Иван Четвериков. Из лекций по общей психологии

Понятие личности. Эмпирическая личность и её виды. Иерархия личностей. Единство и тождество личности. Реальная лич­ность Т. Липпса. Идеальная личность как носительница эмпири­ческой и как условие её единства и тождества.

Когда мы говорили о конечных целях и основных мотивах, оп­ределяющих волевую деятельность, то видели, что источник воле­вой деятельности находится в личности. Цели конечные её – рас­крытие богатства содержания, которое implicite находится в лично­сти. Поэтому необходимо прежде всего остановиться на том, что та­кое личность. В истории психологии мы встречаемся с определени­ем личности как единства и совокупности переживаний, которые (переживания) в определённый момент времени выступают в со­знании. Эта точка зрения высказана Юмом. «Я» есть пучок перцеп­ций, связка, объединение отдельных переживаний, возникающих в сознании. «Я хочу, мыслю, чувствую и т.д. ...» – Совокупность этих переживаний и составляет то, что называется личностью. Ес­ли присмотреться к переживаниям, из которых слагается личность, то увидим, что они разнообразны; нет абсолютного единства лич­ности; они (переживания) распадаются на несколько групп, поче­му можно говорить о многих личностях в душе человека.

1) Существует ряд переживаний, обусловленных связью чело­века с физическим миром. Посредствующим началом здесь являет­ся наше тело. Тысячи переживаний возникают из влияния тела и мира физического на сознание. Совокупность этих переживаний образует физическую личность человека. Существуют особые ти­пы людей, живущих особо близкою к природе жизнью. Они живут физической личностью, которая представляет из себя как бы семя, носимое ветром. Физические процессы в мире отражаются сейчас же на личности этих людей. Вся жизнь их стоит в неразрывной свя­зи с природой. Типы этих людей выведены в романах Кнута Гамсуна. Таков, например, Глан в романе «Пан». Пробуждение весны в природе пробуждает силы и в Глане, и жизнь его стоит в тесной связи с жизнью физической природы.

2) Но человек связан тысячами нитей с людьми, с социальной средой. Отношение человека к человеку и жизнь его в определённой социальной среде вызывают ряд психических переживаний – желаний, стремлений и т.д. Все эти переживания в совокупности образуют социальную личность человека, которая также распада­ется на несколько личностей: классовую, сословную. Судья, на­пример, может говорить преступнику: как человек я вас прощаю; но как судья я вас осуждаю. Здесь ярко выражено столкновение двух личностей. Существование, затем, судов чести, как отдель­ных и самостоятельных организаций говорит о том, что есть клас­совая этика, честь, что в свою очередь свидетельствует об особой социальной личности.

3) Человек, далее, живёт не только социальными переживани­ями. Он живёт в культурной среде, и его задача – творить культу­ру. Совокупность переживаний, обусловленная жизнью в культур­ной среде, образует культурную, или «духовную» (Джемс), лич­ность человека. Итак, существуют личности: 1) физическая, 2) со­циальная, 3) духовная. Каждая является источником стремлений, волевых актов, и бывает часто так, что волевые акты, обусловлен­ные разными личностями, являются взаимно исключающими. Фи­зическая личность влечёт к физическим радостям, а культурная или даже социальная личность противодействует стремлениям фи­зической личности. Получается конфликт многих личностей в со­знании. Такой конфликт переживается человеком болезненно, вы­зывает духовную муку. Задача человека – уничтожить конфликт личностей, приведя их к гармонии. В истории культуры мы встре­чаем различные попытки уничтожить этот внутренний диссонанс. Прежде всего, с точки зрения Сократа, задача человека состоит в подавлении стремлений, и прежде всего – физических стремле­ний. Когда один чужестранец, путешествуя, встретился в Афинах с Сократом, он сказал ему: Сократ, я вижу на лице твоём тысячи пороков и страстей. – Сократ ответил: ты прав, но я господин над ними всеми. Затем у стоиков также идёт речь о подавлении стрем­лений. Но этот ответ на вопрос об избежании внутреннего диссо­нанса является малоудовлетворительным. В новых попытках берётся одна личность и делается центром внимания, а другие устра­няются с поля зрения. В эвдемонизме выдвигается физическая личность, а остальные должны находиться в подчинении послед­ней. Но односторонность эвдемонизма вне сомнений. В практиче­ской жизни обычно выдвигается социальная личность. Получается в этом случае наиотвратительнейший тип людей в футляре, живу­щих последними распоряжениями, не имеющих своего мнения. Но и этот выход односторонен. Есть, наконец, люди, считающие необходимым жить культурной личностью и подавить личность физи­ческую с её стремлениями к радостям жизни и социальную, бежать в пустыню от социальных стремлений и физических потребностей. Но так как три указанные личности даны в человеке естественно, то подавление хотя бы одной из них ведёт к искажению психики. Необходимо, сохраняя их, привести их к гармонии и единству. Ни эвдемонизм, ни грубый аскетизм, ни личность в футляре не могут считаться удовлетворительным решением вопроса. Человечество мучается проблемой объединения дисгармонии. Решение её – вне нашей задачи. Наша задача – установить факт чисто психологи­ческий: неудовлетворённость разрозненностью личностей и стрем­ление объединить их в одно. Это свидетельствует о том, что эти три личности не могут существовать самостоятельно, противодействуя друг другу, а составляют одно целое. Стремление к единству – ос­новное стремление в жизни личности; откуда же берётся источник этого стремления к единству? Но раньше определим жажду един­ства. Она двоякого рода: 1) чтобы все в данный момент существу­ющие переживания были объединены (представляли единство) – это статическое единство личности и 2) чтобы я (вообще индиви­дуум) не изменял своим убеждениям, чтобы личность в процессе жизни оставалась единою – это динамическое единство личности.

В современной психологической литературе встречается отри­цание единства личности.¹⁴⁴ С точки зрения французского психолога Рибо и русских (некоторых) психологов, например Бехтерева, в единицу времени в человеке существуют не одна, а две личности: 1) сознательная и 2) подсознательная. Обе эти личности могут од­новременно проявляться в сознании и быть источником стремле­ний. Отрицая и тождество личности, Рибо в подтверждение приво­дит ряд фактов. Прежде всего в качестве доказательства фигуриру­ет чрезвычайно распространённый, сделавшийся шаблонным, рас­сказ, как одна истеричная больная под влиянием известных причин впала в обморочное состояние и после обморока забыла всё, что знала раньше: не узнавала родных, не умела читать, писать и проч., так что её нужно было учить всему сначала. Она быстро все усвоила и жила второй личностью, иными интересами. Эта новая жизнь продолжалась недолго. Под влиянием второго обморока больная забыла вторую личность и вспомнила всё, что было до пер­вого обморока. Она живёт интересами дообморочной жизни. Даль­нейшая жизнь этой женщины представляет смену личностей. В описаниях Рибо поражает неточность этих описаний. Нет указаний на то, как легко и быстро женщина после обморока усвоила всё. Есть возможность думать, что она усвоила всё скорее нормальной личности, следовательно, остались у неё прежние следы. Рибо говорит, что интересы её были отличны во вторую эпоху жизни, но в чём было отличие, он не указывает и оставляет открытым вопрос о том, существенны эти отличия или же есть связь между интересами новыми и старыми. Все эти факты настолько неточно описаны, что из них нельзя строить новых выводов относительно изменения лич­ностей. Но факт тот, что человеческое сознание 1) требует единст­ва в каждый данный момент; 2) оно требует, чтобы я не изменял убеждениям (требование тождества). Эти два стремления остаются основными. Где их источник? Та смена личностей, на которую ука­зывают Рибо и другие психологи, говорит лишь о смене содержания личности. И поэтому личность – физическую, социальную и ду­ховную можно назвать эмпирической – это единство содержания. Но почему эмпирическая личность является единой? Почему в ней есть стремление к единству? Очевидно, за эмпирической лично­стью нужно искать источник единства с точки зрения Т. Липпса, – душу, совокупность сил, источник энергии. Одна основная энер­гия, единая душа человека является источником единства эмпири­ческой деятельности человека. Эту личность Т. Липпс называет ре­альной личностью, чтобы уяснить факт эмпирической личности. Эта личность есть гипотетическое понятие, нужное для объяснения указанных фактов (как и душа у Липпса есть лишь гипотетическое понятие при объяснении психических явлений). Но нельзя ли путём анализа вскрыть в фактах эмпирической личности другую лич­ность? В анализе эмпирической личности мы встречаем стремление к идеалу. Оно обусловливает процесс культурного творчества в че­ловеческой жизни, то, что называется прогрессом. Идеал истины, с точки зрения которого оцениваются все познания (?), идеал прав­ды, с точки зрения которого оцениваются стремления, требует при­знать источник, который находится в идеальной личности челове­ка. Истина и правда – две стороны одного идеала, две стороны од­ного стремления в личности. Есть единая идеальная личность в че­ловеке, которая проявляется в форме стремления к двуликой прав­де. Эта идеальная личность есть источник единства статического и динамического, как человек требует. Но человек непрерывно раз­вивается, в своей эмпирической стороне он неизбежно прогресси­рует. И требование оставаться верным себе относится не к эмпири­ческой, а к идеальной личности. Я всегда должен оставаться вер­ным идеалам.

Идеальное единство состоит не в подчинении одной эмпириче­ской личности другой – в этом случае получится однобокая лич­ность, – а в подчинении идеальной личности всех эмпирических личностей. Эта личность есть умопостигаемое «я», которое прояв­ляется в эмпирическом (Кант). Отношение между ними не при­чинное (каузальное), а отношение творческой личности. В психо­логии мы различали два метода исследования – наблюдение и са­монаблюдение. Наблюдение совершается под категорией причинности, оно ищет причинных связей. Самонаблюдение ищет того, что скрывается за эмпирической личностью человека, ищет творческую личность.

Мы видели, что психическая жизнь определяется одним основ­ным мотивом; он в человеческой личности. Но из рассмотрения личности видели, что она – нечто сложное, и основной мотив дол­жен распадаться на частные мотивы. Каковы же они? Основной мотив – это мотив эгоистический, который состоит в стремлении к радости личной жизни. Что же разумеется под радостями личной жизни? Ответы разные. Тогда как одни под личными радостями разумеют радости эмпирической жизни, другие – радости эстети­ческого характера и, наконец, радости идеальной личности, это радость, по Достоевскому, небесной гармонии. Но если присмот­реться к психической жизни человека, то можно увидеть, что он руководится в волевой деятельности жаждой личной радости, но это не единственный мотив, определяющий жизнь личности. Кро­ме личной радости является ещё один мотив, это то, что называет­ся ценностью личности. Уже у ребёнка можно подметить этот мо­тив: ребёнок проявляет каприз – это первый проблеск сознания личности и её ценности. Как у него проявляется сознание лично­сти, так уже и проявляется каприз. Это показывает, что для него проявление своей воли ценнее всего. Итак, сознание ценности своей личности – новый мотив, определяющий волевую жизнь че­ловека. Эти два мотива у взрослого человека непрерывно проявля­ются и часто сталкиваются. Человек, например, дал слово выпол­нить какое-либо дело, но за выполнением его следуют неприятно­сти, которых он старается избежать. Исполнение его утверждает ценность личности, но в то же время идёт против радостей жизни; отсюда столкновение. Оба мотива самостоятельны и независимы. Если бы человек руководился только личными радостями, то его жизнь должна получить эвдемонистический характер; если же че­ловек руководится сознанием ценности личности, то получается индивидуализм, представителем которого является Ницше. Но оба мотива не могут удовлетворить человеческой психики. Эвдемо­низм никогда не удовлетворяет человека, а индивидуализм [ведёт] к проявлению жажды самоубийства; для Ницше, например, инди­видуализм кончился психической смертью. Предпочтение одного мотива ведёт к разложению личности. Эти факты свидетельству­ют, что кроме этих двух мотивов человеческая жизнь определяется новыми мотивами. Если эти два мотива не удовлетворяют челове­ческой психики, то потому, что человек не может жить одиночно, он связан с окружающими людьми, с социальной средой, в результате чего возникает социальная личность. Для Ивана Карамазова страдания других были страданиями для него. Фёдор Сологуб по той же причине отказался от эвдемонизма; последний был у него то эстетическим, то заключался в высшей радости гармонии. Но за Достоевским [он] пришёл к мысли, что эвдемонизм не удовлетво­ряет человека, и пришёл к социальной личности, – пусть небесная гармония может доставить радость, но сознание страданий других личностей вызывает страдания моей личности, поскольку она свя­зана с окружающими людьми.

Когда была речь об источниках знания, то мы различали их три: 1) внешнее восприятие, 2) внутреннее восприятие, доставляющие материал для знания физического и психического миров. Но отку­да я знаю психическую жизнь окружающих людей? Этот материал является результатом того своеобразного акта, который Т. Липпс называет вчувствованием: когда мы свою личность и личные пере­живания вкладываем в чужую личность и она становится чужой. Но эта чужая личность и переживания её связаны с моей лично­стью и моими переживаниями. Я необходимо связан с душой окру­жающих, и всякая чужая личность находит отзыв в моей личности. Отсюда стремление к радости окружающих меня. Это альтруисти­ческий мотив, он так же необходим в жизни человеческой лично­сти, как и мотив эгоистический. Но так как не только мои пережи­вания связаны с чужими переживаниями, но и моя личность связа­на с личностями окружающих меня, то рядом стоит новый мотив – сознание ценности чужой личности. Эти мотивы – сознание цен­ности чужой личности и сознание ценности моей личности – стоят в тесной связи друг с другом. Чем грубее человек по отношению к другому, тем более он груб к себе, чем более порабощает других, тем более он раб себе; тот может уважать чужую личность, кто сам уважает себя. Получается вывод, что [так как] мотив сознания ценности чужой личности не всегда проявляется, то он как будто не необходим для психики. Но это неверно. Если обратимся к истории мотивов человеческой личности, то увидим, что эти мотивы разви­ваются постепенно, но развитие это обусловлено законом необхо­димости. Так, мотивы эгоистический, ценности своей личности, альтруистический и ценности чужой личности не со стороны при­входят, а развиваются из природных задатков. Если обратимся к эмпирической психологии и в особенности ассоциативной, то все мотивы там исчерпываются этими четырьмя. Но так ли? [Мы] уже видели, что в личности можно различать две стороны: эмпириче­скую личность и идеальную; если подойти со стороны внешнего на­блюдения, то встретимся с пучком перцепций (эмпирической лич­ностью), если же со стороны внутреннего самонаблюдения, то встретимся с идеальной личностью, стремящейся к идеалу двуликой правды-истины. Те мотивы, которые мы рассмотрели, лежат в эмпирической личности, но и идеальная личность заключает в себе стремления к идеалам, они новы и отличны от предыдущих моти­вов. Все предыдущие мотивы всегда преследуют пользу – цель практического характера, имеют целью личное или чужое благо, или уважение своей или чужой личности. Но если присмотримся к жизни личности, то встретимся с стремлениями, которые не пре­следуют пользы. Чтобы определить точнее стремления идеальные, обратимся к художественным произведениям. Брандт (Ибсена) от­казывается от жены и сына, высших благ эмпирической личности, он отказывается от общины – от социальной личности, и стремит­ся в горы, чтобы построить там храм неведомому Богу. Это порыв, не преследующий ни своей, ни чужой пользы, это стремление, ко­торое вызвано идеалом и называется идеальным. И в обыденной жизни человека можно иногда встречаться с такими порывами; не­ясно осознанные идеалы влекут человека к самопожертвованию; это стремление, требующее самопожертвования, это героическая воля – порыв – новый волевой акт, источник которого в новых мо­тивах. Итак, мотивы разделяются на: 1) лежащие в эмпирической личности и 2) в идеальной личности человека. Вот мотивы, которы­ми определяется жизнь психической личности.

Учение о свободе воли. Свобода, как воля, имеющая основание в идеальной личности человека... – Психогенезис. Основные по­ложения психогенезиса. Формы развития. Причины развития.

Что такое надо разуметь под свободой воли? Современная пси­хология отвечает различно на этот вопрос. Это зависит от того, что точно не установлено, относительно чего в волевых актах можно говорить о свободе. Как известно, в волевых актах мы различали внутреннее хотение и внешнюю деятельность. Психологи не опре­деляют, о свободе чего они будут говорить: о свободе ли внутренне­го хотения или о свободе внешней деятельности, – и часто смеши­вают то и другое. В предыдущих лекциях было показано, что внеш­няя деятельность есть простое воспроизведение инстинктивных движений. А если это так, то о их свободе не может быть и речи. Мы вовне действуем так, как позволяет нам наша физическая природа, наш организм. Очевидно, когда говорят о свободе воли, то следует иметь в виду свободу внутренних хотений. В чем же теперь заклю­чается свобода? Ответы опять даются различные. 1) Одни эту сво­боду понимают как свободу выбора или целей, на которую направ­ляется наше хотение, или мотивов. 2) Другие эту свободу относят к самому акту хотения, к волевому акту в чистом виде, к решимости. О свободе выбора в стремлениях не может быть и речи. Все мотивы, так сказать, даны человеческой психике. Если же в обыденной жизни, по-видимому, и производится выбор мотивов или целей, то в таких случаях обычно руководствуются логическими законами которые все же носят отпечаток необходимости, если не внешней то внутренней. Значит, в этом случае свобода обусловливается ес­тественною внутреннею логическою необходимостью. Следова­тельно, свободу нужно искать в акте решимости. Как понимать эту решимость? Некоторые свободу полагают в том, что я могу посту­пить так или иначе. Обыкновенно [такие] представители говорят· «Я могу поступить в данном случае так, но я мог бы поступить и иначе». В этом сознании, что я могу поступить так или иначе, и за­ключается свобода. Разберём детальнее, что обозначает эта фраза. Обратимся к обыденной жизни, здесь мы также встретим аналогич­ные рассуждения. Заурядный профан может так сказать о погоде прошедшего дня: «Вчера была такая (ясная) погода, но она могла быть и другой». Специалист по метеорологии, наоборот, укажет нам основание, что вчера не могла быть иная погода, чем была, мо­жет убедить профана в метеорологии, что погода вчерашнего дня и должна быть именно такою. В таком случае он (профан) принуждён будет сознаться в своём незнании метеорологических законов. Таким образом, сама по себе фраза профана о погоде только свиде­тельствует о незнании этим лицом причин, определяющих погоду. Такое же толкование приложимо и к вышеприведённому рассуж­дению и пониманию о свободе воли. Такую фразу можно только тогда сказать, когда субъект не знает причин своей деятельности. Человек не знает причин внешней деятельности, которые привели меня к такому или иному действию, и потому говорит, что он волен поступать так или не так. Если бы психолог показал нам, что наши внешние проявления зависят от таких-то и таких причин, мы вы­нуждены были бы отказаться от этой фразы. Это выражение осно­вывается на незнании причин. Тогда защитники говорят, что в этом положении заключается другой смысл. Говорят, что вышеприведённое утверждение обозначает не незнание причин, а то, что моя внутренняя деятельность не зависит от каких-либо при­чин, она произвольна. Это сознание независимости от внутренних причин и есть свобода. Как видим, свобода отождествляется с про­изволом.

Но в мире нет ничего безосновательного. Если что-либо не за­висит от моих причин, то оно зависит от случая. История культуры показывает, что в жизни человечества были периоды, когда всю жизнь подчиняли только всесильному року. Таковое убеждение царило в Древней Элладе. Рок, случай слепой царил над жизнью грека. Случай господствует в судьбе человека. Но такая система не выдерживает критики прежде всего с философской точки зрения. Слепой рок не может господствовать над нами.

В чем же заключается свобода внутреннего волевого акта? Тео­дор Липпс под свободой разумеет такие волевые хотения, которые не зависят от внешних причин. Есть такие состояния человека, которые целиком зависят от внешних условий. Таково, например, состояние гипноза. Все внутренние желания в этом случае не свобод­ны. Развитие человеческого организма вызывает соответствующие стремления и хотения, которые, разумеется, не свободны. Но есть такая деятельность, такие хотения, которые вытекают из моего «я». Не внешние условия, не органические изменения, а сама лич­ность является источником некоторых хотений. Такие хотения сво­бодны. Защитники детерминизма (отрицатели своей воли) задают в этом случае Липпсу такой вопрос: а что же такое представляет из себя личность? Она состоит из ряда переживаний. А переживания и их характер зависят от среды, от воспитания, от прирождённых условий (наследственности). Ибсен говорит, что каждый чело­век – призрак прошлого. Все прошлое живёт в нашей личности. Всякий несёт в себе труп прошлого. Вся личность человека, следо­вательно, зависит от внешних причин. Значит, и мои хотения зави­сят от внешних условий, они обусловлены и потому не свободны. Липпс в ответ на такое заявление указывает на явления вменяемо­сти. Если бы не было свободных хотений, тогда остаётся необъясни­мым наличный факт вменяемости. Человек, правда, зависит во многих отношениях от окружающих условий, но сама личность привносит и нечто своё. – Первое положение ответа Липпса не от­вечает прямо на вопрос детерминистов. Вторая же часть не указы­вает точно, в чем же заключается свобода. Наша задача теперь отыскать такие хотения, которые зависят от человека, которые ле­жат в той стороне психики, которая не зависит от наследственно­сти, которую можно назвать априорной.

В человеке обычно мы уже различили две личности: эмпириче­скую, зависящую от наследственности и окружающей среды, кото­рая является проявлением личности идеальной; у Канта известная под именем умопостигаемого «я» ноуменальная личность. Стрем­ления этой личности направляются к идеалу правды. Но самые проявления таких стремлений зависят от характера эмпирической личности. Таким образом, во всякой личности следует разграничи­вать: а) стремление к идеалу и б) способы их обнаружения. Самые стремления обусловливаются идеальной личностью, а не внешни­ми причинами, но характер и способ выражения этих стремлений обусловливаются и зависят от внешних обстоятельств. В стремле­ниях выражается свобода, но самая форма обусловливается и на­следственностью, и средой.

Человек, следовательно, и свободен, поскольку его стремления определяются идеальной личностью, и не свободен, так как самое проявление этих стремлений обусловлено. Свобода является ко­нечным идеалом и, как всякий идеал, поэтому неосуществима в ре­альной эмпирической действительности.

На этом, к сожалению, и закончим курс общей психологии и перейдём к прикладным дисциплинам.