О Евангельских женах, помазавших Христа Спасителя миром (исследование)

Среди общественного служения роду человческому, и в последние дни Своей земной жизни, Господь наш Иисус Христос был помазан миром, по благочестивому усердию евангельских жен. Об этом находим повествование у всех четырех Евангелистов. Но у каждого из них событие помазания Христа Спасителя миром изображается то сходными, то различными между собой чертами. Отсюда у древних и новейших толкователей святого Писания возникли разные предположения о том: где, у кого, кем и сколько раз совершено было помазание Господа?

В западной литературе в разрешение этого вопроса написаны целые томы.⁴²⁴ У нас, по крайней мере, всякому любителю духовного просвещения должно быть известно, что в разрешении вопроса, кем совершено помазание Господа Иисуса Христа, вообще западная Церковь разногласит с восточной. Относительно же вопроса, сколько раз совершено было помазание, замечается в нашей отечественной духовной литературе та особенность, что иначе решается этот вопрос составителями евангельской истории, и иначе – толкователями православного богослужения.

Но, прежде нежели покажем, в чем состоят и на сколько основательны различные мнения о рассматриваемом предмете, обратимся к первоначальному источнику его – святому четвероевангелию, и посмотрим, в какой последовательности событий и в каких именно чертах излагается этот предмет у каждого из четырех Евангелистов.

Святой евангелист Матфей, после изложения пророчественной беседы Иисуса Христа, произнесенной через три дня после входа Его в Иерусалим, на горе Елеонской – о разрушении Иерусалима, кончине мира и страшном суде (Мф. 24; 25), говорит: «Когда окончил Иисус все слова сии, то сказал ученикам Своим: вы знаете, что чрез два дня будет Пасха, и Сын человеческий предан будет на распятие“ (Мф. 26:1–2).

"Тогда, – продолжает Евангелист, – тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы; и положили в совете взять Иисуса хитростью, и убить. Но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф. 26:3–5).

Вслед за этим, евангелист Матфей пишет: «Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного, и возливала Ему возлежащему на голову. Увидя то, ученики Его вознегодовали, и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену, и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собой, а Меня не всегда имеете. Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, скажется в пямять ее и о том, что она сделала» (Мф. 26:6–13).

Непосредственно за сим, читаем у святого евангелиста Матфея о предательстве Иуды: «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам, и сказал: что вы дадите мне, я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников. И с того времени он искал удобного случая, предать Его» (Мф. 26:14–16).

Подобно евангелисту Матфею, и святой евангелист Марк, после предсказания Иисуса Христа (через три дня после Его входа в Иерусалим) о разрушении Иерусалима, кончине мира и втором пришествии Христовом (Мк. 13), говорит: «Чрез два дня надлежало быть празднику Пасхи и опресноков. И искали первосвященники и книжники, как бы взять Его хитростью, и убить; и говорили: только не в праздник, чтобы не произошло возмущения в народе» (Мк. 14:1–2).

Вслед за сим продолжает: «И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда, цельного, драгоценного; и, разбив сосуд, возлила Ему на голову. Некоторые же вознегодовали, и говорили между собой: к чему сия трата мира? Ибо» можно было бы продать его более, нежели за триста динариев, и раздать нищим. И роптали на нее. Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собой, и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие, в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала» (Мк. 14:3–9).

За этим сряду и у евангелиста Марка, как и у евангелиста Матфея, следует о предательстве Иуды: «И пошел Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им; они же, услышав, обрадовались, и обещали дать ему сребренники. И он искал, как бы в удобное время предать Его» (Мк. 14:10–11).

Совсем в другой последовательности событий и в иных чертах повествует о помазании Иисуса Христа миром святой евангелист Лука.

После нагорной проповеди Христовой о блаженствах евангельских и т д. (Лк. 6), евангелист Лука говорит сперва об исцелении Господом слуги капернаумского сотника (Лк. 7:1–10); после сего – о том, что при входе в город Наин Иисус Христос воскресил несенного на погребение сына вдовицы; далее, – что Он дал ответ посланным от Иоанна Крестителя, и в заключение свидетельства о Крестителе упомянул, что фарисеи и книжники Его самого, Христа, называли другом мытарям и грешникам. «И оправдана, – говорит, – премудрость всеми чадами ея» (Лк. 7:11–35).

Непосредственно за сими словами Господа, святой евангелист Лука передает нам следующее событие: «Некто из фарисеев просил Его (Иисуса Христа) вкусить с ним пищи; и Он, вшед в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром; и, ставши позади у ног Его, и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, целовала ноги Его, и мазала миром. Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: «если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешницаˮ. Обратясь к нему, Иисус сказал: «Симон! Я имею тебе нечто сказатьˮ. Он говорит: «скажи, Учитель!ˮ – Иисус сказал: «у одного заимодавца было два должника: один должен был пятью стами динариев, а другой пятидесятью. Но как они не имели чем заплатить: он простил обоим. Скажи же, который из них больше возлюбит его?ˮ – Симон отвечал: «думаю, тот, которому более простилˮ. Он сказал ему: «правильно ты рассудилˮ. И, обратясь к женщине, сказал Симону: видишь ли Ты сию женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги, и волосами головы своей отерла. Ты лобзания Мне не дал; а она, с тех пор, как Я пришел, не перестает лобызать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ея многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот меньше любитˮ. Ей же сказал: «прощаются тебе грехиˮ. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: «кто это, что и грехи прощает?ˮ Он же сказал женщине: «вера твоя спасла тебя; иди с миром» (Лк. 7:35–50).

«После сего, – говорит святой евангелист Лука о Иисусе Христе, – Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиной, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим“ (Лк. 8:1–3).

Очевидно, что описанное евангелистом Лукой событие помазания Христа Спасителя, относится к средине общественного Его служения роду человеческому; тогда как первые два евангелиста, Матфей и Марк, повествуют о помазании, бывшем в последние дни земной жизни Иисуса Христа – перед самой Пасхой Его страданий.

Святой евангелист Иоанн Богослов в своем повествовании о помазании Господа миром, подобно первым двум евангелистам, переносит нашу мысль к последней Пасхе в земной жизни Христовой, но с тем однако же различием, что у него представляется нам и другая последовательность событий, и некоторые особенности в изложении самого помазания. После воскрешения Лазаря, святой Иоанн говорит о злом совещании синедриона, бывшем вследствие сего – величайшего из чудес Христовых. Христос удаляется в страну близ пустыни, в город Ефраим. Приближается Пасха иудейская. Многие пришли в Иерусалим пред Пасхой, и там ищут Иисуса. «Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что, если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его“ (Ин. 11:57).

После этого евангелист Иоанн, говорит: «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь, умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, а Лазарь был один из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового, чистого, драгоценного мира, помазала ноги Иисуса, и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: «для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?ˮ Сказал же это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. (Он имел денежный ящик, и носил, что туда опускали). Иисус же сказал: «оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собой, а Меня не всегда» (Ин. 12:1–8).

Далее у евангелиста Иоанна следует замечание: «Многие из иудеев узнали, что Он там; и пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых. Первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради его многие из иудеев приходили, и веровали в Иисуса» (Ин. 12:9–11).

Затем в Евангелии от Иоанна говорится о входе Господнем в Иерусалим: «На другой день, множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли Ему на встречу, и восклицали: «осаннаˮ, и проч. (Ин. 12:12–18).

После обстоятельного изложения сказаний каждого из четырех евангелистов о помазании Спасителя миром, обратимся к рассмотрению различных мнений об этом предмете, касательно того: 1) где именно и у кого совершено было то или другое помазание; 2) кем оно совершено; и 3) сколько раз, и когда именно был помазан Господь?

1. Мы видели, что евангелисты Матфей и Марк прямо и определенно говорят, что Господь был помазан в доме Симона прокаженного, в Вифании. По сказанию евангелиста Луки, еще прежде помазаны были ноги Спасителя – тоже в доме Симона, который однако же именуется не прокаженным, а фарисеем; притом у евангелиста Луки не говорится прямо, в каком это было городе, хотя по ходу его повествования надобно полагать – это было в одном из городов галилейских, и можно думать – в Наине. У евангелиста Иоанна находим, что помазание совершалось в Вифании, но в чьем доме, – определенно не сказано: говорится лишь, что там служила Господу Марфа, сестра Лазаря и Марии.

Спрашивается: один ли это и тот же Симон прокаженный, упоминаемый евангелистами Матфеем и Марком, и Симон фарисей, упоминаемый евангелистом Лукой; и не в его ли также доме служила Христу и Марфа, – тогда как сестра ее помазывала ноги Его, по сказанию евангелиста Иоанна?

Блаженный Августин⁴²⁵ и некоторые другие из древних толкователей святого Писания⁴²⁶ – полагают, что было два Симона: один фарисей, о котором говорится у евангелиста Луки, а другой – прокаженный, о котором говорят евангелисты Матфей и Марк. Такое мнение они основывают на том, что 1) событие описанное евангелистом Лукой наверное произошло в Галилее, а описанное Матфеем и Марком – в Вифании, близ Иерусалима, т.е. в Иудее. – 2) Упоминаемый при первом случае Симон называется фарисеем, а при последнем, – прокаженным, в отличие от фарисея.⁴²⁷

Другие, еще более древние толкователи святого Писания, хотя и полагают, что помазание Христа Спасителя было в доме Симона – и в Галилее, в городе, вероятно, Наине, и близ Иерусалима, в селении Вифании; но думают, что в том и другом случае хозяин дома был один и тот же Симон, который мог иметь два жилища в различных местах – и в селении Вифании, и в городе Наине. Так думали Ориген⁴²⁸ и святитель Киприан, епископ Карфагенский.⁴²⁹ – За одно и то же лицо признают Симона и святитель Златоуст⁴³⁰ и святитель Амвросий Медиоланский.⁴³¹

Очевидно, этому не противоречит различие наименований – фарисея и прокаженного: одно напоминает звание, а другое – болезнь, которой могли подвергаться люди всякого звания и состояния. Без сомнения, фарисей Симон, подвергшись проказе, был исцелен Иисусом Христом, и за ним осталось название, напоминавшее об исцелении неизлечимой его болезни – милосердием Господа.

Такой милости наверное удостоился Симон уже после первого посещения его дома Христом Спасителем, во время которого он еще думал, что пригласил к себе только Пророка, да и в этом усомнился было при допущении Господом к Своим пречистым ногам – грешницы. Исцеление от проказы не могло не произвести в нем веры во Христа; и вот, при вторичном посещении его дома Спасителем близ Иерусалима, он уже называется не именем фарисея, напоминавшим враждебную Христу секту, а смиренным наименованием прокаженного, напоминавшим о благодеянии Христовом. Прокаженным он после своего исцеления стал называться в том же смысле, в каком Лазарь, возлежавший за столом, на вечери в Вифании, был назван умершим (Ин. 12:1), или Матфей, именуемый в лике Апостолов мытарем (Мф. 10:3), – т.е., принимая, по известному обороту слов, прошедшее состояние за настоящее.⁴³²

И с другой стороны, при упоминании о событии, бывшем в доме Симона фарисея, которое по всей вероятности предшествовало состоянию его прокажения и исцеления от этой болезни, ему усвояется наименование прокаженного, под которым он стал известен уже впоследствии времени. Мы разумеем помазание Христа Спасителя явно грешницей, происходившее, по сказанию евангелиста Луки, в доме Симона фарисея. Сего-то Симона святитель Златоуст во 2-й молитве ко святому причащению именует прокаженным: «И якоже не не удостоил еси (Господи) внити и свечеряти со грешники в дому Симона прокаженнаго: тако изволи внити и в дом смиренныя моея души, прокаженныя и грешныя; и якоже не отринул еси подобную мне блудницу, и грешную, пришедшую и прикоснувшуюся Тебе: сице умилосердися и о мне грешнем, приходящем и прикасающемтися; и якоже не возгнушался еси скверных ея уст и нечистых, целующих Тя: ниже моих возгнушайся сквернших оныя уст и нечистших, ниже мерзких моих и нечистых устен, и сквернаго и нечистейшаго моего языкаˮ.

Впрочем, можно думать, что святитель Иоанн Златоуст в приведенных нами словах 2-й молитвы ко святому причащению разумеет и то помазание, которое совершено было в последние дни земной жизни Иисуса Христа, и описано у святых евангелистов Матфея и Марка. Правда, у сих евангелистов помазавшая Господа жена не именуется грешницей; но такой издревле она изображается в богослужении православной Церкви на святую и Великую Среду. И при этом, Симон, именуемый первыми двумя евангелистами прокаженным, называется фарисеем не в одном из церковных песнопений – в самый день предания Спасителя Иудой искариотским. Так Церковь возглашает Господу: «Симонов дом, Невместимаго везде, вмести Тя, Иисусе Царю, и жена грешная миром Тя помазаˮ.⁴³³ Далее: «Не к фарисеом, Спасе, ни к Симону токмо изволил еси во храм (в храмину) на снедь внити, но уже и мытари вкупе и блудницы Твое почерпают милосердиеˮ.⁴³⁴ – «Показати хотя, Иисусе преестественное Твоего служения всем, ял еси в дому Симонове вечеряв, алчущих пищеˮ.⁴³⁵ И вслед затем: «Хлеб сый животворящий, снел еси, Иисусе, с Симоном фарисеем, да блудница приобрящет некупимую благодать Твою истощанием мираˮ.⁴³⁶ И наконец неоднократно поется в святую и Великую Среду: «Днесь Христос приходит в дом фарисеов, и жена грешница приступивши к ногам, валяшеся вопиющи: виждь погруженную грехом, отчаянную деяний ради, негнушаемую от Твоея благости, и даждь ми, Господи, оставление злых, и спаси мя“.⁴³⁷

На основании приведенных нами мнений святых отцов Церкви, и согласно с указанными изречениями православно-церковных священных песнопений, – мы признаем, что тот Симон фарисей, о котором упоминает евангелист Лука, и тот Симон прокаженный, о котором говорят евангелисты Матфей и Марк – одно и то же лицо. Но вместе с сим, и по содержанию, и по самому ходу евангельских сказаний, признавая, что бывшее в доме Симона помазание Господа, – описанное евангелистом Лукой, и то, которое описано евангелистами Матфеем и Марком, – не одно и тоже, а происходило, как в разное время, так и в разных местах, – мы не находим причины сомневаться в справедливости и того предположения, что у одного и того же Симона-фарисея, прозванного впоследствии прокаженным, было два дома, – один в Галилее, быть может в Наине, а другой в Иудее, и именно – в Вифании.

В Вифании, как известно, было совершено и то помазание Господа, о котором упоминает святой евангелист Иоанн Богослов. Но где именно, в чьем доме оно совершено, – Евангелист не сказывает, и потому это обстоятельство составляет вопрос, разрешаемый различно.

Святитель Иоанн Златоуст, в беседах на евангелиста Иоанна, признает, что описанное сим евангелистом помазание Господа было в доме Марфы. «Прежде шести дней Пасхи прииде (Иисус) в Вифанию, идеже бе Лазарь, и вечерял у них (сестер Лазаря), причем Марфа служит, а Лазарь возлежит (Ин. 12:1,2). Вот доказательство несомненного воскресения (Лазаря): спустя много дней он был жив и ел. Отсюда видно также, – говорит святитель Златоуст, – что вечеря была в доме Марфы: (Лазарь и его сестры) принимают Иисуса, как друзья и любимцы Его“.⁴³⁸

Согласно с мнением святителя Златоуста, в синаксаре постной триоди в святую и Великую Среду говорится, что за шесть дней до Пасхи помазание Христа было именно «в доме Марфы и Марии, сестр Лазаревых», который именуется также «домом Лазаря», и высказывается, что этот дом надобно отличать от «дома фарисея Симонаˮ (бывшего в Галилее), и от другого «дома (того же⁴³⁹) Симона прокаженного, – бывшего в Вифанииˮ.

На этом основании и почтенный автор пользующейся у нас заслуженной известностью книги: «Дни богослужения православной кафолической восточной Церквиˮ, говорит: «За шесть дней до Пасхи Господь приходит в Вифанию, и возлежит на вечери в дому Лазаря, на которой между прочим находился и Лазарь; Марфа служила Иисусу Христу, а Мария помазала главу и ноги Его нардовым миромˮ. ⁴⁴⁰

«Некоторые, впрочем, – как заметил еще в свое время святитель Иоанн Златоуст, – говорят, что это было в чужом доме“.⁴⁴¹

Держась этого, упомянутого святителем Златоустом, но не усвоенного им себе мнения, два знаменитых архипастыря нашей Церкви, блаженной памяти преосвященные – Филарет, митрополит Московский, и Иннокентий, архиепископ Херсонский, выразили мысль, что тот чужой для Марфы и Марии дом принадлежал именно Симону прокаженному.

Так преосвященный Филарет в своем «Начертании церковно-библейской историиˮ написал: «За шесть дней до Пасхи Иисус является в Вифании в дому Симона прокаженного на вечери, на которой между прочими возлежал с Ним и Лазарь: Марфа служит; Мария помазует главу и ноги Его нардовой мастьюˮ.⁴⁴²

А преосвященный Иннокентий в «Последних днях земной жизни Господа нашего Иисуса Христаˮ, то же самое изложил следующим образом: «За шесть дней пред Пасхой, как говорит святой Иоанн, Иисус явился опять в Вифании. Приход Его был празднеством для всего населения, особенно для Его почитателей и друзей. Один из них, именем Симон, так называемый, прокаженный, которого Иисус Христос исцелил, вероятно, от проказы, – воспользовавшись покоем субботнего дня, учредил богатую вечерю для Его угощения. Гостеприимная Марфа уступила ему честь принять у себя Господа; но взяла на себя труд распоряжать угощением и служить самой при трапезе Иисусуˮ. ⁴⁴³

В одном из академических духовных наших журналов находим и доводы, которыми хотят доказать, что действительно Марфа служила Господу в чужом доме, где был и Лазарь – только по приглашению. Эти доводы в майской книжке «Христианского чтенияˮ за 1867 год⁴⁴⁴ изложены в следующем виде: «Если, по сказаниям первых трех Евангелистов⁴⁴⁵ вечеря происходила в доме Симона⁴⁴⁶ прокаженного, а по сказанию евангелиста Иоанна неизвестно где, то считать это за противоречие еще нельзя. Положим, из повествования евангелиста Иоанна и можно отчасти заключить, что вечеря была как будто не в доме Симона, как говорят первые евангелисты, а в доме самого Лазаря; но если внимательно рассмотрим это повествование, то мы найдем, что такое заключение было бы очень спешно. В этом повествовании есть два признака, которые несомненно приводят к тому, что вечеря была не в доме Лазаря. Первый из таких признаков – есть указание на хозяйничанье Марфы. Такое указание было бы совершенно неуместно, если бы вечеря происходила в том доме, где Марфа была хозяйка. Значит, если сказано, что Марфа служила, то сказано для того, чтобы указать на особенное усердие Марфы, решившейся служить Господу даже в том доме, где она не была хозяйкой. Другой признак есть указание на то, что Лазарь возлежал, т.е. был в числе гостей. Странно было бы со стороны Евангелиста указание на то, что Лазарь возлежал, если бы это было в его доме. Это было бы все равно, если бы кто-нибудь сказал, что такой-то N был у такого-то Ν, и этот последний был с ним. Итак если мы знаем, что вечеря была не в доме Лазаря, то почему не принять, что она была в доме того Симона прокаженного, о котором говорят первые Евангелисты. Значит и здесь противоречия нет никакого“.

Внимательно рассмотрев изложенные доводы, мы должны сказать, что если евангелист Иоанн не говорит прямо, в чьем доме совершено было помазание Господа, а другие евангелисты говорят; то, конечно, считать это за противоречие еще нельзя (какое ж, в самом деле, противоречие, когда одни говорят о чем-нибудь, а другой о том же молчит?). Но такое отсутствие противоречия относительно известного обстоятельства события еще не показывает, что и первые два евангелиста и последний из четырех – говорят именно об одном и том же событии: это еще следовало бы доказать, и доказать поосновательнее. Те два признака, которые, по словам автора, несомненно приводят к тому, что упоминаемая евангелистом Иоанном вечеря была не в доме Лазаря, – вовсе не имеют характера несомненности. «Указание на хозяйничанье Марфы“ нельзя назвать «совершенно неуместным“, если вечеря происходила и в том доме, где Марфа сама была хозяйка. Почему «хозяйничанье“ ее в чужом доме представляется автору более уместным, чем в ее собственном? Потому, думает он, что этим указывается «на особенное усердие Марфы, решившейся служить Господу даже в том доме, где она не была хозяйка». Но ведь это одна догадка, в основательности которой мы имеем причины сомневаться – столько же, сколько и в основательности предположения о том, что будто бы неуместно было бы указание на «хозяйничаньеˮ, или по выражению Евангелия (Ин. 12:2), на служение Марфы Господу, если вечеря была в ее доме. В другом месте четвероевангелия находим прямое, и потому не подлежащее никакому пререканию или признанию «неуместнымˮ указание на то, что Марфа служила Господу, и заботилась об угощении Его именно в том доме, которого несомненно была она хозяйка.

Жена же некая, именем Марфа, говорит евангелист Лука, прият Его в дом свой. И сестра ей бе нарицаемая Мария, яже и седши при ногу Иисусову, слышаше слово Его. Марфа же молвяше о мнозе службе (заботилась о большом угощении); ставши же рече: Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя осшави служити? рцы убо ей, да ми поможет (Лк. 10:38–40).

Но здесь, скажут, была особенная причина упомянуть о служении Марфы, – чтобы тут же показать нам и сестру ее, Марию, занятую другим, более благим и приятным Господу делом. То правда; но и в описанной евангелистом Иоанном вечери находим почти то же самое: упоминается, что когда Господь возлежал среди любимого Им семейства, в Вифании: то старшая сестра Марфа служила, Мария же помазывала ноги Иисуса Христа, а Лазарь был один из возлежавших с Ним: гость из другого мира, он был на этот раз гостем у своих сестер, или в своем собственном доме, и притом гостем самым близким к Господу, Который вновь даровал ему жизнь. Указание на это вовсе не представляет в себе ничего ни столь странного, ни столь излишнего, как бы «это было все равноˮ, по словам автора, «если бы кто сказал, что такой-то N был у такого-то Ν, и такой-то N был с ним» (не просто был с Ним, а сказано – возлежал с Ним...). Посему-то нельзя не признать и сделанного автором из своих догадок заключения – очень спешным: «Итак, – говорит он, – если мы знаем, что вечеря была не в доме Лазаря, то почему не принять, что она была в доме того Симона прокаженного, о котором говорят первые Евангелисты?ˮ Мы знаем!.. Но знание, основанное на одних догадках, очень шаткое, и мы не находим причины предпочитать его мнению святителя Златоустого, или указанию нашего церковного синаксаря, что описанное евангелистом Иоанном помазание Господа было именно в доме сестер Лазаревых Марфы и Марии, или прямо в доме самого Лазаря. Нельзя однако же умолчать, что на счет этого дома есть и такие мнения, которые признают его родственным Симону прокаженному, или даже его собственностью.

"О Симоне прокаженном, – говорит блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский, – некоторые говорят, что он отец Лазаря, – что Господь очистил его от проказы и угощен был имˮ.⁴⁴⁷

Такое мнение о Симоне фарисее, «прокаженномˮ, как об отце Лазаря и сестер его Марии и Марфы, синаксарь во святую и Великую Среду считает неправильным – собственно потому, что из него хотят вывести то заключение, что вечеря в доме Симона и в доме Марфы и Марии была одна и та же.

Автор «Дней богослужения Православной кафолической восточной Церквиˮ принимает, впрочем, это мнение, не выводя из него сказанного заключения.⁴⁴⁸

Иные, напротив, чтоб еще более внушить мысль, что посещение Спасителем дома Симона было одно и тоже с посещением дома Марфы и Марии, сестер Лазаревых, предполагают, что Симон был муж Марфы. На основании этого предположения, «о вечери в доме Симона прокаженногоˮ – в одной из лучших наших священных историй Нового Завета, говорится следующее: «За шесть дней до Пасхи Иисус Христос пришел в Вифанию, и остановился в любимом Им семействе двух сестер, Марфы и Марии, и недавно воскрешенного Им брата Лазаря. Этот дом евангелисты Матфей и Марк, называют домом Симона прокаженного. Можно предполагать, что Симон был муж Марфы, и, конечно, исцелен был от проказы Иисусом Христом: почему и в любви этого семейства к Нему могла участвовать также признательность за исцеление главы семейства. Теперь же эта признательность должна была достигнуть самой высшей степени после возвращения к жизни Лазаря». ⁴⁴⁹

Все это прекрасно, но предположение, на котором построено такое изложение события, ни на чем не основано, кроме личного мнения автора о том, что Симон прокаженный был муж Марфы, и что дом у них и у Лазаря был общий. Но если уже основывать свое суждение на авторитете чьего-либо мнения, то опять скажем, что в таком случае мы признаем за лучшее следовать мнению святителя Златоуста и руководству Церкви, предлагаемому в изложении православного богослужения.

С таким же взглядом на предмет, обратимся к решению и второго вопроса в нашем исследовании:

2. Кем из евангельских жен совершено помазание Господа?

Решение этого вопроса у толкователей святого Писания до такой степени различно, что число жен, помазавших Господа, то увеличивают до четырех, то уменьшают до одной.

Так один из древнейших церковных писателей, именно Ориген, свидетельствует, что еще в его время существовало мнение, будто у четырех евангелиетов упоминается о четырех женах, помазавших Господа.⁴⁵⁰ Но для всякого должно быть очевидно, что первые два евангелиста – Матфей и Марк, повествуя о жене, помазавшей главу Иисуса Христа, – в одном и том же доме, в одно и то же время, при одних и тех же обстоятельствах, и – одинаковыми чертами, изображают не сходное, а одно и тоже событие, – говорят об одной и той же евангельской жене. Поэтому, если допустить, что последние два евангелиста – Лука и Иоанн – говорят каждый об особой жене, совершившей помазание; то и в таком случае не могло быть более трех жен, помазавших Господа. Так думал и Ориген.⁴⁵¹ Из других известных толкователей святого Писания того же мнения держался Евфимий,⁴⁵² на его же сторону склоняется и блаженный Феофилакт,⁴⁵³ хотя более вероятным признает он, как увидим ниже, другое мнение.

По замечанию поименованных толкователей Евангелия упоминаемая евангелистом Лукой жена, помазавшая Господа, должна быть различаема от той, о которой говорят евангелист Матфей и евангелист Марк, – уже потому, что первая называется грешницей (Лк. 7:37), а последняя так не называется, но еще представляется пророчествующей о смерти Христовой: возлиявши бо сия, говорит о ней сам Христос, миро сие на тело Мое, на погребение Мя сотвори (Мф. 26:12; Мк. 14:8). Сверх того, первая помазала Господа, как можно видеть из всей последовательности повествования евангелиста Луки, задолго до времени страданий Господа Иисуса Христа: а последняя – только за два дня до Его крестной смерти, как видно из предшествующих сказанию евангелистов Матфея и Марка об этой жене – слов Христовых к ученикам: весте, яко по двою дню Пасха будет, и Сын человеческий предан будет на пропятие (Мф. 26:2; Мк. 14:1). Но и первая и последняя, говорят, должна быть отличаема от той (третьей) жены, которая, по свидетельству евангелиста Иоанна, помазала Господа прежде шести дней Пасхи (Ин. 12:1).

Вопреки этому мнению – о трех женах, помазавших Господа, издревле существует другое, которое признает более достоверным, – что их было только две; но какие именно, – о том не одинаково рассуждают толкователи святого Писания.

Так блаженный Иероним⁴⁵⁴ и некоторые из западных учителей Церкви⁴⁵⁵ – думают, что одна жена была та, о которой пишет евангелист Лука, и которая помазала Господа задолго до Пасхи и смерти Христовой; а другая та, о которой повествуют евангелисты Матфей, Марк и Иоанн, что она помазала Господа, вообще говоря, пред самым наступлением Его страданий в Вифании, и – стало быть в одно и то же время, в одном и том же месте.

Но святитель Иоанн Златоуст⁴⁵⁶ и другие из восточных пастырей и учителей Церкви, как то Леонтий Византийский⁴⁵⁷ и блаженный Феофилакт Болгарский,⁴⁵⁸ полагают, что та жена, о которой пишут евангелисты Матфей и Марк, по своему образу жизни – одна и та же с упоминаемой евангелистом Лукой; а та, о которой говорит евангелист Иоанн – различна от нее. По изъяснению сих отцов, упоминаемая первыми тремя евангелистами жена помазала Господа, хотя и в разное время, и в двух разных домах, но принадлежавших одному и тому же Симону; а упоминаемая евангелистом Иоанном совершила помазание хотя и пред самой Пасхой, и в Вифании, но не за два дня, как та, что у евангелистов Матфея и Марка, а за шесть дней, и не в доме Симона прокаженного, а в доме Лазаря или сестер его. Притом, «прежде всего необходимо заметить, – говорит святитель Иоанн Златоуст, рассуждая о сестре Лазаревой Марии, помазавшей Господа миром, – что эта не блудница, упоминаемая у Матфея, н не та, которая (упоминается) у Луки; нет, – это другая (женщина). Те действительно были блудницы и преисполнены многих пороков; а та была честная и усердная; ибо она заботилась о принятии Христаˮ.⁴⁵⁹ В другом месте святитель Златоуст, беседуя о жене, помазавшей Господа в доме Симона прокаженного, говорит: «жена эта по-видимому есть одна и та же у всех евангелистов, но нет. Три евангелиста, мне кажется, говорят об одной и той же, но Иоанн говорит о другой некоей чудной жене, сестре Лазаряˮ.⁴⁶⁰

Такое-то мнение о двух женах, помазавших Господа, в толкованиях восточных отцов Церкви представляется как бы золотой серединой между мнениями тех, которые считают, что было три таких жены, и тех, которые у всех евангелистов подразумевают одну и ту же жену.

Так и блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский, в одном месте пишет: «Некоторые говорят, что было три жены, помававшие Господа миром, и о которых упомянули все четыре евангелиста. А другие полагают, что их было две: одна, упоминаемая у Иоанна, то есть, Мария, сестра Лазарева: другая та, которая упоминается у Матфея: она одна и та же с упоминаемой у Луки и Маркаˮ.⁴⁶¹ А в другом месте: «о мире упоминают все четыре евангелиста, И думают некоторые, что (у всех их разумеется) одна и та же жена. Но несправедливо: это две разные жены, из коих одна упоминается у Иоанна (Ин. 12:3), она же и сестра Лазаря, другая – у трех прочих (евангелистов) “. ⁴⁶²

Согласно с этим и в синаксаре в святую и Великую Среду (в постной триоди) сказано: «Да будет известно, что жена сия, по мнению некоторых, – одна и та же у всех евангелистов; но нет, – а у трех, как говорит божественный Златоуст, одна и та же, которая и блудницей наименована, у Иоанна же не та, но другая некая чудная жена, имеющая житие честное, Мария, сестра Лазарева, которая, не будучи блудницей, была любима Христомˮ

Впрочем, хотя, по мнению отцов и учителей Православной восточной Церкви, – в отличие от Марии, сестры Лазаревой, упоминаемая первыми тремя евангелистами жена именуется блудницей, но так как евангелисты Матфей и Марк не называют ее, нодобно евангелисту Луке, явно грешницей; то надобно думать, что бывши действительно таковой при первом помазании, она при последнем – удерживает за собой это название лишь в том смысле, в каком Симон называется в Евангелии прокаженным, то есть, потому что он был некогда подвержен проказе, от которой исцелен Господом. И блудница, покаявшаяся и прощенная Господом, хотя уже и переменила свою жизнь, и вела себя целомудренно, – могла быть известной под именем, означавшим прежнюю ее жизнь, и такой она была, наверное, по собственному сознанию – в глубоком чувстве своей греховности.

В этом отношении и святые отцы расположение ее души сравнивают с состоянием Симона. «Евангелист, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – не просто упомянул о проказе Симона, но с тем, чтобы показать причину, почему жена с дерзновением приступила к Иисусу. Поскольку проказа казалась ей болезнью нечистой и гнусной, и между тем она видела, что Иисус исцелил человека и очистил проказу, – иначе не восхотел бы остаться у прокаженного; то она возымела надежду, что Иисус легко очистит и душевную ее нечистотуˮ. ⁴⁶³Ту же самую мысль высказывает и блаж. Феофилакт: «Видя сего (Симона) прокаженного очищенным, и означенная жена возымела веру, что и она получит отпущение грехов и очистится от своей душевной проказыˮ.⁴⁶⁴

«Чудной женойˮ называет святитель Златоуст, как мы видели, Марию, сестру Лазаря, но и эту – бывшую блудницу – признает достойной удивления. » Все прочие жены, – говорит он, – приходили за получением здравия телесного, а она пришла за тем, чтобы воздать честь Иисусу, и получить душевное исцеление. Она не имела никакого повреждения на теле, и потому всякий ей должен удивляться. Приходит к Иисусу не как к простому человеку, иначе и не отерла бы своими власами ног Его, но как к такому лицу, которое выше человека. Посему и принесла к ногам Христовым главу свою – такую часть тела, которая драгоценнее всего тела и всех членов...ˮ «Этот поступок происходил от благоговейной мысли, теплой веры и сокрушенного сердцаˮ. ⁴⁶⁵

«О блаженных рук!, – воспевает Церковь, – о власов и устен целомудренныя блудницы! имиже возлия, Спасе, миро на нозе Твои, отирающи я, и часто облобызающиˮ.⁴⁶⁶ И еще: «Яже первее блудница жена, внезапу целомудренна явися, возненавидевши дела студного грехаˮ.⁴⁶⁷ – «Священнодействуется избавление благонравней, от спасительных же утроб и слез источника, в немже исповеданием измывшися, не стыдяшеся, но вопияше: вся дела Господня Господа пойте, и превозносите во вся векиˮ.⁴⁶⁸ – «Грешная тече к миру, купити многоценное миро, – еже помазати Благодетеля, и миропродателю вопияше: даждь ми миро, да помажу и аз Очистившаго вся моя грехи“.⁴⁶⁹

Таким образом, в священных песнопениях Православной восточной Церкви бывшая блудница именуется «целомудреннойˮ и «благонравнойˮ, – потому что она принесла покаяние, и хотя уже была не блудница, но сознавала себя помилованной грешницей, и, тогда как Симон выражал свою благодарность Спасителю за исцеление от проказы учреждением для Него вечери, и она поспешила вторично помазать многоценным миром «Благодетеляˮ, который благоговолил некогда явить ей Свою милость сими божественными словами: прощаются греси ея мнози... Вера твоя спасе тя, иди в мире (Лк. 7:47,50). И вот теперь она «мироподателю вопияше: даждь ми миро, да помажу и аз очистившаго вся моя грехи“. Влагая эту речь в уста жены, помазавшей Господа в доме Симона прокаженного, церковная песнь, очевидно, и отличает ее действие от другого подобного, не ею совершенного (да помажу и аз), и намекает на другое помазание, совершенное той же женой, когда Господь очистил ее грехи, о чем она воспоминает, как о событии, прежде последовавшем (да помажу – Очистившаго вся моя грехи).

После этого должно быть понятно для нас, какое значение имеют выше приведенные нами доказательства того мнения, что было три жены, помазавшие Господа, на что указывает и следующее место в толковании блаженного Феофилакта, сходное и с некоторыми указаниями в синаксаре: «Ежели вникнешь, то найдешь, что их (жен помазавших Господа) было три: об одной упоминается у Иоанна, о другой у Луки (Лк. 7:37,38), а у прочих двух евангелистов о третьей. Ибо упоминаемая у Луки была блудница и (помазала) Господа среди Его проповеди; а упоминаемая у Матфея (сделала то же) около времени страдания, и притом она не была явная блудница. Господь приемлет усердие ее, как издержавшей так много мираˮ.⁴⁷⁰

По справедливому замечанию блаженного Августина, и некоторых других толкователей священного Писания, – если евангелист Лука говорит, что Господь был помазан некой грешницей, и притом задолго до Своего страдания, а у других евангелистов – Матфея и Марка принесшая миро жена не называется грешницей, и даже представляется как бы святой и, чрез помазание, пророчественно предуготовляющей Христа уже к приблизившейся крестной смерти и погребению Его; то это значит не то, чтобы разные евангелисты говорили о разных женах, но что одна и та же женщина – в различное время была различных нравов, сперва грешницей, а потом – святой, и что она не однажды, не одновременно и не в одном месте, но в различное время и в различных местах – дважды помазала Господа. Посему-то, рассуждает блаженный Августин, бывши грешницей, она, по свидетельству евангелиста Луки, осмелилась помазать только ноги Иисуса Христа, считая себя недостойной коснуться главы Его; а очистившись от грехов, она же впоследствии дерзает возлить миро не только на ноги, но и на главу Его, как об этом свидетельствуют евангелисты Матфей и Марк.⁴⁷¹

Вполне соглашаясь с такими доводами блаженного Августина и некоторых других западных учителей, мы не можем однако же согласиться с ними в дальнейших их соображениях насчет того, что упоминаемая первыми тремя евангелистами жена есть одна и та же с упоминаемой и евангелистом Иоанном, и что поэтому будто бы у всех четырех евангелистов разумеется одна и та же помазавшая Господа жена, которую евангелист Иоанн прямо называет Марией, сестрой Лазаря. Мы не можем согласиться с этим последним, общепринятым западной Церковью, мнением, так как оно не согласно с мнением святитель Златоуста, и вообще всей восточной Церкви.

Мнение западной Церкви о том, что у всех четырех евангелистов упоминается одна и та же помазавшая Господа жена, едва ли не в первый раз высказанное святителем Амвросием Медиоланским,⁴⁷² и особенно раскрытое блаженным Августином,⁴⁷³ прямо выражено и святителем Григорием Двоесловом, папой Римским, и тоже довольно древним английским пресвитером Бедой, по прозванию – Достопочтенным. ⁴⁷⁴

Так святитель Григорий Двоеслов в одной из своих бесед на Евангелия говорит: «научитесь, какой скорбью терзается та, которая плачет, и среди пиршества не краснеет. А то, мы думаем, была та самая Мария, которую Лука называет грешницей, Иоанн – Марией, из которой, по свидетельству Марка, изгнано было семь бесов. И что означается чрез семь бесов, если не все пороки?“ ⁴⁷⁵

Но на чем же основывается это мнение отцов и учителей западной Церкви, что грешница, помазавшая Господа, и сестра Лазаря Мария, и та Мария, называемая Магдалиной, из которой изгнано было семь бесов (Мк. 16:9. и Лк. 8:2), – одно и то же лицо?

Главным образом на том, что евангелист Иоанн, желая описать отличительной чертой Марию, сестру Лазаря, говорит: Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром, и отерла волосами головы своей (Ин. 11:2). Такого описания, говорят, Евангелист не употребил бы, если б было несколько жен, помазавших Господа миром; ибо тогда читатель не мог бы понять, о которой из них идет речь у Евангелиста. И этот один довод в пользу своего мнения западные толкователи считают важнее всех доводов, которыми подтверждается, что не одна была жена, помазавшая Господа.⁴⁷⁶

Правда, что приведенными словами Евангелиста о Марии, сестре Лазаревой, что она была помазавшая Господа миром, показывается, по выражению святителя Златоуста, «что особенного имелаˮ эта Мария;⁴⁷⁷ но надобно думать, что евангелист Иоанн такой особенностью отличил ее не от всех вообще жен евангельских, а только от соименных ей и не менее ее известных учениц и спутниц Иисуса Христа, каковы были упоминаемые тем же Евангелистом, стоявшие при кресте Иисуса Христа, вместе с Пречистой Его Матерью, Мария Клеопова и Мария Магдалина (Ин. 19:25). При таком предположении (а оно представляется нам весьма естественным), из приведенного свидетельства вовсе не то следует, чтобы кроме Марии, сестры Лазаревой, не было другой жены, помазавшей Господа миром, а только то, что эта Мария должна быть различаема от другой Марии, непомазавшей Господа, какова была и Мария Магдалина.

Между тем, учители западной Церкви, настаивая на том, что Мария Магдалина была и сестра Лазаря, и грешница, помазавшая Господа, о которой упоминает евангелист Лука, ссылаются на то, что у сего Евангелиста, после повествования об этой грешнице, – в следующей главе упоминается Мария Магдалина – в числе спутниц Иисуса Христа. Действительно упоминается; но ни из чего не видно, чтобы она была одно лицо с той грешницей. Напротив, видно, что причиной ее последования Христу, в числе других учениц, было не прощение грехов, а исцеление от злых духов и болезней: И бысть по сем, и Той прохождаше стозе грады и веси..., и обанадесяте с Ним, и жены некия, яже бяху исцелены от духов злых и недуг: Мария, нарицаемая Магдалина, из неяже бесов седмь изыде, и т.д. (Лк. 8:1,2). Конечно, святитель Григорий Двоеслов говорит: «и что означается чрез семь бесов, если не все пороки?“⁴⁷⁸ Но в той же 8-й главе евангелиста Луки (Лк. 8:26–36) представляется нам описание гадаринца, одержимого бесами, разительно показывающее нам, что бесы не то же, что пороки, хотя и бывают первыми советниками и споспешниками порочных дел.

Наконец, западные учители подтверждают свое мнение просто авторитетом своей Церкви.⁴⁷⁹ На это мы заметим, что если для западных важен авторитет западной Церкви, то для нас не менее важен авторитет восточной православной Церкви, тем более, что утверждаемое православной Церковью мнение основано не на одних догадках, но на достоверных фактических соображениях. Это можно видеть и из следующего рассуждения святителя Димитрия Ростовского о Марии Магдалине:

«Западнии сию святую Марию Магдалину мнят быти Марию сестру Лазареву, тую же и жену блудницу, омывшую слезами нозе Христовы, и власами главы своея отершую, и миром помазавшую: но восточнии не мнят быти тако. Лазарева бо сестра бяше из Вифании, родом иудеаныня, а Магдалина из Сирии, от гор Магдальских, отнюдуже и прозвание ей бысть, – наченшая шествовати по Христе в Галилеи, а не во Иудеи. Еще же ни блудницею быти сестра Лазарева яве извествуется, ибо во дщерях израилевых возбраняше закон быти блудницам; сице в Моисеевых книгах пишется: да не будет блудницца от дщерей израилевых (Втор. 23:17. Ин. 8:5). Аще же бы кая ята была в таковом грехе, то камением побити оную закон веляше. Како бы убо сестра Лазарева близ Иерусалима, от дщерей израилевых сущи, могла явно грешницею быти? Еда ли не побили бы оную камением по закону своему жидове, иже и на Лазаря враждоваху? Еще же и Лазарь, муж честен и сановен (топарх во Вифании бяше), ⁴⁸⁰ с сестрою Марфою, како бы попустили сестре своей Марии явно грешницею быти? Ина убо бысть сестра Лазарева, а ина жена блудница. Несть же и о том совершеннаго известия, Магдалина ли бе оною блудницею, в Евангелии воспоминаемою, яже нозе Христовы омы слезами, и власами отре, и миром помаза, или ина кая? Аще та бяше Магдалина, то како можаху с нею мужие имети греховное общение, бесною бывшею, от седми духов мучимою? Разве прежде беснования бяше грешница: и аще бы Магдалина оною была, блудницею; то вслед Христа и Его учеников явно грешнице долгое время ходящей, что бы рекли ненавистницы Христовы жидове, ищуще на Него каковыя-либо вины, да Его охулят и осудят? Аще ученицы Христовы единою (однажды) узревше Господа с самарянынею беседующа, чудяхуся, яко с женою глаголаше (Ин. 4:27), кольми паче враждебницы не умолчали бы, егда бы видели явно грешницу, по вся дни Ему последствующую и служащую. Обаче (впрочем), – заключает богомудрыи святитель, с достойной удивления и подражания скромностью, – мы о неизвестных вещах и недоведомых много испытовати, и како бе утверждати не дерзающе, церковному разсуждению та подлагаем. О различии же жен, нозе Христовы власами отерших, и миром помазавших, изволяяи да чтет синаксарь в триоди, во святую Великую Среду, яже пред вечерию Христовоюˮ.⁴⁸¹

На этот-то синаксарь мы уже не раз и ссылались в своем исследовании, и его же словами находим приличным заключить ряд наших соображений в разрешение вопроса: кем из евангельских жен совершено было помазание Господа? – «Итак нам кажется, что с истиной согласно – мнение Златоустаго, и более достоверно то, что было две жены (помазавшие Господа): одна, как сказано, у трех (первых) евангелистов, бывшая блудница и грешница, излила миро на главу Христову; а другая у евангелиста Иоанна – Мария, сестра Лазарева, к самим божественным ногам Христовым принесла и возлила миро“. ⁴⁸²

3. После того, как мы пришли к известному убеждению относительно числа и личности жен, помазавших Господа, само собой уясняется для нас и решение вопроса: сколько раз, и когда именно помазан был Господь?

Сколько бы, впрочем, ни предполагалось таких жен, – все толкователи Священного Писания совершенно согласны в том, что упоминаемое евангелистом Лукой помазание Господа, среди общественного Его служения роду человеческому, в Галилее, надобно отличать от того, которое было в Вифании, в последние дни земной жизни Иисуса Христа, – считать ли это вифанское помазание однократным или двукратным. По этому все также должны быть согласны и в том, что Господь был помазан не менее двух раз, если, после помазания в Галилее, Он был помазан в Вифании однажды, – и не более трех раз, если в одной Вифании, кроме Галилеи, помазание было двукратное. В этом-то и заключается сущность двоякого решения предложенного вопроса. Посмотрим, на чем основывается то или другое решение, и каким образом примиряются встречающиеся при этом недоумения.

Признающие, что Господь был помазан только два раза, рассуждают так: Если бы Христос был трижды помазан, то иное было бы помазание, о котором повествуют евангелисты Матфей и Марк, и иное то, о котором говорит евангелист Иоанн; ибо, очевидно, Матфей и Марк говорят об одном и том же. Но что и евангелист Иоанн повествует не о различном, а о том же помазании, – это, говорят, видно из многих обстоятельств: во-первых, из того, что помазавшая Господа жена была одна и та же – Мария, сестра Лазаря, и что место, где Господь помазан был пред Своими страданиями, было одно и то же – Вифания, как согласно свидетельствуют Матфей, Марк и Иоанн; далее, из того, что по свидетельству тех же трех евангелистов, для помазания был употреблен один и тот же род масти – нардовое, цельное, драгоценное миро, одинаковой цены, и что при этом одинаково упоминается о ропоте Иуды или некоторых учеников против жены помазавшей, и что, наконец, одинаковое приводится и ее защищение со стороны Иисуса Христа.⁴⁸³

Так как насчет первого из представленных доводов, которыми хотят подтвердить мнение, уже довольно предложено нами соображений; то нет нужды повторять их, а достаточно ограничиться здесь одним напоминанием, что мы имеем причины думать, что упоминаемая евангелистами Матфеем и Марком, помазавшая Господа жена – различна от упоминаемой евангелистом Иоанном Марии, сестры Лазаревой.

Равным образом, и насчет места помазания уже предложено нами соображение, что хотя по сказанию всех трех поименованных евангелистов, Господь был помазан в Вифании; но есть причины предполагать, что это было не в одном доме, а сперва в доме Лазаря, или сестер его, потом же – в доме Симона прокаженного.

Подобно сему, и относительно времени помазания, можно было бы ограничиться уже сделанным нами замечанием, что хотя, по сказаниям евангелистов – как Матфея и Марка, так и Иоанна – Господь был помазан прежде Своих страданий, – этим, однако же, не выражается, что помазание Его тогда было одновременное и однократное; потому что по словам последнего евангелиста – оно было за шесть дней до Пасхи, а по словам первых двух – за два дня до Пасхи, в которую пострадал Иисус Христос. Но здесь нельзя не обратить особенного внимания на то, каким образом издревле старались и теперь стараются как бы устранить эту разность в сказаниях Евангелистов.

Еще блаженный Августин, а после него Беда и другие западные толкователи Священного Писания, которых, с некоторого времени, стали держаться в этом отношении и наши отечественные составители новозаветной священной истории, – полагают, что евангелисты Матфей и Марк упомянули о помазании Господа, в числе других событий, не по порядку времени, а по причинной связи этих событий. По их толкованию, евангелисты Матфей и Марк, передав слова Господа: чрез два дня будет Пасха, и сказав затем о совете иудеев, воспользовавшихся предательством Иуды, привели на память то событие, которое, как известно из Евангелия Иоанна, последовало за шесть дней до Пасхи, – собственно потому, что, приступая к сказанию о предательстве Иуды, естественно было им наперед припомнить о предшествовавшем ему помазании Господа, при котором явно обнаружилась в Иуде причина предательства – алчность сребролюбия. Известно, что именно эта алчность заставила Иуду, под предлогом попечения о нищих высказать свое неудовольствие на бесполезную, по его словам, трату мира, что с особенной ясностью выразил о предателе евангелист Иоанн: сие же рече, не яко о нищих печашеся, но яко тать бе, и ковчежец имеяше, и вметаемая ношаше (Ин. 12:6).⁴⁸⁴

Что сказать о таком способе соглашения евангельских свидетельств касательно рассматриваемого события?

Нужно сказать, что в четвероевангелии, действительно, нередко встречается изложение событий не по порядку времени, а по причинной их связи, и на предложенном основании мы легко могли бы согласиться на то, что евангелисты Матфей и Марк только по поводу предательства Иуды, бывшего за два дня до Пасхи, говорят о том самом помазании, которое, по свидетельству евангелиста Иоанна, совершилось за шесть дней, – мы могли бы на это согласиться, если бы у нас не было в виду других причин, заставляющих признавать, что первые два и последний евангелисты говорят о двух разных событиях.

Но, когда такие причины, как мы видели, есть, то, рассматривая повествование евангелистов Матфея и Марка отдельно от повествования евангелиста Иоанна, мы находим следующее противоречие сказанному предположению. Первые два евангелиста, которые говорят о помазании Господа будто бы не по порядку времени, а только по поводу предательства Иуды, бывшего за два дня до Пасхи, вовсе не говорят собственно о ропоте Иуды, – упоминая лишь вообще о негодовании некоторых учеников на помазавшую жену за трату мира; и напротив, евангелист Иоанн, который отнюдь не по поводу предательства Иуды повествует о помазании Господа, а по порядку времени, – говорит, что при этом событии, за шесть дней до Пасхи, роптал Иуда, потому что был вор!..

И вот, как бы для того, чтобы исправить такое неудобство в предложенном способе – привести к единству повествования трех евангелистов относительно времени бывшего в Вифании помазания Господа, – появился еще новый способ соглашения. По этому новому способу дают нам знать, что о помазании Господа в доме Симона прокаженного евангелисты Матфей и Марк повествуют не по хронологическому порядку, но и не по поводу предательства Иуды, – так как это предательство и самый совет иудеев о предании Господа – были тоже не за два дня до Пасхи (не в среду), – а только по поводу приведенных теми Евангелистами слов Господа, которые заключали в себе предсказание о имевшей последовать, чрез два дня, Его крестной смерти.

По нашему убеждению, такое соглашение евангельских повествований не только не лучше придуманного блаженным Августином, но гораздо дальше его отстоит от истины. Если мнение блаженного Августина не согласно с преданием восточной Православной Церкви, то сейчас изложенное мнение противоречит апостольскому преданию всей вселенской – не только восточной, но и западной Церкви – относительно того дня, в который предан был Господь. Между тем оно изложено с такими «особенностямиˮ логической последовательности, и притом высказано так смело и решительно, что иной, пожалуй, встречая это мудрование в одном из последних выпусков академического духовного журнала, и не давая себе труда сверить его, с чем должно, и взвесить, как следует, – готов будет признать его за последнее слово науки.

Но, чтобы убедиться, что это совсем не так, – стоит внимательно рассмотреть предложенное мнение, или измышление, и прежде всего – представить его в том виде, как оно изложено в майской книжке «Христианского чтенияˮ за 1867 год. «Если, – говорится в этой книжке, – если с полной вероятностью можно допустить, что Господь Иисус на пути в Иерусалимˮ (пред торжественным входом в него), «остановился в Вифании, то можно с полной вероятностью признать и то, что в это именно время была та вечеря, о которой говорит евангелист Иоанн, и которую евангелисты Матфей и Марк относят ко времени более позднейшему, именно: за два дня до Пасхи (Мф. 26:6–13; Мк. 14:3–9). Если рассмотрим внимательно повествования этих Евангелистов, то не найдем в них ничего, что могло бы препятствовать такому принятию. Из этих повествований видно, что сказание о вечери, поставленное ими непосредственно следующим за решением синедриона, поставлено ими отнюдь не потому, что событие так следовало в порядке времени, а просто потому, что событие это имело ближайшее отношение к предсказанию Господа о Своей смерти, помещенному ими выше. Упомянувши о тех особенно напечатлевшихся в памяти словах Господа, в которых заключалось предсказание о Его смерти, евангелист Матфей заметил, что он ничего еще не сказал о том, как подготовилась та страшная катастрофа (!), которая имеет быть чрез два дня, и вот он, чтобы не оставил дело в неясности, сперва говорит о решении синедриона, а потом прибавляет, что такое же предсказание было еще много ранее, когда был Иисус в Вифании. Вследствие этого Евангелист употребляет такой способ выражения, который никак не приложим к хронологическому изображению событий «Ό δέ Ιησούς ήλϑεν εἰς Вηϑανίανˮ. Эти слова очевидно не иначе должны быть понимаемы, как только так: «тогда же, когда был Иисус в Вифанииˮ. Но такие слова отнюдь не слова хронолога. Такую не хронологичность в этом отделе повествований мы должны признать тем более, что и предыдущее событие, а именно: решение синедриона, точно также, как и вечеря, не может занимать то место, какое занимает оно по сказаниям евангелистов Матфея и Марка. Синедрион, желая избежать волнения народа, предлагает исполнить приговор прежде Пасхи, которая, по словам Господа, помещенным выше, должна быть через два дня. Теперь если бы решение синедриона было за два дня до Пасхи, то оно не имело бы смысла. За два дня город наполнялся уже тысячами народа, избежать волнения народа, было бы тогда невозможно. Евангелист Марк, следовавший во всем почти евангелисту Матфею, поставил событие так же, как и тот. Итак, если ни евангелист Матфей, ни евангелист Марк не поставили означенные события на том месте, какое они должны занимать по порядку хронологическому, то последнему Евангелисту предстояла настоятельная нужда – указать событиям, поставленным вне связи хронологической, их настоящие места. И вот он, говорит, что решение синедриона последовало не за два дня до Пасхи, а много ранее, именно вскоре по воскресении Лазаря (Ин. 11:40–53), а вечеря в Вифании была за шесть дней до Пасхи, когда Господь был в Вифании. Такое распределение события, нельзя не признать верным. Решение синедриона не является, по этому распределению, делом беспричинным, каким является оно у первых Евангелистов; оно имеет в основе ту ненависть фарисеев, которая возбуждена была в них воскресением Лазаря. Точно также и вечеря в Вифании не является такой бесцельной, какой является она у первых Евангелистов. Она является результатом той благодарности, которую имели облагодетельствованные родственники Лазаря к их благодетелю. Таким образом указанное нами различие в определении времени вечери ни мало не может говорить о каком-либо противоречии, а только о том, что евангелист Иоанн дополнял и уяснял другие повествованияˮ...

«Итак, – заключает автор, – мы смело можем принять, что вечеря была в Вифании, была накануне входа Господа в Иерусалим и была та самая, которую первые два Евангелиста, как не державшиеся строго хронологического порядка, поместили после повествования о входе в Иерусалимˮ.⁴⁸⁵

Первое, что представляется нам в этом довольно пространном изложении известного мнения, есть именно та особенность в «логическойˮ последовательности соображений автора статьи «Христианского чтенияˮ, по которой вещи несомненные и непререкаемые признаются только «вполне вероятнымиˮ, а невполне вероятные и спорные – ставятся наравне с несомненными и непререкаемыми; и затем у него тотчас следует уверение, что будто бы в повествованиях евангелистов «не найдем ничего, что могло бы препятствовать такому принятиюˮ.

Статья «Христианского чтенияˮ называет только «вполне вероятнымˮ – то, что Господь Иисус Христос на пути в Иерусалим, пред торжественным входом в этот город, останавливался в Вифании, – тогда как это несомненная и непререкаемая истина; потому что об этом прямо и определенно сказано в Евангелии Иоанна: Иисус же прежде шести дней Пасхи прииде в Вифанию (Ин. 12:1). Зато, совершенно неожиданно для нас, выводится отсюда заключение, что будто бы по тому самому – столько же несомненно, или что «можно с полной вероятностью признатьˮ за истину – «и то, что в это именно время былаˮ не только «та вечеря о которой говорит евангелист Иоаннˮ, но «иˮ та, «которую евангелисты Матфей и Марк относят ко времени позднейшему, именно: за два дня до Пасхи“. Как будто Господь в последние дни земной Своей жизни только однажды был в Вифании, пред входом в Иерусалим! Нет, Он был там и после этого торжественного входа, даже и вечером того дня, – как ясно свидетельствуют сами евангелисты Матфей (Мф. 21:17) и Марк (Мк. 11:11).

Мы не находим причины сомневаться, что Господь не только по окончании дня входа в Иерусалим провел ночь в Вифании, но вечерял там и в то «позднейшее времяˮ, к которому первые два Евангелиста относят вечерю в доме Симона прокаженного, то есть за два дня до Пасхи.

Чем же доказывает автор статьи противоположное сему мнение, – что евангелистами Матфеем и Марком «сказание о вечери поставлено непосредственно следующим за решением синедриона – отнюдь не потому, что событие так следовало в порядке времени, а просто потому, что событие это имело ближайшее отношение к предсказанию Господа о Своей смерти, помещенному ими выше?ˮ – Тем, что евангелист Матфей, «упомянувши о тех особенно напечатлевшихся в памяти словах Господа, в которых заключалось предсказание о Его смертиˮ, – будто бы «заметил, что он ничего еще не сказал о том, как подготовилась та страшная катастрофа, которая имеет быть чрез два дня, и вот он, чтобы не оставить дело в неясности, сперва говорит о решении синедриона, а потом прибавляет, что такое же предсказание было еще много ранее, когда был Иисус в Вифанииˮ.

Но утверждать, что евангелист Матфей прежде упомянутых им в начале 26 главы слов Господа о приближении времени крестной Его смерти, ничего еще не сказал о том, как, по выражению автора, подготовилась эта «страшная катастрофаˮ, имевшая быть чрез два дня, – то есть, каким образом и прежде решения синедриона – «взять Иисуса хитростью и убить» (Мф. 26:4), обнаруживалась сильная, дышавшая коварством и убийством, вражда против Него книжников, фарисеев и первосвященников, – утверждать это, или представлять себе, что сам Евангелист «заметилˮ, что он ничего такого не сказал, мог бы только тот, кто совсем не читал предшествующих глав того же Евангелия от Матфея. Не говоря уже о тех главах, где у евангелиста Матфея описывается общественное служение Иисуса Христа роду человеческому, до входа Его в Иерусалим, и где также много раз указывается на постоянное преследование Спасителя со стороны книжников и фарисеев, как самых ослепленных и ожесточенных врагов, насмешками, желанием уловить в каком-либо слове или деле – с явным намерением погубить Его,⁴⁸⁶ – довольно прочитать 21 и 22 главы, чтобы видеть, как злоба этих врагов явно высказалась при входе Господнем в Иерусалим и в последующие дни. Там сказано, что они гласно выражали свое негодование на торжественную встречу Господа, сопровождавшуюся чудесами Его и восклицаниями отроков (Мф. 21:15); а на другой или на третий день после входа в Иерусалим, когда Он снова пришел в храм, они всенародно вопрошали Его, какой властью Он делает то, что делает (Мф. 21:23), и, не вразумившись притчами о двух сынах и злых виноградарях, – в которых Господь ясно изобразил их дух и образ деятельности, и чем она кончится, и какие будут ее последствия, – старались схватить Его, но побоялись народа, который Его почитал за Пророка (Мф. 21:46); не вразумившись же потом и новой притчей – о брачном пире сына Царева, они пошли и совещались, как бы уловить Его в слове, и действительно старались это сделать, предлагая Ему разные вопросы, с очевидным намерением или подвергнуть Его уголовной ответственности пред римским правительством, или возмутить против небесного Наставника истины народ. Правда, божественной мудростью Иисуса Христа сии совопросники были посрамлены – до того, что на Его собственный вопрос о «Сыне Давидовомˮ, «никто не мог отвечать Ему ни слова, и с того дня никто уже не смел спрашивать Его» (Мф. 22:1–46); но это-то самое, и вслед за тем – потрясающая душу обличительная речь Христова относительно сидящих на Моисеевом седалище, книжников и фарисеев (Мф. 23:1–39), делают для нас совершенно понятным, что после всего этого должно было последовать, и по свидетельству евангелистов Матфея и Марка, действительно последовало, за два дня до Пасхи страданий Христовых, последнее злое совещание синедриона, на котором положено – взять Иисуса Христа хитростью, и убить.

Тем непонятнее становится для нас уверение автора, что будто бы «евангелист Матфей, упомянувши о словах Господа, в которых заключалось предсказание о Его смерти (Мф. 26:2), – заметил, что он еще ничего не сказал о том как подготовилась та страшная катастрофа, которая имеет быть чрез два дняˮ, и проч.

Конечно, ни автор, ни те, которые способствовали приведению в известность и распространению его статьи – не могут сказать о себе, что они не читали упомянутых нами глав Евангелия от Матфея (Мф. 21; Мф. 22; Мф. 23), и не захотят сознаться, что опустили их из виду при своих соображениях. Они скорее станут повторять, что все написанное в этих главах – изложено не в порядке времени, что всему этому предшествовали события, которые изложены в начале 26 главы (Мф. 26:3–13), и что об этих событиях здесь сказано «просто потому, что они имели ближайшее отношение к предсказанию Господа о Своей смерти, помещенному ими вышеˮ (Мф. 26:1–2): весте, яко по двою дню Пасха будет, и Сын человеческий предан будет на пропятие. Потому-то, говорят, и прибавлено здесь о самом помазании Господа, бывшем в Вифании «еще много ранееˮ, что тогда было такое же предсказание – о смерти Христовой, в словах Господа о жене помазавшей: возлиявши бо сия миро сие на тело Мое, на погребение Мя сотвори (Мф. 26:12).

Но в этом последнем сочетании событий нельзя усмотреть уже и причинной связи. Представляется только, что при известном предсказании естественно было вспомнить о событии, при котором было такое предсказание. Но кто же не видит, что общее предсказание о смерти, под образом приготовления к погребению, вовсе не есть такое же предсказание о ней, как то, которым прямо объявляется о предстоящем чрез два дня распятии? Между тем, действительно, уже было такое же предсказание, и несомненно – пред входом Господним в Иерусалим: Се восходим во Иерусалим, и Сын человеческий предан будет архиереем и книжником; и осудят Его на смерть; и предадят Его языком на поругание и биение, и пропятие; и в третий день воскреснет (Мф. 20:18,19).⁴⁸⁷

После такого решительного предсказания о том, что Господь предан будет на распятие, – с которым в этом отношении совершенно сходно другое, бывшее за два дня до Пасхи, – нельзя согласиться и на то, что о помазании Господа евангелист Матфей упомянул потому, что при сем событии было предсказание о смерти, – как будто об этом прежде не было ничего сказано, и теперь нужно было сказать, «чтобы не оставить делоˮ о предстоящей смерти Христовой «в неясностиˮ, – а не потому, что сказанное событие тогда именно, т.е., за два дня до Пасхи, и последовало.

Чтобы убедить нас в этом, автору следовало бы представить другие, какие-нибудь положительные доказательства, а не одно только предположение. Однако же он, принимая это последнее как бы за истину уже доказанную, спешит вывести из него следствие, – которое в свою очередь принимает у него вид нового доказательства: «Вследствие этого, – говорит он, – Евангелист (Матфей) употребляет такой способ выражения, который никак не приложим к хронологическому изображению событий: “'О δε Ιησούς ῆλϑεν ἐις Bηϑανίανˮ – Эти слова очевидно не иначе должны быть понимаемы, как только так: «тогда же, когда был Иисус в Вифанииˮ – Но такие слова отнюдь не слова хронолога.»

С глубоким сожалением мы должны сказать, что этим самым выводом, которым автор, по-видимому, хотел доказать, между прочим, что он не только перечитал Евангелие, но и знает его в греческом подлиннике, – он доказал только то, что у него, при составлении статьи, вовсе не было под рукой греческого Евангелия. Только при этом условии, – делая извлечение из какого-нибудь иностранного источника, возможно было сделать такой странный недосмотр, какой находим у автора. Он уверяет, что приведенные им греческие слова, будто бы взятые из Евангелия от Матфея, – «отнюдь не слова хронологаˮ, – и стало быть, не то, что соответствующие им слова у евангелиста Иоанна, которому, по его мнению, «предстояла настоятельная нужда – указать событиям, поставленным вне связи хронологической, их настоящие местаˮ. И что же? Обращаясь к подлинному тексту Евангелия, – видим, что эти самые слова, этот «способ выражения, который никак не приложим к хронологическому изображению событийˮ, находится не у евангелиста Матфея, а у евангелиста Иоанна! – Они заимствованы из 1-го стиха 12-й главы Евангелия от Иоанна (Ин.12:1), которым начинается повествование о помазании Господа в Вифании, за шесть дней до Пасхи: Ό оὐν Ιησοῦς (πρὸ ἔξ ήμερῶν τοῦ πάσχα) ήλϑεν είς Βηϑανίαν.

Соответственное же сему место в Евангелии от Матфея – 6-й стих 26-й главы, которым начинается повествование о помазании, бывшем тоже в Вифании, но (по буквальному смыслу предыдущих стихов) за два дня пред Пасхой (Мф. 26:6), – читается так: Τοῦ δέ Ιησοῦ γενομένου έν Βηϑανία, и т.д. И сие-то выражение, равно как и параллельное ему в Евангелии от Марка, гл. 14, ст.3 (Мк.14:3): Кαί ὅντος αύτοῦ έν Βηϑανία, «не иначе должны быть понимаемы, как: «тогда же, когдаˮ (или просто: «когда жеˮ, «и когдаˮ, – как переведено в русском тексте Евангелия от Матфея и от Марка), – «был Иисус в Вифанииˮ.

И все-таки ни из чего не видно, что «такие слова – отнюдь не слова хронологаˮ. ⁴⁸⁸ Но автор, не замечая ни сделанного им недосмотра, или промаха, в указании на евангельский текст, ни бездоказательности своих предположений, продолжает столь же смело и решительно простираться вперед по пути произвольных догадок. «Такую нехронологичность в этом отделе повествований мы должны, – говорит он, – признать тем более, что и предыдущее событие – именно: решение синедриона, точно также, как и вечеря, не может занимать то место, какое занимает она по сказаниям евангелистов Матфея и Марка. Синедрион, желая избежать волнения народа, предлагает исполнить приговор прежде Пасхи, которая, по словам Господа, помещенным выше, должна быть чрез два дня. Теперь если бы решение синедриона было за два дня до Пасхи, то оно не имело бы смысла. За два дня город наполнялся уже тысячами народа, – избежать волнения народа было бы тогда невозможноˮ.

Касательно этого суждения довольно было бы нам сказать, что подтверждаемое им мнение, будто бы последнее совещание синедриона о предании Господа было не за два дня перед Пасхой страданий Христовых, то есть, не в среду, а гораздо прежде, – противоречит апостольскому преданию вселенской Церкви. Всякому, изучавшему пространный катихизис православной кафолической восточной Церкви, известно (из учения о четвертой заповеди Божией), что среда и отличается постом, собственно потому, что Господь в этот день предан на смерть. Яснее и определеннее это выражено в следующем каноническом правиле вселенской Церкви о посте среды и пятка: «Никто да не укоряет нас за соблюдение среды и пятка, в которые дни благословно заповедано нам поститься по преданию. В среду, по причине составленного иудеями совета, о предании Господа, а в пяток потому, что Он пострадал за нас“.⁴⁸⁹

Но, чтобы возбужденное автором недоумение, насчет несвоевременности такого совета иудеев, не осталось без разрешения, приведем следующее толкование из 79 беседы святителя Иоанна Златоуста на евангелиста Матфея:

«Они, – говорит он о составлявших совет иудеях, – боялись народа; посему и ждали, когда пройдет праздник. Глаголаху бо, да не в праздник. Дьявол не хотел, чтобы Христос пострадал в Пасху, дабы страдание Его не сделалось известным; а они, – да не молва будет (Мф. 26:5). Заметь, они боятся не гнева Божия и не того, что время праздника может увеличить их злодеяние; но везде опасностей со стороны людей. Впрочем, кипя гневом, они снова переменили свое намерение. Ибо сказав: да не в праздник, потом, найдя предателя, они не ждали времени, но совершили убийство в праздник. Почему же они взяли Его в это время? Потому что и гневом кипели, как я сказал, и надеялись Его найти в то время, и во всем действовали, как ослепленные“. ⁴⁹⁰ .

Из этого мудрого воззрения святителя на совет и дело иудеев видно, что не решение синедриона о предании Господа, бывшее за два дня до Пасхи, было противно здравому смыслу, – напротив оно было составлено по всем правилам так называемого житейского благоразумия, – а несвоевременное выполнение определения совета, последовавшее неожиданно для самих иудеев, единственно по причине раздражения, нечаянной находки предателя и – ослепления.

Но на этом основании утверждать, что совет иудеев о предании Господа последовал не за два дня до Пасхи, не в среду, едва ли не столь же основательно, как если бы кто стал утверждать, что и самое распятие Господа было не в пяток Пасхи, а в другое время...

Между тем автор продолжает: «Евангелист Марк, следовавший во всем почти евангелисту Матфею, поставил событие так же как и тот. Итак, если ни евангелист Матфей, ни евангелист Марк не поставили означенные события на том месте, какое они должны занимать по порядку хронологическому, то последнему Евангелисту предстояла настоятельная нужда – указать событиям, поставленным вне связи хронологической, их настоящие места. И вот он говорит, что решение синедриона последовало не за два дня до Пасхи, а много ранее, именно вскоре по воскресении Лазаря (Ин. 11:49–51), а вечеря в Вифании была за шесть дней до Пасхи, когда Господь был в Вифании. Такое распределение событий нельзя не признать вернымˮ.

А по нашему убеждению, такое распределение нельзя не признать совершенно произвольным.

Если бы автор внимательно прочитал в Евангелии Иоанна (Ин. 11:46–57) все, что там сказано о совещании синедриона, бывшем вскоре после воскрешения Лазаря, и сличил с ним то совещание и то определение синедриона, которое, по сказанию евангелистов Матфея (Мф. 26:1–6) и Марка (Мк. 14:1,2), последовало за два дня до Пасхи; то он наверное не стал бы утверждать, что эти два события – одно и то же, и что евангелист Иоанн только указывает известному событию его настоящее место. Напротив, у самого евангелиста Иоанна находим явный намек на то, что после первого совещания должно было последовать и второе. На первом, еще за несколько времени до торжественного входа Господа Иисуса Христа в Иерусалим, первосвященники и фарисеи прямо «положили: убить Его“ (Ин. 11:53), и, так как они, по их словам, – которые, без сомнения, постарались распространить, – будто бы действовали из попечения о благе народа, и для предотвращения опасности со стороны римлян; то, еще не опасаясь большого сопротивления в своем деле со стороны народа, открыто «дали приказание, что, если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его» (Ин 11:57). И после этого глаголаху: что мнится вам, яко не имать ли приити в праздник (Ин. 11:56)? «В Пасху злоумышляли, – замечает святитель Златоуст на сии слова, – и время праздника делали временем убийства. Здесь, говорят, Ему должно попасть в наши руки, так как теперь (праздничное) время призывает Его сюдаˮ. ⁴⁹¹ Но когда, спустя нtсколько времени, послtдовал торжественный вход Иисуса Христа в царственный город Давидов, и много народа, пришедшего в праздник, восклицали: «осанна, благословен грядущий во имя Господне, Царь израилев» (Ин. 12:12,13)! – фарисеи говорили между собой: «видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним (Ин. 12:19)!“ Поэтому они убедились, что народ мало им верит, и что открытой силой действовать против Иисуса Христа им нельзя. И вот оказалось нужным опять сделать, и сделали – совещание, на котором изыскивали, «как бы взять Его хитростью, и убить“; но говорили: «только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе». В таком именно виде и представляют это последнее совещание евангелисты Матфей (Мф. 26:4,5) и Марк (Мк. 14:1,2), и причина решения его особенно очевидна после того, что изложено сими евангелистами в предыдущих главах (Мф. 21; Мф. 22, и Мк. 11; Мк. 12) – о действиях фарисеев против Господа во время Его входа и после входа в Иерусалим.

Кто беспристрастно рассудит об этом, тот, конечно, согласится, что противоположное сему распределение евангельских событий, какое сделано автором, нельзя признать верным. Но автор, настаивая на своем, говорит: «Решение синедриона не является, по этому распределению, делом беспричинным, каким является оно у первых евангелистов; оно имеет в основе ту ненависть фарисеев, которая возбуждена была в них воскрешением Лазаряˮ.

Если решение синедриона, по свидетельству евангелиста Иоанна, «имеет в основе ненависть фарисеев“, и потому причинно; то почему же считать беспричинным и другое решение, в том же духе составленное, когда нет недостатка и в свидетельствах евангелистов Матфея и Марка о ненависти фарисеев против Иисуса Христа, и когда эта ненависть, не возбужденная, а только усиленная воскрешением Лазаря, еще более должна была усилиться событиями торжественного входа Господня в Иерусалим и последующих дней? – Мы уверены, что автор не в состоянии представить никакой основательной причины этой мнимой «беспричинности“.

Столь же неосновательно и следующее суждение его: «Точно также, – говорит он, – и вечеря в Вифании не является такой бесцельной, какой является она у первых Евангелистов. Она является результатом той благодарности, которую имели облагодетельствованные родственники Лазаря к их благодетелюˮ.

Этим и оканчиваются все доводы автора в пользу своеобразного его соглашения того «различия в определении времени вечериˮ, – на которой был помазан Господь, – какое находится у первых двух и у последнего из четырех евангелистов. Что сказать и об этом последнем доводе?

Скажем, прежде всего, о нем, как и вообще о всех рассмотренных нами доводах автора, что, не находя их основательными, мы особенно изумляемся этому резкому, самоуверенному тону суждений, по которому он усвоенный им себе взгляд на евангельские повествования признает столь верным, что при другом взгляде то, о чем повествуют евангелисты, представляется ему даже «не имеющим смыслаˮ, «беспричиннымˮ, «бесцельнымˮ, – хотя святая Церковь смотрит на тот же предмет иначе, нежели он.

Не тем ли более должно удивлять нас достоподражательное смиренномудрие великого святителя Христова, Димитрия Ростовского, который, как мы видели выше, ряд весьма основательных своих доказательств на счет «различия жен, нозе Христовы помазавшихˮ, заключает словами: «обаче мы о неизвестных и недоведомых вещах, много испытовати, и како бе утверждати не дерзающе, церковному рассуждению та подлагаем. О различии же“ тех «жен – изволяяй да чтет синаксарь в триодиˮ и проч.

Невольно припоминается нам при этом и смиренномудрый ответ великого Арсения – некоему брату, удивлявшемуся, что он, знающий науки, сведущий в греческом и латинском языках, относительно своих помыслов просил совета у одного простого человека: «греческое и римское учение свем, алфавиту же егоже той простец умеет, аз еще не возмогох научитисяˮ.

«Сие же глаголаше Святый, – замечает святитель Ростовский Димитрий, – извествуя, яко смирение всем добродетелем есть начало, якоже и алфавит книгам; и аще кто всю премудрость мирскую увесть, не имать же истинного смиренномудрия, той не может обрести спасеного пути Божияˮ.⁴⁹²

Изучение сказанного алфавита, конечно, ни для кого неизлишне, во всякое время, во всяком возрасте жизни. Поэтому и мы, желая не столько учить, сколько учиться, позволяем себе однако же заметить, что и для нашего автора, при всей его учености и при всем знании греческого и других языков,⁴⁹³– чем как известно, отличался и святитель Димитрий, – весьма было бы прилично и полезно, в духе христианского смирения, «подлагатьˮ, или подвергать вычитанные им в иностранных источниках мнения – «церковному рассуждениюˮ, а для этого со вниманием прочитывать и то, что о предметах столь близких сердцу каждого христианина изложено в наших православных богослужебных книгах, в синаксарях и в писаниях святых отцов.

Там можно найти удовлетворительное разъяснение и того, почему вифанская вечеря, упоминаемая первыми двумя евангелистами, – и отдельно взятая от той вечери, о которой упоминается у евангелиста Иоанна, – вовсе не представляется бесцельной, как полагает автор.

Мы приведем здесь то, что говорится об этом в синаксаре во святую и Великую Среду, где также ясно различаются две вечери, бывшие в Вифании.

«В святую и Великую Среду, – говорит синаксарь, – божественнейшие отцы повелели творить память помазавшей Господа миром жены блудницы, так как это (помазание) было пред самым временем спасительных страданий Христовых. Ибо по входе Иисуса Христа в Иерусалим, когда Он был в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина и излила на главу Его драгоценное миро. Итак (воспоминание об этом) установлено здесь (совершать) для того, чтобы, по слову Спасителя, везде и у всех проповедано было дело теплейшего усердия той жены. Что же побудило ее придти (ко Христу)? То, что она видела сострадательность Христову и общительность ко всем, – особенно же ныне, когда видела, как Он введен был в дом прокаженного, которого закон признавал нечистым и лишенным права на общение. Итак, помыслила жена, что как у того исцелена проказа, так будет исцелен и ее душевный недуг. И вот, когда возлежал Господь на вечери, льет она на верх главы Его миро, ценой около 300 динариев, т.е., 60 ассариев, 10 пенязей и 3 сребренников.⁴⁹⁴ Ученики запрещали ей, и наиболее Иуда Искариотский; но Христос защитил ее, чтобы не пресекли доброго ее намерения. Потом и о погребении Своем воспоминает, – Иуду отклоняя от предательства, а жену сподобляя чести, – что везде, по всей вселенной, будет проповедано это ее доброе дело“.

Итак, очевидна цель вечери, бывшей в доме Симона прокаженного, о которой говорят первые два евангелиста, и бывшего на ней помазания Господа. Если вечеря, упоминаемая евангелистом Иоанном, по выражению автора, «является результатом той благодарности, которую имели облагодетельствованные родственники Лазаря к их благодетелю:“ то и последовавшая чрез несколько дней после того вечеря в доме Симона была также «результатом той благодарностиˮ, которую Симон имел к Спасителю, исцелившему его от проказы; а со стороны жены, помазавшей Господа на вечери, она была «делом теплейшего ее усердияˮ, выражение ее благодарности за исцеление от душевного недуга, и сам Господь назвал это ее дело – добрым и, стало быть, тоже не бесцельным.

Но, как бы для большего еще разграничения двух сходных событий, синаксарь сравнивает их между собой, и обращая особенное внимание на сравнительное достоинство усердия той и другой жены, продолжает так: «Мария, сестра Лазаря, – за шесть дней до Пасхи, в своем доме, в Вифании, когда Христос возлежал на вечери, сделала помазание миром, изливая оное на прекрасные Его ноги, и отирая их волосами головы своей, употребив на то большую цену и как Богу принося Ему миро. Ибо она знала, что и в жертвах приносился елей Богу (Лев. 2:4), и священники миром помазывались (Лев. 8:10), и Иаков древле помазал столп (в жертвенник) Богу (Быт. 28:18).⁴⁹⁵ Но явно, что она принесла сие в дар Учителю, как Богу, (в благодарность) за оживление брата. Поэтому и не обещается ей мзды. Тогда и один лишь Иуда ропщет, как любостяжатель (Ин. 12:1–8). Другая же, явно грешница, за два дня до Пасхи, в той же Вифании, когда еще раз был там Христос и находился на вечери у Симона прокаженного, и когда возлежал Он, – многоценное то миро изливает на главу Его, как повествуют священные Матфей и Марк. На сию-то блудницу (кроме Иуды) и ученики негодуют, (не лицемерно, подобно предателю, а искренно представляя себе, (что) приготовленное с таким усердием для Христа, (пригодилось бы) для милостыни.⁴⁹⁶ Этой-то жене и мзда дана (дано в награду обещание), – что по всей вселенной доброе ее дело прославитсяˮ (Мф. 26:6–13; Мк. 14:3–9).

Таким образом, кроме различия жен, помазавших Господа, и времени, когда каждой из них совершено было помазание в том или другом доме, – разность этих двух евангельских событий еще усматривается – как из разных побуждений к выражению благочестивого усердия со стороны помазавших,⁴⁹⁷ так и из того, с чьей стороны, и в каком духе высказано было неудовольствие против той или другой из них, и особенно, – какой сделал отзыв сам Господь об усердии каждой из них.

Добрые побуждения к помазанию Господа имела и Мария сестра Лазарева, преисполненная чувств благодарности к Нему «за оживление братаˮ. Но самое это благодеяние, ей оказанное, – возвращение к жизни четверодневного мертвеца – было так велико и необыкновенно, что и величайшее с ее стороны усердие представлялось весьма естественным, так что разве один только Иуда, ослепленный любостяжанием, мог прямо выразить при этом свое сожаление о потраченных трехстах динариях, как о потере для нищих. И действительно, по свидетельству евангелиста Иоанна, «тогдаˮ, как помазывала Господа Мария, сестра Лазарева, – только «один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: «для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» (Ин. 12: 4,5) Со стороны же прочих учеников, не высказано было при этом ни малейшего неудовольствия на Марию; да и сам Иуда не выразил какого-либо «негодованияˮ. Понятно, что чем глубже затаены были в предательской душе Иуды постыдные чувства зависти и злобы, тем тщательнее он старался скрывать их; поэтому и самое замечание его о лучшем употреблении мира – было весьма сдержанно, и, по-видимому, вовсе не к тому было направлено, чтобы унизить или уменьшить достоинство изъявляемого Господу усердия со стороны облагодетельствованной Им Марии.

Надобно впрочем думать, что лукаво сделанное Иудой замечание о нищих, как бы о предмете совсем опущенном из виду, произвело на Апостолов, по чувству развитой в них самим Господом любви и сострадательности к нищим, неблагоприятное впечатление, и они – если не словом, то, может быть, взглядом, или каким-нибудь движением, выразили свое одобрение замечанию, сделанному Иудой, – которое впоследствии и сами сделали, хотя «по другому побуждению“, как говорит святитель Златоуст, ⁴⁹⁸ и при других обстоятельствах.

Как бы то ни было, никто в слух Марии не сказал, с выражением негодования и ропота: «к чему такая трата мира?ˮ Не видно было, чтобы кто-нибудь желал привести ее в смущение. Сама она, без сомнения, была вполне уверена, что все признавали причину ее усердия весьма уважительной, и потому, должно быть, нисколько не смущалась от слышанного ею замечания, что лучше б было продать миро в пользу нищих. «Можно ли, – думала она, по прекрасному выражению ее мыслей автором «Последних дней земной жизни Иисуса Христаˮ, – можно ли назвать тратой почесть, оказанную Тому, кто воскресил Лазаря? Все благоухания Ливана ничтожны в сравнении с Его благодеяниемˮ.⁴⁹⁹ Посему-то и Господь не нашел нужным успокоивать Марию, как бы смущенную, хотя и защитил ее от нарекания Иуды за излишне будто бы сделанную ею трату мира. Он только сказал: «оставьте⁵⁰⁰ ее; она сберегла ⁵⁰¹ это на день погребения Моего; ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда» (Ин. 12:7,8); но не присовокупил к сему тех слов, какие сказал впоследствии при подобном защищении другой жены, против которой было высказано негодование, уже кроме Иуды – другими учениками.

Настоящим ответом Господь больше всего снимает личину с того человека, который, тая в сердце смертоносный недуг сребролюбия, и по этой причине жалея о мире, выразил притворную заботу о нищих, как будто бы Мария, в избытке своего усердия к Господу, совсем забыла о них. «Между тем Иуда, – говорит святитель Златоуст, – под предлогом благочестия, ее укорил (за это). Что же Христос? Почему Он не обличил ученика за эту жену, и не сказал того, что сказал Евангелист, то есть, что Иуда укорил ее потому, что был тать? – Он хотел тронуть его великим долготерпением. А что Он знал, что Иуда – предатель, (видно из того, что) Он прежде неоднократно обличал его, говоря: «не все веруютˮ, и: один из вас диавол есть (Ин. 6:64,70). Этим Он показал, что знает его, как предателя, но не обличил его открыто, а оказал ему снисхождение, желая отвратить его (от такого дела)... Поэтому Он не обличал его в краже, дабы тем обуздать его злое пожелание, и отнять у него всякое оправдание. Не дейте ея, говорит, потому что она сделала это для Моего погребения (Ин. 12:7). Сказав о погребении, опять сделал намек на предателя. Но его не трогает это обличение, не смягчают эти слова, хотя они и могли возбудить сострадание. Как бы так Он говорил: «Я неприятен (тебе) и тягостен? Но подожди немного, и Я отойдуˮ. К этой же мысли Он приводит словами: Мене не всегда имате (Ин. 12:8). Но все это не преклонило человека зверонравного и неистовогоˮ.⁵⁰² – Он остался таким и после сделанного ему прикровенного и кроткого обличения из уст Сердцеведца, и, продолжая действовать как хитрый лицемер, «по дерзости и наглости своего характера, и не в сем одном случае мог увлекать своими мнениями прочихˮ,⁵⁰³ хотя прочие имели совсем другие мысли и намерения. И действительно успел в этом, как это вскоре обнаружилось, когда, через несколько дней, другая жена помазала Господа столь же драгоценным миром.

Побуждения – помазать Господа миром, руководившие этой другой женой, хотя также, как и одушевлявшие Марию, проистекали из одного источника – из чистейшей любви к Нему, но были еще более возвышенны. Тем не менее, простым наблюдателям, даже совершенно чуждым того настроения, каким отличался Иуда, не трудно было ошибиться насчет уместности необычайного ее усердия.

В те дни Господь не оказал ей никакого особенного благодеяния. Быть может, и припоминали некоторые из учеников, что Спаситель простил некогда «грехи ее многие, за то, что она Его возлюбила много», похвалил ее веру, и даровал душе ее мир (Лк. 7:47–50). Однако же сии духовные блага – в то время едва ли и для самих учеников Христовых представлялись не только не меньшими необыкновенного благодеяния, оказанного семейству Лазаря, – возвращением к временной жизни любимого человека, но и гораздо драгоценнейшими; а любвеобильное обращение Спасителя с кающимися грешниками, по которому даже враги Его говорили о Нем: это – друг мытарям и грешникам (Лк. 7:34), – казалось уже так обыкновенно, и было у Него так постоянно, что иные, может быть, и не в состоянии были представить себе, какое глубокое чувство благодарности к Господу сохранила в своей душе эта помилованная грешница, еще выше ценившая оживление своей души, чем Мария – оживление брата. ⁵⁰⁴ Оттого-то, должно быть, и ученикам, еще не получившим благодатного дара сердцеведения, представилось, что ее особенное усердие было делом, сколько неожиданным, столько же излишним и напрасным. Видевши же ученицы Его, негодоваша, глаголюще: чесо ради гибель сия бысть? можаше бо сие миро продано быти на мнозе (за большую цену), и датися нищим (Мф. 26:8,9). И такая мысль родилась у них не под одним только впечатлением прежнего, а может быть и нового напоминания Иуды о ценности мира и о милостыне нищим, но уже и по собственным их соображениям.

«Откуда, – говорит святитель Златоуст, рассуждая о приведенных нами словах евангелиста Матфея, – откуда родилась в учениках такая мысль?ˮ – и так ответствует на этот вопрос: «Они слышали, как Учитель говорил: милости хощу, а не жертвы (Мф. 9:13; 12:7. Ос. 6:6); и порицал иудеев за то, что они оставили важнейшее, суд и милость и веру (Мф. 23:23); – как на горе рассуждал с ними о милостыне (Мф. 6:1; 25:40): и из всего этого выводили заключение и рассуждали друг с другом: если Он не принимает всесожжений и древнего богослужения, то тем менее примет помазание елеем. Так думали ученики. Но Иисус, видя мысли жены, попускает ей приблизиться, и как благоговение ее было велико и усердие неизреченно; то Он, по величайшему снисхождению Своему, позволил ей излить миро на главу Свою... Как Отец Его принимал курение и дым: так и Он принял блудницу, приемля, как я прежде сказал, ее расположение... Но ученики, – продолжает святитель, – не зная мыслей жены, неуместно укоряли ее, и в самом обвинении указали на ее щедростьˮ. ⁵⁰⁵

Таким образом, ученики Христовы, хотя сами, подобно жене, помазавшей Господа, были проникнуты любовью к Нему, но по неведению мыслей жены, пришедшей ко Христу в дом Симона прокаженного с сосудом драгоценного мира, – «некоторой на сей раз неспособности оценить достоинство и, так сказать, сердечность поступкаˮ этой жены, – «из похвальной, но безвременной заботы о нищих, и следственно, – увлечения примером Иудыˮ,– ⁵⁰⁶ прямо выражали неудовольствие на трату мира, и не скрывали своего негодования на излившую это драгоценное вещество на главу Божественного их Учителя, который, думали они, «ищет более человеколюбия, нежели чести себеˮ. ⁵⁰⁷ Такой откровенности и надобно было ожидать от их «привычки изъяснять свободно пред Учителем все свои мысли: – ⁵⁰⁸ тем более, что они теперь были вполне уверены, что действуют в духе Его учения. «И ропталиˮ, сказано, на помазавшую: и прещаху ей, говорит евангелист Марк (Мк. 14:5), «то есть, – как изъясняет блаженный Феофилакт, – негодовали, укоряли, поносилиˮ.⁵⁰⁹

«Но кто поверит, – говорят западные толкователи Священного Писания, – кто поверит, чтобы после того, как за четыре дня только перед этим Христос обличил такой же ропот (на помазавшую Его жену), так скоро – при событии совершенно сходном, если не одном и том же, снова стали роптать (ученики)?ˮ ⁵¹⁰

Этому может поверить всякий, и в простоте сердца верующий тому, что написано в книгах евангельских, и основательно изучивший святое четвероевангелие. Ибо у каждого из четырех евангелистов легко можно найти подтверждение той истины, что Господь нередко повторял Своим ученикам то, что уже было сказано им прежде, и даже весьма недавно, потому что многое, и очень важное, они, по своему духовному состоянию, еще не могли вместить (Ин. 16:12). Таково было, особенно, предсказание Спасителя о Своей крестной смерти и воскресении. Довольно вспомнить, что после первого предсказания об этом, за неделю до преображения (Мф. 16:21. Мк. 8:31. Лк. 9:22,28), Господь повторил тоже предсказание – почти вслед за преображением Своим, или в ближайшее к нему время (Мф. 17:22,23. Мк. 9:31,32. Лк. 9:43–45). Но они и тогда «еще не поняли сего» крестного «слова» (Мк. 9:32), «и оно было закрыто от них; а спросить Его о сем слове боялись» (Лк. 9:45), «и опечалились весьма» (Мф. 17:23). Мало того, когда впоследствии и в третий раз Господь предсказал Своим ученикам о Своей крестной смерти и воскресении, – известно, с какой просьбой обратились к Нему двое из них, сыны Зеведеевы: – «дай нам сесть у Тебя, – говорили они, – одному по правую руку, а другому по левую, в славе Твоей» (Мк. 10:37)! Так трудно вмещалось в них слово о предстоящей Иисусу Христу смерти! Видно, что мысль их более склонялась к другим предметам, ближе подходящим к обыкновенному образу человеческих воззрений, чувств и соображений.

Нечто подобное можно приметить и здесь: на вечери в доме Лазаря или сестер его, при помазании Господа усердием Марии, две мысли заняли Апостолов: одна – о трате мира и о нищих, лукаво возбужденная Иудой, но ими простодушно принятая, – и эта мысль, как очень близкая к их человеколюбивому сердцу, глубоко запала в их душу; другая, – кротко высказанная Спасителем о имеющем наступить дне погребения Его, мысль неудобовместимая для них, и оттого не с надлежащей силой напечатлевшаяся в их памяти. Поэтому неудивительно, что и не более, как чрез четыре дня – при новом возникновении в умах учеников первой из этих двух мыслей, оказалось нужным вновь исправить ее, и еще сильнее и разительнее внушить им вторую. Притом, легко сказать: «четыре дня“; но надобно вспомнить, что произошло в эти четыре дня после вечери, бывшей за шесть дней до Пасхи, – начиная со входа Господня в Иерусалим и до вечери в доме Симона прокаженного, за два дня до Пасхи страданий Христовых.

Сколько пришлось в эти дни и видеть и слышать такого, что говорило им о торжестве и силе Божественного их Учителя и о неистощимой Его любви и благоснисхождении к человечеству, и что, по-видимому, так мало угрожало неминуемой смертью, – особенно после того, как и жесточайшие враги Его были посрамлены божественноюй Его мудростью, и уже не смели предлагать Ему коварных вопросов, а народ неотступно слушал Его (Лк. 19:48), и удивлялся Его учению (Мк. 11:18). И не в те ли именно дни Господь с особенной силой обличал книжников и фарисеев, лицемеров, что они дают десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе, суд и милость и веру (Мф. 23:23)? И не сряду ли после этого обличения Он явно показал, что высоко ценит не богатство даров и приношений, а внутреннее расположение сердца, – когда, указав ученикам на бедную вдову, положившую в сокровищницу храма две лепты, сказал: «истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу», – между тем, как многие богатые клали много (Мк. 12:41–44)!

И что еще? Когда, за тем, вышел Он из храма, и, прямо против него сев с избранными учениками на горе Елеонской, – предсказал им разрушение этого иерусалимского храма, и самого Иерусалима, и всего видимого мира, – объявил, что после всего этого «проповедано будет Евангелие царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам» (Мф. 24:14. Мк. 13:10), и все Свои предсказания заключил изображением второго Своего пришествия и страшного суда: то вспомните, с какими в том изображении словами Он, Господь всесильный, как Царь, восседящий на престоле славы Своей, окруженный всеми святыми Ангелами, и всеми народами, – обращается к тем, которых поставил по правую Свою сторону, благословенным Отца Его, призываемым к наследию царства Его? «Я алкал, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня!“... Кого как громом поражает гневный Его глас: «идите от Мене, проклятии»? ... Тех, которые в жизни своей не совершили дел милости, – не оказали призрения нищим, нуждающимся, – Его меньшим братьям, – и в лице их – Ему самому (Мф. 25:31–46)!

И все это было говорено не далее, как за день, – а может быть и в тот самый день, которого вечер провел Господь в доме Симона прокаженного. И бысть, егда сконча Иисус вся словеса сия, рече учеником Своим: весте, яко по двою дню Пасха будет, и Сын человеческий предан будет на пропятие (Мф. 26:1,2). Что же удивительного, если это последнее предсказание далеко не так сильно действовало на них, как пред сим только слышанное учение о важности дел милосердия, и что после этого-то особенно они даже с негодованием смотрели на излияние драгоценного мира, которого ценой можно было, по рассчислению предателя, призреть множество нищих?

Теперь представим себе, что должна была испытывать жена, помазавшая Господа, при таком воззрении учеников на дело ее искреннего усердия и беспредельной любви к Нему? – Негодование учеников не могло не привести ее в крайнее смущение, хотя, она, как мы уже заметили, без всякого сомнения, не менее Марии, сестры Лазаревой, сознавала и чистоту своих побуждений, и уместность своего усердия. О если бы она могла пред всеми излить свою душу! Если б она могла выразить, из какой бездны греха, как бы из пропастей ада, извлек ее Господь! – Но такое поведание пред людьми, негодующими на нее, об исцеленных Господом смертельных язвах ее совести, – не успокоило бы ее смущения, а еще более заставило бы ее краснеть от стыда пред всеми. Только Тот, Кто, – как она слышала, и как веровала всем сердцем, – пришел взыскать и спасти погибшее (Мф. 18:11), и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20:28), в полной мере постигает и прежнее и настоящее состояние ее души, и – не отринет этого последнего ее приношения...

Но вспомним, при каких оно было обстоятельствах? – «Иисус Христос, – так беседует об этом святитель Иоанн Златоуст, – Иисус добровольно идет на страдание. Прежде сего Иисус удалялся от иудеев, но теперь, когда особенно воспламенилась их ненависть, Он проходил близ их на расстоянии стадий пятнадцати... Итак жена, увидев Его, и получив дерзновение, приступила к Нему. И если жена кровоточивая и несознававшая ничего подобного, так как нечистота ее была от природы, со страхом и трепетом приступила: то тем больший страх и стыд надлежало иметь сей жене, по причине нечистоты ее совестиˮ, ⁵¹¹ которая впоследствии была очищена благодатью Христовой. Но вот, она – у ног Спасителя: «приступивши жена к ногама Твоима, Спасе, возливаше миро, благоухания исполняющи, и мира исполняема, дел очищенияˮ.⁵¹² «Благоухания таинственнаго исполнена, перваго избавися зловония, Спасе, многих грехов: миро бо истощавши жизниˮ.⁵¹³ Так воспевает святая Церковь о жене, помазавшей Господа, и затем от ее лица такие трогательные вопли возносит ко Господу: «Ароматы богатею, добродетельми же нищенствую, яже имам, Тебе приношу; даждь Сам, яже имаши, и ослаби ми, и остави, – вопиет блудница Христуˮ.⁵¹⁴ – «Миро у мене тленное, миро у Тебе жизни, миро бо Тебе имя излиянное на недостойныя: но ослаби ми и остави, вопиет блудница Христуˮ.⁵¹⁵

Нет сомнения, что та, которая с такими чувствами, пред самым наступлением страданий Христовых, в глубоком сознании своей греховности и с живой верой в милосердого Искупителя грешных, приносила Ему драгоценное миро, – сама считала весьма ничтожным свое приношение, которому другие, в слух ее, назначали довольно высокую вещественную цену. Но, может быть, слышанное ею негодование учеников смущало ее особенно потому, что еще сильнее давало ей чувствовать свое недостоинство, – что оно вызывало в ее душе воспоминание о прежней беззаконной жизни, и она, считая себя достойной всякого порицания, трепетала при мысли, – не отринул бы ее Господь!.. К Нему-то обращает она слезящий взор свой, и у Его человеколюбия ищет для себя защиты против строгости Божественного правосудия: «Тебе Девыя Сына, блудница познавши Бога, глаголаше, в плачи молящися, яко слез достойная соделавшая: разреши долг, яко же и аз власы: возлюби любящую, праведно ненавидимую, и близ мытарей Тебе проповем, благодетелю Человеколюбчеˮ. ⁵¹⁶

Все это, что в приведенных нами и подобных им священных песнопениях церковных так прекрасно выражено, – раздавалось только в душе помазавшей Господа жены, и только Сердцеведец все то слыщал, что вопияла Нему ее душа. Только Он один мог успокоить, и действительно – тотчас успокоил ее смущение. Обратившись к ученикам Своим. Он сказал: «Оставьте ее; что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете, и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла. Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению. Истинно говорю вам, где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее и о том, что она сделала“ (Мф. 26:10–13. Мк. 14:6–9).

Кто не видит, что в этих словах Господа, сказанных в защиту жены, помазавшей Его миром, хотя и есть сходство с теми словами, которые были произнесены при помазании Его усердием Марии, сестры Лазаря, но есть и весьма значительная разница? – Так Господь не просто велит не препятствовать жене в излиянии мира, – не довольствуется словами: «оставьте ее“, но, признав, что ропот учеников привел ее в смущение, внушает им, чтоб они не смущали ее, и даже упрекает их за это: что труждаете жену?

Далее, Он дает им понять, что они неправильно поняли ее дело, считая его достойным порицания, и признает его добрым делом, – как бы услугой, Ему самому оказанной. При вторичном (после Иудина) напоминании учеников о нищих, которым благотворение, они знали, Господу особенно приятно, – Он подтверждает, что для этого всегда будет время, и присовокупляет: «и когда, захотите, можете (и должны) им благотворит». И опять обращаясь к поступку жены, признает его настолько добрым, насколько было у нее возможности сделать его таким – по ее крайнему разумению и полнейшему усердию: она сделала, что могла (Мк. 14:8).

При таком условии, она, эта пренебрегаемая людьми, но покаявшаяся и возлюбившая Господа грешница – сделалась орудием благодати Божией, – действовала по внушению Божию, в духе пророческом: «возливши миро на тело Господа, она приготовила Его к погребению»⁵¹⁷ Самые эти слова, заключающие в себе предсказание о предстоящей Иисусу Христу смерти и погребении, значительно разнятся от подобных слов, сказанных при помазании усердием Марии: о ней Господь сказал лишь то, что она сберегла миро на день погребения (Ин. 12:7) Его, но не сказал, что этот день скоро должен наступить, хотя и надобно было так думать, после предшествовавших предсказаний. Но такого прямого и определенного предсказания, какое перед сим последним помазанием слышали ученики, – что «через два дня будет Пасха, и Сын человеческий предан будет на распятие“ (Мф. 26:2), – еще не было; и после него-то слова, сказанные о помазании жены: «она приготовила Меня к погребению» (Мф. 26:12) получали особенно разительный смысл, по которому они должны были произвести самое сильное, потрясающее душу впечатление на всех, слышавших.

В особенности же, предатель Иуда – в словах Господа еще яснее прежнего мог видеть, что от Его всеведения не сокрыты затаенные в душе его замыслы, и он должен был знать, против Кого решается поднять пяту, и к чему поведет его предательство;⁵¹⁸ прочие ученики, которые по любви к Господу и по самой немощи своей природы, всегда смущались, слыша предсказание о страданиях и смерти Христовой, теперь еще более должны были смутиться; а едва оправившаяся от смущения и возвышенная пред всеми защитой, ободрением, похвалой Господа, помазавшая Его жена – при одном представлении того, что она оказала Ему почесть погребальную, без сомнения, снова готова была погрузиться еще в большее смущение.

И вот премудрый и всеблагой Владыка, чтобы и предателя вразумить, и возлюбленных учеников утешить и успокоить, и возлиявшую на главу Его миро жену окончательно ободрить и ее усердие вполне вознаградить, торжественно изрекает пророчество – о том, что самая смерть не преодолеет Его силы, – что, как Он сказал перед этим, на горе Елеонской, наедине, четырем избранным ученикам, Петру, Иакову, Иоанну и Андрею, что во всех народах будет проповедано Евангелие (Мк. 13:3–10), так повторяет это теперь при всех. «Видишь ли, – говорит святитель Златоуст, – как Христос предвозвещает ученикам изшествие к народам, и таким образом утешает их при мысли о смерти? Ибо после крестной смерти откроется такая сила, что проповедь распространится повсюду. Итак какой несчастный будет противоречить столь очевидной истине?ˮ ⁵¹⁹

К пророчеству о всемирном торжестве евангельской проповеди, Господь присовокупляет, что вместе с проповедью Евангелия, в целом мире, сказано будет, в память этой помазавшей Господа жены, и о том, что она сделала (Мф. 26:13. Мк. 14:9). Для нее это была честь, а для всех грешников – назидательный урок, что Спаситель всегда готов даровать жизнь умерщвленной грехами душе, обращающейся к Нему с покаянием.⁵²⁰

«Велико человеколюбие Господа! – восклицает святитель Иоанн Златоуст, – Он приемлет блудницу, блудницу, лобызающую ноги, помазующую елеем, и отирающую власами, приемлет, и упрекает тех, кои обвиняют ее. Ибо не надлежало приводить в смущение жену за такое усердие».

«Обрати внимание и на то, сколь высоки были ученики и усердны к подаянию милостыни».

«Для чего Иисус, – продолжает святитель, – не просто сказал: доброе дело сделала; а сказал прежде: что труждаете жену? Для того, чтобы мы знали, что не надобно требовать с самого начала высоких дел от немощных людей. Для сего-то и рассматривает дело не просто, каково оно само в себе, но по отношению к лицу жены. Если бы Он давал закон; то не упомянул бы о жене. Но дабы ты знал, что для нее это сказано, с той целью, чтобы ученики не истребили возникающей ее веры, но еще более возбудили: для сего Он говорит выше упомянутые слова, научая нас тому, чтобы мы принимали, одобряли и возводили к совершенству доброе дело, кем бы оно ни было сделано, и не требовали совершенства в самом его начале».

«Что Христос и Сам желал того, чего желали ученики, это видно из того, что Он велел носить денежный ящик – (в пользу нищих), – хотя и не имел, где главу преклонить. Но теперь не время было исправить поступок, а только принять его. Как прежде сего поступка жены не произнес бы такого мнения, если бы кто спросил Его;⁵²¹ так после оного поступка имеет в виду только то, чтобы жена не приведена была в смущение от порицания учеников, но удалилась от Него, сделавшись усерднее и лучше, чрез служение Ему... И все, что ни говорит, говорит в ее утешение.

«Далее, – когда сказал: на погребение Мя сотвори; то дабы не показалось, что Он приводит в смущение жену, упомянув о таком предмете, то есть, гробе и смерти, – смотри, как опять укрепляет ее, говоря: во всем мире речется, еже сотвори сия. Это служило для учеников увещанием, а для жены утешением и похвалой. Все, говорит Он, прославят ее впоследствии, и теперь она предвозвестила страдания, принесши необходимое для погребения. Почему никто да не порицает ее. Я не только не хочу осуждать ее, как бы за худой поступок, или укорять, как бы за неправое дело; но даже не попущу остаться в неизвестности случившемуся, и произведу то, что мир узнает о поступке, сделанном в доме. Ибо этот поступок происходил от благоговейной мысли, теплой веры и сокрушенного сердца. Для чего Христос обещал жене не духовное что-нибудь, а всегдашнюю о ней память? Для того, чтобы чрез это вселить в ней надежду на получение духовных благ. Если она сделала доброе дело, то, очевидно, и получит достойную наградуˮ.⁵²²

«Заметь же, – говорит блаженный Феофилакт, – человеколюбие Божие! Каким великим даром воздает Он жене! Ибо устрояет то, что память о ней будет повсюду, и притом до тех пор, пока продолжится проповедь евангельскаяˮ.⁵²³

Таким образом, внимательное рассмотрение того отзыва, какой сделан самим Господом, о жене грешнице, помазавшей Его в доме Симона прокаженного, приводит нас к убеждению, что он действительно имеет существенное различие от того отзыва, какой был сделан о Марии, сестре Лазаря, которая помазала Господа «за оживление братаˮ, и при других обстоятельствах: а потому и не было при ее помазании сказано того, что сказано было теперь.

Итак, ничто не препятствует принять за истину то предание, которого держится православная восточная Церковь в разумении свидетельств святых Евангелистов о том, что Господь наш Иисус Христос был трижды помазан, – усердием двух евангельских жен: в первый раз – среди общественного Его служения роду человеческому, покаявшейся явно грешницей, в одном из галилейских городов, в доме Лазаря или его сестер. Марией, сестрой Лазаря, за шесть дней до Пасхи; и в третий раз – в доме того же Симона фарисея, прозванного прокаженным, который прежде удостоился принять Господа в Галилее, и той же покаявшейся грешницей, которая в первый раз Его помазала.

Все эти три события святая Церковь, одно за другим, представляет нашему вниманию и благоговейному размышлению – в течение одного великого поста и Страстной седмицы. Так в пятую неделю великого поста, на Божественной литургии читается Евангелие, благовествующее о первом помазании Господа явно грешницей (Лк. 7:36–50), – потому что, подобно сей жене, воспоминаемая в эту неделю преподобная Мария Египетская, спустя несколько веков после евангельского события (в 6 веке), явила достоподражательный пример покаяния, и прощены грехи ее многие – за то, что она возлюбила Христа много.

В неделю цветоносную, или в день входа Господа во Иерусалим, читается на Литургии Евангелие о том, как за шесть дней до Пасхи был Господь помазан в Вифании, в доме Марфы и Марии, усердием Марии, сестры Лазаря, и как на другой день, после этого торжественно встретил Его народ при входе в Иерусалим (Ин. 12:1–18).

Наконец во святую Великую Среду читается на Божественной литургии о третьем – последнем помазании Господа некой женой, – (по преданию) той же грешницей, о которой упоминает евангелист Лука, – в доме Симона прокаженного, за два дня перед Пасхой, а также о последнем совещании иудеев о предании Господа, и о предательстве Иуды, и наконец о приготовлении Пасхи (Мф. 26:1–20).

Заметим, что с сим последним помазанием в непосредственной хронологической связи ставит предательство Иуды и святитель Златоуст, держась в точности прямого значения слов евангелиста Матфея: Тогда шед един от обоюнадесяте, глаголемый Иуда искариотский ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его (Мф. 26:14, 15)?

«Тогда: когда же? – вопрошает святитель Златоуст, и ответствует: – Когда Иисус говорил сие“, (что помазавшая Его жена получит достойную награду), «когда сказал: на погребение Мя сотвори: Иуда не тронулся этим, и не убоялся, когда услышал, что Евангелие будет проповедано повсюду (ибо сказанное заключало в себе невыразимую силу); но тогда как жены, и притом жены блудницы – оказывали такую честь Иисусу, он совершал диавольское делоˮ. ⁵²⁴

Также рассуждает и блаженный Феофилакт: «Когда чуждая жена, блудница, оказала такую честь, тогда ученик уходит, чтобы предать Его. Тогда шед, сказано не напрасно, но для означения его бесстыдстваˮ. ⁵²⁵

Святая православная Церковь, кроме чтения святого Евангелия о последнем помазании Господа грешницей, провозглашаемого на Литургии во святую и Великую Среду, и во всем богослужении сего святого и великого дня, (начиная с повечерия в святой и Великий Вторник, и потом на утрени и вечерни в среду), – в самых трогательных священных песнопениях изображает это событие в нераздельной связи, по времени, и с последовавшим тогда советом иудеев против Иисуса Христа, и с предательством Иуды.

«Се лукавый совет, – воспевает Церковь, – воистину собрася неистовно, яко осужденника осудити горе седящаго, яко Судию всех Господаˮ.⁵²⁶

«Днесь Христос приходит в дом фарисеов, и жена грешница приступивши, валяшеся, вопиющи: – даждь ми, Господи, оставление злых, и спаси мя“.⁵²⁷ «Иуда льстец, сребролюбия рачительствуяй, предати Тя, Господи, лестно поучашеся, отонудуже и упився, течет ко иудеом, глаголет беззаконным: что ми хощете дати, и аз вам предам, во еже распяти Егоˮ.⁵²⁸ Но кроме сопоставления помазания Господа и предательства Иуды, «как одновременных событийˮ, Церковь делает между ними трогательное сравнение, – и потому, именно, особенно трогательное и поразительное, что они произошли в одно и то же время:

«Блудница приступи к Тебе, миро со слезами изливающи на нозе Твои, Человеколюбче, и смрада зол избавляется повелением Твоим: дыша же благодать Твою ученик неблагодарный, сию отлагает, и смрадом одевается, сребролюбием продая Тебе. Слава, Христе, благоутробию Твоему!“⁵²⁹ «Егда грешная приношаше миро, тогда ученик соглашашеся беззаконным. Овая убо радовашеся, истощающи миро многоценное; сей же тщашеся продати Безценнаго. Сия Владыку познаваше, а Иуда раб бывает врагу. Люто есть леность, велие покаяние: еже ми даруй, Спасе, пострадавый о нас, и спаси нас!ˮ⁵³⁰ «О Иудина окаянства! Зряше блудницу целующую стопы, и умышляше лестию предания целование; оная власы разреши, а сей яростию вязашеся, нося вместо мира злосмрадную злобу. Зависть бо не весть предпочитати полезное. О Иудина окаянства, от него же избави, Боже, души наша!“⁵³¹ «Простре блудница власы Тебе, Владыце, простре Иуда руце беззаконным: ова убо прияти оставление, ов же взяти сребренники. Темже Тебе вопием проданному, и свобождшему нас: Господи, слава Тебе!“⁵³²

Весьма важное значение имеет то, что сии священные церковные песнопения составлены святыми отцами – Андреем, архиепископом Критским (в 7-м веке, – ему принадлежит трипеснец во святой и Великий Вторник), и Космой, епископом Маюмским (в 8 веке, – ему принадлежит трипеснец во свяую и Великую Среду), и преподобной Кассией (в 9 веке, – ей принадлежат разные стихиры), – на основании священного предания древней Церкви, как об этом свидетельствуют отцы первых веков христианства. Так еще в четвертом веке святитель Амфилохий, епископ Иконийский, и святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, говорили беседы во святую и Великую Среду – о жене, помазавшей Иисуса Христа миром. Равно преподобный Исидор Пелусиот упоминает о ней в своем писании, и относит ее знаменательное выражение веры и любви Спасителю – к Великой среде.⁵³³

И замечательно, что в сих писаниях мы можем находить указание на то, что именно «исполняя слова Господа о жене, за два дня до смерти Его, помазавшей Его миром: во всем мире речется и еже сотвори, в память ея, православная Церковь в Великую Среду воспоминает преимущественно о жене грешнице, возлиявшей миро на главу Спасителя, – проповедуя миру: еже сотвори сия, в память ея“.⁵³⁴

«Вот исполнилось, – говорит святитель Златоуст, – то, что Христос предсказал, и куда ни пойдешь во вселенной, везде увидишь, что возвещают о жене той; хотя и не знаменита, не имела многих свидетелей, была не на позорище, но в доме некоего прокаженного, в присутствии одних только учеников Христовых.

«Кто ж это сотворил? Сила Того, кто предсказал сие. Умолчано о подвигах бесчисленных царей и полководцев, которых памятники доселе еще сохраняются; неизвестны ни по слуху, ни по имени те, которые построили города, соорудили стены, одержали победы на войнах, воздвигли трофеи, покорили многих народов, поставили статуи, издали законы: но то, что жена блудница излила елей в доме некоторого прокаженного, в присутствии двенадцати мужей, все воспевают во вселенной! Прошло столько времени, а память о сем происшествии не истребилась; и персы, и индийцы, и скины, и фракияне, и сарматы, и поколения мавров, и жители британски островов, повествуют о том, что сделала жена блудница в Иудее тайно – в доме.

«Велико человеколюбие Господа! Он приемлет блудницу“, покаявшуюся, и явившую пред Ним «великое благоговение и неизреченное усердие!“ ⁵³⁵

Заключая сими сладкоречивыми словами вселенского учителя наше исследование, позволяем себе выразить скромное желание, чтобы и наш посильный труд способствовал к разъяснению вопроса о женах, помазавших Христа Спасителя миром, и чтобы замечаемое ныне разногласие в решении этого вопроса между отечественными нашими толкователями богослужения Православной Церкви и составителями новозаветной священной истории, само собой исчезло.

Бог же терпения и утешения да даст нам, чтобы мы, неуклонно и в этом следуя руководству святой Православной Церкви, тожде мудрствовали друг ко другу о Христе Иисусе (Рим. 15:5), мудрствуя не паче написанных (1Кор. 4:6): да единодушно, едиными усты славим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа (Рим. 15:6).