История нашей газеты

В мае и июне этого года в Тифлисе, по инициативе священника Ионы Брихничёва, стала издаваться еженедельная газета «Встань, спящий!»⁴¹⁷.

Искренно проводимая евангельская точка зрения на события и неминуемо вытекающее отсюда крайне революционное направление в вопросах политических и общественных приобрели газете большое сочувствие по всему Кавказу и главным образом среди местных войск и казачества, сделав её органом широкой пропаганды революционных идей.

Администрация поняла опасность и приняла меры. Конфисковались номера, запрещалось продавать газету на улицах, закрывались типографии, издание несколько раз меняло своё заглавие. В силу личных недоразумений, пришлось после первых трёх номеров переменить и издателя. Но, несмотря на все препятствия, газета продолжала выходить.

Тогда администрация прибегла к крайним мерам – она стала высылать членов редакции, редакторов и наконец дошла до того, что распорядилась о высылке в Уфу больных детей и жены ненавистного священника (об этом факте сделан запрос в Госуд. думе⁴¹⁸).

Ввиду полной невозможности продолжать издание на Кавказе, было решено перенести его в Москву. В смысле идейном это не представляло больших затруднений, так как тифлисская газета «Встань, спящий!» находилась в непосредственной зависимости от Москвы и была одним из начинаний большого общего религиозного дела.

Мы знаем, что преследования будут и здесь, но ведь это давно уже никого не пугает: пока есть идеи, будут и газеты.

Стойте в свободе! 1906. Вып. 1 (подзаголовок «Ходите в свете»). 9 июля. Без подписи.

28 июня Ельчанинов писал Глинке: «Нас разогнали из Тифлиса, чему мы, пожалуй, были и рады, т. к. представляется возможность поставить газету здесь. Вал. П. с восторгом отнёсся к этой идее, Флоренский тоже, словом газета идёт и 8-го будет первый номер. Мы очень просим вас устроить всё возможное для распространения газеты в Симбирске и губернии, там где можете. Сколько вам выслать? 100? 1000? (…) На первый раз печатаем 30 т. – хотя, по-моему, это мало». Здесь нет преувеличения. Участник ХББ Д. Д. Галанин сообщал тому же адресату 23 июля: «№ 2 разошёлся с большим эффектом, есть ещё требования, на кот. не хватает экземпляров. Печатали 30 т. Очень досадна эта задержка, т. к. она много повредит увеличению тиража тысяч этак до 60–70»; а ещё через месяц: «У нас приобретается всё большая издательская ловкость и связи, на № 3 требований больше чем на 50 т.» (РГАЛИ. Ф. 142, оп. 1, ед. хр. 205, 220).

2 июля пребывавший на Кавказе Эрн писал Ельчанинову: «Я очень жалею, что я не с вами и не могу приложить и своих стараний к газете. (…) Я просил Валентина написать мне, когда по совести он считает нужным, чтобы я приехал в Москву. Спрашиваю теперь и тебя. (…) Я с вами душой, часто думаю о вас. Не пишу для газеты, потому что слишком велико расстояние» (ВГ. № 37). 9 июля продолжал: ««Стойте в свободе» мне очень понравилось. Статьи Валентина превосходны. Только меня неприятно поразил несколько нервный тон их. «Беседа с читателем» совсем не подходит. Сумбурно» (ВГ. № 43). 25 июля Булгаков сообщал Глинке: «С Валентином Павловичем мы сходимся в стихии «Стойте в свободе», но по-прежнему и непримиримо расходимся в понимании задач журнала (что символизируется в вопросе о Мережковских)⁴¹⁹. Он настроен по-прежнему сектантски, и это очень тяжело, как-то тесно. Обсуждаем вопрос о съезде, разные проекты так и роятся. Прелестен Ельчанинов. Вообще всё-таки здесь завёртывается узел. (…) Ефимов платит, несколько увлечён успехом (действительно большим) «Стойте в свободе»» (ВГ. № 46).

5 июля Ельчанинов оповещал Флоренского: «Я пошлю тебе 100 экз. первого номера. Ты с ними поступай след. образом. Часть можешь раздать даром и разослать, что можешь, продай, очень будет хорошо, если штук 50 ты отдашь в тот книжный магазин, который предлагал тебе издать твой «Вопль» (…) Твоих статей очень ждём». Подтверждал 12 июля: «Выслали тебе 100 экз. на твоё полное распоряжение. (…) По поводу человека, которого ты хотел устроить при редакции, скажу, что мы сидим без денег и пока не можем ничего. Спасибо за Исаева: он очень пригодился; нашу литературу мы ему дали. Очень ждём статей»; и 17 июля: «Мы посылаем тебе, как ты просил 2-й номер, конечно, даром, если ты так хочешь. Только очень прошу тебя, дай сейчас же знать открыткой, что получил, т. к. и 2-й номер под запретом. (…) Ждём твоих статей. Газета идет хорошо, особенно в провинции. Печатаем 30 т.». Надежда на продолжение издания ещё сохранялась 21 июля: «Мы живы и здоровы (Валентин не совсем). Ждём ареста; но 3 № выпускаем всё же 31-го июля (пропустили неделю)», но исчезла к 3 августа: «№ 3 газеты не вышел и долго ещё не выйдет за полным недостатком редакторов. Приехал Володя Эрн» (Новый журнал. 2006. № 244).

Обстоятельства запрещения двух газет, выпущенных ХББ в Москве под общей шапкой издательства «Стойте в свободе!», описаны в статье А. А. Носова «К цензурной истории религиозно-общественной печати в России (1905–1906 гг.)» (ВФ. 1996. № 3)⁴²⁰. Настоящий обзор документов, в т. ч. ранее не публиковавшихся (ЦИАМ. Ф. 16, оп. 95, д. 310;.Ф. 31, оп. 3, д. 514; Ф. 131, оп. 92, дд. 182–184; Ф. 142, оп. 17, д. 2022; ГАРФ. Ф. 63, оп. 26, д. 21, лл. 108 об., 123, 129–130; ОР РГБ. Ф. 348, к. 2, ед. хр. 47, 48), передаёт события гораздо полнее и обнажает причины распада ХББ.

Первый номер еженедельной газеты с подзаголовком «Ходите в свете» вышел 9 июля 1906, редактором-издателем значился Ельчанинов. В тот же день член МКДП статский советник Сергей Иванович Соколов⁴²¹ подал начальству доклад, где указывал, что это «почти от первой до последней строки крайне преступное революционное издание (…) нельзя не преследовать. Кощунственно опираясь и также кощунственно толкуя в революционных видах Евангелие, оно представляет собою кощунственный и революционно-боевой народный листок». Найдя в содержании газеты наличие состава преступления, цензор пытался конфисковать тираж (в соответствии со ст. 14 отд. VII Временных правил о повременной печати), но арест в типографии осуществлён не был, т. к. все экземпляры были полностью выпущены заказчику. 10 июля МКДП известил об этом прокурора МСП, просил привлечь редактора к судебной ответственности по ст. 73, 74 и 129 УУ и ст. 128 Улож. о наказаниях и ходатайствовал о немедленной приостановке дальнейшего издания газеты. 11 июля министр внутренних дел П. А. Столыпин потребовал от московского градоначальника немедленно принять самые решительные меры в отношении газеты и признал «совершенно недопустимым при наличности чрезвычайной охраны возможность её дальнейшего появления». 12 июля градоначальник ходатайствовал пред московским генерал-губернатором о совершенном прекращении издания («крайне вредное направление, особенно ярко выразившееся в статье «Со святыми упокой!«»), а тот 13 июля наложил подтверждающую резолюцию. 15 июля прокурор МОС получил распоряжение прокурора МСП «о производстве предварительного следствия по обвинению редактора газеты «Ходите в свете» А. В. Ельчанинова в преступлениях, предусмотренных 6 п. 129 ст. УУ, за напечатание статьи под заглавием «Что можно и что нельзя», во второй части коей содержится возбуждение вражды между отдельными частями населения, и 1 п. 129 ст., за напечатание статьи под заглавием «Стойте в свободе»».

17 июля вышел № 1, вып. 2 газеты под названием «Духа не угашайте» (ред.-изд. – П. Ивашёва). Набор был произведён в типографии Мамонтова, а печать – в типографии Торгового дома Печковского и Буланже без всякого разрешения. Московский градоначальник ходатайствовал пред московским генерал-губернатором о приостановлении издания, распорядился тираж конфисковать и произвести обыск на снимаемой сообща Ивашёвой и Ельчаниновым квартире (Нащокинский пер., д. Яковлевой, кв. 16). В тот же вечер в их комнатах подполковником Дзерожинским было отобрано 352 экз., но арестовать тираж в типографии снова не удалось (выпущен накануне в час дня). 26 июля МСП определила издание газеты приостановить впредь до судебного приговора.

В прессе появились сообщения об уголовном преследовании редактора (в т. ч. утка об аресте), обыске и закрытии типографии (Свободная жизнь. 1906. № 2, 3. 18, 19 июля. С. 3; Русские ведомости. 1906. 1 августа. С. 4; Русское слово. 1906. 1 августа), а также собрании ХББ 30 июля, подтвердившем свои основные цели: «мирная борьба для достижения правды в людских отношениях; осуществление выборного начала при замещении епископов, священников и т. п.; осуществление среди верующих полного уничтожения частной собственности и перехода к общему владению землёй и орудиями производства; введение восьмичасового рабочего дня, государственного страхования рабочих, организацию рабочих в профессиональные союзы» (Свободная жизнь. 1906. № 11. 1 августа. С. 3); ораторы «призывали к мирной борьбе, к тому, чтобы обходиться без кровопролития и насилия. (…) Собрание постановило свято идти по стопам Христа» (Мельников Ф. Новое общество // Народная газета. 1 августа. № 176. С. 3).

12 августа началось следствие в отношении Ивашёвой, но 31 июля она выбыла из д. Яковлевой, не указав адреса, и только 7 ноября зарегистрировалась в д. Шер. Ельчанинов на повестки также не откликался, поскольку до ноября был в Тифлисе.

12 декабря на допросе Ельчанинов, отрекомендовавшийся как потомственный дворянин, 25 лет, студент филологического факультета ИМУ, окончивший Санкт-Петербургский университет, виновным себя не признал, написав в протоколе: «…революционно и Евангелие, призывающее людей к новой жизни, к преобразованию всего мира в Царствие Небесное. (…) В статье [«Со святыми упокой!»] не говорится о том, что мы призываем бороться средствами насилия и убийства», но «ясно говорится, что убийство – грех. Революцию же мы понимаем исключительно духовно, как считаем величайшею революцией христианство». По его мнению, идея статьи «Что можно и что нельзя» – «Христово учение ещё не принято соврем. культурой, настолько не принято, что за его точное исполненье грозят определёнными карами»; говоря об отступлении Церкви от христианского учения, «автор имеет в виду не только Россию, но и все страны».

Не признала себя виновной и допрошенная в тот же день Пелагея Александровна Ивашёва (27 лет, девица, окончила 5-ю Московскую женскую гимназию, имеет сына, живёт в д. Шер, домашняя наставница)⁴²²: «… мы имеем в виду Евангельскую точку зрения в её применении к практической жизни и не понимаем, почему за приведение слов Христа газета была конфискована. Ведь Евангелие же и имеет в виду именно действительную жизнь, т. е. применение в этой жизни своих заветов, о чём только мы и говорили в нашей газете. (…) Убийство признаётся нами нехристианским деянием (…) Только напоминание о завете Христа – завете христианской любви друг к другу людей, имелось в виду при издании газеты, и только слова Христа «Не убий», завещавшего людям жалеть друг друга, лежат в основе этой статьи. (…) Христова свобода – свобода от греха». Оба были отпущены под залоги по 150 руб., внесённые на следующий день.

На повторном допросе 22 января 1907 Ивашёва придерживалась той же позиции: газета «имела своей единственной целью проповедь Евангелия. Христос всех людей называл детьми Отца Небесного, почему же исключать слуг кесаревых из числа этих детей, не давая им принять участие в общей работе всех людей – в раскрытии тайн Царства Божия, в разрешении сокровенного смысла Его святых заветов?». В тот же день, предварительно оповестив Свенцицкого о вызове к следователю для допроса, она сообщала Эрну: «…была сегодня у присяжного поверенного. Он говорит, что это дополнительное обвинение, которое ко мне предъявляется, плохо тем, что оно предъявляется прокурором. Оно по 103 статье и грозит каторгой. Присяжный поверенный говорит, что он думает, что всё это можно будет свести к году крепости, причём на кассацию надеяться нечего, так как теперь приговоры Судебной палаты всегда подтверждаются» (ВГ. № 59).

8 февраля 1907 Эрн описал объяснение с Ивашёвой: «…оно назревало уже давно. Сложность и запутанность наших отношений с П. А. становилась с каждым днём всё мучительнее. П. А. сама захотела поговорить с Валентином Павловичем. Он с радостью отозвался на это её предложение, но поставил ей такое условие: чтобы при его разговоре с ней присутствовали я, Надя, Оля, и Чми⁴²³. Вал. считал это необходимым, потому что только при таких условиях разговор этот мог носить окончательный и исчерпывающий характер. Иначе П. А. могла бы свести его на один из тех обычных разговоров, которые она вела, кажется, со всеми, причём всем говорила разное. П. А. согласилась на это условие. Присутствие Нади было необходимо потому что, как только Надя приехала, П. А. сразу же посвятила её во всё, конечно в своём освещении, выставив себя жертвой, нами мучимой, и это сильно задело Надю. К нам она стала относиться с враждебностью. Для Чми это было необходимо для того, чтобы поставить последнюю точку на свои отношения.

Пришли мы все к П. А. как условились заранее, в среду вечером. Валентин спросивши предварительно, считает ли П. А. возможным, чтоб он говорил всё, без обиняков, и с такой резкостью с какой это им действительно переживается и, получивши от П. А. утвердительный ответ, стал говорить о том каковы наши, т.е. его и мои отношения к П. А., и почему мы к ней относимся именно так, а не иначе. Начал издалека и спокойно. Говорил, что с самого первого знакомства ощутил в её душе пустое место. Но никому об этом не говорил, до самого последнего времени, когда и другие стали замечать это же самое, как постепенно это пустое место стало расти и душа ее мертветь. Когда начинались её отношения с Чми – последние остатки жизни в ней погибли и теперь душа её темна, без проблеска, как какая-то чёрная, зловещая птица, омертвенная совсем, – что она подошла теперь к глухой стене, и её ничто теперь не может спасти, если она сама не покается и не начнёт новой жизни. Говоря это, Валентин всё с большей мукой произносил слова и такое страдание слышалось в его словах, что становилось жутко. П. А. на это каменным голосом и со сдержанной злобой сказала, что она не чувствует правды в его словах, что каяться ей не нужно и никакой новой жизни она начинать вовсе не хочет. Валентин вдруг зарыдал: «Она не чувствует, не чувствует, Господи!» Выбежал из комнаты, упал на постель – стал метаться в рыданиях. Мы все в страхе вскочили. Я стал молиться. Он прямо бился. Через несколько минут перестал, с усилием встал, шатаясь, пришёл опять в комнату, попросил снова всех сесть и стал уже говорить более резко и властно. Сказал между прочим, что П. А. всё может сделать. У ней нет внутренних сдержек. Она может украсть. П. А. с какою-то наглостью сказала: «Неправда!» Валентин тогда вскрикнул, как ужаленный: «Неправда? А Агаше Вы заплатили?» (П. А. брала из Об-ства 9 рублей в месяц Агаше и ничего ей не заплатила и Агаша позволила это сказать).

И тут уже зарыдал судорогами потому что действительно упорство П. А. было какое-то нечеловеческое. Потом выбежал из комнаты. Я ему накинул пальто. Он, чуть не падая, сбежал с лестницы. Вся эта сцена носила тягостный характер. Чмич выбежал. Надя заплакала. А у П. А. вид был прямо демонический – такой злой, такой недобрый, что-то невероятное.

Мы вышли с Олей. Я пошел к ним за Валентином. (…) У него было очень странное состояние. Точно он откуда-то издалека, издалека возвращался к нашей действительности и не мог в ней сразу ориентироваться. Становился всё радостнее. Тут между нами было сказано много такого, о чём я не могу даже писать. Отмечу только, что он становился всё радостнее и светлее. (…) Из него прямо лила любовь. Светлые и радостные были эти минуты. Многое непосредственно открывалось из того, что нас окружало, и становилось прозрачным и ясным. Такая глубина жизни почувствовалась и близость. (…) А вчера П. А. пришла переговорить с Валентином. Валентин лежал совершенно больной, но позволил П. А. войти. Никого больше в комнате не было. П. А. со страшной злобой стала Валентина оскорблять, назвала негодяем, мерзавцем. Он лежал беспомощным, но всё же приподнялся и сказал ей таким голосом: «Вон!», что она повернулась и ушла. Валентин впал в обморочное состояние и как сквозь сон помнит, что П. А. возвращалась несколько раз и что-то все продолжала ему говорить, но он уже не мог прийти в себя.

А сегодня Валентин получил самое резкое, бранчливое письмо от жены доктора⁴²⁴ (которая с ним не знакома). П. А. очевидно трубит обо всём происшедшем по всем знакомым. Расползается клевета. Она обещала мстить⁴²⁵» (ВГ № 61).

4 апреля Эрн информировал Ельчанинова: «Сейчас была у Валентина П. А. и сообщила, что ей вручён обвинительный акт по делу о «Стойте в свободе»⁴²⁶. Следователь сказал, что такой же акт будет вручён в течение трёх дней и тебе, и таким образом будет обнаружено, что тебя нет в Москве. Залог равносилен подписке о невыезде. И раз ты уехал, не уведомив следователя, твоё отсутствие будет рассматриваться как уклонение от суда. Решая вопрос о том, являться на суд или нет, прими во внимание, что следователю каким-то неведомым для нас образом известно, что ты в Петербурге и работаешь в «Веке». Таким образом, если ты решишь уклониться, тебе немедленно нужно выехать из Петербурга. Иначе уклонение будет безрезультатным. Советовать тебе какое-нибудь определённое решение мы не можем. Но во всяком случае (…) ты можешь выехать из Петербурга и поехать туда, куда тебя всегда тянет. Там, я думаю, ты будешь в полной безопасности. Когда же первый пыл тех, кто ищет тебя, уляжется, ты снова можешь приняться за своё дело. Таким образом, необходимости непременно являться на суд нет» (Новый журнал. 2007. № 246).

19 апреля Ивашёва выбыла из д. Шер, не указав адреса, а 15 ноября сделала заявление в МСП о том, что действительным редактором не состояла, предъявив вещественные доказательства и настаивая на допросе новых свидетелей. В частности, она писала: «Была убеждена, что, дав свою подпись для продолжения издания, я, хотя и пассивно, буду этим способствовать великому делу устроения России, по требованиям христианской любви. Слова о Христе применяла ко всему без разбора (…) Я признала возможным дать свою подпись на выпуск газеты, нисколько не претендуя на действительную роль редактора-издателя. От меня нисколько не зависел выбор статей и допущения того или другого их содержания. (…) Была в состоянии увлечения идеей служения и помощи ближним, (…) но мало помалу моё увлечение остывало, я начала как бы прозревать и мне становилось всё яснее, что газета, которая должна была служить органом людей, старающихся преобразить государство по требованиям христианской любви, в действительности давала место политиканствующей религиозности, смешивала политику с христианством, извращая христианство в угоду политике. [Издатели] являются в моих глазах лишь людьми, сбившимися с толку и способными вводить в заблуждение других. Мне теперь ясно, что они совершают дело, к которому я не имею никакого расположения, но и считаю его во многом вредным». 27 ноября МСП была вынуждена отправить дело на доследование.

17 декабря Ельчанинов выехал в Санкт-Петербург из д. Шер, где проживал вместе со Свенцицким, а 28 декабря на допросе резко изменил показания: «Фактическим редактором не был, а только официально числился, материал отбирал редакционный комитет», в чём представил двух свидетелей⁴²⁷. 11 января 1908 то же твердила и Ивашёва: «Редактором не была, критически не относилась к статьям, поступавшим фактическому редактору, долг которого самому объявить себя. Вся ответственность лежит на нём». 19 января допрошенный по её просьбе Сергей Иванович Преображенский (33 года, врач) показал: «Первенствующая роль принадлежала главе этого дела Валентину Павловичу Свенцицкому, как члену совета Религиозно-философского общества в память Вл. Соловьёва. (…) Выбор материала для газеты главным образом зависел от Свенцицкого: он являлся главой и душой этого издания». Ивашёва подтвердила, что он был фактическим редактором газеты и заведовал делами редакции. 25 января вызванная по её просьбе Вера Васильевна Шер (56 лет, вдова коллежского секретаря) отказалась назвать лицо фактически заведовавшее делами редакции. Ивашёва добавила: «Местожительство Свенцицкого неизвестно, думаю, что живёт без прописки; недавно читала объявление в газете, что Свенцицкий читал реферат в РФО»; эти слова Шер подтвердила.

26 января судебный следователь посчитал дело законченным и направил его к товарищу прокурора, а тот 7 февраля предложил привлечь Свенцицкого в качестве обвиняемого. На допросе 2 апреля он собственноручно записал: «Я не признаю себя виновным в предъявленном мне обвинении, не соглашаясь с его формулировкой. И желал бы дать следующие разъяснения. Во внутреннем распорядке изданий «Стойте в свободе», «Духа не угашайте», «Ходите в свете» не было обычных разделений на «фактического» редактора, «постоянных сотрудников» и т. д. «Стойте в свободе» издавалась небольшим кружком лиц, вполне солидарных, здесь всё делалось сообща, всё прочитывалось и решалось вместе. По отношению этих изданий ни г-жа Ивашёва, ни А. В. Ельчанинов не могут быть названы фиктивными редакторами в том смысле, что они только давали свои имена. Это дело было столь же их, сколько и всех нас вообще. Но я признаю себя виновным, и морально и юридически ответственным за следующее: 1) Все статьи без подписи принадлежат мне, 2) Я пользовался влиянием среди кружка, издававшего «Стойте в свободе», и потому был главным его идейным руководителем. По существу предъявленных обвинений объяснения дам на суде. Следственное производство мне предъявлено. Добавить ничего не желаю. Если дело будет чем-либо дополнено, прошу дополнительного производства мне не предъявлять. О том, что дело это по окончании производства будет направлено к товарищу прокурора 10 уч. г. Москва, мне объявлено. Проживать буду в г. Москва (Остоженка, 1-й Зачатьевский пер., д. 6, кв. 1)». Был отпущен под залог 150 руб., внесённый на следующий день. Находившийся в Тифлисе Ельчанинов был ознакомлен с этими показаниями в апреле.

До поры Свенцицкий регулярно сообщал судебному следователю 4-го уч. о перемене адреса: с 21 апреля – Москва, ул. Мясковского, д. Страхового общества, кв. 9; с 21 мая – Финляндия, ст. Антреа (Knorecaski), дача Heiki Pardanen; с 4 августа – Москва, Софийская наб., д. Котельникова. В сентябре гостил у брата в Ряжске, туда был направлен обвинительный акт; повестку в суд получил 4 ноября. Но 22 ноября выбыл из д. Белова, не указав адреса, и власти на время потеряли его из виду.

9 февраля 1909 Тифлисский окружной суд слушал дело по обвинению редактора № 1 журнала «Ходите в свете», вышедшего 5 июня 1906 в Тифлисе (предшественник московского издания), по п. 6 ст. VIII закона от 24.08.05. Подсудимый Ельчанинов, забыв о совести и долге христианина, заявил, что «журнала не видел, с содержанием его незнаком, а вся вина лежит на И. Брихничёве», и был подвергнут штрафу в 5 руб.⁴²⁸

24 февраля 1909 г. МСП постановила: «Ввиду неявки подсудимого Свенцицкого, дело слушанием отложить; произвести розыск его полицией и потребовать от него по розыску залог в 500 р., а до предоставления такового заключить под стражу». А 26 мая признала Ельчанинова и Ивашёву виновными (их показания на московском суде были аналогичны тифлисскому процессу) и присудила каждого к денежному взысканию 100 р., с заменою при несостоятельности арестом при тюрьме на 2 недели. Затем началось многомесячное препирательство Ельчанинова с МСП о возвращении ему 45 руб. (любопытнейшие для духовной биографии будущего пастыря документы см.: ЦИАМ. Ф. 131, оп. 92, д. 184). Все судебные преследования против Свенцицкого были прекращены 1 марта 1913.