А.А. Романова. «Бабушкинские святцы»

В отделе рукописей Библиотеки академии наук в собрании В.Г. Дружинина хранится ряд рукописей, принадлежавших Федору Петровичу Бабушкину (1764–1842) – книжнику, знатоку священного писания, библиографу, киновиарху Выговского монастыря в 1830–1842 гг., деятельность которого подробно освещена в монографии Е.М. Юхименко²⁴⁶.

Ф.П. Бабушкин был книжником в полном смысле этого слова, что для поморского общежития не редкость. Перепиской книг он занимался едва ли не всю свою жизнь. В собрании Дружинина хранится, в частности, переписанный его рукой Устав (БАН, Дружинин 327). Послания Ф.П. Бабушкина являются ценным источником по истории Выга последней трети XVIII века.

По-видимому, Бабушкин занимался снабжением выговской и петербургской общин книгами, о чем может свидетельствовать каталог приобретенных им в 1820-е гг. изданий. Среди них значились не только произведения церковного содержания, но и работы по истории, математике, ботанике, физике и химии, в числе последних – сочинения М. В. Ломоносова, а также описания путешествий и художественная литература²⁴⁷.

Своей деятельностью Ф.П. Бабушкин снискал славу первого поморского библиографа. Так, составляя оглавления к рукописным сборникам, он иногда указывал на авторство вошедших в них статей. Известен также библиографический указатель, составленный Бабушкиным: «Реестр архиереям российским во время Никоновой перемены бывшим, а именно по епархиам, тогда бывшим» (РГБ. Ф. 37, № 252. Л. 266–267, 269–270 об.)²⁴⁸.

Особое внимание Ф.П. Бабушкин уделял собиранию данных о святых. В какой-то мере он продолжил выговские традиции сбора сведений о русских святых, в том числе о неканонизированных или местночтимых. Об этом свидетельствуют составленный им в календарном порядке каталог русских святых-чудотворцев («Описание всех в России просиявших чудесами мужей и жен»), упоминаемый в «Каталоге» Павла Любопытного²⁴⁹, и переписанный его рукой список «Российские святые», датируемый 1780-ми гг. (РГБ. Ф. 37, № 252. Л. 268–268 об.)²⁵⁰.

Почитание русских святых дониконовского периода было распространено на Выгу (здесь можно вспомнить, например, такое сочинение, как «Слово воспоминательное о святых чудотворцах, в России воссиявших, яко о святости жития, тако и о преславных чудесах их» Семена Денисова и другие книжные проекты, в том числе составленные братьями Денисовыми Четьи Минеи). Традицию составлять полные перечни святых продолжил в начале XIX в. керженский инок Иона, составивший «Алфавит духовный» (1807–1811), ныне хранящийся в Ярославском музее-заповеднике (инв. № 15544). Следует отметить, что эта тенденция совпала с той, что прослеживается в конце XVIII–начале XIX в. и в официальной церкви, представителями которой, в частности Евгением (Болховитиновым), в этот период осуществляется сбор данных о всех местночтимых угодниках и святынях допетровского времени.

Вернемся, однако, к Бабушкину и его святцам. Из сохранившихся свидетельств видно, что его интересовало как можно более полное указание на святых и на дни их памяти, но не житийные памятники, им посвященные.

Одним из способов, которым пользовался Ф. И. Бабушкин для сбора сведений о святых, было пополнение списков месяцесловов новыми памятями. Об этом свидетельствуют списки святцев с его добавлениями. Значительное количество исправлений Бабушкина отмечено в рукописи Святцев с пасхалией 1-й четверти XVIII в. (БАН, Дружинин 736, 4°, 330 л., конволют, первая часть – филигрань типа Дианова. Амстердам. 429 (1735 г.), пасхалия – с 7228 (1720) г.), вставки конца XVIII в. и нач. XIX в. (Pro Patria нескольких типов, в том числе с «белой датой»: 1812 г.): л. 81–88, 120–312, 318–326).

Дополнения в Друж. 736 внесены двумя почерками – Бабушкина и другим – более четким полууставом. Они читаются на полях в Друж. 736, и в специально оставленных местах после каждого дня календаря. В рукопись вносились отсутствующие в основном тексте святцев сведения о праздновании памяти святых или днях празднования икон, не только российских, но и восточных церквей. Сведения содержат, как правило, только имя святого или именование иконы, иногда год преставления подвижника или явления образа; частично дублируются. Внесение новых памятей подразумевало, вероятно, копирование этих сведений в дальнейшем.

Часть исправлений, сделанных Бабушкиным, была внесена в рукопись, выполненную, возможно, по его заказу в начале XIX в. – БАН, Дружинин 131. Это рукопись в восьмую долю листа, несколько обрезанная по вертикали, включает 325 листов и содержит, помимо месяцесловной части, также пасхалию и лунное течение. На фронтисписе в овале, окруженном пышным орнаментом, в качестве эпиграфа помещены такие строки: «Яко же небо украшено бесчисленными звездами, тако и книга сия наполнена святых именами»²⁵¹. Первый год в пасхалии – 7296 (1788) г., что в данной ситуации вряд ли может послужить датирующим признаком²⁵². Дощатый переплет в коже поврежден – множество следов жучка, средник утрачен. Рукопись богато орнаментирована, начиная от титульного листа, заставок и выполненных золотом инициалов. Имеющаяся в ней миниатюра с изображением Федора Стратилата, вероятно, может служить подтверждением тому, что рукопись предназначалась лично для Ф.П. Бабушкина, хотя, возможно, ее протограф был выполнен для прежнего выговского наставника Андрея Борисова (1734–1791), принявшего в старообрядческом крещении имя Феодор²⁵³.

Исправления, внесенные рукой Бабушкина в Друж. 131, в Друж. 736, как и следовало ожидать, не отразились. Однако далеко не все исправления, внесенные Бабушкиным в Друж. 736, попали в Друж. 131, так что считать Друж. 131 копией с Друж. 736 не следует. В числе не внесенных в Друж. 131 добавлений к Друж. 736 – указание под 17 июля (л. 68): «В сий день празднуем российским всем чюдотворцам».

Исправления, сделанные обоими почерками в Друж. 736, читаются в основном тексте Друж. 131. Отдельные исправления рукой Бабушкина внесены в обе рукописи: т. е., вероятно, на каком-то этапе правка вносилась в оба списка одновременно. Не исключено, что какая-то часть исправлений Друж. 736 игнорировалась писцом Друж. 131, но также можно предположить, что правка в Друж. 736 была внесена с какой-то рукописи, использованной при создании Друж. 131 или ее протографа. Даты в Друж. 736, как правило, проставлены кириллицей, в Друж. 131 – римскими цифрами, хотя встречаются и исключения. Часть памятей, особенно русских святых, имеющихся в Друж. 736 на полях, вписана в Друж. 131 киноварью основным почерком²⁵⁴.

Святцы Друж. 131 послужили оригиналом для более поздней копии. Большинство добавлений, внесенных в виде маргиналий в Друж. 131, были учтены в списке, сделанном с Друж. 131, – БАН, Дружинин 130 (за некоторым исключением, вызванным, возможно, тем, что отдельные добавления переписчик новой рукописи не смог прочесть). Друж. 130 – рукопись такого же формата, как и Друж. 131, судя по штемпелю бумаги, датируемому серединой 1840-х гг.²⁵⁵, копия была создана спустя несколько десятилетий, при этом в очень тяжелое для выговцев время. Несмотря на это, она буквально следовала оригиналу, в частности, было сохранено оформление и пасхальные данные с 1788 г. (что в очередной раз служит свидетельством не слишком большой надежности датировки по пасхалии).

Какие же источники использовал Ф.П. Бабушкин для редактирования святцев? Это и печатные издания, и рукописи. Следует, впрочем, указать, что наиболее полные дониконовские издания святцев (1646 и 1648 гг.), не включали многие памяти местночтимых святых, вошедшие в святцы Бабушкина. Поэтому, скорее всего, источником служили рукописные святцы, иконописные подлинники и перечни, подобные «Книге глаголемой описание о российских святых». Вероятно, в случаях, когда даты преставления в источнике отсутствовали, имя его могло быть помещено в день памяти соименного святого. Осмелюсь также предположить, что сведения могли заимствоваться и из изданий господствующей церкви. В отдельных случаях в Друж. 131 внесены и сведения о недавних событиях, например (л. 110 об.), имеется указание на перенесение мощей новгородского архиепископа Феоктиста в Юрьеве монастыре в 1786 г.

Сведения, помещаемые в святцы, по всей видимости, не проверялись. Точность указаний, таким образом, была не слишком высокой. Напластование сведений из разных источников приводило к дублированию сведений об одном и том же святом: так, под 22 апреля в святцах Друж. 131 указана память Георгие юродивого, «иже на Ваге», а под 23 апреля он же поминается как Георгий Шенкурский. Память Вассиана из Ястребской пустыни приписана под 10 октября в Друж. 736 (л. 14), в Друж. 131 вставлена в основной текст (л. 35), при этом в обеих рукописях эта память приписана почерком Бабушкина и под 2 сентября. Вставка в Друж. 131 под 1 сентября – празднование Богоматери Азуровской 6364 г. – в Друж. 736 помещено под 1 октября. Кроме того, переписчик Друж. 131 был небрежен: помимо указания под 3 октября имени Дионисия на Вяти (вместо: на Ояти), под 26 августа он дважды указал память Андриана Пошехонского, причем второй раз обозначил его как «Андре- яна в Пошелонии».

Некоторые памяти, указанные в «Бабушкинских святцах», в других списках не встречаются – как например, памятей Леонида Устьнедум- ского и Иулиании Семигородской.

Память преподобного Леонида Устьнедумского (17 июля) вписана в Друж. 736 на л. 68 и читается в основном тексте Друж. 131, л. 232. Постриженик Кожеозерского монастыря Леонид, которому еще в миру было явление Богоматери, повелевшей взять в Моржевской Николаевской пустыни образ Одигитрии и отнести ее на реку Лузу в Устюжском крае, поставил в указанном ему месте келью, затем воздвиг часовню и церковь и выкопал канал, названный им рекой Недумой. О прославлении старца Леонида (ум. 1654) сведений нет, чудесами прославлена икона Одигитрии, принесенная им в пустынь²⁵⁶.

Память Иулиании Семигородской (17 августа) имеется в основном тексте Друж. 131, тогда как в Друж. 736 отсутствует, что еще раз свидетельствует о наличии у переписчика Друж. 131 источника, не совпадающего полностью с Друж. 736.

Старица Иулиания была строительницей Семигородской пустыни, расположенной в 25 верстах от Сосновского Дионисиево-Глушицкого монастыря. Как повествует устное предание, пустынь была основана учениками Дионисия Глушицкого (ум. 1437) в XV в., но во время мора запустела. Старица Иулиания (Медведкова) по явлению ей святой иконы Успения, написанной, по преданию, самим преподобным Дионисием, отправилась на место, где находилась пустынь. Сохранившееся Сказание об Успенской иконе в Семигородском монастыре повествует о чудесах от явленной иконы²⁵⁷. Пустынь была бедной и вскоре потеряла самостоятельность – была вновь обращена в мужскую обитель и приписана к Глушицкому монастырю. Особым почитанием икона пользовалась в XIX веке – ее неоднократно носили в г. Кадников и даже в Вологду во время эпидемии холеры в 1831 и 1871 гг. Есть указание на день празднования Семигородной иконы и в Бабушкинских святцах. Однако память самой Иулиании в святцах, как правило, не встречается, нет упоминания о ней в «Описании о российских святых» и фиксация их в святцах Друж. 131 и 130 – едва ли не единственное своего рода свидетельство почитания ее.

Вниманием Ф.П. Бабушкина пользовались и сведения о явлении чудотворных икон, в том числе прославленных в XVII в., почитание которых было ограничено местностью, в которой они были явлены. При этом каких-то географических предпочтений у составителя святцев не было. Так, в основном тексте святцев Друж. 131 можно встретить указание на празднование 1 мая явления Богородицы Царевококшайской (1647 г.) и иконы Богородицы в Игришах (28 июля). К числу дополнений, внесенных рукой Бабушкина в основной текст Друж. 131, относятся пометы под 15 октября (празднование явления в Пензенской губернии Богородицы Нижнеломовской, 1643 г.), 30 мая – Богородицы Исаковской в Пошехонском уезде (1659 г.). Под 2 ноября 2-м редакторским почерком в Друж. 736 внесено празднование Шуйской иконы Богоматери (л. 19), в Друж. 131 это известие вписано под этим же числом рукой Бабушкина. Все перечисленные иконы были местно чтимыми и распространение их почитания за пределы местности, в которой они были явлены, неизвестно.

Несмотря на достаточно большое количество ошибок, повторов данных и других погрешностей, свойственных подобного рода сводам, сведения святцев Бабушкина о малоизвестных святых востребованы до сих пор, так как позволяют делать вывод о почитании того или иного подвижника или той или иной иконы. Впрочем, обилие сведений, в том числе непроверенных, вызывало, вероятно, и некоторое недоверие к тексту «Бабушкинских святцев» – практическое применение их вряд ли было возможно, что делает их прежде всего памятником библиографии.