Аввакум Петрович, расколоучитель
Аввакум Петрович, первый по времени и талантливейший из расколоучителей-писателей, противников нововведений патриарха Никона, протопоп гор. Юрьевца-Поволжского, род., как видно из его автобиографии, в 1615 или 1616 г., сожжен в Пустозерске в срубе 1 апр. 1681 г. Местом рождения своего сам Аввакум называет с. Григорово (Княгининского уезда), где отец его был священником и рано умер. Мать же именем Мария, приучив сына с раннего детства к посту, вселила в него сильное чувство религиозности, соединенное с искренностью убеждения, не допускавшего никаких уступок. Несмотря на выдающиеся способности Аввакум при отсутствии правильного научного образования не мог приобрести широкого кругозора. Он был только начетчиком и, не зная классических языков, сделался отрицателем новизны в богослужебных книгах, в которых, по его мнению, всякое изменение – ересь, а всякое выражение, употреблявшееся исстари, должно быть свято и оставаться неизменным как догмат. Это убеждение и погубило его. Ревность к охранению буквы у Аввакума доходила до крайности даже и в ошибочных местах старого перевода богослужебного текста. Между тем обстоятельства поставили Аввакума в соприкосновение с делом издания и исправления богослужебных книг, причем он явился мучеником раскола по убеждению. На 22-м году жизни Аввакум посвящен в дьяконы, а 24 лет рукоположен в священники, не ранее 1640 г. В этом сане Аввакум явился пылким обличителем непорядков в своей пастве. Обличениями своими он вызвал гонения влиятельных людей. В своем «Житии» – искренней автобиографии, рисующей Аввакума вполне, со всеми хорошими и дурными качествами – он рассказывает случаи столкновений и с начальниками, и со случайными посетителями его прихода в роде «поводырей медведей». Прибыв в Москву, Аввакум нашел в столице почитателей. Люди влиятельные из духовенства, как, например, царские духовники, протопопы Гавриил Неронов и Стефан Вонифатиев, познакомившись с Аввакумом, приняли в нем участие. При содействии их об Аввакуме узнал царь Алексей Михайлович и дал ему грамоту для возвращения в тот же приход. Грамота, однако, не помогла; ревность пастыря «не по разуму» возбудила против него в приходе новую бурю. Спасаясь от нее, Аввакум вторично поехал в Москву, где его поставили в протопопы в город Юрьевец-Поволжский, около 1648 или 1649 г. Но в Юрьевце ревностный и неуклонно строгий обличитель возбудил против себя как прихожан, так и приходское духовенство, поднявшее на протопопа весь город. В бытность Аввакума в Патриаршем приказе последний окружили толпы народа, ворвались в него и, вытащив Аввакума на улицу, принялись бить чем попало. С большим трудом удалось воеводе спасти его из рук разъяренной толпы и перенести протопопа в дом его, причем для охраны была поставлена стража. Чем возбуждено это озлобление, Аввакум в «Житии» не объясняет, но затем он в третий раз отправился в Москву, за что упрекали его и покровители, и сам государь, но после упреков все-таки оставили в столице в намерении поручить на «Печатном дворе правку книг». Аввакум поселился у Неронова и стал «ведать при отлучках его церковь» (Казанский собор в Китай-городе). Казалось, дело устроилось наилучшим образом: все, о чем мечтал любознательный и ревностный Аввакум, давалось ему теперь легко. Он был в Москве у самого источника образования в почете и довольстве и думал заняться общеполезным делом. К сожалению, обстоятельства выяснили, что для такой цели протопоп при всех своих способностях научно был недостаточно подготовлен. В это время старый патриарх Иосиф скончался. Правившая при нем партия думала в преемники ему избрать духовника государева Стефана Вонифатьева, а сам государь уже решил поставить патриархом митрополита Новгородского Никона, ездившего в это время за мощами Филиппа митрополита в Соловецкий монастырь. По возвращении в столицу Никон и занял престол патриарший в то время, когда уже против него были сторонники Стефана. Вступив на патриаршество, Никон начал вводить новое, исправляя старое. Нововведения эти стали порицаться сторонниками духовника государева. Никон, со своей стороны, высказал неодобрение переводов книг, исполненных при предшественнике. В богослужебных книгах были найдены погрешности и искажения смысла. Вместо сознания в своих недосмотрах, допущенных по неведению греческого языка, справщики отнесли свою отставку к безвинному гонению. Вступившись за них, Аввакум не признавал и возможности ошибок при ревнивом охранении старого текста. Он думал и открыто заявлял, что «в церкви Христос царствует и не дает ей погрешать не только в вере и догматах веры, но ни в малейшей чертице догматов, канонов и песней». Про всякую перемену в тексте книг Аввакум говорил, что «малое бо сие слово великую ересь содевает». Наоборот, обязанность справщика видел он в сохранении старого, в неприкосновенности: «не прелагаю предел вечных, держусь до смерти, его же приях, лежи оно так во веки веков». Такие понятия, естественно, делали его врагом Никона, против которого он открыто выступил в 1654 году, когда указом патриарха изменены 12 поклонов вместо земных в поясные при произнесении на службах в Великом посту молитвы св. Ефрема Сирина с троеперстным (вместо двуперстного, как было в старину) знамением креста. По издании этого указа Аввакум и Даниил (бывший справщик, протопоп Муромский) сделали выписки о сложении перстов и о поклонах и подали царю. Государь же не обратил на их протест внимания. Тогда Аввакум и прочие, согласные с ним во взглядах на богослужебный обиход, начали называть патриарха еретиком и предтечею Антихриста. Аввакума взяли со службы во время всенощной в Казанском соборе и посадили в Андроньевом монастыре в палатку. Там продержали его три дня без пищи и затем вывели на допрос. Вместо ответов протопоп ругался «от Писания». На следующих допросах повторялось то же самое. За упорство Аввакума удерживали под стражей и «вывозили в крестных ходах против крестов», думая смирить стыдом. Это, однако, не помогло. Патриарх решил Аввакума расстричь (15 сентября 1655 г.), но государь упросил вместо расстрижения сослать в Сибирь на жительство. Ссылка эта, как оказалось, имела последствием занесение в Сибирь раскольнического учения. Архиепископ Тобольский Симеон отнесся к Аввакуму сочувственно и дал ему место у себя в Тобольске. Таким образом, Аввакум мог бы жить спокойно и с достатком, если бы не поссорился с дьяком архиепископа Струною, пославшим на него донос в Москву. По этому доносу было приказано выслать Аввакума на р. Лену. Привезенный только в Енисейск, протопоп причислен в качестве духовника к Даурской экспедиции, вверенной суровому воеводе Афанасию Пашкову. Два таких человека, как Аввакум и Пашков, естественно, не могли жить в мире, беспрестанно враждуя и ссорясь. В результате подобных отношений было ухудшение участи Аввакума. В «Житии» своем он описал все беды, которые терпел от Пашкова, нисколько не уклоняясь от гонений. Семья воеводы, со своей стороны, что могла делала в пользу гонимого, детей и жены его. Протопоп же при этом впал в экзальтацию и все неприятности, наносимые ему, приписывал действиям злого духа, будто бы являвшегося страдальцу. С этим врагом Аввакум вел даже телесную борьбу, получив якобы дар чудотворений. Рассказы о них только усиливали раскол, а самого Аввакума подстрекали к самомнению. Этим можно объяснить помещение во всех рассказах о пребывании Аввакума в Даурии известия об изгнании злых духов его молитвой. И вот через 6 лет, когда у протопопа созрела уверенность в чудотворной силе, его возвратили в Енисейск, а из Енисейска – в Москву. Это случилось в ту пору, когда враги патриарха Никона искали всюду против него обвинителей, Аввакум же оказывался самым ярым и непреклонным. Поэтому по возвращении в столицу его и приняли противники реформ Никоновых, «яко ангела Божия». При представлении возвращенного из ссылки государь обратил к нему милостивое слово: «Здорово ли протопоп живешь; еще привел Бог свидеться!» – и приказал дать ему помещение в Кремле, на подворье Новодевичьего монастыря. В первое время государь часто встречался с Аввакумом и говаривал: «Благослови меня и помолись о мне!» В ту пору было даже предположение сделать его царским духовником. Но неукротимый нрав Аввакума скоро опять сказался. С партией противников Никона Аввакум не сошелся. У Ртищева, отъявленного врага Никонова, в первое время обласкавшего Аввакума, он затеял спор с Симеоном Полоцким. Оба они, люди горячие, в споре ни до чего не договорились, но заметили рознь, мешавшую им прийти к соглашению. После этого боярыня Федосья Морозова сделалась горячей сторонницей Аввакума, и он, оставив Кремль и Ртищева, переехал в дом ее. В ту пору к числу приверженцев протопопа через Морозову принадлежала и царица Марья Ильинична, р. Милославская, просившая об Аввакуме царственного супруга. Сам государь принялся умерять ревность протопопа, уговаривая его «помолчать». Но эта милость возбудила в Аввакуме уверенность, что государь в мнениях согласен с ним. Придя к такому выводу, Аввакум начал ждать прямого обращения царя, но, наскучив долгим ожиданием, не утерпел и написал свое известное к нему «послание», отправив его с Федором Юродивым. Государь оскорбился и, увидев, что протопоп не унимается, пригрозил ему новой ссылкой. Первыми следствиями царского гнева были: запрет священнодействовать и высылка в Мезень с семьей с назначением содержания – по грошу в день на каждого члена его семьи. Аввакум и тут, не смиряясь, продолжал священнодействовать. Спустя полтора года привезли его вновь в Москву на собор (в феврале 1666 г.), отдав на увещание епископу Крутицкому Павлу. Первое объяснение окончилось обоюдными оскорблениями, и Аввакум был увезен до соборного разбирательства в Боровский Пафнутьев монастырь для содержания там под стражей. Вскоре снова привезли Аввакума в Москву и на соборе принялись его кротко уговаривать оставить упорство. «Долго ли тебе мучить нас, соединись с нами, Аввакумушко!» – обращались к обвиняемому отцы собора. – «А я, – объясняет Аввакум, – как от бесов, от них отрицался». Тогда-то состоялось уже грозное соборное определение 13 мая 1666 г., гласившее: «Единомышленник Григорьев (т. е. Гавриила Неронова в монашестве) Аввакум по освобождении из ссылки писал о символе, о сложении перстов в крестном изображении, о поклонах и о прочем, что в новоисправленных печатных книгах напечатано якобы неправо. Да он же в своих письмах писал, что на Москве во многих церквах Божиих поют песни, а не Божественное пение по-латински и законы, и уставы у нас латинские: руками машут, и главами кивают, и ногами топчут, как де обыкли у латинников, по органам. И на справщиков книжного Печатного двора, и на священников московских церквей написал, что они пожирают стадо Христово злым учением и образа нелепо носят отступнические, а не природные наши словенского языка. И они же не церковные чада, дьяволы, родишеся ново от Никонова учения, понеже не веруют во Христа вочеловечшася. И еще же исповедают не воскресшего, и царя не совершенна на небеси со Отцем быти. И Духа Святого не истинна глаголют быти; их же отщепенцами и униатами называет, что они ходят в рогах вместо обыкновенных словенских скуфей. И причащаться Святых Тайн православным христианам у тех священников, которые по новоисправленным служебникам Божественные литургии служат, не велит. В Патриаршей крестовой палате перед освященным собором в тех своих злокозненных письмах, в ложных учениях покаяния и повиновения ж Аввакум не принес и во всем упорствовал. Еще же и освященный собор укорял и неправославным называл. И за то он, Аввакум (1666 г. 13 мая), в соборной церкви священного сана извержен и проклят». В Успенском соборе на анафему Аввакум ответил также анафемой: «Как стригли, царица просила и от казни отпросила меня», – замечает Аввакум. После расстрижения его привезли в Угрешский монастырь и там отстригли бороду – «один хохол оставили, что у поляка, на лбу», и ночью отправили из столицы опять в Пафнутьев монастырь, где продержали в заключении около года. Затем Аввакума еще раз привезли в Москву к бывшим там патриархам Александрийскому и Антиохийскому, которые через переводчика архимандрита Дионисия тщетно уговаривали смириться. Аввакум, присоединяя к резкому отрицанию упреки, так разгневал, наконец, патриархов, что сами они и свита их принялись бить его. После этого Аввакума послали в Пустозерск, дав 70 ударов кнутом. Здесь содержали его в остроге 14 лет. Сожгли Аввакума за дерзкое послание к царю Федору Алексеевичу, в котором он, между прочим, просил позволения перебить иерархов, уподобляя себя пророку Илии, а их жрецам – царя Ахава. О царе Алексее Михайловиче Аввакум поместил в послании оскорбительную укоризну, что он на том свете «в муках сидит» за непринятие мнений протопопа. В Великую пятницу, 1 апреля 1681 г., в Пустозерске взвели на костер в срубе Аввакума и трех его союзников. Подожгли дрова – народ снял шапки, и все замолкли. Аввакум сложил двуперстный крест и с угрозой начал говорить: «Будете так креститься, не погибнете, а оставите его, городок ваш погибнет, мхом его занесет. А погибнет городок, настанет веку конец!» Тут огонь охватил страдальцев. Один из трех союзников закричал. Аввакум наклонился к нему и стал шепотом увещевать, чтобы тот потерпел; сам же он не произнес ни одного слова, хотя горел медленно.
Все дошедшие до нас в рукописях сочинения Аввакума, заключающие в себе обильный материал для изучения не только его собственной личности как выдающегося деятеля в истории раскола, но и времени, в которое юрьевецкий протопоп действовал, изданы впервые в 1879 году проф. Субботиным в V томе «Материалов для истории раскола». Здесь помещены тридцать пять сочинений Аввакума; кроме того, в I томе «Материалов» напечатаны еще два, так что общее число всех известных теперь и напечатанных сочинений Аввакума достигает тридцати семи. Но это число, по мнению проф. Субботина, не вполне соответствует действительности: некоторые сочинения Аввакума или совсем утрачены, или доселе не отысканы, но известны по указаниям его собственным и его современников. Таких сочинений насчитывается восемь: четыре челобитных царю Алексею Михайловичу, одно послание к архимандриту Никанору в Соловецкий монастырь, два письма к дьякону Федору и воеводе Пашкову и догматические письма к дьякону Федору и Игнатию Соловнянину о Троице, воплощении, и проч. Самое обширное и наиболее важное из сочинений Аввакума – его «Житие», к которому непосредственно примыкает «Краткая записка о своем страдании и страдании своих союзников»; затем следуют: три челобитных к царю Алексею Михайловичу, два послания, писанные из Пустозерска, к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу и ряд посланий (18) к разным лицам; далее семь сочинений отличаются богословско-полемическим характером и имеют форму рассуждений о разных предметах раскольничьего вероучения; наконец, три сочинения посвящены толкованию Св. Писания. Время написания большей части сочинений Аввакума точно определить нельзя. Юрьевецкий протопоп начал свою писательскую деятельность одновременно с первым обнаружением церковного раскола при патриархе Никоне. Первым сочинением Аввакума была челобитная (1653 г.) царю Алексею Михайловичу, содержавшая в себе протест против распоряжений Никона о поклонах на молитве Ефрема Сирина и перстосложении. Литературная деятельность Аввакума распадается на два периода: первый – с 1653 года до ссылки в Пустозерск после осуждения собором 1667 г., второй обнимает все время его жизни в Пустозерске. Большая часть сочинений Аввакума принадлежит к последнему периоду его жизни и деятельности (в первом периоде в Москве написаны главным образом челобитные и письма к разным лицам). Старейшие из рукописных сборников сочинений Аввакума относятся к первой половине XVIII столетия. Существует несколько редакций сочинений Аввакума, начавших появляться еще при жизни автора. Подробные сведения об этом можно найти в предисловии проф. Субботина к V тому «Материалов для истории раскола».
В Энциклоп. словаре, т. I, стр. 149–154, статья П. И. Мельникова, который приводит список рукописных сочинений Аввакума в числе 31; «Дополнения к актам историч.», т. V, стр. 448; (Деяния Московского собора 1666 г.) Макарий, «История русского раскола», стр. 167–8 (изд. 1855 г.); Г. В. Есипов, «Раскольничьи дела XVIII столетия», стр. 116–118; «Братское слово», 1876; «Описание некоторых раскольничьих сочинений», ч. I; Соловьев, «История России», т. XIII, стр. 197–207; Венгеров, «Критико-биографический словарь», вып. I.