Старица Параскева

(Память 25 сентября)

Блаженной памяти старица Параскева Ивановна Ковригина родилась в октябре 1816 года, в семье крестьянина небольшого села Тушевина, Костромской губернии; дни детства ее и юность протекли в обычной сельской обстановке, где детям приходится немного видеть красных дней беззаботной жизни, но часто еще с неокрепшими силами знакомиться уже с работами по дому и в поле. Такая доля выпала и Ковригиной: ей пришлось рано взять на себя и вести домашнее хозяйство. Все тяжелые работы по дому многочисленной крестьянской семьи.

В 13 лет она развилась в чудную девушку, редкой красоты. С добрым мягким характером. С симпатичным светлым взором, и ей уже начали приискивать жениха, ибо в крестьянской среде выходят замуж и женятся рано. Да, к томе-же, за выдачею замуж Параскевы, в дом можно было взять другую работницу, женив одного из сыновей, а эта последняя, конечно принесет с собою что либо в дом – увеличить хозяйство, увеличить достаток, но, к общему удивлению, молодая Ковригина отказалась от замужества, говоря, что она и не помышляла даже о нем.

И это было истинно… Сердце ее горело любовью не к брачной жизни, но любовью к «селениям горним», к небесному Жениху-Христу.

Еще маленькою девочкою она в глазах родных казалась какою-то странною, «не от мира сего», удалялась игр, стараясь уйти куда-нибудь в лес, поле или на берег сельского ручья и там одиноко предавалась своим думам. О чем – Бог весть!

Ставши уже девушкою взрослою и научившись грамоте, она пристрастилась к чтению духовно-нравственных книг, которые ухитрялась как-то доставать и которым отдавала все свободное время. Особенно увлекалась она житиями святых, стараясь подражать им своею жизнью.

По-прежнему не вела особенного знакомства с подругами, не любила их веселых собраний, предпочитая им беседы с монахинями и странниками, с которыми она делилась часто последним, чем могла.

Рассказы посетившего село паломника ей были дороже хороводов и посиделок, с неизбежными песнями и смехом.

Единственным ее развлечением было посещение храма. Она не пропускала ни одного праздничного дня, чтобы не побывать на литургии, и не могла ее удержать от этого ни ненастная погода, ни хозяйственные заботы и труды, ни недовольный ропот в родной семье.

Тебе-бы только из дому или дома с книжками да нищими возится!

Обед ее составлял – остатки… Платье долго не знало обновления… Отдых и летом и зимою – тесный уголок у дверей избы…

Но молча переносила все Ковригина, называя невзгоды эти – крестом своим, и наболевшая душа ее отдыхала только в церкви да тогда, когда она уходила на богомолье к местным святыням.

Так протекла добрая половина ее жизни. Особенно часто любила посещать Ковригина Решминскую пустынь, где подвязался тогда известный строгою благочестивою жизнью старец иеромонах Илларион, любимый ученик Серафима Саровского.

Беседы с Илларионом имели громадное влияние на Ковригину. Подвижник, видя ее стремление, к возвышенному, немирскому, к спасению души, объяснил ей многое не вполне усвоенное и понятное ею из священного Писания, познакомил с творениями учителей Церкви.

После беседы со старцем, Ковригина как-бы обновлялась духом; «суета сует мира сего» ей казалась еще пагубнее. Она с радостью-бы покинула мир и посвятила себя иночеству, но тяжелая доля ее в семье не позволяла осуществить этого желания.

Со слезами рассказывала она Иллариону, как тяжело ей дома, как нерадостно сложилась ее жизнь и как-бы желала она уйти от нее навсегда в тихую обитель.

«Потерпи, дочь моя, – утешал ее подвижник, – неси безропотно крест свой. Ты и не в монастыре найдешь спасение для своей души, да и для многих».

Недоумевала Ковригина словам старца, но не пыталась расспрашивать его о их значении, а, между тем, слова эти были пророческими: они исполнились впоследствии над Ковригиной всецело.

Недолго наслаждалась Ковригина духовными наставлениями подвижника: обремененный годами и болезнью он угасал. Незадолго до смерти, беседуя с нею, он как-бы осененный даром прозорливости, сказал.

– «Пришло время тебе идти на путь добра, оставив дом свой. Иди в Кронштадт, там возсияло новое светило Церкви Христовой – о. Иоанн! Иди и служи ему! – мое благословение да будет с тобою»!...

Скоро Илларион отошел в вечность, и Ковригина свято исполнила волю своего духовного наставника. Оставив родину, она поспешила в далекий, незнакомый ей город.

Тогда еще начиналась многоплодная, многотрудная пастырская деятельность о. Иоанна, в которой многие видели только что-то новое, резко бьющее, на первый взгляд, в глаза, чего не встречалось еще среди священно-служителей. Удивлялась его бескорыстию, его отзывчивости на горе бедняка, его неустанной энергии.

Тогда не оценили еще вполне, вернее, не понимали этого выдающегося труженика на ниве духовной.

Но как радостно забилось сердце у Ковригиной, когда она увидала впервые этого дивного пастыря за вечернею службою в Андреевском соборе, когда встретила его строгий, но вместе с тем и ласково ободряющий взгляд.

С каким-то особенным религиозно-восторженным чувством слушала Ковригина вечерню, казалось, никогда не молилась она так пламенно, так искренно, как теперь, забыв о мире, о его треволнениях.

Отрывистые, но громкие и ясные возгласы о. Иоанна каждый раз вызывали в ее душе непонятный трепет.

После вечерни, Ковригина, подходя под благословение о. Иоанна, просила принять ее на исповедь и уделить время для духовной беседы. Никому не отказывающий в просьбах ради душевной пользы, о. Иоанн не отказал и ей.

Этою беседою и затем последующими началось ее знакомство с о. Иоанном.

Однако недолго прожила Ковригина на этот раз в Кронштадте, всего шесть недель… Родные настойчиво звали ее на родину, и как ни жаль ей было уезжать, но было надо, ибо все же она зависела во многом от родной семьи, от родного крова.

С грустью покидая Кронштадт, Ковригина решила в душе, что едет на родину в последний раз, ненадолго, а затем уже навсегда вернется сюда – служить батюшке о. Иоанну.

– Не пришлось теперь, думала она, исполнить завещание о. Иллариона, зато, когда вернусь, буду исполнять его до конца дней моих.

Но не скоро пришлось вернуться Ковригиной в Кронштадт. Прошло 3 года, когда она вновь оказалась вблизи любимого батюшки.

Сопровождая, как мы уже видели о. Иоанна повсюду, она привлекла на себя внимание Кронштадтцев и в разговорах с ними все более и более знакомила их со светлою личностью пастыря, рассказывая о его деятельности среди больных, среди заключенных, среди обездоленной нищеты; рассказывая, как нередко с большим трудом рассказывал он в трущобах какого-нибудь несчастного, опустившегося до нравственного падения, до того, что самому и не подняться бы было, если бы сердобольный батюшка не пришел к нему сам со словом всепрощающей любви и материальною помощью…

Знал об этих рассказах о. Иоанн, и не нравилось ему это, ибо он всегда избегал известности и старался делать добро тайно, как поступал он всегда и раньше, и никто, до приезда Ковригиной, не знал его высоких христианских дел, кроме лиц облагодетельствованных им.

Не раз пытался отстранить от себя Ковригину, уговаривал ее даже вернуться на родину, но она только отмалчивалась и как тень следовала за ним.

Разыскивая, в свою очередь, тех, кто нуждался в совете или помощи о. Иоанна, или стеснялся, или по болезни, а иногда и за невозможностью выбрать свободный день, не мог посетить пастыря, она говорила о них о. Иоанну, и он или назначал время, или шел сам по ее указанию.

Находила Ковригина и таких, которые с ненавистью смотрели на доброго пастыря, но, убежденные ее словами, сами шли к нему и делались ревностнейшими его почитателями.

Немало переносила Ковригина неприятностей и насмешек от тех людей, которые рады каждого или осмеять, или обругать, хотя-бы и напрасно, но и их нередко приводила она кроткими овцами в собор, помолится и получить наставление и благословение о. Иоанна.

Знакомясь постепенно с жителями Кронштадта, Ковригина была принимаема, как дорогая гостья, во многих домах, а особенно, где витали болезнь, горе или семейные распри; соболезнуя, она указывала на «скорого помощника и молитвенника» о. Иоанна, и его приглашали, и он являлся ангелом-утешителем скорбящих, примирителем враждующих и облегчителем страждущих.

Ковригина не останавливалась однако только на подобном «служении батюшке», она, жаждая, чтобы неоскудевающее благодатью слово о. Иоанна раздавалось не только под сводами соборного храма или у ложа скорбящего, убедила его устроить духовные беседы в частных домах, и беседы открылись, привлекая народные массы.

Почти десть лет пробыла Ковригина в Кронштадте, исполняя завет Иллариона, но неутомимая старушка не удовольствовалась «сиянием светоча в своем только граде», – как говорила она, – а решилась побывать в Петербурге, «дабы и там скорбные и нуждающиеся узнали о любвеобильном помощнике».

В столице она скоро нашла и именно этих «скорбных», и людей с отзывчивою душою к церкви и с твердою верою, но «нуждающихся» в назидательном совете и помощи духовной.

Имя о. Иоанна стало чаще и чаще произноситься среди столичных обывателей, и Кронштадт увидал немало Петербуржцев приехавших помолиться получить благословение о. Иоанна, послушать его беседы, просить его молитвенной помощи, пригласить к болящим.

«Удаляясь славы, он не избег ее», говориться в жизнеописании одного подвижника; так и скромный Кронштадтский пастырь не мог сокрыть в тайне служение свое милосердию, не мог посвятить себя только своей пастве, но должен был спешить и к другим «обремененным невзгодами и болезнями».

Скоро в Петербурге заговорили о многих благодатных исцелениях «по молитве о. Иоанна Кронштадтского», о его щедрой помощи и материальной, и духовной неимущим, обделенным судьбой, разбитым суровостью жизни.

Об одном из этих исцелений, о котором долго говорили в Петербурге, приведен рассказ земляка Ковригиной, обязанного, благодаря именно ей, о. Иоанну многим в своей семейной жизни.

«Это было в 1883 г. У моего собрата по занятиям Т., жена болела ногами более четырех лет, не находя себе исцеления от помощи медиков. Болезнь перешла в страдания. Несчастные были полны отчаяния. Но, прослыша про силу молитв о. Иоанна, Т. возымел искреннее желание пригласить сего доброго пастыря к себе на квартиру, и только не знал; как приступить к выполнению своего благого желания. Однако, нашлись добрые люди, посоветовавшись предварительно повидаться с Ковригиной, которая вскоре же и посетила их, одобрила это намерение, вызвалась сама посодействовать скорому приезду о. Иоанна и в то же время предупредила, чтобы они внимательно относились ко всем советам протоиерея, который в тот же день и приехал. Помолившись об их исцелении и побеседовав в духе назидания и спасения души, о. Иоанн предложил болящим приехать в Кронштадт, на что они с радостью изъявили свое согласие. Но, почувствовав облегчение, каждый раз откладывали поездку, то задерживаемые своими делами, то чем-либо другим. Болезнь все же не прекращалась. Опять они вспомнили об обещании быть в Кронштадте, у о. Иоанна, но порешили, что и в Петербурге есть священники… Об этом узнала Ковригина и, придя к Т., настояла, чтобы они немедленно ехали в Кронштадт. «Если хотят исцеления, то сдержали бы данное батюшке слово». Т. отправились. Каково же было их удивление, когда они, подойдя к благословению о. Иоанна, были кротко обличены им в сомнении, нерадении и невнимательности к себе и к обещанию! Т. поспешили раскаяться и, получив прощение и наставление о. Иоанна, сподобились приобщиться св. Христовых Таин. После этого, напутствуемые благословением пастыря, они возвратились в Петербург уже совершенно исцеленными от недуга. Болезнь, мучившая их четыре года, внезапно прекратилась».

Весьма яркую характеристику Ковригиной в последние годы ее жизни делают два лица, близко стоявшие при ее жизни к ней и свидетели ее трудов.

«Неоднократно, говорил один, посещая меня по своим богоугодным делам, Ковригина с первого же раза буквально приковала мое к ней внимание, и надо было иметь ослепленные душевные очи и окаменелое сердце, чтобы не ощутить чего-то особенного, возвышенного, всмотревшись в эту почтенную старицу. Я с величайшим и радостным удовольствием жертвовал ей несколько, хотя и занятных, часов, дабы продлить ее присутствие у меня и побеседовать с ней попросту, по душе, раскрывая свои сердечные, больные язвы и ожидая от нее бесхитростных, но преисполненных духовности советов врачевания.

Да и нельзя было не прилепиться всем сердцем к этой благочестивой старушке, – с какой стороны ни рассматривать ее.

Так, например, во всех ее движениях, манерах, походке – замечалось невозмутимое спокойствие и степенность. Все существо ее проникнуто было глубоким, нелицемерным смирением, но без малейшей тени ханжества, старческое благообразное лицо, лицо девственницы, резко бросалось в глаза даже и неопытного наблюдателя своим отпечатком долголетних, нравственно-душевных и сердечных страданий, великого горя и житейских невзгод. Взор выражал полнейшую покорность и преданность своей судьбы воле Бога. Речь самая безыскусственная, простая, но плавная, ровная, проникнутая духом любви, смирения и терпения, и в то же время пронизывающая глубину души, надолго оставляла в собеседнике благотворное, сладостное и невыразимое во многом настроение духа.

Жизнь старицы была трудна, и полезна, и горька, и благочестива, и преисполнена любви к ближним.

Только Ковригина и могла, кажется, послужить путеводным указателем такого великого светила в духовном мире, каков глубокоуважаемый о. Иоанн Ильич Сергеев».

«Но, особенное внимание, пишет другой, привлекал к Ковригиной несомненно имевшийся в ней дар прозорливости, благодаря которому весьма часто предупреждалось и вовсе устранялись разные несчастья, или же имели успех такие предприятия. Какие на первый раз казались буквально несбыточными. В иных случаях эта прозорливость отличалась загадочностью, которая разъяснялась только впоследствии. Вообще, прозорливость старицы была неразлучно с верою, которой она обязательно требовала и от обращавшихся к ее посредничеству. Большинству фактов ее прозорливости послужили к прославлению деятельности о. Иоанна.

В октябре 1884 года исполнилось тридцатилетие служения о. Иоанна в священном сане. День этот был днем духовного торжества для Кронштадтского пастыря.

«Тысячи посетителей его» от сильных мира до обездоленного бедняка собрались в Кронштадте вознести молитву за «пастыря доброго».

Торжествовала и Ковригина; она дождалась того дня, когда тот, кому она посвятила остатки дней своих, был почтен сердечною любовью и «славою духовною» от всего словесного стада.

Но это были последние дни ее для земного радования, – уже настало время ее отшествия в «другой, лучший мир».

Несмотря на частые недомогания, Ковригина не оставляла своего «служения», но старчески силы и грустно прожитая, полная труда жизнь в семье – приковали старицу к постели.

С полным спокойствием ждала она смерти, чисто было ее сердце перед Богом и перед людьми; давши обет девства, она отходила в вечность -невестою Христа, прощая всем обиды и зло. Принявши подвиг «служения батюшке», – она довела его до конца, ничто в мире не удерживало ее. Бедною пришла она в Кронштадт, такою же осталась и на смертном ложе.

Последние дни своей жизни она проводила или в беседе с любимым своим «батюшкою», посещавшим ее ежедневно, или в чтении Священного Писания, за которым тихо, с молитвою и скончалась, приобщенная о. Иоанном Св. Таин.

27 сентября 1886 г., в день похорон Ковригиной, Кронштадт был полон богомольцами, пришедшими дать «последнее целование» той, которая научила их любить св. Церковь, ее пастырей и только к ним прибегать в дни печали и у них искать благодатной помощи.

Отпевание Ковригиной состоялось в церкви при «Кронштадтском Доме Трудолюбия» О. Иоанн простился со старицею глубокопрочувствованною речью.

«Не только жизнь твоя, говорил, между прочим, досточтимый пастырь, но и смерть твоя для всех, знавших тебя, весьма назидательна и поучительна. Ты своим словом и примером многих привлекла к святой Церкви и благочестивому житию: многих научила чаще исповедоваться и приобщаться Святых Таин для укрепления в христианской жизни. И скончалась ты мирно и назидательно с молитвою на устах и в твердом уповании на милость Божию к тебе и по смерти. Ты не боялась смерти: ты торжествующим духом встретила ее, как благовестницу Божию».

«Оставивши давно свои житейские попечения, – сказал в надгробном слове другой из выдающихся столичных проповедников, глубокоуважавший почившую, – она, измлада прилепившись к Господу, узнала в смиренном деятеле Христовом раба Божия, сильного перед Богом, и стала среди верующих и не верующих, но страждущих указывать на этого служителя Божия, по молитвам которого Господь видимо помогает лицам всякого положения, с верою приемлющим молитвенное участие благоговейного пастыря. И вот мы видим: больные исцеляются; грешные каются; верующие радуются силе Божией, в мире являющейся, и укрепляются; маловерные вразумляются; неверующие поражаются видимыми чудесными знамениями, смиряются, замыкают уста свои и задумываются о своем лжеучении, а иные из них и прямо приходят в послушание вере Христовой.

«Да, усопшая девственная старица Параскева была не знатна, скромна, тиха, но возгрела веру в тысячах. Не будь Параскевы Ивановны, в городе сем, быть может, долго бы горел здешний светильник под спудом; многие, очень многие не познали бы Христа не пришли бы в покаяние не обновились бы духом»

Такова была жизнь приснопамятной старицы Параскевы Ковригиной: труд для семьи в первые годы и служение для пользы ближним в последние годы жизни³².