Жизнь

Всем нам, братия, нужно и полезно, как путникам или скороходам, уготовившись в путь и придумав все средства к облегчению душ в этом шествии, неуклонно поспешить к концу пути. И никто не думай, что я изобретатель новых имен, потому что жизнь человеческую назвал теперь путем. Ибо и пророк Давид так же называет жизнь, то в одном месте говоря: блаженны непорочные в путь, ходящие в законе Господнем, то в другом месте взывая к своему Владыке: путь неправды удали от меня и согласно закону Твоему помилуй меня (Пс. 118:1, 29). А еще, воспевая скорую помощь Божию против обидящих и с удовольствием подлаживая под лиру, говорил он: кто Бог, кроме Бога нашего? Бог опоясует меня силою, и сделал непорочным путь мой (Пс. 17:32, 33), справедливо думая, что во всяком случае так должно называть жизнь человеческую на земле – и достойную удивления, и худую. Ибо кто, совершающий непрерывное шествие, попеременно двигая вперед ступни ног, одна другую перегоняющих, и непрестанно ту ногу, которая прежде утвердилась на земле, скорым переставлением другой оставляя позади, удобно приходит к пределу пути, так и введенные Творцом в жизнь, при самом начале жизни немедленно вступая в части времени, и ту часть, которая была у них впереди, непрестанно оставляя позади себя, достигают конца жизни. И самим вам не представляется ли, что настоящая жизнь распростирается каким-то непрерывным путем и шествием, которое разделено возрастами, как перепутьями; что началом путешествия представляет она каждому матерние муки рождения, а концом поприща указует гробовые обители и приводит к ним всех – одних скорее, других медленнее; одних, когда пройдут все расстояния времени, а других прежде, нежели расположатся на первых перепутьях жизни?

От иных путей, которые ведут из города в город, можно уклониться и не идти путем, каким не хотим, но этот путь, хотя бы мы и хотели отложить шествие, захватив насильно находящихся на нем, влечет к назначенному Владыкой пределу. И тому, возлюбленные, кто однажды приблизился ко вратам, ведущим в жизнь сию, и вступил на этот путь, невозможно не прийти к концу его. Но каждый из нас, по оставлении им матернего недра, тотчас объятый потоками времени, увлекается ими, всегда позади себя оставляя прожитый им день и никогда не будучи в силах, хотя бы и желал, возвратиться ко вчерашнему дню.

А мы веселимся, стремясь вперед, радуемся, переменяя возрасты, как будто приобретаем что-то; почитаем счастливым, когда кто-нибудь из отрока делается мужем, а из мужа – старцем. Конечно же, не знаем, что всякий раз столько же утратили мы жизни, сколько прожили, не чувствуем утраты жизни, хотя всегда измеряем ее прошедшим и мимотекшим, не помышляем, как неизвестно, сколько восхощет дать нам времени на течение выславший нас в это путешествие и когда отверзет каждому из текущих двери входа, не помышляем, что ежедневно должны мы быть готовы к исшествию отсюда и, не сводя очей, ожидать мановения Владыки. Ибо сказано: да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи. И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения Господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему (Лк. 12:35, 36).

Не хотим мы тщательно всмотреться, какие бремена на этом поприще для нас легки, могут быть перенесены собравшими их и, обратившись в собственность приобретших, делают для нас радостной будущую жизнь, – и какие бремена тяжелы, неудобны, привязаны к земле, не могут быть усвоены людьми навсегда и не пригодны к тому, чтобы обладающих ими сопровождать в тесные врата. Напротив, что надлежало собрать, то мы оставляем, а что следовало бы пройти без внимания, это собираем. И что может соединиться с нами и действительно стать украшением, сродным душе и телу, на то и внимания не обращаем, а что навсегда остается для нас чуждым, запечатлевая нас одним позором, то стараемся собирать, понапрасну утомляя себя и трудясь таким трудом, с каким разве что, обманывая сами себя, захотели бы наливать в дырявую бочку. Ибо, без сомнения, как думаю, и малым детям известно это, что ни одна из приятностей этой жизни, для которых большая часть людей сходит с ума, не наша или не может стать действительно нашей, но для всех равно оказывается чуждой, так же для наслаждающихся, повидимому, как и для тех, которые вовсе к этому не приближаются (1).

* * *

Жизнь человеческая коротка, маловременные радости многотрудного жития – паутинная ткань, наружный блеск жизни – сон (1).

* * *

Человек посеян в утробе матерней; но этому сеянию предшествовала скорбь. Семя брошено в бразды естества; если только размыслим об этом, то устыдимся начал рождения. Брошенное семя изменилось в кровь, кровь одебелила в плоть, плоть со временем приняла на себя образ, образовавшееся непонятным для ума способом одушевилось, одушевленное воспиталось естественными средствами, стесняемый зародыш скачет, негодует на это узилище естества, но едва наступило время рождения, распались затворы чревоношения, отверзлись двери естества, матерняя утроба разрешила удерживаемый ею дотоле плод, выскользнул в жизнь этот борец скорби, вдохнули в себя воздух эти уста твари, – и что же после этого? Первый от него звук – плачет. Достаточно этого, чтобы по началу узнать жизнь. Младенец коснулся земли и не смеется, но, едва коснувшись, объемлется болезнями и плачет. Он знает уже, что заброшен бурей в море скорбей. Питается со слезами, сосет молоко с принуждением; достигает возраста и начинает бояться родителей или домашних слуг. Стал взрослым отроком и отдан в науку учителям. Вот страх, не знающий отдыха! Ленится, принимает побои, проводит ночи без сна, но выучивается, вполне успевает, заходит далеко в науках, приобретает добрую о себе славу, просвещен всеми родами познаний, исполнен опытности в законоведении, со временем достигает мужеского возраста, посвящает себя военной службе. Опять начало еще больших скорбей! Боится начальников, подозревает злонамеренных, прилепляется к корысти, везде ее ищет, сходит с ума, домогаясь прибыли; неусыпен, проводит жизнь в тяжбах. Рассчитывая выгоды, оставляет родину, никем не влекомый, служит невольно, трудится сверх силы, проводит в заботах ночи, работает неутомимо днем, как раб. Нужда запродала его свободу. Потом, после всего этого, после многих трудов и угождений, удостоен он почестей, возведен на высоту чинов, управляет народами, повелевает войсками, величается, как первый сановник в государстве, собрал груды богатства; но с трудами текло вместе и время, с чинами пришла и старость, и прежде, нежели насладился богатством, отходит, похищенный из жизни, и в самой пристани терпит кораблекрушение. Ибо вслед за суетными надеждами идет смерть, посмевающаяся смертным.

Такова жизнь человеческая – непостоянное море, зыбкий воздух, неуловимое сновидение, утекающий поток, исчезающий дым, бегущая тень, собрание вод, колеблемое волнами (1).

* * *

Блажен и тот, кто не стал на пути грешных (см. Пс. 1:1). Путем называется жизнь; потому что каждый из рожденных поспешает к концу. Как сидящие на корабле без всякого усилия несутся ветром к пристани, и хотя сами того не чувствуют, однако же бег корабля приближает их к цели, – так и мы, с протекающим временем жизни нашей, как бы некоторым непрерывным и непрестанным движением в незаметном течении жизни, увлекаемся каждый к своему пределу. Например: ты спишь, а время утекает от тебя. Ты бодрствуешь, и мысль твоя занята? Но вместе и жизнь тратится, хотя и убегает это от нашего чувства. Все мы, человеки, бежим по какому-то поприщу, и каждый из нас спешит к своей цели, поэтому все мы в пути. И таким образом можешь составить себе понятие об этом пути. Ты путник в этой жизни, все проходишь мимо, все остается позади тебя: видишь на пути растение, или траву, или воду, или другое что, достойное твоего зрения: полюбовался недолго, и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние, или иное что-либо неприятное; поскорбел недолго, – и потом оставил. Такова жизнь, она не имеет ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных. Не твоя собственность этот путь, но и настоящее также не твое. У путников такой обычай: как скоро первый сделал шаг, тотчас за ним заносит ногу другой, а за этим и следующий. Смотри же, не подобна ли этому и жизнь? Ныне ты возделывал землю, а завтра будет ее возделывать другой, после же него еще другой. Видишь ли эти поля и великолепные здания? Сколько раз каждое из них со времени своего существования переменяло имя! Называлось собственностью такого-то, потом переименовано по имени другого, перешло к новому владельцу, а теперь стало именоваться собственностью еще нового. Итак, жизнь наша не путь ли, на которой вступают то те, то другие, и по которому все один за другим следуют? Поэтому блажен тот, кто на пути грешных не стоял (Пс. 1:1) (2).

* * *

Христос есть истинная жизнь, и наша истинная жизнь есть пребывание во Христе. Подобно этому и дни иные – добрые, и на них-то указывает пророк в своем провозглашении: кто любит жизнь, хочет видеть добрые дни (см. Пс. 33:13). Ибо дни века сего злы, так как и век сей, будучи мерой мира, о котором сказано, что весь мир лежит во зле (1Ин. 5:19), – и свойствами своими сообразен миру, им измеряемому. А самые дни суть части этого времени; потому апостол говорит: дорожа временем, потому что дни лукавы (Еф. 5:16). И Иаков свидетельствует: малы и несчастны дни жизни моей (Быт. 47:9). Потому теперь мы – не в жизни, но в смерти. Потому и молился апостол, говоря: кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7:24). Но есть другая некая жизнь, к которой призывает нас слово. И хотя настоящие наши дни лукавы, однако же есть другие добрые дни, которые не пресекаются ночью. Ибо для них сам Бог будет вечным светом, озаряя их сиянием Своей славы. Потому когда слышишь о добрых днях, не думай, чтобы в обетовании говорено было тебе о здешней жизни, потому что тленны те дни, которые производит чувственное солнце; а тленное не может быть приличным даром нетленному. Но если душа нетленна, то нетленны должны быть и душевные дарования. И проходит образ мира сего (1Кор. 7:31). Если Закон имеет в себе тень грядущих благ, то представь себе какие-то радостотворные и святые субботы из дней вечных, новомесячия, праздники; но представь их соответственно духовному закону (2)!