Вопрос о симонии в историческом прошлом и в современной русской церковной жизни

В творениях отцов Церкви и в канонах симония признается страшным грехом против Святого Духа. Сущность этого греха состоит в том, что дары Духа становятся предметом купли и продажи. Слово «симония» обязано своим происхождением первому свято-покупателю Симону волхву, который, увидав, что «через возложение рук апостольских подается Дух Святой, принес апостолам деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получил Духа Святого. Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо пред Богом» (Деян.8:18–21).

Но грех симонии старее этого события и своего названия. Тарасий, патриарх Константинопольский, усматривает следы симонии еще в Ветхом Завете в действиях царя Израильского Иеровоама, который ставил «из народа священников высот. Кто хотел, того он (царь) посвящал и тот становился священником высот» (3Цар.13:33–34). С большею очевидностию симония указывается в продаже Исавом первородства и в проступке Гиезия, взявшего подарки с Неемана.

Упомянутый п. Тарасий кроме того уподобляет повинных в симонии «Иуде предателю, продавшему Христа богоубийцам иудеям за цену серебра»¹.

К получившим священство через подкуп древние церковные писатели относили слова: «кто не дверью входит во двор овчий, но прелазит инде, тот вор и разбойник» (Ин.10:1). Получающие же деньги за посвящение в духовный сан считались нарушителями завета Господня: «даром получили, даром и давайте» (Мф.10:8). Вообще порок симонии считался явлением нетерпимым в христианстве, нечестивой попыткой соединить служение Богу и маммоне.

Не видно, чтобы в апостольское время существовал этот порок: тем не менее апостолы старательно предостерегали пастырей от корыстолюбя, на почве которого возрастает симония. Апостол Петр увещевает пастырей пасти Божие стадо «не для гнусной корысти». Апостол Павел ставит себе в заслугу, что он «ни сребра, ни золота, ни одежды ни от кого не пожелал». Он же писал к Тимофею, что «корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры», что «никакой любостяжатель, который есть идолопоклонник, не имеет наследия в царстве Христа и Бога» (1Петр.5:2–4; Деян.21:33; 1Тим.6:10 и Ефес.5:5). Эти изречения седьмой вселенский собор признавал имеющими отношение к симонии, а п. Тарасий, на основании их и слов ап. Петра к Симону: «нет тебе в сем части и жребия», – уверяет, что в получившем духовную должность чрез симонию «нет благодати Св. Духа, т. е. святыни священства. Тот вовсе чужд священства, кто когда-либо дает или взимает мзду, в какое бы то ни было время – до рукоположения или после рукоположения».

В сборнике, названном «Правила свв. Апостол», изложено, что «епископ или пресвитер, или диакон, деньгами получивший сие достоинство, да будет извержен и он, и поставивший и от общения совсем да отсечется, как Симон волхв Петром».

В века гонений, когда положение духовных лиц было опасное и ответственное, симония имела мало почвы для своего развития. Не богатство, не свобода от податей и повинностей, не спокойная жизнь ожидали принимавших на себя обеты священства, но тюрьма, оковы, пытки и смерть за имя Христово. Венец мученический не продавался и не покупался. «Начальство держат у нас, писал Тертуллиан в апологии, пресвитеры, достигающие такой чести не куплею, но испытанным достоинством: право Божие ценою золота не продается».

С четвертого века, когда христианство стало религиею не только дозволенною, но и привилегированною и многие стали принимать имя христиан не по внутреннему убеждению, а из житейских соображений, когда духовенство получило права и льготы и получило обеспечение недвижимыми имениями, жалованием из городских доходов, купля – продажа священства стала явлением не редким.

Подкуп более, чем какой-либо другой вид неправды в человеческом общежитии, умеет избежать огласки и обличения. К молчанию побуждает обоюдная выгода подкупающего и подкупаемого. Не иначе было и с симонией. Во времена Иоанна Златоуста некто Евсевий обвинил епископа Антонина в рукоположении шести епископов за деньги, но не доказал своего обвинения, а потому сам доноситель был отлучен от общения. Прошло два года. Епископ Антонин уже умер, и Евсевий, тяготясь отлучением, просил собор о переисследовании дела. Обвиняемые в покупке священства епископы сначала отвергали обвинение, а потом «совесть их возмутилась и они без принуждения сделали такое признание: признаемся, что дали, но мы думали, что таков порядок, и что мы обязаны заплатить за освобождение от общественной службы. И ныне мы просим: если нам неудобно остаться в священном сане, то пусть нам возвратят то золото, которое мы дали, ибо мы дали некоторые вещи, принадлежащие нашим женам». Собор так и сделал: виновных лишил священства, а злато им возвратил из оставленного Антонином².

Вспоминает св. Иоанн Златоуст о симонии в книге о девстве: «многие, пишет он, восхитили священство посредством денег, но не имели обличителя и не услышали того, что некогда Симон волхв услышал от Петра; но чрез это они не избежали наказания, а подвергнутся гораздо тягчайшему, нежели то, какое они должны бы потерпеть здесь, за то, что не вразумились этим примером». Причина приобретения епископства чрез подкуп, по Златоусту, заключается в том, что на епископство стали смотреть, не как на обязанность управлять другими и заботиться о братьях, а как на сан почетный и доставляющий покойную жизнь³.

Григорий Богослов подтверждает, что многие считают епископский сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию⁴.

Василий Великий писал подчиненным епископам: «разносится молва, будто некоторые из вас берут от рукополагаемых деньги и прикрывают это именем благочестия». Св. отец делает различие между куплей и продажей священства и находит, что продающие священство епископы более грешат, чем покупающие его, ибо продают полученное даром.

– Ты торговлю вводишь в духовные дела и в Церковь, в которой нам вверены Тело и Кровь Христовы, укоряет святитель подчиненного ему святопродавца.

Не признает он достойною уважения и ту уловку святопродавцев, что они брали деньги не до посвящения ставленников, а после. «Оставьте, говорит, этот доход или, вернее, этот вход в геенну, и не делайте себя недостойными совершать священные таинства, оскверняя руки свои таким лихоимством. Не предпочитайте идолов Христу за малое серебро и не подражайте Иуде, ради корысти вторично продавая Распятого за нас». Неповинующимся св. отец угрожает удалением из своей области: пусть они ищут места, где бы можно им было продавать и покупать дар Божий⁵. Тон послания св. Василия строгий и решительный, но приговор милостивый: вина оставлена без исследования и виновные не наказаны.

Деньги за хиротонию брали и такие известные епископы, как Ива Эдесский. Симония не ослабевала, и этим вызвано 2-е правило 4-го вселенского собора. Здесь отлучением наказываются не только продающие священные должности «ради гнусного прибытка своего», но и посредники этой торговли, будь то клирик, монах или мирянин. И после собора в Галатии обнаружена была симония, обличенная в окружном послании патриарха Константинопольского Геннадия I-го. «Благодать, сказано в послании, должна быть благодатию, и серебро нигде не должно быть для нее посредником»⁶.

В V-м веке подвижник Исидор Пелусийский обличал своего епископа, что он назначил цену местам; пресвитеру, получившему сан за деньги, Исидор писал: «несвященно, несвященный, получил ты священство, ты украл небесную вещь за деньги, второй Каиафа, за серебро ты достал неприступное. Но еще есть надежда, что ты обратишься к добру». Упомянутого своего епископа преподобный укорял и в раздаче мест родне⁷. Проступок несомненно симонического характера, к сожалению, столь распространенный ныне в России.

Подкупности духовных лиц в это время немало содействовал двор. Святой Кирилл Александрийский издержал огромные суммы на «благословения» (евлогии) знатным лицам для поддержания православной партии при дворе. Его архидиакон Епифаний в письме к Максиму, п. Константинопольскому, сообщает, что для «благословений» (проще сказать, для взяток) был сделан заем около 400.000 руб. на наш счет. А александрийцы стонали от налогов. Другой пример. При наречении Флавиана патриархом евнух Хрисафий требовал от новонареченного «благословений». Патриарх послал властному царедворцу несколько благословенных хлебов, которые назывались также «благословениями», «евлогиями». Когда патриарху растолковали, что евнух требует золота, предстоятель Церкви ответил, что церковные суммы принадлежат Богу и бедным⁸.

Вообще на всем пространстве церковной истории видно, что достойные пастыри стойко боролись против вошедшей в нравы симонии и обличали ее, когда она прикрывалась благовидными предлогами. Возьмем пример из VII-го века. По случаю голода в Александрии Иоанн Милостивый крайне нуждался в средствах. Второбрачный клирик, не имевший по канонам права на получение священного сана, написал святителю: «я имею множество пшеницы, которую всю через твои руки желаю отдать Христу; при сем еще обещаю 150 литр золота, – только сделай меня диаконом». Иоанн призвал клирика и строго укорял его за желание за деньги приобрести священство (Жития свв. Изд. Син. Тип. 1902 г. Ноябрь, стр. 289).

На шестом вселенском соборе (в VII в.) потребовалось новое подтверждение правила о низвержении продавцов и покупателей священства. Самое понятие о симонии на этом соборе было расширено. К ревнителям «Симонова заблуждения и коварства» причислен и тот, кто из клириков замечен будет в требовании какого бы то ни было воздаяния за преподание св. Причастия⁹.

В восьмом веке наглость святопродавцев возросла до того, что они открыто похвалялись своим беззаконием и бесчестили клириков, поставленных без подкупа. Зло распространилось и на монашеский чин. Игумены и игумении без злата не принимали ищущих спасения в стенах обителей (Нечто подобное есть и ныне в России). «Мерзость сребролюбия толико возобладала водителями церквей», замечают по этому поводу отцы седьмого вселенского собора¹⁰.

Со скорбию смотрели ревнители православия на такое распространение симонии. Святитель Тарасий думал даже, что «нечестивая ересь Македония и его последователей духоборцев менее нестерпима, чем симония. Ибо сии (духоборцы) пустословят, будто Св. Дух есть творение и раб Бога и Отца, а те (симонисты) как бы делают Его своим рабом». По мнению св. Тарасия, симония оказывает пагубное влияние на жизнь клириков: «если продается достоинство священства, то, конечно, излишни для клириков благочестивая жизнь, чистота и добродетель. Излишен для них и Павел, божественный апостол, научающий, что епископ должен быть непорочен, целомудр, честен, учителен, воздержен, трезв, должен держаться истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать»¹¹.

Церковь продолжала еще в лице соборов и иерархов бороться со злом симонии путем увещаний и наказаний, а правительственная власть в лице Юстиниана (VI в.) посмотрела на дело с другой точки зрения и узаконила размер обязательной ставленнической платы, с тем, чтобы налог на вакансии не превышал годичного дохода этих вакансий. По размеру ставленнической платы епархии были разделены на пять классов. Поставляемый во епископа в епархию низшего оклада платил на наш счет около 150 р., а епархия высшего разряда оплачивалась в четырнадцать раз дороже. Чтобы достигнуть должности священника, нужно было заплатить при посвящении на должность чтеца один империр (около пяти рублей), при рукоположении во диакона три империра и при рукоположении во священника еще три империра. Таким образом цена священнической должности приближалась к 35 рублям¹². Но наивно было бы думать, что эта узаконенная симония упраздняла симонию тайную. Совершенно напротив: эти ставленнические поборы только ослабляли сознание преступности симонии, развязывали совесть и руки святопродавцев. Относительно не узаконенных, а возможных размеров взимавшейся Константинопольским патриархом ставленнической платы с русских епархий есть намек в патерике Симона. Одна русская княгиня высказалась, что она не пожалела бы и 1000 гривен, чтобы поставить во епископа угодного ей монаха. 1000 гривен – это более 15.000 рублей¹³.

В X веке имп. Никифор Фока постановил, чтобы ни один епископ не был назначаем без императорского соизволения и, когда кафедра оставалась вакантною, император вверял попечение о доходах ее сановнику, который излишек доходов кафедры пред расходами выплачивал в казну. Патриарх Полиевкт отказывался короновать Иоанна Цимнисхия, если не будет отменен закон Никифора. Император обещал отменить этот закон, но по коронации не исполнил обещания. Чтобы воспользоваться доходами Константинопольской патриархии, имп. Роман возвел на патриаршую кафедру своего одиннадцатилетнего сына Феофилакта. В течение пяти лет за мальчика управляли другия лица. Но с достижением шестнадцатилетнего возраста Феофилакт водворен был в патриаршем сане легатом папы. Этот патриарх бесчестил престол Цареграда в течение 23-х лет. Он держал более 2.000 лошадей, которых кормил финиками и виноградом, месимыми в дорогих винах. Для покрытия этих расходов Феофилакт открыто продавал духовные должности, пока не разбил себе головы в одной скачке¹⁴.

Епископы в это время платили ежегодную подать императору, которая с иных доходила до 100 червонцев в год¹⁵. Эта темная страница в истории греческой Церкви обязана своим появлением зависимости иерархии от власти государей, которые, именуясь христианами, были вреднее для Церкви, чем турецкие султаны.

В конце XII-го века видим попытку имп. Андроника 1-го уничтожить ставленнические поборы, но попытка эта была безуспешна.

При патриархе Иоасафе II-м (в 1565 г.) был в Константинополе собор, подвергший самого патриарха суду за симонию и поставивший себе целью удержать развитие симонии. Определено было низвергать из сана архиереев, берущих деньги за посвящение. Это определение несколько ограничило симонию, но не пресекло ее совсем, так как собор умолчал относительно так называемого эмватика, то есть, платы, взимаемой патриархами с архиереев, архиереями со священников за право проходить свою должность в той или другой епархии, в том или другом приходе. Греческий летописец, оцеенивая определение собора, говорит, что отцы посекли листья, ветви и ствол дерева, но не тронули корней его, от которых снова должно было произрасти ядовитое древо симонии. И действительно, после собора некоторые архиереи отказались от платы за посвящение, а эмватик стали брать двойной. «Началось прежнее служение мамоне. Увы, увы!» восклицает летописец.

При одном из лучших патриархов Иеремии II был созван собор (в 1572 г.), вырвавший, как будто, и корень дерева, т. е. уничтоживший эмватик¹⁶. Идейная победа над симонией на Востоке была одержана, но для того, чтобы симония перестала существовать на деле, нужен сильный подъем христианской веры и благочестия и при этом широкое участие мирян во всех церковных делах, не исключая избрания пастырей.

Как обстоит на православном Востоке дело в ближайшее к нам время, об этом можно найти фактические данные в статье о современном состоянии клира на Востоке в «Богословском Вестнике»¹⁷. Историк рисует здесь грустную картину подкупности, корыстолюбия, низкого уровня образованности и беспорядочной жизни высшего и низшего духовенства на Востоке. Одним только утешаешься при ознакомлении с упадком духовной жизни в душепастырях, что историк взял своею задачею изобразить отрицательные только стороны пастырства на Востоке и невольно сгустил краски. Пред нарисованною им картиною бледнеет отвратительный облик симонии.

Как состояло ставленническое дело в древней Руси, ранних известий об этом мало. По всей вероятности в XI веке, когда усиленно вербовали клириков для новообращенного народа, ставленнических поборов не могло быть. Эти поборы возникают при обилии ищущих посвящения. Когда на Руси явились настойчивые искатели священства, печальный пример Греции возымел и у нас свое действие. Так под 1159-м годом читаем в летописях, что в этом году Ростовцы и Суздальцы выгнали от себя епископа Леона, «зане умножил бяше церкви, грабяй попы». Не совсем ясные слова летописца могут быть толкуемы в том смысле, что епископ умножил количество приходских церквей, дабы иметь возможность ставить туда священников за высокую плату¹⁸.

Так как высшая русская иерархия получала свои полномочия и освящение от Константинопольского патриарха, то, без сомнения, греческие обычаи оказывали свое влияние на ставленническую практику Руси. На протяжении не менее, как четырех веков, на Руси существовали различные поборы симонического характера. Сюда относятся: 1) ставленные пошлины, как определенное вознаграждение за труд посвящения; 2) благословенная куница – плата новопоставленного перед отправлением на службу; 3) явленная куница с грамотою – пошлина при свидетельстве грамот новым епископом; 4) перехожие или новичные гривны – при перемене священнослужительских мест; 5) пошлины епитрахильные и орарные – за право вдовым иереям и диаконам оставаться в клире. Эти нормы поборов нарушались к невыгоде ставленников. Особенно обижали ставленников слуги архиерейские, – «люди гордые, носившие тулы (воротники) бобровые и прилбицы (шапки) волчии и барсуковые». Так говорит о положении духовенства Ипатская летопись под 1241 г.

Владимирский собор 1274-го года занимался ставленническим вопросом и несколько сократил поборы. Так он отменил плату за определение иерея к церкви, за поставление во игумена (посошное), за определение священника в духовники, за утверждение в должности наместника и десятника. После речей о том, что лишнее взимание есть мзда и симония, собор предписывает, чтобы за поставление в степени диакона и священника вместе взималось не более семи гривен. В этом постановлении видится влияние вышеупомянутого установления имп. Исаака Комнена.

На соборе выяснилось, что некоторые епископы прибегали к беззаконному средству: подвергали неповинных отлучению, чтобы взять пошлину за разрешение. Подобные злоупотребления практиковались в недавнее время и на православном Востоке.

Неизвестно, насколько собору удалось сократить симонию и облегчить положение духовенства – податного сословия для своих епископов, но заслуга собора та, что он обратил внимание мыслящих людей на ставленнические злоупотребления. Нередкостью после этого стали обвинения епископов и даже, например, митрополита Петра в неправедной мзде. Дело доходило до Константинопольского патриарха и при этом выяснилось, что русские доносители считали симонией не излишки против узаконенной ставленнической платы, но эту самую плату. Разумея эту плату, тверской монах Акиндин в послании к князю Михаилу Ярославичу убеждал последнего искоренить в русской Церкви ересь – мздоимство святителей. Князь послал этого монаха в Цареград испытать, как там смотрят на дело, но добытые там сведения не изменили убеждений Акиндина и, по правде сказать, не соответствовали действительности. Послание Акиндина написано резко и ссылалось на канонические определения об извержении святокупцев и святопродавцев.

Послание получило распространение. Одни из епископов, не будучи в силах дать ответ обличителю, изъявляли желание насильственно заградить уста его, говоря: «сами вемы, не требе ны ваше исповедание». Другие говорили, что взимают плату ради поганского насилия. В ответ на это Акиндин рекомендует епископам апостольскую нищету, уверяя, что поганые, как и разбойники, устремляются лишь туда, где видят богатство.

При м. Феогносте, около половины XIV века, ходил по рукам сборник канонических и отеческих правил «против злочестивых духопродажных ересей».

В начале XV века, когда Константинопольский патриарх отказался поставить Литве особого митрополита, русские епископы в такового поставили Григория Цамблака, оправдывая свой поступок тем, что в Константинополе существует «ересь симонитская, продающая благодать Св. Духа на злате и сребре и что там Церковь Божия терпит насилие со стороны царя». «Святый вселенский патриарх, писали епископы, и божественный собор Константинограда не могут ставить митрополита по правилам, но кого царь повелит, и отселе покупается и продается дар Св. Духа и сего ради смотряхом и разсудихом, яко неправедно есть при имати нам таковыя митрополиты, иже куплею поставлены от царя».

Хотя негодование епископов на симонию и цезаропапизм, как одну из причин симонии, неискреннее, но оно свидетельствует, какое широкое распространение получила на Руси мысль о незаконности всякой ставленнической мзды. Русские в этом отношении опередили греков.

На почве этого убеждения в незаконности ставленнических поборов возник раскол стригольников. Эти раскольники указывали, что епископы и священники – стяжатели и мздоимцы, что первые собирают имения, а вторые вымогают с живых и мертвых, что те и другие ведут жизнь недостойную истинных пастырей. Раскол, начавшись с платы за поставление, пошел далее. И самое понятие о симонии расширилось прибавлением к нему священнического вымогательства. Такое расширенное понимание симонии нельзя назвать неправильным.

Против стригольников Константинопольский патриарх Нил писал, что ставленнические пошлины – непринудительное (?) возмещение расходов на вино, свечи, обеды и тому подобное, а самое ракоположение совершается даром¹⁹. От имени сектантов проф. Е. Е. Голубинский возражает патриарху, что благовидность мзды ухудшает зло, ибо, по правилу 90-му св. Василия Великого, кто делает зло под прикрытием добра, достоин двойного наказания – и за зло и за профанацию добра. Стефан Пермский во всеобщности ставленнических поборов указывал их законность и приравнивал ставленнические доходы к церковным урокам, о которых у апостола сказано, что служащие алтарю от алтаря и питаются.

Иначе отнесся к вопросу бывший при Иоанне III-м московский собор 1503 г. Он постановил: 1) не брать ни платы, ни подарков от ставленников; 2) печатникам не брать за печатание ставленнических грамот, а диаконам за их подписи; 3) архиереям не брать ничего от священных мест и церквей, но как поставлять, так и отпускать поставляемых без мзды и без всякого дара; 4) всем пошлинникам и чиновникам архиерейским не брать никаких пошлин²⁰.

Эта идейная победа над симонией на Руси была одержана на 69 лет ранее, чем в Греции. Под кару нового закона подпал Новгородский Геннадий, архиепископ, вообще говоря, весьма почтенный, но подчинившийся, по словам летописца, влиянию любимца дьяка.

Стоглавый собор (1551 г.) вновь признал справедливым делом взимание узаконенных ставленнических пошлин. «По этому предмету сохранились резкие упреки современников самим московским владыкам XVI и XVII в. За допущение поборов с ставленников. Говорили, что недешево обходились духовенству и перехожие грамоты; иному беззаступному попу рублей 6–15, кроме своего харча и независимо от потери времени недель по 20–30»²¹.

Злоупотребления симонического характера происходили, кроме того, на почве права прихожан избирать клириков, существовавшего до XIX-го века. Царь Иван Васильевич указывал Стоглавому собору, что ищущие духовного сана приобретали избирателей подкупом, приводил в пример угличан, бравших с избираемых большие деньги. И Московский собор 1667 года обращал внимание на то, что церкви Божии кормчествовали, то есть, избирали тех, кто давал избирателям более выгод.

Путешествовавший в XVII веке по России с своим отцом патриархом Антиохийским Макарием Павел Алеппский пишет, что «приближенные и диаконы архиереев явно брали мзду со ставленников. Видя это, прибавляет Павел, стали брать и мы».

В XVIII-м веке ставленнические пошлины существовали и заносились в особую книгу. Из одного следственного дела, бывшего в 1743 году, видно, что пошлины эти шли в раздел «домовым²² священно- и церковно-служителям». Из этого же дела об иеродиаконе Нижегородского архиерейского дома Амвросие Коссаковском видно, что лица, заведывавшие ставленническими делами, злоупотребляли оказанным им доверием, позволяли себе сверх пошлин брать симониальные взятки, властно распоряжались ставленниками без ведома архиерея, задерживали или отпускали их, не представляли к посвящению некоторых из тех, с коих пошлины были взяты²³.

Что сказать о недавно минувшем XIX-м веке? Без сомнения ставленническое дело улучшилось, так как в этом веке не слыхать уже об узаконенных ставленнических поборах, если не считать платы за ставленнические грамоты, которая во многих епархиях высока, да и везде не может не вызывать порицания²⁴.

Но почва для незаконных симониальных поборов и ныне есть весьма удобренная: запуганные кандидаты священства и диаконства, множество просителей на одну вакансию и известный характер приближенных к архиереям лиц. Этот характер отмечен такими чертами в Духовном Регламенте: «слуги архиерейские обычне бывают лакомыя скотины, и где видят власть своего владыки, там с великою гордостию и безстудием, как татаре, на похищение устремляются». Вот на этих-то слуг архиерейских: келейников, секретарей, ключарей, родственников, иногда в сюртуке, иногда в рясе и клобуке, и падает значительная часть вины в беззаконных поборах с робеющих пред всяким швейцаром и иподиаконом ставленников. Иногда же и архиереи добродушно или небескорыстно потворствуют этому неканоническому хищничеству. И то нужно сказать, что архиерейские кафедры не даром достаются.

Как ни велико зло ставленнической симонии не только само по себе, но и по своим последствиям для жизни паств, утешительно, однако то, что православная Церковь не легко мирилась с симонией, ни в одном веке не признала ее за нормальный порядок, хотя иногда терпела ее, как неизлеченную болезнь. На католическом Западе к симонии относились и относятся гораздо спокойнее, рассудочнее. И в настоящее время в Риме церковные должности, особенно кардинальский сан, обложены высокими налогами. Разве это не симония? В Германии и Англии – иная разновидность симонии – так называемый патронат, в силу которого храмы являются как бы собственностью местных владельцев. Продажа вакансий в этих приходах объявляется через газеты. Иногда устраивается что-то вроде торгов.

У нас этого, к счастью, нет. Тем не менее вопрос о симонии и поныне у нас жизненный, больной, с которым нескоро будут сведены все счеты. Дело в том, что симония не ограничивается продажей и куплей должностей священства, но включает в себя и другие проявления корысти в душепопечительном, пастырском делании. Это видно не только из соборных и святоотеческих определений симонии, но и из приравнивания стригольниками вымогательств за духовные требы ставленническим поборам. Те и другие поступки имеют одну причину, один характер и сходные последствия.

Симон волхв чрез апостольское рукоположение желал купить благодать для внешней власти и обогащения. «Дайте мне власть эту», – просил он апостолов. Благодать священства преподается для служения Христу и общине христиан, а Симон искал благодати только как власти и для целей житейских. Немалое сходство с поступком Симона имеет вступление на должность священства без внутреннего призвания, по житейским обстоятельствам и соображениям. Недалеки от Симона и те. которые в сане священства обращают внимание не столько на обязанности, сколько на права, на власть и позабывают, что не приход – для них, а они – для прихода. К каждому из таких приложимо слово апостола: «сердце твое неправо пред Богом».

Всякое желание получить выгоду от сообщения верующему даров благодати есть одна из разновидностей симонии. Древние учители Церкви источник симонии видели в корыстолюбии, которое, по апостолу, «корень зла». И поныне корыстолюбие или любовь к приобретению, к получанию в лице, занимающем духовную должность, подвергает его опасности впасть в симонию. Эта опасность увеличивается для пастырей русской Церкви от существующего ныне способа обеспечения духовенства. В первоначальной Церкви не было поручной платы за молитву и таинства, а были общие, часто нескудные приношения на содержание клира и вместе бедных. Приносились хлебы, фрукты, овощи, вино, масло и многое другое. Исторический остаток этих приношений видим в теперешних просфорах, сохранивших древнее название, но утративших первоначальное значение. Такое же воспоминание о древнем обычае заключается в прошении сугубой ектении: «о плодоносящих», то есть, о приносящих в церковное собрание плоды. Бывали в древней Церкви и денежные поступления безраздельно на клир и бедных. Встречалась местами и изредка и плата за совершение таинств крещения и брака, но эта плата имела вид необязательной жертвы.

Нынешний способ обеспечения духовенства чрез более или менее определенную плату за требоисправление – способ, бесспорно, законный и давний – представляет значительное неудобство для духовенства. Правда, Спаситель сказал, что трудящийся достоин пропитания, и ап. Павел утверждал, что «сеющий духовное может от паствы пользоваться телесным» (1Кор.9:11). Но относительно ап. Павла следует сказать, что сам-то он всемерно избегал обременять паству расходами на свое личное содержание и питался от своего ремесла (делания палаток). Вообще же приведенными изречениями Спасителя и Его апостола утверждается только общее положение, что пастырь может получать содержание от паствы. Но мы не вправе видеть в этих изречениях узаконение поручной, определенной платы за требы. Самая мысль об арифметическом соотношении между количеством священнодействий и количеством рублей, между благодатью и прибытком, между святыней и доходом содержит в себе что-то оскорбительное. Даже на католическом Западе, допускающем таксу за требы²⁵ и вообще не особенно щепетильном в этих отношениях, совершенно запрещено взимать какую-либо плату за евхаристию, елеосвящение и исповедь. Чем искреннее и молитвеннее совершает пастырь священнодействие для прихожанина, тем сильнее чувствуется им неуместность денежного вознаграждения, получаемого после последнего молитвенного возгласа. Это сразу делает из пастыря наемника, это – удар по сердцу, это – падение с высоты. Таково действие платы на самочувствие священника даже при благоприятнейших условиях, то есть при состоятельности прихожанина и его несомненном усердии к обеспечению духовенства.

Сознание опасности существующего способа обеспечения духовенства проглядывает и в нашем законодательстве. Так Духовный Регламент запрещает делать торг за дело служения духовного и принимать доброхотное даяние во время самого исполнения требы²⁶. Указом Св. Синода от 27-го июля 1853-го года причты, получающие жалование, обязываются совершать безмездно: молитвование после рождения, крещение, исповедь, причащение, брак, елеосвящение, погребение и присоединение единоверцев. В 1887 году подтверждено духовенству исполнять со всею точностью существующие постановления о невзимании платы за исповедь и причащение. Этот последний указ имел и имеет значение, но весьма неширокое.

Наше духовное законодательство настойчиво и усиленно настаивает на добровольности вознаграждения причтов за требы со стороны прихожан, но оно закрывает глаза на противоречие этого требования добровольности с условиями жизни. Как осуществить эту добровольность? Для этого нужно быть или выдающимся мудрецом или ангелом. Общеизвестна бедность русского простонародья. В большинстве случаев прихожане дают не добровольную плату, а установленную обычаем, считаемую обеими сторонами обязательной, часто тяжелую для бедняка, даваемую не с радостию, а с воздыханием. Это даже при условии наилучших отношений между пастырем и пасомыми. А когда в этих отношениях есть небольшие неладности, то в этих «добровольных» платах даже и состоятельные прихожане не удерживаются от пренебрежительного отношения к получающему плату пастырю. Во всех классах общества под влиянием этой добровольности вознаграждения сложилось убеждение о духовенстве, как сословии жадном, беспощадном, «дерущем с живых и мертвых»²⁷. И не мудрено. Поручная плата по обычаю ложится наибольшею тяжестью на бедняка. Ныне в финансовом законодательстве в значительной степени проведен принцип подоходности налогов. При поручной плате духовенству этот справедливый принцип находит весьма малое применение. Весьма часто и богатый и бедный за известную требу платят одинаково. Бедный до дна опрастывает свою мошну, а богатый дает не более того, что он привык давать просителям «на чай».

Когда же плата в определенном количестве требуется ранее совершения требы, когда к этой плате причисляются мнимые долги за прежде совершенные требы, когда не желающий или не имеющий возможности уплатить требуемое «сполна» терпит задержку в исполнении требы или таинства, как это чаще всего бывает при браковенчаниях, то подобные явления имеют несомненно симонический характер. Молитва создает особое настроение, повышает дух человека, но когда после молебна или отпевания умершего начинаются, допустим, самые деликатные переговоры о вознаграждении за труды, то поднявшийся было дух пастыря и прихожан вновь опускается даже ниже прежнего. Посудите сами: на глазах еще слеза умиления или печали о почившем, а рука уже нащупывает кошелек в кармане. В лавочке купец норовит взять дороже, а покупатель выторговать хотя пятачок. Такие же отношения зачастую устанавливаются между причтом и прихожанами. Как это недалеко от симонии!

Почивший церковный и государственный деятель К. П. Победоносцев еще при Александре III положил начало улучшению способов обеcпечения духовенства. Тысячи причтов получили субсидии, но еще большее число причтов остается при прежних способах обеспечения, при поручной плате! Да и те причты, которые получили казенное вспомоществование, целиком сохранили и прежний способ обеспечения, не улучшив его неприглядные стороны. Конечно, если бы все православные причты получили казенное вспомоществование, тогда можно было бы предъявить к ним и требования о совершенной бесплатности некоторых священнодействий. Но надеяться на продолжение положенного К. П. Победоносцевым начала обеспечения причтов жалованьем теперь можно менее, чем когда-либо. На очереди стоит вопрос об отделении Церкви и государства. Пришло время православному «ведомству», привыкшему ходить на государственных помочах, обзаводиться своим хозяйством, не рассчитывая на пенсии, субсидии и ассигновки из государственного казначейства.

Оно и лучше. Целые два века государственная помощь дорого обходилась Церкви и духовенству. Государство устранило приход от церковно-общественных дел, и тем разъединило его с клиром. Надежда духовенства на изменение способа обеспечения связана теперь с надеждою на оживление прихода и правильную постановку приходских дел. Хорошо организованному приходскому собранию нетрудно будет выяснить, что теперешний способ обеспечения духовенства установленной обычаем поручной платой не соответствует церковным постановлениям, неблаговиден сам по себе, тяжел для беднейших прихожан и не представляет каких-либо удобств прихожанам вообще; что нужно нормировать годичное жалование причту и собирать его вместе с другими церковными взносами²⁸ под именем церковного обложения; что церковное обложение должно иметь характер подоходный.

Возможно, что при таком порядке причт получит, особенно на первое время, значительно меньше, чем собирается теперь поручной платой. Но пора же духовенству отрешиться от взгляда, будто приход для того главным образом и существует, чтобы доставлять кормление клирикам! Новое обложение будет более соответствовать достатку самих прихожан, в большинстве случаев очень бедных. Повысится достаток православных мирян, улучшится и содержание старательных о приходе клириков. Главное же достоинство нового способа обеспечения причтов будет заключаться в том, что слова патриарха Геннадия I-го: «благодать должна быть благодатию и серебро нигде не должно быть для нее посредником» сделаются золотым правилом русских пастырей²⁹.