Следующей по степени сложности формой мышления выступает теория, составляющая основу либо более или менее крупную часть науки как системы знаний об окружающем мире.

Создание и развитие теории предполагает использование всей совокупности рассмотренных выше форм мышления – понятий, суждений, умозаключений, доказательств; всех связанных с ними логических операций – определений, делений, обобщений и ограничений понятий и т. д.

Однако теория не есть их механическое сочетание. Это тоже своеобразная, качественно отличная от остальных и еще более высокая по сравнению с ними форма мышления – со своими специфическими функциями и своей особо сложной структурой. С этой точки зрения, будучи элементом науки как системы знания, теория сама есть более или менее сложная, целостная система знания в ее рамках.

До недавних пор в учебной литературе по логике теория, как правило, не рассматривалась в ряду основных форм мышления. Теперь это становится острой необходимостью. Современная научно-техническая революция, проявляющаяся в возникновении все новых теорий, углублении или перестройке прежних, резко усиливает внимание к проблеме теории как таковой.

В то же время все более накапливающийся научно-исследовательский материал по этой проблеме открывает благоприятную возможность для включения ее в учебный процесс.

Теория – весьма сложное духовное образование общества. Вот почему она служит объектом все более глубокого анализа различных наук: социальной философии, культурологии, истории и теории науки, психологии научного творчества, логики. Однако каждая из них подходит к теории по-своему.

В чем же своеобразие логического подхода к ней? Соответственно своему предназначению логика рассматривает теорию не с содержательной, а с формальной точки зрения. Это предполагает анализ ее происхождения и сущности; роли и значения в обществе, а следовательно, тех функций, которые она выполняет в научном познании, и ее структуры; видов теории; логических отношений между теориями; наконец, логических операций с ними.

Вся значимость темы особенно рельефно проступает в условиях современного этапа научного познания. Одна из его важнейших особенностей состоит в том, что оно насквозь теоретично. Долгий и трудный процесс познания, совершавшийся до сих пор со времени возникновения научного знания, имеет своим наиболее общим результатом великое множество всевозможных теорий. Причем число их непрерывно растет, ярко демонстрируя могущество человеческого разума, его способность постигать все новые «тайны» мироздания.

Происхождение и сущность теории. Чтобы понять, как возникает теория, необходимо прежде всего различать два типа знания – обыденное (повседневное) и научное.

Как таковое, человеческое знание появляется вместе с возникновением человека и образованием человеческого общества. С самого начала оно вызывалось практическими потребностями людей и представляло собой более или менее верное отражение ближайших предметов, их свойств, связей и отношений. Но само это знание на протяжении гигантского промежутка времени – сотен тысяч лет – носило лишь обыденный, повседневный характер и обслуживало насущные, непосредственные потребности людей.

Только с развитием познавательных способностей самого человека и прежде всего его способности к абстракции и умозаключению, а главное – с отделением умственного труда от физического возникают науки. Как результат процесса научного познания появляется научное знание. А с его возникновением и связано возникновение теории. Примерами могут служить первые – еще весьма неразвитые и несовершенные – космологические, астрономические, математические, физические, медицинские, логические теории Древней Греции (астрономия и геометрия Фалеса, медицина Гиппократа, физика и логика Аристотеля и др.). Юристам важно знать, что начало юридическим теориям положил Квинт Муций Сцевола, впервые систематически изложивший римское гражданское право.

А с появлением на свет первых конкретных по содержанию научных теорий зарождается, складывается и сама форма мышления, получившая позднее наименование «теория».

Объективная необходимость теории как новой, особой формы мышления коренилась в недостаточности сложившихся к тому времени форм для того, чтобы обеспечить человеку более высокую ориентировку в окружающем мире – не только природном, но и все более усложнявшемся социальном.

А возможность для появления новой формы мышления подготавливалась все более разраставшимся эмпирическим материалом, накопленным с помощью более простых форм и требовавшим «уплотнения» информации – систематизации и обобщения, выявления объективных закономерностей.

Какова объективная основа возникновения и существования в нашем мышлении такой его формы, как теория? Поскольку мышление в целом есть отражение действительности, то с каким фундаментальным свойством этой действительности связана теория, в которой наиболее полно проявляется природа мышления как обобщенного и опосредованного отражения действительности?

Если, говорилось выше, объективную основу понятий составляет предметный характер действительности, а суждений, умозаключений и доказательств – ее связный характер, то объективную основу теории составляет такое фундаментальное свойство окружающего мира, как его системность. Это означает наличие в нем разной степени сложности систем, обладающих целостностью, единством функций и структуры, элементов и их связей, а также свойств, проявляющихся в отношениях с другими системами, состояний и процессов и т. д. и т. п.

Теория есть лишь наиболее адекватный способ духовного, мысленного, идеального освоения человеком материальных системных объектов. Вот почему сама форма теории возникает не вместе с появлением мышления, а на сравнительно высокой ступени развития общества и самого мышления. Нередко теорию называют «концептуальной» (от слова conceptus – понятие), «понятийной» или «идеализированной» моделью того или иного фрагмента реальности.

Абстрактно говоря, любая объективно существующая система может стать объектом для создания той или иной теории (или ряда теорий). Таковы, например, теории Вселенной как системы, Солнечной системы. Земли, происхождения и сущности живого, возникновения человека и образования человеческого общества. Но какая именно система и когда станет объектом теории – это зависит прежде всего от уровня развития общества, а также от уровня развития познавательной способности человека и суммы накопленных им знаний.

Разумеется, между объектом как системой и его отражением – теоретической системой – нет однозначной жесткой связи. Один и тот же объект может быть источником разных теорий; в то же время одна и та же теория может охватывать множество объектов. В этом проявляется относительная самостоятельность мышления и его активный, творческий характер.

Так как познание систем осуществляется через исследование их отдельных сторон – свойств, связей и отношений, – то подобные исследования нередко тоже получают наименование «теорий». Таковы, например, теория радиоактивности (как свойства системных объектов – определенных химических элементов); теория общественных отношений (т. е. отношений между людьми – элементами общества как системы); теория общественного прогресса (как процесса развития общественной системы).

Говоря об объективной основе теории, необходимо учитывать, что сами системы как бы раздвоены. Они представляют собой единство явления и сущности: внешнего и внутреннего, случайного и необходимого, единичного и общего.

Внешняя сторона системы (ее проявления) составляет объективную основу чувственной ступени познания: ощущений, восприятии, представлений.

Внутренняя же сторона системы (ее сущность, закономерности строения, функционирования и развития), лежит в основе рациональной ступени познания, т. е. постижения мира посредством мышления: понятий, суждений, умозаключений, доказательств, а следовательно, на определенном этапе его развития и теории.

Строго говоря, если бы не было этой объективной раздвоенности систем, если бы явление и сущность непосредственно совпадали, то надобности в теории, как и других логических формах, не было бы вовсе.

Поскольку внешняя и внутренняя стороны системы находятся в органическом единстве (сущность проявляется, явление существенно), то это выступает объективной основой единства чувственного и рационального в познании. Наиболее общим логическим средством перехода от чувственного познания к рациональному на определенном этапе и становится теория, вбирая в себя и подчиняя себе все остальные формы мышления.

Надо, кроме того, учитывать, что сущность может различаться по степени своей глубины или широты. Теория и здесь служит логическим средством перехода от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. д. до бесконечности.

Сказанное позволяет понять существо самой теории и дать ей наиболее общее определение. Теория – это форма мышления, посредством которой осуществляется логический переход от одной совокупности знаний, исходной, к другой, производной.

Сущность теории так или иначе нашла свое отражение и закрепление в термине. Древнегреческое слово theoria произошло от theoreo – рассматриваю, исследую и означало исследование, умозрение (т. е. нечто, относящееся к разуму, а не чувствам). В русском языке слово «теория» используется ныне в 4-х основных смыслах:

1) как противоположность действительности, идеального – реальному, отражения – отражаемому, копии – оригиналу («теория и действительность»);

2) как противоположность общественной практике, духовной деятельности – материальной («теория и практика»);

3) как противоположность опытному, эмпирическому знанию, опосредованного – непосредственному («теория и опыт», «теоретическое и эмпирическое»);

и, наконец, 4) как совокупность самих идей, мыслей в противоположность их материальному, языковому выражению («теория и язык»).

Если теория – особая форма мышления, то что общего в ней с ранее рассмотренными формами: понятием, суждением, умозаключением, доказательством и в чем отличие от них? Общее состоит в том, что это такая же «нормальная» форма, как и все остальные. Следовательно, к ней приложимы все их важнейшие характеристики (функции и структура, виды, логические отношения, логические операции). Принципиальное же отличие сводится к тому, что понятия, суждения и т. д. используются и в обыденном, повседневном и в научном мышлении, а теория (в строгом смысле слова) – форма лишь научного мышления. Именно в этом, логическом смысле она и будет рассматриваться ниже.

Всякая теория представляет собой более или менее сложную совокупность знаний. Но не всякая совокупность знаний есть теория. Таковы, например, знания, полученные на чувственной ступени познания, прямо и непосредственно, эмпирическим путем. Отличительный признак теории – ее способность обеспечивать получение нового знания опосредованным, выводным, логическим путем. С этим и связано различение эмпирического и теоретического уровней при рассмотрении структуры познания, выделение в нем эмпирической и теоретической стадий с точки зрения его процесса.

Как и всякое знание вообще, теория по своему содержанию может быть истинной и ложной. Но если, как отмечалось выше (в разделе II. Суждение), установление истинности или ложности даже суждения – нередко сложный и длительный процесс, а позднее (в разделе IV. Доказательство) конкретизировалось, что этот процесс принимает главным образом форму доказательства, то насколько же труднее установить истинность или ложность целой теории! И все же объективный критерий здесь тот же: это соответствие действительности. Если теория в своей основе соответствует действительному положению дел, то она истинна, если же – нет, то ложна.

Надо лишь учитывать, что грань между истинными и ложными теориями еще более условна и относительна. Так, в целом истинная атомистическая теория строения материи, оформившаяся в XVIII–XIX вв., на рубеже XIX–XX веков обнаружила ложность ряда своих положений – о неделимости атомов, их неспособности превращаться друг в друга и т. д. А, наоборот, в теории флогистона (горения), со временем обнаружившей свою ложность и отброшенной в ходе последующего развития науки, содержались ценные крупицы истинного знания – объяснение ряда физических и химических процессов, связанных с горением.

Фундаментальным критерием истинности всякой теории служит общественная практика и прежде всего – материальная деятельность людей. Именно она в конечном счете подтверждает или опровергает ту или иную теорию, хотя есть, конечно, и логические, формальные способы проверки ее истинности (последовательность, непротиворечивость, обоснованность и т. д.).

Со своей стороны, истинность теории – важнейшая предпосылка успеха в практической деятельности людей. Поэтому установление ее истинности (или ложности) – принципиально важная задача ученых. Но решаться она должна крайне осторожно. Прав известный теоретик науки Т. Кун: «Если бы каждая неудача установить соответствие теории природе была бы основанием для ее опровержения, то все теории в любой момент можно было бы опровергнуть»³⁸.

Таким образом, между теорией и практикой – взаимодействие, но его основу составляет практика. Именно в процессе практической деятельности людей рано или поздно возникают теории. На этой основе они развиваются, уточняются, обогащаются, способствуя прогрессу общества. Практика определяет смысл и цель теоретической деятельности и в то же время обеспечивает ее необходимыми техническими и другими средствами. Наконец, практика служит решающим критерием истинности теории, принимая одни и отвергая другие.

В заключение – об отношении теории к языку. Как и любая другая форма мышления, теория органически связана с языком. Но если, как отмечалось, понятие связано со словом (или словосочетанием), суждение – с предложением (или совокупностью предложений) и т. д., то в теории используется всё богатство языковых форм.

Более того, к средствам естественного языка нередко добавляются всевозможные средства языка искусственного (формального): символы, формулы, схемы, таблицы и т. п. Таким образом, теория как особенно сложная форма мышления облекается и в наиболее сложную языковую форму – текста (от лат. textum – связь, соединение). Под ним понимается более или менее развернутая совокупность высказываний какого-либо естественного (или формального) языка, связанных между собой не только логически, но грамматически. Конечно, не всякий текст теория (как, например, историческое описание или описание результатов научного опыта, а тем более – басня, рассказ, стихотворение и т. п.). Но всякая теория есть текст – целостное языковое образование, проникнутое единством смысла и значения.

Функции и структура теории. Отражая системный характер действительности, всякая теория сама представляет собой особую систему. Коренное различие заключается лишь в том, что это не материальная, а идеальная система, связанная с идеями, мыслями.

Подобно всякой системе, она образует некую целостность, выполняя определенные функции в процессе взаимодействия со средой и обладая особой структурой.

О каких конкретно функциях идет речь?

Как форма знания, всякая теория, естественно, выполняет прежде всего познавательную функцию, которая включает в себя две основные стороны – объяснение и предсказание. Так, широко известен факт с химической теорией Д. Менделеева. Он дал глубокое объяснение природы химических элементов, их строения и свойств, а на этой основе предсказал существование нескольких новых элементов, определил их место в созданной им Периодической системе химических элементов, описал их возможные свойства.

Разумеется, объяснению предшествует накопление эмпирических знаний. А предсказание нередко завершается выработкой практических рекомендаций. Недаром говорят: «Нет ничего более практичного, чем хорошая теория». Так, в социологии как науке созданию той или иной частной (специальной) социологической теории (производства, труда, быта, свободного времени, города и деревни и др.) предшествуют более или менее длительные конкретные социологические исследования: наблюдения, социальные эксперименты, опросы, интервью, анализ статистических данных. А своей конечной целью они имеют практические рекомендации, направленные на совершенствования тех или иных сторон общественной жизни.

Затрагивая в той или иной мере наиболее общие, мировоззренческие вопросы бытия – природы и общества, а также духовной жизни людей, теория может так или иначе выполнять мировоззренческую функцию. Вспомним, например, эволюционную теорию Ч. Дарвина в биологии, теорию микромира в физике конца XIX – начала XX веков, физиологическое учение И. Павлова, кибернетику.

Будучи результатом предшествующего процесса познания, теория может стать средством последующего познания – иными словами, выполнять методологическую функцию. Примером может служить теория систем, легшая в основу метода системного анализа.

Наконец, принимая то или иное участие в борьбе социальных сил общества за власть, за определение путей социального развития, теория в состоянии выполнять идеологическую функцию. Подобную роль играют главным образом общественные, гуманитарные теории: исторические, культурологические, политические и другие.

Рассмотренные порознь основные функции теории, разумеется, находятся в единстве и взаимодействии, свидетельствуя о целостности теории как системы. Примером такого единства и взаимодействия может служить сама логика. Вспомним данный выше анализ ее функций (см. Вводный раздел. Гл. 1. Предмет логики).

Все эти функции можно проследить также на примере юридических наук, в которых более или менее глубоко раскрываются возникновение и сущность государства и права, закономерности их строения, функционирования и развития. Эти теоретические знания затем успешно используются в судебно-следственной практике, в совершенствовании правовых отношений общества.

С функциями теории органически связана ее структура, которой придается особое значение в логике.

Наиболее общими структурными компонентами теории выступают два: исходное знание и знание производное.

Исходное знание – это исторически и логически первоначальное (или «первичное») знание. Своим происхождением оно обязано, в конечном счете, человеческой практике, опыту, фактам действительности и представляет собой самоочевидное или интуитивно данное в теории. Его важнейшая особенность состоит в том, что оно независимо от каких-либо других знаний этой теории. А его функция сводится к тому, что оно служит логической основой теории, или, как иногда говорят, ее «фундаментом», «базисом».

Производное знание, как это явствует из самого названия, «вторично». Оно зависимо от исходного знания и образует само «тело» теории. Его функция – быть зданием, выстроенным на фундаменте, «надстройкой» над базисом. Благодаря ему открывается возможность, не обращаясь непосредственно к опыту, получать все новые знания, и на этой основе предсказывать те или иные явления или процессы.

Нетрудно заметить, что оба компонента теории тесно связаны между собой. Причем здесь налицо не только содержательная связь, которая в каждой теории качественно отлична от других (одно дело, например, астрономическая теория, совсем иное – биологическая или социальная). Тут есть и формальная, логическая связь: оба компонента так или иначе находятся в отношении логического следования одного из другого. Это отношение составляет «душу» всякой теории. Без него теория как более или менее стройная система знаний не могла бы существовать. И действительно, исходное знание называется так потому, что оно служит основанием для следствий; а производное именуется так в связи с тем, что выступает совокупностью следствий из основания.

В наиболее общем виде структуру теории можно выразить так:

В (В₁, В₂, ..., В_n) → D (D₁, D₂, ..., D_n),

где В (от слова basis – основа, фундамент) – коренное, исходное знание, D (от слова derivatus – отведенный, производный от чего-либо) – производное знание, а символ «→» отношение логического следования.

Каждый из этих наиболее общих компонентов теории имеет, в свою очередь, тоже определенную структуру.

Так, исходное знание слагается прежде всего из понятий (терминов), неопределяемых через другие; и суждений (высказываний, утверждений, положений), недоказываемых посредством других. Бóльшую часть последних составляют эмпирические суждения (или суждения о фактах), полученные непосредственно, опытным путем. Некоторые же из них, особо ценные для создания теории, как уже отмечалось, в ряде наук называются аксиомами (постулатами). Вспомним геометрическую теорию Евклида, в которой исходными понятиями служат «точка», «линия», «плоскость», и налицо пять аксиом, в том числе аксиома о параллельных прямых. В ряде теорий используются также гипотезы или предположения, имеющие свою эмпирическую основу.

Производное знание, в свою очередь, включает в себя тоже понятия (термины), но уже определяемые через исходные; и суждения (высказывания), только уже доказываемые, выводимые из исходных, – аксиом. В ряде наук они называются теоремами. Особое место среди таких положений занимают научные законы. Их значение в теории определяется тем, что они отражают более или менее общие и сущностные связи и отношения между предметами и явлениями действительности. Например, закон всемирного тяготения, открытый Ньютоном, отражает отношение прямой и обратной зависимости между массами тел, а также расстояниями между ними. На его основе удается объяснить не только движение земных и небесных тел, но и эволюцию всей Вселенной.

В конечном счете при создании любой теории ученые стремятся выявить и сформулировать законы соответствующей предметной области – как эмпирические, так и теоретические. В зависимости от широты этой области они могут быть частными, общими и всеобщими (универсальными).

Частные проявляются в относительно узкой области действительности (например, законы света, электричества, теплоты).

Общие действуют либо в природе (неживой или живой), либо в обществе, либо в мышлении (примеры: закон сохранения и превращения энергии, общий для всей природы в целрм; закон единства организма и среды, общий для всего живого). Универсальные законы обнаруживают себя в процессе развития и природы, и общества, и мышления (законы единства и взаимоперехода количества и качества, отрицания и преемственности и др.).

Законы могут быть динамическими и статистическими в зависимости от характера действия, и т. д. и т. п.

Без открытия законов никакая теория не может именоваться теорией в строгом смысле этого слова.

Важное место в структуре производного знания занимают также принципы (от лат. principium – начало, основа) – наиболее общие и основные для данной теории научные положения. Но это не исходный пункт познания, как может показаться на первый взгляд, а его конечный результат, используемый затем в качестве методологического средства для дальнейшего познания. Таковы, например, в диалектической теории развития принципы объективности, всесторонности, историзма, конкретности и др.

Вполне естественно, что соотношение исходного и производного в знаниях может быть самым различным. В одних теориях ученые стремятся всемерно сузить набор исходных, наиболее общих и фундаментальных понятий, а также положений, принимаемых без доказательства, – аксиом. Такова математика, в частности геометрия. В других, наоборот, прослеживается стремление обеспечить как можно более солидную базу – собрать «Монблан» фактов. Такова биологическая эволюционная теория Ч. Дарвина.

Однако в целом подавляющая часть наших знаний носит все же производный характер.

Естественно также, что само деление знания на исходное и производное в структуре теорий до известной степени относительно. Так, аксиомы как элементы исходного для данной теории знания могут получать за ее пределами то или иное обоснование (практикой, интерпретацией теории, другими теориями). В свою очередь, элементы производного знания, будучи выведены в качестве теорем из аксиом, могут затем выполнять роль исходного знания, т.е. по существу аксиом, для выведения и обоснования новых теорем. Вспомним из астрономии: Т. Браге получил в свое время такие эмпирические данные, которые послужили исходной базой для выведения И. Кеплером своих законов движения планет Солнечной системы. А эти законы, в свою очередь, стали основой для выработки более общих законов движения тел в механике И. Ньютона. Та же, со своей стороны, стала основой для еще более общей теории – специальной теории относительности А. Эйнштейна. Об этом свидетельствовал сам великий физик. «Его (Ньютона – Е. И.) ясные и всеобъемлющие идеи, – писал он, – навсегда сохранят свое уникальное значение как фундамента, на котором построено здание современной физики»³⁹.

Что же касается логического отношения производного знания к исходному – отношения логического следования, то и оно не «простое», так как осуществляется посредством ряда правил, именуемых прежде всего «правилами определения» и «правилами вывода». Сила этих правил состоит не только в том, что они позволяют увязать некоторую сумму знаний в определенную систему, устанавливая между ними горизонтальные и вертикальные связи, отношения координации и субординации. Они также помогают еще недостаточным знаниям пополняться новыми и развиваться дальше, минуя непосредственные наблюдения, эксперименты, статистический анализ и другие методы эмпирического исследования. Это тем более важно в случаях, когда эмпирические данные отсутствуют, недоступны или попросту невозможны (например, в рассуждениях о прошлом или будущем).

Вот почему анализ правил получения выводного знания и есть важнейшая задача логики (главным образом, символической), качественно отличная от задач других наук в исследовании природы теории. Это не означает, будто результатом подобного анализа может стать создание некоей новой «логики открытий», наподобие бэконовской или лейбницевой. Такая задача – по крайней мере на современном этапе – неосуществима. Это значит лишь, что логика обнаруживает, выявляет типичные моменты – «стандарты» построения теоретических знаний, которые находят все более широкое применение в отдельных науках.

К настоящему времени сложилось и функционирует великое множество всевозможных теорий. Как же классифицировать их, какие можно выделить среди них основные типы?

Конечно, теории различаются прежде всего своими объектами. Так, в зависимости от объекта – природы или общества – они подразделяются на естественнонаучные и социальные. В свою очередь, естественнонаучные – на астрономические, физические и т. д., а социальные – на экономические, политические, юридические и др.

Теории отличаются между собой и по степени общности. Могут быть более общие и менее общие теории. Например, философия – наиболее общая теория мира в целом, по отношению к которой менее общими выступают философия природы, социальная философия и теория познания. А в их рамках – еще менее общие: например, в социальной философии – теория культуры, философия политики, права, морали, искусства, религии.

Логика отвлекается от подобных «содержательных» классификаций, свойственных теории и истории науки. Главное для нее – это формальный, структурный подход. Вспомним, что с точки зрения логики наиболее глубокая сущность теории заключена в отношении логического следования между ее основными компонентами – исходным и производным знанием. Поэтому в зависимости от характера логического следования все теории можно разделить на две самые обширные группы – дедуктивные и недедуктивные (основанные главным образом на индукции и аналогии).

В дедуктивных теориях из исходного знания выводится производное по правилам дедукции. Интересно отметить, что исторически первая подобная теория зародилась в недрах самой логики. Это силлогистическое учение Аристотеля. На его основе позднее была блестяще разработана первая частная строго дедуктивная теория – геометрия Евклида з его «Началах». А она, в свою очередь, стала образцом для создания в будущем все новых дедуктивных теорий. Ей охотно следовал И. Ньютон. Видимо, не случайно он назвал свою работу по механике тоже «началами» («Математические начала натуральной философии»). В ней он изложил – тоже дедуктивно построенную – механику, получившую наименование «классической» и сохранившую свое значение по сей день.

В настоящее время к числу дедуктивно построенных наук относятся математика, некоторые разделы физики и биологии, отдельные экономические и другие теории. В них, наряду с естественным языком, более или менее широко используются искусственные языки, осуществляется символизация и формализация. Но таких теорий все же меньшинство.

Недедуктивные теории – это широкий спектр всех остальных, основанных на Описании и обобщении данных наблюдений, экспериментов, статистики и т. д. Здесь исходное знание превращается в производное прежде всего с помощью индукции и аналогии. Преобладающий язык – естественный с использованием некоторых элементов языка искусственного. В целом к недедуктивным относится громадное большинство естественнонаучных и социальных (гуманитарных) теорий.

Разумеется, подобное деление теорий на типы довольно условно, относительно. В действительности, не существует «чистых» дедуктивных теорий и столь же «чистых» – недедуктивных. Между ними нет непроходимой грани. В дедуктивных теориях исходное знание тоже так или иначе основано на опыте. Так, в геометрии Евклида, как уже подчеркивалось, исходные понятия – «точка», «линия», «плоскость» – образованы в конечном счете эмпирическим путем. Они – результат миллиардных наблюдений над телами и их отношениями, обобщение житейского опыта. Аксиомы евклидовой геометрии, включая аксиому о двух параллельных прямых, – тоже взяты из повседневного опыта. Именно в этом смысле мы говорим, что они самоочевидны или интуитивны и не требуют доказательств (в рамках данной теории).

Неевклидова геометрия, созданная Н. Лобачевским, Я. Больян и др. имеет также свою эмпирическую основу. В ней так или иначе отражены иные, нежели в евклидовой, пространственные формы и отношения объективной реальности. Даже весьма абстрактная теория относительности А. Эйнштейна имеет свою, хотя и сравнительно узкую, эмпирическую базу.

Наконец, самые строгие дедуктивные теории в современной символической логике не только невозможны без известной эмпирической базы, но и предполагают так называемую «интерпретацию», т. е. приложимость к тому или иному фрагменту действительности.

Дедукция играет хотя и доминирующую, но не единственную роль в математических доказательствах. Здесь используется, например, и математическая индукция. Мы уже не говорим о том, что понятия «числа», «величины» и т. д. сами в свое время были в конечном счете взяты из повседневного опыта, практики.

В целом развитие дедуктивных теорий идет по линии исключения из них всего интуитивно установленного, предполагаемого, обыденного.

Со своей стороны, в недедуктивных теориях, помимо индукции и аналогии, все более широко используются те или иные виды дедуктивных умозаключений и доказательств. Можно смело сказать, что по существу ни одна из них не может обойтись без дедукции. Поэтому правильнее было бы говорить о «преимущественно» дедуктивных и «преимущественно» недедуктивных теориях.

В свою очередь, сами они имеют те или иные виды и разновидности.

Так, дедуктивные теории делятся по способу построения на аксиоматические и неаксиоматические.

Первые, т. е. аксиоматические, называются так потому, что они строятся исключительно на основе аксиом. При этом всякие гипотезы об их природе и т. д. исключаются. Новое знание выводится из этих аксиом благодаря специально сформулированным правилам дедукции. Так, упоминавшаяся не раз дедуктивная геометрическая теория Евклида носила в то же время аксиоматический характер. И. Ньютон аксиоматизировал не только классическую механику, но и геометрическую оптику. Б. Рассел и А. Уайтхед разработали наиболее полный вариант дедуктивно-аксиоматического построения классической логики.

Вот почему к аксиомам предъявляются особенно строгие требования – непротиворечивости, независимости и полноты.

Под непротиворечивостью аксиом имеется в виду не только их взаимная согласованность между собой, но и невозможность логического следования из них одновременно и утверждений и отрицаний об одном и том же.

Независимость аксиом означает невозможность выведения их одной из другой.

А полнота аксиом предполагает, что из них могут быть выведены все без исключения положения, имеющиеся в данной теории.

Вторые, т. е. неаксиоматические дедуктивные теории отличаются тем, что, помимо аксиом, в них более или менее широко используются предположения (гипотезы), возникающие, конечно, тоже не на пустом месте, а на основе предшествующих знаний. Поэтому, выступая в качестве исходного знания, такие гипотезы, в свою очередь, сами получают обоснование и подтверждение (или опровержение) благодаря производному от них знанию. Вот почему некоторые из подобных теорий, в отличие от аксиоматико-дедуктивных, получили наименование «гипотетико-дедуктивных».

Кроме того, они характеризуются тем, что правила получения в них новых знаний из исходных, хотя и используются, но лишь интуитивно, и специально, явно не формулируются. Следовательно, они служат для теории по существу чем-то привходящим, до известной степени внешним. Таких дедуктивных теорий гораздо больше, чем аксиоматических.

Правда, и число аксиоматических теорий в процессе развития наук растет: неаксиоматические превращаются в аксиоматические. Об этом, в частности, ярко свидетельствует история математики. Будучи долгое время дедуктивной неаксиоматической теорией, она со второй половины XIX века стала превращаться в аксиоматическую.

Есть свои виды и разновидности и в недедуктивных теориях. Одни из них носят описательный характер. Отсюда их название – «феноменологические» (от греч. phenomenon – явление). Таковы, например, ботаника, зоология, анатомия человека и т. п.

Другие носят сущностный характер, и поэтому называются «эссенциальными» (от лат. essencia – сущность). Они основаны на широком использовании индуктивных умозаключений. Это, например, теории Ч. Дарвина и И. Павлова, современные частные социологические теории. Некоторые из таких теорий более или менее широко используют традукцию (аналогию): сравнительное языкознание, сравнительное правоведение и др.

В процессе своего развития феноменологические теории могут превращаться в сущностные, а сущностные переходить на все более глубокие уровни познания.

Иногда различают еще закрытые и открытые теории (относительно дедуктивной выводимости своих положений) и т. д.

Как и всякая научная классификация вообще, классификация теорий позволяет упорядочить огромный материал, связанный с существованием и функционированием конкретных теорий, глубже понять их сущность и специфику, тенденции развития и современное состояние, а также их перспективы.

Если логические отношения существуют между понятиями и между суждениями, то вправе ли мы говорить о логических отношениях между теориями? Ведь это неизмеримо более сложные мыслительные конструкции! Да, вправе и именно потому, что структуру теории в конечном счете составляют понятия и суждения, отношения между которыми лежат в основе логических отношений между самими теориями. А эти последние есть лишь отражение тех многообразных объективных отношений, которые существуют между системными объектами теорий.

Каковы же эти отношения? И здесь они различаются по содержанию и объему. По своему содержанию теории могут быть сравнимыми и несравнимыми.

В сравнимых есть общий или сходный объект. Поэтому их понятийный аппарат и совокупность связанных с ним суждений тоже имеют нечто общее. Так, в физических теориях макромира и микромира используются общие для физики как науки исходные понятия массы и энергии (хотя и по-разному интерпретируемые), а также общие законы – сохранения и превращения энергии, тяготения и др., поскольку они отражают одну и ту же физическую форму движения материи.

В несравнимых теориях, наоборот, наборы понятий и суждений (в том числе суждений-законов) качественно отличны. Таковы, например, теория солнечных (или лунных) затмений и теория музыки; геометрическая теория и теория психических явлений; теория света и теория права. Таковы даже такие, казалось бы, близкие теории, как естественнонаучные и социальные. Однако, как показывает история, попытки перенесения понятий и закономерностей естественных (например, биологических) теорий на социальные процессы чреваты грубым искажением действительности, сближением или отождествлением нетождественного, различного. Неправомерно и обратное: истолкование процессов в растительном и животном мире с точки зрения социальных законов.

Правда, и здесь грань между сравнимыми и несравнимыми теориями относительно подвижна, причем в еще большей мере, нежели между сравнимыми и несравнимыми понятиями и суждениями. Так, несмотря на глубокое, качественное различие природы и общества, они представляют собой лишь формы одной и той же объективной реальности. Поэтому их развитие подчиняется общим диалектическим закономерностям и, следовательно, к ним применим один и тот же категориальный аппарат диалектики.

Сравнимые теории, в свою очередь, могут быть по объему совместимыми и несовместимыми.

К совместимым относятся прежде всего равнозначные, эквивалентные теории. Они представляют собой идеализированные модели одного и того же объекта, хотя содержание их может существенно различаться. Таковы, например, традиционная логика и классическая символическая логика, имеющие своим общим объектом мышление, но отличающиеся друг от друга методами исследования и в значительной мере содержанием.

Далее, совместимыми являются теории, различающиеся степенью общности и находящиеся в отношении логического подчинения. В них отражаются такие системные объекты, из которых один входит в другой, но не исчерпывает его объема полностью, а составляет лишь часть. Таковы общебиологическая и зоологическая теории, общая социологическая теория и частные социологические теории (социальных групп, общностей, организаций); общая теория права и отдельные отраслевые правовые теории.

Наконец, совместимы и такие теории, у которых объекты совпадают лишь частично. Их можно назвать «пересекающимися» или «перекрещивающимися». Таковы теории, возникающие на стыке двух (и более) наук: астрофизика, биохимия, кибернетика.

К несовместимым относятся прежде всего теории, находящиеся в отношении соподчинения. Они отражают разные подсистемы одной и той же системы: например, теории микромира и макромира в общей физической теории; теории человека, культуры и т. д. в социальной философии; теории понятия и суждения в рамках логики.

Несовместимыми, далее, являются противоречащие теории. Они касаются одного и того же объекта, но дают ему взаимоисключающие характеристики. Таковы отношения между геоцентрической системой мира Птолемея и гелиоцентрической системой Н. Коперника; теорией флогистона и современной теорией горения; теорией теплорода и теорией теплоты.

И, наконец, к числу несовместимых принадлежат противоположные теории. Пример – корпускулярная теория света Ньютона и волновая теория Гюйгенса (из которых, однако, позднее выросла единая, корпускулярно-волновая теория).

Очевидно, что выделение подобных отношений между теориями до известной степени приблизительно, условно. Здесь все обстоит гораздо сложнее. Так, противоречащие в одном отношении теории могут сходиться в другом; или по существу равнозначные теории могут иметь более или менее важные отличия, дающие им право на самостоятельное существование.

Этими отношениями отнюдь не исчерпывается все богатство действительных отношений между теориями. Наряду с логическими, здесь складываются определенные фактические отношения, играющие большую роль в развитии наук: между старой и новой теориями, между ложной и истинной, между менее точной и более точной... Но такие отношения выходят далеко за пределы логического анализа.

Вычленение же логических отношений позволяет более глубоко разбираться в сущности и развитии теоретического знания, помогает понять структуру науки в целом.

По аналогии с понятиями и суждениями, – только, разумеется, тоже в более высоком смысле, – можно говорить о логических операциях с теориями. И здесь налицо определенное сходство.

Прежде всего следует выделить логические операции обобщения и ограничения теорий.

Обобщение той или иной теории означает ее переход от исследования одной группы объектов к исследованию другой, более обширной, в которой прежняя составляет лишь часть. Причем сама теория поднимается на более высокий уровень абстракции, становится более общей по сравнению с предшествующим этапом ее развития.

Так, в процессе углубления человеческого познания наряду с евклидовой геометрией возникли неевклидовы, которые вовлекли в орбиту своего внимания новые пространственные формы и отношения в окружающем мире. Предмет геометрии в целом стал более общим, нежели прежде.

Аналогично обстояло дело с механикой. Разрабатывая свою теорию, И. Ньютон исследовал движение тел макромира – земных и небесных масс. Почти одновременное создание в XX веке квантовой механики – механики микромира и теории относительности А. Эйнштейна – механики мегамира привело к обобщению теории механического движения, отразившей неизмеримо более широкий класс движущихся объектов.

Еще более интересный процесс происходит в математике. Возникая первоначально в качестве науки о числах (даже только целых!), она со временем развилась в более общую науку о количественных отношениях и пространственных формах действительного мира. А ныне становится еще более общей и абстрактной – наукой о структурных отношениях действительности. Правда, и это не предел. Даже в новом, современном качестве она не в состоянии охватить и отобразить всего потрясающего многообразия отношений в реальном мире.

Наконец, яркий пример обобщения теории дает история логики. Современная символическая логика, выходящая все дальше за пределы проблематики традиционной двузначной логики и включающая в себя неклассические, в том числе многозначные, логики, это, несомненно, теперь гораздо более общая и абстрактная наука, нежели когда-либо прежде.

На этих же примерах можно показать и обратный процесс – ограничения теорий. Под ним понимается переход общей теории в частную. Так, геометрия Евклида Длительное время рассматривалась как единственно возможная и потому – абсолютная, предельно общая геометрическая теория, годная на все времена и в любой области Вселенной. Создание неевклидовых геометрий обнаружило ее относительность, ограниченность, даже узость. Она стала рассматриваться лишь как частный случай геометрии вообще, – годный, например, для характеристики земных масштабов.

Механика Ньютона, отразившая действительно фундаментальные закономерности движения земных и небесных масс, до поры до времени расценивалась как общая, абсолютная, универсальная теория. Масштаб механики стал прилагаться даже к биологическим и социальным процессам! Однако в начале XX века обнаружилась ее относительность. Оказалось, что это частная наука, далеко не охватывающая всего многообразия форм движения в мире. Произошло ее ограничение. Правда, как уже отмечалось, в известных пределах она сохраняет все свое значение и поныне.

История науки демонстрирует немало примеров и такой логической операции с теориями, как отрицание одной теории другой.

Отрицание производится там, где одна теория ложная, а другая – истинная. До известного времени та или иная теория рассматривается как истинная. Но затем новое, более глубокое и точное истолкование прежних фактов, а также появление новых, противоречащих прежней теории, приводит к созданию новой теории, идущей ей на смену. В результате прежняя теория отрицается, поскольку она оказывается несовместимой с новой по истинности. Так обстояло дело со средневековой алхимией, искавшей «философский камень», чтобы превращать те или иные химические элементы в золото. Отрицая ее, на смену пришла подлинная наука Нового времени – химия. Так обстояло дело и с теориями «флогистона», «теплорода», «магнитной жидкости», «электрической жидкости» в физике, которые были отринуты в ходе дальнейшего прогресса этой науки. Такая же ситуация была и в биологии, когда на смену теориям vis vitalis (жизненной силы, жизненного духа) пришло научное объяснение процессов жизни.

Немало примеров отринутых теорий дает история развития юридических наук (теологическая и патриархальная теории возникновения государства, теория насилия и др.).

Конечно, подобное отрицание – не голое, «зряшное», абсолютное. Та ценная информация, которая исподволь накапливалась в период господства ложных теорий в науке, не отбрасывалась, а в той или иной степени использовалась при создании новой теории. Бывало даже так, что теории, объявленные ложными и отброшенные, позднее, на новом витке развития возрождались, обнаруживая в известных пределах свою истинность. Так произошло, например, с теорией наследственности Г. Менделя, основывавшейся на многочисленных наблюдениях и опытах с горохом и заключавшей немало ценных обобщений, не утративших своего значения и на современном этапе.

Можно, далее, говорить о логической операции преобразования теорий, принимающего самые различные формы в процессе их развития. Так, астрономия, возникнув в древности и развиваясь в течение длительного времени как наблюдательная наука, на современном этапе превратилась в экспериментальную. И связано это прежде всего с освоением космического пространства при помощи спутников и ракет, межпланетных кораблей. Или: политэкономия, возникнув в XVIII веке в качестве эмпирической науки, во второй половине XIX века превратилась в теоретическую. И еще: символическая логика, относительно которой даже утверждалось, будто это единственная наука, которая никогда не будет иметь практического значения, превратилась на современном этапе в науку, имеющую бесчисленные практические (в т. ч. технические) и научные приложения.

Можно, пожалуй, говорить о логической операции сведéния одной теории к другой, и т. д. и т. п.

Хотя бы общее знакомство с подобными процессами в теориях позволяет лучше обозреть и глубже понять волнующую картину величественного развития науки до сих пор, ее современного состояния и будущего.

Становление и развитие теории – сложнейший и длительный диалектический процесс, имеющий свое содержание и свои специфические формы.

Содержание этого процесса составляет переход от незнания к знанию, от неполного и неточного знания к более полному, точному и глубокому.

А его формы – это те многообразные познавательные средства, с помощью которых и осуществляется переход от низшего уровня знаний к другим, более высоким. По их роли в процессе познания, в создании и развитии наук они получили общее наименование «форм развития научного знания». Основными из них выступают факты, проблемы, гипотезы.

Логика и здесь отвлекается от содержательной стороны процесса мышления, познания, и сосредоточивает свое внимание на формальной, структурной.

Как соотносятся между собой в логике «форма мышления» и «форма развития научного знания»? И то и другое – формы отражения действительности, следовательно, формы существования и закрепления знания или попросту – формы знания. Но «форма мышления» заключает в себе сложившееся, ставшее, «готовое» знание, отвлеченное от процесса его становления и развития. А «форма развития научного знания» относится именно к самому этому процессу.

Исследование в логике мышления под этим специфическим углом зрения имеет целью существенно дополнить картину мышления как отражения действительности не только в его устойчивости, но и изменчивости.

Происхождение и сущность фактов. В фундаменте всякой теории, даже самой общей и абстрактной, так или иначе лежат факты.

Но как возникают сами факты? Их происхождение неразрывно связано с практической деятельностью людей и прежде всего – материальным производством. Они продукт взаимодействия субъекта, человека с объектом – веществом природы.

Интересна в этой связи этимология русского слова «факт». Оно восходит в конечном счете к латинскому слову «facere» (делать), имевшему широчайший спектр применения. В древности под ним первоначально имелась ввиду основная сфера деятельности людей, и оно означало «производить» те или иные вещи. Но это слово охватывало также множество других видов человеческой деятельности и соответственно значило «строить» жилище, «разводить» костры, «добывать» пищу, «воспитывать» детей и т. д. С возникновением государства и права оно стало использоваться и в юридической сфере – в смысле «совершать» преступление, «привлекать» к судебной ответственности, «брать» в свидетели и т. п.

Производное от глагола «facere» слово «factum» (сделанное), – от которого непосредственно и образовано русское слово «факт» – видимо, первоначально означало то, что сделано руками человека, любой продукт труда. Затем оно стало означать и то, что «сделано» самой природой (и обществом в целом) – все происшедшее, случившееся, совершившееся: то или иное отдельное явление природы, событие общественной жизни.

Позднее слово «factum» распространилось и на такой специфический вид человеческой деятельности, как познание, его продукты. Оно стало обозначать особую форму знания, получаемого непосредственно с помощью органов чувств, – чувственное, эмпирическое знание.

В современном русском языке слово «факт» употребляется в обоих смыслах. Во-первых, оно означает объективный факт по отношению к реально существующим, а не мнимым, предметам, явлениям, событиям. А во-вторых, – научный факт, то есть эмпирическое знание об этих объектах мысли, их свойствах, связях и отношениях, служащее основой для выводного знания, а следовательно, для его развития.

В юриспруденции используются оба смысла слова «факт». Так, широко распространенное выражение «де-факто» означает объективное, реальное, фактическое положение дел (фактический или гражданский брак). С ним соотносится «де-юре» – отражение и закрепление фактических общественных отношений в том или ином правовом акте (брак, зарегистрированный в ЗАГСе). В юридической науке и судебной практике применяются также выражения «научно-правовые» или «юридические факты». Так, в теории государства и права под «юридическими фактами» имеется ввиду реальное («фактическое») наступление тех или иных жизненных обстоятельств, предусмотренных правовой нормой (например, регистрация брака, рождение или смерть человека). Среди фактов выделяются события и действия.

В Гражданском процессуальном кодексе Российской Федерации предусмотрена специальная юридическая процедура – «установление фактов». Это один из видов дел особого производства. В соответствии с Кодексом, суд устанавливает факты, от которых зависит возникновение, изменение или прекращение личных или имущественных прав граждан или организаций.

В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (ст. 379–380) используется понятие «фактические обстоятельства дела».

В юридической практике уголовные дела возбуждаются по «факту» – например, угону самолета, падению вертолета, взрыву дома, убийству человека.

В логике слово «факт» употребляется преимущественно во втором, производном смысле – «научного факта». Под ним понимается форма развития научного знания, на основе которой делаются научные обобщения и выводы, проверяется их истинность.

Наиболее общими способами получения таких фактов в естественных науках служат всевозможные наблюдения и эксперименты, а также измерения – астрономические, физические, химические, биологические. В общественных науках к ним добавляются свои, специфические способы. В истории – раскопки, изучение памятников материальной и духовной культуры (архитектуры, останков орудий труда, обычаев, письменных документов). В социологии – анкетирование, интервьюирование, сбор статистических данных.

Научным фактом может быть знание о единичном предмете (Солнце, Луне, Земле) или о совокупности предметов, образующих единое целое (Солнечная система, колония живых организмов, социальная группа). Поскольку реально существуют прежде всего отдельные предметы и явления, постольку знание о них выражается в первую очередь с помощью единичных суждений – по формуле: «Это S есть (не есть) Р» (или: aRb).

Языковой формой выражения таких суждений служат простые предложения: «Солнце светит», «Это береза», «Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 г.». Из юридической практики: «Подозреваемый Петров во время преступления находился в другом месте». Факты могут выражаться и сложными суждениями: конъюнкцией, дизъюнкцией и т.д., а соответственно и сложными предложениями; «Солнце светит и греет, а Луна – лишь светит»; «Это или береза или осина»; «Если Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 г. с отступления советских войск, то завершилась победой над фашистской Германией 9 мая 1945 г.». Юридический пример: «Преступление могли совершить или Петров, или Кузнецов, или Сидоров».

Как и всякое знание вообще, фактическое знание по своему содержанию может быть истинным или ложным. Критерий различения здесь тот же, что и в отношении любого суждения. Это соответствие действительному, «фактическому» положению дел. Однако применительно к научным фактам чаще всего говорят об их «достоверности» или «недостоверности». Дело в том, что органы чувств могут нас обманывать и поэтому возникает необходимость в той или иной проверке факта («удостовериться» в его истинности).

Роль фактов в познании и их структура. Факты, если они истинные, прочно установленные, достоверные, уже сами по себе имеют большую познавательную ценность, так как содержат в себе крупицы знаний, которыми люди успешно руководствуются в своей практической деятельности. Но особую роль играют факты в создании и развитии теории. Какова конкретно эта роль? Как уже отмечалось выше (гл. 1), в самом общем виде роль фактов заключается в том, что они служат источником и эмпирическим базисом, фундаментом теории. Если учесть, что любой объект теории представляет собой более или менее сложную систему, то очевидно, что одного факта, даже самого достоверного, для возведения такого базиса явно недостаточно. Нужна бóльшая или меньшая совокупность фактов о разных сторонах объекта как системы. Но отсюда вовсе не следует, что надо стремиться непременно к неограниченному их накоплению. Особое значение для создания или развития теории имеет тщательный отбор фактов, поиск «типичных», наиболее полно выражающих сущность объекта, и исключение случайных, несущественных, «нетипичных».

Так как все здание теории строится посредством разных форм получения выводного знания – умозаключений и доказательств, то естественно, что роль фактов в них оказывается по-своему различной. В системе умозаключений факты нередко служат посылками. Так, в дедуктивных умозаключениях, когда частный случай подводится под общее правило, факт выполняет функцию меньшей посылки – об этом частном случае. В индуктивных – это, как правило, сами частные случаи, на основе которых делается общий вывод. В аналогии факты могут использоваться в обеих посылках.

В системе доказательства факты, как уже отмечалось, выступают одним из наиболее важных видов его оснований. Вот почему считается, что факты, взятые в их совокупности и в их взаимной связи между собой, – не только упрямая, но и безусловно доказательная вещь. Ведь они буквально принуждают либо признать истинность тезиса, либо опровергнуть его, – если, разумеется, сами истинны, а доказательство строится правильно, т. е. в нем соблюдаются правила вывода (например, не допускается такая логическая ошибка, как «не следует»).

История науки красноречиво свидетельствует, что без фактов не могла возникнуть по существу ни одна теория. Становление каждой из них имело более или менее длительный период, и это было непосредственно связано с процессом накопления фактов о той или иной предметной области действительности. В таких естественных науках, как механика, физика, химия и некоторых других, он длился примерно со второй половины XV века до конца XVIII-го. И только в XIX веке естествознание из эмпирической науки превратилось в теоретическую. Без долгой фазы накопления фактов были бы немыслимы такие общественные науки, как история, политическая экономия, социология, культурология, политические и юридические науки.

Процесс возникновения все новых наук продолжается и ныне. Вспомним кибернетику, бионику, радиоэлектронику, информатику и др. Это тоже связано с выявлением определенной суммы новых фактов.

Будучи источником и основой создания любой теории, факты служат также «движущей силой» ее развития. Проявляется это прежде всего в том, что одни и те же ранее достоверно установленные факты требуют нередко более точного или более глубокого объяснения; из них делаются все новые теоретические выводы и отбрасываются устаревшие. Как правило, факты, если они достоверно установлены, более устойчивы, чем создаваемые на их основе теории. Поэтому зачастую бывает так, что ложная теория – это всего лишь то или иное толкование истинных фактов. И если такая теория отбрасывается, то это не значит, что непременно должны быть отброшены и сами факты, на которых она основывалась. Если, конечно, не допущены ошибки в их получении.

Однако и сама фактическая база теории не остается неизменной. В результате новых наблюдений, экспериментов, измерений она расширяется; появляются новые факты, играющие особую, иногда решающую роль в дальнейшем развитии теории. Но сама эта роль оказывается различной или даже противоположной – все зависит от того, в каком отношении к существующей теории находятся факты. Ведь новые факты могут соответствовать ей, но могут и противоречить. В первом случае, расширяя эмпирическую базу теории, они служат ее дополнительным подтверждением, а следовательно, упрочивают и повышают ее познавательный статус. Во втором, когда факты противоречат теории, она получает импульс для своего развития: обновления, уточнения, углубления, расширения, конкретизации тех или иных ее положений. Иначе говоря, она приводится в соответствие с новыми фактами. Если же теория не в состоянии «переварить» новые факты, она может быть тоже полностью отвергнута, объявлена ложной.

Правда, в практике научного познания так бывает далеко не всегда. Теория может быть настолько устойчивой, проверенной множеством достоверных фактов, что новые факты сами могут перепроверяться, уточняться, истолковываться по-иному, словом – приводиться в соответствие с ... существующей теорией!

Отсюда следует, что роль новых фактов в развитии теории нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать. На это последнее обстоятельство указывал еще К. Тимирязев. Отмечая у некоторых ученых суеверный ужас перед новым фактом, он писал о глубоких отрицательных последствиях такого отношения: «Теория, самая очевидная, отбрасывается в сторону, как только на ее пути становится самый ничтожный факт. Не дают себе труда пристально вглядеться в этот факт; не разбирают, что в этом факте фактического и что составляет только толкование наблюдателя. Забывают, что... всякая научная теория не только факт, но и совокупность многих фактов, а свидетельство многих всегда заслуживает большего доверия, чем свидетельство одного»⁴⁰.

Играя важную роль в развитии теории, факты могут служить и критерием, «мерилом» ее истинности. Теория обнаруживает свою истинность или, наоборот, ложность в прямой зависимости от того, соответствует она совокупности достоверных фактов или нет. По отношению к дедуктивным, особенно аксиоматизированным теориям, где подавляющая часть знания получена выводным путем, минуя фактический материал (результаты наблюдений, экспериментов, измерений), факты используются для установления эмпирического значения теории (интерпретации на конкретном материале).

Оказывая решающее воздействие на теорию, сами факты, в свою очередь, испытывают с ее стороны обратное влияние. Дело в том, что поиск фактов – не беспорядочное и бесцельное занятие. В сколько-нибудь развитой теории все наблюдения, эксперименты и т. д. носят упорядоченный характер и освещены светом разума. «Для опыта, – подчеркивал Гегель, – имеет существенное значение, какой ум приступает к изучению действительности. Великий ум делает великие наблюдения и усматривает в пестрой игре явлений то, что имеет значение»⁴¹.

Взаимозависимость теории и факта явствует также из слов А. Эйнштейна: «не существует эмпирического метода без чисто умозрительных понятий и систем чистого мышления, при любом близком изучении которых не обнаруживался бы эмпирический материал, на котором они строятся»⁴².

Именно теоретическое мышление определяет, что наблюдать и с какой целью. Оно дает масштаб для оценки результатов наблюдения, позволяет отделять существенное от несущественного. Теория, далее, обеспечивает понятийный аппарат для описания фактов или, как иногда говорят, дает «язык», на котором они описываются. Теория вырабатывает также методы эмпирического исследования, сбора фактов. Наконец, обобщая одни факты, теория способствует открытию других, новых фактов, предсказывает их. Особенно нуждаются в теории дорогостоящие эксперименты, связанные, например, с познанием микромира или же космическими исследованиями.

Наоборот, отсутствие теории ведет к тому, что исследователь слепо следует за фактами, не будучи в состоянии их интерпретировать и излагать. Это называется «ползучим» эмпиризмом.

Несмотря на кажущуюся простоту, первичность и «элементарность», факт имеет довольно сложную структуру, позволяющую ему выполнять свои функции по отношению к теории. В нем выделяется:

1) познавательная форма как результат «живого созерцания» – зрительные, слуховые и т.д. ощущения, а также восприятие и представление;

2) логическая форма, в которую облекается это знание – единичные суждения: экзистенциальные, атрибутивные, реляционные;

3) языковая форма – простые или сложные предложения о единичном.

В символической логике факты обычно рассматриваются по своей внешней форме как особого рода предложения (или высказывания), выражающие эмпирические знания, в отличие от теории, которая предполагает предложения иного рода.

Виды фактов. В научном познании используется великое множество самых разнообразных фактов. Как же разделить их на виды?

В зависимости от своего объективного содержания они делятся на факты существования какого-либо объекта, наличия или отсутствия у него свойства, а также его отношений с другими объектами.

По своей структуре факты могут быть простыми и сложными. Простые, или элементарные факты далее неразложимы на другие. Сложные факты состоят из простых, особым образом связанных между собой. Вспомним наши примеры.

Существуют и другие деления. Например, иногда различают факты феноменологические и эссенциальные (сущностные). В этом есть определенный смысл, так как соответствует делению теорий на феноменологические и сущностные. Однако здесь надо учитывать, что нет сущности без явления и явления без сущности (поэтому само такое деление весьма относительно) и что постижение сущности – прерогатива не эмпирического, а выводного знания.

Из сказанного вытекает основное требование к научному познанию в целом: во всяком теоретическом исследовании, будь то естественнонаучное или социальное, – необходимо основываться на фактах.

Отсюда – требования, к самим фактам. Основные из них следующие.

1. Факты должны быть достоверными. Это вытекает из того, что они служат посылками в умозаключениях и основаниями в доказательствах. А то и другое должно быть истинным – таково одно из условий получения истинного вывода. Достоверность же самого факта устанавливается посредством не доказательства, а лишь подтверждения его с помощью других фактов.

2. Факты по своему содержанию должны быть независимы от теории. Их содержание должно определяться самой действительностью. И только поэтому они могут служить основанием теории, которая по отношению к ним выступает следствием, значит, сама зависит от них. Правда, как уже отмечалось, эта независимость фактов неизбежно носит относительный характер.

3. Факты не должны исключать друг друга. В противном случае основанная на них теория будет логически противоречивой, а следовательно, несостоятельной. Но само это требование тоже относительно: оно не касается фактов, в которых отражены объективные противоречия самой действительности. В таком случае обобщающая их теория будет диалектической.

4. Факты должны обладать полнотой, быть необходимыми и достаточными для теоретических обобщений и выводов. Связано это с тем, что логическое следствие должно с необходимостью вытекать из основания.

Нарушение подобных требований ведет к различным логическим ошибкам. Это недостоверность факта, его предвзятость, чрезмерная зависимость от самой теории, логическая противоречивость с другими фактами, их неполнота, случайный характер или недостаточность.

Знание требований к фактам и возможных ошибок, связанных с их нарушением, – необходимая предпосылка успешной познавательной деятельности, направленной на решение ответственной задачи создания и развития теории.

Все эти требования имеют большое значение и в юридической практике. Так, от достоверности фактов может зависеть успех (или неуспех) всей следственной работы над раскрытием преступления.

Другой, помимо факта, основной формой развития научного знания служит проблема. Она прямо и непосредственно связана с фактами, так как предполагает их наличие и выступает способом их осмысления, а сам процесс решения проблемы может способствовать вовлечению в научный поиск все новых фактов.

Анализ проблемы с логической точки зрения имеет принципиальное значение в свете тех процессов, которые происходят в современном познании. Оно становится все более сложным, противоречивым, проблемным, а получаемые знания – все более относительными, временными, проблематичными. И это объяснимо: чем шире круг познанного, тем больше точек его соприкосновения с непознанным.

С подобной ситуацией связано и внедрение проблемного метода в учебный процесс. Его цель – не простое насыщение юных голов все большим объемом знаний, а обучение приемам постановки и решения проблем. Ныне, как никогда, справедлив афоризм: «Студент – не сосуд, который надо наполнить, а факел, который следует зажечь».

Множество проблем – как практических, так и теоретических – возникает в юридической сфере.

Происхождение и сущность проблемы. На первый взгляд, может показаться, что проблема – это нечто неуловимое, неосязаемое, «эфирное». Есть проблема или нет проблемы – как все это определить? Но если подойти к ней генетически, с точки зрения происхождения, то ее реальность станет ощутимой, наглядной.

Подобно фактам, наиболее глубокие корни проблемы как таковой лежат в трудовой деятельности людей. Осуществляя взаимодействие с веществом природы, человек в процесс труда неизбежно сталкивался с «сопротивлением» природного материала и стремился преодолеть его, чтобы преобразовать предмет труда в средство, удовлетворяющее его те или иные потребности.

Со временем такая ситуация нашла отражение и закрепление в языке. В древнегреческом языке слово «problema» первоначально означало вообще нечто «весомое», грубое, зримое – выступ, преграду, препятствие, даже защиту! Вместе с этим оно означало затруднение, трудность, задачу, задание. Следовательно, в нем отражались и некоторые реальные объекты, с которыми человек сталкивался в своей жизни, и специфические явления, связанные с трудом. Это и сама более или менее сложная практическая ситуация, возникавшая в процессе труда («затруднение»); и его особенность, свойство («трудность»); и та непростая цель, которую ставил в нем перед собой сам человек («задача») или ставили перед ним другие («задание»). Усложнение и развитие общественной жизни вели ко все более широкому употреблению этого слова.

С возникновением и первоначальным развитием наук слово «проблема» стало применяться и к особой разновидности труда – умственному труду, к тем затруднениям, трудностям, задачам или заданиям, которые возникали в ходе научного познания. Короче говоря, оно стало употребляться и в смысле познавательных трудностей, которые уже не имели ни грана вещества, не обладали свойством телесности.

Необходимость постановки конкретных научных проблем диктовалась в конечном счете потребностями непрерывно развивавшегося общества во все новых знаниях, а также внутренней логикой развития наук. А возможность подготавливалась все более накапливавшимися знаниями. Вместе с конкретными по содержанию проблемами зародилась и упрочивалась, становилась устойчивой и сама форма развития научного знания – проблема как таковая.

В современном русском языке слово «проблема», взятое в свое время напрямую, без кальки, из древнегреческого языка, сохранило оба смысла – широкий и узкий. Под ним понимаются и всякая проблема вообще (прежде всего практическая), и специально научная, теоретическая.

Особо отметим, что юридическая практика постоянно сталкивается с теми или иными жизненно важными проблемами -совершенствования законодательства, снижения преступности, упрочения правовых основ труда, развития имущественных отношений, укрепления брака и семьи. А юридическая наука, как и любая другая, не может успешно развиваться без постановки и решения познавательных проблем, в конечном счете тоже имеющих отношение к практике.

В логическом анализе используется узкий смысл слова «проблема» – для обозначения одной из основных форм развития научного знания.

Поставим теперь вопрос: как же конкретно возникает научная проблема? Это обусловлено сложностью, трудностью процесса познания. Оно тоже предполагает преодоление сопротивления его наличного материала – знаний. Возьмем для примера простейший случай. Сколько бы мы ни «разглядывали» отдельно взятые факты, в них нельзя непосредственно обнаружить сущность, необходимость, закономерность. Требуется определенное умственное усилие, чтобы преодолеть «барьер», осуществить логический «скачок» – переход к единичного к общему, от внешнего к внутреннему, от случайного к необходимому, – словом, от явления к сущности. Так возникает познавательная проблема.

В каких основных случаях она встает? Чтобы понять это, надо учитывать противоречивый характер человеческого познания вообще. Как и все на свете, познание развивается через возникновение и разрешение соответствующих противоречий. Такие противоречия весьма разнообразны. Они могут возникать между наличием фактов и отсутствием их осмысления (обобщения); между самими научными фактами; между существующей теорией и новым фактом, необъяснимым с ее точки зрения; между отдельными положениями – прежними и новыми – в рамках теории; между самими теориями – старой и новой. В самом общем виде – это противоречие между определенным (знанием) и неопределенным (отсутствием знания), но требующим своего преодоления.

Однако познавательные противоречия, как и практические, сами собой не разрешаются. Нужны определенные интеллектуальные действия – умственные усилия самого познающего субъекта. Это и есть проблема.

Возникая из познавательного противоречия, проблема становится специфическим средством его разрешения, – а тем самым формой развития научного знания. С ее помощью на основе известного знания определяется неизвестное; неопределенное становится определенным.

Теперь нетрудно понять, что такое всякая научная проблема вообще. Это форма развития научного знания, благодаря которой разрешается противоречие в познании и осуществляется переход от одних знаний к другим, более полным, более точным и глубоким.

В русском языке проблемы выражаются преимущественно посредством вопросительных предложений. В этой связи требуется выяснить, как же соотносятся проблема и вопрос, т. е. логическая форма перехода от известного к неизвестному. Нетрудно понять, что это близкие, но отнюдь не тождественные понятия. Здесь отношения вида и рода: всякая проблема есть вопрос, но не всякий вопрос есть проблема. Например, если я спрошу: «Как Вас зовут?» «Откуда Вы родом?», «Где учились?». Это все вопросы, но тут по существу нет никакой проблемы, нет интеллектуального затруднения и ответы могут последовать сразу. Иное дело, если объектом внимания становится далекая историческая личность, о которой сохранились лишь отрывочные биографические сведения: фамилия и имя неизвестны, так как публиковался под псевдонимом; неясно, где родился, хотя известно, где похоронен; какое и где получил образование. Тогда вопросы, аналогичные заданным выше, становятся научной проблемой.

В чем же состоит ее важнейшая особенность? Ответ на обычный вопрос по существу уже содержится в наличном знании (или, во всяком случае, его нетрудно получить). Решение же проблемы не содержится в нем, к этому решению еще предстоит придти. Если, следовательно, между просто вопросом и ответом нет по существу никакого промежуточного логического звена, то между проблемой и ее решением находится более или менее длительное исследование. Здесь требуется то или иное напряжение умственных сил, чтобы осуществить логический переход от известного к неизвестному. Так, чтобы на вопрос: «Есть ли жизнь на других планетах?» получить самый простой ответ по формуле «да-нет», необходимы длительные астрономические наблюдения, запуск межпланетных кораблей, развитие биологических и других наук. Тем более нужны специальные исследования, чтобы ответить на фундаментальный вопрос «Что такое жизнь?» И уж по существу «вечной» становится философская проблема: «В чем смысл человеческой жизни?», которую каждое поколение людей решает по-своему, хотя не может дать исчерпывающего ответа на все времена.

Иногда проблема выражается и в форме побудительного предложения. Как в этом случае соотносятся проблема и такая логическая форма, как побуждение? Здесь тоже отношение вида и рода: всякая проблема содержит в себе элемент побуждения (ведь решается-то она не сама по себе, а усилием воли человека!), но не всякое побуждение заключает проблему. Так, побудительное предложение «Закройте дверь!» выражает побуждение, но в огромном большинстве случаев не составляет проблемы. И совсем другое дело, когда это повеление относится к тяжелобольному человеку или вовсе инвалиду. Оно сводится по существу к вопросу-проблеме: «Можете ли вы закрыть дверь?»

В научном познании побудительные предложения типа: «сделать то-то и то-то», «определить то-то», «установить что-нибудь» тоже могут означать вопрос-проблему. Так, повеление: «Определить причины данного явления» равносильно вопросу: «Почему данное явление возникло так, а не иначе?» или: «Каковы причины данного явления?»

Иногда от проблемы отличают задачу. Каково в действительности соотношение того и другого? Думается, всякая проблема есть задача, но не всякая задача есть проблема. Так, вычислить гипотенузу прямоугольного треугольника, если известна длина его катетов, – это обычная (тривиальная) задача (или задание). Ныне ее может решить практически любой школьник, изучающий геометрию. Но когда-то она была научной проблемой, и ее решение обессмертило имя автора. Часто задачей именуют составные части решаемой проблемы – подпроблемы. И это правильно.

Если теперь обратиться к содержанию проблемы, то спрашивается: «Может ли она быть истинной или ложной?» Как и всякий вопрос вообще, проблема ни истинна, ни ложна, поскольку не содержит в себе ни утверждения, ни отрицания. Но она может быть правильно поставленной (или, как иногда говорят, «корректной») и неправильно поставленной («некорректной»). Обусловлено это характером лежащего в основе проблемы знания – его истинностью или ложностью. Например, проблема «Как был сотворен мир?» неправильна, некорректна, так как исходит из ложной основной предпосылки, будто мир был когда-то и кем-то сотворен. Наоборот, проблема «Какую эволюцию претерпела наша Вселенная?» – это правильно поставленная и важная научная проблема. Она имеет в своей основе истинную диалектическую теорию развития и ныне успешно решается усилиями ученых.

Конечно, грань между корректными и некорректными проблемами весьма относительна – и связано это прежде всего с относительностью самой истины. Абсолютно корректных, как и абсолютно некорректных, проблем не бывает.

Проблема может быть также реальной и мнимой.

Реальная проблема вызывается потребностями развития общества и нуждами той или иной науки, а ее решение продвигает науку и практику вперед.

Мнимая же проблема либо практически уже решена, либо надумана и в ней нет ни теоретической, ни практической необходимости. Вспомним схоластические проблемы, которые вполне серьезно ставились в средние века, например: «Сколько ангелов может уместиться на одной булавочной головке?».

Функции и структура проблемы. Как явствует из самой сущности проблемы, она служит формой развития научного знания, – и в этом заключается ее наиболее общая роль в развитии теории. Но в чем специфика этой роли по сравнению с ранее рассмотренной формой – фактом?

Если факты лежат в основе зарождения и развития теории, то проблемы связаны с самим механизмом этого процесса. Можно сказать, что наука зарождается вместе с зарождением проблем, живет и развивается благодаря им и без них мертва. Правда, иногда утверждается, будто проблем не имеет философия как наука. И даже символом философии считается медведь, сосущий собственную лапу. Но это неверно. У философии есть свои, правда, специфические, «вечные» проблемы: бытия и познания, общества и природы, смысла человеческой жизни и др. Без них она не смогла бы просуществовать более 2,5 тысячи лет.

Однако действительное назначение проблем далеко не только в том, чтобы выявлять «незаполненные места», которые «заполняются» по мере их решения, – как это иногда односторонне представляется. Нередко решение проблем вызывает глубокое качественное преобразование прежних знаний, или даже их исключение из научного оборота.

Значимость проблемы определяется характером и глубиной того познавательного противоречия, которая она призвана разрешить. Степень ее новизны – величина не произвольная. Она заключена в том знании, которое уже накоплено ко времени ее постановки. А в этой новизне, как в желуде дуб – зародыш всей новизны знания, вытекающего из ее решения. При этом, чем более оригинальна, значительна проблема и чем более она нова, тем большие последствия в научном познании она может вызвать. Потрясение в умах начинается с постановки именно таких проблем. В свое время подобное потрясение вызвала проблема межпланетных путешествий, разработанная К. Циолковским, а впоследствии успешно решенная теоретически и практически. В наши дни такое потрясение вызывает постановка проблемы НЛО или проблема клонирования высокоорганизованных животных и даже человека.

Вот почему нередко говорят: «Главное в науке – осознать проблему»; «Правильно поставленная проблема – половина успеха в ее решении»; «Поставить проблему иногда труднее и важнее, чем ее решить».

Учитывая огромную стимулирующую роль проблем в научном познании, можно сказать – как это ни странно, на первый взгляд, .прозвучит, – что даже мнимая проблема и уж тем более просто некорректно поставленная может иметь те или иные положительные последствия для познания. В первом случае становится ясным, какие проблемы нельзя ставить, а во втором – как нельзя их формулировать. Тем самым уже устраняется известная доля неопределенности в наших знаниях и увеличивается определенность. С этой точки зрения В. Вернадский был глубоко прав, когда, говоря о фикциях и предрассудках в научном мире, подчеркивал, что они могут играть «крупнейшую роль» в научном познании.

Играя неоценимую роль в создании и развитии теории, сама проблема так или иначе зависит от ее характера и уровня развития. Именно теория задает направленность проблеме и определяет ее конкретное содержание. Именно в теории находятся те или иные средства для ее решения. Именно с позиции теории можно прежде всего оценить правомерность и значимость постановки проблемы.

Обратимся теперь к структуре проблемы, посредством которой реализуется ее предназначение и роль в познании.

Возникая из сложности процесса познания, демонстрируя фактом своего существования эту сложность, проблема сама не может не быть сколько-нибудь сложным мыслительным образованием. И действительно, она включает в себя несколько компонентов, исторически и логически связанных между собой. Это предпосылки проблемы, ее «ядро», исследование и, наконец, решение.

Предпосылки проблемы – те знания, из которых она возникает. Конечно, проблема сама собой на свет не появляется. Ее ставит ученый, активно исследующий ту или иную область действительности. Но почему далеко не каждый ученый в данной области при одном и том же уровне знаний может поставить ту или иную конкретную проблему? Это, разумеется, зависит прежде всего от личных качеств ученого, отвечающих данной общественной потребности: остроты ума, силы воли, стремления к непознанному и т.д. Особенно это справедливо в отношении принципиальных, выдающихся проблем. «Великая проблема подобна драгоценному камню: тысячи проходят мимо, пока, наконец, один не поднимет его»⁴³.

Однако даже самый гениальный человек не может выдвинуть проблему, если время для нее не «пришло», если она не «созрела», если нет для нее объективных предпосылок в достигнутом уровне знаний. Родись Ч. Дарвин лет на 500 раньше, когда господствовало представление об абсолютной неизменяемости природы, смог бы он выдвинуть великую проблему происхождения видов растений и животных, их эволюции?

Любой вопрос, даже самый простой, как мы помним, всегда предполагает какие-либо суждения – истинные или ложные. Поэтому и проблема как особая разновидность вопроса имеет свои предпосылки в предшествующем знании. В этом смысле нельзя говорить, что с проблемы начинается познание. Ведь она не способна возникнуть «вдруг», «ни с того ни с сего», на пустом месте. Она не может предшествовать всякому знанию. Но проблема возникает именно внутри знания из его недостаточности или неопределенности и имеет своей конечной целью получение нового знания. Диалектика проблемы и ее предпосылок такова. Ученый, как правило, ставит перед собой лишь ту проблему, которую он в состоянии разрешить. Однако сама проблема возникает лишь тогда, когда предпосылки для ее решения уже содержатся в наличном знании или во всяком случае уже подготавливаются.

«Ядро» проблемы составляет сам вопрос, выраженный в вопросительном (или побудительном) предложении. Он называется «ядром» именно потому, что придает единство всем ее компонентам, подчиняя их себе, выполняя роль «связующего звена» между ними. Его сутью иногда считают «знание о незнании». С таким же успехом можно сказать, что это и «незнание знания».

Далее, проблема потому и называется «проблемой», что она не автоматически обеспечивает определенный результат – приращение знания, а требует более или менее длительного процесса – исследования тех или иных фрагментов действительности. В этом, как уже отмечалось, заключена важнейшая особенность проблемы, отличающая ее от всех других вопросов. На эту особенность указывал еще Аристотель: «Проблема, построенная на рассуждении, – эта та, доводы относительно которой бывают и многочисленными и надлежащими»⁴⁴.

Конечным результатом исследования, принимающего форму рассуждения, оказывается решение проблемы. Это преодоление (разрешение) познавательного противоречия, устранение информационной неопределенности, достижение новой, искомой, «неизвестной» суммы знания.

Таким образом, собственно проблема (ее «ядро» – запрос о какой-то новой информации) по месту ее в системе научного знания находится не в самом начале познавательного процесса и не в самом его конце, а посередине. Она стоит между двумя группами суждений, содержащих утверждение или отрицание и выраженных повествовательными предложениями, и заключает в себе вопрос как логическую форму перехода от одной группы высказываний – известных к другой – неизвестным.

Поэтому некорректно ставить альтернативу, как это иногда делается: «Познание начинается с проблемы или завершается ею?» Здесь снова – в который раз! – проблема «курицы и яйца». С точки зрения теории развития, познание – процесс, и в этом процессе рождаются проблемы, служащие средством его дальнейшего осуществления и выдвижения новых проблем.

Некорректность указанной альтернативы станет еще более очевидной, если учитывать, что в живой практике познания все происходит гораздо сложнее. Так, исходное для данной проблемы знание – само результат решения каких-то проблем. А решение данной проблемы, обеспечивая то или иное приращение знания, становится исходным для постановки новых проблем. Таким образом, постановка и решение той или иной проблемы – лишь отдельный фрагмент бесконечного процесса познания, осуществляющегося по восходящей линии. Но это не прямая, а своего рода спираль, где налицо повторение пройденных ступеней на более высокой основе. Совокупность звеньев «проблема – исследование – решение» образует лишь цикл, виток такой спирали.

Более того, даже внутри этого отдельно взятого цикла на практике нет столь простой, строгой и «унылой» линейной последовательности. Прежде всего, между постановкой и решением проблемы может быть более или менее значительный разрыв. Так, И. Ньютон, открыв закон всемирного тяготения, тем самым поставил проблему природы самого тяготения, но решать ее не стал. Кстати, эта проблема не решена до сих пор. Еще более разителен другой пример: тот же Ньютон в своей «Оптике», кроме прочего, лишь поставил тридцать одну проблему, не предложив никакого их решения. Но они предопределили дальнейшее развитие теории света на долгие годы.

Исходное знание почему-либо может заново пересматриваться и вести к переформулированию основанной на нем проблемы. К этому же нередко приходится возвращаться в процессе исследования, вызванного первоначальной постановкой проблемы.

Решение одной, частной проблемы может вольно или невольно вести к решению общей, даже если она поначалу и не осознавалась, а потому и не ставилась. Так было с выдающимся открытием Н. Коперника, к которому он пришел в результате решения частной проблемы в рамках птолемеевой системы – причин, вызывающих смещение точки весеннего равноденствия.

Наконец, лишь решение проблемы (новое знание) может полностью прояснить суть самой проблемы, оценить ход исследования и даже переосмыслить исходное знание!

В зависимости от цели исследования центр тяжести может переноситься или на постановку проблемы или на ее решение. И тогда их соотношение будет меняться. Одно дело, например, «исходное знание – проблема – новое знание» и совсем иное «проблема – новое знание – проблема». В общественной жизни есть аналог этому. При наличии одних и тех же элементов «товар» и «деньги» последовательность их реализации бывает разной. Либо «товар-деньги-товар», когда происходит обычный обмен товаров (торговля). Либо «деньги-товар-деньги», когда деньги, достигнув определенной величины и став капиталом, способны служить средством для покупки особого «товара» – рабочей силы – и организации капиталистического производства, дающего новую прибыль – деньги.

Все это становится еще более понятным, если исходить из того, что развитие знаний носит далеко не всегда кумулятивный характер. Оно не везде и всюду ведет лишь к постепенному, чисто количественному накоплению все новых знаний. В действительности происходят и перевороты, научные революции, вызывающие более или менее глубокую перестройку всего здания науки и даже временные откаты. Кстати, так происходит и в развитии общества.

Лишь с учетом всей этой сложной объективной диалектики познания можно наиболее правильно и глубоко понять структуру отдельно взятой проблемы в познавательном процессе.

Виды проблем. Научные проблемы весьма неоднородны по своим проявлениям. И обусловлено это не только характером объекта (физического, химического, биологического, социального), который налагает решающий отпечаток на их содержание. Это обусловлено также природой самой проблемы как формы развития знания, ее функциями и структурой.

Так, по своей сущности, т. е. характеру разрешаемых противоречий, проблемы делятся прежде всего на эмпирические и теоретические. Первые связаны с разрешением противоречия между фактами и их истолкованием (эмпирическими обобщениями). Вторые возникают из противоречий внутри теории и предполагают их разрешение.

В зависимости от своей роли в познавательном процессе проблемы подразделяются на главные и производные (или центральные и вспомогательные). Например, мыслитель стремится выяснить: «В чем сущность пространства и времени?» Это главная проблема. Но она распадается на ряд других, производных: «Что такое пространство?»; «Что такое время?»; «Как связаны между собой пространство и время?»; «Каким образом пространство и время связаны с движением материи?» Или: проблема существования внеземных цивилизаций как главная включает в себя в качестве производных: «Одиноки ли мы во Вселенной?»; «Если нет, то в какой части Вселенной осуществлять поиск внеземных цивилизаций?»; «Какими способами, когда и как можно получить ответ?»

С точки зрения структуры проблемы делятся на простые и сложные.

Простые содержат один вопрос, хотя ответ на него может быть далеко не простым. Например: «Есть ли жизнь на Марсе?» Ответ в конечном счете может быть по формуле: «да-нет». Но как долго идет к нему человечество!

Сложные состоят из нескольких вопросов, определенным образом связанных между собой. Вспомним проблему: «Что такое пространство и время?»

Разумеется, относительность указанных делений очевидна. Так, эмпирическая проблема может превратиться в теоретическую, неглавная в главную, сложная в еще более сложную и наоборот.

Предпринимаются попытки выделять научные проблемы и по другим основаниям, даже выстраивать более или менее цельные их классификации. Так, все проблемы иногда делятся на предметные и процедурные; в свою очередь предметные – на эмпирические и концептуальные, а процедурные – на методологические и оценочные. Такая классификация, несомненно, заслуживает внимания.

Иногда выделяются в качестве особых видов реальные и мнимые проблемы. Но на самом деле это не их виды, а качественные характеристики, как не являются видами истинные или ложные суждения, истинные или ложные аналогии, правильно и неправильно поставленные проблемы.

Сказанное в настоящем параграфе важно для понимания теорий, внутри которых возникают и разрешаются проблемы; механизма их функционирования, взаимодействия между собой; динамики их развития.

С учетом всего изложенного становится понятным, почему к проблемам, их постановке и решению предъявляются строгие требования. Вот лишь некоторые из них.

1. Предпосылки для постановки проблемы должны быть истинными. Иначе ее решение может быть затруднено, оказаться ложным или сама она стать неразрешимой. Вспомним: истинность посылок – одно из коренных условий истинности вывода.

2. Предпосылки должны быть необходимыми и достаточными для выдвижения проблемы. Ее необоснованность или недостаточная обоснованность означает логическую ошибку «не следует» и может обесценить дальнейшее исследование. Снова вспомним: правильность строения умозаключения – другое коренное условие получения истинного вывода.

3. Сама проблема должна быть точно сформулирована. Для этого необходимо хорошо владеть научным материалом, чтобы четко отделять известное от неизвестного. Точно сформулировать проблему так же важно, как тезис в доказательстве.

4. Проблема должна оставаться одной и той же на протяжении всего цикла исследования. Неизбежное переформулирование проблемы потребует нового исследования.

5. Проблема должна быть соразмерной исходным данным. Она не может быть ни более трудной, ни более легкой. Иначе это отразится на ее решении.

6. Проблема не должна по своему содержанию противоречить предпосылкам. Наличие такого противоречия – источник противоречий и в ее решении.

7. Решение проблемы должно отвечать ее существу. Иначе говоря, ответ не должен быть ни неполным, ни избыточным.

Знание подобных требований – необходимая предпосылка правильной постановки и решения научных проблем.

Еще одной из важных форм развития знания выступает гипотеза (от греч. hypothesis – основание, предположение).

Она неразрывно связана с предшествующими формами. Ее выдвижение так или иначе предполагает наличие фактов; а сама она направлена на решение той или иной возникшей проблемы. В ходе своего развития гипотеза может превратиться в закон и даже целостную теорию. Этим определяются ее место и роль в системе логического знания.

Изучение гипотезы как формы развития знания особенно необходимо в современных условиях, когда по существу все науки – как естественные, так и общественные – интенсивно развиваются, обрастая лесами все новых гипотез, сменяющих друг друга. В таких условиях незнание логики (как и диалектики) может невольно приводить к выводу, что мы не в состоянии составить себе верную картину действительности.

Правильное понимание гипотезы – необходимое условие корректного оперирования самим понятием, широко распространенным не только в научном познании, но и в повседневном мышлении. Оно имеет самое непосредственное отношение и к юридической сфере.

Возникновение и сущность гипотезы. Как и всякое знание вообще, гипотеза возникает из потребностей практики, прежде всего материально-производственной деятельности людей, а также достигнутого уровня развития научного познания.

Но почему наше знание нередко облекается в столь специфическую форму – гипотезы?

Чтобы понять происхождение гипотезы и ее сущность, необходимо учитывать прежде всего относительный характер человеческого познания вообще. Наличие гипотез – лишь одно из ярких проявлений этой относительности.

Надо также различать два уровня знаний – достоверные и вероятные.

Достоверные – это объективно истинные знания, соответствующие действительности. Мы получаем их прежде всего непосредственно, с помощью органов чувств. Таковы, например, истины факта, составляющие исходное знание любой теории. Достоверные знания могут быть получены и опосредованно, на основе других знаний, через умозаключения и доказательства. Таковы, напомним, выводы всякой правильной дедукции, а также полной индукции.

Однако далеко не все наши знания носят подобный характер. Значительную их долю составляют знания вероятные, т.е. в той или иной степени лишь приближающиеся к истине. И диапазон их тоже весьма широк: от самых смутных догадок, первичных допущений, первоначальных, весьма несовершенных предварительных обобщений до почти твердо установленного, достоверного, истинного знания. Вероятные знания, напомним снова, типичны, в частности, для неполной индукции (особенно популярной!), а также традукции (аналогии).

Если логической формой существования достоверных знаний выступают аксиомы, законы и теории, то логической формой существования вероятных знаний и служат гипотезы.

Будучи всегда результатом предшествующего этапа познания, они становятся, в свою очередь, средством достижения его последующего, более высокого этапа – знания достоверного, истинного.

Отсюда нетрудно вывести, что такое всякая гипотеза вообще. Это форма развития знания, посредством которой осуществляется переход от вероятных знаний к достоверным.

Классические примеры научных гипотез – атомистическая гипотеза строения материи, выдвинутая древнегреческими мыслителями Левкиппом и Демокритом; гипотеза И. Канта о происхождении Солнечной системы; гипотеза А. Опарина о возникновении жизни на Земле.

Как наиболее общий результат предшествующего процесса познания, гипотеза облекается в форму отдельного суждения (высказывания) или совокупности взаимосвязанных суждений. Поэтому, подобно всякому суждению, она объективно может быть истинной или ложной, т. е. соответствовать объективной действительности или не соответствовать ей. Однако субъективно это до поры до времени еще не известно: ее фактическая истинность или ложность на данном этапе познания логически не выявлена, це установлена, не доказана. Поэтому она лишь условно принимается (признается) за истинную. Для чего это делается? Чтобы можно было использовать ее в качестве логического средства для дальнейшего движения к достоверному знанию – закону или даже теории.

Эту своеобразную познавательную ситуацию для наглядности можно уподобить известной юридической ситуации, с которой связана презумпция невиновности. Обвиняемый в совершении преступления объективно, фактически виновен или невиновен, т. к. он либо совершал преступление, либо не совершал его. Но до поры до времени это неизвестно. Поэтому каждый такой обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Такая предпосылка (презумпция!) необходима, чтобы побудить обвинение перенести центр тяжести на доказательство виновности. Но она вовсе не означает, будто обвиняемый приобретает статус действительно невиновного.

По отношению к гипотезе, до тех пора пока ее истинность (или ложность) не установлена, применяется аналогичная предпосылка – презумпция истинности. Гипотеза считается истинной, пока не доказано обратное. Но ясно, что как бы мы ни принимали ее за истинную, от этого она еще не обретает статуса действительной истины, доказанного теоретического положения, достоверного знания. Она сохраняется известное время лишь в качестве предположения – предварительно выдвинутого положения, условного высказывания, вероятного знания, подлежащего дальнейшему обоснованию и превращению его в знание доказанное, достоверное, категорическое – действительно истинное (или ложное).

Как и всякое суждение вообще, гипотеза имеет свою языковую форму. Это отдельное предложение или совокупность взаимосвязанных предложений. Но ее «знаки отличия» или «опознавательные знаки» заключены в особых языковых средствах выражения – таких словах или словосочетаниях, как «предположим, что ...», «допустим, что ...», «вероятно, что ...» и т. д. и т. п., широко распространенных в научной литературе и повседневной практике мышления.

Назначение гипотезы и ее структура. Гипотезы играют громадную роль в научном познании – открытии законов, создании и развитии теорий. Можно сказать без преувеличения, что без них не обходится практически никакое научное исследование. При этом чем крупнее ученый, тем более смелые гипотезы он выдвигает и тем более значительными оказываются их последствия. Так, уже упоминавшаяся атомистическая гипотеза строения материи Левкиппа и Демокрита наложила сильнейший отпечаток на все последующее развитие естествознания, самых различных его отраслей. Гипотеза И. Канта о происхождении Солнечной системы из первоначальной гигантской туманности пробила серьезную брешь в господствовавшем до того представлении об абсолютной неизменяемости природы. Гипотеза А. Опарина о происхождении жизни на Земле позволяет проследить этапы естественного процесса становления живой материи из неживой.

Многие ученые прямо высказывались о роли и значении гипотез в научном познании, хотя и выражали к ним разное отношение. Так, известно будто бы отрицательное отношение И. Ньютона к гипотезам, выраженное им в афоризме: «Гипотез не измышляю». Однако в действительности как подлинный ученый он избегал лишь надуманных, произвольных, чисто умозрительных гипотез, выходящих за пределы наблюдений и экспериментов. И в то же время не отрицал гипотез научных. Он лишь подчеркивал: «... Гипотезы должны подчиняться природе явлений, а не пытаться подчинять ее себе»⁴⁵. В своей же научной практике Ньютон широко пользовался гипотезами. В форме гипотезы первоначально был сформулирован открытый им закон всемирного тяготения; гипотетический характер носило его учение о корпускулярной природе света; он предлагал гипотезу о существовании эфира – для объяснения дальнодействия и др.

Ч. Дарвин, выдвинувший замечательную эволюционную гипотезу происхождения видов растений и животных вообще, человека в частности, подчеркивал: «...Я не могу удержаться от того, чтобы не составить себе гипотезу по всякому вопросу»⁴⁶.

Ф. Энгельс, философски обобщая опыт развития естественных наук своего времени, прямо называл гипотезу «формой развития естествознания»⁴⁷. Эта характеристика оказалась вполне приложимой и к развитию общественных наук.

Гипотезы высоко ценили многие наши соотечественники. Так, М. Ломоносов указывал, что гипотезы представляют собой единственный путь, которым величайшие умы дошли до «открытия самых важных истин». Д. Менделеев подчеркивал: «Гипотезы облегчают и делают правильною научную работу, как плуг земледельца облегчает выращивание полезных растений»⁴⁸. К. Тимирязев полагал, что даже ложная гипотеза имеет положительное значение для познания: «...В случае ее опровержения остается одним возможным объяснением менее, ограничивается число остающихся объяснений, сужается круг, приближающий нас к единственному центру-истине»⁴⁹.

Какие конкретно функции выполняет гипотеза? Еще до тех пор, пока она не превратится в достоверное знание (теорию), ей уже присущи все основные функции теории.

Прежде всего, это познавательная функция, хотя соотношение ее элементов – описательного, объяснительного и предсказательного – может быть самым различным. Гипотеза, возникнув, несомненно, уже означает приращение знания, хотя поначалу и в форме вероятного.

Все более или менее общие гипотезы выполняют и мировоззренческую функцию. Например, атомистическая гипотеза способствовала утверждению материалистического понимания природы. Подобную роль сыграла гипотеза Н. Коперника о гелиоцентрической системе мира. А, например, гипотеза И. Канта о происхождении Солнечной системы способствовала утверждению диалектического воззрения на природу. Такую же роль сыграла эволюционная гипотеза Ч. Дарвина.

Гипотеза может выполнять методологическую роль. Это ясно видно уже из самого названия одного из важнейших методов познания в естественных науках – «гипотетико-дедуктивного метода». Его успешно применял еще Г. Галилей. Ныне он широко используется в математике и естественных науках.

Наконец, гипотеза может служить определенным социальным силам общества, выполняя тем самым идеологическую функцию. Например: гипотезы «мировой души», «мирового разума», «Бога» и др. или противоположные им материалистические и атеистические гипотезы.

Понятно само собой, что соотношение этих функций в каждом отдельном случае может быть различным, демонстрируя не только исторически-конкретный характер человеческого познания, но и его сложность.

Гипотезы находят широкое применение и в юридической сфере, наполняясь, правда, специфическим смыслом. Так, юристы говорят о «гипотезе правовой нормы». Этим выражением обозначается одна из важнейших составных частей правовой нормы – указание на то, когда и при каких условиях она вступает в действие и на кого распространяется. Нередко эта часть выражается словами «Если..., то... ».

В юридической литературе и практике иногда используется выражение «гипотеза ad hoc» (к случаю). Под ним разумеется гипотеза для объяснения отдельных фактов или «казусов» и юридического решения того или иного прецедента.

Сами гипотезы широко используются в виде версий в следственной и судебной практике –при раскрытии преступлений. Однако их применение здесь строго ограничено законом. Так, в Уголовнопроцессуальном кодексе Российской Федерации подчеркивается, что к недопустимым доказательствам относятся «показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе» (Ст. 74). Обвинительный приговор «не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом обстоятельств» (Ст. 302, см. также ст. 14).

Чтобы выполнять свое предназначение в научном познании, гипотеза обладает соответствующей структурой.

Прежде всего, как это явствует уже из самой этимологии слова «гипотеза», – это предположение, предварительно высказанное положение, т. е. отдельное суждение, выраженное в языке предложением: «На Марсе, возможно, есть жизнь»; «Органическая материя, вероятно, возникла из неорганической»; «Можно предположить, что человек произошел от высокоразвитой породы обезьян».

Однако суждением структура гипотезы не исчерпывается. Необходимо учитывать, что это суждение, образующее ее ядро, – не непосредственное знание (которое может быть получено с помощью органов чувств), а опосредованное, выводное, добытое путем умозаключения или доказательства. Следовательно, всякая гипотеза имеет свои предпосылки в других знаниях, которые выступают ее посылками (если это умозаключение) или основанием (в доказательстве).

Однако, как форма выводного знания, гипотеза имеет свои особенности. Во-первых, ее посылки (основания) еще недостаточны для получения истинного вывода (следствия, или тезиса). А во-вторых, сам вывод носит лишь вероятный характер. Таким образом, отношение логического следования здесь – не строгое, а ослабленное. Подобное умозаключение (или доказательство) называют «гипотетическим».

В свою очередь гипотеза сама имеет свои следствия.

Сложность структуры гипотезы – лишь отражение сложности той роли, которая возлагается на нее в познавательном процессе.

Виды гипотез. Все многообразие гипотез можно подразделить на следующие основные группы, или виды.

Так, в зависимости от преобладающей стороны познавательной функции, которую выполняют гипотезы, можно выделить описательные, объяснительные и предсказательные.

Описательные гипотезы необходимы для первичного упорядочивания какого-либо эмпирического материала, построения возможной модели изучаемого объекта. Таковы, например, предположительные описания в астрономии какой-либо планеты (Венеры и т. д.), гипотеза строения той или иной социальной группы или общности в социологии.

Объяснительные гипотезы нацелены на раскрытие причинно-следственных и других закономерных связей и отношений. Примерами могут служить гипотезы о возникновении нашей Вселенной из необычайно плотного «первоначального» состояния, о возникновении человека и образовании человеческого общества.

Предсказательные имеют целью установить существование каких-либо ненаблюдаемых объектов, их свойств, связей и отношений. Пример: гипотеза Д. Менделеева о существовании еще неизвестных химических элементов.

Само собой разумеется, что подобное деление весьма условно. Описательная гипотеза может содержать элементы объяснения мыслимого объекта, а объяснительная – стать основой предсказания.

С точки зрения структуры гипотезы делятся на простые и сложные. Это зависит прежде всего от степени сложности исследуемого объекта. Они могут сводиться к одному суждению, но могут заключать одновременно и несколько – о различных сторонах объекта.

По степени общности различаются общие, частные и единичные гипотезы. Например, атомистическая гипотеза – общая (и притом весьма общая!), поскольку она касается строения любого материального объекта Вселенной. А корпускулярная гипотеза света, основанная на общей атомистической гипотезе, – частная, так как относится лишь к одному из видов физических объектов – световым явлениям. Гипотеза же о Тунгусском метеорите – единичная: в ней идет речь лишь об одном определенном событии в истории нашей Земли.

Однако и это деление относительное. Так, гипотеза происхождения Солнечной системы – общая, ибо касается всего класса планет этой системы, и в то же время единичная, поскольку относится лишь к одной из планетных систем. Или: гипотеза происхождения жизни на Земле – единичная, так как имеет отношение к одной из планет Солнечной системы, и вместе с этим – общая, ибо затрагивает происхождение всего многообразия видов растений и животных на нашей планете.

По месту и значимости в каждом конкретном научном исследовании можно говорить о рабочих и итоговых гипотезах. Рабочие необходимы для предварительного, «чернового» обобщения имеющегося материала. Итоговая – заключительная, наиболее вероятная гипотеза, формулируемая уже «набело».

Особой разновидностью гипотезы выступает версия (от лат. versio – видоизменение, поворот). Под ней понимают предположение об отдельном предмете или явлении, о человеке и его действиях. Существуют версии о происхождении славян, слова «Русь», названия «Москва». Издается даже специальная еженедельная популярная газета «Версия», в которой дается предположительный анализ тех или иных отдельных событий: крушения поезда, автокатастрофы, похищения или убийства человека.

Наиболее широко используются версии в юридической сфере. Они называются здесь «судебно-следственными версиями». Это предположения следователя или суда о возможном преступнике, о причинах преступления, его мотивах и т. д. Зачастую выдвигается несколько версий или наряду с версией – контрверсия. Например, в случае падения самолета или вертолета предполагается действие или природного, или технического, или человеческого факторов либо того или иного их сочетания. Бывают и особенно сложные случаи. Так, в связи с гибелью атомной подводной лодки «Курск» (август 2001 г.) было выдвинуто 18 версий, из которых 17 оказались отвергнутыми, и была признана лишь одна – взрыв учебной торпеды.

Знание видов гипотез, в том числе версий, – необходимое условие их умелого использования в практике научного и повседневного мышления, особенно юридического.

Построение и проверка гипотезы. В «жизни» и развитии гипотезы можно выделить два основных этапа: выдвижение ее в ходе научного познания и установление ее истинности или ложности.

Выдвижение гипотезы – не единовременный акт, а более или менее длительный и сложный процесс ее построения. Он предполагает использование различных логических средств: анализа фактического и теоретического материала и его синтеза. Нередко решающую роль тут играет интуиция.

На этом этапе к гипотезе предъявляется ряд требований, обеспечивающих в совокупности условия ее состоятельности. Основными из них служат следующие.

1. Гипотеза должна охватывать всю совокупность явлений, для объяснения которых она выдвигается. Выполнение этого требования обусловливает более высокую степень ее вероятности.

2. Гипотеза не должна противоречить достоверно установленным знаниям. Такое требование направлено на сохранение накопленного фонда истинных знаний.

3. Об одном и том же объекте должны быть выдвинуты все возможные гипотезы. Это предостережет от односторонности или даже ошибочности его объяснения.

Другой этап – установление истинности или ложности гипотезы. Это ее проверка – подтверждение или опровержение. Если на первом этапе гипотеза есть лишь следствие каких-то оснований, то на втором она сама служит основанием. На этом этапе осуществляется выведение следствий из выдвинутого предположения и последующая проверка этих следствий на том или ином фактическом либо теоретическом материале. В этой связи особую роль играет «experimentum crucis» – решающий опыт, после которого гипотеза должна быть принята или отвергнута.

По времени это нередко еще более продолжительный этап. Достаточно вспомнить атомистическую гипотезу, которая просуществовала около 2,5 тысячи лет, или геоцентрическую систему Птолемея, господствовавшую почти 1,5 тысячи лет. И даже пришедшая на смену последней гелиоцентрическая система Н. Коперника на протяжении еще трех столетий оставалась гипотезой, хотя и в высшей степени вероятной. Лишь своего рода «experimentum crucis» – открытие планеты Нептун – окончательно превратил ее в теорию.

На новом этапе к гипотезе предъявляются и новые требования. Вот наиболее важные из них.

1. Гипотеза должна быть принципиально проверяемой. Это требование нацелено прежде всего на недопущение или устранение гипотез о сверхъестественном, недоступном чувственном познанию и рациональному объяснению, а также их практической проверке.

2. Из гипотезы должно быть выведено как можно больше следствий. Это необходимо, чтобы полнее сопоставить гипотезу с действительностью, человеческой практикой.

3. Следствия должны быть выведены из всех возможных гипотез. Только в этом случае можно определить наиболее вероятную из них.

Без соблюдения всех требований к гипотезе как на первом, так и на втором этапах она не может претендовать на статус «научной». Наоборот, соблюдение этих требований, во-первых, кладет грань между научной гипотезой и простой произвольной догадкой (тем более – вымыслом); а во-вторых, открывает возможность для превращения ее в конечном счете в научный закон или целостную теорию.

До сих пор формы развития научного знания – факт, проблема, гипотеза – в методических целях рассматривались порознь, каждая в отдельности. Однако в реальном процессе познания они не существуют изолированно друг от друга, а тесно связаны между собой. Эта связь иногда представляется как процесс последовательного перехода от одной формы к другой, «более высокой»: от факта к проблеме, от проблемы к гипотезе, от гипотезы – к закону или теории. Но такое «линейное» представление о развитии научного познания носит односторонний, а следовательно, ограниченный характер. В действительности, все формы развития научного знания взаимодействуют между собой, и между ними есть не только прямая, поступательная, но и обратная связь. Не только факты рождают проблему, но и постановка проблемы нередко влечет за собой поиск и открытие новых фактов. Не только проблема ведет к гипотезе, но и выдвижение гипотезы ставит перед познающим новые проблемы. И не только от гипотезы пролегает путь к закону и теории, но и закон в отдельности, и теория в целом служат источником для выдвижения новых гипотез.

Более того, связи между формами развития знания могут быть как непосредственными, так и опосредованными. От факта мысль может двигаться не только к проблеме, но и к гипотезе, закону или теории в целом. Причем она может двигаться не только опосредованно, через проблему и гипотезу, но и непосредственно, напрямую. От проблемы мысль может идти не только к гипотезе, но и опять-таки к закону или теории, и не только через посредство гипотезы, но и прямо.

В свою очередь, теория в целом – не только конечный результат, заключительный «аккорд» взаимодействия всех форм развития знания (после которого остается только сидеть сложа руки и молча, изумленно, с восхищением взирать на добытое сокровище), но и начало нового витка познания. Это не только цель, но и средство дальнейшего осуществления познавательного процесса. В сколько-нибудь развитом обществе, где более или менее развиты науки, все формы развития знания функционируют не до теории, не вне ее, не помимо нее, а в ней самой – внутри нее, в ее рамках. Следовательно, более или менее развитая теория всякий раз – это и источник, и основа, и движущая сила открытия и исследования новых фактов, постановки новых проблем, выдвижения все новых гипотез.

В этом – лишь проявление всей великой диалектики человеческого познания, его сложности и противоречивости, его движения от явления к сущности, от одной сущности к другой, более глубокой. И так – до бесконечности, пока будет живо Человечество.