Житие Михаила Клопского

Житие́ Михаи́ла Кло́пского. Михайл Клопский, юродивый, по убедительному предположению академика В. Л. Янина, был сыном Дмитрия Михайловича Волынского-Боброка (героя Куликовской битвы) и Анны Ивановны, дочери великого князя Ивана Красного, сестры Дмитрия Донского. В самом Ж. сын Дмитрия Донского, Константин Дмитриевич, посетивший Клопский Троицкий монастырь (недалеко от Новгорода на р. Веряже) в 1413 году, называет Михаила «своитином». В Ж. биографических сведений о Михаиле нет, оно представляет собой собрание отдельных кратких повестушек-эпизодов, рассказывающих о необычных поступках и пророчествах юродивого Михаила, неожиданно появившегося в монастыре в 1410-х годах и подвизавшегося в нем до конца своей жизни. Точной даты смерти Михаила мы не знаем, но можно утверждать, что он умер до 1458 года, так как в Повести о новгородском архиепископе Ионе говорится, что ко времени поставления Ионы на архиепископство (1458) Михаила Клопского уже не было в живых.

В основе Ж. лежат устные легенды-предания о Михаиле, связываемые с различными событиями новгородской и общерусской истории. По-видимому, некоторые из них возникли и, возможно, были зафиксированы еще при жизни юродивого. Но в Ж. есть пророчество, в основе которого лежат события, свершившиеся уже после смерти Михаила. Исторические имена и события этого пророчества являются бесспорными данными для датировки возникновения Ж. как цельного произведения – оно было написано в 1478–1479 годах. В это время создается 1-я редакция Ж., дошедшая до нас в двух вариантах. В 1490-х годах была написана 2-я редакция памятника, в основе которой лежал протограф этих вариантов.

Первая редакция Ж. отличается полным нарушением в ней канонов житийного жанра. Это собрание отдельных, сюжетно завершенных новелл, объединенных только образом Михаила Клопского. Он таинственно и неожиданно появляется в монастыре, и лишь со временем, по существу, случайно, братия монастыря узнает его имя. Михаил предугадывает приход в монастырь разбойников, обличает и наказывает их; предсказывает игумену монастыря Феодосию, что тот станет новгородским архиепископом, но пробудет в этом сане недолго; по его пророчеству и молитве в год страшной засухи около монастыря открывается «источник воды неисчерпаемый»; пришедшему в монастырь князю Константину Дмитриевичу, который жил в Новгороде в 1419–1420 годах после ссоры с братом, великим князем московским Василием I Дмитриевичем, он предсказывает примирение с ним; по его пророчеству обидевший монастырь посадник Посахно (лицо историческое) жестоко наказан – его разбивает паралич, и лишь по прошествии длительного времени и после искреннего покаяния посадник по молитве святого выздоравливает; он предсказывает смерть князю Дмитрию Шемяке; он подробно пророчествует новгородским посадникам об ожидающих их и Новгород карах от великого князя московского в 1470-х годах за их непокорство Москве и т.п. Но, что самое существенное, все эти события, связанные с историческими лицами и фактами, изложены в Ж. как остросюжетные, увлекательные рассказы. Для языка повествований-эпизодов характерно употребление просторечных, разговорных оборотов, диалектных слов, выражений пословичного характера, рифмованных фраз («Да молвит ему... И он против молвит князю», «Чему, сынко, имени своего нам не скажешь?», «Бысть налога на монастырь от посадника», «А почнете ловити, и яз ловцам вашим велю ногы и руки перебити», «Святая братья, хлеб, осподо, да соль!», «То у вас не князь – грязь» и т.д. и т.п.). В идейном отношении Ж. отличают резко выраженные анти-боярские тенденции, оно носит промосковскую ориентацию: в памятнике оправдываются все мероприятия московского князя, направленные против новгородского боярства, осуждаются действия всех, кто восстает против великого князя. В этом отношении Ж. следует расценивать как одно из заметных явлений идеологической борьбы конца 1470-х годов.

Во 2-й редакции Ж. еще больше усиливается промосковская направленность памятника. Автор этой редакции делает заимствования из двух житий Пахомия Логофета – «Жития архиепископа Евфимия II» и «Жития Кирилла Белозерского». Во 2-й редакции появляются цитаты из книг Священного писания, приводятся молитвы святого (в 1-й редакции эти обязательные для житийного жанра компоненты отсутствовали). Значительные изменения претерпел и язык: во 2-й редакции широко употребляются сложные синтаксические конструкции, церковная фразеология, речь украшается многочисленными эпитетами и метафорами. Но во многих случаях сохраняется живая разговорная и диалектная лексика, характерная для первоначального текста произведения.

В 1537 года боярским сыном Василием Михайловичем Тучковым для Великих Миней Четьих по поручению новгородского архиепископа, будущего митрополита всея Руси, Макария была написана 3-я, Тучковская редакция Ж. В то время, когда Тучков, находясь в Новгороде, писал свою редакцию Ж., происходил мятеж Андрея Старицкого, что нашло отражение в сочинении Тучкова – он усилил направленность Ж. против «межусобных браней» русских князей с великим князем московским. Тучков придал Ж. пышный торжественный характер, и оно приобрело под его пером значение общерусского, а не только новгородского произведения. Оно отвечало всем требованиям агиографического жанра: здесь читаем обширное риторическое вступление, в тексте много риторических отступлений, после рассказа о смерти святого идет многоречивое похвальное слово ему, к единственному посмертному чуду, упоминавшемуся в первых двух редакциях, Тучков добавляет четыре новых чуда. Своеобразный новгородский колорит, сохранявшийся еще и во 2-й редакции, под пером Тучкова пропадает совсем. От первоначальной основы Ж. у Тучкова сохраняется только фабула. Современные Тучкову книжники весьма высоко оценили его труд. Летописец, говоря о том, что и до Тучкова существовало Ж., с пренебрежением отзывается о нем: «написано... непрестанно и неявлено, сиречь велми просто», так как «тогда человецы в Новеграде еще была не велми искусны божественного писания». Тучков же в своем творении «ветхая понови и распространи явление, житие и чюдеса преподобного, и все по чину постави и велми чюдно изложи, и аще кто прочет, сам узрит, како ветхая понови и колми чюдно изложи» (ПСРЛ. – 1853. – Т. 6. – С. 301).

Изд.: Некрасов И. С. Зарождение национальной литературы в Северной Руси. – Одесса, 1870 – Приложения, – С. 1–44; ВМЧ: Январь, дни 6–11 – М., 1914 – С. 730–740; Повести о житии Михаила Клопского / Подготовка текстов и статей Л. А. Дмитриева – М, Л., 1958. – С. 89–167; Житие Михаила Клопского / Подготовка текста, перевод и примечания Л. А. Дмитриева // Изборник (1969) – С. 414–431, 752–754; Повесть о житии Михаила Клопского / Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Дмитриева // ПЛДР, Вторая половина XV века – М., 1982 – С. 334–349, 618–623; Повесть о житии Михаила Клопского // Подготовка текста и перевод В. В Кускова // Древнерусские предания XI–XVI веков. – М., 1982 – С. 294–308.

Лит.: Ключевский. Древнерусские жития. – С. 209–217, 232–235; Помяловский М. И. По вопросу о московско-новгородских отношениях XV и XVI веков // ЖМНП – 1898. – Ч. 315 – Январь – С. 40–60; Васенко П. Г. Житие св. Михаила Клопского в редакции 1537 г. и печатное его издание // ИОРЯС – 1903. – Т. 8, кн 3. – С. 44–58; Смирнов И. И. Мятеж Андрея Старицкого 1537 года // ИЗ – 1955. – № 50. – С. 291–296; Дмитриев Л. А. 1) Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII–XVII веков – Л., 1973. – С. 185–198; 2) Житие Михаила Клопского // Словарь книжников – Вып. 2, ч. 1. – С. 302–305.

Л. А. Дмитриев