Часть XIII. Вечная память

Начавшаяся еще при жизни митрополита Ленинградского и Новгородского Григория – постоянного члена Священного Синода – публикация биографических материалов о нем продолжается до настоящего времени. В статьях, помещаемых в церковных и светских изданиях⁴⁷⁸, отмечается его высокий авторитет и многочисленные труды на пользу Русской Православной Церкви.

Венок на могилу Митрополита Ленинградского и Новгородского Григория в первую годовщину его смерти – 5 ноября 1956 года

«5-го ноября, в день годовщины Митрополита Ленинградского и Новгородского Григория, в академическом храме, после ранней заупокойной Литургии, о. ректором в сослужении академического духовенства, была отслужена панихида. На панихиде присутствовали наставники и воспитанники Академии и Семинарии и служащие. Перед началом панихиды о. Ректором было произнесено слово, посвященное памяти почившего Владыки Митрополита.

В 9 часов все учащиеся собрались в Актовом зале Академии, где Инспектор проф. Л. Н. Парийский произнес речь о почившем архипастыре.

В 1 час дня Митрополитом Елевферием с Ленинградским духовенством была отслужена панихида на могиле почившего. Перед панихидой Митрополит Елевферий произнес краткое, но прочувствованное слово, призывая к молитве об усопшем иерархе.

Слово о. ректора, прот. М. Сперанского: „Покойный Владыка по занимаемому им положению стоял высоко на свещнице Церкви Русской Православной и по общему признанию в редкой мере был наделен умственными и духовными дарованиями: острым и ясным умом, глубоким жизненным опытом и мудростью, неистощимой энергией в труде, и при своем разностороннем образовании воплощал в своей личности все лучшее, передовое, что составляет признак истинно культурного человека в высоком смысле этого слова. Все эти данные ему от Бога таланты, Владыка Григорий всецело отдавал на служение Церкви и Родине, и в этом подвиге служения он понимал смысл всей своей многосторонней и содержательной жизни, 85-летний юбилей который он отметил в прошлом 1955 году.

Особенно велики заслуги покойного Владыки пред Церковью в области духовного образования, к каковой деятельности Владыка Григорий промыслом Божиим был призван в самом начале своей дореволюционной церковно-общественной деятельности.

Как Председатель Учебного Комитета он стоял во главе Института Богословско-пастырских курсов, ставивших своей целью подготовку священнических кадров; он же был и первым организатором возрождения по воле Святейшего Патриарха Алексия наших современных духовных школ Академии и Семинарии. Выработанные им по заданию высшей церковной власти уставы новой Академии и Семинарии – учебные планы и типовые программы и доселе являются единственным руководством школ.

Следует отметить особую близость покойного Митрополита Григория к нашим Ленинградским духовным школам: осуществляя высшее руководство над ними в качестве Епархиального Архиерея и Председателя Учебного Комитета, Владыка проявлял исключительную заботу о благе и процветании наших Академии и Семинарии, часто посещал школы, присутствует на занятиях и экзаменах и вникал во все стороны учебно-хозяйственной и бытовой жизни нашего духовно-учебного заведения.

Память о почившем Владыке, который был не только начальником, но и многопопечительным отцом для наших школ всегда будет жива и действенна среди начальников и питомцев, а его заветы и руководственные указания всегда будут вдохновлять учебно-воспитательский аппарат в их деятельности на благо руководимых им школ и приняты как своего рода священные традиции.

В заключении своего слова о. Ректор призвал всех присутствующих к усердной молитве за почившего раба Божия приснопамятного Митрополита Григория, памятуя, что покойный Владыка при своей жизни не только был духовным отцом многочисленной паствы, но и усердным молитвенником за всех своих духовных чад, а ныне он сам нуждается в молитвах своих близких. И христианский долг, долг любви и братства к почившему Митрополиту обязывает всех нас и впредь не ослаблять наших ежедневных молитв об усопшем, а в нарочитые дни совершать о нем особое молитвенное поминовение.

Высокое служение Владыки Григория оборвала смерть на 86 году его земной жизни, но остались добрые плоды неутомимой его архипастырской деятельности и за этот высокий подвиг его служения да воздаст ему Господь сторицей в Небесном Своем Царстве и упокоит его душу в селении Своих праведных».

Речь по случаю первой годовщины со дня смерти Митрополита Ленинградского и Новгородского Григория, произнесенная на собрании учащихся Академии и Семинарии в актовом зале Академии 2 ноября 1956 г.

«Сегодня исполнился ровно год, как скончался Митрополит Григория.

Совет Академии поручил мне произнести пред вами слово, посвященное жизни и деятельности почившего нашего Архипастыря.

Митрополит Григорий был одним из выдающихся иерархов нашей Церкви. На служении Церкви он был свыше 60 лет. Он занимал различные посты, но везде и всегда был на месте. Везде его деятельность была полезна и плодотворна. Всегда его уважали и ценили. Его жизнь и деятельность во многих отношениях может быть примером для воспитанников Семинарии и студентов Академии, готовящихся стать на путь служения Святой Церкви.

Митрополит Григорий родился 1 февраля 1870 года в гор. Петрозаводске. Родители его были среднего достатка люди, имели небольшую гостиницу. Не принадлежа к духовному сословию, они отдали своего сына, Николая Чукова, – так звали Митрополита Григория раньше – в гимназию. Николай Чуков вышел из 6 класса гимназии, чтобы поступить в Духовную Семинарию, дав обет всю свою жизнь посвятить на служение Церкви Христовой.

В основе этого юношеского решения лежала религиозная атмосфера семьи и влияние личности епископа Олонецкого и Петрозаводского Павла, которому Н. Чуков прислуживал за архиерейскими службами в соборе. Благолепное служение епископа Павла, его благостное отношение к пастве вызывали в душе Н. Чукова высокие, светлые молитвенные переживания. Благословение епископа Павла, которому он открыл свое желание, еще более укрепило его в решении посвятить свою жизнь служению Церкви и быть священником. Свое желание юноша Н. Чуков привел в исполнение. Этот поступок обнаружил в юноше Н. Чукове крепкую силу воли и отсутствие практических расчетов. Ему советовали окончить гимназию, чтобы на всякий случай иметь аттестат зрелости, а потом уже поступать в Семинарию, если не пройдет желание. Он же, услышав в своем сердце призыв Господа: Гряди по Мне (Ин.1:43), оставил все, что имел и пошел за Господом. Этому решению Н. Чуков остался верен во всю свою жизнь.

Дорогие воспитанники и студенты! Вы также пришли в нашу духовную школу, повинуясь призыву своего сердца и желанию получить духовное образование, чтобы служить Церкви в священном сане. Учитесь на примере жизни митрополита Григория быть верным своему решению. Помните, что сказал Господь: Никтоже, возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк.9:62). Вспомните и слова ап. Иакова: Муж двоедушен неустроен во всех путех своих (Иак.1:8).

Н. Чуков окончил Олонецкую Духовную Семинарию в 1889 г. В этом же году умер его отец. Мать осталась вдовой без средств к жизни. Пред Н. Чуковым встал тяжелый вопрос: что делать? Остаться ли с матерью, чтобы поддержать ее, или осенью уехать в Петербург, в Духовную Академию? Некоторые говорили, что мать не беспомощна, сама справится, найдутся люди, которые помогут ей, а ему не надо терять год. Однако, Н. Чуков не внял голосу таких советчиков. Он твердо решил, что его долг – первым позаботиться о матери. Это решение одобрил и епископ Павел, назначивший Н. Чукова надзирателем Олонецкого Духовного Училища.

Этот поступок Н. Чукова – хороший пример, как надо поступать, когда личные, эгоистичные интересы столкнутся с интересами других лиц. Жизненные конфликты надо всегда разрешать согласно требованиям религии и христианской морали.

Н. К. Чуков пробыл надзирателем Духовного Училища два года. Он не отказался от мысли получить высшее духовное образование. За два года он основательно подготовился к экзаменам в Академию, устроил дела матери, скопил необходимые средства на первое время для матери и себя.

Осенью 1891 года он приехал в Петербург, выдержал экзамены в Духовную Академию и был зачислен на первый курс.

История поступления Н. К. Чукова в Духовную Академию обнаружила в нем большую силу воли, твердость характера. А сколько есть молодых людей, опускающих руки при первой неудаче и легко отказывающихся от благих намерений, лишь только на пути к осуществлению их встречаются препятствия!

Поучительны для нас и студенческие годы митрополита Григория. За все 4 года пребывания в Академии он не завел в Ленинграде никаких легкомысленных знакомств. Он не тратил времени на ежедневные прогулки по Невскому проспекту; свободное время он любил проводить в читальном зале Академии за чтением новых книг и журналов по различным отраслям знания; он участвовал в проповедническом кружке и выступал в церкви с проповедями. Много дала Академия его уму и сердцу: она расширила его умственный кругозор и утвердила в нем православное миросозерцание, которому он остался верен до конца своей жизни.

Так должны и вы жить в Академии и Семинарии. Вы – будущие пастыри, которые должны сеять семена христианского знания, веры, любви. Запастись этими драгоценными семенами вы можете только здесь. Поэтому трудитесь бодро, неленостно, дорожите каждым месяцем, неделей, каждым днем, чтобы годы учения в духовной школе не прошли даром, но обогатили вас добрым зерном. Тогда вы выйдете из Семинарии и Академии не с пустыми руками, тогда вы будете в силах щедрою рукой рассыпать на церковной ниве хорошее доброе семя и пожинать радостный плод.

В 1895 году Н.К. Чуков окончил Академию и был назначен наблюдателем церковно-приходских школ Олонецкой епархии.

Для многих, настроенных практически и любящих материальные удобства, должность Епархиального наблюдателя представлялась малопривлекательной. Петрозаводск стоял в стороне от железных дорог, из Петербурга сообщение было или на пароходе, или на лошадях. Церковно-приходских школ в Олонецкой епархии было мало, школы были плохо обеспечены учебными пособиями; учителя и учительницы получали скудную зарплату – 6 рублей в месяц. Приходские священники, которые по положению являлись попечителями школы и преподавателями Закона Божия, тяготились своими школьными обязанностями, так как они не оплачивались, а отнимали много времени, труда, отрывали от их треб. Кроме того, священники не видели возможности улучшить положение школьного дела. Все это приводило к тому, что церковные школы едва влачили свое существование.

Н. К. Чуков, приняв назначение на должность епархиального наблюдателя, проявил этим послушанием высшей церковной власти готовность работать во имя блага Церкви, а не своего личного благополучия.

Этот поступок Митрополита Григория – прекрасный пример для молодых людей, приехавших из провинции в нашу Семинарию и Академию и не желающих по окончании курса возвращаться к себе на Родину. Несмотря на распоряжение высшей духовной власти о направлении окончивших Семинарии и Академии в те епархии, откуда они прибыли, они, под разными предлогами, стараются обойти это распоряжение и устроиться обязательно в больших культурных центрах.

Искренне желая послужить делу народного просвещения родного края, Н. К. Чуков с жаром отдался своим новым обязанностям. В 1897 году он стал священником и был причислен к кафедральному собору, без несения причтовых обязанностей. Большую часть своего времени он проводил в разъездах по школам, воодушевлял местных священников к работе, добивался крупных денежных ассигнований из Хозяйственного Управления Святейшего Синода и из Губернского Земства, устраивал ежегодно летние курсы для учителей церковных школ с целью повышения их квалификации, открыл много школ и 308 библиотек. Церковные школы вышли в ряд лучших школ Олонецкого края. Имя епархиального наблюдателя Н. Чукова получило широкую известность, как энергичного организатора, педагога по призванию, примерного пастыря и проповедника. На этой работе раскрылись его природные дарования: сильный, ясный ум, твердая воля, горячий темперамент. Здесь нашли богатое применение все знания, полученные им в Духовной Семинарии и Академии; здесь проявилось драгоценное качество наших прежних лучших воспитанников духовной школы – необыкновенное трудолюбие.

Н. К. Чуков пробыл в должности епархиального наблюдателя 16 лет. Каждый день он записывал все важное, что произошло за день в его деятельности. Его записи, отчеты, доклады, рапорты, служебные записки, переписка с учителями и священниками, долгое время хранившиеся у него, составили ценный материал по истории церковных школ Олонецкой епархии.

В 1911 году прот. Н. К. Чуков был переведен на должность ректора Олонецкой Духовной Семинарии. Запущенная в хозяйственном отношении, слабая по педагогической работе Олонецкая Духовная Семинария в годы ректорства прот. Н. К. Чукова стала заметно преображаться к лучшему, как засвидетельствовал в своем отчете ревизор из Учебного Комитета при Святейшем Синоде в 1915 году.

В 1918 году, по закрытии Духовных Семинарий, прот. Н. К. Чуков переехал в Ленинград и здесь был назначен настоятелем Казанского собора, а в 1923 году – настоятелем Николо-Богоявленского собора.

Духовно-учебная деятельность, в которой прот. Н. К. Чуков обнаружил большие дарования, продолжалась в Ленинграде.

6 сентября (24 августа) 1918 года, на основании декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 23 января 1918 года, все духовно-учебные заведения закрылись. С их закрытием должен был прекратиться и приток новых богословски подготовленных кадров на священно-церковнослужительские места, равно как должна была остановиться и происходившая в духовных академиях научная разработка богословских и церковно-исторических вопросов. Но Государственная Комиссия по просвещению признала возможность устройство церковной властью особых богословских курсов для подготовки священнослужителей, обусловив это изъятием общеобразовательных предметов из программ этих курсов и недопущением в них лиц ниже 18 лет от роду.

На основании этого постановления, в сентябре 1918 года было немедленно открыто в Ленинграде Богословско-Пастырское училище в составе двух курсов. На 1-й курс были приняты бывшие воспитанники Петроградской Семинарии IV и III курсов. Инициатором и заведующим Училищем был бывший преподаватель Петроградской Духовной Семинарии И. П. Щербов. Он же 27 марта 1919 года подал Митрополиту Вениамину докладную записку о необходимости организовать духовное просвещение на новых началах – в полном соответствии с потребностями времени – и затем, по поручению Митрополита Вениамина, разработал проект Богословского Института. Разрешение на открытие Богословского Института от Комиссариата Народного Просвещения было получено 16 сентября 1919 года, а 17 сентября Положение о Богословском Институте было утверждено и Святейшим Патриархом Тихоном.

В организации этого Богословского Института, в составлении самого «Положения» о нем, в выработке учебных планов прот. Н. К. Чуков принимал самое близкое участие. Он же был утвержден и ректором Богословского Института. И. П. Щербов был назначен проректором. В скором времени И. П. Щербов скончался, и руководителем Богословского Института остался один прот. Н. К. Чуков.

Прот. Н. К. Чуков сознавал особую трудность работы в новых необычных условиях, но не отказывался от нее из чувства религиозного долга и послушания церковной власти.

В своем дневнике Митрополит Григорий записал: „Моим принципом в течение всей моей жизни было – никогда не отказываться ни от какой работы“. Этому принципу Митрополит Григорий остался верен до смерти.

Этот принцип должен стать принципом каждого питомца Духовной школы.

Петроградский Богословский Институт просуществовал только три года, сделав один выпуск и, в силу неблагоприятных церковных условий (проявление и нажим обновленчества), самостоятельно закрылся. Остались только Богословские курсы упрощенного типа.

В сентябре 1925 года при деятельном участии прот. Н. К. Чукова, с разрешения гражданской власти, эти Богословские курсы Центрального городского района были преобразованы в Высшие Богословские Курсы на основании того же «Положения» (несколько измененного), утвержденного Патриаршим Местоблюстителем Митрополитом Петром.

Богословские Курсы, во главе которых прот. Н. К. Чуков оставался ректором, тоже просуществовали только три года и, сделав один выпуск, были закрыты в августе 1928 года, вследствие внутрицерковных неблагоприятных условий (появление иосифлянского раскола).

Большим достоинством прот. Н. К. Чукова было то, что, говоря словами Святейшего Патриарха Алексия, в его речи Преосвященному епископу Владимиру, он не приобщился скверне раскола обновленчества, охватившего почти всю нашу православную Церковь; на нем не было пятна измены Христу, Его заповедям, предательства Церкви. Благодать Христова оградила его от причастия этому соблазну. Он был неизменно верен Христу и Его Церкви.

В 1929 году прот. Н. К. Чуков вновь возбудил чрез Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия вопрос об открытии в Ленинграде Православного Богословского Института. Представленное им „Положение“ и учебный план были рассмотрены при его же участии в Административном Отделе ВЦИК в Москве, были одобрены, и разрешение на открытие получено. Однако, открыть Институт не удалось за отсутствием подходящего помещения в Ленинграде и библиотеки.

После этого неутомимый прот. Н. К. Чуков в течение ряда лет вел в Никольском соборе в Ленинграде систематические беседы по апологетическому богословию.

В 1939 году скончалась жена прот. Н. К. Чукова.

В годы блокады Ленинграда он лишился детей.

В 1943 году Патриарший Местоблюститель Митрополит Сергий предложил прот. Н. К. Чукову принять монашество. Видя в событиях личной жизни перст Божий, прот. Н. К. Чуков 13 октября 1943 года принял монашество. Ему было дано имя „Григорий“. 14 октября 1943 года иеромонах Григорий был хиротонисан во епископа Саратовского.

В речи перед наречением во епископа он сказал: „Как некогда в дни юности, я и сейчас горю желанием отдать свои последние силы на дело Божие“.

В 1944 году он – епископ Псковский, временно управляющий Ленинградской епархией.

В 1945 году он – Митрополит Ленинградский и постоянный член Священного Синода Русской Православной Церкви.

В новом высоком звании деятельность Митрополита Григория была многостороння. Можно сказать, что ни одно крупное событие в жизни Патриархии за 10 лет (1945–1955) не проходило без участия Митрополита Григория.

Особенно следует выделить заграничные поездки Митрополита Григория в качестве посла Святейшего Патриарха или в качестве главы церковных делегаций.

Митрополит Григорий много раз был за границей: в Латвии, Эстонии, Финляндии, в Болгарии, Египте и на Ближнем Востоке, во Франции и в Америке. Везде Митрополит Григорий производил хорошее впечатление. Везде он вызывал к себе уважение и симпатию. В речах он обнаруживал мудрость, в ответах – находчивость и остроумие. Его острые глаза, казалось, смотрели в душу собеседника и пронизывали его насквозь. Он умел хорошо опровергать тенденциозные слухи, распространяемые среди русских эмигрантов о Родине нашей и о Церкви, слухи, обычно неверные и пристрастные. Вот, например, как он говорил в Париже с церковного амвона: „Я – старый священник, служу с 1897 года. Смею заверить вас: как тогда давно, так и теперь, мы чувствуем себя совершенно свободно в отправлениях своей религиозной совести, в созидании своего спасения.

В суждениях о жизни Церкви не надо преувеличивать внешних условий ее существования. Мы пережили, конечно, и тяжелое время в экономическом отношении, и другое прочее, но Церковь, тем не менее, всегда, все время жила, действовала, а теперь, слава Богу, процветает лучше, чем раньше и свободнее. Знайте это и не смешивайте внешних условий жизни с внутренней церковной жизнью, которая идет у нас спокойно, канонически верно и благотворно“. (Журнал Московской Патриархии. 1946, № 9, с. 13).

Широко развернулась деятельность Митрополита Григория в вопросе об организации духовно-учебных заведений Московской Патриархии.

Вопрос об открытии духовно-учебных заведений был затронут 4 сентября 1943 года на Правительственном приеме трех Митрополитов: Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия, Митрополита Ленинградского Алексия и Митрополита Киевского Николая.

Правительство вполне сочувственно отнеслось к предположениям об утверждении богословских школ для подготовки образованных кандидатов священства, как одной из самых серьезных церковных нужд.

Новоизбранный Святейший Патриарх Сергий на Архиерейском Соборе 8 сентября 1943 года поручил Архиепископу Григорию разработать проект организации духовно-учебных заведений среднего и высшего типа.

Уже 1 октября 1943 года проект был представлен Святейшему Патриарху и одобрен Святейшим Синодом.

Согласно этому проекту было предположено открыть в Москве Богословский Институт, а по епархиям – Богословско-Пастырские Курсы и составлены „Положение“ и учебные планы, в соответствии с тем, как это было ранее осуществлено в отношении Богословского Института в Ленинграде.

В Журнале Московской Патриархии за ноябрь 1943 года проект уже был напечатан.

В декабрьском номере Журнала Московской Патриархии за 1943 год помещено объявление о приеме на Пастырско-Богословские Курсы и в Православный Богословский Институт.

14 июня 1944 года состоялось открытие Богословского Института и Богословско-Пастырских Курсов в Москве.

Проректор Богословского Института проф. С. В. Савинский в своей речи 14 июня 1944 года (Журнал Московской Патриархии, 1944, № 7, с. 16) сказал: „Много потрудился над делом создания Курсов и Института Преосвященный Григорий, архиепископ Псковский, работавший над «Положением» о наших школах и их учебными планами. На опыте Ленинградских Курсов и Института прекрасно знакомый со всеми сторонами духовной школы он дал, можно сказать, основные установки в деле организации учебной жизни наших Курсов и Института“.

4 апреля 1946 года Митрополит Григорий был назначен председателем Учебного Комитета при Священном Синоде и состоял в этой должности до смерти. Последним служебным делом его жизни было одобрение решений заседания Учебного Комитета 31 октября 1955 года.

Митрополит Григорий составил Положение об Учебном Комитете. При его ближайшем участии были составлены: Устав Духовных Семинарий, Положение о Духовных Академиях, Учебные планы и программы для Духовных Семинарий.

В истории Ленинградских Духовных Академии и Семинарии имя Митрополита Григория никогда не будет забыто историками.

Он был душой дела открытия и организации нашей Семинарии и Академии. О его любви и заботе говорят многие письменные документы, хранящиеся в Академии. Он собственной рукой написал текст Объявления по епархии об открытии в Ленинграде Пастырско-Богословских Курсов, сам составил „Условия приема на Пастырско-Богословские Курсы“, „Правила выдачи книг из Академической библиотеки“. Многочисленные резолюции на Журналах заседаний Совета Академии, его распоряжения об учебных программах, по постановке воспитания и образования свидетельствуют о его глубокой любви к Академии и Семинарии.

Он хотел, чтобы изучение богословских наук не было схоластическими упражнениями ума, безразличной теорией, но руководящим началом жизни. Он видел задачу Ленинградской Духовной Академии и Семинарии в том, чтобы „православные истины, воспринимаемые в преподавании богословских наук, превращались в принципы жизни, содействовали развитию нравственных качеств и, вместе со всем строем жизни школы, богослужений, взаимоотношений и пр., создавали убежденных и твердых носителей святой православной веры, ревностных сеятелей добра и правды, всецело проникнутых духом патриотизма, любви к своему народу, верных и честных граждан своей великой Родины“. (Речь при открытии Академии 14 октября 1946 года.)

Митрополит Григорий внимательно прислушивался к каждому предложению наставников духовной школы и помогал им служить великому делу духовного просвещения. Он с отеческой любовью откликался на нужды и просьбы учащихся.

Можно по справедливости сказать, что Митрополит Григорий сделал для Ленинградской Духовной Академии и Семинарии все, что мог.

Когда Митрополит Григорий был жив, Академия и Семинария много раз высказывала ему чувства уважения, любви и глубокой благодарности за его заботы об Академии и Семинарии. Он охотно принимал эти выражения чувств, как отец охотно принимает благодарность от своих детей. Теперь ему не нужны наши похвалы: душе почившего нужен вечный покой в Господе. Теперь он ждет от всех, кому он оказал благодеяния, от всех, кто знал его, кто ценил его, кто любил его, – ждет только усердной молитвы, чтобы Господь простил ему всякое согрешение, совершенное здесь, на земле, по немощи человеческой, принял его в Свои светлые обители и дал его душе вечный покой с праведными. Вечная ему память!»

Проф. Л. Н. Парийский.

5 ноября 1956 года.

Из Церковной Жизни. Кончина Митрополита Григория

«Незаменимую утрату понесла Русская Церковь: 5 ноября 1955 года, на 86 году жизни и на 58 году служения своего в священном сане, скончался Высокопреосвященнейший Григорий, митрополит Ленинградский и Новгородский.

Еще в конце прошлого века, по окончании Петербургской Духовной Академии, вступил на долгий и трудный путь служения Церкви молодой кандидат богословия Николай Кириллович Чуков. С 1895 года, под руководством епископа Олонецкого Павла, трудился он в Олонецком крае, где пробыл 23 года, начав свою службу в должности епархиального наблюдателя церковно-приходских школ, а окончил ее, уже в сане протоиерея, в качестве ректора Олонецкой Духовной Семинарии. Назначенный в 1918 году Настоятелем Казанского собора, о. Николай особенно много работал в Петрограде, в первые годы после Революции, в области богословского образования, возглавив сначала Богословский Институт, а затем Высшие Богословские Курсы. Церковно-педагогическая деятельность не помешала ему продолжить и свои богословские труды. В ноябре 1925 года он защитил на этих Курсах свою магистерскую диссертацию на тему мессианских представлений иудеев.

Овдовев во время войны 1941–45 г.г., протоиерей Николай Чуков принял монашество и вскоре был назначен Архиепископом Саратовским и Сталинградским. В 1943 году он принимал участие на Соборе епископов, избравшим Патриархом Московским и всея Руси Митрополита Сергия, а затем исполнял обязанности Управляющего делами Московской Патриархии, активно содействуя ликвидации обновленческого раскола. Назначенный на Псковскую кафедру, с управлением соседними епархиями, Архиепископ Григорий был возведен в сентябре 1945 года в сан Митрополита Ленинградского и Новгородского. Перегруженный работой по управлению своей паствой, он неоднократно призывался Святейшим Патриархом к исполнению ответственных церковных поручений. Так в 1945 году он посетил Латвийскую и Эстонскую ССР, Болгарию, Финляндию и Францию (куда прибыл на погребение Митрополита Евлогия); сопровождая затем Святейшего Патриарха Алексия в его поездках в Болгарию и Румынию, посетил Восточных Патриархов, совершил, наконец, в 1947 году путешествие в Соединенные Штаты.

Имя покойного Митрополита Григория останется, однако, навеки связанным с делом возрождения русского духовного просвещения. Им была проведена вся подготовительная работа по осуществлению этого важнейшего для Церкви мероприятия. Еще в 1943 году им был представлен Патриарху Сергию доклад «Об организации богословских школ» и разработано положение о Богословско-Пастырских курсах и о Богословском Институте, каковые и были открыты в Москве, при Патриархии, в 1944 году. Потребность в планомерной организационной работе по воссозданию духовных школ вызвала учреждение при Священном Синоде специального Учебного Комитета, бессменным председателем которого делается с 1945 года Митрополит Григорий. Под его руководством и при его ближайшем участии были выработаны программы и учебные планы для духовных Семинарий и Академий.

С 1946 года Московский Богословский Институт стал именоваться Московской Духовной академией, которая занимает ныне прежнее академическое здание в ограде Свято-Троице-Сергиевой Обители. В этом же году Ленинградская Пастырская Школа была переименована в Ленинградскую Духовную Академию, а курсы – в Духовную Семинарию. Кроме двух названных духовных академий в настоящее время успешно действует восемь Семинарий: Московская, Ленинградская, Киевская, Одесская, Минская, Луцкая, Ставропольская и Саратовская.

Насколько возвышенно было представление Митрополита Григория о пастырском долге духовенства, можно судить по словам его, неоднократно обращаемым к питомцам духовных школ на академических торжествах. Приведем, как наиболее характерное из них, слово, произнесенное им 9 октября 1950 года, на день годового акта Ленинградской Духовной Академии и Семинарии:

„Вступив под своды нашей школы, мы тем самым выразили стремление послужить Христу, пронести свет учения Христова в массы и упасти их в Церкви Христовой.

Таким образом, мы взяли на себя задачу быть продолжателями дела Христова, дела Св. Апостолов: быть светом мира, быть солью земли, воспитать в людях нравственные начала учения Христа, воспламенить сердца людей теплотою евангельской любви и чистотою евангельского совершенства.

Задача великая, прекрасная, святая.

Но помните, что эта задача может быть осуществлена только через личный пример жизни каждого из нас. В нем – в личном примере – может быть сила вашей пастырской проповеди, пастырского служения, пастырского знания... Кто сотворит и научит, тот великий наречется в Царстве Небесном, – сказал Христос (Мф.5:19).

... Несите же взятый вами на себя подвиг – честно, твердо, до конца, с крепкой надеждой на помощь Божию, с ярким пламенем любви в сердце, с напряжением всех сил до самопожертвования, и верьте, что даже невероятное для обычных сил человеческих возможно при помощи силы и благодати Божией, по слову Христа Иисуса“.

С таким же острым сознанием ответственности за души пасомых смотрел покойный Митрополит на обязанности архипастырского служения. Об этом необычайно ярко свидетельствует речь его, сказанная 16 ноября 1953 года новопоставленному Епископу Лужскому Михаилу:

„Ты исповедовал сегодня свою твердую веру в Господа, свою преданность Его повелениям и свое послужение Святой Его Церкви.

Ты знаешь, как велико, свято и ответственно принятое тобой на себя святительское служение, особенно в настоящее время.

Богоборчество разума и своеволие в жизни, присущее всем нам, теперь особенно обостряется в мире. В жизни самой Церкви видим оскудение духа, упадок благочестия, расслабление церковной дисциплины, самочинные нарушения строя церковной жизни.

Отсюда ясна великая и ответственная задача твоя, как епископа Православной Церкви – бодрствовать в деле твердого охранения православной веры и верного несения врученных твоему руководству духовных чад: привлечь отошедших, утвердить колеблющихся, наставить незнающих, укрепить церковный уклад и охранять непоколебимыми нравственные устои жизни“.

Все это свято соблюдал и неуклонно творил в подвиге своего личного архипастырского служения почивший Владыка.

Не стало одного из виднейших русских иерархов, достойного преемника, на своей епископской кафедре, блаженной памяти Митрополитов Антония (Вадковского) и Вениамина. Заканчивая эту краткую заметку о покойном, нельзя не упомянуть о том, с каким величайшим смирением и скромностью относился он к своей личной деятельности. В 1949 году, на торжественном заседании академического Совета Ленинградской Духовной Академии по поводу присуждения ему степени доктора богословия „honoris causa“ Митрополит Григорий, отвечая на приветственные речи, сказал; „Сам я считаю, что я делал только то и так делал, как должен был делать во славу Спасителя: когда Вы сделаете положенное вам, то говорите, что мы рабы неключимии, сделали только то, что должны были сделать“.

Да будет его светлый образ примером грядущим поколениям служителей Святой Церкви».

Михаил Энден.

Вестник русского Западно-Европейского

Патриаршего Экзархата.

1955. № 24. С. 292–294.

Приведем некоторые не публиковавшиеся материалы, написанные людьми, хорошо его знавшими.

К 85-летию со дня рождения Митрополита Ленинградского и Новгородского Григория

«1 февраля по старому стилю 1955 года исполнилось 85 лет со дня рождения Митрополита Ленинградского и Новгородского Григория. Он – главный сподвижник и советник Святейшего Патриарха Алексия в великом деле обучения и воспитания будущих пастырей Церкви Христовой. Он первый создал план открытия Духовных Семинарий и Академий, он разработал учебные планы и программы для них, он заботился о приискании кадров преподавателей.

Он неустанно, уже 10 лет, наблюдает за ходом преподавания и воспитания в Семинариях и Академиях. Ему принадлежит ряд мудрых, глубоких наставлений наставникам и учащимся духовных школ, наставлений всегда драгоценных и жизненных.

Он учит наставников не только преподавать, но и воспитывать учащихся в духе любви и правды, добру, Церкви, Родине.

Он внушает наставникам действовать на учащихся не только системой наказаний, но любовью и лаской. Он советует наставникам внимательно присматриваться к способностям учащихся и со слабыми или мало подготовленными заниматься отдельно, чтобы не потерять их, и чтобы они не впали в уныние.

Он внимательно сам прислушивается к каждому предложению наставников духовной школы и помогает всем служить великому делу, им начатому.

Как всегда радуется наш святитель, когда видит всходы посеянных им добрых семян! С какой нежной отеческой любовью относится он к нуждам духовной школы, к просьбам и мольбам учащихся в затруднительных ситуациях! Как же нехорошо поступают те, кто злоупотребляет добротой и любовью Владыки, кто обманывает его в своих личных целях.

Дорогое имя Митрополита Григория тесно связано с историей Ленинградской Духовной Академии и Семинарии, начиная с первого дня их жизни. Много говорит оно наставникам и учащимся. Оно будит самые светлые, самые чистые настроения, мысли и чувства.

Митрополит Григорий необыкновенно близок к нашей Ленинградской духовной школе. Он приезжает сюда просто, во всякое время, без особых предупреждений, иногда совсем неожиданно; входит сердцем во все интересы Семинарии и Академии, радуется ее радостями, делит ее горе, молится в храме, проповедует.

Когда Митрополит Григорий говорит в храме о высоте христианской жизни, о задачах и цели духовной школы, он говорит проникновенно, и все его существо дышит глубокой убежденностью.

Но Митрополит Григорий учит и когда безмолвствует: то ясным, глубоким, приветливым взором, то острым, пронизывающим душу собеседника взглядом, от которого виновника бросает то в холод, то в жар.

В день рождения Митрополита Григория наставники и учащиеся Ленинградских Духовных Академии и Семинарии соберутся в храм и единодушно сольются в общей молитве о продлении на долгие, долгие лета жизни Ангела Ленинградских духовных школ.

Да сохранит Господь жизнь Митрополита Григория ради великих его трудов во имя святой Русской Православной Церкви и Родины, которым он служит всеми силами».

3 февраля 1955 г. Л. Н. Парийский

Митрополит Григорий (ЧУКОВ) – личные воспоминания⁴⁷⁹

Буду писать в третьем лице, обозначая себя прозрачным „Н“, соответственно, некоторые имена будут тоже не всегда расшифрованы. Время еще не настало для самораскрытия в повествовании о событиях и лицах, но время настало, чтобы отошедшие от нас в вечность люди получили ту оценку, которой они достойны. „Память их в род и род“.

<...> Только Ваши столь душевные, добрые слова, сказанные Вами 10 октября 1984 года в знаменательный для всех нас день, принудили некоего «Н» из памяти его извлечь то, что было и до сего дня составляет канву его жизни, – пусть в мелочах, пусть в житейских переживаниях, – образ его воспитателя и духовного отца, портрет которого находится в его кабинете, а духовная теплота которого до сих пор и, надеюсь, до конца его жизни будет согревать его сердце и воодушевлять для жизни во имя жизни, для подлинного, не фальсифицированного образования в духе и истине, для Церкви нашей святой, для народа нашего, для Отечества...

Много у этого „Н“ ненаписанных страниц большой, многоцветной, трудной, а вместе и интересной жизни. Одна из них – митрополит Григорий Чуков...

Надо начать немного до того, как „Н“ узнал Митрополита Григория.

Шел конец Отечественной войны 1941/45 гг. „Н“ был военнослужащим и работал в г. Великие Луки в воинской части, наименование которой не имеет значения для его воспоминаний в данном аспекте. Просто он узнал, что где-то в Москве открывается Богословский институт. А узнав это, послал туда запрос и получил ответ, что, мол имеются возможности для поступления... Пока на этом закончилось...

В августе 1945 г. „Н“ уволен из Советской Армии в запас „по болезни“, фактически исключен с воинского учета... Некоторое время колебаний и – решение: идти по пути отца, священника и исповедника Русской Православной Церкви.

Не помнится, в какое время 1946 года „Н“ в своем полувоенном костюме появился в Управлении Московской Патриархии. Это, конечно, было дерзко и, если бы судить с современной точки зрения, немыслимо. Но то было. И так было, что этот полусолдатик „Н“ получил аудиенцию Святейшего Патриарха Алексия, который сам к нему вышел и любезно говорил. Вот его памятные слова: „А Вы же герой!“ (это – смотря на медаль „За победу над Германией“, которую нацепил тогда „Н“) „Господь Вас благословит. Вы из Новгородской области? Вот я вас познакомлю с Архиепископом Псковским и Новгородским Григорием. Его забота – об учебных заведениях“. Аудиенция была короткой, а ее отеческое тепло озарило всю дальнейшую жизнь „Н“. Тут же вышел Архиепископ Григорий. О чем разговор был? Конечно, о желании „Н“ получить богословское образование и служить Церкви. (Не был ли тогда Григорий уже в белом клобуке? Кажется, так. Но, в таком случае, он уже был Митрополитом Ленинградским). Архиепископ, а вернее, Митрополит Григорий попросил „Н“ приехать в Ленинград, где уже были организованы Богословско-Пастырские курсы.

Какое на „Н“ произвела впечатление эта встреча с Григорием? Ответить однозначно невозможно. Весь он расположился на него. Так много всяких событий произошло, что нужно было иметь опору. Эта опора и нашлась в Митрополите Григории, в его прямоте, строгости, светлом взгляде, в том, что чувствовалось – он знает, что нужно делать. Верить ему. Только верить!

Обстановка же была такова, что после всяких перипетий военных дел, после того, как кто-то остался жив, а лучшие друзья и товарищи в расцвете лет погибли, девочки, в которых был влюблен, тоже сгибли, наступила пора восстановления жизни. Тогда-то и лег путь „Н“ в Ленинград.

<...>

Здесь, на помощь „незрелому человеку“ пришел Митрополит Григорий. То был „орёл“, сразу поставивший „на место“ не имевших места. То был светоч для „Н“, а, впрочем, и для других, кто во всей скромности, во всей убогости своих слабых исканий истины вдруг обрели что-то значительное, человеческое. Слабых, недостаточных, грубых, глупых, самых малых из малых, но кто, трудно понять почему, может быть, как и во времена Самого Христа, пошли за ним по зову сердца, а не по надмению ума. Был „орёл“, кто понял это, кто дал жизнь для слабых, чтобы сила Божия восторжествовала.

<...>

2. Помнится смешной случай, когда „Н“, еще до поступления в Семинарию появился в Никольском соборе с повязкой вокруг щеки – воспаление надкостницы. Этакие „заячьи уши“ над головой. Митрополит, стоя на кафедре, рассмеялся... Не злобно, <...> но сочувственно, а потом и ласково, когда „Н“ с этими же „ушами“ подошел под благословение в конце Литургии. Где-то в архиве „Н“ хранится письмо Митрополита Григория, в котором он пишет об этом случае, ободряя будущего семинариста.

<...>

На нас, воспитанников Семинарии, сильное впечатление производили богослужения Митрополита Григория. Они были торжественно-просты, без всякого расчета на эффектность, без театральности, столь обычной для наших архиереев. Один светский друг пишущего эти строки сказал: „Что ваше богослужение? Это театр“. Страшная оценка! А помнится, как Митрополит Григорий совершал чин „омовения ног“ в Великий Четверг. До сих пор помнятся слезы на наших глазах. То не было театральное действо. То было, возможно, то же умиление, какое возникло у учеников Христа, когда Он, Учитель и Господь, показа не искусственное, а подлинное смирение, слагая с Себя ризы и как последний из рабов и служанок совершая это служение ближним Своим, друзьям и гостям на первой Божественной трапезе.

А что сказать о проповедях Митрополита Григория? Они всегда были короткими. Митрополит терпеть не мог много-пустословия, за которым почти всегда скрывается безмыслие, высокоумное неуважение к слушателям, красование собою, а не Словом Бога Живого. При краткости, проповеди Митрополита Григория были просты и доступны, а вместе с тем и глубоки по мысли. То было изложение веры, облеченное в краткую, но именно потому и сильную форму подлинного пастырского назидания. А Сам Христос разве говорил иначе?

Как вы знаете, забота о Семинарии и Академии была одной из основных забот Митрополита Григория. Профессора, преподаватели и последний из воспитанников и студентов имели открытые двери у Митрополита, когда бы они к нему не пришли. Пишущий эти строки знает это по своему опыту. Правда, „Н“ не хотел беспокоить своего Отца и Наставника по пустякам. Особенно, когда он был очень хорошо обеспечен повышенными стипендиями, премиями и всем, что давала ему Семинария, а потом Академия. Не в его характере было „ластиться“ Может быть, это вызывало неудовольствие Митрополита? Кто знает? Может быть, да. Иногда пронизывающие глаза и отчасти суровый взгляд спрашивали: „Почему редко у меня бываете?“

Но сам-то Митрополит бывал частым посетителем здания на Обводном канале. Бывало, профессора и преподаватели опаздывали на уроки и лекции. Студенты ждут. Чу! Постукивание посоха по плитам академического коридора. Открывается дверь в класс. Митрополит без сопровождения академического начальства. Вскакиваем. Поем кое-как „Исполла“. У митрополита глаза сердитые. Усаживает нас и садится с кем-нибудь из студентов за стол. Несколько раз [садился] рядом с „Н“. Молчание и ожидание. Влетает перепуганный преподаватель. Лекция...

Не всегда эти лекции в присутствии Митрополита заканчивались удачно. Преподаватель греческого языка Д. Д. Вознесенский, имевший чин доцента, (студенты окрестили его именем „Умбра“) что-то пытается объяснять, пишет на доске греческие литеры. Вдруг Митрополит вскакивает со своего места (это как раз было за столом „Н“), бежит к доске, размашисто пишет мелом греческую дзету, гневно вскрикивает: „Разве так пишется дзета?“ Конец доценства Д. Д. Вознесенского. Разжалован в преподаватели.

Открыт был митрополит всем, но и требователен, а иногда и горяч, когда, по его мнению, дело делалось не так, как нужно.

<...>

Да, Григорий был горяч, когда видел, что делается не так, как нужно. Помнится, „Н“ встретил совершенно случайно и неожиданно, да еще во время учебных занятий, Митрополита Григория. То был какой-то серенький, наверное, зимний петербургский день, угол Невского и Литейного, около „Метрополя“. „Н“, наверное, прогуливал свои занятия. Кто его знает, что у него в то утро, около 11 часов было? Встреча была неожиданной и для „Н“ прямо-таки опасной. Митрополит шел по Литейному к Невскому. Он был в архиерейской бобровой теплой рясе (наверное, было холодно). Все расступались перед ним. И вдруг несчастный „Н“, болтающийся где-то вне занятий! „Н“-то не стал прятаться за угол (слава Богу!), а Митрополит: „Почему не на занятиях?“ В ответ – что-то, что пришло в голову, уверенное или неуверенное. „Заниматься нужно делом, и Господь Вас благословит“, – вот ответ Митрополита, который запомнился на всю жизнь. Да, строг и горяч, но и человечен. В последнем-то все и дело!

<...>

Богословская наука и образование, наряду с пастырской деятельностью, были главными заботами Митрополита Григория. Возрождение богословских школ, предпринятое дважды после Революции, было его заслугой. Современные Семинарии и Академии, особенно ленинградские духовные школы – подлинно детища Митрополита Григория.

Второй период этого возрождения начался организацией в 1945 году Богословско-Пастырских курсов (здесь не говорится о Москве, где в это время уже действовал Богословский институт, речь идет о Ленинграде). „Н“ приехал в Ленинград весной 1946 года, когда проходили экзамены. Поступавшего прежде всего поразил состав слушателей курсов. На первый взгляд, то были странные люди, но присмотревшись, можно было убедиться, что при странностях внешнего вида и поведения они были людьми убежденными. Помимо слушания преподаваемых предметов они все заботами Митрополита Григория были прикреплены к различным храмам Ленинграда, так сказать, „для кормления“. Всякие тут происходили чудеса, но Митрополит относился к ним снисходительно. Ведь курсы были только началом большого дела. Митрополит Григорий прозорливо смотрел вперед.

Осенью 1946 года Богословско-Пастырские курсы были реорганизованы. Митрополит Григорий решительно и смело открыл семинарию сразу из трех классов и первый курс Академии. Свежие студенческие силы влились из Эстонии благодаря новому ректору (первому ректору) о. Иоанну Богоявленскому и первому инспектору проф.-прот. Александру Осипову. На первом курсе Академии оказались всего несколько человек, но и их качество, и их количество не помешало предприятию, которое могло бы показаться дерзким. „Н“ был зачислен вместе с бывшими слушателями курсов в III класс.

Особая забота уделялась Митрополитом Григорием подбору преподавательских кадров. Нужно было восстановить неразрывную связь как с прежней Санкт-Петербургской духовной Академией, Богословским институтом, так и найти новых людей для продвижения вперед дела богословского образования. Магистр богословия, проф. И. Богоявленский, доктор прот. Василий Верюжский, проф. Сагарда и др., а впоследствии и проф.-прот. Сперанский были живой связью с дореволюционной Академией. Проф. Н. Д. Успенский представил в своем лице Богословский институт. Магистр богословия, проф.-прот. А. Осипов был представителем нового поколения богословов из Тартусского университета. Преподаватель церковного пения Константин Михайлович Федоров связал новые духовные школы с бывшей Придворно-певческой Капеллой. В возрожденных богословских школах Ленинграда с благословения Митрополита Григория стали трудиться преподаватели, возвратившиеся на Родину из-за границы. Прот. Андрей Сергиенко, Гринченко в известной степени связали ленинградские школы с Сергиевским институтом в Париже. Не всегда с подбором кадров дело обстояло благополучно. В таких случаях митрополит Григорий не позволял послаблений.

Библиотечное дело и разработка новых учебных пособий также находились в неослабевающем поле внимания Митрополита. Митрополия шла на большие расходы, когда дело касалось приобретения книг для библиотеки или стенографирования и издания лекций. В качестве поощрения преподавателям в деле обогащения библиотеки новыми учебными пособиями и, вообще, повышения их собственного научного уровня с благословения Митрополита Григория производилась практика присвоения высших по рангу званий доцентов и профессоров, а также ученых степеней Магистра и Доктора.

Сам Митрополит Григорий подавал пример научной работы, а вместе с тем показал необыкновенную скромность. Магистр богословия, он работал над еврейскими источниками. Зная об этом, Совет Академии предложил было присвоить своему Владыке степень доктора богословия, но Митрополит отказался принять эту степень, просто „гонорис кауза“. Спустя какое-то время он представил свою работу „Таргумы“ (точное название нужно взять из другого источника). Переписка многочисленных еврейских текстов, находившихся в этой работе, была поручена проф.-прот. А. Сергеенко автору этих строк. Тогда уже студенту Академии „Н“ пришлось много времени отдать скрупулезной переписке хотя и не большой по объему, но по содержанию и по количеству еврейского текста концентрированной работе. По окончании своего труда „Н“ вернул диссертацию Митрополита Григория своему профессору для проверки. Что-то произошло в дальнейшем странное. Работа исчезла. Может быть, студент „Н“ наделал ошибок при переписке? Факт тот, что Митрополит Григорий вызвал к себе студента и сурово спросил его: „Где моя работа?“ Гневался он сильно, но не долго. Степень доктора богословия была ему присуждена.

С самого начала духовные школы разместились в полуразрушенном здании. Вместо современного учебного крыла – провал из-за разорвавшейся во время войны бомбы шел через весь этаж. Академический храм, наспех переоборудованный из спортивного зала (раньше там была церковь) производил бедное впечатление. Все это нужно было привести в современный благолепный вид. Львиную долю забот о приведении всего в порядок взял на себя Митрополит Григорий с помощью администрации, деятельным участием эконома А. П. Прилежаева, энтузиазмом первых воспитанников и студентов. Митрополит входил и в заботы о питании преподавателей и студентов. Кажется, не было мелочи, которую не знал бы и в которую не вникал бы Владыка Григорий.

При Митрополите Григории расцвела культурно-просветительская жизнь ленинградской митрополии. Концерты произведений духовных композиторов, которым предшествовали доклады о них, при активном возглавлении доцента ЛДА А. Ф. Шишкина, собирали преподавателей, студентов и церковную общественность города. Эти концерты устраивались прежде в актовом зале Академии, а после того, как в Лавре были открыты помещения для митрополии, – в колонном зале митрополичьей резиденции. Митрополит неизменно присутствовал на этих концертах и был вдохновителем.

В домовой церкви, что была при митрополичьих покоях в Лавре, пел хор студентов ЛДА. Может быть, здесь было положено начало тому хорошему пению, которое теперь существует в Академическом храме. (Прискорбно, что лаврские покои были утеряны после кончины Митрополита Григория. Теперь память о них и о домовой церкви, что была при митрополии, восстанавливает храм Женевского прихода Московского Патриархата в Швейцарии. Туда перевезен иконостас после закрытия храма Митрополита Григория в его бывших лаврских покоях).

Помнится, кабинет Митрополита Григория в Лавре, столь же скромный, как и прежний его кабинет, а ранее Митрополита Алексия (впоследствии Патриарха) на хорах Никольского собора, был всегда открыт для тех, кто имел нужду беседовать с Владыкой. Преподаватели и студенты духовных школ имели туда доступ даже в неурочное время. „Н“ свидетельствует, что для него, когда бы он ни пришел, прием был обеспечен. Так и для многих других, хотя Митрополит мало имел досужего времени.

<...>

По-видимому каждый, кто знал Митрополита Григория при жизни, особенно кто испытал на себе его воспитательное влияние, может засвидетельствовать глубокую признательность иерарху, юбилей которого ныне отмечается. Его строгая требовательность, его направляющая мудрость, его снисхождение к житейским слабостям наложили печать на жизнь и деятельность людей, с которыми Митрополит Григорий общался и которым тем или иным образом помогал, желая видеть в них людей Церкви, пробуждая в них целеустремленность во благо Церкви и Отечества.

<...>

Не для себя он старался жить и работать, а для тех людей, с которыми жил и работал. Это какое-то особое чувство „отдавать“ вместо того, чтобы принимать – то, что Апостол Павел написал из слов Христа. Наверное, это было у Григория, и это он постарался передать своим ученикам, детям своим. Трудно сказать, как был усвоен этот урок, но вкорененное чувство „отдавать“ и стесняться „принимать“ где-то затаилось в душе и ведет к действию, даже невольно, даже в ущерб. Пусть это будет сказано скромно, но верно. И пусть за это честь и хвала будет Митрополиту Григорию, показавшему пример скромности и самоотдачи.

<...>

Ленинград. 1985 г. «Н».

Не смог ничего плохого написать о Владыке Григории даже известный ренегат А. А. Осипов. Его небольшая читающаяся «на одном дыхании» заметка ярко описывает крупного церковного деятеля.

«Мои архиереи»

«Водворение мое в Ленинград осенью 1946 года свело меня вплотную с митрополитом Ленинградским и Новгородским Григорием (Чуковым), возглавлявшем тогда Ленинградскую кафедру. Пожалуй, из всех „моих“ архиереев этот был самый запомнившийся и импозантный. Я был связан с ним очень тесно, особенно в первые четыре года жизни в Ленинграде.

Митрополит Григорий к архиерейству пришел поздно, уже в пожилом возрасте. Родом из древних новгородских земель севера – из Олонецкого края, он долго священствовал, был на церковно-педагогической работе. Через Олонецкое братство принимал участие в русификации и освоении карельских окраин страны. Был близок ко двору, главным образом, к императрице Марии Федоровне. Уже в советское время был связан в Петрограде-Ленинграде с богословским институтом, руководя которым пытался учесть дух времени. Допустил к обучению женщин. Искал путей для альянса новой эпохи с религией.

Крепко верующий, но с тайным философским уклоном человек. Мыслитель и педагог. Администратор и руководитель. У него был быстрый и острый, логически отточенный ум, умение понимать реальную обстановку.

Роста небольшого, порывистый, сухонький, с седой бородкой клинышком, с лицом помора и буравящими собеседника колючими глазами. Ходил быстро, но умел, когда надо, выдерживать величественность и шествовать, „яко на облацех“. В пище был воздержан и строг. В питии тем более.

Когда при нем викарием и ректором Ленинградской духовной академии и семинарии был протоиерей Бычков – епископ Симеон Лужский – рыхлый и пухлый добродушный толстяк, между ними не раз происходил диалог-шутка.

Симеон, большой любитель пирогов и вообще покушать, накладывая себе за столом большие куски, приговаривал:

– Ох, ох, грехи наши тяжелые. Пироги мои враги. Вот я их и истреблю.

Григорий немедленно отзывался:

– Напрасно, ваше преосвященство. Вы бы вспомнили евангельское: блажен иже и враги милует!

И правда, Симеон в свои 64 года выглядел рядом со стремительным сухопарым 82-летним Григорием грузной, неповоротливой тушей, дряхлым отечно-одышным старцем.

В патриархии Григорий руководил учебным комитетом и был, таким образом, церковным министром просвещения.

На бесконечные наивности, архаизмы и благоглупости религии смотрел своеобразно. Используя учение апостола Павла о том, что одним по силам питаться только молоком, а другим по плечу и твердая пища, рассуждал так: верующая масса духовно не развита, и ей для богопознания нужны все мифы житий, сказки патериков, чудеса и различные страсти. А богословы-де сознают Бога, верят в него как в высшую справедливость над миром.

Был митрополит ценителем искусства. Его резиденция превращалась постепенно в музей. Работы Антокольского, Чернецова, Васнецова и многих других украшали стены и переходы. Этим пользовались и церковные деятели, и отцы духовенства как средством тонкой лести и подхалимажа. К тезоименитству высокопреосвященнейшего или к великим праздникам обшаривали комиссионки Москвы и Ленинграда в поисках церковно звучащих предметов искусства для подношения.

Впрочем, для воздействия на митрополита был и более дешевый способ. Игра на одной из слабостей Владыки. Митрополит не мог видеть плачущей женщины. Слезы его обезоруживали и расслабляли. И сколько было тяжело и всерьез проштрафившихся батюшек, студентов-богословов и семинаристов, спившихся дьячков, мошенников – членов двадцаток, которые в момент опалы и справедливого гнева владыки подсылали к нему рыдающих жен, матерей, дочерей, теток. И сколько раз после того, как эти рыдающие валились митрополиту в ноги, вся епархия изумлялась, что вот-де разоблачили прохвоста, а он пан, а не пропал.

Эта податливость его к слезам была тем удивительнее, что вообще-то в управлении он был крут порой до невероятности. Оценивал кадры духовенства очень низко. Старых считал в большинстве интриганами, карьеристами, стяжателями. К молодым, в особенности к своим вырощенцам, относился неизмеримо лучше, но считал их своими духовными солдатами, а себя их командиром, лучше рядового состава знающим, как кем распорядиться. Любимым методом управления у него были, как их называло само духовенство, перешерстки. Чуть ли ежегодно он совершал перетасовки отцов с прихода на приход. Многие, особенно старые священники, ворчали и злобились на преосвященного и очередной перешерстки ожидали со страхом.

Рядом с такими мероприятиями по поддержанию порядка и дисциплины в епархии к тому же митрополиту Григорию была свойственна удивительно стойкая всепрощающая привязанность к старым друзьям и знакомым.

К учебно-воспитательной работе и жизни духовных школ Григорий питал живейший интерес, считая их своими детищами, активно вмешиваясь в их жизнь. Любил посещать лекции, показывая при этом блестящую эрудированность. Охотно сидел на экзаменах, однако, никого не стеснял, а к студентам был снисходителен. Помню, в академии работало и заочное отделение. Повышать квалификацию приезжали часто убеленные сединами протоиереи, игумены, архимандриты – при золотых крестах с каменьями. Память у них, разумеется, была уже „не та“. Студенческое же бытие психологически настраивает на мальчишество. Каково было видеть порой, как седовласый отец-протоиерей тащит из широкого рукава рясы шпаргалку и воровато заглядывает в нее. Я таких, разумеется, оставлял на „следующую сессию“. Митрополит, внутренне улыбаясь, соглашался с этим:

– Для шпаргалки, отцы, юношеская гибкость нужна! Вы уж лучше на снисходительность профессора надейтесь.

Раз у меня срезался на Ветхом завете, да еще в присутствии самого митрополита, один из лучших священников епархии.

Григорий пытался помочь ему двумя-тремя наводящими вопросами, но разволновавшийся протоиерей действительно не знал билета и запутался окончательно. Я поставил ему „неуд“, а митрополит, улыбаясь, подытожил:

– Это вам не панихиды петь, ваше высокопреподобие!

(Протоиерей был настоятелем кладбищенской церкви).

Ленинград посещали иностранные церковные делегации (из стран народной демократии, Англии, ФРГ, Голландии, США, Австралии, Сирии, Ливана, Египта и т. д.). Мне постоянно приходилось их сопровождать.

На приемах у таких делегаций у себя в резиденции митрополит показывал себя и тароватым хозяином, и великолепным дипломатом. Сколько тонких пикировок с легкой улыбкой на устах, тонких осаживаний некоторых „зарвавшихся“ гостей, умных диспутом прошло на моих глазах!

Эти способности выдвинули митрополита и на подлинно дипломатические заграничные задания. Так, он, 82 лет от роду, летал в Нью-Йорк, где победоносно вел тяжбу за русский собор против эмигрантских церковников-откольников. Ездил в Финляндию решать проблему Нового Валаама и тяготевших к патриархии русских приходов и налаживать отношения с финской православной церковью. Легок на подъем был, несмотря на более, чем преклонный возраст, удивительно.

Много нервов требовало общение с ним в повседневной работе. С одной стороны, он был четок и требователен. Говорить с ним „вообще“ было нельзя.

– Вы бумагу обо всем доложенном приготовили? Нет? Как же так? А на чем же я резолюцию, решение напишу? Опять получится – поговорили, поговорили и все в воздухе повисло...

Решал быстро, четко. Охотно выслушивал хорошо подготовленное и мотивированное мнение. Допускал даже небольшие оспаривания. Но там, где его мнение решительно складывалось, возражений не терпел. Тогда любое противоречие вызывало взрыв. Во время вспышек гнева он был страшен. Стучал кулаком, вскакивал, глаза сверкали. Тут уж перед ним трепетали и стар, и млад. Наряду со всем этим пестрым, но в большинстве своем скорее положительными, чем отрицательными чертами митрополиту Григорию в сильной степени было присуще и самое откровенное тщеславие и честолюбие.

Для своих апартаментов он заказал портретную галерею митрополитов, которая завершалась, разумеется, его портретом. Любил, когда его называли на манер царей Григорием II.

Когда приглашенный специально художник расписывал иконостас академической церкви, его поразило характерное лицо митрополита, и он очень талантливо и живо придал лицо Григория храмовому образу апостола и евангелиста Иоанна Богослова, Мы было встревожились, как отнесется к такому самоуправству сам митрополит. Но он даже порозовел от удовольствия и впоследствии не раз со смешком, но внутренне горделиво демонстрировал эту икону гостям академии, когда об этой истории рассказывали в его присутствии.

Григорий не был противником посещений духовенством кино и театров. Во всяком случае, смотрел на то сквозь пальцы. Дома одним из первых завел телевизор, интересовался программами.

Пьянство считал противным, но почти неискоренимым злом в духовной среде. Из-за курения отцам истерик не устраивал. Но в семинарии и академии требовал бороться и с тем, и с другим:

– Воспитание надо вести с молодых. Только так мерзость и выведем.

Зрелищные мероприятия (конечно, с разбором) для учащихся и студентов духовных школ поощрял. Равно как и художественную самодеятельность. И охотно отпускал на это деньги.

– Культура и разносторонность им в жизни не помешает. Не в XVI веке живут!

Но для себя самого митрополит Григорий предпочитал откровенное любование прошлым. Вокруг него крутилось множество людей из „бывших“, начиная чуть ли не от фрейлин двора. Они находили и внимание, и ласку, и материальную поддержку. Круг митрополита был при этом замкнут и резко отличался от церковно-служебного.

Как и людям из прошлого, владыка симпатизировал животным. Коту и собаке. Кот в те годы, когда вначале митрополит жил на антресолях Никольского собора, пользовался величайшей свободой и нередко во время торжественных служб разгуливал, хвост трубой, по карнизам над головами молящихся и заставляя задирать головы. А высокопреосвященный только улыбался. А пес царил на даче...

Проповедь как таковую владыка поощрял. И от тех, кого знал как хороших ораторов, требовал полной отдачи. Отнюдь без желания подвести, но, наоборот, полностью доверяя проповеднику, он нередко во время богослужения в алтаре за 12–20 минут до выступления вдруг обращался к кому-либо из известных ему даром речи отцов и, любезно улыбнувшись, коротко говорил:

– Проповедовать сегодня вам. Думайте.

А после проповеди благодарил и благословлял.

Но если его предупреждали (так было обычно во время его служений в академическом храме), что слово заранее готовил такой-то, он никогда таких проповедников не оговаривал и не заменял.

Читатели чувствуют, что я пишу то, что вспоминается, что отпечаталось в памяти, а отнюдь не документальный биографический очерк – показать живые человеческие черты крупного архипастыря, с которым довелось ряд лет жить и работать. Именно человеческое – ум, воля, чувства, а отнюдь не пресловутая „благодать свыше“ определяла его поступки, характер, его взлеты и падения»⁴⁸⁰.

В атеистической литературе о деятельности митрополита Григория впервые было упомянуто, вероятно, лишь в 1980-е годы. Сухость стиля и не всегда достоверная информация говорят сами за себя.

«Одним из видных церковных деятелей дореволюционной Карелии был Н. К. Чуков. В. Шоломицкий дает совершенно ошибочную, явно предвзятую оценку политической и общественной деятельности Чукова в Карелии, объявляя его чуть ли не революционером. По политическим убеждениям Н. К. Чуков был монархистом и шовинистом, а в рясоносной братии выделялся разве что повышенным старанием по службе и подобострастием перед начальством. Такая оценка убедительно подтверждается передовыми и установочными статьями „Олонецкая неделя“ (В качестве примера приводятся сообщения: 10 июля 1911 года о революционном движении в Финляндии, 10 февраля 1913 года о 300-летии дома Романовых, 15 марта о войне с Германией)»⁴⁸¹.

В другой своей работе тот же автор пишет:

«Несостоятельность мифа о просветительской миссии церкви можно проиллюстрировать и местным материалом. Тем более, что для обращения к нему есть подходящий повод <...> не столь давняя статья протоиерея Вячеслава Шоломицкого „Памяти митрополита Ленинградского и Новгородского Григория“ <...>

В статье В. Шоломицкого дается явно завышенная оценка общественной деятельности Чукова в Карелии. <...>

Даже изредка не бичевал Чуков проявлений несправедливости и других отвратительных сторон тогдашнего общества. По политическим убеждениям Н. К. Чуков был в то время монархистом и шовинистом и отличался разве что повышенным старанием на службе самодержавию и особым подобострастием перед начальством.

Сошлемся на некоторые передовые и установочные статьи газеты „Олонецкая неделя“, которые были подписаны редактором Чуковым или, во всяком случае, выражали его позицию».

В качестве примера приводятся:

10.07.1911 – антифинляндские высказывания;

10.02.1913 – о 300-летии дома Романовых;

15.03.1915 – призыв «Помоги, Господи, победить врагов;

02.1917 – о войне с Германией;

12.02.1917 – о том, что Россия должна сделаться аграрным придатком Запада.

«Протоиерей Шоломицкий изображает Н. К. Чукова неусыпно заботящимся о просвещении нашего края, совершившим „подвиг просветителя Карелии“.

Действительно, священник Чуков на протяжении многих лет был непосредственно причастен к делу народного просвещения губернии – как епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ. Но подвига на этом поприще Чуков не совершал.

Горькие плоды запущенности нивы народного просвещения в Олонецкой губернии были хорошо видны из данных официальной статистики. По этим данным среди ее населения (исключая детей дошкольного возраста) грамотные составляли всего 26,6%, в том числе среди мужчин – 43,1%, среди женщин – 12,2%. Грамотных среди карел и вепсов было и того меньше – всего 12,9%. Да и что это была за грамотность! Среди взрослого населения только 0,46% имели среднее образование и только 0,05% – высшее. (См.: Олонецкая губерния: Статистический справочник. Петрозаводск. 1913, с. 32:34). В официальной статистике грамотными считались умеющие читать и писать хотя бы кое-как.

Просветителями дореволюционной Карелии были не служители культа. Первыми просветителями в нашем крае по праву следует считать ссыльных революционеров всех трех этапов революционного движения в России – дворянского, разночиннического, пролетарского»⁴⁸².

В новейшее время деятельность митрополита Григория вызывает большой интерес. Появляются публикации его дневников⁴⁸³, проповедей⁴⁸⁴, в Санкт-Петербургской Духовной академии студенты пишут о нем курсовые работы.

Приведем отрывок из публикации В. В. Антонова.

«Публикуемые записки охватывают 1924 год. Их автору еще многое предстояло пережить в будущем в отпущенные ему Богом годы. Снова его будет арестовывать ГПУ и в конце концов вышлет в 1935 в Саратов, где он семь лет будет лишен возможности служить священником. До этого он будет по-прежнему настоятельствовать в Ленинграде, в великолепном Никольском соборе, давать советы архиереям, проповедовать и читать лекции на Богословских курсах. Он увидит массовое закрытие храмов в городе, их безжалостный снос, депортацию духовенства, его расстрелы – „пятилетку безбожия“.

Потом будет в жизни протоиерея Николая Чукова (1870–1955) и самый блистательный период, который начнется с его пострижения в 1942 в монахи с именем Григория и хиротонией во епископа Саратовского. Новый архиерей был всегда очень близок к митрополиту Сергию, который вскоре после смерти Патриарха Тихона возглавил руководство Русской Православной Церкви с титулом Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, каковым долгие годы являлся сосланный на Север митрополит Петр (Полянский). У Сергия и Григория были сходные взгляды на то, как строить отношения Церкви с властью, ставившей своей задачей создание в России атеистического общества.

Когда во время войны выяснилось, что, опираясь на атеизм, нельзя одолеть врага, и Сталин принял решение даровать Православной Церкви некоторые отнятые у нее права, то митрополит Сергий сразу вспомнил о своем стороннике и приблизил прот. Николая к себе. Тотчас после хиротонии во епископа его делают архиепископом, а в 1945 – митрополитом и назначают на вторую после московской кафедру – в Ленинград. Владыка Григорий принимает участие во всех важнейших совещаниях и решениях митрополита, а затем и Патриарха Всея Руси Сергия, становясь в Синоде человеком, равным по значению митрополиту Николаю (Ярушевичу), который выполнял в восстановленной Московской патриархии роль министра иностранных дел.

После скоропостижной смерти Патриарха Сергия митрополит Григорий сохранил свое влияние у нового Патриарха Алексия I (Симанского), с которым был тоже прекрасно знаком с 1920-х. Как энергичному и опытному администратору ему поручают восстановление духовных школ, с чем он отлично справляется, привлекая к работе сохранившиеся старые кадры и лично составляя программы и планы учебных занятий. Доверяют ему и „деликатные“ дипломатические поручения, впрямую направляемые НКВД-МГБ: Владыка посещает несколько стран Европы, Азии и США, чтобы привлечь на сторону патриархии местные приходы и целые епархии, и делает это весьма успешно, ибо после войны часть русских эмигрантов поверила, что советское государство изменит свою сущность. Главное, чем ему приходится заниматься, – кропотливое и очень трудное в послевоенных условиях восстановление церковной жизни в управляемых им епархиях: Ленинградской, Новгородской, Псковской, а одно время Эстонской и Олонецкой – открытие храмов, нахождение для них священников, возвращение в церковь кающегося обновленческого духовенства. И все это – под контролем неизменного надзирателя, уполномоченного по делам Православной Церкви. Здесь Владыке Григорию приходилось употреблять весь многолетний дипломатический опыт, но часто он оказывался бесполезным перед лицом „партийно-государственных соображений“. Постоянно лавируя, управлял митрополит Григорий своей епархией долгие десять лет.

Если бы ему в 1924-м предсказали, что он будет служить в Никольском соборе как правящий архиерей, он, очевидно, никогда бы не поверил. Протоиерею Николаю было 54 года, и он уже чрезвычайно много потрудился для Православной Церкви в родном Олонецком крае, особенно в области духовного просвещения. Он был ректором Петрозаводской семинарии, преподавал, писал на разные церковные темы, работал в Православном Карельском братстве, редактировал газету. По сути дела, ни одно крупное событие в Олонецкой епархии не проходило без участия прот. Чукова и не обходилось без его отклика. Казалось бы, ему до скончания дней суждено остаться провинциальным епархиальным деятелем. Деятелем видным, умным и в меру „прогрессивным“, которого жалует начальство и уважает „передовая общественность“.

Но грянул 1917 – и вся налаженная жизнь маститого протоиерея резко изменилась. Семинарию в следующем году закрыли, Чукова арестовали и выслали. Вскоре он очутился в Петрограде, начался новый этап его жизни. Работу в советском учреждении пришлось совмещать с настоятельством в университетской церкви. К счастью, открылся Богословский институт, и опытный педагог сразу стал в нем ректором. „Мирное житие“ длилось, однако, не долго – по делу об изъятии церковных ценностей Чуков был 30 мая 1922 арестован и приговорен Ревтрибуналом к смертной казни вместе с митрополитом Вениамином и другими заключенными. Сорок дней отсидел он в камере смертников, но приговор был смягчен, и в заключении о. Николай провел только полтора года.

Выйдя 30 ноября 1923 со Шпалерной на свободу, Чуков очутился в самой гуще острой церковно-политической борьбы, которая кипела тогда в Петрограде между обновленцами и сторонниками Патриарха Тихона.

<...>

На фоне и в гуще этих дискуссий среди петроградского духовенства разворачивается у Чукова летопись церковной жизни Петрограда в 1924. Прошло всего полтора года с расстрела митрополита Вениамина и „процесса церковников“, разгромлены православные братства, в ссылке епископы Иннокентий, Алексий, Николай, в начале 1924 в Соловки отправляют Мануила. И тем не менее обновленчество держится только поддержкой властей. „Живой Церкви“ Красницкого в городе принадлежат 4 храма, обновленческому ВЦУ – 30. Попытка ввести в храмах новый стиль провалилась – народ по-прежнему придерживается старого календаря и наполняет не обновленческие, а патриаршие храмы. Духовенство всячески притесняется – его уплотняют, облагают как „чуждый классовый элемент“ дополнительными налогами, детей священников отчисляют из вузов. В дневнике Чукова есть и об этом: сына Шуру выгоняют из консерватории, другому сыну грозит отчисление из университета – „ведь отец – священник, судим по делу церковников...“ И все-таки по сравнению с тем, что развернется в стране с коллективизацией и пятилеткой безбожия, 1924 год выглядит еще относительно спокойным и не особенно тягостным. Три четверти храмов, бывших в Петрограде до Октябрьского переворота, закрыты, но большинство приходских церквей еще действует. Монастыри ликвидированы, но монашествующие еще молятся и в Троице-Сергиевой пустыни, и в Новодевичьем монастыре, и в Лавре, в Вохоновском монастыре и Макарьевской пустыни. Разогнанные приходские братства еще существуют в подполье, а среди церковной интеллигенции появляются новые. Богословский институт закрыт, но вместо него работают Богословские курсы, на которых преподает и Чуков. Православной Церкви не дают легализации, но в Петрограде действует Совет епископов, происходят хиротонии, священников делают протоиереями и они безбоязненно ездят к Патриарху, которому хотя и приходится постоянно маневрировать, делая уступки, но все-таки удается сохранять по отношению к режиму определенную независимость.

У Чукова мы читаем об этих противоречивых явлениях, в которых отражается сложность жизни, существующая даже при тоталитарном режиме. Кипят в Церкви обычные человеческие страсти, между „двадцатками“ и бесправными батюшками вспыхивают конфликты, кто-то кого-то обижает, подсиживает... Эти приходские склоки порой неприятно задевают, но не стоит забывать, что публикуемый текст – дневник, т.е. непосредственная и неприглаженная фиксация событий, еще не отшлифованный рефлексией отклик на них. В этом – главная особенность и ценность записок Чукова, в отличие от обычных мемуаров.

Есть у дневника и другая важная особенность – его писал человек, близкий к тем кругам, где творилась тогда „высшая церковная политика“, влиявший на нее лично, и потому историки найдут в дневнике интересные подробности и факты. Можно лишь сожалеть, что уничтожено автором в годы гонений и ссылки. Сохранились, к счастью, воспоминания Чукова, написанные им во время саратовской ссылки, первая часть которых была опубликована в двух выпусках „Богословских трудов“ (юбилейный выпуск к 175-летию Ленинградской Духовной академии и вып. 29), издаваемых Московской патриархией.

Гонимое и притесняемое духовенство писать дневники просто боялось, так как они могли быть изъяты при обыске и использованы против их авторов. По этой причине до сих пор не обнаружено ни одного дневника, подобного публикуемому. А без такого рода свидетельств беднее и одностороннее выглядит духовная жизнь эпохи, ибо она созидается не только людьми культуры, но также пастырями и наставниками миллионов верующих»⁴⁸⁵.

Говоря о принятом 7 июля 1954 года Постановлении ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», О. Ю. Васильева пишет:

«Первыми на постановление откликнулись архиереи Русской Православной Церкви. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) обратился к Патриарху Алексию с просьбой созвать Собор для обсуждения создавшегося положения, митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) выступил перед студентами Духовных школ, публично подвергнув резкой критике происходящее. Призывы к мученичеству зазвучали из уст владыки Вениамина»⁴⁸⁶.

5 ноября 1955 года скончался митрополит Григорий. Спустя 40 лет, 5 ноября 1995 года, в Троицом соборе Александро-Невской лавры совершалось отпевание высокопреосвященнейшего Иоанна (Снычева), митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий в своем надгробном слове сказал: «Вспоминая о сонме молитвенников наших, хочется сегодня сказать, что именно в этот день исполнилось 40 лет со дня кончины Владыки Митрополита Григория – великого архипастыря, исповедника, того, кто способствовал возрождению этой священной митрополии в трудные годы жизни Церкви. Все они теперь предстоят пред Престолом Божиим и облегчают наше служение и нашу жизнь на этой грешной земле»⁴⁸⁷.