Вопрос 33. О следствиях удовольствия

Теперь нам следует рассмотреть следствия удовольствия, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) является ли расширение следствием удовольствия; 2) обусловливает ли удовольствие жажду, или желание самого себя; 3) препятствует ли удовольствие пользованию разумом; 4) делает ли удовольствие деятельность совершенной.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что расширение не является следствием удовольствия. Ведь расширение, похоже, в первую очередь принадлежит любви, согласно сказанному апостолом: «Сердце наше расширено» (2Кор. 6,11). Поэтому в наставлениях любви читаем: «Твоя заповедь – безмерно обширна» (Пс. 118, 96). Но удовольствие – это отличная от любви страсть. Поэтому расширение не является следствием удовольствия.

Возражение 2. Далее, расширение вещи увеличивает [ее] приемистость. Но принятие относится к желанию, связанному с тем, чем еще не обладают. Следовательно, похоже на то, что расширение относится скорее к желанию, чем к удовольствию.

Возражение 3. Далее, сокращение противоположно расширению. Но сокращение, похоже, относится к удовольствию; так, при схватывании рука сжимается, и то же самое происходит с расположением желания в отношении того, что его ублажает. Следовательно, расширение не относится к удовольствию.

Этому противоречит следующее: [Писание] выражает радость такими словами: «Тогда увидишь – и возрадуешься, и затрепещет и расширится сердце твое» (Ис. 60, 5). Кроме того, как уж было сказано (31,3), удовольствие иногда называют словом «laetitia», которое происходит от «dilatatio», т. е. расширения.

Отвечаю: ширина (latitudo) является мерой телесной величины, и потому применять это [слово] к душевным чувствам можно разве что метафорически. Затем, расширение обозначает своего рода движение по ширине, и оно касается удовольствия со стороны двух необходимых для удовольствия вещей. Одна из них связана со способностью схватывания и является осознанием соединения с некоторым надлежащим благом. В результате такого схватывания человек ощущает, что достиг некоторого являющегося величиной духовного порядка совершенства, и в этом отношении говорят об увеличении или расширении человеческого ума посредством удовольствия. Другая необходимая для удовольствия вещь связана с желающей способностью и является приятием объекта удовольствия и успокоением в нем, заключением его, так сказать, в свои объятья. И таким вот образом человеческое расположение расширяется благодаря удовольствию, как бы выступая за пределы себя для того, чтобы заключить в себе объект удовольствия.

Ответ на возражение 1. В метафорических выражениях ничто не препятствует тому чтобы одно и то же приписывалось различным вещам согласно различным подобиям. Таким образом, расширение принадлежит любви в смысле подобия по похождению, а именно постольку, поскольку расположение любящего распространяется на других так, что его интересует не только личное, но также и то, что относится к другим. Удовольствию же расширение принадлежит в той мере, в какой вещь, повышая свою вместительность, становится более обширной.

Ответ на возражение 2. Желание подразумевает некоторое расширение, связанное с воображением желаемого, но в случае наличия объекта удовольствия это расширение возрастает, поскольку ум более распространяет себя на этот объект не тогда, когда желает его до обладания, а тогда, когда получает от него удовольствие, поскольку удовольствие – это цель желания.

Ответ на возражение 3. Получающий удовольствие от вещи крепко схватывает ее и удерживает со всею силой, но при этом, чтобы удовольствие было совершенным, он должен раскрыть для нее свое сердце.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что удовольствие не обусловливает желание самого себя. В самом деле, по достижении покоя всякое движение прекращается. Но удовольствие, как уже было сказано (23, 4; 25, 2), является своего рода успокоением движения желания. Поэтому по достижении удовольствия движение желания прекращается. Следовательно, удовольствие не обусловливает желание.

Возражение 2. Далее, ничто не обусловливает противоположное себе. Но удовольствие некоторым образом противоположно желанию со стороны объекта, поскольку желание относится к благу, которым еще не обладают, в то время как удовольствие относится к благу, которым уже обладают. Следовательно, удовольствие не обусловливает желание самого себя.

Возражение 3. Далее, отвращение несовместимо с желанием. Но удовольствие иногда обусловливает отвращение. Следовательно, оно не обусловливает желание.

Этому противоречит сказанное Господом: «Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять» (Ин. 4, 13), где именем воды, согласно Августину⁵⁸⁶, обозначены телесные удовольствия.

Отвечаю: удовольствие можно рассматривать двояко: во-первых, как существующее в действительности; во-вторых, как существующее в памяти. В свою очередь, жажду, или желание, также можно понимать двояко: во-первых, в прямом смысле слова, как указание на желание того, чем еще не обладают; во-вторых, в широком смысле слова, как указание на отсутствие отвращения.

Рассматриваемое как существующее в действительности удовольствие обусловливает жажду, или желание самого себя не непосредственно, а лишь акцидентно, и при этом следует иметь в виду, что словом «жажда» обозначается желание того, чем еще не обладают, в то время как удовольствие – это чувство желания, относящееся к чему-то актуально наличному.

В самом деле, порою случается так, что обладание актуально наличным несовершенно, и причиной этого может являться как объект обладания, так и сам обладатель. Со стороны объекта обладания такое происходит вследствие того, что этот объект не является одновременно целостным, в связи с чем обладание осуществляется последовательно, и при получении удовольствия от обладания частью возникает желание обладать остальным; так, если человеку доставила удовольствие первая часть стиха, он, как говорит Августин⁵⁸⁷, «торопит слога», чтобы поскорее услышать вторую. В указанном смысле жажду самих себя обусловливают до своего исчерпания почти все телесные удовольствия, поскольку удовольствия этого вида являются результатом некоторого движения, что очевидно на примере удовольствия от еды. Со стороны обладателя такое происходит тогда, когда человек обладает вещью, которая сама по себе совершенна, но обладание ею несовершенно и осуществляется шаг за шагом. Так, в настоящей жизни несовершенное восприятие божественного знания доставляет нам наслаждение, и это наслаждение вызывает у нас жажду, или желание совершенного знания, в каковом смысле можно толковать слова Писания: «Пьющие меня еще будут жаждать» (Сир. 24, 23).

С другой стороны, если под жаждой, или желанием мы понимаем простое напряжение чувства, которое исключает отвращение, то в этом случае наибольшую жажду, или желание самих себя причиняют духовные удовольствия. Так это потому, что телесные удовольствия в случае своей избыточности с точки зрения естественного модуса бытия – как в количественном отношении, так и по длительности – могут вызывать отвращение, что очевидно на примере удовольствия от еды. Поэтому когда человек достигает пика совершенства в телесных удовольствиях, он нередко отвращается от них и начинает хотеть чего-то другого. Духовные же удовольствия не бывают избыточными с точки зрения естественного модуса бытия, но всегда совершенствуют природу. Следовательно, достижение пика их совершенства предполагает наивысшее удовольствие, хотя акцидентно, а именно в той мере, в какой созерцание сопровождается некоторой телесной деятельностью, его продолжительность может обусловливать некоторую усталость. Поэтому вышеприведенные слова: «Пьющие меня еще будут жаждать» (Сир. 24, 23) можно понимать и в этом смысле – ведь даже об ангелах, совершенно познающих и наслаждающихся Богом, сказано, что они в Него «желают проникнуть» (1Петр. 1, 12).

Наконец, если мы рассматриваем удовольствие не как существующее в действительности, но как существующее в памяти, то в этом случае оно само по себе обладает естественной склонностью обусловливать жажду и желание самого себя, поскольку в этом случае человек, так сказать, возвращается к тому расположению, в котором он некогда испытывал удовольствие. Однако если в результате такого расположения он [в свое время] претерпел порчу, память о былом удовольствии доставляет ему не удовольствие, а отвращение; например, воспоминание о застолье в случае переедания.

Ответ на возражение 1. Когда удовольствие совершенно, тогда оно предполагает абсолютный покой, и движение желания, стремящегося к тому, чем не обладают, прекращается. Но когда оно несовершенно, тогда желание, стремящееся к тому, чем не обладают, полностью не прекращается.

Ответ на возражение 2. Тем, чем обладают несовершенно, в одном отношении обладают, а в другом – нет. Следовательно, оно может быть одновременно объектом и желания, и удовольствия.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано, удовольствие обусловливает отвращение одним образом, а желание – другим.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что удовольствие не препятствует пользованию разумом. В самом деле, покой способствует надлежащему пользованию разумом, на что указывает Философ, говоря, что «мыслительная способность познает и мыслит путем успокоения и остановки»⁵⁸⁸; а еще сказано [в Писании]: «Войдя в дом свой, я успокоюсь ею» (Прем. 8, 16), то есть мудростью. Но удовольствие – это своего рода покой. Следовательно, оно скорее помогает, чем препятствует пользованию разумом.

Возражение 2. Далее, даже противоположные вещи, если они относятся к различным объектам, не препятствуют друг другу. Но удовольствие находится в желающей способности, в то время как пользование разумом – в схватывающей силе. Следовательно, удовольствие не препятствует пользованию разумом.

Возражение 3. Далее, встречающее препятствие, похоже, движется препятствующим. Но пользование являющейся причиной удовольствия схватывающей силы скорее само приводит в движение удовольствие, нежели движется им. Следовательно, удовольствие не препятствует пользованию разумом.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «удовольствие извращает рассудительность»⁵⁸⁹.

Отвечаю: как сказано в десятой [книге] «Этики», «удовольствия, связанные с деятельностями, делают их лучше, а чуждые, напротив, чинят им препятствия»⁵⁹⁰. Таким образом, есть удовольствия, получаемые непосредственно от деятельности разума (например, от созерцания или рассуждения), и такие удовольствия не препятствуют пользованию разумом, но [напротив] способствуют, поскольку мы более старательно делаем то, что доставляет нам удовольствие, а старательность и внимание способствуют деятельности.

Телесные же удовольствия, со своей стороны, могут препятствовать пользованию разуму трояко. Во-первых, путем отвлечения разума. В самом деле, как уже было сказано, мы уделяем много внимания тому, что доставляет нам удовольствие. Но когда мы сосредоточиваемся на чем-то одном, мы тем самым становимся невнимательными по отношению к другим вещам или же вовсе перестаем их замечать и, таким образом, если телесное удовольствие велико, то оно, концентрируя все наше внимание на себя, либо полностью устраняет возможность пользоваться разумом, либо в значительной мере этому препятствует. Во-вторых, путем противопоставления себя разуму. В самом деле, некоторые удовольствия, а особенно избыточные, противоречат порядку разума, в связи с чем Философ говорит, что «телесные удовольствия уничтожают представления благоразумия, но никак не умозрения», которому они не противоположны, «как, например, что сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов»⁵⁹¹. Впрочем, в первом смысле они препятствуют обоим представлениям. В-третьих, путем сковывания разума, а именно постольку, поскольку телесное удовольствие сопровождается некоторым телесным изменением, причем зачастую большим, чем при других адекватных по силе страстях, поскольку желание ведет себя более неистово по отношению к наличествующей, нежели к отсутствующей вещи. Но такая телесная неупорядоченность не может не препятствовать пользованию разумом, как это можно наблюдать на примере пьяниц, которые не способны свободно и беспрепятственно пользоваться своим разумом.

Ответ на возражение 1. Телесное удовольствие, действительно, предполагает успокоение желания в объекте удовольствия, и само это успокоение иногда препятствует разуму а со стороны тела оно всегда подразумевает изменение. И в обоих случаях налицо препятствование пользованию разумом.

Ответ на возражение 2. Желающая и схватывающая силы, конечно, являются различными частями [души], но [однако же] принадлежат они одной душе. Поэтому когда душа полностью сосредоточена на деятельности одной своей части, это препятствует ей оказывать [должное] внимание противоположному акту другой части.

Ответ на возражение 3. Для пользования разумом необходимо должное использование воображения и других чувственных способностей, которое осуществляется через посредство телесного органа. Следовательно, телесное изменение препятствует пользованию разумом, поскольку оно препятствует актам воображения и других чувственных способностей.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что удовольствие не делает деятельность совершенной. В самом деле, любая человеческая деятельность зависит от использования разума. Но, как уже было показано (3), удовольствие препятствует пользованию разумом.

Следовательно, удовольствие не делает человеческую деятельность совершенной, но [напротив] ухудшает ее.

Возражение 2. Далее, ничто не совершенствует ни себя, ни свою причину Но удовольствие – это деятельность, причем либо по своей сущности, либо по своей причине. Следовательно, удовольствие не делает деятельность совершенной.

Возражение 3. Далее, если удовольствие совершенствует деятельность, то делает это либо как цель, либо как форма, либо как действователь. Но она не делает это как цель, поскольку, как уже было сказано (4, 2), не деятельность осуществляется ради удовольствия, а, пожалуй, наоборот; не делает она это и как действователь, поскольку скорее именно деятельность обусловливает удовольствие; наконец, не делает она это и как форма, поскольку, согласно Философу, «удовольствие придает деятельности совершенство иначе, чем это делает навык»⁵⁹². Следовательно, удовольствие не делает деятельность совершенной.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «удовольствие делает деятельность совершенной»⁵⁹³.

Отвечаю: удовольствие делает деятельность совершенной двояко. Во-первых, как цель, хотя, понятно, не как та цель, «ради которой» существует вещь, но согласно тому, что целью может быть названо любое добавленное к вещи благо, которое дополняет ее. Это имеет в виду Философ, когда говорит, что «удовольствие делает деятельность совершенной... как некая возникающая попутно полнота»⁵⁹⁴, то есть постольку, поскольку к одному благу, а именно деятельности, добавляется другое благо, а именно удовольствие, которое указывает на успокоение желания в предполагаемом благе. Во-вторых, как действователь, хотя и не непосредственно, поскольку, согласно Философу, «удовольствие придает деятельности совершенство не тем же способом, каким врач делает человека здоровым, а как делает это само здоровье»⁵⁹⁵, но опосредованно, поскольку действователь, получающий от своей деятельности удовольствие, более заинтересован в ней и осуществляет ее с особой тщательностью. Именно об этом говорится в десятой [книге] «Этики», а именно что «удовольствия, связанные с деятельностями, делают их лучше, а чуждые, напротив, чинят им препятствия»⁵⁹⁶.

Ответ на возражение 1. Далеко не каждое удовольствие препятствует акту разума, но – только телесное удовольствие, поскольку оно вытекает не из акта разума, а из акта вожделеющей способности, каковой акт благодаря этому удовольствию становится более интенсивным. То же удовольствие, которое вытекает из акта разума, напротив, приводит к большей интенсивности использования разума.

Ответ на возражение 2. Как сказано во второй [книге] «Физики», две вещи могут являться причинами друг друга в том случае, когда одна из них выступает в качестве производящей, а другая – конечной причины⁵⁹⁷. Таким образом, деятельность – это производящая причина удовольствия, в то время как удовольствие, как было показано выше, совершенствует деятельность со стороны конечной причины.

Из сказанного очевиден ответ на возражение 3.