Преподобный Иоанн, Затворник Сезеновский (1791–1839)

Преподобный Иоанн уже с ранних лет тянулся к духовным подвигам. Будучи сыном крепостного, он в детстве дружил с сыном своего барина. Детей тянуло к духовным подвигам, они часто молились, даже надели на себя железные пояса, заперли их замками и ключи бросили в реку Потудань. Эта тайна обнаружилась, когда от них пошел дурной запах. Чтобы снять обручи, железо пришлось пилить – оно так врезалось в тело, что образовались раны.

Подвиг юродства Иоанн принял в пятнадцать лет.

Чтобы удержать Иоанна дома, помещик отдал его в обучение к столяру. Но он постоянно только портил материал, как будто ничего не понимал. Тогда его сделали пастухом. Но и тут, углубленный в молитву и размышления, он не замечал, как его скот заходил в засеянные поля. Помещик его наказывал, а другие пастухи били иногда до того, что он терял сознание.

Подкрепляемый священником, который беседовал с ним иногда целые ночи напролет, Иоанн не оставлял избранного пути.

Он молился часами, плача и вздыхая, часто обращаясь к иконе святителя Димитрия. Однажды во время такой ночной его молитвы, священник, бывший в соседней комнате, увидел от образа ослепительный свет, падавший на лицо Иоанна.

Однажды Иоанн со своим старшим братом Иларионом пошли на праздник в соседнюю деревню и, возвращаясь, зашли ночевать на свой пчельник. В эту самую ночь Иоанн тайно ушел из дому и сперва побыл у двух подвижников, потом вступил в Киево-Печерскую лавру, где три года провел послушником при трапезной.

Но в лавре его увидели богомольцы из родного села, об этом сообщили помещику, Иоанн вынужден был вернуться в родное село.

Здесь он снова стал юродствовать, и тогда помещик сковал его и запер под караулом в амбаре, приказывая не давать ему ни пищи, ни питья. Может быть, барин относился к Иоанну с особым раздражением потому, что родная сестра Иоанна, Марья, тоже проникнутая стремлением к Богу, ушла неизвестно куда.

Только письмо знаменитого острогожского юродивого Ивана Васильевича, когда написал помещику, что его крепостной – Христов раб, а не его раб, и уверения о том же священника заставили помещика оставить Иоанна в покое.

В продолжение шести лет Иоанн странствовал, посетив Киев, Почаев, Воронеж, Задонск, Саров.

Некоторое время он жил в Задонске, куда привез его купец Плетнев, раздавший все свое имение нищим и посвятивший себя на служение Богу. Иоанн ходил летом и зимою босым, в ветхом рубище, едва прикрывавшем его изнуренное тело.

Он был образцом воздержания и смирения и поражал послушанием и услужливостью. Когда Воронежский архиерей, будучи в Задонске, пожелал видеть Иоанна, о духовной жизни которого он слышал, тот пришел к нему, прыгая и кривляясь. Но архиерей понял намерение Иоанна отклонить от себя славу.

В таком подвиге юродства Иоанн провел десять лет.

В Раненбургском уезде, в селе Головинщине, в особой келье у церкви жила крестьянка Дарья Кутукова. Она занималась печением просфор для окрестных церквей и для жившего тогда в селе Колычеве Данковского уезда старца Илариона. Она также прислуживала ему.

Будучи для богомолья и говенья в Задонске, она увидела Иоанна, и решила взять его к себе и служить ему. Иоанн не противился.

По дороге они заехали в село Сезеново, к владельцу его, князю Несвицкому.

Под этот день (19 декабря 1817 года) князь видел во сне, что из образа Божией Матери вышел младенец и сказал ему: «Возьми меня к себе на руки и дай место для молитвы – я Иоанн многострадальный».

Когда к князю вошла Дарья с Иоанном, князь смутился: именно его лицо он видел во сне... Простившись с Несвицким, путники поехали дальше к преподобному Илариону, которому Дарья предложила взять к себе преподобного Иоанна для услуг.

«Не Иоанн мне, а я Иоанну должен служить: он старее меня», – отвечал преподобный Иларион.

Между тем князь Несвицкий приехал к старцу Илариону с рассказом о своем сне и о встрече с Иоанном. Отец Иларион посоветовал князю взять к себе Иоанна.

В господском доме было тесно и шумно, и Иоанн упросил, чтоб ему отдали баню. Он наглухо забил единственное окно, чтоб к нему не проникал дневной свет.

После трех лет, проведенных в бане, Иоанну устроили особую келью близ Казанской церкви.

В этой келье Иоанн жил еще уединеннее.

По смерти князя, его наследница, сестра, сперва сочувствовавшая затворнику, отняла у старца келью. Ее раздражало то, что он настоятельно советовал ей не обременять крестьян чрезмерными поборами. Но приверженный к Иоанну крестьянин Бирюков поставил ему другую келью.

Ночь и большую часть дня Иоанн никуда не выходил, кроме как в церковь, за водой для себя и для поливки деревьев на речку Скворню, также в лес за деревьями для посадки. В келье он занимался рукоделием, молитвой, чтением, иногда писал. В девятом часу он пел Херувимскую так сладко, что нельзя было слушать его без волнения. Пищей ему были пшеничный хлеб, картофель, кашица из манных круп, яичница из одного яйца, капуста, – все с приправой из деревянного масла. Иногда по два, по три дня он ничего не ел. Приобщать его ходил из недалекого города Лебедяни его духовник, и сам он ходил иногда к нему ночью для исповеди. Приобщался он сперва каждые шесть, а потом каждые три недели, и чаще.

Подаяние принимал он не всегда. Деньги сейчас же отсылал в церковь. Из вещей, оставив себе крайне нужные, отсылал бедным или сам выносил ночью в лес или на дорогу – где и находили часто обернутые в салфетку или полотенце блюда с плодами, медом и разным съестным, или на кустарниках холсты, платье и обувь.

Келейник роптал, когда преподобный отказывался от вещей. Однажды принесли манных круп, Иоанн не хотел их брать, но уступил келейнику и просил его на следующий день сварить из них кашицу. Когда келейник взялся за чашку, он увидел в ней белых червей вместо крупы. Иоанн сказал ему тогда: «Знай, что не приносится от усердия, а потому и не так хорошо, как кажется с виду».

Иоанн не показывал никому своего лица. Только изредка случалось увидать его келейнику и немногим избранным. Они говорили, что лицо его было смуглое, волосы черные, длинные, редкие, бороды почти не было, роста высокого с сутуловатостью, глаза немного прищуренные. На всем лице печать мирного и святого настроения души.

На теле его были раны, которые он не лечил, а закладывал щепочками. Рану, бывшую на ноге от топора, закрывал травой «медвежье ухо», накладывая сверху лубок и бинтуя полотенцем. Кроме того, он носил на своем слабом теле вериги в 18 фунтов, железные башмаки, обтянутые сукном, и чугунные четки.

Далеко стал расходиться слух о строгой жизни затворника, и к дверям его кельи стали собираться толпы народа, – Иоанн не отказывал никому в беседе. Он говорил с посетителями чрез запертую дверь, речью приветливой и убедительной, хотя она и была прикрыта притчами. Особенно убеждал он надеяться во всем на Бога, стараться исполнять заповеди, иметь незлобие и воздержание от мщения.

Мало-помалу преподобный Иоанн собирал вокруг себя вдов и дев. Они устраивали себе неподалеку кельи и жили в благочестии.

В 1833 году для преподобного выстроили двухэтажную келью в виде столба. Незадолго до смерти он приказал сделать там в подполье каменный склеп, говоря: «Где мой дом, там мой гроб».

8 сентября 1838 года, в день Рождества Богородицы, затворник заложил в Сезенове новый семипрестольный каменный храм, но не дождался окончания этого строительства – он почил 14 декабря 1839 года, после двадцатидвухлетнего затвора.

Он скончался наедине.

Когда выломали двери, увидели его мертвым пред иконою Божией Матери, у аналоя.

Тело было немного наклонено на правый бок, правая рука, стоя на локте, поддерживала голову, а левая лежала на ладони правой. Лицо было обращено к иконе.

Во время приготовления тела для положения в гроб на лице был румянец, он казался спящим. Когда приехала полиция и потребовала вскрытия тела, то руки, сложенные у почившего на груди, вытянулись, и из раны, заткнутой щепочкой, потекла кровь. Духовенство еле уговорило полицию не производить вскрытия.

Так как для погребения затворника в приготовленном им склепе потребовалось разрешение тамбовского епископа, то тело стояло в келье двадцать семь дней. С утра до поздней ночи в ней толпился сходившийся отовсюду народ, и, несмотря на спертый воздух, тело не только не предалось тлению, но от него исходило благоухание.

Наконец 12 января состоялось погребение. Гроб продвинули в нарочно сделанную пробоину, так как в дверь он не проходил.

Во время заупокойной литургии на лице почившего выступил пот, и больные вытирали его своими платками и, прикладывая эти платки к больным местам, исцелялись. Все стремились прикоснуться ко гробу, и многие больные и одержимые возвратились домой здоровыми.

Святые мощи преподобного Иоанна Сезеновского почивают в Иоанно-Казанском Сезеновском женском монастыре (село Сезеново Лебедянского района Липецкой области).

◊ «Дурашка ты, – говорил затворник в ответ на жалобы, – разве ты не знаешь, что без врагов никому не пройти в Царствие небесное? Мы должны благодарить безвинно оскорбляющих и поносящих нас, ибо они наши благодетели: они поношением своим способствуют нам заслуживать венцы от нашего Спасителя и Господа, Который Сам для нас пример, потому что, вися на кресте в ужасных страданиях, не укорял, а молился за своих распинателей к Богу Отцу Своему: „Отче, отпусти им, не ведят бо что творят!“ Не ведят этого и наши оскорбители, ибо действуют под влиянием духа тьмы. Его возненавидим, а за клевещущих и оскорбляющих нас будем всякий раз молиться: Господи, помилуй их, не ведят бо что творят! Таким образом будем мы сраспинаться распявшемуся за нас Господу Иисусу, на том кресте, который каждому из нас дается от Него соразмерно нашим силам».

◊ «Я не пришел бы к тебе, – говорил он, – но бесы сильно грохочут в овраге, радуются, что люди тебя смутили, вот и нужно мне было идти тебе помочь. Разве не знаешь ты, или никогда не слышала чтомого в Святом Евангелии, что блажени те, на которых рекут всяк зол глагол лжуще Господа ради (см.: Мф. 5, 11). Вот ты служишь мне непотребному единственно ради Господа; это ты знаешь хорошо, потому и не должна смущаться пустою болтовней людей праздных и злоречивых, отдавших дар слова своего на служение не Богу, а сатане. Вместо того чтобы радоваться за понесенное бесчестие, ты плачешь и сокрушаешься, и этим радуешь врага и показываешь, что в тебе много тщеславия и гордости».

◊ Однажды старец дал одной своей почитательнице выпить чашку чая, вкуса необыкновенно приятного, и затем налил другую чашку чая, но горького и неприятного, так что она не могла его пить.

«Чай не всегда бывает вкусен, – сказал затворник, – такова и жизнь наша бывает, потому мы должны обучать себя равно переносить сладкое и горькое в ней, радостями не прельщаться, а скорбями не тяготиться, но за все Бога благодарить, ибо в благополучии Господь подает нам средства благотворить ближним нашим, а в скорби и лишении приводит нас к молитве о своих нуждах, которая сама есть дар Его».