Глава первая. Жизнь, личность и деятельность святого Силуана

Семен Иванович Антонов (будущий старец Силуан) родился в 1866 году в селе Шовск Тамбовской губернии в крестьянской семье, в которой было семеро детей (пять мальчиков и две девочки)¹³.

Нам ничего не известно о его детстве, кроме того, что его родители были людьми богобоязненными, и это, несомненно, сказалось на воспитании детей. Позднее старец опишет своего отца как человека кроткого, терпеливого и мудрого, на всю жизнь оставшегося для него образцом. После многих лет монашеской жизни, вспоминая отца, он напишет: «Я в меру отца моего не пришел» и «вот такого старца я хотел бы иметь» (с. 17–18). Образование он получил самое простое – ходил в школу в родном селе «только две зимы» (с. 58). Юношей работал столяром в артели брата, подрядившейся на строительство в имении князя Трубецкого. Он был высокого роста, мощного телосложения и обладал исключительной физической силой.

В юности он жил как и большинство сверстников. Очень любил музыку, сам играл на гармонике, охотно гулял на деревенских праздниках. Но в эти же годы испытал первый «таинственный опыт», когда начал подолгу молиться и почувствовал влечение к монашеству. Это благодатное время, однако, продлилось всего несколько месяцев, и вскоре Семен опять вернулся к тому образу жизни, который позже назовет «отмеченным грехом».

Преодолеть соблазн разгульной жизни ему помогли сновидение и голос, который он распознал как исходящий из уст Пресвятой Богородицы: «Мне не хорошо смотреть, что ты делаешь» (с. 20). Это событие, случившееся незадолго до поступления Семена на военную службу, коренным образом переменило его жизнь. Ему открылось острое чувство греха и в то же время милосердие Христа и Божией Матери к грешникам. Семен обратился к покаянию и принял твердое решение стать монахом.

В таком духовном и сердечном расположении он находился в течение всех лет службы в лейб-гвардии в Петербурге, и оно заметно повлияло на его сослуживцев, чему имеются многочисленные свидетельства.

Незадолго до окончания службы Семен поехал к отцу Иоанну Кронштадтскому, знаменитому приходскому священнику, чья святость привлекала толпы людей¹⁴. Семену не удалось встретиться с ним лично, и он оставил ему бесхитростное письмо: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал» (с. 25). Плоды молитвы святого кронштадтского пастыря не замедлили сказаться. Причем особым образом, словно предвосхищая будущий духовный опыт Семена: уже на следующий день он почувствовал, что вокруг него «гудит адское пламя» (с. 25).

Отбыв срок службы в лейб-гвардии, он без промедления отправился на Афон и осенью 1892 года был принят послушником в русский Свято-Пантелеимоновский монастырь (см. с. 25). Здесь Семен погрузился в не изменившуюся за тысячу лет жизнь афонского монашества, с чередованием долгих богослужений, келейных молитв и послушаний братии. Однако с этого же времени он начал испытывать новые, сильные искушения. Духовный наставник помог ему противопоставить дурным помыслам трезвение и постоянное сокрушение о грехах, и за короткое время послушник сумел стяжать такую внутреннюю чистоту, которую большинство монахов приобретают долгими годами. А вскоре, молясь перед иконой Божией Матери, он получил дар непрестанной умной молитвы.

Однако усилились и искушения. Ему стали досаждать бесы, то пытавшиеся убедить его, что он уже достиг святости и посеять тем самым в его душе семена гордыни, то, погружая в отчаяние, предрекали ему погибель. Эти испытания предвосхитили многое, что пришло впоследствии с опытом и практикой духовной жизни Семена. Чтобы противостоять наваждению, молодой послушник усилил молитву и пост, сократил время сна до полутора часов в сутки. Он изнурял себя, и к этому изнурению прибавлялась усталость от физического труда на монастырской мельнице, куда он был определен на послушание. Мельница обеспечивала питанием примерно тысячу восемьсот монахов и множество паломников¹⁵.

Силы стали оставлять молодого и в недавнем крепкого человека. Постепенно им овладевало отчаяние, доходившее порой даже до горького чувства полной оставленности, душа словно бы погрузилась в ад. В день, когда это чувство стало особенно острым и непереносимым, во время вечерни¹⁶ ему было видение живого Христа. Он почувствовал себя исполненным огнем Святого Духа, просвещенным божественным светом и был, подобно святому апостолу Павлу, восхищен на Небо, где услышал неизреченные глаголы [ср.: 2Кор. 12:4] и испытал необыкновенную сладость божественной любви. Хотя видение было коротким, Семен очнулся в полном изнеможении и воспринял его как ниспосланное свыше новое рождение. Он уверился в милосердии Христовом к грешникам и укрепился в надежде, что и его прегрешения будут прощены. Умиротворенный, в течение многих месяцев он пребывал в состоянии великой духовной радости.

Через некоторое время после всенощного бдения Семен вновь испытает подобное потрясение, правда, не столь полное; память о нем останется, но результат мир и радость, сопутствовавшие первому видению, – будет иным: теперь в его душе поселится боязнь потерять полученную благодать. Он остро ощутит тоску удаленности от Бога и оставленности Им. Омрачая душу, вновь появятся бесы.

Семен обратился за помощью к духовнику и рассказал ему о видениях. Духовник был удивлен молодым послушником, достигшим столь высокого духовного опыта, и не сумел скрыть своего восхищения. Тем самым он дал повод молодому подвижнику к тщеславию и гордости. Вовремя поняв это, Семен в духовной жизни особое внимание стал уделять борьбе именно с этими двумя искушениями – наиболее серьезными и изощренными из всех, с которыми приходится сталкиваться христианину.

И все последующие годы Семен, уже постриженный в монахи в 1896 году с именем Силуан (см. с. 14), будет испытывать попеременно то чувство радости и покоя от посещения Божия, то уныние от сознания оставленности Им. Особый опыт ниспосланного видения Христа будет поддерживать в нем уверенность в милосердии Божием и горячее желание обрести благодать, но одновременно он будет болезненно переживать утрату благодати и глубоко скорбеть о своем удалении от Бога. Бесы продолжат его терзать, особенно мучая по ночам. Ценой больших внутренних страданий он сумеет противопоставить молитву и особенно покаяние этим испытаниям...

Прошло пятнадцать лет с момента первого явления Господа. Однажды ночью¹⁷, когда Силуан молился в своей келье, перед ним возникла огромная фигура беса, заслонившего иконы и ожидающего поклона себе. Келья вмиг наполнилась бесами, намеревающимися нарушить монашескую молитву. Силуан воззвал ко Христу: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?» Господь ответил ему: «Гордые всегда так страдают от бесов». – «Господи, – говорит Силуан, – научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась душа моя». И Господь дал ему совет: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся» (с. 48).

Новый духовный опыт в корне преобразил жизнь святого Силуана. Исполненное глубокого смысла наставление Христово¹⁸ отныне станет путеводным и драгоценным правилом сокровенной жизни старца: ведь дано оно Самим Господом. Духовное состояние его заметно улучшилось с тех пор, как он стал следовать совету Христа. Он глубоко проникся благодатью Божией: ощущение ее присутствия и действия и вызванное ею душевное умиротворение стали более продолжительными и сильными.

Духовная брань тем не менее стала еще напряженнее. Господь научил святого Силуана, как лучше ее вести. Началась борьба не только против помыслов уныния и отчаяния, но также, и особенно усиленно, против помыслов тщеславия и гордыни. Потребовалось еще пятнадцать лет этой внутренней схватки, чтобы он обрел наконец полную духовную гармонию и научился отсекать те искушения, которые прежде поражали его¹⁹.

Испытав на собственном опыте милосердие Божие к грешникам, святой Силуан стал усиленно и часто молиться о том, чтобы божественная милость распространилась на всех людей, чтобы каждый человек познал Бога и обрел спасение. Старец больше не отделял попечение о собственном спасении от заботы о спасении всех людей²⁰. Отныне он стал считать любовь к ближнему неотделимой от любви к Богу, а любовь к врагам неотделимой от любви к ближнему²¹. Он провозгласил: «Брат наш есть наша жизнь» (с. 53). С этого времени он не переставал молиться и плакать обо всем мире: о живых, об усопших, о грядущих родиться (с. 54).

В то время старец нес послушание эконома, в его попечении находился монастырский склад неподалеку от обители²². Под его началом трудилось около двухсот работников. Он молился и плакал о каждом из них. Когда святого Силуана назначили экономом, он начал молиться Богу, чтобы Тот помог ему исполнить это новое послушание, и вскоре получил ответ: «Храни благодать, данную тебе» (с. 69). Исполняя послушание, предполагавшее множество попечений и частое общение с людьми, святой ни на мгновение не прерывал молитвы, и, как он сам говорил, именно тогда приобрел ту внутреннюю тишину, ради которой некогда отправлялся жить в Старый Руссик²³.

Чтобы не нарушать уединения, святой Силуан спал в весьма стесненных условиях на складе, за который нес ответственность. Постоянное пребывание в холодных помещениях подорвало его здоровье, развился ревматизм, возникли мучительные головные боли, нередко вынуждавшие его не вставать с постели. А ведь организм его к тому же был очень ослаблен строгой аскезой, которой он следовал в течение многих лет²⁴.

В четверг 15 сентября 1938 года состояние старца резко ухудшилось, и его перевезли в монастырскую больницу. В понедельник 19 сентября его соборовали. К концу недели положение стало критическим. После того как иеромонах Сергий прочитал у его одра Умилительный канон Божией Матери на исход души, в субботу 24 сентября между часом и двумя ночи старец мирно отошел ко Господу.

К своей внешности старец относился с полным безразличием, одет был скромно. Он был высокого роста, крепкий и сильный, со спокойным, кротким и доброжелательным выражением лица. Держался просто, ко всем людям относился с нежностью и любовью, исполненной милосердия и участия, особенно чутким был ко всякой боли и страданию. Любовь его распространялось и на все творения Божии, на животных и на растения.

С почтением и уважением он относился к каждому человеку, невзирая на его социальное происхождение или образ жизни, никогда никого не осуждал. Каждого он старался принять и понять, нащупать его лучшую сторону, остерегался укорить кого бы то ни было и тем более осудить. В его словах никогда не было лукавства или насмешки, ни к кому не возникало у него чувства неприязни. Любовь и смирение не позволяли ему казаться лучше других – напротив, другим он всегда отдавал предпочтение перед собою. В разговорах держался кротко, нередко предпочитая молчание слову. Обладая великим душевным благородством и чрезвычайной духовной и сердечной чуткостью, он был чужд пошлости, мелочности и лукавства. Он никогда не гневался, пребывал всегда в ровном расположении духа. Его кротость поражала всех, кто встречался и общался с ним, все отмечали ее как одну из наиболее типичных черт его духовного облика. Непрестанная молитва и покаяние нередко были причиной его слез.

Его отношения с другими поражали абсолютной простотой и естественностью. Свои мысли он выражал ясно, без тени тщеславия или надменности, простым, понятным каждому языком. В его присутствии никто не чувствовал себя стесненным или скованным. Он проникновенно молился о своих собеседниках, и те уходили утешенными и укрепленными его молитвой. У него был дар своей молитвой приобщать собеседников высшему миру, своему сокровенному опыту, своим духовным состояниям, тем самым духовно преображая их.

Но как ни странно, у святого Силуана не было учеников. К нему не устремлялись толпы паломников, как это случалось позже с другими афонскими исповедниками. Его исключительные духовные дарования никак не сказались на его влиянии в монастыре: оно было весьма ограниченным. Только позже замечательные афонские подвижники осознали, кем он был. Многие монахи, жившие рядом со старцем, не понимали, почему посетители стремятся встретиться с ним. Архимандрит Софроний сам признает, что «при жизни своей он остался “неявленным”», и добавляет, что «это была не только воля Божия о нем, но и его собственное желание, которое принял Бог и исполнил, скрыв его даже от отцов Святой Горы» (с. 81–82). В семидесятых годах мы встречались с уже престарелыми насельниками Свято-Пантелеимоновского монастыря, знавшими его и считавшими его «просто хорошим монахом». Его честная глава, которой мы поклонились как драгоценным мощам в монастырской костнице, помещалась, как и прочие, на грубо выделанной деревянной полке, рядом лежал листок бумаги, на котором карандашом было записано его монашеское имя и даты рождения и смерти.

Только те, у кого была возможность вести духовные беседы непосредственно с ним и просить его молитв, могли почувствовать сияние скрытого сокровища его святости. Так было с некоторыми афонскими монахами, обращавшимися к нему за советом²⁵, паломниками (из числа духовенства или мирян), встречавшимися с ним и регулярно посещавшими его²⁶, с верующими, которые задавали через близких к старцу людей вопросы или писали ему и получали ответ²⁷ или же ощущали действие его молитвы о них.

Нынешняя известность и влияние старца Силуана, чью святость Православная Церковь провозгласила актом о канонизации от 26 ноября 1987 года²⁸, возникла по большей части благодаря усилиям архимандрита Софрония (1896–1993). Именно он, сам обладавший исключительными духовными дарованиями, очень много потрудился, чтобы жизнь и личность старца стали широко известны. И он же приложил значительные усилия, чтобы распространить и снабдить пояснениями труды преподобного Силуана.

Старец не готовил свои труды для публикации, они были изданы после его смерти архимандритом Софронием. В тетрадях, на отдельных листках, в письмах, а иногда и на полях книг²⁹ преподобный оставлял черновые заметки, свидетельства своего внутреннего опыта³⁰. Сочинения старца подобны сосудам, обильно наполненным благодатью. Он любил Бога с такой силой и сам так ощущал любовь Божию, так глубоко переживал Его прощение и действие Его благодати, что не мог сдержать переполнявших его чувств, противостоять желанию выразить их. В сочинениях старца есть тому множество свидетельств (см. с. 297,482–483) – в частности, приведем одно из его высказываний, написанное в ответ на упрек одного из братии: «Любит душа моя Господа, и как скрою огонь сей, который согревает душу мою? Как скрою милости Господни, которыми увлечена душа моя? Как забуду милости Господни, в которых душа моя познала Бога? Как могу Я Не говорить о Боге, если душа моя пленена Им? Как буду молчать о Боге, когда дух мой распален любовью к Нему день и ночь? и разве противник я плача? Что ты, отче, вещал душе моей: зачем о Боге много говорю? Ведь душа моя любит Его, и как скрою любовь Господню ко мне?» (с. 502).

Как у многих святых прошлого, сочинения преподобного Силуана были написаны не в результате рационального решения, но под действием Святого Духа. Старец сам пишет об этом: «И Дух Святой научил меня, и потому я пишу о Боге без труда, ибо Он влечет меня писать» (с. 367).

Высота и глубина, теплота и жизнь, присутствие и сила Святого Духа в сочинениях старца настолько явны, что сразу производят глубочайшее впечатление на читателя, вдохновляют и возносят его, внутренне преображают. Один из корреспондентов святого так описывает это чувство: «...из писем отца Силуана совершенно явно ощущалась мною, грешным, такая сила, какой я не испытывал ни от кого»³¹.

Сила эта есть сила Святого Духа, но также и сила прямого, непосредственного и свободного живого опыта. Преподобный Силуан относится к тем немногим людям, чьи слова точно отражают личный опыт и чье свидетельство поэтому совершенно непререкаемо и убедительно. Святой Силуан говорит то, что он есть, и он есть то, что говорит.

Сочинения старца хотя и не были написаны с целью публикации (которая, впрочем, в его условиях и не была возможной), но, несомненно, для того, чтобы их прочитали. В них сказалась не только потребность выразить пережитый опыт (не по гордости или тщеславию, а по тем же причинам, о которых мы говорили выше), но также и желание разделить его с другими. А потому в них особо прослеживаются два момента, важных для старца: 1) милосердие и любовь Божия ко всем людям без исключения (милосердие и любовь, которые он сам глубочайше испытал и в которые непреложно уверовал); 2) желание внести свой вклад во спасение всех.

Стиль сочинений святого Силуана обладает особой теплотой и поэтичностью. Старец, получивший самое простое образование³², никогда не заботился о красоте слога или редактировании своих текстов. Он писал очень простым, иногда нескладным языком. Ритм сочинений неторопливый, что может смутить западного читателя (это объясняется тесной связью текста с внутренней молитвой). В них нет ни продуманной композиции, ни заготовленного заранее плана, нередко встречаются повторы, которые объясняются тем, что преподобный возвращался к определенным темам, обобщавшим его опыт и духовную жизнь, которые постоянно занимали его и которые с точки зрения формального анализа можно назвать «фундаментальными темами» его сочинений. Отец Софроний, публикуя сочинения старца, опасался, что из-за этих настойчивых повторов текстами старца могут пренебречь или, во всяком случае, не отнестись к ним с должной серьезностью. С другой стороны, он боялся, что описания особого духовного опыта (видений бесов, Христа, Божией Матери к беседы с Ними) могут показаться кому-то рассказами экзальтированного монаха, подверженного галлюцинациям. (К примеру, так относились долгое время, в том числе и в церковной среде, к сочинениям прп. Симеона Нового Богослова: хорошо известна также отрицательная реакция на богословское объяснение свт. Григорием Паламой опыта созерцания Нетварного Света и видения Бога). По этой причине архимандрит Софроний решил сопроводить писания старца комментариями и пояснениями. Они действительно оказались полезными и помогли донести сочинения старца до широкого круга читателей.

Тот, кому знакомы творения святых отцов, сразу отметит, что сочинения святого Силуана по глубине и высочайшей степени духовного преуспеяния находятся на уровне писаний выдающихся отцов Церкви. Один из близких святого Силуана, познакомившись с его сочинениями, воскликнул: «Он пришел в меру святых отцов!» (ср. с 279). Святитель Николай Велимирович вдохновенно скажет: «Силуан превосходит всех своей любовью».

Святой Силуан особенно близок к двум отцам, очень почитаемым православными: св. Симеону Новому Богослову и ев, Исааку Сирину. С первым его сближают видения Христа и последовавшее за ними духовное преображение³³, со вторым же – огромное сострадание, которое он испытывал не только к людям, но и ко всякой твари.

Преподобный близок также и ко многим другим отцам. Сочинения свидетельствуют о его знакомстве как с главнейшими текстами древней аскетики (такими как «Изречения отцов-пустынников», «Лествица» прп. Иоанна Лествичника или «Слова подвижнические» св. Исаака Сирина), так и с недавними (например, прп. Серафима Саровского). Такая близость подтверждает полное соответствие его писаний православной духовной традиции: и той, что представлена творениями ранних отцов, и той, что выражена в живом опыте, непрерывно передаваемом от духовного отца своим чадам с первых веков существования Церкви. Конечно, старца сближают с отцами не внешние черты его сочинений, а идентичный опыт духовной жизни.

Однако единство святого Силуана со святоотеческой традицией на уровне высокого духовного опыта, общего для Православной Церкви, не заглушает его собственного голоса, его особого свидетельства и богословия. Не потому, что он вводит какое-то новое учение, а потому, что по-новому формулирует и подчеркивает элементы церковного вероучения и уровни духовной жизни, общие для всех святых.

1. В числе этих элементов первое место принадлежит совету «Держи свой ум во аде и не отчаивайся», данному Спасителем старцу как божественная заповедь и программа духовной жизни, приспособленная к его конкретному состоянию и вместе с тем имеющая универсальную ценность и значение как средство от главных духовных недугов – гордыни и отчаяния, сопряженных с двумя важнейшими христианскими добродетелями – смирением (совместно с покаянием) и упованием.

2. Другой существенный элемент учения и свидетельств старца относится к любви к врагам – наиболее совершенной форме любви к ближнему, составляющей вторую заповедь Христову, которую старец считал неотделимой от первой – любви к Богу.

3. Третий элемент учения и свидетельства старца – молитва о спасении всех людей, неотрывная для христианина от его собственного спасения. Она так же связана с любовью к ближнему, как и с упованием и уверенностью в милосердии Божием.

4. Четвертая главная тема – это опыт оставленности, чувство, которое старец испытывал всю жизнь после того, как Христос явился ему в первый год его послушничества. Этот опыт во многом определил дальнейшую духовную жизнь святого Силуана.

5. Центральное место в поучениях и свидетельстве святого Силуана, так же как и во всех святоотеческих текстах, занимают покаяние и смирение. Наставления старца об этих добродетелях имеют особенности, связанные с его личным духовным опытом и личным познанием Христа, полученным им через благодать Святого Духа.

6. Вследствие этого прямого и сверхъестественного познания во всех сочинениях старца вырисовывается образ Христа, полный любви, милосердия, кротости, мира и смирения. Этот образ обусловил нераздельность, единство вышеназванных тем и в значительной степени определил особенность духовною пути святою Силуана.

7. Если, как говорил преподобный Серафим Саровский, целью христианской жизни является стяжание Святого Духа, то, вне всякого сомнения, старец в полной мере достиг ее. Святой Дух неизменно присутствует в его свидетельстве и поучениях. Среди святоотеческих творений нет иного произведения, где бы так часто упоминался Святой Дух – не как отвлеченное понятие, но как передача сокровенного опыта живого и животворящего Его присутствия.

Внутри этих основных размышлений, в которых голос старца звучит сильно и неповторимо, параллельно им и словно сквозь них проступают и иные размышления об основах православного предания, осмысленные и сформулированные тоже по-новому, отвечающие тревогам, чаяниям и надеждам современного человека, что дает возможность множеству людей заново открыть для себя смысл христианства и обрести возможность духовного обновления.