Галина Калинина

Источник

Часть III. Страсти в современном мире

Так начинается голод:

С утра просыпаешься бодрым,

Потом начинается слабость,

Потом начинается скука,

Потом наступает потеря

Быстрого разума силы,

Потом наступает спокойствие.

А потом начинается ужас.

Даниил Хармс. 1937 г.

Глава 1. Рассеянность

Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; О, если бы ты был холоден, или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, То извергну тебя из уст Моих. (Откр. 3, 15–16).

Если попытаться нарисовать себе образ современного человека, то перед глазами предстает респектабельно одетый мужчина, который все время куда-то бежит, разговаривая на ходу по мобильному телефону. Мы все чрезвычайно суетливы, постоянно озабочены какими-то проблемами, вечно куда-то опаздываем, все время чего-то не успеваем. Мы мечемся от одного дела к другому и пытаемся уладить все проблемы одновременно – для каждого, наверно, очевидно, что сегодня человек слишком напряжен. Но эта очевидная характеристика нашего современника при ближайшем рассмотрении окажется поверхностной.

Суетливость не может быть признаком собранности и редко влечет за собой результативность. Суетясь, человек совершает массу бесполезных, а то и вредных действий. Эти действия отнимают время и силы, не приводят ни к какому положительному результату и, кроме того, ослабляют желание достичь изначальной цели. Зачастую целью становится уже сама суета, благодаря которой человек может выглядеть занятым, деловитым и серьезным перед своими сослуживцами или друзьями.

Как ни парадоксально, в основе этой суетливости лежит глобальная рассеянность.

Суета возникает там, где обнаруживается неспособность к результативной деятельности. Рассеянный человек, в первую очередь, не может сосредоточиться на том, что делает. Вроде бы он выполняет определенную работу, но мысли его в этот момент заняты иными проблемами, он переключается на эти проблемы, а голова как нарочно забита работой. Отчаявшись, он садится за книгу, но тут на него одновременно наваливаются мысли и о работе, и о проблемах. В итоге он мечется от одного дела к другому, не доводит до конца ни одной задачи, все делает спустя рукава, затем переделывает по двадцать раз, забывая то об одном, то о другом. Проблемы так и остаются неразрешенными, потому что наш персонаж забывает сделать тот звонок, который помог бы их разрешить. Вернее, он целый день помнит о необходимости этот звонок сделать, и эта навязчивая мысль мешает ему заниматься другими делами, но именно в нужный момент отвлекается на иной предмет и пропускает назначенное время. И даже книга оказывается прочитана кое-как: он вроде бы читает, но не понимает написанных слов, то и дело возвращается на несколько страниц назад, пытаясь хоть как-то вникнуть в незамысловатый сюжет.

День прошел, наш герой ложится спать уставшим, у него нет сил позаниматься с ребенком или пообщаться с женой. Этот обычный день, напряженный и деятельный, как все дни его жизни, не принес никаких положительных результатов. И, засыпая, человек безнадежно пытается понять, почему же так тяжело все в жизни дается, почему работа, которая должна занять полчаса, заняла целый день, почему столь незначительная проблема уже неделю не может разрешиться, почему в семье полный разлад. Но сосредоточиться он по-прежнему не может. И на следующий день все повторяется заново. Он думает, что все само как-нибудь образуется, но не делает никаких попыток что-либо изменить в своей жизни. Он предпочитает не совершать резких действий, видя в этом свою разумность и умение выжидать, но на самом-то деле он проявляет полное нежелание и неспособность совершать осознанный выбор. Он вообще боится совершить ошибку. И поэтому предпочитает по возможности обходить ситуации, требующие от него сознательного выбора. Пусть все идет, как идет.

Из страха совершить ошибку он живет так же, как все. Заблуждаться вместе с большинством не так страшно, как в одиночку. Наш герой соблюдает все предписанные правила и условности, соглашается с мнением начальства и на собраниях присоединяется к мнению коллег. Он не задается глупыми вопросами: зачем существуют эти правила и условности и кому они нужны. Магические слова «так положено» освобождают его от необходимости терзаться сомнениями. Он не задается вопросом: право ли большинство? На то оно и большинство, чтобы решать. В конце концов, он обычный человек, и стоит ли ему задумываться о таких серьезных вещах. На любой случай жизни у него запасены фразы: «все так говорят», «по статистике», «общепринятое мнение». Он конформист и не видит в этом своем качестве ничего плохого.

Впрочем, жить по правилам все время – это скучно. Поэтому порой он делает то, что хочется. Он может отпустить фривольную шутку в адрес босса, проехать на красный свет или вскружить голову молоденькой секретарше. Он не сможет объяснить, зачем это сделал. Ведь бывает, что просто захотелось. И его ужасно угнетает потом, когда молоденькая секретарша, заливаясь слезами, спрашивает, почему он ее бросил. Да не бросал он ее вовсе. Просто неделю назад ему хотелось, а теперь не хочется. Ему же неподконтрольны его желания. Проще нужно быть. Захотели – встретились, захотели – разбежались.

Он вообще не любит всей этой серьезности, всех этих разборок и психологического анализа. У него и так много проблем – и вот только не надо его грузить философией, моралью и нравственностью. Он ведь даже фильмов серьезных не любит. Боевички, комедии, детективы – это для него. Ему по вкусу массовое искусство. Жизнь слишком сложна, не надо умножать сущности без необходимости.

И лишь иногда у него возникает ощущение, похожее на задумчивость. Он устает от всей этой суматошной жизни и во время очередного праздника чувствует отвращение к этой пустоте, но день сменяется днем, а наш герой все так же крутится в водовороте суеты ненужных мыслей и бессмысленных дел.

Так вот, душа моя, все сейчас находится в когтистых лапах рассеянности. Жизнь частная в большом городе начинается только с темнотой, при которой и малое искушение превращается в страсть. Какое уж тут: «Бдите!». Напротив, вся жизнь, «окультуренная» адом, направлена на то, чтобы заглушить даже слабые голоски совести, голоса еще не окончательно погибших душ. И что эта «культура» несет? Идеи «нравственной свободы», суть культы Ваала и Астарты, культы пьянства, разврата, обжорства или культы человеческого тела… Никто ничего нового предложить не может – либо языческая рассеянность и неумеренность, либо Божественная бдительность и осмотрительность в потреблении80.

Рассеянность сродни состоянию опьянения. Человек, опьяненный грехом, теряет внутренний стержень. Он перестает координировать свои поступки. Его чувства, ум, тело не слушаются его воли и действуют сами по себе. Одурманенная рассеянностью личность перестает быть активной участницей своей жизни, отходит на роль зрителя. Находясь в состоянии рассеянности, мы не совершаем осознанного выбора, а принимаем происходящие с нами события как некую данность, с которой нет сил бороться.

Внешне рассеянность зачастую выглядит как атрофия воли, но безволие – это только верхушка айсберга. Так же как под действием алкоголя – неуправление своим телом. В более глубинном смысле рассеянность – это отсутствие целостности личности. Человек как бы распадается на части, и части эти не могут найти согласие друг с другом. В итоге человек оказывается в вечном конфликте с самим собой. Верх одерживают то одно, то другое стремление, и личность теряет устойчивость, постоянно перетекая из одного настроения в другое.

Корнем рассеянности можно назвать страсть уныния, когда душа человека пребывает в лени и праздности. Поддаваясь унынию, мы лишаемся собранности, сосредоточенности и превращаемся в аморфную, сонную массу, которая передвигается и меняется под воздействием внешних обстоятельств. Мы не только не способны на подвиг, мы вообще никакого труда к своей жизни прикладывать не хотим. Потому что наше «я» уже перестало быть «я», а стало чем-то весьма неопределенным, состоящим из произвольного набора секундных устремлений. Даже «я хочу» у нас трансформируется в «мне хочется», потому что нет «я» как активного субъекта, а есть «мне» как объект, или, скорее, как место действия неких непонятных нам самим сил. Ведь «я хочу» уже подразумевает некоторую активность и собранность, тогда как «мне хочется» – это пассивность, возведенная в абсолют, когда моя личность отказывается принимать участие не только в моих поступках, но даже в моих желаниях.

Наша рассеянность отражается и на нашей религиозной жизни, которая так же лишена собранности, как и жизнь светская. Особенно чувствуешь это в храме или во время домашней молитвы, когда в молитвенный текст то и дело вторгаются посторонние мысли: «знакомое лицо – где-то я уже видел эту женщину», «диакон сегодня хрипит – простудился, наверное».

А как легко мы умеем забывать о своей религиозности в житейских ситуациях! Мы живем по двойной морали. Мы приходим в храм, скромно одетые, со смирением на лице, набожно крестимся и всем своим существом признаем, что лгать – плохо, отвечать злом на зло – плохо, скупиться тоже плохо. Но за стенами храма – другая жизнь, и в ней мы существуем по совершенно иным законам. В светской жизни мы считаем нормальным лгать, отвечать злом на зло, скупиться. Мы не лицемерим, а именно двуличничаем. Мы зачастую не осознаем собственной непоследовательности. Многим даже в голову не приходит, что в храме и на работе можно жить по одним и тем же принципам. Способность жить по двойной морали тоже следствие рассеянности, признак отсутствия целостности человека.

Но мы не только веруем рассеянно. Мы идем дальше. Мы возводим эту рассеянность в принцип и уже пытаемся сделать ее фундаментом своей христианской жизни. Как часто приходится слышать от людей, называющих себя православными, что вера должна быть бездумной. Это распространенное мнение абсолютно неверно. Если у человека есть мозги, то они должны участвовать в его христианской жизни точно так же, как и остальные части тела. Иначе получится, что ум с сердцем не в ладу. Конечно, существуют блаженные, которые ради Христа принимают на себя вид лишенных ума людей; это цельные натуры, для которых сердечное знание не нуждается в логических подтверждениях. Но большинство современных людей привыкли мыслить логически, то есть отстраняясь от эмоций. В логическом мышлении самом по себе ничего плохого нет. И во все времена помимо блаженных существовали также философы и богословы, которые ставили свой ум на службу Господу. Они написали множество мудрых книг, питающих наш ум и по сей день.

А раз так, то следует подключать голову к своей религиозной жизни, иначе все может очень печально кончиться. И для начала следует разобраться, во что ты веришь, – ведь многие и этого не знают. Социологические опросы показали, что в России более половины людей, называющих себя православными, верят одновременно в переселение душ, хиромантию, Книгу перемен и прочие ложные фантазии. А некоторые, приходя на исповедь, говорят: «Батюшка, а мне не в чем каяться – я хорошо живу». Зачем тогда человек на исповедь пришел?

Даже если не брать вышеперечисленные крайности, бездумная вера все равно очень опасна. Христианин должен задумываться над своими поступками, должен совершать осознанный выбор между грехом и добродетелью, должен понуждать себя совершать одни действия и запрещать себе совершать другие. Любой из этих процессов требует рассудительности.

Нередко «бездумная вера» ведет к догматизму и формализму, что противно вере истинной. Религия начинает восприниматься человеком как набор правил, регулирующих его жизнь. С одной стороны, следовать правилам – это хорошо. Но, с другой стороны, форма не должна заслонять содержание. Формализм в христианской жизни недопустим. Можно каждое воскресенье ходить в храм, читать утренние и вечерние молитвы, соблюдать все посты и не получить от этого никакой пользы. Можно принимать все догматы Православия и не быть при этом верующим. Потому что вера – это не слепое принятие догмы, а полное и действенное согласие с догмой. Если нет этого внутреннего согласия, то Символ веры остается пустым набором слов, не рождающим желания менять свою жизнь и стремиться к Царству Небесному.

Так же обстоит дело и с правилами. Бездумное соблюдение поста (мол, в книжке написано, что так надо делать) никакой пользы не принесет. Если ты не понимаешь, зачем поститься, почитай духовную литературу или приди к священнику и задай вопрос. Если ты не понимаешь, для чего нужно причащаться, опять же читай или иди к священнику и спрашивай. Если ты в чем-то сомневаешься, не нужно прогонять эти сомнения, а нужно их рассеивать. Бери богословскую литературу, ищи ответы, общайся со знающими людьми, задавай вопросы, спорь, приводи свои аргументы. Потому что загнанные вглубь сознания сомнения никуда не денутся, они будут подтачивать твою веру, разрушать ее, сводить на нет твои усилия. Конечно, не все в Православии можно объяснить разумом, многое понимаешь сердцем, но оставлять ум в бездействии не годится. Впрочем, есть люди, которые ни в чем не сомневаются. Они живут по правилам, потому что так проще. Они исправно соблюдают внешние ритуалы и считают себя людьми церковными. Они привыкают к подобному образу жизни, и тот становится для них естественным. Они не задумываются, почему живут так, а не иначе. И не понимают, что хотят получить в итоге. С таким же успехом они могли бы заняться йогой, стать мусульманами или исповедовать буддизм.

В основе христианской жизни должны лежать личные отношения со Христом и вера в то, что каждый из нас искуплен Его Пречистой Кровью; должно лежать мое осознанное стремление ко Христу и жизни во Христе. Иначе зачем совершать огромное количество действий, стремясь неизвестно к чему?

А мы вот совершаем. У нас же ноги в церкви, ум на работе, а сердце в спальне. Соответственно телом мы бьем поклоны, головой решаем управленческие задачи, а сердцем спим. И собрать все свои части воедино возможности не представляется. Поэтому и вопрос, куда идти, не возникает. Ведь та аморфная масса, которую мы собой представляем, идти вообще не в состоянии. Она может только растекаться, притом одновременно во всех направлениях.

Рассеянность кажется такой безобидной чертой по сравнению с той же гневливостью или скупостью, что вроде и говорить-то о ней не стоит. Конечно, мы понимаем, что несобранность в некоторых ситуациях (например, в работе врача) может привести к тяжелым последствиям. Понимаем и то, что конформизм позволил существовать концлагерям. Но мы-то своей рассеянностью никому не вредим.

Беда в том, что христианская жизнь и рассеянность – две несовместные вещи. Христианин плывет против течения, а не сплавляется по реке жизни подобно бревну. Христианская жизнь начинается с осознанного выбора, который невозможно совершить по рассеянности. И дальше, в течение всей жизни, христианин каждую секунду сталкивается с выбором между щедростью и скупостью, целомудрием и блудом, воздержанием и чревоугодием, каждую секунду он должен совершить свой маленький выбор, и каждый этот выбор есть его выбор между жизнью и смертью, праведностью и грехом, Богом и сатаной. Отказ совершать этот выбор, предоставление решения случаю – это тоже выбор, и не в пользу Бога.

Христианская жизнь требует от человека постоянного активного присутствия, бодрствования и трезвения. Христианский подвиг невозможен без самодисциплины, без постоянного понуждения себя. Если вам очень хочется схалтурить, но вы во имя Божие заставляете себя сделать работу тщательно – это христианский подвиг. Если же вы по ошибке дали нищему сто рублей вместо десятки, то это к христианству никакого отношения не имеет; и если вам, как роковой женщине из рассказа Н. Тэффи, в два часа ночи взбрело в голову поехать в храм молиться – это тоже не имеет никакого отношения к христианству.

Духовность – это ответственность, то есть постоянное держание ответа за каждый свой поступок, за каждое слово, за каждую мысль. Каждую секунду мы должны вопрошать себя: почему я поступил так? И только один ответ верен: потому что я хочу быть с Богом. И все сразу становится ясно. Я не могу во имя Божие схалтурить, не могу совершить безответственный поступок, не могу жить по принципу «мне захотелось». А вот стремиться узнать и понять Евангелие или церковные правила во имя Божие – необходимо.

Конечно, сознательность, активность вовсе не подразумевают отказа от церковных правил. Но соблюдение этих правил тоже должно быть осознанным. Правила поддерживают внутреннюю дисциплину (именно поддерживают, а не заменяют), помогают не расслабляться и не рассеиваться.

Кроме того, нужно понимать, что ответственность никак не связана с гордостью. Смиряться не значит бездействовать, а значит в борьбе с помыслами сохранять мир в душе и надежду на Бога даже тогда, когда не виден результат. Смиренен не тот, кто лежит на диване в ожидании манны небесной, а тот, кто, трудясь в поте лица и не получая за труд даже пищи вдоволь, не возмущается сердцем, а принимает эту ситуацию как Божий Промысл и лучший шанс ко спасению.

Глава 2. Одиночество

Нагие и одинокие приходим мы в изгнание. В темной утробе нашей матери мы не знаем ее лица; из тюрьмы ее плоти выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира.

Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в тюрьме? Кто из нас не остается навеки чужим и одиноким?

Томас Вулф. Взгляни на дом свой, Ангел

«Мы обречены на пожизненное заключение в одиночной камере» – эти слова основной темой звучат в сознании современного человека. Ибо одиночество, отчужденность, отделенность от окружающего мира стали нашим наказанием за отход от Бога.

Мы выходим из лона семьи, из маленького одиночества, в общество – одиночество большое и неисчерпаемое.

Эта отчужденность от мира, которую осознает почти каждый представитель человечества, была воспета сначала поэтами-романтиками, а потом стала базовой предпосылкой всей культуры ХХ века. Кто не поставит свою подпись под тютчевским «Silentium!»: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?» А может, для кого-то актуальнее прозвучат другие строки: «Лишь жить в себе самом умей – есть целый мир в душе твоей таинственно-волшебных дум…»?

И далее через диалоги-непонимания Чехова, через поэзию свободы Маяковского, через «Вы, идущие мимо меня» Цветаевой – через всю эту бесконечную разомкнутость, разобщенность, разорванность мы пришли наконец к осознанию собственного одиночества как некоей данности, трагического разлада, положенного в основу нашего земного бытия. Едва научившись говорить и думать, мы тут же кричим, что нас не понимают, не уважают, не любят… Мы пытаемся добиться понимания и любви не мытьем, так катаньем: покупаем, завоевываем, выпрашиваем, требуем… В конечном итоге приходим к осознанию полной и тотальной невозможности ее получить, впадаем в уныние, отчаяние, тоску. Потом успокаиваемся, придумываем искусственный заменитель для недостижимого: вежливость, взаимовыручка, ласковость, любезность.

Но заменители не помогают. Они создают иллюзию правильности, но не питают душу. В них нет той силы, тех питательных веществ, которые необходимы для нашей личности, для того трепетного, слабого, обделенного существа, которое сидит в нас и беспрестанно требует пищи, не довольствуясь химической эссенцией, которой мы его пичкаем. Оно болеет, страдает, жутко мучается и никак не хочет оставить в покое другое наше «я», которое гонится за славой и деньгами, за вкусной едой и красивыми машинами.

Эту отчужденность, неродство с миром каждый осознает и формулирует по-своему. Кто-то проносит их через жизнь с покорностью, как тяжкий крест, другой – с гордостью, как полковое знамя, третий – как защитный бронежилет.

Конечно, опыт одиночества у каждого свой, индивидуальный. Но как бы мы ни объясняли собственную отчужденность, в независимости от того, кажется ли она нам благом или проклятием, мы воспринимаем ее как аксиому, как предпосылку, исходное условие нашего бытия.

«Мы говорим на разных языках» – к такому выводу приходим мы однажды, пытаясь объяснить кому-нибудь всю глубину своих ощущений или мыслей. Особенно остро воспринимается это в детстве. «Ну как же ты не понимаешь?!» – почти плачет ребенок, стараясь втолковать своему родителю элементарную вроде бы вещь. Да, взрослые – они другие. Они отличаются от детей, им не дано понять.

Но позже происходит еще одно страшное открытие: все люди другие. Никто не понимает.

«А что если мы все видим и слышим разное. Вполне возможно, что мы просто заучиваем, как называются вещи, как словами обозначать какие-то явления. То есть мне эта занавеска кажется красной, ему – синей, а ей – зеленой, но мы знаем, что этот цвет называется желтым. Если все так, то получается, что мы совершенно не способны понять друг друга».

Из разговора на уроке литературы в 7-м классе.

Мы очень часто сталкиваемся с проблемой «разноязычия». Это всегда раздражает. Ты уже битый час излагаешь собеседнику свои жизненные принципы, а он не проникается и все время твердит что-то свое. «Как сердцу высказать себя?» Как сделать так, чтобы тебя услышали и поняли?

Но нам не приходит в голову, что стоит научиться слушать – и все решится само собой. Мы сами выстраиваем вокруг себя стены, вместо того чтобы прокладывать мосты. Зачастую стоит прислушаться к словам собеседника, и ты поймешь, что уже битый час вы говорите с ним об одном и том же, называя это разными именами.

«Никто меня не любит», – осознаем мы еще в детстве. Люди эгоисты. Им нет дела до других. Родители, друзья, возлюбленные – все думают прежде всего о себе.

Отношения – вещь непостоянная. Сегодня есть, завтра нет. Мы звоним своим самым близким и родным людям, чтобы поделиться переживаниями, а они ужинают, уходят в кино или спят – и мы чувствуем себя преданными, оставленными, брошенными.

Мы остро ощущаем одиночество: все люди чужие, никто нас не может понять, никому мы не нужны, никто нас не любит.

В три часа ночи накатывает тоска, и мы роемся в записной книжке, прикидывая, кому можно позвонить в такое время. Выясняется, что некому.

Мы с завистью смотрим на любимчиков общества, вызывающих всеобщие восхищение и любовь. Как же им хорошо! Их зовут на все праздники, у них дома не умолкает телефон, а друзей у них – не счесть. Представители противоположного пола так и вешаются им на шею.

«В последнее время меня преследует одна навязчивая мысль. В мире живет какое-то число человек, к примеру, 4.985.374.555 или 5.001.785.177, даже неважно, сколько именно. Главное, что число это нечетное. Все люди, как у Платона, имеют свою пару, свою половину. Все, кроме одного. И этот единственный, оставшийся по недоразумению без пары, – это я».

Из дневника подростка.

Осознав свою ненужность, человек пытается что-то изменить. Но тщетно. Купить любовь и внимание окружающих не удается. В результате обильных подарков, услуг и теплых слов друзья и приятели начинают грубо и вульгарно тебя использовать. Столкнувшись с подобным обращением, человек окончательно обижается на мир и поворачивается к нему спиной. Он либо уходит в себя, замыкается, становится неразговорчивым, угрюмым, хмурым, либо же принимает вид надменный, высокомерный, ведет себя грубо, отрицает авторитеты, подчиняет себе людей при помощи угроз и насилия.

В обоих случаях человек сам себя изолирует. Он делает это назло миру, мол, «раз вы так со мной обращаетесь, то и не нужна мне ваша любовь, подавитесь вы своими теплыми чувствами». Стоит ли говорить, что хуже он этим делает только себе.

Проблема изначально состоит в самом человеке. Описанный симптом нередко имеет возрастную характеристику. Чувство собственной ненужности и «лишности» более всего преследует подростков (хотя оно может сохраниться и во взрослой жизни, вернуться остротой в среднем или пожилом возрасте). В период, когда происходит личностное, мировоззренческое становление человека, юное существо испытывает острую потребность осмыслить происходящие в нем перемены, в результате чего замыкается на самом себе. Этот эгоцентризм сразу сказывается на его отношениях с ровесниками, которые точно так же зациклены на себе, и с родителями, которые априори не воспринимают своего ребенка как объект интереса (как говорила одна бабушка: «Все, что ты знаешь, я уже успела забыть»).

Таким образом, в подростковом возрасте человек зачастую оказывается не способен к нормальному общению в силу того, что слишком зациклен на собственной персоне. Но отсутствие этого общения травмирует, воспринимается как трагедия и заставляет подростка еще сильнее замыкаться на себе. Нередко проблема сама разрешается с возрастом. Иногда преодоление ненужности происходит через чувство влюбленности, которое переключает внимание подростка со своего внутреннего мира на другого человека.

Кроме того, нелюбимым и ненужным ощущает себя человек в минуты неприятностей, в самые трудные моменты своей жизни.

У меня в молодости случались моменты глубоких депрессий, которые усугублялись ощущением собственной ненужности. Друзья слушали, конечно, мои жалобы на жизнь, пытались даже утешить, но постепенно начинали скучать, пытались сменить тему, отказывались от встреч под предлогом занятости. Все больше и больше времени приходилось проводить в одиночестве. И так продолжалось до тех пор, пока ко мне не возвращалась обычная веселость. Понятное дело, я очень обижалась на своих знакомых, пока не оказалась на их месте. С моей подругой приключилась беда. Сначала я всем существом пыталась помочь ей, посочувствовать, поддержать. Но мое сочувствие как будто не доходило до нее. Она словно вообще меня не видела. И моих успокаивающих доводов не слышала. Она с головой ушла в собственные неприятности, и мои попытки помочь ни к чему не приводили. В конечном итоге пришлось самоустраниться. В дальнейшем я избегала встречаться с ней до тех пор, пока она не пришла в себя и не стала нормальным собеседником.

Из рассказа на приеме у психолога.

Этот рассказ весьма показателен. Очутившись в беде, человек настолько углубляется в себя, в свои собственные проблемы, что не видит протягиваемой руки помощи. Естественно, друзьям «несчастного» рано или поздно надоедает стучаться в закрытую дверь, и они оставляют тщетные попытки помочь.

Мой друг расстался со своей девушкой и ужасно переживал по этому поводу. Отношения еще можно было наладить, но своим мрачным видом, бесконечными жалобами он только все портил. Я изо всех сил пытался поддержать его и пособить советом и делом. Он вроде бы не отказывался от помощи, даже, напротив, постоянно обращался за советом. Но, задав вопрос, никогда не слушал ответа и заранее отвергал все конструктивные предложения. В одном из разговоров я, уже в сильном раздражении, произнес услышанную где-то фразу: «Помоги мне помочь тебе». Эти незамысловатые слова как будто отрезвили моего приятеля. Он совершил над собой усилие и вскоре не только вернулся к хорошему расположению духа, но и возродил свой, казалось бы, навсегда загубленный роман.

Из рассказа на приеме у психолога.

«Я чужой на этом празднике жизни» – ощущение оторванности от коллектива, невозможность слиться с обществом, в котором ты учишься, живешь или работаешь, нередко воспринимается человеком как серьезное несчастье.

Как часто, попав на какой-нибудь праздник, человек чувствует, что ему невесело. И всеобщее веселье окружающих только усугубляет его ощущение собственной обделенности.

П. как-то устраивал вечеринку по поводу окончания института. Пригласил одногруппников. Группа была мужская, так что девочек П. позвал из своих неинститутских знакомых. Компания образовалась разношерстная, даже сам П. знал не всех. Но праздник удался. Только одна девушка, недавняя знакомая П., весь вечер была мрачнее тучи. Все пытались ее развеселить, но она продолжала сидеть в углу, угрюмая и скучная. В конце концов все перестали обращать на нее внимание. Значительно позже она призналась, что восприняла приглашение П. как знак особого внимания и пришла покрасоваться в мальчишеской компании. Но увидев, что королевой бала ей не стать, испытала разочарование и досаду.

В действительности проблемы с коллективом возникают именно тогда, когда мы сами начинаем резко отделять себя от компании. Мы либо стесняемся чужих людей, либо пытаемся произвести впечатление, либо просто слишком заняты своими мыслями. В результате мы перестаем интересовать окружающих людей, которые собрались повеселиться и хорошо провести время, а не воздавать почести нам, неповторимым.

«Весь мир – театр, а люди в нем актеры» – нередко слова эти произносятся с горечью и разочарованием. Очередное предательство: мы думали, что нас любят, а нас просто использовали.

Есть ли люди, которые избежали столкновения с человеческим лицемерием, с ложью и притворством? Впрочем, можно и иначе поставить вопрос: найдется ли человек, которому ни разу в жизни не приходилось спекулировать на чужом хорошем к себе отношении, который ни разу не обманул чужого доверия, ни разу, хотя бы неумышленно, не стал причиной разочарования другого?

Наши отношения с окружающими людьми мы делим на несколько категорий: знакомый, приятель (отношения близкие, но не доверительные), друг (человек, про которого, как нам кажется, мы знаем все или почти все).

К первым двум категориям людей мы относимся спокойно и бесстрастно. Мы им не доверяем. Не то чтобы мы подозревали этих людей в дурных мыслях, нет, мы просто не открываем перед ними сундучок своей души; при них мы держим марку, сохраняем хорошую мину при плохой игре и стараемся не ударить в грязь лицом.

Людям близким мы показываем все свои (порой не слишком-то симпатичные) переживания, изливаем им душу и (за редким исключением) требуем от них беспредельной преданности и бесконечной любви. Катастрофа происходит в тот момент, когда выясняется, что наш друг никогда не был с нами откровенен, что он просто выслушивал наши излияния, а потом, в один прекрасный момент, использовав наше доверие, подложил нам свинью.

Правда, сквозь боль, обиду и разочарование мы зачастую не видим, что сами виноваты. Кто нам, собственно, сказал, что наш собеседник относится к нам с любовью? Разве обещал он хранить наши секреты в ущерб себе?

Нет, конечно, бывают злонамеренные обманщики, люди, которые сознательно и обдуманно используют чужое доверие в своих корыстных целях. Но, поверьте, подобный цинизм встречается крайне редко. Значительно чаще разочарования наши становятся следствием недоразумения и в первую очередь – нашего собственного эгоизма и нашей слепоты.

Впрочем, в сознательном возрасте разочарования происходят крайне редко. Мы уже просто не очаровываемся людьми, навсегда для себя решив, что «вся наша жизнь – игра». Мы прилежно изучаем правила этой игры, текст своей роли и пытаемся в зависимости от собственной испорченности играть либо честно, либо так, чтобы получить побольше собственной выгоды. Кажется, мы уже говорили, что первым сформулировал правила подобного общения американский психолог Дейл Карнеги, который, синтезировав труды и опыт множества знаменитых людей от Макиавелли до Черчилля, создал теорию, позволяющую завоевать доверие и вызвать симпатии самых разных людей и аудиторий.

«Я прихожу в гости к своим друзьям, мы общаемся. Но я все равно в каждую минуту своей жизни чувствую, что все это ненастоящее, что за произносимыми нами словами о привязанности, интересе или заботе ничего не стоит. Это только текст сценария: нам по правилам положено говорить друг другу такие слова. И я все время думаю, что будет, если я вдруг поведу себя не по правилам. Я так и представляю, как какой-нибудь мой приятель, ставший подопытным кроликом в подобном эксперименте, изменится в лице и полезет в карман за шпаргалкой, чтобы подсмотреть, как положено вести себя в подобной ситуации».

Из рассказа подростка.

Ощущение неестественности происходящего, жизни по правилам, неискренности окружающих нередко приводит к протесту против этой «ненастоящей» жизни.

«Скучно жить на свете, господа» – ощущение тотальной скуки становится неизбежным следствием одиночества. Будучи замкнут в себе самом, человек не испытывает интереса ни к чему и ни к кому, кроме собственной персоны.

Мир представляется ареной, на которой можно «показать себя». Любой предмет интересует до тех пор, пока являет собой вызов способностям человека. Как только решение загадки найдено, предмет перестает волновать воображение. Жизнь превращается в своего рода показательное выступление, демонстрацию собственных способностей. Целая плеяда литературных героев порождена подобным мировоззрением, начиная от Фауста и заканчивая персонажами Пелевина или Акунина.

Анамнез этого страстного состояния души, порожденного гордыней, традиционен: эмоциональная сфера человека оказывается незатронутой, его душа пребывает в бездействии и в результате впадает в уныние.

Общение с ближними «человек скучающий» осуществляет не сердцем, а головой. Поэтому в окружающих людях его притягивают прежде всего новизна и загадка, бросающие вызов интеллектуальным способностям «скучающего человека». Но, разгадав загадку, такой человек начинает тяготиться общением, поскольку не имеет душевной привязанности к своему «подопытному кролику». Вспомним крылатые слова Пушкинского Дон Гуана:

Они сначала нравилися мне

Глазами синими да белизною

Да скромностью – а пуще новизною.

«Мне интересно раскрывать человека. Особенно если человек этот по-настоящему замкнут. Порой на процесс раскрытия, расположения человека к себе, постижения его внутреннего мира уходит долгое время. Иногда – год или полтора. Но когда удается-таки докопаться до сущности, я теряю к нему интерес. Я не знаю, что дальше делать с его внутренним миром».

Из разговора.

Эмоциональная невовлеченность в общение с другим человеком, отсутствие истинного интереса к ближнему приводят к тому, что любой человек рано или поздно становится скучен. Общение если и сохраняется, то сводится к совместному проведению досуга. Подобная форма отношений делает окружающих людей взаимозаменяемыми: в конце концов, какая разница, с кем играть в бильярд или пить кофе? Прочных дружеских связей не образуется, и человек от этого еще более ощущает свою отчужденность.

«Я не могу долго общаться с одним и тем же человеком. Довольно скоро он становится мне скучен. Максимум полтора года – и меня уже тянет сменить компанию. Нужно все время чего-нибудь новенького. Потом, отдохнув от старого знакомого, я могу опять начать с ним общаться. А могу и не начать. Это уже зависит от ситуации. Но раздражение после некоторого перерыва проходит. Ну, если я буду общаться с человеком редко, примерно несколько часов в месяц, тогда наши отношения могут продлиться довольно долго. В любом случае потребность отдыхать от людей, потребность менять круг общения всегда присутствует».

Из разговора.

Подобное отношение к дружбе провоцирует еще большее отдаление человека от мира. Не участвуя в отношениях сердцем, не жертвуя ничем ради другого, он не может постичь истинной природы другого человека, не может по-настоящему заглянуть в чужую душу. Для «человека скучающего» окружающие люди представляют собой нечто вроде хитроумных механизмов. Ему интересно бывает покопаться в чуде техники с названием «человек», «разобрать его», «разложить по винтикам», но знание человеческого устройства вызывает не восхищение, а только скуку. С другой стороны, набравшись опыта в таком «использовании» людей, он понимает к какому-то моменту, что может быть точно так же использован кем-то другим. Это осознание рождает сильный и почти непреодолимый страх перед возможностью открыться другому человеку. В конечном итоге человек скучающий еще больше замыкается в себе, яростно противится любой возможности оказаться вовлеченным в эмоциональные отношения, перед которыми он чувствует себя беззащитным, и не принимает никаких форм откровенного общения.

«Не лезьте ко мне в душу». Проходя через различные формы отчуждения от окружающего мира, человек к какому-то моменту, не умея преодолеть это отчуждение, возводит его в принцип, делает из него продуманную систему. В основе этой системы лежит все тот же страх за свое «я» как одна из форм гордыни, ощущение полной собственной беззащитности как следствие неверия в Бога и Его Промысл о человеке. По своей гордости человек, будучи не в силах признаться ни в том, что «любить не получается», ни в том, что «любить страшно», восклицает надменно: «Любить не хочу!»

За его «любить не хочу» стоит всегда острая нехватка любви окружающих. Он жаждет всей душой этой любви, но, не получая ее, провозглашает добровольный отказ: «Не очень-то и хотелось». Любопытно отметить, как в сознании, не утвердившемся еще в подобном нигилизме, соседствуют мысли о собственной отверженности и о собственном нежелании человеческого общения.

«Ко всему, что творится во мне, прибавляется еще много глупостей, например, меня стали бросать друзья. Я всю жизнь думал, что дружба – это понятие круглосуточное, но когда лучшие друзья бросают мне фразы: «не до тебя», «надоел» – и перестают со мной общаться, мне кажется, что я и не дружил с ними вовсе, а подумаю, вроде бы и не с чего им меня бросать… Мне все время хочется быть одному, люди достают меня своими вопросами, замечаниями, предложениями. У меня такое ощущение, что в жизни пропали все люди, которым я могу все рассказать».

Из письма.

На самом деле здесь нет парадокса. Оказавшись отделенным от мира, человек ищет выход из трагической ситуации (а ситуация одиночества всегда воспринимается с некоторой степенью трагизма) и встает зачастую на наиболее простой (впрочем, никуда не ведущий) путь. Ведь когда тебя отвергают, легче всего сказать: «Не очень-то и хотелось». Другое дело, что подобный поступок проблемы совершенно не решает. Единственное, что он дает, так это возможность «сохранить лицо».

Понимая, что слов недостаточно, человек порой берется за дело радикально и начинает себя перевоспитывать, переделывать, то есть последовательно добивать все оставшиеся чувства. Он осмысленно и сознательно творит из себя бесчувственного робота, считая, что только так может защититься от потенциальной боли. В зависимости от природных дарований (от того, сколько всего нужно в себе убить) и от силы воли человек рано или поздно преуспевает в своих опытах над собственной душой и превращается в озлобленное существо, разъедаемое собственными амбициями и неудовлетворенной потребностью в любви. Он точно вампир питается чужими чувствами (такие люди испытывают постоянную необходимость в присутствии поблизости любящих сердец), но не может насытиться, а только истощает окружающих, потому что его душа, занятая самосозерцанием, оказывается неспособной принять энергию чужой любви.

«Я всю жизнь пытался воспитывать себя по заранее придуманной схеме. И пугался, когда происходили события, этой схемой не предусмотренные, как, например, вспышка увлечения другим человеком. Всегда старательно гасил в себе подобные эмоции. А сейчас жалко уже расставаться с таким привычным образом. Хотя понятно, что придется, потому что он оказался слишком узким, слишком тесным. В результате из-за него приходится отрезать очень существенный кусок от собственной жизни. И мучить людей, которых ты… как-то даже странно это произносить… любишь».

Из разговора с психологом.

Подобные ситуации напоминают классическую пьесу Лопе Де Вега «Собака на сене», где прекрасная графиня Диана разрывается между гордостью и любовью к человеку низкого происхождения.

Как правило, люди подобного склада обладают незаурядными способностями и недюжинной силой воли. Подавление стремления души любить оказывается трудным и мучительным процессом. Достичь окончательного умерщвления души вряд ли кому удается.

В результате, не выдержав жизни взаперти, энергия вырывается однажды наружу, но этот эмоциональный всплеск совершенно не похож на светлое и высокое чувство, которое могло бы принести счастье и наслаждение и субъекту, и объекту. Искалеченная, больная, изуродованная гордостью и эгоизмом «любовь» принимает порой безобразные формы. Эта по сути блудная, возникшая из неудовлетворенной похоти сердца страсть, которую человек по-прежнему всеми силами пытается подавить, приносит невыразимые страдания и ему самому, и предмету влюбленности. Она может, к примеру, выражаться в полной одержимости объектом; одержимости, приводящей к всплескам безумной ревности и жестокости.

«Отворите мне темницу», – хочется закричать нам однажды. Отказавшись от общения с окружающим миром, человек ограничивает свое жизненное пространство собственной черепной коробкой. Личности неизбежно становится тесно на таком небольшом пятачке. Все чаще и чаще приходит ощущение, что «я» заключено как бы в темницу. Человеческому «я» начинает патологически не хватать воздуха, пространства, свободы.

Желание вырваться, выйти за пределы, раскрыть двери своей тюрьмы становится одним из доминирующих в жизни человека. Душе необходима подпитка, а человек перекрыл ей все доступы кислорода, и душа чахнет, умирает. Сознание же, управляющее человеческими действиями, не умея и не желая увидеть истинную причину происходящего, занимается поиском всяческого рода суррогатов, которые, как ему (сознанию) кажется, дадут душе необходимые питательные вещества.

Таким суррогатом очень часто становятся наркотики. А впрочем, их место может занять любое экстремальное (или даже не очень экстремальное) пристрастие: азартные игры, гонки на выживание, прыжки с парашютом, компьютер и многое, многое другое.

Вторым распространенным следствием подобного мрачного состояния души становятся поиски иного бытия, иной, сверхъестественной силы, что приводит человека к занятиям оккультизмом, магией или различными тренингами.

В момент действия выбранного средства человеку кажется, что ему удалось вырваться из темницы. Но куда? Те же наркотики или медитативные трансы зачастую действительно позволяют видеть духов (это еще древние шаманы знали), но, к сожалению, в состоянии наркотического опьянения мы можем увидеть только духов тьмы, потому что к видению духов света, то есть ангелов, ведет другая дорога. Понятное дело, никакой настоящей пищи душе демоны дать не могут. В Евангелии Иисус Христос предупреждает, что только Он, Бог, Пресвятая Троица есть источник благодати, питающей и обновляющей человеческую душу: Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 5, 13–14). Единственное, что под силу падшим духам, – это создать иллюзию, будто душа получила некую энергию, или новые знания, или необыкновенные впечатления. На самом же деле через общение с бесами душа погружается в еще большее отчуждение от Бога, еще глубже тонет в страстях, а следовательно, еще больше погружается в смерть.

«Тварь я дрожащая, или право имею» – наконец, ощущение одиночества может вылиться в возвеличивание себя над всеми остальными людьми, почитание себя сверхчеловеком, которому все позволено и для которого остальные люди лишь подсобный материал. Куда заводят подобные наполеоновские чаяния, нетрудно догадаться по уголовной хронике и историям болезней в психлечебницах.

Из всего написанного выше видно, что одиночество всегда является следствием гордыни, следствием неумения и нежелания любить ближних и Бога. Одинокий человек всегда полагает себя центром вселенной. Все его интересы, желания, стремления сосредоточены на собственной персоне. Окружающий мир вызывает страх, непонимание, неприязнь, скуку. Да, по сути, мы в своей гордости вообще не считаем этот окружающий мир хоть сколько-нибудь достойным внимания.

Человек ХХ века крайне эгоцентричен и вследствие дурной наследственности, и по воспитанию, и по образованию, и по привычке.

И в то же время любить себя ему тоже оказывается невозможным, потому что человек не способен любить собственную личность, если он не любит Бога.

Таким образом, современный человек оказывается в страшном и чудовищном разладе. Он почти все время испытывает невыразимое страдание от пребывания в мире: ему скучно с другими людьми, скучно с собой; он хочет, чтобы его любили, но не может получить радость от этой любви; он хочет вырваться из своей одиночной камеры, но не умеет это сделать, и все его усилия приводят к тому, что стены камеры все плотнее и плотнее подступают к нему.

Убежать от одиночества можно только через любовь. Только любовь питает душу, придает ей силы. Только любовь может объединить человека с миром. Конечно, любовь – это дар Божий, но этот дар дается только трудящемуся. Вот как пишет святой старец нашего времени прав. Алексий (Мечев): «Любовь приобретается путем работы над собой, путем насилия над собой и путем молитвы… Посылает Господь какого-нибудь человека, надо отнестись к нему внимательно, подойти к нему, войти в его положение, посвятить ему уголок своего сердца. Так постепенно все новые и новые люди будут входить в наше сердце, и наше сердце будет все расширяться и расширяться. Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать добро кому-нибудь есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другим. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно на душе, чувствуешь, что так и нужно делать; хочется еще и еще делать добро. После этого будешь искать, как бы кого еще обласкать, утешить, ободрить. А потом в сердце такого человека вселится Сам Господь: Мы придем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23)».

К сожалению, этот трудный, но единственно верный путь выбирают немногие. В основном же люди сворачивают на другие, хорошо протоптанные тропинки, ведущие в пустоту, и замыкаются в своем эгоизме и одиночестве.

Глава 3. Семья

Великий вопрос жизни – это боль, которую мы причиняем, и наиболее остроумная метафизика не может оправдать человека, растерзавшего любящее сердце.

Бенжамен Констан. Адольф

Говорить о современном обществе с точки зрения Православия весьма сложно. Бытует довольно распространенное мнение, что современный человек значительно более греховен, нежели его прародитель. Так ли это?

С одной стороны, если сравнить моральный облик наших пра-пра-пра-пра с нашим собственным, возможно, результаты этого сравнения окажутся далеко не в нашу пользу. Но с другой стороны, на витрине современного мира представлена очень пестрая гамма искушений, на любой вкус. Индустрия искушений настолько развилась за последние века, что находит обманки для любого, и встречаются они человеку на каждом шагу. К какому-то минимальному возрасту, примерно к пяти-семи годам, ребенок настолько уже оказывается втянутым в разврат окружающего мира, что даже с большой натяжкой признать его «невинным младенцем» не удается. Из-за этой акселерации, еще не успев вырасти, человек уже зарабатывает себе столько пороков, что потом, в более взрослом возрасте, борьба с этими пороками оказывается почти невозможной, по крайней мере очень-очень сложной.

А душа человеческая мало в чем изменилась за последние несколько тысячелетий: ее обуревают все те же страсти и те же желания. Разница в том, что современность предлагает значительно больше соблазнов.

Следовательно, крайне важную роль приобретает в современном мире семья, которая превращается постепенно в один из немногочисленных оплотов веры и нравственности.

В последнее время все чаще в обществе возникает вопрос: зачем она, семья то бишь, нужна? Учитывая формирующееся нынче отношение к браку и к воспитанию детей, подобные сомнения весьма понятны.

Для верующего человека цель брака – создание малой Церкви. Единение жены с мужем – это не пространственная и не сексуальная близость. Это «полное метафизическое вышеличное единение в одном существе». На эту цель брака указывает Библия, говоря: И будут (два) одна плоть (Быт. 2, 24), т. е. одно существо. «Это метафизическое единение мужчины и женщины есть таинство, поскольку оно превышает категории нашего разума и может быть пояснено лишь сопоставлением этого таинства с таинством Пресвятой Троицы и догматом Церкви, а психологически это единение является источником таких чувств брачующихся, которые по самому своему характеру исключают вопрос о целях брака вне его самого, ибо эти чувства есть чувства удовлетворенной любви, а потому полноты и блаженства»81. Подобное отношение к браку редко встретишь сегодня. Семья все больше приобретает статус даже не ячейки общества, а экономической единицы: совместное хозяйство, общежитие, одна квартира, общий бюджет и пр. Говорить о каком-то родстве душ приходится довольно редко и с некоторой относительностью. Ну, какое имеет значение родство душ, если, как правило, люди (члены семьи) проводят друг с другом в лучшем случае несколько часов в день и два дня в неделю (подчеркиваю, это при очень хорошем стечении обстоятельств).

Попытаемся рассмотреть современный брак в некотором его усредненном виде.

Во-первых, следует поговорить о причинах, по которым современные молодые люди женятся и выходят замуж.

Конечно, браки по любви не редкость. Но, как ни странно, процент браков по любви не так велик, как следовало бы предположить. В основном семьи создаются по иным причинам.

1. Одним из самых важных стимулов к началу семейной жизни становится жилищный вопрос, тесно связанный со стремлением к самостоятельности. Нередко женитьба объединяется со съездом из родительской квартиры и обретением своего дома. Особенно часто мы видим подобную картину в ранних браках, когда стремление получить собственную жилплощадь и кусок самостоятельности крайне велико. Приведем на эту тему один показательный пример.

Отец молодого человека собирается в длительную командировку в другую страну. Мать довольно сильно тревожится за сына, который, оставшись в одиночестве, может начать развлекаться и вольничать, поэтому предлагает следующий вариант: либо молодой человек женится на своей девушке, и они вместе будут жить в оставленной родителями квартире, либо мать отпускает отца в командировку (на два года) одного, а сама остается следить за сыном. До этого разговора молодой человек и думать не думал о женитьбе, хотя и встречался со своей девушкой уже около года. Предложение матери показалось более чем заманчивым, и он начал серьезно подумывать о браке.

Таких историй можно найти сотни. Часто стремление оставить родительский дом, желание получить квартиру в подарок на свадьбу и так далее маскируются большими и светлыми чувствами, которые, по всей видимости, в некоторой степени все же присутствуют в большинстве подобных ситуаций, но в процентном соотношении к желанию самостоятельной жизни крайне невелики.

2. Другим мотивом для женитьбы может стать желание повысить общественный статус. Как правило, причина эта важна в большей степени в браках не совсем ранних (где-то 21–25 лет) и в основном у женщин. Страх перед стереотипным представлением «женщина, которая до 23 (25) лет не вышла замуж, – это старая дева» нередко играет самую главную роль в браках, совершаемых в этом возрасте. И вообще для женщины страх оказаться незамужней зачастую становится основным рычагом в стремлении создать семью.

3. Далеко не самый распространенный, но все же по-прежнему играющий важную роль стимул для женитьбы или выхода замуж – корысть. Есть самая грубая, непосредственная, откровенная корысть – это «продажа» себя богатому человеку. Чаще молодые девушки выходят замуж за «богатых». Но помимо такого откровенного варианта существуют еще браки с выездом за границу, браки с людьми высокого положения, браки с влиятельной родней. Так как обществом «браки по расчету», в основном осуждаются, то чаще всего люди, сочетающиеся браком по расчету, как можно тщательнее скрывают корысть, маскируя ее любовью. Иногда же они и сами пребывают в уверенности, что в основе их брака лежит глубокая привязанность ко «второй половине». Возможно, отчасти так оно и есть. Но можно заметить и другое: сама привязанность эта возникла во многом благодаря тому, что человек обеспечивает те условия жизни, которые нравятся.

Для мужчины же рациональная, корыстная причина нередко сводится к рассматриванию жены исключительно как «домохозяйки». И в этом случае выбирается супруга хозяйственная, домовитая, аккуратная, экономная, с покладистым и ровным характером, как правило, молодая и стоящая ниже мужчины и по материальному, и по социальному положению. Кстати, впоследствии подобное отношение к жене приводит к многочисленным конфликтам, начинающимся с того, что молодая женщина взрослеет, умнеет, набирается «самости» и перестает быть кроткой овечкой и исполнительной хозяйкой, а еще чего доброго, сама разводится с мужем и отбирает у него половину имущества.

Вот эти три причины, представляющие собой смесь социальных и экономических стимулирующих факторов, являются основными рычагами создания семьи в современном мире.

Как правило, два человека объединяются в супружескую пару по взаимному соглашению, и каждый получает от этого какую-то свою выгоду.

Можно сказать несколько слов о «чувствах». Мы уже писали кое-что о человеческой любви-страсти, которую и называют теми самыми «чувствами», что подвигают человека на брак. Во-первых, в современности очень редко «чувства» становятся стимулом для узаконивания отношений; пожалуй, такой подход к делу принят либо в среде верующих людей, которые не могут жить в блуде, либо среди людей, воспитанных довольно консервативно. Чувства у неверующих людей, как правило, выражаются в банальном сожительстве, лишенном всяких обязательств. Брак же, который может свершаться и в таких случаях, принимает характер формальности и не воспринимается как «единственный брак». То есть брак будет длиться до тех пор, пока будут длиться эти самые чувства, так что он мало чем отличается от обычного сожительства, существующего на тех же условиях. Подобное сожительство по причине сильной любви тоже превращается в вопрос экономии времени, денег и пр.: людям не надо ехать через весь город, чтобы провести вместе какое-то время (очень небольшое количество времени, так что говорить о желании всегда быть вместе неправомерно).

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что семья в современном мире в большинстве случаев является не более чем экономическим и социальным институтом, не имеющим непосредственной связи ни с чувствами, ни тем более со стремлением создать малую, домашнюю Церковь.

Подобная тенденция не может не отражаться на «качественных характеристиках» семьи.

Первая и, конечно, самая очевидная черта современного брачного союза – это его непрочность. Вступая в брак из соображений прагматических, человек быстро понимает, что его расчеты оказались ошибочны. Из стремления закамуфлировать корысть он не может как следует выяснить и рассчитать, как много получит от брака, и получает значительно меньше, чем надеется. Другая причина непрочности супружеских союзов заключается в том, что свобода, статус и прочие выгоды, которых ищут современные молодые люди в браке, нередко оказываются на поверку не столь уж ценными сокровищами, каковыми кажутся издалека. Свобода превращается в непосильное бремя ответственности, а статус лишает многих забав, которые по-прежнему влекут своим блеском.

Сожительство, основанное на страсти, тоже редко длится долго, потому что душевная любовь не переносит обыденности, а следовательно, иссякает, как только перестает получать постоянную подпитку новыми ощущениями.

Второй характерной чертой современных браков можно назвать отчужденность, в которой нередко живут муж и жена. Отчужденность эта оказывается не только духовной, но и душевной, а порой даже и телесной. Ибо очень скоро довольно большая часть современных семей превращается в соседское существование в коммунальной квартире, когда муж и жена не имеют ни общих интересов, ни общих желаний, ни (часто бывает и такое) даже тем для разговоров. В результате этой отчужденности дом превращается для обоих супругов в место ночного отдыха. Количество проводимых вместе часов сокращается, разговоры заменяются совместным просмотром телевизора, который, в свою очередь, приобретает функцию цемента, заполняющего пустоты и не дающего семье развалиться окончательно. Супружеские измены как следствие подобных отношений становятся неизбежным дополнением к семейной жизни.

Далее эти самые соседские отношения, в зависимости от разумности и воспитанности супругов, приобретают характер либо постоянной склоки, либо постоянного компромисса и попыток находить обоюдно удобные решения. При этом второй вариант развития отношений не принципиально лучше первого. В обоих случаях дом превращается в зону конфликтную, и независимо от того, будут ли конфликты решаться при помощи оружия или дипломатии, участники все равно получат свою долю стресса от сложившейся ситуации.

Таким образом, современная семья не только не выполняет той роли, которую предназначил ей Господь, но и становится очередным источником стресса и почвой для развития страстей и грехов.

Но на этом разговор о браке не заканчивается, поскольку в семье может быть еще один участник – ребенок.

Психологи беспрестанно твердят, что формирование личности ребенка происходит в ранние годы его жизни и во многом зависит от отношений между родителями и от отношения родителей к самому ребенку.

Вполне очевидно, что ребенок, постоянно находящийся в зоне конфликта, вырастает нервным и склонным к психическим расстройствам. Не видя любви между родителями и по отношению к себе (а любви этой в большинстве случаев действительно не существует), он в принципе не может понять, что значит любить.

Правомерно задать вопрос: почему же современный родитель оказывается неспособен любить своего ребенка? Основная причина видится конечно же в отходе от Бога и от Церкви, вне которых вообще странно говорить о любви, даже о любви к собственному ребенку. Но в современном мире ребенок не получает не только духовной любви родителя, но и банальной человеческой теплоты. Отношение родителей к ребенку ярко проявляется в разнообразных бракоразводных ситуациях. Ситуация развода травмирует, но, по большому счету, она просто выталкивает на поверхность то, что раньше тщательно скрывалось. Насколько часто мы видим, что ребенок становится, например, средством давления одного из супругов на другого: если ты не сделаешь так, то я отберу у тебя ребенка или запрещу с ним видеться. Или орудием мести.

Т., переживая развод с мужем, собиралась сообщить своему ребенку, что любимый им отец умер. Она находила тысячи оправданий своему решению, но не принимала в расчет чувства самого ребенка, которому придется сначала пережить такую трагедию, как смерть одного из самых любимых людей, а потом, спустя годы, выяснить, что второй из этих двух людей так жестоко с ним обошелся.

Следствием развода становится ограниченная возможность общаться с одним из родителей. Впрочем, такие конфликты, когда жена запрещает мужу видеться с ребенком, не так уж часто случаются, а следовательно, как правило, тот факт, что отец проводит со своими детьми мало времени – отражение его безразличия и нежелания с ними общаться.

Отсутствие любви может выражаться очень по-разному. Здесь и синдром вундеркинда, то есть стремление сделать своего ребенка самым лучшим (как правило, стремление это объясняют благом самого ребенка, но, по большому счету, оно сводится к тщеславию родителей, которые хотят гордиться детьми); здесь и чрезмерное баловство, задаривание ребенка, которое также к любви не имеет никакого отношения, потому что связано обычно с завуалированным желанием откупиться, заплатить вещами за недостаток внимания; здесь и попустительство, в котором отражается желание быть «хорошими мамами и папами», и, напротив, чрезмерная строгость, говорящая о стремлении родителей к собственному комфорту, которому ребенок мешает.

Результат самый что ни на есть плачевный. Во-первых, не видя примера любви, маленький человек не может научиться любить сам. Во-вторых, ребенок, стремясь завоевать родительскую привязанность, начинает сперва сознательно, а потом уже бессознательно выстраивать свою жизнь таким образом, чтобы получать от родителей как можно больше знаков привязанности. Подобный подход к жизни, воспитанный с детства, создает определенные стереотипы поведения, которые в дальнейшем будут пронизывать жизнь человека насквозь.

Стоит только посмотреть, как потенциальные вундеркинды сориентированы на похвалу. Для этого существует минимум три причины: во-первых, тщеславие, унаследованное от родителей, во-вторых, тщеславие (честолюбие, упорство), воспитанное родителями, в-третьих, тщеславие, воспитанное в себе самим ребенком, который вынужден был добиваться от родителя именно похвалы (единственное проявление «любви», на которое тот был способен), то есть внешнего признания.

С другой стороны, не меньше вреда наносит душе ребенка вседозволенность. Правда, вред этот более очевиден, нежели в предыдущем случае: избалованный ребенок, превратившись во взрослого человека, доставляет себе и окружающим немало хлопот.

Что уж говорить о детях, которые и вовсе обделены родительским вниманием. Нередко такие дети вырастают озлобленными, полными скрытых амбиций, жестокими. Оказавшись буквально на улице, лишенные представления о том, что хорошо, а что плохо, они еще в детстве настолько увязают в грехе, что к более сознательному возрасту без какого-то сильного потрясения, сами по себе просто не в состоянии оказываются выбраться из замкнутого круга порока.

Что же касается родителей… Они спохватываются слишком поздно. Спустя годы они начинают рассуждать о различии поколений, некоторые, правда, наиболее сознательные, видят свою вину в том, что дети «пошли не той дорогой», но, даже ощущая свою вину, они все равно не могут и не пытаются ничего изменить, поскольку любви как не было, так и нет, а без любви помочь невозможно.

Главная проблема заключается в «центробежности» всех ее представителей, не исключая детей, которые, подрастая, стремятся уйти из дома; родители сперва переживают по этому поводу, но в конечном счете, скорее, радуются уходу детей, нежели сожалеют о тех днях, когда жили вместе.

Безусловно, мы не можем вдруг, в одну минуту перестроить отношения в семье. Но мы и не бессильны.

В старые времена, помимо серьезной и глубинной философии семьи, существовал еще внешний уклад, который тоже соблюдался со всем тщанием. Все мы предрасположены ко греху, но «укладывая» свою жизнь правильным образом, мы можем минимализировать конфликтные ситуации и уменьшить риск развития порочных наклонностей. Нельзя заставить себя любить жену, мужа, ребенка. Но вполне реально создать в своем доме, в своей семье атмосферу, располагающую к любви, и тогда, возможно, Божьей милостью любовь эта сама придет.

В первую очередь надо обратить внимание на некоторые моменты, которые принципиально несовместимы с «правильным» укладом.

1) Женская эмансипация.

Об этой проблеме в современной церковной литературе говорится редко. По сравнению с теми безобразиями, которые творятся сплошь да рядом, эмансипация женщин кажется мелочью. Тем не менее феминизм, хоть и является результатом общей развращенности общества, сам по себе страшен, губителен и ведет к поистине разрушающим последствиям. Губителен он в первую очередь для самих женщин, которые, выбравшись из-под «опеки», демонстрируют полную неприспособленность к окружающей жизни с ее искушениями и соблазнами.

Вспомним положение женщины в стародавние времена: ей достаточно было подчиняться воле мужа (как для ребенка довольно слушаться родителей), и половина сложных решений, а следовательно, и ответственности за них с нее снималась.

Сейчас дело обстоит иначе.

Эмансипация является следствием гордыни. Ведь что, как не гордыня, заставляет современную женщину качать права, добиваться равных с мужчиной возможностей и равного общественного положения. Стоит ли говорить, что даже в общечеловеческом плане женщина, выбирая подобную дорогу, теряет очень много привилегий, которыми обладала на правах слабого пола. Радость же ей достается одна-единственная – возможность тешить свою гордость. (Мы не говорим в данном случае о вынужденной эмансипации: в современном мире женщина значительно чаще, чем раньше, оказывается в ситуации, когда ей просто ничего не остается, как только бороться за свое существование.)

В результате глобальной эмансипации современная женщина почти не уступает мужчине ни в тщеславии, ни в развращенности, ни в прочих греховных склонностях.

Другим неизбежным следствием эмансипации становится отсутствие нормального домашнего очага. Интересы женщины направлены вовне, а дом оказывается заброшенным и запущенным. Муж не получает должной заботы и внимания, дети – любви. Мужчина, в свою очередь, наблюдая такую ситуацию, перестает добросовестно выполнять свои обязанности перед семьей. И действительно, зачем их выполнять? Во-первых, жена пренебрегает своими. Во-вторых, она с радостью взваливает на себя обязанности мужа: ее увлекает карьерный рост, ей интересно решать профессиональные проблемы. А ему значительно приятнее выпить с друзьями пива и поиграть в компьютерные игры.

Но тем не менее подобным образом мужское самолюбие уязвляется до крайности. Чувствуя постоянные удары по самолюбию, мужчина, в свою очередь, стремится взять реванш в схватке с женщиной за счет силы и грубости, которые выражаются, например, в культивировании бандитизма. Гордыня мужчины, не находя для себя мирного применения, устремляется на стезю войны. Не получая власти и послушания в собственном доме, за его стенами мужчина стремится к насилию.

Таким образом, о результатах эмансипации можно говорить до бесконечности, находя все новые и новые следствия такой, на первый взгляд, безобидной тенденции.

2) Развитие детей.

Однажды мне попалась американская статья, автор которой довольно иронично отзывался о стремлении современных родителей сделать из своих детей вундеркиндов. Он (автор) приводил довольно забавные факты и случаи из жизни. В частности, рассказывал о том, как детей в грудном возрасте учат читать и говорить на нескольких языках. Конечно, подобные картинки теперь довольно обычны и для нас.

Помимо того, что излишнее внимание к внешним успехам малыша развивает в нем до крайности страсть тщеславия, раннее образование вредно не только этим.

В Православной Церкви ребенок до семи лет не исповедуется. Это правило возникло не случайно. В младенческом возрасте ребенок не несет ответственности за свои поступки, он не может еще вполне осознать совершение греха.

Но современный ребенок благодаря новейшим образовательным технологиям развивается значительно быстрее, чем в старину. Таким образом, при родительском усердии уже к пяти, а иногда и к четырем годам он научается логическому мышлению, изворотливости ума и прочим интересным вещам, благодаря которым превращается в довольно сознательное существо. И в то же время по своему психическому и физическому устройству он по-прежнему остается младенцем. Он точно губка впитывает все, что получает, не имея при этом возможности дать нравственную оценку полученной информации. Кроме того, при раннем интеллектуальном развитии существенно страдает эмоциональная сфера, что влияет на способности ребенка чувствовать сострадание, жалость, любовь и дружбу, воспринимать красоту или безобразие окружающего мира. Вместо этого маленькие вундеркинды учатся тщеславию, агрессии и изворотливости, так как именно эти качества помогают им высоко держать планку, заданную неуемными родителями. Нам часто приходилось наблюдать детей, умеющих к 4 годам и читать и считать, прекрасно решающих головоломки и т. п. Вот только такие дети почему-то не могли пройти самого примитивного тестирования на навыки общения, у них оказывались существенно искажены или вовсе не развиты представления о прекрасном. Например, на предложение посмотреть на небо и сказать, красивое оно или нет, такие дети недоуменно глядели то на взрослых, то на небо, вовсе не понимая, чего от них хотят.

О порочности практики воспитания ребенка в детском саду вряд ли стоит подробно распространяться. Психологи дружно твердят о том, что, оказываясь сызмальства в коллективе, ребенок вырастает более приспособленным к жизни. Но что это значит? Во-первых, в коллективе малыш лучше усваивает знания (соревновательный момент), во-вторых, вырастает раскованным (развязным), коммуникабельным (склонным к праздности) и пр. Конечно, ребенку, воспитанному в детском саду, будет легче идти по жизни, но это ли является целью воспитания? А если вспомнить, сколько «замечательных» навыков получают дети в компании сверстников! Каждый родитель наверняка помнит, как его ребенок просил объяснить значение матерных слов, услышанных от друзей. И это, поверьте, только цветочки. И сколько ни объясняй ребенку, что ругаться матом плохо, он, вырастая среди людей, которые ругаются, не сможет сохранить изначальную чистоту. Так уж устроена человеческая психика: будучи вынужден наблюдать порок, человек рано или поздно свыкается с ним и перестает испытывать к нему отвращение, ибо «худое сообщество развращает добрые нравы».

3) Работа – больше, чем работа.

Опять же сошлемся на американскую статью, где речь идет о поколении молодых профессионалов, для которых вся жизнь проходит в работе. Для этих молодых людей профессиональное развитие становится своеобразной квинтэссенцией жизни, ставится во главу угла, и в жертву ему приносится все остальное.

Вообще излишнюю любовь к работе до недавнего времени следовало называть проявлением страсти тщеславия или сребролюбия, потому что главным стимулом для активиста были либо деньги, либо карьера.

Теперь ситуация несколько изменилась. Работа для современного человека часто уже не средство, а цель. Она становится чем-то вроде наркотика, от привычки к которому крайне трудно избавиться. Как много мы знаем примеров, когда человек «сгорает» на работе, посвящает всю свою жизнь делу, живет для работы.

И народное сознание чутко реагирует на эту тенденцию. Ведь термин «трудоголик» (по аналогии с «алкоголик») возник недаром. И возник как раз тогда, когда в нашей стране наблюдался повальный трудоголизм. Вспомним поколения наших родителей и дедов, вспомним трагичность ухода на пенсию, вспомним пропущенные отпуска, недовзятые отгулы, неготовые обеды, неумытых детей и прочие признаки «жизни на работе».

Современного человека привлекает лекарственное свойство труда, позволяющего нивелировать негативные душевные ощущения. Не находя комфорта ни в семье, ни в компании друзей, он стремится на работу, которая одна снимает неприятные ощущения, заполняя жизнь каким-то позитивным смыслом.

В упомянутом уже американском тексте идет речь о том, что ради работы молодые профессионалы жертвуют друзьями, семьей и возможностью устроить свою личную жизнь. Так ли это? В конце концов, профессионалами они становятся только годам к двадцати с лишним, и, по всей видимости, к этому моменту личные отношения уже не представляют для них ценности. То есть фактически жертвовать оказывается нечем. Напротив, работа становится необходима, чтобы заполнить вакуум, создавшийся в их душах от неумения любить окружающих людей.

Мало кто из трудоголиков по-настоящему любит свою работу, свое дело. Конечно, вынужденный оставаться дома, такой вот любитель работы начинает с двойным усердием рваться на службу и безмерно скучать, но скучать не «по», а «от». Он будет стремиться не на работу, а вырваться из дома, где он предоставлен самому себе или, в лучшем случае, вынужден общаться со своими родными и близкими, к которым не испытывает ни любви, ни интереса.

Молодые люди ценят в работе возможность получить интересные впечатления, азарт, который возникает от необходимости решать сложные задачи, новизну и возможность профессионального развития (под последним подразумевается, видимо, повышение ощущения собственной весомости и карьерный рост). Что же касается любви к собственному делу, так о ней речь не идет вообще, поскольку многие подобные профессионалы меняют профессии, как перчатки, не говоря уж о местах работы.

В семейной жизни работа нередко становится социально одобряемым предлогом ухода из семьи. То есть одно дело – пропадать до ночи в компании друзей, и совершенно иное – на работе. Любопытно то, что второй супруг, как правило, очень тонко чувствует возникшую ситуацию. С какого-то момента он/она перестает делать различие между пребыванием в компании друзей и ночевкой на работе: и вовсе не потому, что не доверяет своей половине. Нет, просто факт ухода из дома, для окружающих незаметный, для оставленного супруга становится очевидным.

Конечно, нелепо думать, что во всем виновата работа. В образовавшемся замкнутом круге человек, с одной стороны, рвется на работу, потому что не может создать комфорта в семье, с другой стороны, его длинные рабочие дни – такой замечательный выход из сложного положения, что он даже не пытается найти другой.

Не всегда оказывается просто создать в семье патриархальный уклад: муж работает, жена сидит дома, хлопочет по хозяйству и воспитывает детей. Но определенное согласование своей жизни с патриархальными устоями вполне возможно и резонно. По крайней мере, трех перечисленных выше подводных камней, на которые нередко наталкивается корабль семейной жизни, надо избегать.

Планирование семьи82

Православный христианин воспринимает рождение ребенка как дар Божий. Испокон веков матери спасались через деторождение, и большая семья воспринималась как знак особой божественной милости, тогда как бездетность в древние времена считалась наказанием.

Само выражение «планирование семьи» отражает сугубо светский и прагматический подход к семейной жизни. Апостол Иаков учит, что все человеческие планы должны сопровождаться оговоркой: Если угодно будет Господу и живы будем… (Иак. 4, 15). Отказ от рождения детей – акт человеческого самоволия и нежелания исполнять Божий Промысл. Но использование контрацепции становится только следствием этого самоволия. Конечно, мы должны говорить об ответственном отношении к рождению и воспитанию детей.

Иногда православные пары практикуют воздержание от супружеских отношений в случае, если не хотят иметь больше детей, чем уже имеют. Возможно, подобный подход к проблеме в теории верен, но нередко влечет за собой семейный раздор, потому что зачастую кто-то из супругов вовсе не планировал отказа от супружеской близости… Отношение к сексу как к чему-то абсолютно позорному и допустимому только ради зачатия ребенка разделяется далеко не всеми отцами Церкви. Апостол Павел пишет: Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве (1Кор. 7, 5). Соитие мужчины и женщины, состоящих в браке, даже если оно происходит не для рождения детей, нельзя воспринимать как греховное. Поэтому не будем забывать о том, что хотя воздержание – высокая добродетель, которую всегда восхваляли отцы Церкви, всякая добродетель должна достигаться с рассуждением и не без чувства меры. А эта мера для каждого своя.

В православной среде тем временем распространяются самые разные точки зрения, иногда приходящие между собой в прямое противоречие. Недопустимо, когда неразумное навязывание частных взглядов всем окружающим приводит в конце концов к распаду семей и к личным трагедиям. Такое нередко происходит, когда ревностные духовники говорят о том, что существуют лишь две возможности: или рождение неограниченного количества детей (сколько получится!), или полное воздержание супругов после рождения у них того количества детей, которое они могут понести.

Конечно, пара, не желающая иметь детей, не может стать домашней церковью и не может быть названа христианской семьей в настоящем смысле этого слова. Если супруги не готовы к жертвенности, если они не хотят отдавать свое время, свой покой и свои душевные силы, не готовы жертвовать в какой-то степени даже своей карьерой и профессиональной реализацией ради того, чтобы родить и воспитать дитя, – это всего лишь глубоко ущербный союз двух эгоистов.

Но бывает, в семье складывается ситуация, когда по болезни, иным серьезным причинам бывает необходимо на какой-то срок воздержаться от рождения детей… Да, можно сказать, что единственный способ ограничить количество детей – не прикасаться мужу и жене друг к другу. Но что мы получим в результате? Распад многих семей. Будет ли это победой высокой нравственности? Вряд ли.

Сегодня так же популярна настоятельная рекомендация, почерпнутая, как говорят, из «Посмертных поучений» преподобного Нила Мироточивого, о полном воздержании от супружеских отношений в период беременности матери и кормления младенца грудью. Если подсчитать, сколько супруги должны провести времени порознь, то в общей сложности получится срок примерно в два года, а если долго кормить, то и больше. Один священник не без основания заметил: «За это время мужу, пожалуй, можно и монашество принять». Конечно, в поздние сроки беременности и в первое время после родов воздержание необходимо, об этом и врачи говорят. Но если подобные советы применять во всей полноте, то результатом, очевидно, легко может стать нарушение супружеской верности и вследствие этого распад семьи. Поэтому не стоит всем подряд рекомендовать образ жизни, похожий на подвижничество святого Иоанна Кронштадтского.

В «Основах социальной концепции» Русской Православной Церкви средства контрацепции делятся на абортивные и неабортивные. Абортивные средства – это те, которые уничтожают на самых ранних стадиях уже зачатую в утробе матери человеческую жизнь. Таковы, например, некоторые гормональные препараты, действие которых препятствует закреплению оплодотворенного яйца в матке и дальнейшему его развитию. К употреблению таких средств, отмечено в документе, «применимы суждения, относящиеся к аборту» (XII. 3). Значит, Церковь считает их использование недопустимым и греховным.

Но далее сказано: «Средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя». Исходя из социальной концепции РПЦ, можно предположить, что Церковь благословляет контрацепцию и, как говорится, расслабиться. Но мы должны помнить, что нравственная оценка использования подобных средств во многом зависит от мотивов, которыми руководствуются супруги. Одно дело, если супруги исходят из эгоистических побуждений и не хотят рождения детей, которые лишили бы их покоя, части достатка, которые будут впоследствии предъявлять какие-то права на их участие, жертвенность, заботу. Это, конечно, греховное поведение, как и отмечено в «Основах». Другое дело, если отсрочивать рождение детей супругов побуждает необходимость обеспечивать подобающее воспитание для уже родившихся, либо состояние здоровья кого-либо из родителей, либо уход за серьезно больными членами семьи и тому подобные основательные причины. «Очевидно, что решения в этой области супруги должны принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету духовника», – сказано в соборном документе (ХТТ, 3). Духовникам же Собор рекомендовал заботиться в подобных ситуациях прежде всего о сохранении и укреплении семьи. А для этого «надлежит с пастырской осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень духовной зрелости и многие другие обстоятельства, различая тех, кто может вместить высокие требования воздержания, от тех, кому это не дано (Мф. 19, 12)».

Искусственное оплодотворение

Сама идея помощи женщине в зачатии не более греховна по своей сути, чем любое использование медицины. Предание анафеме всех достижений науки и прогресса – своего рода суеверие, которым грешат ханжи. Само собой, мы не можем жить так, как жили первобытные люди, хотя, возможно, именно такой образ жизни наиболее нравствен. Так исторически сложилось, что человечество развивает медицинские технологии.

Смирение перед посылаемыми напастями не означает отказа от помощи в них. В конце концов, раньше, когда медицина была слабо развита, в России было множество людей, наделенных даром целительства. И болящие точно так же приходили к ним за помощью, как мы идем к врачам. Можно считать медицину происками лукавого, но с такой же уверенностью ее можно назвать и даром Господа.

Если супружеская пара не может зачать ребенка, муж с женой идут к врачам, лечатся, пьют лекарства и пр. Когда лечение не помогает, они могут прибегнуть к современным медицинским технологиям оплодотворения.

Но техник оплодотворения много, и они очень различаются не только по своей медицинской сути, но и с точки зрения нравственности.

Если в процессе искусственного оплодотворения половые клетки мужа вводятся в матку, то вряд ли можно усмотреть в подобном действии нечто греховное.

Другое дело, когда в подобных целях используется «донорский материал». «При этом существенным образом нарушается целостность и исключительность брачных отношений между двумя людьми, мужчиной и женщиной. В них вторгается кто-то третий. /…/ у ребенка наряду с «социальным» отцом будет еще какой-то «генетический», с которым он связан всей своей наследственностью. /…/ Все это создает нравственно скользкую и двусмысленную ситуацию в отношениях между супругами и ребенком»83.

Еще более неприемлемо так называемое «экстракорпоральное оплодотворение». Дело в том, что в процессе этой процедуры гибнут «запасные» эмбрионы. В Социальной концепции Русской Православной Церкви по этому поводу сказано следующее: «Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются… все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов» (XII. 4).

В действительности, пытаясь перехитрить природу, мы зачастую забываем о самом простом и замечательном способе преодолеть бездетность – об усыновлении чужого ребенка. Сегодня в России так много детей, оставленных родителями и нуждающихся в любви, тепле и заботе… И чем гоняться за передовыми технологиями по искусственному оплодотворению, всегда лучше усыновить ребенка, тем более что принятие в дом чужого ребенка и воспитание его можно приравнивать пусть к небольшому, но все же христианскому подвигу, ибо Христос сказал: Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает (Мф. 18, 5).

Аборты

Отношение Церкви к абортам очевидно для всех и нередко высказывается священниками и архипастырями в такой категоричной форме, что ни о каких «но» и «если» спрашивать даже в голову не приходит. Православная Церковь считает, что с самого момента зачатия мы имеем дело с личностью, пусть еще не развитой, но именно личностью, убийство которой осуждается со всей строгостью.

Зарождение новой жизни окутано тайной, и в этот момент нам, простым смертным, является «обыкновенное чудо» возникновения человека, чудо, которое, как ни старайся, невозможно объяснить ни генетикой, ни биологией, ни какими бы то ни было иными науками. На самой ранней стадии развития, в утробе матери, новый человек (эмбрион) чувствует боль и страх, что было доказано неоднократными научными исследованиями, испытывает радость или грусть (психологам посредством введения человека в гипнотический сон удается иногда получать информацию о переживаниях, испытанных исследуемым в материнском чреве).

Та горячность, иногда, возможно, чрезмерная, с которой священнослужители осуждают аборты, связана с дозволенностью оных нашим законодательством и неосуждением подобного рода «операций» общественным мнением. Итогом такой дозволенности становится повсеместное распространение абортов и то равнодушие, с которым зачастую принимается решение об аборте (на сегодняшний день 7 из 10 зачатых детей не рождается – не правда ли, ужасная статистика?).

В то же время это – убийство с отягощающими обстоятельствами из-за того небрежения и непочтения к Божественному чуду, являемому нам в виде новой жизни.

И, конечно, отдельного разговора заслуживает тот вред, который наносит аборт душам родителей ребенка, поскольку человек, решающийся на убийство собственного чада даже по недомыслию, повреждает свою душу в крайней степени. Как правило, в грехе аборта каются только женщины, что в корне неправильно. Если мужчина знал, что женщина собирается сделать аборт, и не воспрепятствовал этому, не отговорил ее или, что еще хуже, сам подтолкнул к такому решению, он так же повинен в убийстве ребенка. Не составляют в данном случае исключения и те безответственные мужчины, которые просто бросают забеременевшую женщину на произвол судьбы, отказывая не только в помощи, но даже в признании отцовства чада, – они тоже повинны в грехе. И, наконец, мы нередко сталкиваемся с ситуациями, когда забеременевшая незамужняя молодая женщина вынуждена «избавляться от ребенка» под давлением родителей, которые не только не предлагают помощи в сложной ситуации, но, напротив, всячески попрекают дочь тем, что она собирается взвалить на них (родителей) обузу в виде внука.

Зачастую женщина, забеременев, оказывается под огромным прессингом со стороны своих близких, которые всеми правдами и неправдами убеждают ее совершить аборт, и нередко именно это давление играет решающую роль в судьбе малыша. Посему возлагать ответственность за убийство на одну лишь женщину не всегда справедливо. Впрочем, каково бы ни было давление со стороны окружающих людей и мира в целом, аборт все равно не может быть оправдан.

Конечно, бывают в жизни ситуации, когда аборт становится «меньшим из зол». Иногда, например, в случае внематочной беременности, роды просто невозможны, и без аборта умрут и мать, и ребенок. Бывает и так, что роды угрожают жизни матери. Некоторые женщины решаются рожать и в таких случаях и нередко Божьей милостью выживают, несмотря на грозные предупреждения врачей. Но подобные ситуации происходят в жизни не так уж часто. Хотя даже в таких крайних случаях женщина обычно исповедуется в вынужденном грехе.

Но обычно причиной аборта становится просто нежелание рожать ребенка. Оправдания могут быть самые разнообразные: ребенок навредит карьере, у семьи мало денег на содержание нового члена, нет подходящей жилплощади и т. д.

Стоит ли говорить, что такие доводы оправдать убийство не могут. Даже в тех случаях, когда врачи предсказывают, что ребенок родится неполноценным, Церковь все равно противится аборту. Во-первых, подобные предсказания оправдываются только в половине случаев. Во-вторых, с точки зрения Православия, умственная или физическая неполноценность не является недостатком. Иногда умственно отсталые люди или физически убогие обладают кристальной душевной чистотой, сравнимой со святостью, и родители еще души спасти могут ходатайством своих «неполноценных» чад. Кроме того, тяжесть заботы о неполноценном ребенке – это тот крест, который Господь посылает родителям, а следовательно, необходимая для спасения души ноша.

Если все же аборт совершен, то женщина должна в нем покаяться и исповедаться. По каноническим правилам Церкви женщина, совершившая аборт, отлучается от Причастия на 10 лет. Сегодня мало кто из священников прибегает к столь суровой мере наказания. Как правило, отлучение от Причастия ограничивается сроком в год, и кроме того, на женщину накладывается епитимья. При наложении епитимьи священник принимает в расчет обстоятельства, при которых был совершен аборт: если на то были какие-то серьезные причины, то епитимья может быть еще мягче. «В случае, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь»84.

Внебрачные связи

Мы живем в то время, когда религиозные нормы играют в жизни очень незначительную роль. Даже для церковных людей эти нормы зачастую представляются факультативными. Поэтому человек, пытающийся следовать заповедям, оказывается иногда в довольно экстремальном положении. С одной стороны, оно и хорошо, потому что жизнь во Христе не должна быть всегда легкой. С другой стороны, не каждый может принести те жертвы, которых «требует» от него Церковь.

Вопрос внебрачной жизни становится одним из самых актуальных для современных христиан. Одно дело, если к вере пришел уже будучи семейным человеком: верность вполне поощряется и в светском обществе. И совсем другое, если ты не состоишь в браке.

Сегодня девство до брака представляется чем-то совершенно немыслимым и даже несуразным. Трудно представить, что молодой человек и девушка, встретившись, погуляли пару месяцев за ручку, а потом решили пожениться. Как правило реализуется простая схема: встреча – постель – свадьба.

Далеко не каждый человек сегодня способен ждать, пока не появится та единственная его половина, которая выйдет за него замуж (или женится) без предварительной совместной жизни. В чем причина? Да все в том же. В нежелании обуздать собственную похоть, в стремлении испытать наслаждение, в жажде удовольствия.

Как православной девушке противостоять своему возлюбленному, который желает с ней близости до брака, если он не живет по тем же нравственным законам, что и она? Думаю, что ограничиваться фразой «все равно нельзя» – значит подходить к вопросу несколько формально. То есть фраза-то абсолютно верна: конечно, блуд – это грех. Но мне хотелось бы еще раз вспомнить о самой сущности этого «нельзя».

Ведь мы называем отношения блудными, если люди сошлись только для любовных утех, вовсе не желая вкусить ответственности друг за друга и за потенциальных детей, вкусить страдания и боль, без которых не рождается настоящая любовь. Ведь брак – это всегда внутреннее согласие быть вместе до конца, в радости и горе. А если этого согласия нет? Значит, мужчина и женщина не хотят быть вместе. Они хотят только приятностей.

Помните пьесу «Обыкновенное чудо»85?

Принцесса отказалась от своей любви к Медведю (медведя превратили в прекрасного юношу; если он полюбит и поцелует девушку, он снова станет зверем). Предав любовь, не желая отведать горечь разлуки и увидеть, как ее возлюбленный снова станет зверем, она смертельно заболевает. Итак:

«Король. (Они) говорят, что принцесса умрет.

Администратор. От чего?

Король. От любви, что ли.

Администратор. Это, я бы сказал, вздор. Бред, как я это называю. Наш общий врач, мой и королька, вчера только осматривал принцессу и докладывал мне о состоянии ее здоровья. Никаких болезней, приключающихся от любви, у принцессы не обнаружено. Это первое. А во-вторых, от любви приключаются болезни потешные, для анекдотов, как я это называю, и вполне излечимые, если их не запустить, конечно. При чем же тут смерть?»

Так вот, любовь и «любовь» так же отличаются друг от друга, как те болезни, которые от них приключаются. В одном случае болезнует и тоскует душа, жаждущая соединения с любимым, а в другом итогом становятся венерические болезни.

Так неужели мы согласимся любить этой второй, меленькой и дешевой любовью, которая боится свадьбы без того, чтобы «предварительно не попробовать друг друга»? Неужели мы так дешево себя ценим, что испугаемся потерять человека, который «не может потерпеть», словно речь идет о походе в туалет? Или мы сами не в состоянии потерпеть?

И если вы оба так уверены в чувствах, что мешает вам освятить их в Церкви и испросить Божией благодати на вашу любовь?

А мешает внутреннее убеждение в том, что эта любовь ненастоящая. Что будет другая или другой, которые «больше подойдут». Вот мы сами и поставили себе диагноз. Если есть сомнения – значит это не «та самая» любовь. А если не та самая – брак бессмыслен и обречен на провал. А если так – значит, мы живем в блуде ради удовлетворения животных инстинктов. А если мы в блуде, значит, мы недостойны Причастия Вечной Жизни и Любви – Христа. Вот так мы осудились собственной совестью, и «злые» батюшки здесь ни при чем.

Потому что, если мы внутренне понимаем, что нас не разлучат ни смерть, ни горе, ни болезнь, – значит мы уже в браке. Печать в паспорте – это свидетельство перед обществом. Венчание – свидетельство перед Богом. Поэтому те, кто действительно живет одним дыханием, всей душой желают единения перед Законом и Благодатью. А те, кто тешит похоть и жаждет наслаждений, бегут и от загса и от храма, запутавшись в похоти и лжи перед самими собой и перед сожителем. Значит, сердце сжигает блудная страсть, и мы встаем перед выбором: бороться с ней или уступить.

Поэтому столь логично звучит призыв Церкви или оставить блудную жизнь, или превратить ее в брак, наполнив ответственностью, любовью и благодатью.

Глава 4. Старость в современном мире

Не пренебрегай человека в старости его, ибо и мы стареем. (Сир. 8, 7)

В современном мире старость из естественного периода человеческой жизни превратилась в некоторый отрицательный символ, обладание которым едва ли не приравнивается к пороку и точно уж порицается, так же как глупость, бедность или неудача. Ныне показателями самореализации, успешности и востребованности на социальном, политическом и экономическом рынке служат молодость, красота и хорошая физическая форма, и это заблуждение вовсю пропагандируется СМИ и другими глашатаями современной культуры. А ведь еще недавно, каких-нибудь 30–40 лет назад, эту роль вполне заслуженно играли опыт, мудрость, «почтенные седины». Образ умудренного опытом старца или старицы, наставляющих и вразумляющих мало что знающую молодежь, архетипичен для всех мировых культур и цивилизаций. За всю историю человечества мы впервые столкнулись с ситуацией, когда быть стариком – стыдно. Так искусственно ломается еще одна базовая структура человеческого самосознания, укорененная не только в психике, но и в генах.

Конечно, старость страшна. Старость немощна, больна и максимально близка к смерти. Старость противна природе человека и внесена в нее первородным грехом вместе со смертью и болезнями. Но приведет ли к спасению от смерти и старости их отрицание?

Объявляя Адаму об ужасных последствиях человеческого греха, Господь говорит: В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3, 19). Сказав это, Он лишает Адама вечной жизни (Быт. 3, 22) и тем самым обрекает его на медленное умирание, то есть на старость. Ведь что такое старость? Ученые открыли некий ген старения, при отсутствии которого клетки человека способны были бы вечно обновляться, а человек жил бы вечно. Мы уже говорили о том, что смерть дана человеку промыслительно, как возможность к покаянию, для того чтобы избежать демонской участи – вечности во зле.

Старость же предусмотрена Богом как пора «сбора урожая». Утихают гормональные бури, вырастают дети, становятся нереализуемыми многие страсти и желания. Старость похожа на осень. Природа, уставшая от цветения и плодоношения, жаждет отдыха и сбрасывает уже ненужную листву…

Помните:

Дни поздней осени бранят обыкновенно,

Но мне она мила, читатель дорогой,

Красою тихою, блистающей смиренно.

Так нелюбимое дитя в семье родной

К себе меня влечет.

* * *

Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса –

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

Наши предки соотносили времена года и периоды человеческой жизни. Для христианина природа – это Божественная книга, по которой можно прочесть приметы собственной жизни. Да, зима-смерть страшна, но в ней – залог новой жизни. Зерно, упав в землю, умирает, но если не умрет – не воскреснет. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24). Глаза старости обращены внутрь, вспять, а ведь и покаяние (по-гречески – «метанойа») означает «поворот вспять». Старость зорко всматривается в минувшее, вспоминает давно ушедшее, анализирует, переживает заново. Это ли не дар Божий для немощной души, это ли не возможность раскаяться в грехах, обелить перед смертью одежды совести? Старость открыта и беззащитна перед жизнью как детство – это ли не милость Божия, позволяющая нам снова стать «как дети», чтобы удобнее войти в Царство Божие? Старость беспомощна и немощна, это ли не узда для гордости и не кратчайший путь к высшей добродетели – смирению?

Если мы всмотримся в приметы старости, мы поймем, что нам дается время на осмысление прожитой жизни, на то, чтобы отстраниться от суеты и славы и подумать о вечности, – о своей собственной душе, которая, в отличие от нашего тела, на вечность просто обречена.

Но сегодня любое напоминание о смерти – непростительная, нетерпимая и жестокая грубость. Вглядываясь в зеркальце подобно мачехе из известной сказки, мы трепетно ждем приговора… Вот они, вестники старости и смерти – морщины, обвисшая кожа, дряблые мышцы, седые волосы, теряющие блеск глаза. Мы расцениваем это не как неминуемый итог, а как удар в спину – несправедливый, неожиданный, мучительный.

И вот, самым прибыльным бизнесом становится медицина, а точнее, те ее области, которые подобно алхимии и магии силятся вырвать у природы рецепт вечной молодости. Пластическая хирургия и фетальная терапия, косметология и лазерная коррекция – новые и новые методы служат человеку в утопической мечте – быть «вечно молодым». Смерть и старость неминуемы и страшны, поэтому они осмеиваются и изгоняются. Психологи лечат от «комплекса старости», потому что человеку не удается избавиться от осознания того, что его, как и миллиарды других до и после, ждут старость и смерть.

Комплекс утраты молодости86, победив христианское осмысление старения и умирания, как время духовной жизни, мудрости и покаяния, породил страшные преступления против жизни.

К ним можно отнести фетальную терапию. Латинское слово fetus означает плод. Суть этого метода в том, что органы и ткани, извлеченные из эмбрионов человека на разных стадиях развития, могут, по утверждениям некоторых ученых, использоваться при лечении многих болезней у других людей. В том числе и таких болезней, которые до сих пор считались неизлечимыми. Речь идет, например, о таких заболеваниях, как детский церебральный паралич, болезнь Паркинсона, болезни Пика и Альцгеймера, рассеянный склероз, болезнь Дауна, различные виды иммунодефицита. Дело в том, что клетки развивающегося плода обладают огромным запасом жизненной силы, они проявляют высокую биологическую активность. Говорят, что фетальные инъекции помогают при циррозе печени, алкогольной энцефалопатии, при постинсультных расстройствах, при лечении различных опухолей. Правда, те ученые, которые свободны от профессиональной и материальной заинтересованности в развитии фетальной терапии, считают эти обещания всего лишь рекламным приемом. До сих пор нет надежных подтверждений терапевтического эффекта, не говоря уже об абсолютном выздоровлении в результате этих процедур. Но уже сегодня распространяется применение фетальных материалов для лечения импотенции, особенно связанной с пожилым возрастом, для общего омоложения организма и – в виде кремов и масок – для косметических целей, для «обновления» увядшей кожи, устранения морщин… Такое косметическое применение представляется особенно безнравственным – оттягивать старение за счет поглощения молодых, несостоявшихся человеческих жизней…

«Безусловно недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фетальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использование тканей и органов человеческих зародышей, абортированных на разных стадиях развития, для попыток лечения различных заболеваний и «омоложения» организма. Осуждая аборт как смертный грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни некто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя еще более широкому распространению и коммерциализации абортов, такая практика (даже если ее эффективность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно доказана) являет пример вопиющей безнравственности и носит преступный характер», – говорится в «Основах социальной концепции РПЦ», п. 12.7.

«Мне все это напоминает жуткую фреску Гойи «Сатурн»: старое чудовище, которое держит в руках маленькую человеческую фигурку с откушенной головой. Как страшно, если человечество пойдет по этому пути пожирания своих детей ради продления молодости состоятельных стариков и старушек!» – сказал прот. Николай Балашов в комментариях к «Основам…».

Старость, готовая на все ради собственной жизни, отвратительна. Молодящиеся старики и старухи были сотни раз высмеяны в литературе. Но сегодня принято смеяться над теми, кто не натягивает кожу, не вставляет титановые челюсти, не пересаживает волосы и не трансплантирует себе силиконовую грудь. Вглядываясь в обезображенные «молодостью» лица эстрадных звезд и политиков, невольно задумываешься о том, что эта «молодость» нравственно позорит и унижает их самих, лишая естественного человеческого достоинства. Говорят, что до сорока пяти у человека такое лицо, которое дала ему природа, а после – какое он заслужил. Почему же мы стесняемся своих лиц?

Раздумывая об этом, вспоминаешь лица святых. Вот, например, лицо мч. царицы Александры. От частых родов и болезней наследника ее красота померкла, лицо покрылось морщинами, волосы поседели. Но сколько же недостижимой красоты и внутреннего благородства в ее добром и мудром лице! Разве такое лицо можно купить? Нет – как нельзя купить жертвенную, чистую, милосердную душу. А лица недавно преставившихся старцев – прот. Николая Залитского или архим. Иоанна Крестьянкина? Один взгляд на них, одно их присутствие исцеляло, оживляло и спасало сотни людей. Как можно отказаться от такой старости? А ведь все они терпели немощи, болезни, нужду и лишения! А лицо собственной матери, бабушки? Разве вечную молодость ищем мы в дорогих чертах? Их молодость перелилась в нас, а их любовь и мудрость научили нас жить и надеяться.

«Делая себе лицо», мы хотим казаться, а не быть. Мы отвергаем свое бытие, свою секунду, свой «миг между прошлым и будущим», который и есть жизнь, во имя иллюзии. Отрекаясь от старости, мы отрекаемся от плодов, предпочитая цветы. Мы превращаемся в ту неплодную смоковницу, которая одна вызвала проклятие Господа. Убегая от мыслей о смерти, мы убегаем от мыслей о вечности. Лишая себя покаяния, мы осуждаем себя на вечные муки. Недаром памятование о смерти считается одной из христианских добродетелей.

У старости есть и другая сторона. Мы говорили о нашем старении и смерти, а теперь поговорим о старении и смерти других. Ведь отношение к старости – это в первую очередь, отношение к старикам. Есть страницы позора в человеческой судьбе, и к одной из таких относится существование домов престарелых, где обитают старики при живых детях и родственниках (мы не говорим о действительно одиноких людях). Отдать своих родителей в такой дом – это навлечь на себя проклятие Божие, ибо одна из заповедей гласит: «Чти отца и мать своих». Что ждет таких людей? На что они надеются? Или они полагают, что их дети поступят с ними по-другому? Такие грехи страшным бременем ложатся на детей и внуков, требуя деятельного раскаяния.

А наше отношение к старикам в очереди, в транспорте, на улицах, к старикам-соседям?

В заключение напомню, что старость – это начало перехода из этой жизни в будущую. И если мы будем воспринимать нашу телесную немощь и душевные невзгоды как процесс «сбрасывания балласта» перед этим переходом, то она превратится для нас из времени ужаса во время свободы.

Глава 5. Эвтаназия

Уже довольно давно ведутся споры о том, можно ли лишать человека жизни, если он страдает от неизлечимой болезни. В современном мире тот факт, что человек просит лишить себя жизни медикаментозным способом, дабы не терпеть больше страданий, самоубийством уже не считается. Точно так же, как не считается убийством со стороны врача «облегчение страдания больного», а напротив, многими признается актом милосердия.

Конечно, Православная Церковь относится к эвтаназии иначе. Грех этот приравнивается к убийству со стороны врача и к самоубийству со стороны человека, пожелавшего досрочно прекратить свои мучения.

Все, в том числе и болезни, посылается Господом, а посему терпеть их надо с должным смирением. Известны случаи, когда именно тяжелая болезнь вела в результате ко спасению.

Эвтаназия страшна вдвойне, поскольку является двойным грехом: одна душа погибает безвозвратно (ибо самоубийца не может войти в Царствие Небесное), а другая (способствовавшая самоубийству) оказывается на пороге гибели.

Вот что говорится об эвтаназии в «Основах социальной концепции РПЦ», п. 12.8:

«Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: «Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1Цар. 2, 6). В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти (Иов. 12, 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией: не убивай (Исх. 20, 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств.

Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех. Умышленный самоубийца, который «соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия», не удостаивается христианского погребения и литургического поминовения (Тимофея Алекс. прав. 14). Если самоубийца бессознательно лишил себя жизни «вне ума», то есть в припадке душевной болезни, церковная молитва о нем дозволяется по исследовании дела правящим архиереем. Вместе с тем необходимо помнить, что вину самоубийцы нередко разделяют окружающие его люди, оказавшиеся неспособными к действенному состраданию и проявлению милосердия. Вместе с апостолом Павлом Церковь призывает: Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6, 2)».

Глава 6. Разочарования в церковной жизни

Время от времени приходится сталкиваться с людьми, разочаровавшимися в христианстве, или в Православной Церкви, или в православном священстве. И каждый раз я задаюсь вопросом, что можно сказать таким людям. Невольно начинаешь думать о том, что действительно зачастую священники тоже не чужды греха, что, возможно, самому устройству церковному есть куда совершенствоваться, что какими-то своими установлениями Церковь отпугивает людей.

Но по здравом размышлении на эти темы приходишь к совершенно иному взгляду на вещи.

Хочется вспомнить книгу «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Сюжет весьма прост: некий человек слышит наставление о том, что нужно беспрестанно молиться, и слова эти так заинтересовывают его, что он отправляется в паломничество, дабы узнать, что они значат. Много лет он странствует по России, посещает старцев, отшельников и всех спрашивает о том, что значит непрестанно молиться. Он не успокаивается, пока не находит ответа.

Эта история вспомнилась по контрасту с сегодняшним положением дел. Во все времена люди искали веры и истины, жаждали их более всего на свете, алкали их и не успокаивались, пока не находили. Странник, о котором шла речь, обошел пешком всю Россию, чтобы найти ответ на волновавший его вопрос. А мы… Мы даже не в состоянии прочитать двех-три книги, чтобы утвердиться в правильности своего понимания религии. Мы что-то где-то услышали и довольствуемся этим вполне. «Надо непрестанно молиться», – слышим мы. Непрестанно не получается, часто тоже не получается и вообще не очень получается. Но мы знаем, что нужно читать молитвы как можно чаще. А по сути, вообще не задумываемся над подобными вопросами.

Мы говорим сейчас, что раньше вера в Бога была основой жизненного уклада большой части общества, но это не совсем так. Возможно, это высказывание и справедливо по отношению к XII–XVI векам, но не к более раннему времени. Да и вообще основой уклада не может быть вера, а только церковная традиция. Вера же, истинная вера всегда была выше уклада и традиции. Самые великие святые переворачивали традицию, разбивали уклад и нередко даже претерпевали гонения и унижения от своих же собратий христиан. Ярким примером тому может служить житие прп. Серафима Саровского, который неоднократно за свою жизнь сталкивался с гневом братии и даже монастырского начальства.

У нас бытует странное, нелепое представление, что все святые как-то сами собой стали святыми. Вдруг в их жизни что-то перевернулось, и они превратились в святых. Да, конечно, многие из христиан испытали некий толчок, который подвиг их к вере. Но смею заверить, что многих подобный же толчок к вере не подвиг. Вспомним Марию Египетскую, которая не смогла войти в церковь и поэтому удалилась в пустыню приносить покаяние Богу за свои грехи. Да, конечно, Марии было явлено чудо, но кто из нас, современных христиан, ушел бы в пустыню после такого чуда? Мы бы недоуменно пожали плечами и поехали домой к родному телевизору. Для Марии Египетской невозможность войти в церковь стала отправной точкой в поиске истины. В тот момент, перед входом в церковь, она только поняла, что вся предыдущая жизнь была ошибкой, и тут же, не задумываясь, отрешилась от той, неправильной жизни, чтобы обрести новую, истинную. Осмелюсь предположить, что, уходя из мира, она и не представляла толком, куда уходит и сколько времени там проведет. И уж точно она не ставила перед собой цели прожить 40 лет в пустыне, питаясь акридами, чтобы научиться ходить по воздуху.

Ревностность первых христиан так велика вовсе не потому, что они были какими-то особенными людьми, а потому, что они искали Истину, находили ее и не выпускали уже из рук ни под какими пытками.

Другое дело мы. Подобно Пилату мы нехотя говорим в лицо Живой Истине, Христу: «Что есть истина?», вовсе не желая получить немедленный, а тем более дискомфортный ответ. Мы ничего не ищем. Нам не нужно ничего, кроме собственного дивана. Мы свою веру не ищем, не обретаем, мы вообще к вере-то не стремимся. Мы пассивно, с некоторой неохотой поддаемся на уговоры пойти в храм или прочитать Евангелие, принимаем какие-то догмы, не особенно разбираясь, зачем и кому они нужны, и далее так же расхлябанно следуем неким столь же непонятным установлениям до тех пор, пока они не особенно прижимают нашу самость. Когда же неизбежный конфликт происходит, мы разочарованно поворачиваемся к Церкви спиной, объявляя, что она вовсе не такова, какой бы нам хотелось ее видеть. При этом мы даже не думаем отправляться на какие-то дальнейшие поиски Истины, мы просто отказываемся от навязанной нам идеи во имя своего комфортного существования. Причем комфортным для нас будет даже страдание, если только нашему «я» будет позволено остаться без изменений.

Нас, христиан, часто обвиняют в догматичности, и обвинение это справедливо. Наши истины и догмы не выстраданы, не выношены, они просто нахлобучены на нашу жизнь, как чужая шапка. Мы их даже не принимаем с послушанием и смирением, потому что послушание и смирение уже предполагают какую-то осознанность, мы просто с ними не спорим. Поэтому так легко бывает во всем разочароваться. Для истинно верующего нет догм, а есть жизненная правда. То, что огонь обжигает, – это не догма. Мы знаем об опасной силе огня из собственного опыта. То, что еда необходима человеку, – это не догма, в необходимости еды удостоверяет нас чувство голода. Мы не разочаруемся в пище только оттого, что конкретный ужин был невкусным.

Вот простой пример. Человек поступает в институт. Если его поступление было осознанным, если он долго готовился, волновался, если пришел сюда за знаниями – он будет учиться. Ему не понравился преподаватель – он потерпит ради нужных знаний, ему не нравится система – он будет даже при этой системе извлекать максимум для себя выгоды. Он будет учиться во что бы то ни стало и, несмотря на все недостатки института, выйдет оттуда образованным человеком. Конечно, он будет замечать недостатки данной конкретной системы, и, став ученым, попробует, возможно, сделать свой вклад в систему, чтобы она стала лучше. Но он не разочаруется в самом знании, ради которого пришел. Иное дело студент, поступивший просто так, без труда, от нечего делать – почему бы не поучиться. Он действительно, увидев недостаток преподавателя, готов уже разочароваться в самой науке и во всем, что с ней связано. Вернее, даже и не разочароваться, потому что никогда не очаровывался, а просто предпочесть другой способ проведения досуга.

В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н. В. Гоголь пишет, что Церковь – это не священство и не епископат, а это мы, верующие христиане. Но современность забыла об этом напрочь. Для нас Церковь – это Московская Патриархия и настоятель нашего прихода. Мы не чувствуем себя членами Церкви. Иначе не было бы разочарований. Как клетка организма может разочароваться в организме из-за того, что соседняя клетка неправильно себя повела?

Мы хотим от религии, чтобы она была удобной, благостной и не требовала от нас большого труда. И не находим всех этих качеств, не находим, потому что их и нет в христианстве. Христианство – для тех, кто алчет и жаждет высшей правды, Истины. Так жаждали правды первые христиане. Они неустанно искали эту правду и, найдя ее во Христе, не отступались уже от нее.

Перед нами же все сокровища мира выкладывают на тарелочке – бери не хочу, а мы топчем его, это сокровище, как те евангельские свиньи, перед которыми не надо метать бисер.

Православную Церковь нередко обвиняют в том, что она слишком мало внимания уделяет вовлечению новых членов. Нам же, после долгих раздумий, представляется, что, напротив, слишком много. Нас прямо-таки уговаривают пойти в храм, приманивают разными обещаниями. А все равно без толку. Потому что мы приходим в итоге в Церковь не холодные и не горячие, но теплые и в ожидании каких-то развлечений или утешений и разочарованно уходим, не обнаружив их.

Мы счастливейшие из людей, потому что Благая Весть разнеслась по всему миру и доступна каждому, – и в то же время – несчастнейшие, потому что мы не знаем ее цены и не умеем ее жаждать. Она кажется нам чем-то само собой разумеющимся. Но мы все время забываем об одной простой вещи: Евангелие – это не закон Ньютона, который был однажды открыт и с тех пор существует. Благая Весть приходит в сердце каждого, кому она нужна, и для каждого алчущего она звучит как откровение. И пасхальное приветствие «Христос Воскресе!» не просто напоминает нам о событиях минувших дней, а открывает Истину. Когда мы откроем для себя Евангелие, откроем так, как открывали его первые христиане, когда оно станет необходимостью нашей жизни, мы начнем создавать Церковь, соработать ей, строить ее, притаскивая кирпичик за кирпичиком собственных усилий в добродетелях и в борьбе с грехом.

А до тех пор все наше хождение в храм, вся эта наша псевдорелигиозность будут сопровождаться ворчанием на священников, на церковный уклад и постоянным разочарованием в Церкви, которая почему-то обманывает какие-то наши ожидания.

Глава 7. Новые искушения: в поисках врага

Сегодня в православии непомерно распространились верования в силу чародейства и волшебства, а также в одержимость, буквально подстерегающую на каждом шагу, и впридачу в тайно пришедшего антихриста, весьма ловко клеймящего ничего не подозревающих верующих своей дьявольской печатью. Также открылась масса новых «святых», которые попали в сей чин благодаря насильственной смерти, дурной прижизненной славе и советской историографии. В чем же причина этих новоявленных бедствий, обрушившихся как снег на голову нашему беспомощному православному люду?

Попробуем разобраться. Если очертить тип человека, который верит во все вышеперечисленное, скорее всего это будет человек средних лет или уже пожилой, недавно пришедший в церковь и только что обнаруживший, что, оказывается, существует целый пласт культурных традиций и верований, который прошел мимо него. Человек этот жаждет откровений и чудес. Добавьте к этому полное незнание учения Церкви и догматического богословия, уныние, экзальтированность, страсть к реформированию и революциям и страх перед будущим. Тип церковного нигилиста и обличителя во многом порожден тем «революционным» духом, которым насквозь пропиталась русская интеллигенция, и теми многочисленными суевериями, которые всегда сопровождали наш народ со времен язычества.

Также немалую роль в этих проявлениях человеческой натуры играет стремление найти врага. Зачастую человеку вообще не под силу оказывается верить, любить, дружить просто так. Ему обязательно нужен некто, против кого он будет верить, любить и дружить. Нужен враг. И врагом этим могут стать не только другие национальности или конфессии, а, например, «масоны» или даже «бесы». Поиск врага превращается в занимательную игру. Во всем можно увидеть его происки. Хлеба нет в магазине – это происки масонов. Собственный ребенок стал наркоманом – виновато правительство. Все, что тебе непонятно или не нравится, – бесовщина. Ну, а я, разумеется, только с Богом и в своих падениях не виноват. Враги кругом, так сказать, одолевают, а я ведь немощный. Эту вот суеверность мы очень ясно увидели в истории с ИНН, когда некая часть православной общественности начала кричать во весь голос, что ИНН – это бесовские происки.

1. Конечно, нет ничего приятного в том, что тебя обзывают цифрой, но странно считать, что ИНН кого-то может погубить. Мы лжем, крадем, завидуем, нарушаем все заповеди – и ничего, а какого-то ИНН боимся, как адского огня. О какой дьявольской печати мы говорим, когда сами с потрохами отдаем себя во власть лукавого?

Символы имеют огромное значение, но пропускать троллейбус, в номере которого присутствуют три шестерки, и называть его бесовским просто глупо. В конечном итоге, вся эта приверженность цифрам, знакам и прочим внешним вещам во многом идет от суеверия.

То, что лукавый не дремлет, понимать необходимо. Но нужно понимать и то, что он занимается не развешиванием номеров на троллейбусы, а искушением людей. И нас он искушает тоже. Поддаваясь суеверию, мы тем самым не выдерживаем искушений, поддаемся бесовским страхованиям, разменивая свой религиозный пыл на вещи незначительные, вроде номеров, ИНН и прочей ерунды.

Цель христианской жизни состоит не в обнаружении дьявольских происков и не в разоблачении масонских заговоров. Цель христианской жизни, по верному определению св. Серафима Саровского, состоит в стяжании Духа Святого, в наполнении сердца благодатью и добродетелями. Все остальное лишь средства или помехи. Прежде всего нужно бороться с лукавым в своем сердце, в своих мыслях. Нужно бороться со страстями, с грехом и стремиться к Богу. И только очистившись от своих грехов, убелив одежды совести, мы сможем различить «бесовские козни» в окружающем мире и начать сражаться с ними. А до тех пор территорию борьбы с бесами лучше ограничить собственным сердцем.

На вопрос о том, утрачивает ли христианин имя, если ему присвоили ИНН, можно ответить словами старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина): «…Дорогие мои, как мы поддались панике – потерять свое христианское имя, заменив его номером? Но разве это может случиться в очах Божиих? Разве у Чаши жизни кто-то забудет себя и своего небесного покровителя, данного в момент крещения? И не вспомним ли мы всех тех священнослужителей, мирян-христиан, которые на долгий период жизни должны были забыть свои имена, фамилии, которые заменил номер, и многие так и ушли в вечность с номером? А Бог принял их в Свои отеческие объятия как священномучеников и мучеников, и белые победные ризы сокрыли под собой арестантские бушлаты. Не было имени, но Бог был рядом, и Его водительство вело заключенного сквозь сень смертную каждый день. У Господа нет понятия о человеке как о номере, номер нужен только современной вычислительной технике, для Господа же нет ничего дороже живой человеческой души, ради которой Он послал Сына Своего Единородного, Христа Спасителя. И Спаситель вошел в мир с переписью населения».

2. Современная православная «охота на ведьм», подогревающаяся изданием различных брошюрок и молитвословов «против чародейства и волшебства», тоже страшное суеверие. Конечно, во все времена находились люди, выбирающее зло и погибель, жаждущие общения с бесами. Но с нами, христианами, зло может приключиться только по двум причинам. Первая из них – наши собственные порочность и нераскаянные грехи. Отказываясь от спасительного покаяния, прикипев к тем или иным грехам, мы тем самым демонстрируем собственную свою склонность ко злу, отвергая помощь Божию и отдавая себя в руки бесов добровольно. Промысл Божий может попустить такому нераскаянному грешнику подвергнуться нападениям сатаны. Вторая причина – это действие особого Промысла Божия, как это было с праведным Иовом, чью веру и добродетель испытывал Господь. Так же, промыслительно за грехи родителей могут страдать и дети, вынуждая тех к покаянию, усиленной молитве.

Утверждать же, что колдуну ничего не стоит повредить христианину, значит считать ни за что и Бога, и Его всемогущество, и Его Промысл о нас, и Его милосердие, и то, что бесы, как и любая тварь, находятся в полной воле Божией и ничего не могут совершить без Божиего дозволения. Так что лучшим лекарством от колдовства являются наша чистая совесть и упование на Бога.

3. В моду вошла «одержимость». Таинственный обряд экзорцизма, или изгнания духов, так взволновал народ, что появилась своего рода истерия, когда даже здоровые люди с волнением посещают подобные процедуры, ища в себе признаки «одержимости». Таким образом, не просто профанируется обряд изгнания злых духов, действительно существующий в требнике Петра Могилы, но и возникает угроза массовых истерий, которые уже случались в истории России и Европы. В России конец кликушеству положил указ Петра I, велевшего пороть розгами подобных «одержимых». Как ни странно, эти варварские методы вскоре исцелили целые области, просто охваченные эпидемиями таких «беснований»87. Екатерина II высочайшим указом запретила жалобы на колдунов и ведьм, что тоже существенно снизило процент «сглаженных» и «испорченных».

Поэтому, прослышав о каком-нибудь священнике, практикующем массовые отчитки, нужно знать, что, во-первых, массовый экзорцизм не проводится в православии, а во-вторых, поинтересоваться, кто и когда благословил этого священника на подобную деятельность, так как на проведение подобных треб необходимо благословение правящего архиерея данной епархии. В-третьих, одержимость, вопреки брошюрам, случается гораздо реже, чем психические отклонения и нервные заболевания.

4. Стремясь пополнить святцы именами Ивана Грозного, Григория Распутина, Павла 1, Суворова, Сталина (?!) и т. д., борющиеся за это «православные» полностью убеждены в своей правоте. Их не смущают ни решения Патриархии, ни проповеди старцев и миссионеров, ни очевидная историческая абсурдность подобных канонизаций. В этом поведении ярко проявляют себя именно самость и гордыня этих людей, которые свое непросвещенное фактами и духовным опытом мнение ставят выше мнения Церкви, зачастую даже вовсе признавая его ложным. Мы не будем сейчас подробно останавливаться на биографиях вышеперечисленных исторических лиц88, достаточно сказать, что подобными «канонизаторами» движут вполне понятные мотивы: жажда чуда, радость от противопоставления себя большинству, самомнение, необразованность в области истории и богословия, явное искажение исторической реальности в угоду собственным прихотям, пренебрежение мнением церковной иерархии, непослушание и гордость. Итогом их деятельности является раскол Церкви, дискредитация ее в глазах неверующих, провокации, обольщение многих простецов и клевета на священнослужителей. Плоды столь очевидны, что дерево познается без труда.

Приложение. Священник Дионисий Дунаев, кандидат богословия. Богооткровенная религия и мифотворчество89

В истории человечества можно наметить два вектора существования религии – истинную религию, которую сам Бог создает для спасения человека и общения с ним; и ложную религию, которую создает сам человек в отрыве от Бога. Стремление к богообщению есть необходимая составляющая человеческого духа. Если это стремление исполняется в богооткровенной религии – человек достигает спасения. До пришествия в мир Христа Спасителя такой богооткровенной религией было ветхозаветное иудейство. Из Св. Писания мы знаем, что суеверия и предрассудки временами встречались и там: это и частые отпадения в идолопоклонство, и, в более поздний период, осуждаемые Христом предания старцев. Оторванная от Бога религиетворческая функция, что называется, «работает в автономном режиме»; эта функция, выражаясь языком психологов, является архетипом религиозных представлений. Действует эта функция иногда массово, иногда индивидуально, продолжительно или кратковременно. Как объяснить многовековое существование таких старших по возрасту, чем христианство, религий, как индуизм, буддизм, даосизм, конфуцианство? Эти религии есть порождение исключительно человеческого духа, но никак не Божественного откровения, а Бог не утесняет свободу человека.

Слово «язычество» происходит от слова «язык» – «народ, племя». Феномен язычества (народничества) должен осознаваться не только как отдельно взятый культ и набор сопутствующих ему теоретических представлений, которые можно заменить христианским культом и богословием и на этом поставить точку. Язычество пронизывает собой все сферы жизни и деятельности человека, его мировоззрение и тайные закоулки души. Даже лишенное религиозных составляющих, язычество выживает, трансформируясь в идеологические и социальные формы. Особенно живуче язычество на уровне быта и семейных отношений. Язычество очень психологично в том смысле, что оно есть состояние души без Бога. И вот именно про это бытовое, психологическое язычество, приживающееся даже в «церковной ограде», мы и собираемся поговорить в этой статье.

Ритуалы и рудименты

Вместе с язычеством рука об руку шагает магия. Магия есть стремление человека подчинить себе существующий в мире порядок, заставить служить своим интересам всю совокупность видимых и невидимых существ. Вот что пишет об этом о. Александр Мень: «Для мага радости мистического богообщения – пустой звук. Он ищет только достижения могущества в повседневной жизни – на охоте, в земледелии, в борьбе с врагами. Этот антагонизм оставался даже тогда, когда магия стала переплетаться с религией. Магизм ждет от Неба только даров, природу (включая незримые силы) он хочет поработить, в человеческом обществе он воцаряет насилие. Племя и власть становятся над духом. Человек сливается с родом, подпадая под гипноз коллективных представлений». Таким образом, в то время как богооткровенная религия строится на основе любви, магизм строится на отношениях «ты – мне, я – тебе». Подобные магические отношения складываются и у многих наших современников. Не будь этого – не появились бы пословицы: «гром не грянет – мужик не перекрестится» или «как тревога – так до Бога». Люди, у которых ни Бог, ни Церковь не занимают в жизни важного места, в случае неприятностей бегут в храм, там ставят самые толстые свечи (как будто Богу, чем толще свеча, тем угоднее!) и пытаются убедить священника в том, что их семейные неурядицы и беды спровоцированы дюжиной местных колдуний. Но это вовсе не значит, что Православие для них есть нечто вроде последней инстанции, – с тем же успехом они обратятся к отечественной «бабке» или к экзотическому африканскому шаману.

Не лучшим образом ситуация складывается и в среде мирян, более или менее стабильно посещающих богослужения. Для многих из них ритуал является понятием не религиозным, но психологическим. В психологии ритуал есть зачастую непроизвольное действие, обеспечивающее стимуляцию жизненных отношений индивида, например, в одном храме под Киевом некоторые местные прихожанки считают, что в церковный двор можно заходить только через центральные ворота и ни в коем случае не через заднюю калитку с другой стороны храма. Никаких объяснений подобным действиям они не дают. Психологи данный обычай объяснили бы как ритуал, обеспечивающий его участникам магический престиж, а религиеведы добавили бы к этому, что здесь имеет место табу. Трудно не согласиться с этим.

Выше мы упоминали о так называемом свечном благочестии. Для многих людей элементарнейший акт возжигания свечей в храме является чуть ли не самым основным в их «христианской» жизни. (Это все равно как если бы человек, намеревающийся купить ювелирное изделие, ограничился тем, что выкрутил в ювелирном магазине дверную ручку и, всемерно довольный и даже не заходя в магазин, отправился бы домой, гордясь приобретением.) Боже упаси кого-нибудь постороннего дотронуться или переставить поставленные ими свечи! Это вызовет моментально бурю гнева и возмущения, посягнувший будет обличен в колдовстве и может схлопотать по рукам! Не лучше обстоят дела и со святой водой. Многие далеки от веры, что «капля освящает море» и поэтому настойчиво требуют от священника в дни, когда в храмах служатся молебны с водосвятием, чтобы он «хорошенько побрызгал» и принесенную ими воду, и их самих. Вере в невидимое освящение души благодатью Св. Духа через Таинства Церкви эти псевдоправославные люди предпочитают чисто психологическое самоуспокаивани: дескать, меня водой облили – теперь и здоровье будет, и грехи простятся.

Не свободны, к сожалению, от суеверий и предрассудков и многие представители духовенства. Так, известно, что в некоторых селах существует следующий обычай: когда наступает время какой-нибудь односельчанке рожать ребенка – священник спешит в храм «отверзать Царские врата», чтобы тем самым обеспечить потенциальной роженице благополучные роды. Здесь налицо элемент так называемой гомеопатической магии (подражательной): Царские врата кощунственно ассоциируются с женским лоном. Известен случай, когда некий священник запретил своим прихожанам причащаться (!) на праздник Преображения Господня, мотивируя запрет тем, что, дескать, «сегодня мы все причащаемся яблоками (?!)». Некоторые священники вообще запрещают причащаться в двунадесятые и великие праздники без особой на то мотивации – все вы, мол, недостойны сегодня. Забывают только они об ответственности, которую несут перед Богом за свою паству; ведь смысл и центр православной общины – это Евхаристия, а не различные обрядовые мелочи. Тут впору вспомнить слова, обращенные к каждому поставляемому иерею при вручении Св. Агнца: «Приими Залог сей, о Нем же истязай будеши…».

Перечислим еще некоторые суеверия и предрассудки, которые встречаются в современной церковной жизни.

Геронтомания – поиск «старцев». Напрасно многие современные «старцеискатели» полагают, что ими руководят примеры великого старчества из истории христианства, отнюдь. Стремление многих православных к духовному рабству и зависимости от воли сомнительных «старцев» напоминает времена, когда после принятия Русью христианства по ее просторам ходили разные вещуны и волхвы, пугая нетвердых еще в вере людей гневом богов: неурожаями и болезнями. Или петровские и послепетровские времена, когда старообрядческие посланцы призывали всех бежать в скиты «от антихриста». Таким образом, алармизм и эсхатологический психоз постоянно наблюдались в истории в различных вариациях и провоцировались «старцами». «Старец» – это архетип многих народов, олицетворение мудрости, тайных знаний: друид, шаман, тибетский лама и т. п. Именно этот архетип заставляет людей искать «духовного сверхчеловека», противопоставляющего себя и свою доктрину Церкви и ее учению.

Технофобия – боязнь продуктов технического прогресса. Носителями этого вида фобии чаще всего выступают старые, больные, одинокие люди. Они считают, что компьютеры, банкоматы, аудиовидеотехника и т. д. суть «бесовщина». Такие люди активно способствуют распространению всяких слухов о близком конце света. Технофобия и геронтомания тесно связаны между собой. «Старец», боязнь техники и отождествление ИНН с «печатью антихриста» шествуют обычно вместе.

Ксенофобия – боязнь мнимо чужого и нового. Этот вид суеверия охватывает как мирян, так и духовенство. Ксенофобия, как правило, сочетается с разновидностью национализма – церковным национализмом, а также с невежеством. Вот примеры: некоторые священники и монахи запрещают читать книги известных православных богословов только под тем предлогом, что у этих богословов нерусские фамилии (Керн, Мейендорф, Шмеман, Блюм). Незнание истории Церкви и полноты христианской традиции в соединении с этнофилетизмом заставляют подверженных ксенофобии мирян и духовенство во всем неизвестном и непонятном им видеть происки «врагов православия» или нечто совершенно чужеродное по отношению к Церкви, которую они понимают крайне узко – в пределах лишь одной поместной Церкви, а иногда и монастыря, и даже прихода. Огромное недоумение у ксенофобов вызывает факт почитания Православной Церковью в лике святых некоторых римских пап. Некоторые священники даже стараются заменять слово «папа» словами «патриарх» или «епископ», как будто слово «папа» – ругательство, а «патриарх» и «епископ» – эвфемизмы. Таким образом, «психология мелкого лавочника» заменила у ксенофобов соборное (кафолическое) сознание. Но ксенофобы не знают не только историю древней Церкви, но и особенности духовных традиций других современных Поместных Церквей, которые имеют право отличаться от русской или украинской традиций. Уверен, что в традициях и укладе жизни других Поместных Церквей нашлось бы много такого, что пришлось бы не по нраву нашим ксенофобам и было бы расценено последними как ересь и беззаконие.

Некрофобия – боязнь покойников и того, что с ними связано. Множество суеверий и предрассудков связано с похоронами. Этот первобытный магический страх не имеет ничего общего с христианским отношением к смерти. Люди, занимающиеся колдовством, стараются заполучить воду, которой обмывали покойника, или тряпки, которыми связывали покойному руки и ноги, в тщетной надежде, что эти предметы им помогут в их богопротивных занятиях. Не отстают от колдунов и родственники и друзья покойника. После поднятия гроба они переворачивают табуретки, на которых гроб стоял, сиденьями вниз, чтобы никто из живых не сел на них: вероятно, они считают, что эти табуретки способны нанести вред живым по принципу контагиозной (заразительной) магии. Зеркала и другие отражающие поверхности в квартире завешивают материей, но не для того, чтобы в день траура не прихорашиваться, а чтобы не увидеть в зеркале душу покойного. Наверное, по этой же причине оставляют возле портрета покойного и рюмку с куском хлеба. Таким образом, потустороннее бытие человеческой души видится некрофобам в узко-спиритуалистическом аспекте. Соседи покойного часто боятся нести венки, а принесшие землю в храм для «заочного» отпевания боятся потом эту землю заносить домой. Зато никто не боится превращать поминальный обед в языческую тризну – с песнями и обильными возлияниями алкоголя.

Уверен, что суеверий и предрассудков существует намного больше, чем описано в данной статье. Впрочем, и этого достаточно, чтобы сделать неутешительный, но правдивый вывод – нам всем (священникам, православным педагогам, катехизаторам, воцерковленным мирянам) нужно помнить, что мы, православные, должны жить и действовать как миссионеры в языческой стране.

Глава 8. Творчество и искусство

…но ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Неправда:

А Бонаротти? Или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы –

и не был

Убийцею создатель Ватикана?

А. С. Пушкин. Моцарт и Сальери.90

Расхожее мнение, что Православие отвергает творчество и считает его греховным, еще одна клевета, которая, однако, так сильно утвердилась в обществе, что всякие робкие попытки опровергнуть это ложное мнение воспринимаются мирянами чуть ли не как ересь.

Начнем с того, что Православие богословски оправдывает творчество трояким образом:

– когда исповедует в Символе веры «Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым»;

– когда признает в человеке образ и подобие своему Творцу, а значит, и саму возможность к творчеству, подобную, пусть и в малой степени, свойству Бога творить (кстати, все остальные существа такой возможности лишены, даже ангелы: они могут лишь воспроизводить или управлять);

– когда утверждает догмат иконопочитания, признавая за произведением искусства способность служить окном в иной мир.

«Бог, создавший естество человеческое, даровал ему бытие, совокупное с волей, и сочетал с этой волей творческую способность [осуществлять] надлежащее», – учит прп. Максим Исповедник91.

Итак, в Божественном замысле о человеке нам дарована возможность творить, и творить нечто новое. Я могу осуществить этот замысел о себе или, напротив, зарыть свой талант в землю. В любом случае, как и в евангельской притче о талантах (Мф. 25, 19–28), я не останусь безответен, мне придется дать ответ, как я распорядился своим талантом, своим творческим даром.

Когда после грехопадения Адам и Ева были изгнаны из рая, этого царства свободы, в «юдоль плача» – мир, где правят законы смерти, человек, захотевший быть как боги (Быт. 3, 5), сделался рабом греха, открытым для всех диавольских внушений и демонических воздействий. Однако во Христе нам вновь была дана возможность реализовать свою духовную свободу: познайте истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 32). Истина – это Христос, и только пребывание со Христом, единение с ним через Святое Причастие может освободить человека от принудительных законов природы, изъять его из плена грехов и страстей, спасти от владычества над ним его собственного ветхого, телесного, помраченного психического «я» или, по-святоотечески, самости, которая узурпировала власть над духом, душой и телом.

В связи с этим и возникают вопросы: может ли быть творцом человек, сознательно отвергающий Христа и Его свободу? Может ли приумножить таланты тот, кто восстает против Самого Источника жизни, против Самого Творца и подателя творческого дара? Или, иными словами, может ли быть творцом тот, кто предпочел служение змию? И может ли сам противник Божий, сам диавол быть покровителем человеческого творчества? Обладает ли он сам творческой энергией? Похож ли виновник зла на булгаковского Воланда, извлекающего из инфернального огня лживые евангелия?

И как называть тех многочисленных «шоу-менов», писателей и художников, которые, казалось бы, превращают в деньги и славу саму скверну, стоит им только «облагородить» ее своим талантом?

Христианство дает на эти вопросы однозначные ответы. Во-первых, источник всякого таланта – Бог. Диавол, как и зло, не обладают собственным бытием, они лишь искажение добра. Кстати, и по этой причине тоже христиане отвергают взгляд на мир, как противостояние добрых и злых сил, которые равны в своем бытии. То есть деление фантаста Лукьяненко мироустройства на «дневной и ночной дозор» для нас, православных, неприемлемо. «Зло не есть или, вернее, оно есть лишь в тот момент, когда его совершают», – пишет бл. Диадох Фотикийский92. Зло в мире начинается с греха – отступления от Бога. И первым совершил зло Люцифер, великий ангел, позавидовавший славе и могуществу Бога (Ис. 14, 11–14). Изначально вся тварь была соделана Богом весьма хорошей, и лишь определенные поступки этой твари произвели в мире то, что ныне мы называем злом. Стоит прекратить совершать грех – и зло исчезнет. Этот закон действует и в нас, и в мире. Именно поэтому «спасение» нужно начинать с себя, а не с государственных переворотов или осуждения родственников и знакомых.

Во-вторых, приумножить свой талант без Божественного участия невозможно. Отвергнув Бога, можно лишь подобно золотоискателям, нашедшим рудоносную жилу, эксплуатировать свой талант до тех пор, пока не истощатся нервные и физические силы. Даже пресловутый булгаковский Мастер, создав очередной апокриф, довел себя до безумия, в котором вряд ли можно обвинить советскую власть. Те, кто творит, не ведая Творца или сознательно Его отвергнув, всегда находятся под воздействием демонических сил, жаждущих поэксплуатировать «свободного» художника себе на пользу, а людям на погибель. И если в душе такого мастера есть червоточинка, то зло обязательно проторит туда дорогу. В лучшем случае это произведение будет воспевать и смаковать те страсти, которым подвержен сам художник; в худшем соблазненный адскими безднами, он начнет прямо воспевать зло как источник свободы и наслаждения.

Для нас очень важно усвоить одну истину, вытекающую из грехопадения и сатаны, и наших прародителей. Главное для гордыни и зависти – это не быть, а казаться, не трудиться, а присвоить плоды труда, в том числе славу, почет и уважение. Испокон веков одержимые этими страстями люди боролись именно за эти плоды, которые в их глазах обладали гораздо большей ценностью, чем сами таланты. Но лишь ХХ век возвел эти пороки в добродетели. Имидж, то есть искусство казаться тем, кем не являешься, стал краеугольным камнем культуры, политики, экономики. Так в нашем сознании произошла подмена обладания талантами и добродетелями способностью выдавать себя за их обладателя. То же произошло и с творчеством. Ныне произведением искусства называется любой предмет, который сумел выделится из общей массы любым свойством. Это же относится и к творцам подобных артефактов.

В-третьих, художник, попавший как корабль без руля в злую стремнину страстей, будет рано или поздно изувечен и обессилен этими страстями. Его творческая энергия истощится, и он выродится или в плагиатора или в «носителя идей», а благодатные дары свободного таланта отнимутся от него. Сам диавол, будучи такой же тварью, как и мы, не только не имеет в себе источника жизни и вдохновения, но лишен возможности вернуть себе его. Ведь Христос, оставив нам Святые Дары Причастия к Божественному бытию, не призвал к этой трапезе падших аггелов, так как те по своей воле безвозвратно отпали от Бога и не имеют в себе возможности к покаянию.

Итак, опираясь на Священное Писание и богословие, мы можем однозначно утверждать, что сатана не творит ничего нового, он лишь вносит в творческие способности человека свои плевелы – страсти. И насколько духовно чист человек-художник будет чисто или нечисто его художество.

Во все времена люди искусства являлись проводниками и выразителями неких идей и душевного состояния того общества и той культуры, в которых они обитали. Перед поэтами, художниками, музыкантами, как и перед всеми нами, всегда стоял выбор: позволить ли течь через себя темной, страстной, приносящей мгновенную славу и богатство силе; или выбрать узкую, полную терний и трудов тропу собственного самоусовершенствования, выйти на проповедь не того, что льстит похоти и самомнению толпы, а того, что может помочь этой толпе обрести лица и лики, осознать себя как людей и призвать этих людей к вратам Царствия Божия. Таковы талант Иродиады, пляской своей принесшей гибель св. пророку Иоанну Крестителю, и талант евангелиста Луки, по преданию, написавшего дивный лик Богородицы – Владимирскую икону Божией Матери. Таковы талант В. Набокова, ради денег и славы создавшего «Лолиту», соблазняющую и оскверняющую души сотен тысяч людей, и талант старца Паисия Святогорца, чьи мудрые, полные любви слова и после его смерти извлекают людей из пучины отчаяния, грехов, страстей. Тысячи подобных примеров вокруг нас, и поэтому бессмыслен спор об искусстве, как бессмысленно спорить – демонское изобретение псалтырь или Божественное. Под ее музыку веселились в блудилищах, и из нее пророк царь Давид извлек Божественные глаголы, превратив слова и музыку в непрестанную молитву.

Искусство таково, каким его делает человек – автор, творец, создатель. Исходя из очищенного сердца, оно несет чистую радость; рожденное помраченными чувствами, оно сквернит и затемняет мир. По плодам познается древо.

Другое дело, что перед христианством и его носителем и хранителем Церковью и культурой стоят разные задачи. Церковь и культура относятся к разным планам человеческого бытия. «Церковь хоть и пребывает в мире, но миру не принадлежит, культура же принадлежит миру и истории, вместе с которыми она и погибнет: «земля и все дела на ней сгорят» (2Пет. 3, 10). Хотя, как сказано, «пшеницу уберут в житницы»93. Именно поэтому верующие люди не склонны придавать столь уж большое значение художественным талантам и способностям человека. «Нетленным сокровищем», собираемым на Небесах, были и остаются для нас великие добродетели, привлекающие в душу Духа Святого и ведущие нас в жизнь вечную.

Глава 9. Новоявленные пристрастия и грехи

Существует огромная категория грехов и греховных стремлений, которые либо возникли в наше время, либо в наше время получили очень широкое распространение. Об этих грехах особенно тяжело говорить, поскольку св. отцы, подвижники и аскеты, чьими наблюдениями, знаниями и опытом мы пользуемся, рассматривая внутренний мир человека, не имели опыта в подобных грехах, не сталкивались именно с этими проявлениями действующих в нас страстей.

Наркомания, или страсть эскапизма

Именно наркоманию можно, наверное, считать истинным бичом нашего времени. Понятное дело, наркотики существовали испокон веков. Еще в древности во время языческих культовых обрядов использовались наркотические вещества, которые, как считали жрецы, помогают увидеть богов и вступить с ними в общение.

Несмотря на это, в писаниях святых отцов вряд ли найдется упоминание о наркомании как о грехе или пристрастии, ибо именно так будем мы именовать в дальнейшем это явление. Объяснение этому факту напрашивается само. Ведь даже в начале ХХ века, когда упоминание о наркотиках встречается достаточно часто (опиум и морфий, реже – кокаин), зависимость как таковая является скорее исключением, нежели правилом. Во-первых, в начале ХХ века наркотические вещества могут быть достоянием высших классов, а соответственно не столь большого количества людей. Во-вторых, употребляют наркотики, как изысканные дорогие напитки, то бишь нечасто и в небольших количествах. И совсем уж немногие «подсаживаются».

К середине ХХ века, а уж тем более к концу ситуация радикально меняется. Звучат ошеломляющие цифры, говорящие о том, что чуть не половина земного шара «сидит на игле». При этом особенно удручает тот факт, что цифры эти растут от поколения к поколению. Если среди бабушек и дедушек процент людей, пробовавших наркотики, совсем невелик, то среди внуков, нынешних подростков, едва ли 10 % тинэйджеров прошли мимо «косячка» (это в лучшем случае), а то и шприца.

Конечно, огромные цифры до некоторой степени можно объяснить модой, с одной стороны, и доступностью наркотиков – с другой. Значительно сложнее обстоит дело с дальнейшим вовлечением человека в наркотическую зависимость. Ведь в конце концов для того, чтобы с гордостью сказать: «Я пробовал анашу», вполне достаточно единожды затянуться. Кстати, эффект анаши особенно интересен, поскольку, как известно, с первого раза она не действует, а следовательно, потребности попробовать еще раз возникнуть не может. Тем не менее популярность травки и скорость вовлечения в курение новых людей очень велика. То есть человек, начавший «курить», терпеливо ждет некоторое время, пока, наконец наркотик начинает действовать.

С более сильными наркотиками все происходит быстрее, и в момент первой же пробы человек переживает «состояние измененного сознания».

Физическая зависимость, о которой так любят говорить врачи и в еще большей степени сами наркоманы, конечно, очень велика, но вполне преодолима. Давным-давно придуманы уже методы борьбы с ней. И опять же наркоманам часто удается «соскочить» с наркотиков на месяц, а то и на полгода даже без посторонней помощи. А в то же время доказано, что через две недели потребности в наркотическом веществе организм уже не испытывает.

Из всего вышесказанного можно вывести, впрочем, давно уже осознанное заключение: привязанность к наркотикам имеет в большей степени не физический, а психологический характер.

Почему наркотики получили такое распространение именно в ХХ веке? На это есть несколько причин. Во многом пристрастие к наркотикам объясняют фрустрацией (т. е. ослаблением, сведением на нет) ощущения осмысленности бытия. Экзистенциальный вакуум, или, проще говоря, отсутствие смысла жизни, признается многими психологами одной из самых важных проблем нашего века. Несомненно, ослабление веры является основной причиной потери человеком ощущения осмысленности жизни. За отсутствием высшей цели человек ставит во главу угла принцип удовольствия: «Я живу для того, чтобы получать удовольствие». Но для современного человека, прямо скажем, интеллектуально развращенного по сравнению с каким-нибудь крестьянином века XIX, недостаточно есть вволю или блудить напропалую. Удовольствия должны быть более изощренными, то есть человек стремится истончить удовольствие, сделать его таким, чтобы оно максимально действовало на душу через эмоционально-чувственные переживания. Изощренность – это стремление человека перенести удовольствие в мир душевный из мира грубо плотского, материального. Отсюда же происходит увлечение восточными религиями и оккультизмом. Оно и понятно: ведь для мало-мальски душевно развитого человека очень трудно сделать смыслом жизни еду или секс.

С другой стороны, наркотики становятся для многих способом преодоления одиночества, отторженности от мира. Наркотические вещества создают иллюзию «выхода за пределы себя», сбрасывания с собственных души и тела оков земного существования. Но для любого здравомыслящего человека очевидно, что иллюзия заменить реальность не может. Важно понимать, что наркотики – это не уход куда-то, а бегство откуда-то. Человек в нормальном состоянии не может предпочесть реальной жизни сновидения, настоящим вещам – галлюцинации. Только крайняя внутренняя неустроенность человека в реальном мире заставляет его погружаться в наркотический сон.

Наркотики же дают человеку возможность изменить если не мир, то хотя бы свое восприятие мира. Человек погружается в состояние безудержной любви ко всему окружающему или в состояние сильнейшего эмоционального подъема, которого он не умеет добиться в обычной жизни, или… да мало ли в какое. Важно то, что он уходит от действительности, уходит от себя.

Именно это желание выйти из реального мира и движет наркоманом.

Доказать же мы пытаемся, собственно говоря, только то, что наркомания, будучи сама по себе бедой, является все-таки результатом некоего стремления, присущего человеку издавна и усугубившегося за последнее время. Это стремление можно назвать желанием выйти за пределы реального мира; оно чаще всего проистекает из страстей уныния и печали и связано с мечтательностью.

Злоупотребляя наркотиками, человек разрушает не только тело, но и душу, то есть свою личность. На определенной стадии зависимости в человеке перестают работать его морально-нравственные установки: он может соврать, украсть, убить, предать лучшего друга. Совершение подобных поступков плохо уже само по себе, но кроме того, подобное поведение свидетельствует о личностной деградации. Воля человека полностью подчиняется пристрастию.

Наркомания является грехом, поскольку человек, употребляющий наркотики, отказывается от общения с Богом и ищет общения с миром демонов. Также человек грешит против своего тела, через его саморазрушение (тело – храм Духа Святого), что приравнивается к греху самоубийства.

Вообще, удивительно, насколько сильно в современном мире желание так или иначе погрузиться в некоторую виртуальную, несуществующую реальность. Книги уступили место кинематографу. Многие скажут, что это происходит из-за человеческой лени и нежелания трудиться над чтением, но позволю себе не согласиться: просто кино реально, оно сильнее вовлекает зрителя в себя и в большей степени создает иллюзию переселения в иной мир. А прибавьте к этому всяческие технические новшества и домашние кинотеатры, которые имитируют реальное распределение звука; звук окружает человека со всех сторон: справа скрип рамы, слева шаги, за спиной хлопнула дверь, а вдалеке слышны раскаты грома. Еще более ярким примером можно считать виртуальные шлемы, которые создают полную иллюзию нахождения в ином мире.

Конечно, подобная постановка вопроса многим не понравится: как можно сравнивать кино или виртуальные шлемы с наркотиками? Но мне кажется, что это очень родственные явления. А вот еще одно современное хобби, которое можно включить в список новых пристрастий:

Человек в сети

Об опасностях, связанных с компьютером, заговорили уже довольно давно. Темы этих дискуссий все те же: перемещение, переселение человека из мира реального в какой-то иной, вымышленный, нереальный. Для истинного компьютерщика машина заменяет в жизни все.

Д., профессиональный дизайнер, проработав месяц в очень напряженном режиме (за машиной просиживал каждый день без выходных по 14–16 часов), получил наконец выходной. Когда он снова вышел на работу, кто-то из сотрудников спросил его:

– Ну как выходной прошел? Отдохнул?

– Отлично, – ответил Д. – Спал до 12 часов. Потом встал, позавтракал и до ночи играл на компьютере.

Пристрастие к компьютеру может превратиться в болезнь. У человека возникают проблемы с общением. Люди не понимают его, он не понимает их (он уже привык общаться с бездушным механизмом, где нажатие на определенную кнопку обязательно приводит к определенному результату – того же он ожидает и при общении с людьми). Вообще в повседневном мире все его раздражает. Он начинает жить миром компьютерным. Более того, известны случаи физической зависимости от компьютера, выявленные у детей 6–12 лет (лишаясь компьютера, они плохо ели, переживали расстройство желудка, ощущали сильные боли в брюшной полости).

Чаще всего пристрастие к компьютеру выражается в любви к компьютерным играм или в увлечении Интернетом. Первое, как правило, развивает в человеке агрессивность и азартность. Второе…

Впрочем, Интернет заслуживает особого разговора. Есть такая шутка, в которой больше правды, нежели юмора: «Васи нет дома, он в Интернете».

Надо сказать, что человек, погрузившийся в сеть, действительно куда-то уходит – неизвестно куда. Удивительно свойство этой системы: поисковые машины, форумы и чаты завораживают настолько, что их действие вполне сопоставимо с действием наркотиков химических. Взять хотя бы так называемые чаты. Попытка автора этой книги поучаствовать в подобных электронных разговорах вылилась в невозможность в течение часа оторваться от экрана. Притом до сих пор не верится, что целый час был потрачен на такое пустое занятие. Ведь абсолютно ничего умного или полезного в этих чатах не сообщается. Всемирная паутина засасывает в себя все новые и новые жертвы. Бывалые интернетчики в этом смысле не лучше наркоманов. Отключи у них на неделю Интернет – и начнется настоящая ломка (это без преувеличения: подобные опыты проводились). Без Интернета они уже и жизни своей не мыслят.

Индустрия развлечений

В свое время в нашей стране средства на развитие той или иной отрасли распределялись государством. Ныне эта картина резко изменилась: в невыгодные отрасли вкладывать средства не хотят; развивается только та индустрия, которая приносит доход при наименьших затратах. Одной из таковых и является индустрия развлечений. Естественно, чтобы иметь доход в данной области, необходима, с одной стороны, массовость, то есть вовлечение в ту или иную сферу бизнеса как можно большего числа людей, а с другой стороны, превращение в бизнес всех сфер человеческой жизни и доступность их для любого человека. И мы уже являемся свидетелями, как наши дети с младенческих лет приучаются не к труду, как это было во все времена существования человечества, а к «воробьиным дискотекам», развлекательным школьным программам и т. п. Труд перестал быть святыней, основой и содержанием жизни человека, а стал средством зарабатывания денег для дальнейшего вложения их в развлечения.

«Развлечение имеет свойство все делать поверхностным, лишать подлинного внутреннего смысла ту сферу жизни человека, которой оно касается. Оно превращает все в легкую насмешливую шутку, святые, интимные стороны человеческой жизни – в посмешище. Поэтому во все времена человеческой истории существовали сферы жизни, которые строго охранялись от посягательства развлекательного подхода, где останавливали и наказывали всех, кто опошлял, т. е. низводил до неприличия, прикасался грязными руками и душой к тому, что дорого для народа. Естественно, те люди, которые жаждали заработать капитал на развлечениях, всегда хотели уничтожить охранителей святынь. Для этого не жалели средств, да и ныне не жалеют. Объектами нападок везде и повсюду стали: Церковь, являющаяся носительницей и охранительницей духовных святынь народа; старшее поколение, являющееся носителем традиций и жизненного уклада; и государство как силовая структура, устанавливающая и охраняющая определенный порядок жизни граждан» (священник Василий Середа).

Святые отцы стремление к развлечениям называют проявлением страсти уныния.

Конечно, желание повеселиться существовало у человека во все времена. И тем не менее никогда развлечение не занимало столь важного места в жизни каждого отдельного человека.

Картина вырисовывается довольно унылая. Выясняется, что современный человек совершенно не в состоянии не только проводить время в одиночестве, но даже находить удовольствие в обществе друзей. Трудно, например, представить, что несколько людей собрались вместе для того, чтобы просто пообщаться. Здесь обязательно появляются либо бутылка, либо обильный стол, либо совместные дела, либо развлечение, которые связывают собравшихся. Рафинированное общение, то есть общение без всяких примесей, переносится крайне тяжело.

Любовь к ближнему даже в самом минимальном проявлении оказывается для современного человека чем-то заоблачным и нереальным. Человеческие отношения базируются все чаще либо на ситуации нервной зависимости от другого (страсть, мучительная влюбленность, истерические переживания за беспутного сына, соревновательный элемент в общении с друзьями), либо на равнодушии, превращающем человеческое общение в совместное времяпрепровождение.

Первое часто принимается за признак глубины чувства. Но, приглядевшись к этому ощущению повнимательнее, мы поймем, что любовь оно никак не напоминает. Во-первых, это сильное чувство должно постоянно подпитываться неудачами. Известно множество примеров, когда ситуация вдруг изменялась, и предмет влюбленности, заботы или тревоги отвечал взаимностью на чувства субъекта. Очень быстро субъекту становилось скучно, чувства ослабевали и пр. Надо заметить, что ситуация эта распространяется не только на романические истории. Взять, например, опять же отношения матери и беспутного сына. Он является предметом ее тревоги и опеки, пока находится в сложной ситуации, пока он беспутен. Но представьте, что сын встал на путь истинный, превратился в доброго, любящего и заботливого. Сразу выяснится, что мать его жизнью более не интересуется.

Испытывать в человеке потребность вовсе не то же самое, что любить его. И вообще, как можно назвать любовью чувство, которое в один прекрасный момент может просто исчезнуть и превратиться в равнодушие, а тем более – в неприязнь?

А равнодушие, скука, раздражение присутствуют, как правило, даже в отношениях очень близких людей. Что уж говорить о дружбе. Да и вообще, можно ли сейчас говорить о дружбе? Вместо нее все чаще встречаются приятельские отношения, компанейские. Компании людей формируются уже не по общим интересам, влечениям или привязанности друг к другу. Люди объединяются в маленькие коллективы для совместного проведения досуга. Даже само предложение увидеться звучит не как: «Я соскучился», а чаще как: «Надоело все, нужно что-нибудь придумать, организовать какое-нибудь веселье – душа просит праздника».

Необходимость «праздника», необходимость насыщенного досуга, сам факт существования индустрии развлечений являют собой плохой симптом. Нормально и естественно стали звучать вопросы: «Как ты проводишь досуг?», «Как ты отдыхаешь?» Да и само слово «отдыхать» давно уже приобрело дополнительное значение «развлекаться». Отдых из бездействия или смены рода занятий превратился в какое-то насыщенное событиями времяпрепровождение. Даже присказка существует про необходимость отдохнуть от отдыха.

В кино и в театр люди ходят не на какие-то определенные фильмы и спектакли (как это происходило раньше). Поход в кино нынче выход в свет.

Одну молодую особу друг пригласил пойти в кино. Девушка по наивности спросила: «На что?» В ответ молодой человек назвал кинотеатр. То есть он просто не понял вопроса. Она переспросила, но выяснилось, что он совершенно не представляет, какой фильм показывают.

Подобных примеров можно привести тысячу. Такие разговоры происходят ежедневно: «нужно куда-нибудь пойти», «нужно придумать что-нибудь на выходные», «куда бы поехать отдохнуть?».

Что здесь сказывается в первую очередь? Страх остаться один на один с собой? Мечтательность и стремление создать параллельно своему реальному миру еще один, сказочный мир развлечений? Уныние? Желание показать себя, то есть тщеславие? Пожалуй, все понемногу.

Телевидение как страсть

Неужели вы не знаете, что кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы.

Апостол Павел (Рим. 6, 16)

Сюда же вполне можно отнести радио и прочие СМИ, но мы, пожалуй, сосредоточим свое внимание именно на телевизоре, который занимает в жизни современного человека довольно большое место и играет в ней далеко не последнюю роль.

Если мы беспристрастно оценим, как мы проводим свой досуг, что является центром любого праздника, то обнаружится, что связующим звеном наших вечеринок, поводом для общения в кампаниях, новым «огнем семейного очага», на который мы зачарованно любуемся, стал телевизор. По словам апостола Петра, мы являемся рабами того, что над нами властвует: Ибо кто кем побежден, тот тому и раб (2Пет. 2, 19). Ставя телевизор в центр своей жизни, принимая его за способ отдыха и развлечения, мы невольно делаемся полностью зависимыми от этого мерцающего ящика. Это было наглядно продемонстрировано и во время пожара Останкинской телебашни, и каждый день, когда мы спешим к началу любимого сериала или раздражаемся на любого, мешающего нам раствориться в любимом шоу.

Ныне множество людей оправдывает свою страсть к телевизору необходимостью получить полезную информацию или отвлечься от проблем. Рассмотрим оба мотива и с точки зрения психологии, и с точки зрения аскетики.

Итак, телевидение как средство получения информации. В этом есть доля истины, но, пожалуй, значение телевидения нельзя свести к информированию; мало того, этот пункт по-честному должен оказаться последним в списке функций телерадиовещания. Ибо какую информацию мы получаем из телевизора? Кто поручится за достоверность получаемых нами сведений? Вспомнить хотя бы знаменитый фильм «Плутовство», в котором довольно забавно раскручивается идея виртуальности (вымышленности, нереальности) тех новостей, о которых вещает нам телевизор. Очень похожую картинку рисует Виктор Пелевин в романе «Generation «П», где все политики – плод воображения компьютерной программы; то есть работает целая бригада людей над созданием блоков новостей, сочиняет этаких мультяшных персонажей, которые впоследствии дерутся в парламенте или «толкают речи» о будущем России.

Для нас важно не то, насколько правомерны эти беллетристические предположения, а то, насколько интересует человека, смотрящего новости, подлинность излагаемых в них фактов. В конце концов, мало кого из зрителей настолько волнует правдивость репортажей, чтобы он удосужился посмотреть новости по двум разным каналам, а потом прочитать еще несколько статей в газетах, дабы попытаться получить хотя бы мало-мальски объективную информацию.

Одним словом, вовсе не стремление узнать, что происходит в мире, притягивает нас к экрану.

Впрочем, даже если мы смотрим «Новости» ради новостей, все равно ничего хорошего в этом нет. На первый взгляд любопытство довольно безобидная черта характера; особенно снисходительно принято к ней относиться, если проявляется она не в форме бытового пристрастия к сплетням, а в форме так называемой любознательности, то есть стремления к обретению нового опыта и новых знаний. Но порок этот значительно серьезнее и опаснее, чем принято считать.

«Любопытство и теперь в мире шествует часто перед всеми другими душевными человеческими чувствами, не только добрыми, но и злыми. Оно идет часто даже перед милосердием и состраданием. Оно опережает страх и чувство самосохранения. «Происшествие» для человека есть нечто столь же необходимое в жизни, как хлеб. Извращенная природа человеческая созерцает мир не как отражение небесной гармонии, где каждая мелочь драгоценна своим непосредственным отношением к великому целому Божьего мира; падшая природа человека созерцает мир как скучную бессмысленность, где можно лишь отыскивать различные приятности и где непрестанно происходят различной (степени) любопытности события. Люди устремляются к «новостям»… «Новостями» закрыт в мире вход к Божественным Тайнам»94.

Любопытство свойственно человеку от природы. Господь наделил Свое творение стремлением проникать в тайны мироздания. Колумб плыл через океан в пустоту открывать Америку, ученые спускались в недра океана и поднимались к звездам, чтобы получить лишнюю крупицу знаний… Но человек извратил это стремление, поставил его на службу своему сластолюбию. Постепенно любопытство из нормального влечения превратилось в своего рода пристрастие.

«Что нового? – извечный вопрос, он интересен и развивает кругозор, но если помимо него других вопросов не задавать, все превратится в нескончаемый показ мод и демонстрацию тривиальностей, сор завтрашнего дня»95.

Поэтому иногда неплохо было бы задаваться вопросом «Что лучше?»

Пожалуй, по разрушительной мощи воздействия телевидения на наши души можно сравнить его только с наркотиками. В этом плане стоит прислушаться к словам признанного авторитета в области наркопсихологии Теренса Маккены. Вот как он характеризует силу телевизионного пристрастия: «Самой близкой аналогией силы пристрастия к телевидению и той трансформации ценностей, которая происходит в жизни тяжело пристрастившегося потребителя, будет, вероятно, героин… Иллюзия знания и контроля, какую дает героин, аналогична неосознанному допущению телевизионного потребителя, будто то, что он видит, где-то в мире является «реальным». По сути, видимое является косметическим, улучшенным видом продуктов. Телевидение хотя и не является химическим вторжением, тем не менее в такой же мере способствует пристрастию и точно так же вредно физиологически, как и любой другой наркотик96».

Почти ничем не отличаясь от наркотиков или алкоголя, «телепереживание позволяет своему участнику вычеркнуть мир реальный и войти в приятное и пассивное состояние. Тревоги и заботы с помощью поглощенности телепрограммой куда-то вдруг исчезают, так же как и при выходе в «путешествие», вызванное наркотиками или алкоголем. И точно так же, как алкоголики лишь смутно сознают свое пристрастие, чувствуя, будто контролируют свое состояние больше, чем на самом деле, телезритель подобным же образом переоценивает свой контроль, свое владение ситуацией во время просмотра телепередачи. В конечном счете именно это вредное влияние телевидения на жизнь огромного числа людей определяет его как фактор серьезного пристрастия. Привычка к телевизору нарушает чувство времени. Она делает другие восприятия смутными и странно нереальными, принимая какую-то более «значительную реальность» за реальность. Эта привычка ослабляет отношения, сокращая, а иногда и устраняя нормальные возможности поговорить, пообщаться»97.

Повседневная психотерапевтическая практика показывает, что немалую часть населения уже сегодня составляют своеобразные видеоманы. В эту группу входят в основном две возрастные категории: дети до 16 лет и пожилые люди – пенсионеры. У последних проблема «свободного времени» в связи с этим нередко стоит так остро, что им бывает некогда сходить за хлебом в соседний магазин.

Характеризуя наркотическое свойство телепередач, американский психолог искусства Рудольф Арнхейм писал: «Совершенно неважно, что показывается. Это может быть программа на иностранном языке или еще что-нибудь, не представляющее никакого интереса. И раздражитель, на который вы практически не реагируете, усыпляет вас. Это напоминает убаюкивание (…) оно не раздражает вас, не вынуждает реагировать, а просто освобождает от необходимости проявлять хоть какую-нибудь умственную активность. Ваш мозг работает в ни к чему не обязывающем направлении. Ваши чувства, которые в противном случае заставляли бы вас предпринимать какие-либо активные действия, полностью отвлечены».

Таким образом, телевидение выступает в качестве новейшего и эффективнейшего средства формирования гипнотической пассивности зрителя, которая способствует прочному закреплению создаваемых психологических установок. Именно поэтому телевизионная реклама считается наиболее действенным способом программирования покупателей и потребителей услуг. Информационное «семя» ни уличной, ни печатной рекламной продукции не попадает на такую благодатную психологическую почву, какую собой представляет погруженное в поверхностный гипноз сознание телезрителя. В этом случае программирование субъекта осуществляется по типу известного специалистам постгипнотического внушения, то есть когда данная установка осуществляется в назначенный срок после выхода из транса.

Уже в начале 70-х гг. ХХ века психологи и наркологи обратили внимание на телевидение как на мощное оружие и политический инструмент.

«Самое тревожное во всем этом то, что основная суть телевидения не видение, а сфабрикованный поток данных, которые можно так или иначе обрабатывать, чтобы защитить или навязать культурные ценности. Таким образом, мы столкнулись со способствующим пристрастию, всепроникающим средством, которое поставляет переживания, послания которых соответствуют желаниям тех, кто производит этот наркотик. Что может обеспечить более благодатную почву для поощрения фашизма или тоталитаризма? (…) Ни один наркотик в истории не изолировал так быстро и так совершенно своих потребителей от контакта с реальностью. И ни один наркотик в истории так не преуспел в перестройке по своему образу и подобию ценностей зарожденной им культуры»98.

Культура, о которой идет речь, – это наша массовая культура, направленная на воспитание послушных и всеядных потребителей, которые мало задумываются о чем-либо, кроме удовлетворения самых примитивных страстей: похоти очей и гордости житейской.

«Телевидение по природе своей преимущественно наркотическое средство культуры владычества. Контроль над содержанием, его униформизм и повторяемость неизбежно делают телевидение инструментом насилия, промывания мозгов и манипулирования личностью. Телевидение вызывает у зрителя состояние транса, что является необходимым предварительным условием промывания мозгов. Как и характер всех наркотических средств и технологий, характер телевидения изменить невозможно; телевидение можно перестроить и реформировать не более, чем технологию производства автоматического оружия»99.

Вы удивлены вышесказанным? Обратите внимание, что нотации нам читает не старушка за свечным ящиком, а известный исследователь наркотиков и наркомании, попробовавший на себе практически все виды наркотиков, американский мыслитель и публицист Теренс Маккена, которого, казалось, мало чем можно напугать.

«Телевидение навязывает зрителям конкретные образы, обращается преимущественно к их эмоциям, активно пробуждает зависть (обилие сплетен о богатых и знаменитых) и жадность («как выиграть миллион»), приучает к насилию, одурманивает соблазнительными зрелищами, запугивает многочисленными сообщениями о катастрофах. Так формируются с детских лет и до старости «правополушарные» личности с убогой лексикой, бедной фантазией, примитивными стереотипами мышления, навязанными извне, легкой внушаемостью, шаткими убеждениями, искаженными представлениями о реальной жизни.

Это, можно сказать, небывалый в прежние эпохи «телевид» человека, который из печатной продукции потребляет почти исключительно глянцевые журналы с обилием картинок и дефицитом мысли. Тотальная компьютеризация вдобавок делает его придатком техноинтеллекта, так же как в промышленном производстве он придаток могучих машин и механизмов»100.

Так выглядит ситуация с точки зрения социологии, психологии и политологии. Но намного раньше об этой проблеме заговорили православные подвижники, предупреждая о страшных последствиях духовного пленения развлечениями. Старцы же ХХ века уже прямо предупреждают нас о роковых последствиях бездумного увлечения телевизором.

«Сатана так наставил человека организовать весь уклад своей жизни, чтобы в ней полностью отсутствовало время спокойствия, время осмысления прошедшего дня, недели, месяца. Все заменяют развлечения. И вот в этой системе развлечений телевизору уделено почетное привилегированное место. Львиная доля свободного времени «съедается» именно им, этим кумиром современной цивилизации. А я бы сказал, страшным деспотом и тираном, у которого под властью большая часть человечества в таком рабстве, которого еще и свет не видовал. Ибо рабы чувствуют свое приниженное положение, потому что приведены они к нему насильственным путем. А здесь рабство добровольное, даже на первый взгляд сладостное. И лишь горькие плоды бездуховности, жестокости, разврата указывают на то, что, как и в любом рабстве, выгоду имеет только хозяин»101.

Нет ничего удивительного в том, что в последние полтора десятка лет психологи столкнулись с неизвестным ранее психическим заболеванием – манией покупок. Мы же смело можем говорить о возбуждаемой при помощи телевидения страсти сребролюбия, или стяжательства. Свойственна она в основном людям, страдающим от одиночества, комплексов неполноценности, низкой самооценки, не видящим смысла своего существования. Болезнь проявляется в том, что, попав в большой магазин, такой человек начинает покупать буквально все подряд, пытаясь избавиться от некоего внутреннего беспокойства. Явившись с приобретениями домой, и сам покупатель и его близкие оказываются в шоке, будучи поражены величиной денежных расходов и явной ненужностью покупок. Особенно часто страдают этой болезнью женщины, т. к. они более внушаемы. Установлено, что 63 % людей, неспособных удержаться от покупок, даже если понимают, что этот предмет им не нужен, страдают депрессией.

Действенность целенаправленных внушений многократно повышается использованием новых технологий информационной обработки телезрителей: подпороговых сигналов, приемов нейролингвистического программирования (НЛП).

Психолог из Великобритании Ники Хайес, автор книги «Психология в перспективе» называет методы НЛП нейропсихологическим подходом и считает, что психотехнолог, «обладающий такого рода психологическим оружием, может быть не менее страшен, чем тот, кто обладает оружием обычным».

Один из наиболее простых способов подачи неосознаваемых команд, указаний, установок и т. п. разработан в системе НЛП (прием Эриксона). Заключается он в том, что в передаваемый текст – звучащий или печатный – вводится так называемая «вставленная речь» («скрытое сообщение»). Она образуется как бы внутри основного текста тем, что интонацией или графически в нем выделяются отдельные слова, в совокупности составляющие скрытую команду.

В данном случае срабатывает механизм межполушарных взаимоотношений в восприятии информации. Поскольку за оценку контекста сообщений ответственно правое полушарие мозга (за словесное содержание – левое), то полученная таким образом информация не осознается, но сохраняет свою действенность.

В системе НЛП разработано множество психотехник, позволяющих средствами телевидения достаточно эффективно привлекать внимание зрителя к заранее намеченным качествам демонстрируемого объекта и формировать соответствующие установки. Среди таких психотехник – «трансформация смысла», «присоединение к будущему», «якорение» и многое другое. Возможности НЛП позволяют не только легко формировать положительное эмоциональное отношение к предмету или явлению. Не менее просто НЛП создает заданные отрицательные установки и устраняет из памяти актуальные образы или эпизоды. Достоинство этих техник в том, что, представляя собой манипуляции со зрительными образами, они легко переводятся на язык современного телевидения.

Вот, например, один из приемов устранения навязчивого образа или тягостного впечатления, получивший название «разрушение». Субъект должен вообразить зрительный образ, от которого он желает избавиться, в виде большого цветного витража. Далее он с силой «ударяет» по нему молотком и наблюдает, как он разбивается на тысячи мелких осколков и распадается.

Другой высоконадежный прием разрушения тревожных видений заключается в том, чтобы мысленно смотреть фильм, когда он останавливается и проекционная лампа прожигает дырку в каждом кадре. Можно просто сжечь дотла картину с неприемлемым сюжетом.

В этом плане совсем нетрудно представить себе серию передач, в которых очень большой, но «хрупкий» портрет какого-либо из кандидатов в президенты на глазах миллионной аудитории зрителей почему-то часто трескается и превращается в мелкие осколки. Но можно и проще – показать то же изображение в полной сохранности, но преднамеренно подчеркнуть в нем какую-то эмоционально отталкивающую деталь (потное лицо, бородавку на лбу, неприятную гримасу и т. п.).

Как видно, реклама, и телереклама в особенности, по своей сути и возможностям гениальная форма психологической агрессии, которой нечего противопоставить рядовому законопослушному гражданину. Первоосновой ее общественной силы явилось то обстоятельство, что она «явочным порядком» взяла на себя роль проводника и радетеля основы демократической свободы – свободы гарантированного индивидуального выбора, как особой личностной ценности; современные манипуляторы сознанием от телерекламы используют этот миф в своих интересах, заявляя, что они лучшим образом обеспечивают свободу индивидуального выбора в мире вещей и услуг.

Исследование состояния этого вида информационной деятельности требует специальных работ. В общем же виде совсем недавно ее хорошо охарактеризовал декан факультета фундаментальной медицины МГУ им. Ломоносова Олег Стефанович Медведев. «В рекламе на российских телеэкранах, – отметил он, – свирепствуют бездоказательность и вседозволенность, переходящие даже самые свободные нравственные границы. А у доверчивого российского народа нет, как у людей на Западе, соответствующего иммунитета».

Одна из причин гипнотизирующего действия телепередач кроется в том, что восприятие их материалов приводит к большому расходу энергии. Именно поэтому многие авторы именуют телевизор энергетическим вампиром. Человеку кажется, что он сидит и физически отдыхает, однако быстро сменяющиеся на экране зрительные картины непрерывно активируют в его долговременной памяти множество образов, составляющих опыт его индивидуальной жизни. Сам по себе зрительный ряд телеэкрана требует непрерывного осознания визуального материала, а порождаемые им ассоциативные образы требуют определенных умственных и эмоциональных усилий по их оценке и обработке. Нервная система (особенно у детей), будучи не в силах выдержать такой интенсивный процесс восприятия и осознания, уже спустя 15–20 минут формирует защитную тормозную реакцию в виде гипноидного состояния, которое резко ограничивает восприятие и переработку информации, но усиливает процессы ее запечатления и программирования поведения.

Телевидение создает точно такой же виртуальный, параллельный мир, как книги, фильмы и пр. Но в отличие от виртуального мира книги, который ты покидаешь, прочитав последнюю страницу, к виртуальному миру телевидения ты можешь возвращаться каждый день.

При этом телевидение, в отличие от видео, может создать полную имитацию яркой, насыщенной событиями действительности. Взять хотя бы «мыльные оперы», которыми так увлекаются некоторые (в основном женщины): над ними и поплакать можно, и поговорить с подругой о судьбе персонажей, и погадать, что будет дальше. Одним словом, тут же появляется тема для разговоров и переживаний. Впрочем, мужчины в этом смысле не лучше: новости, спортивные передачи – вот их конек. А чем, по сути, отличаются программы новостей от телесериала? Разве что больше сходства с жизнью. И то не всегда. Иногда такие фантастические истории рассказываются, что мексиканские шедевры ни в какое сравнение не идут.

Кроме того, телевидение легко создает сильные психологические установки, неосознаваемое стремление к повторению однажды пережитых состояний. Когда что-то делается легко и приятно, у многих формируется потребность повторять это действие. Указанная закономерность лежит в основе популярности телевизионных сериалов, прижившихся в последние годы в нашей стране. Даже одиночное переживание определенной цепочки информационно-эстетического воздействия (сюжета) формирует предрасположенность к повторному переживанию идентичного состояния. Так, у зрителя, сидящего у телевизора и испытывающего чувство удовлетворенной справедливости за трудную победу героя, подсознательно возникает потребность к повторению испытанных эмоций. Он с радостью воспримет вторую серию показанной истории, а затем с возрастающим возбуждением – все остальные. Со временем такого рода привыкание становится очень устойчивым и сопровождается выраженным гипнотическим трансом.

Однажды в Эдинбургском зоопарке ученые провели двухмесячный эксперимент над двенадцатью шимпанзе, проверяя их восприимчивость к телепередачам. Каждое утро в строго определенное время им показывали 15-минутные видеофильмы, представляющие собой монтаж отрывков из картин Дэвида Атенборо, самого известного кинодокументалиста животного мира.

Уже в течение первой недели четыре самки начали предвкушать кино и заранее усаживались перед телевизором; несколько позже многие начали копировать действия обезьян и животных, которых они видели на экране. Психологов удивила лишь разница в поведении самок и самцов: первые становились «теленаркоманами», тогда как вторые уделяли мало внимания телевизору. Здесь, несомненно, проявилось то обстоятельство, что особи женского пола в животном мире (как и в человеческом) самой природой предназначены к прельщению, очарованию и потому, кстати, легче и более фундаментально поражаются различного рода наркотиками.

Таким образом, телевидение сегодня выступает одним из мощнейших инструментов политического манипулирования, насаждения нужного его реальным властителям мировоззрения, культурным и психологическим агрессором.

Являясь одним из главных средств массовой коммуникации и оказывая огромное влияние на всю социальную систему, телевидение в настоящее время фактически контролирует всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры и поляризуя определенным образом все поле культуры. То, что не попадает в каналы телевидения, в наше время почти не оказывает влияния на состояние общества.

Мы даже не пытаемся подробно рассмотреть телевидение с точки зрения эстетического воспитания – заглянув в программку передач, вы сами поймете, что и как воспитывают в нас.

Единственный способ для нас не подпасть под действие страсти к телевизору или телемании – это жестко ограничить для себя и тем более для своих детей как время, проводимое перед экраном, так и выбор того, что мы смотрим. Сегодня вполне доступны на DVD и видеокассетах самые разнообразные достойные фильмы, мультфильмы, образовательные передачи и т. п. Человек, отказавшийся от телевизора в доме, не только ничего не теряет, но, наоборот, приобретает свободное время, которое можно с удовольствием потратить на общение с друзьями, с членами семьи и детьми, на чтение и посещение храма, на выполнение домашних обязанностей и совместные дела. Не становитесь рабами говорящего ящика, съедающего треть вашей жизни.

Психология

Пожалуй, в данный момент для нашей страны проблема засилья психологов не очень актуальна в силу низкого уровня жизни: общаться с личным психотерапевтом удовольствие не из дешевых. На Западе же она достигла своего пика. В конечном итоге психолог для американца заменил духовника. С той лишь разницей, что духовник, совершая Таинство данной ему Богом благодатью, исцеляет душу, а психолог – на время обезболивает, разрушая при этом, как правило, врожденное чувство стыда и действие совести.

Конечно, мы не будем здесь писать манифест против психологии, по крайней мере до тех пор, пока она помогает действительно нуждающимся, а не претендует на отпущение грехов. Психические заболевания, как и физические, нуждаются в лечении. Понятное дело, почувствовав острый приступ язвы или боли в сердце, любой из нас вызовет врача. Быть может, этот поступок далек от героизма, но все же по слабости нашей трудно так уж сурово его осуждать. Точно так же, почувствовав серьезные проблемы с психикой у себя или у своих близких, можно обратиться к психологу. Многие говорят, что обращаться в таком случае надо опять же в церковь, но утверждают это, как правило, те люди, которые серьезно не сталкивались с подобного рода проблемами. В действительности же нам часто не хватает смирения, чтобы безропотно сносить свои заболевания. Обращение к врачу в экстремальной ситуации – нормальный поступок Но когда человек зациклен на своем здоровье – физическом и психическом, ходит к врачу с любым пустяком и не в состоянии справиться даже с минимальной психологической проблемой, это уже крайность.

По большому счету, в психологии как в науке о душе нет ничего богопротивного. Если называть вещи современным языком, св. отцы были блестящими психологами, то есть душеведами. Нередко в их книгах встречаются столь тонкие и проницательные наблюдения о человеке, что просто диву даешься.

Основная претензия к психологии связана не с самим ведением души, а с теми выводами, которые наука делает из познанного. У большинства психологов, по мнению Православной Церкви, совершенно неверные представления о конечной цели их работы, то есть о том, каким должен быть здоровый человек. Идеальное окончание сеансов психоанализа – обретение пациентом уверенности в себе и начало его нормального функционирования «в качестве клетки общества». Излишне говорить, что Церковь преследует совершенно иные цели. Что же касается исследования человеческой души, то нередко психологи приходят к тем же выводам что и богословы.

Спорт

Увлечение спортом к концу XX века стало довольно модным. Во многом, видимо, из-за отсутствия необходимости в физическом труде у большей части населения, спорт рассматривается как единственный способ сохранить форму.

Повсеместное и поголовное посещение тренажерных залов наводит на некоторые размышления.

Что заставляет молодых, а порой и не очень молодых людей так последовательно и постоянно совершать абсолютно бессмысленные, на первый взгляд, телодвижения?

На это существует несколько причин:

1. Здоровье.

2. Внешняя привлекательность.

3. Вымещение накопившейся негативной энергии (агрессии).

4. Ощущение удовольствия, которое получает человек, привыкший к физическим нагрузкам: есть довольно популярная теория о том, что за счет физических упражнений организм вырабатывает некоторые ферменты, вызывающие ощущение удовольствия.

5. Желание обладать физической силой.

Люди, объясняющие свои занятия спортом стремлением к здоровому образу жизни, как правило, занимаются самообманом. Вопрос, полезен ли спорт для здоровья, по-прежнему нельзя считать решенным. Конечно, физические нагрузки для поддержания в теле тонуса и бодрости нужны. Но спорт не является нормальным видом жизнедеятельности организма. Фактически занятия спортом – вариант насилия над организмом, а следовательно, нельзя однозначно говорить о пользе. Посему спорт как оздоровительная процедура всего лишь меньшее из двух зол, второе из которых – абсолютная лень и бездействие.

Стремление через спорт достичь внешней привлекательности – нарастить бицепсы, убрать лишний вес и пр., на первый взгляд, имеет отношение исключительно к страсти блуда или тщеславия. Но сделать подобный вывод было бы большой ошибкой, потому что помимо непосредственной цели – стать внешне привлекательным – существует еще выбор самой привлекательности, то есть собственного имиджа.

В человеческом сознании занятия спортом связаны прежде всего с обретением физической силы и ловкости (рассуждения эти в большей степени относятся к мужчинам). А сегодня наблюдается потеря мужским полом прерогатива силы. Одновременно окружающий мир старательно разжигает в мужчине страсть гнева: здесь и боевики, и компьютерные игры, и бесконечные рассказы о насилии в средствах массовой информации; кроме этого, воспитывается культ физической силы как средства управления окружающими. Сила, которая ныне перестала быть насущной необходимостью человека, воспринимается исключительно как культовое украшение.

Сама по себе физическая сила не хороша и не плоха. Точно так, как пистолет сам по себе совершенно нейтральный механизм. Важно то, как механизм этот используется. Но ведь даже если обладатель оружия не использует его для лишения других людей жизни, он носит его для ощущения собственной безопасности и для устрашения других людей. В любом случае ношение оружия подразумевает моральную готовность воспользоваться им в экстренной ситуации.

Точно так же физическая сила необходима современному мужчине для того, чтобы нагонять страх на окружающих и тем самым получать власть. Желание властвовать посредством силы, через чужой страх, любовь к тому, чтобы тебя боялись, непосредственно связаны со страстью гнева.

Таким образом, человек, занимающийся спортом, очень часто подсознательно или сознательно стремится к власти и насилию. Конечно, подобный вывод может показаться чрезмерно резким, но тем не менее, думаю, он верен относительно очень многих представителей «спортивной молодежи», за исключением, возможно, тех, для кого спортивные упражнения с детства превратились в привычку.

Кроме того, полезность физических упражнений действительно сомнительна. Православные психологи разделяют «труд по способности» и «труд по потребности». Второй приносит душе успокоение, избавление от страстей и мир. Первый же разжигает страсти, потворствует развитию тщеславия и раздражает душу. Занятия спортом, очевидно, относятся к «труду по способности», то есть бесполезному труду, который необходим только для реализации амбиций.

Эстетизм

Тяга к «прекрасному» появилась у человека не вчера и даже не позавчера. Но, опять же, никогда не была она столь сильна, как нынче.

Стоит посмотреть, как много сфер нашей жизни охвачено стремлением к эстетизму. Внешний вид человека и одежда всегда оказывались в радиусе воздействия этого стремления. Хотя никогда, пожалуй, не уделялось вопросу привлекательности столько внимания, благо сейчас «стать красивым» позволяет техника: тут вам и пластические операции, и всяческие препараты для похудения, косметологи, парикмахеры, визажисты. А бесконечные показы мод… Современная женщина в своем среднестатистическом варианте просто одержима проблемой собственной привлекательности. В ее жизни задача «хорошо выглядеть» ставится на первое место. Можно было бы объяснить ее стремление обычным желанием привлекать как можно больше мужчин, но не так все просто. Ее тягу «быть красивой» можно скорее назвать проявлением нарциссизма. А иначе не понять, что заставляет ее проводить у зеркала часы напролет, нередко без какого-то особенного занятия, связанного с наведением марафета.

Но все же культ внешности человечеству знаком давно, еще в «Портрете Дориана Грея» Оскар Уайльд описывает жутковатые последствия излишнего внимания к своей наружности.

А какое огромное значение имеет сейчас обертка, коробка, бутылка! Каждая вещь в современном мире проходит через сложный процесс «оформления». Любой из нас запросто может купить конфеты, соблазнившись красивой оберткой, заказать кушанье в ресторане, ориентируясь на его внешний вид (а не на состав продуктов, что было бы логичнее), и совершить еще множество подобных неразумных поступков. К слову, люди, занимающиеся продажей машин, с готовностью подтвердят, что цвет, салон машины и прочие ее внешние характеристики играют очень важную роль. А если покупатель плохо разбирается в автомобилях, то внешний вид становится фактически единственным критерием его выбора. А уж эстетизм в дизайне помещения – без этого просто никак в наши дни!

Кстати, занимательно было бы провести исторические параллели и доказать, что чрезмерный эстетизм во все эпохи был связан с предельной развращенностью и безмерным падением нравов. Эпоха западного Возрождения – ярко выраженный отход от Церкви, век ересей, обнаженных натур и гениальных полотен, прекрасных архитектурных сооружений; Франция правления Людовика XIV – пышный двор, утопающий в роскоши, разгуле, бесконечных празднествах, повсеместно царствующий разврат, много внимания уделяется одежде, внешним оформительским моментам; Россия, конец XIX – начало ХХ века, эпоха модернизма – прекрасная поэзия, расцвет театра, музыки, архитектуры, живописи и одновременно увлечение наркотиками, ложной философией, упаднические настроения (вспомнить только поэтов Серебряного века, закончивших жизнь самоубийством!).

Тяга к внешней, чувственной красоте нередко соседствует с нашими страстями. Эта внешняя красота, точно так же, как искусство в целом, воздействует на эмоциональный мир человека, будоража живущие в нем страсти.

Распространение противоестественных грехов

Засилье разного рода извращений тоже можно считать отличительной чертой нашего времени, потому что, не говоря даже о грехах, которые противоестественны по сути своей, современный человек научился доводить любой грех до совершенно противоестественных форм.

Люди прелюбодействовали от начала времен. Но содрогаешься всей душой, когда видишь, как «влюбленные» молодой человек и девушка состязаются в том, кто переспит с большим количеством партнеров (пример этот взят из реальной жизни: молодые люди отмечали заработанные в состязании очки, вешая на свои рюкзаки то ли значки, то ли скрепки). И ситуация эта, хоть и несколько необычна, тем не менее представляется весьма закономерной.

Кого можно назвать самым известным и притягательным мужским персонажем нашей эпохи? Думаю, что Дона Карлеоне («Крестный отец» Марио Пьюзо). Много ли мужчин хотя бы в глубине души не мечтают походить на него? Но ведь если разобраться, то выходит, что герой нашего времени – убийца и вор, человек, повинный в погибели многих людей, хладнокровный разбойник, в котором давным-давно умолк голос совести.

То пренебрежение к человеческой жизни, которое обнаруживается у нынешних людей, уже нельзя назвать проявлением какой-то страсти. Когда для человека убить себе подобного – дело обычное, согласитесь, это противоестественно. То же можно сказать о такой странной профессии, как киллер, пламенно воспеваемой современным искусством.

Содомия (гомосексуализм) уже давно не считается в нашем обществе зазорной. Разнообразные средства массовой информации призывают относиться к этому явлению как к нормальному. Эту позицию окончательно закрепит повсеместное разрешение гомосексуальных браков, что превратит сам брак в абсолютную фикцию, сделает из него посмешище.

Детоубийство (аборт) разрешено уже почти во всем мире. Женщины совершают по нескольку абортов, и это считается нормой.

А малолетние проститутки? Восьмилетние (это не преувеличение!) девочки, продающие свое тело за деньги. А маленькие наркоманы (не говоря уж о взрослых)? А подростки, которые избивают старуху, чтобы отобрать ее мизерную пенсию?

А колдуны и ведьмы, которые сейчас стали крайне уважаемыми людьми, народными кумирами: они вещают с телевизионных экранов и смотрят с огромных постеров в метро? Ладно еще, когда они называют себя какими-нибудь экстрасенсами. Но ведь порой так и сообщают с гордостью: «Я – ведьма» или «Я – колдун».

А плодящиеся и процветающие секты, в том числе и сатанинские? И государство, которое не может и не хочет их запрещать, а напротив, всячески оберегает от нападок, утверждая таким образом свободу вероисповедания.

Но самое страшное то, что противоестественность греха становится для современного человека привлекательной. У него уже формируется своего рода пристрастие к извращенным формам. Страстная природа человека не довольствуется малым, поскольку оно стало нормой. Человек не получает удовольствия от того, что много ест, пьет, прелюбодействует и не ограничивает себя ни в чем. Для получения удовольствия теперь требуется что-то «погорячее» и «поострее».

Порочный бизнес

В последнее время все больше оказывается людей, задействованных в совершении страшных грехов как бы попутно. Так, например, распространитель наркотиков может сам не быть наркоманом, а содержательница борделя – жить вполне пристойно. Так же как солидный бизнесмен не поедет сам стрелять в своего конкурента, а наймет исполнителя и заплатит деньги. Ну, в последнем случае вроде довольно очевиден факт, что убийцей он все равно является. А предыдущие ситуации требуют дополнительных комментариев.

Можно объяснить торговлю наркотиками и их рекламу чистой коммерцией, но это не будет правдой, потому что на Страшном Суде распространителя наркотиков будут судить не только за любовь к деньгам, но и за всех тех, кто стал жертвой его грязного бизнеса. То же произойдет с содержательницей борделя, на чьей совести окажутся погубленные души и женщин, и мужчин.

Человек, совершающий прелюбодеяние, погубляет свою душу, но еще страшнее грех того, кто искушает его, соблазняет на это прелюбодеяние. Именно поэтому так тяжело было отмаливать свои грехи блудницам, которым недостаточно было справиться со своими страстями, но и приходилось искупать вину за души других людей. То же можно отнести к содержателям подобных заведений, обслуживающему персоналу и всем, принимающим то или иное участие в бизнесе, связанном с пороком.

Эта тема, на первый взгляд столь однозначная и простая, заслуживает сегодня особого внимания из-за того, что все больше становится последователей легализации проституции, торговли наркотиками, а также разрешения гомосексуальных браков.

В пользу легализации подобных вещей приводят множество аргументов. Главный из них – снижение процента, в одном случае, венерических заболеваний, в другом – летальных исходов. Вполне логичное следствие. Легальные проститутки значительно чаще проходят медицинские проверки, следовательно, количество заболеваний действительно сокращается, а при легализации наркотиков появляется культура пользования ими, что в совокупности с возможностью без страха обратиться к врачу приводит к снижению летальных исходов и сильных наркотических привязанностей. И аргумент этот мог бы показаться действенным, если бы не другие процентные показатели, выявляющие, что в странах с легализованной проституцией значительно больше мужчин прибегает к услугам подобного рода женщин (оно и понятно: прелюбодеяние превратилось в обычный способ проведения досуга), а в странах с легализованными наркотиками анашу курят так же, как сигареты.

Если говорить о физическом здоровье, то, конечно, легализация обоих бизнесов скажется положительно на проценте тех или иных заболеваний. Но помимо физического, существует еще душевное здоровье. И на него легализация наркотиков, проституции и гомосексуальных браков окажет совершенно губительное воздействие.

* * *

80

Свщ. Александр Краснов. Духовные беседы и наставления старца Антония. Без вых. данных. С. 122.

81

См. проф. С. Троицкий. Христианская философия брака.

82

См. книгу прот. Николая Балашова «И сотворил Бог мужчину и женщину. Комментарии к социальной концепции Русской Православной Церкви». М, 2001.

83

См. «Основы социальной концепции РПЦ».

84

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. XII.2

85

Евгений Шварц. Обыкновенное чудо.

86

Именно так именуют переживания, связанные со старостью, вежливые психологи.

87

См.: Лавров А.С. Колдовство и религия в России. 1700–1740 гг. М., 2000. С. 341–423.

88

См., например: Царь Иван Васильевич: грозный или святой? Сб. статей. М., 2003; Искушения наших дней. Сб. статей. М., 2003.

89

«Камо грядеши». № 2 (22), 2003 г.

90

При написании этой главы мы воспользовались замечательным трудом О. Николаевой «Православие и свобода», М.,2002.

91

Прп. Максим Исповедник. Творения: В 2 кн. М.,1993. Кн. 2. С. 104.

92

Лосский В.Н. Догматическое богословие.

93

См. О. Николаева, С. 252.

94

Архиеп. Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Апокалипсис мелкого греха. С. 100

95

Роберт Пирсиг. Дзен и искусство ухода за мотоциклом. С.-Пб., 2002. С. 15.

96

Маккена Т. Пища богов. – М., 1995. С. 278.

97

Там же.

98

Теренс Маккена, С. 279.

99

Теренс Маккена, С. 279.

100

Баландин Рудольф. Наркоцивилизация. – М., 2003. С.393–394.

101

Краснов Александр, свщ. Духовные беседы и наставления старца Антония. С. 58–59.


Источник: «Что играет мной? Беседы о страстях и борьбе с ними в современном мире / Галина Калинина.»: Вече, ГрифЪ, Лепта Книга; Москва; 2014 ISBN 978-5-4444-1899-4, 978-5-905889-42-4, 978-5-91173-394-0

Комментарии для сайта Cackle