Священник Симбирского Спасского монастыря о. Василий Архангельский

(Память 25 сентября)

Благоговейно чтимый и незабвенный для многих, о. Василий Архангельский родился 29 декабря 1815 года в Симбирске от священника Симбирской Вознесенской церкви о. Иакова Архангельского. Младенчество его ознаменовано было особенным благоволением Божиим, которого нельзя было не видеть в чудесном исцелении его от каменной и не уступавшей искусству очень опытных врачей болезни.

С самого юного возраста, при всей живости характера и резвости, заметна была в нем набожность. Когда доктор, при виде отчаянного положения больного родителя его, отказался однажды лечить его, а мать неутешно рыдала; то о. Василий, будучи 3– лет, встал на колени подле одра больного родителя и молился пред иконами до тех пор, пока не заснул; потом, пробудившись, вдруг вскрикнул: «мама! Мама! – жив будет тятя: мне приказал кто-то сказать тебе об этом, чтобы ты не плакала». И, к общей радости семьи, отец его действительно вскоре выздоровел.

Кончив курс в Симбирском училище с успехом, он отправлен был в Казанскую семинарию, где, не взирая на глазную болезнь, которую страдал очень часто, шел в числе первых и был любим начальством. Пред окончанием семинарского курса он было желал поступить в университет; но оставшаяся с многочисленным семейством и возлагавшая на него всю надежду – мать настоятельно требовала, чтобы он был кормильцем родной семьи… Поэтому он, по окончании курса в 1834 г., был определен учителем высшего отделения Симбирского духовного училища. В том же году декабря 9-го рукоположен, согласно прошению, Анатолием, архиепископом Симбирским и Сызранским, во священника к домовой церкви генерала Ивашева. В 1836 г. 19 сентября Казанским семинарским правлением определен помощником инспектора Симбирских училищ; и 17 января 1837 г. неожиданно переведен был к Симбирской Вознесенской церкви, лучшей тогда по доходам в городе. В сем же году, 1 февраля, Казанским семинарским правлением от должностей по Симбирскому училищу, согласно прошению, уволен; а марта 10-го возложена на него должность депутата по всем присутственным местам города Симбирска…

Богослужение в храме, как и все церковные требы, о. Василий отправлял благоговейно. Нередко сам певал на клиросе, читывал каноны и шестопсалмие, – к истинному удовольствию и усладе богомольцев. В 1837 г. одна благочестивая жена, Ал. П. Андр., призванная на путь спасения чудом святителя Митрофана, прибыла из своего поместья с мужем в Симбирск для излечения, и в первую же ночь видит во сне какого-то священника, и слышит голос: «вот твой руководитель!» Пробудившись, пошла она помолиться в приходскую церковь и, во время великого выхода, нечаянного взоры ее встретились с о. Василием, в коем и узнала она показанного ей руководителя. Поэтому о. Василий вскоре должен был познакомиться с нею, и в ответ на вопрос ее при этом: «не странно ли ему видеть ее при встрече в слезах?» – отвечал: «нет! Нисколько это не удивляет меня: Сам господь ублажает плачущих. Да и как не плакать нам, утопающим в грехах?» И А. П., припавши к стопам его, как посланника Божия, просила его, с согласия мужа, быть руководителем ее на трудном пути спасения…

Кроме А. П., вскоре с ним сблизились жившие в Вознесенском же приходе – сестры Андреевы. Раз они пригласили его отслужить молебен на дому и вызвали его на духовную беседу. О впечатлении, какое произвела на них эта беседа о. Василия, одна из сестер сообщила нам следующее: «повязка самообольщения, скрывавшая доселе путь спасения, спала с глаз наших, и мы увидели, что живем очень худо и идем широким путем человекоугодия – к погибели вечной! Весь этот незабвенный вечер пролетел для нас, и мы нехотя расстались с благовестником мира, радости и спасения уже в 1-м часу ночи, умоляя его посещать нас грешных; затем единодушно решились мы, несмотря ни на какие препятствия, говеть на первой же седмице Великого поста…» После причастия Св. Таин он советовал сестрам Андреевым – продолжать посещать храм Господень; а когда это показалось им неудобоисполнимым, потому что пешком они почти никогда, или мало, хаживали, а беспокоить людей не хотели, о чем и сказали ему тут же: то, выслушав эту отговорку, он как бы со властью, данною ему свыше, сказал им: «да я вам не советую беспокоить людей; всего лучше, вставши пораньше, тихонько собраться и идти пешечком в храм Божий». Они же однажды говорят ему, что ездили с визитами и очень рады, что нигде их не приняли. «Радость о том, что не приняли вас», ответил о. Василий: «доказывает, что вы поневоле ездили бедные! А я все думал, что господа вы во всей силе сего слова; а теперь вижу противное: вы рабы мира и обычаев его». Несмотря, однако, на такие и подобные сему речи, знакомые любили его и дорожили его советами.

В июле 1839 г., о. Василий, с супругой своей, в сопровождении сестер Андреевых отправился для поклонения мощам св. Митрофана в Воронеж. Вставши рано утром, пока закладывали экипажи, уходил он с ними вперед, и прочитывал вслух утреню и часы. В экипажах же сидя, молились каждый особо, по данной им заповеди. Случалось и то, что, во время остановок, оправившись от дороги, в какой-либо светелке или порожнем амбаре, затеплив свечку пред дорожной иконой Спасителя или Богоматери, молились все вместе при чтении им акафиста; когда же спутницы его садились за работу, он читал вслух Евангелие или из Четьи-Минеи, с приличным нравственным приложением.

По прибытии 28 июля 1839 г. В Воронеж, о. Василий тотчас же отправился в монастырь и в храм к Святителю. «Признавая все величие и обилие благодати, осеняющей нетленные останки Святителя, я», пишет он в дневнике своем: «молился ему, чтобы сподобил нас всех облобызать эти святые останки, проникнутые благодатью, и призрев с высоты небесной на лежащего близ них, недостойного священника, – дал душе моей силы противоустоять умершвляющим ее страстям и соблазнам от мира. По окончании вечерни, я решился нечистыми устами прикоснуться к сущему сосуду благодати – к нетленным мощам святителя, и отслужить ему молебен».

Однажды, в свободное от службы церковной время, о. Василий ходил с спутницами своими к одной, юродствовавшей тогда, рабыне Божией Ксении. Юродивая, выглянув из окошка, закричала: «зачем пастух пришел сюда? Некого здесь пасти: иди с Богом!»

«Не пасти, а сам упастись пришел я», отвечал смиренно служитель Божий: «и не отойду от дверей твоих, пока не отопрешь их». Услышавши ответ этот, Ксения отперла калитку, пригласила к себе пришедших гостей и назвала по имени супругу его, и, усадив всех по старшинству на лавочке, много утешительно говорила о. Василию. На желание же, им заявленное, иметь от нее четки – сказала, с указанием на пришедших с ним духовных детей: «вот твои четки! – других тебе не нужно; не поскучай только теми, которые Сам Господь дарует тебе. Со всех сторон побегут к тебе овечки, так что и не перечтешь их… мужайся только и крепись!»

При выезде из города 10 августа, о. Василий с спутницами остановился около собора, из коего выносили икону Скорбящей Божией Матери. В это время подбежал к экипажам его спутниц юродивый Иван Андреевич и, заглядывая в тарантас, сказал: «хорошо, что вы так путешествуете: царская фамилия всегда с духовником ездит», и тотчас же скрылся.

Во время сего путешествия, одна из спутниц о. Василия была нездорова; на пути же в Задонск сделались с ней судороги в руках и ногах, а в груди воспаление, от коего едва она переводила дух. О. Василий, по приезде 12 августа в Задонск, отслужил панихиду на гробе святителя Тихона, приобрел икону и стал осенять ею болящую, дав при этом и святой воды с чайной ложечки. С больной сделалась сильная испарина, и часа через два она уже не чувствовала боли.

По состраданию доброй души своей к страждущим о. Василий нередко брался отчитывать бесноватых. Одною из таких личностей была жена квартального надзирателя, страдавшая до 15-ти лет и никогда не приходившая в себя. О. Василий целые ночи проводил в храме, и отчитывал ее в приделе св. великомученика Иоанна Воина у Вознесенья.

22 октября, пред обедней, пришел из Воронежа странник, за год пред сим приведенный туда слепым из Оренбурга одною боголюбивою старицею, и, прикладываясь в первый раз к многоцелебным мощам угодника Божия, почувствовал, что как бы песок высыпался из глаз его, и – он прозрел. Возвращаясь на родину, нес он с собою икону св. Митрофана, рукавички с шапочками от многоцелебных мощей его и крест животворящий. Все эти вещи. Во время служения молебнов, давал о. Василий надевать страждущим. Которые, по вере к святыне, исцелялись. Однажды о. Василий пригласил странника до утрени съездить к отчитываемой им больной, не предварив ни страждущую, ни живших с нею. И, однакож, бесноватая кричала: «отворяйте ворота, отворяйте ворота! Святитель Митрофан едет!» А когда о. Василий возложил на нее воздух с мощей св. Митрофана, то в болящей открылась сильная рвота и ужасные судороги, после коих страдалица осталась едва дышущею; но вскоре как бы оживилась и просила напоить ее чаем. Муж, дети и все домашние окружили ее. И она, пришедши в полное сознание, обрадовалась им, как бы после долговременной разлуки. О. Василий немедленно возвратился домой с странником, не говоря никому о случившимся ни слова. Но вскоре тайна эта сделалась явною, и вот каким образом. О. Василий служил раз всенощную с благодарственным молебном в квартире означенной выше А.П. Андр. Квартальный, обрадованный исцелением жены, явился сюда же и со слезами изъявлял благодарность свою за чудесное исцеление от беснования своей страдалицы. Это неожиданное заявление о совершившемся чуде всех взволновало. Всякий желал узнать: о каком чудотворении он говорит так торжественно? Услыхав же от простодушного бедняка, в чем было дело, все присутствовавшие здесь дамы на другой же день утром отправились в дом квартального целым поездом. Взошедши в маленькие комнатки. С трудом пробрались до одра торжествующей страдалицы, которая, хотя была в совершенной памяти. За всем тем походила более на ожившего мертвеца или на скелет, обтянутый кожей, и – от слабости лежала почти недвижима; увидевши же в числе других посетителей и благодетеля своего о. Василия, она просила со слезами благодарила его за благодеяния и просила отслужить молебен святителю Митрофану. Молебен был отслужен для утешения страждущей, и – она с миром отошла ко Господу.

Вскоре, после сего, служивший с о. Василием диакон, без всякой видимой причины, до того возмутился против него, что не давал молиться ему, насмехался над ним, когда тот стоял у престола и воздевал свои руки, -вырывал у него Св. Евангелие, – называл фарисеем и другими неподобными словами. Мало сего: по совету недоброжелателей о. Василия диакон сделал донос на о. В., как на опасного сектанта. Но Господь не попустил торжествовать злобе: о. Василий оправдался, а рывший ему яму диакон вскоре попал сам в нее: его перевели в село, и он спился там с круга, и все семейство довел до крайней нищеты. О. Василий как за него, так и за прочих своих недоброжелателей молился, по заповеди Господней, и всегда благодушный, на всякого, смотря по недругу души, изливал бальзам утешения. И за это старый и малый из знавших его любили и уважали. Где преподавал он уроки по закону Божию, там как праздника ожидали его класса – дети: при чем не скучали сидеть и старшие, даже самые матери их. Многие из симбирской знати избрали его духовником. Но, так как смуты, возбужденные врагом спасения против него, время от времени вновь восставали, то о. Василий не прочь был, уступая обстоятельствам, перейти уже в другую епархию, и просил совета и благословения на это у преосвященного архиепископа Воронежского Антония. Но последний не советовал ему уклонятся от возлагаемого на него Господом креста, и писал ему терпеть до последней крайности. Некоторые из преданных о. Василию при встрече однажды с юродивым Иваном Андреевичем, просили его помолиться за терпящего напасти, боголюбивого пастыря… Юродивый, плюнув им в глаза, сказал: «все за вас дураков». Потом, назвав о. Василия, неизвестного ему по имени, присовокупил: «зачем вы за него только одного молитесь? Молитесь и за творящих напасть ему». В заключение советовал вынимать за них части, ставить свечи ученику любви св. Иоанну Богослову и отслужить молебен первомуч. Архидиакону Стефану. Все это в точности было исполнено на другой же день со стороны любящих о. Василия, и они вскоре. К удивлению своему, узнали, что молитва веры послужила как бы громоотводом от собравшейся было и едва не разразившейся беды над главою духовного отца их и благодетеля…

О. Василий, несмотря на слабое здоровье, проводил иногда целые ночи без сна, чтобы или приуготовить поучение для прихожан, или утешить стекавшихся к нему из сел для назидания, или, наконец, напутствовать Св. Тайнами отчаянно болящих, коих, по бедности их, не хотели иногда посещать приходские священники. Так однажды пришел за ним ночью один бедняк из-под горы, и просил к умирающей жене своей, находящейся в ужасном страховании от приближающейся смерти. Хотя о. Василий и сам был не здоров в это время, однако немедленно отправился к люто страждущей рабу Божией Екатерине, которая, держа его за руку, умоляла дождаться исхода души ее. И он провел у одра ее всю ночь – до самой кончины ее.

Со вступления на епархию Симбирскую преосвященного Феодотия прекратились видимые гонения на о. Василия; но тайные козни против него не прекращались, а это еще тяжелее было для о. В., связанного таким образом во всех своих действиях. По временам отпрашивался он, особенно в летнее время, для свидания с престарелым своим дедом, заменившим ему по любви – родителя; а по дороге к нему заезжал в известные ему и руководимые им общины в селах.

Ничто так не крушило его сердце, как раздоры чад его, не в любви пребывающих, а в соревновании взаимном, или пристрастии в своей личности.

В сентябре 1844 года епархиальным начальством о. Василий определен был катихизатором в своей приходской церкви на год. И эту должность проходил он с обычною ему ревностью и словом назидания многих трогал до глубины души.

В этом же году Вознесенская церковь переименована городским собором, с переводам сюда из Спасского монастыря и главного протоиерея А. В. – О. Василий ездил в это время в Казань, откуда, между прочим, писал: «как-то красуется наш собор с новым настоятелем и братством? Между ними не скоро заметите меня; разве крайняя уже необходимость заставить меня посреди их. Клирос, аналой с книгами, хоры, – вот мое убежище, где я буду чаять Бога спасающего мя от малодушия собственного и от бури внешней – посторонней!...»

Впрочем, опасения о. Василия были напрасны: о. протоиерей А. Степанович, узнав покороче о. Василия, нашел в нем самого усердного сотрудника, который притом исполнял за него все требы по приходу и служил нередко даже в его чередные недели. Тронувшись смирением труженика божия, А. Степанович смирился, и при всем причте в храме поклонился однажды ему в ноги, сознавшись притом, что много виноват пред ним. Вслед за сим и отношение прочих сослужителей к нему изменилось почти до подобострастия: один, например, бросался снимать с него шубу, другой – калоши, а иной брал трость, чтоб поставить ее на место. Но, служитель Божий, уклоняясь от такого внимания, просил их об одном лишь, чтоб они исполняли с должным благоговением свои обязанности в храме…

20 дня. 1846 г., определен он законоучителем Симбирского батальона военных кантонистов; а 21 числа, того же месяца и года, перемещен, по просьбе игуменьи Серафимы, в Спасский девичий монастырь. При чем он немало тужил о разлуке своей с любящими его прихожанами и даже с самым храмом, где отдыхала душа его от всех бурь и напастей – во дни печали, которые как бы миновали уже по благодати Божией.

С мая и до октября месяца 1864 г., по указу духовной консистории, он находился при комиссии. Учрежденной для исследования о покраже из симбирского уездного казначейства денег и документов. Того же года, для беспрепятственного прохождения должности законоучителя кантонистов, от должностей – депутата и увещателя, по собственному прошению, уволен. Проходя должность законоучителя кантонистов. Он просветил крещением до 47 кантонистов из евреев, и 13 апреля 1864 г. Высочайше награжден фиолетовою скуфьею.

Часто о. Василий здесь, как и в Вознесенской церкви, любил проповедовать. И слово его всегда было полно жизни и силы. Так что многие забывали о пище, желая слушать его и не наслушаться. Особенно же трогательны были поучения его о покаянии. Которые он иногда писывал на первом попавшемся в руки лоскутке бумаги, как в приходском прежде храме, так и здесь во святой обители Спасской.

Предчувствуя. Видно, близкий конец жизни своей, он спешил все делать, и ничто. По-видимому, не радовало сердца его, которое рвалось в небесное отечество. При всей молодости своей казался он старец – не числом лет, а разумом и самособранностью.

О событиях предсмертной жизни о. Василия и о последних днях его вот что приходилось слышать:

Более чем за год до кончины своей видел он, к изумлению своему, как бы себя самого в сенях, при выходе из дома, и хотя был твердого духа всегда, однако на первых порах испугался сего необычайного явления, и принял его за предвестие близкой кончины.

29 августа 1847 г. святитель Христов Николай. К коему питал он особенное благоговение и веру, оказал ему неожиданно благовременную помощь. «По случаю перестройки обветшавшего дома и постройки флигеля, надобно мне было», говорил он близким ему: «сходить на ярмарку и посмотреть лесу; а между тем на покупку его не имел я достаточной суммы. Увидев же на торжище стоящую икону св. Николая, помолился усердно пред нею, и положил, по ошибке, в кружку, стоящую подле него, вместо маленькой лепты, находящейся в кармане, – последний полтинник.

«Сначала, как бы пожалел я об этой ошибке; но потом, укорив себя и перекрестившись, со слезами на глазах сказал: «о, милостивый святитель Христов! не отринь того, что отдано тебе, хотя нехотя мною. Не жалею я о том более, – веруя, что ты не оставишь меня – грешника в нужде моей"… И что же? Не успел он сделать несколько шагов, как встретился с одним помещиком г. Тепловым, который говорит ему: «батюшка! Вы, кажется, застроили новый флигель, и дом перестраиваете; так не угодно ли у меня взять лесу: я жертвую вам без денег 170 бревен».

Нужно ли говорить, что удивленный такой неожиданностью, о. Василий со слезами благодарил скорого помощника в бедах, великого чудотворца Николая, сторицею воздавшего ему за убогую лепту?

5 сентября того же 1847 г., о. Василий пришел посетить одну близкую ему именинницу, и рассказал при этом виденный им сон накануне. «Мне представилось», говорил он: «что меня готовят к постригу монашескому в большом храме обители, и уже привели и поставили пред царскими дверями; недоставало только ножниц, чтобы постричь. Около меня, будто, стояли моему сердцу – чада духовные, их коих никто не соглашался на то, чтоб постригли меня, и слышалось мне отовсюду одно лишь: «не надо, не надо!» Особенно же противились сему супруга моя, которую видел я впереди всех стоящую и в невыразимой тоске». Хотя не был он суеверен, но сон этот принял за предвестие близкой своей кончине. И с сей поры он не на шутку стал сбираться домой. Только и речей у него было к почитавшим его: не забудьте меня, друзья мои, и молитесь об упокоении души моей».

Однажды же, раздав им по грошику, сказал: «ведь за милостыньку-то молятся: так и вы за меня помолитесь».

На обязанности, между прочим, о. Василия лежало назидать престарелых инвалидов, – что и исполнял он, во славу Божию, с радостью, уделяя на это занятие всякую свободную минуту от службы. Уж как хотите сердитесь на меня», говаривал он своим друзьям: «а я не могу оставлять для вас сытых вверенные попечению моему голодные души. Посмотрели бы вы, как эти престарелые младенцы, при появлении моем, сбегаются, обступают меня со всех сторон, и, сняв фуражки, глотают слова мои со слезами!»

14 сентября, вечером, отслуживши молебен животворящему Кресту в келейке монахини Паисии, и томимый предчувствием, просил списать раздаваемые предписания насчет предосторожностей против холеры и послать друзьям павловским, жившим в деревне…

Одна из сестер подала ему тогда выписку из проповеди митрополита Московского Филарета с словами: прочитайте батюшка, – это портрет ваш. «Для успеха в духовном послушании», пишет святитель Филарет: «поколику можешь, поколику внутренно чувствуешь особенную нужду, избери себе особенного наставника, сведущего и опытного в сей науке. Благословенного на сие служение, которого слово сильно жизнью, светло молитвою, охранено от заблуждения смирением. Покори ему свою волю ради Бога: и воля Бога небесного сойдет к тебе на землю, и твое простое, земное послушание будет достигать до неба, по реченному к истинным и законным наставникам от Дающего пастырей и учителей: слушаяй вас, Мене слушает».

Но о. В., прочитавши выписку эту, поник долу и, прослезившись, просил молиться за него далекого от такого образца, по грехам своим, и, благословивши всех, спешил уйти.

Обычным приветом его было всегда, когда он посещал кого-либо из близких его сердцу, животворное слово Спасителя: мир вам! После каждой литургии подавал милостыню нищей братии, которая и называла его отцом родным.

После 17 сентября ездил он с преосвященным Феодотием на освящение храма в с. Подъячевке; а оттуда, с его благословения, прибыл к родному брату, и схоронил за него до 15-ти человек, умерших холерой. В среду, вечером, 24 сентября возвратился он домой, и едва успел оправиться и переодеться, как прислал к нему г. Мещеринов отслужить всенощную и принести Иверскую икону из Спасской обители; поэтому, не взирая на чувствуемую уже боль, 25 сентября о. Василий выходил прочитать канон преподобному Сергию, и так твердо и внятно выговаривал слова. Что нельзя было заметить, что нездоров он… После утрени и молебна в кельях игуменьи он готовился служить и позднюю; но во время ранней сказал, что не может служить от ужасных внутренних страданий. Через несколько времени, по уходе его из церкви. застали его дома в судорогах. И он говорил не без скорби: «боюсь, что не готов я», и, обращаясь к одной посетительнице, сказал: «пошлите скорее за духовником; а если умру, то положите меня с родителем». Долго исповедовался. И затем, прерывающимся от страданий голосом, приглашал близких его сердцу возблагодарить с ним Господа премилосердого, сподобившего его в последний час причаститься Св. Таин, – и просил их остаться с ним. «Как хорошо мне с вами», говорил страдалец: «вы с ангелами пришли утешить меня. И впредь не забывайте меня, Бога ради, а молитесь о душе моей». Вскоре подошла к нему одна духовная его дочь, причинявшая много горя ему, и первая стала просить благословения его последнего. «Благословляю тебя», сказал он, собравши последние свои силы; и, осенив ее крестным знамением, присовокупил: «живи хорошенько и помни, что за всякую мысль и слово ответишь пред Богом. Молись за меня и прости!«…

Через несколько минут, собравшись с силами, начал и других из присутствующих благословлять каждую особу. И благодарил за утешения в жизни сей; при чем воспоминал по именам близких сердцу отсутствующих чад своих, особенно Павловских, говоря: «передайте им мое последнее благословение, а А. Андреевичу – родителю их – скажите: «много я любил его в жизни сей. И в вечности не хотелось бы расстаться с ним; потому и молю его присоединиться к нашей православной Церкви чрез таинство миропомазания: это последняя моя просьба пред смертью, которую жду всякую минуту. Вас же молю, други мои, творите поминовение о душе моей, и всякий день воспоминайте». Тут подошла супруга его, и, заливаясь слезами, сказала: «и меня с детьми благослови в последний раз, друг мой!»… «Хорошо, и тебя благословлю», отвечал страдалец. «А у детей уж не будет отца», продолжала она с рыданием! – «Нет; у них останется отцом – Отец небесный», отвечал бодрый духом и верою страдалец; затем присовокупил: «я поручаю тебя Самой Заступнице и покойно оставляю вас только молитесь о душе моей!»

Скоро пришел духовник его с братством, и началось соборование умилительное; все обливались теплыми слезами, даже и священнослужители, слушая, как прерывающимся голосом, но с воплем крепким, молился страдалец Божий, несмотря на то, что руки, и ноги ломало судорогами: «о, Господи милостивый!» – громко взывал он. «Я знаю, что Ты не хочешь смерти грешника, Спаситель мой! Итак, хотя еще на лето едино остави мя, как смоковницу! обаче не моя, но твоя да будет воля». Многое множество приходило к нему во весь этот день из чад духовных за последним благословением. К вечеру ему становилось все хуже и хуже: судороги в боку прерывали дыхание так, что без тяжкого вздоха не мог он и дух перевести.

26 числа. В пятницу. Пред утренней, когда ему с 3-го часа ночи стало легче, он пожелал. Чтоб принесли ему из Спасского монастыря икону Иверской Божией Матери. С небесной радостью встретил он лик Ее; но привстать не мог уже от слабости. Во время молебна едва слышным голосом и лежа, припевал он со слезами: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» По окончании и молебна, поднесли икону к страдальцу; он обнял ее, и долго-долго не сводил глаз с изображения Заступницы… Вскоре затем сделалось с ним сильная икота, которая, час от часу усиливалась, совершенно изнурила его. Прихожане, молча уже, кланялись ему до земли, видя, что от упадка сил он лежал, не открывая глаз, и, приложившись к плечу его со слезами уходили.

Сестра его, у коей в хижинке лежал о. Василий, рассказывала, что за неделю пред сим, когда собирался он с преосвященным Феодотием на освящение храма, пришел к ней проститься, и прилегши на этом самом месте, где теперь лежал, сказал ей, как бы шутя: «Ах, сестрица! Как ведь коротко мне будет лежать на вашей постельке, ежели придется мне умереть у вас в хижине! Ведь по смерти вытянусь еще». Затем, пропел стих – «со святыми упокой», ушел.

Незадолго до кончины, устремив взоры на свет Божий, о. Василий сказал: «блажен путь, в оньже идеши, душе христианская!» и пожелал еще приобщиться. Его одели в чистое белье, и белым покрывалом покрыли. Потом… он подал руку рыдающей супруге и сказал: «блажен, кто терпит все на земле Бога ради!»

Наконец, в 1-м часу принесли Св. Дары; и надо было видеть его в эту самую минуту: казалось он, весь был в небе, и все предстоящие плакали от умиления… Духовник спросил болящего: «не припомнилось ли еще что-либо ему, чтоб исповедать? И больной привстал сам, сел на постели, и громко, вслух всех, с трудом выговорил: «согрешил – словом, делом и помышлением, во дни и нощи!» Потом с воплем крепким и со слезами воззвал: «Господи, в последний час с разбойником помяни мя во царствии твоем!» Причастившись же св. Таин, благодарил священнослужителей и прощался с ними, прося творить поминовение о душе его. После сего подошла к нему старушка-мать и осенила его крестным знамением с сими словами: «да благословит тебя Сама Пресвятая Богородица – Матерь Божия за доброту твою, друг мой! – Христос с тобою!» Он целовал руки ее, а старушка-мать целовала его руки, – что всех умилило до слез.

Часу в 6-м вечера приехала навестить больного крестная мать его и привезла страдальцу, коего любила, икону св. Митрофана, с золотым венцом, в благословение… Это еще ободрило его на минутку: он прикладывался к иконе Святителя с слезами; обнял добрую старицу и, целуя, благодарил ее.

В 1-м часу ночи прекратилось с ним икота, и – он успокоился совершенно. Потом, собравшись с силами, чистым голосом, не произнося слов, пропел Херувимскую песнь, и тихо духом ко Господу…

Пред исходом души иерея Божия Василия видел его во сне диакон Спасского монастыря П. А. начинающим божественную литургию и что едва будто успел он сказать: «благословенно царство отца и Сына и Св. Духа», как три удара в колокол разбудили сновидца, и он, перекрестившись, сказал: «ах, верно, батюшка скончался?!. Царство ему Небесное!»³³.