Слово на пассию 2-й недели Великого поста

Дщери иерусалимски, не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших (Лук. 23:28).

Слова эти сказаны Господом и Спасителем нашим в тяжкие минуты Его страданий, скорбную повесть о которых вы только что выслушали.

Преданный в руки врагов по вероломству одного из близких учеников Своих, божественный Страдалец влачим был из двора во двор, от одного судилища к другому, и Того, Который не сделал ни малейшего греха, везде встречали как отъявленного злодея, достойного самой жестокой и позорной казни. Ни во дворе Анны и Каиафы, ни в претории Пилата, ни в доме Ирода, нигде Он не видел ни спра­ведливого внимания, ни привета, ни сострадательного участия. Безчестен вид Его, как вид ужасного преступника, заклю­ченного в оковы; вокруг Его раздаются грозные крики возбужденной и разъяренной толпы; неправедным и жестоким обидам нет конца и слова для выражения. Над Ним ругаются и зло смеются, Его бьют по лицу; на Него надевают терновый венец от которого кровь ручьями течет с Его головы и горячими каплями падает на землю. Все, все Его оставило, даже те, с которыми Он постоянно делил труды и беседы, о которых молился к Богу Отцу, да будут едино с Ним и в Нем. Некуда Ему обратить взора, чтобы скорбной душе встретить отраду и утешение. Увидел Он недалеко от Себя одного из самых усердных Своих при­верженцев, но и тот, в виду Господа, божился и клялся, что он не знает человека, который возбуждает против себя такую укоризну и порицания, божился и клялся несмотря на то, что прежде изъявлял твердую решимость идти со своим учителем на крест и смерть, хотя бы все соблазнились о Нем и оставили Его.

Но вот приговор произнесен и скреплен властью. Невинный осужден на смертную казнь. Истомленного, изму­ченного, Его ведут на место казни, где, среди насильственных страданий, Он должен навсегда проститься с жизнью, по человеческим расчетам. Сам Страдалец несет на себе орудие предстоящей казни своей, несмотря на видимое истощение телесных сил, доколе по случайной встрече не облегчил эту ношу некто Симон киринейский. Толпа, сопровождающая печальное шествие, растет и увеличивается, повинуясь закону нравственного тяготения, которого приложение так часто и обыкновенно среди городских улиц, где всякое позорище собирает к себе десятки зрителей, и где десятки увлекают за собою сотни и тысячи. Среди этой толпы, волнуемой теперь разнообразными чувствами, печальный вид, представление близкой страшной казни родили искру сострадания в чувствительных и мягких сердцах, и жены иерусалимские вздохами, слезами и рыданиями отвечали на скорбь Осужденного, ведомого на лобное место. Влажные слезы должны были, по-видимому, смягчить хоть немного ту жесткую обстановку, которая окружала невинного Страдальца, и принести Ему малую долю отрады в тяжелом положении. С Его стороны естественно было ждать слова благодарности за такое сочувственное участие. Но... не за Себя страдал Господь и Спаситель наш, и не для Себя искал Он отрады и утешения. В Его душе совмещалась скорбь всего мира, и наши страдания, наши болезни, прошедшие, настоящие и будущие, тяготили Его человеколюбивое сердце. При всей силе Своих безмерных страданий, с невыразимою грустью Он смотрел на тех, кто в обманчивом чувстве своего довольства считал достойным сострадания всесильного Искупителя мира, Победителя всех зол и болезней человеческих. Дщери иерусалимски, не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших.

Что сказал бы нам Спаситель наш, если бы благоволил лицом к лицу явиться среди нашего благочестивого собрания?

Мы не видим великого, печального и страшного позорища. По зову церкви, мы являемся сюда для одного воспо­минания спасительных для нас страданий Господних. Но при этом воспоминании наше сердце, может быть, волнуется и трепещет от тех же самых чувств, какие выражали когда-то жены иерусалимские, в день совершения ныне воспо­минаемого события. Мы думаем, что горькие представления, при чтении евангельского повествования, наполняли и тревожили душу почти каждого из нас, и не нам считать, сколько скорбных вздохов вознеслось к небу из груди людей, со­ставляющих теперешнее собрание, не нам изображать перед вами, как слеза умиления готова была проторгнуться из души, переполненной сострадательными помыслами, у тех, кого природа наградила более мягким, нежным и впечатлитель­ным сердцем.

Не без благоволения взирает Господь на слезы благоговейного умиления; пред судом Его не пропадет даром ни один вздох, как скоро он служит свидетелем доброго душевного настроения, располагающего душу к новой благо­датной жизни. Но мы не положим конец своих желаний в безцельном, безпредметном сострадании, при слушании тро­гательного евангельского повествования. Невинный Страдалец уже воскрес и сидит одесную Бога Отца, и язвы Его – наше спасение и наше исцеление. И если нам вздыхать и сожалеть о чем-либо, то конечно не о судьбе Господа Богочеловека, принесшего Себя в жертву безконечной правде во исполнение предвечного совета Божия. «Сыны и дщери нового Иерусалима – церкви православной (сказал бы и нам Спаситель наш)! Не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших. Не жалейте о Моих страданиях: для вашего блага Я добровольно понес и претерпел их; они открыли торжество любви Божией к человеку и отворили вам двери рая. О себе жалейте и чадах своих.»

Но почему так (спросите вы)? О чем собственно мы должны жалеть и плакать, смотря на себя и чад своих?

Подобный вопрос предполагал в женах иерусалим­ских Господь Иисус Христос, когда в минуты крайнего уничи­жения Своего обратил сострадательный взор на тех, кто плакал и рыдал над Ним, и за чужое сострадание платил собственным состраданием. Предупреждая его, Он обратился к тем, кому советовал плакать не о Нем, а о себе, и о чадах своих, со следующими словами: се дние грядут, в няже рекут: блажены неплоды, и утробы, яже не родиша, и сосцы, иже не доиша. Тогда начнут глаголати горам: падите на ны, – и холмом: покрыйте ны. Зане, аще в сурове древе сия творят, в сусе что будет? (Лук. 23:29–31). «Вы сокрушаетесь обо мне (таков смысл этой речи). Напрасно! Посмотрите лучше на себя и кругом себя. Над вами тяготеет страшная и грозная сила, и не ныне так завтра она разразится над вами или вашими сынами разрушительными ударами. Вы не рады будете жизни своей, будете искать смерти для прекращения своих страданий, и горы и холмы, у которых вы будете просить защиты или мгновенного прекращения своих тяжелых дней, не покроют вас своею тяжестью и не спасут вас от той ужасной силы, которая так разрушительно и больно будет действовать на вашу душу, на ваше тело и на ваше благосостояние. В судь­бах Божиих сочтены дни ваши, и вы не увидите, как нагрянет на вас туча гнева небесного и высшей правды. Смотрите, как погибает зеленое, цветущее дерево, а что будет с деревом сухим и бесплодным?»

Для успокоения себя мы можем думать, что эти слова предвещают какое-нибудь частное гражданское несчастие одному народу иудейскому и Иерусалиму, подобное разрушению этого священного города и потере отечества и свободы иудеями. Нам может казаться, что история уже оправдала этот грозный пророческий голос, и нам нет оснований бояться его исполнения. Напротив, по обычным ныне взглядам, мы поставляем себя совершенно в иные отношения, чем какие указаны женам иерусалимским Господом Иисусом Христом. На свое поколение и поколение будущее мы смотрим с самодовольством и надеждами. Наше время – время светлых ожиданий, и мы твердо веруем, что будущее принесет нашим детям и внукам больше счастья и совершенства, чем сколько досталось на нашу долю, что те недостатки и тягости, какие удручают нашу жизнь, с течением времени будут все реже и реже, все меньше и меньше возбуждает горьких, заботливых дум в представителях будущих родов и поколений. Нынешние преобразования, полагаем мы, семя и начало лучшей в будущем гражданственности и общественности, и грядут дни, когда дети наши с радостными благословениями будут встречать утро и провожать вечер, вместо того, чтобы говорить горам и холмам, падите на нас и покройте нас от угрожающих напастей.

Дай Бог, чтобы надежды наших дней скорее перешли в жизнь, на радость грядущим поколениям. Мы не можем без благодарности думать и вспоминать о тех людях, которых и мысль, и воля и труд сосредоточены на улучшении нашего во многом так несовершенного быта. И нам было бы тяжело расстаться с мыслью, по которой мы веруем, что честные усилия наших дней много добрых плодов дадут нашему потомству. При всем том наше внимание никак не может оторваться от сильного пророческого голоса нашего Спасителя и Господа. Не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших… Аще в сурове древе сия творят, в сусе же что будет? Если не сотворивший ни одного греха подвергается таким страданиям, что будет с теми, у кого жизнь полна стремлений, помыслов и деяний, вносящих расстройство во внутренние глубины души нашей?

Мы слышим здесь голос, призывающей к самосознанию и каждого из нас в частности и все наше поколение во­обще. Он говорит нам, чтобы мы прежде – более всего об­ращали внимание на себя самих и ту судьбу, какую мы строим себе своими делами, а не увлекались до самозабвения со­чувствием к чужими делам и положениям.

Ныне у нас, слава Богу, не такие времена, какие насту­пали для Иудеи после явления на земле Мессии Богочеловека. Но человек и человечество в существе своем остались тем же, чем были прежде. Наша внешняя жизнь выражает и носит в себе то, что положено и растет внутри нас, в душе нашей. А наш внутренний человек доселе болен, доселе не может похвалиться непреклонною нравственною силою и правильным ходом своей душевной жизни. Мы не освободились, и Бог знает, когда освободимся от той глубокой, разъедающей нас язвы, которая дает нам постоянно чувствовать себя преобладанием в нас худых склонностей и желаний, нарушающих мир и покой нашей души, мир и покой людей окружающей нас среды. Господь принес нам искупление, – дал лекарство от застарелой болезни, идущей чрез всю историю человечества. Но оно действует в нас под условием нашей самодеятельности; нужно, чтобы мы сами искали его и по мере возможности устраняли все, могущее воспрепятствовать его силе и действенности. Спросим же безпристрастно самих себя, насколько в нас сильно живительное начало любви христианской, по которой в каждом из своих ближних мы должны видеть своего брата, и устраивать его счастье, как свое собственное? Насколько вошел в нашу плоть и кровь тот святой закон, который вышел от Сиона и Иерусалима для основания нового благодатного царства на земле, с явлением которого должны были процвести в человечестве правда, мир и радость, и люди должны были расковать мечи свои на орала и копья свои на серпы? В этом вопрос о нашем счастье и несчастии, и, к сожалению, мы не можем дать на него удовлетворительный ответ. Врачевали нас, – и мы не исцелели. Доселе чувствительно отзываются в нас горькие ощущения нравственной боли, которая, без содействия нам благодати Божией, неминуемо ведет человека к месту скорбей и печалей, делающих несчастием самое благо жизни, и от этих ощущений не спасает избыток внешнего благополучия. Терпение и скорбь – такие состояния, к которым почти каждый привыкает с детства, и с которыми потом никто окончательно не расстается. Слезами поливается наша частная жизнь, слезами и кровью поливается наша жизнь общественная. И наше горе растет вместе с нами, и как бы посмеивается тем усилиям и успехам, какими заботливый человек думает и надеется обезопасить себя от него.

Труды Киевской Духовной Академии

Итак, не плачитеся о Мне (повторим опять слова Спасителя), обаче себе плачите и чад ваших.

Посмотрите на самих себя! Как сплетена нить вашей жизни, и к чему приведет вас эта нить, так небрежно вами распутываемая! Там сказано жесткое, бранное, оскорбительное слово; тут взнесена клевета на человека невинного, но беззащитного; ныне ссора, завтра гнев, мщение и зложелательство; ныне безсердечный смех над человеком, допустившим невольную ошибку, вчера холодный презрительных отказ нищему, просившему у вас куска хлеба. Все это – семена, из которых каждое пускает корень в почве души нашей, и с течением времени приносит плод по роду своему. По указанию Писания, ни одно слово праздное, тем более дело, не пропадает даром пред судом высшей правды, и наша судьба не что иное, как прямой вывод из наших помышлений и желаний, слов и деяний. При своей свободе, мы творцы своего счастья и несчастья. Что если бы пред нашим сознанием цельною картиною раскрылась вся полнота нашего прошедшего, как бывает, говорят, иногда в предсмертный час, и как будет в страшный судный день? Не падем ли мы тогда под тяжестью воспоминания, и не пожелаем ли обратиться к горам и холмам, чтобы они покрыли нас от наших угрызений и от гневного взора Правосудия?

Обратим внимание на нашу общественность, которая многим из нас своим строем дает повод и право величаться пред временами наших отцов и дедов. Мы судим о ней по внешним формам и положительным мертвым узаконениям. С этой стороны наше время имеет неоспоримое пред временами протекшими.

На наших глазах заметно очищается и исправляется машина общественного благоустройства. Каждый год, если не месяц, приносит нам новые планы и предположения касательно улучшения той или другой отрасли нашей жизни, и законода­тельные хартии растут и плодятся, соответственно быстрой смене наших желаний. Но в нашем мире главное условие счастья не мертвые хартии, не внешние предписания, а добрый дух, живущий в сердцах и осуществляющийся в нравах и делах человеческих. Истинный друг человечества не находит много причин радоваться, когда видит, как исправляются каменные скрижали закона, и между тем остаются в небрежении живые скрижали душ человеческих: в этом случае обращаются в ничто все заповеди, как бы мудро ни были они начертаны; свобода и льготы могут быть на бумаге, а в жизни неправда, произвол и стеснение.

Есть ли же в нашем общественном духе задатки ис­комого нами блага, которого мы напрасно стали бы ждать от одних мертвых хартий? ... Пусть каждый посмотрит на себя и вокруг себя и взвесит те нравственные силы, которыми мы владеем и можем достигать желанных нами целей. У многих, при внимательном общественном самоиспытании, радужные мечты и надежды на быстрое преуспеяние сменя­ются скучным разочарованием. И в устных беседах, и в печати приходится слышать и читать, что наши нравственно­-общественные силы усыплены, поражены мертвенным равнодушием и спят спокойным сном там, где требуется на­пряженная, усиленная деятельность.

Выпадает на нашу долю нравственная борьба с силами, враждебными нашей вере и народности, и рождается опасение, что общественность великого русского племени не выдержит соперничества с напором гражданственности болезненной, изжитой, не имеющей точки опоры в земле и народе, и мы робко смотрим на свою гражданскую будущность в то время, когда торжествуем победу правительства и оружия над нашими врагами.

Люди взыскательного самосознания, одушевленные патриотическими стремлениями, отличающиеся особенною любовью к на-

роду и отечеству, ищут свежего не надломленного молодого

поколения и не находят его там, куда обращают свои

взоры, и с боязливою тревогою помышляют о том, кто будет радеть об удовлетворении заветных желаний нашего народа, о сохранении священного духовного его достояния, когда будущие деятели его с малых лет начинают питаться воздухом, иссушающим живое чувство веры и народности, и отрываются от почвы, из которой могли бы получить живительные соки для своей жизненной деятельности. Земля наша велика и обильна, но когда ждет исполнителей важное дело или полезное предприятие, часто среди многолюдства оказывается безлюдье, и за дело берутся или чужие, или неумелые или слабые руки. Мы ищем правды и неподкупности в судах и беспощадно готовы бранить наши старые гнусные обычаи, и между тем, кому выпадает жребий быть служителем правосудия, тот не всегда противится влиянию застарелого обычая, и мы сами щадим неприкосновенность этого обычая, уважением окружая богатство, нажитое изменою чести и правде. Мы печалимся о судьбе меньших братьев своих, но сами с своей стороны не расположены добровольно уступать для облегчения их участи что-нибудь из своих прав, преимуществ и достояния, и закон, стремящийся к поднятию и улучшению их быта, не раз встречал препятствие к осуществлению предположенного в нем блага, и стоны сельских населений ещё не замолкают при всех благих намерениях мудрого и милосердного законодателя. Мы… Но напрасно частными подробностями растравлять больные раны человека, не любящего вспоминать о них. Наша цель только указать на явления, которые бы заставили нас поглубже вдуматься в свое нравственное положение и вывели нас из опасного для нас самоуслаждения. Еще нет причин к самодовольству, когда мы исправляем одни формы и внешние законоположения, а оставляем в небрежении внутренние нравственные силы. В мире духа и свободы буква и внешние правила немного значат: здесь главное – святость убеждений и желаний, дающих силу мертвому закону и зиждущих истинное благо человека. Первою заботою нашею должна быть забота о внутреннем обновлении духа и жизни, сообразно высокому указанию христианского закона; это обновление – святое семя, которое вырастет в цветущее дерево, способное покрыть своими ветвями и напитать своими плодами обширные царства мира. Иначе сколько бы раз мы не переменяли внешние формы своих общественных отношений, от этого мало будет пользы: это будет простая перемена одежды, которая сама собою нимало не исцелит болезней общественного тела. И к нам можно будет отнести слова Господа и Спасителя: никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи старые: иначе молодое вино прорвет мехи и вино вытечет, и мехи пропадут. Но вино молодое надобно вливать в мехи новые. (Марк. 11:21,22).

«Может быть, наши рассуждения (подумает кто-либо) неуместны и бесполезны для нас в нашем положении. Мы так незначительны в составе нашего общества, что своим направлением, своими убеждениями и действиями, если бы и хотели, не можем изменить общего строя жизни. Пусть другие делают лучше свое дело, – другие, которые выше нас поставлены». – Как ни обыкновенны между нами подобные отговорки, но они обличают то не совсем – правильное настроение, которое желал изменить Господь наш, сказавший женам иерусалимским: не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших. Своею мыслью мы постоянно выходим из своего круга и своего положения, беспощадно осуждаем действия других, решаем судьбы царств и народов, а нет того, чтобы нам попристальнее вглядеться в свою к нам непосредственно близкую, жизнь и деятельность. Истинно- полезное в жизни направление не то, которое все внимание сосредотачивает в отвлеченной думе о чужом, а то, которое первее всего наблюдает за тем, исполнили ли мы сами все свои обязанности. В обществе, как в теле, каждый член имеет значение, каждый член связан с целым, и если, по Апостолу, страждет один член, с ним страждут все члены, и в этом отношении (будем говорить словами Апостола) мнящиися уды тела немощнейши быти нужнейши суть: а ихже мним безчестнейших быти тела, сим честь множайшую прилагаем: и неблагообразнии наши благообразие множайше имут, а благообразнии наши, не требе имут. Но Бог раствори тело, худейшему большу дав честь (1Кор. 12:22–24). Т. е. самые ненужные, по- видимому, люди, самые ничтожные в существе дела, для правильности органических отправлений не менее нужны и важны, как и люди высокопоставленные и окруженные всеми признаками чести и внешнего благообразия.

Чтобы не было распри в теле, все члены одинаково должны исполнять свое дело, порученное им природою, и одинаково пещись один о другом. Чтобы общее дело шло хорошо, каждый должен честно выполнять обязанности того звания, в которое он призван Богом или обществом, и добросовестным выполнением своего долга способствовать счастью и благу ближних. В этом только случае общественная жизнь будет развиваться стройно, и в конце всего мы получим нравственное здоровье и благоденствие. Представьте же, что все люди будут рассуждать иначе, и каждый другого только будет заставлять делать свое дело и осуждать его ошибки, а сам сидеть в бездеятельном ожидании, ссылаясь на свою незначительность. Что тогда? ... Тогда распря и застой будет в общественном теле, и слабость членов низших болезненно отразится на всем организме.

Не истины политической мудрости проповедуем мы, а истины Евангельской нравственности, без которой ничто самая мудрая политика. Мы желаем только воплощения в обществе духа христианской любви и чести, которая одна есть истинное основание всякого, общественного семейного и личного блага. Будьте истинными христианами, воплотите в себе дух веры и любви, научайтесь смотреть на свои согрешения, а не осуждать брата своего, – и наша жизнь спокойно потечет красною дорогою, и впереди у нас не будет тех страхов, на какие указывал Господь плакавшим о Нем женам иерусалимским. Аминь.