VIII. Управление и хозяйство церкви

Причт собора, как и всех других не только приходских, но и казенных церквей, подлежит ведению епархиального начальства, при посредстве благочинного данного округа, и перебывал уже во многих благочиниях: сперва Никольском-Морском, Казанском, Скорбященском, Пантелеймоновском; затем имел самостоятельное благочиние в среде окружающих его казенных церквей, с благочинными, настоятелями собора, Окуневым и Протопоповым; потом 10 лет числился центром благочиннического округа, во главе с настоятелями же Красноцветовым и Сперанским; наконец ныне находится в благочинии Христорождественской Песковской церкви. Конечно, влияние управления светского начальства заметно отражается и на нем, что можно усмотреть даже и из одного открытия и закрытия сверхштатной священнической вакансии, из назначения квартир и изменения их и т. п. За то сам храм совсем изъят из порядка обыкновенного епархиального управления.

Уже самое положение 1835 г., по пункту 1, дав собору двойственное назначение, поставило его в исключительные отношения к епархиальной власти, а по пункту 7 и совершенно устраняло ее влияние. Правда, мысль составителей положения не простиралась так далеко, а ограничивалась только устранением лишних для епархиальной власти затруднений, в поддержании храма, с принадлежащими к нему сооружениями, в надлежащей исправности и в ведении хозяйственной, довольно сложной части, на средства, специально назначенные из сумм Государственного Казначейства, которые, по значительности своей, требовали и ближайшего государственного контроля. Но общие черты положения, не выясненные в частностях, повели к спутанности отношений и к тем затруднениям, которых хотели избежать. Не будь у собора прихода, он стал бы в ряд и положение, общее всем церквам казенных ведомств, получающим от них и себе, и причту средства содержания и вполне от них зависящим. Но Государю Императору благоугодно было, дав эти средства собору, назначить его и приходской для окрестностей церковью, чем вводился он в круг общего епархиального управления.

Причисление прихода к собору необходимо предполагало и церковного старосту, как блюстителя церковного хозяйства. И хотя в отчисленных 16 дворах, составлявших соборный приход, не нашлось ни одного человека, который бы мог и пожелал принять на себя должность церковного старосты, однако причт приискал церковного старосту из чужих прихожан в лице купца А. Караваева, который благодушно и с самопожертвованием нес службу при соборе, до самой своей смерти, в течение 8 лет.³² С избранием старосты явилось два хозяйства, без строгого определения их границ, что неминуемо вело их к столкновению: и та, и другая сторона, естественно, могли ждать расширения своих прав. Это не замедлило обнаружиться с самого начала. Так смотритель вдовьего дома, статский советник Бунин, еще от 4 июля 1835 г., получил сообщение,

что генерал-адъютант Адлерберг известил председателя Опекунского совета, что «Государь Император повелеть соизволил, дабы пред освящением сдать всю церковную утварь, для собора приготовленную, при депутате от оного Совета, в ведение коего поступает собор, под расписку назначаемого к оному духовенства и при засвидетельствовании его, депутата». Поэтому и почетный опекун, поручая ему, Бунину, принять от Комиссии собор с зданиями, к оному принадлежащими, предписывал «пригласить к тому (т. е. к приему) духовенство собора и церковного «старосту». Между тем Бунин, условливаясь с назначенным от Комиссии депутатом с. с. Серовым о времени этого приема, просил его известить о том заблаговременно, «сколько потому, чтобы ознакомиться с предметами, столько и потому, чтобы пригласить тех лиц (причт) с церковным старостой, ежели откроется в том надобность, по участию оных в сем «деле». Впрочем, здание собора, что можно видеть по распискам на описях, принято смотрителем, при засвидетельствовании протоиерея и старосты церковного; утварь, иконы, ризница, книги церковного круга и вещи внесенные (не относящиеся к богослужению) приняты в заведывание священнослужителями и старостой, с их расписками, при засвидетельствовании Бунина. Нo от принятия зданий, принадлежащих собору, из которых в одном должны были и поместиться священно-церковнослужители, причт все-таки был устранен. Так надобно полагать потому, что на этих описях нет расписок ни причта, ни старосты. Отсюда и вышло то, что, не говоря о стеснительности и неравномерности помещений, при доме не оказалось таких служб (как-то: навесы для дров, отдельные чердаки, баня, чуланы, кладовые, сараи, сеновалы, конюшни и пр.), исполнения которых почетный опекун требовал от Комиссии³³. В прочем и те описи, по которым священнослужители и церковный староста приняли в свое заведывание и хранение утварь и ризницу, им не оставлены, а отобраны смотрителем Буниным, и лишь в последствии, по неоднократному настоянию причта, доставлены ему в копиях. Описи же зданию собора и дома для духовенства, равно как планы их и фасады, остались духовенству не сообщенными. А о том, что есть земля при соборе, причт, кажется, не имел и понятия; почему в клировых ведомостях, всегда писал и пишет, что «земли при соборе никакой не имеется»: хотя почетный опекун Апраксин не без основания спрашивал у Комиссии о количестве земли соборной, а Комиссия, со своей стороны, предлагала архитектору Стасову, между прочим, о снятии копии с плана и «земли собора с определением границ». Он же, почетный опекун, поставлял в обязанность Комиссии приготовление двух железных сундуков о 12 или 16 запорах, одного для хранения денег церковного дохода и книг, а другого для хранения планов, фасадов, рисунков, документов, шнуровых книг и сумм, по штату на собор отпускаемых. Сундуки действительно есть, и первый выполняет свое назначение, но в последнем никогда не хранились ни планы, ни фасады, ни документы, тем более – штатные суммы, а хранится в нем одна церковная утварь.

Светское начальство, получившее в свое заведывание собор, не только отклоняя духовенство от участия, но даже и не сообщая ему никаких сведений о делах внешнего хозяйства по собору, само по временам пользовалось случаями вмешиваться, или, по крайней мере, заявлять желание участвовать во внутреннем, собственно церковном хозяйстве. Так оно, как показано выше³⁴, просило и рассчитывало, что ему дозволено, будет на сверхштатные расходы удерживать из церковных доходов такое количество денег, какое потребуется в течение года, чего нельзя было бы достигнуть без получения в полное свое заведывание всех церковных сумм. Подобного рода желание выражено было и по отношению к имуществу упраздненной монастырской церкви св. Марии Магдалины. Обстоятельства дела были таковы: так как Воскресенский Новодевичий монастырь давно уже был закрыт, и причт, состоявший при церкви оного, оставался единственно для преподавания уроков по Закону Божию, богослужения и совершения треб в двух воспитательных заведениях: Обществе благородных девиц и Александровском училище, носивших общее прежнее наименование «Смольного монастыря»; то с перемещением причта от монастырской церкви к собору, с теми же самыми обязанностями по отношению к Смольному, в этой церкви не настояло уже никакой надобности, тем более, что, будучи деревянной и построенной в 1796 году, через 40 лет существования, она не могла отличаться крепостью, потому и предположено было ее упразднить, при чем имелось в виду часть находившейся в этой церкви утвари поместить в число приготовлявшейся для собора. С этой целью министр финансов просил преосвященного митрополита, «для благовременного подновления и произведения нужных исправлений, приказать передать ту утварь в ведомство строительной Комиссии Министерства финансов», что и предписано было (указ дух. консист. от 24 мая 1835 г.) исполнить священно-церковнослужителям Смольного монастыря. Причт с церковным старостой своевременно уведомили строительную Комиссию о таком предписании, но ответа не получили, и как из утвари, так и из ризницы монастырской церкви Комиссией ничего не было принято; и уже только по освящении собора, членами ее словесно было объявлено священнослужителям, что «Комиссия предоставила им самим сделать исправление на счет церковных доходов». О таком распоряжении Комиссии причтом и доведено было до сведения консистории от 9 и 16 декабря 1836 г. Но так как первоначальные суммы при соборе кружечные и кошельковые были очень незначительны и не покрывали даже самых необходимых церковных расходов, так что церковный староста вынужден был, для церковной экономии, на свой счет покупать красное вино, муку для просфор, ладан и деревянное масло, на что в первое трехлетие употребил 2996 руб. ассигн., а сумму церковную, за прочими расходами, довел до 2678 руб. асс., то в первые три года причт и не приступал к переделке вещей, поступивших в собор из монастырской церкви, а частью (напр. ризницу) употреблял в том же виде, частью же (каковы: утварь, иконы, оклады) хранил по имевшимся у него описям, до приобретения возможности исполнить предположение Комиссии. Не так казалось это светскому начальству, которых явилось теперь уже два: кроме конторы вдовьего дома, контора Мариинского межевого училища, неизвестно какими судьбами из здания, принадлежавшего собору, обратившаяся в учреждение, подчинявшее себе собор. Смотритель первого дома с. с. Бунин, отобравший все описи по собору, стал требовать от причта описи и всего имущества церкви св. Марии Магдалины и уведомления как о состоянии оного, так и о распоряжении на исправление и переделку некоторых вещей. Старший надзиратель межевого училища, титулярный советник Затолокин, со своей стороны, также потребовал подробного сведения о вещах, назначенных в переделку и ветхих к исключению. Требования эти касались уже не только внутреннего хозяйства церкви, но и таких предметов, которые составляли собственность монастырскую, ведомства исключительно епархиального. Поэтому причт с церковным старостой ответил тому и другому, что «по неимению предписаний от своего начальства и уведомления от строительной Комиссии на передачу им гг. смотрителю и надзирателю помянутых вещей, оные не могут быть удовлетворены». Вместе с тем, чтобы предотвратить на будущее время такие столкновения, причт, испрашивая разрешение на переделку, возобновление, продажу и раздачу вещей из Мариинской церкви, спрашивал и о том, «кому заведывать суммами и имуществом собора – Мариинскому ли сиротскому заведению, или причту собора со старостой»? Нет основания думать, чтобы причт, предлагая этот вопрос, имел в виду штатные суммы, которые Высочайше утвержденным положением вверены были в заведывание начальству вдовьего дома: он отстаивал только те, которые, по тому же положению и по указу Св. Синода об избрании церковного старосты (от 5 декабря 1834 г., № 14079), должны были находиться в его ведении, без всякого вмешательства со стороны начальства, заведовавшего суммами штатными. Но Духовная консистория приняла вопрос в общем смысле, и в указе своем от 30 ноября 1836 г., № 7437, сопоставив пункты 1 и 7 Положения и 4 и 5 пункты Инструкции церковного старосты, и приняв во внимание, что, по предписанию министра финансов строительной Комиссии, утварь, ризница и вещи, внесенные в собор, перед освящением его, приняты самим соборным причтом, под его расписку, при чем от Опекунского совета находился только депутат, – положила: «Воскресенский собор всех учебных заведений, по штатным суммам и расходованию оных, должен состоять единственно в ведении начальства, существующего при оном вдовьего дома, а по делам и имуществу церкви, куда относится утварь, ризница, сборы свечной, кошельковой и проч., по примеру прочих соборов, в заведывании местных священно-церковнослужителей и старосты церковного, которые и обязаны иметь в своем наблюдении все имущество церковное, и собственно церковные расходы, расходы же ремонтные и строительные относительно зданий собора и домов к оному принадлежащих, должны оставаться на попечении того же начальства, которое и имеет определенные на сей предмет суммы». О таком определении сообщено и в Опекунский совет, и там, по-видимому, положено строгое разграничение между церковными хозяйствами; но только, по-видимому, потому, что само же епархиальное начальство, указом от 10 ноября 1839 г., разрешая причту и церковному старосте сделать употребление из монастырской утвари и ризницы, по их предположениям, согласилось и на такое их предложение: «А дабы Мариинское отделение не возымело претензии по заведыванию его хозяйственной частью: то пригласить оное к пересмотру всего того имущества, и, на основании 12 пункта Высочайше утвержденной церковным старостам инструкции, к совещанию по сему предмету и подписи общего приговора, как бывает в церквах приходских». Впрочем, после упомянутого выше определения, возникшие было, препирательства надолго прекратились, да и само отношение к светскому начальству несколько изменилось: вместо конторы вдовьего дома, стала заведывать собором контора Мариинского сиротского отделения, на сношение с которой «по хозяйственности о предметах, принадлежащих к содержанию причта и дома церковного», и дано дозволение настоятелю собора указом консистории от 20 января 1838 г., за № 175. Таким образом, с разрешения епархиального начальства и при наблюдении благочинного, из серебряных и медных вещей упраздненной монастырской церкви, оказавшихся или ненужными или негодными к употреблению, продано на сумму 1260 р. 47 коп. сер.,³⁵ а вновь приобретено для собора на 1428 руб. 78 коп. Несколько вещей вошли в состав соборного имущества, как-то: крест напрестольный, Евангелие, немногие из облачений и церковный круг богослужебных книг; остальные за тем, по ненадобности, розданы в беднейшие финляндские церкви.³⁶

Такой порядок дел установился и на последующее время. За ремонтом собора и дома наблюдала контора Мариинского межевого училища; она же, по представлениям причта, восполняла и церковную ризницу; в утвари недостатка не было. Причт и староста не имели никакого отношения к штатным суммам, не имели и сведений ни о приходе, ни о расходовании оных, а потому не могли вмешаться в это дело даже и тогда, когда и в 3073 руб. 15 коп., назначенных ежегодно для образования капитала большого ремонта, отнято было 2237 руб. 15 коп., на чуждый совершенно собору предмет. И светское начальство не требовало отчетов в суммах собственно церковных, из коих свечная прибыл отсылалась по назначению, а кружечная и кошельковая употреблялись на предметы, необходимые при Богослужении, из коих одно освещение поглощало чуть не половину; на эти же суммы производились мелкие починки утвари и ризницы. А так как, несмотря на скудость этих доходов, при рачении и пожертвованиях старост, с течением времени образовались небольшие остатки, то время от времени они употреблялись на приобретение предметов, в которых чувствовалась потребность для храма, но которые не входили в соображения комиссии, а также на вспомоществование членам причта и их сиротствующим семействам. Так, по первоначальному устройству, в соборе не было других икон, кроме шести местных, расположенных в иконостасах трех приделов, и трех икон праздничных, помещавшихся на особо устроенных аналоях. Но и это малое количество икон, судя по обширности храма, находилось на солее, которая возвышена на 14 ступеней и ограждена балюстрадам, куда вход, по известным постановлениям, кроме случая приобщения, мирянам возбранен, а в соборе это соблюдалось с особенной строгостью³⁷. Между тем, наш простой народ, из которого, по преимуществу, и образовался соборный приход, сам любит ставить свечи пред иконами, чего он не мог бы делать в удовлетворение своей религиозной потребности, когда доступ к иконам для него был загражден. Да если бы был и открыт, то без лестниц и подставок невозможен. При том и мест для свечей во всех лампадах и подсвечниках пред иконами оказывалось не более 80. От того, в первые годы, при самом блестящем положении собора, свечная продажа едва достигала 35–36 пудов в год. Для пополнения этого недостатка, с течением времени, начали ставиться иконы на приличных местах среди самого храма на особых аналогиях, украшенных позолоченной резьбой, а пред ними были поставляемы вновь устроенные подсвечники, сами же иконы украшаемы сребропозлащенными ризами или такими же окладами. Таких икон по собору, кроме трех храмовых, ныне 18, но у некоторых аналогии заменены в позднейшее время иконостасными рамами или киотами³⁸. Все это, большей частью, устроено на церковный счет, хотя есть пожертвования церковных старост и доброхотных дателей. Собор с самого начала достаточно был снабжен утварью: поэтому она пополнена очень немногими предметами. Но утварь, приготовленная комиссией для собора, нередко была исправляема. Так подсвечники, а особенно напрестольные канделябры, по замечанию покойного протоиерея Сперанского, на починку свою потребовали почти не меньшей суммы, чем на свое устройство. Не обходилась без починки и исправлений и ризница; так на исправление одного № 2 пунцовой бархатной крестовой ризницы в 1860 г. употреблено было церковной суммы 390 р. Но вновь, по прямому положению штатов, обеспечивавшему ее поддержку, она на церковную сумму не строилась, исключая нескольких простых вседневных облачений, покровов для умерших, пелен, воздухов и подобных мелочей³⁹. Впрочем, на это и не требовалось пожертвований из сумм соборных. Так, когда, по прошению священника Максимова о вспомоществовании ему от церкви, консистория, указом от 30 мая 1850 г. № 2859, предписала местному настоятелю, протоиерею Раевскому, обратиться к директору Мариинского межевого училища, имеющему участие в заведывании хозяйственной по собору частью, – с вопросом: не требуются ли церковные суммы для исправления каких-либо нужд церковных; то сей последний, от 8 июня того же года, № 227, отвечал, что «в сумме церковного кошелькового сбора в Соборе всех учебных заведений надобности никакой не имеется, ибо Опекунским Советом все потребности исполняются из сумм по штату положенных».

Но как в продолжение 20 – 25 лет нельзя было поддержать ризницы одними исправлениями и починками, то причт неоднократно обращался с представлениями к начальству, заведующему ремонтным капиталом, о ее положении. Так еще в 1845 г. декабря 31 он относился в контору Мариинского межевого училища, что «сделанная для воскресных дней и меньших праздников парчовая ризница, а для повседневного служения, поступившая из упраздненной церкви св. Марии Магдалины, пришла в совершенную ветхость». Посему, на основании Высочайше утвержденного положения о соборе, просил о постройке оной вновь, при чем объяснял, «что праздничная ризница нешвенная (№ 1) и в высокоторжественные дни употребляемая пунцового бархату (№ 2) хотя возобновления не требуют, но ежели необходимость заставит употреблять ее и в воскресные дни, то в непродолжительном времени и она придет в ветхость». Почетный опекун Чертков, «находя требование священнослужителей собора справедливым», ходатайствовал перед Опекунским советом об употреблении на этот предмет 5956 руб. 75 коп. «из суммы, отпускаемой ежегодно из кабинета Его Величества по 2501 руб. 72 коп., собственно на сей предмет , как значится в 4-м примечании к штату собора. , высочайше утвержденному 31 день мая 1835 r.». А Опекунский совет, выведши на справку это примечание и общую сумму ремонтного капитала, к 1 января 1846 г. составлявшего 39 697 руб. 44 коп. в журнале, от 19 февраля того же года № 628, положил: «Исчисленные по предлагаемой ведомости на сделание ризницы для Собора всех учебных заведений 5956 р. 75 коп., отпустить в Мариинское межевое училище из капитала, на большой ремонт составленного». Точно такой же ход дела был, когда по требованию епархиального начальства, в 1850 г. надобно было устроить для собраний на молебствия в высокоторжественные дни, облачения из золотого глазета с серебряными крестами. Относясь о сем требовании в контору межевого училища от 15 декабря того же 1850 г. настоятель собора, протоиерей Раевский, предполагал устроить эту ризницу только «в таком количестве, в каком она могла бы быть употребляема и в соборе, а именно: четыре ризы с епитрахилями, два стихаря с орарями и три стихаря без орарей». Но почетный опекун, граф Кушелев-Безбородко не ограничился этим, а представляя об этой просьбе в Опекунский совет (от 21 февраля 1851 г. № 58), прибавил: «Вообще ризница Собора всех учебных заведений незначительна и приходит в ветхость, то я нахожу необходимым устроить полный комплект риз с одеждой на престол вышесказанного глазета, и именно полное облачение для пяти священников, двух диаконов и трех дьячков, одежды на престол, жертвенник и аналои с пеленами». И на сей раз Опекунский совет, выведши в справке, что «вследствие, представления г. Почетного опекуна Черткова, по журналу Опекунского совета от 19 февраля 1846 г. отпущено в Мариинское межевое училище из капитала на большой ремонт составленного, 5956 руб. 75 коп., для возобновления при Соборе всех учебных заведений ризницы» и что «для сего собора числится в сохранной казне к 1 января 1851 г. с процентами 43577 руб. 29 ^1/₂ коп.», журналом от 27 февраля 1851 г. № 861 положил: «исчисленные по приложенной ведомости для Собора всех учебных заведений 2783 руб. 217 коп. на устройство ризницы из золотого глазета отпустить в Мариинское межевое училище из капитала на большой ремонт составленного».

Но ризница, назначенная к употреблению исключительно в высокоторжественные дни, конечно, никаким образом не могла служить подспорьем прочей ризнице, которая, по засвидетельствованию самого Почетного опекуна, уже в 1851 году приходила в ветхость. Между тем, последовавшая в это время частая смена настоятелей (в 1854, 57 и 58 г.г.) и ходатайство причта о личном материальном улучшении своего быта (1856 – 58 гг.) не дали, так сказать, случая обратить внимание Опекунского совета на эту потребность. Только с 1859 г. в клировых ведомостях к стереотипной фразе: «оный собор достаточно снабжен от монарших щедрот утварью и ризницей»⁴⁰, начало прибавляться: «но от долговременного употребления ризница пришла уже в ветхость и требует исправления». В самом деле, одна серия ризницы прослужила уже 25 лет и начала портиться, если не от частого употребления, то от времени. Другая же, хотя просуществовала и кратчайший срок, но была в постоянном употреблении. (А предшествовавшая ей, находившаяся в таком употреблении, потребовала себе перемены даже через десять лет). Поэтому, кроме официального заявления перед епархиальным начальством в клировых ведомостях, причт частным образом обращался в контору вдовьего дома с указанием сегo недостатка и получал уверения в исправлении оного. А когда он, задерживаемый, таким образом, в составлении и представлении новых описей церковного имущества, по новым, изданным святейшим Синодом, формам, – просил Духовную консисторию по сим причинам об отсрочке, то консистория, указом от 18 августа 1859 г. № 4496, предписала ему снестись с начальством вдовьего дома о том, «к какому времени предполагается оным устроить для собора новую ризницу и остановиться представлением ныне новой описи в консисторию в таком только случае, когда предположенные изменения в ризнице будут произведены не далее, как в настоящем году». Но ожидания и консистории, и причта не оправдались, потому что сей последний, в январе 1860 г. доносил консистории: «мы надеялись, что ризница будет устроена в истекшем году, но до настоящего времени переделан только один № старой ризницы⁴¹, на полное же устройство новой и переделку имеющейся ризницы, упомянутое начальство надеется в непродолжительном времени получить разрешение из опекунского совета, куда уже сделано представление».

И действительно, по поручению конторы представлены были фабрикантом Лихачевым образцы и смета на устройство новой ризницы в замене, обветшавшей; эта смета по исчислению простиралась свыше 16 т. руб. сер. Но тогдашний смотритель Голиков, занятый мыслью о реставрации собора, предполагая внесть эту смету в общую смету по возобновлению, едва ли и делал настоятельные представления об удовлетворении не терпевшей отлагательства нужды. Известно, что дело об исправлении собора год от году затягивалось, и в облачениях оказался недостаток не только для служб вседневных, но и воскресных, не говоря уже о всегдашних одеждах на престолах и жертвенниках, пеленах на них и о церковных завесах, перегоревших от солнца и перееденных пылью. Ризницу, которую протоиерей Недешев опасался часто употреблять назад тому 15 лет, пришлось пустить в такое употребление теперь: понятно насколько она могла выдержать это употребление. Чтобы сохранить ее от полного разрушения, причт, как показано выше, на церковные суммы исправил один № и, не дожидаясь полного богатого укомплектования всей ризницы, нашелся вынужденным вновь 14 апреля 1862 г. обратиться в контору вдовьего дома с представлением об удовлетворении лишь насущной потребности исправления и дополнения; при чем смета на этот предмет исчислена уже была только в 2592 руб. 60 к. Вдовий дом, как видно из отношения г. смотрителя к настоятелю собора, от 10 января 1863 г. № 36, «Признавая со своей стороны необходимым исправление пришедшей в ветхость ризницы, повергал ходатайство причта на благоуважение Опекунского Совета. «Но при настоящем случае сей последний журналом своим от 21 декабря 1862 г. положил»: при соображении настоящего представления с относящимися до содержания собора постановлениями оказывается: 1) что по штату собора, Высочайше утвержденному 9 сентября 1858 г. особого расхода на поддержание ризницы не назначено, и что сумма, определенная на составление капитала большого ремонта, не должна быть употребляема на другие предметы; 2), что кроме суммы, назначенной по штату собора на его содержание отпускается из кабинета Его Императорского Величества, на основании Высочайше утвержденного 31 мая 1835 г. положения и штата собора, ежегодно 2501 руб. 72 коп., из коих с 1 января 1849 г. за отчислением 2237 р. 15 коп., на содержание причта при церкви Воспитательного Общества благородных девиц, причисляются к капиталу большого ремонта для употребления на поддержание и обновление ризницы только по 264 р. 57 коп. в год, в 3) что по распоряжению Духовной консистории, имущество церкви, куда относится утварь, ризница, сбор свечной, кошельковый и пр., пο примеру прочих соборов, должно находиться в заведывании местных священно-церковнослужителей и старосты церковного, которые обязаны иметь сие имущество в своем наблюдении и о ремонтировании оного представлять на разрешение Духовной консистории, – Опекунский Совет полагает: предоставить вдовьему дому, объявить священнослужителям собора, что они с ходатайством об отпуске потребной суммы на обновление ризницы, по содержанию приведенного постановления епархиального начальства, обратиться (могут или должны)? в С.-Петербургскую духовную консисторию».

В виду таких мотивов, по которым Опекунский совет отказывал причту в его справедливом требовании, ему, действительно, ничего более не оставалось, как отрапортовать епархиальному начальству с надлежащим разъяснением вещей, тем более, что консистория неоднократно напоминала о представлении церковной описи, составленной по новой форме, а причт каждый раз указывал на невозможность закончить оную по невыполнению обновления ризницы, которое было обещано еще в 1859 г. и в котором теперь окончательно отказано.

На самом же деле, хотя по последнему штату особой суммы на поддержание церковной ризницы и не было положено, но этот штат касался только сумм, отпускаемых Опекунским советом, а не кабинетским, о которых в нем совершенно умолчено, но которые по прежнему штату имели, между прочим, своим назначением и поддержание ризницы, согласно с коим до 1851 г. и употреблены были трижды самим же Опекунским советом. За вычетом этих расходов, капитал этот к 1849 г. составлял с процентами более 30 тыс.руб.сер. И хотя с этого года ежегодная прибавка с 2501 руб. 72 коп. упала на 264 руб. 57 коп., но все же, с 1849 г. по 1863 г. образовала еще сумму в 3703 руб. 98 κоп., не считая процентов.

Озабочиваясь исправлением ризницы, причт указывал, что к 1863 г. один кабинетный капитал с процентами, если бы он не допущен был к отчислению на иной предмет, мог бы образовать 100,000 р., – чего достаточно было бы на поддержание и обновление не только ризницы, но и самого собора, который год от году приходил в большую неблаговидность и повреждение. Он недоумевал также, о каком распоряжении консистории говорит Опекунский совет, по которому, если утварь и ризница находятся в заведывании причта и старосты, то на ремонтирование их они, будто бы, должны представлять консистории, и не только представлять, но и просить об отпуске потребной суммы. Если это касается прямо собора, то не консистория передала утварь и ризницу в заведывание причта, а министерство финансов, как оно же здание собора и церковные дома передало в заведывание конторы вдовьего дома. Но это не значило еще, чтобы причт должен был и поддерживать, и обновлять утварь и ризницу на собственные или церковные средства, как и вдовий дом не тратил ни копейки на поддержание собора. Это значило только, что священных вещей нельзя было поручить на хранение какому-нибудь чиновнику, унтер-офицеру, вообще мирянину. Если же Опекунский совет имел в виду устав духовных консисторий, в котором есть подобные, хотя и не буквально, верно, приведенные статьи, то это, отнюдь, не распоряжение самой консистории и касается общего епархиального управления, а не такого смешанного, как управление собором. И потом – каких искать в консистории сумм, когда она учреждение административное, а не финансовое? Затем, предполагая, что Опекунский совет имел в виду суммы сбора свечную, кружечную и кошельковую, – причт подробно изложил их назначение и употребление, и в заключение сказал, что епархиальное начальство «едва ли найдет средства для поддержания такого храма, как собор, тем более, что устройство его вызвано не нуждами приходскими, не собственным его усмотрением, а высочайшей властью, которая в свое время предусмотрела и обеспечила его нужды». По этому репорту, поданному 23 марта 1863 г. № 51, указом Духовной консистории, от 31 декабря того же года за № 6254, предписано причту, «чтобы составили примерную смету на возобновление и пополнение соборной ризницы и справку о том, какое количество кошельковой суммы остается свободными остатками к январю 1864 г. и сколько можно употребить на ризницу, и за тем, сколько нужно просить денег на этот предмет от Опекунского совета, и такую смету и справки представили в консисторию при репорте». Надобно полагать, что в то же время епархиальное начальство относилось и к Опекунскому совету об исправлении как ризницы, так и вообще собора. А причт, возбужденный ложным слухом о немедленном преступлении к исправлению собора, вновь обратился в контору вдовьего дома с напоминанием о состоянии ризницы, которая, «начав приходить в ветхость в конце 50-х годов, и не будучи своевременно, не смотря на заявления в 1860–62 гг., поддержана, ныне дошла до такой степени изветшания, что прежде составленная и поданная в контору смета на ее исправление, при настоящем ее состоянии, оказывается неудовлетворительной, потому что только одни из облачений, так называемые нешвенные ризы, могут быть подвергнуты переделке по достаточному количеству вещей однообразных, за тем ризы и стихари одиночные не представляют уже никакой возможности, не говоря о церковных завесах и одеждах на престолы, жертвенники и аналогии, которые требуют совершенной замены новыми, равно как и ризница, для крестных ходов – Крещенская и Александровская». При чем, присовокуплял, что «если Опекунский совет в 1862 г. и отказал в возобновлении и пополнении, то в настоящее время, заботясь о внешнем исправлении собора, не может не обратить, внимания и на ризницу оного, так как в состав большого ремонта входит поддержание и обновление ризницы, что можно видеть как из первоначального положения и штата собора (прим. 4), так и из признания самого Опекунского совета, выраженного в пункте 2-м упомянутого выше журнального постановления. Собор же, имея остаточной от 1863 г. суммы всего 95 р. 13 κоп., ни на пополнение, ни на возобновление ризницы никаких средств доставить не может». Но прежде, нежели причт, по требованию консистории, представил сведение о церковных свободных суммах и смету на исправление, это исправление началось по распоряжению самого Опекунского совета, причиной чего послужило приближавшееся торжество столетнего юбилея от основания Общества благородных девиц, которое предположено было начать совершением Божественной литургии и молебствии 5 мая 1864 г. в соборе, при собрании воспитанниц всех заведений и в присутствии Высочайшей фамилии. Исправлены были ризница нешвенная (№ 1), крестовая золотого глазета, построенная в 1851 г., два из ординарных облачений и сделаны вновь две завесы. Конечно, это подновление обнимало далеко не все нужное, но причт утешался тем, что, по крайней мере, дело начато и представления его не остались бесплодными. На самом деле оказалось совершенно противное: от 18-го мая, № 2189, получен указ консистории, с отношением к Преосвященному митрополиту Его Императорского Высочества принца Петра Георгиевича Ольденбургского от 14-го апреля № 1937, которым требовалась не только уплата издержанных на упомянутую поправку 1684 руб. 50 коп. из церковных доходов, имеющих поступить в текущем году, но «чтобы и впредь дозволено было, не отсылая церковных доходов в консисторию, обращать свечной и кошельковый сборы на ремонт ризницы и другие нужды собора». Впрочем, определение консистории было таково: «так как основания, приведенные в нынешнем отношении Его Императорского Высочества, принца Петра Георгиевича Ольденбургского, те же, по коим Опекунский совет в 1862 году отказал в отпуске сумм на ризницу, и которые признаны причтом несправедливыми, тο о представлении в консисторию отзыва и пo семy отношению вместе со сведениями, какие затребованы указом от 31-го декабря 1863 года № 2654, предписать причту и церковному старосте с приложением копии с отношения, – с тем, чтобы они представили отзыв и о том, могут ли надеяться возместить означенную сумму из средств собора, не касаясь свечной суммы». Так как причины отказа здесь были мотивированы несколько иначе, то потребовалось новое изложение дела; именно: в настоящем отношении говорилось, что 1) «по Высочайшему повелению 1835 года собор поступил в ведение Опекунского совета, под ближайшее наблюдение вдовьего дома, и ежегодный на содержание ceгo собора расход до 13,000 руб. отнесен на счет сумм совета». Вполне признавая справедливость первого положения, на второе причт должен был заметить, что «штатная сумма 32,600 р. асс., исчисленная на ежегодное содержание собора, священно-церковнослужителей и дома их, не отнесена на счет сумм Опекунского совета, а отпускалась из Государственного казначейства до 1849 г.», собственно же церковные суммы, сборы свечной, кружечный и кошельковый, по примеру прочих приходских церквей и по ст. 4-й положения, предоставлены в распоряжение Св. Синода. 2) В этом отношении, вместо общего указания на распоряжение епархиального начальства, прямо указано было на указ Духовной консистории 1838 г., которым, будто бы имущество церковное изъято было из ведения Опекунского совета, и ремонт сего имущества будто бы принят на себя епархиальным начальством. Разъясняя силу этого указа, вызванного исключительными обстоятельствами (как показано выше), причт должен был сказать, что и сам Опекунский совет до 1863 г. не придавал ему такого смысла, «не возлагал на духовную консисторию обязанности поддерживать и обновлять ризницу для собора»; напротив, по представлениям его, несколько раз пополнял ее из сумм большого ремонта, согласно положению. 3) Вследствие этого, причт собора и не обращался, и не мог обращаться к Духовной консистории «об ассигновании, как говорилось в отношении, суммы потребной на возобновление ризницы собора из доходов собора, поступающих в распоряжение оной, а только доносил ей о ветхости ризницы и просил о ходатайстве пред Опекунским советом, чтобы он обратил внимание на обветшавшую ризницу и на самый собор». 4) Что Опекунский совет, употребивший 1864 р. на поправку ризницы, не ссудил этой суммой собор, а «только поступил по сил 1-го примечания к положению о соборе, т. е. оставшиеся в 1863 г. от найма певчих 500 р. и от постройки для них кафтанов также 500 р. (таковая сумма в 1000 р. должна оставаться и в настоящем 1864 г. в экономии собора) дополнил на другой предмет по представившейся нужде»; впрочем, в этом и не было нужды, потому что для ризницы было чистого капитала, без процентов, накопившегося с 1849 года из сумм кабинетских, 3968 руб. 55 коп. «Даже если бы Опекунский совет и давал заимообразно вышеозначенную сумму, то причт, не имея и не предвидя возможности выплатить ее из кошельковых сборов, не просил бы и не мог бы принять ее без разрешения и ручательства епархиального начальства, с которым совет не делал никакого предварительного сношения по сему предмету». 5) Указав на то, что в 1849 г. ремонтная сумма уменьшена была без сношения с епархиальным начальством, которое участвовало при составлении штата и признало ее необходимой для собора, причт 6) доносил, что кошельковой и кружечной суммы за расходами оставалось к 1864 г. 95 руб. 13 κ., а к 1-му июля того же года 4 р. 52 к. Наконец, 7) признавая недостаточность поправленной ризницы, прослужившей раньше целые 30 лет, причт находил нужным прибавить в ней один № полной новой ризницы, три прочных ординарных облачения для воскресных дней, один № великопостной вседневной ризницы, три № таких же облачений вседневных для крестных ходов – Богоявленского и Александровского – по две фелони и по два стихаря, к ризам подризники и одежды на два малые престола, жертвенники и два аналоя; на все это по его предположению требовалось приблизительно до 3500 р. с., да на исправление и пополнение золотой и серебряной утвари до 1000 р. Репорт причтом представлен был 10-го июля 1864 г. Но прежде, нежели заготовлен и послан был от Преосвященного митрополита ответ на отношение от 10-го апреля, соответственный настоящему отзыву, почетный опекун, управляющий вдовьим домом и Собором всех учебных заведений, повел дело далее, именно: передавая г. обер-прокурору Святейшего Синода об этом отношении, он «просил содействия, чтобы церковные кружки собора, по примеру прочих церквей, подведомственных Опекунскому совету, каждый месяц ревизуемы были смотрителем вдовьего дома вместе с настоятелем собора и церковным старостой, и чтобы часть суммы, вырученной из свечного и кошелькового сборов, отделяема была на ремонт ризницы и утвари церковной». Сообщая об этом Преосвященному митрополиту, г. и. д. обер-прокурора счел нужным прибавить: «что свечной сбор есть единственный источник для образования и приготовления священнослужителей., в коих Опекунский совет также нуждается для своих собственных целей (обучения детей Закону Божию в подведомственных оному заведениях, занятия мест священников и проч. при домовых, церквах), а потому отделение этого сбора, имеющего определенное назначение на другие потребности, едва ли может быть признано удобным» (3-го августа 1864 г. № 4985). Посему на отношение Его Императорского Высочества, принца Петра Георгиевича Ольденбургского, с прописанием отзыва причта, отвечено (от 14-го августа № 2726), что «епархиальным начальством не усматривается ни основания, ни удобства к уплате ныне из кошельковых сумм собора 1684 р. 50 κ., равно и к прекращению впредь отсылки из собора в консисторию свечных сборов для обращения их на ремонт ризницы и другие нужды собора, так как эта сумма от всех приходских церквей, какой есть и Собор всех учебных заведений, представляется Св. Синоду для составления капитала на содержание духовно-учебных заведений»; а г. и. д. обер-прокурора (от 3-го сентября № 2882) прописано настоящее определение, к которому добавлено, что «на учреждение ревизии сумм собора смотрителем вдовьего дома епархиальное начальство не может изъявить согласия, так как Воскресенский собор есть вместе приходский, и церковные его суммы подобно прочим приходским церквам, ежемесячно свидетельствуются причтом с церковным старостой, прихода-расходование сих сумм вносится в шнурозапечатанные книги, выдаваемые на сей предмет из консистории, и отчетность в оных не может подлежать ведению Опекунского совета, который имеет в распоряжении своем суммы, собственно, по высочайше утвержденному штату, назначенные на сей собор».

Конечно, все эти отзывы, прямо противоположные желаниям и настояниям Опекунского совета, нисколько его не удовлетворяли. Поэтому от 6 декабря, № 5500, на имя Его Высокопреосвященства последовало новое отношение от управляющего IV отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, принца Петра Георгиевича Ольденбургского, где, после упоминания прежней переписки, приводится последний отзыв Высокопреосвященного и уже в несколько исправленном виде говорится, что «с 1849 г. все расходы, указанные в штате собора, обращены на доходы совета, сумма же, отпускаемая и поныне на усилие средств собора из кабинета Его Императорского Величества, почти вся обращена с того же 1849 г. на содержание вновь учрежденного причта церкви воспитательного Общества благородных девиц с Высочайшего соизволения, последовавшего по тому уважению, что причт этот⁴² и до упразднения его в 1835 году, когда обязанности его были возложены на духовенство Собора всех учебных заведений, был, содержим на счет той-же самой суммы, которая и ныне отпускается из кабинета Его Величества и входит в состав доходов собора. Независимо от сего, Опекунский совет принял на себя, сверх удовлетворения штатных по собору расходов, и обеспечение священно-церковно-служителей собора, равно и вдов их пенсиями. При таком положении дела представлялось, по мнению Опекунского совета, не только согласным с упомянутым определением Духовной консистории⁴³, но и вполне справедливым, чтобы с отнесением всех расходов по содержанию собора на счет Опекунского совета собственно церковные нужды собора, куда относится возобновление ризницы и утвари, были бы удовлетворяемы из кошельковых и церковных сборов подобно тому, как это делается во всех других церквах ведомства Опекунского совета, доходы которых ограниченнее Собора всех учебных заведений, так как богослужение в них совершается почти исключительно для призреваемых и учащихся. За всем тем, как по отзыву Вашего Высокопреосвященства, ни кошельковые суммы, по незначительности оных, ни свечные сборы, по особому их назначению, не могут быть обращаемы на расходы по ремонту ризницы и утвари, что Опекунский совет готов изъявить согласие на покрытие означенных расходов из собственных средств, но лишь тогда, когда кошелькового сбора будет для сего недостаточно, и когда при том наблюдение за поступлением кошелькового сбора и расходованием оного, равно и за бережливым употреблением всех принадлежностей ризницы, будет возложено вместе с церковным старостой и на смотрителя вдовьего дома.» На предписание консистории от 15 декабря «о доставлении по содержанию этого отношения ближайших и подробных сведений не позже 21 числа того же месяца» причт замедлил ответом; репорт (№ 59) им представлен лишь 26 марта 1865 г. В нем приводятся те же доказательства, что и прежде, впрочем с добавлением, согласно новой постановке вопроса: Bo 1) причт говорит, что ссылка на указ 1838 г. неосновательна: Духовная консистория не имела никакого повода к изданию указа в желаемом Опекунскому совету смысле, потому что собор, ризница и утварь в 1838 г. были совершенно новые, и все средства, дарованные Высочайшей волей для поддержания и пополнения оных, были совершенно достаточны. Сам Опекунский совет не мог и принять определение низшей духовной инстанции, изменяющее Высочайшую волю, и действия Опекунского совета по отношению к собору до 1863 г. доказывают, что ни Опекунский совет, ни почетные опекуны собора, ни ближайшее начальство, заведующее собором, ни епархиальное начальство не понимали иначе слово, «заведовать», как в смысле хранения и употребления утвари и ризницы; а не в смысле пополнения, поддержания и обновления». Указ касался ризницы, упраздненной монастырской церкви и хранения, и употребления вновь устроенных для собора утвари и ризницы, «так как правилом церкви мирским людям возбранено касаться священных предметов храма». 2) Опекунский совет изъясняет, что он принял на себя удовлетворение штатных по собору расходов, а ризница принадлежит к штатным расходам собора, и притом, сам Опекунский совет сознается, «что и поныне отпускается из кабинета Его Величества сумма 2301 р. 72 к., что и поныне она входит в состав доходов собора, значит, и поныне она есть неотъемлемая собственность собора; а об этой сумме в 4-м примечании штата говорится, что «она употребляется для подержания и обновления ризницы». Если же эта сумма почти вся отчислена на другой предмет, «тο о таковом изменении важнейшей статьи положения о соборе епархиальное начальство не уведомлено Опекунским советом. И хотя оно на отношение г. статс-секретаря Гофмана, от 29 ноября 1848 г. № 5826, и отозвалось, что, препятствий к учреждению при Обществе благородных девиц особого причта, с приличным содержанием и помещением, не встречается», но в этом отзыве нет речи о лишении собора штатной ремонтной суммы и о замене ее кружечной и кошельковой суммой собора». 3) Да в этом причте не было и действительной надобности, потому что ни от священнослужителей собора не было никакого отзыва о затруднениях соединять обязанность законоучительскую со службой их при соборе и исправлением треб по приходу (тем более, что они своевременно были и устраняемы по распоряжению епархиального начальства), – ни со стороны Общества благородных девиц не было никакой жалобы епархиальному начальству на какие-либо упущения законоучителей. Если бы даже настояла надобность в отдельном священнике, то лучше бы отделить одного из соборных с жалованьем соборным, а не отнимать средств у самого собора. Но если уже почему-либо признано необходимым определить целый отдельный причт и взять нa его жалованье из ремонтной суммы собора, тο, пο расчислению самого Опекунского совета, и для всех трех членов (священника, диакона и дьячка) нужно было только 942 р. 86 к. Для чего же из той же суммы берется 644 р. 29 к. за уроки Закона Божия, когда жалованье за преподавание положено законоучителям, как и всем учителям, из сумм Воспитательного общества, и еще квартирных причту 650 р., когда все члены его помещены в казенных квартирах (чего и требовало епархиальное начальство при учреждении причта)? Эти лишения 1294 р. 29 к. в течение 25 лет составили бы капитал в 32 007 р. 90 коп. без процентов, достаточный и для поддержания собора его ризницы и утвари. 4) Опекунский совет, вероятно по неосновательным донесениям, составил преувеличенное понятие о кружечном и кошельковом сборе собора, стоящего в безлюдной части города, и потому желал бы возложить ремонтирование утвари и ризницы на эти суммы; но эти суммы в продолжении 30 лет никогда не восходили выше 2000 р. в год; в первое десятилетие средним числом составляли 556 р., во второе 954 р., а в третье, и тο по особому случаю, возросли до 1620 руб. Изложив за тем все расходы ординарные и экстраординарные, сделанные в течение этого времени из сумм соборных, причт говорит: «все вышеизложенное, а равно и тридцатилетняя давность существования ризницы и утвари при беспрестанном ее употреблении свидетельствуют не о не бережливости оной причтом, а об особенном рачении его, о сохранении оной: ибо никакая вещь, даже металлическая, бывающая в частом употреблении, тем более одежды, не могут и 10 лет существовать без поправки и обновления». 5) Домовые церкви, особенно открытия для сторонних посетителей, не идут ни в какое сравнение с собором: а) там на все есть штатная сумма, б) расходы на ризницу, не часто употребляемую и для двух человек, не могут быт значительны, в) расходов на освещение почти нет, г) доходы кружечные и свечные за воскресенья и праздники остаются в церкви, а не расходуются в будни, как в соборе, д) да и публика в открытых домовых церквях в 100 человек далеко превосходит 1000 соборных и по своим средствам и по приношениям, е) таких церквей около собора четыре, отвлекая от собора своими удобствами прихожан, они, однако, от свечной своей продажи не приносят ни одной копейки на общую пользу воспитания духовного юношества. 6) В заключение причт говорит, что кошелькового сбора не достаточно не только для ремонта ризницы, но едва им покрываются и неизбежные по церкви расходы, как показано выше, но что и Опекунскому совету не для чего принимать этого ремонта на свой счет, так как за два года есть остаток штатной суммы в 2529 р. 14 κ., «на который может быть не только окончено возобновление, но и сделано некоторое пополнение ризницы собора». Наблюдение за церковным сбором, кроме церковного старосты, смотрителем вдовьего дома, как лицом совершенно неизвестным прихожанам, не умножит этого сбора, а скорее, уменьшит без главного участия причта, который этим пунктом явно устраняется от сего участия и, следовательно, лишается доверия в копеечном сборе, тогда как главному наблюдению eгo 1-м и 5-м правилами инструкции, Высочайше утвержденной, и прихожанами поручены церковные суммы и действия церковного старосты; кроме того, статьей 4 Положения о соборе, наблюдение за поступлением и употреблением церковных доходов в соборе предоставлено распоряжению Св. Синода, на основании Высочайшего указа, возложившего это дело на высшее епархиальное начальство, которое и имеет надлежащий контроль за действиями причта и церковного старосты в собирании, употреблении и хранении церковных сумм.

Такие сведения, представленные причтом, епархиальное начальство признало уважительными и служащими доказательством, что заключение Опекунского совета несогласно с штатным положением о соборе и с другими, относящимися к этому предмету, узаконениями и обстоятельствами и, следовательно, неудобно к приведению в исполнение, о чем, с приложением отзыва причта, и послан ответ от 30 мая 1865 г., № 1626. По получении этого ответа Опекунский совет не замедлил дать иное направление делу, именно: отношением от 29 октября № 6622, он обратился к посредству г. Обер-Прокурора Св. Синода с таким предположением, что, хотя собор первоначально и подчинен был Св. Синоду, но как потом содержание его перенесено на суммы Опекунского совета, а для церквей учреждений подведомственных Опекунскому совету существует особое Высочайше утвержденное положение, по которому «церковные старосты избираются начальством заведений, с согласия управляющих оными почетных опекунов, и утверждаются епархиальным архиереем; заведывание же церковным имуществом, в том числе свечными и жертвуемыми на богослужение храма деньгами, а также другими случайными доходами лежит на обязанности начальства заведений, старост и священнослужителей, и что расход церковной суммы свыше 100 р. разрешается почетными опекунами, управляющими заведениями; – то Опекунский совет предполагал ходатайствовать о Высочайшем соизволении на распространение правил сего положения на Собор всех учебных заведений, с тем, однако же, чтобы та часть свечного сбора в нем, какая до ныне обращаема была на содержание духовных училищ и впредь передавалась на тот же предмет в Духовное ведомство. При чем присовокуплял, что как собор, после его отстройки в течении 30 лет поддерживаемый лишь обыкновенным ремонтом, требует ныне капитального исправления, на которое имеющийся в наличности ремонтный капитал недостаточен, то он может согласиться на принятие всей издержки по возобновлению собора на свой счет только в случае приведения в действие означенного предположения, если же начальство вдовьего дома будет оставаться устраненным от участия в наблюдении за расходованием церковной суммы, и потому лишено будет возможности сбережением от этой суммы увеличивать ремонтный капитал собора для предстоящих в будущие годы исправлений значительных в нем повреждений, то Опекунский совет, не быв вполне уверен в возможности уделять часть своих доходов на этот предмет, будет поставлен в необходимость ныне же всеподданнейше ходатайствовать о передаче собора в епархиальное ведомство с прекращением отпуска сумм на содержание его и состоящих при нем священно-церковно-служителей, так как воспитательное Общество благородных девиц и вдовий дом имеют свои церкви». Когда же Опекунскому совету заявлено было, что собор, как приходская церковь, касательно свечной суммы подлежит Высочайшему указу 26 июня 1808 г.; а как он ныне доставляет прибыльной суммы 981 руб. 75 коп., которая постоянно может увеличиваться, то «предположение совета тогда только не встретит препятствия со стороны Св. Синода, когда свечная сумма и впредь будет передаваться в Духовное ведомство в полной цифре, за расходом на покупку воска и свеч»; – тогда в отзыве своем на это заявление Опекунский совет, от 1-го февраля 1866 г. № 827, указывая на двоякое назначение собора и на большие, по временам, в нем ремонтные издержки, говорил, «что справедливо было бы отделить половину, или, по крайней мере, четверть свечного сбора на покрытие собственно церковных издержек», приняв во внимание малолюдность и бедность местности; но если Св. Синод и за сим признает необходимым, чтобы весь сбор от продажи свечей поступал на содержание духовно-учебных заведений, то Опекунский совет, как и прежде, изъявляет готовность оставить собор в своем ведении и доставлять весь свечной прибыльный сбор, но только «под тем непременным условием, чтобы по выбору старосты собор был подчинен правилам Высочайше утвержденного положения для церквей ведомства Опекунского совета, а суммы расходуемы были не иначе, как с разрешения почетного опекуна, управляющего вдовьим домом». Совет просил окончательного отзыва, так как оказавшиеся в соборе повреждения требуют безотлагательного исправления. По содержанию сего, внесено предложение г. обер-прокурором в Св. Синод, а сим последним от 10-го марта № 462 послан к преосвященному митрополиту указ с требованием его мнения. Но прежде, нежели это мнение могло быть составлено, Опекунский совет снова от 15 марта сообщил г. обер-прокурору, «что повреждения в здании собора дошли до таких размеров, что необходимо немедленно приступить к исправлению их⁴⁴, пользуясь наступающим удобным временем», и просил скорейшего отзыва «касательно возбужденного вопроса о передаче собора в заведывание совета». В виду таких настояний, епархиальное начальство, выведши на справки все эти разновременные и разнообразные требования, положило: «Обращая внимание на возможность предполагаемой советом придачи собор в непосредственное ведение епархиального начальства, соединенной с неизбежным затруднением удовлетворять всем хозяйственным потребностям собора из одной кошельковой суммы, вовсе недостаточной для всех сих потребностей без пособия сумм Опекунского совета, с другой стороны, полагая, что участие совета в наблюдении за прихода-расходованием кошельковой суммы, само собой, обнаружит несостоятельность выраженного им как бы недоверия к хозяйственным операциям причта и контролю епархиального начальства, – признать возможным изъявить согласие на предложение совета о применении правил 9 июня 1856 г. к Собору всех учебных заведений, но только с некоторыми ограничениями, которые вызываются особым положением собора, как приходской церкви, каковой ему определено быть первоначально Высочайше утвержденными правилами, каковой же он остается и при предполагаемых советом нововведениях, именно: 1) чтобы выбор церковного старосты к Воскресенскому собору производим был на общем основании прихожанами с участием при сем случае и начальства вдовьего дома, равносильным тому, какое законами предоставлено причту, и с предоставлением сему начальству представлять к выбору своих кандидатов; утверждение же избранного кандидата, по соглашению с почетным опекуном, предоставить епархиальному начальству; 2) чтобы в случае утверждения старосты из лиц неподведомых совету допущен был чиновник его ведомства, по назначению г. попечителя, к участию наравне с причтом в наблюдении за прихода-расходованием церковной суммы на церковные потребности при посредстве старосты, утверждение же расходов свыше 100 р., по соглашению с г. попечителем, предоставляемо было епархиальному начальству, так как ограничить это разрешением одного почетного опекуна было бы несообразно с самим источником этих сумм, собираемых от прихожан и поступающих в церковную собственность, непременно подлежащую ведению церковной власти; 3) чтобы доход свечной суммы оставался неприкосновенным в пользу духовно-учебных заведений и все счетоводство по этой сумме производилось существующим законным порядком; 4) чтобы вдовы и сироты соборного причта, не пользующиеся пенсией из сумм опекунского совета, продолжали получать пособие, производимое из церковной суммы ныне, и впредь, в подобных случаях, были назначаемы пособия, и вообще все потребности по богослужению и др. были исполняемы, как это было доселе». Св. Синод в своем определении от 1 мая, буквально приводя условия сих ограничений, о церковных расходах сказал, однако же, только: «чтобы свыше 100 р. с. они утверждаемы были почетным опекуном»; равным образом о назначении впредь пособий положил так: «а на будущее время таковые пособия были назначаемы по соглашению епархиального начальства с почетным опекуном», о порядке же расходования на потребности к богослужению и пр. и вовсе умолчал. Но Опекунский совет, принимая эти ограничения, «признавал, однако необходимым, для предотвращении впоследствии могущего возникнуть из тех ограничений недоразумения, определить эти ограничения с большей точностью и в сих видах, по положению своему 27 мая, просил обер-прокурора графа Толстого, отношением от 19 июня за № 3581, предложить Синоду – «не признано ли будет с его стороны возможным дополнить помянутые ограничения правилом: 1) что общеустановленные свидетельства как церковной суммы, так и свечного сбора, должны быть производимы при участии лица, назначенного от вдовьего дома управляющим оным почетным опекуном; 2) чтобы отчетность и счетоводство по ознанным суммам ведены были по правилам положения для церквей ведомства совета, и чтобы к кружкам для сбора доходов прилагаема была сверх церковной и печать уполномоченного от вдовьего дома, и 3) чтобы все расходы и менее 100 р. были записываемы в подлежащие шнуровые книги с расписками получателей или с приложением счетов, и таким образом не оставались бы безызвестны начальству вдовьего дома». Предложения эти также буквально приведены в новом постановлении Св. Синода от 13 июля. Оба эти определения, совместно изложенные в отношении г. обер-прокурора от 21 октября, № 9486, и прописанные в указе Духовной консистории от 1 ноября, № 4921, для руководства причту и церковному старосте, как и надобно было ожидать, поставили их в затруднение касательно ведения отчетности. В самом деле, определения Синода, ставшие известными и епархиальному начальству только в конце октября месяца, г. обер-прокурором сообщены были Опекунскому совету уже 29 июня № 6723, при чем в этом сообщении говорилось, «что Синод по рассмотрении изложенных в отзыве Опекунского совета, от 19 июня за № 3581, правил о способе ежемесячного свидетельствования сумм Воскресенского всех учебных заведений собора и ведения по ним отчетности нашел, что сии правила, составляя точное определение степени участия Опекунского ведомства в наблюдении за церковными суммами означенного собора, по существу своему направлены к возможно большему сбережению оных и к установлению большей правильности в их отчетности, и потому препятствия к приведению в действие не встречают». В силу этого сообщения, Опекунский совет журналом от 12 августа № 4722 постановил: «О содержании сообщенных обер-прокурором Св. Синода определений оного Синода, состоявшихся 1 мая и 13 июля сего года, для руководства –по первому в отношении избрания церковных старост и назначения из церковной суммы пособий, а по второму в отношении способа свидетельствования церковной суммы и свечного сбора, ведения этим деньгам отчетности и условия расходования церковной суммы, – дать знать вдовьему дому копией с сей статьи». А сей последний от 28 августа, № 2067, прислал причту общее с церковным старостой предписание такого содержания: «Препровождая при сем для исполнения и руководства копии с журнала Опекунского совета от 12 августа и с положения Высочайше утвержденного о церквах и церковных старостах ведомства учреждений Императрицы Марии, равно кассовую, материальную и свечную книги, форму ежемесячного свидетельства сумм, вдовий дом покорнейше просит доставить к 1-му сего сентября сведения: а) о имеющейся в наличности разных сборов суммы с подразделением оной; б) ведомость о церковном имуществе, в чем бы оное ни заключалось; в) ведомость о количестве свечных, как стоящих у местных иконах и люстрах, равно и о имеющихся огарках; г) ведомость о всех находящихся в соборе кружках для денежных сборов; д) ведомость о лицах, получающих от собора пенсии и пособия с показанием, на каком основании они выдаются и в каком размере. К участию же наравне с причтом в наблюдении за прихода-расходованием церковной суммы, при посредстве церковного старосты, по распоряжению г. почетного опекуна, управляющего собором, назначен эконом вдовьего дома». Не получая приказаний от епархиального начальства, причт, конечно, не мог подчиниться этим распоряжениям начальства светского, изменявшим весь прежний строй хозяйственного управления и ведения счетоводства и отчетности. Указ Духовной консистории об определениях Св. Синода от 1-го ноября, за № 4921, предъявлен причту 4-го числа того же месяца. Между тем, почетный опекун от 9-го ноября, № 2727, писал причту: «На основании журнала Опекунского совета сего года, сообщенного конторой вдовьего дома причту собора 28-го августа за № 2067, и вследствие указа Духовной консистории оному причту от 31-го октября (?) за № 4921, предписываю причту немедленно допустить местное начальство вдовьего дома к освидетельствованию всего церковного имущества собора и сумм свечного, кошелькового и кружечного сборов, равно и других сумм, поступавших в собор под какими-либо другими наименованиями, и, вместе с тем, к введению порядка и отчетности согласно Высочайше утвержденному положению о церквах и церковных старостах ведомства учреждений Императрицы Марии, и о неотложном исполнении требований вдовьего дома, поименованных оным в отношении от 28-го августа». Препровождая это предписание почетного опекуна, смотритель вдовьего дома в своем отношении от того же 9-го ноября, № 2728,· «покорнейше прося причт в полном составе своем завтрашнего дня в 2 часа пополудни пожаловать в собор для приведения в исполнение как помянутого предписания Его Высокопревосходительства, так и сообщенного в копии журнала Опекунского совета и указа духовной консистории», со своей стороны предписывал: «При чем должны быть представлены для поверки все книги о приходах и расходах сумм собора, книги, в кои вписываются все приношения в храм и пожертвования в пользу причта». Предписания предъявлены причту в 9¹/₂ часов утра 10-го числа, а в час пополудни контора вдовьего дома в полном своем составе (смотритель, эконом и бухгалтер) явилась в собор для ревизии. Напрасно причт представлял, что такая ревизия, без ведома епархиального начальства, несвоевременна, так как указом Духовной консистории предписано допустить к соучастию только при ежемесячных свидетельствах сумм церковных, а не среди месяца, и при том, одного чиновника вдовьего дома, а не всю контору, и что предписания г. Почетного опекуна, а тем более, конторы вдовьего дома превышают определения Св. Синода от 1-го мая и 13-го июля, – представления его не были приняты во внимание, и обревизованние сумм и кружек произведено, не смотря на то, что настоятель, он же и благочинный, удалился из собора, взяв с собой и церковную печать. Составленный при этом акт остальные члены причта должны были подписать. От 11-го числа, № 147, донесено было об этом событии Его Высокопреосвященству, и преосвященный митрополит, отношением от 26-го ноября № 3944, просил почетного опекуна «сделать распоряжение, чтобы утвержденные Св. Синодом 1-го мая и 13-го июля правила касательно Воскресенского собора приводились в исполнение без произвольного к ним добавления, какие оказываются в описанном рапорте благочинного распоряжения и действия вдовьего дома, как потому, что они были несвоевременны, так и потому, что касались не только сумм церковной и свечной, но и заключающихся в кружках разных наименований и даже пожертвований в пользу причта». В ответе своем от 19-го декабря, № 3097, почетный опекун писал, что из потребованного им объяснения от смотрителя вдовьего дома он усмотрел, что 10-го ноября, по получении уже причтом Воскресенского собора указа С.-Петербургской Духовной консистории от 1-го того же ноября № 4921, смотритель вдовьего дома, обще с экономом и бухгалтером, явились для освидетельствования сумм собора лишь на первый раз, для введения нового порядка, ныне же, по сделанному распоряжению, установленное свидетельство сумм произведено сего 1-го декабря во всем, согласно с точным и буквальным смыслом утвержденных Св. Синодом 1-го мая и 13-го июля правил касательно Воскресенского собора, а также и Высочайше утвержденного положения о церковных старостах и церковных суммах по заведениям, подведомственных С.-Петербургскому Опекунскому совету, и вместе предписано конторе вдовьего дома не требовать на будущее время сведений о пожертвованиях в пользу причта». О чем и дано знать причту и церковному старосте указом консистории от 31-го декабря 1866 г. № 5666. Но так как всеми этими распоряжениями и мероприятиями все еще не решался вопрос об отчетности, потому что в первом определении Синода (от 1-го мая) пунктом 5-м положено было, «чтобы доход свечной суммы оставался неприкосновенным в пользу духовно-учебных заведений и все счетоводство по этой сумме производилось существующим законным порядком», а во втором – пунктом 2-м определено, «чтобы отчетность и счетоводство по означенным суммам (церковной и свечного сбора) ведены были по правилам положения для церквей Опекунского совета», формы же отчетности, принятые советом, совершенно не согласны с формами, существующими в духовном ведомстве, равно и порядок представления ее должен был вполне измениться при введении правил положения Совета, – то причт не без причины выставлял свое затруднение касательно того, каким образом должна быть продолжаема свечная и денежная отчетность по собору: по приходно-расходным ли книгам, данным консисторией, с представлением в оную через благочинного годичных ведомостей и отчетов, или по формам, которые еще в августе месяце прислала к ним контора вдовьего дома, по предписанию Опекунского совета, и в таком случае препровождать церковную отчетность Почетному опекуну для представления Опекунскому совету, без всякого отношения и зависимости по этому предмету от благочинного и консистории; посему рапортом от 21-го ноября, 1867 г. № 161, и испрашивал у консистории разрешения своего недоумения. Разрешение на эти вопросы пoследовало лишь при выдаче новых приходно-расходных книг в 1868 г., за окончанием старых в 1867 г. в июле месяце и представлением оных в консисторию на ревизию. В указе Духовной консистории по этому случаю, от 3-го мая № 3214, между прочим пояснено: «Так как предписанное Собору всех учебных заведений указом 1-й экспедиции Духовной консистории от 1-го ноября 1866 г., на основании определения Св. Синода, сведение отчетности и счетоводства церковных и свечных сумм по правилам положения для церквей Опекунского совета, а также выдача от означенного совета конторе вдовьего дома шнура-запечатанной кассовой книги, не освобождают причт и старосту собора от заведывания суммами и не отрицают необходимости иметь им и на будущее время приходно-расходные книги от епархиального начальства, и так как другим пунктом определения Св. Синода, изложенным в том же указе Духовной консистории, постановлено, чтобы доход свечной суммы при соборе оставался неприкосновенным в пользу духовно-учебных заведений, и все счетоводство по этой сумме производилось существующим законным порядком, что прямо указывает на необходимость иметь этому собору приходно-расходные книги от епархиального начальства и давать этому начальству строгую отчетность в свечных, по крайней мере, суммах: тο консистория определяет выдать причту и старосте новые таковые книги и требовать, чтобы все статьи прихода и расхода денежных сумм, поступающих в собор от промена свечей и от доброхотных приношений прихожан, независимо от кассовой книги, находящейся вне контроля со стороны епархиального начальства, ежемесячно вносились и в эти книги и утверждались подписом не только членов причта и старосты, но и уполномоченного для совместного заведывания церковными суммами от вдовьего дома, если только он сего пожелает» и пр.

Правда, свечная прибыль в 1867 г. вдруг увеличилась на 350 руб. слишком, но это случилось от того, что по формам Опекунского совета не различались свечи продажные от свечей, употребляемых для безвозмездного освещения, так что огарочный воск от сих последних, с самого начала и доселе употреблявшийся для поддержания благолепного освещения, должен был по этим формам обратиться в статью чистого прихода и значительно увеличить прибыльный фонд. Между тем, двухлетний опыт наблюдений (1867–68 гг.), при строгой экономии, не оправдал надежд на ожидаемые сбережения от расходования кружечной и кошельковой суммы;· от 1866 года оставалось еще 26 р., но в последующие два года она издерживаема была вся без остатка⁴⁵. Такой результат заставил контору вдовьего дома в начале 1869 г. (января 31-го) войти в Опекунский совет представлением о том, что «для устранения копоти в возобновленном соборе (вместо прежних канделябров в 760 свечей) предположено устроить в трех арках главного купола люстры с 276 свечами, которые должны зажигаться как в высокоторжественные, так и в праздничные дни, на что приблизительно потребуется до 500 руб. в год. Этот расход, не имея особого источника, необходимо должен быть отнесен на кошельковую сумму; но как таковой оказывается недостаточно даже и на определенные расходы, как то, на выдачу пособий вдовам и сиротам духовного звания, на покупку просфор, вина, ладана, масла и др. необходимые мелочные расходы, то неизбежным представляется потребную для приличного и соответственного храму освещения сумму 500 руб. сер., отнести на свечной сбор или же на суммы Опекунского совета. Кроме сего, на возобновление собора хотя и отпущено из суммы большого ремонта 54 т. р., но через несколько лет ремонтирование потребует несравненно больших издержек (именно деревянные переплеты, простоявшие 35 лет), для чего ремонтного капитала будет недостаточно»; поэтому вдовий дом и предупреждал о возможности пасть этим издержкам на суммы Опекунского совета. Опекунский совет в марте месяце того же года отвечал, что «на основании определений Св. Синода от 1-го мая и 13-го июля, расход на освещение собора во время богослужения должен быть покрываем из свечного дохода, так как по смыслу помянутых определений, отсылке в духовное ведомство подлежит лишь та часть свечного дохода, которая может оставаться за всеми расходами на покупку воска и свечей. А в виду сделанного заявления о будущих ремонтировках, он не может вновь не обратиться к вопросу о средствах к содержанию собора»; и за тем, указав на содержание собора, на его двоякое назначение, и на ограниченность средств совета, которых «едва достаточно на покрытие даже самых необходимых расходов по содержанию вверенных ему заведений», продолжал: «по сему, принимая на вид с одной стороны затруднения, которые предстоят в будущем по ремонту собора, а с другой указ Св. Синода от 14-го ноября 1810 г., коим от взноса свечного дохода освобождены все церкви ведомства учреждений Императрицы Марии, и то обстоятельство, что некоторые церкви и кафедральные соборы, по уважению значительных расходов на содержание их, также пользуются помянутым исключением, Опекунский совет положил: просить Его Императорское Высочество, Главноуправляющего IV отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, по предварительном сношении с г. обер-прокурором Св. Синода, исходатайствовать Высочайшее Его Императорского Величества соизволение на освобождение собора от обязанности отсылать остатки от свечного сбора в Духовное ведомство, с дозволением обращать их, на собственные нужды собора, и к сему присовокупить, что в случае, если признано было бы со стороны Св. Синода невозможным на это согласиться, то совет полагал бы Собор всех учебных заведений передать в епархиальное ведомство с прекращением отпуска сумм на содержание собора и состоящих при нем священно и церковнослужителей, с обращением отпускаемых на сей предмет определенных по штату 12 782 р., кроме расходов на постепенные прибавки к жалованью духовенства, на другие предметы благотворительности». Действительно, от 1-го мая того же года за № 2246, на имя обер-прокурора Св. Синода поступило отношение Его Императорского Высочества, главноуправляющего IV отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии об изъятии Воскресенского всех учебных заведений собора от представления свечной прибыли на нужды духовно-учебных заведений, на основании доводов, изложенных в вышеупомянутом постановлении. Св. Синод, при рассмотрении этого отношения, принял во внимание, 1) что при подчинении собора ведению Опекунского совета, самим советом уже признано было вполне справедливым обращение свечной по собору прибыли на нужды духовно-учебных заведений, по примеру прежних лет; 2) что в виду недостаточности денежных средств, состоящих в ведении св. Синода на покрытие расходов по содержанию духовно-учебных заведений, в 1866 г. уже воспоследовало распоряжение Св. Синода об отмене существовавших до того времени изъятий некоторых соборов и церквей от взноса свечной прибыли на изъясненный предмет, и 3) что в настоящее время, при совершающемся преобразовании помянутых учебных заведений, по уставам и штатам Высочайше утвержденным 14 мая 1867 г., не представляется возможности определить достаточно ли имеющихся ныне в ведении Св. Синода денежных средств для указанной цели, даже при Всемилостивейше пожалованном пособии из сумм Государственного Казначейства на улучшение содержания тех заведений, – и нашел, что всякое уменьшение означенных средств посредством ли изъятия от взноса свечной прибыли в пользу духовно-учебных заведений некоторых церквей, в том числе и Воскресенского всех учебных заведений собора, или от других причин, не может не отразиться неблагоприятно в отношении к средствам содержания духовно-учебных заведений, по окончательном их преобразовании; почему признал невозможным изъять этот собор от представления свечных прибылей на нужды духовно-учебных заведений. Об этом определении Св. Синода, состоявшемся 25 июня/17 июля 1869 г., исправляющим должность обер-прокурора сообщено было исправляющему должность Главноуправляющего IV-м отделением от 16 августа, № 10 010. Ровно через год, после состоявшегося определения Синода, на основании обязательств самого Опекунского совета и по затруднению в денежных средствах для целей воспитания духовного юношества, решительно, отказавшего в уступке свечных прибылей, именно от 17-го июля 1870 г., № 4050, тот же г. исправляющий должность Главноуправляющего IV-м отделением статс-секретарь Шторх уведомил того же г. исправляющего должность обер-прокурора Св. Синода, что «Опекунский совет, соответственно упомянутому заявлению, вынужден был ныне повергнуть изложенный вопрос на окончательное Всемилостивейшее разрешение, при чем, не преминул довести до монаршего сведения о причине двукратного отказа Св. Синода в освобождении собора от обязанности взноса свечных денег в Духовное ведомство. Его Императорское Величество, удостоив принять во внимание, что Собор всех учебных заведений считается приходской церковью только по названию, но не имеет ничего общего с характером прочих приходских церквей, надобности которых покрываются прихожанами, или же ассигнуются из сумм епархиального ведомства, а в соборе, по бедности прихода, тяжесть издержек падает всецело на один лишь Опекунский совет, средства коего за переходом сохранной казны в Министерство финансов, крайне теперь ограничены и едва достаточны для самых неизбежных расходов по вверенным ему учреждениям, благоволил, по всеподданнейшему докладу его статс-секретаря Шторха, в 27-й день июня текущего года, Высочайше повелеть: «Упомянутый собор изъять из числа приходских церквей, с оставлением оного в управлении Опекунского совета, наравне с прочими подведомственными совету церквами, а также с обращением в исключительную пользу собора получаемых им свечных доходов, по примеру других светских церквей, которые, на основании указа Св. Синода от 14-го ноября 1810 г., избавлены от представления этих доходов в епархии». О таком Высочайшем повелении Его Высокопреосвященству объявлено указом Св. Синода от 20 авг. за № 2412, а причту для зависящего в чем следует исполнения указом Духовной консистории от 17-го сентября, за № 4289.

Таким образом, изъятием собора из числа приходских церквей, каковой он был ровно 35 лет, с епархиального начальства сняты и последние заботы о его благосостоянии. Но причт от них не освобожден; потому что, по правилам инструкции совета, он обязан быть приобретателем церковных средств, хотя и не распорядителем в употреблении оных.

В заключение сего отдела, для составления более полного понятия о церковном хозяйстве по соборным суммам, не лишним считаем представить таблицы движения этих сумм по десятилетиям, и за последнее пятилетие.