Сергей Александрович Рачинский

(Память 25 сентября)

Сергей Александрович родился в 1833 году и по родственным связям и отношениям принадлежал к знатному дворянству. Между прочим, он приходился родным племянником известному поэту Е. А. Баратынскому. Окончив в 1853 году Московский университет по естественному факультету, он избрал своею специальностью изучение ботаники. Вскоре затем он был удостоен степени магистра за сочинение: «О движении высших растений» и занял в университете кафедру ботаники. Как профессор, он заявил себя учеными трудами, каковы: «О некоторых химических превращениях растительных тканей» (докторская диссертация), «Цветы и насекомые», а также перевел на русский язык известное сочинение Дарвина: «О происхождении видов» и Шлейдена «Жизнь растений». Но, погружаясь в изучение своей науки, Сергей Александрович не сделался односторонним специалистом. Напротив, он живо интересовался вопросами литературы и философии, был прекрасным классиком и знатоком искусств, в особенности живописи и музыки. По своим убеждениям, он принадлежал к славянофилам и был человек искренно религиозный.

В начале семидесятых годов, Сергей Александрович оставил профессорскую кафедру и перенес свою просветительскую деятельность в деревню, в среду сельского населения, поселясь, почти безвыездно в своем родовом «Татеве».

Здесь он основал образцовую, в полном смысле этого слова, «Татевскую» школу, в которой преподавал целую четверть века, в которой многие годы безотлучно жил, разделяя с учениками ее стол и весь образ жизни.

Впоследствии вокруг Татевской школы, и по образцу ее, возникла целая сеть других школ, основанных Сергеем Александровичем или при его ближайшем участии. Таковы – Глуховская школа, построенная на средства, предоставленная Сергеем Александровичем, две – мужская и женская – школы в с. Меженинках, в имении близких родственниц Сергея Александровича, школа Покровская, Новосельская, при стекольном заводе Ю.С. Нечаева-Мальцева, а также школы в селах Тархове, Верховье, Сопоти, в д. Вязовах и Михеееве. В последние годы, при содействии Сергея Александровича, открыты второклассные школы в селах Дунаеве и Большеве. Наконец, Сергеем Александровичем была вызвана к жизни целая сеть школ грамоты. В большинстве этих школ учительствовали и учительствуют ученики и питомцы Сергея Александровича. Всем этим школам Сергей Александрович помогал, по мере, или лучше сказать, выше меры своих средств. В былые годы, когда позволяли ему силы, он нередко посещал эти школы, наблюдал за их постановкой, давал ценные советы и указания.

Как педагог, Сергей Александрович не придавал особенного значения методам или техническим приемам, преподавания, а обращал главное внимание на характер или внутренний строй школы. Он начал и кончил свою педагогическую деятельность с твердым убеждением, что русская школа всем своим существованием, всем укладом входит в жизнь народа, которому она принадлежит: а так как русский народ есть народ православный, воспитанный в заветах Церкви, то такова должна быть и его школа. Эта школа, по его глубокому и искреннему убеждению, должна стоять под руководством Церкви православной и в ее духе воспитывать подрастающие поколения. В такую именно тесную связь с Церковью и с добрыми воспитательными началами древне-русской церковной школы поставил он Татевскую и другие созданные им школы. Татевскую школу нельзя и представить без Церкви, как трудно, с другой стороны, представить и Татевскую церковь без ближайшего участия Татевской школы. Во главе с ее основателем, в ее службах и заботах об ее благолепии. «Я как сейчас вижу перед собою Татевскую школу, пишет в «Московских Ведомостях» один из знакомых С. А. Рачинского – Павлов. Просторная, светлая. С широким террасой-крыльцом, она расположена как раз против церкви, от которой ее отделяет широкая улица. Над входом в школу икона благословляющего детей Христа. Внизу школьного здания просторные классы и помещение для учеников, нередко живущих при школе; на верху – две крохотные комнатки Сергея Александровича, заставленные книжными шкафами, завешанные картами и картинами. Ход в них через школу. Великолепная Татевская усадьба, со всеми удобствами просвещенной богатой жизни, всего в какой-нибудь версте и даже меньше от школы, – и Сергей Александрович, конечно, мог бы жить здесь, в фамильном доме Рачинских, пользуясь привычным от рождения комфортом. Но он не пожелал жить отдельно, хотя бы и вне классов, жизнью от своего детища – школы и предпочел ее две убогие комнатки роскошным покоям Татевского дома. Мало того, живя под одной кровлей со своими милыми школьниками, он, – по крайней мере в мое время, – разделял с ними и их скромный стол, довольствуясь той простою пищей, которую приготовляла на всю школьную «артель» баба-стряпуха. Совершая утреннюю прогулку, он нередко собирал щавель для обихода школьной кухни.

Сергей Александрович при первой встрече просто поражал своею скромною внешностью. Видеть на нем одежду заштопанную и зашитую, быть может, руками той же стряпухи-бабы, единственной школьной прислуги, было далеко не редкостью. Но за то этого человека и нельзя было поразить и подкупить какою бы то ни было блестящею внешностью. В оболочке он прежде всего искал содержания».

А вот как описывает другой почитатель и последователь Сергея Александровича, г. Горбов, внутренний строй Татевской школы. «Вставали школьники в 6 часов. После молитвы, до классных занятий, дети рубили дрова. Возили с реки воду, убирали школу. В 9 часов начинались классы и продолжались до 12 часов, в 12 часов обед и до 2 часов перерыв. В эти часы школьники играли на дворе или занимались какими-либо легкими физическими работами. От 2 до 4 уроки. В 4 часа за стол (полдничанье). С 6 часов новые занятия; часто вечер проходил в спевках, в которых принимали участие не только мальчики, но и девочки, составлявшие прекрасный церковный хор. В 8 ужин и молитва на сон грядущий. Один из учеников возглашал начальные молитвы, потом пели «Отче наш» и затем учитель читал одну из вечерних молитв. Но впоследствии ученики упросили прочитывать все вечерние молитвы. все заканчивалось пением тропаря «Кресту». Это, говорит г. Горбов, – выходило довольно продолжительно, но не замечалось никакого утомления, никакого разъяснения. Серьезно и сосредоточено стояли дети пред иконою с теплящеюся лампадою, после целого дня усиленных и разнообразных занятий. И как хороши, как милы были они в это время».

Так же поставлены были и другие школы, основанные Сергеем Александровичем. Во всех этих школах летом занятия прекращались, но они продолжались в Татевской школе. Сергей Александрович занимался летом с лучшими учениками, приготовляя их к учительству или к поступлению в другие – более высшие школы. Кроме того, к нему съезжались на лето бывшие его ученики – учителя основанных им школ. Это были своего рода учительские курсы, на которых происходил обмен мыслей и впечатлений и обсуждались разные вопросы. Субботние беседы обычно завершались спевкой к обедне и чтением воскресного Евангелия. Читал сам Сергей Александрович, и его чтение и беседы производили глубокое впечатление на слушателей.

Кроме широты образования и горячей веры в свое дело, Сергей Александрович внес в свою педагогическую деятельность самую теплую , самую преданную любовь к детям. Он был для своих учеников не учителем только, – этот редкий по душевной чистоте и мягкости любвеобильного сердца человек был для своих питомцев скорее любящею матерью, жившей одними с ними радостями и горевавшею их неудачами и печалями. Школа – была его домом, школьники – его семьёй, для которой он работал, не покладая своих рук. И как радовался он, какою радостью светились его добрые глаза, когда из его «детей» выходил прок, когда они, с его ближайшею духовною и материальною помощью, выбивались на торную дорогу. С каким вниманием следил Сергей Александрович за индивидуальными наклонностями и способностями своих учеников! Каждого из них он знал так, как в наше время редкий отец знает своего единственного сына. И стоило только мальчику обнаружить хотя какой-нибудь талант, чтобы чуткий отец-учитель сейчас же пришел на помощь его развитию.

Сергей Александрович «выводил» многих крестьянских юношей в учителя, священники, художники и пр. Один из его учеников известный ныне художник Н.П. Богданов-Бельский и все его школьные жанры, столь известные, происходят именно в Татевской школе, все действующие в них лица – портреты с членов Татевского школьного мира; на двух картинах («Умственный счет» и «Воскресное чтение») является и сам Сергей Александрович.

Сергей Александрович обладал необычайным даром привлекал людей и был окружен целым рядом лиц – духовных и светских, горевших огнем, от него полученным, идущих беззаветно за учителем. И это не только в непосредственной близости. Трудно представить себе, говорит г. Горбов, какую громадную переписку (тщательно им хранившуюся) вел он со всеми концами России; отовсюду, и знакомые, и незнакомые, обращались к нему за советом, указанием, поддержкой. И всем он находил время отвечать, всем сказать полное любви слово. Образцом такой переписки может служить печатный сборник его писем о трезвости к студентам одной из духовных академий.

Говоря о Сергее Александровиче Рачинском, нельзя умолчать о его литературно-педагогической деятельности. Сборник его педагогических статей – «Сельская Школа» выдержал 4 издания. В них, в художественной форме, Сергей Александрович излагает свои заветные мысли о значении и характере русской народной школы. Статьи его написаны горячо, искренно, с несомненным литературным талантом. Приведем из этой интересной книги краткий отрывок, где Сергей Александрович говорит о преимуществах школы приходской и именно церковной. «Наша школа, сделавшись приходскою», пишет он: «тем самым приобретет характер церковной в широком смысле этого слова, станет делом всех церковных элементов сельского населения, духовных и светских, без различия состояния и сословия. Прежде всего, она станет делом самих священников. Они уже имеют пред собою слишком редкие до сих пор примеры школ, возникших в селах исключительно по почину их священников, живущих их неусыпными попечениями, пользу и важность которого они не могут не понять. Между тем, уже теперь всякий сельский священник, действуя с терпением, бескорыстием и энергию, может собрать в своем приходе средства, необходимые для содержание школы. Но не все одинаково одарены этими свойствами. Помощь в большинстве случаев необходима.

«Распространение у нас приходских школ, – продолжает Сергей Александрович, – будет истинным благодеянием для нашего духовенства. Жизнь наших сельских батюшек пуста. Лето их кое-как наполняется хозяйственными заботами. Но зимою самое добросовестное исполнение служб и треб оставляет широкие пробелы, поневоле наполняющиеся разъездами по гостям, игрою в карты, пошлыми общественными развлечениями… Пора вытянуть их из болота, затягивающего их.

«Искренним, деятельным участием священника в школе разрешается и вопрос о контроле за преподаванием, о том ежедневном доброжелательном контроле, который ей нужен. Право на этот контроль принадлежит всему приходу, но им во многих отношениях не могут пользоваться родители учеников, за недостатком времени и сведений. Оно на деле, по необходимости, переносится на компетентного человека, пользующегося доверием прихода, а таковым… является священник, стоящий на высоте своего призвания…

«Наконец, мы должны предвидеть те случаи, в которых приходская школа станет слишком тесною для всех, желающих в ней учиться, и потребует себе в помощь содействие подготовительных деревенских школ. Единственным человеком, который может в этих мелких школах придать учению желательное направление, кто может служить связующим звеном между ними и школою приходскою, опять-таки является священник. Придаю этому соображению особую важность. Не вытеснить нашу самородную деревенскую школу призваны возникающие у нас школы более совершенные, но поднять ее, устроить и дополнить».

Вопросам школьной методики Сергей Александрович не придавал особенного значения. Но и в этой области он оставил после себя ценный памятник. Разумеем составленный им учебник: «1001 задача для умственного счета». Им же издана «Псалтирь» с объяснениями некоторых выражений.

В Высочайшем рескрипте, от 14-го мая 1899 года, данном на имя почетного попечителя церковно-приходских школ IV благочиннического округа, Бельского уезда, Смоленской губернии, С.А. Рачинского, отмечена многолетняя деятельность его по устройству обучения и воспитания крестьянских детей в неразрывной связи с церковью и приходом, т.е., – выражаясь другими словами, – деятельность на поприще воспитания и обучения подрастающих поколений в православно-русском направлении. Но та же цель, те же основы указаны и для наших церковно-приходских школ. Педагогические воззрения Сергея Александровича были таковы: школа всем своим существованием, всем своим укладом должна входить в жизнь народа, своего народа; а так как русский народ есть народ православно-церковный, то и школа должна быть таковой же. Тех же воззрений держаться сторонники и поборники церковно-приходских школ. Было бы крупным заблуждением думать, что, оставляя профессорскую кафедру в Московском университете для того, чтобы всецело отдать себя делу народного просвещения, Сергей Александрович имел в виду создать какой-нибудь новый тип школы, доселе не бывший. Да, тип школы С.А. Рачинского был для своего времени нов, но лишь потому, что был хорошо позабыт. В действительности же, школы Сергея Александровича были старыми школами. Эти школы существовали на Руси от времен равноапостольного князя Владимира и если были заброшены, так совсем не потому, что не имели в себе жизненной силы, или были непригодны духу и складу русского народа, а единственно потому, что сильное, чрезмерное увлечение Западом, заставлявшее нас отбрасывать все непригодное для исторического роста русского народа, вместе с тем долгое время мешало нам разобраться и по достоинству оценить и то хорошее, что оставила нам допетровская Русь. В области народного просвещения С.А. Рачинский был первым человеком, освободившимся от гнета западноевропейской народной педагогики. Его светлый ум, европейски, как говорят, просвещенный, но чуждый одностороннего увлечения иноземным, не захотел призывать инославных и иностранных учителей, да княжат и володеют умами и характерами подрастающих поколений русского народа; он обратился к историческому прошлому родного народа и там нашел тот тип школ, который ныне известен под именем школ Рачинского. И как те допетровские школы были православно-русскими церковными школами, так и школы Сергея Александровича, возникшие задолго до того времени, когда в нашем официальном языке появилось название «церковная школа», хотя в начале своего существования и не носили этого наименования, но по духу, методам преподавания, по всему своему складу были православными церковно-приходскими школами. В том и заключается особенная заслуга С.А. Рачинского, что он первый выступил решительным сторонником воспитания и обучения народа в неразрывной связи с Церковью и приходом, и затем личным примером, на своих действительно образцовых школах, показал и возможность и неоценимую полезность такого воспитания и обучения. Школы С.А. Рачинского, скажем словами Высочайшего рескрипта, состоя в числе церковно-приходских, стали рассадником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений. И какая глубокая вера, какое могучее непоколебимо твердое убеждение в жизненности церковно-приходской школы в ее полной приспособленности и полезности для русского народа должно было руководить и, действительно, руководило Сергеем Александровичем, когда он решился променять блестящую профессуру на скромное учительство в сельской церковной школе! Та же вера побудила его всей своей чистой, искренней, праволавно-русской душой примкнуть к деятелям церковно-приходской школы, когда последняя, во время необычайного подъема русского самосознания при в Бозе почившем Государе Императоре Александре III, получила государственное значение. Сергей Александрович, можно сказать, жил жизнью этой школы, радовался ее успехам и огорчался ее неудачами. Так вот то дело, которому посвятил свою чудную душу, весь богатейший запас своих дарований почивший С.А. Рачинский: это – церковно-приходская школа.

Удалившись из шумной Москвы в благодатную тишь родного Татева, С.А. Рачинский жил там совершенным отшельником: изредка бывал в Москве, еще реже в Петербурге. Большая часть нашей печати, по выходе его из Московского университета, о нем молчала¸ сам Сергей Александрович решительно уклонялся заявлять о себе и особенно в той шумной, трескучей форме, которая так нравится и заставляет говорить толпу. И выходило так, как будто никому нет дела до того, как живет и что делает в своем сельском уединении бывший Московский профессор. Другим, знавшим, какому делу посвятил себя С.А. Рачинский, отшельничество его давало повод думать, что его не понимают, что он, положивший душу свою за народное образование в духе веры и Церкви, стоит одиноко на избранном им пути и что в силу такого постыдного равнодушия общества святое дело Сергея Александровича обречено на умирание. Но отшельничество С.А. Рачинского не было отшельничеством строго затворника, раз навсегда порвавшего связь с миром и всецело сосредоточившегося на личном усовершенствовании, на личном спасении. Нет, уединение Сергея Александровича скорее напоминало отшельничество тех сильных духом мужей, которые, удаляясь для укрепления своих духовных сил в пустыню, чистотою своею нравственной личности и высокими подвигами самоотвержения собирали вокруг себя множество учеников, разносивших затем славные заветы своих учителей во все концы земли. Такой именно ожившей пустыней было село Татево за время жизни в нем С.А. Рачинского. Не было здесь ученых профессоров-сотоварищей, не было слушателей-студентов; были здесь одни крестьянские ребятишки, делившие со своим учителем и трудности обучения, и скудное пропитание. Тесная дружба, горячая любовь связывали воспитателя с воспитанниками. Сергей Александрович любил своих малышей, как своих детей. «Вы для меня и отец, и мать, и семья и все», – задумчиво и со слезами на глазах говаривал он им. Не понимали этих слов малыши, но чутким детским сердцем чувствовали, что горячая любовь говорит им эти слова, и на любовь отвечали любовью же: слова и заветы учителя глубоко врезывались в сердца, внутренняя связь учителя и учеников с каждым днем росла и крепла и не прерывалась затем уже на всю жизнь. Основанные Сергеем Александровичем школы выпустили целые сотни деятелей по народному образованию: сельских учителей и пастырей Церкви, ревностных учеников почившего и пламенных проповедников его педагогических воззрений. Эти ученики до самой смерти их отца-учителя не прекращали с ним живого духовного общения. Кроме того, беззаветная преданность и горячая любовь С.А. Рачинского к делу, мастерское уменье вести его были причиною того, что в село Татево направлялось множество учителей, не бывших учениками почившего, но желавших видеть живой пример образцового педагога, получить от него ценные советы и указания и в задушевной беседе с мудрым старцем почерпнуть новые силы для трудного служения на ниве народного образования. Но изустной, так сказать, непосредственной беседой не ограничивалось общение Сергея Александровича с его многочисленными учениками и последователями. Обширная переписка почившего с различными деятелями на поприще воспитания и обучения в том духе и направлении, представителем которых был сам Сергей Александрович, показывает, что на его маленькое Татево были обращены взоры церковно-школьного мира. И неудивительно. Имя С.А. Рачинского было известно и дорого деятелям церковно-приходской школы не только по тому обаянию, какое производило непосредственное общение с ним, но и по литературно-педагогическим трудам его, ставшим вскоре же по выходе их в свет достоянием церковной школы. Его записка «Об образцовых школах при духовных семинариях» в 1884 году была разослана для ознакомления всем епархиальным преосвященным. Результатом ознакомления с этой запиской, составленной на основании глубокого знания и долголетних практических опытов, было открытие с осени 1885 года образцовых начальных школ при некоторых духовных семинариях, а ныне едва ли найдется хоть одна духовная семинария или епархиальное женское училище, где бы не было образцовой школы. Та же записка была затем напечатана в повременном сборнике «Церковная Школа» (1887 г. №2). В 1891 году издана г. Горбовым, с его предисловием, «Сельская Школа» – сборник педагогических статей С.А. Рачинского. В том же году этот сборник разослан Училищным Советом при Святейшем Синоде в епархиальные советы для безмездного снабжения образцовых и двухклассных школ. В 1898 году «Сельская школа» издана уже Училищным, при Святейшем Синоде, Советом. В 1901 году тем же Советом издана брошюра С.А. Рачинского «Школьный поход в Нилову пустынь». Для школьного употребления издан интересный задачник Сергея Александровича «1001 задача для умственного счета». Так, находясь в своем Татевском уединении, С.А. Рачинский ни на одну минуту не прерывал общения с церковно-школьным миром: до самой его смерти и он сам учил, и у него учились и словом, и делом, и литературным пером.

По выходе в отставку и до самой смерти С.А. Рачинского, как было сказано, почти безвыездно прожил в Татеве. Но сельская тишь не давала ему отдыха: все свободное время он отдавал Татевской и другим лично им основным школам и тем училищам, которых он был попечителем. Всего под его непосредственным покровительством было 12 школ. Большая часть этих школ открыта С.А. Рачинского до обнародования Высочайше утвержденных правил о церковно-приходских школах 13 июня 1884 года и содержалась почти исключительно на средства Сергея Александровича. Некоторые из этих школ получали, правда, скудное вспомоществование от местного земства и числились земскими, но по духу и направлению, по всему складу своему они были строго церковно-приходскими. И сам С.А. Рачинский в последние году своей жизни настойчиво ходатайствовал о передаче этих мнимых земских в духовное ведомство. Открытым и руководимым им школам Сергей Александрович отдавал, и весь запас своих душевных сил. Ежегодно он истрачивал на содержание школ до 5,000 рублей, не считая других расходов: на починку зданий, на возведение новых и проч. Эти случайные, но неизбежные расходы также покрывались нередко из средств Рачинского. На те же школы шла и назначенная ему пенсия, и потому он не без основания шутливо говорил, что со времени назначения ему пенсии его жизнь стала драгоценною. Не жалея материальных средств, Сергей Александрович не щадил и своих духовных сил на пользу любимых школ. Ни преклонные годы, ни обычные недомогания не могли сломить энергию старца-педагога. Он не знал устали. С раннего утра и до поздней ночи он весь был в работе. Ученики его удивлялись, когда он отдыхает, а на предложение отдохнуть получали благодушный ответ: «вам, молодым, нужно отдыхать, а мне, старику, какой отдых…»

Но в тесных рамках попечительства о церковных школах IV благочиннического округа Бельского уезда (таково было официальное звание С.А. Рачинского) не замыкалась педагогическая деятельность почившего. Из своего тихого уголка Сергей Александрович зорко следил за всем, что совершалось в области церковно-школьного дела, был прекрасно осведомлен о всех начинаниях, касающихся воспитания и обучения подрастающих поколений в духе православной Церкви, и принимал самое живое и деятельное участие идеи такого воспитания и обучения чрез устройство церковно-приходских школ. Не было ни одного более или менее важного мероприятия, касающегося этих школ, которое было бы задумано и проведено в жизнь без совета и одобрения С.А. Рачинского. Вот почему и настоящее, и будущее церковных школ тесно связано с именем Сергея Александровича, не только как первого восстановителя древне-русской системы воспитания и обучения народа в неразрывной связи с церковью и приходом, но и как деятельнейшего сотрудника и мудрейшего советника в правильном устройстве церковной школы. По этой стороне деятельности, – можно, не преувеличивая, сказать, – скромный попечитель церковно-приходских школ IV благочиннического округа Бельского уезда, Смоленской губернии, вырастает в попечителя церковных школ всей России. Время надлежащей оценки жизни и деятельности С.А. Рачинского еще не наступило. Богатейшие материалы для его характеристики, рассеянные в многочисленнейших письмах почившего к деятелям церковной школы, ученикам и почитателям, еще не собраны. Было бы весьма желательно, чтобы ни один из этих ценных листков, написанных рукою Сергея Александровича, не был утерян для потомства. Было бы желательно, чтобы живые свидетели его жизни и дел, ученики его, поведали нам о том, что сохранила их благодарная память об отце-учителе.

И как неожиданно подошла к нему смерть. Еще за два дня видели его по обычаю деятельным; по обыкновению шли к нему посетители, преимущественно из учебного сельского мира, по-прежнему вел он свою обширную переписку, – и вдруг внезапная весть о кончине! 2-го мая в 9 часов утра С.А. не стало.

Едва огласилась печальная весть о смерти С.А., как отовсюду двинулись в Татево многочисленные питомцы его и народные массы. Все желали еще раз видеть дорогие черты незабвенного учителя и поклониться его праху. Панихиды сменялись панихидами; ученики Татевской и других школ читали Псалтирь день и ночь. В Татевском храме ежедневно совершалась литургия. Ко времени погребения прибыли и дальние почитатели С.А.: директор придворной певческой капеллы С.В. Смоленский, бывший воспитанник С.А. – художник Н.П. Богданов-Бельский, священник Кресто-Воздвиженской общины сестер милосердия А.П. Васильев, командированные для погребения преосвященным владыкою Петром – ректор Смоленской духовной семинарии архимандрит Алипий и епархиальный наблюдатель церковных школ, родственники почившего и другие лица. Дровнинская учительская школа прислала два металлических венка художественной работы от учителей и учащихся.

Накануне отпевания при гробе о. ректором семинарии в сослужении всего прибывшего духовенства, в числе 8 священников, совершена была заупокойная всенощная. В виду совпадения службы с навечерием воскресного дня и продолжающимся празднованием Пятидесятницы, в богослужении внесены были: воскресное Евангелие, пасхальная стихира «Воскресение Христово видевши» и пасхальный канон. Пел хор из учителей Татевской и соседних школ. «Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера: Сам мя спрослави, Спасе, во царстии Твоем». После всенощной, уже поздним вечером, прибывшими ученицами Тарховской земской школы, которая также считает С.А. своим основателем, с участием окрестных учителей, совершена была последняя панихида. Прекрасное пение девочек, тихая, сосредоточенная молитва и вся вообще обстановка, полная торжественности, производили на всех глубокое впечатление.

На следующий день с раннего утра началось необычное движение. Массы народа подходили больше и больше, и все направлялись к знакомому дому. В половине девятого раздался благовест. Из храма проследовал крестный ход. Собравшееся духовенство, во главе с о. ректором, совершило в доме литию, останки почившего были переложены в гроб и началось печальное шествие. Гроб подняли священники и несли большую часть пути. При выходе из дома, из пределов усадьбы и на местах, где особенно любил останавливаться для отдыха среди бесед с посетителями покойный С.А. совершались литии: во все остальное время – неумолкаемая песнь «Святый Боже». Поравнявшись с церковью, крестный ход повернул к школе, находящейся против нее. Вслед за крестом внесен в школу и гроб. Классная комната, где столько лет трудился С.А., снова встретила своего учителя, чтобы отдать ему последний прощальный привет. «Дорогой и незабвенный отец!» – с такими приблизительно словами обратился к нему о. Александр Васильев: «долгие годы мы жили трудом твоим и любовью, душа наша полна тобою, но что мы скажем теперь? Пораженное сердце безмолвствует, да и какое слово в состоянии выразить всю нашу любовь к тебе? Прими от нас хотя эту слабую дань благодарности», – и все присутствующие, вслед за священником, сделали земной поклон гробу.

По прибытии шествия в церковь, началась божественная литургия. Совершив ее о. ректор в сослужении епархиального наблюдателя школ и семи священников соседних сел. Народная волна плотною массою наполняла храм, приделы и хоры и широким кольцом окружала его, расходясь по погосту. Чинно и стройно совершалась божественная служба. Умилительные песнопения литургии, величественные священные действия самая обстановка богослужения, столь необычайные, невольно захватывали душу. Ни один посторонний звук, ни одно неуместное слово не нарушали священных минут тайнодействия. Одни только моления, возглашаемые священно-служителями, и одни песнопения слышались в храме; молитвенное настроение господствовало нераздельно. После причастного стиха на амвон взошел бывший воспитанник С.А., о. Александр Васильев, – и вся толпа колыхнулась.

Проповедник посвятил усопшему прекрасное, вдохновенное слово. Вложив в уста его текст из первосвященнической молитвы Господа: дело соверших, еже дал еси Мне да сотворю (Iоан. 17, 4), он последовательно раскрыл, какие светлые заветы истины, правды и любви были началом всей жизни усопшего и как они должны быть священны для всех, кому дорога его память. Долго и свободным потоком лилось, полное любви и благоговения к почившему, слово, и горячо воспринималось оно слушателями. Литургия кончилась. Ко времени погребения прибыли уездный наблюдатель церковных школ и еще 6 священников, которые, облачившись, также приняли участие в отпевании. Пред началом отпевания о. ректор вышел на амвон и произнес слово.

«Все мы в том твердо убеждены, – говорил о. ректор, – что в твоем лице вся наша Россия лишилась одного из доблестнейших сынов своих, наука – одного из своих представителей и подвижников общество лишилось гражданина честности неподкупной, энергии необъятной, стремлений высоких и идеальных, деятеля ко благу и просвещению народному, во дни переживаемой нами злобы нашей беспримерного и незаменимого.

«Как древние русские подвижники, он давно уже ушел от мира и его суеты. В молодые свои годы блестяще окончивший научное образование, профессор Московского университета в хорошее его время, уже известный в Европе ученый, он добровольно отказался от известности, почета и славы, ушел в деревню, глушь, к тому простому темному народу, который так нуждается в просвещении, но не в том, какое хотят навязать ему самозванные народолюбцы, а в просвещении истинном, в просвещении в духе православной Церкви, в постоянном ближайшем общении с которою он видел краеугольный камень воспитания русского народа. И в этом своем святом деле он нашел полное удовлетворение – десятки лет трудясь. Он погрузился в этот мир темного народа, своею истинно русской душою восчувствовал связь с его коренными мировоззрениями и стремлениями. В потемках народной жизни ему светила правда глубокой веры и любви, единение земли родной в крупную силу под властью Царя Самодержавного и святое стремление в подвигу. Он пошел навстречу этому родному общению чувств и освящал другим путем к правде всею силою знания, ума, всею благодатью своего любящего сердца; душою верующего и художественною он проник в глубины торжественной красоты церковной службы, постиг вполне святыню руководительства Церкви православной, от колыбели до могилы ведущей человека к добру верою, любовью…

И как прославил Господь имена великих русских отшельников, из глуши пустыни просиявших светом своих подвигов по всей православной Руси, так же прославил он и имя отшельника-педагога Сергея Александровича Рачинского, ушедшего от славы в деревенскую глушь, но и оттуда прославившегося своею беспримерною просветительною деятельностью не только в горячо любимой им России, но и далеко за ее пределами.

«Вознесем же нашу усердную молитву к Богу, да примет Он, небесный Домовладыка, сего преставлящегося от нас раба Своего – болярина Сергия ныне в Свои обители, как сосуд освящен и благопотребен (2Тим. 2, 21), и да упокоит душу его, идеже лицы святых и праведницы сияют, яко светила.

«Иди же с миром в обитель мира, бескорыстная, честная, благородная, любящая, русская душа»! После речи начался обряд отпевания. Усердно и благоговейно совершалась молитва. Священные песнопения чина, то живописующие бренность и бедствия жизни или слабость и виновность человека пред Высшею Правдою, то окрыляющие дух надеждою на милосердие Божие, невольно обращали сердце и ум к дорогому покойнику, призывая всех к горячей молитве. Как миг, проносилась в мысли светлая жизнь его, смиренная глубокая вера, любовь к тому самому храму, куда он вошел ныне в последний раз, его самоотверженный труд и неиссякаемая любовь к людям. По 6 песни канона следовала речь епархиального наблюдателя.

«Есть имена, говорил о. наблюдатель, значение которых не может быть вполне оценено современниками и определяется только впоследствии, когда точнее уясняется глубина идей и плодотворность их в жизни. К числу таких деятелей принадлежит и почивший Сергей Александрович. Большая часть его жизни прошла в деревенской тиши и чужда была громкой общественной деятельности. Но, и не занимая служебного положения, он имел громадное влияние и, оставаясь частным лицом, создал нечто великое.

«Целый ряд народных училищ считает Сергея Александровича своим основателем; для многих он был единственною опорою и верным хранителем. Его заботливое сердце входило во все духовные и материальные нужды их и всегда было готово на помощь. Не один воспитанник из более одаренных натур был поставлен им на верный жизненный путь, и ныне служат они в звании пастырей Церкви, наставников школ и других полезных деятелей.

«Сам глубоко верующий, он был убежден, что народное просвещение только тогда может быть истинно и плодотворно, когда находится под постоянным благодатным руководством Церкви Христовой. Он верил, что такая именно, а не другая, школа может быть основанием нравственной стойкости и духовного совершенствования. По такому высокому идеалу он и стал устроять жизнь школ. Все в его школе: и самая внешность, и обучение, и весь вообще внутренний строй – носило религиозно-воспитательный характер, и это придавало ей глубокое жизненное значение. Вполне отвечая духовным запросам народа, исторически-окрепшим верованиям и всему складу жизни его, она явилась действительно народною и стала прототипом других школ; им оказано высшее доверие, даны материальные средства и объявлено покровительство закона. Отныне церковная школа, взлелеянная Сергеем Александровичем, получила все залоги для дальнейшего развития. Светлый праздник любимого дела еще застал его, и надо ли говорить, с какою радостью был встречен им!... Вечная память тебе, поборник народного просвещения, и глубокий благодарный поклон от Смоленской земли, для которой прежде всего ты потрудился не жалея ни почестей ни славы ученого, ни богатых духовных талантов, ни твоего видимого достояния"…

По 9 песни канона приблизился ко гробу представитель Дровинской учительской школы, учитель В.А. Лебедев, и произнес речь.

«Лично мне выпало на долю, сказал, между прочим, проповедник, необычайное счастье: я целых полтора года был учителем в Татевской школе и учил вместе с Сергеем Александровичем. Это было счастливейшее время в моей жизни. Работы в школе было много, но она не страшила и не тяготила нас: впереди нас шел дорогой учитель. Он, уже престарелый и больной, одушевлял нас своим примером, ободрял словом, руководил в наших начинаниях и в то же время не стеснял нашей свободы. Все учителя Татевской преклонялись пред дорогим учителем. Его удивительная душевная чистота обаятельно действовала на нас; его подвижническая жизнь, свидетелями которой мы были, поражала нас и влекла к себе; его горячая любовь к детям, его сердечная вера в Бога, в добро, в торжество правды, – трогала нас и овладевали душой…

«Молю Бога, чтобы Он дал нам, ученикам С.А., силу продолжать дело своего учителя, помог воспитать достойных делателей на той ниве, возделывать которую начал дорогой усопший. Пусть яркий образ учителя сияет в наших сердцах».

После стихир самогласных подошел ко гробу священник села Глухова о. Философ Бородовский и, обратившись к усопшему, горячо благодарил его за отеческие заботы о школах, за добрые, сердечные отношения и передал, между прочим, памятный разговор 5 июля 1901 г., когда почивший предложил своим собеседникам приискать к следующему году эпитафию на его могильную плиту и сам же разрешил затруднение, назначив для надписи слово Господа: не о хлебе едином жив будет человек (Мф. 4, 4).

Пред прощанием сказана была речь священником села Дунаева о. Димитрием Березкиным.

Началось целование. Тихо, бесшумно проходили народные массы, чтобы проститься с покойным, еще раз взглянуть на дорогое лицо когда-то светившееся неизменною для всех добротой и приветом, сделать последний поклон, и так же отходили, уступая место другим.

Пропели последние песнопения, прочитаны были прощальная и разрешительная молитва, и останки почившего двинулись к выходу. Фамильный склеп близ церкви. с гробами матери и старшего брата С.А., дал в себе место и новому члену семейства. После краткой литии гроб был заделан и поставлен на приготовленное место.

Вот и конец твоего земного пути, Сергей Александрович!

Почивай мирно в своем священном убежище, осеняемый святым крестом церкви, благодатною силой молитв и бескровной жертвы. В ней приносимых, до дня, когда услышишь глас Сына Божия и обновленною плотью воссоединишься с духом твоим.

После бог7ослужения духовенство и гости были приглашены в дом к поминальной трапезе, а учащиеся направились в школу, где для них был приготовлен обед. Те же длинные столы, накрытые чистыми скатертями, какие по праздникам устроялись в былые дни Сергеем Александровичем, та же классная обстановка, те же знакомые лица, но не видно было оживления и подъема счастливого чувства, обычных спутников Сергея Александровича при посещении школы: поняли и дети, хотя еще смутно, дорогую потерю.

День склонялся к вечеру. Дальние гости отъезжали, народ расходился. Тише и тише становилось в Татеве. Но до позднего часа все еще были видны то отдельные лица, то небольшие группы, которые, прежде чем оставить село, направлялись к церкви и там молились над свежей могилой³⁴.