Вопрос 118. О ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ ЩЕДРОСТИ ПОРОКАХ, И В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ О ЖАДНОСТИ

Далее мы исследуем противоположные щедрости пороки: во-первых, жадность; во-вторых, расточительность.

Под первым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) является ли жадность грехом; 2) является ли она особым грехом; 3) какой добродетели она противоположна; 4) является ли она смертным грехом; 5) является ли она тягчайшим грехом; 6) является ли она грехом плоти или же духовным грехом; 7) является ли она главным пороком; 8) о её дочерях.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность – это не грех. Ведь жадность (avaritia) означает некоторую алчность к меди (avidus aeris), поскольку, так сказать, она заключается в желании денег, под которыми подразумеваются все внешние блага. Но желание внешних благ не является грехом – как потому, что человек желает их по природе и они по природе подчинены человеку, так и потому, что они являются средствами поддержания жизни человека (по каковой причине о них говорят как о его субстанции). Следовательно, жадность не является грехом.

Возражение 2. Далее, любой грех, как уже было сказано (II-I, 72, 4), направлен или против Бога, или против ближнего, или против самого себя. Но жадность в строгом смысле слова не является грехом против Бога, поскольку она не противна ни религии, ни теологическим добродетелям, посредством которых человек определяется к Богу. Не является она и грехом, направленным против себя, поскольку последнее свойственно вожделению и похоти, в связи с чем апостол говорит, что «блудник грешит против собственного тела» (1Кор. 6, 18). И точно так же она явно не является грехом, направленным против ближнего, поскольку человек, оберегая свою собственность, не причиняет никому вреда. Следовательно, жадность не является грехом.

Возражение 3. Далее, то, что возникает естественным образом, не является грехом. Но, как указывает Философ, старость и всякая немощь естественным образом делают человека скупым⁸⁰⁷. Следовательно, жадность не является грехом.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть» (Евр. 13, 5).

Отвечаю: в том, благо чего состоит в должной мере, зло необходимо должно состоять в избытке или недостатке этой меры. Но во всем, что определено к цели, благо состоит в некоторой мере, поскольку все, что определено к цели, необходимо должно быть соразмерено с целью, например, лекарство – со здоровьем. Затем, как уже было сказано (117, 3; II-I, 2, 1), внешними благами являются полезные для достижения цели вещи. Следовательно, необходимо должно быть так, чтобы в отношении них человеческое благо состояло в некоторой мере, другими словами, чтобы человек стремился владеть внешним богатством согласно той мере, в какой оно необходимо ему для того, чтобы жить в соответствии с требованиями его положения. Поэтому превышение им такой меры, то есть желание приобретать эти вещи и обладать ими сверх меры, будет для него грехом. Но именно это и называется жадностью, каковая суть «неумеренная любовь к обладанию». Отсюда очевидно, что жадность является грехом.

Ответ на возражение 1. Человеку по природе свойственно желать внешних вещей в качестве средств достижения цели, и потому такое желание безгрешно в той мере, в какой оно сообразуется с нормой, вытекающей из природы цели. Но жадность превышает эту норму, и потому она – грех.

Ответ на возражение 2. Жадность может означать неумеренность в отношении внешних вещей двояко. Во-первых, указывать на непосредственное их приобретение и сохранение, когда человек, так сказать, приобретает или удерживает их в большем количестве, чем должно. В таком случае речь идет о грехе против ближнего, поскольку один человек не может обладать изобилием внешнего богатства без того, чтобы другой человек не испытывал в нем недостатка – ведь многие не могут одновременно обладать преходящими благами. Во-вторых, она может означать неумеренность во внутренней привязанности человека к богатству когда, например, человек любит его, или желает, или наслаждается им неумеренно. Такою жадностью человек грешит против себя, поскольку она обусловливает неупорядоченность его расположений, хотя и не в теле, как это делают грехи плоти.

В результате она становится и грехом против Бога, поскольку, как и все смертные грехи, приводит к тому, что человек начинает предпочитать преходящие вещи вещам вечным.

Ответ на возражение 3. Естественные склонности должны упорядочиваться разумом, который в человеческой природе является управляющей способностью. Поэтому хотя старики, равно как и все, нуждающиеся в поддержке, относятся к внешним вещам с большей скупостью, тем не менее, и они не свободны от греха, если превышают разумную меру в своем отношении к богатству.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность не является особым грехом. Ведь сказал же Августин, что «жадность, которая по-гречески называется «philargyria» (сребролюбие), связана не только с серебром или деньгами, но и вообще со всем тем, желание чего неумеренно»⁸⁰⁸. Но неумеренное желание присутствует в каждом грехе, поскольку, как было показано выше (II-I, 71,6), любой грех состоит в том, что человек отклоняется от неизменного блага и прилепляется к преходящим благам. Следовательно, жадность является общим грехом.

Возражение 2. Далее, как говорит Исидор, жадный (avarus) назван так потому, что он алчен к меди (avidus aeris), то есть к деньгам, и по той же причине по-гречески жадность называется «philargyria», то есть «сребролюбие»⁸⁰⁹. Но серебро, то есть деньги, означает все внешние блага, ценность которых может быть измерена деньгами, о чем уже было сказано (117,2). Таким образом, жадность является желанием любой внешней вещи и, следовательно, похоже на то, что она суть общий грех.

Возражение 3. Далее, глосса на [слова апостола]: «Я не понимал бы и пожелания» (Рим. 7, 7), говорит: «Закон благ постольку, поскольку, запрещая вожделение, запрещает всяческое зло». Но Закон, похоже, особо запрещает вожделение жадности, в связи с чем читаем: «Не желай... ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 17). Следовательно, вожделение жадности – это всяческое зло, и потому жадность является общим грехом.

Этому противоречит следующее: [в Писании] жадность перечислена вместе с другими особыми грехами, поскольку сказано: «Они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, сребролюбия»⁸¹⁰ (Рим. 1, 29) и т. д.

Отвечаю: как уже было сказано (II-I, 72, 1), грехи получают свой вид от своих объектов. Затем, объектом греха является благо, к которому склоняет неупорядоченное желание. Поэтому там, где наличествует особый аспект неупорядоченно желаемого блага, наличествует и особый вид греха. Затем, полезное благо со стороны аспекта отличается от того блага, которое доставляет наслаждение. Что же касается богатства, то оно как таковое относится к полезным благам и желается под аспектом того, что приносит человеку пользу. Следовательно, жадность – это особый грех, поскольку она суть неумеренная любовью к обладанию имуществом, обобщенно называемому деньгами, от которых получила свое имя жадность (avaritia).

Однако коль скоро глагол «обладать», который, похоже, изначально был связан с имуществом, обладателями которого мы являемся в строгом смысле этого слова, стал применяться и в отношении многих других вещей (так, мы говорим, что человек обладает здоровьем, женой и т. д.), то и термин «жадность» стал расширительно обозначать любое неумеренное желание чем-либо обладать. Так, Григорий в своей проповеди говорит, что «жадность является желанием не только денег, но также известности и высокого положения, когда стремление к ним является неумеренным»⁸¹¹. Понимаемая так жадность не является особым грехом, и именно в этом смысле о ней говорит Августин, слова которого приведены в первом возражении.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Под словом «деньги» понимаются все те внешние вещи, которыми люди пользуются в своей жизни как имеющими аспект полезных благ. Но есть некоторые внешние блага, которые могут быть получены с помощью денег, например, удовольствия, почести и т. д., которые желательны под другим аспектом. Поэтому желание таких вещей в строгом смысле слова не называется жадностью, под которой мы понимаем особый порок.

Ответ на возражение 3. Эта глосса говорит о неупорядоченном желании чего бы то ни было. В самом деле, нетрудно понять, что если запрещено желать чужое имущество, то точно так же запрещено желать и все то, что может быть получено с помощью этого имущества.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность не противоположна щедрости. Так, Златоуст, комментируя слова [из евангелия от Матфея]: «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5, 6), говорит, что правосудность бывает двух видов, а именно общая и частная, и последняя противоположна жадности⁸¹², и то же самое утверждает Философ⁸¹³. Следовательно, жадность не противоположна щедрости.

Возражение 2. Далее, грех жадности состоит в том, что человек превышает меру в отношении того, чем он обладает. Но эта мера определяется правосудностью. Следовательно, непосредственно жадность противоположна не щедрости, а правосудности.

Возражение 3. Далее, щедрость, по словам Философа, является добродетелью, блюдущей середину между двумя противоположными пороками⁸¹⁴. Но у жадности, согласно Философу, нет противоположного и противолежащего ей греха⁸¹⁵. Следовательно, жадность не противоположна щедрости.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Кто любит серебро – тот не насытится серебром, и кто любит богатство – тому нет пользы от того» (Еккл. 5, 9). Но щедрости, блюдущей середину в желании богатства, противно не насыщаться деньгами и неумеренно их любить. Следовательно, жадность противоположна щедрости.

Отвечаю: жадность означает двоякую неумеренность в отношении богатства. Во-первых, ту, которая непосредственно связана с приобретением и сбережением богатства. В указанном смысле человек недолжным образом обретает деньги, крадя или удерживая чужую собственность. Такая жадность противоположна правосудности, и на нее указывают слова [Писания]: «Князья у нее – как волки, похищающие добычу; проливают кровь, губят души, чтобы приобрести корысть» (Иез. 22, 27). Во-вторых, она означает неумеренность во внутренней расположенности к богатству, как, например, когда человек чрезмерно любит и стремится к богатству или же излишне наслаждается им, хотя при этом и не желает красть. Такая жадность противоположна щедрости, которая, как было показано выше (117), приводит такую расположенность к должной мере. О жадности в этом смысле [в Писании] сказано: «Чтобы они... предварительно озаботились, дабы возвещенное уже благословение ваше было готово (как благословение, а не как побор)» (2Кор. 9, 5), в связи с чем глосса замечает: «Чтобы они не жалели давать и не давали скупо».

Ответ на возражение 1. Златоуст и Философ говорят о жадности в первом смысле, жадность же во втором смысле Философ называет скупостью.

Ответ на возражение 2. Правосудности присуще определять меру в отношении приобретения и хранения богатства с точки зрения законного долженствования в том смысле, что человек не должен брать или удерживать чужую собственность. Щедрость же непосредственно определяет разумную меру в отношении внутренних расположений, а меру в отношении внешнего приобретения и хранения денег, а также их расходования, опосредованно. При этом последняя является следствием внутренней расположенности, подходящей к вопросу с точки зрения не законного, а нравственного долженствования, которое, со своей стороны, зависит от правоты разума.

Ответ на возражение 3. У той жадности, которая противоположна правосудности, нет противоположного ей порока, поскольку она состоит в том, что кто-либо имеет больше, чем должно иметь согласно правосудности, противоположностью чего является иметь меньше, чем должно, а это уже не грех, а наказание. А вот у той жадности, которая противоположна щедрости, есть противоположный ей порок расточительности.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность всегда является смертным грехом. В самом деле, никто не заслуживает смерти иначе, как только посредством совершения смертного греха. Но жадность делает людей достойными смерти. Поэтому апостол, сказав: «Они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, сребролюбия» (Рим. 1, 29) и т. д., добавляет: «Они знают,... что делающие такие дела достойны смерти» (Рим. 1, 32). Следовательно, жадность является смертным грехом.

Возражение 2. Далее, наименьшей степенью жадности является неупорядоченное удержание того, чем человек обладает. Но это, похоже, является смертным грехом, поскольку, по словам Василия, «не съеденный тобою хлеб – это пища голодного, имеющийся про запас плащ – это одежда нагого, хранящиеся в сундуке ценности – это деньги нищего. Выходит, ты обираешь в той мере, в какой мог бы помочь». Но неправосудность в отношении другого является смертным грехом, поскольку она противна любви к ближнему. Следовательно, жадность как таковая тем более является смертным грехом.

Возражение 3. Далее, никто не заслуживает поражения духовной слепотой иначе, как только посредством совершения смертного греха, лишающего человека света благодати. Но, по словам Златоуста, «вожделение денег есть помрачение души». Следовательно, жадность, каковая суть вожделение денег, является смертным грехом.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [Писания]: «Строит ли кто на этом основании» (1Кор. 3, 12), говорит, что «строящий из дерева, сена, соломы думает по-мирски, как угодить миру», а это связано с грехом жадности. Но тот, кто строит из дерева, сены, соломы, совершает не смертный, а простительный грех, поскольку ниже о нем сказано, что сам он «спасется, но так, как бы из огня». Следовательно, жадность иногда бывает простительным грехом.

Отвечаю: как уже было сказано (3), жадность бывает двоякой. Одна противоположна правосудности и потому по роду является смертным грехом. В самом деле, такая жадность связана с неправосудным отнятием или удержанием чужой собственности, что свойственно воровству или грабежу, которые, как было показано выше (66, 6), являются смертными грехами. Впрочем, и в случае этой жадности недостаточность акта, как было показано там же при рассмотрении воровства, может обусловливать простительный грех.

Другая жадность противоположна щедрости и означает неупорядоченную любовь к богатству. И если эта любовь к богатству столь велика, что предпочитается любви к горнему, так что человек из любви к богатству не боится делать что-либо вопреки любви к Богу и ближнему, то тогда жадность является смертным грехом. Если же, с другой стороны, неупорядоченная природа его любви не преступает этой [горней любви], так что хотя человек и излишне любит богатство, но все же не предпочитает любовь к нему любви к Богу и не желает ради богатства делать что-либо противное Богу или ближнему, то тогда жадность является простительным грехом.

Ответ на возражение 1. Жадность перечисляется вместе с другими смертными грехами ввиду того её аспекта, под которым она является смертным грехом.

Ответ на возражение 2. Василий имеет в виду те случаи, когда человек должен выделить что-то из своих благ бедным в силу законного долженствования: то ли по причине их крайней нужды, то ли по причине своего преизбыточного изобилия.

Ответ на возражение 3. В строгом смысле слова вожделение богатства помрачает душу тогда, когда вследствие предпочтения любви к богатству любви к Богу лишает её света горней любви.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность является величайшим грехом. Ведь сказано же [в Писании]: «Нет хуже человека, который скуп к самому себе»⁸¹⁶ (Сир. 14, 6), и далее: «Неправда любящего золото иссушает душу»⁸¹⁷ (Сир. 14, 9). И Туллий говорит: «Ничто так не свидетельствует о скудоумии и ограниченности, как любовь к деньгам». Но это связано с жадностью. Следовательно, жадность является тягчайшим грехом.

Возражение 2. Далее, грех тем более тяжек, чем в большей степени он противостоит любви к горнему. Но жадность в наибольшей степени противостоит любви к горнему, поскольку, по словам Августина, «жадность отравляет любовь»⁸¹⁸. Следовательно, жадность является величайшим грехом.

Возражение 3. Далее, на тяжесть греха указывает [степень] его неисцелимости. Так, грех против Святого Духа считается наиболее тяжким в силу его непростительности. Но жадность – это неисцелимый грех, в связи с чем Философ говорит, что «старость и всякая немощь делают людей скупыми»⁸¹⁹. Следовательно, жадность является тягчайшим грехом.

Возражение 4. Кроме того, апостол говорит, что «любостяжатель... есть идолослужитель» (Еф. 5, 5). Но идолослужение считается одним из тягчайших грехов. Следовательно, таким же [грехом] является и жадность.

Этому противоречит то, что, согласно сказанному [в Писании], грех прелюбодеяния тяжче греха воровства (Прит. 6, 30–35). Но воровство связано с жадностью. Следовательно, жадность не является тягчайшим грехом.

Отвечаю: любой грех, будучи злым, состоит в уничтожении или отвращении от какого-то блага, тогда как в той мере, в какой он произволен, он состоит в желании некоторого блага. Поэтому порядок грехов можно рассматривать двояко. Во-первых, со стороны блага, которое презирается или уничтожается грехом, и чем большим является это благо, тем более тяжким является грех. С этой точки зрения наиболее тяжким является тот грех, который направлен против Бога, за ним следует грех, совершенный против личности человека, а вслед за ним – тот, который направлен против тех внешних вещей, которые предназначены для человеческого пользования, и именно таким грехом, похоже, является жадность. Во-вторых, степени грехов можно рассматривать со стороны блага, к которому неупорядоченно устремлено человеческое желание, и в таком случае чем меньшим является это благо, тем более уродливым является грех, поскольку позорней зависеть от низшего блага, чем от высшего. Но благо внешних вещей является наинизшим из человеческих благ. Действительно, оно меньше, чем благо тела, которое меньше, чем благо души, которое меньше, чем божественное благо. С этой точки зрения грех жадности, посредством которого человеческое желание устремлено к внешним вещам, наиболее уродлив. Однако коль скоро уничтожение или отвращение от блага является формальным элементом греха, в то время как обращение к преходящему благу – его материальным элементом, о тяжести греха должно судить в первую очередь с точки зрения уничтоженного блага, а не с точки зрения того блага, к которому устремлено желание. Поэтому должно утверждать, что сама по себе жадность не является тягчайшим грехом.

Ответ на возражение 1. В указанном месте речь идет о жадности со стороны того блага, к которому устремлено желание. В связи с этим о жадном сказано, что он «иссушает душу», а именно постольку, поскольку он, так сказать, подвергает свою душу, то есть жизнь, опасности ради золота. И о нем же читаем, что «при жизни извергаются» ради золота «внутренности его»⁸²⁰ (Сир. 10, 10). И Туллий разъясняет, что под ограниченностью он понимает желание служить деньгам.

Ответ на возражение 2. Августин имеет в виду жадность в целом, которая может относиться к любому преходящему благу, а не жадность в общепринятом значении этого слова. Действительно, жадность в отношении любого преходящего блага отравляет любовь, поскольку человек, склоняясь к преходящему благу, отвращается от блага божественного.

Ответ на возражение 3. Грех против Святого Духа неисцелим в одном смысле, а [грех] жадности – в другом. В самом деле, грех против Святого Духа неисцелим по причине презрения, как, например, когда человек презирает милосердие Божие, или Его правосудность, или что-либо из того, что может исцелить человеческие грехи, и потому такая неисцелимость обусловливает большую тяжесть греха. С другой стороны, жадность неисцелима со стороны человеческой немощи, от которой человеческая природа всегда хочет исцелиться, и чем большей она является, тем большее облегчение чают обрести с помощью внешних вещей и, следовательно, тем больше уступают жадности. Таким образом, неисцелимость этого вида свидетельствует не о том, что грех очень тяжек, а о том, что он весьма опасен.

Ответ на возражение 4. Жадность сравнивают с идолослужением по причине некоторого их сходства, а именно постольку, поскольку жадный, как и идолослужитель, подчиняет себя внешней твари, хотя делают это они по-разному. В самом деле, идолослужитель подчиняется внешней твари, воздавая ей божеские почести, тогда как жадный подчиняется внешней твари не ради поклонения, а в силу неумеренного желания ею пользоваться. Поэтому нет никаких оснований считать, что жадность является таким же тяжким грехом, как и идолослужение.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность не является духовным грехом. Ведь духовные грехи, похоже, связаны с духовными благами, а предметом жадности являются телесные блага, а именно внешнее богатство. Следовательно, жадность не является духовным грехом.

Возражение 2. Далее, духовный грех отличается от греха плоти. Но жадность, похоже, является грехом плоти, поскольку она связана с разрушением плоти, как это имеет место со стариками, которые из-за ослабления чувственной природы становятся скупыми. Следовательно, жадность не является духовным грехом.

Возражение 3. Далее, грехом плоти является тот, посредством которого человеческое тело лишается порядка, согласно сказанному апостолом о том, что «блудник грешит против собственного тела» (1Кор. 6, 18). Но жадность тревожит человека телесно, в связи с чем Златоуст сравнивает жадного с тем, кто был одержим нечистым духом и испытывал телесное беспокойство⁸²¹. Следовательно, жадность, похоже, не является духовным грехом.

Этому противоречит следующее: Григорий среди прочих духовных пороков упоминает жадность⁸²².

Отвечаю: грехи по преимуществу связаны с расположениями, а пределами всех душевных расположений, или страстей, являются, по словам Философа, удовольствие и страдание⁸²³. Затем, одни удовольствия являются плотскими, а другие – духовными. Плотскими удовольствиями являются те, которые находят свое завершение в плотских чувствах, например удовольствие от еды или соития, в то время как духовными удовольствиями являются те, которые находят свое завершение в простом схватывании души. И точно так же грехами плоти являются те, которые находят свое завершение в чувственных удовольствиях, в то время как духовные грехи находят свое завершение в удовольствиях духа без удовольствий плоти. Но именно такой и является жадность, поскольку жадный наслаждается тем, что считает себя обладателем богатства. Следовательно, жадность является духовным грехом.

Ответ на возражение 1. В телесных объектах жадность ищет удовольствия не тела, а души, поскольку человек получает удовольствие от самого факта обладания богатством, и потому жадность не является плотским грехом. Впрочем, по причине своего объекта она представляет собою среднее между чисто духовными грехами, которые стремятся получать духовные удовольствия от духовных объектов (как гордость – от превосходства), и чисто плотскими грехами, которые стремятся получать чисто телесные удовольствия от телесных объектов.

Ответ на возражение 2. Движение получает свой вид от предела «куда», а не от предела «откуда». Поэтому порок плоти считается таковым потому, что стремится к плотскому удовольствию, а не потому, что возникает вследствие некоторого плотского изъяна.

Ответ на возражение 3. Златоуст сравнивает жадного с одержимым нечистым духом не потому, что первый испытывает точно такое же телесное беспокойство, что и последний, а посредством противопоставления, поскольку тот одержимый, о котором идет речь в пятой [главе евангелия от] Марка, все с себя сбрасывал, в то время как жадный перегружает себя своим избыточным богатством.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что жадность не является главным пороком. В самом деле, жадность противоположна щедрости как середине и расточительности как пределу. Но ни щедрость не является главной добродетелью, ни расточительность – главным пороком. Следовательно, жадность тоже не может считаться главным пороком.

Возражение 2. Далее, как уже было сказано (IN, 84, 3), главными называют те пороки, целями которых являются главные цели, к которым определены цели всех остальных пороков. Но это не относится к жадности, поскольку богатство, как сказано в первой [книге] «Этики»⁸²⁴, обладает аспектом не цели, но, пожалуй, того, что определено к цели. Следовательно, жадность не является главным пороком.

Возражение 3. Далее, Григорий говорит, что «жадность возникает иногда из гордости, а иногда из страха. Ведь есть такие, которые, опасаясь, что им не хватит необходимого для их нужд, уступают жадности место в своем уме. А есть и другие, которые, желая, чтобы их считали людьми значительными, побуждаются этим к жадности овладения чужой собственностью»⁸²⁵. Следовательно, жадность возникает из других пороков, а не главенствует над другими пороками.

Этому противоречит следующее: Григорий считает жадность одним из главных пороков⁸²⁶.

Отвечаю: как сказано в возражении 2, главным пороком является тот, который обусловливает другие пороки под аспектом цели, поскольку если цель очень желанна, то ради её достижения человек готов делать многое – как доброе, так и злое. Затем, наиболее желанной целью является счастье, или блаженство, которое, как уже было сказано (II-1,1,4), является конечной целью человеческой жизни. Поэтому чем в большей степени в чем-либо представлено условие счастья, тем больше оно и желанно. Но одним из условий счастья является его самодостаточность, иначе оно не было бы тем, на чем успокаивается желание человека, что свойственно конечной цели. Но богатство, по словам Боэция, сулит самодостаточность⁸²⁷, поскольку как говорит Философ, «деньги служат залогом возможности приобретения»⁸²⁸, и [в Писании] сказано, что «за все отвечает серебро» (Еккл. 10, 19). Поэтому жадность, каковая суть желание денег, является главным пороком.

Ответ на возражение 1. Добродетель совершенствуется разумом, а порок совершенствуется склонностью чувственного желания. Но разум и чувственное желание, как правило, не принадлежат к одному и тому же роду, и потому главный порок не обязательно должен быть противоположен главной добродетели. Поэтому хотя щедрость, не относясь к главному благу разума, не является главной добродетелью, тем не менее, жадность является главным пороком, поскольку она относится к деньгам, которые занимают главное место среди чувственных благ по указанной выше причине.

С другой стороны, расточительность не определена к той цели, которая особо желанна, и связана в первую очередь с недостатком ума. Поэтому Философ говорит, что «расточительный считается не столько дурным по нраву, сколько глупым»⁸²⁹.

Ответ на возражение 2. Действительно, деньги определены как к своей цели к чему-то еще, но в той мере, в какой они полезны в смысле приобретения любой чувственной вещи, они виртуально содержат в себе их все. По этой причине, как уже было сказано, они обладают некоторым подобием счастья.

Ответ на возражение 3. Как было показано нами выше (36, 4; 84, 4), ничто не препятствует тому, чтобы главный порок подчас возникал из других пороков, при том, однако, условии, что сам он часто является источником других.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что те [пороки], которые принято считать дочерьми жадности, а именно «предательство, мошенничество, неправда, вероломство, беспокойность, насилие и бесчувственность», не являются таковыми. В самом деле, как уже было сказано (3), жадность противоположна щедрости. Но предательство, мошенничество и неправда противны рассудительности, вероломство – религии, беспокойность – надежде или любви, которая находит успокоение в любимом объекте, насилие – правосудности, а бесчувственность – состраданию. Следовательно, эти пороки никак не связаны с жадностью.

Возражение 2. Далее, предательство, мошенничество и неправда, похоже, относятся к одному и тому же, а именно к обману ближнего. Следовательно, их нельзя считать различными дочерьми жадности.

Возражение 3. Далее, Исидор насчитывает девять дочерей жадности, каковые суть «ложь, мошенничество, воровство, вероломство, алчность к недостойной наживе, лжесвидетельство, насилие, бесчеловечность, ненасытность». Следовательно, приведенный ранее список дочерей недостаточен.

Возражение 4. Далее, Философ приводит много видов относящихся к жадности (которую он называет скупостью) пороков, поскольку упоминает о «бережливых, скаредах и скрягах, проявляющих излишнее усердие в том, чтобы ничего не давать», а ещё о «содержателях публичных домов, ростовщиках, игроках, расхитителях могил и мародерах»⁸³⁰. Следовательно, похоже на то, что вышеприведенное перечисление недостаточно.

Возражение 5. Кроме того, тираны используют немало насилия в отношении своих подданных. Но Философ говорит, что «тиранов, разоряющих государства, и грабителей, опустошающих святилища, мы не называем скупыми»⁸³¹, то есть жадными. Следовательно, насилие не должно считаться дочерью жадности.

Этому противоречит следующее: Григорий приводит вышеуказанный перечень дочерей жадности⁸³².

Отвечаю: дочери жадности – это те пороки, которые из нее возникают, причем в первую очередь в смысле желания цели. Итак, жадность является избыточной любовью к обладанию богатством, и эта избыточность бывает двоякой. В первую очередь – это избыточность в сбережении, и в этом отношении жадность обусловливает «бесчувственность», поскольку, так сказать, милосердие не пробуждает человеческие чувства к тому, чтобы использовать свое богатство для помощи нуждающимся. Во-вторых, жадности свойственна избыточность в обретении, и в этом отношении жадность можно рассматривать двояко. Во-первых, с точки зрения помышления, в каковом смысле она обусловливает «беспокойность», чиня препятствия человеку посредством чрезмерной тревоги и озабоченности – ведь «кто любит серебро – тот не насытится серебром» (Еккл. 5, 9). Во-вторых, её может рассматривать с точки зрения исполнения, в каковом смысле жадный в своем стремлении обрести чужие блага иногда применяет силу, и тогда мы имеем «насилие», а иногда – обман. В последнем случае он может использовать слова, и когда это просто слова, налицо «неправда», а когда он подтверждает свои слова клятвой, налицо «вероломство». Он также может использовать [для обмана] дела, и если обман связан с вещами, то налицо «мошенничество», а если с людьми, то – «предательство», которое имело место в случае Иуды, из жадности предавшего Христа.

Ответ на возражение 1. Нет никакой необходимости в том, чтобы дочери главного греха относились к одному и тому же виду порока. В самом деле, грех одного вида допускает, чтобы к его цели были определены грехи и других видов, и потому одно дело, когда у греха есть дочери, и совсем другое, когда у него есть виды.

Ответ на возражение 2. О том, чем отличаются эти три, уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Эти девять сводятся к вышеупомянутым семи. В самом деле, ложь и лжесвидетельство являются неправдой, поскольку лжесвидетельство – это особый вид лжи, равно как воровство – это особый вид мошенничества, и потому он сводим к мошенничеству. Алчность к недостойной наживе принадлежит беспокойности, ненасытность – насилию, а бесчеловечность суть то же самое, что и бесчувственность.

Ответ на возражение 4. Упомянутые Аристотелем пороки являются, пожалуй, видами, а не дочерьми скупости, или жадности. Ведь о человеке можно говорить как о скупом, или жадном, вследствие недостаточности в отдании. Если он дает, но мало, то его считают «бережливым», а если не дает ничего, то – «скаредой». Если он дает, но с большой неохотой, то о нем говорят как о «скряге», то есть [по-гречески буквально] торговцем тмином, поскольку он, так сказать, много суетится в связи с малоценным. Иногда же о человеке говорят как о скупом, или жадном, вследствие избыточности в получении, которая бывает двоякой. Во-первых, та, когда ради получения денег прибегают к недостойным средствам, либо занимаясь сопряженным со скупостью постыдным и рабским ремеслом, либо совершая ещё более греховные дела, вроде содержания публичных домов и тому подобного, либо извлекая наживу тогда, когда нужно дать просто так, как это имеет место в случае ростовщичества, либо платя слишком мало за большую работу. Во-вторых, та, когда ради получения денег прибегают к неправедным средствам, либо совершая насилие над живущими, как это делают мародеры, либо расхищая могилы умерших, либо используя в качестве добычи друзей, как это делают игроки.

Ответ на возражение 5. Скупость, как и щедрость, имеет дело с умеренными суммами денег. Поэтому тиранов, которые насильственно отнимают многое, называют не скупыми, а неправосудными.