К биографии митрополита Стефана Яворского

О письме к Ф.А. Головину, от 1 апреля 1700 года, Стефан Яворский, объясняя «вины» своего уклонения от епископства, между прочим, говорит: «Та епархия Рязанская, на которую меня хотели посвятить, имеет еще в живых своего архиерея; а правила св. отец отнюдь не повелевают, живу сущу архиерею, иному касатися епархии, ибо таково дело есть духовное прелюбодеяние. Яко же бо жене, пока живет муж ея, не подобает иного мужа имети и искати, тако и епархии единым архиереем довольствоватися подобает»¹. Смысл этой тирады, при свете известных доселе данных из биографии Стефана Яворского, представляется неясным. В посвященных ему биографических очерках обычно передается, что Рязанская кафедра «освободилась за уходом митроп. Авраамия на покой»². Между тем, сохранились любопытные сведения о том, при каких обстоятельствах произошло удаление на покой митроп. Авраамия. Сведения эти, интересные и сами по себе, в то же время выясняют, к какому именно факту относились приведенные выше строки из письма Стефана Яворского.

2 февраля 1700 года скончался фельдмаршал А.С. Шеин, и на торжественных похоронах его было поручено произнести надгробное слово игумену Киевского Никольского монастыря Стефану Яворскому, незадолго пред тем прибывшему в Москву. Не смотря на недостаток времени для подготовки и другие помехи, проповедник, в присутствии Государя и знати («coram serenissimo Caesare et universo Senatu») сказал слово с таким ораторским талантом, что Петр Великий отдал приказ не отпускать Стефана в Киев, а удержать в Москве и поставить епископом куда-нибудь поближе к столице. В половине февраля царь уехал в Воронеж, а Стефан остался в Москве ожидать епископства. Адмирал Ф. А. Головин, заведовавший Посольским приказом, писал царю: « Никольский из Киева игумен, которого ты, милостивый государь, повелел поставить в епископы, просит о назначении содержания и жалованья ему со старцами, которые при нем, всем им денег до двухсот рублей. Невозможно не выдать чего-нибудь. Прикажу хоть от себя»³. Так как свободной епископской кафедры не было, то приняты были меры к тому, чтобы очистить место для Стефана Яворского. Для этой цели был намечен Рязанский митроп. Авраамий, к которому Петр В. за несколько месяцев пред этим выразил свое неблаговоление, отписав из Рязанской епархии часть ее владений к Воронежской⁴. Патр. Адриан, по-видимому, относился к митроп. Авраамию довольно благосклонно⁵. Но, привыкнув уступать воле царя, престарелый патриарх дал свое согласие и на увольнение от епархии митроп. Авраамия. «В нынешнем 1700 году февраля в 24 день, – читаем в Записных книгах Рязанского архиерейского духовного приказа, – от великого господина святейшего кир Адриана, архиепископа Московского и всея России и всех северных стран патриарха, к преосвященному Авраамию, митрополиту Рязанскому и Муромскому, в Переславль Рязанской приезжал с Москвы иподиакон Алексей Григорьев и сказал благословленье святейшего патриарха ему, преосвященному митрополиту, потом говорил:

Великий де государь и великий князь Петр Алексеевич, всея великие и малые и белые России самодержец, указал и великий господин, святейший кир Адриан, архиепископ Московский и всея России и всех северных стран патриарх, благословил тебя, преосвященного митрополита, за старость и за очную скорбь твою от архиерейства отставить, и ити в монастырь тебе в келью.

И марта в 1 день к великому господину, святейшему кир Адриану, архиепископу Московскому и всея России и всех северных стран патриарху, писал преосвященный Аврамий, митрополит Рязанский и Муромский, а с тем письмом послал поддиакона своего Афонасья Тимофеева, а в письме ево написано:

Воли де пресветлого царского величества и ево, святейшего патриарха, архипастырского благословенья не преслушник, ити в монастырь рад и всеусердно того желает, токмо в молении⁶ не написано, где ево архипастырское благословенье в монастыре ему, преосвященному митрополиту, быть повелит.

И марта ж в 8 день того ж 1700 году прислана святейшего патриарха к преосвященному митрополиту грамота из его святейшего патриарха Разряду, за приписью дьяка Василья Нестерова, с ним же подъяконом Афонасьем Тимофеевым, велено ему, преосвященному митрополиту, выслать к Москве ризница и церковников, с кем пригоже, а которого числа и с кем именем, и о том писать.

А ему, преосвященному митрополиту, по той же святейшего патриарха грамоте велено из домовые казны взять 500 рублев денег на келейные ево потребы, а домовая казна запечатать ево архиерейскою печатью, и итить к Москве в Спасской монастырь, что за иконным рядом, за ево старость и за очную скорбь, а дом приказать ведать казначею старцу Гедеону Гундорову да приказному Ивану Окунькову.

Да того ж числа прислана ево, святейшего патриарха, грамота к казначею старцу Гедеону Гундорову да к приказному Ивану Окунькову с ним же поддиаконом Афонасьем, а по той грамоте велено им дом архиерейской ведать до указу великого государя и его, святейшего патриарха.

И марта ж в 11 день, по указу святейшего патриарха и по грамоте, ризница и церковники высланы к Москве с дьяком Васильем Зарайниковым⁷.

Из этой записи открывается, прежде всего, что удаление митр. Авраамия с кафедры было отнюдь не добровольное. Это был не уход, а увольнение. И хотя Авраамий писал патриарху о своей полной готовности идти на покой в монастырь, однако, есть другие данные, которые говорят о противном. В житии Суздальского митроп. Илариона, между прочим, сообщается, что во Флорищеву пустынь, где подвизался этот святитель, зашел один монах из пустыни Спаса на Тезе (Шуйского уезда), по имени Авраамий, направлявшийся в Москву. Прозорливый святитель отговаривал Авраамия от этого путешествия и предсказал ему, что он будет игуменом, архимандритом, наконец, и епископом, но пользы от этого не получит. Предсказание это, по словам жизнеописателя, в точности исполнилось: Авраамий сделался Потом митрополитом Рязанским, но по клевете одного из бывших при нем клириков отрешен от управления епархией⁸. На основании этого краткого сообщения, разумеется, трудно делать какие-нибудь прочные выводы. Но, в связи с приведенною выше записью, возможна догадка, что клириком этим был именно иподиакон Афанасий Тимофеев, возивший письма от Авраамия к патриарху⁹. Весьма вероятно, что изъявляя на бумаге полное согласие подчиниться воле патриарха, Авраамий, в то же время, поручил иподиакону лично ходатайствовать пред патриархом об отмене указа, тем более, что в первой грамоте патриарха не назван был определенный монастырь для жительства Авраамия, и потому последний мог считать свое дело еще не решенным окончательно. Но иподиакон Афанасий Тимофеев, может быть, не только не защитил своего владыку, а, наоборот, засвидетельствовал пред патриархом о недостатках епархиальной деятельности престарелого Рязанского владыки. Как бы то ни было, но приведенными сейчас сведениями из жития митроп. Илариона еще раз подтверждается, что увольнение на покой было для Авраамия печальною неожиданностью.

Затем, сопоставляя хронологические даты приведенной выше записи с другими сведениями, нужно придти к тому заключению, что Авраамий продолжал еще жить в Рязани в то время, когда уже патриарх готовился к поставлению Стефана Яворского. Дело шло очень быстро. Как мы видели, 11 марта отправлена была в Москву ризница с архиерейской свитой. А 15 марта, по приказу патриарха, Стефану Яровскому объявлено на следующий день готовиться к наречению. Но Стефан оказал упорное сопротивление и уехал с малороссийского подворья в Донской монастырь, откуда чрез посланных за ним лиц передал решительный отказ от епископства. Разгневанный патриарх написал об этом царю, а 2 апреля получил от него ответ, чтобы Стефан был непременно поставлен митрополитом Рязанским. 7 апреля посвящение, наконец, состоялось¹⁰.

Наконец, есть косвенное подтверждение и того, что Авраамию очень не хотелось выезжать из пределов Рязанской епархии и что он, вероятно, еще не однажды обменивался с патриархом письмами по вопросу о монастыре, в какой ему «итить в келью». По грамоте из патриаршего Разряда, полученной в Рязани 8 марта, для этой цели был назначен Авраамию Московский Заиконоспасский монастырь. В письме к царю от 17 марта патриарх говорит: «нынешняго 1700 года марта в первых числех митрополит Авраамий Рязанский порученного ему престола за немощию своею остави и пойде в монастырь Солочинский обитати»¹¹. Тоже сообщается и в настольной грамоте Стефану Яворскому¹². На самом же деле Авраамий жил в Московском Знаменском монастыре, где и скончался 28 февраля 1708 года¹³.

Конечно, в официальных актах все дело увольнения Авраамия было обставлено благовидно и благопристойно. В настольной грамоте Стефану Яворскому подробно передается:

«Якоже во епархии Рязанской бывый тоя церкве пастырь, боголюбезнейший митрополит Авраамий, старостию обяся и немощию склонен зело, того ради моли нашу мерность просительным же писанием за подписанием руки своея, извещав, яко прочее архиерейского престола содержати и паствы епархии тоя управляти, носити же попечений и суждений народных не возмогает, абие волею оный престол остави. Тем же, оставив Рязанские церкве архиерейский престол и паствы правление, изволил обитати до дне смерти своея в молчании и безмятежстве в монастыре Рождества Пречистые Владычицы нашея Богородицы и присно Девы Марии, зовомом Солотчинском»¹⁴. Но сам Стефан Яворский, без сомнения, хорошо знал, как освобождалась для него кафедра, и потому он вполне основательно заявлял в письме (от 1 апреля), что 16 марта его хотели посвятить на такую кафедру, которая «имеет еще в живых своего архиерея»! Этим обстоятельством, между прочим, в значительной степени и объясняется то упорство, с каким Стефан Яворский отказывался от поставления его в Рязань.

Среди рукописей библиотеки Общества Истории и Древностей Российских имеется один сборник XVIII в., в составе которого, по описанию Строева, отмечено, между прочим, «Увещание Талицкому»¹⁵. Интересуясь личностью Григория Талицкого, получившего при Петре В. печальную известность, в связи с именем Тамбовского епископа Игнатия ¹⁶, мы обратились к подробному ознакомлению с указанным рукописным сборником. Имя автора в «Увещании» прямо не названо и для определения его нет данных и в самом составе сборника¹⁷. Но, при более близком знакомстве с текстом «Увещания», открывается, что в нем мы имеем пред собою доселе неизвестный труд Стефана Яворского.

Григорий Васильев Талицкий¹⁸ был московский книгописец, т. е. занимался, главным образом, перепискою различных книг, а вместе – и книжною торговлею, «продавал печатные и письменные уставные и полууставные книги» и тем добывал себе средства к жизни. При довольно значительном в то время развитии книгопечатания в Москве, Талицкий зарабатывал мало, так что ему иногда «нечем было питаться». Но, переписывая разные Зерцала, Хрисмологии, Атласы и т. п. произведения, Талицкий очень много читал, изучал свящ. писание и приобрел вообще репутацию человека «гораздо умного». С особенным интересом Талицкий вчитывался в Апокалипсис, стараясь в его таинственных пророчествах найти ответы на вопросы современности. Весьма вероятно, что в руки Талицкого попадали и раскольничьи тетрадки, в которых высчитывался не только год, но и день кончины мира, и таким годом, между прочим, назывался 1700 год¹⁹. Под влиянием этих произведений Талицкий особенно чутко отнесся к тем толкам, которые возникли в народе по поводу всего, что «деялось в Москве», именно, по поводу вводимых Петром Вел. новшеств: брадобрития, нового летосчисления и т. п.²⁰. Везде шли разговоры о том, что «настало всесовершенное блогочестия испровержение, пришло время последнее»... Увлеченный этими мыслями, Талицкий забросил переписку книг и принялся за самостоятельную литературную работу. В короткое время он написал несколько сочинений: 1) О счислении лет от сотворения света, о пришествии в мир антихриста и о последнем времени, 2) Врата и 3) О падении Вавилона. Подробное содержание этих произведений для нас осталось неизвестным, но в общих чертах оно сводилось к следующим мыслям. «Пришла кончина света, и антихрист настал, – рассуждал Талицкий. Об этом говорит евангелие, пророческие и бытейские книги. В Апокалипсисе Иоанна Богослова в главе XVII написано: антихрист будет осьмой царь. А по-нашему счету – третье сложение Римской монархии царей греко-российских осьмой царь – Петр Алексеевич. Он-то и есть антихрист. Да и лета сошлись... Царствующий град Москва – Вавилон, жители его – вавилоняне, слуги антихристовы. И какой Петр царь!.. Мучит сам... И сын его, государев, царевич не от доброго корения и отрасль недобрая. От такого царя нужно отступить, не надо его ни слушать, ни платить ему податей. Когда государь пойдет с Москвы на войну, пусть стрельцы, разосланные по городам, соберутся к Москве и выберут себе правителем князя Михаила Алечуковича Черкасского ²¹: он человек добрый и народу учинит нечто доброе... Надо продать имение свое и идти в монастырь, для того что пришла кончина света и антихрист настал»... Тетради Талицкого были встречены читателями сочувственно и имели успех, так что некоторые указывали автору сделать с них для себя списки. В числе таких лиц, был между прочим, и Тамбовский епископ Игнатий, который слушал тетрадки в чтении самого Талицкого, плакал, а затем, взяв рукописи, поцеловал их. Успех тетрадок побудил Талицкого подумать о более широком их распространении. Но так как о печатании в типографии нельзя было и помышлять, то Талицкий запасся двумя грушевыми досками и просил одного «распопа» (расстриженного священника), умевшего резать кресты, вырезать на одной доске письмо «об исчислении лет», а на другой – «об антихристе». С этих досок Талицкий и думал печатать листы, продавать их или отдавать безденежно «для возмущения к бунту». Распоп сказал, что «без знамени резать не возможно», т. е. необходимо сперва написать на досках текст «писем». Талицкий принялся «знаменовать» доски и сообщал друзьям о своем намерении, по отпечатании листов, удалиться из Москвы. «И как я с Москвы скроюсь, – говорил он, – и на Москве будет великое смятение». Но планы Талицкого неожиданно расстроились: 28 июня 1700 г. на него донес в Преображенский приказ певчий дьяк Феодор Казанец. Узнав об этом Талицкий с Москвы бежал, покинув дом, жену и детей и некоторое время скрывался. В виду важности «государева дела», сказанного за Талицким, Преображенский приказ разослал 6 августа грамоты о розыске Гришки Талицкого, с обещанием награды в 500 рублей всякому, кто приведет беглеца в приказ. 14 августа Талицкий был уже сыскан и доставлен в Преображенское. Началось расследование. Преображенский приказ особенно занялся делом Талицкого по причинам политическим, именно, потому, что в его «тетрадках» написан был государь с великим поношением, а целью их распространения автор поставлял «возмущение к бунту“. По словам одного современника, по делу Талицкого «розыски были великие, многие всяких чинов люди и от приходов и из монастырей дьячки, ловлены и пытаны»²². Но, кроме обилия причастных к розыску лиц, решение дела Талицкого задерживалось участием в нем епископа Игнатия, для суда над которым, по церковным правилам, должен был составиться собор из 12 епископов. В мае 1701 г., на запрос Петра В. из Воронежа о том, в каком положении дело Талицкого, Тих. Ник. Стрешнев отвечал царю: «Талицкова дело до приезду архиереев делать нечева; а архиереев на Москве девять, да троя не бывали...; будут ане к Москве вскоре...»²³. Сам Петр В. заинтересовался не столько «хулами и поношениями», содержавшимися в тетрадках Талицкого, сколько теми приемами религиозного мышления, какие привели автора к выводу, что царь и есть антихрист. Петр был более всего поражен тем, как мог Талицкий, человек начитанный в слове Божием, придти, к такой чудовищной мысли. Так как со смертию патр. Адриана († 15 окт. 1700 г.) все дела о расколе и ересях перешли в ведение местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского ²⁴, то ему, как выдающемуся представителю киевской учености, Петр Вел. и поручил вразумить Талицкого ²⁵. Стефан Яворский неоднократно бывал в Преображенском и вел здесь с Талицким целые диспуты. «Помню, – пишет свят. Димитрий Ростовский, – некогда в Преображенском Талицкий спорил с вашим преосвященством о летах, утверждая, что отцы святый тако положили»²⁶. Но о результатах этих бесед сохранилось два совершенно противоположных отзыва. По словам «Молотка на Камень веры», Стефан Яворский ничего не мог поделать своими увещаниями, и к нему пришел на помощь сам царь, который осенью 1701 г. возвратился в Москву. Талицкий «Яворскому нимало не уступал, но ругательно пророком Вааловым и прочее называл... По прошению всех собранных, а паче слыша Яворского невозмогающа, пришед его императорское величество кратко явными Христовыми словами победил и в раскаяние привел, о чем точно при казни оного еретика в объявлении, потом поучением от Яворского на день Петра и Павла точно показано было. Не может кто сказать, чтоб то по принуждению от него, ибо оное сказывал в небытность его, в Польше, 1708 года, о чем может быть оный монарх и потом не ведал, в толиких трудах и подвизех пребывая» ²⁷. Но в «Возражении» Арсения Мацеевича на «Молоток» эти факты передаются в ином освещении. «О победе и посрамлении его, Талицкого, от государя мы не спорим, но паче утверждаем; о раскаянии же следа никакого не имеем... И хотя довольное имел от преосв. Стефана увещание и обличение, однако, за упрямством своим, склонности к раскаянию не показал. А хотя бы и не мог его преосв. Стефан переспорить, то... ты, надеюся, знаешь пословицу латинскую: что дурак более может задачей составить, неже мудрый ответствовать. Талицкий же каков был мудрец, всем известно, сиречь единый бешеный мужик, как бы и прочий раскольщики, который, кроме русской грамоты и своего безумного умствования, ничего более не знал»²⁸ . Слух об этих безуспешных беседах Стефана Яворского с Талицким доходил из Преображенского в Москву, и среди лиц, недовольных Петровскими преобразованиями, росла слава Талицкого, как человека, выдающегося по уму. Несмотря на всю строгость розысков, его тетрадки, вероятно, не все были выбраны и в списках ходили по рукам. Царевич Алексей Петрович передавал слова людей, бывших в Преображенском приказе: «Талицкий очень был умен и не поймали б де его, когда б он сам не отдался; я ж де видел на Потешном дворе лист, в котором году что будет, только де мне честь его не дано»²⁹ . Участь самого Талицкого, конечно, была уже решена заранее. Как «ведомого вора и бунтовщика», виновного «в великом государственном деле», его ожидала смертная казнь. Но, имея в виду распространившийся в народе интерес к его личности, Петр В. хотел использовать казнь Талицкого в целях вразумления народа и восстановления в нем поруганного «письмами» авторитета царской власти. С этою мыслью Петр В. дал приказ Стефану Яворскому составить особое увещание Григорию Талицкому для всенародного прочтения на площади пред казнью. Результатом этого поручения и явилось то небольшое произведение, которое сохранилось в рукописи Общества Истории и Древностей Российских. Задача в данном случае была очень рискованная – в последнюю минуту перед казнию не только убедить самого Талицкого в том, что он заблуждался, порицая богоустановленную церковную и гражданскую власть, но еще и расположить его обратиться к народу с призывом – эту власть свято чтить. После целого ряда неудачных бесед с Талицким, Стефан Яворский, разумеется, заранее мог предвидеть полный неуспех своего последнего обращения к «бешеному мужику». Правда, Петр В. в одной собственноручной заметке говорит о том, что Талицкий во время казни сознал всю ложность своего учения. В 1721 г., прочитывая представленный Свят. Синодом проект пастырского увещания, Петр сделал приписку: «В 1701 году вор Талицкой ради возмущения людем писал письма, будто антихрист уже пришел, которому его учению последовал нехто иконник Иван Савин, и в том, со удивлением, какие муки терпел, не внимая никакого себе от духовных наставления, за которые злодеяния и на смерть осужден, что все с радостию принимал. Но когда во время казни копчением³⁰ Талицкой, не стерпя того покаялся и снят с оного, то видя, оный Савин спросил караульщиков, для чего оного сняли, от которых уведал, что повинился, тогда просил и о себе, которого также сняли, и желал видеть его, и когда допущен, спросил его: впрямь ли он повинился и для чего? Тогда Талицкой все подробно сказал, что все то ложь, чему учил. О, в какую горесть пришел тот Савин, и с какими слезами раскаивался и пенял на Талицкова, для чево в такую беду его привел, и что он ни для чего, только вменял то за истину, страдать рад был»³¹. Но с этим сообщением совершенно расходятся приведенные выше слова защитника Стефана Яворского, возражавшего на «Молоток». Если бы Талицкий в последнюю минуту действительно отрекся от своих взглядов, упоминание об этом было бы лучшим доказательством того, что обличения Стефана Яворского в конечном результате были вполне успешны. Но и горячий сторонник Рязанского митрополита должен «был заявить, что Талицкий никакого следа раскаяния не показал. То же подтверждают и восторженные отзывы о Талицком, раздававшиеся после его смерти из среды приверженцев старых порядков. Один князь в Москве, после казни Талицкого, вел со своим крепостным человеком такой разговор: «А что, видел ли ты Талицкого? Кто к нему ходит?» – Талицкого видел и видел, как под него курево подпустили. А ходит к нему Преображенский священник да Федор Федоров сын Плещеев. – «Знают оне, кому и приказать, что с ним, Гришкою Талицким, говорить»... – Ходят к нему, Гришке, по указу великого государя, и великий государь знаючи их посылает. – «Бог ведает, что делается!.. Я не чаю кому с ним, Гришкою, какие слова говорить и о чем его спрашивать: он, Гришка, человек разумный»..., – заключил князь беседу³². «Талицкий ныне мученик свят» – говорил в 1704 году один монах Симонова монастыря ³³. В 1716 г. раскольник Кузьма Андреев жалел о том, что нет такого человека, как Талицкий, чтоб обличить перед народом антихриста ³⁴. Разумеется, подобные отзывы были бы совершенно невозможны, если бы в глазах почитателей Талицкого последние минуты его жизни были омрачены малодушным отречением от своих взглядов.

Что «Увещание Григорию Талицкому» вышло из-под пера Стефана Яворского, – это с несомненностью устанавливается путем сравнения «Увещания» с другим произведением того же автора и написанным также по поводу дела Талицкого. В ноябре 1703 года, по приказанию царя и по благословению освященного собора, Стефан Яворский напечатал в Москве книжку: «Знамения пришествия антихристова и кончины века, от писаний божественных явленна, апостольскому же вопросу (что есть знамение твоего пришествия и кончины века, Матф.24) согласующая»³⁵. При составлении этого труда, Стефан Яворский, между прочим, воспользовался и «Увещанием Григорию Талицкому» и именно воспользовался так, как это возможно только в отношении к своему же собственному произведению. Так, после целого ряда текстов о почитании царской власти, Стефан Яворский в «Увещании» делает такое заключение, которое почти буквально повторено и в «Знамениях»³⁶.

В обоих произведениях повторяется одинаковый подбор несдержанных выражений, какие автор, в духе полемических приемов того времени, употребляет по отношению к своему противнику. Так, в «Увещании» Талицкий на каждом шагу именуется: окаянно, треокаянне, безумно, помрачение высокоумно, пребезумно, высокомудрствующий прелестниче, злохульниче, скверноглогольниче, враже лютый и т. п.³⁷. В «Знамениях»: неуки и невегласы..., блядословят..., скудоумнии..., дерзне же окаянный (Гр. Талицкий) и имени Иисусову буесловием своим коснутися..., козноплетенное блядословие..., молвотворцы, скорпиев вселютейшие и т. д.³⁸

Подготовляя «Увещание» к печати, мы исправили в ого тексте только явные описки, а в остальном удержали орфографию рукописи. Тексты Св. Писания мы сличили с современным славянским переводом, отметив под строкою существенные отличия и поставив цитаты.

С.Н. Введенский

(Рукоп. Общ. Ист. и Древн. Российских, № 213, л.л. 84h6 –h6 90)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. [Л. 84].

Испытайте писаний, яко вы мните в них имети живот вечный³⁹, рече Предвечный Единородный Сын Божий. Темже всякому человеку подобает испытовати писания божественные, но потолику, поколику разум человеческий постигнути может: неиспытных бо судеб Господних ниже сосуд избранный Павел святый испытывати дерзаше; темже со удивлением глаголет: о глубина богатства, и премудрости, и разума Божия! яко непостижимы судьбы твои и неизследованны пути твои ⁴⁰.

А якоже пчела от различных цветов собирает мед, тако и писание божественное чтущему от глагол Божиих, аки от прекрасных цветов сладчайший мед стяжавати и сокровищевати подобает, якоже рече псалом: яко во оправданиих твоих поучуся, не забуду словес твоих, и паки: закон твой поучение мое⁴¹ и паки: в законе Господни воля его и в законе его поучится день и нощь⁴².

Судьбы же Господни, умом человеческим непостижимые и тайны от века сокровенные несть лепо, ниже полезно человеку, наипаче в писаниих неискусну, испытовати и кормильцом скудоумия неизследимую пучину изследовати. Сего ради глаголет Христос Спас наш: прельщаетеся, не разумеюще писания, ни силы Божия⁴³. А учитель языков Павел святый глаголет: не будите о себе мудри – и паки: не высокомудрствуй, но бойся ⁴⁴ – и паки: осуетишася помышлении своими и омрачися неразумное их сердце: глаголющеся мудри быти объюродеша ⁴⁵.

О бы сия разумел еси был, Григорие окаянне, дабы писание божественное чтуще, сим поучался, яже есть на твою пользу, а яже суть высока и твой неискусный разум, превосходящая, сия любопытным твоим безумством не испытовал.

О исчислении лет, о временах и летах высокомудрствуеши, а не помнити, окаянне, что глаголет Христос: несть ваше разумети времена и лета, яже положи отец Мой во области своей ⁴⁶.

[Л. 84 обор.] О бы ты исчислял еси не лета, но своя грехи, которые тя влекут в погибель, о которых аще не покаешися, поне при исходе твоем, не можеши спастися. Помысли, окаянне, коль тяжкий твой грех, когда царя языком твоим, ядом аспидовым наполненным, обезчестил еси и тяжкими досадами, поношением неудобь стерпимым и всякими поругательствы, о нихже и помыслити ужасно, уничижил еси.

Читал ли если, окаянне, и сего ли в книгах не обрел ли еси, како должни есмы царей и всяких начальников чтити.

Не обрел ли еси у Матфея святого, во главе осмнадесятой, яко сам Христос Спас наш бе царем и властям повинуяся, како повеле Петрови воврещи удицу и обретенный статир дати дань цареви за себе и за оного, се же сотвори, да не подаст соблазна, аще же и не должен бяше дань дати цареви, яко Бог совершенный. Не Он ли рече: воздадите кесарева кесареви и Божия Богови⁴⁷.

Не читал ли еси, окаянне, в первом послании Петра святого, во главе второй: Бога бойтеся, царя чтите, раби, повинуйтеся во всяком страсе владыкам, не токмо благим и кротким, но и строптивым⁴⁸.

[Л. 86]. Не почерп ли еси от сосуда избранного, Павла святого, сего душеспасительного пития, еже всем нам источает в главе 13-й к Римлянам: всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власть, аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть. Темже противляяйся власти, Божию повелению противляется: противляющиися же себе грех приемлют. Князи бо не суть боязнь добрым делам, но злым. Хощеши же ли не боятися власти, благое твори, и имети будеши похвалу от него. Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему. Тем же потреба повиноватися не токмо за гнев, но и за совесть. Сего бо ради и дани даете: служители бо Божии суть во истое сие пребывающе. Воздадите убо всем должная: ему же убо урок урок, а ему же дань дань, а ему же страх страх, а ему же честь, честь⁴⁹.

По кругах небесных, безумие, летал еси, а еже на пользу твою пренебрегл еси; подобаше тебе, о врачу, прежде своя язвы исцелити сими от писаний Божественных врачевствы. В Колосаем в главе 3-й: раби, послушайте по всему плотских господий ваших не пред очима точию работающе, яко человекоугодницы, но в простоте сердца, боящеся Бога⁵⁰.

К Ефесеям в главе 5-й: грядет гнев Божий на сыны противления⁵¹.

К Титу в главе 3-й: начальствующим и владеющим повиноватися и покарятися и ко всякому делу благу готовым бытии; ни единого хулити, не сварливым быти, но тихим, всяку являющим кротость ко всем человеком⁵².

В 1 послании к Тимофею, в главе 2-й: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки; за царя и вся яже во власти [л. 85 обор.] суть... Се бо есть добро и приятно пред святителем нашим Богом⁵³.

Ко Евреям в главе 13-й: повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся⁵⁴.

Ко Ефесеом в главе 6-й: раби, послушайте господий своих по плоти, со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, якоже и Христа; не пред очима точию работающе, яко человекоугодницы, но яко раби Христовы, творяще волю Божию от души ⁵⁵.

К Титу в главе 2-й: (завещевай) рабом повиноватися го- сподем своим во всем благоугодным быти, непрекословным ⁵⁶.

В 1 послании к Солуняном, в главе 5-й: молим вы, братие, знати труждающихся у вас и настоятелей ваших (о Господе) и наказующих вы и мните их преизлише в любви за дело их⁵⁷.

О окаянно, не читал ли еси в Деяниях апостольских, в главе 23-й, когда архиерей Анания повеле бити Павла святого во уста, Павел же рече: бити имать тя Бог, стено повапленая... Предстоящий же (Павлу) реша: архиерею ли Божию досаждаеши. Павел же рече: не ведех, братие, яко архиерей есть; писано бо есть: князю людей твоих да не речеши зла ⁵⁸. Зри Павла святого, яко и зло творящего старейшему не дерзаше злословити.

В ветхом же завете что о сем обрел еси, высокоумствующий безумие?

Не читал ли еси в книгах Числ, в главе 16-й, како ропщущий и злословящий старейшине Моисею Корей, Дафан и Авирон отверстою землею пожерти быта, и иных же огнь с небесе сожже 250 муж, злословящих своему старейшине⁵⁹ [Л. 86].

В книгах Иисуса Навина, в главе 1-й зри, како израильтяне ко своему старейшине глаголют: человек, иже не помирится тебе и не послушает словес твоих, смертию да умрет⁶⁰.

Не читал ли еси в книгах первых Царств, в главе 24-й, како Давид толикого гонителя своего царя Саула почиташе, и аще можаше его и убити, обаче укроти ярость свою и всех на него возстающих; еще бо глаголет Давид в помянутой главе: не буди мне ничто же от Господа, аще сотворю глас сей господину си Христу Господню, еже воздвигнути руку мою нань, яко Христос господин есть сей. И укроти Давид мужи своя словесы и не даст им (воставшим) убити Саула⁶¹. Виждь, како чтяше толикого своего гонителя царя Саула Давид.

В книгах же вторых Царств, в главе 1 й, егда возвестиша Давидови о смерти Саула, глаголет писание, абие Давид емся за ризы своя и раздра я и ecu мужие (иже с ним) раздраша ризы своя и бишася и плакашася и постишася даже до вечера по Сауле, и прочая. И рече Давид отроку, возвещиему ему: откуда ты ecu; и рече: сын мужа от дому Амаликова есмь аз, и рече ему Давид: како не убоялся воздвиг- пути руки своя на Христа Господня. И призва Давид единого от отрок своих и рече: иди, убий его, и шед уби его и умре. И рече ему Давид: кровь твоя на главе твоей, яко уста твоя на тя, возвещаша, глаголю ще: яко аз убих Христа Господня, и плакася Давид по Сауле⁶².

Не читал ли еси, помрачение высокоумче, в книгах Варуха пророка, в главе 1-й, како Варух пророк и сущий с ним в пленении Вавилонстем у царя Вавилонского Навуходоносора послаша в Иерусалим довольно сребра, дабы молить Бога за царя Навуходоносора, у него же пленниками бяху; сице глаголет Варух [л. 86 обор.] в 1 главе: послахом к вам сребро, да купите (на сребре) все сожжения за грех (и Фимиам) и сотворите требу и молитеся за житие Навуходоносора, царя Вавилонского, и за житие Валтасара, сына его, да будут дние их, яко дние небес- нии, на земли ⁶³. Зри, безумче, и удивися, какова добродетель молитися за царя, у него же в пленении пребываху.

Неси ли чел в Притчах Соломоновых, что царем подобает притча Соломонова 20-я: не далече есть прещение царево (от) ярости Львовы, раздражаяй же его согрешает во свою душу ⁶⁴.

Притчи Соломоновы, глава 24-я: сыне, бойся Бога и царя и ни единому же их противися, внезапу же нечестивых истяжут, мучения же обоих (кто увесть) ⁶⁵.

Притчи Соломоновы, глава 25-я: слава Божия крыет слово, слава же царева чтити повеления его... Не гордися пред лицем царевым и на месте сильных не стани ⁶⁶.

Иисус Сирахов, в главе 8-й: не сварися с человеком сильным, да не когда впадеши в руце его ⁶⁷.

Израильтяне в Египте в тяжкой работе чрез 400 лет пребывающе, елико озлобляеми бяху, толико умножахуся; аще же и не можаху одолети царю Фараону и силою своею отяти от бремене хребет свой, сотворше ков на царя, обаче же ничтоже от сих сотвориша, ниже помыслиша в сердцах своих лукавое, но Божию смотрению вся предаша.

Под Соломоном, при кончине жития своего идолы чтущим, такожде под Ровоамом и под другими многа зла претерпеша израильтяне, руце же свои на царей воздвигнути ниже помыслиша, добре ведяще, что глаголет Дух Святый [л. 87] у псаломника: не прикасайтеся помазанному моему ⁶⁸.

Сия тебе подобаше чести, о треокаянне высокоумче, в сих поучатися, яже суть к пользе и спасению твоему; ты же, безумный философ, сия отставивши, восхотел еси аки желвь без крыл высоко летати и тайны пророческие и апокалипческие, умом светил церковных отцев святых неудобь постижимые, изследовати скудоумием своим, и тако хотел еси долетети крыл благоразумия неимуще, аможе ниже высокопарные орлы достигнути возмогоша. О безумия, всеми слезными источниками неоплаканного!

Но кто тя постави судиею над нами, яко всех, начевши от царя, и боляр и архиереев, архимандритов и игуменов и весь причет церковный осудил еси, уничижил еси и с блатом смесил еси, забыв страх Божий и Господа глаголюща: не судите, да не судими будете ⁶⁹.

Мнитися, треокаянне, жертву приносити Богу толикими досадами властей. О пребезумне, аще бы еси благ был человек, благо бы глаголал еси; Христос бо глаголет: благий, человек от благого сокровища сердца своего износит благая и лукавый, человек от лукавого сердца своего износит лукавая. Порождения ехиднина, како можете добре глаголати, зли суще, от избытка бо сердца уста глаголют. Не может добро древо плод зол творити, ниже зло древо плод добр, от плод их познаете их⁷⁰. Изострил еси язык свой, яко змий, яд аспидск под устнама твоими, толикие хулы возглаголал еси на царя и на властей, яко бы ниже ад, желчию преисполненный, дерзнул бы возглаголати. И сего ли, высокомудрствующий прелестниче, в писаниих не чел еси, в послании апостола Иуды: егда Михаил архангел с диаволом разсуждая, глаголание о Моисееве телеси, не Смея суда навести хульна, но рече да запретит тебе Господь ⁷¹. Зри, яко ниже архангел дерзаше хулити [л. 87 обор.] и злословити, аще и всякие хулы достойного диавола. Ты же, злохульниче, что на сие речеши, каков воздаси ответ за толикие твоя укоризны, поношения, поклепы и досады нестерпимые. Или хотел еси подражати Крестителя, обличавшего царя Ирода, или оного ветхозаконного священника Озию царя обличавшего, или оного Нафана пророка, обличавшего царя Давида, или оного Илию, обличавшего Ахава; но кое причастие тьме ко свету? Они обличаху царей о истине, ты же вся лжеши, от отца лжи научен и надучен; они обличаху с кротостию, ты же ярость диавольскую отрыгнул еси; они обличаху, не возмущающе народ на толикие кроворазлияния; они обличаху, хотяще блага обличаемым, ты же хотел еси всех лютых зол и Смерти, всех лютейшия; они обличаху, яко пророцы и великие угодницы Божии, ты же, аки тать и разбойник, аки волк хищник, аки возмутитель народа, аки толикого зла начальник, аки сам диавол, ищущий всячески смятения человеческого и погибели; они обличаху, аки звани на сие дело от Бога, тебе же кто на сие дело призва, кто тя судию постави над нами; они обличаху не тайно, но яве, яко ревнители Божии, ты же, тать сый и разбойник, сокровенне лукавое соделовал еси, сего ради исполняются о тебе словеса Христовы: всяк делаяй злая ненавидит света и не приходит к свету, да не облачатся дела его, яко лукава суть. Творяй же истину грядет ко свету, да не явятся дела его, яко о Бозе суть соделана ⁷². Ты же, окаянне, тьма, сый, и тьма сия вся во тьме соделовал еси, мняще своя лукавая дела укрыти. И сего ли, безумный высокоумче, не читал еси, что глаголет истина Христос: несть тайно,еже не открыется и в явление не приидет⁷³. О, несмысленный галате, кто тя обюроде?

[Л. 88]. Помысли, треокаянне, каковые хулы нестерпимые и досады, самим диаволом тебе вдохновенные, на царя писал еси, трость вмочивши в кипящий жупел адской. Удивляет ми ум, ужаоает ми помысл, сия мыслящему. О здобо диавольская, что есть, яко чтуще писание, сего не научился еси, что глаголет истина Христос у Матфея, во главе 5-й: иже аже речет брату своему рака, повинен есть сонмищу; а иже ренет юроде, повинен есть геенне огненней ⁷⁴. Ты же, скверноглагольниче, не сия токмо хулы: рака, юроде, но сих тягчайще возглаголал еси; не брату своему, но царю, его же Бог постави в Себе место властелина народом; како не убоялся еси геенны огненной?

Не тако, нечестивый, не тако: церковь божественная нам устави моления за царя и сия два псалмы нарочно по вся дни воззывает к Богу, просяще за царя: услышит тя Господь в день печали, защитит тя имя Бога Иаковля, л прочая; другий псалом: Господи, силою твоею возвеселится царь и о спасении твоем возрадуется зело ⁷⁵, и прочая. Ты же, аки согнивший уд, от церкви отриновен, церкви не послушавши.

Но что успел еси толикими твоими коварствы, враже лютый, обратися болезнь твоя на главу и на верх твой неправда твоя вниде; аще бы дело твое было от Бога, не бы разорилось; помни, что глаголет писание в Деяниях апостольских, в главе 5-й: Пред сими денми воста некий Февда, глаголя быти нечто себе, ему же прилепишася мужей якоже 400, иже убиен бысть, и ecu елицы вероваша ему разыдошася и быша ни во что же. Посем воста Иуда галилеанин во дни написания и отвлече люди довольны во след себе и той погибе и ecu елицы послушаша его разсыпашася. И ныне глаголю вам; отступите от человек сих и оставите их (то есть апостолов), яко аще будет от человек совет [л. 88 обор.] или дело, сие разорится, аще же от Бога есть, не можете разорити, еда како богоборцы обрящетеся⁷⁶.

Ты убо, окаянно, рцы нам: от Бога ли твое дело или от диавола? Аще бы от Бога было, не бы разорилось: никто же бо монет дело Божие преставляти и разорити; но понеже то дело лукавое разбрися, яве всем есть, яко не бысть от Бога, но от диавола, тебе, свой сосуд наустившего. Убо нарекут оным Февдою, иже сам погибе и всех вослед себе шедших, или Юдою галилеянином, паче же Юдою Скариотским, на Христа руце воздвигнувшим, неугасимых пламеней наследником.

Покайся убо от злых твоих дел, и аще хощеши душу свою спасти, завещеваю ти именем Господа нашего Иисуса Христа, кающихся восприемлющого, да возвратити тое, еже еси восхитил разбойнически. Восхитил же еси не имения, не сокровища, не злато, ни сребро, ниже камение многоценное, но всех сих дражайшу славу, честь цареву; сию аще при всенародном позорищи не возвратиши и не возмеши во уста своя, яже еси изблевал, ей ей глаголю тебе, яко спасти душу твою не можеши, Се же может быти сим образом. Ставши на месте позорищном, рцы со слезами сия глаголы:

Православные христиане!

Что изыдосте видети: трость ветром колеблему? Ей, тако есть, аз бо есмь трость, ветром колеблема, праздна, неимуща никако ветра добрых дел, колеблема ветром диавольского наущения; он бе человекоубийца искони [л. 89], он супостат наш, аки лев рыкая ходит, иский поглотити, он и моя стопы на путь погибельный хотя обратити, искаше всячески вражими своими сетьми душу мою уловити; темже и наусти и научи мя некая писания божественная не тако, якоже погибает, разумети и толковати, его же аз послушав, окаянный и скудоумный, многие хулы и досады на царя от неразумных уст моих изблевах и его царскую честь укорих, уничтожих. Но вем воистину, яко не до конца прогневающийся Господь кающихся восприемлет грешников, их же ради и кровь свою дражайшую излия, сего ради ниже аз своего спасения отчаяваю, но паче на безмерное Его благоутробие надеюся и имею твердую иеру и несумненную, яко и мене грешного не отринет от лица своего; Он бо есть милости, любве и щедрот безмерная бездна. Аще же ныне и терплю временную казнь, достойная по делам моим восприму, но вечные муки избавлен буду и поперу сатану, доселе своими хитростями борющого мя. Благословен Бог, иже не даде мя в ловитву зубом их, душа моя яко птица избавися, аз же от сети ловящих, сеть сокрушися, аз же избавлен буду. Помощь моя во имя Господа сотворшего небо и землю ⁷⁷. Се же завет мой буди последний.

В руце Божии предаю дух мой и умираю во святой православной кафолической восточной вере, юже пророцы предвозвестища, апостоли проповедаша, мученицы кровию своею утвердиша, чудесами прославиша, и отцы святии, светила церковный, на соборах вселенских ѵкрепиша, и нам, сыном церкве восточные, предаша. В сей вере истинной православной, ея же кроме несть мощно спастися, и аз умираю и в руце Господни душу мою предаю грешную; аще же кого укорих, обидех, оклеветах, осудих, от сердца своего жалею и каюся и перепрошаю, а наипаче великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всеа великие и малые [л. 89 обор.] и белые России самодержца, вем, яко прогневах и праведную ярость его на себе подвигох моими лукавыми делами, хулами, досадами, поклепав лжею, яко несть лепо и вам слышати и мне глаголати, о сих всех жалею от всего сердца моего, каюся и перепрошаю его царское пресветлое величество. А яже блядословях и безумне писах на его царскую честь и, славу, вся сия отговорю, уничтожаю, аки лжу быти вменяю, честь и славу царскому величеству достойную, юже безумне вражиим наветом восхитих, паки возвращаю и царем его истинным, от Бога данным, Богом венчанным, Богом почтенным, Богом превознесенным, Богом хранимым быти именую, ведуще от писаний Божественных, яко несть власть, аще не от Бога, и противляяйся власти, Божию повелению противляется, противляющиися же себе грех приемлют: князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым; хощеши ли не боятися власти, благое твори и имети будеши похвалу от него: Божий бо слуга есть тебе во благое, аще ли же злое твориши, бойся, не бо без ума меч носит, Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему⁷⁸. Сия суть словеса сосуда избранного Павла, которого словеса, яки семя избранно враг душепогибельный тернием лукавых наветов в сердцы моем подави, иная неполезная мудрствования уму моему предлагающе. Но ныне вся его демонская коварства попираю, буесловия и прелестного мудрования, душу повреждающего, весьма отрицаюся, так верую, яко же символ апостольский: верую во единого Бога, и прочая даже до конца – научает, в той вере умираю и с нею, аки с неоцененным талантом, чаю стати пред страшным нелицемерным Судиею Христом святителем, кровь свою во спасение мое излиявшим.

А вы, православнии христиане, кайтеся, смотря на мене и по речению апостолову – повиноватися господинам своим не точию благим и кротким, но и строптивым, сие бо есть благоприятно Господеви, будите верными рабами [л. 90] владыкам своим, да услышите глас превожделенный владыки небесного: благий рабе и верный, в малу бысть верен, над многими тя поставлю, вниди в радость Господа твоего⁷⁹. Ныне же помолитеся Богу о мне грешном, да простит прегрешения моя, да подаст ми терпеливодушно сию казнь понести привременную, а вечные казни избегнути.

Молю же тя, брате Григорие, и завещеваю ти именем Господа Бога нашего Иисуса Христа, да ничтоже помышляеши земного, а наипаче да забудеши твоего мудрствования и безполезного прения, яже сети вражия суть, душу уловляющая, время, возлюбленне, не прения, но смерти и вечности, блюди опасно, да не на кончине возрадуется враг о погибели твоей, непрестанно в сердцы и во устах имей молитву Иисусову: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, мерзость запустения, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, окаянную злобу.

Казни же и мучения не убойся, ведуще, яко временна есть и вскоре кончается, убойся паче мучения некончаемого, и того ради жалей за грехи своя и молися непрестанно, глаголюще: Господи Иисусе Христе, Боже мой, в руце твои предаю дух мой.