Плотин. Часть 1. Философ, обращающий в христианство

Плотин доказывал вечность человеческой души, хотя некоторые его предшественники – великие философы – сомневались даже в ее существовании. Главным вопросом его жизни и философии был вопрос «Почему люди ушли от Бога? И как им к Нему вернуться?» Но при этом философ не пошел искать ответа к христианам. Почему? В чем его философия? И почему считается, что именно Плотин «обратил в христианство» блаженного Августина? Рассказывает историк философии Виктор Петрович Лега.

Плотин жил уже после Рождества Христова, в новую эпоху. Родился он в Египте в 204 году, скончался в Риме в 270-м. Сведения о его жизни довольно скудны. Его ученик Порфирий, написавший «биографию» философа «Жизнь Плотина», начинает ее словами: «Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике, и из-за такого своего настроения всегда избегал рассказывать и о происхождении своем, и о родителях, и о родине».

Но мы знаем, что примерно в возрасте 20 лет Плотин приехал в Александрию, чтобы получить глубокое образование. Он приходил в разные школы, но, разочаровавшись, оставлял их. Кто-то посоветовал ему обратиться к платонику Аммонию Саккасу. После первого же занятия Плотин вышел со словами: «Вот кого я искал!» На несколько лет он становится учеником Аммония – вместе с Оригеном. И кстати, до сих пор ведутся споры, кто был этот Ориген – тот известный философ и богослов или иной человек, его тезка. Историк Церкви В.В. Болотов в своем труде-диссертации «Учение Оригена о Святой Троице» пишет однозначно: «И Плотин, и Ориген были учениками Аммония Сакка».

Проведя несколько лет у Аммония, Плотин решил расширить свое образование, отправившись в… Индию. Добраться туда в те времена было весьма сложно. И Плотин присоединился к войску императора Гордиана, который в очередной раз собирался покорить Индию. Но войско было разбито, и Плотин, спасшись, отправился в Рим, где открыл собственную школу. По просьбе учеников он стал записывать свои лекции – их позже издаст Порфирий, назвав «Эннеадами», то есть «Девятками»: «эннеа» по-гречески – «девять». Почему «Девятки»? Порфирий увидел, что трактатов – 54, а это произведение чисел «6» и «9» – священных, согласно пифагорейской традиции. Вот он и решил, что эти трактаты священны многократно – 6 раз по 9 – и издал их как шесть «Девяток». С тех пор так трактаты Плотина и публикуют под названием «Эннеады».

Перед смертью Плотин сказал: “А теперь я попытаюсь

слить то, что было божественного во мне, с тем, что есть

божественного во Вселенной”

К концу жизни Плотин тяжело заболел. И, чтобы не расстраивать учеников своим немощным видом, уехал в провинцию Кампания. Перед смертью он сказал ухаживавшему за ним ученику: «А теперь я попытаюсь слить то, что было божественного во мне, с тем, что есть божественного во Вселенной».

Эти слова – «божественное во мне» и «божественное во Вселенной» – ключевые для понимания философии Плотина.

Влияние Плотина на святоотеческую мысль было значительным. Может быть, даже большим, чем влияние Платона, потому что работы Плотина будут воздействовать непосредственно, а уже через них будут открывать Платона – так случилось с блаженным Августином: его именно Плотин обратит в христианство.

Говоря, «обратит в христианство», я не преувеличиваю. Августина пыталась привести к христианству его мать, святая Моника, его увещевал епископ Милана Амвросий, но… Августин напишет в своей «Исповеди», обращаясь к Богу: «Ты доставил мне через одного человека некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский. Я прочитал там не в тех же, правда, словах, но то же самое со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, а именно: в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Этим платоником оказался Плотин, который и убедил в конце концов Августина в истинности христианства, что не смогли сделать в свое время ни мать, ни даже св. Амвросий Медиоланский.

Мы видим также влияние Плотина на преподобного Максима Исповедника, на святителя Григория Нисского, на Псевдо-Дионисия Ареопагита.

Сложность понимания Плотина во многом обусловлена тем, что он, как и вообще греческие философы, излагал свое учение, не стремясь представить его в виде стройной системы. Поэтому приходится ее как-то «реконструировать». Я занимался этим довольно продолжительное время, так как писал диссертацию по философии Плотина.

Начинать читать Плотина, как мне кажется, надо с первого трактата «Пятой эннеады» – «О трех первоначальных субстанциях». Плотин задается вопросами: «Почему люди забыли Бога? И как сделать, чтобы вернуть их к Нему?» Возвратить к Богу можно двумя способами: первый – показать людям ничтожность материального мира, второй – показать превосходство мира духовного. Второй путь лучше, потому что, показав превосходство мира духовного, мы автоматически показываем и ничтожность мира материального. Поэтому Плотин выбирает именно второй способ.

Но почему же, ища Бога, он не стал христианином?

Давайте вернемся ко времени, когда Плотин искал себе учителей, посещая александрийские школы, – это важный момент. Александрия III века – крупнейший научный центр, где сосуществовали значительная иудейская диаспора, крупная христианская община, различные философские школы. Наверняка Плотин посетил и иудеев, и христиан, и отовсюду выходил разочарованным. Почему же близки ему оказались именно платоники? Потому что Плотин ищет разумный ответ на религиозный вопрос: как вернуть людей к Богу? – имея в виду и себя самого в том числе.

А что ему могли предложить христиане или иудеи? Разумеется, поверить в истинность их учений. Поверить, не требуя при этом никаких доказательств истинности своей веры. Причем поверить в совершенно абсурдные для обычного человека вещи – в пророчества, чудеса и особенно в воплощение и воскресение Сына Божия. Плотин же уверен, что вопрос обретения вечной жизни слишком важен, чтобы решать его на основе простой веры. Почему нужно верить христианам, а не иудеям? Иудеям, а не язычникам? И т.д. О таких, как Плотин, апостол Павел писал: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости, а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1Кор. 1:22–23). Плотин – классический эллин! Он приходит к христианам – ему говорят про крещение, причащение, – а он отвечает: «Это безумие! Я мудрости ищу. Понимаете, я ищу Бога, спасения, вечной жизни, а вы говорите мне: “Поверь нам”». Плотин ищет, требует разумных доказательств.

Почему из школы платоников он вышел со словами: «Вот что я искал»? Потому что Платон – научный философ. Он не просто говорит: «Верь мне!», он говорит: «Есть Бог, есть божественный мир идей, и мы вам докажем это, мы объясним, как в нем укорениться навечно». Поэтому Плотин и развивал платоновскую философию.

Кстати, он не считал себя оригинальным философом. Он – платоник и просто пытается понять глубину философии Платона. Но Плотин всё же создал свою философию, которую мы называем неоплатонизмом, хотя можно назвать ее и плотинизмом, потому что это самобытная философия, некоторых элементов которой у Платона мы не найдем. Например, учение о личности.

Итак, вернемся к обоснованиям превосходства мира духовного над материальным. Прежде всего надо доказать превосходство души над телом. В одном из самых ранних своих трактатов Плотин доказывает, что душа человека бессмертна, а поэтому превосходит тело (трактат так и называется – «О бессмертии души»). Кстати, аргументы, встречающиеся в этом трактате, мы находим в работах самых разных отцов и учителей Церкви: у Оригена, у святителя Григория Неокесарийского – ученика Оригена, у блаженного Августина, у преподобного Максима Исповедника – он приводит почти буквальные цитаты из трактата, у Псевдо-Дионисия Ареопагита и т.д. Так что идеи Плотина потом разойдутся по многим христианским трактатам!

Логика трактата «О бессмертии души» следующая. Философ говорит: существует пять теорий души: одна правильная, платоновская, и четыре неправильных – эпикурейская, стоическая, аристотелевская и пифагорейская. Он останавливается на каждой из этих четырех концепций, показывая их внутреннюю противоречивость.

Так, Эпикур учит, что душа состоит из атомов. Но, – замечает Плотин, – ведь атом сам по себе – материальная вещь, он не имеет в себе жизни. «Жизнью, – пишет Эпикур, – обладает совокупность атомов». Но откуда взялась бы жизнь в совокупности атомов, если каждый атом жизнью не обладает? Значит, получается, что нечто нематериальное объединяет эту совокупность атомов и дает ей жизнь.

Со стоиками спорить сложнее. Стоики, напомню, утверждали, что душа материальна. Душа есть такая тонкая материя. И хотя она и тонкая, невидимая глазами, но все равно – материя. Следовательно, будучи материей, душа должна обладать всеми свойствами материи. Например, любое тело всегда либо горячее, либо холодное, либо легкое, либо тяжелое – душа наша тоже должна быть такой. Но ведь случается, что, скажем, у больного человека температура тела повышается, а когда он выздоравливает, понижается, то есть одна и та же душа может повышать и понижать температуру. Огонь только греет, лед только охлаждает, а душа, что, может менять свое состояние? Или вот другой контраргумент. Любое материальное тело что-то берет из внешней среды и в нее что-то отдает: я расту телесно, мне нужна пища для роста, я ем – пища становится моим телом. А чем питается душа? Душа питается истиной, красотой, благом – а это не телесные категории! Далее. Если бы душа была материальной, у нас не было бы памяти, ведь наше тело постоянно изменяется (об этом говорит и современная наука, согласно которой тело раз в несколько лет полностью обновляется). А у нас остается память обо всех тех событиях, которые происходили с нами в далеком-далеком прошлом. Следующий аргумент. Если бы душа была телом, мышление не было бы возможным, поскольку мышление – вспоминаем Сократа – это оперирование понятиями, а понятия не имеют никакой материальной составляющей. Так что мышление, жизнь и прочие свойства человека могут быть объяснены только платоновской концепцией души как нематериальной сущности.

Если бы у нас не было души, не было бы ее конфликтов с

нашим телом!

Перейдем к аристотелевской модели. Аристотель утверждает, что души вообще нет как субстанции. Душа, по Аристотелю, это энтелехия тела – его сущность. Умирает тело – умирает и душа: бессмертия души нет. Но если бы это было так, – пишет Плотин, – тогда тело полностью определяло бы все наши поступки. Человек полностью зависел бы от тела, потому что ничего другого в его природе нет! Но вся наша жизнь есть не что иное, как постоянный спор с нашими телесными желаниями: тело хочет спать, а я говорю: «У меня еще много дел». Тело хочет есть, а я говорю: «У меня сегодня строгий пост» и т.д. Так что явно существует что-то, что с телом вступает в противоречие, а значит, это не телесная сущность. Тело действует согласно с законами материального мира, следовательно, душа, вступая в противоречие с телом, нематериальна. Плотин тут доказывает даже не только то, что душа бессмертна, а то, что она в принципе есть. Если бы души у нас не было, не было бы у нас тех самых конфликтов с нашим телом – очень современный аргумент!

А что же пифагорейцы? Не Пифагор, а современные ему пифагорейцы тоже утверждали, что души нет, что это – лишь гармония тела. Они приводили такое сравнение: гармония лиры – это прекрасные звуки, которые издает определенная конструкция из дерева и овечьих кишок – струн. Так и тело наше: «правильно смешанные части тел образуют гармонию, то есть душу и жизнь». Я бы сравнил и это утверждение с современными научными взглядами. Пишут, что высшая нервная система, сложнейший человеческий мозг – это просто такая гармоничная структура, деятельность которой некоторые глупые люди называют душой… Но Плотин возражает на это так. Понятно, что дерево само лирой не станет. И струны сами не натянутся так, как нужно, и в таком порядке, как нужно, чтобы они издавали прекрасные звуки – для этого нужен мастер-настройщик. Поэтому и в теле гармония может появиться только тогда, когда есть душа – не телесная, не материальная, а отличающаяся от тела сущность, которая и дает жизнь и гармонию нашему телу.

Как видим, все разобранные концепции обнаруживают свою несостоятельность. Иное дело – платоновское учение, утверждающее, что душа нематериальна. Согласно Платону, если душа нематериальна, значит, она бессмертна, и значит, она божественна.

Итак, первую задачу Плотин выполнил: он доказал, что есть божественная, бессмертная душа. А существует ли божественный мир? Вот это вопрос более сложный, которому Плотин посвящает почти все свои работы. И, забегая вперед, скажу: рассуждения Плотина на эту тему С.Л. Франк и некоторые другие русские философы назвали самым лучшим доказательством существования Бога.

Когда я мыслю, я вижу умопостигаемую субстанцию, иначе я

ошибался бы при мышлении

Плотин исходит из несомненного факта своего собственного существования, а точнее – своего собственного мышления. Он продолжает линию Сократа: «Познай самого себя». Есть у Плотина одна фраза, которая, как мне кажется, помогает понять всю его философию: «Когда я мыслю, то я вижу умопостигаемую субстанцию, иначе я ошибался бы при мышлении». Как это понять? Я вижу, что передо мной стоят книги, но я могу подумать: может быть, я ошибаюсь, может быть, мне это показалось? Я спрашиваю у вас – вы оборачиваетесь, смотрите туда: действительно, книги есть – вы их тоже видите. Значит, книги действительно существуют. Я обращаюсь к своей душе и говорю: «Трижды три, вроде бы, девять». Но, может быть, я ошибаюсь? Я спрашиваю у вас – вы говорите: «Да, трижды три – девять». То есть как книги существуют объективно и независимо от меня, так же и математическая истина существует объективно, независимо от меня. Я могу выйти из кабинета, вернуться – книги на месте, никуда не исчезли. Я могу поговорить о Плотине, потом спросить: «Сколько будет трижды три?» «Девять» – тоже ничто не изменилось.

Плотин приводит и другие подобные аналогии и приходит к выводу, что мышление – это такое же зрение, только зрение умом, умозрение. Соответственно, существует такой же, как наш, мир, только наш постигается чувствами, а тот мир умопостигаем – я его вижу, когда мыслю. Потому что, если бы его не было, то каждый человек мог бы помыслить что угодно, в зависимости от его субъективных пристрастий. То есть как субъективны наши мнения о вкусе, так же субъективно мы бы рассуждали и о математических категориях, и о категориях мышления вообще.

Таким образом, если мы мыслим, познавая объективную истину, то мы смотрим на некоторую объективную реальность, то есть мышление – это умозрение, зрение умом. Недаром слово «теория» переводится с греческого как «созерцание». Как скажет позднее блаженный Августин, находившийся под большим влиянием Плотина: «Ничего не может быть нелепее утверждения, что видимое нашими глазами существует, а усматриваемое нашим умом не существует».

Плотин, таким образом, обнаруживает существование некоего умопостигаемого мира, который он называет словом «душа». Часто в современной литературе, чтобы отличить Душу как некоторую объективную субстанцию от души каждого конкретного человека, пишут с прописной буквы: Душа. С одной стороны, я ее обнаруживаю в себе, когда погружаюсь в свое собственное мышление. Но, с другой стороны, я понимаю, что именно эта Душа является совокупностью всех сущностей, которые я познаю. То, что составляло мир божественных идей у Платона или форм у Аристотеля, – это сущности, которые объемлют весь мир.

Плотин приходит к такому парадоксальному выводу: мировая Душа – во мне, в моей душе. Парадоксальному, потому что моя душа и мое тело – это единое целое. С одной стороны, мое тело – маленькая часть мира, а с другой стороны, весь этот мир находится в моей душе – логика не совсем обычная.

Но Плотин на этом не останавливается, он идет дальше в поисках в своей душе разного рода сущностей. Среди всех сущностей, существующих в душе, он находит одну сущность, которая выделяется из общего ряда. Это – само мышление! Я могу мыслить о математике, о философии, об истории, о богословии, но в любом случае я мыслю своим умом. Ум – это не вещь, которая мыслится, ум – это то, что мыслит. Поэтому Плотин обращает внимание именно на ум, на это центральное ядро нашей души. И показывает, что ум не принадлежит к уровню сущностей, которые находятся в душе, – он представляет собой отдельный, более высокий мир, чем мир Души. Философ его называет этим же словом – «Ум», по-гречески «нус». Ум может мыслить о чем угодно – даже о том, чего я пока еще совершенно не знаю и, возможно, никогда и не узнаю. В душе некое знание может проявиться, а может не проявиться (я могу познать, могу не познать), а в уме оно уже существует независимо от меня, в вечности! Поэтому Ум шире, чем душа. Это вечное, неизменное бытие. Ум – это отдельная ипостась. Слово «ипостась» вводит Плотин, но у него оно обозначает просто субстанцию (как в латинском переводе слова «ypo-stasis» – sub-stantia). Затем этот термин будет использовать Ориген, но уже для обозначения Лиц Пресвятой Троицы.

Как ум мыслящий и мыслимый может сохранять в себе

единство?

Плотин подвергает исследованию ум и обнаруживает, что в уме мы замечаем двоякость: ведь когда я рассуждаю об уме, я познаю свой ум, но делаю я это при помощи своего собственного ума. Ум мыслит о себе. Получается, что ум, с одной стороны, – это ум, который мыслит, а с другой стороны, – это ум, который мыслится. То есть хоть он один, но раздваивается на субъект и объект: на ум мыслящий и ум мыслимый. Но как такое может быть? Как ум мыслящий и мыслимый может сохранять в себе единство? Это возможно только в том случае, если есть некое единство или, как пишет Плотин, – Единое, которое находится еще выше, чем этот ум. И это есть первая, самая высокая ипостась, которую он так и называет – «Единое». Единое непознаваемо именно потому, что оно единое, – ведь познаваемо только то, что может быть объектом для некоего субъекта. В Едином же нет разделения на объект и субъект, поэтому оно абсолютно непознаваемо.

Вот так Плотин выстраивает свою иерархию трех ипостасей: Мировая Душа, Ум, Единое, – которую потом использует для поиска ответов на два самых главных своих вопроса: как достичь бессмертия, вечного бытия? и как объяснить зло, существующее в нашем мире?

(Продолжение следует.)

13 января 2016 г.