Письмо 202 (210). К неокесарийским ученым
Поскольку во время приближения Василиева к Неокесарии в сем городе произошло смятение: одни бежали, другие вымышленными слухами распространяли страх – то св. Василий объясняет, что причиною его прибытия в Неокесарийскую пустыню была давняя привязанность его к сим местам, а не что-либо другое; смятение же неокесарийцев приписывает их вождям, зараженным савеллианством, в доказательство чего приводит еретические их мнения, опровергает оные и угрожает, если не отрекутся от сих заблуждений, писать о сем к другим Церквам; обличает также сих лжеучителей, что в письме к Анфиму, епископу Тианскому, в подтверждение своего лжеучения несправедливо приводили они слова Великого Григория; наконец неокесарийцам советует не обольщаться мечтами и сонными грезами, которые если и согласны с Евангелием, то ни к чему не служат, во всяком же случае вредят, потому что нарушают любовь. (Писано в 375 г).
Совершенно не имел я нужды открывать вам свое намерение и объяснять причины, по которым нахожусь в сих местах, потому что и я не из числа домогающихся известности, и дело не стоит такого числа свидетелей. Но, кажется, делаем не чего бы хотелось, а на что вызывают нас начальники. Быть в совершенной неизвестности для меня более желательно, нежели для честолюбцев быть в виду. Поскольку же, как слышу, у вас в городе прозвенели всем уши и нарочно на сие подкуплены какие-то сочинители новостей и слагатели лжи, которые пересказывают вам дела мои, то признал я должным для себя не пренебречь вами, которые знаете о деле от лукавой воли и нечистого языка, но самому объяснить, в каком оно положении. И по снисканной из детства привычке к сему месту, потому что здесь воспитан моею бабкою, и по частому пребыванию в нем впоследствии, когда, бегая народных мятежей и узнав, что место сие по пустынному безмолвию удобно для любомудрия, много лет сряду проживал я в нем, и по причине жительства тут братии, улучив кратковременное отдохновение от постоянных моих не досугов, с радостию пришел я в сию пустыню не с тем, чтобы других ввести здесь в хлопоты, но чтобы утолить собственное свое желание.
Итак, какая была нужда прибегать к сонным грезам, подкупать толкователей снов и среди общественных угощений делать меня предметом рассказа упившихся? Если бы клеветы сии были от кого другого, то вас представил бы я в свидетели моего образа мыслей. Да и теперь прошу каждого из вас припомнить старое, когда приглашал меня город принять на себя попечение об юношестве и явилось ко мне посольство из почетных ваших граждан, да и после этого все толпою окружили меня, и чего не давали, чего не обещали? Однако же не могли удержать меня. Каким же образом тогда приглашаемый не послушался, и теперь незванный решился втереться насильно? Бегал тех, которые хвалили меня и дивились мне, а теперь стал гоняться за теми, которые клевещут на меня. Не думайте сего, превосходнейшие, чтобы мы были так дешевы. Ни один здравомыслящий человек не взойдет на корабль, на котором нет кормчего, и не вступит в Церковь, если в ней производят бурю и волнение те самые, которые у кормила.
Отчего город стал полон смятения, когда одни бежали, никем не гонимые; другие скрылись, ни от кого не видя себе угроз, а прорицатели и все толкователи снов посевали ужасы? От другого ли кого произошло это или, как известно и малым детям, от народных правителей? Мне неприлично объяснять причины их вражды, но вам весьма легко усмотреть сии причины. Ибо, когда досада и раздор дошли до крайней степени раздражения, а объяснение причины совершенно неосновательно и смешно, тогда явен душевный недуг, который для чужих благ есть случайное, а для владетеля – собственное и первое зло. Но и в них есть и другое нечто забавное. Уловляемые и мучимые в глубине сердца, не соглашаются они от стыда сказать о своем несчастии, и эта болезнь души их видна не только из того, что сделано против меня, но из всей прочей жизни. Но если бы и не знали о ней, невелика потеря для дел. Самую же истинную причину, по которой считают нужным избегать свидания со мною и которая, вероятно, сокрыта для многих из вас, скажу вам я, слушайте.
У вас замышляется извращение веры как враждебное апостольским и евангельским догматам, так враждебное преданию подлинно Великого Григория и его преемников до блаженного Мусония, уроки которого, конечно, и доныне еще отзываются в вашем слухе. Ибо зло, давно уже произведенное на свет Савеллием, но угашенное преданием Великого, намереваются теперь обновить эти люди, из страха обличений выдумывающие против меня сонные грезы. Но вы, оставив в покое отягченные вином головы, в которых поднимающиеся и потом волнующиеся винные пары производят мечтания, от меня, который бодрствую и по страху Божию не могу молчать, выслушайте, каково ваше повреждение.
Савеллианство есть иудейство, под личиною христианства введенное в евангельскую проповедь. Ибо кто Отца и Сына и Святаго Духа называет чем-то единым многоличным и из трех Ипостасей возвещает только одну, тот что иное делает, как не отрицает предвечное бытие Единородного? Отрицает также Его домостроительное пришествие к человекам, нисшествие во ад, воскресение, Суд. Отрицает и исключительно свойственные Духу действия.
А у вас, как слышу, отваживаются на нечто более смелое, нежели на что отваживался суемудрый Савеллий. Ваши мудрецы, как пересказывают слышавшие это, всеми силами утверждают, что имя Единородного не предано, а есть имя противника. И они восхищаются этим и высоко о сем думают, как о собственном своем изобретении. Ибо сказано, говорят они: «Аз приидох во имя Отца Моего, и не приемлете Мене; аще ин приидет во имя свое, того приемлете» (Ин. 5, 43). И из сказанного: «шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19) – ясно говорят они, что имя одно, ибо не сказано – «во имена», но «во имя».
Краснея от стыда, писал я вам это, потому что подвергшиеся сему нашей суть крови, и воздыхаю о душе своей, потому что, подобно бойцу, который выходит один против двоих, принужден возвратить истине надлежащую силу, поражая и низлагая обличениями обоюдное уклонение в учении от правого пути. Ибо, с одной стороны, нападает на нас Аномей, а с другой, как видите, Савеллий. Но прошу вас не внимать умом своим сим мерзким лжеумствованиям, которые никого не могут ввести в заблуждение, но знать, что имя Христово, которое превыше всякого имени, есть это самое – именоваться Ему Сыном Божиим, по слову Петрову: «несть иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам» (Деян. 4, 12). А в рассуждении сего: «Аз приидох во имя Отца Моего» (Ин. 5, 43), надобно знать следующее: сие говорил Он, исповедуя, что Отец – Его Начало и Вина. Если же сказано: «шедше, крестите во имя Отца и Сына и Святаго Духа»(ср.: Мф. 28, 19), то посему не надобно думать, что нам предано одно имя. Ибо как сказавший: «Павел и Силуан и Тимофей» (1Фес. 1, 1), хотя произнес три имени, но связал их между собою слогом «и», так и сказавший имя Отца и Сына и Святаго Духа, наименовав три Лица, соединил Их союзом, научая тем, что каждому Имени присвояется Свое означаемое, потому что имена суть знаки именуемых предметов. А что сии Именуемые имеют Свой особенный и отрешенный образ бытия, в этом не сомневается никто, сколько-нибудь имеющий смысла. Ибо то же естество Отца и Сына и Святаго Духа, и Божество Их едино, но именования различны и представляют нам определенные и полные понятия. А пока мысль не достигает до неслитного представления о личных свойствах Каждого, дотоле невозможно ей совершить славословия Отцу и Сыну и Святому Духу.
Итак, если отрекутся они, что говорят и учат сему, то успел я в желаемом. Впрочем, вижу, что это отречение для них трудно, потому что многими засвидетельствованы слова сии. Но не будем смотреть на прошедшее, только бы уврачевано было настоящее. Если же останутся при том же, необходимо будет мне возопить другим Церквам о вашем несчастии и постараться, чтобы от большего числа епископов пришли к вам письма, которые бы низложили это великое нечестие, у вас подготовляемое. Это или будет сколько-нибудь полезно для нашей цели, или, без сомнения, настоящее засвидетельствование освободит нас от вины на Суде.
Они внесли уже слова сии и в писания свои, которые и посылали сначала к человеку Божию, епископу Мелетию, и, получив от него надлежащие ответы, подобно матерям, которые стыдятся недостатков природы в произведенных ими на свет уродах, воспитывают гнусные свои порождения, сокрыв в приличной тьме. Сделали также опыт написать в письме и к единомысленнику со мною Анфиму, епископу Тианскому, будто бы Григорий в изложении веры сказал, что Отец и Сын, хотя в умопредставлении суть два, однако же в ипостаси едино. Но эти люди, величающиеся тонкостию своего ума, не могли заметить, что не положительно, а в виде возражения сказано сие в разговоре с Элианом, в котором много ошибок от переписчиков, как докажем из самих выражений, если угодно будет Богу. Притом, убеждая язычников, не почитал он нужным соблюдать точность в речениях, но уступал иногда обычаям наставляемого, чтобы не противоречил он в главном. Почему много найдешь там слов, которые теперь служат весьма великим подкреплением для еретиков, например: «тварь», «произведение» и тому подобные слова. А невежественно выслушивающие написанное относят к понятию о Божестве и многое такое, что сказано о соединении с человечеством: таково и сие изречение, повторяемое ими. Ибо надобно хорошо знать, что как не исповедующий общения сущности впадает в многобожие, так не допускающий раздельности Ипостасей ввергается в иудейство. Уму нашему должно как опереться на некоем подлежащем и отпечатлеть в себе ясные его черты, и таким образом прийти к уразумению желаемого. Не имея понятия об отчестве и не помыслив о том, к кому прилагается сие отличительное свойство, можно ли составить себе понятие о Боге Отце? Не довольно того, чтобы перечислить разности Лиц, но надобно исповедовать о каждом Лице, что Оно в истинной ипостаси, потому что и Савеллий не отрекался от представления безыпостасных Лиц, говоря: «Тот же Бог, будучи в подлежащем един, но преображаясь всякий раз по встречающейся нужде, беседует то как Отец, то как Сын, то как Дух Святый». Сие-то, давно уже заглушённое, заблуждение возобновляют ныне изобретатели этой безыменной ереси, отметающие Ипостаси и отрицающие именование Сына Божия, о которых, если они не перестанут говорить на Бога неправду, надобно плакать, как и об отрекающихся от Христа.
Сие написал вам по необходимости, чтобы оберегались вы от вреда лукавых наставлений. Ибо действительно, если лукавые учения надобно уподоблять губительным составам, как говорят у вас толкователи снов, – то это цикута и аконит, и другое какое-либо смертоносное вещество. Вот отрава для душ, а не мои слова, как восклицают эти отягченные вином и от разгорячения наяву предающиеся грезам головы, которым, если бы вели себя целомудренно, надлежало знать, что пророческое дарование озаряет души непорочные и очищенные от всякой скверны. Ибо и нечистое зеркало не может принимать в себя отражения изображений, и душе, которая предзанята житейскими попечениями и омрачена страстями плотского мудрования, невозможно принять в себя озарений Святаго Духа. Не всякое сновидение есть уже тотчас и пророчество, как говорит Захария: «Господь сотвори привидения, и дождь зимен... зане провещающии глаголаша труды... и сония лжива глаголаху»(ср.: Зах. 10, 1–2). Но эти люди, которые, по слову Исаии, видят сны «на ложи» и любят «дремати»(ср.: Ис. 56, 10), не знают и того, что действие обольщения посылается нередко на сынов противления. И есть «дух лжив» (3Цар. 22, 22), который был в лжепророках и прельстил Ахаава. Зная это, не должно им было до того превозноситься, чтобы приписывать себе дар пророчества, когда оказывается, что уступают они в точности птицегадателю Валааму, который, царем Моавитским призванный за весьма великие дары, не решился произнести слова вопреки воле Божией и проклясть Израиля, которого не проклинал Господь. Поэтому если сонные видения их согласны с заповедями Господними, то да удовольствуются Евангелиями, которые для достоверности своей не имеют никакой нужды в помощи сновидений. Если же Господь оставил нам мир Свой и дал нам новую заповедь, да любим друг друга, а сновидения ведут за собою ссору, раздор, уничтожение любви, то да не дают случая диаволу посредством сна вторгаться к нам в души и мечтаний своих да не ставят выше спасительных уроков.