Вопрос 29. О ненависти

Теперь мы исследуем ненависть, в связи с чем будет рассмотрено шесть пунктов: 1) является ли зло причиной и объектом ненависти; 2) является ли любовь причиной ненависти; 3) о том, что сильнее, ненависть или любовь; 4) может ли человек ненавидеть самого себя; 5) может ли человек ненавидеть истину; 6) может ли что-либо быть объектом всеобщей ненависти.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что зло не является объектом и причиной ненависти. В самом деле, все сущее само по себе благо. Таким образом, если бы зло было объектом ненависти, то из этого бы следовало, что объектом ненависти может быть только лишенность чего-то, что очевидно не так.

Возражение 2. Далее, ненависть к злу достойна похвалы; так, [в Писании] воздается хвала за то, что «тщательно соблюдались законы, по благочестию первосвященника Онии, ненавидевшего в их душах всякое зло»⁴⁸⁵ (2Мак. 3, 1). Таким образом, если бы объектом ненависти было одно только зло, то из этого бы следовало, что любая ненависть была бы похвальна, что очевидно ложно.

Возражение 3. Далее, одно и то же не может быть одновременно благим и злым. Но одно и то же может быть любимо и ненавидимо различными субъектами. Следовательно, ненавидеть можно не только зло, но также и благо.

Этому противоречит следующее: ненависть противоположна любви. Но, как уже было сказано (26, 1; 27, 1), объектом любви является благо. Следовательно, объектом ненависти является зло.

Отвечаю: поскольку естественное желание является следствием схватывания – хотя, как уже было сказано (26, 1), субъекты у этого схватывания и естественного желания различны – то, похоже, сказываемое о склонности естественного желания может быть также сказано и о [склонности] животного желания, которое следует из схватывания, находящегося в том же, что оно, субъекте. Затем, что касается естественного желания, то очевидно, что как каждая вещь по природе приспособлена и соразмерна тому, что ей подобает, в чем, собственно, и заключается естественная любовь, точно так же она по природе обладает и несоответствием тому, что ей противоположно и ведет к ее уничтожению, и в этом заключается естественная ненависть. Подобно этому и в животном, равно как и в умственном желании, любовь – это некая соразмерность желания с тем, что схватывается как подобающее, в то время как ненависть – это несоответствие желания тому, что схватывается как несовместимое и пагубное. Но как соответствующее как таковое несет в себе аспект блага, точно так же и несоответствующее как таковое несет в себе аспект зла. Следовательно, как благо является объектом любви, точно так же зло – объектом ненависти.

Ответ на возражение 1. Бытие как таковое не имеет аспекта несоответствия, но – только соответствия, поскольку бытие общо всему сущему. Но относящееся к конкретной вещи бытие может иметь аспект несоответствия по отношению к некоторому [другому] конкретному бытию. Таким образом, одно сущее может быть ненавистным другому и выступать в качестве зла, хотя не само по себе, а по сравнению с чем-то еще.

Ответ на возражение 2. Как нечто может быть схвачено как благо, хотя оно не является поистине благим, точно так же нечто может быть схвачено как зло, хотя оно не является поистине злым. Поэтому иногда случается так, что благими не являются ни ненависть к злу, ни любовь к благу.

Ответ на возражение 3. Одна и та же вещь может быть любима одним субъектом и ненавидима другим; так, если речь идет о естественном желании, то одна и та же вещь может быть по природе подобающей одному и неподобающей другому, например, жар подобает огню и не подобает воде; а если речь идет о животном желании, то одна и та же вещь одним может быть схвачена как благо, а другим – как зло.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь не является причиной ненависти. В самом деле, «противоположные члены различения по природе одновременны»⁴⁸⁶. Но любовь и ненависть – это противоположные члены различения, поскольку они противоположны друг другу. Следовательно, они по природе одновременны. Поэтому любовь не может являться причиной ненависти.

Возражение 2. Далее, если речь идет о двух противоположностях, то ни одна из них не может являться причиной другой. Но любовь и ненависть – это противоположности. Следовательно, любовь не может являться причиной ненависти.

Возражение 3. Далее, последующее не может являться причиной предшествующего. Но ненависть, пожалуй, предшествует любви, поскольку ненависть подразумевает уклонение от зла, тогда как любовь – обращение к благу. Следовательно, любовь не является причиной ненависти.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что все душевные движения обусловливаются любовью⁴⁸⁷. Следовательно, и ненависть, будучи движением души, обусловливается любовью.

Отвечаю: как было показано выше (1), любовь состоит в некотором соответствии любящего и объекта любви, в то время как ненависть состоит в некотором несоответствии или противоречии. Но прежде чем определить, что именно не соответствует той или иной вещи, необходимо выяснить, что ей соответствует, поскольку вещи не соответствует то, что либо ведет к ее раз рушению, либо чинит препятствия тому, что ей соответствует. Следовательно, любовь необходимо должна предшествовать ненависти, и ничто не ненавидят иначе, как только из-за его противоположности подобающему и любимому. Таким образом, ненависть всегда обусловливается любовью.

Ответ на возражение 1. Противоположные члены различения иногда по природе одновременны и в действительности, и логически, например, два вида животных или два вида цвета. Иногда же они одновременны логически, тогда как в действительности один из них предшествует и обусловливает другого, например, виды чисел, фигур и движений. А иногда они не одновременны ни в действительности, ни логически, например, субстанция и акциденция, поскольку субстанция в действительности обусловливает акциденцию, и бытие предицируется разумом субстанции прежде, чем предицируется акциденции, поскольку оно не предицируется акциденции иначе, как только в связи с ее нахождением в субстанции. Итак, любовь и ненависть по природе одновременны логически, но не в действительности. Поэтому ничто не препятствует любви являться причиной ненависти.

Ответ на возражение 2. Любовь и ненависть были бы противоположностями, если бы они относились к одной и той же вещи. Но коль скоро они относятся к противоположным [вещам], то сами по себе они не противоположны и последуют друг другу; в самом деле, любовь к одному и ненависть к противоположному ему другому взаимосвязаны. Таким образом, любовь к одному является причиной ненависти к противоположному ему другому.

Ответ на возражение 3. Уклонение от одного предела в порядке исполнения предшествует обращению к другому. Однако сама эта перемена относится к порядку намерения, поскольку обращение к одному пределу является причиной уклонения от другого. И так как движение желания в большей степени относится к порядку намерения, чем к порядку исполнения, а любовь и ненависть являются движениями желания, то [следовательно] любовь предшествует ненависти.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ненависть сильнее любви. Так, Августин говорит, что «к избежанию страдания стремятся сильнее, чем к получению удовольствия»⁴⁸⁸. Но избежание страдания относится к ненависти, а получение удовольствия – к любви. Следовательно, ненависть сильнее любви.

Возражение 2. Далее, слабое преодолевается более сильным. Но любовь преодолевается ненавистью, поскольку существует такое выражение, что любовь [иногда] превращается в ненависть. Следовательно, ненависть сильнее любви.

Возражение 3. Далее, движения души становятся явными благодаря своим следствиям. Но человек проявляет больше настойчивости при сопротивлении ненавистному чем при стремлении к приятному; так, даже неразумные животные, согласно Августину, воздерживаются от удовольствия из страха перед кнутом⁴⁸⁹. Следовательно, ненависть сильнее любви.

Этому противоречит следующее: благо сильнее, чем зло, поскольку, как говорит Дионисий, «зло бывает способным на что-либо не иначе, как только подмешиваясь к благу»⁴⁹⁰· Но ненависть и любовь различаются согласно различию блага и зла. Следовательно, любовь сильнее ненависти.

Отвечаю: невозможно, чтобы следствие было сильнее причины. Но, как уже было сказано (2), любая ненависть является следствием некоторой любви как своей причины. Следовательно, в абсолютном смысле ненависть не может быть сильнее любви.

Более того, любовь в абсолютном смысле необходимо должна быть сильнее ненависти, поскольку вещь движется к цели сильнее, чем к средствам. Но уклонение от зла является средством для обретения блага. Поэтому в абсолютном смысле слова движение души к благу является более сильным, чем ее движение от зла.

Тем не мене ненависть порою кажется более сильной, чем любовь, и так бывает по следующим двум причинам. Во-первых, это связано с тем, что ненависть [иногда] ощущается острее, чем любовь. В самом деле, чувственное восприятие сопровождается некоторым впечатлением, а уже полученное впечатление ощущается не так остро, как в тот момент, когда оно получалось. Так, чахоточный жар, будучи большим, ощущается не так сильно, как жар малярийной лихорадки, поскольку к чахоточному жару привыкают и начинают воспринимать как что-то естественное. По этой причине острей всего мы ощущаем любовь при отсутствии объекта нашей любви, в связи с чем Августин говорит, что «мы больше всего понимаем, что любим, когда нам не хватает того, кого мы любим»⁴⁹¹. И по той же самой причине несоответствие того, что ненавидят, ощущается более остро, чем соответствие того, что любят. Во-вторых, это связано с тем, что сравнивают ненависть и любовь, которые не адекватны друг другу. В самом деле, различным степеням блага соответствуют различные степени любви, которым адекватны различные степени ненависти. Поэтому адекватная большей любви ненависть и подвигает нас больше, чем меньшая любовь.

Из сказанного очевиден ответ на возражение 1. В самом деле, любовь к удовольствию слабее любви к самосохранению, которой адекватно избежание страдания. Поэтому к избежанию страдания мы стремимся сильнее, чем к получению удовольствия.

Ответ на возражение 2. Любовь может быть преодолена ненавистью только в том случае, если эта ненависть является следствием [другой] более сильной любви.

Ответ на возражение 3. Большая настойчивость при сопротивлении ненавистному может быть обусловлена тем, что ненависть [иногда] ощущается острее [чем любовь].

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что человек может ненавидеть самого себя. Ведь сказано же [в Писании], что «любящего насилие ненавидит душа его» (Пс. 10, 6). Но есть немало [людей], любящих насилие. Следовательно, многие ненавидят самих себя.

Возражение 2. Далее, кого мы ненавидим, тому мы желаем или делаем зло. Но иногда человек желает и делает зло самому себе, например, в случае самоубийства. Следовательно, некоторые люди ненавидят самих себя.

Возражение 3. Далее, Боэций говорит, что «жадность всегда делает людей ненавистными»⁴⁹², из чего мы можем заключить, что все ненавидят скупцов. Но некоторые люди скупы. Следовательно, они ненавидят самих себя.

Этому противоречат слова апостола о том, что «никто никогда не имел ненависти к своей плоти» (Еф. 5, 29).

Отвечаю: в собственном смысле слова человек не может ненавидеть самого себя. В самом деле, все по природе желает блага, и притом никто не может желать себе что-либо иначе, как только под аспектом блага, поскольку, как сказал Дионисий, «зло – вне желания»⁴⁹³. Затем, как уже было сказано (26, 4), любить человека – значит желать ему блага. Следовательно, человек необходимо должен любить самого себя и в собственном смысле слова ненавидеть себя он не может.

Но акцидентно случается так, что человек ненавидит себя, и это может происходить двояко. Во-первых, со стороны блага, которое человек желает себе. В самом деле, порою бывает, что желаемое как благо в некотором частном отношении [само по себе] просто является злом; таким образом, человек акцидентно желает себе зла и в этом смысле ненавидит себя. Во-вторых, со стороны самого себя как того, кому он желает блага. Ведь каждая вещь суть то, что является в ней господствующим; так, о государстве говорят, что оно делает то-то, хотя [на самом деле] это делает государь, как если бы государь был всем государством. Далее, очевидно, что в человеке господствующим является ум. Но есть такие люди, которые полагают главным в себе то, что относится к материальной и чувственной природе. Поэтому они любят себя согласно тому, чем они себя полагают, и, желая противное разуму, ненавидят то, что они суть в действительности. И в обоих этих случаях «любящие насилие» ненавидят не только «души свои», но также и самих себя.

Из сказанного очевиден ответ на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Никто не желает и не делает себе зла иначе, как только при схватывании его под аспектом блага. Ведь даже самоубийцы схватывают смерть как нечто благое, поскольку видят в ней избавление от какого-то несчастья или страданий.

Ответ на возражение 3. Скупец ненавидит в себе нечто акцидентное, но из этого вовсе не следует, что он ненавидит себя; так, больной ненавидит свою болезнь по той же самой причине, по которой он любит себя. А еще можно сказать, что жадность делает человека ненавистным другим, но не себе. Причиной этого является неупорядоченность любви себя, вследствие чего человек желает себе временных благ в большей степени, нежели должно.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что человек не может ненавидеть истину. Ведь благо, истина и бытие взаимообратимы. Но человек не может ненавидеть благо. Следовательно, он не может ненавидеть и истину.

Возражение 2. Далее, «Метафизика» начинается словами: «Все люди от природы стремятся к знанию». Но знание может быть только знанием истины. Таким образом, истина от природы желанна и любима. Но то, что принадлежит вещи от природы, принадлежит ей всегда. Следовательно, никто из людей не может ненавидеть истину.

Возражение 3. Далее, Философ сказал, что «люди любят искренних»⁴⁹⁴. Но единственной причиной этого может быть та, что таким образом сохраняется истина. Значит, человек от природы любит истину. Следовательно, ненавидеть ее он не может.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину?» ((ал. 4, 16).

Отвечаю: благо, истина и бытие – в действительности суть одно и то же, но они отличаются с точки зрения рассмотрения разума. В самом деле, благо, коль скоро все стремится к благу, рассматривается как нечто желанное, в то время как бытие и истина рассматриваются иначе. Поэтому благо как таковое не может быть объектом ненависти – ни в целом, ни в частности. Бытие и истина в целом также не могут быть объектами ненависти, поскольку причиной ненависти является несоответствие, а причиной любви – соответствие, бытие же и истина общи всем вещам. Но ничто не препятствует тому, чтобы некоторое частное бытие или некоторая частная истина была объектом ненависти – в той мере, в какой она рассматривается как нечто пагубное и несоответствующее, поскольку понятия бытия и истины могут, в отличие от понятия блага, быть совместимы с пагубностью и несоответствием.

Итак, то, что некая частная истина может являться пагубной или несоответствующей любимому нами благу, может происходить трояко. Во-первых, в связи с нахождением истины в вещах как в своей причине и источнике. Так, человек иногда ненавидит частную истину постольку, поскольку хочет, чтобы истинное не было истинным. Во-вторых, в связи с нахождением истины в знании человека, что может препятствовать ему в обретении объекта его любви; подобное имеет место в тех случаях, когда те, кто желает свободно грешить, не хотят знать истину о вере, и тогда они говорят: «Не хотим мы знать путей Твоих» (Иов 21, 14). В-третьих, частную истину ненавидят как нечто пагубное постольку, поскольку она присутствует в уме кого-то другого; так, например, когда человек желает сохранить в тайне свои прегрешения, он ненавидит того, кто знает о них истину. В связи с этим Августин говорит, что люди «любят истину, когда она их просвещает, но ненавидят ее укоры»⁴⁹⁵.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Само по себе знание истины любимо, по каковой причине Августин и говорит, что люди любят, когда она их просвещает. Но акцидентно знание истины может стать ненавистным, если она препятствует кому-либо добиться желаемого.

Ответ на возражение 3. Искренних мы любим за то, что они сообщают нам истину, а само по себе знание истины желанно.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ничто не может быть объектом всеобщей ненависти. В самом деле, ненависть – это страсть чувственного пожелания, которая приводится в движение посредством схватывания чувств. Но чувства не могут схватывать универсальное. Следовательно, ничто не может быть объектом всеобщей ненависти.

Возражение 2. Далее, ненависть обусловливается несоответствием, а там, где несоответствие, не может быть ничего общего. Но понятие универсальности подразумевает нечто общее. Следовательно, ничто не может быть объектом всеобщей ненависти.

Возражение 3. Далее, объектом ненависти является зло. Но «зло находится не в уме, а в вещах»⁴⁹⁶. И коль скоро всеобщее находится только в уме, который абстрагирует всеобщее из частного, то похоже на то, что ненависть не может относиться к универсальному объекту.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «гнев направлен на единичное, а ненависть может быть направлена еще и на общее: ведь все ненавидят негодяев и клеветников»⁴⁹⁷.

Отвечаю: о всеобщем можно говорить двояко: во-первых, как о рассматриваемом под аспектом всеобщности, во-вторых, как о рассматриваемом в природе, к которой оно относится: ведь одно дело рассматривать универсалию человека, и совсем другое – человека как [именно] человека. Таким образом, если мы рассматриваем всеобщее первым способом, то ни одна из чувственных сил – как схватывающая, так и желающая – не может иметь дела с всеобщим, поскольку всеобщее достигается путем абстрагирования из индивидуальной материи, на которой зиждется любая чувственная сила.

Тем не менее чувственные силы, равно схватывающие и желающие, могут обладать некоторой универсальной склонностью. Так, мы говорим, что объектом зрения является цвет [как таковой, т. е. цвет] в общем, и при этом имеем в виду не то, что зрению доступен цвет в общем, а то, что сама доступность цвета зрению свойственна цвету не как именно вот такому частному цвету а просто потому, что он обладает цветностью. Подобно этому и ненависть в чувственной способности может относиться к чему-то в общем, а именно к тому, что в силу своей не только индивидуальной, но и общей природы враждебно животному, как, например, волк враждебен овце. Следовательно, овца ненавидит волка в общем. Гнев же, со своей стороны, всегда обусловливается чем-то частным, поскольку он связан с некоторым действием того, кто причиняет нам вред, а действия исходят от индивидов. Именно поэтому Философ сказал, что «гнев направлен на единичное, а ненависть может быть направлена еще и на общее».

Но так как ненависть может находиться также и в умственной части, то, будучи следствием универсального схватывания ума, она может относиться к всеобщему обоими способами.

Ответ на возражение 1. Чувства не схватывают универсальное как таковое, однако они схватывают нечто такое, чему можно придать признаки универсальности посредством абстрагирования.

Ответ на возражение 2. Общее всем не может являться причиной для ненависти. Но ничто не препятствует тому, чтобы вещь, будучи обща многим, не соответствовала бы остальным, обусловливая этим их ненависть.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент относится к всеобщему, рассматриваемому под аспектом всеобщности, которое не подпадает под действие чувственного схватывания или желания.