Изображения Мирликийского Архиепископа Николая с избранными святыми. Своеобразие русских иконографических вариантов. Э.С. Смирнова (Москва)
Особенности русских иконографических версий изображения святителя Николая наиболее ярко проявляются в житийных циклах, что было в общей форме давно замечено американской исследовательницей Н. Шевченко1223. Начиная с позднего XIV в., в русских циклах очень часто изображается празднуемое на Руси событие перенесения его мощей в Бари, Чудо о ковре1224, а также довольно часто включаются посмертные чудеса, по преданию, совершившиеся на Руси, – о киевском младенце и о половчине («сороцине»). Включение этих эпизодов напоминает каждому молящемуся, что некоторые чудеса Мирликийского архиепископа совершались непосредственно на Руси, он становится не только общехристианским, но и национальным русским святым1225.

1. Святитель Николай, с избранными святыми на полях. Икона. Конец X – вторая четверть XI в. Монастырь Святой Екатерины на Синае
2. Святитель Николай, с избранными святыми на полях. Икона из Новгорода. Конец XII в. ПТ
Однако своеобразие русской иконографии святителя сказывается не только в житийных иконах, но и в других вариантах его изображений, причём выражается это в разнообразных композиционных сочетаниях и изобразительных акцентах.
Местные особенности почитания Николая Чудотворца складываются в домонгольский период. Поклонение ему было тесно связано с княжеской средой. Чудотворный «круглый образ» святого находился на хорах Софийского собора в Киеве, служивших местом моления князя, и от него в 1113 г. исцелился, согласно преданию, новгородский князь Мстислав Владимирович, после чего в Новгороде был построен Никольский храм на княжеском дворе. Кроме этого, Чудо о киевском младенце и другие житийные тексты указывают на широкий спектр почитания святого Николая, покровителя не только знатных персон, но и простых благочестивых киевлян.

3. Святитель Николай, с избранными святыми на фоне и полях. Икона из Свято-Духова монастыря в Новгороде, Середина XIII в. ГРМ
4. Святитель Николай, с избранными святыми на полях. Икона. Мастер Алекса Петров. 1294 г. НГОМЗ
Наиболее своеобразный вариант иконографии святителя в русской иконописи XII–XIII вв. – его поясные изображения в окружении избранных святых на полях. Традиция размещать на полях вокруг центрального изображения дополнительные небольшие фигуры святых имеет византийские истоки. Подобные композиции, со сложной иерархией дополнительных фигур, с широким, словно вселенским смысловым охватом общей иконографии, с большой яркостью проявились в искусстве Македонского периода в знаменитых костяных триптихах X–XI вв., отразились в эмалевых и золотых и серебряных иконах, а также в темперных иконах, украшенных окладами. Один из вариантов таких композиций – когда вокруг главной фигуры святого размещаются вверху изображение Христа или деисусный чин, а по сторонам и внизу – группы святых, расположенные «по рангу», в порядке упоминания в чине проскомидии, а также по типам святости. Как отметил итальянский исследователь М. Баччи, именно святитель Николай, как показывают сохранившиеся византийские произведения, стал первым изображаться в окружении других святых и «на одной оси» с Христом (когда Спаситель представлен в центре верхнего поля в композиции с Мирликийским архиепископом и избранными святыми)1226. Например, в византийской иконе конца X – второй четверти XI в. «Святой Николай», в монастыре Святой Екатерины на Синае1227 (ил. 1) вверху представлены Христос с первоверховными апостолами Петром и Павлом, по сторонам – воины-мученики, внизу – целители. Нет сомнения, что иконы подобного типа послужили отправной точкой для русских произведений.

5. Святитель Николай, со святыми благоверными князьями Борисом и Глебом. XVI в. НГИАМЗ
Самая ранняя из сохранившихся русских композиций – новгородская икона конца XII в., вывезенная в XVI в. в Новодевичий монастырь (ныне хранящаяся в Третьяковской галерее)1228 (ил. 2). Это выдающееся произведение иконописи византийского круга, где центральная фигура создаёт величественный образ прославленного епископа, духовного учителя и наставника. На иконе из Третьяковской галереи на верхнем поле небесный мир обозначен Этимасией. Слева и справа от Этимасии – полуфигуры святых врачей-бессребреников Косьмы и Дамиана, а другие святые целители, Флор и Лавр, изображены на боковых полях, в их средней зоне. Такое решение могло иметь несколько оснований, и одно из них – почитание всех четырёх святых как целителей не только тела, но и души1229. Целители на предалтарных столбах собора Антониева монастыря в Новгороде, 1125 г., в том числе святые Флор и Лавр, изображены не только с ящичками лекарств, но и со свитками, намекающими на слово поучения1230. Этот аспект их почитания перекликается с почитанием Мирликийского чудотворца как просветителя, победителя бесов и гонителя ересей, установителя чистоты, наставника доброты, проповедника истины, смирителя споров, погубителя вражды...1231 На новгородской иконе первой половины XIV в. «Святой Никола с житием», из погоста Озерёво (ГРМ), рядом с центральной фигурой в среднике представлены в меньшем масштабе святые Козьма и Дамиан1232, а в некоторых иконах XV–XVI вв. святитель изображается с мучениками Флором и Лавром1233.

6. Киот со скульптурной фигурой святителя Николая Мирликийского и живописными изображениями святых князей Бориса и Глеба. Из Никольской церкви села Волосово близ Каргополя. XVI в. АОМИИ
Особого внимания среди фигур на полях заслуживают изображения святых благоверных князей Бориса и Глеба, помещённые в верхней зоне боковых полей, то есть на видном месте. В русской письменности XI–XII вв, в начальный период формирования пантеона русских святых, образы чудотворца Николая и страстотерпцев Бориса и Глеба нередко стоят рядом, рассказы о них переплетаются в одних и тех же эпизодах, причём в описании посмертных чудес благоверных князей Бориса и Глеба появляется святой Николай, а в рассказе о посмертном чуде Мирликийского архиепископа – князья Борис и Глеб. В Сказании об этих князьях повествуется о чуде исцеления хромого и немого человека, которому в Борисоглебской церкви в Вышгороде явились в видении святые Борис и Глеб и исцелили его. Рассказ об этом, как можно понять по контексту, принадлежит некоему вышгородцу, «старейшине огородником» Ждану, в крещении Николе, который по своему благочестию «творяше праздньство святууму Николе по вся лета»1234. В другом чуде, «о жене сухоруце», действие начинается в городе Дорогобуже, где некая женщина осмелилась работать в день памяти чудотворца. Святые Борис и Глеб, явившись ей, словно пришли на помощь святителю Николаю: они наказали женщину, её рука усохла. Через три года она совершила путешествие в Вышгород, где исцелилась в тамошнем храме Пресвятой Богородицы1235. В свою очередь, Чудо о киевском младенце, когда Николаем Чудотворцем был спасён утонувший ребёнок, совершилось после поездки родителей в Вышгород в день памяти святых Бориса и Глеба1236. Эти переплетения указывают на то, что Вышгород близ Киева, где хранились мощи князей Бориса и Глеба и находилась икона Богоматери Владимирской (до её увоза во Владимир в 1155 г.), играл не только особую духовную роль в первые века русского христианства, но и был связан с особым почитанием святителя Николая.

7. Богоматерь Печерская, со святителями Николаем Мирликийским и Климентом, папой Римским. Новгородская икона. Последняя четверть XIII в. ГРМ. В процессе реставрации
Самое выразительное в иконографии сближение образов святых Николая, Бориса и Глеба содержится в Чтении об этих благоверных князьях, в изложении Чуда о сухорукой жене. Женщина, работавшая на праздник в честь Мирликийского архипастыря, вместо того чтобы пойти в храм, увидела чудесное явление: «И се внезапу възъехаша трие мужи на двор ея в белах ризах... И бе един стар, а два уна обапол его...»1237. Это словно описание иконы со святыми Николаем, Борисом и Глебом.

8. Богоматерь Печерская, со святителями Николаем Мирликийским и Климентом, папой Римским. Новгородская икона. Последняя четверть XIII в. ГРМ. Схема композиции
Связь между ними – это не только их целительство и чудотворения, и не только их образ строгих наставников в соблюдении норм церковной жизни, но и их значение как защитников Руси от врага. Этот мотив станет особенно заметным в XIII в., в годы тяжёлых испытаний Руси. Именно к этому времени восходит основа Повести о Николе Зарайском1238, а также выразительный эпизод с явлением святых Бориса и Глеба как защитников-воинов в рассказе о Невской битве благоверного князя Александра Невского1239.
Изображения чудотворца Николая вместе со страстотерпцами Борисом и Глебом известны и в русском искусстве Позднего Средневековья. Такова, например, икона XVI в. из Борисоглебской церкви в Балахне (Нижегородский художественный музей)1240 (ил. 5), композиция которой, благодаря искусному сопоставлению образа великого архипастыря и молодых мучеников-мирян, а также благодаря включению верхнего яруса с девятифигурным деисусным чином, приобрела особенное звучание. Другой пример – киот XVI в. из Никольской церкви села Волосово близ Каргополя (Архангельский областной музей изобразительных искусств)1241, где в центральной части – резная фигура Николы Можайского, а на створках – исполненные темперой изображения святых Бориса и Глеба (ил. 6). Это памятники совсем другой эпохи, по сравнению с домонгольской, они обросли новыми оттенками смысла, но не утратили связи с ранними страницами русской иконографии.
Ещё одна своеобразная особенность древней новгородской иконы из Третьяковской галереи – фигуры святых жён в нижней части обрамления. Это мученицы Евдокия, Домна, Параскева и Фотиния. Такие относительно многочисленные группы святых жён не характерны для византийских композиций, но встречаются в русском: например, в нижней части оклада новгородской иконы XI в. «Апостолы Пётр и Павел» (Новгородский музей), в сцене «Шествие праведников в Рай» в росписи Дмитриевского собора во Владимире, 1190-х гг.1242
Не менее остро сказывается своеобразие замысла в иконе «Святой Николай, с избранными святыми на фоне и полях» середины XIII в., из новгородского Свято-Духова монастыря (Русский музей)1243 (ил. 3). Количество фигур вокруг центрального изображения увеличилось, они появились не только на полях, но и в медальонах на фоне. Между четырьмя святыми, изображёнными в этих медальонах – Афанасием Александрийским, апостолом Иудой (?), мучеником Анисимом и святой великомученицей Екатериной (представленной не в венце, а в красном мафории), не удаётся найти очевидной внутренней связи. Несмотря на то, что все четыре поля сильно срезаны, можно различить на верхнем поле фигуры двух архангелов, склоняющихся к святителю Николаю, а в средней зоне боковых полей – святых Бориса и Глеба, которые образуют уже знакомое сочетание с Мирликийским чудотворцем, вероятно, к XIII в. утвердившееся в русской иконографии. Между тем остальные фигуры на боковых полях даны в необычных сочетаниях: преподобный Симеон Столпник и преподобномученица Евдокия (вместо изображающейся с Симеоном и его матерью Марфой), неизвестная мученица и святой мученик Лавр (парой к которому должен был бы быть Флор). Наиболее вероятно, что икона либо написана по заказу знатной новгородской семьи, с изображением небесных покровителей её членов, либо в память неких событий, происходивших в дни праздников представленных святых.
Обе иконы с Николаем Чудотворцем в окружении святых (из Новодевичьего монастыря в ГТГ и из Свято-Духова монастыря в ГРМ) были, по всей вероятности, образами, прославленными в Новгороде. О значительности первой иконы и её известности в Новгороде свидетельствует факт её увоза в Москву в XVI в.: московское правительство – царь Иван Грозный и святитель Макарий, митрополит Московский и всея Руси – выбирали для столичных храмов только самые лучшие новгородские иконы, рукописные книги, предметы церковной утвари. Вторая икона осталась в Новгороде, где существовало предание о её древности1244.
Третья икона – широко известный новгородский образ 1294 г. из Никольской церкви на острове Липно (Новгородский музей)1245 (ил. 4). Индивидуальные особенности этой иконы: огромный размер (184 × 129 см), имитация роскошных украшений на нимбе и облачении святителя, фигуры Христа и Богоматери по сторонам нимба («Никейское чудо»), подробная надпись XVI в. на нижнем поле, о создании иконы в 1294 г. мастером Алексой Петровым и о её поновлении1246, исключительно развёрнутое украшение полей. Судя по типу лика святителя, и особенно по рисунку асимметричных, изогнутых бровей, икона 1294 г. воспроизводит либо икону из Новодевичьего монастыря, либо какой-то их общий оригинал. Однако икона 1294 г. выделяется среди новгородских произведений резкостью линий, утрированными изгибами очертаний, особой изысканностью контуров, что восходит не к византийской, а скорее к западноевропейской готической традиции. Появление этих элементов, включая «латинский» покрой фелони, вероятно, объясняется контактами русской культуры конца XIII в. с западноевропейским художественным миром.
Тем не менее иконографическая схема иконы продолжает и развивает русскую традицию, при этом, правда, исключая группу святых жён. Прежнее лаконичное решение верхнего поля сменяется развитым апостольским чином, а скупой отбор фигур на боковых полях – семью ярусами изображений «по чину». Сначала это шесть фигур святых епископов – отцов церкви, соотносящихся со Мирликийским архиереем по святительскому чину. За ними идут страстотерпцы Борис и Глеб, воины-великомученики Георгий и Димитрий, целители Флор и Лавр, Косьма и Дамиан. Столь развёрнутая композиция обрамления содержит аллюзию на многофигурную храмовую роспись, где центральным является образ святителя Николая.

9. Стеатитовый рельеф «Святой Николай Чудотворец». XI в., в обрамлении XIV в. с изображением деисусного чина и избранных святых. Монастырь Святой Екатерины па Синае
10. Святитель Николай, со Спасом Нерукотворным и святыми на полях. Икона из Мироносицкой церкви во Владимире. Конец XV – начало XVI в. ГВСМЗ
Грандиозность и композиционная насыщенность иконы 1294 г. зависит от сочетания многих обстоятельств. Прежде всего, это сложившееся на Руси к XIII в. исключительное почитание великого чудотворца не только как заступника каждого христианина, но и как надёжного защитника всей Русской земли. Почитание святого в Новгороде имело к этому времени долгую историю, а остров Липно, на котором находился Никольский храм с этой иконой, отразил сразу две важнейшие грани веры в чудотворную силу святителя: общехристианскую – в его покровительство всем плавающим и путешествующим (мимо острова проходил важнейший водный путь «из варяг в греки») и славу новгородской святыни («круглый образ» Николы был обретён в 1113 г., по преданию, на Ильмень-озере именно возле острова Липно). Наконец, образ святителя Николая играл большую роль в Новгороде и благодаря архиепископу Клименту (1274–1299), поскольку на Руси существовала традиция сопоставления и связи его небесного покровителя, папы Римского Климента с архиепископом Мирликийским Николаем1247. Сравним, например, новгородскую икону последней трети XIII в. «Богоматерь Печерская» (Русский музей), где вместо обычно изображавшихся преподобных Антония и Феодосия изображены симметрично святители Николай и Климент (ил. 7, 8).

11. Святитель Николай, со Спасом Нерукотворным и святыми на полях. Икона из деревни Есино в Карелии. Конец XV–XVI в. ГРМ
Три русские иконы XII–XIII вв. с Николаем Чудотворцем и в окружении избранных святых имеют одну и ту же схему, но каждая композиция индивидуальна и неповторима, ибо она имеет собственную концепцию, отражает определённый замысел, зависящий от той или иной конкретной ситуации при заказе иконы, и свидетельствует о напряженном и оригинальном иконографическом творчестве. Эти качества были присущи не только домонгольским произведениям, но и памятникам середины – второй половины XIII в.
К сожалению, среди сохранившихся русских произведений XIV в. нет памятников с подобной иконографией – с изображением Мирликийского архиепископа в центре, а фигур «избранных святых» – вокруг. Но некоторые примеры из византийского мира показывают, что и там, пусть уже в XIV в., такие композиции встречаются. Стеатитовый рельеф XI в. с изображением святителя Николая в рост (монастырь Святой Екатерины на Синае) был в XIV в. вставлен в деревянную раму с фигурами, исполненными темперой (ил. 9), так что композиция приобрела сходство с древним типом икон чудотворца в окружении избранных святых на полях. В верхней части композиции помещён, в соответствии с древними образцами, трёхфигурный деисусный чин, а на боковых полях – первоверховные апостолы Пётр и Павел. По предположению А. Вейл Карр, жест апостола Павла, чья благословляющая рука протянута к архиепископу Николаю, напоминает об особом почитании святого в православной церкви. В нижней зоне – святые Георгий, Онуфрий Великий и Власий Аморийский, которые, вероятно, соимённые заказчикам иконы1248. В этом произведении палеологовской эпохи, по сравнению с древнейшими образами, иконография утрачивает свой «глобальный», космический характер, её идейный замысел становится более конкретным. Следует, однако, признать, что византийское произведение носит камерный и индивидуальный характер и поэтому не является показательным и типичным.

12. Святитель Николай, со Спасом Нерукотворным и святыми на полях. Фрагмент (левая половина) иконы. XVI в. Из часовни в деревне Пёлкула в Медвежегорском районе Республики Карелия. МИИРК
В русском искусстве иконографический вариант с фигурой Мирликийского архиепископа в окружении избранных святых на полях вновь активизируется в конце XV и XVI вв., то есть в поствизантийский период, в несколько иной форме. В среднике, как правило, помещается оплечное (а не поясное) изображение святителя Николая, вверху – краткий деисусный чин (нередко со Спасом Нерукотворным в центре – образом, которому придавалась особая сила заступничества), по сторонам и внизу – многочисленные фигуры разнообразных святых, почитаемых на Руси и чрезвычайно популярных в народной среде в качестве помощников и защитников. Таковы например: икона конца XV в. из Ростова, Третьяковская галерея1249, икона конца XV – начала XVI в. из Мироносицкой церкви во Владимире, Владимиро-Суздальский музей1250 (ил. 10),. северная икона конца XV – XVI в. из деревни Есино в Карелии, Русский музей1251 (ил. 11), икона XVI в. из вологодской провинции в собрании А. Гулько в г. Шексна1252 (ил. 13), фрагмент (левая половина) иконы из карельской часовни Пелкула в Медвежегорском районе республики1253 (ил. 12). Множество подобных икон – это, с одной стороны, проявление историзма, уважения русского Позднего Средневековья к далёкой русской древности и её образцам, а с другой – тиражирование древней иконографии в новых целях и в новом культурном контексте.

13. Святитель Николай, со Спасом Нерукотворным и святыми на полях. Икона из вологодской провинции. XVI в. Частное собрание А. Гулько в г. Шексна
Коснёмся кратко ещё одного варианта иконографии Мирликийского архиерея: его изображений в группах избранных святых, в одном масштабе, в рост или по пояс. Композиции такого типа также были хорошо известны в Византии, где соседство фигур несло определённый замысел, выявляя различные грани почитания святых. На иконе XII в. в монастыре Святой Екатерины на Синае (ил. 14) представлены: Николай Чудотворец в качестве великого епископа, рядом – преподобный Савва Освящённый как основатель своего монастыря в Палестине и образец монашеского подвижничества. Далее изображена святая великомученица Варвара, почитание которой было особенно распространено в Сирии и Палестине, а у правого края – святая Ирина, императрица, поддерживавшая иконопочитание в период иконоборчества. Преподобный Савва и великомученица Варвара были особочтимыми святыми в областях, близких к Синаю, а святые Николай и Ирина (их изображения расположены по краям иконы и подчёркивают значительность композиции в целом1254) уже имели в те времена более широкое почитание в христианском мире.

14. Святитель Николай, преподобный Савва Освящённый, святая великомученица Варвара и святая царица Ирина. Византийская икона. XII в. Монастырь Святой Екатерины на Синае
Изображение Мирликийского чудотворца вместе с другими святыми, в единой группе, в том же масштабе, но выделенного как наиболее почитаемого, встречается на Руси уже в одном из самых ранних памятников: в росписи Софийского собора в Киеве, 1040-х гг. Там в западном компартименте южной внутренней галереи представлены в рост отцы Церкви и в том числе архиепископ Николай, фигура которого, однако, подчёркнута жемчужной обнизью нимба1255.

15. Святители Иаков Иерусалимский, Николай Мирликийский, Игнатий Богоносец. Новгородская икона. XV в. ГРМ
Эта иконография, когда святителя изображают в том же масштабе и ритме, что и другие образы, но его фигура выделена тем или иным способом, находит своё продолжение в сравнительно позднее время – в русском искусстве XV–XVI вв. Сочетание фигур подчёркивает роль великого Мирликийского архипастыря как оплота христианской Церкви. Один из примеров – новгородская икона «Иаков брат Божий, Никола и Игнатий Богоносец» (ил. 15), около середины (?) XV в., происходящая из монастыря преподобного Лазаря Муромского на Онежском озере (Русский музей)1256. Подбор святых не имеет русского, местного оттенка. Икона изображает трёх великих христианских епископов, среди которых Николай Чудотворец представлен как главный, а остальные также наделены высочайшим авторитетом: Иаков Иерусалимский (брат Божий), один из семидесяти апостолов, широко почитавшийся и на Руси, и священномученик Игнатий Антиохийский (Богоносец), чьи послания подчёркивают высокую роль епископов, вокруг которых объединяется вся Церковь. В несколько ином аспекте воплощается идея прославления святителя Николая в сохранившейся центральной части новгородского краснофонного триптиха второй половины XV в. из села Вёгорукса в Карелии (Русский музей): по сторонам святого Николая изображены Илья Пророк и Иоанн Предтеча, напоминая о ветхозаветной и новозаветной Церкви (ил. 16)1257. Собирательный образ Церкви, столпом которой является Мирликийский архиепископ, содержится и в некоторых поствизантийских произведениях, например, в иконе XVI в. (живопись частично поновлена) в монастыре Протат на Афоне: по сторонам святителя Николая изображён архидиакон и первомученик Стефан и апостол и евангелист Иоанн Богослов1258.

16. Святитель Николай, со сценами его жития, с ростовскими епископами Леонтием и Исайей. Икона. Конец XIV – начало XV в. ГТГ
Особой разновидностью таких композиций являются группы святых, где рядом со святителем Николаем изображаются деятели национальной церкви, для которых Мирликийский архипастырь является великим образцом и идеалом. Национальная интонация встречается, в частности, в сербском искусстве. В монастыре Ксенофонтос на Афоне хранится икона XV в., где в верхнем ряду представлен трёхфигурный деисусный чин, а внизу – стоящие великие иерархи – Николай Чудотворец, Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст. Великие святители Сербской церкви – Симеон и Савва представлены в этом же ряду слева, по соседству со святым Николаем, благодаря чему подчёркивается их значение в истории христианства1259.
По-своему воплощаются сходные идеи в русском искусстве позднепалеологовского периода, а затем и в Позднем Средневековье. Приведём лишь два примера, из множества сохранившихся. Приблизительно к рубежу XIV–XV вв. (или к началу XV в.) относится замечательная икона Третьяковской галереи, видимо, ростовского происхождения (ил. 16), где в центре представлен архиепископ Николай в окружении чтимых ростовских епископов Леонтия и Исайи1260. Нет сомнения, что эта композиция стремится подчеркнуть величие Мирликийского святителя как образца для подражания архиереям, а также показать значительность ростовских епископов, следующих этому примеру.

17. Византийские и русские иерархи и преподобные. Шитая пелена. XVI в.
Второй памятник – шитая пелена первой половины XVI в. (ил. 17), являющаяся, по предположению Н.А. Маясовой, вкладом московского великого князя Василия III и его жены Елены Глинской в Кирилло-Белозерский монастырь (Государственный Исторический музей, Москва)1261. Принадлежность пелены к поствизантийскому, позднесредневековому периоду очевидна с первого взгляда благодаря многословности, насыщенности, своего рода экстенсивности композиции. В нём выделяется центральное изображение из трёх фигур, на особом синем фоне и в жемчужном окаймлении, и периферия с фигурами избранных святых. В центре средника – фигура святителя Николая, главная во всей композиции, а по сторонам – святители Пётр и Алексей, митрополиты Московские и всея Руси: иконография, прославляющая Русскую Церковь, подобно тому, как икона со святыми Николаем, Леонтием и Исайей прославляла Ростовских архиереев. Ведущая роль образа Мирликийского архиепископа подчёркивается шитой надписью на окаймлении, которая содержит тропарь святителю Николаю («Правило веры и образ кротости...»). Периферия композиции посвящена сопоставлению общехристианской и русской святости, прославлению русских митрополитов и преподобных. Верхняя зона содержит изображения святителей – Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста, а также Василий Парийского (небесный покровитель Василия III), и в том же ряду – московские святители митрополиты Феогност, Иона и Филипп. Все остальное пространство занимают прославленные русские преподобные, среди которых есть лишь одно исключение, святитель Кирилл Александрийский, включённый сюда, видимо, как небесный покровитель Кирилла Белозерского, представленного на видном месте, в центре нижнего регистра. В этом поистине полифоническом сюжетном построении главная роль принадлежит святителю Николаю.
В рассмотренных примерах поучительны два момента. Первый – это местные особенности, появляющиеся в русских изображениях Николая Чудотворца уже в XII–XIII вв. и усиливающиеся в более поздних композициях, благодаря включению в них как русских национальных святых, так и общехристианских, тех, которые пользовались на Руси особой популярностью. Второй – это оригинальность и изобретательность трансформации старых традиций в поздневизантийский период и, особенно, в период Позднего Средневековья, начиная со второй половины XV в. В некоторых русских произведениях этого времени находит отчётливое выражение новый пласт идей, направленных на утверждение величия Русской Церкви в христианском мире. Множество икон, с варьирующимся составом фигур – рядом со святителем Николаем или вокруг него – создаются для городов и сел, отдалённых монастырей и северных деревень. Это «массовое» искусство предназначено для самых широких народных слоёв, оно впечатляет не индивидуальностью персонажей, а многолюдностью групп, решимостью выражения ликов, обещающей надёжное заступничество.
При всем своеобразии русские иконы с изображением святителя Николая Мирликийского вместе с другими святыми обнаруживают ряд общих черт с произведениями других регионов православного мира, например, с греческими и сербскими, что определяется духовными связями между православными народами и общностью культурного развития, несмотря на различие политических судеб.
* * *
Примечания
Ševčenko N.P. The Life of Saint Nicholas in Byzantine Art. Torino, 1983. P. 28.
Эта сцена весьма редко встречается в византийских циклах. Она известна лишь в церкви Святителя Николая и Пантелеймона в Бояне, Болгария (роспись 1259 г.), а также в Никольской церкви в Куртеа де Арджеш, Румыния (роспись конца XIV в.). В последнем случае в интерпретации сюжета нет полной уверенности. См.: Ševčenko. The Life of Saint Nicholas in Byzantine Art. P. 34,52, 152–153: Пенкова Б. Чудото на св. Никола с килима в Боянската църква // От Царьграда до Белого моря. Сб. ст. по средневековому искусству в честь Э.С. Смирновой. М., 2007. С. 367–378.
Смирнова Э.С. Житийный цикл святителя Николая Мирликийского в русской иконописи. Сложение местных особенностей // Искусство христианского мира. М., 2005. Вып. 9. С. 151–165; она же. «Смотря на образ древних живописцев...». Тема почитания икон в искусстве Средневековой Руси. М.. 2007. С. 184–214.
См. статью М. Баччи в настоящем сборнике. [Глава – Иконография Святителя Николая. Итоги и перспективы исследований. Редакция Азбуки веры.]
Sinai. Treasures of the Monastery of Saint Catherine / Ed. K.A. Manafis. Athens, 1990. P. 98, fig. 15 (p. 146); The Glory of Byzantium. Art and Culture of the Middle Byzantine Era. A.D. 843–1261 / Ed. H.C. Evans, W.D. Wixom. NY, 1997 Cat. 65; San Nicola. Splendori d'arte d'Oriente e d'Occidente / A cura di M. Bacci. Milano, 2006. Cat. Il. 1 (авт. A. Eastmond).
Государственная Третьяковская галерея. Каталог собрания. М., 1995. Т. 1: Древнерусское искусство X – начала XV века. Кат. 9.
В. Джурич приводит латинский текст, где именно так характеризуются святые Козьма и Дамиан. См.: Джурич В. Византийские фрески. Средневековая Сербия, Далмация, Славянская Македония. М., 2000. С. 348. Примеч. 18.
Сарабьянов В.Д. Собор Рождества Богородицы Антониева монастыря в Новгороде. М., 2002. С. 44–46. Ил. 26, 27.
Слово Похвално святого Николы, Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макарием. Вып. 11. Декабрь, дни 6–17. М., 1904. Стб. 694.
Смирнова Э.С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII – начало XV века. М., 1976. Кат. 13.
Антонова В.И., Мнёва Н.Е. Каталог древнерусской живописи (Государственной Третьяковской галереи). Опыт историко-художественной классификации. М., 1963. Т. 1: XI – начало XVI века. Кат. 3. Табл. 52.
Абрамович Д.И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С 57.
Там же. С. 58–59.
Великие Минеи Четии. Стб. 677–678; Троицкий список Жития святителя Николая Мирликийского, по рукописи РГБ, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 9, конца XIV – начала XV в. См.: Святитель Николай Мирликийский в памятниках письменности и иконографии / Под ред. Г.С. Клоковой, М.С. Крутовой. М., 2006. С. 366–368.
Абрамович. Жития святых мучеников Бориса и Глеба. С. 23.
Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 5: XIII век. С. 132–139. 472–474.
Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 164–165.
Розанова Н.В. Ростово-суздальская живопись XII–XVI веков. М., 1970. Табл. 106.
Образ святителя Николая Чудотворца в живописи, рукописной и старопечатной книге, графике, мелкой пластике, деревянной скульптуре и декоративно-прикладном искусстве XIII–XXI веков из собраний музеев и частных коллекций северо-западного региона России. Каталог выставок. Вологда. Апрель–май 2004 / Авт.-сост. А.А. Рыбаков. М., 2004. Кат. 318.
Лазарев В.Н. Древнерусские мозаики и фрески XI–XV вв. М., 1973. Ил. 166.
Святой Николай Мирликийский в произведениях XII–XIX столетий из собрания Русского музея. СПб., 2006. Кат. 1 (далее – Святой Николай Мирликийский в произведениях XII–XIX столетий); Шалина И.А. Икона «Святой Никола» из Свято-Духова монастыря, Литургический смысл и экклесиологизация образа // ДРИ. Русь, Византия, Балканы. XIII век. СПб., 1997. С. 356–366.
Макарий (Миролюбов), архим. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. Т. 2. С. 80.
Русская икона из собрания Новгородского музея / Авт.-сост. А.Н. Трифонова. СПб., 1992. Ил. 10–15; Гладышева Е.В. Иконографическая программа иконы «Никола» Алексы Петрова // Искусствознание. М., 1998. Вып. 1. С. 161–170.
Тодич Б. Надписи с именами художников в русской живописи XVI в. // ДРИ. Русское искусство Позднего Средневековья: XVI век. СПб., 2003. С. 203.
Tsarevskaia T. The Image of St. Clement of Rome in Novgorod Art of the 13th Century, Il mondo e il sovra-mondo dell'icona / A cura di S. Gracciotti. Venezia, 1998. P. 173–182;. Царевская Т.Ю. Образ св. Климента Римского в новгородском искусстве XIII в. // ДРИ. Византия и Древняя Русь. К 100-летию Андрея Николаевича Грабара (1896–1990). СПб., 1999. С. 260–273.
Byzantium. Faith and Power (1261–1557) / Ed. H.C. Evans. NY, 2004. Cat. 205 (авт. H. Evans); San Nicola. Splendori d'arte d'Oriente e d'Occidente / A cura di M. Bacci. Milano, 2006. Cat. Il. 10 (авт. A. Weyl Carr).
Антонова, Мнёва. Каталог древнерусской живописи. Кат. 178; San Nicola. Splendori d'arte d'Oriente e d'Occidente. Cat. Ill.3, Ill.4.
Иконы Владимира и Суздаля. М., 2006. Кат. 17.
Святой Николай Мирликийский в произведениях XII–XIX столетий. Кат. 26.
Образ святителя Николая Чудотворца в живописи. Кат. 139.
Там же. Кат. 142.
Holy Image, Hallowed Ground. Icons from Sinai / Ed. R.S. Nelson, K.M. Collins. Los Angeles, 2006. Cat. 54.
Попова О. С., Сарабьянов В.Д. Живопись конца X – середины XI века // История русского искусства. В 22 т. Т. 1: Искусство Киевской Руси. IX – первая четверть XII века / Отв, ред. А.И. Комеч. М., 2008. С. 244. Ил. 196. См. также статью В.Д. Сарабьянова в настоящем сборнике (с. 446–463).
Святой Николая Мирликийский в произведениях XII–XIX столетий. Кат. 20.
Там же. Кат. 19.
Galavaris G., Paliouras A., Tavlakis I., Vassilaki M. The Treasury of the Protaton. Mount Athos, 2004. Vol. II. P. 128. Fig. 65.
Kyriakudis E.N. Icons of the 12th–15th Centuries //The Holy Xenophontos Monastery. The Icons. Mount Athos, 1999. P. 87, 90. Fig. 27.
Антонова, Мнёва. Каталог древнерусской живописи. Кат. 172.
Маясова Н.А. Древнерусское лицевое шитье, Каталог (Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль»). М., 2004. С. 32. Ил. 12 (с. 33).
