30 ноября 1905 г. в своем Представлении Св Синоду написал определяющие слова о миссионерстве и роли в нем ученого и простого монашества: «Что касается отношения духовенства к раскольникам и сектантам, – мне кажется, тут регламентации неудобны; нужно поступать благоразумно и по-божески, а этому учит не наука, а опыт жизни и главное – молитва. Простые неученые монахи часто сильнее действуют на душу, чем ученые богословы…» [100, л. 17].

Значительно ранее созыва съезда ученого монашества, архим. Феодор (Поздеевский) в своей статье «Об ученом монашестве» [189] писал о том, что поскольку ученое монашество «по своему происхождению академическое», то оно «несомненно может быть по праву предметом некоторого внимания Академической Комиссии, а как всё-таки монашество, оно может быть предметом разговора и на монашеском съезде». Автор отмечал, в частности, что ученое монашество несет очень важное служение, в начале своей деятельности «оно служит делу воспитания юношества в духовно-учебных заведениях, в менее значимой части своей служит делу миссионерства, в минимальном числе настоятельствует в монастырях», а завершали, как правило, свой путь ученые иноки в сане епископов. В цитируемой статье Преосвященный Феодор освещал проблемы ученого монашества и предлагал некоторые пути возможного их исправления.

Профессор ПСТГУ, д.истор.н., д.церковной истории, Сухова Н.Ю. указывает, что проблемы ученого монашества все же «были столь специфичны, что и обсуждать их решили отдельно от проблем монастырского монашества» [175, с. 384].

Первый Всероссийский съезд ученого монашества, собрался с 7 по 14 июля 1917 г. в стенах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры (в Московской Духовной академии) и был призван, в частности, ответить активной позицией на критику в адрес ученого монашества, прозвучавшую еще 8 лет назад в 1909 г. на Первом Всероссийском монашеском съезде.

На съезде ученого монашества присутствовало 70 делегатов с правом голоса, в их составе было 7 архиереев, архимандриты, игумены, иеромонахи и иеродиаконы (всего монашествующих – 62 чел., что составляло 88,6% делегатов). (См. Приложение 8). В попытке опереться на точку зрения наиболее опытных и духовно трезвых монахов, на съезд были приглашены представители Соловецкого, Новоафонского, Валаамского монастырей, Глинской, Оптиной и Саровской пустыней, также некоторых других монастырей (состав монастырей из которых приглашались опытные в духовной жизни монашествующие был подобен составу монастырей, иноки которых приглашались на съезд 1909 г.) [59].

Председателем съезда ученого монашества был определен архиеп. Московский Тихон (Беллавин, в дальнейшем – Патриарх Московский и всея Руси, †1925, в 1981 г. канонизирован РПЦЗ в лике исповедников, в 1989 г. канонизирован РПЦ в лике святителей), при том, что инициаторами и главными движителями съезда были Преосвященный Волоколамский, викарий Московской епархии, епископ Феодор¹¹³ (Поздеевский, в дальнейшем – архиепископ, †1937,) и инспектор Казанской Духовной академии архим. Гурий¹¹⁴ (Степанов, в дальнейшем – архиепископ, †1937).

Основной доклад на тему «О необходимости общения ученого монашества с монастырями и жизни в них» был сделан архим. Симеоном¹¹⁵ (Холмогоров, †1937). Суть доклада состояла в том, что пребывание без духовного руководства вне стен монастыря, практически в условиях мирской жизни, крайне вредно сказывается на духовной и аскетической жизни ученого монаха [61].

Ключевыми стали на съезде следующие выступления:

1. Архиеп. Никона (Рождественский), Вологодского и Тотемского о необходимости для ученого монашества добродетели послушания.

2. Архим. Илариона¹¹⁶ (Троицкий, в дальнейшем – архиеп. Верейский, викарий Московской епархии, †1929, в 2000 г. причислен РПЦ к Собору новомучеников и исповедников Российских в лике священномучеников). Докладчик подчеркнул, что высшая церковная власть недостаточно занималась организацией воспитания «школьного» монашества, одновременно, направляя на путь практического церковного служения, лишала возможности заниматься серьезными богословскими и научными трудами. В результате ученое иночество оказалось весьма далеким от богословской науки, более того относилось к ней «без должного уважения» и даже принципиально отрицательно. Констатируя, в качестве следствия, отсутствие среди ученого монашества собственно ученых, отсутствие у них достаточного авторитета в церковной среде, архим. Иларион возражал против передачи одной из существующих Духовных Академий в ведение возможно вновь образуемого Иноческого Церковно-Просветительного Братства [61].

3. Иеромонаха Варнавы¹¹⁷ (Беляев, в дальнейшем – епископ б. Печерский, викарий Нижегородской епархии, †1963), который, в ответ на инициативу молодых монашествующих «организовать союз ученого монашества, который бы направлял общие усилия в нужное русло и координировал всю работу своих членов» [129, с. 178], выразил свой протест, и резюме с особым мнением направил в секретариат съезда. Процитируем выступающего по материалам издания [129, с. 178–179]: «Говорят, монахи должны заставить общество уважать их и считаться с ними как с известной интеллигентной силой. Я говорю: монахи должны заставить себя жить так, чтобы с ними считались, как с интеллектуальной и аскетической силой. Союз (братство) ученых монахов не должен иметь большевистскую тенденцию, стараясь забрать культурную миссию исключительно в свои руки (может быть, ее общество и принять-то не захочет), но должен исходить из идеологии чина пострижения. Целью для нас должно быть стяжанье личного, мистического единения с Богом – посредством любого рода послушаний, будь то выкорчевывание пней в лесу и пилка дров или писание научного апологетического трактата и занятие епископской кафедры (так называемое “общественное служение” Церкви, следовательно, не цель, а только послушание). Если союз не собирается для себя ставить девизом последнее, то существование его не считаю полезным и необходимым»¹¹⁸. В нескольких словах, сказанное им, сам о. Варнава выразил следующим образом: «Состояние монаха таково должно быть: Бог и я в Нем» [цит. по 129, с. 179].

4. Епископа Феодора (Поздеевского), заместителя председателя съезда, программную речь которого, в своей работе [61], отмечает и цитирует¹¹⁹, Преосвященный Зосима¹²⁰ (Давыдов, †2010), епископ Якутский и Ленский:

«Я вполне согласен с о. Иларионом, что наша церковная власть мало заботилась о воспитании ученого монашества и, перегоняя ученых монахов с места на место с назначением их на административные должности, делала почти невозможной серьезную научную работу со стороны ученых иноков. Примеры этому налицо. Но я не согласен с о. Иларионом, что так называемые ученые иноки относятся и относились “без должного уважения к науке”. Нужно поставить вопрос: к какой науке? Я лично всегда держался и держусь той мысли, что направление нашей богословской науки, как она сложилась в Академиях, и не может претендовать на особенное к ней уважение. Я думаю, что нужно строго отличать “богословствование” и “богословскую науку”, которая поставлена в школе на место богословия и претендует на первенство. У нас и нет своей богословской науки. Кто не знает, что наши ученые профессоры усердно занимаются пересаживанием идей научных с протестантского запада, а так называемые ученые работы в большинстве – компиляции с западных трудов. Живое религиозное богословское творчество заменено усердным списыванием с нескольких десятков западных трудов, из коих составляется новинка якобы к русской богословской науке. Извращение в этой области дошло до того, что в научных трудах под строкой в качестве примечаний и ссылок помещается в 30–50 раз больше, чем в тексте и гордость науки составит, если автор ученой диссертации после каждого почти слова отсылает в примечании к тому источнику, из коего он взял это слово или мысль.

Это и понятно, почему наша богословская наука приняла такое уродливое проявление: богословствовать, являть творчество религиозной мысли трудно. Тут кроме умственных дарований нужно еще другое и главное: нравственный опыт, живая вера, связь в личном опыте жизни с церковью, ее сознанием и послушание общецерковному сознанию и вере, как научному критерию. На это наши ученые мало способны.

Они даже отрицают это. Мне по личному опыту помнится такой факт: как-то читал в Совете Академии пробную лекцию один из кандидатов на кафедру, и проводил ту мысль, что православное богословие рождается из нравственного религиозного опыта, от источника духовной мудрости – от Духа Святого, из живой связи с благодатной мудростью Святых Отцов. При оценке этой лекции один из столпов академической мудрости – протестантского пошиба сказал приблизительно следующее: «нам все рекомендуют какие-то новые методы; когда хотят прикрыть свою бездарность, то всегда апеллируют к Духу Святому». Конечно, это было величайшим кощунством в стенах православной Духовной Академии, но это весьма характеризует общее направление нашей богословской науки.

Будучи неспособны к богословскому творчеству в силу полного отрешения в личной жизни и настроения от всего церковного и таким образом от источника всякой духовной мудрости, представители нашей науки имеют единственный выход из затруднительного положения: усвоив исторический метод, они усердно перетаскивают с запада на нашу почву протестантские идеи, сражаются бесконечно и бесполезно с ветряными мельницами, которых на западе у протестантов, не признающих церкви, не верящих никому и ничему, кроме своего разума, – появляется великое множество, топчутся на одном месте, приходя, в конце концов, к тому (по долгу своей службы), что знает ребенок. Этот путь богословской науки полезен для ее представителей и тем, что дает им лавры дешевой популярности за чужой либерализм, делает их героями мысли, особенно когда сверху погрозят на них пальцем.

И вся история нашей школы трагична этим именно стремлением ее работников: отрешиться в своей научной работе от начал церковных, от пути богословствования, который указан свв. Отцами, – уклониться от работы, созидающей и обогащающей церковное сознание богословскими идеями, на легкий путь критицизма, сомнений и взятого на прокат с запада либерализма.

Это составляет скрытую, движущую силу и в так называемой школьной автономии, к которой теперь так стремятся. Сдвинуть Академию с тех более или менее церковных рельс, на которых она доселе старалась держаться и поставить ее на новые рельсы, на которых она должна катиться вне всякого контроля со стороны церковной власти, – вот задача автономии.

Нужно считать эти новые рельсы, на которых ставится Академия, опасными и гибельными для нее, как церковного учреждения. …

Разве можно с точки зрения церковной идеи, чтобы высшая церковная школа не состояла в каноническом и административном подчинении местному Архипастырю. Что за страх перед этой зависимостью. Ведь, если Академия должна служить Церкви, то все церковное устроение должно быть ей не чуждо. А если она мыслит себя служащей не Церкви, как это было по № 1-му прошлого устава, а только “науке”, как это говорится в положениях об автономии Академий, то зачем эта “наука”? Нам нужнее Церковь, а не наука, без которой Церковь может существовать» [цит. по 61].

Именно таким образом Преосвященный Феодор бичевал недостатки богословской науки и ученого монашества своего времени.

Перейдем к анализу Постановлений Всероссийского съезда ученого монашества¹²¹ [115], преследуя, в первую очередь, выявление их миссионерских компонент. Постановления состояли из шести частей: «I. Часть принципиальная», «II. Часть практическая», «III. Вопросы, порученные обсуждению Всероссийскаго Съезда ученаго монашества Св. Синодом», «IV. Выборы делегатов на Монастырский Съезд, Предсоборный Совет и Церковный Собор», «V. Выборы трех кандидатов на должность настоятеля Александро-Невской Лавры» и «VI. Организационное Бюро по делам Иноческаго Церковно-Просветительнаго Братства», из которых интерес, в рамках настоящего исследования, представляют первые три раздела (части).

В I части важно «Определение отношения ученаго монашества к монашеству вообще», которое звучит следующим образом: «Ученое монашество едино со всем монашеством в силу единства цели иноческой жизни. Состоя доселе по послушанию церковной власти, на разных поприщах религиозно-просветительного служения, оно и впредь готово служить этому делу при соответствующей монашеским обетам организации своего быта и условий деятельности» [115, с. 1]. Здесь, с одной стороны, присутствует готовность ученого монашества к религиозно-просветительному (читай – миссионерскому) служению, а, с другой стороны, как отмечает Проценко П.Г., учтено особое мнение иеромон. Варнавы о первичности исполнения монашествующим своих обетов [129, с. 179].

Во II части целый ряд параграфов касается темы миссионерских деяний.

Параграф первый пункта б). Постановлений прямо указывает на миссионерское поприще ученого монашества: «Желательно, чтобы на ученых монахов, по благословению местнаго епископа, были возлагаемы должности по проповедничеству и миссионерству в губернских и уездных городах», при этом такие, имеющие священнический сан, иноки «должны считаться крестовыми иеромонахами¹²², на которых епископ может возлагать … обязанности разъездных проповедников» [115, с. 4]. К тому добавляется и параграф четвертый: «Желательно, чтобы монашествующие лица с высшим духовным образованием были допускаемы к преподаванию Закона Божия¹²³ во всех светских мужских учебных заведениях» [115, с. 4].

Параграф первый пункта в). признал необходимым создание всероссийского союза ученого иночества, который ставил бы целями: а). единение ученого монашества для обеспечения быта таковых, в соответствии с иноческими обетами, б). для максимально плодотворного служения на церковно-просветительской стезе, в). для обеспечения братской взаимопомощи и поддержки [115, с. 4]. Союзу было присвоено наименование: «Иноческое Церковно-Просветительное Братство»¹²⁴ [115, с. 5]. То есть, уже в названии и целях Братства проявилась его просветительско-миссионерская направленность.

Проф. Сухова Н.Ю., в своей работе [176, с. 199–200], ссылается на мнение архиеп. Харьковского и Ахтырского Антония¹²⁵ (Храповицкий) [15, с. 75–77] по вопросу об организации особой монашеской организации «новоиноческого союза», ставящего себе целью «служение Христу и Его Церкви», с особым вниманием к делу воспитания нового поколения священнослужителей. Из проекта документа, представленного Владыкой, предполагалось, что «члены союза должны были образовать из духовного юношества ”иерархическую армию, которая взяла бы на себя все дело христианизации современной церковной жизни”». С этой целью обучение в Духовных академиях должно было быть кардинальным образом изменено в сторону «воспитания христианского мировоззрения и пастырской настроенности». Возможность реализовать такой подход виделась именно в усилиях ученого монашества, При этом понятие «ученый» раскрывалось Высокопреосвященным Антонием не столько в представлении научно-богословском, сколько в духовно-просветительском.

Тот же автор отмечает, что проект документа о Высшей церковно-богословской школе (Академии) обсуждался на съезде весьма и весьма внимательно и придирчиво. Отдел о духовных академиях съезда посвятил рассмотрению вопроса семь своих заседаний. Одной из главных претензий в том, что академии не выполняют своего предназначение, был, в частности, тезис о том, что они плохо готовят выпускников к миссионерству [175, с. 386].

Параграф 24 того же пункта б). конкретизирует что именно подразумевается под понятием «религиозно-просветительной деятельности» Братства, а именно: «учреждение и содержание … школ специально пастырского и миссионерскаго характера», «благовестничество», «издательство», «переводы святоотеческих творений», «благотворительную деятельность … в тех же просветительных целях» [115, с. 7], то есть все то, что и составляет основу миссионерского делания.

Четвертый, пятый и шестой параграфы пункта г). также тесно связаны с миссией Церкви и ее историей.

Параграф 4 полагал необходимым «в епархиях, зараженных расколом и сектантством или нуждающихся в организации внешней миссии» учреждать Миссионерско-Пастырско-Богословские Институты, где должно особое внимание оказываться изучению «специально миссионерских предметов», а также сохранение имеющихся миссионерских учебных заведений для внешней и внутренней миссии «с расширением в них курса обучения до трех лет» [115, с. 9]. Для нужд миссии, в первую очередь для подготовки новых высококвалифицированных миссионеров, предполагалось основание новых Институтов в ряде монастырей (в Москве – для дальне-восточной миссии, в Иркутске – для миссии среди бурят-ламаитов, в Астрахани – для миссии среди ламаитов – в трех епархиях и мусульман – киргизов, татар и сартов¹²⁶).

Пятый параграф определял, что в местностях с преимущественно инородческим населением, при каждом монастыре Братства, следует открывать четырехгодичные церковно-приходские школы «по системе Н.И. Ильминскаго¹²⁷» [115, с. 9].

Параграф 6 гласил о намерении организации всеобъемлющей миссионерской деятельности в следующих ее видах: «внешнее распространение христианства, внутреннее усвоение его, школьное и переводческое дело» [115, с. 10]. Весьма значимым, с миссионерской точки зрений, следует признать примечание к данному параграфу, которое определяло обязанности воспитанников и наставников Институтов во вне учебное время, не только в ведении миссионерских проповедей в стойбищах и селениях кочующих народов, не только в ведении миссионерских дневников, но и то, что эти дневники по возвращении с проповеди должны читаться и обсуждаться [115, с. 10] участниками миссионерских экспедиций, и, скорее всего, всеми проходящими обучение.

В III части, в рамках вопросов, порученных Св Синодом для осуждения участниками съезда следует отметить подпункт бб). пункта а)., имеющий наименование «Программа религиозно просветительной деятельности Александро-Невской Лавры» и определяющая в чем именно проявляется такая деятельность Лавры. Приведем эту Программу в сокращенном виде:

а). «в истовом совершении богослужения и строгом соблюдении церковнаго устава без малейших опущений»,

б). «в неопустительном проповедывании слова Божия за каждым праздничным богослужением … и во внебогослужебных собеседованиях» не только в праздничные, но и в особо установленные дни недели,

в). «в проповеди слова Божия в столичных храмах по приглашению приходскаго духовенства»,

г). в проведении лекций для интеллигенции на богословские и злободневные темы, чтений для фабричных рабочих и прочего населения,

д). в открытии публичной «религиозно-нравственной» библиотеки и «народной читальни» при ней,

е). «в устройстве … богословско-апологетических курсов для народа и духовной семинарии или пастырской школы»,

ж). «в поддержании и … расширении Лаврского Древлехранилища»,

з). в развитии и издании материалов по вопросам «богословскаго, литургическаго и церковно-историческаго характера»,

и). в издании и бесплатной раздаче в праздничные дни приходящим в Лавру богомольцам «религиозно-нравственной литературы (брошюр, листков и пр.)» [115, с. 14–15] и др.

Пункт «б) Обсуждение программы монастырскаго съезда, имеющаго быть в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре с 16 по 23 июля сего 1917 года» III части, содержит два параграфа – §3 (по четвертому пункту программы [115, с. 17]) и §5 (по одиннадцатому пункту программы [115, с. 18–19]) касающихся миссионерского служения монастырей (см. Приложение 8).

Краткая и наглядная иллюстрация основных миссионерских аспектов Постановлений Всероссийского съезда ученого монашества 1917 г. представлена в Приложении 8 на рис. 8.

Выводы:

1. Проблемы духовной жизни и миссионерства ученого монашества поднимались задолго до Съезда ученого монашества, как в дискуссиях и решениях Первого Всероссийского монашеского съезда 1909 г., так и в научно-богословских работах ряда авторов. В частности, в одном из своих трудов архим. Феодор (Поздеевский) освещал проблемы ученого монашества, включая недостаток их миссионерской активности, и предлагал ряд мер для их исправления.

2. Съезд ученого монашества был призван ответить на критику, в частности, миссионерского делания ученого монашества, прозвучавшую на Съезде представителей иночества в 1909 г., определить роль и задачи миссии ученого монашества в свете решений Всероссийских миссионерских съездов.

3. Съезд прямо и однозначно определил поприще ученого монашества именно как миссионерского и указал, что, с благословения епархиального архиерей, на таковых должны возлагаться должности по миссионерскому проповедничеству в крупных городах.

4. В местах со значительным числом инородческого населения, Съезд признал необходимым участие ученого монашества в создании и деятельности четырехгодичных (то есть дающих наиболее полное образование) церковно-приходских школ, функционирующих по системе проф. Н.И. Ильминского.

Созыв данного съезда был установлен Определением Св Синода РПЦ №3342 от 26–30 мая 1917 г. Св Синод поставил перед съездов представителей от монастырей следующую задачу: «выработать программу преобразований монастырской жизни и устранения недостатков этой жизни» [114, с. 1].

Всероссийский съезд представителей от монастырей провел свою работу с 16 по 23 июля 1917 г. На съезде присутствовало 139 представителей от монастырей, 128 из которых были монашествующими (от иноков без священного сана до архимандритов и архиереев) и имели право решающего голоса. Таким образом, монашествующие составляли 92,1% участников съезда, среди них было 10 архиереев. Председателем съезда был избран епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) [59].

Обратим внимание на оговорку, приведенную в [114, с. 1] и бывшую характерной для решения всех и любых церковных съездов и собраний: «постановления … получают силу закона только с утверждением их высшею церковною властью, а до того времени являются лишь выражением сознания членов съезда по вопросам монастырской жизни и управления».

Постановления Съезда имели XII разделов¹²⁸ из которых, в рамках настоящего исследования, интерес представляют следующие пять: «IV. Внутренний строй монастырской жизни» (§§76–77,96–97,100–108,110), «VIII. Монастырское хозяйство» (§148), «IX. Просветительныя и образовательныя учреждения для монашества» (§§154–157), «XI. Просветительная и благотворительная деятельность монастырей» (§§159–166,170–172), «XII. Отношение к современности» (§§174,176).

Разберем подробнее, какие параграфы Постановлений съезда, и в какой части, касаются миссионерской деятельности Церкви и ее монастырей.

Чинности церковного богослужения, как одного из главных направлений воцерковления верующих людей (в рамках внутренней миссии) касается §76, который требует от всякого монастыря совершения их строго по Типикону. Одновременно с этим, проявляя гибкость, съезд признает в §77, хотя бы и не предусмотренные Типиконом, но «особые, освященные веками, обычаи, производящие умиление на молящихся, … и не противоречащие духу православия» обязательными для неизменного сохранения. Более того, в документ вносится специальное примечание о том, что такого рода особенности богослужебных чинов сохранялись бы «не только в устном монастырском предании, но и были бы записаны в местном уставе монастыря» [114, с. 13–14]. Особые параграфы были посвящены строгому соблюдению в храме благоговейного поведения, как братии, так и мирян.

Не осталась без внимания и духовная миссионерско-просветительская роль старчества. В этом вопросе в параграфах Постановления четко прослеживается преемственность от решений съезда представителей иночества 1909 г., как в ссылках на «рассуждения иноческого съезда», так в цитировании и изложении позиций делегатов того съезда. Параграф 100-ый напрямую цитирует слова Председателя съезда 1909 г. Преосвященного Никона: «Старчество есть самый жизненный нерв истиннаго православнаго монашества; без него невозможно постоянное воспитание духа». Параграф 101-ый ссылается на слова затворника иеромонаха Алексия (Соловьева) из Смоленской Зосимовой пустыни о том, что старец является «руководителем, наставником, другом, самым ближайшим интимным лицом, имеющим в виду … вечное спасение окормляемого». Параграф 102-ой, опять со ссылкой на рассуждения съезда 1909 г., определяет роль личного примера старца: «Он прежде всего сам должен все исполнять, чтобы слово у него не расходилось с делом». Именно такое правило является основой деятельности каждого миссионера [83, с. 129]. Параграф 103-ий вновь возвращает к тому, что старец должен «учить во всем не только одним словом, но главное и делом». Здесь же говорится о желательности того, чтобы старец имел священнический сан и мог не только принимать духовную исповедь, обратившегося к нему христианина, но и разрешать его от грехов. Вместе с тем такое положение дел есть желаемое, но оно не должно препятствовать старческому служению лиц, которые «по каноническим основаниям или каким либо иным причинам остаются не в священном сане» (§104). Параграф 105-ый устанавливает, что подготовка старца к служению осуществляется, в свою очередь, «через постоянное и продолжительное духовное назидание у опытного старца», а вступает старец на свое служение по благословению своего старца или священноначалия. Возможен путь в старчество и через проявление иноком преуспевания в духовной жизни, сочетаемое с посылкой такового, по воле настоятеля обители, для прохождения искуса в тех обителях, где старчество процветает (§106). Параграф 107-ой, в целях ограждения старца, особенно начинающего, устанавливает за правило устное и/или письменное духовное общение такового с другими, особенно более опытными, старцами. Вниманию старца подлежат «новоначальные» и «трудники» (§108). Именно в последнем случае наиболее ярко раскрывается миссионерско-просветительская деятельность старца [114, с. 17–20].

Принимая решение о духовничестве, съезд выразил четкую позицию о роли насельников монастыря, изложенную в примечании к §110 и касающуюся окормления мирян: «Братский духовник обители и его помощники являются духовниками и мирян, в случаях же чрезвычайнаго наплыва в обитель паломников и прочих ея богомольцев могут быть временно назначаемы настоятелем в помощь братскому духовнику и его помощникам другие духовники из среды рядовых иеромонахов той же обители» [114, с. 20].

Как широко известно, проповедь есть первый и главный метод миссионерской деятельности [83, с. 128]. Вспомним слова Господа Иисуса Христа, приведенные в Евангелии от Марка: «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк. 16:15), в Евангелии от Матфея: «ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное» (Мф. 10:7). Всего же слова с основой «проповедь» встречаются в Священном Писании Нового Завета 112 раз. Смысловой аналог слова «проповедь» с основой «благовествование» употребляется в Новом Завете еще 100 раз.

Касались вопросов произнесения проповедей §§96–97 раздела IV Постановлений Съезда. Эти параграфы прекращали многолетние споры об использовании в миссионерских целях русского языка во время богослужения. Съездом полагалось, что «за всенощным бдением под воскресные и праздничные дни желательно произнесение проповеди пред шестопсалмием, где это возможно», и особо оговаривалось: «и обязательно чтение толковаго в русском переводе Евангелия после первой кафизмы и седальнов и чтение пролога – по шестой песни канона». Участники съезда рекомендовали также развивать возможность устанавливать в монастырских храмах «уставные чтения за богослужением будничных дней» [114, с. 17].

К вопросу о проповедях съезд вновь возвращается в §176 раздела «XII. Отношение к современности». Здесь делается акцент на необходимость усиления церковно-проповеднической активности монастырей и тематику проповедей важных для текущего момента, а именно в целях апологетических¹²⁹ [114, с. 34].

Важным представляется наличие §148 в разделе «VIII. Монастырское хозяйство». Данный параграф определяет не пожелание, а необходимость! «в целях повышения уровня просвещения среди братии монастыря, увеличение расходов на просветительные нужды братии (школы, курсы, библиотеки)», замечая при этом, что решение принимается «сообразно средствам монастыря» [114, с. 28].

Понятно, что для того, чтобы просвещать мирян и лиц, находящихся «за оградой Церкви» сами монашествующие должны иметь весьма высокий уровень образования и быть людьми просвещенными во многих, особенно в духовных вопросах. Решению этих задач был посвящен раздел «IX. Просветительныя и образовательныя учреждения для монашества» Постановлений.

Было признано, что насаждение духовного просвещения среди монашествующих, рост их религиозной образованности должны быть определены одной из главных задач обителей (§154). Основными формами надлежащей подготовки иноков были определены: 1. проведение религиозно-нравственных и богословских чтений и бесед, 2. устройство межмонастырских школ для монахов и послушников (§155). Для нужд просвещения монашествующих полагалось иметь в обителях (в достаточном количестве) аскетические творения, список которых также был определен в 1909 г. монашеским съездом (§156) и, кроме того, организовывать библиотеки содержащие «святоотеческия творения и сочинения богословскаго, церковно-историческаго, проповедническаго и назидетельного содержания» (§157), что безусловно должно было способствовать миссионерской активности насельников монастырей [114, с. 30–31].

Раздел «XI. Просветительная и благотворительная деятельность монастырей» в своих подразделах «а) Просветительная деятельность монастырей» (в части §§159–166) и «б) Благотворительная деятельность монастырей» (в части §§170–172) раскрывает миссионерские деяния обителей, как в узком, так и в широком понимании термина «миссионерство».

Параграф 159-й четко определяет состав миссионерско-просветительной деятельности обителей «по отношению к богомольцам и окружающему населению», которая в первую очередь заключается «в истовом, уставном совершении богослужения, духовничестве и старчестве, … в произношении проповедей во время богослужения, молебнов и крестных ходов, в устройстве внебогослужебных бесед для народа и в бесплатной раздаче брошюр и листков религиозно-нравственного характера, а также и в устройстве школ…» [114, с. 31].

В Постановлениях съезда четко указываются необходимые действия монастырей в условиях значительного стечения народа «при встречах и проводах чтимых икон, во время храмовых торжеств и прочих празднеств», предполагая «в назидание народу живое слово за литургией после причастнаго стиха и внебогослужебные собеседования» в самом храме или около него в помещениях или под открытым небом «предметом которых могут быть история обители, описание празднуемаго события или иные религиозно-нравственные вопросы» (§160). Отдельно оговариваются задачи крупных монастырей и Лавр, где, как правило, наблюдается постоянное многолюдное стечение паломников (богомольцев). Здесь предлагается иметь постоянных иноков-проповедников назидающих братию и мирян как «живым словом», так и во внебогослужебных собеседованиях. Для небольших монастырей подобную миссионерскую деятельность могут периодически проводить особые епархиальные проповедники из числа монашествующих лиц (§161) [114, с. 32].

Параграф 162-ой предлагает наиболее обеспеченным монастырям развивать издательскую деятельность, направляя часть своих сил на выпуск «религиозно-просветительных листков, брошюр, книг, календарей и журналов для распространения в народе» [114, с. 32].

Сюда же следует отнести требования §174 о немедленной организации «на злобу дня» издания апологетической литературы «в форме общедоступных брошюр и листков для раздачи народу и поучений для церковной кафедры обителей», а кроме того наладить издание иноческой газеты, также со статьями апологетического содержания [114, с. 34].

В параграфе 163-ем особо и прямо оговаривается, что в местностях, где процветают разнообразные секты, раскольники разных толков и иноверие «просветительная деятельность монастырей должна носить миссионерский характер». Что касается монастырей, расположенных в местностях с преобладанием иноверческо-инородческого населения, то они должны заниматься преимущественно миссионерско-благовестническим служением (§164). Для распространения и укрепления в народе православной веры рекомендуется распространение «книг религиозно-нравственнаго содержания, икон хорошаго строго-церковнаго письма и предметов религиознаго обихода» посредством обустройства иконно-книжных лавок (§165) и создания центрального иконно-книжного склада (§166) [114, с. 32].

Определяя благотворительную деятельность как миссионерскую, Съезд представителей от монашества, в свою очередь, принял следующие постановления [114, с. 33]:

– монастырские аптеки и приемные покои должны служить удовлетворению нужд богомольцев и местного населения, при наличии такой возможности (§170);

– создание и содержание убежищ «для призрения инвалидов, убогих и престарелых из мирян» желательно, но с учетом реальных возможностей обители (§171);

– «Монастыри должны приходить на помощь населению во время нужды вообще и во время народных бедствий в особенности» (§172).

Как следует из изложенного выше, многие из затронутых в настоящем исследовании вопросов организации миссии монастырей РПЦ обсуждались на всех трех съездах монашествующих. Практически все решения Съездов 1917 г., так или иначе, соблюдают преемственность от решений Съезда 1909 г., либо по букве, либо по их духу.

Краткая и наглядная иллюстрация основных миссионерских аспектов Постановлений Всероссийского съезда представителей от монастырей 1917 г. представлена в Приложении 9 на рис. 9.

Таким образом, наблюдается безусловная преемственность Постановлений монашеских съездов начала XX в. и сохранение в них курса на активное миссионерского служения РПЦ и ее монастырей.

В Постановлениях определены главные направления монастырского миссионерского служения, которые коротко можно изложить следующим образом, еще раз процитировав часть «Программы религиозно просветительной деятельности Александро-Невской Лавры», взятой за образец миссионерского служения обителей:

«а). «в истовом совершении богослужения и строгом соблюдении церковнаго устава без малейших опущений»,

б). «в неопустительном проповедывании слова Божия за каждым праздничным богослужением … и во внебогослужебных собеседованиях» не только в праздничные, но и в особо установленные дни недели,

в). «в проповеди слова Божия в столичных храмах по приглашению приходскаго духовенства»,

г). в проведении лекций для интеллигенции на богословские и злободневные темы, чтений для фабричных рабочих и прочего населения,

д). в открытии публичной «религиозно-нравственной» библиотеки и «народной читальни» при ней,

е). «в устройстве … богословско-апологетических курсов для народа и духовной семинарии или пастырской школы»,

…

з). в развитии и издании материалов по вопросам «богословскаго, литургическаго и церковно-историческаго характера»,

и). в издании и бесплатной раздаче в праздничные дни приходящим в Лавру богомольцам «религиозно-нравственной литературы (брошюр, листков и пр.)» [129, с. 14–15] и др.

Как уже упоминалось во Введении, для более широкого изучения истории иноческого съезда 1909 г., возможно обратиться к документам РГАДА ф. 1214 Свято-Троицкая Сергиева Лавра, опись 1, часть 15 (1626–1925), единицы хранения: 17518 «О монашеском съезде в Лавре» и 17518а Микрофильм. «Материалы съезда ученого монашества», а также к другим архивным источникам.

В Приложении 9 на рис. 10 возможно полно показаны миссионерские моменты, прозвучавшие на всех трех съездах и по которым съездами были приняты соответствующие решения.

Указанные миссионерские направления актуальны и по сей день.

Выводы:

1. Пять из двенадцати разделов Постановления Всероссийского съезда представителей от монастырей (1917 г.), то есть 40% его решений, имели составляющие, касающиеся миссионерского служения РПЦ.

2. Съезд акцентировал внимание на необходимости развития просвещенности и образованности насельников монастыря, для чего счел крайне важным увеличение расходов монастырей на эти цели. Рост религиозной образованности монашествующих был определен одной из главных задач обителей.

3. В Постановлении Съезда определены главные направления монастырского миссионерского служения, при этом благотворительная деятельность обителей признана одной из важных составляющих частей их миссионерского делания.

4. В документах и Постановлении Съезда наблюдается преемственность с Постановлениями предыдущих монашеских съездов и сохранение в них курса на активное миссионерского служения РПЦ и ее монастырей.

1. Главным выводом можно принять слова миссионера Скворцова В.М.: «В святых обителях осуществляется самая главная и первая задача миссии <…> «наши монастыри всегда были и да пребудут на свято-русской земле цитаделями православия, оплотом Церкви, где непрестанно бодрствует в молитве веры за грешную Русь иноческая стража».

2. Все монашеские съезды начала XX в. обсуждали задачи миссионерской деятельности монастырей, в частности, ученого монашества. В ходе обсуждений и в принятых Постановлениях съездов наблюдается строгая преемственность всех основных направлений миссионерской деятельности обителей и ученого монашества, важность личного примера миссионера в делах духовно-нравственного воспитания монашествующих и мирян.

3. В деяниях монашеских съездов нашли свое отражение важные грани Кирилло-Мефодиевской миссионерской традиции¹³⁰.

4. Принятые Постановления о миссионерском служении монастырей и монашествующих сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.