О житиях святых в отношении к русской народной жизни

Преосвященный Филарет в «Истории русской Церкви» пишет, что «после поучений митрополита Фотия не видим на севере ни одного опыта живой проповеди храма. Мало по малу образовалась даже уверенность, что живая проповедь – проповедь ереси. Вместо того считали достаточным читать уставные чтения из древних учителей. Но уставные чтения... для древнего времени и для страны другой не могли решать всех сомнений нового времени и земли русской. Недостаток живых наставлений лучшие люди чувствовали тогда и старались восполнять другими формами поучений¹. Из этих слов следует заключить, что проповеди на Руси после митр. Фотия не было, что составления проповедей избегали, как ереси, что духовные потребности русского народа оставались чрез то неудовлетворенными и что недостаток живых наставлений лучшие люди тогда старались восполнять другими формами поучений. При ближайшем рассмотрении дела, оказывается, что мнение свое преосвященный Филарет основал на словах иностранцев – Ульфельда, Герберштейна и Гваньини, из коих первый говорил, что «проповедей никогда не говорят в России,² а последние говорили, что «проповедников в России нет»³. Известны также отзывы в этом роде Иосифа Волоцкого, Ивана Берсеня и князя Курбского. Так. Но свидетельство иностранцев, посещавших Россию в тогдашнее время, могли относиться главным образом к проповеди придворной, проповеди русских первосвятителей, близких к государям. А св. Иосиф Волоцкий объясняет невнимание митр. Геронтия к своему делу отношением его к власти государя – « державного боялся» ⁴. Иван Берсень, сказавши, что от митрополита Даниила не слышно поучительного слова, прибавляет, что он «не печалуется государю ни о ком, а прежние святители печаловались государю о всех людех»⁵. Князь Курбский прямо говорит о проповеди придворной, и скорбит, что русские пастыри не делают наставлений царям, а потакают им. Замечательный и красноречивый отзыв о современном проповедничестве князя Курбского напечатан и в авг. книжке «Правосл. Собеседн.». за 1863 г. Из всех этих свидетельств видно только то, что со времени избрания для русской Церкви митрополитов из, русских придворная проповедь, вследствие обстоятельств избрания и других причин, замолкла. «Ежели же и явится где ревнитель по Боге с правым словом, за то такие люди, – по словам Курбского, – как злодеи осуждаются от властей, и после многих пыток предаются страшной смерти». Известно, что на смелую проповедь св. митрополита Филиппа Грозный ответил: «едино, отче честный, говорю тебе: молчи... оставь этот сан»⁶. Известно также, что, до смерти св. Филиппа, многие митрополиты низведены были с престола и заключены в обители, – и после смерти его гонение постигло многих иерархов, игумнов и священников; по словам Курбского, Грозный убил архиепископа великого Нова-города Пимена... «в реце его утопити повеле»; а другого архиепископа, Леонида велел зашить в медвежью шкуру и затравить собаками ⁷. При таком стесненном положении естественно должна была ослабеть, а иногда и умолкнуть проповедь вообще, особенно придворная, хотя она и не уничтожалась совсем, как видно из истории митрополитов: Геронтия, Германа, Варлаама, которые говорили прямо царям, и пострадали за свою смелость. А когда умолкали слова святителей при дворе, тогда они раздавались из глубины лесов, пустынь и окраин государства. Таковы послания к великим князьям Филофея, игумена псковского елеозарова монастыря⁸, Кирилла Белозерского⁹ и Иосифа Волоцкого¹⁰. Северный край России от Ладожского озера до самого Белого моря был переполнен скитами, в которых поселились эти проповедники. Но чаще всего русская проповедь, понимаемая в узком смысле, и преследуемая, как мы видели, меняла форму для себя и, под покровом «житий святых», направлялась против тех же недостатков в современной жизни, против которых не позволяли говорить прямо, открыто, свободно. Конечно, здесь могла теряться сила слова, но смысл его был всегда понятен, и если «жития святых» любили слушать и читать, – доказательством чего служит удивительная распространенность их в списках, – то следует заключить – что они достигали своей цели.

«Жития святых» или похвальные слова святым имели, как известно, громадную литературу, которая в свое время затмевала своею численностью все другие памятники духовной письменности. Причин такого громадного появления житий святых было много. С одной стороны появлению множества сказаний о жизни и подвигах русских святых способствовало то религиозное оживление в русском народе, которое сильно пробудилось в нем с конца татарского ига¹¹. В это время многие от гонений постриглись в монахи и многие умирали от татар мученическою смертью. В XV и XVI в. открыты мощи препод. Сергия Радонежского и св. Алексия митрополита: во время митр. Макария признаны святыми – Иона, митр. Московский, Иоанн Новгородский, Пафнутий Боровский, Никон-ученик св. Сергия, Макарий Калязинский, Михаил Клоииский, Зосима и Савватий – Соловецкие, Павел Обнорский, Дионисий Глѵшицкий, Александр Свирский, Максим Юродивый, князь Константин с сыновьями – Михаилом и Феодором, Петр и Феврония, Арсений Тверский, Прокопий Устюжский и много других, канонизованных в это время ¹². О всех этих святых ходили в народе местные сказания, которые потом собирались и записывались. Так составлялись жития святых, которые входили в прологи и читались в церквах для назидания народа. После падения Константинополя и флорентинского собора, русское религиозное сознание нашло сильную поддержку для себя в умножении русских подвижников и увеличении числа святых. При каждой канонизации русские видели новое доказательство превосходства своей веры пред всеми другими христианскими вероисповеданиями; каждый новый праздник, установленный в честь того или другого русского святого, вызывал в русских похвалу святому и вместе с тем земле русской, воспитавшей такого подвижника. «Вот русская похвала русской земли, особенно же вселенной похвала» – читаем отзывы о святых в их житиях, напр. в житии преп. Сергия¹³, Дмитрия Прилуцкого ¹⁴, Дионисия Глушицкого¹⁵ и друг.

Но была еще, так сказать, политическая причина особенного распространения житий святых – во время усиления Москвы, которая желала и старалась объединить Русь во всех отношениях, сгладить и уничтожить местные исторические предания, более или менее нарушавшие связь с новою столицею. Тогда естественно каждая местность русского царства стала дорожить своими священными преданиями и отстаивать их. По этой причине русские стали дорожить особенно своими местными благочестивыми подвижниками, и князья гневались, как видно из жития св. Пафнутия, если они селились на чужой земле¹⁶. По смерти и открытии мощей св. отшельников, русские дорожили своей святыней и видели в ник своих представителей пред престолом Божиим. Такими предстателями жители г. Вологды считали св. Димитрия Прилуцкого, новгородцы – св. Иоанна и пр. Было время, когда каждая местность земли русской желала заявить о своем небесном хранителе, которого должны были уважать и соседственные области.

Так «Москва блажит своих – Петра, Алексия. Иону и Филиппа; Псков и Новгород блажит Варлаамия и Михаила юродивого; Смоленск – князя Феодора; Ростов блажит Леонтия, Игнатия, Исаию, Вассиана и Ефрема; каяждо страна своих блажит. И мы тебя Прокопия Устюжского блажим северная страна по Двине реке... Соловецкий же остров и все поморье блажит Савватия и Зосиму»¹⁷. Описание житий святых было тогда самым лучшим средством к заявлению местных преданий, особенно в то время, когда в борьбе с Москвой не оставалось никаких средств отстоять свою самостоятельность кроме авторитета литературно – религиозного. Таким образом, где больше всего дорожили своей свободой, как напр. в новгородской области, там прежде всего и обращено было внимание на составление житий святых, которые, вместе с священными преданиями о новгородской святыне, еще в XV в. были собраны архиепископом Евфимием – в назидание народу. «Такое торжественное восстановление

священной старины... было, как пишет г. Буслаев¹⁸, делом новым, небывалым – после киевского Патерика, имеющего впрочем, интерес, более келейный, аскетический». Патриотический подвиг архиепископа Евфимия весьма замечателен в истории развития духовно-литературных идей – в ту эпоху, когда Новгороду в борьбе с Москвой не оставалось иных средств, кроме авторитета священных преданий, которыми еще была бедна в то время Москва. Особенно много потрудился в собирании местных преданий и сказаний о святых архиепископ Макарий. Примеру Макария последовала Москва. Пахомий Логофет, переехавший из Новгорода в лавру св. Сергия Радонежского, первый составил службы на открытие мощей св. Петра и житие св. Алексия Митрополита. Митрополит Макарий, переведенный в Москву, занялся и здесь сбором новых местных сказаний, и его «Четьи-Минеи» здесь прошли чрез новую редакцию, где уже вместе с похвалами новоявленным святым русским воздается хвала главным образом Москве, как матери городов русских. Отсюда Москва, ревниво смотревшая на древнюю славу Новгорода, не хотела признать общего и всероссийского авторитета за святостью новгородских князей, которые доныне пользуются только местным чествованием. Иоанн III-й не хотел чтить препод. Варлаама Хутынского. В свою очередь и новгородцы стали чтить препод. Сергия только при Василии Темном. К св. Иосифу Волоколамскому не питали уважения знаменитые подвижники – Нил Сорский и Вассиан Патрикеев (см. «Сборн. осуж. Даниила»). Плачь пермский о св. Стефане Велико-пермском, написанный сотоварищем Стефана и учеником св. Сергия, Епифанием, доказывает тоже самое. «Когда находившиеся при св. Стефане возвратились из Москвы в Пермь с его ризницею, книгами и другими вещами и возвестили о его кончине, повествует Епифаний, тогда все начали вопиять: «Горе нам братие... мы стали поношением для соседей наших – иноязычников – лопи, вогуличей, югры и пинеги... За что же обидела нас Москва? Она имеет у себя митрополита и святителей, а у нас был один епископ, и того к себе взяла, – и ныне мы не имеем даже гроба епископского¹⁹». Определить с точностью число написанных в то время в разных местах земли русской житий святых мы не беремся – по недостатку библиографических и археологических исследований. Несомненно только., что жития составлялись и в то время, когда сильный запрос религиозного чувства вызывал полное и отчетливое разъяснение истин веры и правил христианской нравственности – в связи с требованиями века и русской народной жизни. Жития писались и внутри России и по окраинам ее, и за границей, и на Афоне.

Все это доказывает, что жизнеописания русских святых, служа выражением русского религиозного сознания, преследовали местные священные предания русского народа, и потому в XV и XVI в. были особенно распространены сравнительно с другими памятниками русской духовной литературы. Но какое историческое значение они имели для русской народной жизни? Вопрос, заслуживающий обстоятельного исследования.

Выше было сказано, что русская проповедь, чтобы свободнее и беспрепятственнее указывать на пороки современной жизни, по необходимости должна была, по сказанным причинам, выразиться в форме сказаний или житий святых. Так в жизнеописаниях святых, под видом похвалы святому, часто проводились такие взгляды, которые не могли быть, по известным причинам, высказаны открыто; и когда русские архипастыри не могли от лица своего делать прямого обличения господствующему пороку, опасаясь преследований власти или окружавшей среды, тогда они обыкновенно пользовались житиями святых, которые читали в церкви и списки их распространяли в народе. Личность проповедника-обличителя в этом случае сама собою терялась; обличения такого рода не были слишком резки; но цель вполне достигалась. Правда, при новых редакциях житий святых обыкновенно старались сглаживать выдающиеся и резкие черты, направленные против грубых пороков современной жизни; но эта переделка их прежних редакций не изглаживала совершенно характера последних. Трудно было связать новые взгляды со старыми взглядами, и часто одно оставленное выражение напоминало о мысли первого составителя. Можно разобрать все эти редакции различных времен, показать исторически различие их между собою и распространенность, судя по спискам; но этот труд требует многолетних и усиленных занятий, и в настоящее время, при недостатке библиографических исследовании, едва ли может быть исполнен одним лицом.

Тогда, по этим изменявшимся редакциям житий святых, можно было бы проследить прежде всего деятельность духовных пастырей на утверждение самодержавной власти в государстве. Власть государя следовала и развивалась за властью удельных князей. Когда московские удельные князья старались упрочить за собою управление всей землей русской, уничтожить уделы и образовать одно великое княжение, тогда многие удельные князья имели те же помыслы, они сами хотели властвовать над Москвой и над всею Русью. Борьба между князьями была неизбежна. В это время удельные князья старались всеми силами привлекать к себе знаменитых подвижников и связывать местные исторические предания с местною святынею, и тем хотели показать свое значение, силу. В жизнеописании св. Дионисия Глушицкого читаем, что когда преподобный, поселившись около Кубенского озера, хотел тут построить монастырь и послал к местному князю просить рабочих, чтобы помогли очистить место вырубкой леса, «слышавше же христолюбивый князь, возрадовался сердцем, яко близь его державы хощет Бог обитель Пречистые воздвигнути, «и охотно исполнил просьбу св. Дионисия ²⁰. Известен также гнев князя Василия Ярославича на св. Пафнутия, когда он отошел от Боровска в землю соседней области²¹.

С усилением власти московских государей не без причины во многих похвальных словах древним святым князьям русским подробно стали перечисляться древние римские кесари и императоры, начали раскрываться их подвиги и заслуги, и с ними сравниваться русские государи. Во время царя Грозного особенно много было составлено и переделано похвальных слов русским святым князьям. Во всех их выражается мысль и желание – возвысить значение Москвы и показать, что русские цари ни чем не ниже государей древних и проглядывает мысль, что они выше всех князей удельных. В житии св. княгини Ольги²², переделанном во время Грозного, прибавлено, что жезл, водруженный в селе Грузине св. апостолом Андреем первозванным, «вообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление».

При заботе о водворении самодержавной власти в русском царстве не забыта была и правда. Но правду нужно было прежде всего проповедывать князьям и боярам. Духовенство, как известно, было сильно стеснено в такой деятельности: тот же царь Грозный, который умолял не щадить его пороков, сказал на правдивую речь св. Филиппа: "молчи«. Некоторые пастыри действительно замолчали, страшась грозного слова. Но в замен обличительного слова из уст митрополитов – появилась в то время проповедь о правде в одной поучительной повести о взятии Царяграда, весьма распространенной на Руси. Главной причиной падения Царяграда считается отсутствие правды в этом городе: «Греки праведный суд злоимали, да осуждали неповинно но мздам». За то их полонил Магомет и велел им отложить лихоимство, а с неправедных судей приказывал сдирать кожи. Прекрасно описывается вред от ослабления чувства законности и личной чести для государства в житиях святых того времени князей и бояр.

«Жития святых», заменяя собою недостаток русской проповеди, понимаемой в тесном смысле, и служа в то же время пользам народа, были во все времена наиболее понятным для него и любимым чтением. Для наших благочестивых предков они составляли, можно сказать, почти единственное чтение, и этому чтению они обязаны были своим благочестием и религиозностью. В дни памяти святых, пишет составитель «многословного послания» инок Зиновий Отенский западнорусским христианам, народ собирался в церковь «еже утешитися и на ревность подвизатися прочитанием житий их и ради похвалы их подвигов и страстей»²³. Русский народ, особенно в прежнее время, большими массами путешествовал к мощам св. угодников; русские монастыри наполнялись множеством странников; здесь угощали их трапезою и во время службы и за трапезой читались им жития празднуемых святых в назидание. Чтение житий было тогда единственною проповедью народу, когда он приходил в церковь. Чрез это чтение поддерживались и воспитывались в русских религиозное чувство, сознание превосходства своей веры пред всеми христианскими вероисповеданиями, память о народных, дорогих для них, преданиях, желание жить по христиански, по православному. Здесь они находили и православную догматику и христианскую практику, и даже полемику православной Церкви; здесь они почерпали уроки благочестивой христианской жизни. Замечательно, что никакие другого рода проповеди не могли действовать на русских так сильно, как действовали на них «жития святых». Русский народ богат нравственными силами, но до сих пор эти силы остаются не развитыми; он не может еще обнимать умом и усваивать себе глубокие христианские истины, передаваемые ему в сухом и сжатом виде; такие речи и наставления для него скучны и непонятны; ему нужны образные представления и примеры; эти живые доказательства, взятые из русской жизни, он поймет и усвоит их наставления. Всему этому, как нельзя лучше, удовлетворяли жития святых, в которых предлагались живые примеры из жизни людей русских, жизни понятной и дорогой для каждого русского. Последнее очень хорошо понимали писатели житий, которые в описании жизни святого не опускали ни одного случая, чтоб не вывесть из него христианского наставления. Так, призывая почтить память преподобного, они убеждали своих слушателей и читателей подражать ему в своей жизни и долго любили останавливаться на этих примерах из жизни святого, которые касались вопросов времени, чтобы похвалою добродетелей святого поразить недостатки современного общества и тем вызвать слушателей к исправлению. Описание жизни строгого подвижника всегда давало случай похвалить нестяжательность, как сделано в слове Зиновия св. Зосиме и Савватию²⁴, Кириллу Белозерскому ²⁵ и др.

Описание жизни св. князя или инока, вышедшего из княжеского и боярского рода, давало составителю случай говорить о ничтожности внешней мирской славы пред славою небесною, о добром воспитании детей – в укор воспитанию царя Грозного. Так сделано в житиях св. Александра Невского, Дмитрия Прилуцкого и др. Описание жизни св. князя подавало повод обличать своеволие бояр, напр. в житиях Александра Невского и Михаила Клопского, – об обязанностях великого князя к Церкви и государству. В описаниях подвигов святых проводились даже такие наставления, которых мы не встречаем совсем в других письменных памятниках, напр. вопрос о воспитании, так много занимающий наше время!

С житиями святых или «Четь-минеями» следовало бы знакомиться с детства при известном благоразумном руководстве со стороны воспитателей. Известно, что в детстве все мы любим рассказы о жизни людей необыкновенных, особенно сказки о необычайном и чудесном. Поэтому многие педагоги нового времени советуют давать детям читать волшебные сказки и басни. Вместо басней мы напротив советовали бы отцам и матерям приобретать для первоначального чтения детей «Жития святых» в русском переводе, где дети рано могли бы знакомиться наглядно с миром истинно необыкновенных людей, – святых Божиих. Усвоенные памятью и воспринятые нежным сердцем дитяти сведения о святых уже не исторгнутся из души никакими сомнениями, естественными человеку в то время, когда развивающийся разум его начинает относиться критически к приобретенным познаниям. Для того, кто при благоразумном руководстве хорошо ознакомился в детстве с Четь минеями, сомнения его в сказаниях о святых – будут лишь ступенями, по которым он придет к глубокой вере во все чудные подвиги их и в необычайное проявление в них и чрез них всемогущей силы и премудрости Божией.

Земства наши сильно хлопочут о народных – реальных училищах ²⁶; мы смотрим на их затеи с понятным предубеждением, зная опытно, что ничем нет легче злоупотреблять, как науками естественными: знакомый с ними, но не посвященный в их таинства, пред которым останавливались самые дальновидные умы, обыкновенно влается всяким ветром учения, и там, где все преклоняются пред величием и мудростью Творца и Промыслителя вселенской, он не видит места для Бога и Промысла, научается отвергать чудеса святых, явления духов и пр. и пр.

Всем известно, как в наше время упорно неверие естественной науки, выработанной на неправославной почве, в подвиги и чудеса святых Божиих и в явление духов. Против неверия сего скажем: что и библейские святые были также необыкновенными подвижниками и Господь заповедал ищущим царства небесного идти к Нему путем узким и скорбным, путем самоотвержения и креста. О чудесах святых Спаситель ясно предсказал, что верующие в Него именем Его бесы ижденут: языки возглаголют новы: змия возмут: аще и что смертно испиют, не вредит их: на недужные руки возложат, и здрави будут (Мк. 16:17,18). Что же касается до св. ангелов, то мы знаем, что они являлись благочестивым людям и в ветхом завете; в новом же завете небо стало отверсто человекам, и Господь обещал верующим в Него видение ангелов восходящих и нисходящих на землю (Ин.1:51). В евангелии и деянии св. апостолов изображено множество сих явлений духов света очам святых. Что же удивительного, если святые удостаиваются и ныне лицезрения ангелов? Если самому Господу Спасителю нашему в час гефсиманской молитвы Его предстал ангел, укрепляя Его, то тем более необходимы подкрепления со стороны мира горнего самоотверженным крестоносцам – святым Божиим. Подвигами поста и самоотвержения они утончают плоть свою и непрестанною молитвою у совершают в себе высшее зрение, отверстое к горнему миру. Свойство духов тьмы также известно: в борьбе с людьми необыкновенными они употребляют и усилия необыкновенные, чтобы прельстить их и искушают их часто непосредственно, как искушал диавол некогда Христа.

Но имеют ли жития святых историческую достоверность, особенно в подробностях их жизни и подвигов, – это вопрос исторической критики. Известно, что при отсутствии строго научной христианской критики рано стали появляться на Руси апокрифическия сказания о разных библейских событиях и лицах. Апокрифы эти то переходили к нам с востока чрез Болгарию, то составлялись у нас в России и выдавались под именем творений св. отцов, как свидетельствует Курбский, «да удобно приемлются простыми и неучеными.» Их изучали даже многие архипастыри русской земли; напр. Геннадий Новгородский верил в Шестокрыл и в книгу Еноха праведного²⁷, митрополит Макарий апокрифическое сказание о Вавилоне поместил в своих четьих-минеях под 17 числ. декабря; преподобный Максим – Грек верил сказанию о главе адамовой и о погребении ее на Голгофе²⁸, хотя он же сам писал много посланий в Николаю Немчину и совращенным им боярам – Карпову и Мунехину против учения о судьбе и фортуне²⁹. Апокрифы эти читались в церквах на ряду с житиями святых, напр., слово о 12 пятницах, плачь Иосифа над гробом Рахили, молитва о запоре воды и проч.

Между тем во время Иоанна грозного, который сам учение Лютера признавал более близким к истине, чем учение католиков³⁰, свободный дух лютеранского вероучения, внесший свои понятия в религиозную жизнь многих русских, встретился с желанием их произвести оценку сказаниям и постановлениям своей Церкви. Обстоятельство это увеличивало успех еретиков, которых фанатизм дошел до того, что некоторые из них стали уничтожать иконы и кресты «и овы в нечистыя места метаху, иные же зубы кусающе, яко беснии пси, иные же сокрушающе, иные же в огнь вметающе» ³¹. Все это вместе с обрядовыми уклонениями вызвало стоглавый собор, который издал известный индекс отреченных книг, много дополненный в сравнении с прежними. С этого времени историческая критика житей святых стала более и более входить в свои права и очищать Церковь от наносных сказаний. Св. Димитрий Ростовский, долгое время занимаясь разбором огромных миней митрополита Макария, внес в свои четь минеи только тех святых первых семи веков, о которых повествовали древние историки церковные – Евсевий, Памфил, Сократ, Созомен, Еваргий, Руфин и др. также св. отцы – Афанасий и Василий – Великие, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Софроний патриарх иерусалимский, Григорий Двоеслов, Феодорит Кирский, Ефрем Сирин, Иоанн Лествичник и др. Для последующих веков св. Димитрий пользовался сочинениями св. Иоанна Дамаскина, преподобного Иосифа и Федора Сгудитов, Иосифа Песнописца, Феафана Начертанного, Никифора Каллиста, Симеона Метафраста и др. Были под руками его и «Лавсаик» Палладия Елеонопольского, Луг Духовный – Иоанна Мосха, древние прологи русские и патерики. Мудро пользуясь всем означенным материалом, св. Димитрий, кроме общего исследования источника в повествований о святых, отмечал в самых житиях по сторонам, откуда что именно взято. Источники, из которых заимствовал св. Димитрий, житие святых, большею частью теперь переведены на русский язык и следовательно легко могут быть проверены всяким, в них исторической истины. Прочтем, напр. историю боголюбцев – Феодорита Кирского, св. Григория, папы Римского, книгу Палладия к Лавсу о святых, Луг Духовный, деяния соборные и акты мучеников, – все это переведено на русский язык и не трудно найти в разных духовных журналах, – и мы не можем без преднамеренного отвержения истины заподозрить источники « четь-миней» св. Димитрия.

Что касается до русских святых, то здесь еще удобнее проследить историческую достоверность их жизнеописаний. Возьмем для примера несколько житий, написанных в период монгольский, когда просвещение на Руси естественно ослабело; находя менее сочувствия в среде народа, бедствовавшего под тяжелым игом. Исторических сочинений того времени сохранилось не мало. Мы опустим летописи, которые еще продолжались тогда в Москве, Новгороде и Пскове благочестивыми иноками и перейдем к житиям святых. Здесь мы найдем жития наших святителей – Исаии Ростовского, Кирилла Туровского и Стефана Пермского, Петра и Алексия митрополитов Московских, также житие наших пустынников – Сергия Радонежского и Димитрия Прилуцкого, и рассмотрим некоторые из них.

Житие св. Стефана Пермского первоначально написано вскоре после смерти его (1396) бывшим его товарищем в ростовском Григориевом монастыре, иноком Епифанием Премудрым. Это жизнеописание находится во многих списках. Что Епифаний лично знал просветителя Пермского, имел случай беседовать с ним после в троицко-сергиевском монастыре и рачительно собирал сведения о жизни и трудах его, доказательства всему этому мы имеем в самой повести, из которой несомненно извлечено «житие, иже во святых отца нашего Стефена, епископа пермского» помещенное в четь-минеях св. Димитрия Ростовского – под 26 апреля. В летописях и актах исторических находится много отрывочных сведений об апостоле пермским, которые служат подтверждением достоверности повести Епифания. В наше время житие и учение св. Стефана расследовано критически г. Шестаковым и напечатано в «Ученых записках» казанского университета за 1868 год.

Житие св. Петра, митрополита московского, написано св. Прохором, епископом Ростовским (1327). Это сказание о великом святителе современника и очевидца кратко, просто и безыскусственно. Оно найдено преосвященным Макарием в новгородской Соф. библиотеке XVI в. и напечатано пм в «Духовном Вестнике» 1862 г. в материалах для истории русской Церкви³². Митрополит Киприан впоследствии написал более полное житие св. Петра, сполна помещенное в степенной книге ³³; кроме жизни святителя, он упоминает о некоторых чудесах его по смерти и о причтении его к лику святых, а наконец рассказывает, как и сам удостоился чудесной помощи от угодника Божия. Рассказ св. Киприана, при обычном, тогда, многоречии и риторизме, дышит искренностью³⁴.

Житие св. Алексия, митрополита киевского, написано архимандритом Питиримом, который был после епископом пермским. Оно напечатано в «Материалах для истории русской Церкви»³⁵ и отличается простотой изложения и искренностью рассказа. Житие это оканчивается рассказом о смерти и погребении св. Алексия, но не упоминает об открытии мощей его, бывшем в 1439 г.; следовательно, писано прежде их открытия.

Житие преподобного Сергия Радонежского составлено учеником его и отцом духовным – Епифанием, тем самым, который прежде написал житие св. Стефана Пермского. В предисловии к нему Епифаний пишет, что он начал собирать сведения о преподобном спустя год или два после его смерти (1392 г.) и в продолжении 20 лет записывал их в свитках и тетрадях без порядка; что потом уже решился написать житие св. старца, чрез 26 лет после его кончины, следовательно, в 1418 году. При составлении жития, автор писал то, что видел своими глазами и слышал из уст самого Сергия, его старшого брата Стефана и других старцев – очевидцев угодника Божия. Кроме жития преподобного Сергия, Епифаний написал ему похвальное слово, которое вероятно читалось братии в день его кончины и в котором изображено сетование над гробом его.

Житие преподобного Димитрия Прилуцкого, вологодского чудотворца, написано одним его преемником по игуменству, Макарием, который пишет, что свидетельство о преподобном Димитрии он слышал из уст блаженного ученика его, Пахомия, который был первым после него настоятелем прилуцкого монастыря. Житие это читалось пред всею церковью во дни памяти преподобного; конец его составлен в форме акафиста, с частыми повторениями слова: Повести и сказания о благочестивых князьях того времени о св. Александре Невском³⁶, о св. Довмонте Псковском³⁷ о Димитрии Донском³⁸, о Петре, царевиче Ордынском³⁹ и о св. Михаиле Черниговском⁴⁰, известны все в печати.

Мы намеренно остановились на некоторых житиях св. угодников русских, чтобы указать на историческую достоверность их источников, которые у всякого из нас могут быть под руками. Известно, что жития русских святых после Димитрия Ростовского критически разобраны Муравьевым и особенно преосвященным Филаретом черниговским и изданы по месяцам года с указанием на самые источники.

Кому недостаточно всего этого, тот лютеранин, а не православный христианин. Последователи Лютера, приняв основное положение своего учителя, что внутреннего освящения нет и быть не может, естественно могли отвергнуть веру во все подвиги святых и стали смотреть на них, как на проявление мнимого религиозного фанатизма: «в себе мы не видим внутреннего изменения от действий свыше, значит, его нет ни в ком; в нас не бывает никаких чудес и знамений, значит, не было их и с другими. Так говорят, к сожалению, некоторые низ нас – православных и притом не хотят видеть потока освящения, непрестающего в православной Церкви и изливающегося от Господа нашего Иисуса Христа на верных рабов своих. Пред нашими глазами прославил святых угодников Митрофания Воронежского и Тихона Задонского Бог, дивный во святых своих. Это и есть всегдашнее и непрестанное чудо в православном христианстве, которое совершает с нами Обновитель и Восстановитель наш Господь Иисус Христос, новый Адам и глава обновляемого человечества. Он возводит избранных своих своею божескою властью и силою в первобытное состояние невинности и праведности – посредством способов, открытых Спасителем нашим в единой, святой, соборной и апостольской Церкви. Эти избранники достигают освящения путем многоразличных и необычайных подвигов: затворничества, молчальничества, столпничества, юродства, нещадения благ земных и самой жизни Христа ради.

Мы сказали выше, что для благочестивых предков наших «четьи-минеи» составляли почти единственное чтение, которому они обязаны были своею религиозностью. «Четьи-минеи» доставляли и прежним священникам нашим, из которых многие не учились в школах, религиозное образование, в котором знание догматов веры и правил нравственности сопровождалось самым теплым к ним сочувствием сердца. Если бы и наши пастыри, вместо отвлеченных поучений, чаще читали в церкви «жития святых» и прислушивались внимательно к действию их на сельских прихожан; тогда они удостоверились бы опытом, что и ныне никакие другие проповеди и поучения не могут действовать на русских простолюдинов так сильно, как жития святых и похвальные им слова. Кому не известно, что русский простой народ до сих пор весьма мало развит духовно, чтобы обнимать умом глубокие христианские истины, передаваемые ему в отвлеченном виде: и поэтому мудрые архипастыри наши советуют священникам, особенно сельских приходов, читать в церкви «жития святых», вместо рядовых поучений. В житии св. Иосафата царевича читаем: «так как путь, ведущий к добродетели жесток не как есть и остр, и паче иже николиже и еще отнюду не приложшимся к Богу, но страстным мучительством и еще боримом; сего ради и многих требует, иже к нему побуждающих нас, овех убо притчами, овех жития описанием, иже прежде сих шествовавших, иже паче неболезненно привлачить к нему и не отчаятися устрояет шествия прискорбного⁴¹. Мы с своей стороны советовали бы земским учреждениям, не мудрствующе, но смиренными ведущеся, заботясь об учреждении высших реальных и нормальных народных школ, озаботились бы при этом и о водворении древнерусских православных начал как в существующие, так и в учреждаемые училища, введением в них чтения из «жития святых», для религиозно нравственного образования детей.

Священник А. Баратынский