Жизнеописание преосвященного Феодора (Текучёва), епископа аргентинского, Подвижника Псково-Печерского

Живите полной, настоящей христианской жизнью...

Епископ Феодор

Епископ Феодор (в миру Димитрий Васильевич Текучёв) родился 14 мая 1908 года в слободе Маньково-Калитвенской, в Области войска Донского (ныне Ростовской). При крещении он был наречен в честь Угличского и Московского Царевича Димитрия (память 15/28 мая).

Отец, Василий Иванович, – донской казак Верхне- Курмоярской станицы 2-го Донского округа, состоявший на государственной службе в чине титулярного советника. Мать – Феодосия Павловна, урожденная Болховитина.

Учиться Димитрий начал в 1915 году в городе Александро-Грушевске, но из-за переезда родителей продолжил начальное образование в 4-й церковно-приходской школе Новочеркасска, а затем в 1918 году поступил на учебу в Донской Императора Александра III кадетский корпус. Однако поскольку в связи с захватом власти в России большевиками корпус был 20 декабря 1919 года эвакуирован из Новочеркасска, то дальнейшее кадетское обучение Димитрия проходило уже за границей, в эмиграции (Египет, г. Измаилия). В 1922 году корпус расформировали, и юноша завершил учёбу уже в Турции, в 1925 году, – в Британской школе для русских мальчиков в Эренкей близ Константинополя, помещавшейся в здании дачи Русского посольства в пригороде Буюк-Дэрэ.

Как указал впоследствии владыка в своем биографическом «Формуляре», он «в том же году подал прошение на имя Высокопреосвященнейшего Евлогия, митрополита Западно-Европейских Православных Русских Церквей, и был зачислен на подготовительные курсы [при Сергиевском Богословском институте в Париже], но прибыл... в институт... только в 1926 году, ибо отбывал рабочий контракт во Франции в течение одного года. Богословский институт окончил по первому разряду в 1930 году» (Архив Псково-Печерского монастыря).

Кандидатское сочинение будущий епископ писал по патрологии, под руководством профессора, известного богослова и историка (в последующем и уважаемого протоиерея) Г.В.Флоровского, на тему «Догматическое обоснование иконопочитания по святым отцам и учителям Церкви».

Инспектором института в тот период был епископ Вениамин (Федченков), являвшийся уже к тому времени весьма заметным иерархом Русской Церкви.

Именно он во многом и определил дальнейшую пастырскую, а затем и архипастырскую судьбу своего ученика Димитрия Текучёва, став на долгие годы основным его духовным (всегда для него непререкаемо авторитетным) учителем и советчиком, а со временем и непосредственным его церковно-административным руководителем – в качестве экзарха Московского Патриархата в Северной Америке.

В связи с этим представляется необходимым вкратце остановиться здесь и на некоторых этапах жизни владыки Вениамина, самым прямым образом сказавшихся впоследствии и на жизненном пути владыки Феодора.

Как сообщает в своем очерке, посвященном памяти владыки Вениамина, сам епископ Феодор, «с ноября 1920 года епископ Вениамин совершал свое служение за пределами Родины. Сначала – в Константинополе, затем – в Болгарии, Югославии, Чехословакии. В 1925 году митрополит Евлогий (Георгиевский; 1946) основал в Париже Православный Богословский институт имени преподобного Сергия. Он вызвал епископа Вениамина и предложил ему занять в институте должность инспектора». В дальнейшем владыка Вениамин одновременно и преподавал в институте, и совершал богослужения в храме Сергиевского подворья, при котором и находился сам Богословский институт.

Когда в 1930 году случилось так, что храм Сергиевского подворья остался без диакона, епископ Вениамин обратился в институтской трапезной к студентам с предложением принять кому-либо из них диаконский сан. На его призыв отозвались два студента.

Один из них – архимандрит Стефан (Светозаров), также вернувшийся со временем в Россию и пребывавший в последние годы жизни в виленском Свято- Духовом монастыре ( 7 мая 1969).

Вторым же студентом был Димитрий Текучёв, решивший уже на четвертом курсе института (и именно по совету владыки Вениамина) принять монашество.

15/28 марта 1930 года митрополит Евлогий (Георгиевский), тогдашний глава Западно-Европейских приходов Московского Патриархата, совершил его монашеский постриг на Сергиевском подворье в Париже. Новое, иноческое имя Димитрию дали в честь святителя Феодора, архиепископа Ростовского, племянника преподобного Сергия Радонежского; восприемником при постриге был владыка Вениамин.

Уже через день, 17/30 марта, епископ Вениамин рукоположил его во иеродиакона, а 12/25 мая митрополит Евлогий – во иеромонаха (в Александро-Невской кафедральном соборе в Париже). После этого владыка Евлогий назначил его исполняющим обязанности настоятеля в приходе города Виши (служил он здесь с ноября 1930 по февраль 1931 года).

В этот период в пастырской судьбе иеромонаха Феодора наступили очередные значительные перемены.

Они оказались вызваны рядом печальных внутри- церковных событий, связанных с произошедшим тогда внутренним расколом среди ряда русских эмигрантских приходов в Западной Европе (из тех, что подчинялись в 1920-х годах митрополиту Евлогию, экзарху Московской Патриархии, назначенному еще Святейшим Патриархом Тихоном); раскол этот привел к уходу многих приходов (во главе с самим митрополитом Евлогием) в юрисдикцию Константинопольского, так называемого Вселенского, Патриархата.

Как пишет в своих воспоминаниях епископ Феодор, «в 1930 году для решения вопроса о переходе русских православных приходов в Западной Европе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата был созван митрополитом Евлогием Епархиальный съезд подчиненных ему приходов. На съезде присутствовали архиепископ Ниццкий Владимир [Тихоницкий; 1873–1959], епископ Пражский Сергий [Королев, 1881–1952; скончался по возвращении в Россию в Казани – архиепископом Казанским и Чистопольским] и епископ Вениамин...

Выход русских православных приходов в Западной Европе из юрисдикции Московского Патриархата [в тот период фактически – из-под омофора Владыки Сергия (Страгородского), будущего Патриарха Московского и всея Руси] собрание одобрило. Тогда епископ Вениамин встал и мужественно, с твердостью заявил перед всем собранием: «А я от митрополита Сергия не отделюсь!

И прошу вас занести это в протокол. А если вы не занесете, я и сам напишу митрополиту Сергию"».

В результате с конца 1930 года и епископ Вениамин, и его верный ученик иеромонах Феодор оказались в подчинении нового владыки – митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского), и ранее сохранявшего, в отличие от митрополита Евлогия, сугубо промосковскую ориентацию, и в этот момент оставшегося, по назначению Патриархии, полномочным главой «московских» приходов в Западной Европе.

Это было нелегкое время и для владыки Вениамина, и для его преданного ученика и духовного сына...

Как отмечает в своих воспоминаниях епископ Феодор, «за свою верность и преданность Матери-Церкви епископу Вениамину много пришлось выстрадать. Ему сразу же предложили оставить Сергиевское подворье в Париже», тем самым оставив его на ближайшее время вовсе без всякого жилья!

Вскоре и иеромонах Феодор, будучи духовно полностью единомысленным с владыкой Вениамином и доверяя его каноническому опыту (а также, естественно, и из послушания ему – как духовному отцу) вышел из юрисдикции проконстантинопольской системы зарубежных «евлогианских» приходов. В связи с этим, естественно, ему пришлось оставить настоятельство в Виши и вернуться в Париж.

Неприятие епископом Вениамином неканоничной, как он считал, позиции митрополита Евлогия, связавшего тогда часть Русской Церкви с Константинопольским Патриархатом, привело вскоре к появлению в Париже нового, так называемого «московского», или патриаршего, прихода – с храмом во имя Трех Святителей в Париже.

Возник этот приход, по словам владыки Феодора, следующим образом: «Вокруг епископа Вениамина сразу же образовалась и небольшая группа людей (около 20–25 человек), преданных Матери-Церкви. К Владыке Вениамину пришли его первые духовные сотрудники: иеромонах Стефан (Светозаров), иеромонах Феодор (Текучёв, ныне епископ), иеромонах Афанасий

(Нечаев; скончался в Париже в 1943 году). Эта группа начала подыскивать в Париже помещение для своего храма. Удалось разыскать подвальное помещение, предназначенное для склада. В этом помещении (по улице Петель, 5) и был устроен первый патриарший храм <...> в честь Трех Святителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. В храме был устроен и второй придел – во имя Святителя Тихона, епископа Задонского.

Так был основан патриарший храм за границей – Трехсвятительское подворье. Богослужения совершались ежедневно ранним утром [первая служба состоялась на Пасху 1931 года], и сам епископ Вениамин нес чреду как рядовой священник (он был настоятелем этого храма в 1931–1933 годах, причем с 1932 года уже в сане архиепископа)».

Собственно храм находился в подвальной части здания склада-гаража, а в наземной части располагались монашеские кельи и трапезная.

Изгнанный с Сергиевского подворья владыкой Евлогием клир Трехсвятительского храма именно здесь, в гараже, и ютился – поначалу, по сути, в полной нищете: «...Это было время крайней бедности. Денег хватило только на то, чтобы снять гараж с подвальным помещением. Ничего не было. Представьте себе храм в подвале: каменные, неоштукатуренные стены, фанерный иконостас, заполненный бумажными, копеечными иконами. Духовенство в облачениях, трогающих сердце: столько положено видимой заботы, любви и тщания, чтобы из жалких тряпочек соорудить одежды, достойные предстоятелей перед Престолом Божиим.

Приведем трогательное свидетельство митр. Антония (Блума), духовного чада архим. Афанасия (Нечаева), одного из первых насельников Трехсвятительского подворья, о том, как им жилось в этом 1931 году: «Денег не было никаких, на которые можно было бы покупать пищу для живших при храме пяти монахов [среди которых, естественно, находился и о. Феодор]. Ели они только то, что прихожане складывали в картонные коробки у дверей одной кельи. Когда ничего не было – не ели; а [сами другим] милостыню давали – не деньгами, не едой; но придешь как-нибудь поздно вечером, и видишь: лежит на цементном полу епископ Вениамин, закутавшись в свою монашескую мантию; в его келье, на его койке – нищий, на матрасе – нищий, на ковре – нищий; самому епископу там места нет"».

В известной книге воспоминаний митрополита Евлогия «Путь моей жизни» присутствует (в связи с кратким его рассказом о приходе в Виши) любопытное упоминание об отце Феодоре и его духовной позиции в тот период очередного раскола в среде русской церковной эмиграции.

Однако сначала – несколько слов о самом авторе этих воспоминаний.

Митрополит Евлогий, в итоге запрещенный (как раскольник) Московской Патриархией к служению, был в общем незлобивым и весьма искренним в своей вере архипастырем либерального толка, не отличавшимся, впрочем, ни необходимой – особенно в сложных условиях того времени – владычной мудростью, ни высокой образованностью, ни твердой волей (в чем нередко каялся и он сам).

Оказавшись после большевистского переворота в эмиграции, владыка Елевферий около десяти лет возглавлял по поручению Патриарха Тихона значительную часть русских эмигрантских приходов в Западной Европе, управляя ими, впрочем, довольно безынициативно и нерешительно: все это время он не имел по сути никакой четкой долговременной программы действий и всегда лишь шел вслед за происходившими событиями.

Поэтому даже и его ничем не оправдываемый с канонической точки зрения переход во «Вселенскую» Константинопольскую юрисдикцию не имел строго принципиальной основы: владыка Евлогий сделал это в значительной мере лишь вследствие его сугубо личного противостояния возникшей в те же годы резко промонархически настроенной Русской Зарубежной Церкви («кар- ловчанам»), где он, если бы перешел к ним, оказался бы уже «на вторых ролях» (ему явно было далеко, например, до твердой принципиальности церковных воззрений и духовной крепости воли владыки Антония (Храповицкого), тогдашнего главы «зарубежников»), а это лично его никак не устраивало; явилось это также и следствием нажима на него ближайшего окружения – преимущественно праволиберального и проэкуменического толка

(здесь важную роль играли, в частности, миряне М.Н.Гирс, князь Г.Н.Трубецкой, граф В.Н.Коковцов).

К сожалению, стремления сколько-нибудь точно и ясно позиционировать свою архипастырскую деятельность, что было, например, так свойственно владыке Вениамину, у владыки Евлогия никогда не наблюдалось и прежде. Более того, занимая до революции весьма консервативную позицию сравнительно активного монархиста-антилиберала, он, оказавшись в эмиграции в совершенно иной, последовательно либеральной среде, тут же стал и сам достаточно выраженным либералом западно-демократического толка.

Вообще же этот митрополит-раскольник представлял собой характернейший пример весьма распространенного в XIX – начале XX столетия типа архиерея: не столько инока-архипастыря, сколько церковного «администратора», стремившегося зачастую более всего к внешнему епархиальному порядку и «миру», чем к порядку и «миру» в душах своих пасомых (впрочем, даже и в таком своем качестве он всегда осторожничал и старался, как правило, брать на себя возможно меньше личной ответственности). При подобном полусекулярном,

«административном» подходе к церковному делу такие архиереи были нередко вовсе чужды подлинного монашеского делания, в силу чего вполне естественное стремление христиан к духовным высотам они воспринимали или как подозрительные фантазии, или же как опасный мистицизм и уклонение в нездоровую «экзальтацию»; особенно критически-настороженно ими воспринималось учение исихастов об Иисусовой молитве и наставления в ней преподобного Паисия (Величковского) и его учеников.

Как известно, именно от таких архиереев приходилось защищать старцев то Оптиной пустыни, то Валаама мудрому Московскому митрополиту святителю Филарету; такого рода архипастыри совершенно не понимали и горящего молитвенного духа преподобного Серафима Саровского или преподобного Оптинского старца Амвросия, всячески осложняя им их истинно подвижническую жизнь. И именно в таком синодальноофициозном кругу оказывалось, например, возможным еще век назад услышать о великом византийском святителе богослове-исихасте Григории Паламе (православным учением которого, кстати, всегда чрезвычайно интересовался епископ Феодор), что он был всего лишь главой каких-то средневековых изуверов-сектантов, афонских мистиков-мечтателей, якобы полностью уже забытых.

Примерно схожим же отрицательным образом воспринимал митрополит Евлогий и глубокую молитвенную настроенность, предельно живое и горячее религиозное чувство как епископа Вениамина (Федченкова), так и его верного духовного чада – иеромонаха, будущего епископа Феодора.

Поэтому ничуть и не удивительно читать ныне соответствующие оценки, данные владыкой Евлогием в его воспоминаниях – одновременно и епископу Вениамину, и отцу Феодору, – где он пишет, что после того как «одна французская помещица приняла Православие и пригласила» прежнего настоятеля храма в Виши – «немолодого, опытного, хозяйственного человека» – «к себе в Нормандию в качестве священника и управляющего ее имением», то «преемником его стал отец Феодор Текучёв (воспитанник Богословского института)».

И далее следует весьма характерная для митрополита Евлогия явно критическая оценка им подлинно монашеской устремленности своих же собственных пастырей: «Юный, неопытный, экзальтированный молодой иеромонах. Он находился всецело под влиянием своего «старца», епископа Вениамина, который в своем духовном руководстве не умел вести спокойной линии, а уклонялся в экзальтацию. Когда возник у меня конфликт с митрополитом Сергием (Страгородским), отец Феодор меня покинул, сославшись на полученное от епископа Вениамина повеление. «Я вас неизменно люблю... – писал он мне, – но я исполняю волю моего старца. Его веление – веление Самого Бога"».

Как мы знаем, сама жизнь подтвердила отнюдь не «экзальтированность», а глубокую внутреннюю, подлинную одухотворенность владыки Вениамина, которой он, как изобильно отпущенной ему мерой благодати, щедро делился и со своим верным чадом иеромонахом Феодором, – думается, именно поэтому, всегда помня о сущности архипастырства как прежде всего духовного строительства Церкви, оба они и достигли немалых результатов во вполне «практических», каждодневных и нелегких своих церковных трудах.

Истинную же оценку души и самого характера всей жизни митрополита Вениамина в Церкви (причем оценку эту вполне можно приложить и к епископу Феодору) мы встречаем в воспоминаниях того человека, который заботился о митрополите в последние годы его земного бытия и на чьих руках он и скончался, – архимандрита Алипия (Воронова), наместника Псково-Печерской обители в 1959–1975 годах.

Вот что сказал отец архимандрит о митрополите Вениамине в связи с его блаженной кончиной: «Три с половиной года Владыка жил в Доме Царицы Небесной. Эти годы он подводил итог своей многотрудной апостольской жизни, 54 года его священнического служения... Он горел чистым Божественным огнем любви Христовой. Все, кто знал или хотя бы раз в жизни видел Владыку, тот знает тайну его личного обаяния, тот знает тайну, которой он привлекал сердца людей; эта тайна – любовь Христова, которая жила в нем. Он много оставил в назидание нам своих примеров терпения, кротости и любви. В 83-летней своей жизни он никогда не имел стяжания, он не отличал рубля от копейки, а поэтому вся его жизнь была жизнью истинного странника на земле сей...»

И, добавим, он был таким всегда – с юных лет и до глубокой старости! При всей своей житейской трезвости и рассудительности, владыка неизменно умел оставаться мягким и сердечным пастырем, верившим прежде всего в доброе начало в каждом человеке: многим поэтому он казался порой неисправимым «идеалистом», «блаженным» или, как митрополиту Евлогию, «экзальтированным»; однако, несмотря на обрушивавшиеся на него порой из-за такого христианского «идеализма» трудности и даже скорби, он никогда не терял веры в конечную победу добра, правды и любви Божией, никогда не утрачивал радостно-смиренного упования на всеустрояющий благой Промысл Божий, он так и учил своих духовных детей: «Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях – радуйтесь!» Поэтому и не удивительно, что в свое время еще преподобный Силуан Афонский отозвался о владыке в одном из писем так: «Господь Иисус Христос любит архиепископа Вениамина».

...Однако вернемся к событиям, последовавшим вслед за решением владыки Вениамина и отца Феодора остаться в лоне родной Матери-Церкви – на наиболее каноничных основаниях, полностью связав свою судьбу с принадлежностью к Московскому Патриархату.

Несмотря на всю тогдашнюю критику со стороны владыки Евлогия по отношению к духовной позиции епископа Вениамина и его ученика (столь явственно звучащую в приведенных выше воспоминаниях этого ставшего «константинопольским» митрополита), оба они тогда отнюдь не собирались менять свою «экзальтацию» на «спокойные» хозяйственные хлопоты по управлению какими бы то ни было французскими имениями, с чем, как отмечал выше сам митрополит Евлогий, вполне могли совмещать в ту пору свои пастырские обязанности некоторые из его, как он считал, «опытных» священников...

Вскоре же иеромонах Феодор, весьма ревностно помогавший владыке Вениамину в создании Трехсвятительского подворья, стал и одним из первых насельников монашеской общины при нем, будучи причисленным к его клиру. Впрочем, и после этого спокойная жизнь его вовсе не ожидала.

В том же 1931 году, исполняя очередное иноческое послушание, иеромонах Феодор, по сведениям одного из его «Формуляров», приложил к немалым прежним своим трудам новые, начав служить в ещё одном «патриаршем» храме – во имя Божией Матери «Державной» – на юге Франции, в Ницце.

Храм этот появился здесь благодаря инициативе эмигрантской семьи отставного полковника Лейб-гвардии Кавалергардского Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка, шталмейстера Высочайшего Двора Федора Николаевича Безака (1865–1940).

Как пишет в предисловии к издаваемым им мемуарам Ф.Н.Безака Андрей Иванов, «по воспоминаниям К.Ф.Безак [дочери кавалергарда. – Сост.], ее родители, когда приехали в Ниццу, первоначально являлись прихожанами кафедрального собора во имя свт. Николая Чудотворца, клир которого подчинялся митрополиту Евлогию (Георгиевскому), не порвавшему на тот момент связи с Московским Патриархатом. Федор Николаевич состоял в приходском совете данного собора и даже активно противостоял попыткам советских властей получить право собственности на эту святыню. Однако после того как владыка Евлогий из-за оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому) был запрещен последним в служении и ушел под омофор Константинопольского Патриарха, образовав, таким образом, не подчинявшийся ни Московскому Патриархату, ни Синоду РПЦЗ Парижский Экзархат Вселенского престола, Безаки, несмотря на то, что владыка Евлогий был близким другом семьи, не поддержали его поступок, решив остаться с Московской Патриархией. В начале тридцатых годов супруги Безак вместе с известным поэтом-монархистом, «Царским гусляром» С.С.Бехтеевым, являвшимся другом семьи, устроили в подвале собственного дома церковь во имя иконы Божией Матери «Державная», которая была принята под окормление Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Таким образом, произошло настоящее чудо – храм, посвященный явленной в день отречения Государя от Престола Державной иконе, на которой Пресвятая Богородица изображена держащей в Своих руках царские регалии – скипетр и державу, оказался в окормлении находившейся под большевицким гнетом Церкви!

Перед Твоей Державною Иконой

Стою я, трепетом молитвенным объят,

И Лик Твой царственный, увенчанный короной,

Влечет к Себе мой умиленный взгляд.

В годину смут и трусости бесславной,

Измены, лжи, неверия и зла

Ты нам явила Образ Твой Державный,

Ты к нам пришла и кротко прорекла:

«Сама взяла Я Скипетр и Державу,

Сама Я их вручу опять Царю,

Дам царству русскому величие и славу,

Всех окормлю, утешу, примирю!»

С.С.Бехтеев

Домовой храм Безаков в 1931 году освящал митрополит Вениамин (Федченков), к тому времени уже заявивший о своем подчинении митрополиту Сергию

(Страгородскому). Он же назначал туда и священников, одним из которых стал иеромонах Феодор (Текучёв), будущий епископ Сан-Францисский и Калифорнийский.

“Община открылась в Ницце усилиями двух благочестивых семей – Безак и Бехтеевых, – писал в марте 1932 года в докладе митрополиту Сергию (Страгородскому) секретарь епископа Вениамина (Федченкова) С.А.Отман. – Е.Н. Безак предоставила свою квартиру для совершения Богослужений; у нее и проживает уже с июля месяца прикомандированный туда отец иеромонах Феодор, свободное время уделяющий заработку для существования; там группируются человек около 25».

«Владыка Вениамин (Федченков) приехал в Ниццу и первую Литургию служил у нас на квартире. Потом мы. – А.Иванов], наняли в том же доме подвальное помещение и там же комнату для священника. Иконостас соорудил Сергей Бехтеев, и художник Кульчицкий написал иконы. Церковь была в честь Державной иконы Божией Матери. Первый священник был о. Федор Текучёв, затем о. Афанасий Нечаев <...> После о. Афанасия Нечаева, там служил о. Евграф Ковалевский, который читал лекции в университете в Ницце <...> и сам снимал себе комнату, а питался у нас. Он многих французов приводил в церковь, и некоторые из них приняли Православие <...> Когда ни у Церкви, ни у нас не было больше возможности нанимать это помещение – наверное в 1937 году, мы решили переехать в северный пригород Ниццы – Св. Сильвестр. Там наняли квартиру с большой комнатой, куда перенесли церковь. Комнату для священника нанимали», – вспоминает К.Ф.Безак.

Домовой храм Безаков, по свидетельству Ксении Федоровны, многие эмигранты называли «большевицкой церковью», однако Елена Николаевна Безак считала, что нельзя бросать находящуюся в страдании родную Мать-Церковь и предавать Ее в трудную минуту. Безаки рассматривали вызвавшую неоднозначную реакцию в Церкви декларацию митрополита Сергия, признававшую власть большевиков, как вынужденный компромисс с советской властью, призванный уберечь и спасти от расстрелов и преследований священнослужителей подъяремной Церкви в СССР».

Относительно данного в то время отцу Феодору благословения на служение в ниццском храме в его «Формуляре» указано, что 26 июня / 9 июля он был «назначен временно исполнять обязанности священнослужителя для православных, находящихся в каноническом подчинении Московской Патриархии в г. Ницце и других прилежащих местах».

Именно тогда, трудясь не за страх, а за совесть, он получил первую свою награду – митрополит Елевферий даровал ему почетное право носить во время богослужения набедренник.

Дальнейшая священническая деятельность иеромонаха Феодора отражена в упомянутых обоих его «Формулярах» следующим образом:

«...1/14 августа 1932 г. вернулся в Париж на Трехсвятительское подворье исполнять священнослужительские обязанности.

В 1933 г. к Пасхе награжден Его Высокопреосвященством Митрополитом Елевферием наперсным крестом.

Вследствие отъезда Высокопреосвященнейшего Архиепископа Вениамина в Америку, Настоятеля Трехсвятительского подворья в Париже, назначен [19 апреля / 2 мая 1933 г.] Его Заместителем [на подворье; по другим данным это назначение состоялось 12 марта того же года].

В мае 1934 года опять выбыл в г. Ниццу, где и пребывал священнослужителем при храме Державной Божией Матери до отъезда в Америку...

8/21 сентября 1936 года... был уволен из Западно- Европейских приходов для поступления в Северо-Американскую Епархию».

Учитывая все сказанное и отмечая добросовестное отношение отца Феодора ко всем возлагавшимся на него послушаниям, не удивительно, что когда владыка Вениамин был направлен Московской Патриархией в качестве ее представителя в США, в сане архиепископа Алеутского и Северо-Американского, временного экзарха в Северной Америке, то в качестве помощника и личного секретаря он, начиная уже не справляться со множеством дел, через некоторое время вызвал из Франции в Нью-Йорк именно игумена Феодора, как хорошо уже ему известного, искренне преданного и Церкви, и ему лично и к тому же достаточно образованного инока.

Соответствующие записи обоих «Формуляров» сообщают: «Будучи канонически отпущен Высокопр. Елевферием, митрополитом Литовским и Виленским, 14/27 октября 1936 года прибыл в Америку... С этого времени состоял священнослужителем Серафимовского подворья в Нью-Йорке и секретарем Высокопр. архиепископа Алеутского и Северо- Американского, экзарха Московской Патриархии Вениамина (ныне митрополита) до 17/30 августа 1937 года, когда выбыл вследствие назначения его Высок, архиепископом Вениамином в город Сан-Франциско, Калифорния» (Архив Псково-Печерского монастыря).

Вспоминая позже об этих годах, епископ Феодор особо отмечал трудности, с которыми столкнулся тогда экзарх и за океаном: «Как в Европе, так и в Америке владыке Вениамину пришлось пережить много лишений и неприятностей, особенно в начале служения. Ему приходилось спать на полу, подметать улицы, терпеть оскорбления за свою верность Матери-Церкви...» Однако написавший эти строки владыка Феодор скромно умолчал о том, что многие из трудностей и невзгод тех лет делил с экзархом Вениамином и он сам.

Вскоре же по прибытии в Сан-Франциско отец Феодор был награжден (30 августа ст. ст.) палицей и возведен в сан игумена.

26 июня ст. ст. 1939 года его назначили временно исполняющим обязанности председателя Духовного правления Западной Америки, то есть, иначе говоря, благочинным Западно-Американских патриарших приходов.

В этих краях, будучи настоятелем Свято-Николаевского собора в Сан-Франциско, он трудился около шести лет, однако в 1943 году его перевели в Чикаго – в качестве настоятеля Свято-Георгиевского собора.

...Стараясь укрепить позиции патриаршей Церкви в Америке и учитывая определенный рост здесь числа «московских» приходов, требовавший все больших архипастырских трудов по управлению ими и поддержанию в них церковной дисциплины, владыка Вениамин со временем озаботился назначением, по согласованию с Московской Патриархией, трех помощников себе – в лице архиереев-викариев.

Двое из них были архиепископ Филадельфийский и Карпаторусский Адам (Филипповский, 1956) и епископ Канадский Антоний (Васильев; 1953 в Свято-Успенском монастыре в Одессе). Третьим же стал Феодор (Текучёв), которого владыка Вениамин хиротонисал для Южной Америки с именованием «епископ Аргентинский, викарий Северо-Американской епархии».

Естественно, что перед этим митрополит Вениамин представил в Московскую Патриархию докладную с рекомендацией игумена Феодора к хиротонии его на Аргентинскую кафедру. От только что избранного тогда Святейшего Патриарха Сергия пришел указ, уже именовавший отца Феодора архимандритом: «Быть архимандриту Феодору епископом Аргентинским».

5 декабря 1943 года он и был возведен в сан архимандрита, а 12 декабря состоялась его хиротония во епископа, которую совершили митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин, епископ Американский и Канадский (Сербского Патриархата) Дионисий (Миливоевич) и епископ Чикагский Герасим, викарный епископ Константинопольского Патриархата.

Как позднее вспоминал владыка Феодор в связи с его хиротонией, «Святейший Патриарх Сергий в шутливой форме писал владыке Вениамину: «Теперь Вы можете доставать и до самого сапога Аргентинского [намек на подобный общий контур Аргентины на географической карте], а самому ездить туда не надо из-за дальности расстояния"».

Впрочем, из-за военных и политических сложностей того времени епископу Феодору не скоро удалось реально возглавить свою кафедру, и он еще более трех лет оставался в Чикаго.

Однако все это время он без устали служил, проповедовал, выступал на антифашистских собраниях, стараясь разъяснить и укрепить благую духовную составляющую тогдашнего антигитлеровского союза США и России, принимал участие в совместных богослужениях с представителями других Поместных Православных Церквей.

Среди его записок этого периода сохранился, в частности, такой любопытный текст:

«12 августа 1946 г. Вчера служил в Дулуте с Преосвященным епископом Дионисием (сербским). Принимал участие в служении греческий священник г. Дулута. Вселенское богослужение. Какая красота. Служба идет по-сербски, по-русски, по-гречески. Но все объединены любовью. Все предназначены для Царства Небесного. Это – отображение малое Небесного. В этом – правда Православной Церкви и ее соборности. Все языки- народы предназначены и могут войти в Царство Небесное – так же, как и славить можно имя Божие на всех языках».

Но, радуясь такому духовному единству православных, владыка Феодор одновременно не мог не видеть и продолжающегося, несмотря на только что имевший место в жизни мира благой опыт единства перед лицом фашистской угрозы, глубинного духовного раскола бытия и забвения человечеством спасительных истин православной Христовой веры, не мог не видеть, что подлинного мира все еще нет в человеческих сердцах... И потому процитированную выше запись владыка продолжает с самой искренней тревогой: «После только что окончившейся ужасной войны мир не может найти мира, выхода, спасения.

Мне пришла мысль, что спасение придет, может прийти от Православия стран, исповедующих Православие, потому что оно есть отображение Божией Истины, Правды и Любви. Спасение же может прийти только от Любви и Истины. А там, где Истина, – там Любовь. И там, где Любовь, – там Истина.

От католичества не может прийти спасения, так как оно отступило от Истины и имеет вражду к Православию. От вражды же не может явиться спасения.

Не может явиться спасения и от протестантизма.

Германия, представительница протестантизма, показала себя во время последней войны – до какой низости, жестокости и преступления (нечеловеческого) она может дойти.

Протестантизм еще менее имеет истины, а следовательно, еще меньше любви. Спасение же – в любви, содружестве и единстве. Потому и прекрасно было служение греков, сербов и русских. Аминь».

...В начале 1947 года епископу Феодору наконец выдали визу на въезд в Аргентину, после чего он и прибыл 9 апреля (так по данным «Формуляров»; по другим данным – 7-го) в Буэнос-Айрес.

Поначалу здесь не было ни храма, ни архиерейского дома, и владыка на время поселился в семье эмигрантов Шостаковских – активных приверженцев Московского Патриархата.

Служить епископ Феодор стал в сирийском храме во имя святого великомученика Георгия Победоносца (Антиохийского Патриархата), стремясь, однако, как можно скорее добиться появления в Буэнос-Айресе «московской, патриаршей» церкви.

Не к тому ли именно времени относится сохранившийся среди бумаг владыки листок с текстом особой молитвы ко Пресвятой Богородице – о помощи в открытии храмов?

Эта молитва весьма ярко свидетельствует о тех горьких результатах духовной катастрофы, что постигла в прошлом веке Россию, когда часть ее народа пошла за богоборцами, отрекаясь от многовековой веры своих отцов и разрушая святые Божии алтари. Со словами и скорби, и надежды, звучащими в этой молитве, могли обращаться к Пресвятой Богородице равно как жители России, где семьдесят лет – из десятилетия в десятилетие – закрывали и разрушали церкви, так и русские эмигранты, «в рассеянии сущие», у которых там, куда их заносила беженская тропа, порой поначалу вообще не было никакого храма!

Нам, имеющим ныне в России вокруг себя тысячи церквей, будет, пожалуй, весьма полезно – в назидание, дабы сознательнее и благодарнее ценили мы этот бесценный дар Божий, пока еще дающийся Русской земле, – узнать и о таких вот горестных, по большей части эмигрантских, молитвах с запечатленным в них плачем души о жизни без Родины и без храма, когда многие православные могли воскликнуть вслед за Псалмопевцем: тамо седохом и плакахом... Како воспоем песнь Господню на земли чуждей (Пс 136, 1,4)!

Вот текст этой молитвы, сохраненный владыкой Феодором:

Молитва ко Всемилостивой

Владычице Богородице на случай открытия храма

О Всемилостивая Владычице Богородице, рождшая Всемилостива го Спаса душ наших! Призри с небесе на нас, грешных чад Твоих, всемилостивым Твоим оком и прииди во еже спасти и помощи нам, во обстояниих и бедах сущих.

Се бо чада Твои лишены возможности возносити молитвы своя во храмах наших, пастыри приносить безкровную жертву Сыну Твоему и Богу нашему о своих гресех и о людских невежествиих, возрождать люд Твой банею пакибытия, облекать их одеждею крещения и преподавати им и иныя Таинства, заповеданный Сыном Твоим и Богом нашим.

Помози нам, о Всемилостивая Владычице Богородице! Отверзи нам двери милосердия Твоего! Умоли, о Всемилостивая Владычице Богородице, Сына Твоего и Бога нашего, да отверзит Он и нам двери милосердия Своего во еже возмощи всем нам внити во храмы наши во еже возносити нам в них молитвы, прошения и благодарения наши.

Вемы бо, вемы, яко много может молитва Матерняя ко умилосердию Сына Твоего и Бога нашего! О Всемилостивая Госпоже Владычице, заступи, покрый и соблюди нас Твоим святым покровом, на Тя бо все упование возлагаем, да не постыдимся, Владычице, Тя на помощь призывающие. Аминь.

Но вскоре молитвенные воздыхания епископа Феодора и его малого аргентинского стада были услышаны: в июне 1947 года в Буэнос-Айресе родилась православная община в юрисдикции Московского Патриархата и появился Благовещенский храм, для чего был приобретен небольшой дом, со временем перестроенный под церковь.

Известно, что в устроении «русского» храма владыке Феодору весьма помогал священник-сириец архимандрит Игнатий (Абуррус), перед тем гостеприимно открывший двери ужеупомянутого Свято-Георгиевского храма всем членам русского (потенциально «патриаршего») прихода, который с прибытием владыки и собрался вокруг него.

Особенно поспособствовал в то время единению части православных Буэнос-Айреса вокруг представителя Московского Патриархата происшедший в их среде с началом Второй мировой войны не столько духовный, сколько «душевный» раскол: одни эмигранты приветствовали наступление Гитлера на Сталина и СССР, надеясь на помощь Германии в освобождении России от коммунистов-безбожников, другие же считали, что теперь не до политических противостояний и что в беде находятся не большевики, а сам русский народ.

Разочарование для первых наступило лишь со временем – когда во всей полноте проявилась зверская сущность гитлеровского национал-социализма.

В ту пору все они группировались вокруг Троицкого храма, освященного еще в 1901 году и постоянно возглавлявшегося замечательным в своем роде, чрезвычайно и каждодневно лично активным в своем добре пастырем – протопресвитером Константином Изразцовым (1865–1953), в то же время всегда остававшимся жестким сознательным противником коммуносоветской идеологии и потому принадлежавшим к юрисдикции Русской Зарубежной Церкви. Не удивительно поэтому, что еще в 1926 году отцом Константином была создана принадлежавшая к ней эмигрантская «Русская православная община».

Однако несогласные с подчеркнуто политизированной идейной платформой общины «зарубежников» стали прихожанами аргентинских храмов Константинопольского и Антиохийского Патриархатов.

С началом же войны даже некоторые из тех, кто прежде являлись членами «зарубежного» Троицкого прихода, начали – из пробуждавшихся в них сугубо патриотических чувств, не находивших удовлетворения в этой общине, – постепенно покидать ее и в конце концов обратились к владыке Вениамину (Федченкову) с прошением о создании в Аргентине приходов Московского Патриархата. В результате, по ходатайству митрополита Вениамина, решением Священного Синода Русской Православной Церкви в конце октября 1943 года было образовано Аргентинское викариатство Алеутской и Северо-Американской епархии – «для управления православными приходами в Южной Америке». И именно поэтому в декабре того же года игумена Феодора назначили викарным епископом Аргентинским.

Но дело так и продолжало стоять на месте, поскольку визы на въезд в Аргентину владыке Феодору не давали, – и, как мы уже знаем, лишь только весной 1947 года ему удалось наконец оказаться в Буэнос- Айресе. Тем не менее сами аргентинские православные «промосковской» ориентации, постепенно консолидируясь, продолжали укреплять свои позиции и, в ответ на их просьбу. Священный Синод Московского Патриархата указом от 29 июня 1946 года преобразовал Аргентинское викариатство уже в отдельную Аргентинскую и Южно-Американскую епархию – в составе Алеутского и Северо-Американского экзархата. Так что, прибыв в Буэнос-Айрес, владыка Феодор уже нашел здесь искренне преданных и достаточно деятельных прихожан, готовых оказать ему самую активную поддержку. Приютившие его на первых порах Шестаковские весьма помогли ему и в наибыстрейшем нахождении здания, которое вскоре же и было перестроено «патриаршим» приходом под кафедральный храм, существующий в этом качестве и поныне.

...До нас дошел текст послания владыки, с которым он обратился к своей пастве за несколько дней до храмового праздника Благовещения – еще в самом начале апреля 1949 года.

В этом послании епископ Феодор сообщает прихожанам о дне, когда в храме будет совершаться празднование, и одновременно призывает их к определенному роду благодатных чувств и благодатных действий – в ответ на все те нелегкие проблемы, что ставит перед человеком мир, и на те, еще более ответственные, связанные с человеческим спасением задачи, что ставят перед каждым христианином Бог и Его Церковь.

Косвенным образом, благодаря посланию, до нас также доносятся – через многие и многие годы – некоторые отзвуки жизни буэнос-айресского прихода той поры, связанные, в частности, и с самой историей устроения приходского храма.

Владыка Феодор обратился тогда к своей пастве с таким посланием:

К престольному празднику Благовещения

Патриаршей церкви в Буэнос-Айресе

Два года тому назад в Богоспасаемом граде Буэнос-Айресе была насаждена первая Патриаршая церковь в честь Благовещения Приснодевы Марии (по адресу: ул. Бульнес, 1743) благодаря помощи и поддержке сирийской православной церкви Святого Великомученика Георгия Победоносца и особенно всегда доброго, христиански настроенного, благодетельного Всечестного Архимандрита отца Игнатия (Абурруса). Мы никак не можем забыть, с какою любовию, и всею душею, и радостию принимал он нас в своем великолепном храме, когда сами мы еще не имели места, где бы могли возносить наши молитвы, и как оказывал он нам и всякую другую помощь. Слава Богу, изволившему так промышлять о нас!

Не можем мы не отметить также и самого теплого отношения к своей Церкви тех православных русских людей, которые впоследствии и составили основу Благовещенского прихода, их жертвенности, их христианского понимания необходимости здесь канонической Патриаршей Церкви – в отличие от запрещенных и раскольнических Церквей, их сочувствия и преданности Матери- Церкви, благодаря чему и стало возможным открытие в Буэнос-Айресе нового, но канонического (законного) Благовещенского прихода Патриаршей Церкви.

Слава Богу и благодарность им за труды и жертвенность!

Благодарение Господу, что наш небольшой приход приобрел себе дом для храма, в котором мы, слава Богу, молимся уже около двух лет. Но приход наш испытывает еще большие материальные трудности, именно в связи с задолженностью из-за покупки дома под храм. Поэтому жертвенность добрых людей на выплату [долга за здание] храма Благовещения Приснодевы Марии Патриаршей Церкви в Буэнос-Айресе всячески приветствуется, дабы мы могли своевременно покрывать квоты по оплате нашего храма. Будем верить, что жертвователям на храм Господь воздаст сторицею!

По случаю престольного праздника приветствую всю паству нашего прихода Благовещения, всех благотворителей и жертвователей на храм, строителей его и всех прихожан и посылаю Божие благословение всем на дальнейшие труды по его устройству во всех отношениях во славу нашей Родной Патриаршей Матери-Церкви на чужбине.

Хотя мы и на чужбине, далеко от Родины, но мы не должны забывать свою Мать-Церковь. Мы должны находиться в спасительном лоне Матери-Церкви. Мы должны находиться с нею, чтобы она находилась с нами. Если мы признаём ее, то и она признаёт нас. Если же мы не признаём ее, то и она не может признать нас.

Сейчас мы пребываем в Великом посту. Святая Церковь поет: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче». Отошедшим от Матери- Церкви особенно следовало бы просить, чтобы двери покаяния им отверзлись по отношению к своей Родной Церкви, ибо нет никакой Карловацкой Церкви, никакой Заграничной Церкви, а есть Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь и есть Единая Святая Поместная Православная Русская Церковь – часть ее. Сознавая твердо эту непоколебимую церковную истину о Единстве Церкви, и всем отколовшимся следовало бы принести покаяние перед ее воз- главителем, Святейшим Патриархом, и родной Матерью-Церковью.

«Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец», – сказал один из Святых Отцев.

Ввиду того что Благовещение приходится среди недели, приход будет праздновать свой престольный праздник в воскресенье, 10 апреля. Все приглашаются на богослужение и трапезу после Литургии.

Посылая Божие благословение всем трудившимся над созиданием храма Благовещения Патриаршей Церкви, горячо приветствую всех с престольным праздником!

3 апреля 1949 года Смиренный Феодор, Буэнос-Айрес епископ Аргентинский

...Теперь у владыки Феодора была только одна задача – отдать все силы духовному просвещению и спасению проживавших в Аргентине православных эмигрантов из России. Но дело это требовало как большого напряжения сил, так и помощников, а их практически не было. Он надеялся, что его поддержат местные священники, воссоединившиеся с патриаршею Церковью. Однако их, по-видимому, было очень мало: на всю Южную Америку – единицы, и преимущественно люди немолодые, из первой волны эмиграции, уже завершавшие в это время свой жизненный путь...

Так, перед самым праздником Благовещения 1949 года скончался наиболее, быть может, опытный из них, но уже весьма пожилой архимандрит Иларион (Шамотилов), живший тоже в Южной Америке (в Бразилии) и издавна подчинявшийся Московской Патриархии. В результате православные русские Московской юрисдикции, жившие тогда в Бразилии -– преимущественно в Рио, а также местами и в провинции, остались без собственного пастыря. И, увы, владыка Феодор ничем не мог помочь в ответ на их сетования из-за отсутствия священника – кроме как лишь направить им полное искренней теплоты и заботы свое архипастырское послание хотя бы с некоторыми духовно-практическими советами и, по сути, апостольским благословением (как сказано в нем, «для поднятия духа»). Приведем это послание здесь целиком – как весьма характерный для того нелегкого времени церковноисторический документ.

Колонистам колонии Гавирова в Бразилии

22 августа 1949 г.

Многоуважаемый Филипп Иванович!

Уже давно в одном из Ваших писем Вы просили меня написать Вам какое-либо воззвание для поднятия религиозного духа. И вот только теперь я собрался с Божиею помощию написать Вам несколько слов, дабы выполнить Вашу просьбу.

Дорогие братие и сестры во Христе!

Не могу я вам ничего сказать, кроме того, как напомнить вам, что всякому христианину следует хранить общехристианские предписания и нравы. В этом отношении прежде всего не должна оставлять нас молитва. По вечерам в субботы и в воскресные дни утром в христианских храмах совершаются богослужения. У вас нет священника, но, как вы мне писали, у вас совершается какая-то молитва... Хорошо посетить и эту молитву и помолиться, хотя у вас и нет священника. То же самое и на великие и под великие праздники. Также не следует никому из нас, христиан, забывать, что следует помолиться каждое утро и каждый вечер у себя дома, а также и перед всяким делом, дабы Господь поспешествовал и помог в нем. Этому следует учить и своих детей. А также постараться и постоянно ходить в Божием присутствии, помнить о Нем и из сердца непрестанно возносить Ему молитву, – как писал святой апостол Павел: Непрестанно молитесь, Бог да будет вам всем в помощь в этом!

Вы имеете Божий храм. Следует и о нем заботиться, дабы постоянно содержать его в порядке.

Думаю, что поможет вам чтение Священного Писания: Евангелия и других книг Писания, житий святых и других полезных душеспасительных книг и журналов.

Не следует забывать и о нравственном поведении христианина и стараться осуществлять его елико возможно в нашей жизни.

А главное, со временем, если будете там, надо стараться получить себе православного пастыря, чтобы он хотя бы несколько раз в году навещал вас, если невозможно иметь постоянного пастыря для совершения богослужения и необходимых Таинств. Это будет залогом вашего духовного преуспевания. Пока мы не имеем сейчас никакого священника в Бразилии. Но если бы когда-либо Господь послал его, то хорошо бы всегда пользоваться его присутствием, чтобы помог и вам, изредка навещая, и служа, и совершая требы...

Пока же да хранит вас всех Господь в вере чистого исповедания и верными чадами Святой нашей Православной Матери-Церкви!

Господь со всеми вами, братие! Аминь!

Во Христе с любовию ко всем Вам Ваш недостойный епископ Феодор

...Увы, не лучше тогда обстояло дело с наличием православного русского священства и в других местах. Например, в том же Буэнос-Айресе владыке, как следует из документов, помогал, по-видимому, лишь один, им же назначенный, настоятель Благовещенского храма – священник отец Евфимий Мамин, вскоре же и награжденный за усердие скуфьёй.

Однако, несмотря на весьма нелегкие труды, которые приходилось нести владыке в его церковном служении, он нисколько не унывал, но, искренне заботясь о духовном возрождении своей паствы, стремился привлечь всех прихожан патриаршего храма к возможно более постоянной и более осознанной литургической церковной жизни. О возрождающей человека связи с Церковью он часто говорил в своих проповедях и окружных посланиях.

В этом смысле весьма показательны обращения владыки к своей пастве, имевшие место во второй половине 1948 года.

Первое из них – Послание к пастве в Буэнос-Айресе, посвященное теме любви к храму и к богослужениям, в котором владыка, в частности, взывал к православным россиянам-эмигрантам:

«Как необходимо христианину посещать богослужения, особенно в воскресные дни, чтобы возгревать в себе спасительные истины христианской веры, – воплощения Сына Божия и Искупления нашего, возгревать дух покаяния и молитвы, дух искания помощи Божией в своих немощах, печалях и бедах!

Как необходимо бывать в храме, чтобы прослушать такие прекрасные песнопения, исполненные глубокого содержания, как «Благослови, душе моя, Господа», «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», «Господи, воззвах к Тебе» и многие другие...

А что порой происходит? Церковь поет «Воскресение Христово видевше... Приидите вси вернии, поклонимся Святому Христову Воскресению...» – а в храме никого нет!..

Но ведь именно посещением храма Божия, богослужения и следует возгревать в себе веру, возобновлять в своей памяти христианские истины, о которых так прекрасно говорит и поет Церковь. Это такая красота...

Я сам живу – от воскресенья до воскресенья, от службы до службы. А как любил молиться отец Иоанн Кронштадтский! Не понимаю – как можно жить без молитвы...

В России храмы переполнены. И нам здесь тоже нужно не забывать храм своей Патриаршей Церкви.

Какое оправдание будем иметь, если не будем посещать храма Божия? Из храма мы выносим в себе мир, благодать, несем с собой в дом и просфорку, и благодатный молитвенный свет, и Божию милость. Чаще же будем приходить в храм Божий, чтобы и нам поклониться Святому Христову Воскресению, вновь и вновь благодарно слушая словеса о нашем избавлении от прародительского греха, которое так чудно устроил и продолжает устраивать для нас Господь Своими великими делами, Своим Домостроительством спасения.

Вот священник читает воскресное Евангелие, – как же мы должны стремиться услышать эти слова, говорящие нам о воскресении Христовом! Какая это радость!

Будем же жаждать притекать на богослужения, как елень стремится на источники водныя (Пс 41,2). Пусть постоянно, всегда у нас будет «глад» и жажда молитвы, богослужения, жажда слова Божия.

Богу же нашему да будет слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

О спасительной для каждого православного христианина любви к Богу и к Его Святой Церкви, о нерушимой верности ей и о сохранении церковной православной традиции в среде русских эмигрантов владыка Феодор говорил также и в другой, произнесенной им 22 октября 1948 года в Буэнос-Айресе, проповеди:

«Мы собираемся с вами, возлюбленные братия и сестры, в храм Божий... чтобы в нем помолиться, воздать славу Богу в Его промыслительных действиях о нашем спасении, воздать благодарность Богу за Его к нам благодеяния, подышать благодатным церковным воздухом, присутствовать при великом священнодействии Святой Евхаристии, засвидетельствовать, что мы – подлинные, верные, послушные чада Святой Церкви, подлинные ее члены, что мы любим нашу Мать-Церковь, оберегаем ее как насажденную и учрежденную Самим Господом. Так должен чувствовать христианин, так должен он осмысливать свое посещение богослужений церкви. Иначе и короче: я – христианин, я – член Православной Церкви, я живу ее жизнью и люблю ее. Она дает мне духовную жизнь, она должна привести меня к вечной жизни, – и я ее люблю, я ее оберегаю и охраняю. Я охраняю ее истину, преданную Церкви от древних времен Самим Господом... А истина всегда победоносна [последние слова владыка вообще повторял довольно часто! – Сост.]...

И мы, далекие потомки славных святых отцов, унаследовавшие в нашей Церкви ту же истину, которую исповедовали и они и за которую некоторые из них претерпели страдания, – не должны ли мы тем более ценить и оберегать истинную веру Православной Церкви? О, мы должны и сохранить, и передать ее подрастающему поколению! Особенно за границей, где иногда нашим детям приходится учиться в инославных школах, где они окружены инаковерующими людьми, мы особенно должны быть бдительны в сохранении своей веры и хранить ее в целости.

Как же мы лучше всего можем ее сохранить? Нет сомнения, что лучший учитель – пример.

Если мы сами будем любить свою Церковь, свою веру, впитывать в себя ее истину, то, несомненно, этот опыт, этот наш пример сильно будет воздействовать на окружающих, и особенно на наших детей. Нет сомнения, что верующий отец или верующая мать передадут свою Православную веру детям.

Когда отца Иоанна Кронштадтского спросили: «Батюшка, откуда у вас такая вера?» – он ответил: «Я жил в Церкви», то есть жил жизнью Церкви, ее молитвами, ее богослужениями, ее книгами, ее праздниками, всей ее жизнью.

Будем же, возлюбленные братие и сестры, тоже жить жизнью Православной Церкви, оберегать ее правдивую, единственно истинную веру, сохраненную во всей полноте со времен святых апостолов; будем лелеять нашу Мать-Церковь, и, поверьте мне, такою жизнью вы принесете великую пользу и себе, и легче и совершеннее передадите ее своим детям, и сами унаследуете жизнь вечную».

В этих столь искренних и, казалось бы, столь простых, но оттого не менее мудрых и спасительных словах владыки Феодора замечательно то, что они, сказанные в определенных исторических, а потому и временных, условиях существования его эмигрантской паствы, несли в себе непреходящую и всепобеждающую – одну на все времена и сроки! – Божию Истину... И отсюда вполне естественно, что слова эти остаются дорогими и поучительными также и для нас, современных православных христиан, они и сегодня продолжают звучать горячим призывом к сохранению нами веры и передачи ее нашим детям и всем ближним – ради спасения их во Христе Иисусе...

Вообще тема спасения всегда оставалась излюбленной для владыки Феодора и часто звучала во многих его проповедях и поучениях. До нас дошла, в частности, проповедь, посвященная именно этой теме, – она так и называется: «Слово о спасении».

Проповедь была сказана 9 октября 1949 года в Буэнос-Айресе, когда владыка как бы подводил первые итоги своего пребывания в Аргентине: храм был устроен, паства более-менее уже определилась и собралась вокруг своего архиерея, службы совершались систематически и, учитывая сложные эмигрантские условия, достаточно часто, в постоянных проповедях владыки неизменно звучали непременные евангельские темы, – и вот однажды он решил сказать пастве поучение более общего порядка, которое еще раз подчеркнуло бы сущностный смысл всей евангельской вести, еще раз указало бы на самую суть дела Христова – спасение человека, тем самым призвав каждого к еще большему сотрудничеству со своим Творцом, Жизнодавцем и Промыслителем.

Это «Слово» не только назидательно и душеполезно само по себе; самым определенным образом оно вносит немаловажные – особенно интересные ныне для нас – дополнительные черты в личный образ благочестивого, доброжелательного и притом всегда строго принципиального (особенно в деле соблюдения церковных канонов) епископа Феодора. Иначе говоря, тема этой проповеди достаточно широка для того, чтобы дать нам еще более ясное представление о характере тех внутренних устремлений и духовных ценностей, самого понимания Церкви и смысла жизни в ней, что был присущ христианскому миросозерцанию владыки Феодора. Что было дорого и спасительно для него, к тому он призывал, в частности, и свою «аргентинскую» русскую паству.

Думается, именно этой проповедью и будет наиболее уместно завершить рассказ о пребывании епископа Феодора на южноамериканском континенте, поскольку в ней, наряду с общецерковными проблемами христианского спасения, нашли отражение и некоторые внутренние проблемы собственно аргентинского прихода Патриаршей «московской» Церкви. Итак:

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Всем известно, что у человека имеется много различных потребностей и интересов. Для христианина же самым главным, самым глубоким интересом или задачей должен быть вопрос о его собственном спасении.

Вопрос этот очень важный и существенный! Можно сказать, и интересный для искренне и живо ищущих своего спасения, добродетели, общения с Богом и жизни в Боге.

Нужно сказать, что на пути осуществления своих интересов у человека иногда встречаются те или иные препятствия. Он бы хотел заниматься тем или иным, а ему это не удается. Нельзя не усмотреть в этом воли Божией, поскольку для христианина ничего не случается без воли Божией.

Своим же спасением христианин всегда может заниматься. Оно всегда у него под руками. По смыслу всех святых отцов, спасение совершается в Истинной Церкви. Для этого Господь наш Иисус Христос и насадил Свою Церковь на земле, чтобы верующие в Него созидали через нее свое вечное спасение. Для своего спасения и нам с вами важно, значит, находиться в Истинной Церкви. За этим мы должны смотреть с вами. У нас с вами есть своя Церковь. Она здесь – маленькая, небольшая, но Истинная: законная Церковь Московской Патриархии, не имеющая на себе никакого запрещения. Обратите внимание и отнеситесь к этому серьезно – опять- таки в связи с вопросом о своем спасении, что другие русские православные Церкви в Буэнос-Айресе находятся под запрещением, потому что на их возглавителей еще покойным Святейшим Патриархом Сергием было наложено прещение за непослушание и отделение от Матери-Церкви.

Наша Церковь не блещет ни роскошью, пышностью, ни богатством. Сами мы не отличаемся никакими блестящими талантами, которыми, может быть, другие могут похвалиться более нас, но Церковь наша – Истинная, Законная и Незапрещенная. Она маленькая, но находится на Едином стволе Великой, Славной Русской Православной Матери-Церкви. Это ее значение благодатной, канонической, незапрещенной Церкви – более всех других каких бы то ни было высоких внешних качеств в совокупности.

Таким образом, у нас имеется незапрещенная каноническая Церковь, и группа преданных людей старается всеми силами поддержать ее.

Почему бы нам, всем православным людям, не сосредоточить свою жизнь на самом главном, на самом существенном, необходимом для нашего духа, – на своем спасении? Ведь об этом как раз и учил Господь наш Иисус Христос. Об этом Он и говорил: Ищите же прежде Царствия Божия и правды его (Мф 6,33) и: Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? Или что даст человек измену за душу свою? (Мф 16,26), то есть не должен л и человек позаботиться о своей душе, чтобы ее не погубить?

Слава Богу, нам дается такая возможность. Милость Божия! Почему бы нам не сосредоточить свою жизнь на искании и соделывании своего спасения? Вопрос же о нашем спасении такой обширный, что если ему вы и всю свою жизнь посвятите, то и тогда едва ли много сможете достигнуть. По смыслу святых отцов, можно думать даже наоборот: чем более вы будете соделывать спасение, чем усерднее вы будете стремиться к нему, тем более вы будете видеть, как многого вы еще не сделали и как далеко вы от него отстоите.

Соделывание же своего спасения принесет вам большую пользу.

В таком случае мы будем искать «единаго на потребу». В борьбе со грехами и очищении своей совести мы найдем утешение и примирение с Богом. В правильной христианской жизни наше здоровье сохранится скорее, чем в жизни греховной и невоздержной. Самое искание быть с Господом – разве не будет для христианина высшим благом и великим счастьем?

Русский народ всегда признавался народом-богоносцем и богоискателем, как его и называли некоторые из наших выдающихся писателей. Русский народ как будто всегда носит в себе какую-то неудовлетворенность, точно он чувствует, что ему не хватает Царствия Божия, точно он воздыхает по небесном Отечестве. Русский народ может согрешить – но может и покаяться!

Почему бы и нам всем не сосредоточиться на искании своего вечного спасения? Храм есть. Слава Богу! Помышлять же о своем спасении можно всегда и везде. И на работе, и за работой можно молиться. И дома при всех своих делах и заботах можно сосредоточиваться на молитве. И этому никто мешать не будет. А сия вся приложатся вам (Мф 6,33).

Воздыхая же в молитве о Небесном Царстве и своем спасении, будем молить Господа: «И вожделенное отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяяй» [Октоих, тропарь 4 о усопших. – Сост.]. Аминь.

9 октября 1949 г.

Буэнос-Айрес, Аргентина. Епископ Феодор Аргентинский

...К сожалению, в связи с постепенно наступившим ухудшением общемировой политической обстановки и началом так называемой «холодной войны», владыка Феодор оказался лишен в 1953 году и визы, и официальной регистрации его как епископа Русской Православной Церкви в Аргентине. При этом аргентинское правительство закрыло Благовещенский храм и даже издало декрет о запрете деятельности Русской Православной Церкви Московского Патриархата на территории страны. Впрочем, через несколько месяцев члены общины добились отмены этого запрета, а храм был вновь открыт и официально зарегистрирован.

Владыка же оказался вынужден перебраться в 1954 году в Уругвай, и уже оттуда ему пришлось хлопотать о визе на обратный въезд в США – поскольку ещё в июле 1952 года он был переведён митрополитом Вениамином на кафедру Сан-Францисскую и Калифорнийскую. Формально епископом Сан-Францисским и Калифорнийским он и являлся затем в течение последних трёх лет его пребывания на американском континенте (заметим, что с таким титулом он и был отправлен в дальнейшем на покой).

Однако и в США не было въездной визы – из-за все той же «холодной войны», поскольку архиерей (пусть и «белоэмигрант»!), неизменно остающийся в юрисдикции Московского Патриархата, казался американским властям личностью подозрительной – несмотря даже на то, что сам владыка Феодор всегда был далек от какой бы то ни было политики.

В этот момент ему пришел на помощь Святейший Патриарх Алексий I, благословивший его, по ходатайству митрополита Вениамина, на возвращение в Россию и всячески способствовавший этому практически. В результате епископ Феодор прибыл 8 марта

1956 года в Москву. Сначала он был определен на жительство в Свято-Успенский монастырь в Одессе, а с

1957 года проживал на покое в монастырях Молдавии – в Гербовецком (1957–1961), Кицканском (1961–1962) и Киприяновском (1962), которые тогда один за другим закрывались атеистической советской властью.

Но вот 16 августа 1962 года, после всех этих долгих мытарств, владыка Феодор оказался наконец в древних стенах Свято-Успенской Псково-Печерской обители – чтобы остаться уже в них навсегда.

В монастыре он время от времени сослужил псковскому владыке Иоанну, а когда тот уезжал ненадолго (в 1967 году) в Святую Землю, то совершал богослужения и в Свято-Троицком кафедральном соборе в Пскове.

В этот период епископ Феодор начал вести весьма уединенный образ жизни: чтение, молитва, церковные службы, тихие прогулки в монастырском саду на Святой горе, порой дополнение келейных записок – вот чем были в основном заполнены все последующие годы его смиренного иночества. С репутацией «архиерея- белоэмигранта» ему не было другого места в тогдашней советской действительности: власти наложили по сути жесткий запрет на какую-либо дальнейшую его церковную деятельность в «Стране Советов».

Иное дело – монастырь: у здешней монашеской братии он пользовался неизменным уважением и любовью. Всегда помнили о находящемся на покое в Печерской обители заслуженном архиерее и в Патриархии.

12 декабря 1973 года епископ Феодор был награжден Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Пименом – в честь тридцатилетия служения в архиерейском сане – орденом Святого князя Владимира III степени, а в мае 1980 года, в связи с 50-летием служения его в священном сане, Патриарх удостоил его ордена Преподобного Сергия Радонежского III степени.

В монастыре тогда состоялись – при участии всей братии – торжества в честь этой славной даты.

В тот же день управлявший тогда делами Московской Патриархии митрополит Таллинский и Эстонский, впоследствии Святейший Патриарх Алексий II, прислал владыке Феодору телеграмму: «Сердечно поздравляю Вас, Преосвященнейший и дорогой владыко, с золотым юбилеем Вашего священнослужения и награждением Вас орденом Преподобного Сергия Радонежского. В знаменательный день Вашей жизни молитвенно вспоминаю Вас. Желаю здоровья, сил, милости Божией. С братской любовью – митрополит Алексий».

Вручение ордена епископу Феодору состоялось в Псково-Печерском монастыре 11 июня 1980 года. В ответ на выраженные ему тогда поздравления и добрые пожелания владыка сказал в ответном слове: «Блаженной памяти митрополит Евлогий имел обычай давать постригавшимся студентам имена учеников преподобного Сергия Радонежского. Мне было дано имя племянника преподобного – святителя Феодора, архиепископа Ростовского. Сегодня я награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского. Хочется верить, что преподобный Сергий будет помогать мне в дальнейшем служении Богу и Церкви и доведет меня до Небесного Царствия Божия».

И в пожилые уже годы, несмотря на болезни и немощи, владыка Феодор все же порой совершал богослужения в храме, всегда старательно исполнял келейное правило, духом был бодр и спокоен. Те, кто общались с ним, неизменно отмечали его искреннее радушие, добродушие и евангельскую простоту.

В 1985 году здоровье владыки резко ухудшилось. Он стал готовиться к переходу в жизнь вечную. В канун празднования Похвалы Пресвятой Богородицы, 29 марта, над ним было совершено Таинство елеосвящения, и в самый день праздника он причастился Святых Христовых Таин.

Утром 3 апреля, в среду 6-й седмицы Великого поста, владыка Феодор мирно почил о Господе.

По обычаю, накануне погребения был совершен парастас по почившему, а 5 апреля, в Страстную пятницу, митрополит Псковский и Порховский Иоанн, в сослужении монастырской братии и клириков как Псковской, так и других епархий, при множестве пришедших мирян, совершил отпевание владыки Феодора.

Под традиционный погребальный звон всех монастырских колоколов, под пение ирмосов Великого канона гроб с телом почившего епископа был обнесен вокруг монастырской площади, примыкающей к пещерному Успенскому собору, и поставлен в «Богом зданных» пещерах Псково-Печерской обители, рядом с могилами архиепископа Андрея (Сухенко; 1972] и епископа Иоанникия (Сперанского; 1969). После совершения заупокойной литии тело владыки было предано земле.

* * *

«Неужели мы, все русские, не можем собраться под единый спасительный кров нашей Матери-Церкви?» – так взывал к своей зарубежной пастве в одной из проповедей владыка Феодор. И эти слова для него особенно естественны, поскольку постоянной его скорбью был именно тот недуг разделения, что поразил в XX столетии его любимую Родину, соблазненную мифом безбожного коммунизма; тот отход от Христа и Его Церкви как единого Дома Божия, а отсюда – и духовный раскол нации. Причем особенно тягостным для владыки (тем более – как «эмигрантского» архиерея!) было то, что раскол этот проявлялся не только в самой России, но и повсеместно за границей, в собственно эмигрантской среде, – как в общественной жизни, так и в непосредственно религиозной сфере, когда русские люди в итоге всех своих разделений и противостояний оказались рассеянными к тому же и по разным церковным юрисдикциям.

Не удивительно поэтому, что наряду с прямой евангельской проповедью, всегда так живо звучавшей в храмовых «словах» владыки, в его же поучениях нередко можно было слышать и призывы к духовному единению всех православных россиян – ради преодоления застарелого, возникшего еще в начале 1920-х годов (в результате антицерковной политики коммунистической власти) раскола в Российской Церкви, итогом которого стало трагическое ее разделение на Церковь

Московского Патриархата и Русскую Зарубежную Церковь.

Так, в поучении, произнесенном владыкой еще в Буэнос-Айресе 5 августа 1949 года, он, тогда единственно представлявший здесь Московский Патриархат, сказал:

«Когда святой апостол Павел узнавал о каких-либо разделениях среди членов первохристианской Церкви, он всегда увещевал их в своих посланиях (например, в Послании к Коринфянам), чтобы они соединены были в одном духе и в одних мыслях (1Кор 1,10). В каком же духе? В духе Христовом – в Которого веруем и во имя Которого крестились. Обращаясь к коринфянам, апостол резонно объяснял им всю несуразность их разделений, когда одни из них заявляли: я – Павлов, другие: я – Аполлосов, третьи: я – Кифин, то есть Петров (ср.: 1Кор 1,12).

На это апостол всем им говорит: разве во имя Павлово вы крестились или Павел распялся за вас (1Кор 1,13)? Не во имя ли Христово вы крестились и не во имя ли Христа вы все облеклись? И разве разделился Христос? (Там же). Что же вы разделяетесь между собою?

Так апостол, которого поистине можно назвать апостолом единства, предупреждая об опасности разделений, призывал свою паству к единению вокруг имени Христова и Его Святой Церкви, которая едина, как един Христос и как едина вера Христова... И в другом своем Послании к Ефесянам апостол Павел так прямо и пишет: Один Господь, одна вера, одно крещение (Еф 4,5).

Однако и сегодня мы нередко нарушаем это единство в союзе мира, вновь называя себя: я – Павлов, я – Аполлосов, я – Кифин... И как похожи те былые разделения на наше время! Не говорят ли сейчас братья-русские: я – такой-то Церкви, а я – такой? Разве это не печально? И можно вновь повторить за святым апостолом Павлом: разве разделился Христос? Разве не одна – Церковь Русская? Почему же не блюдут одну Церковь Христову Русскую ее чада? Почему разделились? Разве не единственно спасения своей души должны мы искать – в единой Церкви? Для этого же нужно только одно: мы должны искать Христа, пострадавшего и пролившего Свою кровь за всех нас на Кресте, Христа, Который распростер на нем Свои пречистые руки ради спасения мира, призывая всех нас к Себе. Неужели же мы, все русские, не можем собраться под единый спасительный кров нашей почти тысячелетней Матери-Церкви? Неужели не слышим мы всё тех же благодатных слов апостола Павла: Разве разделился Христос? Неужели для всех чад нашей Святой Церкви не дороги ее единство, мощь, красота и здравие? Пусть же всякий член Русской Православной Церкви глубоко задумается об этом и в меру своих сил способствует единству Матери-Церкви.

Будем искать в Церкви спасения наших душ, будем искать Христа. Только так мы и сможем изжить все наши расколы и разделения, в чем да поможет нам, Церкви Своей, Господь, по молитвам Пречистой Своей Матери и всех святых. Аминь».

Слова эти, произнесенные владыкой Феодором более полувека назад, должны быть особо дороги и назидательны для нас и сегодня, ибо и поныне в России не существует иной единящей и духовно укрепляющей силы русского народа – в условиях длящегося у нас в стране вот уже почти целое столетие общенационального кризиса российской государственности, – кроме нашей Православной Христовой Церкви!

Как современно и как насущно звучат слова владыки и сегодня, как ясно и точно указывают они русскому человеку подлинный путь возрождения его души, а отсюда – и грядущего воскрешения всей многострадальной России, – путь ко Христу, единственно и способный искоренить все наши безбожные разногласия и разделения!

Идти же по этой вечной «дороге Жизни» можно тоже только единственным образом: прежде всего, нужно искренне любить нашу Церковь и, свидетельствуя это, действительно жить в ней ее благодатной жизнью во Христе Иисусе.

И для тех, кто стремится именно так строить свою человеческую судьбу, стараясь следовать по своим земным путям, лишь руководствуясь открытыми нам в Евангелии путями Божиими, для тех немалой духовной поддержкой станут публикуемые ныне – такие живые и искренние, проникнутые такой евангельской радостью о Господе и Его победительной истине – церковные проповеди и келейные записки блаженной памяти владыки Феодора.