Преподобный Иларион Троекуровский (1774–1863)

Преподобный Иларион родился в крестьянской семье и с детских лет почувствовал любовь к Богу. Он был воспитан дедом, который вел строгую жизнь в отдельной избе. Родители считали, что кроткий и молчаливый Иларион не сможет стать хорошим помощником в хозяйстве, и дед взял его к себе. Не раз внук и дед бывали на богомолье, в том числе в Троице-Сергиевой и Киево-Печерской лаврах.

После смерти деда Илариону пришлось вернуться к родителям, но юноше приходилось у отца трудно, особенно когда тот надумал его женить. В день брака преподобный скрылся из дома и долго странствовал по монастырям, терпя холод, голод и нищету.

После странствований он поступил в один из монастырей Рязанской епархии. Но жена, имевшая на него, по мирским законам, свои права, подала просьбу в консисторию. Преподобный ушел из монастыря и удалился в дремучий Зенкинский лес, недалеко от родного села.

Но первая неудача не отклонила его от мысли о монашестве, – он определился в Петропавловскую Раненбургскую пустынь и был пострижен в рясофор с именем Иларий.

Строгим соблюдением устава он выделялся среди прочей братии, а внимание настоятеля к безупречному иноку возбудило к нему общую зависть. Когда он ездил за сбором подаяний, его оклеветали и обвинили в утайке денег. Монахи не давали ему прохода укорами и насмешками; тогда он перестал ходить на трапезу.

Настоятель же требовал этого. Преподобный Иларион повиновался, но не принимал пищи за общим столом; его обвинили в упорстве и запретили как пускать на трапезу, так и давать ему хлеб. В продолжение года Иларион ел только в день по просфоре, которую тайно носил ему пономарь, жалевший его.

Отцу Илариону не суждено было долго оставаться в Петропавловской пустыни, так как после нескольких посещений его жены, которая требовала его к себе, настоятель решил удалить его из пустыни.

После изгнания из Петропавловской пустыни для отца Илариона начались годы неимоверных подвигов.

Он поселился в четырех верстах от села Головинщины, в Воловом овраге. Тут он сам выкопал несколько пещер, одна из которых, главная, молельная, соединялась переходами с остальными. Громадный камень служил ему столом. Здесь он жил и совершал молитвенные правила: вечерню, всенощную и утреню; для литургии ходил иногда в село Головинщину. А в знойное летнее время, на открытой поляне, под лучами солнца, клал в день по три тысячи земных поклонов.

В продолжение шести лет, летом и зимой, пищей служила ему редька, которую он посадил в устроенном им самим огороде и ел без хлеба. Воды вблизи не было, и в летнее время, дожидаясь дождя, он дней по десяти страдал иногда жаждой. Раз он, во время великого поста, за обедней упал в обморок – он не ел ничего 18 дней. Тут обнаружились на теле тяжелые вериги и сорочка, сделанная из медной проволоки – и от нее тело было в ранах.

Постель его была устроена из самых жестких сучьев дуба, и на ней видны были следы крови. Он не носил ни зимой, ни летом обуви. Единственная его одежда – длинная рубашка из холста и халат из белой тонкой материи.

Среди этих безмерных подвигов на него обрушилась грозная борьба вражьей силы. Нечистые духи принимали вид хищных зверей и гадов, иногда страшного змея, висевшего над входом пещеры с зияющей пастью.

Однажды темным вечером посетил Илариона священник села Головинщины, отец Трофим, а Иларион отправился на село, за огнем, предупредив гостя, чтоб он никого не впускал без молитвы Иисусовой. Хозяин ушел; священнику было жутко.

Вдруг за дверью раздался торопливый стук. С радостью стал священник отворять, думая, что вернулся хозяин, но вспомнил слова Илариона и сказал: «Сотвори молитву». – «Отворяй». – «Не пущу без молитвы».

За дверью поднялся неистовый шум. Священник осенил с молитвою дверь крестом; тогда раздался страшный хохот и хлопанье в ладоши, и затем все стихло. Иларион застал священника в ужасе.

Между тем молва о подвижнике, как ни скрывался он, стала расходиться. К нему пошел народ, бедные и богатые, ища сочувствия в горе, совета в несчастии и молитвы.

Он принимал всех, брал то, что давали богатые, – и отдавал бедным, и даже сам просил у богатых с целью помочь этими деньгами неимущим. Но многолюдство тяготило его. Чтоб никто не мешал его молитвенным размышлениям, он оставлял временами пещеры, чтобы скрыться, влезал в гуще леса на деревья, причем проводил дня два без сна и без пищи. Однажды зимой во время такого отсутствия его землянка застыла от мороза; он протопил ее и чуть не умер от сильного угара. Но, падая без чувств, он головой ударился об дверь и отворил ее, и свежий воздух привел его в чувство.

А молва все росла... К старцу присоединились трое людей, которые хотели разделить его подвиги. Но у них не было воды, и безуспешно они рыли землю. После долгой молитвы о воде Иларион заснул и, проснувшись, увидал около себя прекрасный куст цветов, которого раньше тут не было. Он стал копать, и открылся чистый ключ. Вода из этого колодца была целебной для верующих.

Для того чтобы точно распределять время для совершения молитвенных правил, у Илариона был петух, по крику которого он узнавал часы.

Предаваясь уединенной молитве, пустынник не лишал себя и присутствия при святой литургии, в храме села Головинщины. Однажды он поздним вечером возвращался из села. Была страшная вьюга. Он сбился с дороги. Босой, в своем тонком холщовом халате, борясь с ветром, он обессилел и упал в снег без чувств, но Господь не попустил его гибели. Вслед за ним ехал крестьянин и наткнулся на старца. Он узнал отшельника по одежде, положил на сани и привез в село. В селе более часа пролежал замерзший на дровнях, потому что боялись принять мертвое тело в дом. Наконец, внесли его, без признаков жизни, и только через час привели в чувство. Он слабым голосом просил священника отслужить молебен Божией Матери «Целительница», и когда по окончании священник поднес к его губам крест, он благоговейно приложился к нему и затем, поклонившись священнику, ушел из дома, несмотря на бушующую вьюгу.

На следующее утро его видели совершенно здоровым в церкви.

Весной он задумал устроить себе столп из кирпича, с дуплом, и провести остаток жизни в беспримерном затворе – на коленях, согнутым.

Но Бог не дал ему осуществить мысль о спасении на столпе. Ему были назначены иные тяжелые испытания.

Постоянный прилив посетителей обратил на отшельника внимание полиции, и ему приходилось часто покидать свое уединение. Он уходил тогда в Елец, или в Киев, или в Задонск.

В Ельце подвижнику пришлось испытать много искушений. Один протоиерей обвинял его в том, что он благословляет народ священническим знамением; между тем отец Иларион если крестил некоторых, то крестом мирян, а при этом иногда ему целовали руки. Однажды, во время чтения двенадцати Евангелий, какие-то люди, не из простых, так громко говорили, что Иларион им это заметил. На него пожаловались, и городничий засадил его в тюрьму, выпустил только в среду, на Светлой неделе, и то только потому, что сам сильно заболел и боялся держать долее подвижника.

Однажды, на пути из Киева, старец Иларион в Коренной пустыни, под Курском, сильно заболел; по предложению настоятеля, хорошо его знавшего, он был тайно пострижен в монашество, оставив себе прежнее свое имя. Однако он выздоровел и вернулся в свои пещеры. Опять к пещерам пошел народ за наставлением, молитвой и исцелением недугов, а отшельника все не покидали разные скорби.

Управляющий помещика, на земле которого находились пещеры отца Илариона, невзлюбил подвижника. Ему казалось, что крестьяне ходят в пещеры жаловаться на трудность жизни, и он решил избить отшельника и выселить его. Но вышло иначе. Целый день он со своими работниками проплутал по знакомым полям и не мог добраться до пещер. Вернувшись к ночи домой, он видел грозный сон, который потом исполнился над ним и его семьей.

Вскоре после истории с управляющим на отца Илариона была возведена клевета, что он проводил в своих пещерах безнравственную жизнь. Подвижник был отослан в Петропавловскую пустынь, что под Раненбургом, для отбывания в ней шестимесячной эпитимии. Когда же время заключения истекло, возвратиться в пещеры было нельзя: их не существовало.

Преподобный Иларион поселился в селе Каликине, но пробыл там только два месяца. Отсюда он ненадолго перешел в церковную караулку села Головинщины. В это время случилось, что засуха угрожала полным неурожаем соседнему помещику села Карповки, князю Долгорукову. Он письменно просил молитв отца Илариона. В тот же день обильный дождь прошел над его посевами. Благодарный князь предложил отцу Илариону перейти к нему в усадьбу, где его приняли необыкновенно радушно. Сама княгиня обивала сукном пол поставленной для него келии.

К 1817 году относится знакомство преподобного Илариона с юродивым Иоанном, который сделался потом затворником Сезеновским. Преподобный Иоанн был привезен одной благочестивой женщиной к помещику села Сезенова, князю Несвицкому.

Между тем, хотя здоровье все слабело, преподобный Иларион не оставлял своей трудной жизни. По-прежнему и зиму, и лето он ходил в холодном халате и без обуви. Когда в сильные морозы он босой приходил в церковь и становился неподвижен на чугунном полу, то около его ног была заметна оттепель.

Когда князь Долгоруков умер, то дворня опустевшей усадьбы старалась выжить отца Илариона. Молодому князю, жившему постоянно в Москве, они доносили, что на подвижника одной покупной провизии в год выходит на 800 рублей. Князь приезжал нарочно исследовать эту клевету и, убедившись в ее несправедливости, приказал всячески беречь отца Илариона. Но дворня после отъезда князя стала обращаться с подвижником еще хуже.

Зимой келью не топили по нескольку дней, или натапливали очень жарко и рано закрывали трубу; не давали пищи; однажды от небрежности случился пожар, и отец Иларион должен был заливать его один без посторонней помощи. Наконец, в 1819 году он просил почитавшую его семью Сухановых помочь ему переехать и перешел в село Колычево, но и тут должен был переменять несколько раз свое местопребывание.

В последнее время пребывания в Колычеве старец часто живал у помещика Менщикова, который для него устроил в глубоком овраге келью.

В Лебедянском уезде жил в своем поместье Троекурове именитый и богатый помещик Иван Иванович Раевский. Он был замечательный человек, посвятил всю свою жизнь на служение ближним и Церкви; отыскивал бедных и помогал им, жертвовал много на бедные деревенские храмы.

Раевский, горячо привязавшийся к отцу Илариону, просил его поселиться в Троекурове. Отец Иларион отправился на богомолье в Киев, прося у Бога вразумления. На возвратном пути в дремучем лесу был ему голос: «Будет тебе ходить! Спасайся на одном месте». В благоговейном трепете блаженный упал на землю, прославляя милосердие Господа, открывающего волю Свою со смирением молящимся Ему; – отец Иларион тут же дал обет остаться до смерти на месте, на которое благоволил указать ему Господь.

В начале ноября 1824 года Иван Иванович Раевский сам отправился в Колычево за отцом Иларионом, который только что за несколько часов до его приезда возвратился из Киева, и лично доставил старца на его новое местожительство – в выстроенную для него келью, состоявшую из трех комнат.

Когда отец Иларион переехал в Троекурово, ему было пятьдесят лет.

В Троекурове старец остался затворником, хоть народ имел к нему доступ, и сам он выходил в церковь.

По его просьбе, в храме стали ежедневно совершаться богослужения. Литургию он стоял всегда в алтаре, приобщался каждый двунадесятый праздник.

Число посетителей отца Илариона в Троекурове было огромно. При входе каждого из них, он клал пред иконами три земных поклона и осенял входящего крестным знамением. Весьма редким из посетителей предлагал маленький диванчик, а сам садился в кресло, но чаще всего принимал стоя. Вспоминали слова старца, которыми он приветствовал входивших в его тихую келью: «Положим три поклона, помолимся Царице небесной». Говорил он просто, кратко и часто притчами, иногда на устах его показывалась улыбка. Лично старец принимал немногих, а передавал советы и наставления чрез своих келейников. Во время же правила никого не принимал, кроме чрезвычайных обстоятельств.

Сила советов преподобного Илариона особенно ясно выказалась над А. М. Гренковым, будущим великим старцем преподобным Амвросием. В 1839 году он, будучи преподавателем Липецкого духовного училища, почувствовал желание уйти из мира, отправился за благословением к отцу Илариону. Тот сказал ему: «Иди прямо в Оптину». В келии преподобного Амвросия всегда висело изображение отца Илариона.

Приблизились последние годы жизни старца. Года за три до кончины он уже не мог ходить в церковь, еще реже говорил с посетителями. Но чрез келейника отвечать никому не отказывался.

От сурового поста его желудок сделался почти неспособным к принятию пищи, – так что трапеза готовилась ему по одному разу в месяц. За шесть недель до кончины он так ослабел, что не мог вставать с диванчика и ничего не ел, даже просфоры; он единственно глотал воду из колодца, вырытого им когда-то в Головищинском Воловом овраге. По молитвам старца о том, чтоб смерть была предсказана ему видимым знаком, за шесть недель до смерти почернел у него на левой ноге большой палец. Чувствуя близость конца, отец Иларион торопил окончание строительства церкви в селе Губине, о которой особенно радел, и много думал, и молился о будущем открытии и устроении Троекуровской общины.

5 ноября 1863 года, в полночь, на девяностом году, тихо почил старец Иларион. Тело его стояло пять дней. Число народа, собравшегося на похороны, было свыше десяти тысяч человек. Весь народ свидетельствовал, что все время келья почившего и храм были наполнены неземным благоуханием, разливавшимся от гроба старца.

Святые мощи преподобного Илариона Троекуровского почивают в Димитриевском Иларионовском Троекуровском женском монастыре (в селе Троекурово Лебедянского района Липецкой области).

◊ Апостол Павел говорит: «телеса ваша суть храм Духа Святаго». После того как же Вы будете окаждать храм сей табачным дымом? Да приятна ли будет Богу и жертва духа сокрушенного и смиренного сердца Вашего, при самом непрестанном умном делании Иисусовой молитвы, если Вы будете осолять ее табаком и прочими неприличными занятиями, как то: картами и тому подобным? Конечно, Вам будет трудно отвыкать от сих мерзких привычек в христианстве. Но Вы применяйте эти маленькие томления к вечному мучению и подумайте, каково же будет там терпеть вечно – без конца. Ах! Лучше здесь всего лишиться, чтобы только там иметь покой.

◊ В жизни христианской запрещается всякое пристрастие. Во всем должно держать себя, аки есть, аки нет, не утешаться мягкими одеждами и не отрицаться, если нужно, и грубых, не пресыщаться сладкою пищею и не унывать от суровых яств. Во всем храните мерное воздержание, ибо ничто, кроме дел, не поставит нас пред Богом, – одни дела наши или оправдают нас, или обвинят на муку вечную.

◊ Ах, матушка! Кто желает спасти душу, тот во всем должен быть очень осмотрителен. А Вы, как кажется, скорбите уже и здесь от многих недостатков. Но как Вы хотите владеть безбедно сокровищами Божиими, когда по нерассудительности своей расточаете их часто на богопротивные дела? Поверьте, что доколе Вы не будете во всем бережливыми и строгими к самим себе, дотоле не избудете Вы нищеты и стечения обстоятельств. Коль же скоро умудритесь Вы и будете достойны того, чтобы вверил Вам Господь Свое богатство на всякие благие устроения, то Он разверзет Вам все хляби земные, и Вы будете, по слову апостола, «ничтоже имуще, а вся содержаще».

◊ Прошу вас, матушка, воздерживаться от долгов. Живите так, как велит Вам Господь, отнюдь не превышайте своей возможности. Смиренным Бог дает благодать. Испытайте скудость, пройдите все пути ко спасению и насильно не равняйтесь с сынами века сего. «Претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22).

◊ Каждый человек, от самого рождения своего, имеет у себя трех врагов: плоть, мир и диавола, с которым он должен непрестанно бороться во всю свою жизнь, чтобы не лишиться Царствия небесного. А потому, если Вы веруете в жизнь будущую, муку вечную и Царствие небесное, то всеми силами должны восставать на «похоть очес и гордость житейскую» (1Ин. 1, 16).

◊ Советую Вам непременно читать всякий день утренние и вечерние молитвы, акафист Спасителю и Божией Матери, канон ангелу хранителю и хотя несколько псалмов из Псалтири. Это правило будет разжигать Ваше сердце к Богу и будет уклонять от мирских сует.

◊ Не будьте никогда праздны. Занимайтесь рукоделием, приличным Вашему званию, с Иисусовой молитвою на устах, или, оставя рукоделие, возьмите книгу, возбуждающую ум и сердце к благочестию. Словом сказать, не теряйте ни одной минуты из жизни Вашей, но каждую из них употребляйте на благоугождение Богу. Поверьте мне, что если Вы вникните хорошо во все, что нужно совершить всякому христианину для получения Царствия небесного, то Вы и сами не захотите терять напрасно Вашего времени. Ибо сколько бы ни жили здесь и сколько бы Вы ни подвизались в подвиге добром, все это ничто в сравнении с будущей вечностью, и горько будет увидеть себя на браке Агнчем с угасшим светильником от недостатка елея добрых дел. Вступая в борьбу со врагами Вашими, просите помощи от Архистратига Михаила, вечного победителя диавола.

◊ Блюдитесь уныния. Оно есть смертный грех и не облегчит скорби, а только лишь приложит скорбь к скорби; ибо прогневается Господь и отвратит Свое лицо от вас. Кто же тогда утешит вас? Молитесь Господу, и Он отымет печать вашу и даст вам по сердцу вашему.

◊ Для верующих Господь и ныне может явить чудеса. Итак, я советую Вам, отложивши надежду на сребро, предаться воле Божией.

◊ Идеже хощет Бог, тамо побеждаются естества уставы, но орудием к Нему должна быть вера крепкая и упование несомненное; и тогда елико будет веры, толико будет благодеяний Божиих. Итак, если можете Вы иметь веру хоть на горушечное зерно, то вверьте устройство дел Ваших промыслу Божию; Той бо попечется о Вас, и без всяких Ваших хлопот устроит все во благое.

◊ Подвергнувшись скорбям, нет другого утешения и нет другого прибежища, как премилосердая Царица небесная. Она есть «всех скорбящих радость, обидимых заступница и алчущих питательница, странным утешение, обуреваемым пристанище, больным посещение, немощным покров и заступница».