Глава XVIII. Последование малой схимы, сиречь мантии

Малая схима. Для трех степеней монашеской жизни имеются троякие и особенные, т.е. отличительные одежды, из которых каждая присвояется монаху с особенным последованием молитв и обрядов. Так новоначальным монахам дается ряса и камилавка, монахам совершенным – мантия, достигшим высшей степени монашества, или монахам совершеннейшим, присвояется кукуль и аналав.

Схима. Схима есть образ, или одеяние двух последних степеней монашеских.

По еже ударити в малое. Ударити в малое, то есть било; об этом показано будет ниже (гл. 21, §3).

Стоит пред царскими враты не опоясан, не обувен и откровенен. Стоить пред царскими враты, то есть пред средними западными дверями, ведущими из притвора в храм; ибо и эти средние двери и врата называются царскими по отношению их к боковым дверям храма (о сем показано в 1 части, гл. 10). Поскольку монашеский образ есть знак покаяния, то вступающий в него, в виде кающегося, стоит в притворе, как в месте, определенном для покаяния. Симеон Солунский (в гл. 267) говорит: «а сам себя удаляя от мира, (монах) приносится подобно дару, и стоит пред дверьми, как еще не принадлежащий к ангелам и людям равноангельным, но как кающийся стоит пред раем и небом, умоляя о входе. И когда начнется священное таиноводство (литургия), тогда после первого входа во святое, который указывает на приведение нашего естества к горнему миру, приводится и он, как обретенное овча погибшее, воспринятое и принесенное на раменах обретшего его Господа. Посему он – и обнажен от мирских одежд, бос и непокровен. Первое потому, что он отверг все излишнее и мирское; а второе – потому, что он беден и нищ, как лишенный богатства разбойниками, страшно избитый и израненный, оставленный нагим и лежащий полумертвым».

Творя в трех местах коленопреклонения. В трех местах творит коленопреклонения: 1) пройдя средние, западные или царские двери, 2) в средине храма, и 3) пред святыми дверями, то есть пред алтарем. Симеон Солунский (в гл. 269) говорит: «и приводимый припадает трижды, в честь Троицы, и три раза восстает; приблизившись к священным дверям, как к небу, он припадает пред настоятелем, как пред Отцем Небесным, и ласково приемлется им, как сын заблудший, возвратившийся из далеких стран. Потом он припадает к братиям, как старейшему сыну, испрашивая прощение и умоляя не гневаться на него за то, что он оскорбил их своею бессловесною жизнию. Затем вместе с ними он обращается к Отцу Небесному».

Даже до святых дверей. Постригаемый творит коленопреклонение даже до святых дверей, то есть до святых, – царских дверей: ибо монахи, по свидетельству 45 правила шестого Вселенского собора, постригаются у алтаря.

Что пришел еси, брате? Древнее объяснение сего вопроса со стороны настоятеля и ответа на оный от вступающего в чин монашеский находим у св. Дионисия (стр. 111): «священник, пришедши к совершаемому, сперва вопрошает его: отрицается ли он от всех страстей и благ мирских, то есть не только от жизни мирской, но и от самого воображения оной? – Потом изображает ему совершеннейшую жизнь, свидетельствуя, что среднюю жизнь ему должно превзойти святостию». Прежде этого св. Дионисий разделяет всех людей на три чина, то есть на оглашенных, верных и священных; посему и говорит, что среднюю, то есть общественную жизнь верных ему должно превзойти.

Желая жития постническаго. Монахи у св. Дионисия (стр. 110) и у других древних писателей называются ферапевтами, то есть врачами и служителями (о чем пространнее изображено у Кедрина в 1 столет., лист 19). А у святых отцев: Афанасия, Василия, Епифания и др., по многоразличной борьбе их духа с плотию, они наименованы постниками. Почему и образ жизни их есть житие постническое, состоящее в беспрестанном борении или сопротивлении врагам спасения. Тогда как некоторые проводят жизнь свою на войне, другие – в купечестве, иные в земледелии, монах, как подвижник и борец, есть постник, беспрестанною суровостию жизни всего себя посвятивший подвигам изнурения плоти и возведению духа к размышлениям о Божественных делах.

Храниши ли себе самого в девстве? Постригаемый монах произносит три обета к нравственному совершенству: обет девства, – послушания и – нищеты. Девство есть великая чистота; послушание братству, чтобы почитать каждого из братий старшим себя; нищета обещает перенесение жестокой и трудной тесноты.

Обручение великаго и ангельского образа. Одеяние малой схимы и образ жизни этого чина в сравнении с великосхимническим есть обручение, или как бы некоторое начало и преддверие великого и ангельского образа, о котором после сего имеет быть особенное последование.

Трижды новоначальный, взем ножницы, подает я настоятелю. Новоначальный трижды подает ножницы настоятелю – в честь Св. Троицы и в знамение твердости и непреложности своего обета.

Таже постригают его. Приемлющий монашескую жизнь постригается, как и всякий поставляемый в церковнический чин; но в достоинстве, власти и самом имени их находится немалое различие. Церковника постригает епископ, а монаха – таковой же монах; то пострижение производит в служителя и в клирика церкви, а это благословляет кающегося и обязует к подвигам покаяния. То пострижение есть епископская печать, полагаемая епископскою же рукою, как свидетельствует о сем Вальсамон на 33 правило шестого собора; а об этом пострижении Симеон Солунский (в гл. 272) говорит: «он (т.е. монах) не имеет иераршеской руки на главе своей, потому что не приемлет хиротонии, а имеет на главе только священные молитвы». И потому последнее пострижение есть единственно знак монашеской жизни, так что даже вся жизнь монашеская называется именем пострижения: ибо не только в древней церковной истории, но и поныне выражение – постричься означает то же, что и посвятить себя монашеским обетам. Цель, для которой постригаются монахи, св. Дионисий (на стр. 113) объясняет: «печать крестовидного образа, как уже нами сказано, означает вообще бездействие всех плотских похотей. А пострижение власов означает чистую и непритворную жизнь, которая не украшает греховное состояние души своей никакими вымышленными прикровами и возводит себя к богоподобию не человеческими украшениями, но одними особенными добродетелями». Симеон Солунский (в гл. 271) говорит: «когда он исповедует все сие (т.е. обеты) в надежде на силу Христову и решился пребывать в своих обетах до конца жизни (ибо он добровольно посвящает себя Христу), на голове его постригаются крестообразно волосы во имя Св. Троицы. Троицею он посвящается, а знамение креста являет его мертвенность для мира и что он знаменуется Распятым за нас; чрез пострижение же и отъятие волос он приносит начаток от своего тела, как жертву, потому что посвящает всего себя Христу и отвергает все излишнее и мирское».

В ризу радования. Получивший прежде монашескую рясу новоначальных, монах теперь приемлет такую же рясу или ризу, только обширнее и честнее прежней, а вместе с нею он переходит из новоначального в совершенный образ.

Но как в том, так и в этом чине, по древнему обыкновению, употребляются одежды самого черного, или, по крайней мере, темноватого цвета. Симеон Солунский (в гл. 52) говорит: «в этом же покаянии заключается и священнейший монашеский образ, который также называется и действительно есть образ ангельский, так как он подражает служению ангелов, обещает святость, нестяжание, псалмопение, молитвы, послушание и чистоту. Та же (монашеская) одежда называется и одеждою покаяния, потому что она убога и худа, лишена всего, что люди почитают хорошим, – не имеет ничего, что могло бы возбудить мирские помышления, слова и действия, а напротив, имеет то, что побуждает бежать всякого общения с украшенным миром. Потому она и бывает всегда черного цвета, что напоминает монаху смерть и плач, обязует его обитать духом не в здешней жизни, а желать жизни нетленной и ускорять течение к ней». Впрочем, хотя монахи избрали черный или темноватый цвет для одежд своих в знак всегдашнего плача, однако церковь не сомневается именовать таковую одежду их ризою радования, быв уверена словом Божиим, что одежда плача истлеет, – и небесною радостию утешатся некогда те, которые носили ее здесь с исполнением своих обязанностей. Симеон Солунский (в гл. 273) говорит: «надевает прежде хитон (ризу) веселия и радования, вместо той наготы и стыда, – той смертной тли и печали, которые последовали за преслушанием и грехом и которые святой монашеский образ отъемлет силою послушания, ходатайствуя о жизни нетленной».

Препоясует. Монашескому чину усвояется кожаный или усменный пояс, которым, как сделанным из мертвой кожи, препоясуясь о своих чреслах, они являют как умерщвление своей плоти и обновление духа, так и поспешность или готовность свою на всякое благое дело. – Симеон Солунский (в гл. 273) пишет: «потом он препоясует чресло свое кожаным поясом в умерщвление тела и обновление духа, ради целомудрия и чистоты; – и в умерщвление, сколько есть сил, движений плоти, и укрепление против страстей и мужество в исполнении заповедей». И далее (в гл. 274): «вместе с поясом он обложил умерщвление плоти и целомудрие в себе, так как препоясался по чреслам, дабы быть мертвым для пожелания и мужественным в добродетели». Подобное сему о монашеском кожаном поясе говорит авва Дорофей в первом поучении.

Покрывается шлемом. Шлем здесь есть то же, что ныне на монахах клобук. Поскольку камилавка дана прежде в новоначальном еще чине, то об ней здесь уже не упоминается: она дается вообще с этим шлемом. Слово шлем принято в церковь от апостола Павла, сказавшего (1Сол.5:8): облекшеся в броню веры и любве и шлем упования спасения, и в другом месте (Еф.6:17): и шлем спасения восприимите. От этого и в настоящем последовании он именуется шлемом надежды спасения. Итак, головное одеяние монахов есть двоякое: одно нижнее, а другое верхнее; первое есть камилавка, а второе – шлем, то есть клобук.

Приемлет палий. Словом палий, от латинского pallium, епанча, монахи не без причины называют верхнее свое одеяние. Издревле, кто отрекался от служения идольского и переходил на сторону христианства, тот слагал с себя одежду, достоинство и чин, приобретенные в язычестве, и, вместо прежней одежды, обыкновенно надевал на себя отличную от языческих тог длинную епанчу, известную под именем палия и означавшую презрение и смирение. Тертуллиан (в кн. о палии, гл. 5) говорит: «отсюда происходит насмешка язычников над христианами: ex toga in pallium, т.е. он из почетной одежды перешел в одежду презренную». С течением времени та же одежда, которая некогда была общим украшением всех христиан, ныне сохранилась в употреблении под тем же именем (палий) у одних монахов. На греческом языке тот же палий именуется мантиею: и как мантия, так и палий имеют одно значение, т.е. они знаменуют ангельское служение или жительство. Св. Герман говорит: «отрешенным (т.е. неопоясанным) своим простертием мантия являет образ ангельских крил, почему и называется ангельским образом». Симеон Солунский (в гл. 273) пишет: «напоследок облекается в мантию, которая покрывает собою всего и все, что прежде возложено. При возложении ее иерей громогласнее говорит: брат наш прия великий и ангельский образ» и проч., так как мантия есть одежда совершительная, и объемлет и выражает всепокрывающую силу Божию, а также строгость, благоговение и смирение монашеской жизни, и что у монаха ни руки, ни другие члены не живут и не свободны для мирской деятельности, но все мертвы: свободна у него только голова, устремленная к Богу, глава всечестная, мудрствующая, божественная и к Богу стремящаяся. Но и та покрыта кукулем ради смиренномудрия и не имеет открытыми находящихся в ней чувствилищ». Подобное сему объяснение мантии находится у аввы Дорофея в том же первом поучении.

В сандалия. Под именем сандалий везде разумеют одни обвязки около ног, думая, что восточные монахи ходят босыми ногами; но они обуваются совершенно. Василий Великий в 1 послании к Григорию Богослову говорит: «обувь да будет малоценная, но без недостатка нужду исполняющая». И в правилах монашеских (лист 293): «то же правило да будет и касательно сапогов: то есть обувь во всякое время должно выбирать простую и удобно приобретаемую (дешевую), достаточную только для удовлетворения потребностей и нужды». Но одни обвязки очевидно не могут удовлетворить всем нуждам ног. Симеон Солунский (в гл. 273) объясняет знамение монашеской обуви следующим образом: «потом подает сандалии в уготование», говорит, «благовествования мира, дабы не повредил он мысленных ног души, не был уязвлен мысленными змиями в пяту помыслов, но чтобы наступал на них и попирал льва и дракона, скрытых завистливых зверей злобы; чтобы неуклонно поспешал по пути евангельскому, как бы бежал горе, где он сподобится назначенной нам жизни небесной».

Свеча, святое Евангелие и крест даются вместе постриженному монаху-священнику; а кто не имеет священнического сана, тот получает только крест и возженную свечу. Симеон Солунский (в гл. 274) говорит: «затем иерей берет у диакона священное Евангелие и со словами: рече Господь, аще кто хощет последовати Мне, да отвержется себе и да возмет крест свой и да последует Мне, – дает новопостриженному, если он имеет священный сан, с Евангелием свечу и крест; а если не имеет этого сана, то подает крест. Он же, приняв, поклоняется и целует крест, показуя, что ему последовал и должен следовать. Также дает ему и свечу в знамение того просвещения, которое он принял, равно как и во свидетельство того, что он должен чисто жительствовать. Почему и произносит при сем слова Спасителя, восклицая: тако да просветится свет ваш пред человеки».

И бывает целование. Св. Дионисий (стр. 144) изъясняет: «но что и здесь (подобно как и при рукоположении) священник и все находящиеся при нем священные мужи целуют новопостриженного: то отсюда можешь понять священное общение богоизбранных мужей, сорадующихся друг другу в божественном веселии». И Симеон Солунский (в гл. 274) пишет: «в то же время целует его иерей в знак любви и единения с ним во Христе, являя вместе с ним и то целование Отца Небесного, когда Он обрел погибшего сына и совершил великое торжество; и наконец поставляет его близ себя, так как он находится теперь и близ Самого Бога. Братия же с отцем, имея в руках свечи в знамение светлой благодати Божией и ангельской радости, подходят по едину, целуют священное Евангелие и иерея, имеющего образ Христа, крест в руках новопостриженного и самого его, принявшего образ крестоносца, и поют с веселием: познаем, братие, таинства силу».