К истории раскола на Севере. Противораскольническая деятельность первого холмогорского архиеп. Афанасия (1692 – 1702)

Условия для упрочения раскола на севере были очень благоприятны. При своей обширности приморский край в к. XVII в. был мало населен, изобиловал лесами и болотами. Правительственный надзор сюда мало проникал; тем более что край был очень удален до открытия самостоятельной холмогорской епархии (1682 г.) от средоточия высшей церковной власти. Раскольники с удобством могли укрываться здесь от преследований правительства. И действительно, они теперь селятся в Поморье; чем глуше и малодоступнее местность, тем более она привлекает к себе их поселения¹. Они уходят теперь в глухие и болотистые местности Кемского уезда (приходы – Шуярецый, Шуязерский, Шижнемский, Нюхченский)², проникают в леса, смежные с Пинежским краем (приходы – Кургоминский, Топецкий, Троицкий Шенкурского уезда)³, селятся в самом Пинежском уезде (приход Веркольский)⁴ и достигают даже р. Печоры и её притоков (приходы – Устьцылемский, Устькожвинский)⁵.

Таким образом, самая местность северного края располагала к упрочению здесь раскола.

Но для этого было много и других благоприятствующих условий.

В жизни приморского населения имел громадное значение Соловецкий монастырь. Под его непосредственным влиянием происходило обращение в христианство инородцев населявших берега Белого моря, и их обрусение. Вся эта местность была отдана монастырю в вотчинное владение⁶. На его счет здесь строились и содержались церкви⁷; постриженики Соловецкого монастыря исполняли иногда обязанность и священников в образовывавшихся приходах. Управление монастырскими вотчинами находилось в руках монахов же, посылавшихся сюда в качестве прикащиков и посельских старцев. Весь строй жизни вотчинных монастырских крестьян складывался по монастырскому образцу. Словом, приморское население было всецело воспитано под влиянием Соловецкого монастыря⁸. Отсюда понятно, каким образом должно было подействовать на него «стояние» соловецких иноков за старую веру и последовавшая затем осада Соловецкого монастыря. Немудрено, что все симпатии окрестных жителей оказались на стороне монахов, а не правительства, тем более, что сами соловецкие мятежники в значительной части происходили из того же Поморья⁹. В продолжение самой соловецкой осады (длившейся с 1668 г. до 22 янв. 1676 г.) окрестные жители, как видно, не прекращали сношений с монахами, доставляли им провиант, а иногда даже и письмами поддерживали в них бодрость¹⁰. Тем более, конечно, сочувствовали мятежникам жившие в монастырских вотчинах старцы, у которых, по выражению современных памятников, был «один дух с соловецкими мятежниками»¹¹.

Настроение у поморских жителей было одно с возставшими за «древнее благочестие» соловецкими иноками. «Страдания» последних «за веру» еще более увеличивали в глазах их авторитет Соловецкого монастыря и сообщали им еще большую привязанность к старинным обрядам.

Вследствие осады и взятия монастыря, соловецкие иноки разсеялись по всему Поморью и своею проповедью еще более поддерживали в жителях это настроение¹². Соловецкие выходцы и были именно первыми расколоучителями в Поморье и основателями разных скитов. Из них более замечательны: Игнатий, Геннадий, Пимен, Корнилий и др.¹³.

Двое из названных расколоучителей – Геннадий и Пимен довольно значительное время проповедовали именно в пределах холмогорской архиепископии и притом, по крайней мере – один из них (Геннадий), в первые годы управления архиепископией Афанасия. – Геннадий (+1696 г.) около шести лет (приблизительно с 1684 до 1690 г.) жил в «пустыне близ моря акиана» при реке Нюхче¹⁴. Он пользовался большим уважением в среде поморских раскольников.

Черный диакон Пимен (умер «самоубийственною» смертию в 1687 г.) еще во время соловецкой осады жил на берегу Белого моря¹⁵. После того, как он был пойман (около 1673 г.) и отпущен, поселился в Корельских пустынях близ Лопских погостов. Отсюда с проповедью и для отправления духовных треб он ходил по деревням и селам и имел значительный успех среди населения – главным образом, благодаря своему постничеству и веригам¹⁶:

Соловецкому же монастырю в значительной степени обязан своим возникновением и знаменитый в истории раскола Выгорецкий скит (1694 г.)¹⁷. Для утверждения раскола в Поморье этот скит имел также громадное значение. В торговых и промышленных целях. Выговцы разсылали своих посланников по всему Поморью – и в Архангельск, и в Мезень, и Суму, и на Мурманский берег, и на Канин нос¹⁸. Вместе с этим преследовалась, конечно, и пропаганда раскола в означенных местностях. Из Выгорецкого скита выходили и специальные проповедники раскола; они разсеивались по всему Поморью и выступали иногда в качестве народных учителей (таков, напр., был раскольник Важского уезда, по имени Петр). Выгорецкий скит оказывал и материальное вспомоществование окрестному населению. К нему за помощью, между проч., обращались в неурожайные годы и жители Лопских погостов. Все это, конечно, как нельзя более способствовало распространению раскола в Поморье¹⁹.

Проповедь местных расколоучителей восполнялась еще проповедью расколоучителей, ссылаемых в Поморье. Как известно, здесь побывали почти все более видные из первых расколоучителелей. Так, напр., Аввакум сначала (в 1664 г.) был сослан в Мезень, а после собора 1666–7 г. – в Пустозерск, где он и закончил свою жизнь, будучи предан сожжению на костре (14 апреля 1682 г.)²⁰. Вместе с Аввакумом в Пустозерск были сосланы также – поп Лазарь, дьякон Федор, инок Епифаний, Никифор и Киприан юродивый²¹. Протопоп Иоанн Неронов в продолжение 2-х лет находился в ссылке в Кандалажском монастыре²².

Пребывание этих расколоучителей в Поморье не осталось безследным. Проповедь Аввакума и его «соузников» оказывала действие на пустозерских жителей и значительное время спустя после их смерти. «А прежние раскольники, писал, между проч., патриарху Андриану архиеп. Афанасий в 1691 году, Аввакум и Лазарь с товарищи, которые сосланы в Пустозерский острог, достальных жителей возмущая, прельщают и в той своей прелести утверждают, и оттого тот Пустозерский острог с надлежащими месты душевно разоряются до конца»²³. – Не безследным осталось, вероятно, и пребывание Иоанна Неронова в Кандалажском монастыре. Жизнеописатель его говорит, между прочим: «И пребысть тамо (в «Кандалажском» монастыре) Иоанн два лета, и пророчествова о приближшемся наказании Божии, и писаше к неким боголюбцем, яко грядет гнев Божий с смертоносною язвою, и собысться то его пророчество вскоре»²⁴. По прошествий 2-х лет, Неронов тайно убежал из Кандалажского монастыря, переправился в Соловецкий монастырь, а через некоторое время прибыль в Архангельск «И оттуда хождаше Иоанн, замечает его жизнеописатель, из града в град, и пребываше у христолюбцев, боящихся Бога»²⁵.

Кроме указанных, в Поморье ссылались и другие расколоучители, менее видные, но имевшие тоже своею проповедью сильное влияние на народ. О трех таких (ростовских по происхождению) расколоучителях – Силе, Алексее и Феодоре разсказывается, между прочим, в «Винограде Российском» Денисова. Эти лица сосланы были, как и Неронов, в Кандалажский монастырь²⁶ и приобрели, по словам Денисова, всеобщую известность в Поморье. «Отвсюду народи, говорит он, от всех брегов морских людие ко оным с великою ревностно всерадостно течаху, от сих о древнем благочестии просвещахуся слышанием, от сих добродетельному житию научахуся, от сих помазовахуся к терпению и в благочестии подкрепляхуся, сице сих вси имяху яко богатство радости, яко сокровище Божия благодати»...²⁷

Проповедь Силы, Алексея и Феодора падает отчасти на время архиепископства Афанасия, при котором они и закончили свою жизнь: двое первых – в Холмогорах²⁸.

Но еще ранее того, в тот же Кандалажский монастырь были сосланы двое неизвестных по имени ростовских расколоучителей. Из Кандалажского монастыря они были переведены в Соловецкий, где «сильно распространяли раскол и чинили великое смятение»; за это грамотою новгородского митрополита их велено было заковать в железа и бросить в тюрьму²⁹.

Раскол, распространявшийся в пределах холмогорской епархии, принадлежал исключительно к безпоповщине. Это объясняется особыми условиями жизни северного края. Церквей здесь было очень мало, приходы раскидывались на громадное пространство, пути сообщения были крайне неудобны. Встречи прихожан со священником случались редко, а потому и влияние последнего на народ было очень слабым. Жители Поморья и до появления раскола привыкли жить без священников. Церковь им заменяла местная часовня, где они сами отправляли для себя богослужение. Умирать без исповеди и причастия для них было явлением довольно обыкновенным, а таинство крещения они имели возможность совершить и сами³⁰. Когда появился раскол, и местные жители сделались его приверженцами, то для них не составляло большого перехода остаться совсем без священников, которых теперь найти было уже очень трудно³¹.

Впрочем, во времена Афанасия безпоповщина не могла еще окончательно определиться, как особый толк в расколе. В это время у раскольников были еще попы старого, до-никоновского, поставления (хотя и в незначительном количестве – уже по причине самой скудости священников в Поморье), которые совершали для них необходимые церковные требы³².

Что касается внешнего положения раскольников в северном крае при Афанасии, то естественно, что оно не могло быть спокойным – уже в силу действовавших в то время государственных законов. Преследуемые (как увидим ниже) и гражданскою, и церковною властью, истинные последователи раскола должны были укрываться в глухих лесах Поморья, постоянно меняя место своего жительства, т. е. должны были вести кочевой, бродячий образ жизни. Излюбленными местами, в пределах которых скрывались раскольники, были главным образом приморские волости – Золотицкая, Лодомская, Мудьюжская и Куйская, находившиеся в вотчинном владении Сийского и Соловецкого монастырей³³. В «диких» лесах этих местностей раскольники скрывались по целым десяткам лет, здесь – в лесах рождали, крестили и выращивали своих детей³⁴.

Находясь в постоянной опасности, бродившие раскольники вооружались в целях самозащиты чем могли – рогатинами, ножами, топорами, пищалями³⁵. Везде, где было возможно, они старались пропагандировать свои взгляды – поносили церковь, царя, патриарха, весь освященный собор, хулили святые тайны, «яже и писанию предати невозможно», «и тою своею адской прелестию и неправым учением многих крестьян от правого пути отвращали и в ров погибельный низвергали»³⁶. Для пропаганды своих воззрений раскольники пользовались всеми возможными средствами. Где нельзя было действовать прямо, там употребляли хитрость. Об этом свидетельствует, между проч., один факт от 1692 года. В этом году в пределах Важского уезда (главным образом – в Верховажской четверти) появилась какая то (очевидно, сибирская) язва, от которой умирали скот и люди. Около того же времени в лесах Важского уезда неизвестно откуда появились раскольники, скрывавшиеся от преследований правительства и для большей безопасности выдававшие себя местным жителям за цыган. Они указывали на себя, как на виновников происхождения язвы и открыто выступали с хулой на православную церковь³⁷. Очевидно, это было ничто иное, как хитрая уловка, посредством которой раскольники хотели представить в глазах местного населения случившееся несчастье в смысле наказания Божия за отступление от «древнего благочестия».

Лиц, не желавших слушать учения раскольников, последние старались запугать разными угрозами – убийством, поджогами. Иногда эти угрозы они и приводили в исполнение. Наприм., в Золотицкой волости раскольники совсем уже хотели убить священника, «улуча его на пашне», и только крестьяне, сбежавшиеся на крик последнего, избавили его от грозившей ему участи. Однако, раскольники отомстили непокорному священнику тем, что «по многие годы у него священника... хлеб в копнах и сено в зародах сожгли» и «впредь похвалялись на него огнем и убийством», равно как «похвалялись и на других православных христиан» Золотицкой волости³⁸.

В жизни раскольников, бродивших по лесам приморского края, как видно, было довольно обыкновенным явлением самосожигательство, распространенное в то время и везде вообще в расколе³⁹. Непосредственною причиною самосожжения была, очевидно, боязнь попасть в руки правительства⁴⁰. Но иногда самосожжения случались и помимо факта наличного преследования со стороны правительственной власти и вытекали из простого желания сгорать (·"похотел згореть») ⁴¹. В подобных случаях раскольники руководились, очевидно, общею мыслию о наступлении царства антихриста и необходимости обезопасить себя от его сетей⁴². Мысль о наступлении царства антихриста (или, по крайней мере – последнего отступления) пользовалась в то время среди раскола почти всеобщею распространенностью⁴³.

Бродячий образ жизни вели только явные, открытые раскольники. Кроме них, в расколе существовал еще другой класс, к которому принадлежали лица, не желавшие жертвовать удобствами жизни ради своих убеждений. Они придерживались раскола тайно и жили в миру – вместе с православными. Этот класс был необходим в расколе для поддержания жизни первого. Тайные раскольники доставляли продовольствие для своих скрывавшихся в лесах собратьев, сообщали им, когда нужно об опасности, грозившей со стороны правительственных сыщиков, в нужных случаях давали им приют в своих домах⁴⁴.

Из духовных и монашествующих лиц, скрывавшихся в поморских лесах и имевших, по-видимому, особенное значение для распространения раскола среди местного населения, известны следующие: чернец Евфросин («волк и хищник прежней Ручьевской житель неведущих простых людей здравого разума в писании блазнитель, вор..., которой остался от старца Никандра, такова ж вора и мятежника, что живал в Ручьях»), отставной (Золотицкой волости) поп Самсон, чернецы Варсонофий и Феодосий («которые жили в Ручьях с таким ж церковным раскольником и злолютым еретиком с чернецом Никандрою»). Из мирских лиц особенно важное значение для распространения раскола в Поморье имел неоднажды упоминаемый уже раньше (в примечаниях) мудьюжанин Ивашко Козел⁴⁵.

***⁴⁶

Борьба с расколом занимает очень видное место в епархиальной деятельности архиеп. Афанасия. Он сразу же по прибытии на епархию озабочивается принятием мер против усиления раскола.

В январе 1683 года была дана память судье архиерейского дома монаху Тихону, отправлявшемуся для сбора дани на Вагу. Судье приказывалось, между прочим, раздавать в нуждавшиеся церкви за указную цену разные книги (преимущественно – богослужебные), в числе которых значатся – «Увет душевный» и «тетради обличительны на церковных раскольников». Эти два сочинения велено было приходским священникам «прочитать всенародно многажды» ⁴⁷.

Вскоре после этого Афанасий получил уведомление от священников Рождественской церкви в г. Архангельске о раскольничьих волнениях среди стрельцов этого города. Виновниками этих волнений были расколоучители – Ивашко Устюг и Мишка Золотичанин, совратившие некоторых из стрельцов и составившие «лестное и хульное письмо на Христа Господа славы..., на благочестивых... царей и на животворящий крест и на всех православных христиан»... Афанасий распорядился, чтобы означенные расколоучители были присланы к нему на Холмогоры. Здесь они принесли раскаяние и были причащены св. Христовых Таин, «а за хульные их письма смирены были внешним смирением. Стрельцам, писавшим к Афанасию, что их «оглашают напрасно», была послана в великом посту 1683 года грамота о покаянии и сочинение Афанасия – Увет душевный. После Пасхи, 23 апреля 1683 года, преосвященный отправил стрельцам другую грамоту, в которой, повторяя все прежде бывшее, просит беречься раскольников, «творящих распри и раздоры»; грамоту эту велено было прочесть «во всенародное множество паствы... града Архангельского в день воскресный»⁴⁸.

При первом же представившемся случай преосвящ. Афанасий предпринял посетить Соловецкий монастырь, имевший такое большое значение для усиления раскола в Поморье. 10 июня 1683 года Афанасий прибыл в Архангельск⁴⁹, а отсюда вскоре же отправился и в Соловки. Он первым делом обратил внимание на то, остались ли следы раскола среди соловецких монахов. В своей уставной грамоте, данной монастырю непосредственно после этого посещения⁵⁰, преосвященный, обращаясь к монахам, пишет: «Первое убо благодарю Бога моего Иисус Христом о всех вас, яко к раскольником и противником Святыя Церкви не уклонисте ушес ваших»⁵¹, Однако, как оказалось впоследствии, преосвященный ошибся в благонадежности соловецких иноков. И значительное время спустя после этого среди них было еще много зараженных духом раскола⁵².

Раскольники, будучи преследуемы правительственною властию, скрывались, как мы видели выше, в глухих и отдаленных местах Поморья.

Афанасий употребляет всевозможные меры для сыска и поимки их. Судье архиерейского дома, монаху Тихону, отправлявшемуся в начале 1683 г. на Вагу для сбора дани, дано было поручение⁵³ «сыскивать», «не держат ли» местные жители «расколу» и «не живут ли где в мирских домах или по лесам чернцы и не учат ли какой церковной противности». Пойманных раскольников приказано было доставлять на Холмогоры.

В наказе холмогорскому соборному ключарю Алексею, посылавшемуся в декабре 1687 года тоже на Вагу и для той же цели, обязанность уведомлять архиерея о раскольниках возложена была на приходских священников⁵⁴.

С приказаниями о сыске «накрепко» раскольников и о представлении их на Холмогоры связанными или скованными «неослабно» обращался Афанасий и в Сийский монастырь, в некоторых вотчинах которого (как напр. 3олотицкой) раскол был сильно распространен. В 1688 году, наприм., обнаружилась тайная приверженность к расколу монастырского крестьянина Золотицкой волости Федьки Тарабарина с детьми. Сам Федька и один из его сыновей – Анисимко были представлены на Холмогоры – в архиерейский дом – «для роспросу и исправления»; другой же сын Федьки – Аверчка находился в бегах (жил «на лесах»). Поэтому, с Федьки и Анисимка на Холмогорах – в судном архиерейском приказе была взята «поручная запись», обязывавшая их не только самим «не чинить раскола и не знаться с раскольниками», но и разыскивать Аверчку. Грамотой в Сийский монастырь от 14 июня 1688 (7196) г. преосвящ. Афанасий снова приказывал подтвердить Федьке и его детям, чтобы они разыскивали Аверчку, а когда тот будет найден – представить его на Холмогоры – в архиерейский судный приказ⁵⁵.

Как только преосвященному сделалось известно, что за вотчиною Сийского монастыря Зимне-Золотицкою волостью – на лесах – скрываются раскольники, он сейчас же делает распоряжение, чтобы монастырское начальство приняло нужные меры для сыска их.

В монастырь было отправлено несколько указов с приказанием «сыскивать раскольников всякими сыски, а сыскав имать и прислать к... Преосвященному... на Колмогоры с нарошными посылщиками с отписками»; вместе с тем «о сыску тех воров» велено было «Золотницкой волости крестьяном заказ учинить с великим подкреплением»⁵⁶. Грамотою от 20 окт. 1690 (7199) г. преосвящ. Афанасий осведомился, были ли исполнены эти его приказания. Так как после того, в течение 1688–1690 г.г., преосвящ. получил новые сведения о раскольниках, скрывавшихся в лесах приморских волостей (особенно из показаний Ивашка Козла, пойманного в октябре 1690 года), то в вышеупомянутой грамоте делалось новое, более настойчивое, приказание об их сыске и поимке.

Монастырская власть должна была послать в Золотицкую волость «старца или слугу человека добра кого пригож», который должен был распорядиться «с великим подкреплением», чтобы крестьяне и бобыли означенной волости сыскивали раскольников «сея осени всякими сыски накрепко, неотложно и незамотчав». При этом на основании, допросов Ивашка Козла, указывались даже самые места, в которых проживали те или другие раскольники – поимянно. Тем лицам, которые поймают раскольников, обещалось отдать все то имущество, какое будет найдено в раскольнических жилищах. Наоборот, ослушникам архиерейского указа угрожалось жестоким наказанием: «А буде, говорилось в грамоте, ваш посылщик и кто крестьяне или бобыли радетельно тех раскольников сыскивать не учнет и в том сыску учнут им норовить и их жилища ведая укрывать и тем людей за то быть от нас Преосвященного Архиепископа в духовном великом запрещении и во внешнем жестоком наказании без пощады и доправлены на них будут пени без отдачи и по нашему указу отосланы будут они в градской приказ и тамо им учинена будет торговая казнь»⁵⁷. В грамоте, отправленной в Сийский монастырь 12 января 1691 (7199) г., снова делалось приказание о сыске скрывавшихся раскольников чрез монастырских крестьян, снова ослушникам высказывались вышеуказанные угрозы; к сыску привлекались теперь даже «самоядцы Захарко да Базайко» – пастухи зажиточных золотицких крестьян Федьки Тарабарина и Кирилка Алексеева.

Однако подобные распоряжения не всегда достигали своей цели. Среди крестьян тех местностей, в лесах которых укрывались раскольники, было много, как мы выше заметили, тайных раскольников, сочувствовавших своим скитавшимся собратьям. Естественно, что сыски, производимые при посредстве таких лиц, не могли быть удачными. Наприм., крестьяне Золотицкой волости, отправляемые для сыска раскольников летом и осенью 1690 (198) г., вместо того, чтобы исполнять порученное им дело, предупредили последних о грозившей им опасности. Следствием этого было то, что когда, согласно архиерейской грамоте от 20 окт. 1690 г., для сыска раскольников был отправлен монастырский служка, в сопровождении домовых архиерейских детей боярских, то посланные нашли в указанных им местах только восемь пустых раскольнических жилищ, а самих раскольников там не оказалось⁵⁸.

Поэтому, преосвящ. Афанасий, привлекая местное население к сыску раскольников, не довольствовался одною только этою мерою. Для указанной цели он отправлял специально, между прочим, своих детей боярских. В грамоте к патриарху Адриану от 14 июня 1695 г. Афанасий писал, что в первые годы своего управления епархией он посылал для розыска раскольников своих домовых людей со стрельцами «около всего помория»⁵⁹.

Обращение к содействию гражданской власти в деле розыска раскольников было обычным явлением того времени. Двинскому воеводе, князю Никите Сем. Урусову, перед самым прибытием Афанасия в Холмогоры (именно – 2 сентября 1682 г.) была послана специальная грамота об оказании последнему содействия в нужных случаях против церковных ослушников⁶⁰. А самому Афанасию в настольной грамоте, данной патриархом, делалось наставление «во всяком деянии неклонно припоследовати» «градским закопоположениям», «ими же удобно есть прогнати, говорилось там, яко веслами, беззаконное волнение: да не опровержется... паства волнами неправды»⁶¹.

И действительно, Афанасий очень часто обращался к содействию гражданской власти в деле поимки раскольников и в нужных случаях требовал этого содействия. В 1691 году пустозерский воевода, в корыстных видах потворствуя местным раскольникам, отказал в помощи посланному Афанасием для розыска сыну боярскому и не позволил даже производить самый розыск. Афанасий уведомил об этом патриарха, следствием чего была царская грамота воеводе, приказывавшая на будущее время делать посланным архиерея всякое вспомоществование в розыске раскольников⁶².

Как производился самый розыск раскольников, это отчасти можно видеть из тех наставлений, которые делались преосвящ. Афанасием в грамоте в Сийский монастырь от 20 окт. 16У0 (7199) г. Монастырский посыльщик и крестьяне должны были сыскивать раскольников, «а сыскав их имать, а жилища их раскольничьи каковы они строением· и в них хлебные запасы и всякую рухлядь их пересмотря переписать и тому учинить роспись... за руками (самого посыльщика и крестьян, участвовавших в сыске), а те жилища жжечь до основанья, чтоб в них впредь раскольником пристани не было, и тех раскольников привести... к... Преосвященному Архиепископу на Колмогоры за крепкою сторожею... с отпискою скованных или связанных с нарошными посылщики...»⁶³.

Когда для розыска раскольников были посылаемы дети боярские, то им поручалось иногда при поимке распрашивать пойманных – откуда они родом, где прежде жили, как попали в известную местность и т. п.; самый допрос должен был производиться при посредстве битья плетьми⁶⁴.

Пойманные раскольники представлялись на Холмогоры – в архиерейский судный приказ. Сюда же доставлялось и найденное в раскольнических жилищах имущество («рухлядь»), предназначавшееся для раздачи тем лицам, которые поймали раскольников⁶⁵.

В судном приказе раскольники снова подвергались допросу, на котором обнаруживалось, насколько они привержены к расколу⁶⁶. Вместе с тем при допросе старались также узнать (разумеется, если это не было выяснено раньше), «где» тот или другой раскольник «в расколе жил и каково-то их раскольничье жилище и в которых местах и сколько их раскольников в том жилище собрались и какой их разврат и противление святой Церкви»⁶⁷.

Допросы раскольников в судном приказе, как видно (ср. выражение: «был роспрашиван накрепко»⁶⁸), соединялись с «битьем». «Битье» употреблялось не для той только цели, чтобы достигнуть большей достоверности показания, но и чтобы принудить допрашиваемых лиц отказаться от раскола⁶⁹. Об истязаниях, которым подвергались раскольники на Холмогорах, особенно много говорится в «Винограде Российском» Денисова – в повествовании о вышеупомянутых расколоучителях – Силе и Алексее⁷⁰. Несомненно, что в описании Денисова краски сильно сгущены, чтобы оттенить посредством этого геройство означенных расколоучителей и «кроворадостность» архиеп. Афанасия, но доля истины здесь, конечно, удержана.

Однако одними только внешними действиями не ограничивалось дело по обращению раскольников в православие. Применялись при этом и меры убеждения. Пойманные раскольники уговариваемы были оставить раскол отчасти в судном приказе – через приказных людей, во главным образом они убеждаемы были самим преосвященным архиепископом через его «архиерейское от священных древних писаний многое поучение»⁷¹.

Дело кончалось обыкновенно тем, что убеждаемые винились «в своей противности» и соглашались сделаться православными⁷².

Как совершалось самое принятие в церковь обращавшихся, это можно видеть из описания, сделанного самим преосвящ. Афанасием в грамоте в Сийский монастырь от 22 декабря 1690 (7199) г. Речь здесь идет об обращении монастырских вотчинных крестьян Петрушки Архипова и Савки Мокеева, пойманных еще в период времени между сентябрем 1688 и сентябрем же 1690 гг. («в прошлых, говорится в грамоте, во 197-м да во 198-м годех»), а также – Ивашка Козла с товарищи, представленного на Холмогоры в октябре 1690 года. После долгих поучений и уговоров со стороны архиерея названные раскольники согласились, наконец, принять православие. Это свое согласие они должны были засвидетельствовать формально – через подачу челобитной за своими подписями. После того для них был назначен шестинедельный пост, в продолжение которого они должны были ходить в церковь (соборную – Введения Пресв. Богородицы) «ко всякому церковному пению». В церкви обращавшееся стояли в притворе, «в оглашенном чину» и «плакались грехов своих». По истечении положенного времени, 21 декабря, было совершено принятие в церковь обращавшихся. За торжественным архиерейским служением литургией в указанный день, на заамвонной молитве, обращавшиеся, стоя в церковном притворе, «молили»... преосвященного архиепископа, чтоб повелети... им отверсти вход святые церкви»; при этом они подали «другое писменное заручное покаяние», содержавшее в себе «их Савкино и Петрушкино со клевреты... обещание с клятвами, что святой восточной церкви во всем им последовать и церковного расколу им не чинить вечно и с раскольниками не знатца». «Покаяние» это «чтено» было «в церкве во всенародное услышание». «И мы, писал Афанасий, слушав того их покаяние им Савке и Петрушке со клевреты им вход святые церкви отверзли и о прежде бывшей их злобе и по святой церкви развращении утверждая поучали их от многих древних священных писаний и увещали их чтоб они на прежнюю свою злобу не обращались и предания св. Апостол и св. Отец еже св. Церковь прияла хранили и в них до конца жизни они пребыли всецело». После того как Савка и Петрушка со клевреты своими еще раз «в последовании ко св. Церкви пребыти вечно обещали всеусердно..., они были исповеданы (Холмогорского Спасского Большого Собора священником Афанасием) и приобщены освященным антидором. «Св. Таин от приобщения, замечает Афанасий, мы преосвященный архиепископ на Савку да Петрушку со клевреты правилне за их согрешения отлучили на время до нашего архиерейского указу»⁷³.

Поселять раскаявшихся раскольников тотчас после обращения на места их прежнего жительства было небезопасно. Случалось, что обращенные по истечении некоторого времени снова переходили в и для избежания наказания, их ожидавшего, убегали в леса⁷⁴.

Поэтому, преосв. Афанасием практиковалось нередко предварительное поселение обратившихся в монастырь. Здесь они должны были пройти своего рода неправительственную школу: их приказывалось держать «под крепким началом»; они неопустительно должны были посещать церковное богослужение, строго соблюдать посты, исповедываться и причащаться освященного антидора; в свободное время сосланные должны были работать в разных монастырских службах⁷⁵.

По истечении известного времени сосланным позволялось селиться на деревенские участки. Но и теперь им запрещалось иногда возвращаться на старые места жительства, обыкновенно зараженные расколом, а приказывалось селиться где-либо на новом месте. При этом, священнику и причетникам той местности, куда посылались новообращенные для житья, поручалось следить за их жизнью. Даже и теперь еще новобращенные не допускались еще до причащения Св. Таин; допущение производилось только по особому указу преосвященного, дававшемуся после того, как новообращенные уже самою жизнью доказывали о своем исправлении⁷⁶. Исключение делалось только для смертного случая:

тогда позволялось, чтобы новообращенные после исповеди причастились у своего отца духовного и Св. Таин⁷⁷.

Особенно крупное дело о раскольниках было возбуждено в 1692 году. Мы говорили уже выше, что раскольники, появившиеся в означенном году в пределах Важского уезда (главным образом – в Верховажской четверти) и скрывавшиеся под видом цыган, захотели воспользоваться случившимся в то время народным несчастием (смертоносною язвою) в целях пропаганды раскола. Они выступали с хулой на православную церковь и указывали на себя, как на виновников происхождения язвы, чем, очевидно, желали представить случившееся несчастие в смысле наказания Божия за отступление от «древлего благочестия».

Впервые о раскольничьих смутах на Ваге Афанасия уведомил его сын боярский, возвращавшийся в июне 1692 года из Москвы в Холмогоры⁷⁸. Вскоре заявление об этом поступило и от ключаря холмогорского собора (свящ. Афанасия). Последний получил сообщение от Емецких жителей такого рода: «от пастухов де слышно, что ныне в лесах объявились мужики и жонки и девки, и ходят с оружием и собаками великими, и хулят нашу православную христианскую веру, и святую соборную Церковь гаждают, и от таких де бродящих мужиков и жонок и девок за страхом на лес, кому понабится, ходить невозможно»⁷⁹.

Следствием указанных донесений было то, что Афанасий немедленно же после этого, именно – 30 июня отправил на Вагу своего домового сына боярского (Ивана Конченова) вместе с двумя стрельцами «для сыску бродящих» раскольников. Важскому воеводе отправлено было письмо, в котором приказывалось давать посланному приставов и понятых, сколько понадобится. Самому же сыну боярскому было «паказано»⁸⁰ «сыскивать» раскольников «всякими сыски»; места, где они будут найдены, приказывалось обыскивать, не найдется ли там еретических трав, коренья, волшебных книжек, тетрадок и писем; лесные жилища раскольников указывалось сжигать. Самих раскольников велено было допрашить, при посредстве битья плетьми, – откуда попали в Важский уезд «и от их ли еретичества смертоносная язва объявилась». Найденных раскольников сын боярский должен был представить на Холмогоры и «объявить в архиерейском судном приказ». Туда же ему приказано было представить и раскольнических «становщиков», т. е. лиц, в домах которых раскольники будут найдены. Воеводу важского велено было попросить, чтобы он «отписал» преосвященному о посылке приставов, а священникам делалось распоряжение о доставлении архиерею точных сведений о «смертоносной язве» – когда она началась и сколько от ней умерло народу. – В памяти, данной (сверх наказа) сыну боярскому, священникам поручалась еще «делать отписки» архиерею и «о крыющихся раскольниках»⁸¹.

Афанасий принял должные меры и к предохранению православной паствы Важского уезда от соблазна со стороны появившихся там раскольников. Вскоре после отправки сына боярского была послана память важскому (шенкурскому) протопопу и ключарю. «Ведомо учинилось, писал в ней Афанасий, что в Важеском уезде и других волостех объявились в лесах богомерзкие еретики, и ходят со многим ружьем, и называются цыганами, а знатно, что под видом цыганов то церковные раскольники, и хулят нашу христианскую св. соборную Церковь, всяко злословят, гаждают к своей им погибели, и сказывают, чтобы Богу не молились и не молебствовали». Преосвященный указывает протопопу сделать распоряжение десятским и не десятским священникам, чтобы они учили своих прихожан не слушаться раскольников, «потому что учение их душепагубное и развратное». При этом опять было подтверждено, «чтобы десятой» и не десятские священники, в которых волостях те богопротивники объявились, преосвященного архиепископа возвещали чрез письма неотложно, без всякой мешкоты»⁸².

Приказание преосвященного о розыске раскольников было приведено в исполнение. Но последние, очевидно, успели во время скрыться. Ни в Емецком уезде, ни в Верховажье, несмотря на то, что воевода разсылал для розыска приставов и понятых из крестьян, раскольников не было найдено⁸³.

В приходских церквах своей епархии Афанасий старался отбирать все, что так или иначе напоминало о расколе: старые богослужебные книги – печатные⁸⁴ и рукописные ⁸⁵, печати для просфор с осьмиконечными крестами⁸⁶. Он на церквах не допускал даже ставить осьмиконечных крестов и приказывал заменять их четвероконечными. В благословенных грамотах, дававшихся им на поправку и постройку церквей, часто повторяется такого рода требование; «А кресты на тех церквах буде построены осмоконечные и их роскласть в простые древа и в то место построить кресты новые четверконечные⁸⁷, подобием таковы, каков крест на Москве на соборной Благовещенской церкви»⁸⁸.

Интересна характеристика Афанасия, как борца против раскола, сделанная Денисовым в «Винограде Российском»: «лютейший завистник Никоновых новшеств, теплейший и искуснейший гонити и мучити благочестивые мужи, ихже множество имая горькими и лютыми казньми жития сего лишаше»⁸⁹.

Последние слова Денисова не могут быть подтверждены никакими свидетельствами. Сила и Алексей, разсказу о которых непосредственно предшествуют приведенные слова Денисова, сами уморили себя голодом, как это и передается в «Винограде Российском»⁹⁰. Следовательно, Афанасий не был виновником их смерти.

У Денисова, правда, приводится другой факт, подтверждающий, по-видимому, его слова, приведенные выше. Именно, в списке «Винограда Российского», сохранившемся в собрании рукописей Ундольского (л. 337 об.), находится особая «повесть о житии и подвизех и страдании раба Божия Мемнона, пострадавшего за древле-церковное благочестие и сожженного на Холмогорах, в лето 7206 (1698)»⁹¹. Неизвестно, имел ли какое-нибудь отношение к данному факту архиеп. Афанасий. Вероятнее предположить, что указанное происшествие было делом одного только светского правительства и совершено в силу действовавшего в то время закона относительно раскольников.

Равным образом, исключительным делом светского правительства, вероятно, было также и сожжение в Холмогорах расколоучителя Андроника, последовавшее около 1682 года. В «Винограде Российском» (рпк. Публич. библиотеки, из собр. Погодина, № 1279, л. 212 об.) упоминается только, что Андроник для допроса был отослан к холмогорскому архиерею (т. е., очевидно, Афанасию)⁹².

Что преследования раскольников на севере иногда производились со стороны светской власти и независимо от духовной, это не подлежит никакому сомнению.

В 1684 году, напр., был послан для сыску раскольников в Каргопольском уезде подполковник московских стрельцов Федосей Козин. Пойманных раскольников ему приказано было отправлять для увещания к архиепископу Афанасию. Этот последний раскаявшихся должен был посылать в монастыри под начало к искуссным старцам, а упорных – к воеводе (двинскому)⁹³².

В 1689 году было возбуждено и изследовалась кольским воеводой Василием Зверлаковым дело о раскольнике стрельце Ивашки Самсонове с товарищи. По царской грамоте, от 6 сентября 1683 г., данной уже на имя нового воеводы – Зота Полозова, всех этих лиц, замешанных в расколе, приказано было сжечь на костре. Но они оказались почему-то еще ранее этого времени выпущены на свободу. Трое из них исчезли безследно, а двое оставшихся были посажены воеводой за решетку. Оба они отреклись от раскола; поэтому воевода спрашивал у царей как теперь поступить с ними⁹⁴. Чем кончилось дело – неизвестно.