Раба Божия Анна Ивановна

(Память 1 июля).

На Смоленском кладбище в С.-Петербурге чтится, после блаженной Ксении, раба Божия Анна Ивановна Лашкина или Лукашева, жившая в первой половине XIX столетия. Но происхождению своему Анна Ивановна принадлежала к интеллигентной фамилии. Образование свое она получила в одном из институтов Петербурга. По окончании институтского курса она стала вращаться в кругу высшего светского общества. Здесь она познакомилась, а затем и полюбила одного гвардейского офицера, который, по-видимому, платил ей взаимностью. Анна Ивановна вполне надеялась выйти за него замуж. Любимый Анной Ивановной офицер, однако, совершенно неожиданно предпочел Анне Ивановне другую девушку и женился на ней. Это так поразило Анну Ивановну, так глубоко потрясло ее, что она совершенно разочаровалась как в себе самой и в своих достоинствах, так и в любимом ею человеке, а равно, и во всех окружающих ее людях, и вообще, в достижении земного счастья. «Нет, на земле, где так много зла, истинного счастья не может быть, решила она: оно здесь недостижимо. Истинное счастье возможно лишь на небе, в единении с Самим Богом. Стало быть, чтобы быть счастливой, нужно отказаться от всего земного, греховного, нужно умертвить в себе все то, что привязывает к земной жизни, нужно вступить в борьбу со всеми страстями и похотями мира, нужно сделаться, прежде всего, нищей духом!».

Придя к такому убеждению, Анна Ивановна сразу порвала все связи с миром: она тотчас же оставила Петербург, родных, друзей, знакомых и несколько лет подряд о ней не было никаких известий. Где она жила в это время, чем занималась – неизвестно. В Петербурге она появилась в виде юродивой. Одеждою для нее служило самое жалкое рубище, на голове она носила белый чепец, который покрывался ситцевым платком, завязанным сзади, в одной руке она всегда имела палку, а другой придерживала висящий за спиной громадный узел-мешок, в котором хранилось все, что ей подавалось добрыми людьми. Какого-либо определенного местожительства Анна Ивановна не имела. Подобно рабе Божией Ксении, она целый день бродила по городу. Ее часто видели и на Сенной площади, и в Гостином ряду, и в Перинной линии, и в других людных местах. Купцы, приказчики и другие добрые люди, видя оборванную, жалкую женщину, охотно подавали ей милостыню, а знавшие Анну Ивановну – дарили ей остатки ситца, ситцевые платки, башмаки, ленты и т. п., и все это Анной Ивановной складывалось в бездонный, по-видимому, мешок, из которого потом все полученное раздавалось бедным. Если же мешок пустел, Анна Ивановна клала в него камни и таскала их на себе. Иногда Анна Ивановна заходила в институты, пансионы, разговаривала с воспитанницами и всех поражала отличным знанием языков – немецкого и французского, на которых свободно изъяснялась.

Большей же частью Анна Ивановна жила и ночевала на Сенной площади у домовладельца (торговца меховыми товарами) Петухова, у которого была даже восприемницей детей его, или же в квартирах прот. Спасо-Сенновской церкви, И. И. Иванова (ум. 1848 г.), и священника о. Василия Георгиевича Чулкова (ум. 1865 г.), или же в квартире сирот диакона той же церкви Березайских, у которых потом Анна Ивановна и скончалась.

Почти каждый день она приходила в Сенновский храм или к утрене, или к ранней обедне; приложится к иконам, раздаст милостыню нищим, а потом и зайдет к кому-нибудь. Тут она и обедала, и чай пила, и ночевала.

Все жители Сенной площади – торговцы, приказчики, чернорабочие и многие из духовных лиц, хорошо знавшие Анну Ивановну, относились к ней с глубоким уважением, видя в ней не простую побирушку-нищую, а Христа ради юродивую, а потому, всячески старались чем-нибудь угодить ей, и охотно подавали ей милостыню, потому что знали, что она передаст эту милостыню тому, кто действительно в ней нуждается. С особенным же вниманием следили за Анной Ивановной, как и за блаж. Ксенией, извозчики. Завидя Анну Ивановну, они наперегонки мчались к ней на своих пролетках, желая провезти ее хоть несколько шагов, в уверенности, что кому это удастся, у того целый день езда будет прибыльной. Но Анна Ивановна не садилась на вперед всех примчавшегося возницу; со многими из них она заводила ссоры, шумела, кричала, грозила палкой и, наконец, садилась в пролетку того из них, которого считала лучшим. За свой проезд Анна Ивановна обычно платила пятиалтынный... но извозчики почему-то не хотели брать пятиалтынного. «Куда ты мне даешь пятиалтынный... дай лучше копеечку... Не надо мне твоего пятиалтынного» – обычно говорили ей извозчики. И чрезвычайно рад был тот возница, кому Анна Ивановна давала вместо пятиалтынного копеечку. Извозчики верили, что именно копеечка Анны Ивановны доставит им желанную удачу в дневной выручке.

Другие же люди, плохо знавшие Анну Ивановну и соблазнявшиеся отчасти ее грязным и рваным костюмом, а отчасти ее нередкими ссорами с окружающими, шумом, криком и вообще, странным поведением, считали ее за сердитую, ворчливую нищую, и относились к ней с полным недоброжелательством. Такие именно недоброжелательные отношения к Анне Ивановне установились и со стороны призреваемых старушек в богадельне Больше- Охтенского кладбища, куда Анна Ивановна была определена по распоряжению Епархиального Начальства. А последнее, т. е. определение Анны Ивановны в число призреваемых Больше-Охтенской богадельни, произошло по следующему, обнаружившему в ней дар прозорливости, случаю:

Бродя однажды по городу, Анна Ивановна зашла в Невскую лавру. На дворе Лавры ей попался навстречу очень молодой ученый архимандрит. Анна Ивановна подошла к нему под благословение и потом сказала ему, что он скоро будет епископом. Не поверил о. архимандрит словам бедной нищей. Но предсказание Анны Ивановны исполнилось в точности. О. архимандрит, действительно, вскоре же был возведен в сан епископа и сделался викарием С.-Петербургским. Тогда-то он и вспомнил слова юродивой. Он тотчас же разыскал Анну Ивановну, и, тронутый ее жалким внешним видом, а, может быть, и из боязни, чтобы ее, как бродяжку, не открывающую своего звания и не имеющую паспорта, не забрали в полицию, стал хлопотать о предоставлении ей какого-нибудь пристанища. Хлопоты епископа увенчались успехом. Анна Ивановна, под вымышленными фамилией и званием дочери умершего работника Медицинского ведомства Ивана Лашкина, была определена в число призреваемых при богадельне Больше-Охтенского православного кладбища. Но этому определению в богадельню не были рады, как сама Анна Ивановна, так и ее соседки-богаделенки. Анна Ивановна не могла равнодушно и спокойно смотреть на праздную жизнь богаделенок, в пересудах и во взаимных ссорах, она вмешивалась в их ссоры, шумела, кричала на них, делала нередко резкие наставления, чем еще больше обостряла и без того уже недоброжелательные отношения. Богаделенки, с своей стороны, с презрением относились к ней. Терпя обиды, раба Божия Анна на обидчиков не гневалась, но жалела их и предупреждала от новых грехов. Поэтому Анна Ивановна по-прежнему любила больше жить на Сенной, где ее любили и где она чувствовала себя подальше от греха.

Терпя обиды, р. Б. Анна на обидчиков не гневалась, но жалела их, и предупреждала их от новых грехов.

Протоиерей Покровской Коломенской церкви, о. Гавриил Иоаннович Михайлов хорошо знал Анну Ивановну, но почему-то недолюбливал ее, позволяя себе иногда, хотя и в шутку, посмеяться над ней. Однажды хоронили зажиточного купца. На похороны, а после них и на поминки, в числе других были приглашены о. Гавриил и Анна Ивановна. На поминках, в присутствии одного архимандрита, многих протоиереев и иереев, разговор, по обычаю, зашел о добродетелях почившего и о том, как легко умирать тем людям, кто при кончине сознает, что в жизни, по возможности, исполнил все, что надлежит христианину. О. Гавриил, обращаясь к Анне Ивановне, спросил ее: «вот и ты, Анна Ивановна, много постранствовала в своей жизни, много потрудилась, а приготовилась ли к смерти? Ведь ты, я думаю, скоро умрешь?» – «Батюшка, отвечала Анна Ивановна, я всегда готова умереть. Я всю жизнь к этому дню готовилась. Да вот, что мне жаль: когда я умру, то и ты проживешь после меня не больше одной недели. А у тебя ведь семья – надо же пожалеть и семью». Это же самое предсказала Анна Ивановна о. Гавриилу и в другой раз... Идя однажды по Садовой улице, он встретил Анну Ивановну. Анна Ивановна бросила на землю свой мешок и подошла к о. Гавриилу за благословением. О. Гавриил, увидавши Анну Ивановну, которую давно не видал, сказал: «ах, это ты Анна Ивановна... все еще странствуешь по городу, а я думал, что тебя уже и в живых нет! Ну, ладно, Господь тебя благословит». – «Вот, спасибо, батюшка, отвечала Анна Ивановна, за благословение... А о смерти лучше не говори... Помнишь, я тебе сказала, что как только я умру, так и ты после того недолго проживешь... Ну вот, и теперь я то же скажу: как только я умру и не успеют меня похоронить, как и по тебе будут панихиды служить». Действительно, вскоре после смерти Анны Ивановны, о. Гавриил сильно заболел и, несмотря на всевозможные старания семи докторов, жизнь его спасти не удалось: через два дня после смерти Анны Ивановны о. Гавриил скончался.

Добрым же людям она радостно сообщала наперед о предстоящих им радостях.

Придя однажды в квартиру священника Спасо Преображенской Колтовской церкви А. М. Листова, и беседуя с ним, Анна Ивановна, между прочим, сказала ему: «ну, батюшка, ты скоро будешь большим священником, видишь: все бугорки да бугорки, горки да горки, кресты да кресты... а деревьев-то, деревьев-то сколько?! Вот, ты там и будешь большим священником». И, действительно, в скором же времени и совершенно неожиданно предсказание Анны Ивановны исполнилось: о. Александр был назначен настоятелем Больше-Охтенского кладбища и возведен в сан протоиерея.

В другой раз, придя к о. Александру, служившему уже на Охте, Анна Ивановна подала ему два куска розовой материи и сказала: «возьми, батюшка, эти куски, они тебе пригодятся к свадьбе». – «К какой свадьбе, спросил о. Александр, у нас не предвидится никакой свадьбы». – «Ладно, ладно, бери, свадьба будет». И, действительно, в скором же времени к двум дочерям о. Александра посватались женихи, гг. З. и Н. Обе свадьбы состоялись, и принесенная р. Б. Анной материя пригодилась.

У диакона Спасо-Сенновской церкви о. А. Васильева родился ребенок. Крестины отложили до выздоровления матери. Спустя неделю, мать встала с постели. Назначен был день крестин. Ждали кума, куму, священника... Гостей звали немного, так как средства у о. диакона были небольшие... Принесли уже купель... И вдруг, о. диакон видит, что к их парадному ходу идет грязная, оборванная Анна Ивановна... «Ах, эта Анна... сказал он... опять тащится... ну, куда я ее дену? Придут кум, кума, священник, может быть, гости... что я с ней буду делать?» – «Ну, ладно, не волнуйся, говорит ему матушка-родильница: я возьму ее к себе на кухню». Смотрят: Анна Ивановна повернула от парадного хода и направилась в кухню... Встреченная матушкой, она вдруг говорит ей: «Ах, эта Анна – опять притащилась... ну, куда вы ее денете... Придет батюшка, кум, кума, а гостей-то, гостей-то сколько? Что вы с ней будете делать? Разве в кухню?! Да нет, я уйду и из кухни. На вот, возьми копейку-то: у вас средства небольшие: тебе это пригодится – это первый новорожденному подарок». Отдавши копейку, Анна Ивановна тотчас повернулась и ушла. И что же?! Гостей на крестины набралось много, и все они принесли новорожденному богатые подарки...

Гордости, заносчивости и обидчивости в людях она не терпела и грозно обличала.

У протоиерея Иванова жила бедная родственница, вдова сельского дьячка. У нее было два мальчика, которые стараниями протоиерея были определены в духовное училище. Случился какой-то праздник. К протоиерею собралось много гостей, и большинство из них осталось у него ночевать... Кроватей и диванов лишних не было... Менее почетным гостям пришлось лечь на полу. Пришлось лечь на полу и вдове с ненаглядными сынками, пришедшими на праздник... Но вдова почему-то этим обиделась и, укладывая своих сыновей, сказала: «ну, что же делать, детки, ложитесь на полу: вот будете профессорами да академистами, так вас не будут класть спать на пол» ... Анна Ивановна, собиравшаяся идти спать в кухню, услыхала слова вдовы, обернулась к ней, да и говорит: «какие у тебя они там профессора да академисты, оба они будут цапари да каменисты». Действительно, оба сына вдовы за скверное поведение были уволены из училища и сделались воришками и бродягами.

Ей было открыто будущее не только в жизни людей, но и в самой природе.

Как-то зимой Анна Ивановна забралась в сад к тому же протоиерею Иванову и, остановившись среди сада, начала охать и ахать от восторга и удивления. «Батюшки, батюшки, кричала она, махая руками, смотрите – яблоков-то, яблоков-то сколько! ну, куда их только девать-то?! – Эх, горе, забыли подпереть сучья-то... ну вот, теперь все они и обломятся» ... На следующее лето в этом саду был такой обильный урожай яблок, что, действительно, весьма многие сучья и ветви яблонь от тяжести плодов поломались...

Смерть свою блаженная заранее провидела, и сама избрала себе место могилы.

Незадолго до своей смерти Анна Ивановна, захвативши с собой гробовый покров, пришла на Смоленское кладбище и пригласила о. настоятеля отслужить панихиду. Приведя о. настоятеля на то место, где теперь часовня над могилой р. Б. Анны, Анна Ивановна разостлала на земле покров и просила отслужить панихиду по рабе Божией Анне. Когда панихида была отслужена, Анна Ивановна покров пожертвовала в церковь с тем условием, чтобы им были покрываемы тела убогих покойников, а о. настоятеля кладбища просила похоронить ее на том месте, где лежал на земле разостланный покров. Узнали о поступке Анны Ивановны монахини женского монастыря в Петербурге, увидели, что она готовится к смерти и стали просить ее, чтобы она завещала похоронить себя на монастырском кладбище, предлагая ей, в то же время, любое место. Но Анна Ивановна не согласилась на это предложение, твердо настаивая на том, чтобы ее похоронили на выбранном ею месте на Смоленском кладбище.

Она скончалась 1 июля 1853 г.

С 1-го по 5-е июля 1853 года в Петербурге замечалось необыкновенное оживление. Тысячи народа всевозможных возрастов, званий и состояний, молча, с печальными лицами спешили к Спасской, на Сенной, церкви. Экономные хозяйки, кухарки, мелочные торговцы, пришедшие на Сенной рынок за провизией, оставляли в лавках свои корзины, лотки, и также спешили к церкви Спаса. От Гостиного двора, Перинной линии, всех улиц и переулков, окружающих Сенную площадь, целые толпы народа сновали взад и вперед к той же церкви... 1-го числа вечером в тесной квартире Березайских тихо, безболезненно скончалась раба Божия юродивая Анна Ивановна, так долго старавшаяся, под видом оборванной, грязной побирушки, возбуждавшей то жалость, то отвращение в встречавшихся, избавиться от всего земного, греховного и достичь истинного счастья, соединиться со Христом.

Весть об этом событии тотчас же разнеслась по всей площади и по городу, и все, знавшие усопшую, поспешили поклониться ее праху. В продолжение 3–4 дней ко гробу Анны Ивановны собирались сотни, тысячи людей. Маленькая квартирка Березайских, разумеется, не могла вместить всех посетителей: усопшую вынесли в церковь, и толпы народа с утра до вечера 2, 3 и 4-го июля, приходили сюда проститься с Анной Ивановной. С лишком три дня продолжался этот наплыв посетителей в храм Спаса, на четвертый день (5-го июля) – этот наплыв еще более усилился: в этот день отпевали и хоронили Анну Ивановну. Обширный храм не мог уже вместить всех посетителей: многие стояли на паперти и в ограде церкви. Долго длилась служба церковная, еще дольше тянулось прощание с усопшей... все присутствующие непременно желали дать Анне Ивановне последнее целование... Наконец, все было кончено... гроб с прахом усопшей был поднят на плечи усердствующих, и в сопровождении десятков тысяч народа, в предшествии духовенства, при торжественном пении «со святыми упокой», его понесли на Смоленское кладбище для погребения на том месте, которое было избрано самой Анной Ивановной... Наплыв в этот день народа на Смоленское кладбище был огромный. Народу в этот день было не меньше, чем в день Смоленской Божией Матери, а в этот день на кладбище бывает до 30–40 тысяч человек... Вся Сенная площадь была на кладбище... Вот каким уважением пользовалась почившая!.. После того, долгое время приходили почитатели Анны Ивановны на ее могилу, много рассказывали о ее жизни, странностях поведения, прозорливости.

В девяностых годах XIX столетия могила представляла из себя простую насыпь, обложенную по бокам дерном и покрытую сверху цокольной плитой со следующей надписью, сделанной, по всей вероятности, г. Петуховым: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. На сем месте погребено тело рабы Божией Анны Ивановны Лашкиной, престарелой девицы, прожившей в юродстве Христа ради. Я знал ее более 30 лет и была в одном положении. Скончалась июля 1 дня 1853 года». В головах стоял дубовый, увешанный иконами, крест, пред которым теплилась лампада. Из могильной насыпи посетители могилы брали землю и уносили ее домой, как верное средство от болезней. Разбираемую ежегодно насыпь приходилось делать вновь, но плита с надписью сохранилась еще до сих пор.

Лет десять тому назад какая-то дама, глубокая почитательница Анны Ивановны, стала хлопотать о том, чтобы над ее могилой была устроена часовенка; она собрала по своим знакомым и почитателям Анны Ивановны рублей сто денег, принесла их к покойному настоятелю кладбища, протоиерею П. А. Матвеевскому, и просила его об устройстве часовни. Желание почитательницы Анны Ивановны исполнилось. Могилу привели в приличный вид: обложили дерном и покрыли прежней плитой; в голове поставили новый дубовый крест с неугасимой лампадой, а всю могилу покрыли железной, решетчатой, с внутренними стеклянными рамами, часовней.

Почитатели Анны Ивановны сейчас же принесли несколько покровов, икон, крестов, венков; покровами одели могильную плиту, а сверху покровов положили кресты; иконами и венками украсили стены часовни.

В настоящее время часовня почти всегда заперта: могилу Анны Ивановны уже не разрывают, но из-под западной стенки часовни, где стоит надмогильный крест, посетители могилы и теперь еще берут землю и уносят ее домой, по-прежнему веря, что эта земля – лучшее средство от болезней.

С лишком пятьдесят лет прошло со дня смерти Анны Ивановны. Мало людей, которые знали почившую при жизни, осталось в живых, но молва о ее подвижнической жизни и о ее прозорливости твердо сохраняется в памяти народа. Многие идут на ее могилу, помолятся за нее, попросят у нее помощи в своих нуждах, возьмут землицы и идут в часовню р. Б. Ксении, где и помянут ее вместе с Ксенией. Нередко, впрочем, людьми, получившими какую-либо молитвенную помощь от р. Б. Анны, служатся панихиды и над ее могилой.

Каждый посетитель кладбища, слышавший о р. Б. Анне, непременно зайдет помолиться на ее могилу, а, зайдя в часовню Ксении, помянет в своих молитвах Ксению, и Анну.

День Ангела Анны Ивановны 3-го февраля.

Кроме Ксении и Анны на Смоленском кладбище погребены и некоторые другие юродивые, пользующиеся также почитанием у народа, таковы: Марфа, Матрона, Ирина, Анна Ивановна Комиссарова, Ольга Ивановна и др.¹