Глава XX. Последование исходное и погребение мирских человек

Последование исходное. На греческом языке исходным назывался тот стих, который пели при выходе из театра. Подобно сему христиане именуют исходным пением последнее богослужение, совершаемое в напутие отходящим из сей временной жизни. Такое наименование принято и в подражание исхода Евреев, которые некогда прославили исшествие свое из Египта и избавление свое от рабства многими песнями (Втор.16; Лев.22; Чис.9).

Святейшего патриарха господина Феодора. Сей Феодор есть тот самый Вальсамон, святейший патриарх антиохийский, который написал толкование на многие правила святых соборов. Он же присовокупил свои ответы к некоторым ответам древних ученых на вопросы Марка, патриарха александрийского. К числу сих вопросов и ответов принадлежит и настоящий вопрос и ответ его (в порядке его творений 38) о погребении мертвых тел в освященной церкви. В настоящей книге этот Феодор Вальсамон упоминается многократно.

Вопрос: от древнего преданного обычая погребаются мощи и проч. Перевод сего вопроса и ответа. Вопрос: «по древнему местному обыкновению тела умерших православных погребаются в церквах, которые находятся в стране нашей. Хочу знать, не предосудительно ли это?» – Ответ: «великое различие церквей, освященных обновлениями, отверстиями, воспрестолием, помазанием святого мира и положением святых мученических мощей, от тех молитвенных храмов, которые не имеют сего основания (объяснение всех сих выражений см. 3 ч., гл. 8). Посему в тех церквах, в которые положено сокровище мученических мощей и которые запечатлены печатию помазания святым миром, не должно погребать какие-либо человеческие трупы, по смыслу второй главы первого титла пятой книги Царских законов, в которой прямо сказано: никто не должен погребать мертвого в церкви; и по другому древнему гражданскому закону, который гласит: неприлично погребать кого-либо в церкви, если совершенно известно, что в ней лежит тело мученика. Но в других, не так освященных молитвенных домах, хотя они и называются святыми, без смущения можно и должно погребать тела усопших». Что узаконениями первых христианских царей действительно запрещено было погребать усопших в церквах, освященных вышеозначенным образом: это, между прочим, доказывает и то обыкновение, по которому никому не дозволялось быть погребенным в городе. Известно однако же и то, что христиане никогда не сожигали тел усопших, по примеру язычников, но, помазав их мастьми, относили на общественные кладбища, отведенные на равнинах, полагали в гробницах в сухие пещеры, а иногда, по примеру отца верующих Авраама, погребали на своих полях, купленных местах и даже в вертоградах, по примеру Иисуса Христа, Сына Божия. По перенесении мученических мощей в города и церкви для всегдашнего благоговейного поклонения пред ними, христиане начали избирать места для своего погребения близ святых мощей, дабы получить душевное спасение молитвами и ходатайством св. мучеников, которым в чувстве благоговения, умирая, препоручали бренные свои останки. Но в самой ли внутренности храма, как ближайшем месте к чтимой святыне, определяли они места для своего погребения, этого нигде не видно. Несомненно, впрочем, то, что христиане восточной церкви первых веков не имели никакого права полагать гробы в самой внутренности городских церквей. Ибо и самому царю Константину Великому довольно было оказано чести, когда телу его отведено было место пред дверьми храма и таким образом дозволено было ему, как бы подобно привратнику, хранить двери или вход церковный. Св. Златоуст (в беседе 26 на 2 Посл. к Коринф.) говорит: «это всякий видел не только в Риме, но и в Цареграде: ибо и здесь сын Константина Великого благорассудил вменить в величайшую честь погребсти тело своего отца при входе храма. Что значат привратники для царей в домах царских, то самое значат цари во гробе у святого храма». Отсюда с достоверностью должно заключить, что это был неизменный закон – не погребать мертвых не только внутри, но и близ стен церковных; хотя из других слов того же Златоуста можем видеть, что вне города и в одной только церкви, может быть, для погребения всех вообще назначенной, определено было погребальное место и потому названо усыпальницею. Так в первой беседе на святой и Великий пяток он говорит: «многократно размышлял я о том, почему отцы наши установили нам, миновав городские церкви, собираться сегодня вне города, да еще и в этой церкви? Почему в этой именно церкви – святых мучеников, а не в другой? – Ибо, по благодати Божией, город наш со всех сторон огражден мощами святых. Почему же, говорю, в этом, а не в ином мученическом храме отцы заповедали нам сегодня собираться? – Потому что на этом месте лежит множество усопших». Метафраст свидетельствует, что по кончине св. Епифания, хотя некоторые противились положить тело его в церкви, чтобы почтить память его, но, по повелению царя Аркадия, он был удостоен этой чести по той причине, что прожил сверх пределов обыкновенной человеческой жизни. Ибо, находясь в Цареграде незадолго пред своею кончиною, он сам объявил, что ему сто пятнадцать лет и три месяца, как значится и в житии его; – и потому никак не должен быть погребенным в общем, законом определенном, месте. Когда правило древних узаконений, воспрещавшее погребать тела умерших под каким бы то ни было видом в церкви, посвященной святым, пришло в совершенное забвение, тогда сначала дозволяли погребать в церкви одних епископов; потом это дозволение распространилось на звания настоятелей, достойнейших священников и только тех верных, которые стяжали известность особенным благочестием, в последствии же времени и все славные силою, богатством и почестями мирскими, а за ними уже и прочие, побуждаемые явным тщеславием, присвоили себе ту священную, посмертную почесть, которая должна принадлежать только одной святости и добродетели. Если где и ныне люди усиливаются таким образом быть погребенными в церквах: то они поистине не могут представить никакого правильного оправдания в нарушении древних уставов и законов. В заключение сего предложим мнение св. Ефрема Сирина, которое он выразил ученикам своим в завещании пред своею кончиною: «не попустите положить мое тело в дому Божием или под жертвенником, ибо не подобает червю, испускающему гнилость, лежать в храме, где святыня Господня. Не позволяйте даже погребсти меня и в другом каком-либо месте или в углу храма Божия, ибо суетная слава неприлична и бесполезна душе раба неключимого. Не ради каменных храмов будет суд и не камни будет судить Христос, но те храмы человеческого тела, в которых жила душа, предстанут вместе с нею на суд Его, будут судимы по собственным деяниям, – и каждому воздастся достойная почесть по трудам и подвигам».

И вложив фимиам в кадильницу. Употребление фимиама при погребении умерших есть обыкновение древнее. Тот же св. Ефрем и в том же предсмертном завещании говорит: «молю, не погребайте меня с ароматами». И немного ниже: «но дайте благовоние кадильного фимиама в дом Господень; мне сопутствуйте наипаче с молитвами; ароматы же вознесите Богу». – Равно и Тертуллиан против язычников (в гл. 42) пишет: «фимиамы неужели мы вовсе не покупаем? Если они родятся в Аравии, то знают савские жители, что их товаров несравненно более и на дражайшие цены издерживают христиане на погребение усопших, нежели сколько сами они употребляют его для курения богам своим». Симеон Солунский объясняет причину каждения над усопшими (в гл. 361) следующим образом: «таким образом тело христианина, как освященное, предается земле с молитвою, трисвятою песнию и с кадилом потому, что он предал свою душу Богу. Кадило приносится Богу в жертву умилостивления Его о лежащем, в знамение выражения благочестивой и православной жизни почившего, – жизни благоуханнейшей, как святой».

С лампадою. В числе древних христианских обрядов, даже в те времена, когда по большей части существовали язычники, соблюдался и тот, по которому умершие погребаемы были с предшествующим собором всего клира с лампадами или свечами. В особенности мученические мощи всегда сопровождали священники и диаконы с пением и употреблением возженных свечей, – во свидетельство духовного их блеска, который выражался и в наружной их жизни. Так в житии св. священномученика Киприана (августа 31 дня), пострадавшего в третьем столетии, пишется: «взяв тело св. мученика, христиане несли его с честным провождением, со свечами, кадилами и псалмопением, и погребли его со славою в нарочитом месте, прославляя Христа». Подобный обряд, совершенный над Павлою, описывает Иероним в письме к ее дочери Евстохии: «она перенесена была руками епископов, возложивших одр ее на рамена свои; другие епископы предшествовали с лампадами и свечами, а иные составляли клир поющих». Свечи, употребляемые при погребении, имеют свое знаменование. Симеон Солунский (в гл. 361) говорит: «потом берут тело и несут в храм с лампадами, изображая тот непрестанный и Божественный свет, которым просвещен христианин в крещении».

И начинаем пети: Святый Боже. При выносе умерших тел поется трисвятая песнь, а не другая. Симеон Солунский (в гл. 363) говорит: «когда несут тело священных лиц и простых христиан к погребению – поют протяжно трисвятую песнь, потому что все скончавающиеся суть рабы Святой Троицы, Ее провозвещали в жизни, в Ней скончались, к Ней шествуют по смерти и вчинятся с ангелами, непрестанно воспевающими песнь трисвятую».

Полагаются в паперти. Поскольку тела умерших мирских людей для отпевания полагаются на паперти или в притворе (о сем см. ниже, гл. 21, § 2): то для освящения оных священники входят в притвор как во всяком богослужении с каждением (о чем сказано было во 2 части гл. 1, §18), так и во время литургии, совершаемой для очищения грехов всех живых и умерших, со Святыми Дарами, которые переносятся при великом входе с особенным обрядом и преходят даже до притвора, как бы сообщая часть священнодействия живым и усопшим».

В конце коегождо стиха поем аллилуиа. Симеон Солунский (в гл. 366) говорит: «и опять начинаются псалмы с припевом после каждого стиха песни: аллилуиа, что значит: грядет Господь, и являет второе пришествие Его, при котором Он восстановит всех нас умерших». И ничто так часто не поется при погребении усопших, как песнь аллилуиа. Иероним о кончине Фабиолы пишет к Океану: «тогда разнесшийся слух, возвестив такую печаль, созвал на погребение народ со всего города: гремели псалмы и позлащенные верхи храмов колебала на высоте песнь аллилуиа». Посему при погребении усопших многократно поется аллилуиа. – В этой песни выражается как приветствие оставшихся в живых умершему, как перенесшему все бедствия жизни и уже достигающему участия в пренебесном блаженстве, так и попечение св. церкви о том, чтобы утешить всех опечалившихся о смерти ближних и возбудить их к праведному прославлению недоведомых судеб Божиих. И часто действительно бывает, что душа, огорченная смертию ближнего и как бы пораженная ее нечаянностию, когда соображает чувства и движения свои с судьбами Божественной воли, в облегчение своей печали, с сердечным желанием произносит эту надгробную песнь: Слава Тебе, Господи, и аллилуиа.

Непорочнии в путь, аллилуиа: Заповеди Твоя, помилуй раба Твоего: Имя Твое, аллилуиа. Выше (2 ч., гл. 4, §11) было показано, что вся 17 кафизма, от второго слова: непорочнии, называется «непорочны». Подобным образом и здесь выражение: непорочнии в путь, которое поет с начала один на клиросе, и притом особенным некоторым напевом, означает то, что сию же 17 кафизму, именуемую непорочными или непорочнии в путь, должны начинать и все прочие тем же напевом с присоединением после всякого стиха сей первой статьи песни аллилуиа. Точно так же и пред второю статьею и с тою же целию один из клириков начинает: Заповеди Твоя, помилуй раба Твоего, – и пред третьею: Имя Твое, аллилуиа. Все это означает, что во второй статье, после каждого стиха, равно как и после слов: заповеди Твоя (вместо сего на русском языке стоит заповедем Твоим), должно присоединять слова: помилуй раба Твоего; а на третьей статье после первого же стиха и после слов: имя Твое, – должно прилагать: аллилуиа; – и все последующие стихи так же немедленно и теми же напевами должны петь все, как и окончательные стихи первых стихов предначал петь один. Все сии припевы здесь значат то же, что ирмосы или подобны, и суть такие частицы пред этими тремя статьями, которые подают ликам образ пения для всех последующих стихов статей положенных.

Шестое пою, и проч. Феофан, творец многих канонов, написал первый канон Безплотным; почему в Следованной Псалтири, в понедельник, над этим каноном его показано: первое ангелом пение; а шестой канон – (по порядку времени сочинения), – составленный им же на погребение мирских человек, и есть сей самый. Почему он и имеет надписание: шестое (т.е. шестой канон) пою отшедшему сладкопение.

Феофаново. Творец сего канона Феофан есть брат Феодора. Оба они именуются начертанными (о них, равно как и о причине наименования их начертанными, смотри в житии их декабря 26 дня).

Иоанна монаха. Св. Иоанн, по одному уже имени, есть известный Дамаскин, который не только житием и словом был превосходный учитель, исполненный всякого познания, – Божественного и человеческого, но и между песнописцами почитается в числе первых.

От Иоанна святаго Евангелия чтение. Над умершими читается часть апостольского учения о надежде восстания; Евангелие, читаемое иереем, предпоказует как бы самое восстание наше, имеющее совершиться чрез ангела Божия; посему покойные и не называются умершими, но усопшими, как имеющими некогда восстать из гроба.

Бывает целование. Обряд целования умершего, издревле принятый христианами, преимущественно соблюдается в церкви восточной. Св. Дионисий (стр. 127) говорит: «потом божественный священноначальник произносит над усопшим священную молитву; а после молитвы сперва сам целует усопшего, а потом и все присутствующие». Причину этого целования представляет св. Амвросий в Шестодневе (в кн. 6, гл. 9): «целование есть знак благочестия и любви». – То есть, того благочестия и той искренней любви, по которым умершее тело христианина почитается как истинный храм Божий и все покланяются пред ним и целуют уста его, как двери храма. Симеон Солунский (в гл. 367) говорит: «и последнее целование, это и знак того, что прешел от жизни и разлучился с нами, и знак того, что он пребывает в общении и единении с нами: ибо и после смерти мы не разлучаемся друг от друга. Все пойдем тою же стезею, все соединимся вместе и никогда не разлучимся, потому что будем жить со Христом, как и ныне соединяемся с Ним, прибегая к Нему».

Зряща мя безгласна. Издревле было замечено, что женщины, терзаясь неразумным отчаянием, в разодранных одеждах и с распущенными волосами, жалостными своими восклицаниями при смерти ближних не только не смягчают болезни, но и умножают ее, возбуждая своим примером других к подобным восклицаниям, к пролитию слез и восхвалению умерших. Но когда самые епископы начали присовокуплять подобные же печальные и надгробные пения к песням, положенным в церковном последовании погребения: тогда они достойно были от этого удержаны 103 правилом святейшего собора Карфагенского, в котором сказано: «угодно было отцам, чтобы молитвы, утвержденные соборами, совершаемы были без изменения». На это правило Вальсамон пишет: «на соборе сего первейшего в области города изданы различные постановления и между прочими замечательно то, что подвержены были запрещению те епископы, которые при погребениях благородных и вельмож, совершая отпевание умерших, произносили похвальные молитвы с ямбическими стихами или свободным изложением собственных речей. И многие уличены были в таковых поступках. Равным образом запрещены тем же соборным узаконением и те чтецы, которые в подобных случаях издавали свои плачевные выдумки на нотах или на словах и вместо надгробного и церковного пения произносили свадебные восклицания». Впрочем, воспрещая все произвольное, церковь одобрила и допустила некоторые плачевные тропари и приличные надгробные песни и присоединила их к молитвам за усопших для того, чтобы возбудить внимание к мыслям о смерти. Таковым духом священного плача проникнуты все тропари, положенные в чине погребения; но особенно замечателен тот, который поется при конце: зряще мя безгласна; он как бы от уст усопшего приглашает всех друзей и сродников, братий и знаемых к плачу и сетованию. Следовательно, вышеупомянутое правило гласит только против тех священноначальников, которые сверх устава произносят над умершими необычайные молитвы и песни своего сочинения. Ибо настоящие тропари, положенные по уставу, как не содержащие в себе ничего предосудительного, – как думают некоторые, – немалое возбуждают внимание в душе всякого к обстоятельствам смерти и будущей нашей жизни.

Взем персть лопатою. Землю предаем земле, дабы то, что взято от земли, паки обратилось в землю. Это долг человеколюбия, ибо что может быть человеколюбивее того, как предать человеческое тело в сродную ему стихию, то есть в землю?.. Некто, исполнивший сей долг своему брату, говорит: «одеявшись в священнические одежды, я совершил над ним обыкновенные молитвы и по обычаю опустил своими руками землю на дружеское тело, которое и само имеет быть землею». Симеон Солунский (в гл. 268): «до могилы идем с останками и поем трисвятое славословие Бога в Троице; полагаем останки в могиле и с молитвою предаем их земле, исполняя Божественное повеление: земля и в землю пойдеши; в то же время выражаем и надежду воскресения, знаменуя останки крестом или полагая на поверхность могилы некоторые знамения воскресения».

Наливает сверху мощей елей от кандила. На тело усопшего издревле принято в обыкновение возливать елей или от св. лампады, или тот, который остается от таинства елеосвящения. Св. Дионисий (стр. 136) говорит: «после целования священноначальник возливает елей на усопшего». И вслед за сим приводит причину: «вспомни здесь, что и при первом оном священном богоотрождении пред божественнейшим крещением, после снятия одежд, как первое причастие таинства, даруется крещаемому елей помазания; так точно и теперь, по окончании всего, возливается на усопшего елей. Тогда помазание елеем воззывало совершаемого к священным подвигам; а теперь возливается елей в ознаменование того, что усопший уже окончил и совершил священные подвиги, дабы таким образом, по повелению Духа Святого, почить от трудов своих». Симеон Солунский (в гл. 286) говорит: «впрочем елеем помазуются и мертвые, как говорит божественный Дионисий, по примеру того помазания елеем, которое совершаемо было пред св. крещением; – и причину сего помазания полагает в том, что скончавшийся доблестно во Христе окончил тот подвиг, ради которого он помазывался прежде, помазуется и теперь. И это помазание есть знамение Христово и печать отшедших во Христе, которые подвизались за Христа в освящение телес своих и благочестно жительствовали здесь, равно как и в знак чести для самых подвижников, поживших по образу Христа, знамением Которого и служит сей священный елей помазания. По сему же мощи священнейших мучеников, полагаемые под божественным жертвенником, как бы во гробе, помазуются вместо сего елея святым миром; ибо совершенным прилично и вещество совершеннейшее. То же совершаем и мы, когда на умерших во Христе братий возливаем елей». И в другом месте (в гл. 338): «посему, когда тело полагается в гробе, возливается на него крестообразно елей, как предали апостолы и как пишет Дионисий, что во время погребения должно помазывать тело умершего елеем. – Как во время крещения употребляется вода и елей, так и здесь благочестием установлен обычай приносить елей в ознаменование того, что умерший верно и благочестиво жил и скончался. Для этого сначала крестообразно отирают водою и губкою чело, очи, уста и перси, руки и колена умершего, а потом помазуют елеем. Елей есть знамение подвигов и выражение того, что почивший скончался в подвигах добрых и благочестивых, что он удостоился милости божественной и светлого света божественного веселия». И еще (в гл. 268): «некоторые из благочестивейших мужей, находясь еще в живых, совершают таинство елеосвящения в умилостивление своих грехов и окончательное освящение. И если они близки к смерти, то этот елей соблюдается до кончины, после которой помазуют отшедшего, полагая на нем священнейшую печать и воздавая тем честь и освящение преподобным его останкам, и помазуемые достойны чести быть умащенными священными мастьми; поживших по образу Христа прилично запечатлеть печатию Христовою; даже при самом погребении возливают елей на тело христианина, призывая на него божественную милость».

Вечная память. Симеон Солунский (в гл. 368) говорит: «после отпуста, к прославлению усопшего возглашается вечная память, потому что умершие присоединились ко святым и достойны их наследия, как достойные преемники их веры. Самое провождение усопшего к Богу и моление наше о нем имеют высокое значение: окончательная молитва и предпосылает почившего к Богу и как дар богоугодный, и как совершенное окончание всего, предает душу и тело отшедшего Богу. Посему мы приходим с останками до самой могилы и поем трисвятую песнь».