Вопрос 79. О ЧАСТЯХ ПРАВОСУДНОСТИ [(ПРОДОЛЖЕНИЕ), А ИМЕННО] О КАК БЫ НЕОТЪЕМЛЕМЫХ ЧАСТЯХ ПРАВОСУДНОСТИ

Теперь мы исследуем как бы неотъемлемые части правосудности, каковые суть «делать добро» и «уклоняться от зла», а также противоположные [им] пороки. Под этим заглавием наличествует четыре пункта: 1) являются ли эти две [части] частями правосудности; 2) является ли преступление особым грехом; 3) является ли упущение особым грехом; 4) сопоставление упущения и преступления.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что уклонение от зла и делание добра не являются частями правосудности. Действительно, уклоняться от зла и делать добро присуще любой добродетели. Но части не могут быть больше целого. Следовательно, уклонение от зла и делание добра не могут считаться частями особого вида добродетели, каковым является правосудность.

Возражение 2. Далее, глосса на слова [Писания]: «Уклоняйся от зла и делай добро» (Пс. 33, 15) говорит: «первое», то есть уклонение от зла, «есть избегание греха, а последнее», то есть делание добра, «есть то, что заслуживает жизнь и награду». Но любая часть добродетели заслуживает жизнь и награду. Следовательно, уклонение от зла не является частью правосудности.

Возражение 3. Далее, когда вещи настолько взаимосвязаны, что одна всегда подразумевает другую, их нельзя рассматривать как отдельные части целого. Но делание добра подразумевает уклонение от зла, поскольку никто одновременно не может творить доброе и злое. Следовательно, уклонение от зла и делание добра не являются частями правосудности.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «уклонение от зла и делание добра» являются частями законной правосудности⁴⁰⁸.

Отвечаю: если говорить о добре и зле в целом, то уклоняться от зла и делать добро присуще любой добродетели,! и в этом смысле о них можно говорить как о частях правосудности только в том смысле, в каком правосудность «есть полная добродетель»⁴⁰⁹. Однако даже если понимать правосудность в указанном смысле, то она все равно имеет дело с некоторым особым аспектом добра, а именно добра как долженствования с точки зрения божественного или человеческого закона.

С другой стороны, если рассматривать правосудность как особую добродетель, то она связана с тем добром, которое должно усматривать со стороны ближнего. И в этом смысле Частной правосудности надлежит делать добро [непосредственно] ближнему и избегать противоположного зла, а именно того, что вредит ближнему, в то время как общей правосудности надлежит делать то, что является добрым с точки зрения общества или Бога, и избегать противоположного зла.

Затем, о том и другом принято говорить как о как бы неотъемлемых частях общей или частной правосудности постольку, поскольку то и другое требуется для того, чтобы акт правосудности был совершенен. В самом деле, как было показано выше (58, 2), правосудности надлежит устанавливать равенство в наших отношениях с другими, и при этом установление и сохранение установленного происходит по одной и той же причине. Но человек устанавливает равенство правосудности, делая добро, а именно воздавая должное другому, и сохраняет уже установленное равенство правосудности, уклоняясь от зла, а именно не причиняя своему ближнему никакого вреда.

Ответ на возражение 1. В нашем случае добро и зло рассматриваются под особым аспектом, под которым они свойственны правосудности. Причина, по которой они рассматриваются как части правосудности под особым аспектом добра и зла и при этом не рассматриваются как части любой другой нравственной добродетели, суть та, что другие нравственные добродетели связаны со страстями, в отношении которых добром является соблюдение середины, что означает избегание крайностей, которые и являются злом, и потому делание добра и избегание зла для этих добродетелей есть одно и то же. С другой стороны, правосудность связана с деятельностями и внешними вещами, для которых установление равенства – это одно, а сохранение установленного равенства – совсем другое.

Ответ на возражение 2. Уклонение от рассматриваемого как часть правосудности зла не означает чистое отрицание, а именно «не делание зла», и потому оно есть не заслуга награды, а только избегание наказания. Но оно подразумевает движение воли к отрицанию зла как предела «уклонения», что заслуживает награды, и в первую очередь в тех случаях, когда человек противится побуждению к деланию зла.

Ответ на возражение 3. Делание добра есть совершенный акт правосудности и, если так можно выразиться, его главная часть. Уклонение же от зла есть несовершенный акт и второстепенная часть этой добродетели. Следовательно, оно есть, так сказать, её материальная часть и необходимое условие формальной и совершенной части.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что преступление не является особым грехом. В самом деле, вид не входит в определение рода. Но преступление входит в определение греха, поскольку, по словам Амвросия, грех есть «преступление божественного Закона». Следовательно, преступление не является видом греха.

Возражение 2. Далее, вид не может быть обширнее рода. Но преступление более обширное [понятие], чем грех, поскольку грех, как говорит Августин, – это «слово, дело или желание, противное вечному Закону»⁴¹⁰, в то время как преступление может быть также противным природе или обычаю. Следовательно, преступление не является видом греха.

Возражение 3. Далее, никакой вид не содержит в себе все те части, на которые разделен род. Но грех преступления, равно как и грех слова, дела или желания, простирается на все основные пороки. Следовательно, преступление не является особым грехом.

Этому противоречит следующее: оно [(то есть преступление)] противоположно особой добродетели, а именно правосудности.

Отвечаю: термин «преступление» происходит от телесного движения и используется применительно к нравственным поступкам. В самом деле, о человеке говорят как о нарушающем телесное движение тогда, когда он «пре» (trans) «ступает» (graditur) установленный предел. Таким образом, речь идет о запретительном предписании, устанавливающем тот предел, который человек не должен преступать в своих нравственных поступках. Поэтому в строгом смысле слова совершать преступление – значит действовать против запретительного предписания.

Затем, сточки зрения материального рассмотрения оно может быть общо любому виду греха, поскольку человек может преступать божественное предписание посредством любого вида смертного греха. Но если рассматривать его формально, а именно под особым аспектом направленного против запретительного предписания акта, то тогда оно является особым грехом, причем двояко. Во-первых, постольку, поскольку оно противоположно тем видам греха, которые противны другим добродетелям. В самом деле, подобно тому, как в строгом смысле слова именно законной правосудности свойственно рассматривать предписание как объект обязательства, точно так же именно преступлению свойственно рассматривать предписание как объект неисполнения. Во-вторых, постольку, поскольку оно отлично от упущения, которое противоположно утвердительному предписанию.

Ответ на возражение 1. Подобно тому, как законная правосудность с точки зрения её субъекта и материи есть «полная добродетель», точно также законная неправосудность материально есть «полный грех». Именно так, то есть рассматривая грех с точки зрения законной неправосудности, и дал ему определение Амвросий.

Ответ на возражение 2. Естественная склонность связана с предписаниями естественного закона, а добрый обычай обладает силой предписания, поскольку, как говорит Августин в своем послании «О воскресном посте», «обычай людей Божиих есть своего рода закон». Следовательно, быть противным доброму обычаю или естественной склонности может как грех, так и преступление.

Ответ на возражение 3. Все эти виды греха, если рассматривать их не под присущими им аспектами, а под особым аспектом, могут содержать в себе преступление, о чем уже было сказано. Что же касается греха упущения, то в целом он отличается от греха преступления.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что упущение не является особым грехом. В самом деле, любой грех является или первородным, или актуальным. Но упущение не является ни первородным грехом, поскольку оно не передается посредством порождения, ни актуальным грехом, поскольку оно, как было показано нами выше (II-I, 71, 5) при рассмотрении грехов как таковых, [будучи грехом недеяния] может иметь место вообще без какого бы то ни было акта. Следовательно, упущение не является особым грехом.

Возражение 2. Далее, всякий грех произволен. Но упущение подчас бывает не произвольным, а необходимым, как, например, или когда насилуют принесшую обет девства женщину, или когда кто-либо теряет то, что он обязан вернуть, или когда священник обязан отслужить обедню, но ему в этом препятствуют. Следовательно, упущение не всегда является грехом.

Возражение 3. Далее, всегда можно установить момент начала совершения любого особого греха. Но в случае упущения этого сделать нельзя, поскольку неделание не производит изменения независимо оттого, когда именно имеет место упущение, к тому же и само упущение не всегда греховно. Следовательно, упущение не является особым грехом.

Возражение 4. Кроме того, любой особый грех противоположен особой добродетели. Но в случае упущения невозможно определить противоположную ему добродетель – и потому, что можно упустить благо любой добродетели, и потому, что правосудность, которой, похоже, оно в наибольшей степени противоположно, всегда предполагает акт, причем даже тогда, когда речь идет об уклонении от зла (о чем уже было сказано (1)), в то время как упущение может иметь место и без какого бы то ни было акта. Следовательно, упущение не является особым грехом.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Кто разумеет делать добро и не делает, тому – грех!» (Иак. 4, 17).

Отвечаю: упущение означает неделание добра, но не любого добра, а того добра, которое должно делать. Но благо под аспектом долженствования в строгом смысле слова принадлежит правосудности – законной правосудности, если то, что должно, обусловливается божественным или человеческим законом, и частной правосудности, если то, что должно, связано с ближним. Поэтому подобно тому, как правосудность является особой добродетелью, о чем уже было сказано (58, 6), точно так же и упущение является особым грехом, отличным от противоположных другим добродетелям грехов. И как делание добра, которое противоположно упущению этого делания, является особой частью правосудности, отличной от уклонения от зла, которому противоположно преступление, точно так же и упущение отлично от преступления.

Ответ на возражение 1. Упущение – это не первородный, а актуальный грех, но не потому, что оно обладает неким присущим ему актом, а потому, что отрицание акта сводимо к роду акта, в каковом смысле недеяние есть своего рода деяние, о чем уже было сказано (II-I, 71, 6).

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, упущение означает неделание того добра, которое должно делать. Но никто не обязан делать невозможное, и потому человек, не делая то, что не может, не совершает греха упущения. Поэтому принужденная силой нарушить обет девства является виновной в упущении не по причине утраты девственности, а в связи либо с нераскаянностью в своих прежних грехах, либо с неисполнением того, благодаря чему она, проявляя воздержанность, могла бы соблюсти данный ею обет. Точно так же и священник не обязан служить обедню иначе, как только при наличии подобающей возможности, а если таковой нет, то нет и никакого упущения. Точно так же и человек обязан воздавать при наличии у него соответствующих средств, а если их у него нет и быть не может, то он, делая все, что в его силах, не виновен в упущении. И то же самое можно сказать обо все других подобных случаях.

Ответ на возражение 3. Как грех преступления противен запретительным предписаниям, которые относятся к избеганию зла, точно так же грех упущения противен утвердительным предписаниям, которые относятся к деланию добра. Но утвердительные предписания обязывают не всегда, а только в некоторое установленное время, и именно в это время начинается совершение греха упущения. Впрочем, подчас случается так, что человек оказывается неспособным делать то, что должно, и если эта неспособность имеет место без какого-либо проступка с его стороны, то он упущения не совершает, о чем уже было сказано (II-I, 71, 5). С другой стороны, если эта неспособность возникла вследствие какого-либо его предшествующего проступка (например, если человек всю ночь пьянствовал и потому не может исполнить свою обязанность и встать на заутреню), то, по мнению некоторых, грех упущения начал совершаться тогда, когда он приступил к тому действию, которое является незаконным и несовместимым с обязательным для него актом. Но это мнение не представляется истинным, поскольку если бы кто-то насильно разбудил его и поднял на заутреню, то он бы её не пропустил, из чего понятно, что предшествующее пьянство было не самим упущением, а причиной упущения. Следовательно, нам должно утверждать, что упущение начинает совершаться как грех тогда, когда приходит время действовать, даже если оно происходит в силу предшествующей ему причины, из-за которой последующее ей упущение становится произвольным.

Ответ на возражение 4. Само по себе упущение, будучи неисполнением блага добродетели, как уже было сказано, противно правосудности только под принадлежащим правосудности аспектом долженствования. Но для того, чтобы акт был добродетельным и достойным награды, необходимо большее, чем для того, чтобы он был греховным и достойным порицания, поскольку «добро происходит от единой всеобщей Причины, зло же от многих частичных оскудений»⁴¹¹. Поэтому достоинство правосудности требует акта, а упущение – нет.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грех упущения тяжче греха преступления. В самом деле, правонарушение (delictum), похоже, созвучно упущению (derelictum), и потому, пожалуй, есть то же, что и упущение. Но правонарушение указывает на более тяжкое нарушение, чем преступление, поскольку за него, как это явствует из книги «Левит» (Лев. 5), назначено большее количество искуплений. Следовательно, грех упущения тяжче греха преступления.

Возражение 2. Далее, большее зло, как говорит Философ, противоположно большему благу⁴¹². Но делание добра, как уже было сказано (1), является более совершенной частью правосудности, чем уклонение от зла, которому противостоит преступление. Следовательно, упущение является более тяжким грехом, чем преступление.

Возражение 3. Далее, грехи преступления могут быть как простительными, так и смертными. А вот грехи упущения, будучи противны утвердительным предписаниям, похоже, всегда являются смертными. Следовательно, упущение, похоже, является более тяжким грехом, чем преступление.

Возражение 4. Кроме того, боль утраты, которая состоит в лишении видения Бога и обусловливается грехом упущения, является, по утверждению Златоуста⁴¹³, большим наказанием, чем страдание разума, которое обусловливается грехом преступления. Но наказание адекватно проступку. Следовательно, грех упущения тяжче греха преступления.

Этому противоречит следующее: удерживаться от злых дел легче, чем делать добрые. Поэтому не удержаться от злого дела, то есть «преступить», является более тяжким грехом, чем не исполнить доброе дело, то есть «упустить».

Отвечаю: тяжесть греха зависит от степени его отличия от добродетели. Но, как сказано в десятой [книге] «Метафизики», наибольшей степенью отличия является противоположность⁴¹⁴. Поэтому вещь отличается от противоположности больше, чем от простого отрицания; так, черное далее отстоит от белого, чем не белое, поскольку любое черное суть не белое, но не наоборот. Затем, очевидно, что преступление противно акту добродетели, в то время как упущение означает его отрицание; например не почитать родителей надлежащим образом – это грех упущения, а оскорблять их или причинять им какой-либо вред – это грех преступления. Отсюда очевидно, что просто и в абсолютном смысле слова преступление является более тяжким грехом, чем упущение, хотя это вот конкретное упущение может быть более тяжким грехом, чем это вот конкретное преступление.

Ответ на возражение 1. Правонарушение в самом широком своем значении указывает на любой вид упущения, но иногда его понимают в узком значении [а именно] как упущение того, что касается Бога, или же как преднамеренное и, так сказать, высокомерное пренебрежение человеком своими обязанностями, и в таком случае речь идет о довольно тяжком [грехе], который требует большого количества искуплений.

Ответ на возражение 2. Противоположностью «делания добра» является и «неделание добра», то есть упущение, и «делание зла», то есть преступление. Но первое противоположно как отрицание, а второе – как [именно] противоположность, что означает наибольшее отличие, и потому преступление является более тяжким грехом.

Ответ на возражение 3. Как упущение противно утвердительным предписаниям, точно так же преступление противно запретительным предписаниям, и потому оба они в строгом смысле слова имеют признак смертного греха. Однако преступление и упущение можно понимать расширительно, то есть как любое нарушение утвердительного или запретительного предписания, располагающее к тому, что противно этому предписанию, и если их понимать в таком широком смысле слова, то оба они могут быть простительными грехами.

Ответ на возражение 4. Греху преступления соответствует и боль утраты – по причине отвращения от Бога, и страдание разума – по причине неупорядоченного обращения к изменчивому благу. И точно так же грех упущения заслуживает не только боль утраты, но и страдание разума, согласно сказанному [в Писании]: «Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь» (Мф. 7, 19), что связано с тем корнем, из которого он растет, хотя он не обязательно подразумевает обращение к какому-либо изменчивому благу.