Человеческий разум и Божественное откровение

Бог даровал душе человека два светильника: естественный – разум, и сверхъестественный – святое Откровение.

При свете своего разума человек может ясно усматривать и необходимую для себя потребность Божественного Откровения, и всю благотворность сообщаемых им истин. Но при свете Откровения, – он в состоянии познавать и такие предметы, которые сами по себе для ограниченных сил его разума были бы совершенно недоступны, и которые, однако же, знать ему необходимо.

Вопрос об отношении между разумом человеческим и Божественным Откровением весьма важен. Решением его занимались самые знаменитые умы различных веков. Многие из них даже находили в нем для себя камень претыкания, так что при разрешении этого вопроса впадали в крайности: то слишком много приписывали разуму, то все почти отнимали у него, и таким образом, разум и Откровение поставляли в ненадлежащее, а иногда и во враждебное отношение между собой.

Но там, где резко обозначаются крайности, наблюдателю беспристрастному и мыслителю, искренно любящему истину, не трудно усмотреть „золотую середину“. Поищем ее и мы между противоречущими мнениями о предмете нашего рассуждения, не пускаясь однако же в подробное изложение и опровержение их, но ограничиваясь только оценкой противоречий пред судом здравого смысла и слова Божия. Это будет едва ли не лучшее средство – установить надлежащую точку зрения на взаимное отношение между разумом и Откровением.

1. Люди, составившие о человеческом разуме слишком высокое понятие, полагают, будто бы Откровение, или вся совокупность откровенных истин, есть лишь некоторое „предупреждение» (аntісіраtіо) тех результатов, до которых разум может и должен доходить собственными силами, по своим законам, или тех истин, до которых он естественно доходит сам по себе. Поэтому выходит, что Божественное Откровение дано людям единственно для облегчения их ума на многотрудном пути собственных его изысканий. Притом, если результаты разума и Откровения одни и те же, то и существенное содержание последнего тождественно с коренными идеями первого. Следовательно, по мнению таких мыслителей, в Откровении не должно быть ничего непонятного для разума. А если есть, если здесь действительно находится много такого, чего ум постигнуть не может, то это, говорят, не должно быть признаваемо за истину, – это не есть Божие Откровение или не существенное в Откровении: это – представления, порожденные недостаточной образованностью века, или наружный покров, оболочка, которую мыслитель, чтобы открыть для себя разумное ядро истины, должен снять. Отсюда явно, что, по учению подобных мыслителей, отношение разума к Откровению есть как бы отношение судьи к подсудимому, несмотря на то, что этот подсудимый, по собственному же их признанию, должен учить своего судью (явное противоречие здравому смыслу!).

Очевидно, что все такие мудрования суть плод разума человеческого, взимающагося на разум Божий (2Кор. 10:5), что все люди с таким образом мыслей кружатся в суете ума (Еф. 4:17).

Чтобы видеть всю несообразность этого мнения об отношении между разумом и Откровением, довольно сделать два замечания. Во-первых, и самые идеи разума, которым упомянутые мыслители усвояют высшее, господственное в нашем духе значение, и которые, однако же, надобно почитать касающимися только еще вершин человеческой духовной природы, озарениями Божественного Света, просвещающего всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1:9), – самые эти идеи разума требуют, очевидно, совершенного подчинения их верховному Божественному Свету, когда сей Свет благоволил, сколько можно полнее, открыться людям.

Во-вторых, Божественное Откровение не есть какая-нибудь философия, хотя бы то совершеннейшая (смотря на Откровение с этой частной точки зрения, и потом выводя заключение общее, разум явно противоречив собственным законам): оно есть открытие благодатного Завета между Богом и человеком. Одного этого уже весьма достаточно, чтобы иметь полное право сказать всякому нездравомыслящему словами Премудрого: вящшая разума человеческаго показана ти суть. Посему, вышших себе не ищи, и крепльших себе не испытуй; яже ти повеленна, сия разумевай, несть бо ти потреба тайных (Сир. 3:23, 21, 22). То есть, не Откровение должно подчиняться суду разума, а разум человеческий должен безусловно покоряться гласу Откровения, как гласу разума Божия.

2. Но с другой стороны, это безусловное повиновение не должно быть и таково, чтобы, как некоторые хотят, оно ниспадало до степени слепой веры. Пусть будут совершенно справедливы все указания на крайнюю слабость ума человеческого; пусть будет справедливо и то, что разум впадал в самые грубые заблуждения и поставлял себя во враждебное отношение к Откровению. Но, когда высшие идеи разума суть не иное что, как отблески и мерцания Света, просвещающего всякого человека, грядущего в мир, каким открылся для нас Христос – Бог Слово во плоти; то подавлять разум слепой верой, значит безумно закрывать сияние самого Христа, Бога Слова воплощенного. Посему говорить, что разум человеческий вовсе не способен дойти до убеждения в чем бы то ни было, и не может понимать истин откровенных, – то есть, истину, которая существенно одна, как бы раздвоять на разумную и откровенную, или, как выражались схоластики, на философскую и богословскую, – явно, опять крайность!

Нет, не так смотрит на наш разум св. Церковь¹. Не такое отношение между разумом и Откровением полагают св. Отцы Церкви, собственным, Живым примером показывавшие, как можно и должно пользоваться первым в пользу последнего. Не такова, не слепая, а разумная вера была у св. Апостолов, как свидетельствовал о них сам Божественный их и наш Учитель, пред Отцом Небесным. Глаголы, ихже дал еси Мне, дах им: и тии прияша, и разумеша воистшну (Ин.17:8). Не слепого повиновения Откровению требовали и Апостолы, когда говорили верующему: общение твоея веры действенно да будет в разуме (разумении) всякаго блага, еже о Христе Иисусе (Флм. 1:6); или когда молили Всевышнего, да дарует Он ученикам их разуметь даже преспеющую разум любовь Христову (Еф. 3:19)! Да и из глубины души всякого верующего всегда, без сомнения, готов излететь молитвенный вздох Моисеев: Господи, даруй мне, да разумно вижду Тя (Исх. 33:13), – по крайней мере столько, сколько это возможно ныне, когда мы ходим верой, а не видением!

Итак, требовать от разума слепого подчинения Откровению противно самому слову Божию.

Значит, если бы нужно было в нескольких словах определить отношение разума к Откровению, то лучшего ответа нельзя было бы найти, как приведенные нами выше слова Премудрого: Вящшая разума человеческаго показана ти суть. Вышших себе не ищи, и крепльших себе не испытуй, несть бо ти потреба тайных (Сир. 3:21–22). То есть, не усиливайся напрасно подвести все в Откровении под формы твоего разума, постигнуть непостижимое; подчиняйся Откровению; внемли с благоговением его Божественному голосу. Но, с другой стороны, яже ти повеленна, сия разумевай. Да будет твоя умственная покорность, хотя и безусловной, но не слепой, а разумной. Не взимайся, человеческий разум, на разум Божий; но, отдавая себя в плен и послушание веры, познай в этом благодатном и благородном плену истинную свою свободу, и, во свете веры, разумевай, и широту и долготу и высоту и глубину, – разумевай преспеющую разум любовь Христову (Еф. 3:18, 19). Помни, что и Откровение и разум равно суть дары Божии; что Откровение раскрывает тот самый Свет, от лучей которого происходят идеи и законы разума. Пользуясь одним, ты не можешь и не должен пренебрегать другим. Напротив, приложи все свое старание, чтобы употребить в дело оба вверенные тебе таланта, и при том употребить так, чтобы они служили друг другу для взаимного их приращения, чего именно и потребует от тебя всевышний Раздаятель всех вверенных нам талантов.

3. Чтобы показать, каким образом это бывает, или чтобы раздельнее определить взаимное отношение между разумом и Откровением, посмотрим, что делает Откровение для разума, когда последний подчиняется первому, смиренно внемлет его вещаниям; и что разум, с своей стороны, делает для Откровения, когда он, в благородном плену веры, всеохотно и свободно старается разумевать, яже ему повеленна (Сир. 3:22).

Много, чрезвычайно много делает Откровение для разума! Оно сообщает разуму человеческому столько истин, столько познаний, сколько он собственными силами никогда не мог бы узнать или приобрести. Стоит только сравнить круг познаний наилучшего из знаменитейших философов древности, или и всех их в совокупности, с убеждениями о предметах священных каждого христианина, даже необразованного, чтобы ясно видеть, какое необычайное обилие света пролито и проливается – свыше – в Откровении на блуждавший и блуждающий во мраке, хотя и не без мерцаний вышнего Света, разум человеческий.

Но, главное, – сообщаемые нам Божественным Откровением познания глубоких истин и неисследимых тайн назначены не для внешних только каких-либо скрижалей истины, а для открытия в нас самих благодатного источника живых вод Божественной истины и любви. Веруяй в Мя, якоже рече Писание, сказал Господь, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7:38).

Стоит лишь обратиться к ежедневному опыту и посмотреть, откуда почерпаются все наши высокие понятия о Боге, о мире и человеке, и мы увидим, как много делает Божественное Откровение для нашего разума еще тогда, когда он не в состоянии ничего сделать для Откровения.

Посмотрите на христианского младенца! Едва разрешился язык его от уз немотствования, как он уже лепечет достопокланяемое имя Бога!

Мало того: видно, ему сообщено и более обширное понятие о Боге; ибо он произносит имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Не умея еще хорошо различать окружающие его предметы, он уже знает, откуда и каким образом они произошли. Спросите малютку: „кто создал эти вещи, и небо и землю?ˮ И вы услышите от него прямой и верный ответ: „Бог – из ничего, словом своим, в шесть дней!» И вслед за тем, малютка станет говорить вам о всемогуществе и премудрости Божией. Дитя, которое едва может различать правую руку от левой, доброе от лукавого, обнаруживает однако же в себе уже некоторое познание о начале и происхождении нравственного закона. Оно повторяет: „Так Бог велел. Это противно Богу. За то Бог наградит; а за это накажет!» Вот и понятие о благости и правде Божией.

Не много лет прожило на свете дитя, но много уже пролило слез!.. Откуда ж эти слезы, если Бог, Творец и Промыслитель, благ? – Этот вопрос еще не успел возникнуть в неразвитом сознании дитяти, как Божественное Откровение, или те, которые служат его проводниками, уже вразумляют дитя о происхождении в мире зла, – рассказывают ему историю падения прародителей. Но где средства к восстановлению, к восстанию из этого несчастного падения? Не успел и этот вопрос возродиться в уме малолетнего христианина, как ему указывают на святой образ Иисуса Христа, и говорят: „Вот наш Спаситель!» И дитя с жадностью внемлет всей истории искупления. С притрепетным чувством видит оно смерть, и тотчас, с утешением, узнает о жизни за гробом.

Нашему размышлению не было бы и конца, если бы мы решились перечислять все те истины и познания, которыми Откровение обогащает разум человека в самом нежном его возрасте.

Посмотрим теперь на человека, как на действительного члена общества, в возрасте зрелом. В каком бы звании и состоянии ни находился он, всюду сопровождает его св. Откровение, и озаряет его разум небесными истинами. Углубляется ли он в изучение гражданских законов, по которым управляется христианское государство? – Видит, что этим законам сообщает истинную прочность и животворный дух Евангельское учение. Воин ли он? – В истинах веры находит свет, радужно рисующий для него неизреченные блага вечной жизни даже в те минуты, когда необходимость велит ему идти на явную смерть. Посвящает ли он жизнь свою наукам? – Стоит ему только быть внимательным, чтобы заметить, как Божественное Откровение то сообщает каждой Науке твердое основание, то расширяет и ограждает круг ее истин.

А кто исключительно посвятил себя на изучение истин откровенных, тот, в непродолжительное время, узнает столько истин, что для надлежащего раскрытия и усвоения их недостаточно не только всей его жизни, но, по-видимому, и целой вечности!..

И, потому-то самому, среди чрезвычайного обилия светлых истин, сообщаемых Откровением разуму человеческому, он как будто все еще чего-то ищет, все еще стремится восполнить недостаток своих познаний, приблизиться, если можно, к самому Источнику премудрости, и в Нем утолять непрестанно свою бесконечную жажду. Св. Откровение оказывает ему и это величайшее благодеяние. Сообщая разуму человека столько истин, оно действительно открывает ему путь к соединению с самим Источником и Подателем премудрости – Богом триипостасным, – с Богом Отцом, который дает премудрость мудрым, и разум ведущим смышление (Дан. 2:21), – дает всем нелицеприемне (Иак. 1:5), – с Господом Иисусом Христом, единородным Сыном Божиим, который от вечности пребывая в лоне Отца присносущного (Ин. 1:18), один токмо знает Отца, и один только – познание о Нем может сообщить тому, емуже волит открыти (Мф. 11:27), – со Христом, который есть Свет миру (Ин. 8:12), – Свет истинный, просвещающий всякаго человека грядущаго в мир (Ин. 1:9), – со Христом, в Немже, – как в существенном основании всяческих, как в самой Истине (Ин. 14:6), вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2:3). Наконец, Божественное Откровение наставляет человеческий разум, каким образом он может оживляться и Духом Святым, которого помазание научает всему (1Ин. 2:20,27), – наставляет на всяку истину (Ин. 16:13).

Что же остается делать разуму после того, как ему предоставлена совершенная возможность получать такое озарение свыше, чрез Откровение? В какое отношение поставить ему себя к сему последнему? Первая его обязанность – сделать себя, сколько это может от него зависеть, способным и готовым к чистому восприятию живительных лучей небесной Истины. Он должен очистить себя, по возможности, от всех предрассудков и вообще приготовить себя надлежащим образом к выслушанию Божественных вещаний откровенной веры. Св. Василий Великий (в наставлении юношам, как должно пользоваться языческими писателями) советует, „не прежде приступать к слушанью наук священных и таинственных, как усовершенствовавшись в предварительных познанияхˮ, почерпаемых из разума, „подобно тому, как весьма полезно было бы для глаз не прежде обращать взоры свои прямо на солнце, как уже привыкши смотреть на него в воде, в которой оно отражается». – „Посему-то Моисей, – замечает Святитель, – удостоился зреть Сущаго после того, как уже образовал ум свой египетскими науками. И мудрый Даниил не прежде изучения халдейской мудрости в Вавилоне, приступил к урокам мудрости Божественнойˮ. Впрочем, само собой разумеется, что вселенский учитель разумеет такое изучение мирских наук, чтобы изучать собственно Божественные же мысли, осуществленные и выражающиеся в природе, в истории, в человеческом естестве, и проч.; ибо Моисей и Даниил именно так, а не иначе, изучали мирские науки, которые в противном случае настраивали бы и повели разум не к послушанию, а к противлению Божественным вещаниям Откровения. Если так образуем мы свой разум различными науками, то должны стараться, чтобы сообщаемые ими познания были благотворны для нас по отношению к истинам Откровения.

Это может быть в двух случаях: во-первых, когда между науками, проистекающими из естественного разума, и науками, относящимися прямо к Откровению, есть сходство; во-вторых, когда этого сходства, или сродства с Откровением в известных знаниях и, вообще говоря, в направлении известных умов, не замечается.

Что касается до первого случая, то вот что говорит об этом вселенский учитель, св. Василий Великий: „Если, между науками внешними и духовными есть некоторое сходство: то приобретение первых не может быть для нас безполезно. Как существенную доброту дерева составляют приносимые им плоды, при чем служат ему некоторым украшением и колеблющиеся на его ветвях листья: так равно и в душе, преимущественную красоту ее составляет плод истиныˮ (сообщаемой в существе своем именно Откровением); „хотя не неприятным украшением служит ей и внешняя образованность: она подобна листьям, которые доставляют плодам покров, а дереву красивый видˮ.

В самом деле, ничего, кажется, не может быть прекраснее человека истинно образованного, который обогатил свой разум многоразличными познаниями, как бы для того только, чтобы лучше разуметь голос Откровения! – Нет сомнения, что довольно и одного взгляда на небесную твердь, усеянную мириадами звезд, чтобы разумно и сознательно воскликнуть с боговенчанным певцом Сиона: небеса поведают славу Божию (Пс. 18:2)! Довольно помыслить, как солнце не проспит ни одного утра, луна никогда не умедлит явиться на небосклоне в урочный час, чтоб увериться нашему разуму, что все эти небесные круговращения совершаются с такой точностью, по мановению зиждительного перста, премудрого Творца вселенной (Пс. 83:17) – так в оригинале прим. электронной редакции. Но когда разум, сведущий в астрономии, скажет нам, что каждая из этих блестящих точек на синеве неба есть отдельный мир, – когда он объяснит, сколько это доступно для него, весь чудный механизм солнечной системы, тогда душа наша невольно наполняется чувством особеннейшего благоговения пред Высочайшим Существом, того благоговения, которое заставляло „Ньютоновˮ всякий раз, при произношении имени Божия, обнажать свою голову; тогда вся кости наша рекут: Господи Господи, кто подобен Тебе (Пс. 34:10)? Яко взятся великолепие Твое превыше небес (Пс. 8:2)!

„Если же между теми науками, в которых упражняется разум, и теми истинами, которые преподаются Откровением, нет постоянного сходстваˮ, рассуждает упомянутый св. Отец Церкви: „то одно уже познание различия их, посредством взаимного противоположения, немало способствует к уразумению того, какие из этих наук превосходныˮ.

Бывали, к несчастью, и ныне бывают примеры, что превратно понимаемые науки не туда силятся привести разум человеческий, куда направляет его Божественное Откровение. Тогда-то разум истинно образованный, углубляясь в размышление о предметах откровенных, приводя святые истины в порядок или в систему и стараясь давать себе отчет в своей вере, ясно видит всю неосновательность суетных мудрований. Здесь должно заметить, что под этим „разумным отчетомˮ в вере мы понимаем такой отчет, который делает разум не как судья, а как уже плененный в сыновне-свободное послушание веры. Само собой разумеется, что такое пленение в послушание веры предполагает предварительное убеждение разума в том, что святое Откровение имеет происхождение Божественное.

Подобные исследования разума по отношению к Откровению необходимы не для одних только пастырей Церкви, которые, конечно, по преимуществу обязаны, по слову Апостола, быть готовыми присно ко ответу всякому вопрошающему словесе о нашем уповании (1Пет. 3:15). И в жизни каждого христианина весьма нередко могут случаться такие обстоятельства, в которых требуется защитить истину веры истинами разума, или путем умственных доводов привести ближнего к разумному убеждению в откровенном учении.

Нужно впрочем заметить, что в подобных случаях не только разум просвещенный, или лучше, утонченный образованностью и вооруженный силой различных доказательств, низлагает возношение, взимающееся на разум; но часто, невидимой силой благодати Божией вразумляют человека в истинах Откровения и простые суждения верующего, а потому облагодатствованного разума, или так называемаго здравого смысла.

Никакие убеждения не могли обратить в недра веры некоего вольнодумца. Но вот, он приходит к одному из своих приятелей, и, увидев у него глобус, украшенный звездами, спрашивает: „Кто это так хорошо сделал?ˮ – „Сам сделался!ˮ отвечают ему. – „Быть не может!ˮ – „Уверяю тебяˮ. – „Нет, это... невозможно! – „Как! Ужели невозможно, чтоб эта, столь незначительная вещь устроилась сама собою, случайно, без руки мудрого художника, – когда, по твоему суждению, и вся земля с ее разнообразными произведениями, и небеса, украшенные сонмами столь дивных светил, произошли – по какому-то случаю?...ˮ – Вот самое естественное суждение разума! Но оно сделало то, чего не могли произвести никакие другие убеждения – привело заблудшего в лоно откровенной истины.

Другой пример. Является приходской священник к местному владельцу, который любил хвалиться своим безверием. – „Не о вере ли, батюшка, пришли поспорить?ˮ – сказал вольнодумец своему посетителю. „Куда нам, людям простым, спорить с такими учеными людьми!ˮ – был ответ смиренного пастыря. „Однако, святой отец, охота же вам, – продолжал тот, – тревожить и тревожиться страхами о будущих мучениях,ˮ и прочее. „Мы ничего не теряем от этой тревоги и в настоящей жизни, а тем менее можем потерять – за гробом; если же наши верования справедливы, то, без сомнения, очень много выиграем. Но посудите, если все то истина, что сообщается нам Божественной верой, – каково будет на том свете человеку, жившему так, как будто бы для него не существовало будущей жизни?..ˮ Вот опять самое простое суждение здравомыслящего разума: но оно как молния блеснуло в душе невера, и озарило ее светом истины откровенной. Таково употребление разума по отношению к Откровению!

В заключение краткого нашего рассуждения повторим – в сокращенном виде – все сказанное нами об отношении между разумом и Откровением.

1. Погрешают те, которые поставляют разум и Откровение как бы во враждебное отношение между собой.

2. Возвышающие разум пред Откровением противоречат здравому смыслу, идеям и законам самого разума.

3. А ослепляющие, так сказать, разум слепой верой, разногласят с Церковью и словом Божьим.

Взаимное отношение между разумом и Откровением должно полагать в том, что разуму, покорившемуся в послушание веры, Откровение сообщает множество самоважнейших истин и готовых познаний, и показывает ему путь к соединению с самим Триединым Источником премудрости; а разум, получив надлежащее развитие и образование, приготовляет человека к лучшему, сознательному, сыновне свободному принятию истин Откровения. В таком случае, он, с одной стороны, способствует к уразумению откровенных истин и к разумному отчету в вере; с другой, – обнаруживает заблуждения мудрований, несогласных с Откровением, и даже, при содействии Божьей благодати, возвращает заблуждших в недра св. веры, не только посредством изысканных доказательств, но и простосердечными суждениями.