Глава IV

Вступление на престол Валента, сильно покровительствовавшего арианам. Его покушение овладеть Кесарийскою Церковью, с тем, чтобы передать в управление арианам. Примирение св. Василия с Евсевием, и его усилие вместе со св. Григорием к отражению всех нападений Валента и арианских епископов. Безуспешность покушений Валента и его удаление от Кecaрии. Попечительность св. Василия о всех делах церковных и его ревность в проповедании слова Божия. Беседы его на шесть дней творения мира, и извлечение из них некоторых мыслей, особенно служащих к опровержению новейших возражений со стороны геологов и астрономов. Беседы на Псалмы, и извлечение из них более назидательных мыслей и особенно служащих к уяснению текста. Толкование на 16 глав пророка Иcaии, и извлечение более назидательных мыслей. Беседа о том, что не Бог виновник существующего зла в мире, из которой сделаны некоторые извлечения в разрешение тех вопросов, которые доселе тревожат пытливые умы некоторых из наших современников. Попечительность св. Василия о бедных во время голода, постигшего Каппадокийскую область, и его живое и поучительное слово к богатым о вспомоществовании бедным. Попечительность св. Василия об освобождении Восточной Церкви от нападений ариан и его заботливость об устройстве монастырей в Кесарии и других местах.

Св. Василий, вступив в свою Понтийскую обитель, скоро почувствовал, что любящим Бога все споспешествует во благое. Тишина уединения монастырской жизни скоро показала ему, насколько пустынная жизнь превосходит городскую в удобствах для жизни подвижнической и насколько способнее водворить мир душевный даже при обуревании самыми неприятными обстоятельствами жизни. Время впрочем скоро показало, что и самая скорбь послана св. Василию для того только, чтобы явить Евсевию и всей его Кесарийской пастве, насколько его мудрое и облагодатствованное слово полезнее для Церкви и могущественнее самой власти епископской.

Валент, крещенный Евдонием, предстоятелем арианской церкви в Константинополе⁸¹, вступив в управление Восточною Империею, решился доставить арианам полное торжество над православием, и вследствие этого многих уже православных епископов изгнал и сослал в заточение, а церкви их предоставил в управление aрианским епископам. Так как доселе почти одна только Кесарийская церковь оставалась правоверною и не подчинялась насилию ариан, поэтому Валент (в Июле 365 г.), взяв с собою арианских епископов, сам предпринял поход в Кесарию с целью непременно подчинить независимую доселе Кесарийскую церковь власти ариан. Полагаясь на неопытность Кесарийского Архиепископа, на отсутствие св. Baсилия, могущественного противника ариан, и на то, что Кесарийская церковь вследствие разногласия между Евсевием и св. Василием разделилась между тем и другим, Валент решительно полагал, что личным своим присутствием непременно одержит победу и достигнет давно желанной цели⁸².

Слух о таком предприятии Императора сильно смутил всю Кесарийскую церковь, и самого Евсевия заставил вспомнить и поскорбеть об удалении св. Василия. Св. Григорий Богослов, ревнуя о благе Кесарийской церкви, у которой отнят был в лице св. Василия деятельный и сильный защитник Церкви и великий светильник, разливавший свой свет повсюду, куда только начинал проникать мрак учения арианского, не мог также оставаться равнодушным зрителем несправедливости Евсевия, непонимавшего какой опасности он подвергал себя и паству свою через удалениe от себя Великого Василия. И потому при первом удобном случае он написал Евсевию письмо, в котором с полною свободою христианина, имеющего в виду только славу Божию и пользу ближнего, напоминая об оскорблениях, нанесенных им его другу Василию, убеждал его возвратиться к тем чувствам, которые он питал к нему при первом его вступлении в должность пресвитера. Евсевий, не умевши воспользоваться советами и усердием к делу св. Василия, вскоре после его удаления пригласил на духовные совещания Григория. Св. Григорий во имя его собственной правдивости прося у него позволения высказать ему все, что было у него на сердце, писал ему: «снизойди к моему дерзновению, иначе обидишь, лишая меня свободы и принуждая скрывать в себе болезненную скорбь подобно какому-то гнойному и злокачественному вреду. Как радуюсь, что делаешь мне честь и приглашаешь меня на духовные совещания и собрания; так тяжело для меня оскорбление, какое терпел и доселе терпит от твоего благоговения досточестнейший брат Василий с самого начала мною избранный и доселе остающийся для меня товарищем жизни, учения и самого высокого любомудрия, и я за такое избрание ни мало не охуждаю себя, – потому что скромнее будет сказать так, иначе подумаешь, что похваляя его совершенства, хвалю сам себя. Но ты унижая его и оказывая честь мне по моему мнению поступаешь почти так же, как если бы кто одного и того же человека стал одною рукою гладить по голове, а другою бить по щеке, или подломав основание дома, начал расписывать его стены и украшать наружность. Поэтому, если убедишься сколько-нибудь моим словом, то сделаешь по-моему. А я прошу убедиться, потому что это и справедливо. Если обойдешься с ним как должно – и он будет служить тебе. А мое дело следовать за ним, как тени за телом»⁸³. Но эта свобода в выражении своих чувств не понравилась Евсевию и он написал Григорию, укоряя его за непочтительность к его сану. Св. Григорий отвечая с прежнею твердостью объяснил ему, что он искренно выражал свои чувства и мысли не по недостатку уважения к его сану, а потому, что почитал для него, как великодушного человека, более свойственным принимать свободные речи от друзей, нежели ласкательства от врагов⁸⁴. Имея в виду опасность, угрожавшую Кесарийской церкви со стороны Валента и арианских епископов сопровождавших его, св. Григорий, чтобы скорее склонить Евсевия к миру со св. Василием, без помощи которого он не имел бы силы противиться арианам, написал ему третье письмо, в котором, извиняя свою свободу и смелость в прежних письмах чрезмерною скорбью за своего друга, выражал готовность вместе со св. Василием придти к нему, чтобы совокупными силами действовать против врагов Церкви. «Если угодно тебе, – писал он ему, – придем соединить с тобою свои молитвы, вместе подвизаться и служить тебе»⁸⁵. И Григорий, действительно, вскоре прибыл к Евсевию и с радостью увидел, что время и обстоятельства настолько смягчили его нерасположение к Василию, что он готов был первый написать ему. Узнав о таком мирном настроении духа Архиепископа, св. Григорий поспешил написать св. Василию, убеждая его предварить своим письмом и потом поспешно самому придти в Кесарию, «чтобы впоследствии не остаться в стыде как побежденным, когда можно было самим победить, прекрасно и любомудренно уступив над собою победу». И чтобы скорее побудить его придти в Kecapию, писал ему, что скопище еретиков уже нападает на Церковь и есть опасность, что учение истины может быть извращено, если не подвигнется вскоре дух Веселеила, мудрого архитектона православных догматов и учения. В заключение письма говорил: «если найдешь нужным, чтобы пришел и я быть твоим споспешником и сопутником, то не уклоняюсь и от этого»⁸⁶.

Вскоре за сим письмом св. Григорий и сам отправился в Понт к своему другу, не по чувству только любви к нему, но и в качестве посла от Евсевия и всего клира церкви Кесарийской, чтобы побудить его скорее придти в Кесарию, так как арианe, поддерживаемые Валентом, опустошили много уже провинщальных церквей и готовы были напасть на самую Кесарию, митрополию Кесарийской области. Что же Василий, эта мужественная, исполненная высоких помыслов и подлинно христолюбивая душа? Немного нужно было убеждений Василию, – говорит св. Григорий, – чтобы он явился и стал поборником. Напротив того, едва увидел умоляющим меня (обоим нам предстоял общий подвиг, как защитникам правого учения), как был побежден молением. Прекрасно и весьма любомудренно рассуждал он сам в себе по духовному разумению, что если уже и впасть когда в малодушие, то для сего есть другое время, именно время безопасности, а при нужде – время великодушию. Посему тотчас отправился со мною из Понта, ревнуя об истине, которая была в опасности, делается произвольным споборником и сам себя предает на служение Матери-Церкви»⁸⁷. И лишь только св. Василий прибыл в Кесарию, прежде всего поспешил искренно и совершенно примириться с Евсевием. Приняв же в свои руки власть к распоряжению делами атаки против врагов Церкви, он немедленно приступил к делу: «подает советы (Епископу), приводит, – говорит св. Григорий, – в порядок воинство (духовное), уничтожает встречающиеся препятствия, преткновения и все то, на что положившись, противники воздвигли на нас брань. Одно приемлет, другое удерживает, а иное отвергает. Для одних он твердая стена и оплот, для других млат, сотрыющий камень (Иер. 23, 29) и огнь в тернии (Пс. 117, 12), как говорит божественное Писание, удобно истребляющий подобных сухим ветвям и оскорбителей Божества. А если с Павлом подвизался и Варнава, который о сем говорит и пишет; то и за cие благодарение Павлу (т. е. св. Василию), который его избрал и соделал сотрудником в подвиге! Таким образом противники остались без успеха, и злые в первый раз тогда злом посрамлены и побеждены: они узнали, что презирающим других небезобидно презирать и каппадокиян, которым всего свойственнее непоколебимость в вере, верность и преданность Троице»⁸⁸. Так замыслы Валента были уничтожены⁸⁹. Полученное же тогда известие о бунте Прокопия и разрушение многих городов землетрясением и разливом моря⁹⁰, этих вестниках гнева Божия на нечестие Императора, заставило его обратить внимание на другие дела, не пробудив однако же, в его совести чувства сокрушения о своем злочестии.

Оградив Церковь от нападений еретиков, св. Василий старался укрепить и ее внутренние силы, чтобы сделать ее недоступною нападениям и в другой раз. Первою его заботою было не только утвердить искренний мир между им и Архипастырем, но и других уверить в этом, чтобы ни враги, ни друзья не имели повода к предосудительным толкам о возникшем между ними недоразумении. Вторым делом (после изгнания еретиков) и попечением для Василия, – говорит св. Григорий Богослов, – было оказывать услуги предстоятелю, уничтожить подозрение, уверить всех людей, что огорчение произошло по искушении лукавого, что это было нападение завидующего единодушию в добре, а сам он знал законы благопокорности и духовного порядка. Посему: приходил, умудрял, повиновался, давал советы; был у предстоятеля всем – добрым советником, правдивым предстателем, истолкователем Божия слова, наставником в делах, жезлом старости, опорою веры, самым верным в делах внутренних, самым деятельным в делах внешних. Одним словом, он признан столько же благорасположенным сколько прежде почитаем был недоброжелательным. С сего времени и церковное правление перешло к Василию, хотя по кафедре занимал он второе место, ибо за оказываемую им благорасположенность получил взамен власть. И было какое-то чудное согласие и сочетание власти: один управлял народом, а другой – управляющим… и сотрудничество Василиево было ему приятно, и в Василиево правление почитал он правителем себя»⁹¹.

Кроме занятия делами, касавшимися общего управления Кесарийскою церковью, св. Василий обращал особенное внимание на проповедание слова Божия, чтобы отнять у всех предлог к неисполнению закона Божественного по неведению оного. Bсе слова и беседы св. Василия заслуживают полного внимания каждого христианина, как по внутреннему своему содержанию, так и по внешней форме и изложению. Как все действия св. Василия отличались необыкновенным величием и важностью, так и все сочинения его запечатлены тем же характером высоты и величия христианского; это их общее и отличительное свойство, которое принадлежит им более, нежели сочинениям какого-либо другого писателя церковного. Во всех словах св. Василий превосходен: он владеет языком чистым, изящным, величественным; в порядке и силе мыслей он неподражаем, убедительность соединяет с приятностью и ясностью. В своих поучениях св. Василий занимался не столько умозрительными предметами христианского учения, сколько деятельными. Живо и убедительно для ума и сердца он раскрывал красоту добродетелей христианских и обличал гнусность пороков. Как проведший всю жизнь в подвиге и постоянном стремлении к высшему христианскому совершенству, он с увлекательною силою отторгал своих слушателей от порока, и указывал верный путь к добродетели. Но беседы его: против ростовщиков, против пьянства и роскоши, – по силе и одушевлению считаются лучшими между всеми беседами св. Василия. Самые толкования его на Псалмы и шестнадцать глав пророка Исаии направлены к духовному назиданию его слушателей. Самый наружный вид проповедника располагал к вниманию его слову и внушал доверие к его поучениям. Св. Василий, истощенный постоянным постом, усиленною деятельностью и·болезнями, вступая на кафедру, являлся взору слушателей бледным, худым, истощенным и более походил на призрак, чем на живого человека. Но в столь немощном теле обитал дух, не знавший утомления. Св. Василий, несмотря на крайнюю немощь своих телесных сил, не только каждодневно, но и по два раза в день, утром и вечером говорил поучения⁹². Иногда после проповеди в одной церкви он приходил проповедывать в другой⁹³. Для поучений столь частых и нередко очень обширных, всегда исполненных глубокой силы и назидания, очевидно недостаточно было одного естественного дара слова, образованного риторским искусством, но нужна была помощь Того, Кто дает Своим посланникам силу и премудрость. «Василием, – говорит св. Григорий, испытаны все глубины Духа, и из сих-то глубин почерпал он нужное, чтобы образовать нравы, научать высокой речи, отвлекать от настоящего и преселять в будущее»⁹⁴.

Чтобы не остаться безучастными в тех благах духовных, которыми пользовались современники св. Василия, воспользуемся хотя некоторыми мыслями из его бесед.

Беседы на шестоднев, говоренные в церкви при многочисленном собрании народа.

1-я Беседа. В начале первой беседы св. Василий показывает, что для того, чтобы душа соделалась способною узреть Бога в Его творении, для этого она должна быть чистою от плотских страстей, неомраченною житейскими заботами, трудолюбивою, изыскательною, вникающею во все, из чего только можно занять понятие о Боге, достойное Бога. «Не из отсутствия ли этих качеств происходит неверие современных исследователей природы в Бога, мудрость и благость Которого усматривают во всем, как в малом так и в великом другие исследователи природы, но обладающие более чистым сердцем и более свободные от житейских забот и земных привязанностей? Для того, чтобы видеть предмет в надлежащем виде и свете, нужно установить верную точку зрения на предмет и иметь здравое око. Не от неверной ли точки воззрения на мир Божий и омраченности ока ума страстями происходит неумение объяснить многое понятное верующему, спутанность в понятиях, нестроение в государственной жизни, разлад в семейном быту, необузданное стремление к личной свободе, без уважения свободы другого человека? – Но говорят: наука идет вперед и очищает взор человека на мир и неутолимую работу могучих сил природы. Посмотрим, далеко ли наука ушла вперед и особенно ученые исследователи природы в своих выводах относительно начал всех видимых явлений природы. «Еллинские мудрецы много рассуждали о природе, – говорит св. Василий, – и как незнавшие Бога не допускали, что происхождение всех вещей зависит от разумной причины; а сообразно с сим коренным своим неведением заключали и о прочем. Потому одни прибегали к вещественным началам и причину всех вещей приписывали стихиям мира; другие же представляли себе, что природу видимых вещей составляют атомы и неделимые тела, тяжесть и скважность, потому что рождение и разрушение происходят, когда неделимые тела то взаимно сходятся, то разлучаются, а в телах существующих долее других причина продолжительного пребывания заключается в крепчайшем сцеплении атомов». Не то же ли самое проповедуют и новейшие исследователи природы, что говорили две тысячи лет назад? Они хвастают своими мнениями, как последними выводами, добытыми современной наукой; а в действительности, разность между современными и давно отжившими взглядами на мир состоит не в понятиях, а только в словах. Но посмотрим, как опровергает эти ложные мнения св. Василий. Он говорит: «ни одно их учение не осталось твердым и непоколебимым, потому что последующим учением всегда ниспровергались предшествовавшие. Посему нам нет и нужды обличать их учения; их самих достаточно друг для друга к собственному низложению». Вот пятнадцать веков назад какой суд произнесен над мнениями ученых, но неверующих натуралистов, мужем, равно глубоко изучившим как слово Божие так и современные науки! Мы не будем говорить о тех, которые берут на себя жалкую роль быть провозвестниками старых, только в новой одежде, и давно отринутых мнений о началах мироздания. Их ученая гордость не допустит их сознаться в своем заблуждении; они скорее согласятся признать в своей голове совершенное отсутствие мозга, нежели преклониться перед очевидною истиною. Пример такой гордости и упорного неверия представляет Вольтер, который, положив себе однажды – отрицатъ возможность чудес, говорил: если бы чудо совершено было на моих глазах при двух тысячах очевидных свидетелей, одаренных здравым смыслом и неповрежденным зрением, то и тогда я согласился бы скорее признать себя и всех очевидных свидетелей слепыми, нежели допустить возможность чуда. Таких субъектов лучше предоставить их собственной судьбе, нежели попусту тратить слова.

Но мы обращаем слово к вам, немощные христиане, которые, не имея ни сил, ни возможности проследить во всей полноте все науки по части естествоведения, по небрежности о вечном спасении своей души или по увлечению новизною идей, отринули веру в несомненную истину Божественного Писания и с непоколебимым доверием принимаете выводы ученых натуралистов, не обращая внимания ни на шаткость основания их выводов, ни на те гибельные последствия, к которым неизбежно должны будете придти вы, если сообразно с их мировоззрением расположите всю свою земную жизнь. Вам случалось вероятно видеть, как вследствие проливных дождей бурный поток несется с гор и с какою стремительностью сокрушает и уносит все, что только попадается ему на пути. И горе тому путнику, который вместо того, чтобы наблюдать за его клубящеюся пеною со стороны, станет на его пути. Он сделается неизбежною жертвою его бурных вод и только по прошествии многого времени его измятый и обезображенный труп засвидетельствует оставшимся в живых о его неблагоразумии или неосторожности. Новые учения разных мыслителей, слишком доверяющих авторитету своего ума, как бурный поток быстро увлекают современников своею новизною. Но пройдет несколько десятков лет – и этот поток иссохнет, о его существовании напомнит только последующему поколению жалкое состояние тех личностей, которые оставив незыблемый камень веры, увлеклись новизною учения. Для кого дорога вечная жизнь духа, – не сходи с твердого камня веры Христовой, помня, что людские мнения сменятся одни другими, оставив свидетельство о заблуждении ума человеческого, а слово Божие, как несокрушимая истина, ведущая в жизнь вечно-блаженную на небе, останется непреложным во все века. Но возратимся к св. Василию.

Он, признав мнение еллинских мудрецов, как друг друга уничтожающих, недостойными и ответа, говорит далее: «подлинно ткут паутинную ткань те, которые пишут это и предполагают столько мелкие и слабые начала неба, земли и моря. Они не умели сказать: в начале сотвори Бог небо и землю. Потому вселившиеся в них безбожие внушило им ложную мысль, будто бы все пребывает без управления и устройства и приводится в движение как бы случаем. Чтобы и мы не подверглись тому же, описывающий мироздание прямо, в первых словах, просветил наше разумение именем Божиим, сказав: «в начале сотвори Бог».

Сими тремя словами открыты три великие истины, которых слепотствующий разум человека не мог открыть истины, уничтожающие все гипотезы мнящихся быти мудрыми ученых мужей, но в действительности объюродевших, так как их гипотезы ничего не уясняя, только удаляли от истины. Словом Бог бытописатель показал, что мир имеет причину своего бытия не сам в себе, но в Боге, как единственном виновнике его бытия. Словом сотвори показывает, что мир не образован только, как думали некоторые, из совечной Богу материи, но сотворен, как не существовавший прежде этого акта творческой мысли Божией. Словом вначале показывает, что мир получил начало своего бытия в определенный Богом момент, следовательно, было время, когда его не было не только в той форме, в какой он представляется нашему взору теперь, но и в первоначальных своих элементах, еще не имевших определенной формы. Из этих трех великих истин св. Василий выводит четвертую – евангельскую истину о кончине мира. «Начавшееся, – говорит он, – со временем по всей необходимости и окончится во времени… Где подлежат повреждениям и переиначиваниям части, там и целое необходимо потерпит некогда одинакие видоизменения с собственными своими частями». О геометрах, математиках и астрономах, старающихся проникнуть в недосязаемые глубины земли и измерить взором неизмеримую высоту мирового пространства, но нигде не видящих Бога, Творца всего видимого и невидимого, – говорит, – что они осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце, и глаголющиеся быти мудри, объюродеша (Рим. 1, 21–22)… и без сомнения, излишество мирской мудрости принесет для них некогда приращение тяжкого осуждения за то, что с такою осмотрительностью вникая в пустые предметы, произвольно слепотствовали в уразумении истины. Они, вымерявшие расстояние звезд, описавшие звезды всегда видимые и северные, а также звезды, находящиеся около южного полюса, и живущим там видимые, а нам (т. е. жителям северного полушария) неизвестные, разделившие на тысячу частей и северную широту и зодиакальный круг, с точностью наблюдавшие возвращение звезд, их стояния, склонения и общее движение к прежним местам, а также время, в какое каждая из планет совершает свой период, – они не нашли одного из всех способа, как уразуметь Бога, Творца вселенной и праведного Судию, воздающего каждому достойно по делам, и как вместить в уме вытекающую из понятия о суде мысль о скончании; потому что миру необходимо измениться, если и состояние душ перейдет в другой род жизни. Ибо как настоящая жизнь имеет качества, сродные сему миpy, так и будущее существование наших душ получит жребий, свойственный своему состоянию. Но они до того не расположены внимать сим истинам, что даже громким смехом встречают нас, которые возвещаем кончину сего мира и вечное пакибытие».

Спрашивают: неужели творческое могущество ограничилось только творением одной земли или, по крайней мере, одной солнечной системы, о телах которой упоминает Моисей? «Нет, – отвечает св. Василий, – сотворенное есть самая малая часть Зиждителева могущества. Как горшечник, с одинаковым искусством сделавший тысячи сосудов, не истощил тем ни искусства, ни силы: так и Создатель этой вселенной, имея творческую силу, не для одного только мира достаточную, но в бесконечное число крат превосходнейшую, все величие видимого привел в бытие одним мановением воли».

Но было ли что-либо до сотворения этого видимого мира? – спрашивают любопытные. «Было нечто, как вероятно, и прежде сего мира, – отвечает св. Василий; – но cиe хотя и постижимо для нашего разумения, однако же не введено в повествование (Моисея), как несоответствующее силам новообучаемых и младенцев разумом. Еще ранее бытия мира, было некоторое состояние, приличное премирным силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создавая – мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и видимые природы и все украшение умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и наименований. Они-то наполняют собою сущность невидимого мира… А когда уже стало нужно присоединить к существующему и сей мир – главным образом училище и место образования душ человеческих, а потом и вообще место-пребывание для всего подлежащего рождению и разрушению, тогда произведено сродное миру и находящимся в нем животным и растениям, преемство времени, всегда поспешающее и протекающее и нигде не превышающее своего течения».

Древние мыслители, как не знавшие Бога, совершенно устраняли Бога от участия в творении мира, приписывая материи самобытное существование и самообразовательную силу. Новейшие же, каковы некоторые из геологов и астрономов, не решаясь спуститься на такую степень бессмыслия, ограничивают однако же всемогущество творческой силы Божией, определяя период творения не днями, как повествует Библия, но десятками тысячелетий. Но св. Василий говорит: «поскольку действие творения мгновенно и не подлежит времени, то и сказано в начале сотвори, потому что начало есть нечто не состоящее из частей и непротяженное… Итак, чтобы мы уразумели вместе, что мир сотворен хотением Божиим не во времени, сказано: в начале сотвори. В означение сего древние толкователи, яснее выражая мысль, сказали: вкратце сотвори Бог, то есть: вдруг и мгновенно».

Объяснив то, как земля держится в пустом пространстве, не смешиваясь ни с воздухом, ни с водою и не изменяя своего положения по отношению к другим планетам, говорит: «если в сказанном доселе кажется тебе что-нибудь правдоподобным, то обратись с удивлением к Божией премудрости, которая так cиe устроила. Ибо изумление перед великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что-нибудь необычайное. А если и не открыть, то простота веры да будет крепче доказательств от ума.

Беседа 2. В этой беседе показывает, что прежде нежели мир получил бытие во вне и сделался видимым, он уже существовал в мысли Божией со всеми подробностями своего последующего бытия. Для осуществления этого пока еще в идее существовавшего мира, Он создал потребную для этого материю и материи дал силы, необходимые для достижения предположенной цели. «Бог,– говорит св. Василий, – прежде нежели существовало что-нибудь из видимого ныне, положил в уме и подвигшись привести в бытие не сущее, вместе и помыслил, каким должен быть мир, и произвел материю, соответствующую форме мира. Для неба отделил Он естество приличное небу и в форму земли вложил сущность, свойственную земле и для нее потребную. Огню же, воде, воздуху и формы дал, какие хотел и сущность их привел, как требовало умопредставление каждой из творимых вещей. И целый мир, состоящий из разнородных частей, связал Он каким-то неразрывным союзом любви в единое общение и в одну гармонию; так что части по положению своему весьма удаленные одна от другой, кажутся соединенными посредством симпатии (силы тяготения или магнетизма). Посему, да прекратят свои баснословные построения те, которые при помощи собственных умствований измеряют могущество, непостижимое для разумения и вовсе неизреченное на человеческом языке».

Все в мире как получило начало бытия от Бога, так и самые силы, сообщенные Богом природе, проявляли себя во вне не по случайному столкновении между собою, но по повелению творческого слова Божия: да будет. «Земля,– говорит св. Василий, – по силе, вложенной в нее Создателем, хотя готова была породить все cиe (т. е. разные сорты хлеба, травы и цветы), однако же ожидала приличного времени, чтобы по Божию повелению, произвести на свет свои порождения».

Беседа 3-я. В начале беседы св. Василий говорит: «увеселив вчера ваши души, по мере возможности собеседованием о словесах Божиих, опять собрались мы ныне на другой день, чтобы обозреть чудеса дел второго дня. Так как это было утро и день будничный, увидев в храме Божием разных ремесленников, пришедших в оный как для молитвы, так и для слушания его поучений, но которым предстоит еще необходимый труд для снискания себе и своему семейству пропитания, св. Василий ободряет их усердие своим словом показывая, что время, посвященное ими Богу, не пропадет бесплодно для них. Не сокрыто от меня и то, что среди нас стоят многие ремесленники, которые, занимаясь художественными рукоделиями, с трудом добывают себе пропитание дневною работою, и они-то обсекают у меня слово, чтобы не надолго отвлекаться от работы. Что же скажу им? То, что часть времени, данная в заим Богу, не пропадает, но вознаграждается Им с великим прибытком. Ибо все те обстоятельства, которые способствуют к делу, благоустроит Господь, предпочитающим духовное, подав в делах их и крепость тела, и усердие души, и удобство к сбыту работ, и благоуспешность в целой жизни. Но хотя бы в настоящей жизни плоды трудов ваших и не соответствовали вашим надеждам, по крайней мере, для последующего века доброе сокровище – учение Духа. Посему отложи из сердца всякое житейское попечение и весь соберись теперь сам в себя. Ибо мало пользы, если телом ты здесь, а сердце твое занято земным сокровищем». Какой назидательный пример представляют эти ремесленники и для настоящего времени, не только своим собратиям по ремеслу, но и людям более обеспеченным средствами к жизни! Как много находится таких людей, которые под предлогом многосложных занятий и забот в продолжение наступающего дня, не только отказываются от ежедневного посещения храма Божия, но и от домашней внимательной молитвы, забывая слово Премудрого: всуе труждается зиждущий, аще не Господь созиждет! И что же бывает плодом такой многопопечительной деятельности, в основу которой не хотели испросить от Бога благословения? Большею частью бывает или неуспех в деле или вредное для души и тела употребление полученных плодов. Конец же всему позднее раскаяние, а иногда с ропотом на Бога, Которого не хотели в свое время призвать себе на помощь.

Остановив внимание на словах: рече Бог, св. Василий спрашивает: как говорит Бог? Так же ли, как и мы? Нет, отвечает сам на вопрос: Божие хотение и первое устремление мысленного движения есть уже Божие слово».

Потом обращая внимание на то, что в начале сказано было: сотвори Бог небо и землю, так, – говорит он, – Писание могло бы сказать и далее: сотвори свет, а потом: сотвори твердь. – Но так как сказано: рече Бог, то этим Писание заставляет предполагать, что был некто слушающий глагол Божий и приводящий в исполнение повеления Божии. – Этим оборотом речи, – говорит св. Василий, – «Писание как бы окольною дорогою и постепенно приближает нас к мысли об Единородном. Но для естества бестелесного и в этом случае не было нужды в слове, произносимом посредством голоса, потому что Содействующему самые мысли могли быть переданы. Ибо какая нужда в слове тем, которые могут друг другу сообщать изволения свои мысленно?» – «Для того, – замечает далее – и употреблен этот образ разглагольствия, чтобы возбудить ум наш к исследованиям о Лице, к которому изречены слова.

Объясняя слова: и виде Бог, яко добро, – св. Василий говорит, – что Бог одобряет каждую часть своего творения не как человек, которому нравится и на которого производить приятное впечатление внешняя форма предмета, но как великий художник, видящий в каждой отдельной части своего творения способность и силу к достижению общей цели, предположенной для всего вообще мира. «Созидаемое Богом, – говорит он, – не очам Божиим доставляет приятность и одобрение красоты у Бога не таково, как у нас. Для Него прекрасно то, что совершено по закону искусства, направлено к благопотребному концу. Посему-то Предположивший явственную цель созидаемого, одобрял творимое по частям, соображаясь со Своими художническими законами, поколику оно служило к достижению конца. – Когда рука лежит сама по себе, а глаз особо и каждый член статуи положен отдельно, тогда не для всякого покажутся они прекрасными. А если все поставлено на своем месте, то красота соразмерности часто и с первого взгляда усматривается даже невеждою. Но художник и прежде сложения знает красоту каждой части и хвалит ее отдельно, возводя мысль свою к концу. Подобным художником, одобряющим каждое свое произведение порознь, изображается теперь и Бог. Но Он воспишет приличную похвалу и целому миру вместе взятому, когда будет он сотворен».

Но как начал свою беседу св. Василий внимательностью к ремесленникам, пришедшим в храм для слушания его поучений, так и оканчивает оную обращением своего слова к ним же. «Да прекратится у нас слово о втором дне, чтобы трудолюбивым слушателям осталось времени исследовать слышанное и что полезно, то удержать в памяти и посредством тщательного размышления, как бы посредством некоторого переварения, приуготовить к изнесению из себя служащего на пользу, и чтобы снискивающим пропитание трудами иметь досуг кончить свои попечения в остающееся свободным время и с душею, чистою от забот, прийти на вечерний пир слова». Какая удивительная неутомимость в проповедании слова Божия в великом учителе истины! Утром произнесена была беседа, к вечеру уже готовится другая! Но какая, достойная великого учителя ревность к слушанию его слова в его учениках! Несмотря на предстоящие им труды для снискания дневного пропитания, спешат к слушанию его слова и рано утром, и поздно вечером.

Эту беседу св. Василий заключил благожеланием всем, как присутствовавшим в храме, так и тем, которые не довольствуются при воззрении на этот видимый мир воспринятием одних впечатлений от внешних предметов, но желают от видимого восходить мыслью и к невидимому чувственными очами Творцу вселенной. «Бог, создавший великое, да даст вам во всем разумение истины Его, чтобы вы из видимого познавали невидимое, из величия и красоты тварей собирали подобающее понятие о Сотворшем нас. Невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1, 20). Да даст вам и в земле, и в воздухе, и в небе, и в воде, и в ночи, и во дне, и во всем видимом собирать ясные напоминания о Благодетеле. Ибо не оставим никакого времени грехам, не уступим места врагу в сердцах своих, если через непрестанное памятование будем вселять в себе Бога, Которому всякая слава и поклонение ныне и всегда и во веки веков».

Беседа 4-я. В начале этой беседы, чтобы возбудить внимание присутствовавших в храме к слушанию повествования о дивных делах Божиих и отклонить предлог к отречению от сего, спасительного для души дела утомительностью продолжительных бесед, указывает, что находятся люди, которые не утомляются насыщать с раннего утра до позднего вечера свои взоры и зловредными для души представлениями. Эта-то неутомимость неблагомыслящих людей показывает, что человек много имеет силы для дела, которое любит; если же утомляется продолжительною церковною службою или церковною проповедью, то потому только, что или не сознал еще пользы для своей души от этого дела и не сумел развить в себе любви к нему. «Есть города, – говорит он, – в которых жители, с глубокого утра до самого вечера, насыщают взоры всякая рода представлениями чудесников и сколько ни слушают каких-нибудь нескромных и неблагочинных песен, от которых в душах необходимо зарождается много бесстыдства, однако не могут их наслушаться. Даже многие почитают таких людей счастливыми, потому что они, оставив торговлю на рынках или занятия искусствами, необходимыми для жизни, в праздности и забавах проводят определенное им время жизни, не зная, что позорище, обильное нескромными зрелищами для присутствующих в нем, служит общим и народным училищем распутства и что самые стройные звуки свирелей и блуднические песни, напечатлевшись в душах слушателей, не к иному чему побуждают всех, как только к бесчинству. А страстные охотники до конских ристалищ и во сне состязуются о конях, перепрягают колесницы, переменяют возничих, и вообще даже в сонных мечтаниях не покидают дневного безумия. Итак мы ли, которых Господь, великий Чудотворец и Художник созвал теперь, чтобы явить нам дела Свои, мы ли отяготимся созерцанием или обленимся выслушать словеса Духа? Не обступим ли напротив того сию великую и полную разнообразия художническую храмину Божия созидания, и востекшии каждый своею мыслью к временам давним, не будем ли рассматривать украшение вселенной»?

И рече Бог: да соберется вода... в собрание едино. «Может быть, – говорит св. Василий, – иной спросит: почему принадлежащее воде по природе, то есть силу стремиться вниз по скату, Писание приписывает повелению Зиждителя? В других словах, но и ныне задают тот же вопрос. Говорят: когда вследствие вулканических извержений и передвижения огненной расплавленной массы, находящейся внутри земли, образовались горы и глубокие впадины на поверхности земной коры, тогда естественно по силе тяготения воды, покрывавшие доселе всю поверхность земли, должны были стечь в низменности и котловины, а возвышенные места осушиться без особого на то повеления Зиждителя». К чему же слово: да соберется. «Ответствуем, говорит св. Василий: тебе известны стали движения воды после повеления Владыки. Теперь она везде растекается, непостоянна, по природе стремится в покатые и вогнутые места, но какую силу она имела прежде, нежели вследствие сего повеления произошло в ней такое стремление к движению, сего сам ты не знаешь и не мог слышать от какого-либо очевидца… Если воды текут, то cиe по Божию повелению; и если море заключено внутри своих пределов, то cиe есть следствие первого законоположения… Глагол творит самое естество и повеление, данное тогда твари, определило порядок сотворенного и на последующее время». Что же такое после сего определения силы природы, которым естествоиспытатели, непознавшие Бога в природе, придают столь могущественную и зиждительную силу? Силы природы суть не более и не менее, как продолжение действия того же всемогущего и зиждительная слова Творца вселенной, которое произнес Он в начале: да будет и проч. Некоторое подобие к уяснению действия творческого слова Божия можно находить и в действиях человеческих. Царь сказал слово, чтобы известные корпуса войск в известные сроки года передвигались с одного пункта его царства на другой и, по прошествии некоторого промежутка времени возвращались на прежний пункт. Пока слово царское не будет отменено или изменено им же самим, войска и будут передвигаться по назначению. Кто передвигает войска с места на место? Простак, обращающий внимание только на посредствующие орудия, конечно, скажет, что пехоту передвигают собственные ноги пехотинцев, а кавалерию лошади. Но человек, способный восходить мыслью к первоначальной причине движения войск, несомненно скажет, что войска передвигает царское слово. Так человек, неспособный подняться мыслью к первоначальной и верховной Причине всего живущего, двигающего и двигающегося, все видимые явления природы приписывает, как главнейшим и единственным факторам, силе тяготения, силе упругости, силе химического сродства, или чему-либо подобному. Но человек, поднятый верою к сознанию верховной Причины говорит, что все в мире производит Бог и без Него ничего не происходит ни даже самомалейшего, как падение волоса с головы. И потому с молитвою обращается не к посредствующим причинам некоторых событий в нашей жизни, благоприятных или неблагоприятных, но к верховной причине – Богу.

Продолжая выяснять ту мысль, что все на земле при первоначальном творении, происходило не вследствие известных ныне сил природы, но единственно по действию творческого слова Божия, обращает внимание на следующие места Писания: и да явится суша. «Не сказал Бог: да явится земля; чтобы не показать ее еще не устроенною, грязною, смешанною с водою, не получившею свойственного ей образа и надлежащей силы, а вместе чтобы причину осушения земли не приписали мы солнцу, – Создатель произвел сухость земли до сотворения солнца. Вникни же в смысл написанного; не только излишек вод стек с земли, но даже вода, смешанная с землею во глубине, вышла из нее (т. е. из земли, от чего и произошла суша), повинуясь непреложному повелению Владыки». И не тысячелетия требовались для этого, как ныне думают некоторые, но за творческим словом Божиим тотчас же следовало исполнение. И рече Бог: да явится суша, и быстъ тако.

Обращая опять внимание на слова: и виде Бог яко добро, говорит: «Писание показывает не то, что Богу открылся какой-то приятный вид моря. Ибо Творец не очами рассматривает красоту тварей, но с неизреченною премудростью созерцает происходящее. Усладительно правда зрелище – море белеющееся, когда царствует на нем постоянная тишина; усладительно также, когда хребет его, зыблемый тихими ветрами, представляется зрителям в пурпурном или лазурном цвете, когда оно не ударяет сильно в смежную сушу, но как бы лобзает ее в мирных объятиях: однако не должно думать, чтобы по словам Писания и Богу в таком же смысле казалось море прекрасным и приятным; напротив того в Писании красота определяется относительно к мирозданию».

«Итак, море прекрасно перед Богом, потому что влага из него идет по земным глубинам; оно прекрасно также и потому, что служит приемником рек, принимает в себя отовсюду потоки и не выступает из своих пределов. Прекрасно и потому, что служит началом и источником воздушных вод, когда нагревается лучами солнечными и отлагает от себя посредством испарения тонкие частицы воды, которые будучи привлечены в горнее пространство и потом охлаждены, как возвысившиеся далее, нежели куда простираются лучи, отраженные земною поверхностью, при возрастающем холоде делаются дождем и утучняют землю... Море прекрасно перед Богом и в другом отношении, потому что ограничивает собою острова и служит им вместе и украшением и ограждением; а еще и потому, что приводит собою в связь самые отдаленные друг от друга части твердой земли, доставляя беспрепятственное сообщение мореплавателям, через которых снабжает нас сведениями о неизвестном, обогащает купцов, удобно удовлетворяет нашим жизненным потребностям, доставляет возможность изобилующим сбывать излишнее, а нуждающимся вознаграждать свои недостатки.» Далее показывает, что всей красоты́ моря, в какой оно явилось очам Творца определяющего достоинство части по отношению к целому и описать невозможно.

Беседа 5. В этой беседе св. Василий подтверждает прежде высказанную мысль, что в начале творения мира все возникало к бытию не вследствие известных ныне сил природы, а единственно вследствие творческого слова Божия. И самые силы природы возникли к бытию и деятельности вследствие того же творческого слова Божия вместе с теми предметами, на которые они могли иметь влияние и сами по себе составляют не причину бытия тварей, но только способ обнаружения в последующие времена однажды произнесенного Богом творческого слова. Все в последующие времена начало проявляться в таких формах и при таких внешних пособиях, какие предначертаны были в плане Божественном еще до сотворения какой-либо твари. Травка, возникающая в настоящее время от семени, порожденная первоначальною былинкою по повелению творческого слова Божия: да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду, – для первоначального своего возникновения из земли семенем для себя имело творческое слово Божие: да прорастить земля былие. – И последующий порядок возникновения совершеннейших растений не тот был, какой указывают близорукие современные естествоиспытатели. Не папортники и водоросли возникли прежде, а потом уже, через несколько тысячелетий, когда воздух очистился от чрезмерного количества водяных паров, наполнявших атмосферу и лучи солнечные получили свободный доступ к земле, появились и величественные пальмы. Нет, все на земле возникло немедленно по произнесении творческого слова Божия: да произрастит земля былие травное, сеющее семя по роду, и древо плодовитое, творящее плод по роду, не дожидаясь даже появления на тверди небесной светящего и согревающая светила небесного – солнца. Единственным законом и единственною силою для первоначального возникновения всех родов растений, покрывших землю, было обнаружение воли Божественной в слове: да прорастит. Потом уже, когда возникло все царство растительное по мановению воли Божественной, начало продолжать свое существование по способу, указанному самим же Богом. – «После того, как земля, сложив с себя бремя воды, – говорит св. Василий, – успокоилась, весьма прилично ей дано повеление произращать сперва траву, потом дерева, что как видим совершается еще и ныне. Ибо тогдашний глагол и первое оное повеление сделалось как-бы естественным некоторым законом и осталось в земле и на последующие времена, сообщая ей силу рождать и приносить плоды… Земля должна сама собою произвести прозябение не имея нужды ни в каком постороннем содействии. Поскольку некоторые думают, что причина произрастающего из земли – в солнце, которое притяжением теплоты извлекает на поверхность земли таящуюся в глубине силу, то земля украшается прежде солнца, чтобы заблуждающие перестали поклоняться солнцу и признавать, будто оно дает причину жизни. Посему – если убедятся, что вся земля украшена до сотворения солнца, то уменьшат безмерное к нему удивление, рассудив, что оно по бытию позднее травы и зелени… Земля, соблюдая законы Создателя, начав с ростка, в краткое мгновение времени прошла все виды возрастания и тотчас довела прозябения до совершенства. Луга наполнились изобильною травою; плодоносные равнины, воздымаясь от жатв в колебании класов сохранили подобие волнующегося моря. Всякая зелень и всякий род овощей, все, что растет кустарником и что приносит стручковые плоды, во всем изобилии явились тогда на земле. Ибо ничто тогда не останавливало произрастания; неопытность земледельцев, неблагорастворенность воздуха и какая-либо другая причина не делала вреда возникнувшему. Осуждение еще не препятствовало плодородию земли: все cиe было прежде греха, за который осуждены мы в поте лица своего есть хлеб. Сказано: да прорастить древо плодовитое. По сему глаголу сгустились кустарники, выбежали из земли все деревья, обыкновенно достигающие чрезвычайной высоты – ели, кипарисы, кедры, певги; все мелкие дерева сделались вдруг ветвистыми и густыми; явились употребляемые для венцов растения – розы, мирты и лавры. Ничего этого прежде не было на земле и все в одно мгновение времени пришло в бытие с принадлежащим каждому свойством, самыми явными разностями отличенное от растений инородных и узнаваемое по свойственному для каждого признаку».

«Да прорастит земля. Краткое cие повеление тотчас стало великою природою и художественным словом, быстрее нашей мысли производя бесчисленные свойства растений. Тоже повеление, и доныне действуя в земле, побуждает ее по истечении каждого года обнаруживать силу свою, какую она имеет к произведению трав, семян и дерев. Как кубарь, по силе первого данного ему удара, совершает последующие обращения, когда описывает круги, соблюдая в себе средоточие неколеблемым, так и последовательный порядок природы, получив начало с первым повелением, простирается на все последующее время, пока не достигнет общего скончания вселенной. К нему будем поспешать и мы все, плодонося добрые дела и преисполняясь ими, да насаждени в дому Господни, во дворех Бога нашего процветем (Пс. 91, 14) о Христе Иисусе Господе нашем»

Показав пользу всех растений для человека или для животных, назначенных для пользования человеку, обращает внимание и на то, что между растениями есть немало и таких, которые приносят вред человеку. «Итак что же? спрашивает св. Василий. Ужели откажемся приносить благодарение за полезное и станем обвинять Создателя за разрушительное для нашей жизни? А не рассудим того, что не все создано для нашего чрева. Напротив того, как назначенное нам в пищу у нас под руками и всякому известно, так каждая сотворенная вещь в целом творении выполняет какой-нибудь свой особенный закон. Поскольку воловья кровь для тебя яд, то ужели посему самому надлежало или не творить сего животного или сотворить вола бескровным, хотя сила его для стольких потреб нужна нам в жизни! Но тебе довольно живущего в тебе разума, чтобы предохранить себя от вредного. Если овцы и козы умеют избегать злотворного для их жизни посредством одного чувства различая вредное, то скажи мне, ужели трудно уклониться от ядовитого тебе, у которого есть и разум и врачебная наука, указывающая полезное, и опыт предшественников, внушающий убегать вредного? Но из сего ничто не сотворено напрасно и без пользы. Ибо оно или служит пищею какому-либо животному или с помощью врачебной науки открывается годным для нас самих, служа к облегчению каких-нибудь недугов. Скворцы питаются болиголовом и по устройству своего тела не терпят вреда от яда; чемерица служит пищею перепелам и они по своему сложению остаются невредимыми. Но сии же самые растения и нам иногда бывают полезны. Мандрагорою врачи наводят сон и опиумом успокаивают жестокие боли в теле. А некоторые болиголовом усмиряли ярость вожделений, чемерицею же искореняли многие застарелые болезни. Посему, за что думал ты обвинять Творца, то самое обратилось для тебя в побуждение к большей благодарности».

Показав ту пользу, какую растительное царство приносит человеку по отношению к его телу, указывает и на то, что благоразумный и размышляющий человек, при воззрении на это царство, много может извлечь полезных уроков и для своей души. «Мне желательно,– говорит св. Василий, – тверже укоренить в тебе удивление к твари, чтобы ты, где находишься и какой род растений ни встречаешь, всегда возобновлял в себе ясное воспоминание о Творце. Посему, во-первых, когда видишь на траве зелень и цвет, приводи себе на мысль человеческое естество, припоминая изображение мудрого Исаии: всяка плоть, яко сено, и всяка слава человека, яко цвет травный (Ис. 40, 6). Кратковременность жизни, непродолжительность радостей и веселий человеческого благоденствия нашли себе у Пророка самое приличное уподобление. Сего дня цветет телесно, утучнен от наслаждений, сообразно с цветущим возрастом имеет свежую доброцветность, бодр, развязен, неудержим в стремлении, а на утро он же самый жалкий или увянув от времени или ослабев от болезни. Иной обращает на себя взоры изобилием богатства; вокруг его множество льстецов, сопровождение притворных друзей, уловляющих его благосклонность, множество сродников, которые носят на себе личину; многочисленный рой слуг, то заботящихся о его пище, то исполняющих другие его потребности, которых влачит он за собою, выходя из дому и возвращаясь домой и тем возбуждает зависть встречающихся. Присовокупи к богатству какую-либо гражданскую власть или почести от царей, или управление народом, или начальство над войском, жезлоносцев, которые здесь и там вселяют в подначальных сильный ужас, побои, описание имущества, взятие под стражу, темницы, что все увеличивает в подчиненных нестерпимый страх. И что же после сего! Одна ночь, или горячка, или боль в боку, или воспаление легких похитив сего человека из среды людей, сводит с позорища и место его действия вдруг делается опустевшим и эта слава оказывается ничем, как сновидение. Посему-то составилось у Пророка уподобление человеческой славы самому слабому цветку».

Упомянув о том, что на пшеничном колосе иногда вырастает куколь, нарост не только бесполезный для питания, но и даже вредный для здоровья, говорит: «подобные наросты на здоровом колосе изображают собою тех, которые искажают учение Господне, не изучили Писания как должно и повреждены учением лукавого, но присоединяются к здравому телу Церкви, чтобы неприметно сообщить свое повреждение незараженным».

Указав на то, как возделываются виноградники и как растет виноградная лоза, св. Василий говорит: «достаточно для тебя и одного взора и разумный взгляд на виноградную лозу внушит тебе о чем напоминает природа. Ибо помнишь конечно, об уподоблении Господа, Который называет Себя лозою и Отца делателем, каждого же из нас именует розгою, через веру насажденною в Церкви и побуждает нас к многоплодию, чтобы не преданы мы были огню по осуждении за бесплодность (Ин. 15, 16). И Он не перестает везде уподоблять человеческие души виноградным лозам. Ибо сказано: виноград быстъ возлюбленному в розе, на месте тучне. И: лозу насадих и оградах ограждением (Ис. 5, 1–2). Очевидно, что под виноградом разумеет человеческие души, для которых соградил ограждение – оплот заповедей и охранение от Ангелов. Ибо ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его (Пс. 33, 8). Потом как бы и окоп сделал около нас, положив в Церкви первее апостолов, второе пророков, третие учителей (1Кор. 12, 28). Примерами же древних и блаженных мужей возводя мысли наши на высоту не оставил их поверженными долу и достойными попрания. Он хочет также, чтобы мы, как бы некоторыми завивками, соплетались с ближними объятиями любви и упокаивались в них, и всегда стремясь к горнему, как вьющиеся виноградные ветви, старались уравниваться с вершинами самых высоких. Он требует еще, чтобы мы терпели, когда окапывают нас. А душа окапывается через отложение мирских забот, которые составляют бремя для наших сердец. Посему отложивший плотскую любовь и привязанность к богатству, и признавший презренным и смешным пристрастие к здешней бедственной славе как бы окопался и обновился в силах, свергнув с себя напрасное бремя земного мудрования. Не должно же по слову притчи разрастаться в ветви, то есть жить на показ и домогаться похвалы за вмешность; но надобно быть благоплодным, предоставляя истинному Земледелателю показание дел».

Заметив, что кислые гранаты и горький миндаль, когда ствол у корня будет провернут и в самую середину сердцевины впущен сочный клин из певга, переменяют горький свой сок на приятный, говорит: «да не отчаивается в себе никто из проводящих жизнь во грехе, зная что как земледелие изменяет качество растений, так попечительность души о добродетели может одержать верх над всякими недугами».

Припомнив пример из деятельности садовников, которые для укрепления сил и лучшего оплодотворения садовых смоковниц вместе с ними сажают и дикие, св. Василий говорит: «о чем же дает тебе разуметь эта загадка природы? О том, что мы часто и у людей, чуждых веры, должны заимствовать себе побуждение к показанию добрых дел. Если видишь, что живущий в язычестве или отторгнутый от Церкви какою-либо превратною ересию, целомудрен по жизни и во всем прочем старается о нравственном благочинии, то тем паче ты напрягай свое старание уподобиться плодоносной смоковнице, которая собирает силы из приближенных к ней диких смоковниц, перестает истаивать и тщательнее питает свой плод».

Беседа 6-я. В этой беседе кратко упомянув о том, что всему предшествовали небо и земля, после них сотворен свет, различены ночь и день; потом опять твердь и явление суши; потом вода совокуплена в постоянное и определенное собрание; земля наполнилась собственными произведениями, произрастив бесчисленные роды трав и обогатившись растениями всякого рода, – св. Василий, замечает, – что солнца и луны еще не было, «дабы неведующие Бога не именовали солнца начальником и отцом света, и не почитали его зиждителем земных произрастений. Посему настал четвертый день, и тогда рече Бог: да будут светила на тверди небесной… указывается и потребность, по которой сотворены светила. Сказано: освещати землю. Если сотворение света предшествовало, то почему говорится, что и солнце теперь сотворено также освещати? Тогда произведено было самое естество света, а теперь приуготовляется это солнечное тело, чтобы оно служило колесницею тому первобытном свету.

Такое объяснение св. Василия Великого согласно и с новейшими открытиями естествоиспытателей. Новейшие исследования естествоиспытателей показали, что причина света заключается не в светилах небесных, кажущихся нам разливающими свой свет повсюду, но в эфире – тончайшей материи, разлитой по всему мировому пространству и именно в определенном количестве колебаний этой тончайшей материи в секунду. Следственно, когда сотворена была Богом световая материя, тогда для освещения земли днем нужно было только возбудить до известной степени деятельность этой световой материи. И причиною, возбуждавшею деятельность этой световой материи днем и приводившею ее в спокойное состояние ночью, было творческое слово Создавшего оную. Но Бог, создавши однажды что-либо, созданному Им давал определенные законы для продолжения своего существования в последующее время. Так, произведши на земле в начале все растения одним своим творческим словом, дал этим растениям закон продолжать свое дальнейшее существование через осеменение.  – Объяснение св. Василия, что солнечное тело создано для того, чтобы оно служило колесницею тому первобытному свету, также согласно с новейшими открытиями астрономов. По их наблюдениям оказалось, что солнце есть темное тело как и все другие планеты, но окружено со всех сторон густою массою световой материи. Это та световая материя, разлитая прежде повсюду, по повелению Божию, главным образом сосредоточилась около солнца, и солнцу, создавшим оное Богом, как главному сосредоточию световой материи, повелено во все последующие времена до скончания мира, быть в знамения, и во времена, и во дни, и в лета.

Далее в этой беседе св. Василий объясняет, какую пользу приносят земле солнце и луна, как они служат иногда признаком разных перемен в атмосфере, а вместе с этим обличает заблуждения еллинских мудрецов, которые такое большое значение придали влиянию небесных светил на землю, что поставляли в зависимость от них, не только благоденствие и несчастные приключения в жизни человека, но и самые нравственные расположения его души.

Беседа 7-я. В этой беседе говорится о возникновении царства живых существ: птиц, рыб и всякого рода пресмыкающихся. – Современные естествоиспытатели измеряющие непостижимое для ума человеческого всемогущество Божие своим бессилием и порядком действия известных ныне сил природы, порожденных Богом же и действующих в том порядке, какой им указан Им же, – говорят, – что Творцом создана была одна животная клеточка, из которой, в продолжение многих тысячелетий, через постоянное усовершенствование развились уже совершеннейшие организмы. Кто не увидит в таком умствовании одной игры слов с совершенным отсутствием здравой мысли! По мнению таких мыслителей силы природы столько могущественны, что могли из микроскопического инфузория или бесформенного слизняка, хотя через очень длинный промежуток времени, извести корову, лошадь, обезьяну и наконец человека, но вместе с тем столь бессильны, что не могли даже произвести и одной животной клеточки. – Итак, ложь сама себя уничтожает, следовательно, не стоит труда разоблачать ее в подробностях.

Мы, как ученики воплощенной Истины – Господа нашего Иисуса Христа, послушаем лучше повествование пророка Μοисея о творении живых существ, и просвещенного Духом Божиим св. Василия Великого.

И рече Бог, говорит пророк Моисей: да произведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по тверди небесной, по роду (Быт. 1, 20). «Вышло повеление, – говорит св. Василий, – и тотчас реки производят и озера рождают свойственные себе и естественные породы; и море чревоболезнует всякого вида плавающими животными. Где только ни была вода, в болотах и тинистых местах, – она не остается бездейственною и неучаствующею в размножении тварей. Ибо нет сомнения, что из воды возникли жабы, мошки и комары. Видимое ныне служит доказательством и прошедшего. Так, всякая вода спешила исполнить повеление Зиждителя; деятельная и самодвижная жизнь тварей немедленно явлена великою и неизреченною Божиею силою, потому что повелением Божиим сообщена водам способность живорождать..... Глас повеления краток или лучше сказать, это не глас, а только мановение и устремление воли: но мысль, заключающаяся в повелении, столько же многообъемлюща, сколько есть различий и сходств у рыб и всех пресмыкающихся»…

«Да изведут воды гады душ живых по роду. Теперь повелевает произойти начаткам каждой породы, и как бы некоторым семенам естества, а множество живых тварей сокрыто в последующем преемстве, когда нужно им будет расти и множиться».

Вот повествование о творении первоначальных живых существ, сколько естественное и понятное для ума человеческого, столько же и соответствующее всемогуществу Творца. Все живые и чувствующие твари, еще до пробуждения своего к бытию, существовали в мысли Божией и когда воля Божия подвиглась к осуществлению Его мысли, все немедленно появилось на свет и тогда уже дан был закон Творцом о способе продолжения рода каждой твари и месте жизни и средствах питания. И каждая тварь, справедливо признаваемая неспособною к размышлению, во всей точности исполняет божественный закон, повинуясь первому всемогущему слову Зиждителя. Не будем уже говорить о птицах, перелетающих тысячи верст в страны, удобные для их питания и деторождения: без всякого определены их пути поверстными знаками и иногда возвращающихся на те же самые места и гнезда, где они вывели своих детей в прошедшее лето. Не будем говорить и о рыбах, в определенные сроки, без всякого открытого повеления, передвигающихся огромными массами в места более способные для их питания и продолжения своего рода. Каждое насекомое знает, как ему продолжить свой род, где положить зародыш будущего потомства, как охраниться от вредных влияний погоды и чем пропитать будущих своих нарождений до развития в них способности для поддержания своего бытия собственными силами. Кто их всему этому научил? Никто конечно, кроме Бога, изрекшего однажды навсегда: раститеся и множитеся, и наполняйте воды, яже в морях: и птицы да умножатся на земли (Быт. 1, 22).

Все в творениях Божиих, на что ни взглянешь, малое и великое, все напоминает о премудрости и благости божественной; и человек благонамеренный и размышляющий всегда сумеет из рассматривания тварей извлечь назидание для своей души. Этими-то уроками природы св. Василий пользуется, чтобы не только удовлетворить любопытству с жадностью внимавших его слову слушателей, но и научить их пользоваться разными явлениями природы для назидания своих душ.

Обратив внимание на то, что рыбы для деторождения и более удобного воспитания своих юных порождений в пресных водах, большими массами передвигаются из соленых вод морей в более пресные воды заливов и рек, спрашивает: «кто же их движет? какое царское повеление, какие указы, прибитые на площади извещают о наступившем сроке? Кто у них проводники? Видишь, как Божие распоряжение все заменяет собою и доходит до самых малых тварей! – Рыба не прекословит Божию закону, а мы человеки не соблюдаем спасительных наставлений. Не презирай рыб, потому что они совершенно безгласны и неразумны: но бойся, чтобы не сделаться тебе неразумнее и рыб через противление постановлениюТворца… Если неразумные твари догадливы и искусны в попечении о собственном своем спасении, и если рыба знает, что ей избрать и чего ей бегать; что скажем мы, отличенные разумом, наставленные законом, побуждаемые обетованиями, умудренные Духом и при всем том распоряжающие своими делами неразумнее рыб? Ибо они умеют промышлять несколько о будущем, а мы, отринув надежду на будущее, губим жизнь в скотском сластолюбии. Рыба меняет столько морей, чтобы найти какое-нибудь удобство, что же скажешь ты, провождающий жизнь в праздности? Праздность начало злых дел. Никто да не извиняется неведением. В нас вложен природный разум, который учит присвоять себе доброе, а удалять от себя вредное».

«Не могу умолчать, – говорит еще св. Василий, – о лукавстве и вороватости полипа, который всякий раз принимает цвет камня, к которому легко пристает; почему многие рыбы без опасения плавая, приближаются к полипу точно как к камню и делаются готовою добычею хитреца. Таковы нравом те, которые угождают всякой преобладающей власти, каждый раз сообразуются с обстоятельствами, не держатся постоянно одного и того же намерения, удобно делаются то тем, то другим, с целомудренными уважают целомудрие, с невоздержными невоздержны, в угодность всякому переменяют расположения. От таких людей нелегко уклониться и спастись от наносимого ими вреда, потому что задуманное ими лукавство закрыто личиною дружбы. Людей такого нрава Господь называет волками хищными, которые являются в одеждах овчих (Мф. 7, 15). Бегай на все изворотливого и многоличного нрава; домогайся истины, искренности и простоты. Змея пестровидна, за то и осуждена пресмыкаться. Праведник не лукав: посему вселяет Господь единомысленныя в дом (Пс. 67,7).

В заключение беседы св. Василий говорит: «здесь принуждают меня положить конец слову и телесная немощь и вечернее время, хотя для любителей слушания и мог бы я присовокупить еще много достоудивительного о морских произведениях... Но спасшись из глубин прибегнем на твердую землю⁹⁵. Ибо чудеса мироздания, одно за другим подавляя нас собою, как бы подобно волнам, частыми и непрерывными притоками держали слово наше погруженным в водах; хотя и то будет удивительно, если мысль наша не встретит на твердой земле еще больших чудес и по примеру Ионы, не побежит опять к морю. Но мне кажется, что слово мое, увлекшись тысячами чудес, забыло соразмерность и подверглось одной участи с плавающими по морю, которые не имея непременных знаков к измерению своего движения, часто не знают далеко ли уплыли. Тоже, кажется мне, случилось и с нами: пока слово обтекало творение, мы и не почувствовали множества нами сказанного. Но хотя честное cиe собрание и имеет охоту к слушанию и для слуха рабов приятно повествование о чудесах Владычних, однако же, здесь введя слово в пристань, подождем дня, чтобы пересказать остальное. Восстанем же все, возблагодарим за сказанное и помолимся об исполнении оставшегося. Да будет у вас и во время принятия пищи предметом застольных бесед как то, чего коснулось слово утром, так и то, что излагало оно вечером; в мыслях о сем застигнутые сном и почивая да насладитесь дневным веселием, чтобы можно было сказать вам о себе: Аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. 5, 2), день и ночь поучаясь в законе Господа».

Обратим снова внимание, как на неутомимость вдохновенного проповедника, который несмотря на телесную немощь и истощенность сил физических, побуждаемый неутомимою ревностью духа, утром и вечером назидал свою паству словом, так и на ycepдие к его слову в слушающих, которые несмотря на дневные труды и заботы, утром и вечером являлись в храм Господень. Примем не к сведению только, но и к исполнению слова св. Василия о том, чтобы предметом наших бесед за столом было то, что коснулось нашего слуха в храме Божием или из службы церковной или из произнесенного пастырем церкви поучения. Ныне, к великому прискорбию, предметом разговора за столом и после стола по большей части, бывают пересуды разных лиц, знаемых и незнаемых, сплетни и бесчинный смех, так что вступившему в такое общество людей трудно бывает определить, христианское ли это общество или языческое.

Беседа 8-я. В этой беседе св. Василий подтверждает прежде высказанную мысль, что все пришло к бытию вдруг в полном совершенстве своего развития, а потом уже каждый род живых существ должен был продолжать свое существование указанным от Бога способом.

И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду, и четвероногая, и гады, и звери земли по роду: и быстъ тако (Быт. 1, 24). – «Когда сказал: да изведет, не значит, что земля износит уже находившееся в ней, но Давший повеление даровал земле и силу извести. Ибо когда земля услышала: да произрастит былие травное и древо плодовитое: не скрытую какую-нибудь в ней траву извела из себя, не таившееся где-нибудь внизу в недрах ее пальмы, или дуб, или кипарис пустила на свою поверхность, но Божие слово созидает естество тварей. Да прорастит земля: изринет не то, что имеет, но, да приобретет то, что не имеет, поколику Бог дарует силу действовать. Так и теперь: да изведет земля душу живу, не ту, которая уже в ней, но ту, которая дана ей Богом через самое cиe повеление».

Далее в этой беседе св. Василий показывает, как превосходство в организации птиц над рыбами, так и в даровании им большей степени развитости в инстинктивном понимании средств к удовлетворению своих естественных нужд. Вместе с сим показывает, что как птицы, так и животные употребляют те только средства и способы к поддержанию своего существования, какие указаны им Богом, не изменяя их на другие; что показывает в них как безусловную и вместе бессознательную покорность воле Божией так и неспособность к самоусовершенствованию, каковое преимущество дано только человеку.

Беседа 9-я. В этой беседе, сравнивая устройство тела четвероногих животных с устройством человека и обращая слово свое к предстоявшим в церкви, говорит: «твоя голова поднята к небу, очи твои взирают горе. Потому хотя ты иногда бесчестишь себя плотскими страстями, работая чреву и низшему чрева, приложившись скотам несмысленным и уподобившись им (Пс. 48, 13); однако же, тебе прилично иное попечение – высших искати, идеже есть Христос (Кол. 3, 1), мыслию своею быть выше земного. А какой дан тебе вид, так располагай и своею жизнью. Житие свое имей на небесех (Флп. 3, 20). Истинное отечество твое – горний Иерусалим; граждане и соотечественники твои – первородные написанные на небесех (Евр. 12, 20).

Некоторые неразумные мыслители, рассматривая видимую природу, вместо того, чтобы благоговеть перед премудрым и преблагим Творцом, стараются обвинить Творца за сотворение ядовитых насекомых и свирепых животных, наносящих нередко вред человеку. Но св. Василий показывает таким кощунным мыслителям, произносящим хулу на Святого, что если звери, вместо покорности человеку, как назначено было в начале, нападают на него и наносят вред ему: то причиною этому не Бог, а сам человек, противлением своим Богу возмутивший против себя и всю тварь. Но и теперь человек, когда достигает чистоты и святости, в какой находился первозданный человек до своего падения, остается не только невредимым со стороны ядовитых змей, но и полновластным владыкою самых свирепых зверей, как доказывают примеры многих святых.  – «Никто не ставь в вину Творцу, – говорит св. Василий, – что Он произвел животных ядовитых, разрушительных и враждебных нашей жизни. Иначе станет кто-нибудь винить и пестуна, что он удобоподвижность юности приводит в порядок ударами и бичами уцеломудривает предерзость. Звери делаются и доказательством веры. Веришь ли Господу, сказавшему: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия (Пс. 90, 13)? И по вере имеешь ты власть попирать змей и скорпионов. Разве не знаешь, что ехидна, прикоснувшаяся к Павлу, когда он собирал хворост, не сделала ему никакого вреда, потому что Святой нашелся исполненным веры (Деян. 28, 3–6). А если не имеешь веры, то бойся не зверя, а своего паче неверия, через которое сделал ты себя от всего удоборазрушаемым».

Беседы на Псалмы

Беседы на Псалмы произнесены были св. Василием в церкви и эти беседы также говорены были ежедневно, как видно из беседы на окончание 14 псалма. Мы имеем в настоящее время его беседы не на все Псалмы; но есть основание думать, что их было более: так, в беседе на Псалом 14, упоминается о другой беседе на тот же Псалом, говоренной накануне, которой мы не имеем. В конце беседы на первый Псалом обещает продолжение оной, но этого продолжения, однако же, не имеется в числе оставшихся бесед на Псалмы.

Предоставляя желающим для уяснения себе смысла Псалмов прочитать все беседы св. Василия, мы для ознакомления с ними наших читателей, укажем только на некоторые места, могущие послужить лучшим руководством нравственных действий и для современных христиан.

В беседе на первый псалом св. Василий прежде всего раскрывает ту всеобъемлющую пользу, какую приносят они читающим или поющим их. «Книга Псалмов, – говорит он, – объемлет в себе полезное из всех (священных) книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восстановляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же, сколько можно, истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое-то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным.... Если бы кто, как зверь, рассвирипел от гнева, как скоро усладит слух его Псалом, – пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением. Псалом – тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность... Псалом – убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен. Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища».

Блажен муж, иже не иде (не ходил) на совет нечестивых. Обращая внимание на слово: не иде, св. Василий говорит: «кто еще в живых, того нельзя назвать блаженным по неизвестности окончания жизни; но кто исполнил возложенные на него обязанности и заключил жизнь неукоризненным концом, того безопасно уже назвать блаженным. Почему же блажени ходящие в законе Господни (Пс. 118, 1)? Здесь Писание называет блаженными не ходивших, но еще ходящих в законе. Это потому, что делающие добро за самое дело достойны одобрения; а избегающие зла заслуживают похвалу не тогда, как они раз или два уклонятся от греха, но тогда, как возмогут навсегда избежать искушения во зле».

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Всякое сомнение о бытии Божием, суде Божием и промысле Божественном назвав советом нечестивых, св. Василий говорит: «посему блажен, кто не дал в себе места сомнению о Боге, кто не впал в малодушие при виде настоящего (т. е. превратности жизни и неравенства иногда в разделе внешнего благосостояния между праведными и нечестивыми), но ожидает чаемого, кто о Создавшем нас не возымел недоверчивой мысли».

«Блажен и тот, кто не стал на пути грешных. Путем называется жизнь, потому что каждый из рожденных поспешает к концу. Как сидящие на корабле без всякого усилия несутся ветром к пристани, и хотя сами того не чувствуют, однако же бег корабля приближает» их к цели: так и мы, с протекающим временем жизни нашей, как бы некоторым непрерывным и непрестанным движением в незаметном течении жизни, увлекаемся каждый к своему пределу. Например: ты спишь? а время утекает от тебя. Ты бодрствуешь, и мысль твоя занята? но вместе и жизнь тратится, хотя и убегает это от нашего чувства. Bсе мы человеки бежим по какому-то поприщу и каждый из нас спешит к своей цели, поэтому все мы в пути. И таким образом можешь составить себе понятие о сем пути. Ты путник в этой жизни; все проходит мимо; все остается позади тебя; видишь на пути растение, или траву, или воду, или другое что достойное твоего зрения: полюбовался недолго, и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние, или иное что неприятное: поскорбел недолго и потом оставил. Такова жизнь; она не имеет ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных».

«Что же значит не ста? Человек, находясь в первом возрасте, еще ни порочен, ни добродетелен, потому что сей возраст неспособен ни к тому, ни к другому состоянию. Но когда разум в нас созрел, тогда сбывается написанное: пришедшей же заповеди, грех убо оживе, аз же умрох (Рим. 7, 9–10). Ибо возникают лукавые помыслы, рождающиеся в душах наших от плотских страстей. Действительно, заповедь пришла, то есть приобретено познание добра и если она не преодолеет худого помысла, но попустит рассудку поработиться страстям, то грех ожил, умер же ум, сделавшись мертв через грехопадение. Посему блажен, кто не закоснел на пути грешных, но благим разумом востек в жизнь благочестивую».

«Два есть пути, один другому противоположные – путь широкий и пространный, и путь тесный и скорбный. Два также путеводителя и каждый из них старается обратить к себе. На пути гладком и покатом путеводитель обманчив; это лукавый демон и он посредством удовольствий увлек следующих за ним в погибель: а на пути не гладком и крутом путеводителем добрый Ангел и он через многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному концу. Пока каждый из нас младенец и гоняется за тем, что услаждает в настоящем, до тех пор ни мало не заботится он о будущем. Но став уже мужем, когда понятия усовершились, он как бы видит, что жизнь перед ним делится и ведет, то к добродетели, то к пороку; и часто обращая на них душевное око, различает, что свойственно добродетели и пороку. Жизнь грешников показывает в себе все наслаждения настоящего века. Путь спасаемых сколько обещает благ будущих, столько представляет трудов в настоящем. А жизнь сластолюбивая и невоздержная предлагает не ожидаемое впоследствии, но настоящее уже наслаждение. Посему всякая душа приходит в кружение и не может устоять среди помыслов. Когда приведет себе на мысль вечное, избирает добродетель; когда же обратит взор на настоящее, предпочитает удовольствие. Здесь видит прохладу для плоти, а там ее порабощение; здесь пьянство, а там пост; здесь необузданный смех, а там обильные слезы; здесь пляски, а там молитву; здесь свирели, а там воздыхания; здесь блуд, а там девство. Поскольку же истинное благо удобопостижимо разумом только через веру, а сладость греха у нас под руками: то блажен, кто не увлекся в погибель приманками удовольствия, но с терпением ожидает надежды спасения, и при выборе того или другого пути, не вступит на путь, ведущий ко злу».

И на седалищи губителей не седе. Под седалищем, – говорит св. Василий, – разумеется неподвижное и постоянное коснение в одобрении греха. Сего должно остерегаться нам, потому что ревностное коснение в грехе производит в душах некоторый неисправимый навык. Ибо застаревшаяся душевная страсть или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются, или делаются и совершенно неисцельными, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться ко злу. А другой путь – тотчас по искушении бежатъ его, как удара наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: ниже настави ока своего к ней, но отскочи, не замедли (Притч. 9, 18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские страсти, и до самой седины, по привычке к злу, пребывают в грехах. Как свиньи, валяясь в тине, непрестанно более и более облипают грязью, так и эти люди, через сластолюбие с каждым днем покрывают себя новым позором. Итак, блаженное дело – и не помышлять о зле. Если же, уловленный врагом, принял ты в душу советы нечестия, не стой в грехе. А если и тому подвергся, не утверждайся во зле. Посему, не сиди на седалищи губителей».

«Если ты понял, какое седалище разумеет Писание, а именно, называет так продолжительное пребывание во зле, то исследуй, кого оно именует губителями. О моровой язве люди сведущие в этом говорят, что она, если прикоснется к одному человеку или скоту, через сообщение распространяется на всех приближающихся. Таково свойство этой болезни, что все друг от друга наполняются тою же немощью. Таковы и делатели беззакония. Ибо, передавая друг другу болезнь, все вместе страждут недугом и вместе погибают. Не случалось ли тебе видеть, как блудники сидят на торжищах, осмеивают целомудренных, рассказывают свои срамные дела, свои занятия, достойные тьмы, и перечисляют случаи своего бесчестия, как подвиги, или другие какие доблести. Это – губители, которые стараются собственный свой порок передать всем и усиливаются сделать многих себе подобными, чтобы избежать поношения, когда пороки будут общими. Огонь, коснувшись удобовозгораемого вещества, не может не обхватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламень с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи. Так дух блуда не ограничивается тем, чтобы подвергнуть бесчестию одного, но тотчас присоединяются товарищи: пиры, пьянство, срамные повести и непотребная женщина, которая вместе пьет, одному улыбается, другого соблазняет и всех располагает к тому же греху. Ужели мала эта зараза, маловажно распространение зла… Итак, не сиди на седалище губителей, не участвуй в собрании людей, повреждающих нравственность и пагубных, не оставайся в обществе советников на зло!»

В конце беседы говорит: «мне трудно продолжать служение слову, потому что по врожденной немощи недостает у меня голоса» и потому обещает продолжение оной в последующее время.

Беседа на Псалом 7. Спаси мя от всех гонящих мя, и избави мя, да не когда похитить яко лев душу мою. – Объяснив эти слова, св. Василий обращает внимание на то, что и Божиих подвижников враг не оставляет без испытаний даже при самом исходе их из сей жизни. «Думаю, – говорит он, – что о мужественных Божиих подвижниках, которые через всю свою жизнь довольно боролись с невидимыми врагами: когда избежат всех их гонений, находясь при конце жизни, князь века сего изведывает, чтобы удержать их у себя, если найдутся на них раны, полученные во время борьбы или какие-нибудь пятна и отпечатки греха.

А если будут найдены неуязвленными и незапятнанными, то, как непобедимые, как свободные, будут упокоены Христом. Посему Пророк молится о будущей и настоящей жизни».

Беседа на 28 Псалом. – Принесите Господеви славу и честь. Св. Василий объясняет, как и чем мы можем прославлять Бога, а вместе показывает и то, что увлекаясь греховным каким-либо расположением, мы содействуем к прославлению врага наших душ – диавола, за что и подвергнемся вместе с ним осуждению. «А что грех наш, – говорит он, – обращается в славу тому, кто внушает его нам, уразумей это из подобия. Два военачальника вступают в сражение. Когда побеждает одно войско – предводитель его приобретает славу, а когда одерживает верх противное войско – вся честь принадлежит полководцу сего другого войска. Так в добрых делах твоих прославляется Господь, а в противных – противник. Не представляй, что враги далеко; и на военачальников смотри не издали, но обрати взор на себя самого, и найдешь совершенную верность подобия. Ибо когда ум борется со страстью и своим усилием и внимательностью одерживает верх, тогда торжествует он победу над страстью, и успехом своим как бы увенчавает самого Бога; а когда ослабев, поддается сластолюбию, тогда сделавшись рабом и пленником грехов, доставляет врагу случай к похвальбе, превозношению и высокомерию». Но прославление Бога добрыми делами не остается бесплодным и для нас самих. «Кто здесь добрыми делами приносит славу и честь Господу, тот сам себе сокровиществует славу и честь во время праведного воздаяния Судии».

Разбирая слова: глас Господень на водах, св. Василий обращает внимание на то, что такое глас и как глас Господень, т. е. воля Божия, выраженная на понятных для нас словах, сообщалась Пророкам. Так ли, как мы сообщаем свою мысль другому лицу, т. е. через сотрясение воздуха, находящегося между нами и другим лицом, производя впечатление на слуховой его орган, или иным каким-либо способом. – Св. Василий не допускает этой посредствующей причины – сотрясения воздуха при сообщении воли Божией Пророкам. Воздух, как посредствующая причина к сообщению наших мыслей другому лицу, необходим только для наших душ, обложенных плотью, и потому способных входить в общение с душею другого человека только при посредстве телесных органов и воздуха, находящегося между говорящими. Но Бог, как чистейший Дух, может сообщать свою волю людям, освященным Его благодатью и назначаемым быть орудиями к выполнению Его особой воли, входя в непосредственное общение с их умною силою. К уяснению этого непосредственного общения Бога со святыми мужами св. Василий обращает внимание на сновидения. В сонных видениях мы слышим звуки и определенные слова без сотрясения внешнего воздуха и слышанные в сонных видениях слова мы ясно припоминаем и в бодрственном состоянии с такою же отчетливостью и убедительностью в действительности слышанного, как бы мы слышали наяву. Это показывает, «что в душе можно возбуждать разные представления звуков и слов без посредства воздуха и внешних органов». Что такое глас Господень? – Глас сей, – говорит св. Василий, – совершенно иного рода, и слышащим его представляет себя владычественное (т. е. ум) в том человеке, которому Бог хочет явить собственный Свой глас, так что представление cиe имеет сходство с тем, что бывает нередко во сне. Ибо как без сотрясения воздуха, вследствие представлений бывающих во сне, удерживаем в памяти некоторые слова и звуки, не через слух приняв голос, потому что он напечатлен в самом сердце нашем, так чем-то подобным сему должно представлять и тот глас, который бывает к Пророкам от Бога».

Глас Господа пресецающего пламень огня. Выясняя эти слова, – св. Василий показывает, – что неразделимые, по-видимому, свойства огня – сожигать и освещать, Господь силою своею может отделять одно от другого, иногда оставляя в огне одну жгучесть без света, а иногда свет без силы сожигающей. «Пламень огня, – говорит он, – был пресечен и в Вавилоне, как видим из истории трех отроков, когда печь разливала его на сорок девять локтей и пожигала всех стоящих около (Дан. 3, 47); пресеченный же повелением Божиим пламень принял в себя дух и доставил отрокам самое приятное дуновение и прохладу, так что они находились в спокойном состоянии, как бы под древесною тенью. Ибо сказано: бысть, яко дух росы шумящ (Дан. 3, 50). И гораздо удивительнее пресечение огненного естества, нежели разделение на части Чермного моря. Но глас Господень пресекает естественную неразрывность и связность огня. Хотя по человеческим понятиям огонь кажется нерассекаемым и неделимым, однако же, по повелению Божию он пресекается и разделяется. Думаю же что огонь, уготованный в наказание диаволу и аггелам его, пресекается гласом Господним на тот конец, чтобы из двух сил, свойственных огню, а именно, силы сожигать и силы освещать, грозное и карательное в огне предоставлено было достойным сожжения, а светоносное и светозарное отделено было в отраду веселящимся. Посему глас Господа, пресекающего и разделяющего пламень огня, нужен для того, чтобы огнем наказания стало несветлое, а светом упокоения осталось несожигающее».

И в храме Его всякий глаголет славу. Пользуясь ясностью этих слов св. Василий делает наставление, как должно стоять в храме и вместе обличает неблагочинно стоящих. «Да слышат слова Псалма, – говорит он, – и да стыдятся те, которые предаются многоглаголанию. Что говорит Псалом? Кто в храме Божием, тот не злословит и возвещает не суету, не что-либо исполненное срама, но во храме Его всякий глаголет славу. Здесь стоят святые Ангелы и записывают твои слова, здесь сам Господь и назирает расположение входящих. Молитва каждого открыта перед Богом. Ему открыто, кто по расположению, кто разумно просит небесного, кто только для вида, одними краями уст выговаривает слова, а сердце его далеко отстоит от Бога; кто хотя и молится, но просит здоровья телесного, плотского богатства, человеческой славы. Ни о чем же подобном не должно молиться, как научает Псалом: но во храме Его всякий глаголет славу. Небеса поведают славу Божию (Пс. 18, 2). Занятие Ангелов славословить Бога. Для всего небесного воинства одно дело – воссылать славу Создателю. Всякая тварь, и безмолвная и вещающая, и премирная и земная, славит Создавшего. А жалкие люди, оставив домы и стекшись в храмы, чтобы получить там некоторую пользу, не преклоняют слуха к словесам Божиим, не приходят в сознание своей природы, Не скорбят о том, что ими обладает грех, не скорбят, приводя себе на память грехи свои, не трепещут суда, но с улыбкою простирая друг к другу руки, дом молитвы делают местом длинных бесед, не внимая Псалму, который свидетельствует и говорит, что в храме Божием всякий глаголет славу. А ты не только сам не глаголешь славы, но и другому служишь препятствием, обращая его внимание на себя, и своим шумом заглушая учение Духа. Смотри, вместо того, чтобы получить награду за славословие, не выйди отсюда осужденным вместе с хулящими имя Божие. У тебя есть Псалом, есть пророчество, евангельские заповеди, апостольские проповеди. Пусть поет язык, пусть ум изъясняет смысл сказанного, чтобы воспеть тебе духом, воспеть же и умом. Бог не требует, но хочет, чтобы ты стал достоин прославления. Посему, еже сеет человек, тожде и пожнет (Гал. 6, 7). Посей славословие, чтобы пожать тебе венцы, и почести, и похвалы в царстве небесном».

Беседа на 32 Псалом. – Радуйтеся праведнии о Господе. Для уяснения того, как велика радость праведных, возлюбивших Господа и совершенно предавшихся водительству Его святой воли, показывает, что эта радость, если только и мгновенно, как бы неким светом озарит душу грешника для показания ему того, какого великого блага он лишается, оставаясь в плену у греха; то и грешник в эту благодатную минуту готов бывает оставить все, что услаждало его доселе, чтобы только не лишиться этого высокого наслаждения. «Если когда в сердце твоем, – говорит св. Василий, – как бы ниспадший свет произвел внезапную мысль о Боге и озарил твою душу, так что ты возлюбил Бога и презрел мир и все телесное; то из сего слабого и малого подобия познай полное состояние праведных, которые равномерно и непрерывно возрастают в веселии о Боге. Тебя по временам и редко посещает сия радость по смотрению Божию, чтобы малое ее внушение приводило тебе на память, чего ты лишился; а в праведнике постоянно божественное и небесное веселие, потому что в нем несомненно обитает Дух: первый же плод Духа есть любы, радость, мир (Гал. 5, 22). Итак, радуйтеся праведнии о Господе. Господь для праведных есть как бы вместилище, вступившему в которое, по всей необходимости, должно благодушествовать и веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя. А грешник дает в себе место диаволу, не внимая говорящему: ниже дадите места диаволу» (Еф. 4, 27).

Беседа на 33 Псалом. – Да услышат кротцыи, и возвеселятся. Кроткими называются, – говорит св. Василий, – укротившие свои нравы, освободившиеся от всякой страсти, в чьих душах не поселено никакого мятежа... Кротость есть величайшая из добродетелей, потому причислена и к блаженствам. Ибо сказано: блажени кротцыи, яко тии наследят землю (Мф. 5, 5). Земля сия – небесный Иepycaлим – не бывает добычею состязующихся, но предоставлена в наследие долготерпеливым и кротким».

Возвеличите Господа со мною. – «Приличный себе лик собирает Пророк к прославлению Господа. Не приобщайся ко мне ни мятежный, ни смущенный, ни распаляющий душу плотскими страстями: но вы – кроткие, вы, которые приобрели твердость и постоянство души, отрясли леность и сонливость в исполнение своих обязанностей, – вы возвеличите Господа со мною. Возвеличивает же Господа тот, кто великим умом, твердым и возвышенным духом терпит искушение за благочестие; и потом, кто великим умом и в самых глубоких умозрениях, рассматривает величие творения, чтобы в величии и красоте тварей созерцать их Рододелателя (Прем. 13, 15). Ибо чем кто более углубляется в законы, по которым устроена и по которым управляется вселенная, тем яснее созерцает велелепоту Господню и по мере сил возвеличивает Господа. Поскольку же одного ума и размышлений одного человека нисколько недостаточно к уразумению величия Божия, то Пророк всех вместе кротких приемлет в общение сего дела. Посему должно совершенно упразднить себя от внешних мятежей, произвести совершенное безмолвие в потаенной храмине советов сердца и потом приступить к созерцанию истины. Послушай исповедующегося во грехе, что он говорит? Смятеся от ярости око мое (Пс. 6, 8). Не только же гнев, но и пожелание, и робость, и зависть приводят в смятение око души, и вообще все страсти приводят в замешательство и смятение душевную прозорливость. И как невозможно мутным оком принять верное впечатление от видимого предмета, так невозможно с возмущенным сердцем приступить к Познанию истины». Из этого-то источника, то есть омрачения ока умa страстями, происходит ослепление естествоиспытателей, которые удивляясь величию творения Божия, не видят однако же самого Творца.

Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их. Показав чрезвычайную силу Ангела Господня, равняющуюся целому воинству, св. Василий замечает, однако же, что Ангел Господень является для охранения только боящихся Господа. Ангел, – говорит он, – не отступит от всех уверовавших в Господа, если только не отгоним его сами худыми делами. Ибо как пчел отгоняет дым, а голубей смрад, так и хранителя нашей жизни – Ангела, отдаляет многоплачевный и смердящий грех. Если имеешь в душе дела достойные Ангельского хранения и обитает в тебе ум обогащенный умозрениями истины, то по богатству неоцененных дел добродетели, Бог необходимо приставит к тебе стражей и хранителей и оградит тебя охранением Ангелов. Смотри же, какова природа Ангелов! Один Ангел равняется целому воинству и многочисленному ополчению. Итак, в величии твоего хранителя Господь дарует тебе ополчение, а в крепости Ангела как бы ограждает тебя отвсюду его защитою».

Бойтеся Господа ecu святии Его, яко несть лишения боящимся Его. Выясняя эти слова, – св. Василий говорит, – что те, которые ограждают себя от увлечения чем-либо греховным – страхом Божиим, не потерпят лишения ни в одной из добродетелей, служащих необходимою принадлежностью совершенства человека. Как у пригвожденных гвоздями, – говорит он, – члены остаются неподвижны и бездейственны, так и объятые в душе Божиим страхом избегают всякого страстного обуревания грехов. Посему, нестъ лишения боящемуся; то есть, удерживаемый страхом от всякого неприличного поступка, не лишен сил ни для какой добродетели, но совершен и не имеет недостатка ни в одном из совершенств, свойственных человеческой природе. Как по телу несовершен тот, у кого недостает какого-либо необходимого члена, но в том самом и несовершен, чего недостает ему, так нерадящий и о единой заповеди через неисполнение, бывает уже несовершен по причине сего недостатка. А кто усвоил себе совершенный страх и всего боится из богобоязности: тот ни в чем не согрешит, потому что ничего не презирает; и он не потерпит лишения, потому что, во всяком случае, непрестанно с ним страх».

И ненавидящии праведного прегрешат. Св. Василий, объясняя эти слова, показывает, что ненавидящие праведника самою своею ненавистью к нему, обличают свою греховность: если бы их дела не были лукавы, то они не боялись бы света благочестивой жизни праведника и не стали бы ненавидеть его как молчаливого, но постоянного обличителя их злых дел самою противоположностью его жизни. Кроме того, ненавидящие праведника прегрешают как против самого праведника, оказывая ему несправедливость и вместе неблагодарность за его поучительную для всех жизнь, так и против самого Бога, нанося Ему оскорбление в лице верных Его слуг и ненавидя праведника за то именно, что он служит Богу, а не диаволу вместе с ними, ненавидящими в праведнике праведные его дела. «Они ненавидят праведника, потому что сами живут в грехах, а нравы праведника, как прямизна правила (линейки), обличают их при сличении с совершенным. И поскольку живут в грехах, то страшась обличения, ненавистно обращаются с праведником. А поскольку ненавидят его, то обременяют себя новыми грехами».

Беседа на 45 Псалом. Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело. Каждый человек имеет нужду в помощи, потому что постоянно встречает много скорбей и трудностей, как по причине немощи своего естества, так по навету дьавола через порабощенных ему грехом людей. Спокойствие своей душе человек обретает только тогда, когда все свое упование возложит на Бога и совершенно предастся водительству Его святой и премудрой воли. «Но хотя все согласны в том, – говорит св. Василий, – что прибежище наше в Боге, однако же враг вводит людей во многие заблуждения и затруднения при избрании Спасителя. Ибо уловляет их в засаду как неприятель и уловленных опять обольщает мыслью – прибегать к нему, как к хранителю». И враг наших душ – диавол, разные способы употребляет к отвлечению нас от Бога: или внушает нам просить у Бога неполезное для нас, или в случае неисполнения Богом наших, вредных для нас просьб, побуждает возложить упование на людей, как лучших помощников в тех нуждах, которым Бог не хотел удовлетворить». Например: болен ли кто? Избегая тягостей болезни, молится он о здоровье. – Потерял ли деньги? Скорбит об утрате. Но часто и болезнь полезна, когда она вразумит грешника; и здоровье вредно, когда пользующемуся им послужит пособием ко греху. Так и деньги иным обратились в средство к распутству, а нищета уцеломудрила многих, имевших худые стремления. Итак, не убегай, чего не должно, и не прибегай, к кому не должно. Но пусть будет у тебя одно избегаемое – грех, и одно прибежище в несчастьях – Бог. Не полагайтесь на князей; не превозноситесь неверным богатством; не гордитесь телесною силою; не гонитесь за блеском человеческой славы. Ничто это не спасет, все это временно, все обманчиво; одно прибежище – Бог. Проклят человек, иже надеется на человека (Иер. 17, 5) или что-либо человеческое».

Упразнитеся и уразумейте, яко Аз есмь Бог. Уясняя эти слова, – св. Василий показывает, – что для познания Бога необходимо иметь сердце свободным от всех греховных расположений и привязанностей и ум, не развлекаемый пустыми и бесплодными умозрениями. «Пока мы занимаемся, – говорит он, – предметами вне Бога, – не можем вместить в себе познания о Боге. Ибо кто заботясь о мирском и погрузившись в плотскую рассеянность может внимать учению о Боге и иметь довольно тщательности для столь важных умозрений? Не видишь ли, что слово, падши в терние, бывает подавлено тернием (Мф. 13, 22)? А терние – плотские удовольствия, богатство, слава, житейские заботы. Ищущий познания о Боге должен будет стать вне всего этого и, приведя в себе в бездействие страсти, воспринимать познание о Боге. Ибо в душу, затесненную предварительно занявшими ее помыслами, как войдет понятие о Боге? Знал и Фараон, что только праздному свойственно искать Бога, почему и укоряет Израиля: праздни, праздни есте, и глаголете: Господу Богу нашему помолимся (Исх. 5, 17). Но как хороша и полезна для предающегося праздности та праздность, которая производит в нас безмолвие, нужное для принятия спасительных учений; так худа праздность Афинян, которые ни во что же упражняхуся, разве глаголати что или слышати новое (Деян. 17, 21). Сей праздности подражают некоторые и ныне, употребляя свободное время в жизни на изобретение какого-нибудь непрестанно нового учения. Такая праздность приятна лукавым и нечистым духам. Сказано: егда нечистый дух изыдет от человека: речет возвращуся в место, отнюду же изыдох: и пришед, обрящет дом оный празден и пометен (Мф. 12, 43–44). Посему, праздность наша да не откроет входа противнику, а напротив того не будем оставлять праздным внутренний наш дом, вселив в себя предварительно Христа Духом! Пророк говорит: упразднитесь от развлекающих вас врагов, чтобы в безмолвии созерцать вам учение истины. Посему и говорит: всяк, иже не отречется всего своего имения, не может быть Мой ученик (Лк. 14, 33). Итак, должно упраздниться от дел супружеских, чтобы заняться молитвою, упраздниться от попечений о богатстве, от пожелания земной славы, от наслаждения удовольствиями, от зависти и всякого злого дела против нашего ближнего, чтобы когда душа наша в тишине и не возмущается никакою страстью – в ней, как в зеркале, было чисто и не омрачено Божие озарение».

Беседа на 48 Псалом. Надеющиеся на силу свою и о множестве богатства своего хвалящиися. Брат не избавит: избавит ли человек? не даст Богу измены за ся, и цену избавления души своея. В этих словах св. Василий видит указание на то, что для искупления себя от осуждения за грех человек, не может отыскать никаких средств ни сам в себе, ни в другом человеке. Человек, – говорит он, – и за собственные грехи не может дать Богу умилостивительной жертвы. Как же возможет сделать это за другого? – Кроме того, что каждый человек подлежит уже осуждению за первородный грех, никто по немощи естества своего не может не допустить в продолжении своей жизни на земле какого-либо произвольного греха. Но допустив хотя один грех, он уже преступник закона и следовательно подлежит осуждению. А так как для того, чтобы вступить в общение с Богом, нужно быть совершенно чистым от всякого греха: поэтому, чтобы изгладить пятно, наложенное на душу грехом, человек, не имеющий в себе силы сделать несуществующим то, что уже совершено однажды, должен по крайней мере, совершить такое доброе дело сверх своих обязанностей, которое бы могло закрыть греховное пятно на душе. Но что же человек может сделать сверх своих обязанностей? Все силы души и тела человека каждое мгновение его жизни принадлежат Богу и должны быть посвящены на служение Ему. Из этого ясно видно, что человек не имеет ни сил, ни времени для того, чтобы сделать что-либо сверх своих обязанностей для заглаждения однажды допущенного греха. Если же человек сам себя не может искупить от осуждения за грех: то само собою ясно, что он еще менее может сделать для искупления другого человека. Доказательством этому служить пример Моисея. «Моисей,– говорит св. Василий, – не освободил народа от греха, но только умолил Бога не карать за грех. Он и за себя не мог дать измены, когда впал в прегрешение, а после столь многих и великих чудес и знамений, какие видел, произнес слово сомнения: послушайте мене непокоривые, еда из камене сего изведем вам воду? Посему и Господь за cиe слово рече к Моисею и Аарону: понеже не веровасте Мя освятити пред сынми израильтейскими сего, ради не введете вы сонма сего в землю, юже дах им (Чис. 20, 10–12)».

В ком же искать искупления за наши грехи, если ни мы сами, ни другой какой-либо праведник, подобный нам по естеству, ничего не может сделать для нашего спасения?» Не брата ищи, – говорит св. Василий, – для своего искупления, но того, кто превосходит тебя естеством, не – простого человека, но Богочеловека Иисуса Христа, который един может дать Богу измену за всех нас, потому что Его предположи Бог очищение верою в крови Его (Рим. 3, 20)».

И жив будет до конца, не узрит пагубы, егда увидит премудрыя умирающия. Изъясняя эти слова Псалма, св. Василий возвращается к мысли об искуплении человека кровью Господа нашего Ииcyca Христа. «Кто избавлен Богом, давшим за него измену, тот утрудился в веке сем (употребляя и со своей стороны усилия, чтобы снова не подпасть рабству греха), а потом жив будет до конца. Он и не узрит пагубы, егда не увидит премудрыя умирающия. Кто путь тесный и многотрудный предпочел пути гладкому и покойному, тот во время Божия посещения, когда неуверовавшие словесам Божиим и ходящие по желаниям своего суетного сердца отведены будут на вечную казнь, не узрит вечной пагубы непрекращающегося злострадания. А мудрыми пророк называет или сильных в хитрости, о которых говорит Иеремия, что мудри суть, еже творити злая, благо же творити не познаша (Иер. 4, 22) или разуметь под мудрыми и учеников князей века сего престающих (1Кор. 2, 6), которые глаголющеся быти мудри объюродеша (Рим. 1, 22). Почему премудрость мира сего буйство у Бога есть (1Кор. 3, 19). И поскольку сия премудрость делает глупыми: то Бог говорит, что Он погубит премудрость премудрых, и разум разумных отвергнет (1Кор. 11, 19) (Ис. 29, 14). Посему правдоподобие лжеименного ведения для убеждающихся в них служит причиною смерти. И таковой смерти не узрит искупленный Тем, кто благоволил буйством проповеди спасти верующих».

И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им.

Человек при самом творении своем удостоен был такой великой чести, какой ни одно из творений Божиих. Ему дана была организация тела его самая совершенная и вполне соответствующая потребностям его души. Душа его сотворена по образу Божию, то есть, ей даны такие свойства, которыми она делалась богоподобною, а именно: ей дано бессмертие, ей дан разум, способный понимать и сознавать не только самое себя и окружающие творения, но и самого Творца – как через рассматривание сотворенного Богом так и через непосредственное благодатное общение с Ним; ей дана власть не только над всеми живыми тварями, но, до некоторой степени над самыми силами природы. Кроме сего, человеку сообщены нравственный силы, дающие ему возможность через упражнение их уподобляться Богу и в других Его совершенствах, как то: в святости, милосердии, благости, долготерпении. Но что же человек, понял ли свое высокое достоинство, воспользовался ли своими преимуществами? Нет; «человек, – говорит св. Василий, – превознесенный такою честью, не разуме, но переставь подражать Богу и уподобляться Создателю, соделавшись рабом плотских страстей, приложися скотом несмысленным и уподобися им. То как конь женонеистов ржет к жене искреннего своего (Иер. 5 8), то как хищный волк устремляется на чужое (Иер. 22, 27), а иногда через козни против брата своего в лукавстве уподобляется лисице (Иез. 18, 4). Но подлинно, это избыток несмысленности и скотского неразумия, если созданный по образу Творца не сознает первоначального своего устройства, не хочет уразуметь всего Божия о нем домостроительства и по оному заключить о собственном своем достоинстве; но до того забывает все это, что отвергнув образ Небесного, восприемлет образ перстного. И чтобы он не пребыл в грехе, ради него Слово плоть бысть, и вселися в ны (Ин. 1, 14) и до того смирило Себя, что явило послушание свое даже до смерти, смерти же крестные (Флп. 2, 8). Если не помнишь первоначального своего происхождения, то составь понятие о своем достоинстве по возданной за тебя цене. Посмотри, что дано взамен тебя и познай, чего ты стоишь. Ты куплен многоценною кровью Христовою; не будь же рабом греха; уразумей себе цену, чтобы не уподобиться скотом несмысленным».

Не убойся, егда разбогатеет человек, или егда умножится слава дому его. Разбирая эти слова псалма, св. Василий показывает, что не следует праведнику, угнетенному скорбями, унывать и колебаться верою в промысел Божественный, видя разбогатевшего и окруженного славою нечестивца; конец земной жизни и особенно загробная участь каждого разъяснять недоумения малодушных и неверующих, показав горестное там состояние нечестивцев богатых и блаженство страдавших праведников. – «Когда видишь,  – говорит св. Василий, – что неправедный богат, а праведный беден, не убойся сам в себе. Не смущайся мыслью, будто уже вовсе нет Божия промысла, надзирающего дела человеческие или хотя и есть Божий надзор, но он не простирается до мест надземных, чтобы приникать и в наши дела.... Поскольку между языками и земнородными многие думают подобным сему образом и из видимого неравенства в разделе житейских благ заключают, что мир оставлен без промысла, то к ним обращает речь псалом, успокаивая невежественное волнение их мыслей… Внегда же умрети, – говорит пророк, – не возьмет богатый с собою всего своего богатства; а едва возьмет одежду для прикрытия своего срама и ту – если угодно будет слугам, снаряжающим его к погребению. Счастлив он, если получит в удел немного земли, которую из жалости дадут ему погребающие и те сделают для него это из уважения к общему человеческому естеству, не ему принося дар, но оказывая честь человечеству. Посему немалодушествуй, смотря на настоящее, но ожидай той блаженной и нескончаемой жизни: ибо тогда увидишь, что праведнику служит во благо и нищета, и бесславие, и лишение наслаждений. И не смущайся, видя, что ныне мнимые блага разделяются как бы неправедно. Ибо услышишь, как будет сказано богатому: восприял eси благая твоя в животе твоем, а бедному, что он принял злая в жизни своей (Лк. 16, 25). Почему справедливо один утешается, а другой страждет.

Беседа на 59-й Псалом. В начале этой беседы св. Василий объясняет предстоящим, что он, несмотря на болезненное свое состояние и немощь своих сил, побуждается к собеседованию с ними усердием их к нему.

«Когда смотрю на ваше усердие слушать, – говорит он, – и на немощь сил своих, приходит на мысль изображение уже подросшего младенца, который еще не отнят от груди и тревожит матерний сосок, иссушенный болезнью. Мать знает, что у нее пересохли источники молока, но привлекаемая и обеспокоенная младенцем, дает ему сосцы не с намерением напитать его, но чтобы прекратить его плач. Так, хотя и мои силы иссушены долговременными и различными телесными недугами, однако же, готов я предложить вам, если не наслаждение значительное, то некоторое удовлетворение, потому что преизбыток высшей любви удовольствуется и тем, если и одним моим гласом утолится ваше влечение ко мне.

Объяснив Псалом, в конце беседы, обращаясь к слушателям, говорит: убедим себя, братия, во время искушения прибегать не к человеческим надеждам и не здесь на земле искать себе помощи, но совершать моления со слезами и воздыханиями, с прилежною молитвою, с напряженным бдением; ибо тот получает помощь от скорби, кто человеческую помощь презирает, как суетную и утверждается в надежде на могущего спасти нас, утверждается же о Христе Иисусе Господе нашем.

Беседа на 61 Псалом. Упомянув о том, что тоже название носит и 38-й Псалом, как и разбираемый, говорит св. Василий: «тот и другой Псалом преимущественно рассуждает о терпении, которым укрощается душевная раздражительность, а по истребления всякого высокомерия усовершается смирение. Ибо трудно представить, чтобы человек, который не терпит быть ниже всех и последним, мог когда-нибудь или укоряемый удержаться от гнева, или во время скорби препобедить искушения долготерпением. А кто преуспел в высшем смирении, тот слыша укоризны, поскольку сам себя сознает еще более достойным унижения, не смутится душею от того, что бесчестят его словами. Но если назовут его бедным, – знает, что он действительно нищ во всем и скуден, и всякий день имеет нужду в подаянии от Господа. Если назовут его человеком низкого происхождения и неизвестным в свете, у него давно напечатлено в сердце, что он создан из персти... Чтобы душа, покорившись мудрованию плоти (превозношению и высокому мнению о своих достоинствах), не предалась гневу и скорби, говорит он (смиренномудрый) – для чего делаю рабою негодных страстей душу, которой Творец ее поручил управлять телом и телесными страстями? Посему должно владеть страстями, работать же Богу. Ибо невозможно, чтобы в душе царствовали грех и Бог; напротив того, должно над пороком брать верх и покоряться Владыке всяческих, от того бо спасение мое.

Св. Василий, изъясняя слова: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху, – показывает, как люди, покорившие себя внушениям диавола, извращают самые понятия о безнравственных поступках человека. «Шутливого, – говорит он, – такие люди называют забавным; сквернослова – знающим обхождение; через меру взыскательного и гневливого именуют человеком, не заслуживающим презрения; скупого и необщительного хвалят за расчетливость, расточительного – за щедрость, блудника и распутного – за умение наслаждаться и за развязность; вообще, всякий порок прикрывают именем соприкосновенной добродетели. Такие люди благословляют, а сердцем клянут, потому что своими похвалами навлекают проклятие на жизнь хвалимых, подвергая их вечному осуждению за то самое, за что одобряют их».

О Бозе спасение мое и слава моя. Принимая эти слова Псалмопевца, как урок для всех, считающих для себя за честь и славу именоваться и быть рабами Божиими, – св. Василий говорит, – «блажен, кто не восхищается никакою житейскою высотою, но Бога имеет славою своею, кто хвалится о Христе и может сказать с Апостолом: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Христове (Гал. 6, 14)! Но ныне многие хвалятся телом своим: таковы упражняющиеся в борьбах или вообще, цветущие свежестью возраста. Многие хвалятся мужеством на войне, почитая добродетелью даже убийство единоплеменников, потому что воинская доблесть и памятники, воздвигаемые полководцам городами, соразмеряются с количеством убийств. Одни славятся сооружением городских стен, другие устройством водопроводов и постройкой больших зданий для упражнения в борьбах... Другой славится богатством, а иной – тем, что он сильный и непреоборимый вития или знаток в мирской мудрости. О славе всех таких людей надобно сожалеть, а ублажать тех, которые поставляют своею славою Бога. Если иной высоко ставит, что он служит при царе и почтен от него великою честью: то сколько же ты должен ставить себе в честь, что ты раб Великого Царя, призван Им в тесное общение, приял Дух обетования, чтобы, запечатлевшись Им, соделаться сыном Божиим»!

Беседа на 114 Псалом. Из начала этой беседы можно видеть как неутомимую деятельность св. Василия при всей немощи его сил телесных так и поразительную ревность христиан к слушанию его поучений. В церкви св. Мучеников, в которой он обыкновенно говорил свои беседы на Псалмы, с полуночи собрались православные христиане, как для участия в богослужении церковном, так и для слушания беседы св. Василия. Но так как ему, по обстоятельствам служебным, пришлось заняться богослужением и проповеданием слова Божия в другой церкви, отстоявшей от этой на большое расстояние, поэтому он мог придти в церковь Мучеников не прежде, как к полудню. Пришедшие в церковь с полуночи не разошлись по окончании службы, но терпеливо ожидали св. Василия до полудня. И чтобы не проводить времени праздно и в пустых разговорах, они пели Псалом. – Св. Василий, взошедши на кафедру, объяснил предстоявшим причину своего замедления, и так как сам был слишком истомлен, как трудом так и болезненною немощью тела, сказал им: воздайте со мною благодарение Благодетелю, Который эту видимую немощь моего тела подкрепляет Своею невидимою силою. Но чтобы не огорчить вас, удерживая долго, кратко побеседую из Псалма, который застал я вас поющими».

Яко приклони ухо свое мне. Бог, как сердцеведец, может узнавать просимое и по движениям сердца и потому не имеет нужды ни в голосе со стороны человека, ни в приближении своего слуха для слышания слабых воплей молящегося. Но этими словами, – говорит св. Василий, – Псалмопевец выражает только чрезвычайную и нежную внимательность со стороны Бога к слабым и робким воплям смиренного и кающегося грешника. Подобие взято из примера человеколюбивого врача, который приклоняет слух свой к больному, от изнеможения сил не могущему говорить внятно, чтобы вблизи узнать нужды страждущего.

Толкование на 16 глав пророка Исаии.

При толковании исторического смысла первых глав пророка Исаии св. Василий пользовался почти каждым стихом разбираемой главы, чтобы сделать назидательное и полезное приложение к своим слушателям. Иначе, конечно, и не могло быть, потому что церковная кафедра не то, что школьная кафедра. В церкви большая часть предстоящих состоит из таких лиц, которые желают и способны назидаться удобовразумительным словом Пастыря церкви, но мало или вовсе не подготовлены к тому, чтобы выслушивать научные и cyxие объяснения каких-либо исторических мест св. Писания.

Авторитет говорящего нередко заменяет собою самые сильные доказательства какой-либо истины. Для многих достаточно бывает знать, кто сказал известную мысль: и они уже не потребуют никаких доказательств для признания ее полезности и назидательности. Это по отношению к уму. Во что касается влияния на сердце, то авторитет лица говорящего не редко бывает сильнее всех доказательств. – Как бы ни убедительна была речь говорящего, но если к нему самому не имеют слушатели ни доверия, ни особого уважения, то его слово слабо повлияет на их сердце и не расположит их направить свою деятельность согласно внушениям его слова. – Но слово св. Василия, отношение к современникам, соединяло в себе и силу по убедительности и могущественное влияние авторитета лица и глубоко уважаемого и искренно любимого. – Для нас авторитет св. Василия великого еще несравненно выше нежели для его современников, потому что мы на него смотрим не как только на благочестивого мужа и ревностного пастыря, но как на прославленного уже самим Богом великого Светильника Церкви. И его слово должно влиять на наши души гораздо сильнее, нежели на современников, потому что мы смотрим на его слово не как только на плод великой учености и глубокого размышления о предмете, но как на плод души, освященной и умудрённой самим Духом Святым. Его слово делается для нас обязательным не по силе своей убедительности и неотразимости, представляемых в подтверждение его доказательству, но потому что оно слово св. Василия Великого. Чтобы это многоплодное слово св. Василия не осталось бесполезным для наших читателей, мы заимствуем из его толкований на пророка Исаию хотя некоторые мысли, принимая при этом в соображение духовные нужды современных нам христиан.

Будите мудри, яко змия (Мф. 10, 16). Змея благоразумно и смышленно совлекает с себя старость. Ибо когда ей нужно скинуть с себя кожу вползает в тесное место, где было бы отовсюду тело ее сжато, и таким образом протесняясь через него, скидает с себя старость. Так может быть слово cиe и от нас требует, чтобы идя тесным и скорбным путем совлекались мы ветхого человека и облекались в нового и чтобы юность наша обновлялась яко орля (Пс. 102, 5)⁹⁶.

Почему разным лицам сообщаются разные дарования Духа Святого и не в одинаковой степени?

Показав, что для приуготовления себя к принятию Духа необходимы не только обуздание страстей, но также и своя мера расположения к веpe и польза самого приемлющего благодать и современных ему слушателей или тех, которые впоследствии будут пользоваться пророками, св. Василий говорит: выше человеческой природы – объяснять причину, по которой Дух Божий различно действует в достойных, – и одному вверяется пророчество и притом до известной степени, другой получает дарования исцелений и те в определенной мере, а иной действия больших или меньших сил. Ибо знает cиe Тот один, Кто вникает в душевные достоинства каждого, и каждому по незримым мерам правосудия уделяет, чего он достоин⁹⁷.

Что нужно для того, чтобы соделаться способным к восприятию особых откровений Духа Святого и как сообщаются эти откровения?

Чистые и просветленные души, соделавшись как бы зерцалом Божия действования, показывали в себе ясное, неслитное, непотемненное плотскими страстями изображение. Ибо Дух Святой пребывает во всех, но собственно силу свою обнаруживает в тех, которые чисты от страстей, а не в тех, у кого владычественное души (т. е. ум) омрачено греховными нечистотами. Кроме же чистоты, надлежит им показывать в себе ровность благоустроенного состояния. Ибо чист не тот, кто неровно ведет себя в отношении к целомудрию, но тот, кто мудрование плоти подчинил Духу. Как изображения лиц видим не во всяком веществе, а только в гладких и прозрачных веществах, так и действие Духа отражается не во всякой душе, а только в душах, которые не имеют в себе ничего стропотного и ничего развращенного (Притч. 8, 8). Снег блестит, но не показывает в себе образа тех, которые в него смотрятся, потому что шероховат и составлен из смерзшейся пены. Молоко бело, но не принимает в себя образов, потому что и в нем есть какие-то мелкие пузырьки. А в воде, по причине ее гладкости, виден даже черный образ. Так точно и неровность жизни не способна к принятию в себя Божия действия. Посему, когда душа, посвятив себя всякому подвигу добродетели, сильною любовью к Богу постоянно сохраняет в себе напечатленное в ней памятование о Боге и таким образом соделывает Бога как бы живущим в себе, тогда от сильного стремления и неизреченной любви к Богу став богодухновенною, соделывается она достойною пророческого дара; потому что Бог дает божественную силу и отверзает душевные очи для уразумения видений, какие сообщить Ему угодно. Посему пророки назывались прежде прозорливцами (1Цар. 9, 9), ибо видели будущее, как настоящее. Но к легчайшему уразумению пророческого возбуждения могут служить нам представления, бывающие во сне. Как во сне мы видим разные образы и слышим разные звуки и слова без действия на наши органы чувства внешних предметов, так и ум божественных и блаженных мужей, отпечатлевая в себе образы, иногда в бодрственном состоянии, а иногда во сне, исполняется божественных словес и видений, между тем как не приражаются к нему посредством очей образы видимых предметов и не принимает он ушами сотрясений воздуха, производимых звучащими орудиями. Ибо не чем-либо совне подлежащим зрению был престол высокий и превознесенный и Сидящий на нем, Которого видел Исаия (Ис. 6, 1). Также не человекообразен был от чресл вверх подобный илектру и от чресл донизу огневидный, описываемый у Иезекииля (Иез. 8, 2). Но ум пророков созерцал сии предметы высшею силою, тогда как дух в гаданиях показывал им Божие естество.⁹⁸.

Если для получения особых озарений от Духа Святого нужна чистота жизни, то почему же сообщены были дар предвидения Фараону и Навуходоносору, и дар пророчества Валааму и Kaиафе? – Потому что, правя состоянием мирских дел и имея влияние на других людей, должны были предвидеть для возбуждения веры в других. Здесь причиною (предвидения и пророчества) – не чистота души, не проветление ума, который созерцает Бога и в Нем почерпает силу, но домостроительно сообщенное им слово, не «по достоинству, а по требованию времени⁹⁹.

Пророки сознавали ли то, что говорили, или приходили в некий род исступления, так что служили только орудиями для пророческого Духа?

Противно обетованию Божию наития-богодухновенного делать исступленным, так чтобы он, когда исполняется божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума, Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения, и Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн к созерцанию мысленного¹⁰⁰.

О гибельных последствиях небрежности, о постоянном усовершенствовании себя в духовной жизни.

Как усовершающийся простирается в предняя, так согрешающий отступает назад, удаляясь от Господа и через это губя себя. Ибо сказано: се удаляющии себе от Тебе погибнут (Пс. 72, 27). Посему так будем жить, чтобы прошедшее никогда не было лучше будущего, или настоящего. Cие запрещает и Екклесиаст: да не речеши, яко дние преждние быша блази паче сих; яко не в мудрости вопросил еси о сем (Еккл. 7, 11). Ибо если предыдущие дни лучше последующих, то нам будет сказано: напрасно вы столько потерпели, добрые дела обратив в ничто последующим нерадением. Ибо Иезекииль говорит: аще совратится праведник от правды своея, и сотворит неправду по всем беззаконием, яже сотворил беззаконник, все правды его, яже сотворил есть, не помянутся: в преступлении своем, имже преступи, и во гресех своих, ими же согреши, в них умрет (Иез. 18, 24).

Посмотри на иного юношу, который с детства воспитан в честной жизни, тщательно ходит в дом молитвенный, не нерадит по силам делать добро, помнит вечный суд, с любовью приемлет слово учения, а потом поползнулся он в блуд: как в нем за утратою целомудрия и лишением плодов следует уже совершенное низвращение! Лукавая совесть не ведет уже его в место молитвы, потому что он не устоял в числе верных, но отпал. Он не становится вместе с плачущими, потому что стыдится. С сего времени ленив он к молитве, выдумывает мнимые предлоги в ответ спрашивающим. Он говорит: меня понуждает такой-то, не могу ждать Божественной службы и опять по такой-то причине, какую случилось ему выдумать, уходит из храма прежде молитвы верных, потом от постепенного навыка рождается мысль об отступничестве и он доходит до совершенной погибели. Вообще, лукавым силам свойственно, как скоро лишат нас плодов правды, дотоле не удаляться от нас, пока не опутают заблуждениями разума¹⁰¹.

Убоимся и мы стать бесплодными, чтобы не остаться без Божия призрения. Страж наш есть Дух Святый. Когда душа приносит плоды достойные вечных житниц, Дух пребывает с нею, охраняет ее и отражает козни уединенного дивия (Пс. 79, 14). Но когда произращает грозд желчи и приносит грозд горести (Втор. 32, 32), тогда Дух оставляет бесплодную душу и она попирается зверонравными помыслами и скотскими пожеланиями всякого рода¹⁰².

Ктому не стерплю грехов ваших. Объясняя эти слова из пророчества Исаии, св. Василий показывает, что не приносит пользы кающемуся отпущение грехов при совершении таинства покаяния, если грешник снова возвращается к тем же грехам. «Не тот исповедует грех свой, кто сказал: согрешил я, и потом остается в грехе; но тот, кто, по слову Псалма (Пс. 33, 3), обрел грех свой и возненавидел. Какую пользу принесет больному попечение врача, когда страждущий болезнью крепко держится того, что разрушительно для жизни? Так, нет никакой пользы от прощения неправд делающему еще неправду и от извинения в распутстве продолжающему жить распутно. – Но в каком случае отпускаются душевные грехи? Когда добродетель, возобладав душею и всецело оградив ее своими уроками, произведет в ней отвращение от противоположного расположения, так что душа, имея случай к любостяжанию, добровольно стремится уважать равенство, и хотя удобно было бы сделать неправду, даже без свидетелей избегает сего, как величайшего зла. Кто так расположен вследствие своего навыка, тому могут быть отпущены прежние неправды. Подобно сему и целомудриe, когда душа приобретает в нем навык и постоянство, заглаждает прежнее распутство. Целомудренным же называем не того, в ком невоздержные пожелания ослабели от старости или от болезни, или от другого какого-либо случая. Ибо в таком человеке, хотя грех еще и живет, но деятельности его препятствует немощь членов. А целомудрие есть истинная, с сознанием соединенная сила, глубоко отпечатлевшаяся в душе и уничтожающая оставшиеся следы срамных движений. Кто так уврачевал себя, приняв расположение противное греховному, для того полезна и благодать прощения… Премудрый Домостроитель нашей жизни хочет, чтобы живший во грехах и потом дающий обет востать к здравой жизни, положил конец прошедшему и после содеянных грехов сделал некоторое начало, как бы обновившись в жизни через покаяние. А кто непрестанно дает обещания, и непрестанно нарушает их, того, как совершенно отчаянного, Он лишает своего человеколюбия»¹⁰³.

Измыйтеся и чисти будете, отымите лукавства от душ ваших пред очима моима (Ис. 1, 16). По изъяснении буквального смысла этих слов, делая приложение к христианам, – св. Василий показывает, – что для оправдания перед Богом недостаточно того, чтобы только омыться водами Крещения, но нужно еще собственным произволением отринуть всякое лукавое дело и научится совершать добрые дела с верою во всеведение Божие и притом совершать добрые дела, руководясь не собственными произвольными соображениями, но евангельскою заповедью. «Ужели для меня достаточно измыться и получив прощение в прежних делах, остаться в покое? Или нужно и другое что-нибудь? Отымите лукавства от душ ваших пред очима моима. Ибо очищение через омовение зависит от человеколюбия Господня, а отложение лукавства есть дело собственной нашей тщательности. Но чтобы мы, понадеявшись на одну благодать омовения, не оставили исполнения заповедей, для сего совокупляет в едино целый объем жизни. Отымите лукавства от сердец ваших, как бы искорените лукавые помышления во владычественной силе души, чтобы не отражалось ни слова, ни дела худого. Пред очима моима. Поскольку и те, которые вне веры хранят многие из правил честной жизни, например, воздержность в супружеском обращении и в приятностях пищи, также постоянство и безмятежность нрава, то не удовольствовался, сказав: отымите лукавства, но присовокупил перед очима моима, потому что ни одно дело не может быть совершено надлежащим образом без благочестивой веры во Христа. Или, поскольку Отец видит в тайне (Мф. 6, 6), то слова: пред очима моима, значат: на всяком месте видимом Богу, чтобы мы отъяли лукавство не только в делах, но и в помышлениях. A cиe приобретается посредством совершенной любви, потому что любы, по слову Павлову, не мыслит зла (Кор. 13, 5)»¹⁰⁴.

Далее св. Василий показывает, что добрые дела должны быть совершаемы согласно с законом: иначе и добрые по-видимому дела, подобно врачебным травам, принятым без соображения с требованиями врачебной науки, характера болезни и свойства самых трав могут вместо пользы принести вред. Так например, милостыня сама по себе доброе дело, но если она совершается на показ, чтобы только заслужить похвалу от людей, то она вместо пользы принесет осуждение за тщеславие.

Взыщите суда (Ис. 1, 17). «Поскольку все подвергнется исследованию и суду… то надобно, чтобы разум как судия, заняв в нас самое высшее место, всякий раз рассуждал и исследовал, что должно говорить и что делать, и по тщательном рассуждении соизволял на дела и уступал стремлениям души. Cие-то говорит и Павел: аще бо быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были (1Кор. 11, 13)»¹⁰⁵.

Избавите обидимого. «Обиды бывают двоякие: иным нанесена обида в телесном, например, в имении и в чем-нибудь другом внешнем, а у других терпит обиду самая душа. Но нам без всякого различения повелевается избавлять обидимого. Надобно знать, что мы обязаны иметь большее попечение о тех, в которых терпит вред самое главное. Кто подпал власти диавола и держится у него в плену, того должны мы со всем тщанием освобождать от диавола и привести его разум в послушание Христово. Но надобно прилагать попечение и о том, чтобы нуждающихся избавлять от телесных обид, когда, подпав власти хищников и притеснителей, увлекаются их насилием, как потоком. А если мы не в состоянии избавить, то словами утешения подкрепим в них терпение к перенесению трудностей, не щадя ничего от нас зависящего. Если же и в сем не достигнем желаемого, то, по крайней мере, окажем сострадание по братолюбию»¹⁰⁶.

Судите сиру. Объясняя эти слова, кроме изъяснения буквального смысла и духовно, св. Василий говорит: «поскольку Бог называется Отцом уверовавших во Христа и возлюбивших жизнь сообразную с Евангелием, то если кто через преступление закона сделал себя чуждым Богу и как бы осиротел, лишившись Его о себе промышления, потщись правдивым и разумным судом снова ввести его в свойство с Богом и не снисходя к нему безрассудно и не употребляя безжалостного отлучения. Но судите ему, предлагая полезные способы покаяния»¹⁰⁷.

И приидите и истяжимся, глаголет Господь (Ис. 1, 18). В книге пророчеств Исаии Господь представляется как бы вступающим в рассуждение с людьми об их поступках, чтобы, по окончании суда, ни осужденный не имел права считать себя несправедливо обвиненным, ни оправданного не имели права считать без заслуги помилованным». Да и прилично, – говорит св. Василий, – чтобы суд Божий был не насильственный, а напротив того, имел более общего с теми судами, какие бывают у людей и подсудимым давал место к оправданию, чтобы человек, видя дело свое приведенным в ясность и при наказании подтвердил неопровержимые суды Божии, согласившись, что наказание положено на него по всей справедливости, а также и при помиловании усматривал, что прощение дано ему по закону и в порядке. Писание же представляет cиe олицетворенно не потому, что Судия каждому из нас будет предлагать вопросы или давать ответы судимому, но чтобы внушить вам заботливость, и чтобы мы не забыли подумать о своем оправдании. Вероятно же, что какою-то несказанною силою во мгновение времени все дела нашей жизни как на картине напечатлеются в памяти нашей души… И книги, упоминаемые у Даниила (Дан. 7, 10), что они означают, как не возбуждение Господом в памяти человеческой образов всего соделанного, чтобы каждый вспомнил свои дела и чтобы мы видели, за что подвергаемся наказанию»¹⁰⁸.

Неверие есть матерь пороков. «Ибо верующий, что Бог везде присутствует при всяком событии, пристоит при каждом действии, видит советы сердечные, допустит ли в себя дурную мысль или совершит ли злое дело? Напротив того, в предположении, что Бог или не взирает на них или не заботится о происходящем, люди устремляются к делам нечестивым»¹⁰⁹.

Корчемницы твои мешают вино с водою. Объяснив буквальное значение этих слов и указав на корчемство как на зло, которое между прочим было причиною гнева Божия на древний Израиль, св. Василий переходит к духовному смыслу этих слов. «Есть, – говорит он, – вино веселящее сердце человека, то есть ум и владычественное в душе; это – учения Писаний, через святых Апостолов и Пророков преподанные нам от виночерпия – Духа в вечное веселие. Многие, корчемствуя ими, разжижают слово водою, примешивая собственную мысль к вреду слушающих. Ибо, служа их удовольствиям и угождая льстивыми речами, питают их страсти на их же погибель. Ослабляя, что в Писании строго, сильно и с пользою обуздывает и к погибели слушающих допуская какое-то невежественное человеколюбие, безрассудное извинение грехов и иное подобное, нравящееся многим, более и более расслабляют они души сластолюбцев»¹¹⁰.

Желание воспользоваться советом от другого есть плод смиренномудрия. «Вообще, совет есть священное какое-то дело, единение воли, плод любви, доказательство смиренномудрия. Ибо странное кичение – думать, что ни в ком не имеешь нужды, но внимать только себе самому, как единственно способному присоветовать лучшее. А ты медлишь предаться тем, которые преподают, что нужно, и стыдишься признаться, что они благоразумнее нас в жизни. Притом, кто в ожидании советника дает место и собственным рассуждениям, тот в продолжительнейшее время, с трудом только и вниманием, нападает на след того, что нужно»¹¹¹.

Кто питает в душе какую-либо греховную страсть, тот идолопоклонник и пленник диавола. «Всякий сластолюбец, чему бы из запрещенного порабощен ни был, обоготворив это как идола, ставит в скверном храме, то есть в сердце своем, неотступно пребывает при нем своею мыслью и носит в себе образы вожделеваемого. Так богатолюбец там имея сердце, где его сокровище, служит идолу любостяжательности; чревоугодник, порабощенный вожделениями снедей, имеет богом чрево свое»¹¹². Но подчиняясь какой-либо страсти, «мы бываем как бы узниками греха и отводимся лукавым в плен для того, чтобы представить уды наша рабы беззаконию в беззаконие» (Рим. 6, 19)¹¹³.

И судити будет посреде язык (Ис. 2, 4). Здесь показывается, что наказание народам чуждым благочестия различно, а не одно и тоже. Поколику они утратили познание о Боге, все достойны мучений и казней. Поколику же есть разность в образе их жизни, в страстях бесчестия (Рим. 1, 6) и в лукавстве против ближнего, – потребен суд над язычниками для разобрания грехов их против ближнего»¹¹⁴.

Презрение к другим служит началом гордыни, а злоречие есть порождение гордости. Но все, подчинившиеся какому-либо из сих грехов, подвергнутся осуждению вместе с диаволом(1Тим. 3, 6) и царствия Божия не наследят (1Кор. 6, 10). «Если кто расгордевся в суд впал диавол (1Тим. 3, 6), то и осужден будет вместе с началовождем и как бы зиждителем гордыни; ибо Господь гордым противится (1Пт. 5, 5). Началом гордыни бывает обыкновенно презорство. Кто презирает и считает за ничто других, и одних признает бедными, других людьми низкого происхождения, иных же невеждами: тот вследствие такого презорства доходит до того, что почитает себя одного мудрым, благоразумным, благородным и богатым, сильным, и презрение служит для него началом гордыни. Ибо гордиться значит прилагать усилие стать выше других; а чтобы достигнуть сего, человек уничижает ближнего, превозносит же себя самого. И презорство есть начало гордыни, и гордыня – злое порождение презорства. Посему и отмщение на всякого досадителя и горделивого (Ис. 2, 12), потому что сродные грехи и наказываются подобным образом. Итак, славный день Господень принесет с собою отмщение на всякого досадителя и горделивого. Но мы бедные, каждый день предаваясь сим порокам и не разумеем как зло грешим. Досадители (т. е. злоречивые) царствия Божия не наследят (1Кор. 6, 10). А мы предаемся злоречию и злословию, не разумеем что слова, которые теперь произношу станут против меня в день суда, пресекут мне путь и сделаются как бы стеною, через которую нельзя перейти… Конечно возможно высокому ныне если захочет, снизойти до смирения смиренных и есть опасность, что смиренный ныне будет приведен в возношение гордых. Ибо самая мысль о себе, что дошел до высоты смирения, служит поводом к возношению, и превозноситься над тем, кто по-видимому великий грешник, есть уже страшная гордыня, какую допустил в себе фарисей перед мытарем»¹¹⁵.

И смирит Бог начальные дщери (Ис. 2, 17). Объясняя эти слова пророчества, св. Василий говорит: «слова сии, и сами по себе взятые, заключают в себе полезное и замечательное для народа, потому что обуздывают жизнь нецеломудренных женщин, которые и в наружности, и во взглядах, и в поступи, и в одежде, выказывают наклонность к любодеянию. Когда, высоко думая о красоте телесной, превозносятся они перед прочими, прибегают к пустой пышности и надмеваются тем, что скоро увядает и исчезает, тогда высоко носят голову, чтобы лица их всем были видимы. Женщина честная и благонравная, от стыдливости потупляясь в землю, имеет лицо наклоненное вниз, а имеющая в виду – сетями красоты уловить многих, ходит высокою выею. И помизанием очес. Это укоризна женщине, которая дышет любодейством, она смотрит любопытным оком, вольность сердца выказывает во взгляде, улыбается, вызывает взорами на блуд, разливает из глаз какой-то тлетворный яд, нечто подобное тому, что рассказывают о василиске, который, как говорят, одним взглядом умерщвляет на кого посмотрит»¹¹⁶.

Горе привлачающим грехи, яко ужем долгим; и яко ига юнчина рeмнeм беззакония (Ис. 5, 18). «Греша, готовим мы себе узы и у́же (веревки), которыми связываемся, потому что по мере множества и важности грехов, соплетаем для душ своих узы или большие или меньшие, от которых, по слову Иеремии, стали мы узниками (Плч. 3, 34). Посему, кем обладает плотское мудрование, те обложены земными узами и по праведному определению Судии, связанные ими по рукам и по ногам, осуждены и ввергаются в тму кромешнюю (Мф. 22, 13). Они связаны по рукам, то есть в деятельности, и по ногам, то есть в путях своих. Ибо действительно каждый опутывается цепями собственных своих грехов, так что каждый из членов, действовавших при совершении грехов, в наказание за cиe связывается особенными узами. Посему Пророк говорит: горе привлачающим грехи, яко ужем долгим, то есть тем, которые к первому падению присоединяют второе, третье, и так далее нечестия, неправды и распутства. Но впадшим в грехи вместо того, чтобы преумножать их и присовокуплять одно зло к другому, надлежало по первом опутании себя злом загладить грехи свои. Хотя природе человеческой невозможно не грешить, а потому, нестъ праведен на земле, иже сотворит благое, и не согрешит (Екл. 7, 21); однако же возможно, согрешив по опрометчивости или по увлечении от злокозненного, тотчас измениться, покаяться и не собирать зла к злу. И как те, которые вьют веревки, когда одна из свиваемых вервей подходит к концу, берут другую, ею удлинняя и увеличивая прежнюю; так и погружающиеся в глубину зол, прежде нежели кончатъ первый грех, начинают второй, и к этому опять присоединяют новый. И таким образом целая жизнь, проходя у них во грехах, уподобляется какой-то длинной непрестанно свиваемой веревке, в которой прошедшее связано, и непрестанно наступающее вновь смыкается в нечто подобное предшествовавшему. Посему Пророк говорит: горе привлачающим грехи, яко ужем долгим»¹¹⁷.

Горе, иже мудри в себе самих, и перед собою разумни (Ис. 5, 21). «Это можно сказать о людях, которые о себе думают, что они мудры и разумны, не будучи таковыми. Но можно сказать и о тех, которые действительно имеют дар разумения и ведения, но не сообщают его другим, ибо премудрость сокровена и сокровище не явлено, кая польза есть в обоих (Сир. 20, 30)? Таковые пред собою разумни, а не перед другими, как и скрывшие талант в себе (Мф. 25, 25). Но неразумен и перед Богом, кто не употребляет ведения во славу Божию. А есть кажется и третье значение сих слов: мудрые и разумные те, которые созданы от Бога таковыми и сознают в себе дар Его: но не в Боге полагают причину смышлености и вменяют ее в заслугу себе самим; они-то в самих себе мудри и пред собою разумни. Им-то кстати будет сказать: что имаши , его же неси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися, яко не прием»? (1Кор. 4, 7)¹¹⁸.

Горе крепким вашим, вино пиющим, и вельможам, растворяющим сикер (Ис. 5, 22). Показав к каким гибельным последствиям может приводить, особенно начальствующих лиц, опьянение вином, – св. Василий говорит далее, – что опьянение и вместе с сим омрачение ума и извращение деятельности может производить не одно только вино, но и всякая страсть: «ибо славолюбие и любоначалие – страшное опьянение. А также страшное опьянение – зависть, лицемерие и злословие ближнего. Упившаяся ими душа забывает мудрость»¹¹⁹.

Какой ум можно назвать великим? «Тот ум в действительности велик, который созерцает великое, способен проникать в Творческие законы, и из них уразумевать красоту премудрости Художника всяческих. Велик, кто способен проникать в домостроительство всего совершаемого Богом и в Промысел Его, простирающийся на самые малейшие твари и из сего усматривать праведные суды Божии. Велик ум, который в Ангелах и Силах и всякой премирной славе познает Царя славы и Господа сил. А кто ублажает и возвышает сам себя, того гораздо справедливее было бы назвать мнимым мудрецом и суемудрым, нежели великим по уму»¹²⁰.

Кто подчиняется какой-либо страсти, тот делается игрушкою диавола. «О бесах, которые внушают нам различные грехи, говорится, что они воспляшут, потому что пляска есть разнообразное движение членов. И поскольку пляшущие являются на позорище или в той или в другой личине, то подобно сему и бесы, вместо личин, употребляют нас и пляша, представляют то гневливого, то похотливого, то преданного плотским удовольствиям, то лжеца. Так даем в себе место различным действиям бесов и по их воле изменяем сердце свое и телесные члены. Посему когда видишь, что человек то предается неумеренному смеху, то сокрушению печалью, сам себя терзает в слезах, стенаниях и воплях: тo заключай, что в нем пляшет кто-то, принимающей на себя то один, то другой вид. И вводится ли в лицедействие то сребролюбие, то тщеславие, то гордыня: во всяком случае, издевается над родом человеческим тот, кто ликует и пляшет в душах удобоподвижных и удобопреклонных к греху»¹²¹.

Kaкие из слов и бесед св. Василия на разные случаи относятся ко времени его пресвитерского служения, и какие говорил он, бывши уже Епископом, – с точностью определить трудно. Для определения времени его поучений нужно иметь в виду: против каких заблуждений св. Василий говорит или делает замечания в своих беседах? Те беседы, в которых говорится о духоборцах или македонианах, принадлежат к позднейшему времени, то есть ко времени его епископского служения. Напротив те поучения, в которых не встречается намека на лжеучения македониан, могут быть отнесены ко времени пресвитерского служения. Но так как св. Василий и во время епископского своего служения мог говорить о разных нравственных предметах, не касаясь еретических учений, поэтому в настоящей главе мы рассмотрим только те из его поучений, которые с достоверностью могут быть отнесены к пресвитерскому служению. А таких поучений немного, а именно: 8-е, 9-е и 12-е, из коих на 12-е поучение мы уже обращали свое вниманиe в 3-й главе, как сказанное в начале пресвитерского служения св. Василия по назначению самого Apxиeпископа.

Теперь мы рассмотрим его 9-е поучение, в котором решаются разные возражения вольномыслящих людей, подражатели которым находятся и в настоящее время. 8-е его поучение замечательно по особой силе красноречия, живости изложения и благотворности его последствий.

Выяснив из учения Псалмов, что праведники более всех терпели скорбей и однако же, соблюдая в душе дух смирения и совершенной покорности воле божественной, никогда не позволяли себе роптать на Бога, но видя в этих скорбях попечительность Божию об их духовном усовершенствовании, всегда благодушно переносили их, – св. Василий показывает далее, – что если люди зломыслящие при встрече со скорбями и позволяют себе роптать на Бога и доходят иногда даже до неверия в Него, то причиною этому бывает расслабление их воли в добре и отсутствие смиренного сознания своей греховности, требующей врачевания со стороны попечительного о людях Промысла Божественного.

«Люди зломыслящие, – говорит он, – едва встретят хотя малое огорчение в жизни, не перенося затруднительности обстоятельства, тотчас начинают колебаться в мыслях: имеет ли Бог попечение о здешнем мире, назирает ли за делами каждого, воздает ли каждому должное? Потом, когда видят, что неприятное их положение все еще продолжается, утверждают в себе лукавое мнение и решительно говорят в сердце своем, что нет Бога. Рече безумен в сердце своем: нестъ Бог (Пс. 13 ,1). А кто вложил себе это в ум, тот уже без осторожности вдается во всякий грех. Ибо, ежели нет назирающего, нет воздающего каждому по достоинству того, что сделано в жизни: то воспрепятствует ли что притеснять нищего, убивать сирот, умерщвлять вдову и пришельца, отваживаться на всякое нечестивое дело, осквернять себя нечистыми и мерзкими страстями, всякими скотскими вожделениями? Посему, как следствие мысли, что нет Бога, Пророк присовокупил: растлеша и омерзишася в начинаниях. Ибо невозможно совратиться с правого пути тому, кто не болезнует в душе забвением Бога. Почему язычники преданы в неискусен ум, и творят неподобная (Рим. 1, 28)? Не потому ли, что сказали: нестъ Бог? Почему они впали в страсти бесчестия, и жены их измениша естественную подобу в преестественную, и мужи на мужех студ содевают (Рим. 1, 26–27)? Не потому ли, что измениша славу нетленного Бога в подобие скотов и четвероног и гад?» (Рим. 1, 23).

«Поэтому, как действительно лишенный ума и смысла, безумен тот, кто говорит: нестъ Бог. Но близок к нему и нимало не уступает ему в бессмыслии и тот, кто говорит, что Бог – виновник зла. Я полагаю, что грех их равно тяжек, потому что оба равным образом отрицают Бога благого, один говоря, что Бога нет, а другой утверждая, что Он не благ. Ибо если Бог – виновник зла, то очевидно не благ. А поэтому в том и другом случае отрицается Бог».

«Отчего же говорят болезни? От чего безвременная смерть? От чего истребление городов, кораблекрушения, войны, голодные времена? Это есть зло, продолжают, и между тем все это Божие произведение. Поэтому, кого же иного кроме Бога, признаем виновником происходящего? Итак, поскольку коснулись мы сего часто повторяемого вопроса, то возводя слово к какому-нибудь всеми принятому началу и тщательно разобрав предложенный предмет, попытаемся сделать на него внятное и несбивчивое объяснение».

«Предварительно должны мы утвердить в мыслях своих одно следующее: поскольку мы творения благого Бога и состоим во власти Того, Кто устрояет все до нас касающееся и важное и маловажное, то не можем ничего потерпеть без воли Божией, и если что терпим, оно невредно или не таково, чтобы можно было примыслить что-либо лучшее. Ибо, хотя смерть от Бога, однако же без сомнения, смерть не зло; разве кто назовет злом смерть грешника, потому что для него перехождение отсюда бывает началом мучений во аде. Но опять не Бог причиной зол во аде, а мы сами, потому что началом и корнем греха – от нас зависящее, наша свобода. Удержавшись от зла, могли бы мы не терпеть ничего бедственного. Но поскольку уловлены сластолюбием в грех, то можем ли представить какое благовидное доказательство, что мы не сами для себя сделались виновниками горести»?

«Поэтому, иное зло только в нашем ощущении, а иное зло в собственной своей природе. Зло само в себе зависит от нас, таковы: неправда, распутство, неразумие, робость, зависть, убийство, отравы, лживые дела, и все однородные с ними недостатки, которые, оскверняя душу, созданную по образу Сотворшего, обыкновенно помрачают ее красоту. Еще злом называем, что для нас трудно и болезненно для ощущения: телесную болезнь, телесные раны, недостаток необходимого, бесславие, ущерб имения, потерю родных. Между тем, каждое из сих бедствий мудрый и благий Владыка посылает нам к нашей же пользе. Богатство отнимает у тех, которые употребляют его худо, и тем сокрушает оружие их неправды. Болезнь насылает тем, кому полезнее иметь связанные члены, нежели беспрепятственно устремляться на грех. Смерть насылает на тех, которые достигли предела жизни, какой от начала положен в праведном суде Бога, издалека предусмотревшего, что полезно для каждого из нас».

«А голод, засухи, дожди суть общие какие-то язвы для целых городов и народов, которыми наказывается зло, преступившее меру. Посему как врач, хотя производит в теле труды и страдания, однако же благодетелен, потому что борется с болезнью, а не с больным; так благ и Бог, Который частными наказаниями устрояет спасение целого. Ты не ставишь в вину врачу, что он иное в теле режет, другое прижигает, а другое совершенно отнимает; напротив того, даешь ему деньги, называешь его спасителем, потому что остановил болезнь в небольшой части тела, пока страдание не разлилось во всем теле. А когда видишь, что от землетрясения обрушился на жителей город или что в море с людьми разбился корабль, не боишься подвигнуть хульный язык на истинного Врача и Спасителя. Но тебе надлежало разуметь, что в болезнях умеренных и излечимых, люди получают пользу от одного об них попечения; а когда оказывается, что страдание не уступает врачебным средствам, тогда необходимым делается отделение поврежденного, чтобы болезнь, распространясь на соприкосновенные с ним места, не перешла в главные члены. Посему, как в резании и прижигании не виноват врач, а виновна болезнь, так и истребления городов, имея началом чрезмерность грехов, освобождают Бога от всякой укоризны».

Указав далее на некоторые места св. Писания, в которых Бог представляется как бы виновником смерти и разных бедствий, постигающих человека, – говорит, – что все эти места могут представляться такими только для людей, неспособных понимать истинный смысл Писания. «Но для разумевающего смысл Писания ни одно из сих мест не заключает в себе обвинения Богу, что Он виновник и творец зла».

Обращая особенное внимание на слова: творяй мир и зиждяй злая (Пс. 45,7), говорит: «особенно творит мир в тебе, когда добрым учением умиротворяет ум твой, и усмиряет страсти, восстающие на душу. Зиждяй злая, то есть, преобразует зло и ведет к лучшему, чтобы оно, перестав быть злом, приняло в себя свойство добра… Сверх того, если под словом мир будешь разуметь освобождение от войн, а злом назовешь трудности, сопровождающие воюющих, дальше походы, труды, бдения, беспокойства, пролитие пота, раны, убийства, взятие городов, порабощения, отведение в плен, жалкий вид пленных, и вообще все скорбные последствия войн, то утверждаю, что cиe бывает по праведному суду Божию; Бог в войнах насылает казни на достойных наказания. Или тебе хотелось бы, чтобы Содом не был сожжен после беззаконных его дел? чтобы Иерусалим не был разрушен и храм опустошен после ужасного неистовства иудеев против Господа? Но как же иначе справедливо было совершиться сему, как не руками римлян, которым предали Господа нашего враги жизни своей иудеи? Поэтому иногда справедливость требует, чтобы зло, порождаемое войною, насылаемо было на достойных того…»

«Посему болезни в городах и народах, сухость в воздухе, бесплодие земли и бедствия, встречающиеся с каждым в жизни, пресекают возрастание греха. И всякое зло такого рода посылается от Бога, чтобы предотвратить порождение истинных зол. Ибо и телесные страдания и внешние бедствия измышлены к обузданию греха. Итак, Бог истребляет зло, а не от Бога зло. И врач истребляет болезнь, а не влагает ее в тело. Разрушение же городов, землетрясения, наводнения, гибель воинств, кораблекрушения, всякое истребление многих людей, случающееся от земли, или моря, или воздуха, или огня, или какой бы то ни было причины, бывают для того, чтобы уцеломудрить оставшихся; потому что Бог всенародные пороки уцеломудривает всенародными казнями. Посему в собственном смысле зло, то есть, грех, это зло, наиболее достойное сего наименования, зависит от нашего произволения, потому что в нашей воле или удержаться от порока или быть порочным. А из прочих зол, – иные, как подвиги, бывают нужны к показанию мужества, например, Иову лишение детей, истребление всего богатства в одно мгновение времени и поражениe гнойными струпами; а иные посылаются, как врачевство от грехов, например, Давиду домашний позор служит наказанием за беззаконное вожделение. И еще знаем страшные казни другого рода, посылаемые праведным судом Божиим, чтобы поползновенных на грех соделать целомудренными. Например, Дафан и Авирон были пожраны землею в разверстые под ними бездны и пропасти. Ибо здесь таковым родом наказания не сами они приводились к исправлению (возможно ли это для сошедших во ад?), но примером своим сделали целомудренными прочих. Так и Фараон потоплен был со всем войском. Так истреблены и прежние жители Палестины».

Посему, хотя Апостол называет таковых в одном месте сосудами гнева совершенными в погибель (Рим. 9, 22), однако же не должны мы думать, что устроение Фараона было чем-нибудь худо (в таком случае вина справедливо падала бы на устроившего), а напротив того, когда слышишь о сосудах, разумей, что каждый из нас сотворен на что-либо полезное. И как в большом доме один сосуд золотой, другой серебряный, иной глиняный, а иной деревянный, а произвол каждого из нас имеет сходство с веществами сосудов, человек чистый по нравственности и нековарный есть сосуд золотой, а низший его по достоинству сосуд серебряный, мудрствующий же земное и годный к сокрушению – сосуд глиняный, а удобно осквернявшийся грехом и делающийся пищею для вечного огня – сосуд деревянный; так и сосудом гнева бывает тот, кто в себе, как в сосуде, вместил все внушения диавола, и по происшедшему в нем от порчи зловонию не может быть взят в какое-нибудь употребление, но достоин одного истребления и погибели. Поскольку же надобно было его сокрушить, то разумный и мудрый Домостроитель душ устроил, чтобы он соделался знаменитым и для всех известным, а через cиe, когда сам по чрезмерной порочности стал неисцелен, своим бедствием принес пользу другим. Ожесточил же его Бог своим долготерпением и замедлением в наказании дав усилиться его греху, чтобы открылась на нем правда суда Божия, когда лукавство его возросло до крайнего предела. Почему начав с меньших язв, и непрестанно умножая и усиливая казни, не смягчил его упорства, но нашел, что он и Божие долготерпение презирает и насылаемые на него бедствия переносит, как нечто привычное. Даже и после этого не предал его смерти, пока он сам себя не потопил, в кичении сердца своего отважившись идти путем праведных, и возмечтав, что Чермное море, как для народа Божия, так и для него будет проходимо».

«Итак наученный сему Богом, получив понятие о раздельных видах зла зная, что такое зло действительное, именно грех, которого конец погибель, и что такое зло мнимое, болезненное для ощущения, но имеющее силу добра, как например злострадания, насылаемые к обузданию греха, которых плоды – вечное спасение душ, перестань огорчаться распоряжениями Божия домостроительства и вообще не почитай Бога виновным в существовании зла и не представляй себе, будто бы зло имеет особенную свою самостоятельность…

«Но зло однако же существует. Откуда же говорят зло, если оно и не безначально и не сотворено? Вместо ответа св. Василий спрашивает: откуда болезни? и в объяснение этого вопроса, говорит, что болезнь не есть что-либо самостоятельное, но есть следствие уклонения от правильного образа жизни. Для примера представляет животное. Животному дано тело здоровое и пока оно пользуется сродною себе пищею, оно не терпит никаких страданий. Но как скоро примет какую-либо пищу не сродную и не полезную его натуре, оно начинает страдать. Итак, болезнь есть следствие неправильного образа жизни и, следовательно, не Бог сотворил болезнь, а Он сотворил только тело и вначале здоровое. Так нужно рассуждать и по отношению ко греху, сделавшемуся причиною разных страданий для человека». «Бог сотворил душу, а не грех. Повредилась же душа, уклонившись от того, что ей естественно. А что было для нее преимущественным благом? Пребывание с Богом и единение с Ним посредством любви. Отпав от Него, она стала страдать различными и многовидными недугами. Почему же в ней есть общая приемлемость зла? по причине свободного стремления, всего более приличного разумной природе. Не будучи связана никакою необходимостью, получив от Творца жизнь свободную, как сотворенная по образу Божию, она разумеет доброе, умеет им наслаждаться, одарена свободой и силой, – пребывая в созерцании прекрасного и в наслаждении умопредставляемым, – соблюдать жизнь, какая ей естественна, но имеет также свободу и уклониться иногда от прекрасного. A cиe бывает с нею, когда пресытившись блаженным наслаждением и как бы в отягчении какою-то дремотою ниспав с высоты горнего, входит в общение с плотью для гнусных наслаждений сластолюбием».

Далее показывает св. Василий, что и смерть не есть творение Божие, а есть только неизбежное следствие удаления человека от Бога, как источника жизни. Как человек, находясь вблизи светильника возженного, пребывает во свете, но по мере того, на сколько удаляется от этого источника света, настолько погружается в тьму. Так и по отношению к Богу, источнику жизни и света, чем более человек приближается к Богу собственным произволением и любовью к Нему, тем большею полнотою жизни и света пользуется; но чем более отдаляется от Него, тем более погружается в мрак и смерть. Следовательно, причиною нравственного омрачения и смерти, как духовной, так и телесной, служит не Бог, а сам человек дурным, направлением своей воли, ума и сердца. Пока Адам пребывал в духовном общении с Богом, до тех пор он наслаждался всеми благами духовными и телесными и никакое чувство скорби и страдания не прикасалось к нему. Но когда он умопредставляемой красоте Бога предпочел показавшееся приятным для плотских очей и выше духовных наслаждений поставил наполнение чрева, «он стал вне блаженной жизни, соделавшись злым не по необходимости, но по безрассудству. Поэтому он, как согрешил по причине худого произволения, так умер по причине греха. В какой мере удалился от жизни, в такой приблизился к смерти, потому что Бог жизнь, а лишение жизни смерть. Поэтому Адам сам себе уготовал смерть через удаление от Бога, по написанному: яко се удаляющии себе от Тебе, погибнут (Пс. 72, 27)».

«Так, не Бог сотворил смерть, но мы сами навлекли ее на себя лукавым соизволением. Бог не воспрепятствовал нашему разрушению, чтобы самого недуга не сохранить в нас бессмертным».

«Но говорят: почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, так что нельзя было бы согрешить, хотя бы и хотели? – Потому же, почему и ты не тогда признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно перед тобою выполняют свои обязанности. Поэтому и Богу угодно не вынужденное, но совершаемое добродетельно. Добродетель же происходит от произволения, а не от необходимости; а произволение зависит от того, что в нас и что в нас, то свободно. Посему, кто порицает Творца, что не устроил нас по естеству безгрешными, тот не иное что делает, как предпочитает природе разумной неразумную, природе, одаренной произволением и самодеятельностью, неподвижную и не имеющую никаких стремлений»… «Посему перестанем поправлять Премудрого. Перестанем доискиваться того, что было бы лучше Им сотворенного. Хотя сокрыты от нас причины частных Его распоряжений, однако же утвердим в душах своих следующее положение: от Благого не бывает никакого зла».

«К сему вопросу, по связи понятий приходит другой и о диаволе. Откуда диавол, если зло не от Бога? Что скажем на cиe? То, что и на сей вопрос достаточно нам того же рассуждения, какое представлено о лукавстве в человеке. Ибо почему лукав человек? По собственному своему произволению. Почему зол диавол? По той же причине; потому что и он имел свободную жизнь, и ему дана была власть, или пребывать с Богом, или удалиться от Благого. Гавриил Ангел и всегда предстоит Богу. Сатана-Ангел, и совершенно ниспал из собственного своего чина. И первого соблюло в горних произволение и последнего низринула свобода воли. И первый мог стать отступником и последний мог не отпасть. Но одного спасла ненасытимая любовь к Богу, а другого сделало отверженным удаление от Бога. И это отчуждение от Бога есть зло… Так диавол лукав, имея лукавство от произволения, а не природа его противоположна добру. Поэтому, от чего у него брань с нами? От того, что став вместилищем всякого порока, принял в себя и болезнь зависти, и позавидовал нашей чести. Для него несносна была наша беспечальная жизнь в раю. Коварством же и хитростями обманул человека, и употребив средством к обману то самое вожделение, какое имел человек уподобляться Богу, показал он древо и обещал, что через вкушение сего плода человек станет подобен Богу. Ибо сказал: аще снесте, будет яко бози, ведяще доброе и лукавое (Быт. 3, 5). Поэтому не создан он был нашим врагом, но завистью приведен с нами во вражду. Ибо видя, что сам низринут из Ангелов, не мог равнодушно смотреть, как земнородный через преуспеяние возвышается до ангельского достоинства» ...

Но говорят: для чего в раю было древо, с помощью которого диавол мог успеть в злоумышлении против нас? Ибо если бы не было у него обманчивой приманки, то как бы ввел нас в смерть через преслушание? – «Оно было для того, что нужна была заповедь для испытания нашего послушания. Для того было растение, приносившее красивые плоды, чтобы мы в уклонении от приятного, показав превосходство воздержания, по праву удостоились венцов за терпение. За вкушением же последовало не только преслушание заповеди, но и познание наготы. Ибо сказано: ядоста, и отверзошася очи их и разумеша, яко нази беша (Быт. 3, 6–7). А наготы знать не надлежало, чтобы ум человека, придумывая себе одежды и защиту от наготы, не развлекался заботою о восполнении недостающего и, чтобы вообще попечением о плоти не был он отвлекаем от внимательного устремления к Богу».

Св. Василий, обильно питая души своей паствы вдохновенным свыше и назидательным словом, не оставлял в нужде без пищи и их тела. 368-й год представил ему случай во всей полноте проявить свою благотворительность и нежную попечительность о нуждах своей паствы. Зима была чрезвычайно холодная и без снегу, вследствие чего весь посеянный с осени хлеб вымерз. С наступления весны и в продолжении всего лета небо было безоблачно, ясно, зной палящего солнца до того был силен, что земля растрескалась и луч солнечный  – свободно проникал в глубины расселин. Но при таком изнурительном для всего живущая зное солнечном, в продолжений всей весны и лета, земля не оросилась ни одною каплею дождя. Следствием всего этого было то, что все травы погорели, хлебные семена, посеянные весною, или не взошли или при самом появлении своем засохли, и взор человеческий нигде не встречал зелени, которая бы засвидетельствовала о продолжающейся еще жизни растительного царства на земле. Обильные и неиссыхающие источники оскудели, потоки больших рек до того иссякли, что по ним могли переходить малые дети. Небольшие же реки и ручьи совершенно пересохли, так что многие местности не могли доставить жителям и одной капли воды для утоления палившей их жажды¹²². К довершению бедствий города и окрестных мест служило то, что подвоза хлеба из других стран не было никакой возможности сделать, так как Каппадокийская область не имела никакого водного сообщения с морем, а сухопутная подвозка хлеба была немыслима по чрезвычайной дороговизне оной. «Всего же несноснее в подобных обстоятельствах, – говорит св. Григорий Богослов, – бесчувственность и ненасытность имеющих у себя избытки. Они пользуются временем, извлекают прибыток из скудости, собирают жатву с бедствий, не внимают тому, что милуяй нища взаим дает Господу (Притч. 19, 7), что продаяй пшеницу скупо от народа проклят (Притч. 11, 26), не слышат ни обещаний человеколюбивым, ни угроз бесчеловечным»¹²³. «Земледельцы, – говорит св. Василий, – сидя на нивах и сложив руки на коленах (обыкновенное положение сетующих, оплакивают напрасно потерянные труды свои), посмотрят на малолетних детей и начнут рыдать; устремят взоры на жен и зальются слезами; потрогают и пощупают cyxиe листы взошедших стеблей и громко зарыдают как отцы, потерявшие сыновей, достигших цветущего возраста»¹²⁴. По городу ходили голодные, исхудалые, обессиленные, с бледными безжизненными лицами, со впалыми и тусклыми глазами мужчины, женщины и дети, ища себе помощи у богатых, а иные не имея уже сил переступить за порог своего дома, изнывали в жестоких муках голодной смерти.

Столь раздирающая душу картина народных страданий не могла, конечно, не возбудить чувства сострадательности к страждущему народу в столь доблестном Пастыре, каков св. Василий. Прежде всего его паства имела нужду в его слове, для вразумления одних, и для утешения других. В слове своем, сказанном по этому случаю, раскрыв со всею полнотою и поразительностью картину народного бедствия, как опытный врач духовный, указывает «прежде всего на причину болезни, без устранения которой невозможно радикальное исцеление больного. Показав прежде, как приносили покаяние Ниневитяне и какими подвигами устранили угрожавшую им казнь от Бога, говорит: «таков образ мыслей и рабов благосознательных! Таково покаяние одержимых грехами! А мы грех совершаем со всем усилием, за покаяние же принимаемся нерадиво и лениво. Кто у нас молясь, проливает слезы, чтобы благовременно получить дождь и орошение? Кто, чтобы загладить грехи, в подражание блаженному Давиду, омочил ложе слезами (Пс. 6, 7)? Кто омыл ноги странным и отер путешественную пыль, чтобы умилостивить Бога вовремя испросив окончания засухи? Кто напитал лишившегося отца детище, чтобы и Бог напитал теперь для нас плоды подобно сироте, побитые неблагорастворением ветров? Кто призрел вдову, стесненную трудностью пропитания, чтобы теперь в награду себе получить необходимую пищу? Раздери неправедное писание, чтобы через это разрешен был твой грех; изгладь обязательство платить тяжелый рост, чтобы земля рождала обычное ей. Поскольку у тебя медь и золото, и все нерождающее рождает вопреки природе: то земля, по природе способная к рождению, делается твердою и в наказание живущих на ней осуждена на бесплодие».

Потом, обращаясь к богатым капиталистам, показывает им, что и золото не спасет их не только от вечной казни, но и от временной, если Бог в праведном гневе своем продлит наказание на более продолжительный срок. «Пусть покажут чтители любостяжания, собирающие до преизбытка богатство, какая сила или польза их сокровищ, если разгневанный Бог еще долее продлит наказание? Вскоре желтее золота сделаются те, которые копят его, если не будет у них хлеба, вчера и за день презираемого по удобству иметь его в обилии. Представь, что нет продающего, что хлеба не стало в житницах. Какая тогда польза в тяжелых мешках с деньгами? Скажи мне, не вместе ли с ними будешь зарыт в землю? Не земля ли золото? не бесполезное ли брение будет лежать подле брения тела? Все приобрел ты, но нет у тебя одного необходимого – возможности пропитать себя самого. Из всего твоего богатства сделай хотя одно облако; придумай способ произвести несколько дождевых капель; побуди землю к плодородию; прекрати бедствие своим гордым и величавым богатством. Может быть призовешь на помощь кого-либо из мужей благоговейных, чтобы тебе своими молитвами, как Илия фесвитянин, даровал облегчение бедствий человек бедный, не имеющий у себя ни собственности, ни обуви, ни жилища, ни теплого угла, ни других пособий жизни, прикрытый одним хитоном, как Илия милотию, воспитанник молитвы, сотрапезник воздержания. И если получишь просимую у такого человека помощь, не посмеешься ли тогда над богатством, требующим многих забот? Не плюнешь ли на золото? И серебро, которое прежде называл всесильным и прелюбезным, не бросишь ли, как нечистоту, узнав, что оно слабый помощник в нужде»¹²⁵.

Описав страшный вид изнуренных голодом, св. Василий показывает преступность равнодушия богачей, которые проходят мимо таких страдальцев, не обращая на них внимания. «Каких же достоин наказаний, кто проходит мимо человека с таким изможденным телом? Что еще можно прибавить к такой жестокости? Не стоит ли он того, чтобы причислить его к лютым зверям, признав злодеем и человекоубийцею? Кто имеет возможность уврачевать зло, но добровольно и по любостяжательности откладывает cиe, того по справедливости можно осудить наравне с убийцами»¹²⁶.

Показав далее красоту добродетели – милосердия к бедным и легкость приобретения вечного спасения через эту добродетель, св. Василий убеждает богатых людей воспользоваться настоящим бедственным временем для приобретения блаженной вечности. «Самое время призывает тебя к матери заповедей (т. е. к милосердию); позаботься особенно, чтобы не пропало для тебя даром это время торжища и купли, потому что время течет и не возвращается к медлительному; дни спешат и обегают ленивого. И как нельзя остановить течения реки, разве кто, захватив при первой встрече и первом порыве, воспользуется водою, как должно: так невозможно удержать и времени, которое понуждается вперед безостановочным круговращением; прошедшего нельзя возвратить назад, разве кто уловит наступающее. Поэтому и заповедь, как нечто бегущее, держи и исполняй; взяв, со всех сторон сжимай в своих объятиях. Дай малое и приобрети многое. Разреши первообразный грех подаянием пищи. Ибо как Адам худым вкушением передал нам грех, так мы загладим cиe зловредное вкушение, если удовлетворим нужде и голоду брата… Много имеешь примеров братолюбия и в Ветхом и в Новом Завете. Если видишь алчущего старца, призови и напитай, как Иосиф Иакова. Если находишь врага в крайности, к обдержащему тебя гневу не прилагай мщения, но напитай его, как Иосиф продавших его братьев. Если встретишь человека юного, подавленного трудами, прослезись, как Иосиф над Вениамином, сыном старости. Может быть и тебя искушает любостяжательность, как Иосифа госпожа, и тебя влечет за одежду, чтобы пренебрег ты заповедь и возлюбил более эту златолюбицу и миролюбицу, нежели Господне повеление. Когда приходит к тебе помысл, враждующий против оной заповеди, увлекающий целомудренный ум в сребролюбие, принуждающий нерадеть о братолюбии и удерживающий при первом, и ты свергни с себя одежды, удались с гневом, блюди верность ко Господу, как Иосиф к Пентефрию. Снабжай скудость хотя один год, как он снабжал семь лет. Не всем жертвуй сластолюбию; дай нечто и душе. Представь, что у тебя две дочери: здешнее благополучие и жизнь на небесах. Если не хочешь всего отдать лучшей, то по крайней мере, поровну раздели – и невоздержной и целомудренной. Смотри, чтобы когда надобно будет тебе предстать ко Христу и явиться перед лицем Судии, не оказалась слишком богатою здешняя жизнь, а обнаженною и одетою в рубище другая – жизнь добродетельная, имеющая вид и название невесты. Поэтому не представь Жениху невесты безобразною и неукрашенною, чтобы Он воззрев, не отвратил лица, и видя не возненавидел и не отрекся от союза с нею; но облеки ее в приличное убранство, соблюди благообразною до предназначенного времени брака, чтобы и она с мудрыми девами возжгла светильник, имея неугасимый огонь ведения и не оскудевая елеем заслуг, чтобы самым делом подтвердилось богодухновенное пророчество, чтобы и душе твоей приличествовало сказанное: предста царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преукрашена… Промышляй о настоящем и о будущем и не утрать последнюю ради гнусной корысти¹²⁷».

Внушив богатым людям щедродательность к бедным, особенно в то бедственное для всех время, убеждает и бедных людей переносить постигшую их скорбь с благопокорностью наказующей деснице Божией и тем показать, что они не льстивые рабы, выражающие расположение и преданность Ему только в счастливые дни жизни, а в скорби готовые отступить от Него с ропотом на Его распоряжения. Вместе с сим, примерами многих святых старается подкрепить в них надежду на помощь благого Бога, не посылающего искушений верным своим рабам выше сил.

Каково было состояние души и тела самого св. Василия в это бедственное для всех время, это можем видеть из его писем к Евсевию, Епископу Самосатскому¹²⁸. В одном из этих писем св. Василий пишет: «не буду говорить о болезнях, следовавших одна за другою, о неудобствах зимнего времени, о непрерывности дел, как об известном, о чем и прежде доносил уже твоему совершенству. А теперь и единственное утешение, какое имел в жизни, разумею матерь мою, и оно отнято у меня по грехам моим. И не смейся надо мной, что в таких летах жалуюсь на сиротство, напротив того извини меня, что не могу терпеливо перенести разлуку с такою душею, которой равных по достоинствам не вижу в оставшихся. Поэтому опять возвратились ко мне недуги, опять лежу на одре, в совершенном изнеможении оскудевающих сил, и только с часу на час ожидаю неминуемого конца жизни». Таково было состояниe души и тела св. Василия, когда город и вся страна изнывала, изнуряемая голодом. – Но едва он освободился от изнурявших его собственных недугов, поспешил на помощь к страждущему народу. – Слово его, произнесенное по сему случаю в храме, не осталось бесплодным: в бедных оно подкрепило упование на помощь Божию и терпение в скорбях, богатых подвигло к щедрой благотворительности. Но и сам св. Василий свою попечительность о бедных не ограничил только своим словом, но употребил в пользу бедных оставшееся по смерти его блаженной матери, Еммелии, имение. Кроме сего он оказал деятельное участие в пропитании изнуренных голодом. «Отверзши хранилища имущих, – как повествует св. Григорий Богослов, – словом и увещаниями, совершает сказанное в Писании, раздробляет алчущим пищу (Пс. 57, 8), насыщает нищия хлебом (Пс. 131, 15), препитывает я в глад (Пс. 32, 19), и души алчущие исполняет благ (Пс. 106, 9). И каким притом образом? Ибо и это немало увеличивает его заслугу. Он собирает в одно место уязвленных гладом, а иных даже едва дышащих, мужей и жен, младенцев, старцев, весь жалкий возраст, испрашивает всякого рода снеди, какими только может быть утолен голод, выставляет котлы полные овощей и соленых припасов, какими питаются у нас бедные; потом, подражая служению самого Христа, Который препоясавшись лентием, не погнушался умыть ноги ученикам, при содействии своих рабов или служителей удовлетворяет телесным потребностям нуждающихся, удовлетворяет и потребностям душевным, к напитанию присоединив честь и облегчив их участь тем и другим¹²⁹».

«Много есть и других доказательств Васильевой заботливости и попечительности о Церкви; таковы: смелость Василия перед начальниками, как вообще перед всеми, так и перед самыми сильными в городе; его решения распрей не без доверия принимаемые, а по произнесении его устами, через употребление обратившегося в закон; его предстательства нуждающихся, большею частью в делах духовных, а иногда и в плотских (потому что и это, покоряя людей добрым расположением, пользует нередко души); препитание нищих, странноприимство, попечение о девах, писанные и неписанные уставы для монашествующих, чиноположения молитв, благоукрашение алтаря и иное, чем только Божий воистину человек и действующий по Богу может пользовать народ¹³⁰».

Во всех этих доблестных действиях св. Василия можно убедиться отчасти и из его писем, а частью из свидетельств других историков церковных.

Право суда над тяжущимися, в случае согласия тяжущихся сторон, Константином Великим предоставлено было собственно Епископам, которых определения были почитаемы наравне с царскими определениями; на светские же власти, в таком случае, возлагалась обязанность приводить только в исподнение их определения¹³¹. Но Епископы иногда разделяли это право суда с доверенными лицами из клира¹³². А так как на св. Василия, по чрезвычайной доверенности к нему Архиепископа, лежали все обязанности епископские, поэтому он пользовался и правом суда над тяжущимися, привлекая к своему суду тяжущихся своим беспристрастием в суде и искренним благожеланием обеим сторонам.

Доказательством участия св. Василия в положении притесненных людьми сильными служат многие из его писем, писанных им во время его пресвитерства. – В письме к Софронию Магистру просит вступиться за родителя св. Григория Богослова и избавить его от хлопот по судебным местам, потому что по смерти Кесария, который умирая отказал свое имение бедным, когда имение сие, частью было расхищено, частью издержано родителями Кесариевыми на бедных и на уплату долгов, объявлены новые иски от людей, которым будто бы Кесарий состоял должным. «Изведал невзгоды жизни сей, – писал он, – и боголюбивейший брат наш, епископ Григорий. Ибо и он наряду со всеми терпит беспокойства, непрестанными оскорблениями поражаемый, как бы неожиданными какими ударами. Люди, не боящиеся Бога, а может быть, и вынуждаемые великостью бедствий, нападают на него под предлогом, что Кесарий брал у них деньги. Убыток ему не тяжел, потому что издавна научился он ни во что ставит богатство. Но, поскольку имущество Кесариево было в руках у служителей и у людей, которые по нравам ничем не лучше служителей и с полною свободою разделив между собою самые дорогие вещи, соблюли совершенную малость; то родители Кесариевы, получив немногое из достояния Kecapиевa и почитая cиe никому непринадлежащим, вскоре истратили это на нуждающихся – как по собственному своему изволению, так и по словам покойного; потому что как сказывают, Кесарий умирая говорил: хочу, чтобы все мое досталось нищим. – Почему, как исполнители Kecapиева приказания, вскоре распорядились они имением в общую пользу и теперь Григорию предстояло с одной стороны христианская нищета, а с другой стороны хлопоты ходить по судебным местам».

«Поэтому пришла мне мысль довести все cиe до сведения твоей достохвальной правоты, чтобы ты из уважения к мужу, которого давно знаешь, во славу Господа, Который на Себя приемлет сделанное рабам Его и из уважения ко мне, одному из избранных твоих друзей, переговорил о сем что нужно с сокровище-хранителем и по великому своему благоразумию придумал способ к освобождению Григория от этих оскорбительных и несносных беспокойств. Без сомнения же нет и человека, который бы так мало знал Григория, что стал бы подозревать его в чем-либо неприличном, например в том, что из пристрастия к деньгам выдумывает он подобные вещи. Ибо готово доказательство его беспристрастия. Охотно уступает он казне остатки Kecapиевa имения, только бы спаслось оно и ходатай по казенным имуществам сам имел дело с объявляющими свои притязания, и сам потребовал бы у них доказательств, потому что мы не способны к таким делам. Ибо совершенству твоему не трудно узнать, что пока было можно, никто не отходил от Григория, не достигнув желаемого, но всякий без труда получал, что требовал; почему многие жалели даже, что сначала не просили большего. Сие-то особенно и произвело, что многие стали нападать на него. Смотря на пример предупредивших и прочие начали один за другим объявлять ложные свои иски. Потому просим твою степенность воспротивиться всему этому и непрерывный ряд зол, подобный какому-то потоку, остановить и пресечь. Сам ты знаешь, как помочь делу не дожидаясь, чтобы стали учить тебя этому мы, которые по неопытности в житейских делах, не знаем даже и того, как избавиться от беды. Поэтому сам будь и советником и заступником, изобретя по великому своему благоразумию и самый способ вспомоществования¹³³».

В письме к Авгурию просит о том же деле по Кесариеву наследству¹³⁴.

Еще в одном письме ходатайствует за близкого ему человека по имени Леонтия и просит о доме сего Леонтия иметь такое же благопопечение, как бы и об его собственном. «О многом для меня важном писал я уже к тебе, но о большем числе дел буду еще писать. Ибо невозможно, чтобы и нуждающихся не стало и мы отреклись оказывать посильную милость. Никто ко мне так не близок и никто не может меня столько утешить своею в чем-либо благоуспешностью, как достопочтеннейший брат Леонтий. Приими дом его так, как принял бы меня самого, не в той нищете, в какой живу теперь по милости Божией, но когда бы жил и в изобилии и владел полями. Очевидно, что ты не довел бы меня до бедности, но сохранил бы, что у меня есть или приумножил мое изобилие. Посему прошу тебя поступить также и с упомянутым домом этого человека.

За все же будет тебе от меня обычная награда – молитвы к святому Богу за труды, какие принимаешь на себя, будучи столько добр, благосклонен и предупредителен к просьбам нуждающихся»¹³⁵.

В другом письме просит об одном пресвитере, своем совоспитаннике, трудами которого питался и св. Василий, чтобы при новом уравнении податей не делать на него новых налогов. «Пресвитер этого местечка, о чем думаю давно уже известно твоему благородию, – мой совоспитанник. Посему нужно ли мне говорить, что иное для убеждения твоей милости – воззреть на него дружелюбно и помочь ему в делах? Ибо, если любишь меня, как и вероятно любишь, то без сомнения всеми мерами постараешься успокоить и тех, кого считаю за одно с собою. Итак, о чем же прошу? О том, чтобы оставалась за ним прежняя подать. Ибо немало трудится он, услуживая мне к пропитанию, потому что, как сам ты знаешь, не имею у себя ничего собственного, но довольствуюсь тем, что есть у друзей и родных. Посему на дом сего брата смотри как на мой или лучше сказать, как на свой собственный, а за оказанное ему благодеяние пошлет Бог тебе, дому и всему роду твоему обычную помощь»¹³⁶.

Живя в городе, св. Василий не оставлял однако же подвигов иноческой жизни¹³⁷ и не оставляя попечения о монастырях, им основанных в Понте, учреждал обители общежития в самом городе Кесарии. Это видно из письма св. Василия к настоятелю основанного им прежде монастыря, к которому он препроводил одного, желавшего посвятить себя на служение Богу в монастыре, находившемся в самом городе Кесарии. «Некто, писал св. Василий к этому настоятелю, как сам он говорит, познав суету сего мира и изведав, что все приятности этой жизни подвержены здесь превратностям и приготовляют только вещество вечному огню, а сами скоро проходят, пришел ко мне в намерении удалиться от этой трудной и многоплачевной жизни, оставить плотские удовольствия и впредь идти путем, ведущим в обители Господни. Потому, если действительно твердо возжелал он сего подлинно блаженного жития и возымел в душе своей прекрасную и похвальную любовь, возлюбив Господа Бога нашего всем сердцем, всею крепостью и всею мыслью, то необходимо, чтобы ваше благочестие показало ему трудности и неудобопроходимости тесного и узкого пути, но и утвердило его в надежде благ, пока еще невидимых, уготованных же, по обетованию, достойным Господа. Пиша по сей причине, умоляю несравненное ваше о Христе совершенство наставить его, сколько возможно и пусть без меня совершит он отречение в благоугождение Богу, и будет наставлен в начальных правилах, как установлено и письменно изложено святыми отцами, а также пусть будет ему предложено все, относящееся к подвижнической строгости и таким образом введен он будет в сей род жизни, и по своему изволению восприяв на себя подвиги ради благочестия, подклонившись под благое иго Господне, устрояя жизнь свою в подражание нас ради Обнищавшему и плоть Носившему, и стремясь к цели, к почести вышнего звания, сподобится похвалы от Господа. Ему и здесь хотелось приять венец любви по Богу, но я отлагал cиe до времени, желая вместе с вашим благочестием умастить его на таковые подвиги и одного из вас, кого сам он изыщет, поставить ему наставником подвижничества, чтобы прекрасно руководствовал и своим усильным и блаженным рачением соделал его борцом достойным одобрения, разящим и низлагающим миродержителя тьмы века сего и духов злобы, с которыми у вас брань, по слову блаженного Апостола (Еф. 6, 12). Поэтому, что я намеревался сделать вместе с вами, то ваша о Христе любовь да соделает и без меня¹³⁸».

Обители общежития, учрежденные в городе, руководя во многих случаях и недоумениях устным словом, начертал для них и письменно образец совершенной жизни в одном послании. Так как это послание может быть прекрасным руководством в жизни духовной не только для современных иноков и инокинь, но как основанное на учении Евангельском, во многом и вообще для всех христиан, поэтому мы предложим его вниманию наших читателей. «В богодухновенном Писании, – пишет св. Василий, – много правил, которые обязаны наблюдать возревновавшие о благоугождении Богу. Но я почел необходимым сделать краткое напоминание по указанию самого богодухновенного Писания, пока о тех только обязанностях, о которых у вас теперь предложен вопрос. И поскольку свидетельство о каждой обязанности найти в Писании не трудно, то предоставляю cиe тем, которые упражняются в чтении Писания, и сами в состоянии напомнить даже другим следующее».

«Христианин должен иметь образ мыслей достойный небесного звания и жить достойно Евангелия Христова.

Христианину не должно рассеиваться и чем-либо отвлекаться от памятования о Боге, о воле и судах Его.

Христианин, став во всем выше оправдания по закону, не должен воздавать злом за зло; не должен гневаться.

Он должен быть долготерпеливым, переносить все, чтобы то ни было, а кто делает неправду, того обличать благовременно не с страстным движением, чтобы отмстить за себя, но с желанием исправить брата, по заповеди Господней.

Об отсутствующем брате ничего не должен он говорит с намерением очернить, это есть клевета, хотя бы сказанное было и справедливо.

Надобно отвращаться от человека, который выговаривает на брата.

Не должно говорить шуточного. Не должно смеяться и терпеть смехотворцев.

Не должно празднословить и говорить что-нибудь такое, что не служит ни к пользе слушающих, ни к необходимому и дозволенному нам Богом употреблению, почему занимающиеся работою должны, сколько можно стараться, чтобы работа производилась в безмолвии и чтобы самые даже добрые речи вели у них те, кому по испытании поручено устроять слово к созидании веры, да не будет оскорбляем Дух Святой Божий.

Никто из пришлых не должен самовольно подходить к кому-либо из братий или разговаривать с ними, пока приставленные смотреть за общим во всем благочинием не рассудят, угодно ли cиe Богу к общей пользе.

Не должно порабощаться вину, желать вкушения мяс и вообще быть сластолюбивым в рассуждении явств или пития, потому что подвизающийся воздерживается во всем.

Данного каждому в употребление не должно почитать собственностью или припрятывать, но с заботливостью надобно смотреть на все cиe, как на принадлежащее Владыке и не проходить без внимания даже мимо того, что по случаю брошено или оставлено в небрежности.

Никто не должен быть господином даже себе самому, но каждый, как отданный Богом в услужение единодушным братиям, сообразно с сим обязан и рассуждать обо всем и делать все, впрочем пребывая в собственном своем чине.

Не должно роптать ни при недостатке потребного, ни при утомлении от дел, потому что судят о каждом те, кому предоставлена на cиe власть.

Не должно дозволять себе ни крика, ни другого какого вида или движения, которыми показываются раздражительность или уклонение от несомненной уверенности в Божием присутствии. Голос должно соразмерять с потребностью.

Не должно отвечать кому-либо или делать что-нибудь дерзко или презрительно, но надобно показывать во всем скромность и во всем почтительность. Не должно с умыслом мигать глазом или употреблять другой какой знак или движение члена, которые оскорбляют брата или выказывают презрение.

Не должно стараться о нарядности в одежде или в обуви: это – суетность.

К удовлетворению телесных потребностей должно пользоваться недорогим. Ничего не должно издерживать сверх потребности и для пышности: это – злоупотребление.

Не должно искать чести и домогаться первенства. Каждый должен предпочитать себе всех.

Не должно быть непокорным.

Не должно в праздности есть хлеб тому, кто способен работать, а занявшийся исполнением чего-либо во славу Христову должен принуждать себя к ревности в деле по мере сил.

Каждый должен с одобрения настоятелей с разумом и убеждением так делать все, не исключая вкушения пищи и пития, как бы делал cиe во славу Божию.

Не должно от одного дела переходить к другому без одобрения тех, кто приставлен распоряжаться сим, разве неминуемая нужда позовет кого вдруг на помощь обессиленному.

Каждый обязан пребывать в том, к чему приставлен, а не должен, преступая меру собственной обязанности, приниматься за непорученное ему, разве имеющие власть распоряжаться сим признают кого нуждающимся в его помощи.

В одной рабочей ненадобно никому быть из другой рабочей.

Не должно ничего делать из соперничества, или по ссоре с кем-нибудь.

Не должно завидовать доброй славе другого и радоваться чьему-либо недостатку.

В любви Христовой надобно скорбеть и сокрушаться о недостатках брата, радоваться же его преспеянию.

Не должно равнодушно смотреть на согрешающих или умалчивать о них.

Обличающий должен обличать со всяким сердоболием в страхе Божием и в намерении обратить грешника.

Обличаемый или получающий выговор должен принимать cиe охотно, признавая, что в исправлении состоит собственная его польза.

Когда обвиняют кого, никто другой при обвиняемом или при других, не должен делать возражений обвиняющему. А если кому обвинение кажется неосновательным, то должен повести слово с обвинителем наедине и убедить его или сам убедиться.

Каждый, сколько есть у него сил, должен врачевать того, кто имеет что-нибудь против него.

На согрешившего и покаявшегося не должно помнить зла, а надобно простить ему от сердца.

Кто говорит, что покаялся в грехе, тот должен не только сокрушаться о том, в чем согрешил, но и принести достойные плоды покаяния.

Кто вразумлен был касательно прежних своих грехов и сподобился получить отпущение оных, тот если грешит опять, уготовляет себе суд гнева строжайший прежнего.

Кто по первом и втором увещании остается в своем прегрешении, о том надобно объявить настоятелю и тогда получив выговор при многих, придет может быть в стыд. А если и в таком случае не исправится, надобно уже отсечь его как соблазн и смотреть на него, как на язычника и мытаря для приведения в безопасность ревностно трудящихся в прохождении послушания по сказанному, что при падении нечестивых приходят в страх праведные. Не должно и плакать о нем, как о члене, отсеченном от тела».

Не должно допускать, чтобы солнце заходило в гневе брата, иначе ночь может разлучить обоих и оставить им неизбежное осуждение в день суда. Не должно отлагать времени своего исправления, потому что утренний день неверен для нас: многие, замыслив многое, не дожили до утреннего дня.

Не должно даваться в обман пресыщенному чреву, от которого бывают ночные мечтания.

Не должно развлекаться непомерною работою и преступать пределы умеренности, по сказанному Апостолом: имеющие же пищу, одеяние, сими довольни будем (1Тим. 6, 8); потому что обилие сверх потребности выказывает любостяжательность; а любостяжательность осуждается, как идолопоклонство (Кол. 3, 5).

Не должно быть сребролюбивым, и ненужные собирать сокровища, каких ненадобно.

Приходящий к Богу должен возлюбить нищету во всем и быть пригвожден страхом Божиим, подобно сказавшему: пригвозди страху твоему плоти моя: от судеб бо Твоих убоюся (Пс. 118, 120).

Да дарует же вам Господь, со всем убеждением принять сказанное, во славу Божию явить плоды, достойные Духа по благоволению Бога и содействием Господа нашего Иисуса Христа»¹³⁹.

Бывают такие подвижники, которые будучи увлечены порывами благочестивых чувств с первого же раза определяют себя на всевозможные трудности подвижнической жизни, думая так сказать, одним скачком достигнуть верха совершенства. Но таковые подвижники по гордости не желающие воспользоваться советами более опытных в подвижнической жизни людей, большею частью плачевно оканчивают свою жизнь, или по крайней мере, подвергаются таким преткновениям и падениям, которые налагают мрачную тень на всю их подвижническую жизнь. – Желая таковых горячих, но неблагоразумных подвижников, охранить от вредных для них последствий, мы находим нужным ознакомить их с письмом св. Василия к ученику Хилону, в котором он вразумляет его, что в добродетельной жизни недостаточно одно доброе начало, а нужно постоянное и непрерывное преспеяние; предлагает многие правила жизни уединенной, советует не вдруг устремляться на верх совершенства, но соблюдать в подвигах постепенность, и предостерегает не оставлять пустыни под благовидным предлогом добродетельного жития в мире и посещения духовных собраний.

«Виновником спасительного дела буду для тебя, искренний брат мой, – писал ему св. Василий, – если охотно примешь от меня совет о том, что тебе делать, особливо в таких случаях, о которых сам ты просил подать тебе совет. У многих, может быть, доставало смелости начать уединенную жизнь, но немногие вероятно потрудились довершить ее как должно. И без сомнения конец дела не в одном намерении, а в конце – плод трудов. Поэтому ни малой нет пользы, если кто не поспешает к концу намерения, но ограничивает монашескую жизнь одним только началом, а что всего смешнее, оставляет еще собственное свое намерение, за что посторонние обвиняют его в недостатке мужества и рассудительности. О таковых и Господь говорит: кто хотяй дом создати, не прежде ли седее разочтет имение, аще имать, еже есть на совершение: да не когда положит основание, и не возможет совершити, начнут ругатися ему мимоходящии, глаголюще, яко человек сей основание положи, и не може совершити (Лк. 14, 28–30). Посему за началом пусть следует усердие к успеху в добром деле. Ибо и мужественнейший подвижник Павел, желая чтобы не обеспечивали себя прежними добрыми делами, но ежедневно преуспевали более и более, говорит: задняя забывая, в предняя же к намеренному гоню, к почести вышняго звания (Флп. 3, 13–14). Такова и целая жизнь человеческая: она не довольствуется предшествовавшим, но питается не столько прошедшим, сколько будущим. Что пользы человеку во вчерашней сытости чрева, если ныне при возродившемся голоде не находишь свойственного утешения снедей? Так и душе не пользует вчерашнее доброе дело, если в сей день оставлено исполнение правды. Ибо сказано: «каким найду тебя, таким и признаю».

«Поэтому напрасным делается труд праведника и неукоризненным нрав грешника после происшедшей с ними перемены, когда один от лучшего перейдет к худшему, а другой от худшего к лучшему. Это можно услышать и у Иезекииля, который учит как от лица Господня. Ибо говорит он: если праведник совратившись прегрешит, не помяну правды, яже сотворил есть пред сим, но во грехе своем умрет (Иез. 18, 24). А тоже самое говорит и о грешнике: если обратившись сотворит правду, жизнию поживет в ней (Иез. 27, 28). Где столь многочисленные труды раба Моисея, как скоро минутное прекословие воспрепятствовало ему взойти в землю обетования? К чему послужило Гиезию обращение с Елисеем, когда по сребролюбию навлек он на себя проказу? Что было пользы и Соломону во множестве мудрости и в такой предшествовавшей любви к Богу, когда впоследствии от женонеистовства впал он в идолослужение? Да и блаженного Давида не неукоризненным соделала рассеянность за прегрешение с женою Урии. К приведению в безопасность жительствующего по Богу достаточно «видеть и ниспадение из лучшего в худшее Иуды, который столько времени был учеником Христовым, а потом продав Учителя за малое вознаграждение, приобрел тем себе удавку. Поэтому да будет известно тебе брат, что не тот совершен, кто хорошо начал, но тот благоискусен перед Богом, кто хорошо дает в деле отчет. Посему брат не давай сна очима, и дремания веждома своима (Пс. 131, 4), пока не спасешься, как серна от тенет и как птица от сетей! Ибо смотри, ты идешь среди сетей и ходишь поверх высокой стены, откуда упасть не безопасно».

«Посему не вдруг простирайся на самый верх подвижничества, наипаче же не полагайся сам на себя, чтобы не пасть тебе с высоты подвижнической жизни по неопытности. Ибо лучше постепенное преспеяние. Понемногу отнимай у себя житейские наслаждения, истребляя все свои навыки, чтобы противодействием своим вдруг приведя в раздражение всякое желание наслаждений, не восставить против себя толпу искушений. Когда возмешь верх над пристрастием к одному удовольствию, тогда вступай в борьбу с пристрастием к другому, и таким образом благовременно преодолеешь всякую склонность к наслаждению. Ибо именование удовольствия одно, но роды удовольствий различны. Поэтому брат прежде всего будь терпелив во всяком искушении. А сколь многоразличными искушениями испытывается верный, то мирскими потерями, то обвинениями, оболганиями, непокорностью, оговорами, гонениями! Все это и подобное сему служит к испытанию верного».

«Сверх того будь безмолвен, не опрометчив в слове, неспорлив, не упорен, не тщеславен, не все перетолковывай; но люби верность, будь не многоречив, всегда готов не учить, но учится. Не любопытствуй о жизни мирской: из этого не будет тебе никакой пользы. Ибо сказано: да не возглаголют уста моя дел человеческих (Пс. 16, 4). Кто с приятностию говорит о делах людей грешных, тот с готовностью пробуждает в себе страсть к удовольствиям. Но желай лучше узнать жизнь праведных, ибо в этом найдешь для себя пользу. Не будь охотник показываться в люди, обходя селения и домы, но бегай их как сетей для души. А если кто из великого благоговения убеждает тебя под разными предлогами войти к нему в дом, то таковый пусть научится вере сотника, который Иисуса, поспешавшего к нему для исцеления, удерживал от сего, говоря: Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово, и исцелеет отрок мой (Мф. 8, 8). Когда же Иисус сказал ему: иди, якоже веровал eси, буди тебе: исцеле отрок в той час (Мф. 8, 13). Посему да будет известно тебе брат, что не присутствием Христовым, но верою просящего освобожден больной от недуга. Так и ныне в каком месте ни помолишься, если больной уверует, что помогут ему молитвы твои, все исполнится по желанию его».

«Не паче Господа люби близких тебе. Ибо сказано: иже любит отца или матерь паче Мене, нестъ Мене достоин (Мф. 10, 36). Что же значит Господня заповедь? Сказано: аще кто не возмет крест свой и не последует Ми, не может Мой быти ученик (Лк. 9, 23; Лк. 14, 27). Если ты со Христом умер для сродников своих по плоти, то для чего хочешь опять жить с ними? А если для сродников своих опять созидаешь то, что разорил для Христа, то сам себя делаешь преступником; поэтому для сродников своих не оставляй места своего, ибо оставляя место, оставляешь может быть и нравы свои».

«Не люби многолюдства, селений и городов, но будь пустыннолюбцем, всегда нерассеянно пребывая сам в себе, признавая своим делом молитву и псалмопение. Не пренебрегай чтением, особливо читай Новый Завет, так как от чтения Ветхого Завета нередко бывает вред, не потому что в нем написано вредное, но потому что немощен ум претерпевающих вред. Ибо всякий хлеб питателен, но слабым он вреден. Так всяко писание богодухновенно и полезно (2Тим. 3, 16) и в нем нет ничего нечистого, а нечисто разве тому, кто признает нечистым. Ты же вся искушай: добрая держи, от всякого вида злого отгребайся (1Сол. 5, 21–22). Вся бо леть суть, но не вся на пользу (1Кор. 6, 12)».

«Поэтому, со всеми с кем имеешь дело, будь ко всем непреткновенен, разумен, братолюбив, приветлив, смиренномудр, не удаляйся от цели страннолюбия для дорогих яств, но довольствуясь настоящим, ни от кого не бери ничего сверх ежедневно потребного для монашеской жизни и особливо бегай золота, как наветника души, отца греху, служителя диаволу. Не делай себя виновным в богатолюбии под предлогом служения нищим. А если кто принесет тебе деньги для бедных, узнав кто скуден, посоветуй тому самому, у кого есть деньги, отнести их к неимущим, чтобы приятием от него денег не осквернить тебе своей совести. Бегай удовольствий, люби воздержность и тело упражняй в трудах, а душу приучай к искушениям. Разлучение души и тела признавая освобождением от всякого зла, ожидай наслаждения вечными благами, причастниками которого сделались все святые».

К пресвитерским трудам св. Василия св. Григорий Богослов причисляет чиноположение молитв. Но под этим прежде всего нужно разуметь Литургию, известную под именем Литургии Василия Великого. – Что св. Василий писал литургию, в этом несомненно уверяют: а) Прокл Патриарх Константинопольский (434–447), который говорит, что св. Василий, желая уврачевать немощь человеческую из-за продолжительности служения отказывавшуюся посещать богослужение, сократил древний чин литургии; б) Петр диакон, известный по своему сочинению о воплощении, говорит: молитвы литургии Василия повторяет весь восток; в) Леонтий Византийский (VII века) в 3-й книге против Нестория; г) Собор Трульский и 7-й Вселенский Собор. – Кроме чина Литургии св. Василий преобразовал чин утреннего и вечернего богослужения и писал молитвы. О том, в каком порядке совершалось утреннее богослужение при св. Василии, можно видеть из его послания к Неокесарийцам; а сколь благолепно совершалось богослужение, это можно видеть из того, что оно поразительно подействовало на самого Императора Валента, о чем мы будем еще иметь случай говорить.

Св. Василию принадлежат еще молитвы на разные случаи, каковые и ныне читаются в круге дневного служения, а именно: две молитвы полунощные: одна – Господи Вседержителю, а другая: Тя благословим; две молитвы междочасия 1-го часа: Боже вечный, безначальный и Посылаяй свет, и идет; молитва в конце 6-го часа: Боже и Господи сил, а другая – в конце 9-го часа: Владыко, Господи. Молитва вечерни: Блогословен еси Господи. Еще есть и другие молитвы: две перед причащением и одна по причащении; одна при Елеосвящении; две запретительные над страждущим; две по осквернении, одна за ненавидящих и любящих. Еще одна молитва: Воссияй в сердцах наших, Человеколюбче, – которая читается после 11-й кафизмы и в числе утренних молитв служебника.

Им же составлены молитвы, читаемые в день Пятидесятницы после литургии на вечерне и постановлено стоять на коленах во время чтения этих молитв, с чувством благоговения для засвидетельствования о божественной власти Духа Святого. В первой молитве его верные исповедуют себя безответными перед судом правды Божией, но уповая на милость Бога Отца и силу искупительной жертвы, принесенной Сыном, дерзают умолять Милосердного о прощении грехов; в глубоком сокрушении сердца просят Господа, чтобы Он сам Своею силою защищал от насилия врагов духовных и всех собрал бы под свой кров. В другой молитве, воспоминая об излиянии даров Духа Святого на Апостолов, просят Ходатая, приявшего власть посылать Утешителя, чтобы Он ниспослал им Духа премудрости, Духа страха Божия, да не прельщаясь красными мира, всею душею будут желать восприятия вечных благ. – В третьей молитве, воспоминая об усопших отцах, братиях и сестрах, умоляют имеющего власть над жизнью и смертью, да молитвы Церкви Его подадут мир и упокоение имеющим нужду в оных. К сим трем молитвам присовокупляются еще обыкновенные вечерние молитвы св. Василия о безгрешном препровождении вечера и ночи.

Церковь по внешнему своему управлению делится на разные отделы и носит разные названия. Так были церкви: Кесарийская, Антиохийская, Александрийская и другие, но в действительности Церковь, как имеющая одну Главу, Господа нашего Иисуса Христа, и питающаяся повсюду одними и теми же благодатными токами Духа Святого, едина, а отдельные по внешнему управлению, Церкви составляют только части одной Вселенской Церкви. Так смотрел на это и св. Василий Великий и потому, хотя Церковь Кесарийская пользовалась относительным спокойствием и не терпела большего зла от ариан, он не мог смотреть спокойно на нестроения и бедствия других Церквей. Хотя попечение о других Церквах не входило в круг его пресвитерских обязанностей, а немощь телесная могла его совершенно освобождать от этой заботы, но св. Василий, возбуждаемый духом ревности о благе всей Вселенской Церкви, спешил на помощь туда, где чувствовалось страдание. Хотя его благие намерения и не всегда достигали своей цели по неисповедимым судьбам Промысла божественного, но он сознавал себя обязанным делать то, что сознавал полезным и за свои благие намерения и стремления, конечно, получил от Господа заслуженную награду. Если он не только во время своего пресвитерского служения, но даже и епископского и не успел достигнуть совершенного низложения ариан и водворения мира во всей Восточной Церкви, но его ревностное стремление к этой цели, при всем том, остается неоценимою заслугою для Вселенской Церкви. Поддерживаемый им дух борьбы в православных пастырях и пасомых против арианского нечестия, сохранил в Православной Церкви дух неповрежденной жизни; так что, когда наступило назначенное Богом время низложения и совершенного поражения ариан, Православная Церковь оказалась не неисцельно больною, но исполненною крепости и сил духовных и могла продолжать дальнейшее свое существование во всем цвете и плодотворности для тех, которые вступали в ее ограду.

Проследим кратко деятельность св. Василия по отношению ко всей Восточной Церкви не для оценки его действий, но для того, чтобы показать в каком печальном состояния находилась тогда эта Церковь. Нам уже известно, что Валент, Император Восточной Римской Империи, как арианин, одинаково враждебно относился, как к православными так и к полуарианам. Вследствие этого полуариане стремились соединиться с православными, а св. Василий спешил воспользоваться этим обстоятельством. Полуарианские епископы Геллеспонта и Вифании, вместе с православными, собрались на Собор в Лампсаке¹⁴⁰, чтобы уничтожить постановления ариан, утвержденных на Соборе Константинопольском (360 г.) и восстановить низложенных ими Епископов. Св. Василий, бывши в это время еще пресвитером, хотя не был сам лично на этом Соборе, но когда православные Епископы, собравшиеся к Евсивию, чтобы вместе отправиться в Лампсак, пригласили его к себе для совещаний о вере¹⁴¹, он старался утвердить Евстафия Севастийского и других с ним Епископов твердыми рассуждениями в православном учении о догмате, подвергавшемся пререканиям, т. е. о единосущии Сына Божия с Богом Отцом. Плодом этого Собора было определение о возвращении к своим Церквам тех Епископов, которые, по наветам ариан, были сосланы в ссылку за непризнание символа Константинопольского, составленного арианами. Хотя определение Лампсакского Собора и не было приведено в исполнение вследствие противодействия Валента, но уже послужило поводом к сближению полуариан с православными, так как полуариане хотя и не выбросили слова подобный из символа, но признавали нужным это слово только для отличия ипостасей, не отвергая единосущности Сына Божия с Богом Отцом.

Так как еретики, столь много наносившие зла православным, почерпали свою силу главным образом во внешней опоре, именно – в покровительстве им Императора Валента, поэтому и православным, кроме единодушия и непоколебимой твердости в исповедании православной веры для противодействия внешней силе нужно было противопоставить также внешнюю силу. Это св. Василий, всеми силами заботившийся о доставлении торжества православию, хорошо понимал, и потому употреблял старание расположить в свою пользу Валентиниана, Императора восточной и западной империи, которому Валент был только соправителем, но подчиненным ему в своих действиях. Надежда на Валентиниана основывалась на том, что он держался православного учения, хотя и не преследовал исповедников других вероучений¹⁴². Для успешного же действия на Императора нужно было войти в общение с Западною Церковью, которая тогда, пользуясь покровительством православного Императора, наслаждалась миром. С этою целью отправлено было от Восточной Церкви посольство к Ливерию, главному Епископу Римской Церкви, состоявшее из трех Епископов, Евстафия Севастийского, Сильвана Тарсийского и Феофила Костовальского, снабженных письмами и от других восточных Епископов¹⁴³. Хотя это посольство и не имело желанного успеха, так как посланные не застали Императора, но тем не менее, давало надежду на благоприятный исход в будущем, так как через это посольство положено было начало к общению с Западною Церковью. Мысль о соединении с Западом, для водворения мира, давно уже была в душе Василия, как он писал к св. Афанасию, Архиепископу Александрийскому. И сам я, – писал он, – даже при скудном своем разумении о делах давно знаю, что пособию нашим церквам одно известное средство – единодушие с нами западных епископов¹⁴⁴. Как много сочувствия выражали мысли св. Василия и прочие восточные епископы видно из того, что послание Ливерия и других западных епископов с особым удовольствием принято было на Соборе Tианском, бывшем под председательством Евсевия Архиепископа Кесарийского¹⁴⁵, с коим был конечно и св. Василий, как неизменный его сотрудник в делах церковных. – Для водворения единомыслия между всеми восточными церквами предположено было составить Собор в Тарсе, но распоряжения православных Епископов были остановлены Валентом, который воспрепятствовал им собраться туда.

Единомыслие Епископов есть основа благосостояния Церкви, особенно при обуревании оной со стороны врагов, поэтому св. Василий старался входить в письменное общение со многими предстоятелями частных Церквей (даже с такими, которые по недоразумению враждебно относились к нему), чтобы поддержать единомыслие и совокупность противодействия еретикам. – На место Василия, Епископа Анкирского, несправедливо удаленного еретиками, возведен был Афанасий, который выказывал явное нерасположение к св. Василию и перед всеми порицал его за то, будто бы он пишет и сочиняет что-то зловредное. Св. Василий, забывая личное оскорбление, спешил уврачевать его душу искренним объяснением. Некоторые, пришедшие к нам из Анкира, известили меня, что ты любезная глава не с приятностью и не по обыкновению своему воспоминаешь обо мне. Но меня, как известно тебе, не поражает ничто человеческое и всякая перемена не неожиданна для человека, который давно изведал немощь естества и удобство из одной крайности переходить в другую. Поэтому не ставлю того в велико, если изменилось нечто в наших отношениях и вместо прежней себе чести слышу теперь укоризны и оскорбления. Показалось же мне действительно странным и необычайным твое ко мне до того изменившееся расположение, что гневаешься и досадуешь на меня, даже как говорят слышавшие, грозишь мне чем-то. Угрозам этим, скажу правду, много я смеялся. И совершенно стал бы я ребенком, если бы убоялся подобных страхований. Страшным же и много озабочивающим почел я то, что твоя во всем точность, которая как был я уверен, соблюдена к утешению Церквей быть опорою правой веры и семенем древней и истинной любви, столько заимствовалась из настоящего положения дел, что хулы каких ни есть людей для тебя важнее дознанного обо мне долговременным опытом и ты без доказательств увлекаешься в нелепые подозрения. Что еще говорю: в подозрения! Кто негодует и грозит, как сказывают это о тебе, тот, по-видимому, обнаруживает в гневе не подозревающего, но ясно и неоспоримо уже уверившегося. – Но, как сказал я, причину сего приписываю настоящему времени. Ибо великий ли был труд, чудный мой, переговорить со мною о чем бы то ни было в кратком письме как бы одному на один или, если не захотел подобного дела доверить письму, позвать меня к себе? А если необходимо должно было вывести дело наружу и неудержимость гнева не давала времени к отсрочке, то можно было к объяснению со мною употребить посредником кого-либо одного из людей близких и умеющих хранить тайну. Но теперь кому из приходящих к вам по какой бы то ни было нужде, не разглашают, будто бы пишу и слагаю что-то зловредное? А как утверждают пересказывающие речи твои слово в слово, тобою употреблено это самое речение.

Предположив, что его ввело в заблуждение какое-либо еретическое сочинение с подписью его имени, чтобы через клевету ослабить его авторитет учительский, св. Василий говорит в заключение письма: сам ты разрешишь мое недоумение, если соблаговолишь ясно сказать имя того, кто ввел тебя в огорчение против меня¹⁴⁶. Плодом этого письма было то, что Афанасий епископ Анкирский, до конца жизни своей был в дружественных отношениях со св. Василием. И когда Афанасий окончил дни свои (что случилось вскоре после сего письма), св. Василий писал между прочим Анкирской Церкви: пал муж, который в подлинном смысле был столпом и утверждением Церкви; лучше же сказать, он удаляется от нас, восхищенный к блаженной жизни... Не стало советов ума, подлинно движимого Богом. О, сколько раз (обвиняю в этом сам себя) приходило мне на мысль вознегодовать на сего мужа, что всецело предавшись желанию разрешитися и со Христом быти (Флп. 1, 23) не предпочел он пребыть ради нас во плоти¹⁴⁷!

Из оставшихся и сохранившихся до нас писем св. Василия видно, что он, бывши еще пресвитером, со многими Епископами имел переписку; особенно же в близких и дружественных сношениях был с Евсевием, Епископом Самосатским, которому поверял все свои скорби и радости. Находясь даже почти на смертном одре, он писал ему: лежу на одре в совершенном изнеможении оскудевающих сил и только с часу на час ожидаю неминуемого конца жизни. – А Церкви почти в таком же положении, как и мое тело; не видно никакой доброй надежды; дела непрестанно клонятся к худшему¹⁴⁸. – Но час смерти для него Промыслом Божественным отдален был еще на несколько лет, так как Господь, видящий и будущее как настоящее, видел, что он при своей благочестивой ревности о благе Церкви, еще много может принести пользы ей своими талантами и примером святой жизни.