Жизнеописание святого Тихона Задонского, епископа Воронежского и всея России чудотворца ⁴⁷³

Святой Тихон родился в 1724 году в семье бедного псаломщика Савелия Кириллова села Короцка Новгородской губернии Валдайского уезда и наречен при святом крещении Тимофеем. Мать овдовела вскоре после рождения сына, и семья жила в большой бедности. Маленькому Тимофею случалось ходить на поденщину к крестьянам ради куска хлеба. Был в селе один бездетный ямщик, который полюбил мальчика и предлагал усыновить его. Мать согласилась и однажды повела к нему сына, но старший брат догнал их и упросил мать не делать этого. Дело расстроилось, Господь готовил его на другое...

В 1735 году вышел указ императрицы Анны, чтоб забирать в солдаты всех недоучившихся детей представителей духовного сословия. Это побудило родных отдать Тимофея в Новгородское духовное училище. Повезла его мать, уже больная, да вскоре в Новгороде же и скончалась. Остался Тимофей круглым сиротой. Нелегко было ему; казенной стипендии не досталось, а брат, псаломщик в Новгороде, хоть и помогал по мере сил, однако этой помощи было недостаточно. Приходилось, как и в раннем детстве, ходить на поденную работу – копать гряды у огородников в свободное от занятий время.

В 1740 году была основана семинария при монастыре святого Антония Римлянина⁴⁷⁴ и выписаны учителя из Киева. В число избранных 200 учеников попал и Тимофей и был записан под фамилией Соколовского. Все свободное время он просиживал за книжками. Святитель вспоминал, как, случалось, продавал он половину своей дневной порции хлеба, чтобы на вырученные гроши купить свечу и читать где-нибудь в укромном уголке за печкой, пока товарищи шумели, резвились и нередко насмехались над ним. Возьмут старый лапоть и давай кадить, приговаривая «величаем тя»... За прекрасные успехи, еще не кончив курса,

Тимофей получил место учителя греческого языка, а когда окончил, стал преподавать риторику. Теперь появилась возможность не только самому встать на ноги, но и помогать бедным родственникам. Сестра его овдовела и по крайней бедности ходила в Валдай мыть полы. Он взял ее к себе в Новгород. Но жениться и получить место священника Тимофей не пожелал, как ни уговаривали его родные. Позже он рассказывал, что два случая особенно повернули его ум и волю. Однажды, стоя на монастырской колокольне, тронул он перила, и они рухнули с большой высоты, так что он еле успел откинуться назад. Пережитая опасность дала ему яркое ощущение близости смерти.

В другой раз чувство близости Бога он пережил как-то ночью. По ночам он часто бодрствовал, читая и размышляя о божественном. Так было и тут. Вышел немного освежиться на крыльцо. «Вдруг разверзлись небеса, – рассказывал он, – и увидел я такой свет, что бренным языком сказать и умом объять нельзя. Это было на короткое время, и небеса встали в своем виде. От этого чудного видения я возымел более горячее желание уединенной жизни. Долго и после того чудного явления чувствовал и восхищался я умом и поныне лишь вспомню, ощущаю в сердце веселие и радость...»

10 апреля 1758 года совершилось пострижение Тимофея Савельевича. В иночестве он был наречен Тихоном. Вскоре последовало посвящение во иеродиакона, затем иеромонаха и назначение префектом семинарии и преподавателем философии. Но и на этой должности молодой иеромонах пробыл недолго. В августе следующего, 1759 года по указу Святейшего Синода он был отозван в распоряжение преосвященного Афанасия Тверского, который назначил его архимандритом Жолтикова монастыря и ректором Тверской семинарии. Но он, однако, только и мечтал о том, чтобы удалиться в пустынный монастырь близ Твери и выстроить себе келию в роще. Этим мечтам сбыться было не суждено. В день Святой Пасхи Санкт-Петербургский митрополит Димитрий (Сеченов) и епископ Смоленский Епифаний метали жребий о епископе и 3 раза подряд вынулся жребий молодого архимандрита Тихона.

13 мая 1761 года в Петропавловском соборе совершилась его хиротония⁴⁷⁵ и он наречен был епископом Кексгольма и Ладоги, викарием Новгородским⁴⁷⁶. Для жительства новому епископу был назначен Хутынский монастырь под Новгородом⁴⁷⁷. Торжественным колокольным звоном встречали новгородцы молодого архипастыря, бывшего своего воспитанника. Некоторым товарищам по школе, подходившим под благословение, владыка с доброю улыбкою напомнил их выходки с «величанием» и, когда они, смутившись, просили прощения, он успокоил их. Встретила владыку смиренно родная сестра со слезами радости. Брат обласкал ее и не раз посылал за нею лошадей. Когда она вскоре скончалась, он трогательно, со слезами, сам совершал отпевание.

В августе 1762 года Святейший Синод выехал в Москву на коронацию⁴⁷⁸ и вызвал епископа Тихона для председательствования в Санкт-Петербурге. В это время скончался Воронежский епископ Иоанникий и преосвященный Тихон 3 февраля 1763 года был определен на освободившуюся кафедру. В конце апреля он отправился к своей пастве. Воронежская епархия была весьма непростой из-за дальности, обширности, запущенности и разношерстности полуязыческого населения. Да и время было для Церкви нелегкое. Екатерининское царствование началось с отобрания в казну церковных вотчин⁴⁷⁹. Монастырям и архиерейским домам, правда, было назначено определенное содержание, но крайне скудное. Архиерейские дома беднели, монастыри пустели и стали закрываться. Архиерейский дом в Воронеже окончательно развалился, собор разрушался, разбитые колокола не звонили. Правительство Екатерины относилось с большею веротерпимостью к раскольникам и сектантам. Раскольники были освобождены от двойного подушного оклада, стали возникать единоверческие храмы и образовываться раскольничьи центры в Москве. На Украине расцвели секты духоборов, молокан, хлыстов, скопцов. Немало раскольников было в Воронежской епархии. Немало было там также казаков и беглых. Народ все буйный и распущенный. Среди высших классов были распространены французские вольнодумные идеи Вольтера и энциклопедистов. Русское общество было мало образовано и подхватывало модные идеи без критики и следовало им слепо, иногда до карикатурности. Кощунства и глупые выходки против Церкви считались признаком образованного, передового человека. Кто не проповедовал атеизма, считался закостеневшим фанатиком и ханжой.

Еще по дороге в Воронеж святитель почувствовал себя очень плохо; а приехав и увидев разброд и оскудение, просил Святейший Синод уволить его на покой. Синод просьбы этой не уважил, и святитель покорно взял свой крест. Всего 4 года и 7 месяцев пробыл он на Воронежской кафедре, но деятельность его как администратора, педагога и пастыря доброго была велика. Прежде всего он принялся за обучение духовенства, которое было необразовано и нерадиво до крайности. С трудом верится, что священники не только не знали службы, но даже не умели как следует читать, не имели на руках Евангелия! Святитель сейчас же распорядился, чтоб после проверки не знающих службы и чтения присылали к нему. Всем приказал иметь на руках Новый Завет и читать его с благоговением и прилежанием. В феврале 1764 года им разослано наставление священнослужителям об их главных обязанностях с приказанием повесить в каждом алтаре перед глазами. Затем разослано наставление об исповеди, о браках, о седьми Таинствах⁴⁸⁰, образцы увещания больным и подсудимым. В трактате «О седьми Тайнах» в вопросах и ответах излагается сущность каждого таинства, форма его совершения.

Кажется, не было уголка в церковной жизни, куда бы не заглянул святитель и где бы не проявил своего отеческого и пастырского внимания. Он был строг и требователен, ибо великую тяжесть ответственности за спасение душ человеческих возлагает Господь на плечи архипастыря вместе с епископским омофором. Из инструкции священникам (не ссориться, достойно вести себя в алтаре, не совершать незаконных браков, не отлучаться без разрешения на ярмарки, совершать литургии Преждеосвященных Даров Великим постом⁴⁸¹, не пьянствовать по шинкам, содержать храмы в чистоте, под страхом строгого наказания благоговейно относиться к Святым Тайнам⁴⁸², употреблять для Евхаристии свежее, а не прокисшее вино...) – ясно рисуется печальная картина нравов Воронежского духовенства.

Консистория своими порядками также доставляла немало забот святителю. Не раз штрафовал он членов консистории и секретаря за неправедные решения: запретил применять телесные наказания к священникам и грубо обращаться с ними. Чтобы повысить образовательный ценз духовенства, святитель открыл два духовных училища в Острогожске и Ельце и семинарию в Воронеже со строгим уставом преподавания. В инструкции для семинарии он внушает воспитанникам, чтобы они смотрели на будущее служение не как на средство к жизни, а как на подвиг ради Бога и ближних.

В Воронежской епархии было 13 монастырей. Святитель приказал всем монахам иметь Новый Завет, по понедельникам читать чин пострижения, чтобы не забыть обеты монашеские; запретил братии ходить на поминки, если они устраивались вне монастыря. Отлучки из монастыря не были разрешены даже настоятелям. «В монашество постригать не спешите, – писал святитель, – черная риза не спасет. Кто и в белой ризе, да послушание, смирение, да чистоту имеет, есть непостриженный монах»⁴⁸³. Кто из монахов плохо себя вел в храме, святитель приказал того штрафовать на один рубль, который должен был опускаться в железный ящик, прикованный специально для этой цели на видном месте.

Много потрудился святитель и над воспитанием своей паствы из мирян. Велел священникам каждый праздник обязательно произносить проповеди – толкование на Евангелие или псалмы, а за неисполнение подвергал их штрафам. По церквам были разосланы наставления:

«I. Как подобает в святые храмы ходить на славословие. В храме стоять, как будто находиться на небе... Ближнему оставить согрешения, проявлять смирение мытаря, не озираться, не разговаривать, не смеяться в храме. Думать о преставившихся и молиться за них. Дома вспоминать о том, что получил в храме, стараться выполнять все, о чем слышал, и поучать других.

II. Всякому христианину от младенчества до смерти в памяти всегда содержать обеты крещения. Сатана, дух лукавый, и дела его злые, Богу ненавистные, – гордость, высокоумие, зависть, вражда, объедение, пьянство, блуд, сквернословие, буесловие... Берегись того, от чего троекратно отрекся при крещении. Ты записан в воинство Христово, присягнул Ему и должен служить Ему верно до смерти. Помни всегда, что Он везде присутствует и знает не только дела и слова твои, но и помышления. Помни о вольном страдании Христовом. Помни о смерти, которой не минуешь, помни о Страшном суде...

III. Примечания некие из Священного Писания выбранные, возбуждающие грешника от сна греховного. Здесь собраны примеры Божьего наказания за грехи (изгнание из рая, потопление фараона, Содом и Гоморра, потоп... скорби, печали, глады, землетрясения, междоусобные брани) и примеры Божьего милосердия к кающимся (блудница, мытарь, разбойник, царь Давид, блудный сын...)⁴⁸⁴.

IV. Объяснение христианских обязанностей. Изгоняй злые помыслы молитвой. Родителей почитай. Не осуждай. Рабов милуй. Смирение имей перед Богом и человеками в делах, поступках и сердце. Не гневайся на обижающих. Побеждай ненавидящих любовию. Люби молчание; берегись празднословия, смеха и осуждения... Поминай часто об искуплении, втором пришествии и Суде Его... рассуждай о суете мира. Доброе дело делай и от зла уклоняйся во славу Божию... Делай доброе, но надежду спасения возлагай на Христа, понеже благодатию Христовой и Божием милосердием спасаемся, а добрыми делами нашими не спасаемся... Молись Богу, чтоб подал тебе истинную живую и сердечную веру во Христа... она есть дар Божий. Она с небес в сердце человеческое входит и к небесам его восхищает.

...Согрешишь – тотчас кайся... Пищу и питие употребляй не ради сласти, а ради подкрепления, одежду для прикрытия наготы, а не ради щегольства. Христианина украшает не внешнее, а внутреннее. Все употребляй с Божьего благословения, говоря «Господи, благослови»... Средства уберечься от греха: 1) молитва; 2) причащение Святых Тайн; 3) мысли об искуплении, суде и своей кончине...»

Последним творением епископа Тихона в период воронежского епископства было собрание нравоучений для «простейшего» народа, написанное в 1767 году: «Плоть и Дух». Каждое нравоучение состоит из 3 частей: в первой приводится текст Священного Писания, во второй – слова святого Иоанна Златоуста, а в третьей – нравоучительное рассуждение: «Спасайся о Христе, любезный брате. Законы духа и плоти противны друг другу. Между ними всегда брань. Что плоть хочет, того дух не хочет – это различные мудрования. Плотское мудрование есть вражда на Бога, смерть... Знак нехороший, если кто не чувствует искушений. Искуситель не касается того, кого видит своей воле последующего; разбойник на нищего не нападает, но на богатого...

Пастырь ту же немощь имеет, какую всякий человек, и не то дивно, что грешит как человек; того ради должно тебе о нем молиться, чтобы исправен был... К Богу всегда доступ, всегда отверсты двери, только бы смиренно и сокрушенно сердце было. Грехи не препятствие к молитве. Яко же малейшая капля воды против океана, так грехи твои в сравнении с непостижимою Христовой благодатью...»

Когда святитель понял, что воронежцы весьма лениво посещают катехизические поучения (пред литургией), он разослал по церквам обличительное увещание: «проповедник всю седьмицу трудится, собирает как пчела... все пропадают труды, падает тщетно семя слова Божия. Предпочитают время провесть в развращенных разговорах, чтении соблазнительных книг или в праздности и лени... Ежели бы здесь преподавалось учение, каким образом тленное богатство собрать, честь и достоинство получить, в ту школу не только бы сами родители приходили, но и детей своих приводили бы. А к проповеднику, который учит собрать сокровище нетленное на небеси и показует путь к вечному блаженству, и сами родители не приходят... Ищут тленных и презирают нетленные, ищут земных и презирают небесные! У таких людей глубокий сон греховный. Но знай, друже, что богатство мира сего, как речное стремление утечет, слава суетная, как дым, исчезнет, честь и достоинство, как цвет сельный⁴⁸⁵, увянет вскоре. Едино слышание слова Божие есть благая часть, которая никогда не отымется... А знаете ли, сколь драгоценна есть еще душа наша? За нее Единородный Сын Божий неоцененную кровь Свою пролил. Вот как она дорога!.. Везде распространены дьявольские сети, везде соблазны. А глаза и уши, как двери некие, которыми всякое зло в храмину сердечную ударяет... против врагов надо непрестанно христианину бороться. А как бороться, не имея оружия? Слово Божие показует духовное оружие. Стекайтесь в храм Господень для слышания слова Божия». В конце поучения говорится: «Хоть два или три будут собираться, однако ж учение преподаваться будет. А проповедник о том не унывай, что мало слушающих; но трудись усердно во Славу Божию и пользу ближнего. Мзда твоя не погибнет, но многа будет на небесах. Аминь».

Духовенству было предписано наблюдать за паствой, чтобы ходили в храм по воскресным и праздничным дням и стояли бы благоговейно, не шумели; чтобы и вне храма на площадях не было бы пьянства и всяких бесчинств. О результатах священники обязаны были давать подробные отчеты епископу.

Пожаром, опустошающим души, называл святитель общественные гулянья, нескромные игры, нетрезвое веселье в праздники. В грозных проповедях обличал он бесчинства масленицы и особенно языческий праздник «Ярило». Праздник этот начинался от среды после Троицы и тянулся до вторника Петровского поста. В среду с раннего утра шел народ из Воронежа и окрестных деревень на площадь за Московскими воротами, где раскидывались ярмарочные балаганы с различными приманками. Молодой человек в бумажном колпаке, украшенном бубенцами, лентами и цветами с набеленным и нарумяненным лицом изображал собою Ярило. Он плясал неистовый танец, а за ним плясала и бесновалась пьяная толпа. Все это сопровождалось драками и руганью. И вот однажды – это было 30 мая 1765 г. – в самый разгар безобразия неожиданно появился на площади святитель и, грозно обличая «смердящий» праздник, угрожал отлучением от Церкви. Он говорил с такою пророческою силой и пламенной убедительностью, что в один миг, тут же, на глазах святителя, толпа разнесла в щепки балаганы и лавчонки и чинно разошлась по домам!

В следующее воскресенье святитель произнес в соборе проповедь. «Церковь не успела еще отпраздновать праздник святой Пятидесятницы⁴⁸⁶, а люди, которые трикратным отвержением отреклись от сатаны и всех дел его, забыли, что они христиане суть, и бесчинными делами хулят пресвятое имя Божие. Видел я иных бесчувственно пьяных, иных раненых, иных окровавленных усмотрел; приметил и плясание жен пьяных со скверными песнями. Посреди всего сего беззаконного безумных людей торжества стоит кабак в палатке... И кто же празднует так? Христиане! «род избранный, царское священство, язык святой, люди обновления»⁴⁸⁷ – праздник сей есть праздник бесовский и точно смердит идолобесием; а где праздник бесовский, там приносится бесу жертва, там бес почитается, там имя Божие хулится. В горести сердца моего обращено слово к живущим во граде сем и с плачем молю: истребите зло от среды вашей. Пастыри – умолите, запретите, пощадите души, порученные вам от Пастыреначальника, вы дадите ответ страшному Судии. Командующие, пресекайте бесчиние. Отцы и матери, воспитывайте детей в страхе Божием, да не за них истязаны будет в день Судный... Стыдно и ужасно христианам идолу праздновать! От сего претерпевает укоризну и пастырь ваш! Ах, беззаконный праздник! Ах, сонмище нечестивое! Мерзкое имя Ярило! Гнусное имя Ярило! Дьявольское изобретение Ярило! О когда бы и из памяти изгладилось имя то нечестивое Ярило! Предайте забвению и праздники сии, а празднуйте единому Триипостасному Богу – Отцу, и Сыну, и Святому Духу, в Него же креститеся»...

Вся Церковь стонала и громко рыдала во время этой проповеди. А после множество народу приходило к владыке в его загородный дом и, стоя на коленях, со слезами каялись. Праздник Яриле больше не повторялся. По глубокому воздействию на души человеческие святитель Тихон был, несомненно, вторым Иоанном Златоустом, глаголом уст своих пробуждавшим сердца людские от сна греховного.

Пробуждались люди, каялись и в слезах падали к ногам Христовым. «Радуйся Златоусте, российские Церкве, радуйся паствы твоей радование. Радуйся Тихоне, великий и преславный чудотворче!»⁴⁸⁸

Святитель входил и в частную жизнь своих духовных детей и близко принимал к сердцу их скорби и раздоры. «Как будете молиться Богу «остави нам долги наши», – писал он одному помещику, горевшему злобой мщения к своему обидчику, – брат наш такой же, как и мы, а мы черви, земля, грязь смрадная, а сколько раз прогневляем Бога!»

Заповедь «блажены миротворцы» святитель почитал выше «блаженны милостивии» – «те только помилованы будут, говорил он не раз, а эти сынами Божиими нарекутся»⁴⁸⁹. Но в житии своем святитель был равно и миротворцем, и милостивым. Милосердием и любовью горело нежное сердце святителя, и рука его дающая никогда не оскудевала. Каждый праздник рассылал он деньги по богадельням и острогам, не раз переодетый, чтоб не узнали, ездил сам лично.

С больными, скорбящими и преступниками подолгу беседовал, увещая и утешая свою меньшую во Христе братию. Если его узнавали, он временно прекращал свои посещения, но милостыня его никогда не прекращалась. Как святитель выполнял заповедь «блаженны кротции», свидетельствует следующий интересный случай, о котором рассказывает его келейник.

Однажды святитель ехал по Московскому тракту на погребение одного помещика и остановился в селе Хлевном переменить лошадей. Крестьяне в грубой форме отказались дать лошадей: «Ты нам не губернатор, чтоб тебе лошадей давать». Святитель возразил, что и пастырей своих следует почитать. «Ты пастырь над попами да над дьячками», – последовал еще более дерзкий ответ, в котором нетрудно уловить дух «свободной мысли» екатерининского времени. «Побойтесь Бога, не мучьте меня», – кротко сказал святитель, и кротость подействовала лучше всяких криков и угроз. Лошадей дали, а позже, когда святитель был уже на покое в Задонском монастыре, однажды явились эти самые грубившие крестьяне и просили святителя, чтобы он простил их. «Ты нас проклял, – говорили они, – у нас все хорошие лошади падают». Святитель ответил, что никогда их не проклинал, а что Сам Господь наказывает их за оскорбление пастыря. Он же их, кающихся, с любовью прощает и разрешает...

Святитель вел строго аскетический образ жизни. Часто он проводил в молитве бессонные ночи. По утрам рассматривал и решал епархиальные дела. Много забот и неприятностей доставляли преосвященному раскольники своим дерзким и вызывающим поведением. Донские войска постоянно вмешивались в церковные дела, самочинно отрешали и назначали пастырей, забирая их в казачьи войска. Одного священника они даже забили в колодки.

После обеда епископ Тихон позволял себе краткий отдых, а потом весь вечер до глубокой ночи писал. Отдыхом для него служило чтение творений святых Отцов, из которых он особенно любил и почитал святого Иоанна Златоуста, порою подражая ему в слоге и духе. От непосильных трудов и непрестанных скорбей слабое здоровье святителя совершенно расстроилось. Появились нервные припадки с приливами крови, судорогами и мучительными головными болями. Снова написал он прошение об увольнении его на покой в один из монастырей своей епархии. «Я слишком слаб здоровьем, – писал он в 1767 году, – епископский омофор⁴⁹⁰ непосильно тяжел для меня». На этот раз последовало увольнение с пенсией 500 рублей в год.

Святитель избрал для своего жительства Толшевский монастырь в 40 верстах от Воронежа, на берегу реки Асмани, окруженный непроходимыми лесами и болотами. Местность была сырая и нездоровая; настоятель оказался закоренелым раскольником. Недовольный вторжением в его монастырь епископа, он непрестанно роптал и устраивал всякие неприятности. Здоровье святителя ухудшалось, припадки участились. Тогда он попросил его перевести в Задонский монастырь, в 90 верстах от Воронежа, расположенный на высоком берегу Дона. Место было красивое.

Здесь начинается третий период деятельности святого Тихона, период иноческих подвигов, духовной брани с искушениями и высочайших духовных достижений. Если глубоко проникало слово «учителя златословесного» в сердца людей, то еще глубже преображали души мудрые писания и личные беседы старца епископа. Происходит дивное восхождение по лестнице духовного совершенствования до самых недосягаемых, заоблачных высот. Святитель востекает сам, но и другим указывает с любовью узкий путь, ведущий в Царство Небесное.

В монастырской тишине пламенно предался святой Тихон молитвенному подвигу. Ежедневно он посещал все службы. На ранних литургиях сам читал на клиросе и певал киевским распевом. Если бывало много народу, то стоял в алтаре. Облачался в мантию с омофором только в те дни, когда служил праздничные утрени или молебны. Позже он прекратил эти выходы и, только причащаясь у престола, надевал мантию или ризу. Обстановка келий и одежда святителя были крайне убогими. Спал на ковре, набитом соломою, укрывался вместо одеяла заячьим тулупчиком; простой подрясник с ременным поясом, суконная ряса, ременные четки. В келий часто ходил в лаптях. Даже сундука у него не было, а только ветхий кожаный мешок. Питался крайне просто, выезд имел отдельный. Во время обеда келейник читал ему Библию. Спал святитель 4 часа ночью и 1 час после обеда. Ночью и на рассвете читал монашеское правило с земными поклонами. Молитва его была всегда жаркая со слезами и воздыханиями: «Господи помилуй! Господи пощади! Услыши Господи! Кормилец помилуй!» – из глубины сердечной взывал святой, простираясь перед иконами и ударяя головой о землю. В полночь тихо и проникновенно пел псалмы, хваля, славословя и благодаря Господа. Молитва неразрывно была связана с богомысленным созерцанием. Однажды, во время написания книги «Об истинном христианстве», святой Тихон сподобился чудного видения. Глядя на висевшую перед ним картину распятия и духовными очами созерцая крестные муки Спасителя, святой вдруг увидел, что Христос, израненный и окровавленный, сходит с Голгофы и идет к нему. Святитель в трепете, великой скорби и неизглаголанной радости упал к Его ногам. «Радуйся, яко телесными очами видети Христа сподобивыйся, радуйся яко пречистым стопам Его поклонился еси радуйся яко спасительные Его язвы облобызал еси», воспевает это событие акафист⁴⁹¹.

Вскоре после переселения святого Тихона в Задонский монастырь здоровье его стало заметно поправляться, нервные припадки почти прекратились. Но наряду с этим для святителя настали трудные дни искушений, которые Господь всегда посылает подвижникам, чтоб укрепить их и сделать достойными славных венцов. Искушения эти были: 1) сомнение в подвиге, 2) помыслы плотские, 3) помыслы превозношения и 4) уныние. Борьба с ними и преодоление их – прекрасные страницы жизни угодника Божия. Чем больше оправлялось тело от недугов, тем более томилась душа от внешней бездеятельности уединенной иноческой жизни. Святитель невыносимо терзался укорами совести, что, приняв епископский омофор, не пожелал служить Церкви Божией, что, не окончив своих полезных начинаний, самовольно сложил с себя крест, который возложил на него Господь, что погубил души, порученные ему промыслом Божием. Лишь

позже понял святитель, что эти укоры были ничем иным, как злым искушением; что крест его был другой, несравненно более тяжелый и важный; и донес он его до престола Господня как верный раб и ни единой души, вверенной ему, не погубил, но все принес без порока на трапезу Его. Но во дни искушений уразуметь это было невозможно.

Душа святителя мучилась нестерпимо и не раз он склонялся к решению бросить монастырь и принять снова архипастырский жезл, что предлагал уже давно друг его митрополит Гавриил. Однажды, приготовив прошение, святой Тихон собрался в дорогу. Тогда Господь дал указание Своему угоднику устами старца Аарона. «Что ты беснуешься, – строго сказал старец, – Матерь Божия не велит выезжать отсюда». – «Если так, то не поеду», – кротко сказал святой Тихон и разорвал прошение. Святитель по характеру своему был горячим, раздражительным и склонным к превозношению. Много должен был он потрудиться, чтобы переломить в себе эти качества. Горячо взывал он о помощи ко Господу Богу и стал преуспевать в кротости и незлобии. Когда слышал, проходя мимо, как иной раз издевались над ним монастырские служки или даже сам настоятель, говорил сам себе: «Так Богу угодно, а я достоин этого за грехи мои». Раз сидел он на крылечке келий и мучился помыслами самомнения. Вдруг юродивый Каменев, окруженный толпой мальчишек, неожиданно подбежал к нему и ударил по щеке, шепнув на ухо: «Не высокоумь!» И дивное дело, сейчас же почувствозал святитель, как бес высокоумия отступил от него. В благодарность за это положил святой Тихон выдавать юродивому ежедневно по 3 копейки.

Большую борьбу имел святитель с плотью и с грехом уныния. Как только укреплялось его здоровье – начинала бунтовать плоть, когда слабели его силы – слабел и дух, и нападали тоска и уныние. Но и тут и там святитель, укрепляемый Божьей помощью и благодатью, выходил победителем. Один раз за литургией, по попущению Божию, напали на него нечистые помыслы. Тогда святитель начал очищать горящую восковую свечку и, незаметно для окружающих, вложил пальцы в огонь; от нестерпимой муки погас внутренний пламень. Крестообразно простираясь на земле, святитель горячо молился, чтобы Господь укротил ярость плоти, и молитва его была услышана.

Самым тяжелым искушением была безотчетная тоска и уныние. В такие минуты кажется, что от человека отступает Господь, что все погружается в непроглядный мрак, что сердце каменеет, а молитва останавливается. Возникает ощущение, что Господь не слышит, что Господь отвращает Лицо Свое. Такое безблагодатное состояние невыносимо тягостно, так что иноки в такие периоды переходят из одного монастыря в другой, а часто и совсем оставляют иноческий подвиг. Святитель боролся с приступами уныния различными средствами. Или работал физически, копая гряды, рубя дрова, кося траву, или уезжал из монастыря, или усиленно трудился над своими сочинениями, или пел псалмы. Часто помогало в такие минуты скорби общение с друзьями. Ездил святой Тихон чаще всего в Липовку, имение помещика Бахтеева, за 15 верст от Задонска. Там он оставался иногда месяца по три и больше; сам правил службы – вечерню, утреню, часы. Иногда ездил в Толшевский монастырь. Во время поездок всегда читал псалтырь или пел псалмы, которые знал наизусть. Нередко шел пешком за полторы версты на лесную поляну. Здесь молился и трудился над родником, который обустроил собственными руками.

Когда поездки святителя начали вводить окружающих в соблазн и возбудили злые толки, он почти прекратил их. Друзья, разгонявшие облака душевной грусти святого Тихона, – схимонах Митрофан, елецкий купец Кузьма Игнатьевич и старец Феофан, которого святитель звал «Феофан, моя утеха». Немудрый, добрый и наивный старичок часто утешал святого Тихона своей детской ясностью и простотой беседы. Но иногда уныние бывало чрезмерным; тогда и Феофан не помогал.

Как-то напало на святителя уныние, доходившее до отчаяния, случилось это на шестой неделе Великого поста. Восемь дней не выходил он из келий, не принимал ни пищи, ни питья. Наконец написал Кузьме, чтоб приехал немедля. Тот встревожился и, несмотря на весеннюю распутицу и половодье, сейчас же приехал. И любовь друга, который с опасностью для жизни отозвался на зов, и беседа с ним совершенно успокоили святителя. И тут произошел случай, о котором упоминают все жизнеописатели святого Тихона: неожиданно вошел он в келию к Митрофану и застал его и Кузьму Игнатьевича за ужином. Оба были чрезвычайно смущены, так как ели уху и рыбное заливное в неположенное по уставу постное время. Святитель не только успокоил их словами «Любовь выше поста», но и сам отведал ухи, чем растрогал их до слез.

Дела милосердия, которые святитель творил, будучи епископом, продолжались и в Задонске. Беднякам и нуждающимся раздавал он решительно все – и одежду, и пенсию свою; а когда и этого не хватало, продал вещи – перину, подушку, одеяло, серебряные карманные часы. Всегда в нужную минуту приходил святой Тихон на помощь и деньгами и ходатайством, а главное своей лаской, своим состраданием. День, в который не сотворил милостыни, считал потерянным. Во время неурожая и после пожаров сам ездил за помощью в Воронеж. Как и раньше, любил посещать тюрьмы, где увещевал заключенных, подавал милостыню, выкупал содержавшихся за долги, на Пасхе любовно христосовался. Нередко люди злоупотребляли добротой святителя. Однажды двое крестьян обманом получили от святого Тихона деньги как погорельцы. Смеясь, они отправились домой и с ужасом увидели свои дома действительно в пламени. Они опять бросились к святителю и получили от него и помощь и утешение. И таких случаев было немало, когда люди исправлялись, вразумлялись поучением святителя и Божьим наказанием. Другой раз его обманул один капитан, которому святой Тихон оказывал гостеприимство. Он подделал подпись святителя и от его имени начал собирать пожертвования. Вместо негодования святитель в письме выражает заботу о спасении души обманщика: «Полно запутываться в сети, – пишет он, – пора расторгнуть их и освободиться. Бог во всем помощник: ты только восстань и Он подымет тебя; ты начни и Бог укрепит тебя; пробудись и Христос просветит тебя. Пора, пора, о пора! Время уже сотворити Господеви».

Спасения только и желал всем святитель. «Пусть все получат вечное блаженство, – говорил он, – и раскольники, и турки, и евреи». И сколько душ пробудил он от сна греховного и направил ко Господу, скольких исправил и спас! Кротко увещал он бросить веселую жизнь, проходящую в пирах, картежной игре, охотах, обличал всякую роскошь и женскую страсть к нарядам. Говорил пламенно и убедительно, тексты из Священного Писания приводил наизусть, очень любил пророка Исайю.

Однажды вышел у святителя спор с одним вспыльчивым помещиком из вольнодумцев. Святитель возражал твердо и спокойно, а тот все накалялся в пылу спора и, наконец, дойдя до крайнего предела раздражения, вдруг ударил святителя по щеке. Святитель упал ему в ноги со словами: «Простите меня, ради Бога, что ввел вас в искушение». Потрясенный оскорбитель сам кинулся со слезами к ногам святителя, и с этого момента в нем произошла чудесная перемена, точно бес вышел из него.

Как и раньше, святитель всегда спешил туда, где были ненависть и раздоры, оставляя после себя мир и радость, и сам возвращался в радости. Один раз, после примирения двух братьев, три дня он, запершись в келий, горячо молился и благодарил Бога за Его милости и благодать. Любовно относился святитель к детям. Учил их молитвам, водил в Церковь, всегда дарил то копеечку, то яблоко, то кусочек хлебца. И ребятишки ходили за ним по пятам. В Церковь заглянут – если его нет, то и убегали. Святитель ласково улыбался. «Вот беда какая, – шутил он, – ходят бедные ради хлеба».

За время пребывания святого Тихона на покое в Задонском монастыре написаны его лучшие творения – «Об истинном христианстве» (1770 – 1771 годы – 6 томов). Это система нравственного богословия. В ней говорится о духовной мудрости слова Божия, о сердце человеческом, о грехах, о покаянии, об обязанностях христианина по отношению к Богу, к Сыну Божию, ближнему и самому себе.

«Письма к приятелям» и «Письма келейные» (1772 – 1775 годы) содержат поучения и наставления по частным случаям и, наконец, «Сокровище духовное, от мира собираемое» (1777 – 1779 годы). Здесь в 157 коротеньких статейках излагаются размышления о Божьей мудрости и выводы по поводу различных явлений, предметов, нечаянных встреч и случаев из жизни святителя. От мира видимого к миру невидимому идет аналогия. От тленного мысль переносится к нетленному. Видит святитель солнце, думает о Солнце вечной правды; видит стадо, вспоминает об овцах и козлищах Евангелия; слышит фразу: «воротись, не туда пошел», говорит о том, чтобы шли туда, куда зовет слово Божие. «Яко пчела сладкий мед от цветов скоро увядающих собрал еси, отче, от тленного мира духовное сокровище, им же всех нас услаждаеши», – поет канон.

«Вода мимотекущая» по красоте и музыкальности слога, где как бы слышится журчанье ручейка, достигает высоты исключительного поэтического произведения; а по глубине и силе богомудрия стоит рядом с Екклезиастом, потому что кончается откровением о вечной жизни. Приведем выдержки:

«Вода мимотекущая. Что вода мимотекущая, тое житие и все в житии случающееся. Видим, что вода в реке непрестанно течет и проходит и все вверху воды плывущее, как-то: лес, сор и прочее – проходит. Христианин, тако житие наше и с житием все благополучие и неблагополучие мимо идет. Не было меня прежде нескольких лет: а теперь есмь в мире как и прочие твари. «Руце твои сотвористе мя и создаете мя, Господи». Был я младенцем, и миновало то, был я отрок, и то прошло. Был я юноша, и то отошло от меня. Был я муж совершенный и крепкий – минуло и то. Ныне седеют власы мои и от старости изнемогаю, но и то проходит и к концу приближается и пойду в путь всея земли. Родился я на то, чтоб мне умереть. Умираю ради того, чтобы мне жить. Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! Что мне случилось, то и всякому человеку. Был я здоров и болен, и пока здоров, и пока болен, и прошло то. Был я в благополучии и неблагополучии, прошло время и со временем все миновало. Был я в чести – прошло то время и честь от меня отступила. Люди меня поминали и поклонялись: минуло то время и не вижу того. Был я весел, был я печален, радовался я и плакал; ныне тоеждо мне случается. Проходят дни, проходят с ними печаль и веселие, радость и плач. Хвалили меня и славили люди, хулили и поносили; и которые хвалили, те и проклинали; и которые хулили, те и хвалили... Прошло время, прошло и все, миновалась хвала и хула, слава и бесславие. Тоеждо слышу и ныне; то хвалят, то хулят, то прославляют, то бесславят. Знаю, что и то минуется; пройдет время, пройдет хула и хвала, слава и бесславие. Что мне случалось и случается, то и всякому человеку, живущему в мире сем. Таков бо есть мир! Таково и постоянство его! Такое и житие наше в мире! Бедный человек от утробы матери своей, даже до гроба. Рождается с плачем; живет в мире, как корабль в море плавает: то восходит, то нисходит, то подымается, то ниспускается и умирает с плачем... Где то время, в которое счастлив я был, в которое здоров, весел, радостен, славим, хвалим, почитаем? – в которое богатою трапезою и музыкою утешался, ездил колесницею и цугом? Прошло время, прошло и все с ним счастье мое и утешение мое. Где то время, в которое я был несчастлив, был болен, печален, скорбен, хулим и поносим, укоряем и ругаем и прочее? Прошли те дни, прошло и то все несчастие мое. Пройдет и все, что ныне в сем времени случается: яко все с преходящим временем проходит. Что един человек на себе дознает, то и всякому случается. Нет бо человека такого, который бы от рождения до смерти в непременном пребыл благополучии или неблагополучии. Как под небом то вёдро, то пасмурно, то непогода и буря, то ясно и тишина бывает: так и всякому человеку случается то в благополучии быть, то в неблагополучии, то в страхе, то в покое, то в печали, то в радости быть. Но как дни и часы проходят, так всякое счастие и несчастие с ними проходят. Видишь, христианине, что как вода мимотекущая и все по ней плывущее, так время жития нашего и все со временем благополучие и неблагополучие наше проходит. А так все житие наше пройдет.

И как прешедшие дни наши, аки во сне видим и с ними все благополучие и неблагополучие: так и прочее время при конце жития как во сне будем видеть; и только помнить будем тогда и мечтать, что то и то с нами было. Такое житие наше в мире сем. Не так житие будущего века будет, якоже Божие Слово и вера нас уверяет. Там житие наше единожды начнется, но никогда не скончается – будет непрестанное и непременное. Тело наше не будет иметь немощи, дряхлости, старости, смерти и тления. Но будет тело духовное, нетленное, бессмертное, здравое, сильное, легкое, благоцветущее».

Многие, как нам известно из записок келейника, благодаря творениям святителя Тихона пошли по пути Христову, иные приняли даже иночество: «В сочинениях моих я старался о пользе и исправлении братии моей – христиан, а более в них душу свою унывающую поощрял к покаянию и подвигу благочестия», – пишет смиренно сам святитель. Печать дара Святого Духа носят все его творения, особенно те, которые относятся к Задонскому периоду, и мы воспеваем его как «богосветлого Церкве Христова светильника во тьме века сего воссиявшего». То, о чем писал святой Тихон, относится к глаголам вечной жизни для нас, живущих двести лет спустя, имеет такое же важное значение, как и для современников. Святой Тихон пишет о самых глубоких тайнах христианства со святой простотой и сыновним дерзновением. Он сын, он друг, и ему все открыто Христом Спасителем; и не только открыто, но дано перечувствовать, пережить и выстрадать. Оттого такая сила убедительности слов его, оттого такая власть увещания его. От творений святого Тихона истекает великое сострадание и бесконечная любовь к заблудшим малым сим, о которых нет воли Отца Небесного, чтобы погиб хотя бы один из них. Как матерьялами святитель пользовался только Священным Писанием и некоторыми книгами святого Иоанна Златоустого; а орошала его благодать Святого Духа, почерпаемая в молитве.

Обычно он диктовал очень быстро своему келейнику. Когда благодать начинала оскудевать, святитель отсылал келейника, а сам становился на молитву. Молитва святого Тихона всегда была неразрывно связана с богомыслием. И дан ему был еще дар слезный. Размышляя на молитве о любви Божией к недостойному роду человеческому, он громко рыдал, иногда при всех за литургией; случалось бывать ему и восхищенному до состояния созерцания или изумления. Это последнее сверхмолитвенное состояние человеческой души, которое, пройдя путем долгого молитвенного подвига со слезами, мольбами, воздыханиями, коленопреклонениями и услаждениями, достигает наконец высшего безмолвного покоя в созерцании Бога.

То, что мы понимаем под молитвой, прекращается; ибо молитва есть устремление ума и воли к Богу, а здесь наступает достижение запредельных высот, и потому устремление прекращается, молитва останавливается. Это благодатное состояние изумления повторялось у святого Тихона за время пребывания в Задонском монастыре неоднократно. Случалось это и в келий, и на прогулке в монастырском саду. Очевидцы рассказывают, что он опускался тогда на колени и, прижимая руки к сердцу, устремлял взор ввысь. Лицо сияло особенным радостным светом, отблеск которого оставался очень долго и после чудесного явления. Кроме молитвенного дара святитель в эту пору получил еще дары исцелений и прозрений. Часто узнавал, что совершалось вдали (например, наводнение в Санкт-Петербурге) и что свершится в будущем (многое сбылось при Александре I), чувствовал, кто имел в нем духовную нужду и всегда приезжал вовремя. Постоянно узнавал мысли своих собеседников, их свойства и настроения.

Слава о подвижнике быстро начала распространяться, и много народу стало стекаться в Задонск. Приходило и спасалось немало раскольников. К этому времени относится и приглашение раскольников быть у них епископом, к чему святитель отнесся с негодованием. Все утро святитель проводил в затворе на молитве и всегда просил келейника не тревожить его ради посетителей. Но иные посетители из важных бывали недовольны, что их не принимают, назойливо требовали приема. Келейник нарушал правило и докладывал, прерывая молитву; святитель тогда был неприветлив. В свободные послеобеденные часы святитель принимал охотнее. С каждым говорил именно то, что для посетителя было важно и нужно. Модниц в напудренных париках и фижмах встречал сурово, стыдя за украшения, так что многие стали специально переодеваться в простые платья. Записаны случаи исцеления, по молитве угодника, больных, бывших уже при смерти.

Непрестанными подвигами молитвы и богомудрия задонский подвижник привлек обильную благодать Святого Духа, которая возводила его уже на последние ступени «лествицы духовной». Борьба с искушениями была окончена – благодатный мир водворился в душе святителя. Все более и более пламенел он божественной любовью, которая не ищет ничего другого, как только явиться перед Лицо Божие. И по мере просветления духа стало угасать тело. Прежние припадки – бессонница, судороги, обмороки – возвратились к нему с новою силою; как будто плоть не поспевала за духом. А дух горел уже нездешним пламенем. Бывали у святого Тихона видения во сне и наяву. В один из приездов его в Толшевский монастырь, по-своему обычаю, обходил он в полночь вокруг церкви и, став на колени у алтаря, горячо помолился: «Покажи мне, Господи, уготованное любящим Тебя...» Тогда отверзлись небеса и воссиял свет, озаривший весь монастырь, и святитель услышал голос: «Виждь уготованное любящим Бога». Он в страхе пал на землю и, когда видение окончилось, в изнеможении и радости едва смог добраться до келий.

Другой раз во сне явилась Богородица с Апостолами и обещала исполнить просьбу святого Тихона. В чем состояла эта просьба, навсегда осталось тайной. В ночь на 12 мая, в день памяти святого патриарха Константинопольского Германа и святого Епифания, епископа Кипрского, святитель увидел их во сне; будто дьякон, вышедши из алтаря, кадил на них хрустальным кадилом, а после и на него стал кадить. Усердно молил Бога святой Тихон, чтоб ему было открыто время кончины, и однажды на утренней заре тихий голос сказал: «В день недельный»⁴⁹². Вскоре увидел он удивительный сон: будто идет по прекрасному лугу к чудному хрустальному замку, где идет пир. Он хочет войти туда, но его что-то не пускает. И он слышит голос: «Теперь не можешь войти; потрудись еще. Через 3 года войдешь». По пробуждении святитель почувствовал неизъяснимую радость. С этой поры он больше никому не показывался, за исключением келейника и нескольких близких друзей. Он затворился в келий и проводил время в молитве, в размышлениях о вечности и глубоком безмолвии. Даже с келейником почти не говорил.

На Рождество 1779 года святой Тихон последний раз был в церкви. После он лишь изредка выходил на крыльцо подышать свежим воздухом. Милостыню продолжал творить через других и наставления подавал лишь письменно. Когда дошли до него слухи, что духовные чада нуждаются в укреплении, написал послание, которое не вошло в собрание его сочинений. Пастырь добрый, готовящийся предстать пред престолом Господа и дать ответ за души, порученные ему, обращается он к овцам стада своего с последним увещанием: «Христиане! Суд Христов приближается и уже близко есть, и, как тать в нощи, нечаянно приидет день тот и в чем кого застанет, с тем тот и явится на суде оном страшном. Иного в блудодеянии застанет и с тем явится; иного в убийстве и с тем явится; иного в пьянстве застанет и с тем явится; иного в злоречии; иных в банкетах и пировании, иных в картежной игре; иных в операх и маскарадах застанет и так явится... Иных в плясках, танцах, в играх и прочих бесчинствах застанет и с тем явится там!.. Молю убо вас, возлюбленные, молю вас милостью и кротостью Христовою, пощадите души ваши и покайтеся, да не вечно погибнете. Бог еще ожидает нас, еще долготерпит нам. Блажен будет, кто истинно обратится и покается; окаянен, кто в ожесточении пребудет. Каяться, плакать и рыдать будет в тот час, но уже поздно и бесполезно, с плачем бо и отыдем в вечную муку... Послушайте убо меня, спасения вам желающего, как и себе, а паче послушайте самого Христа, который алчет и жаждет спасения нашего... Христос Господь с радостью приимет нас и вся нам отпустит согрешения наша... Скоро идет и не закоснит Судия всех. «Се гряду скоро и мзда Моя с Мною, воздати коемуждо по делам его», – глаголет Господь⁴⁹³. Тому слава во веки веков. Аминь».

Часто плакал святой Тихон над гробом своим, который был заготовлен вместе с одеждами, плакал о падении человеческом. «Вот до чего довел себя человек: будучи сотворен от Бога непорочным и бессмертным, как скот зарывается в землю!» За год и три месяца до кончины святой Тихон в тонком сне увидел себя в монастырском приделе. Из алтаря священник вынес младенца под покрывалом. Святитель поцеловал этого младенца в правую щеку, а тот ударил его в левую. Проснувшись, он почувствовал онемение левой щеки, левой ноги и трясение левой руки. Эту болезнь, как ношение язв Господа Иисуса Христа, он принял с радостью. С этих пор святитель уже не вставал. Преосвященный Тихон III часто посещал своего больного друга. Незадолго до кончины святитель видел во сне высокую и крутую лестницу и услышал повеление идти по ней. «Я сначала боялся слабости своей, но, когда стал восходить, народ, стоявший около лестницы, казалось, подсаживал меня все выше к самым облакам». – «Лестница – это путь к Царству Небесному, – сказал Кузьма Игнатьевич, когда святитель рассказывал ему свой сон. – Помогавшие тебе – это те, которые пользуются твоими наставлениями и будут поминать тебя». – «Я и сам то же думаю, – со слезами сказал святой Тихон, – чувствую близость кончины...»

Силы угасали с каждым днем. Голос так ослабел, что сделался чуть слышным; понимать мог только келейник, который и передавал слова святителя окружающим. Святитель приобщался Святых Тайн до сих пор раз в неделю. На последней неделе он приобщился 2 раза. За три дня предсказал свою кончину, и в этот день пустили к нему всех знакомых для прощанья. Святитель лежал с закрытыми глазами. В келию собралось много лиц обоего пола, которые дожидались этой минуты последнего свидания. Обливаясь слезами, целовали все исхудавшую руку. «Отец наш, на кого оставляешь нас, сирых, печальных и горьких!» – с рыданиями говорили ему. Любовно прижимая к себе плакавших, святитель показал на Распятого: «Господу Богу вручаю вас», – ответил он. Последние два дня святитель не мог говорить от слабости. Он не велел никого пускать к себе и погрузился в умную молитву. Около полуночи с 12 на 13 августа сделалось ему плохо, и умирающий святитель просил пораньше отслужить раннюю литургию, чтобы в третий раз причаститься Святых Тайн. В третьем часу ночи он послал с этим к очередному иеромонаху, но по небрежности просьбу не исполнили.

Келейник послал сказать игумену, но и того не могли добудиться. Приходила братия – постояли и ушли на утреню. Время шло, святитель снова попросил о литургии. Нестерпимая жажда мучила его; поднявшись с помощью келейника, выпил он полчашки горячей воды. Последний раз вспомнил о литургии... Но было уже поздно. В 5 часов 45 минут утра святитель на секунду открыл глаза и, снова закрыв их, испустил дух; спокойно, как бы уснув, отошел он «в путь всея земли». Кончина последовала, согласно небесному обещанию, в день недельный. А причащение на земле, видно, не нужно было для того, перед кем уже отворялись двери чертога хрустального и кого ожидал Жених для приобщения за Трапезой Своей в невечернем дне Царствия Своего...

Быстро распространилась весть о кончине святителя, и монастырь наполнился народом со всех окрестных сел. Много приехало из Ельца и Воронежа; беспрерывно служились панихиды и до самого погребения стекался народ во множестве для поклонения праху любимого пастыря. Тело облачили в заготовленные одежды и в ветхую мантию, согласно завещанию. Но преосвященный Тихон III, по праву архипастыря, нарушил завещание своего усопшего друга и велел переоблачить его в полное архиерейское облачение из соборной ризницы и место погребения назначил под алтарем главного собора. Гроб оказался мал, и новый гроб сделали елецкие купцы. 20 августа 1783 г. совершено было отпевание преосвященным Тихоном III соборно с приезжим духовенством. Все присутствовавшие горько плакали. Перед последним целованием усопшего иеродьякон прочитал у гроба завещание его. Приведем его полностью:

«Слава Богу о всем! Слава Богу, яко мене создал по образу Своему и по подобию! Слава Богу, яко меня падшего искупил! Слава Богу, яко о мне недостойном промышлял! Слава Богу, яко мене согрешившего на покаяние призвал. Слава Богу, яко мне подал слово Свое святое, яко светильник, сияющий в темном месте и тем мене на путь истинный наставлял! Слава Богу, яко очи мои сердечные просветил! Слава Богу, яко подал мне в познание святое Имя Свое! Слава Богу, яко банею крещения грехи мои омыл! Слава Богу, показал мне путь к вечному блаженству! Путь же есть Иисус Христос, Сын Божий, который о Себе глаголет: Аз есмь путь и истина и жизнь! Слава Богу, яко согрешающего меня не погубил, но по своей благости потерпел согрешения мои! Слава Богу, яко показал мне прелесть и суету мира сего! Слава Богу, яко помогал мне в многоразличных искушениях, бедах и напастях! Слава Богу, яко при бедственных и смертных случаях меня сохранял! Слава Богу, яко меня от врага диавола защищал! Слава Богу, яко меня лежащего восстановлял! Слава Богу, яко меня печалующегося утешал! Слава Богу, яко меня заблуждающего обращал! Слава Богу, яко меня отечески наказывал! Слава Богу, яко мне объявил страшный Свой суд, да того боюся и каюся за грехи мои! Слава Богу, яко объявил мне вечную муку и вечное блаженство, да тоя убегну, а сего поищу! Слава Богу, яко мне недостойному подавал пищу, которою мое немощное тело укреплялось; подавал одежду, которою нагое мое тело покрывалось; подавал дом, в котором я упокоевался! Славу Богу и о прочих Его благах, которые мне к содержанию и утешению моему подавал! Столько я от Него получил благодеяний, сколько вдохновения! Слава Богу о всем!

Ныне я к вам, братия моя, слово мое обращаю. Не могу я с вами, якоже прежде, устами и гласом беседовать, яко бездыханен и безгласен; но беседую малым сим письмецом:

1) Храмина тела моего разрушилась и яко земля земле предается по слову Господню: «Земля еси и в землю пойдеши», но со Святою Церковью чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Надежда моя седит одесную Бога. Иисус Христос Господь мой и Бог мой! Он воскресение и живот мой; Он мне глаголет: «Аз есмь воскресение и живот, веруяй в Мя, аще и умрет, оживет». Он мене, спящего всесильным Своим гласом возбудит!

2) Отошел я от вас в путь всея земли и отлучился и уже друг друга не видим, якоже прежде. Но увидимся пока там, где соберутся все языци, от начала мира до конца пожившие. О! Сподоби Господи и там видеться, где Бог видится Лицем к лицу и тем видящих оживляет, утешает, радо стотворит, увеселяет и вечно блаженным делает! Там люди яко солнце сияют; там истинная жизнь; там истинная честь и слава, там истинная радость и веселие; там истинное блаженство и все вечное и бесконечное! Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя!

3) Благодетелям моим, которые меня при нужде и немощи моей не оставляли, но по своей любви и милости благими своими снабдевали, много благодарствую. Да воздаст им Господь в день он, в который всем по делам их воздастся!

4) Всем, которые меня как-нибудь обидели, простил я и прощаю, да простит им Господь БогСвоею благодатию! Прошу и меня простить, ежели кого чем обидел, яко человек. «Оставите и оставится вам», – глаголет Господь.

5) Пожитков как у меня не было, так и не осталось по мне. Прошу убо с тех, которые при мне жили и служили мне, не взыскивать. Простите возлюбленнии и Тихона поминайте.

Ваш доброжелатель Тихон, недостойный епископ».

В этом послании святитель Тихон как бы предстал перед изумленными взорами облеченный в светозарную ангельскую одежду, воспевающий Богу «Аллилуйа» и благословляющий свою земную скорбную братию.

Впечатление было неописуемо. Вопли и рыдания наполнили весь храм. Чтение завещания неоднократно прерывалось, ибо и чтец и предстоящие не могли удержать слез.

После святителя осталось денег 14 рублей 50 копеек, которые и розданы нищим.

Жизнеописание и подвиг преподобного Паисия Величковского ⁴⁹⁴

Огонь пришел Я низвести на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся»⁴⁹⁵. Этот божественный огонь восприняли в свои сердца святые Апостолы и, возгоревшись ко Господу пламенной любовью, оставили мир и все что в мире, и последовали со Христом... Тот же самый божественный огонь любви и послушания восприняли святые мученики, претерпевшие за Христа с радостью многоразличные мучения и самую лютую смерть. Этот же божественный огонь восприняли в себя все преподобные и богоносные отцы наши, бежавшие от мира и от всего, что в мире, пребывавшие в общежитиях в совершенном послушании и отсечении своей воли, подвизавшиеся в пустынях, горах и пещерах…⁴⁹⁶ Этот же огонь божественной благодати восприняли все святые истинные рабы Христовы, всякого чина и звания люди, тщательно соблюдавшие душеспасительные заповеди Евангельские, без исполнения которых при одной вере православной спастися невозможно». Эти слова написаны старцем Паисием уже на склоне исполненной трудов и молитвы жизни. Но огонь Духа Святого, который озарил и согрел всю его жизнь и вел от свершения к свершению – где и когда впервые зажегся в сердце будущего подвижника, реформатора и преобразователя монашеской жизни не только Молдавии, но и Руси? Где и когда сверкнула первая искра, которой суждено было, возрастая и разгораясь в сердце старца Паисия, осветить все девятнадцатое столетие в России? Чтобы светом его книг утешались лучшие представители духовенства и культуры, такие, как святой Амвросий Оптинский, Достоевский, Толстой, Леонтьев.

Он родился 21 декабря 1722 года, в день памяти святого митрополита Киевского Петра, в Полтаве и в честь святого назван Петром. Он был одиннадцатым ребенком в семье, в которой отец, дед и прадед были потомственными священнослужителями, полтавскими

Память твоя, блаженный, во славе пребудет Блистающей, до тех пор, пока мир стоять будет.

Надгробное рыдание старцу Паисию от всех его чад духовных протопопами⁴⁹⁷. Его бабка по матери впоследствии стала настоятельницей Покровского женского монастыря. Позже и его мать приняла постриг в этом же монастыре. Весь род Величковских отличался особенной религиозностью, В ее лучах с самого начала грелась и расцветала душа ребенка.

А за окном утопала в зелени садов Полтава. Ребенка окружали сотни деревянных, чисто выбеленных домиков, Спасская церковь, в которой император Петр Великий заказал благодарственный молебен после победы над шведами, два монастыря – женский Покровский и мужской Крестовоздвиженский – неподалеку от города. Во время ярмарок на улицах можно было встретить купцов, приезжавших сюда из Великороссии, Литвы, Польши, Крыма, Востока. Разноязычный говор разносился по городской площади.

Отданный матерью в церковную школу при соборе, Петр в продолжение нескольких лет изучал букварь, часослов и Псалтирь⁴⁹⁸, а письму учился у своего старшего брата, также священника. Как только он научился читать, любимым занятием стало чтение. Он перечитал духовные книги, которые только можно было найти дома: Ветхий и Новый Заветы, Жития святых, поучения святого Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина и многие другие⁴⁹⁹. Он рос кротким, тихим и необыкновенно молчаливым. «Да он что у вас – немой?» – однажды спросили его мать родственники. «Нет, – отвечала она, – но мы и сами никогда его не слышим, разве только одно или два слова молвит, а то все молчит».

В 1735 году, заручившись рекомендательным письмом крестного отца мальчика, полковника Кочубея, мать отвозит Петра в Киев, где он благополучно поступает в начальный класс Киево-Могилянской Богоявленско-Братской академии. Основанная в конце шестнадцатого века, в середине восемнадцатого она переживала расцвет. Еще в начале восемнадцатого века она ничем не уступала лучшим из высших заграничных школ – ни качеством преподавания, ни количеством воспитанных здесь талантов. Среди ее выпускников множество известных не только ученостью, но и святостью жизни: Феодосии Черниговский, святой Димитрий, митрополит Ростовский, святой Иннокентий, епископ Иркутский, святой Иоанн, митрополит Тобольский. Здесь изучались латинский, польский, славянский и греческий языки, пиитика, риторика, богословие, пение, философия, музыка... А по вечерам можно было видеть, как школяры в пестрых киреях⁵⁰⁰, алых шароварах и башмаках собирались на площади. Перед купцами они распевали канты⁵⁰¹ в честь святых угодников или чудотворных икон, а особенно в честь. Божией Матери. И звонко летели слова чудесных песен к небу...

Поступить в такую школу было заветной мечтою и счастьем каждого даровитого и любознательного малороссийского юноши. Однако ни учебные занятия, ни академические празднества, ни веселая товарищеская жизнь не привлекали к себе сердце молодого Петра Величковского. Его больше влекли благолепные храмы, святые обители, безмолвные пещеры знаменитой лавры, а также беседы с друзьями о страннической жизни. В душе его шла таинственная внутренняя работа, крепло молитвенное общение с Богом и утверждалась мысль о необходимости совершенного отречения от мира. Уже в это время юноша устанавливает для себя три правила: 1) ближнего своего не осуждать, хотя бы ты собственными глазами видел его согрешающим, 2) ни к кому не питать ненависти и 3) от всего сердца прощать обиды.

Казалось, иной Свет влек к себе молодого школяра. И даже монастыри, какими он их знал, виделись ему недостойными этого Света. Но где же то место в мире, где жизнь его станет угодной Господу и где тот наставник, который научит его этой новой жизни? Для Петра Величковского наступает время поисков.

Трехдневное пребывание в Китаевском скиту, куда он попал, разыскивая школьных товарищей, производит на него столь сильное впечатление, что Петр решает навсегда остаться в обители. И только мысль о матери останавливает его. И все же через некоторое время он снова переступает порог скита. Его приглашает в келью начальник скита. И когда тот предложил ему сесть рядом, Петр, по его словам, ужаснулся от этого предложения и, поклонившись, остался стоять. Начальник во второй и в третий раз приказал Петру садиться, но тот лишь кланялся, не двигаясь с места. Тогда начальник сказал: «Ты просишь принять тебя в нашу обитель. Но я вижу, что в тебе нет даже и следа монашеского смирения, послушания и отсечения своей воли. Я три раза приказывал тебе сесть около меня, а ты не послушал»... Это был первый урок, память о котором Петр пронесет через всю свою жизнь. Наступили каникулы. Петр отправляется в Полтаву. Он окончательно решает уйти в монастырь и пытается осторожно подготовить к этому мать, но очень скоро убеждается, что его слова не достигают цели. Плача, она упросила его продолжать учебу. Через некоторое время он возвращается в Киев.

Солнце золотит купол Святой Софии. Легкий ветерок колышет темную листву каштанов. Только что написанное письмо к матери белеет на столике. У окна стоит юноша. Он одинок среди беспредельной пустыни мира, перед лицом невидимого Бога, возлагая на Него всю свою надежду и к Нему Одному обращаясь. Через три месяца ему исполняется семнадцать лет... Оставляя мир и делая это вопреки воле матери, самого близкого ему человека на свете, не совершал ли он поступок безумный и нечестный с точки зрения людской мудрости? Быть может, на пути к совершенству, на пути к святости этот шаг, парадоксальным образом, являлся единственно верным.

В поисках духовного наставника Петр отправляется в Чернигов. И вот позади опасное плавание по Десне. Лодка, на которой он плыл, несколько раз едва не опрокинулась. И все же – он у цели. В городе он находит дом знакомого иеросхимонаха Пахомия и просит у него совета. Но Пахомий отправляет его дальше: «Тебе лучше всего пойти в монастырь неподалеку от Любеча, родины преподобного Антония Печерского. Там ты найдешь то, что ищешь». Через несколько дней Петр достигает стен обители. Он входит в монастырский двор и предстает перед игуменом Никифором: «Откуда ты, брат? Как твое имя и зачем пришел в нашу обитель?» – «Я пришел сюда из Киева на послушание. Зовут меня Петром». – «Слава Богу, что Он послал тебя к нам. Два дня назад наш келарь, по имени Петр, ушел из обители. Будешь у нас келарем».

Так началась жизнь в монастыре. Обязанности Петра заключались в том, чтобы выдавать поварам съестные припасы для трапезы. Для юноши, незнакомого с физической работой, это послушание оказалось нелегким. Однажды игумен дал новому келарю книгу. Это была «Лествица» святого Иоанна Лествичника. Книга захватила юношу. Она рассказывала о том, как подниматься по ступеням совершенствования. Свечу достать было трудно, и при свете длинной чадящей лучины он сидел над бегущими строками, окутанными нездешним золотым свечением. Дым наполнял комнату, и дышать становилось труднее. Тогда он вставал, открывал окно, и чтение продолжалось. «Если ты обещался Христу идти узким и тесным путем, то утесняй чрево свое: ибо угождая ему и расширяя его, ты отвергнешься своих обетов. Но внимай и услышишь говорящего: пространен и широк путь чревоугодия, вводящий в пагубу блуда, и многие идут по нему, но узки врата и тесен путь воздержания, вводящий в жизнь чистоты, и немногие входят им»⁵⁰².

Книга. Склоненный над ней силуэт с гусиным пером. Скрип пера по бумаге. Это была первая страница из тех сотен тысяч, которые предстояло перевести, выправить и переписать за долгую жизнь монаху-книжнику. А через три месяца после прибытия Петра в монастырь митрополит Молдавский, преосвященный Антоний, назначает в Любечский монастырь нового игумена, некоего Германа Загоровского. Прибыв в обитель, он стал управлять ею не по примеру кроткого Никифора, но «властительски», по выражению жизнеописателя будущего старца Паисия. Через несколько дней за небольшую оплошность он отхлестал келаря по щекам. А вскоре до Петра доходит угроза нового игумена разделаться с ним по-свойски. На шестой неделе Великого Поста вместе с келейником он бежит из монастыря. Ночью они идут по льду через Днепр. Поскрипывает снег под ногами. Бесшумно движется подо льдом невидимая темная бездна вод. А другая бесшумная бездна со множеством сияющих звезд смотрит на две темные фигурки, затерявшиеся на льду. «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже... и бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих... все воды и волны Твои прошли надо мною...»⁵⁰³ Неслышно звучат в сердцах странников слова древних псалмов. Больше всего удивляет в этой судьбе безостановочное движение, постоянный поиск. Казалось, какой-то неслышимый ветер гнал его из города в город, от шляха к шляху и от обители к обители.

Но и сотни его вчерашних товарищей-школяров точно так же скитались по дорогам Украины не только во время каникул. Фигура странника (будь то школяр или бродячий философ Сковорода) никого не удивляла в украинском или молдавском пейзаже. Уже в 30-х годах XIX века Гоголь своим гениальным пером запечатлевает это странничество. Нам трудно понять этот феномен. Удивляет и загадочная невезучесть благочестивого юноши. Он начал свой путь с поиска наставника, но вот проходят дни, месяцы, годы, сменяются города и лица, а наставник все еще не найден. Он не нашел его ни в своих странствиях по правобережной Украине, стонущей от натиска иезуитов, воздымающей к небу костры подожженных монастырей. Его не оказалось ни на оскорбленной, униженной, усеянной польскими военными кордонами земле, ни в Медведовском монастыре, где совершается пострижение послушника Петра в рясофор. Он не нашел наставника, возвратившись в Киев, в лавру, где нес послушание, помогая гравировать на меди иконы. Эти поиски говорят нам не только о высокой требовательности послушника Петра, но и о том духовном кризисе, в котором пребывала в XVIII веке Православная Церковь. Была утрачена преемственность – забыты корни духовности, уходящие в Византию. И именно бесприютному скитальцу Петру Величковскому суждено было восстановить оборванные связи. Именно с его именем связано возрождение духовности.

Складывается впечатление, что лаврский период жизни был лишь передышкой. Он прожил в лавре всего лишь год. Платон (это имя он получил после пострига) встречает в Киеве одного из самых близких школьных товарищей, Алексея Филевича, и тот напоминает ему о давнем обещании – жить в пустыни под руководством опытного наставника. Сердце молодого монаха загорается... и вновь тянутся дороги и шляхи, польские и малороссийские земли, скиты, монастыри. При переходе границы двоюродным братом удержан был Алексей. Платон продолжал путь уже с другими спутниками.

После непродолжительного пребывания в нескольких скитах Молдовлахии Платон принимает решение отправиться на Афон. В 1746 году он достигает Афона. Зеленовато-синяя гора, уносящаяся в глубокое голубое небо, лимонные и апельсиновые деревья, трепещущие листьями в набежавшем ласковом ветерке, лазурное море и клочок белого паруса у горизонта. С высоты птичьего полета ясно различима крестообразная форма полуострова. Почти на два километра возносится вверх вершина Святой горы, чтобы на головокружительной высоте закончиться небольшой площадкой, подобной ладони, протягивающей к небу храм Преображения Господня. И вся гора, словно звездами, светящимися среди зелени деревьев, усыпана десятками келий, монастырей и скитов...

Уже в X веке на Афоне было 180 обителей. Здесь начинал свой монашеский подвиг зачинатель монашества на Руси преподобный Антоний Печерский. Афон на протяжении многих веков оставался высшей школой монашества, хранителем православия и чистоты веры. Здесь бережно хранилась молитвенная традиция исихастов-молчальников.

По-прежнему Платон искал наставника и по-прежнему не находил. Ум молодого монаха в долгие зимние ночи, когда звезды кажутся ближе, а темные ветви кипарисов загадочней и безмолвней, не раз и не два рисовал образ идеального наставника. Но общий кризис православия коснулся и Афона. Многое из богатой традиции было утрачено. И все же в библиотеках Афона скрывалось неисчерпаемое богатство, накопленное монахами предшествующих поколений.

Первые четыре года, проведенные Платоном на этой благословенной земле, неожиданно оказались самыми тяжелыми в его жизни. Это было время одиночества, беспомощности, тяжелой внутренней борьбы. Вот как он вспоминает об этом периоде: «Когда я пришел во Святую гору из моего православного отечества, я находился в такой нищете, что не мог уплатить три гроша долгу пришедшим со мною братиям. При моей телесной немощи я поддерживал мое бедственное существование одними подаяниями. И если бы только святые отцы славянского племени, находящиеся на Святой горе, не помогали мне, я никак не мог бы здесь существовать. Много раз зимою ходил я босиком и без рубашки, и такое мое существование продолжалось до четырех лет. Когда мне приходилось или от лавры, или от Хиландаря⁵⁰⁴ доползти до бедной моей кельи с подаяниями или из лесу принести дрова или сделать какое-нибудь другое тяжелое дело, тогда я по два и по три дня лежал, как расслабленный»⁵⁰⁵.

В начале тысяча семьсот пятидесятого года на Афон прибывает молдавский старец – схимонах Василий. Из его уст молодой подвижник Платон услышал чеканное определение монашеской жизни. «Все монашеское жительство, – говорил старец, – разделяется на три вида: первый – общество; второй – именуемый царским или средним путем, когда, поселившись вдвоем или втроем, имеют общее имущество, общую пищу и одежду, общий труд и рукоделие, общую заботу о средствах к существованию и, отвергая во всем свою волю, повинуются друг другу в страхе Божием и любви. Третий вид – уединенное отшельничество, пригодное только для совершенных и святых мужей»⁵⁰⁶. Мы не знаем подробностей того разговора, который произошел между ними. Мы знаем, что схимонах Василий отсоветовал Платону следовать путем одиночества. Именно схимонах Василий постриг подвижника в мантию⁵⁰⁷ и нарек имя, под которым суждено ему войти в духовную историю православного мира, – Паисий.

Спустя три месяца после пострижения его в мантию к нему пришел юный монах Виссарион и стал просить о наставлении. Паисий заплакал в ответ: «Брат, я сам, как и ты, ищу учителя...» Но монах не уходил. И тогда Паисий заговорил. Он говорил о том, как сам понимает путь к спасению. А так как не мог помыслить себя в роли наставника, то прибегал к авторитету тех великих учителей жизни и духа, которых так сильно любил, о которых часто размышлял: преподобного Симеона Нового Богослова, преподобного Нила Сорского и других богоносных Отцов Церкви. И когда он закончил первое в своей жизни поучение, Виссарион упал к его ногам и со слезами на глазах просил Паисия стать его наставником. И когда тот отказался, ссылаясь на собственное ничтожество, ученик не ушел. Три дня он неотступно умолял его. И наконец Паисий сдался. Он согласился принять Виссариона к себе, но не как ученика, а как друга и сподвижника, чтобы вместе идти тем путем, который старец Василий три месяца тому назад назвал царским.

Прошло четыре года жизни на Афоне. Неожиданно для самого Паисия вокруг него возникает небольшая община. Виссарион был первым. К монаху Паисию пришли новые монахи, нуждающиеся в совете и руководстве. Прежняя келья уже не могла вместить всех желающих. Когда число братии достигло восьми, решено было приобрести келью святого Константина с церковью, находившейся неподалеку от первой кельи. У общины не было священника и духовника. Братья обратились к авве Паисию, чтобы он стал для них духовником. Но он и слышать не хотел об этом, напоминая братьям о своем недостоинстве. Но к просьбам братии присоединились некоторые старейшие отцы Святой горы. Монах Паисий со слезами на глазах и словами: «Да будет воля Божия» – принимает священство. Он был рукоположен в 1758 году на 36 году жизни.

Шли месяцы, годы. Маленькая община разрасталась. Любовь – это всегда тайна, которая притягивает одних и вызывает ненависть и вражду у других. Братство старца Паисия привлекало к себе все большее число братьев, в то же время вызывая наветы недоброжелателей. А стержнем монашеского братства, его ровного и незатухающего горения стала личность наставника. В это время он писал: «Возлюбивши Господа и ради любви к Нему ни во что вменивши все блага мира, братия все покинула и, взявши крест свой, последовала Господу. Они стараются нести тяготы друг друга, иметь одну душу и сердце, друг друга побуждать к добрым делам, друг друга превосходить верою и любовью к своему старцу. Видя это, я радуюсь душою и со слезами благодарю Бога, что Он сподобил меня видеть таких рабов Своих и жить вместе с ними и утешаться их лицезрением»⁵⁰⁸.

«Иметь одну душу и сердце» – вот идеал монашества, как его понимал старец Паисий. К нему он неоднократно будет возвращаться в разговорах и письмах. Но как шел духовный поиск? К счастью, сохранились письма и свидетельства. Обратимся к ним: «Оставшись, как овца без пастыря, я начал скитаться там и сям, стремясь найти душе своей пользу, покой и вразумление, и не находил... Не отыскав желаемого душе моей руководства, я поселился на некоторое время в уединенной келий и, положившись на волю Божию, стал читать понемногу отеческие книги... Читая эти книги, я как в зеркале увидел, с чего именно мне надлежало начинать мое бедное монашество, я понял, какой великой благодати Божией я был лишен...»⁵⁰⁹ С этого времени старец Паисий начинает усиленно изучать святоотеческое предание.

Но в поисках советов о наилучшем устройстве монашеской жизни, которые он надеется обрести в Афонских рукописях, обнаруживается, что славянские тексты, имеющиеся в его распоряжении, полны ошибок, неясностей и темных мест. Стремление следовать учению «божественных отцов» приводит к необходимости уточнить – как они учат. Для этого необходим точный перевод их творений на славянский. Ни один из списков, бывших у него под рукой, не отвечал высоким требованиям. А монахи продолжали приходить к нему. Пришлось основывать скит, чтобы могли разместиться новые братья. Так возникает Ильинский скит на Афоне. Не будем забывать, что монахам приходилось много трудиться не только ради того, чтобы прокормиться, но и для того, чтобы платить налоги турецким властям. И все же в скиту царствовала любовь.

В чем же загадка притягательности братств, возглавляемых старцем? Чем объяснить их неизменную «устойчивость», гармоничность и дух доброжелательности? А ведь именно эти качества в конце концов оказали столь решающее, освежающее воздействие на те православные монашеские обители, которые так или иначе были связаны со старцем Паисием. Осмелимся предположить, что во главе их стоял человек весьма и весьма практичный. Вчитываясь в воспоминания о старце, мы понимаем, что он был настоящим ученым, филологом, переводчиком, то есть человеком книжным. Он сумел соединить в себе два редких качества, и в этом отчасти кроется разгадка, – ученость и практичность. Будучи человеком ученым, он сумел претворить в жизнь то, что почерпнул из святоотеческих книг. Молитвенный опыт чудесным образом помогает ему не только создать духоносную монашескую общину, но и воспитать учеников, которые продолжили его дело. Книги необходимы ему для того, чтобы научиться поступать «как учат Божественные отцы». Старец сумел раскрыть и исполнить слова Христа: «Блажен, кто слышит и исполняет»⁵¹⁰.

И вновь обратимся к воспоминаниям старца, чтобы понять, как шла работа над переводами, как он отбирал наиболее необходимые наставления святых отцов: «Когда я еще жил на Святой горе Афонской, то зная хорошо из учения и заповедей Богоносных отцов наших, что руководителю братии не следует наставлять и учить по своему единоличному разуму и рассуждению, но нужно держаться истинного и правильного смысла Божественного Писания, как учат Божественные отцы, вселенские учители, а также учители и наставники монашеской жизни, просвещенные благодатию Святого Духа, зная притом и свое малоумие и боясь, как бы вследствие моего неискусства я и сам не упал, как слепец в яму, и других туда не ввергнул, я и решил принять за непоколебимое основание всякого истинного и правильного наставления Божественное Писание Ветхого и Нового Заветов и его истинное толкование благодатию Святого Духа, то, есть учение Богоносных отцов наших, вселенских учителей и наставников монашеской жизни... Все это я принял как руководство для себя и для братии, чтобы и я сам и братия, живущие со мною, пользуясь всем этим при содействии и вразумлении Божественной благодати, не отступили ни в чем от здравого и чистого соборного разума Святой Православной Церкви.

И прежде всего я начал прилежно с помощью Божией приобретать с большим трудом и издержками святоотеческие книги, учащие о послушании и трезвении, о внимании и молитве. Одни из них я переписывал своими руками, другие покупал за деньги, которые добывал собственным трудом для необходимых нужд наших, ограничивая себя постоянно в пище и в одежде. Мы покупали вышеупомянутые святоотеческие книги, писанные славянским языком, и смотрели на них, как на небесное сокровище, свыше нам от Бога посланное. Когда же я читал их усердно в продолжение многих лет, я заметил, что в весьма многих местах в них оказывается непонятная неясность, в других же местах не замечается даже грамматического смысла, хотя я читал и перечитывал их неоднократно с большим старанием и рассмотрением, тогда как одному только Богу известно, какая печаль наполнила мою душу, и, недоумевая, что делать, я подумал, что славянские отеческие книги можно хотя отчасти исправить по другим славянским же книгам.

И стал своей рукою списывать книгу святого Исихия, пресвитера Иерусалимского и святого Филофея Синаита, и святого Феодора Эдесского⁵¹¹ с четырех списков, надеясь, согласовав эти списки, найти в них какой-либо грамматический смысл. Но весь мой труд оказался напрасным, потому что и в полученном мною соединении четырех списков я не мог найти смысла. Книгу святого Исаака Сирина⁵¹² я в течение шести недель день и ночь исправлял по другому списку, который, как мне было сказано, во всем был сходен с греческим подлинником, но и этот мой труд пропал даром. Со временем я понял, что свою лучшую книгу я испортил, исправляя ее по худшей. После этих горьких опытов я увидел, что взял на себя напрасный труд, исправляя славянские книги по славянским же. Тогда я стал старательно расследовать, отчего происходит такая неясность и такой недостаток грамматического смысла в славянских книгах, и пришел к заключению, что на это имеются две причины. Первая причина состоит в неискусстве древних переводчиков книг с эллино-греческого языка на славянский, а вторая в неискусстве и небрежности плохих переписчиков. Убедившись в этом, я потерял всякую надежду найти в славянских переводах правильный и истинный смысл, какой заключается в эллино-греческих подлинниках.

Проведя немало лет на Афоне и освоившись с простым греческим языком, я задался мыслью отыскать эллино-греческие отеческие книги и по ним произвести исправления славянских переводов. Я искал во многих местах, и неоднократно, и не находил. Я ходил в великий лаврский скит святой Анны, и в Капсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия⁵¹³, и другие лавры и монастыри, повсюду расспрашивая знающих людей, опытных и престарелых духовников и благочестивых иноков, и нигде мне не удалось найти ни одной подобной книги, и от всех я получал один и тот же ответ, что они не только не знают этих книг, но даже имен их составителей не слыхивали. Слушая эти ответы, я впал в совершенное недоумение и изумлялся, как же это в таком святом месте, где жили многие и великие святые, я не только не могу найти желаемых мне отеческих книг, но даже имен их писателей ни от кого не слышу.

И от этого я впал в глубокую печаль. Однако я все-таки не терял надежды на Бога и молил Его, чтобы Он как Всемогущий, Ему жеОдному ведомыми судьбами, помог мне найти искомое сокровище. И милосердный Бог не отверг моего пламенного моления и помог мне. Мне удалось, наконец, отыскать желаемые книги, а некоторую их часть даже приобрести в собственность...»⁵¹⁴ Необходимые книги он обнаружил в скиту святого Василия Великого, в котором поселились греческие монахи, выходцы из Малой Азии, из Кесарии Каппадокийской. Началась работа, которой старец Паисий не оставлял в течение всей жизни, – перевод святоотеческих трудов.

Когда число братьев превысило пятьдесят, в Ильинском скиту стало тесно. Попытка переселиться в более просторную обитель привела к конфликту с турецкими властями, запросившими за проживание в монастыре 700 левов. Община вынуждена была вернуться на прежнее место. Старец Паисий понимал, что необходимо принимать решение. Всё новые монахи желали пополнить ряды его братства, но слишком велико было опасение, что за первым последуют новые притеснения со стороны властей. Он думал о переселении в какую-либо другую страну, свободную от власти турок. Такой страной была православная Молдовлахия, с которой у старца Паисия не прерывались давние духовные связи и которая управлялась благочестивыми государями. «Поэтому, – пишет он в письме того времени, – положившись на всемогущего Бога, на всяком месте Своего владычества прославляемого, мы и переселились все вместе из Святой горы в православную молдовлахийскую землю»⁵¹⁵.

Ему исполнился 41 год. Семнадцать лет он провел на Афоне. На месте Ильинского скита теперь стоит – всей громадой – новый Ильинский скит, храня память о своем основателе. В Молдовлахии старцу и братии был предоставлен монастырь Святого Духа, Драгомирна, причем воевода Григорий особою грамотою освободил монастырь от даней. Вокруг монастырских башен высились покрытые зеленью Карпатские горы. Ночью было слышно, как ветер шумит в стволах пихт, над ущельем мерцали звезды, а снизу навстречу им тянулись крошечные светлячки зажженных свечей и лампад...

Вскоре старец предоставил молдавскому митрополиту устав нового монастыря. Он включал в себя тщательно разработанную программу монастырской жизни, состоящую из восемнадцати пунктов. Богослужение в Драгомирне совершалось строго по чину Святой горы, причем на правом клиросе пели по-славянски, а на левом – по-молдавски. Ни один из монахов в монастыре не мог обладать никакой собственностью. Любое послушание, которое определялось старцем, выполнялось братьями строго и чаще всего охотно. Какая новизна вносилась старцем Паисием в устав монастырской жизни? Что привлекало в нем его учеников? Почему его начинание разошлось в дальнейшем духовными волнами по всей России и столь сильно повлияло на становление монашеской жизни? Особое дарование старца, его умение создать в монастыре особый настрой, который он сам определял – «одна душа, одно сердце», – это и есть то, что привлекает наши сердца к его наследию.

Его трудовой день внешне похож на многие другие: утром – заутреня, затем литургия, трапеза, поездка в поле вместе с духовником к трудящимся братьям, где он причащал их Святых Тайн и обращался к ним со словами: «Приносите ваши труды и ваш кровавый пот, как жертву всесожжения; загар от солнца да будет вам как терпение мучеников». Он учил монахов незлобию, умению прощать обиды, ибо в монастыре строго придерживались слов Священного Писания: «Солнце да не зайдет во гневе вашем»⁵¹⁶.

Старец отдавал десятки распоряжений по хозяйству, успевал посетить монастырскую больницу, поддержать новоначальных. Руководя монастырской жизнью, он никогда не печалился о скудости запасов. Его жизнеописатель замечает: «Тридцать лет прожил я при нем и не видел его скорбящим о материальных нуждах. Он только тогда сильно скорбел, когда видел нарушение заповедей Божиих»⁵¹⁷. И каждый монах, поступивший под руководство старца, в конце концов понимал это. Что прежде всего следует думать о духовной пище, а уже потом – об остальном.

Опускалась ночь. И тогда в келье старца зажигалась свеча. С Афона ему удалось принести творения святых отцов на древнегреческом. Ночи напролет он трудился, исправляя славянские переводы. Трудолюбие его было непостижимым. Времени для сна почти не оставалось. Он спешил перевести то, что еще не было переведено, и выправить и сверить те книги, которые были безнадежно испорчены переписчиками. Он понимал, что живое слово необходимо не только монахам, но и мирянам. Что окружающий мир сходит с ума, а Церковь изнемогает и ничего не может противопоставить нарастающему безумию: «Видя в нашем братстве великий голод слова Божия, от которого совершенно изнемогали души братии вместе с моею собственною душой, и возложив всю свою надежду на Господа, умудряющего слепцов, я решился, полагаясь на молитвы братии, приступить наконец к этому делу с большой осторожностию». Он понимал, что недостает специальных знаний – филологических и богословских, не было под рукой необходимых словарей, а знание новогреческого не позволяло старцу свободно читать древнегреческие тексты. Смущало и богатство древнегреческого языка, которому так трудно было подобрать нужные и точные слова на славянском. И все-таки он решился на этот подвиг. Появились необходимые словари, неплохие переводы на молдавском языке. Все это способствовало его трудам.

Переводческая деятельность старца началась в Драгомирне. Здесь он работает над исправлением и переводом книг святого Марка и святого Никиты Стифата, святого Феодора Эдесского и святого Калиста, святого Максима Исповедника⁵¹⁸. Переводческая деятельность будет продолжена в Нямецком монастыре. А всего переведенных и переписанных старцем собственноручно книг, поскольку в Нямецком монастыре будет работать уже целая артель переписчиков и переводчиков, насчитывается сорок четыре. Среди них творения преподобного Антония Великого, святого Иоанна Дамаскина, святого Василия Великого, «Слова» преподобного Григория Синаита, книга святого Исаака Сирина и множество других – целая библиотека, переведенная, размноженная и впоследствии разошедшаяся по всей России.

«Читать, чтобы поступать» – это выражение самого старца. Колеблется свеча, шуршат плотные желтоватые страницы, лунный свет смешивается с рукотворным, бежит перо и длится ночь. «...Однажды прочитанное навсегда оставалось в его памяти. Как-то у старца в келий шла беседа о книгах. В беседе принимал участие один брат, знавший древний греческий язык. Спрошенный, как нужно перевести какую-то греческую фразу, он отвечал: «Объяснял ее нам наш учитель, но я не могу сейчас вспомнить». Услышав это, старец с улыбкой сказал: «А я, если прочту что-нибудь однажды – до смерти не забуду»⁵¹⁹.

В монастыре в Драгомирне царила особая атмосфера взаимоуважения и любви. Об этом живо свидетельствует один из диалогов между старцем и братом. «Отче, – обращается молодой монах к старцу, – помысел мне говорит, что вы имеете ненависть ко мне, так как часто с гневом укоряете меня при братиях». Старец ответил: «Возлюбленный брат, гневаться и раздражаться чуждо евангельской жизни. Если Божественное Евангелие повелевает и врагов любить, и добро им творить, то как же я могу ненавидеть чад моих духовных? А если я с гневом укоряю вас, то да подаст и вам Господь иметь такой гнев; я понуждаю себя казаться гневающимся, хотя благодатию Божией никогда гнева и ненависти не имею»⁵²⁰. И еще одну трогательную фразу старца Паисия донесло до нас время: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас боялся меня, как грозного властелина, но хочу, чтобы вы любили меня как отца, подобно как и я люблю вас, как детей моих духовных»⁵²¹. Современник свидетельствует, что жизнь в Драгомирне представлялась многим земным раем. Великая сила и дар любви освещали монастырь изнутри потоками света даже в самые сумрачные дни: они восставляли падших духом, утешая обиженных, вдохновляя дерзающих.

В 1768 году Молдавия и Валахия превращаются в театр военных действий – началась война между Турцией и Россией. Драгомирнский монастырь, расположенный в труднопроходимом Карпатском лесу, становится прибежищем перепуганных беженцев, укрывающихся от турок и татар. К Рождеству монастырь был переполнен, поскольку старец Паисий распорядился отдать большую его часть под нужды беглецов. Монахи непрерывно готовили пищу. Вскоре прямая угроза миновала – турки отступили, но мир между Турцией и Россией был заключен лишь спустя шесть лет – в 1774 году. И в этом же году австрийская императрица Мария-Терезия потребовала от турецкого султана «следуемую ей по уговору за оказанную ему помощь часть молдавской земли». В эту часть австрийцы включили, вопреки желанию молдаван, и те земли, на которых располагался Драгомирнский монастырь. Угроза оказаться под властью римско-католической державы вынуждает старца принять спешные меры предосторожности. Оставив в Драгомирне 150 человек братии вместе с двумя духовниками, русским и молдаванином, большую часть братии – двести человек – он переводит в Секульский монастырь, также расположенный в Карпатских горах. Совсем незадолго до описываемых событий старец получил приглашение перейти в него на жительство.

Секульский монастырь, выстроенный на дне горного ущелья, в тихом и живописном месте, привлекал тишиной и уединенностью. Рядом протекала чистая горная речушка, и шум воды не смолкал в воздухе. Обитель была хороша всем – разве только слишком мала. И тем не менее и здесь монастырская жизнь быстро вошла в привычную колею. Деятельность старца по переводу и сверке книг достигает расцвета. Наиболее способные ученики направляются в Бухарест для обучения греческому языку. И все же новая обитель не в состоянии вместить всех желающих проходить послушание под руководством старца. Проблема разрешилась неожиданно и против воли старца. В 1779 году Молдовлахийский господарь Константин Мурузи сначала приглашает, а потом, когда старец в вежливой форме отказывает, не желая переселяться из тихого Секульского монастыря в шумное, приказывает братии и их настоятелю перебраться в Нямец.

В жизни Молдавии Нямецкий монастырь – это последнее земное прибежище старца Паисия – занимал почти такое же место, как Троице-Сергиева лавра в судьбе России. Он был одним из очагов просвещения в мирные времена и духовной опорой в дни бедствий. Связи с Русской Православной Церковью, возникшие в начале XVIII века, потом уже никогда не прерывались. Белый квадрат монастырских крепостных стен как драгоценная рама врезался в зелень прикарпатских холмов, покрытых вековыми лесами. Рядом, вырвавшись из горного ущелья, протекала река Нямцул. Эта обитель стала последней пристанью старца Паисия.

Поселившись в Нямце, старец стал утверждать и здесь свой монастырский устав. Кроме того, пользуясь покровительством князя Константина Мурузи, он устроил в обители больницу, странноприимницу и значительно увеличил число келий. Престарелые, больные, странствующие могли обрести в Нямце уход и покой. Монастырская больница старца Паисия могла бы послужить образцом для многих мирских учреждений подобного рода. Любой мирянин, мучимый болезнью, мог рассчитывать здесь не только на помощь и сострадание. Он был уверен, что никто не будет его торопить, если у него возникнет желание пожить в монастырских стенах. Некоторые оставались в монастыре до самой смерти.

Приведем рассказ инока Феофана, посетившего Нямецкий монастырь как раз в это время: «Нестяжание их (иноков) было полное; в келиях, кроме иконы, книги и орудий для рукоделия, не было ничего. Иноки особенно отличались смирением. Гордости и тщеславия они сторонились. Ненависти, взаимных обид они не знали, если случалось кому-либо по неосторожности или горячности оскорбить другого, он спешил примириться с ним. Кто не хотел простить согрешившего брата, был изгоняем из монастыря. Походка у иноков была скромна. При встречах один другого предупреждал поклоном. В церкви каждый стоял на назначенном ему месте. Празднословие не допускалось не только в церкви, но и нигде и в другом месте, ни в монастыре, ни вне его... Без благословения духовного никто не дерзал даже съесть какой-либо плод, которых в той стране очень много»⁵²².

И все-таки что-то произошло в Нямецком монастыре. Что-то было утрачено, что исказило замысел старца Паисия о монастырской жизни. Его жизнеописатель отмечает: «...под конец жизни старца духовное наше жительство снизошло от первого Драгомирнского и Секульского, единодушного, мирного и любовного, всесовершенно вниз невозвратно»⁵²³. Когда же один странствующий инок спросил старца: «Как, отче, нынешнее житие против Драгомирнского?» – тот с грустью ответил: «На всякий год ниже идет, а удержать в одной мере, хотя и стараюсь, невозможно». Указывая на причины упадка духовной жизни Нямецкого монастыря, жизнеописатель старца замечает: «Как сад древесный, часто пересаживаемый, увядает, так и нашего собора сад душевный пострадал от переходов и перемены монастырей». В Драгомирне и Секуле зимними вечерами бывали соборные поучения старца, а в Нямце они прекратились и приходилось больше пользоваться книгами.

И все-таки уровень духовной жизни в Нямецком монастыре был достаточно высоким. В монастыре проживало около семисот монахов. Все они находились под руководством опытных духовников и наставников. Дважды в день они исповедовали свои грехи. Если собирались на послушание, то, занимаясь ремеслом, обязательно слушали чтение душеполезных книг. Во время послушания никогда не слышалось праздных разговоров. Для тех, кто посещал монастырь, он казался образцом монашеской жизни.

Последние годы жизни старца Паисия были омрачены грозами новой русско-турецкой войны. В 1790 году турки захватили Нямец, но, к счастью, не тронули монастырь. Монастырь наполнился беженцами, а на протяжении долгих лет войны постоянно находился на линии фронта. Но случались и отрадные события – когда в Молдавию вступили русские войска, в Нямецкий монастырь прибыл архиепископ Полтавский Амвросий. Погостив в монастыре, он возвел старца в сан архимандрита. Удивительно, что выходец из Полтавы, старец Паисий, удостоился возведения в сан архимандрита именно от архиепископа Полтавского. Но волнения и труды давали себя знать. Все больше времени старец Паисий проводил в келье, все меньше принимал людей. В последние годы жизни установился определенный ритм – братию и посетителей он принимал только с утра до полудня. Остальное время проводил в келье, посвящая его ученым занятиям и молитве.

Наступил 1794 год. Силы постепенно оставляли старца. Незадолго до смерти он прекратил занятия переводами, но по-прежнему продолжал просматривать и исправлять переводы, подготовленные учениками. После пятого ноября он почувствовал себя особенно плохо. Четыре дня провел в постели. В воскресенье ему стало лучше и он захотел пойти на литургию. В храме сидел на своем обычном месте. Во время причастия вошел в алтарь и причастился Святых Тайн. Но после службы почувствовал такую слабость, что едва смог вернуться в свою келью, поддерживаемый братьями. Прошло еще три дни. Старцу прислуживали два брата – Онорий и Мартирий. Они допускали к нему самых близких людей – старец хотел умереть в совершенной тишине.

На четвертый день, почувствовав приближение смерти, старец еще раз причастился Святых Тайн. Затем призвал к себе двух старших духовников, Софрония – для славянской братии, и Сильвестра – для молдавской, и преподал через них мир и благословение всей братии. Преемника себе не назначил, предоставив это воле Божией и желанию самой братии. После этого тихо скончался, словно уснул, 15 ноября 1794 года, на 72 году своей жизни.

Влияние старца Паисия на монашескую жизнь не только Молдавии, но и России XIX века весьма велико. Расцвет православного старчества связан с его именем. Свыше ста монастырей и обителей России так или иначе своим возрождением обязаны его ученикам. Наиболее известные из них – Оптина и Глинская пустыни, Троице-Сергиева лавра, ряд московских монастырей. После его смерти ученики разошлись по многим монастырям Греции, Молдавии и России, неся свет Христова учения, опыт монашеской жизни, связанной с непрестанной молитвой и постоянным служением нуждам мира. Именно поэтому так велико влияние русского монашества на течение русской жизни XIX века, именно поэтому так влекла к себе Оптина или Глинская пустыни российских интеллигентов – от Ивана Киреевского до Льва Толстого. Именно в Оптиной пустыни Достоевский впервые увидел тот нездешний свет, который позже отобразился в его гениальных произведениях. Имена многих отечественных подвижников XX века от протоиерея Иоанна Кронштадтского до отца и сына Мечевых⁵²⁴ также связаны с именем старца Паисия.

В Свято-Ильинском скиту на Афоне, том самом, который основал старец Паисий, хранится рукопись под названием «Крины сельные, или Цветы прекрасные». Она была принесена сюда в начале XIX века иноком Софронием из Нямецкого монастыря. Согласно преданию, она содержит в себе мысли старца Паисия, а была переписана его учеником, краснописцем Платоном, и затем подарена им иноку Софрониго. Прислушаемся еще раз к голосу старца, подвиг которого по достоинству оценила Русская Православная Церковь, причислив его на Соборе 1988 года к лику святых: «На всякий час ожидай кончины своей и пришествия Христова и говори: «Теперь постараюсь о душе своей, вечером могу умереть»; когда придет вечер, подумай: не в эту ли ночь скончаюсь, – или внезапно придет смерть, или дерево поразит меня, или жилище обрушится и убьет меня, или дыхание вдруг остановится и, как цвет опадает, умру и я, как трава высыхает, умру и потом без вести останусь. Бог один знает, где я тогда буду находиться; ибо Он каждого судит по делам, говоря: «Туда его определяю». Так размышляй на всякий день и ни о чем не заботься, только о грехах своих, и таким образом душа твоя войдет в смирение и плач и за страшного грешника будешь считать себя и непрестанно источать источники слез».

По воспоминаниям учеников, сам старец обладал такой молитвой, при которой источаются источники слез. Иногда в минуты молитвы лицо его преображалось, становясь как бы огненным. Молитва помогала ему сохранять присутствие духа в самых тяжелых обстоятельствах, миролюбие и безгневность. Иногда он предсказывал судьбу тех или иных людей – этот дар прозорливости также отличал его. Трудно представить, что лишь своими силами он сумел возродить благодатное течение монашеской жизни – несомненно, ему сопутствовала благодать Божия. Не будем забывать, что восемнадцатый век был одним из самых смутных и смятенных и что именно в это время в незаметном молдавском монастыре старец Паисий предпринял дело возрождения не только монашества, но и Православия, что с его именем связан расцвет старчества на Руси.